Пора бы отвлечься от музыки и чуть попристальней вглядеться в историю. И тут начинаешь подозревать, что Бог на Юге как бы и не ночевал. Для разминки вспоминаешь, к примеру, куда завело послушание богобоязненного и благочестивого дядю Тома... Понятно, что дядя Том - всего лишь герой из литературной хижины миссис Бичер Стоу. Но не похоже, что массу Бога уж так сильно разжалобили реальные стоны и слёзы его прототипов во время оно. Да и по сию пору не заметно, чтобы мистер Бог особенно заморачивался вопросами социальной мобильности и равенства стартовых возможностей применительно к чёрному населению. Что, в сухом остатке, означает выживание. Конкретно здесь, на Юге.
Есть мнение, что американская история рудиментарна и мизерна, поскольку исчисляется не тысячелетиями, а всего лишь парой-тройкой веков. Ценители древности удобно забывают о том, что и за столетие-другое (тем более, за три-четыре) можно нагородить столько, что мало не покажется. Примеры легко найти и в родных палестинах.
История Америки и впрямь сравнительно юна - как независимое государство, США образовались в 1776 году (к тому моменту Санкт Петербург уже простоял на Неве 73 года). Но при том она динамична и богата событиями, повлекшими за собой перемены, которые радикально преобразили Новый Свет, да и весь мир. Даже отставив в сторонку доколумбову эпоху и "эстафету колонизации" североамериканского континента европейцами (Испания - Англия, Франция, Нидерланды, Швеция, Россия и др.) с 16-го по 19-е столетие, поражаешься былому накалу и глобальной влиятельности этих событий. Ведь они, так или иначе, долго ли, коротко ли, привели к формированию государства, ставшего мировой сверхдержавой.
Среди этих исторических событий, пожалуй, самым поворотным и значительным (со знаком минус), растянувшимся на два века, (с 17-го по начало 19-го) явился ввоз миллионов невольников из Африки и установление в стране самого беспардонного и беспробудного рабства. Оно принесло этому краю неслыханное процветание, породило жуткое неравенство, море жестокости и ненависти (открытой и сдерживаемой) и фактически просуществовало до середины-конца 19-го века. На фоне рабства и (во втором случае) по его причине совершились два крупнейших потрясения Америки: война с Британией за независимость, иначе называемая "Американской революцией" (18-й век) и Гражданская война между Севером и Югом за запрет рабства, с последующей официально-законодательной его ликвидацией. Но законы, как известно, - что дышло. А вышло так, что рабство здесь слишком далеко зашло. И ушло не сразу и не целиком.
На Юге этого нельзя не почувствовать. Тут история спрессована плотно. И не так уж редко вылезает наружу самыми своими неприглаженными углами. Попадёт в фокус зрения иная случайная, проходная картинка текущего момента (вроде флага Конфедератов, налепленного на багажник впереди едущего автомобиля) - и память нехарактерно услужливо подбрасывает тебе обойму образов - от судов Линча до "чёрных пантер". И задаёшься вопросом: а за всё ли тут боролись, на что напоролись?
Где-то там, в Атланте, в Лас Вегасе, в Нью Йорке, в Вашингтоне, в Лос Анджелесе - разъезжают на кадиллаках и хлещут из горла "Круг", все в тюле и в панбархате от Армани и Гуччи, в платиновых цепях от макушки до пят, цыкая брильянтовым зубом, Пи Дидди, Ники Минаж, Канье Уэст, Рианна, Беонси Ноулз и (возможно) Опра Уинфри. Плещутся в прохладных аквамариновых бассейнах под сенью магнолий и бугенвиллий Вупи Голдберг, Халле Берри и Уилл Смит. Балдеют на пляжных лежаках, потягивая "дайкири", Эдди Мэрфи, Майкл Джордан и Сэмюэль Л. Джексон. Играют в теннис на своих домашних кортах Морган Фримен и Дензел Вашингтон. Снуют по делам отутюженные и накрахмаленные, головокружительно успешные чернокожие адвокаты, хирурги, профессоры, банкиры, брокеры и риэлтеры. Импровизирует на рояле, надиктовывая гоустрайтеру мемуары, Кондолиза Райс. Наконец, (теперь уже второй срок) сидит в Белом Доме чёрный президент Барак Обама, а его жена Мишель озабоченно примеряет очередное платье от кутюр.
Но здесь, в аграрных дебрях Луизианы, (хотя сюда, без ущерба для правды жизни можно спокойно подставить любой из южных штатов), достаточно съехать с бетонного большака - и нате вам, наследие истории, как на ладони.
