Александра Абрамовна

Соколова Евгения: другие произведения.

Александра Абрамовна

Сервер "Заграница": [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Помощь]

Комментарии: 56, последний от 01/06/2011. © Copyright Соколова Евгения (jennyferd@yandex.ru) Обновлено: 27/01/2007. 17k. Статистика. Рассказ: Израиль Иллюстрации: 1 штук.		Оценка: *7.856** Ваша оценка:
Аннотация: ....меня не оставляет желание рассказать о её жизни, о молодости.. О том, куда же, по её словам, она мчалась и примчалась ...каких высот достигла в науке...как любила дочек...каким счастьем в жизни был муж Юра, с которым прожила свыше 50 лет. Как жаль, что такой целью я не задавалась при своём общении с Александрой Абрамовной. Мне только нравилось слушать её во время неторопливых прогулок по дорожкам Гана Давидов или в уютном доме Катаевых в Яффо.

Мои воспоминания субъективны. Но субъективное всегда одна из сторон объективного.

А в пределах этой субъективности я отвечаю за достоверность написанного.

А.А. Катаева-Венгер

Лет десять назад мне часто приходилось приезжать в тель-авивский район Яффо "далет", где жила семья младшей дочери. Моя Маша училась в то время на курсах программистов в Тель-Авивском университете, а её дети, то есть мои внуки, были маленькими. Вот я и приезжала их пасти, чтобы дать возможность Маше учиться.

Мы выходили гулять в парк, который носил поэтическое название "Ган Давидов". Там же выпасала мальчика Витю, ровесника моего Мишки, пожилая пара. Это были Александра Абрамовна и Георгий Иванович Катаевы. Разговорились, познакомились, подружились, как это часто бывает в Израиле с русскоязычными репатриантами одной группы крови. Оказалось, что она - профессор детской психологии, он - преподавал физику в школе Колмогорова и в течение многих лет был доцентом МГУ. Пара была трогательная, всегда под руку, всегда - благожелательность друг к другу и к окружающим, неизменная любовь к Витеньке. Он называл жену Шурой, она его - Юрой.

Я с сожалением не могла не заметить, что Александра Абрамовна пользуется слуховым аппаратом. И что она не видит собеседников. Но...

Оказалось, несмотря на отсутствие слуха и зрения, Александра Абрамовна проводит краткие передачи (!) на русском радио Израиля по детской педагогике. И что к ней прилетают на консультации аспиранты из Москвы. Её глазами, её поводырём и сопровождающим был муж, дорогой её Юра. Необычайно интересно было для меня общение с этой красивой супружеской парой - интеллигентность, достоинство, знания, рассказы о встречах с друзьями, среди которых запомнились Юлий Ким, коллега Георгия Ивановича по преподаванию у Колмогорова, писатели Юз Алешковский и Юрий Домбровский, Петя Якир - киевский школьный товарищ Александры Абрамовны. В Израиле жили две их взрослые дочери, а также внуки, как же без них! Старшая дочь Лена работала в Тель-Авиве детским психологом, как и мама, а младшая дочь Маша, с которой моя хайфская дочь Инна позднее подружилась, жила в Хайфе и оказалась профессиональным театральным режиссёром.

Уже после смерти Александры Абрамовны я случайно прочла в газете "Вести" об автобиографической книге Александры Абрамовны "Куда же мы мчались?", опубликованной прежде в израильском журнале "Зеркало" за 1994-95 годы.

Но как найти эти старые номера "Зеркала"? На моё счастье дочка Маша нашла интернет-версию книги, скачала её, сделала отличный переплёт и прислала мне в виде подарка с тремпом из своего Монреаля, куда перебралась с семьёй из Яффо (я об этом уже писала).

