|
|
Лицемерны ли англичане? А если да, - то кому от этого плохо? |
За окном уже светало, а мы с Кристиной никак не могли выбраться из-за стола и отправиться спать. Всё, что могло быть съедено и выпито, - было. Мы давно не виделись. Долго и сладострастно делились новостями. Потом взаимно их комментировали. Потом ударились в абстракции. А под конец высказывались спонтанно и бессвязно.
Ночная беседа сама походила на сон, - за каждым её поворотом открывались бездны видений. Выворачивались карманы памяти. Из них выпархивали и проносились перед глазами эпические панорамы, плотно населённые людьми, и крохотные камеи личных переживаний. Начиная с эпохи мезозоя. Многие истории обратились в мифы и с каждым годом обрастали новыми подробностями
- А помнишь, как тебя называли у нас на фирме в Дюссельдорфе? - клюя носом, бормотала Кристина: "Извините, что я у вас тут дышу", вот!
-
- Да помню, конечно, - сомнамбулически соображала я, - давно дело было. Сейчас бы не извинялась. Ещё кофе хочешь?
-
- Йа, битте, - уже на автомате ответила Кристина, закрывая глаза, и сладко причмокивая.
- Вас ист дас?! - резко вскинулась она через пару минут, когда я поставила перед ней чайник с кипятком и банку с коста-риканским "Kenco" в гранулах.
- Ну так, кофе же ...
- А что, натуральный кончился? Растворимый - это не кофе. Это - сухая субстанция с его запахом.
Сонно чертыхнувшись, я нехотя поплелась на кухню - заваривать "человеческий" кофе. А когда вернулась, то честно сказала Кристине:
- Меня твоя континентальная прямота лучше всякого кофе тонизирует. Англичанка в такой ситуации без звука выпила бы растворимый и спасибо сказала. Даже если бы он вызвал у неё судороги и анафилактический шок.
- Натюрлих, у твоих англичан это в характере заложено, - зевнув отозвалась моя подруга, - умрут, но не скажут то, что думают.
* * *
И верно: не скажут. Другой вопрос: почему?
Если обязательно нужно определение, то я затрудняюсь подобрать его к каждому конкретному случаю, когда англичанин говорит не то, что думает, а думает нечто противоположное тому, что говорит.
У слова "лицемерие" (hypocrisy) слишком уж много нелицеприятных и не бесконфликтных между собою синонимов: ханжество, нечестность, казуистика, самозванство, двуличие, неискренность, притворство, лживость, интриганство, фарисейство, издевательство, скрытность и даже мошенничество. В одном словаре я ещё нашла "крокодиловы слёзы", мракобесие и плутовство.
Антонимы зато просты и ясны, как белый день: искренность, откровенность, естественность, открытость, чистосердечие, прямодушие и честность.
И как всё это увязать с тем фактом, что честность, - была и остаётся сердцевиной английской психологии, фундаментом менталитета нации? В крикет, откуда пришло выражение fair play, в этой стране играют с 1515 года.
Загадки, противоречия...
А мы ещё любим толковать о таинственной славянской душе...
Ничем не отличаясь в этом от других наций, англичане любят всяко поизгаляться над самими собой и повкладывать персты в раны своих несовершенств. Патентованная национальная черта: самоуничижение. Self-deprecation. Несть числа хлёстким афоризмам многих поколений англичан о своём ... ну, назовём его всё же лицемерием - чтобы не путаться в терминах.
В конце концов, они не против такой дефиниции. Разумеется, только тогда, когда пользуются ею сами обитатели скипетроносного острова, а не иноземцы, претендующие на понимание их национального характера, и посягающие на обобщённые суждения о нём.
Хотя и нельзя сказать, чтобы их так уж заботили эти суждения. Англичане давно привыкли к тому, что остальной мир считает их остров населённым исключительно сыщиками, футбольными хулиганами, рок-звёздами, эксцентриками, выжившими из ума аристократами и преданными им пейзанами, - которые все вместе дружно коротают время за пинтой тёплого пива в древнем пабе...