Здесь худощавый, седой дядя Том, в джинсах и застираной футболке, по-прежнему коротает вечерок на пороге своей хижины. Отрешённо глядит в закатное небо, подёрнутое розоватыми облачками. Теперь в мозолистой руке рано состарившегося и никому не нужного Тома - не мотыга, а банка пива. В длинных, артритных пальцах другой руки он держит на отлёте сигарету, незаметно дотлевшую до фильтра. В тёмных недрах хижины мерцает экран телевизора, напоминая о том, что где-то протекает другая жизнь, далёкая отсюда, как вечерняя звезда Венера.
Вокруг - поля, без конца и без края. Общественный транспорт здесь, видать, отсутствует, кроме жёлтых школьных автобусов. Вся надежда на личное авто, если оно имеется. В воздухе кружат тучи зверски агрессивных мух и комаров - сказывается близость большой воды: болот, озёр и Миссиссипи. По пути то и дело попадается дорожная убоинка (road kill) - незадачливые лисы и бронированные мячики раздувшихся от жары тушек броненосцев (армадилло).
Почва тут красная, глинистая, сумасшедше плодородная. Хлопок убран и до поры до времени хранится в громадных тюках, обтянутых оранжевым пластиком. Сахарный тростник кое-где ещё колышет под знойным ветерком острыми зелёными стрелами - привет тебе, тростник, от норфолкской сахарной свёклы! Через пару миль появляется другая хижина, другой дядя Том, только много моложе. Он так же сидит на завалинке с банкой пива, безучастно глядя в небо. По соседству - древний обтёрханный трейлер, посаженный на кирпичи. Возле него за грубо сколоченным столиком умостились несколько дядей Томов с цигарками и банками пива - ещё совсем молодые ребята, но с таким же потухшим взором. Женщин не видно. Может быть, они на кухне, готовят ужин? Знаменитую южную соул фуд - "пищу для души"? Например, варят маисовую кашу grits. Из крупы, полученной по талонам федеральной программы продпомощи. Или, осатанев от вынужденного безделья и безнадёги, подались в город на заработки - служить поварами, официантками, горничными, уборщицами, нянями? Если, конечно, им повезло - попробуй, ещё найди её, работу...
Согласна: всё это смахивает на штампованную совдеповскую агитку. Однако вот же оно - живьём, перед глазами! Поневоле начинаешь прокатывать в голове версии объяснения увиденного. А вдруг в хижинах, словно спящий пьяница-отец - в глубине сарая, к дверному косяку которого притулился грустный мальчик с портрета Э.Уайета, - захованы сундуки, набитые долларами велфэра? Мужики-то поди на жалость бьют, навроде героев городского эпоса - нищих-миллионеров. А может дяди Томы уже просадили налогоплательщиковые тыщи в дымных барах Нового Орлеана и Батон Ружа? Ишь ведь, одни развлеченья на уме, нет бы пойти учиться или работать! А может, - закрадывается новое подозрение, - вот это созерцательное сидение с пивной банкой - есть не что иное, как манифестация southerncool(южного кайфа), той самой свободы и расслабухи, какой нервно завидуют вусмерть уработавшиеся северные янки?
Как знать, как знать... Эти скорбные фигуры, скорее, выглядят как потомственные мечтатели Великой американской мечты, уже до донышка её вымечтавшие...
По всему Югу на самых тяжёлых и грязных физических работах - дорожных, в рытье канав, в уборке помещений, погрузке-разгрузке, и проч. - заняты почти исключительно чернокожие мужчины. А чернокожие женщины заняты почти исключительно в сфере обслуживания. Мне неведома статистика на этот счёт - картинки сами бросаются в глаза, часты и кучны.
В таком количестве, как в Джорджии, христианские церкви в сельской Луизиане не встречаются - они сосредоточены в городах и посёлках. И тут невольно приходит на ум излюбленная кинематографистами и литераторами, которые профилируются по "южной готике", тема вуду и худу - религиозных практик чёрной Луизианы, привезённых сюда рабами из Конго, Сенегала, Гамбии, Мавритании... Они переплелись с франкофонной креольской культурой и католичеством южной Луизианы и, говорят, живы и в работе по сей день. Все эти амулеты гри-гри, куколки, истыканные булавками, толчёные коренья, заговоры, приворотные зелья, зомби, кладбищенская земелька, колобродящие духи умерших предков, и т.д. Есть поверье, что вуду помогает против депрессии, одиночества, беспокойства и даже излечивает наркоманию и алкоголизм. Если так - дай-то Бог! Да хоть бы и африканский, лишь бы помогал.