Вот уже сколько лет эта книга греет мою душу! Я перечитала, по-моему, все источники, связанные со светлым образом Александры Абрамовны. И меня не оставляет желание рассказать о её жизни, о молодости.. О том, куда же, по её словам, она мчалась и примчалась ...каких высот достигла в науке...как любила дочек...каким счастьем в жизни был её Юра, с которым прожила свыше 50 лет.. Как жаль, что такой целью я не задавалась при своём общении с Александрой Абрамовной. Мне только нравилось слушать её во время неторопливых прогулок по дорожкам Гана Давидов или в уютном доме Катаевых в Яффо. Потом мне стало известно, что в их доме поселилась беда. Моя Маша сообщила мне, что на улице в Яффо встретила Георгия Ивановича в инвалидной коляске. За коляску при ходьбе держалась Александра Абрамовна. Сопровождал их, вёл по улицам молодой мужчина. Я предположила, что это социальный помощник, метапель на иврите, и при очередном приезде отправилась в квартиру Катаевых.

Да, Георгий Иванович сидел в коляске, он потерял речь и способность ходить в результате инсульта. Молодой человек оказался симпатичным метапелем по имени Ян, он жил в доме круглосуточно. Его работа оплачивалась частично социальной службой Израиля, частично дочками. В обязанности Яна входили уход, прогулки, закупка продуктов, готовка, кормление, уборка, подача лекарств и т.д.

Вот как рассказала мне Александра Абрамовна о постигшем мужа инсульте: "Сидим мы на диване и разговариваем. Вдруг Юра пропал, я зову его, а он молчит, не отзывается. Я протягиваю руки, шарю по дивану - Юры нет. В ужасе я думаю пойти к соседям за помощью, и тут снизу, с пола, раздаётся тихий голос: "Я здесь, Шура".

Тяжёлый инсульт сразил его, да и помощь пришла с некоторым запозданием. Лечение, реабилитация и последствия были трудными. Его болезнь была трагичной для всей семьи, и для Александры Абрамовны - в первую очередь.

Ну, чтож...Я расскажу о её жизни телеграфным стилем, как если бы писала её биографию. В её книге, подзаголовок которой "Повесть о детстве и юности", события описаны примерно до середины 40-ых годов, остальное знаю по рассказам её дочерей. На её жизни и на жизни Георгия Ивановича так же, как на жизни всего их поколения, молотом прошлись тяжёлые 30-40 годы.

Георгий Иванович - сын писателя Ивана Катаева, репрессированного и расстрелянного в 1937 году. Его мать, Мария Кузьминишна Терентьева-Катаева, поэтесса, как "член семьи" провела более восьми лет в тюрьме и мордовских лагерях. Юра (Георгий Иванович), старший сын, не видел мать 10 лет и к моменту выхода матери из лагеря уже заканчивал школу. Вот что он написал в послесловии к книге матери "Дом и мир", которую издали совместно супруги Катаевы в 2000 году: "Мама ждала ребёнка, и ей милостиво разрешили родить его и остаться в опустошённом доме, и только когда моему младшему брату Мите было три месяца, забрали." Сначала в Бутырскую тюрьму, потом в Темниковские лагеря в Мордовии. И дальше: "Наша с Митей бабушка получила разрешение забрать погибающего от диспепсии малыша и выходила его. А мама продолжала, кроме лесоповала и швейных работ, сочинять стихи...Она выжила. Не всем это удалось."

Александра Абрамовна, в девичестве Венгер, потеряла отца в том же 1937 году. Вот как она написала об этом: "А потом аресты стали ежедневными - исчезали отцы и матери моих одноклассников, исчезали друзья моих родителей. Приближалась и наша очередь". Пришёл день ареста отца. Прощаясь, "...папа негромко сказал: "Тебе будут говорить, что если бы был жив Ленин, всё было бы иначе. Не верь -всё было бы точно так же"...Больше я его не видела никогда. Всё как водится - семью выбросили из квартиры..."

Но я ещё вернусь к этому в биографии Александры Абрамовны, к которой приступаю. Вкраплённые в телеграфный текст строчки из её книги выделяю жирным шрифтом.

