Мама меня в детстве называла - "сволочи кусок". Это за то, что я ведро воды над калиткой приспособил, думал, друг Колька придет, душ примет. Пришла соседка в новом платье, показать маме обновку.
Второй раз назвала так же, когда порубал новое крыльцо топором у соседа. Еле удрать успел, когда он за мной с этим же самым топором гнался. А что его дочка, Любка, дразнится? Я тогда дрова колол, а она язык показывает.
Года в три, по лестнице, приставленной к дому, забрался на крышу, прополз по другой лестнице, которая на крыше лежала, и залез на трубу. Уж больно хотелось узнать, откуда дым идет. Соседка увидела и маме сказала. Как спустился вниз, и как меня называли, не помню, помнит другое место. Примерно в том же возрасте соседскому мальчишке Семке, который был старше года на четыре, осколком стекла попал в голову. Опять досталось.
С братом, который, наоборот, был младше на три года, играли прутиками в мушкетеров. Конечно, три года разницы дали о себе знать, и бедный братишка удрал от меня за дверь. А я прутик в замочную скважину сунул. А он смотрел, где я. Чуть ему глаз и не выколол. Получил. Я, конечно. Братишка, хоть и увязывался часто за мной, за что и страдал, все-таки за моей спиной пересиживал. У мамы уже на него сил не оставалось после меня.
Помню, в огороде, под липами, гнездо обнаружил. Осиное. Мы с братишкой подошли, решили поковырять, посмотреть, кто там живет. Посмотрели. Я-то быстро бегаю, натренировался с соседом. Успел на веранду забежать. А братишка не успел. Маленький потому что был. А мама подумала, что это я дверь запер и его не пустил. Кто я после этого?
А знаете, как мы всенародный праздник под названием Иван Купала отмечали? Сейчас узнаете. Это ж все ночью происходит. А фонари у нас ночью не горят. Они и днем не горят, потому что чего им гореть, если я с трехлетнего возраста не только стеклышки научился в Семку бросать. Так вот, берем мы картофелину, привязываем за суровую нитку и так часиков в 12 ночи подвешиваем к окошку к одной хорошей знакомой, которая меня как-то вилкой в живот пырнула. Она рыбу жарила, а я был не кто-нибудь, а командир тимуровской звездочки. И мы к ней пришли, чтобы помочь по хозяйству. А она подумала, что за рыбой. Зрение у нее было слабенькое, очки такие в черной оправе носила, мы ее, естественно, "Очкастая" и звали. Как тут не отомстить?
Во-первых, живот у меня потом две недели чесался, рыба какая-то ядовитая, видно, была. Во-вторых, от мамы я опять удостоился титула своего, соседка же пришла жаловаться, что мы у нее рыбу всю съели. Еще и врет нагло. Ну, взяли для кота немного, так не всю же. Всю не успели, она с вилкой примчалась. Из сада, где мои тимуровцы яблоню трясли. Или грушу. Пока остальные крыжовник со смородиной проверяли, поспел или нет. Хотели помочь "Очкастой" со сбором урожая, как и положено тимуровцам. Не поняла она, потому что хотела дрова, которые мы к соседу успели перенести, назад забрать. А мы же у нее спросили, дрова ей нужны или нет? И у соседа спросили. Кто ж виноват, что она ответила "нет", а сосед - "да".
К тому же, видела она плохо, так что картофелину могла и не заметить. Вот мы ей и подвесили. Тут-тук. А она в окно. Тук-тут. А она: "Кто там?". Тук-тук. А она на улицу. А никого. Ну, вы уже догадались, откуда анекдоты да мультики про почтальона Печкина берутся. Из моих детских воспоминаний. Все - правда, и не сомневайтесь даже.
Часа в три ночи нам уже надоедало слушать, как бабулька бьется головой о стол и поет: "Тук-тук, тук-тук, кто там, кто там". Дворов еще много и дел - по горло. Первым делом, идем к другому соседу. Он за мной с топором гонялся, от топора и погибнет. Подпираем дверь в дом лопатой, которую одолжили где-то. Валялась - наверное, не нужна была. Берем хороший кусок стекла и на крышу. Даром я в детстве раннем тренировался. Стекло, конечно, на трубу. Пусть дым зря не пропадает. Хоть лето, печь по утрам все равно топят. Скотине там еду приготовить, то, се. Газа-то тогда не было. Его, правда, и сейчас нет, но это уже не по моей вине.