Итак, о генерическом лицемерии замечательной нации не высказался разве что её ленивый представитель, каковой экземпляр вообще трудно себе вообразить. Вот только отдельные сентенции:
"Лицемерие - это единственное зло, блуждающее незримо. Разглядеть его не дано ни человеку, ни ангелу. Одному лишь Богу"
(Джон Мильтон, 1608-1674)
"Лживое лицо скроет всё, что задумало коварное сердце"
(Уильям Шекспир 1564-1616)
"Прибереги свои сладкие речи и фальшивые проповеди для тех, кто тебя не знает".
(Лорд Байрон 1788-1824)
"У него расположение светится в одном глазу, а расчёт - в другом"
(Чарльз Диккенз 1812-1870)
"Мы не лицемерим только во сне"
(Уильям Хэззлит 1778-1830)
"Лицемерие - это наиболее изматывающий и трудный из пороков; чтобы ему предаваться, необходимы неусыпная бдительность и редкостная отчуждённость духа. Его нельзя, подобно чревоугодию или прелюбодеянию, практиковать в свободные минуты, - оно требует полной занятости.
(Сомерсет Моэм, 1874-1965)
"Лицемерие столь широко вошло в английский характер, что заезжий наблюдатель будет готов столкнуться с ним на каждом шагу"
(Джордж Оруэлл, 1903-1950)
* * *
Расширенными от ужаса глазами я смотрела, как мой взрослый любимый племянник сносил утром в гараж нераспакованные коробки с рождественскими подарками, которые он только вчера прижимал к сердцу со слезами благодарности на глазах, принимая от многочисленных родственников, собравшихся у него в доме на праздничный ланч.
Это было моё, кажется, второе английское Рождество.
- Джон, ты что делаешь?! - не выдержала я, наконец, вскричав при виде этакого святотатства.
- Да это так, ежегодная рутина, - слегка смутившись, ответил пойманный с поличным Джон, - после праздников свезу всё это добро в чэрити шоп. А зачем распаковывать-то? Я и так знаю, что там. Не первый год: афтершейв из "Маркса и Спенсера", комплект для приготовления шоколадного фондю; набор шпажек, на которые насаживают кукурузные початки; два шагомера; мини-пылесос и три тома сочинений Кэтрин Куксон...
Крыть мне, как говорится, было нечем.
Понятия не имею, куда перекочёвывают мои подарки английским родственникам, но не удивлюсь (и уж, конечно, не огорчусь), если узнаю, что ими пользуется многодетная семья беженцев-курдов. Да только ведь не узнаю...
Со временем и я переняла от Джона семейную эстафету по альтруистической утилизации ненужных рождественских подарков. Хорошо, что в нашей деревне по весне устраиваются благотворительные базары. А ещё лучше - то, что из-за нашей с мужем географической удалённости от родни, подарки приносит почтальон, и мне не нужно смотреть на дарителей влажным от признательности взглядом. Этому искусству мне никогда не обучиться.
Всякая вещь имеет две стороны, - гласит известная английская банальность.
Но ни у одной из вещей эти две стороны так явно не прононсированы, как у английского характера -- хрестоматийно сдержанного, благонравного и невозмутимого. То есть, помимо классически строгого парадного крыльца, в нём имеется и завалящий чёрный ход, через который можно прямиком попасть в глубокие катакомбы, где бушуют шекспировские страсти и греховные желания.
Именно эту-то тёмную сторону своего характера его носители и стараются либо игнорировать, либо тщательно замаскировать.
Английских детей с рождения приучают скрывать свои истинные чувства и тем самым - избегать нанесения эмоционального урона окружающим, а заодно - и себе самим. Соблюдение видимости приличий, того, что по-английски называется appearance, ставится превыше всего. Маленькие двуликие янусы очень быстро перенимают этот навык у взрослых; маски надёжно прирастают к нежным личикам.
А вот во зло это идёт им и социуму, или всё-таки на пользу?
Тривиально-общеизвестно, но незыблемо и вечно: на хабитуальный вопрос о том, как у него идут дела, англичанин, даже только что одновременно переживший развод, ремонт, разорительный визит к дантисту и сокращение на службе, никогда не ответит: "Да в общем-то паршиво", как это почти безошибочно сделает наш брат. В худшем случае он скажет: "not too bad", с нажимом на "too". Дескать, могло бы быть и хуже.