Александра Абрамовна Катаева-Венгер, выдающийся учёный в области психологии детства, родилась в 1922 году в Харькове. Вот как о своих родителях она написала: "Они познакомились в очереди за билетами на спектакль Мейерхольда. Мама стояла как раз за папой, и у него не хватило копейки на билет. Он взял у мамы эту копейку, а на следующий день пришел отдавать. Ее звали Верой, а его Абрамом. Ей было 15 лет, а ему 17. Она была из достаточно известной в Херсоне интеллигентной семьи - четыре ее брата были учителями, общественно активными людьми. У него отец был то грузчиком, то досконосом, то балагулой - словом, чернорабочим". Двадцатые-тридцатые годы, отец-выдвиженец, "ответственный коммунист", которого партия бросает на разные участки строительства новой жизни. То уполномоченный ЦК по Донбассу, то по борьбе с голодом, то замначальника Юго-Западной железной дороги. Мама служит в Политпросвете. Переезды семьи по городам Украины. "Все они тогда были молоды, и все свято верили в коммунизм", - напишет через много лет их дочь, Шурочка Венгер.

А вокруг повальные аресты. Ну, а потом пришла очередь отца... После ареста отца начался период выживания. "В эту ночь ОНИ пришли иначе, чем в первый раз, - быстро переписали все вещи, которые оказались конфискованными в пользу государства. Потребовали быстро собрать узлы с тем жалким скарбом, который можно взять с собой, и выйти из квартиры, отдав все ключи. Было холодно, шёл густой мокрый снег. Мы стояли на тротуаре, наши вещи лежали в снегу. Маленький дрожащий Лёнька, весь синий. Особенно сильно дрожали совсем посиневшие оттопыренные губы. Я держала его за руку и пыталась изо всех сил унять собственную дрожь. А мама кругами ходила вокруг нас...Стало светать. И тут вышла дворничиха, велела взять вещи и повела нас в какой-то подвал во дворе дома..."

Это время способствовало становлению твёрдого Шурочкиного характера."Мне было 14 лет, и я стала главой семьи...связалась со всеми родственниками..." Да, несмотря на горе, Шура Венгер закончила школу и поступила в ИФЛИ - Институт истории, философии, литературы и искусства. Семья перебралась из Киева в Москву. Занятия в ИФЛИ оборвались с началом войны. Курсы медсестёр, работа в госпитале... В марте 1942 года Шура получила предписание Наробраза отправиться на работу на Алтай. Шура с мамой оказались в городке Карасук, где она, 19 лет отроду, стала учительствовать в школе.

А учениками были переростки старше Шурочки, которые ходили в школу... это освобождало их от работы в колхозе.

Младший брат Лёня, 1925 года рождения, смог приехать в Карасук и присоединиться к семье. Дело в том, что Лёня к началу войны жил в Харькове, где учился в техникуме. С однокурсниками ушёл "рыть окопы, пробыл там до самого наступления немцев на Харьков и страшно отморозил ногу - обуви-то настоящей не было....Оказалось, что это была гангрена. Лёнька пролежал долго, спасли его с трудом. Но большой палец на ноге пришлось ампутировать... Через месяц Лёнька приехал к нам. Какое это было счастье - встретить брата! Ещё через месяц Лёнька начал работать заведующим клубом".

Однако вскоре был мобилизован, воевал танкистом, был ранен.

В 1944 году Шура получила вызов из Москвы на продолжение учёбы в МГУ, с которым к тому времени слился ИФЛИ. Получила место в Студенческом общежитии МГУ на Стромынке. Потом в её жизни произошли два счастливых случая. В общежитии она встретила человека, с которым прошла по жизни более полувека. Это и был Юра, Георгий Иванович Катаев. В 1953 году родилась старшая дочь Елена, в 1960 году - младшая дочь Маша. "Это было почти для всех время больших ожиданий, но для реализации этих ожиданий было ещё очень далеко", - вспоминала Александра Абрамовна.

