Содом-на-море
(отрывок, фривольный пересказ)
"И снова я здесь - на этой сцене беспутства и разгула, и уже начинаю чувствовать, как подтачиваются устои моей нравственности".
(Джейн Остен, английская писательница (1775-1817гг ) - о Брайтоне, в письме к своей сестре, Кассандре Остен)
Ай, Брайтон, мираж на Ла-Манше, с чего же мне начать? С того ли, как пять лет продолжался наш интимный роман, но не кончился? Просто я уехала с юга, а ты остался.
Или с безумоватого детища принца Регента - Королевского павильона, чьи псевдосарацинские луковички и башенки вырезным чёрным абрисом на закатном небе потом часто являлись мне в беспокойных полукошмарах?
Или - с пожилого торговца крабами в одной твоей рыбной лавке, где я однажды укрывалась от холодного зимнего дождя? Старик в войну служил на одном из судов "арктического конвоя" и плавал в Архангельск со стратегическим грузом. Мы разговорились. Он напомнил мне отца, я ему - архангельских подружек, всех сразу. Прощаясь, он вышел на улицу и долго стоял на ветру, смотрел мне вслед слезящимися глазами. А я всё оборачивалась, всё махала ему рукой...
Или о том, как на заре нового тысячелетия, раздуваясь от гордости за свой Брайтон, я впервые показывала его сыну промозглым декабрьским днём. Замёрзли, искали подходящую кофейню с чашкой горячего супа и пылающим камином. Но, едва заглянув в очередное заведение, сын шарахался к выходу: "мам, ты что не видишь? Здесь тоже одни пидоры!" -"Сынок, - уговаривала его я, - тут весь город такой. А нам какая разница? Чай, не съедят!"
Или - как мы три лета подряд валялись среди полосатых купальных кабинок, на гальке брайтонского пляжа с Кристой, Паулиной и Барбарой. Болтали ни о чём, кушали мороженое в витых вафельных рожках, запивая его сухим вином из горла, хихикали, смотрели на искрящееся на солнце море, вдыхали запах водорослей и жареных мидий из кафе на набережной. И казалось, что так будет всегда, и что впредь нас минуют болезни, разлуки, семейные драмы, и мы каждый год станем съезжаться сюда и вот так безмятежно кайфовать...
Но нет: мой рассказ совсем-совсем не об этом.
"Яркий, весёлый и кричащий, как костюм арлекина" - так отозвался о Брайтоне писатель Уильям Текерей в своей "Ярмарке тщеславия". Тогда слово "весёлый" (gay) ещё не приобрело другого значения, которое ныне совершенно затмило своё исходное. Возможно, Текерей предсказал Брайтону его "весёлую" судьбу? Спустя полтораста лет, город окрестили "голубой столицей Англии" и, пожалуй, не слишком преувеличили. А одна знаменитая бисексуальная местная жительница предпочитает характеризовать Брайтон словечком louche (порочный, декадентский). И в этом определении, как и в неофициальном прозвище Брайтона "Содом на море" (Sodom-on-Sea), наверное, есть доля истины. Взять хотя бы эпизоды из относительно недавней истории Англии, когда, ещё до реформы законов о разводе 1960 г., отчаявшиеся джентльмены имели обыкновение уединяться с актрисами в брайтонских отелях с тем, чтобы быть там застигнутыми in flagrante delicto (с поличным) платными "свидетелями" - горничными или консьержами - для показаний о факте супружеской неверности в суде. И ходячая фраза "dirty weekend" (что-то вроде "уикенда разврата") - тоже родилась в Брайтоне. Там даже есть отели (взять хотя бы легендарный Hotel Pelirocco), которые специализируются в предоставлении соответствующих услуг и тщательно их рекламируют. Туристы клюют, конечно, только теперь здесь на уикенд останавливаются не фальшивые "мистер и миссис Смит", а самые что ни на есть легитимные супружеские пары - дабы внести пикантное разнообразие в монотонность семейной жизни. Да и само понятие "уикенд разврата", в наши-то либеральные времена, сделалось некой самоиронической карикатурой. Уже в 1980-е годы предприимчивые брайтонские коробейники впаривали приезжим игрушечные картонные чемоданчики с "джентльменским набором" причиндалов для "грязного уикенда": розовые трусики с кружавчиками, пара кондомов, губная помада и т.п.
