- Надо обратиться к Марксу! Пороюсь в первоисточниках.
...Goblin.
"Властелин колец. Братва и кольцо"
...Самому старшему и четырнадцати не было, когда они первый раз откопали Его. В кармане нашли платок: отрезали от него уголок с вензелем и пристрочили к своему дурацкому флажку. А саму шинель носили по очереди. Да и сейчас, кстати, носят, бывает. Теперь им по восемнадцать-двадцать и рукава им - чуть прикрывают локоть. Да, все они выросли из гоголевской Шинели.
"Прежний человек росту был невысокого", - подумал Иннокентий и проснулся.
"Прежний человек росту был невысокого. Зато какие амбиции имел, подлец! Вот возьмём для примера хотя б космические полёты. Помимо физического и психического здоровья (то есть здоровых зубов и идеологической подкованности), Прежний Человек для того, чтобы начать безнаказанно бороздить Большой Чёрный Покой, должен был отвечать ещё одному критерию: тело его, хоть бы и после некоторой над собой акробатики, а должно было полностью уместиться в кабину корабля, внутреннее пространство которого было существенно ограничено - исходя из мощности ракеты-носителя... Да, но всё-таки - Космос!
Прежний Человек весил немного. Зато выпить мог едва ли не столько, сколько весил! Теперь же есть сигареты слим"s, и с количеством никотина, поддающимся подсчёту, и с содержанием смол, стремящимся к нулю. И есть теперь социальная реклама, которая, вооружившись якобы фотографиями якобы легочной якобы ткани, якобы очернённой осевшей на ней сигаретной сажей, настоятельно рекомендует бросить. Хотя прежде... Прежде человек начинал курить в том возрасте, когда координация его начинала позволять ему кое-как примять и поднести к огню самокрутку, изготовленную старшим товарищем.
Прежний Человек обязательно был ветвью генеалогического древа - ветвистого с листиками. И человек - хоть бы, в лице отдельного представителя, и проживший на этой Земле менее суток (в горстке чешуи в отбросах под рыбной лавкой, или на руках у повивальной бабки и т.п.), или чуть больше суток (слизав остатки яда с губ любимого, или в бою за свою т. н. Родину и т.п.) - всё же заселял планету с упоением. Позже он научился мыть руки с мылом, и лечиться у квалифицированных специалистов, которые тоже моют руки с мылом, и решать конфликты на дипломатическом уровне. И стал жить дольше. И детонировал этот ваш демографический взрыв. И стал курить слим"s, и... совершенно закономерно столкнулся с развитием торможения, которое, как известно, наступает после всякого возбуждения. И это очень по-человечески. И, кстати..."
Всё-таки мы думаем импульсами и образами, а никак не текстами. Определённо. Приведённое здесь в кавычках - есть попытка передать утреннюю мысль, которую непринуждённо думал один молодой повеса. Лежал в пыли на простынях, всё выше и выше задирая ноги, и непринуждённо её думал - эту мысль. И даже уже начал крутить "велосипед" в воздухе, очевидно, пытаясь выработать себе немного энергии на день, чем волновал вышеупомянутую - поблёскивавшую в лучах утреннего майского, кстати, солнца, пыль.
Так вот, если бы мы могли оформить его мысль в слова и дать ей какое-нибудь мало-мальски организованное течение, то получилось бы примерно так, как в кавычках. Но, набранная буквами, уже оформленная, отредактированная в Word, мысль теряет в своём размахе совершенно. Особенно (и литераторы меня поддержат) это обнаруживается по прочтении оной несколько раз, особенно по прошествии некоторого времени.
Ну да хрен с ним, в принципе.
Иннокенитий - молодой человек, о котором у нас в основном пойдёт речь (и, получается, уже идёт) - успел непринуждённо подумать вышеприведённое в кавычках за каких-то пару-тройку оборотов ногой, но не успел додумать. Потому, что... ну, потому, допустим, что зазвонил телефон.
