Ну и публика в пригородных электричках! Трясусь в тамбуре, поглядывая по сторонам и царапая в блокноте мысли. Вокруг одни мужики. Накурено, но стоять в душном вагоне не хочется. Один вошел, повернулся и бросил пластиковую бутылку между вагоном и платформой. Другой дышит на меня жирным чебуреком. Двое, подперев межвагонные двери, заливаются с утра пивом. На лицах потребность в самых простых инстинктах. Сожрав чебурек, достает телефон: "Алло, ма, я еду... на электричке". Наверное, мамочкин сыночек, хотя на вид лет 40. А вот молодое поколение. В ушах плеер - интересно, что у него там, "бумер заводной" или "Black eyed peas"? Отсутствующий взгляд в окно и поток сигаретного дыма изо рта, я в метре от него. Осенний дождь, запотевшие изнутри стекла двери, слезами стекают несколько капель. Двери открываются - глоток свежего воздуха. Сожравший чебурек, упершись в стену и посапывая, сползает ко мне.
Подольск. Чехов. Серпухов.
Кондукторы. У нас билеты только на вход. Отделываемся штрафом.
Народу все меньше и меньше. Сидим. Едим. Кругом приличные люди.
Ясногорск. Дождь продолжается.
Подъезжаем. Хомяково. Рядом с нами расположились торговцы сладостями и заколками. Они переходят из вагона в вагон, вещая: "Уважаемые пассажиры, предлагаем вашему вниманию... одна - 15р, три - на 40р". Подслушала, как одна из них, с воротником из руки азиатского ухажера, спрашивает у соседа: "Ты под дождь попал? Я попала. Сегодня с утра накрутилась, а теперь ... Веришь?"
Удостоверившись у вошедших милиционеров, что "это Тула", покидаем вагон. Ухабы платформы скопили лужи. Плетясь в направлении общего движения, выходим на привокзальную площадь, прямо перед нами гостиница 2* "Москва". Берем одноместный номер с допраскладушкой (дешевых двухместных нет) и видом на вокзал.
Хлестаков чесался от блох в гостинице уездного города N. Мы не чесались, но вид мебели вернул нас в далекое прошлое, известное не мне, но моему спутнику. Претензий не имею: ванная, ТВ марки TCL и даже радио. Перекусив и бросив сумки, отправляемся.
ТУЛА
По главному проспекту Ленина движемся к Кремлю. Город не такой красивый, как Калуга или Владимир: широкие улицы с длинными интервалами остановок, в основном хрущевские, реже - сталинские дома, мало церквей. Люди одеты скромно. Как москвичи, озабочены проблемами. Вечером на улицах мало гуляющей молодежи.
Подходим к Кремлю и уже видны вдали купола и зубчатые (как в Кремле) стены. А вот и музей самоваров! Всякие-разные - большие и маленькие, разного металла, в форме вазы, шара, желудя... Самый маленький - на три капли и самый большой - на 450 литров, весом 500кг, высотой 1.8м и диаметром обхвата 1.5м. Предок самовара - сбитенник - получайник (с ручкой и носиком), полусамовар (с топкой внутри), в нем заваривали мед и пряности, а потом носили по ярмарке, предлагая подкрепиться горячим напитком с баранками. Подарки тульских мастеров семье Николая II - по самовару вместимостью с чашку каждой из дочерей, а Алексею - с украшением в виде короны. Впервые увидела сахарную голову - сплошной сахарный столбик округленной формы, его кололи щипцами. Сувенирные самовары из бересты, фарфора, сахара. Самовару уже около 800 лет, а родился он на Урале.