Стеклышко положили, да и пошли дальше. Не до утра ведь ждать, пока печь затопят, да подумают, что пожар. И в дверь. А дверь не открывается. Потому что лопата крепкая. А потом - в окно. А под окном - сами догадайтесь, что. А нечего скотину некачественной пищей кормить. И крышка в колодце гвоздями двухсотками заколочена. По периметру. Гвозди там как раз рядом с лопатой валялись. Вместе с топором. Сосед, конечно, когда на минное поле попадет, сразу к колодцу побежит. Да не добежит сразу. Мы, перед тем, как лопатой дверь подпереть, ямку такую небольшую выкопали. Один метр на два метра и на один метр. Он, хоть и невысокий, сосед, но что нам, жалко? Мы прутиками эту ямку обложили, а сверху - сеном прикрыли, как раз оно там сушилось той корове, которая поле минировала под окном.
Крапива там еще вдоль забора росла, хорошая такая крапива, сочная. Мы, конечно, перед этой ночью на Ивана Купалу готовились. Ночью-то темно, сами понимаете. Да мы после подготовки, что хочешь с закрытыми глазами найдем. А соседа жалко все-таки. Как ему там одному в этой ямке лежать? Твердо, да и земля сырая. Мы ж ее сначала из колодца полили, чтобы мягче была. А чтоб не холодно - крапивки набросали. Спи спокойно, дорогой сосед.
Вы только не подумайте, что мы всем подряд такое устраивали. Только тем, кто нам, пацанве, житья не давал. Хорошим людям мы, наоборот, помогали. То телегу привезем от плохих, то дровишек подбросим. А кое-кому и будку собачью вместе с Тузиком. Чтобы свои дрова охранял.
Некоторым даже материально пытались помочь. Найдем кошелек старый, натолкаем бумаги, подцепим за ту же нитку и подбросим где-нибудь на дороге. А сами за ворота. Помню, идет соседка, которая маме платье приходила показывать. А тут кошелек лежит. Она к нему наклоняется, а мы его к себе подтягиваем. Она наклоняется, а мы подтягиваем. И так, пока в калитку не упрется. Бац головой, а сверху ведро воды! В чувство ведь привести надо. А то уже миллионершей себя почувствовала...
Все это почему-то происходило на моем дворе. Возле дома лежало большое, длинное бревно, не знаю, что там отец хотел строить. Вот на нем по вечерам и собиралась вся наша улица. А днем играли в карты. В основном, в "Кинга". На интерес. Денег, конечно, у нас не было, играли на воду. Кто сколько очков проиграет, столько грамм воды и выпьет. Только граммами не обходилось. Помню, Толик, а это было уже в ноябре, снега еще не было, но холодно, проиграл что-то очень много. И не первый раз. Уже не лезло, но мы у него предварительно туфли, чтобы не удрал, отобрали. Удрал все равно, босиком, пусть, говорит, лучше моя совесть лопнет. Но во время учебы мы играли не часто. В выходные дни родители дома, в будни - школа. Летом - другое дело. Собирались часто и надолго. А молодые растущие организмы иногда хотели кушать. Лучше сказать, всегда хотели. Так что в доме подметалось все и в огороде частично. Ну, разве там огурчик какой-нибудь притаится. Результатом всего этого было очередное... Вы догадались.
А за что мама меня ругала такими словами? Я в школе хорошо учился. Что учительница ни скажет - все делаю. Вон, командиром тимуровской звездочки выбрали, так я, несмотря на полученную от "Очкастой" рану, всю улицу обежал. Все посмотрел, записал, кому помочь нужно. Книжку "Тимур и его команда" два раза перечитал. Мне Васька Квакин не понравился. Я решил с Тимура пример брать. Вдруг когда-нибудь тоже в мягком вагоне прокачусь. И девочка мне одна нравилась. Она из Архангельска к соседке Таньке приехала. Я ее даже в свой отряд записал. Ну, шестерка у меня получилась тимуровская, а не пятерка. Откуда я тогда знал, что звездочки разного цвета бывают? У меня на рисовании вообще всякие рисовались. То пяти, то шести. И карандаш только один был заточенный - синий. А училка, Марь Ефимовна, маму в школу вызвала. А мама что? Мама опять.
Я, как всех обежал, полночи не спал. План составлял, кого первым "отимурить". Кандидатур много было, но всех сразу нельзя. Вдруг у всех вилки будут, что я тогда, как решето буду ходить? Хотя я еще подумал, что было бы неплохо, когда в карты проиграю, чтобы вода сразу выливалась. А с другой стороны, у меня и так дырок хватает. Зачем мне еще, чтоб ребята девчонкой дразнили?
Там от нас недалеко одна старушка жила. Я мимо шел, смотрю, ей ворота новые сделали. Еще и не покрасили даже. Я в щелочку посмотрел, а она во дворе стирает. Воду из колодца таскает, а он далеко. И вилки в руках нет. Жалко мне ее стало, побежал отряд звать. Думаю, надо побыстрее, пока рыбу не начала жарить. У нас что-то все тогда рыбу жарили. Потому что другой сосед, он у нас на очереди третьим был, на рыббазе работал. Сторожем. Так он, наверное, боялся, чтобы эту рыбу не украл кто-нибудь. Каждое утро приносил домой целый мешок. Я один раз ему помог донести, так у него этой рыбы... Наверное, в нашем пруду разводить собрался. Ну, я его и записал сразу третьим, чтобы потом перенести, пока не испортилась. А-то она и так уже вонючая. Копченая потому что. Свежую он соседям пораздавал. Я и место заметил, где он ее прятал. Сосед с работы утром придет, а рыбка уже в пруду. Можно рапортовать, галочку ставить. Мы ведь за призовое место боролись - культпоход в кино...