"Кыцюня!!!" - одухотворённо взвыл динамик, и молодой человек тихо обрадовался, что не успел поднести трубку слишком плотно к уху. Бедняга телефон вынужден был с больным задором орать сперва про борщ, несметное количество коего находилось в холодильнике, а затем про чистую одежду, без которой невозможно было почувствовать себя полноценным, наконец, про свечи, без которых, поверь, если уж их не всунуть вовремя, просто сразу умрёшь, и, после, уже порядком запыхавшись, спросить как здоровье: с характерной остервенелой готовностью всё исправить тут же по телефону, если бы что-то оказалось незашибись.
Стоически выслушав спасительное, успокоив, согласившись и пообещав, наш герой выключил телефон. Он поднялся с постели, и, фыркая от холода, пронизывавшего ступни - тапочки не для героев! - пересёк комнату и оказался у стола.
- Кыцюня, - обратился он к своей самой первой школьной фотографии.
Фотография ничего не ответила, только испуганно улыбалась.
- Суббота! - торжественно провозгласил он. Расправил плечи, раскинул в стороны руки (чем сшиб лампу), и добавил, только уже почему-то печально: - Проснулися вот...
Затем он осмотрел мебель, и обратился как бы к стенке:
- Надо душ принять. Нет? А?!
Он любил разговаривать с домом на отвлечённые темы. "Чтобы он не унывал, обставленный так посредственно".
Иннокентий не глядя опустил руку на стол и она как-то сама схватила маленькую тактильно приятную книжечку. Уголок страницы 23 был загнут и указывал остриём на место где Арджуна обращается к Бхагавану так:
"О Кришна! Глядя на родных и близких мне людей, готовых сегодня умереть, я чувствую, как мои члены немеют и во рту пересыхают."
- Что-то не то, - пробормотал Иннокентий и перечитал ещё раз.
"О Кришна! Глядя на родных и близких мне людей, готовых сегодня умереть, я чувствую, как мои члены немеют и во рту пересыхает."
- А, так другое дело.
Он аккуратно положил книжечку на место.
Мыться не хотелось вообще.
- Не люблю я котов, - бурчал Иннокентий, в который раз убеждаясь, что малиновый цвет и малиновый запах мыла, вовсе не предусматривает малинового же вкуса его, - лошадей люблю, да.
- Лошадь - это человек, - говорил он уже за столом, инстинктивно подаваясь вперёд, дабы борщ (жидкая его фракция) стекала не мимо тарелки - иначе можно было забрызгать БСЭ.
"ГОГОЛЬ (Bucephala) - утка подсемейства нырковых. Окраска оперения у самца в брачный период пёстрая - чёрная с белым, у основания клюва (по бокам головы) - большие белые пятна..."
- Буцефала, говоришь...
Иннокентий издал что-то такое облегчённое - вроде "Фух-ты!". Он приговорил последнюю ложку жидкой фракции: свободно распрямил ногу и случайно попал в какую-то хрустящую дрянь, которая тут же запрыгала с неприятным звуком по плитке.
Может, это и были всего лишь пластиковые бутылки, а Иннокентию привиделось ни что иное (Да. Да, Полоний, дорогуша - ни что иное), как конский череп, который только что весело разлетелся на куски.
Если бы Иннокентий знал, что на него сейчас смотрят, он загадочно улыбнулся бы (может, даже - с прищуром), и остался бы писать за столом. А так он шмыгнул носом, хрустнул голеностопом, схватил вырванный уже давно не липкий стикер, служивший ему закладкой в энциклопедии, и уже в соседнем помещении набросал: "Г_а_м_л_е_т. Всё-таки мы думаем импульсами и образами, а никак не текстами. Определённо..." - и продолжал мелким почерком что-то про Человека Прежнего, все оставшиеся зубы коего были на вид здоровы, и пр. и пр., и закончил так: "Начав и бросив курить, уверовав и разуверившись в Боге, разогнавшись и затормозив, человек давно уже не таков, каким создала его Природа, но таков, каким создал его Человек."
- О как, - сказал Иннокентий и подумал, что ему понадобится ещё бумага. Но лучше, конечно - клава.