О, ирония! Будь ты страной, Брайтон по праву стал бы твоей столицей!
Говорят, что фразу (вместе с понятием) придумал ещё принц Регент (будущий король Англии Георг IV, 1762-1830), известный своим экстравагантным образом жизни, и, по сути, основавший Брайтон, как курорт. Характерно, что, кроме англичан, ни одной нации не пришло в голову назначать некий особый "уикенд" для разврата, и непременно в приморском городе. Иногда Брайтон называют "антитезой Англии" и "самым неанглийским городом", в котором всё позволено, и всяк оттягивается, как хочет. Однако, возможно, в такой вот локализации и ритуализации запрещённого и проявляется именно английский характер? Оторви человека от рутины обыденности, дай ему немного свежего морского воздуха и рыбу в кляре, - и он уже готов, вместе с макинтошем, сбросить с себя оковы своих комплексов и предаться курортным удовольствиям без руля и без ветрил. Когда-то этим береговым радостям сопутствовало представление о том, что морской воздух полезен для здоровья. Но уже давно в "Пикадилли-на-море" никто не едет лечиться. Нет, вряд ли сюда едут за здоровьем!
Брайтон - это город эскапист, город-эмигрант из той страны, где жизнь движется предсказуемо, по давно заведённому порядку, без всплесков вдохновения, без фейерверка чудес и сюрпризов. В Брайтон едут за "изюминкой", за сомнительным искусом романтики городской субкультуры, за свежими впечатлениями, новыми знакомствами и острыми ощущениями. Сюда едут, чтобы смешаться с пёстрой толпой, поглазеть на дорогие цацки в витринах бутиков в Переулках - бывшей рыбацкой деревне XVII в. Едут за солёным морским ветром, бьющим в лицо, за беспечным променадом по набережной, где вереница белоснежных фасадов старомодных отелей, напоминает пену прибоя. Едут за ночными огнями брайтонского Причала, за перламутровыми рассветами и за солнцем, плавящимся в бирюзовом море. Туда глянешь - а оттуда, из-за горизонта, на тебя глянет Франция. Через Ла-Манш. Пардон: Английский пролив!
Брайтон - многолик. Есть Брайтон имперский, есть - аристократический, есть богемно-артистический, есть студенческий, джазовый и рок-н-ролльный, есть гей\лесбийский, - он никого не обделит и не разочарует. На элегантных, никогда не пустующих брайтонских улицах и эспланадах можно наблюдать и солидно прогуливающуюся миддл-классную публику, и эксцентрично прикинутую молодёжь, и даже (если повезёт) скучающего сэра Пола Маккартни - где-нибудь возле казино на Квинс Роуд.
У секса со смертью много общего. Брайтон - не Венеция, у него для того и другого существовала особая ниша: секс и смерть были некогда основными статьями его бизнеса. Сюда, к морской водичке, устремлялись туберкулёзники, чтобы надышаться йодом перед концом. Но все больные давно поумирали, а секс остался. И остался какой-то невыразимый надлом (если угодно, то и надрыв, и надсад) в брайтонском микроклимате. Если вы его не уловите, - вам же лучше, и не старайтесь.
Нет уже больше и старого, того самого seedy (потрёпанного) и криминально-гангстерского Брайтона, который воспел писатель Грэм Грин в своём триллере "Brighton Rock" (1938 г.), удачно экранизированном десятью годами позже. Нет уже и Брайтона времён "Квадрофении" ("Quadrophenia") - культового в Англии фильма, снятого в 1979 г., где действие происходит в середине 60-х, и где не на жизнь, а на смерть месятся две тогдашние молодёжные тусовки: моды (модные юноши из среды рабочего класса - романтики, слушают американский соул, принимают амфетамины и разъезжают на мотороллерах "Веспа") и рокеры (брутальные, все в коже и на мотоциклах).
Нет, и такой Брайтон уже канул в прошлое. Однако этому городу - хитрому иллюзионисту и вечному выдумщику - ничего не стоит успешно сымитировать всё, чего от него ожидают. Вы только сыграйте, - он вам подпоёт. Спойте - а он уж вам подыграет. Причём, как обещали когда-то ресторанные лабухи в Советском Союзе: "в любой тональности, для любой национальности!"
* * *
Норфолк, октябрь 2008 г.