Входим в тульский Кремль. Правильной прямоугольной формы, протяженность стен 1км. 9 башен. Посередине летний Успенский собор (под реконструкцией), рядом - бывшая церковь, ныне - Музей оружия. На криминалистике учили устройство горячего оружия и механизм выстрела, но по музею я плелась как вяленая вобла, от стула к стулу музейных теток. Попросила: "покажи мне самое важное". Помню женское охотничье ружье - его древко обтягивалось тканью в цвет платья, богато украшенное золотом и камнями именное оружие, дуэльные пистолеты, корабельный и самолетный пулеметы, ПК, ПМ, Макс... В общем, от кольчуги с копьем до экспортных моделей. Указ об учреждении в Туле оружейного завода издал в 1712 Петр I.
На десерт оставался музей пряников.
- Не подскажете, как доехать до музея пряников?
- Музей пряников?
- Да.
- Не знаю такого.
- Вы что, не местные?
- Местные, но музея пряников не знаем. Есть магазин пряников.
- Ну как же? Все в Тулу едут, чтоб музей пряников посмотреть, а вы не знаете...
Перепрыгнув с тротуара через лужу на подножку троллейбуса, еду в музей-магазин пряников. Заслышала пряный сладкий запах - понятно, куда идти. Казалось бы, какой может быть музей пряников? Что там выставлять? Но выставить все же есть что. Экскурсовод как сказку рассказывает о многовековой традиции печь пряники. "Пряник" от "пряность", т.к. всегда имел пряную начинку. Их пекли в форме домашних животных, ожидая хорошей плодовитости, с ними засылали сватов: примет девушка пряник - значит, согласна, отошлет обратно - ищи другую. В качестве десерта именинник разрезал подаренный пряник на всех - после этого пора и честь знать, расходиться по домам. Смотрим на видео технологию производства пряника: в деревянную форму вжимают тесто, кладут начинку, сверху опять тесто, равняют края и выпекают. Пряники разных форм, юбилейные, праздничные, именные... Самый большой (с половину стола) и самый тяжелый (36кг). Здесь же их можно продегустировать с чаем из... тульского самовара, конечно же.
Рядом магазин. Прилавок облеплен покупателями. Большие подарочные - штучно, обычные прямоугольные - на вес. Беру по одному: с черной смородиной, с ананасом, с цукатами, мятный, ... Есть еще с яблоками, с джемом, со сгущенкой, с орехами...
Довольная, выхожу на улицу. Холодная влажность. Закутаться в платок и сесть на троллейбус, домой, в Москву.
В "Москве" горячий душ, телевизор, постель. Нужно отдохнуть перед вечерней прогулкой по городу. Тульское телевидение вещает о подготовке к отопительному сезону, а потом - передача о приезде в Тулу Есенина, об аллее, где он любил гулять и где теперь стоит его бюст. В Хомяково у него была пассия.
Выходим из номера, слышим хлопанье крыльев - в корридоре в окно влетел голубь и бьется, не может вылететь. Хочу взять его в руки, а он стучится грудью в стекло, расправив крылья. Наконец он в моих руках, теплый, легкий, мягкий, улетает в окно.
Спускаемся на первый этаж, проходя мимо ресепшн, молча протягиваю ключ - движение, знакомое больше по курортно-морским вояжам.
Идем пешком в сторону центра. Темнеет. Еще раз увидеть вечерний Кремль или посидеть в кафе? Примерившись к нескольким вариантам, заходим в интересный ресторанчик-трамвай. Вдоль больших окон столики, по узкому проходу бегают деловые официантки. Кому мяса, а мне горячего чая. На улице мало машин, мало людей. По сырому асфальту вытянулись отблески фонарей, сизое небо. День в городе-герое Туле, не сдавшемся ни разу ни татарам, ни фашистам, закончен.
День 2.
ЯСНАЯ ПОЛЯНА
Сойдя на остановке "Ясная Поляна", пешком направляемся по дороге, ведущей вдаль. Кругом поля, печальные стройные березки и хорохорящиеся красные клены. Где-то там - музей-усадьба.