Второй счастливый случай касался работы. Младший брат Леня после войны поступил на только что возникшее психологическое отделение философского факультета МГУ. Там он попал к выдающемуся ученому Александру Владимировичу Запорожцу (1905-1981), одному из учеников всемирно известного психолога Льва Семеновича Выготского. Леонид не только на всю жизнь остался работать у Запорожца, но увлек психологией и идеями Выготского старшую сестру. Шура пошла работать воспитателем - психологом в экспериментальный детский сад под началом А.В.Запорожца. Полученные опыт и исследования в развитии ребёнка послужили основой её кандидатской диссертации (1958). C 1962 года Александра Абрамовна Катаева-Венгер стала работать в дошкольном секторе Института дефектологии Академии педагогических наук, а брат Леонид Абрамович Венгер - в Институте дошкольного воспитания АН, которым руководил А.В.Запорожец. В одном институте они не могли работать, чтобы не допустить "семейственности". В 1977 году защитила докторскую диссертацию на тему "Сенсорное развитие и сенсорное воспитание аномальных детей дошкольного возраста (глухих, слабослышащих и умственно отсталых)". Всего опубликовала свыше 160 научных работ, 6 книг, интересные воспоминания и т.д. До отъезда в Израиль десять лет преподавала на кафедре дефектологии пединститута им. Ленина. Подготовила более десяти кандидатов наук.

Семья Катаевых-Венгер репатриировалась в Израиль в апреле 1990 года, поселилась в Яффо. Несмотря на пожилой возраст и ухудшающееся здоровье, Александра Абрамовна вела активную деятельность. Она проводила психологические консультации по радио РЭКА, занималась с группой проблемных детей, раз в месяц вела занятия литературного клуба, по её инициативе возник семинар по подготовке социальных работников из числа репатриантов ("Семинар кибуцим"), участвовала во встречах русскоязычной интеллигенции с министром абсорбции. Скончалась Катаева-Венгер в 2004 году в Тель-Авиве в возрасте 82 лет.

Вот такая телеграфная версия биографии, за которой стоит целая жизнь - жизнь прекрасного человека и большого учёного.

После возвращения в Москву старшего поколения семей Катаевых и Венгер и появления молодой семьи с детьми ужасающим фактором стала всеобщая их бездомность. Мария Кузьминишна потеряла квартиру в писательском доме в Лаврушинском, откуда и увели на погибель её мужа, писателя Ивана Катаева. "Союз(писателей), забрав квартиру, был оперативен", - написала вдова. После возвращения в Москву она ютилась в крохотной каморке "для домработницы" при кухне в чужой квартире - туда помог ей вселиться писатель Василий Гроссман. Наконец, в начале 60-ых годов Мария Кузьминишна получила от Союза писателей комнату на Ломоносовском проспекте - многие писатели помнили Ивана Катаева и его жену, поэтессу. Надо сказать, что первым делом после её возвращения в Москву стала работа над рукописями мужа и подготовка их к изданию. "Избранное" Ивана Катаева, довольно толстый том, вышел уже в 1957 году.

Что же касается "жилищного вопроса" молодой семьи с детьми, то и ей надо было где-то жить. Познакомились Шура и Юра в общежитии на Стромынке, потом как-то перебивались жильём, часто приходилось жить порознь даже после рождения Лены. С рождением младшей дочери Маши поселились у знакомой - Беллы Израилевны Шехтман: у неё была одна комната в общей коммуналке на Бауманской. Через несколько лет хлопот Вера Абрамовна, Шурина мама, вдова реабилитированного, получила 20-метровую комнату на Шаболовке, и в неё вселились она сама, Шура, Юра и дочери Маша и Лена.