Всего в нескольких милях от вагончиков, хижин и их заброшенных обитателей, неподалёку от поросшей травой дамбы, ограждающей спокойную с виду, но временами буйную Миссиссипи, - совсем другая инсталляция. Кстати, дамба в этих краях зовётся словом levee, что оживляет в памяти некогда заигранную до посинения песенку Дона Маклина: "drove my shevy to the levee, but the levee was dry". В окружении пышно-зелёного парка с кипарисами и цветниками, павильонов для бальных танцев, бассейна, теннисного корта, коттеджей для охранников и прислуги, каретного двора и десятков прочих хоз- и вспомогательных построек, таится жемчужина Луизианы: Nottoway Plantation. Это - один из немногих уцелевших antebellummansions (довоенных, то есть, возведённых ещё до Гражданской войны между Югом и Севером) усадебных домов. Белоснежное здание со стройной колоннадой и двумя наружными гранитными лестницами, с обеих сторон изящно взлетающими ко входным дверям, навевает мысли о Скарлетт О`Хара и Ретте Батлере. Но их отсюда уже давно унесло ветром, как и бывших хозяев-плантаторов - семью Рэндольф. Теперь здесь - заоблачно дорогой отель, который специализируется на свадебных церемониях. А шеф-повара консультирует наш британский суперстар - кулинарный мастодонт Гордон Рэмзи, о чём гордо возвещает табличка у вьезда на территорию "Ноттовэй Плантейшн". На вертолёте они его сюда из Нового Орлеана доставляют, что ли? Как-то с трудом монтируется в моём сознании самодовольный мультимиллионер Гордон со здешними пыльными дорогами, вдоль обочин которых раскиданы хижины бесталанных дядей Томов... Хотя - какой Новый Орлеан, голова твоя садовая, зачем вертолёт - есть же айпады!
Не знаю, кому теперь принадлежит бывшая помещичья усадьба "Ноттовэй". Но в этих краях плантаторские дома часто переходят от поколения к поколению, и сегодняшние владельцы их - наследники тех самых плантаторов. Традиции здесь сильны, а "старые деньги" - дальнобойны. Правда, денег (ни старых, ни новых) не всегда хватает на поддержание декора домов в должной кондиции. Эти особняки - не только и не просто символы статуса, привилегии и достатка своих владельцев. Они - национальное достояние, исторические памятники и музеи, пусть и в частной собственности. Многие хозяева обратили их в доходный бизнес, открыв двери для постояльцев. Мы останавливались в нескольких таких отелях и "бед-энд-брекфастах". Сервис в них изыскан, но ненавязчив. Еда - супер. Чистота, комфорт и нега - знатные. Одни (пра-пра)бабушкины кровати чего стоят! Невесомые пуховики девственной белизны и свежести, акры мягко пружинящей полезной площади, балдахины и кружевные подзоры. Любовно пестуемый и лелеемый, регулярно начищаемый и полируемый антиквариат, расставленный, разложенный и развешанный по всем комнатам и залам. Дерево, мрамор, ковры, серебро, хрусталь с фарфором, зеркала и картины в золочёных рамах - всё подлинное, всё фамильное. Эйр кондишен - само собой. Атмосфера - аутентичная, до ощущения неловкости. Посиживаешь себе на веранде в плетёном кресле, поцеживая через соломинку ледяной лимонад домашнего приготовления, поглядываешь на умиротворяющий пейзаж, отбиваясь от лютых комаров. Тем временем, к усадьбе подъезжает малоприметный автомобильчик, из него выходит юная чернокожая красавица и, поприветствовав тебя патентованной южной улыбкой, направляется прямо на кухню - хлопотать и стряпать. Кем ты себя при этом чувствуешь? Ну, пусть не обязательно рабовладелицей, но её заокеанской кузиной, что ли...
По идее, мои терзания должно было развеять признание Пэт. Но почему-то не развеяло. Прилично в летах, но всё ещё белокурая, гладколицая и розовокожая, разлюбезная Пэт держит "B&B" в местечке Монтичелло на северо-западе Флориды. Импозантный дом с псевдоримскими колоннами, в окружении прелестнейшего сада, был построен в конце 19-го века торговцем хлопком - её пра-прадедом. А вот что она мне сказала: "Знаете, я ведь - исключение. У нас тут далеко не все принимают на работу чёрных. У людей по-прежнему много предрассудков".
Меня заинриговало это "по-прежнему". Не терпелось уточнить у Пэт, каков отсчёт: не с 1965-го ли года, когда здесь законодательно отменили расовую дискриминацию? Или... Неужто - с тех самых, плантаторских, пра-прадедушкиных времён?
Но я так и не уточнила. Вопрос с ехидцей и сугубо риторический, а женщина приятная, ни в чём не виноватая. Да и подоспевший муж мой, шестым чувством учуявший неладное, выглянул из-за хозяйкиной спины и сделал мне страшные глаза.