Напротив главного входа - "Прешпект". Деревянная мебель, на окнах белые деревенские шторки, подвязанные снизу, между окнами спускаются тканые половики. Усевшись у окошка и раскрыв пошире шторки, открываю меню. Борщ и салат по рецепту С.А.Толстой подойдет. Так, глядя в окно трактира, Ноздрев заприметил Чичикова, из такого трактира он повез его к себе в гости.
Подходим к двум башенкам центрального въезда и попадаем на главный прешпект - по нему катились кареты и, может быть, моя нога стоит на том же месте, где стояла когда-то нога Толстого. Слева большой пруд - один из каскада разбитых прудов. По дорожкам симметричные деревья, яблоневый сад, уединенные аллеи, парник-оранжерея, лошадиный хлев, птичник, хозяйственные постройки.
Толстому Ясная Поляна перешла по наследству, и он приехал заниматься хозяйством, покинув Казанский университет в 19 лет, не доучившись. В 34 года женился на Софье Андреевне Берс, ей было 18 - возраст, когда человека еще можно "переделать" под себя, к тому же, она происходила из семьи врача и не была избалована. Она родила ему 13 детей (до сознательного возраста дожили 8). Большую часть жизни Толстой прожил в Ясной Поляне, уезжал за границу и в Москву (на зимние месяцы). Умело вел хозяйство, сажал деревья, разводил лошадей и изучил психологию лошади ("Холстомер"). Открыл школу для крестьянских детей и сам учил их, дозволяя сидеть на подоконниках. Уроки проводил без расписания, занимались тем, чем хотели, без переменок и домашних заданий.
Нас ведут в дом Толстого. Здесь все помнит его взгляд и прикосновение. Дерево бедных с колокольчиком - в него звонили крестьяне, пришедшие по какому-либо вопросу. Большая веранда с перилами, увитая диким виноградом, где все собирались за столом. Черное больничное кресло, в котором его возили во время болезни 1901-1902. Переходим из комнаты в комнату: передняя - зал - гостиная - кабинет - спальня - комната С.А. Толстой - секретарская - библиотечная - "комната под сводами" и комната для приезжающих. По всему дому деревянные шкафы с книгами на разных языках. Толстой в совершенстве владел французским, немецким, английским, в той или иной степени еще 11 языками.
Работал Толстой в тишине, по нескольку раз правя написанный текст, стремясь к идеалу. Софья Андреевна, к примеру, семь раз переписывала "Войну и мир". Его почерк не всегда можно было понять - иной раз домашние соревновались в этом и, если не осиливали, шли к Толстому. Он подносил к близоруким глазам рукопись и говорил иногда: "И сам не могу разобрать, что я тут написал". Мысль опережала руку.
Под конец жизни Тостой тяготился богатством, званием и стремился к простой крестьянской жизни. Хотел даже раздать имение по кускам, встретив непонимание родных. "Для того, чтобы понять жизнь, я должен понять жизнь не исключений, не нас, паразитов жизни, а жизнь простого трудового народа, того, который делает жизнь, и тот смысл, который он придает ей". Какое глубоко христианское суждение.
Один из сыновей Толстого писал позже о крестьянине Сютаеве: "Сютаев сходился с моим отцом в очень многом. - Удивительно, - говорил отец, - что мы с Сютаевым, совершенно различные, такие непохожие друг на друга люди, шедшие совершенно различными дорогами, пришли к одному и тому же совершенно независимо друг от друга. Так же, как и отец, Сютаев отрицал церковь и обрядности, и так же, как и он, он проповедовал братство, любовь и "жизнь по-божьи". "Все в табе, - говорил он, - где любовь, там и Бог".
По тропинке идем к могиле, вступаем в зону тишины (здесь нельзя говорить - каждый должен подумать о своем Толстом). Я удивленно: "Это могила?" - "Да" - "Нет, не может быть" (хочу идти дальше) - "Да стой ты". Перед нами аккуратный вытянутый холмик, поросший травой, без креста и памятника, такой же простой, как сам Толстой в штанах и рубахе, подпоясанный ремнем.