А старушке мы столько воды нанесли из колодца, так она довольна была. Завтра, говорит, еще приходите. Правда, два ведра утопили, но она еще об этом не знала тогда. Мы потом прибежали вечером, часиков в 12, нарисовали на новых воротах звезду пятиконечную, чтобы все знали, что мы тут ей помогаем. Хотели шести, нас же из-за этой девчонки больше стало, да краски не нашли синей. А карандашом - долго. И всего-то на одной половинке ворот нарисовали. Правда, на всей.
Я еще пост возле ее дома на ночь хотел поставить. Уже и будку присмотрел, чтобы, если дождь, спрятаться. Там как раз недалеко уборную один дяденька строил, еще не успел поменять. Но Колька, друг мой самый лучший, он комиссаром в звездочке числился, не захотел. Я, говорит, как Карацупа хочу, с собакой. Ну, я сразу про Тузика вспомнил. Так его после того, как мы с дровами перетащили, на улицу больше не выпускали. А будку в сарай заперли. Насчет будки, конечно, у меня план был. Но я ж не могу сам в ней с Колькой сидеть. У меня дел по горло.
Хорошо, девчонка эта, не зря я ее взял, придумала. Сразу видно, что из Архангельска. Давайте, говорит, мы ее фамилию на второй половинке напишем. Чтобы все знали, кто здесь живет. Здорово придумала! Я, когда уборную осматривал, видел там банку с краской. Красная такая краска. Заметная. Как раз для уборной. Дядька тот пожарником работал, ему этот цвет, видно, нравился очень. Я за краской Машку послал, она там жила недалеко.
Так и написали: "Здесь живет Глядькуева". Еще последние пять букв не поместились, пришлось в две строчки писать.
А назавтра приходим, все замазано, а нас как погнали... Я-то убежал.
Не поняли мы ничего, что ей не понравилось? А потом нам рассказали, что утром раненько, когда все на работу идут, соседские парни, постарше нас (мы с ними не дружили, они плохие были), увидели то, что мы написали, и пару буквочек на фамилии подправили. Решили, видно, чтобы лучше смотрелось. Первую, кажется, подрисовали под "б", думали, у нас краски не хватило. И шестую, которая отдельно на строчке новой плохо видна была, чуть-чуть круглее сделали. И пошли себе на работу. А остальные, что шли на работу, так чуть и не опоздали. Так им интересно было, что мы там написали.
А я опять заработал, потому что командиром был. Мама еще спрашивала, кто это меня научил такие слова писать. А я и говорю, что в школе сказали, всем, кто инвалид, написать. Которым мы помогать собирались. Я ж не знал, что там написано. Я это только лет через десять узнал. Ну, может, чуть раньше.
Этих взрослых не поймешь. Ну, бросили мы тому соседу в уборную полкилограмма карбида, который уволокли со стройки. Так он ведь уже новую строил, мы ему помочь хотели. И весной огород удобрять не надо было. За что мне весь день на липке сидеть пришлось? Сосед пришел, весь в г..., раскричался, куда банка с краской пропала? Вечно этим девчонкам нельзя ничего доверить. Я ж Машке в полупустую банку из-под краски воды налил, размешал, занеси, говорю, рядом ведь живешь. А она не занесла, побоялась, наверное. А я опять виноват.
Очень обижало, почему "кусок"? Правда, тогда я был маленький. Может быть, поэтому? А может, намекала на то, что остальное у меня было хорошее, а просто там, внутри, сидит такой чертик, который меня подбивает на все эти пакости. Может, его хотела выбить мокрой тряпкой после очередного моего тимуровского подвига. А я не понимал и убегал на свою любимую липу, где у меня было "гнездо" и куда даже Колька, лучший друг, никогда не залезал.
А мама нас любила. Обзывалась, конечно, иногда, да как с нами иначе. Время было послевоенное. Росли, как трава в поле, родителям не до нас было. А в поле не только трава, но и всякой всячины военной хватало. Которую мы и бегали подбирать. Сыну военкома тогдашнего, моему ровеснику, не повезло. Высунулся посмотреть, почему снаряд в костре не взрывается и...
Беспокоилась она за нас, сорванцов. Это понятно. Вот только всю жизнь хотел спросить, почему кусок-то, что она этим хотела сказать? Да так и не спросил.