Мне ни разу не приходилось слышать, чтобы small talk в английских гостиных - даже в так называемом расширенном кругу семьи - касался малоприятных и угнетающих тем. Моя золовка находилась уже при смерти, но во время нашей последней встречи ни разу не пожаловалась на здоровье, а с мягкой, лучезарной улыбкой всё восторгалась жасмином, особенно обильно расцветшим той зимой в её саду.
И вот, я себя спрашиваю: смогла бы я - так?
Преклонного возраста соседка на днях поприветствовала меня встревоженным возгласом:
- Are you all right?
-
- Д-да, Пегги, а в чём дело?
- Ну, у тебя такое лицо...
А лицо у меня было, между прочим, самое обыкновенное. Просто я, наверно, улыбнулась с чуть меньшим энтузиазмом, чем мне самой бы того хотелось.
Как будто не англичане придумали поговорку: "Аффектация вредит лицу хуже, чем оспа"!
Парадокс заключается в том, что в целом они ведут себя всё-таки в соответствии с этой поговоркой.
В супермаркетной очереди никто и бровью не поведёт, если кассирша затеет любезный чат со старушкой, которая полчаса роется в сумочке, чтобы достать деньги, а потом ещё полчаса осведомляется о цене каждого из двадцати пяти наименований купленных ею продуктов. Поднимать брови в открытую (in your face) - здесь не принято. Так же, как и выразительно вздыхать, посматривая на часы, или нетерпеливо воздевать очи горе.
А повышать голос на публике - такой же моветон, как пудрить нос в присутственном месте, или позволить газончику перед твоим домом по-плебейски зарасти лебедой..
"Вежливость - наиболее приемлемая форма лицемерия" - утверждал американский писатель-публицист Амброз Бирс.
Но у кого повернётся язык назвать её таким богопротивным словом?
Тем более, что политес можно назвать и по-другому: цивильность. (Civility - вежливость, любезность, учтивость). Имеет общий корень с цивилизованностью.
Лорд Честерфилд - заметная фигура общественной жизни Англии первой половины XVIII века, - "самый элегантный джентльмен в Европе", который ввёл в английский языковой обиход французское слово etiquette, - в своих известных письмах давал сыну наставления, далеко не ортодоксальные по части морали, но любопытные с точки зрения civility: "Ты можешь заниматься любовью с каждой приглянувшейся тебе хорошенькой женщиной, но обязан быть галантным со всеми остальными". Этот урок неплохо усвоили последующие поколения компатриотов куртуазного лорда. Архаичное и мифологизированное, но оттого и особо притягательное, понятие Инглиш джентльмен живёт в мире и по сей день, как некий имматериальный эталонный светоч безупречных манер.
* * *
Кажется, Вольтер назвал Англию страной, где солнце больше напоминает луну. Имел ли он в виду действительно неяркое и нежаркое английское солнце, или так аллегорически-завуалированно отзывался об искренности народа, живущего под этим солнцем? Во всяком случае, французы во все времена ставили под сомнение его глобальную благонадёжность. Англичане, впрочем, во все времена платили им той же монетой.
На континенте ( точнее - во Франции) и по сей день бытует фраза "la perfide Albion" - коварный, (вероломный) Альбион, которую использовали в качестве агитационного слогана при вербовке солдат во французскую армию во время Наполеоновской войны.
Не вдаваясь в хитросплетения политики и госдипломатии Великобритании на протяжении нескольких веков, можно лишь отметить, что и в самые напряжённые исторические моменты национальный характер находил в них вполне адекватное отражение.
В декабре 1941 года Уинстон Черчилль направил японскому послу письмо. В нём он заявил, что в связи с бомбардировками Сингапура и Гонконга Великобритания отныне находится в состоянии войны с Японией. Заключил он своё послание следующим образом:"Имею честь, сэр, с почтением оставаться Вашим покорным слугой".
Позже, в своих мемуарах, Черчилль выразился несколько более откровенно: "Некоторые не одобряют церемониальный стиль. Но, когда тебе нужно убить человека, ничего не стоит быть с ним вежливым до конца."
В этом и в ещё более широком смысле, характерна вводная фраза, которой пользуются англичане, когда хотят если не уничтожить оппонента в споре, то, по крайней мере, - указать ему его место: "With greatest respect"... Можно не сомневаться, что после этой декларации последует такое blowing up, а попросту говоря, - разнос, - что адресат не сможет разглядеть в нём ни унции респекта к собственной персоне.