Туда часто приходила Мария Кузьминишна, и мамы сдружились. Вот как об этом написала Александра Абрамовна: "По сути, мама была очень одинока. Неожиданно для меня Мария Кузьминишна, почувствовав мамино одиночество, нужду в общении, стала к ней приходить, рассказывать ей обо всём, что её занимало."

К тому времени Юрина мама практически потеряла зрение - оно было сильно подпорчено в лагерях, на лесоповале. Усугублено работой над рукописями мужа при безобразном освещении в прикухонной каморке. Потом стала терять зрение и Шура, невестка. Усилилась глаукома, тоже наступила слепота. А ведь она была ещё в возрасте созидающем, в расцвете своей научной карьеры. Но тут я должна вернуться к детству Шурочки, к книге "Куда же мы мчались?" К её шести годам отроду, "к тому возрасту, который стал для меня переломным, определил мою судьбу "на всю оставшуюся жизнь". Когда мне было 6 лет, произошло непоправимое - я выколола себе правый глаз. Мне давно надо было распороть куклу, чтобы посмотреть, что в серединке. Наконец-то я получила в свои руки ножницы и сразу же принялась за работу. Раздался звонок в дверь. "Мама!" Я дёрнулась и.. Я сразу и без каких-либо сомнений поняла, что глаз потерян..."

И дальше. "Филатов обещал полностью вернуть мне зрение, положил в больницу и оперировал сам. ..на другой день после операции Филатов вызвал родителей, сказал им, что операция не удалась, что началось воспаление нерва, и оно может перекинуться на второй глаз. Чтобы спасти его, нужно немедленно удалить этот. Так я лишилась правого глаза. Мама перенесла случившееся мужественно. Дома папа тоже держался неплохо, но товарищи по работе рассказывали, что по утрам он запирался в кабинете и рыдал так, что слышно было из-за двери."

Главную жизненную поддержку девочка получила от матери. Расскажу об этом словами самой Шурочки. Филатов при её выписке из клиники предупредил, что она не должна много читать (не больше 2-х часов в день), а также сказал: "Бегать, прыгать, наклоняться, носить тяжести больше трёх килограммов нельзя - ослепнешь".

И дальше. "Мы пришли домой. Мама усадила меня и жёстко сказала: "Всё слышала? Теперь всё забудь. Будешь работать, читать, заниматься столько, сколько будет нужно. Будешь отличницей. Ослепнешь, но будешь человеком. Будешь бегать, мыть полы, ходить в магазин. Ослепнешь, но будешь человеком." Мама спасла мне жизнь в самом прямом смысле этого слова. Она не отступила от этой линии ни разу, ни разу не сделала мне скидки на инвалидность. Какой же надо было обладать силой характера, каким умом, мудростью, чтобы принять такое решение! Что же, предсказание Филатова сбылось. Но на 63-м году моей жизни. А до того я прожила активную, интересную, полноценную жизнь. За 25 лет моей работы в дефектологии через мои руки прошли тысячи детей с нарушением зрения, слуха, движений...Сейчас я знаю твёрдо: инвалидом человека делает не дефект, а отношение к дефекту. Но как об этом догадалась мама?"

Итак, к 63 годам Александра Абрамовна ослепла. Теперь её поддержала свекровь, сама слепая. Она научила невестку делать всё по имевшимся навыкам - вначале в обыденной жизни, в быту. Потом научила печатать на машинке слепым методом. Вывела её на прежний круг общения: "...вернула меня в человеческое общество, вернула мне спокойствие и уверенность в общении с людьми. И показала, насколько духовное содержание человека определяет всё остальное. Насколько оно значимее состояния физического." Вот так!

P.S. Карандашный портрет Александры Абрамовны Венгер, 1960 год, принадлежит Элле Биншток.

Комментарии: 56, последний от 01/06/2011. © Copyright Соколова Евгения (jennyferd@yandex.ru) Обновлено: 27/01/2007. 17k. Статистика. Рассказ: Израиль	Оценка: *7.856** Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта

"Заграница"

Путевые заметки

Это наша кнопка