Диапазон амбивалентности английского характера настолько широк, а способы её выражения могут быть такими рафинированными, что иногда трудно определить не только момент, где заканчиваются вежливость и деликатность, и начинается лицемерие, но и критическую точку перехода последнего в открытый цинизм. .
В этой связи показателен недавний скандал, устроенный британской прессой вокруг "красного" мэра Лондона Кена Ливингстона, известного своими левацкими и просто человеческими заскоками. На вечеринке, в частной беседе, переросшей в спор, он обозвал журналиста любезной его сердцу газеты "Ивнинг Стандард" (у него с этим органом взаимная любовь) - "нацистским охранником концлагеря". Тот счёл это оскорблением своих национальных чувств, так как случился быть евреем. Скандал тут же был предан публичной огласке, и мэра незамедлительно зафиксировали в общественном сознании в роли антисемита. Градоначальник отказался извиняться, и тогда на него обрушились вербальные огнемёты британских еврейских организаций, сочувствующих им массмедиа и лично премьер-министра Тони Блэра. Мэру грозили отставкой и пожизненной политической анафемой.
Вопрос: кто в итоге пострадал? А никто.
Меньше всех - оскорблённый журналист: может ли скромный работник таблоида мечтать о таких громких пятнадцати минутах личной славы, да ещё - в ореоле мученика?
Кен получил лишний шанс подтведить свой имидж задиры-политика с ярко выраженным butch (то есть, агрессивно-мужественным) элементом, на который он и без того неустанно работает.
Пресса же just LOVES (просто обожает) такие хэппенинги, и её возмущение можно сравнить с обидой человека, убившего своих родителей, и требующего сочувствия у общества на том основании, что он сирота. Сравнение придумала не я, а Авраам Линкольн, - это его определение лицемера как вида.
Что до общественного мнения, то оно редко страдает фантомными болями по событиям прошлой недели, и мгновенно забывает проделки стихийных анти- и квазигероев...
"Смазка ускоряет вращение социальных шестерёнок", - так можно (вольно) перевести расхожее английское выражение: "Oil makes communities work better". В роли лубриканта социальной машинерии выступают, разумеется, ответственность и законопослушание британцев, в сочетании с ... ну да, с тем самым. Которое незаметно перетекает из одного состояния в другое.
Одна знакомая англичанка сказала мне: "Мы научились использовать наше лицемерие в мирных целях. Оно стало инструментом саморегулирования и самоконтроля нашего общества."
Интересно, как сработает этот инструмент в ходе надвигающихся всеобщих парламентских выборов?
Говорят, что между циником и скептиком существует фундаментальное различие: циник испытывает неприязнь к этому миру, а скептик ему просто не доверяет. Пожалуй, англичане, да и британцы в целом, - всё же больше скептики, чем циники. Они никогда безраздельно не доверяли ни одной политической партии и никогда не давали ей всей власти на всех уровнях политической структуры.
Но, похоже, накануне нынешних выборов доверие к политикам в стране достигло своего надира.
Как поёт меланхоличный юродивый британского рока Моррисси, "все лгут, и никто не возражает. За консерваторов мы не голосуем, потому что не голосовали за них никогда..." (Everyone lies, nobody minds.
We won`t vote Conservative `cos wee never have...").
И точно: здесь никто ни за какие коврижки не сознаётся, что голосует за Тори. Люди делают это втихую, не афишируя свои консервативные пристрастия.
Более cool - признаться в своей симпатии к либерал-демократам. Но симпатии - это одно, а реальные голоса - совсем другое.
Теперь, с иракской войной в пассиве у нью Лейбор, уже мало кто захочет сознаться и в том, что голосовал за Блэра. Но: не сознается и не захочет, а проголосует. Если, конечно явится на избирательный участок.
Так что же: всё в Соединённом Королевстве тонет в фарисействе?
Да нет... Здешний национальный характер обладает ещё одной неотъемлемой чертой. Это - скорее философия, определяющая отношение ко всему в жизни.
Common sense называется. По-русски: здравый смысл. Англичане одинаково серьёзно относятся и к тому, что его содержит, и к тому, что лежит за его пределами.
И они умеют отличать первое от второго.
Норфолк, апрель 2005 г.
* * *