В оккупированом германскими войсками Харькове, осенью 1941 года состоялось знаменательное в истории украинского и еврейского народов города событие: совместными усилиями германских властей и местных добровольческих сил были истреблены все не успевшие эвакуироваться или уйти на фронт евреи.
В качестве сборного пункта, которому впоследствии было присвоено итальянское наименование "гетто", были использованы грязные бараки на восточной окраине.
Что касается того, что это было гетто, то это чистое недоразумение, так как гетто в средневековой Европе создавались не для уничтожения евреев данного города, а чтобы отгородить представителей одной конфессии от другой. Существует предположение, что "гетто" происходит от ивритского "гет", что означает "отделение", "развод". Чтобы не смешивались и не создавали конфессионально-идеологической неразберихи. В создании такого отдельного квартала, зачастую отгороженного стеной с запирающимися (изнутри) на ночь воротами, евреи были заинтересованы больше, чем христиане Евреи стремились к сохранению своей идентичности и не смешиваться с массой христиан, которые в глазах верующего человека (А верующими были все) выглядели скорее язычниками, чем исповедующими монотеизм. Город был заинтересован в том, чтобы евреи были в его черте, так как в этом нуждалась экономика, но в то же время отдельно, так как их иудаизм считался, как минимум, прискорбным заблуждением и предрассудком. Время от времени случались конфликты, в том числе кровавые, но в целом назначение гетто было мирным, а временами и вполне дружелюбным.
Так что, когда говорят о Минском, Варшавском, Лоджинском гетто, а тем более о Харьковской трагедии за Плиточным заводом, то этот термин - чистое недоразумение.
Это был временный концлагерь, назначением которого было собрать вместе всех евреев города и, используя не относительно еще гуманные методы убийства, известные в средновековье, а самые варварские, на которые был способен ХХ век, от души поиздевавшись над беззащитыми людьми - в основном женщины, старики и дети - истребить их самих и память о них - тоже.
Убийство и сброс трупов в Дробийкий яр продолжалось сравнительно не долго. На убийство памяти об этом событии понадобились десятилетия. Дело в том, что убить ребенка невероятно просто. Его ударяют палкой по голове, или - требует сноровки - подбросить в воздух и при обратном падении поймать не острие штыка. Можно еще живого бросить в яму. Можно сотню людей закупорить в бараке, подогнать машину, выхлопную трубу вставить в проделанную в стене дыру и включить двигатель. Очень эффективно и не требует расхода боеприпасов. Вообще, разработанных и испытанных на живом материале методик такго рода много, и в народной памяти они хранятся. В случае чего...
Народная память удивительно цепка. Однажды зацепившись за коллективную извилину, такая штука потом безотрывно хранится веками. И добро бы помнили только потомки убийц, но сородичи и потомки жертв, которые по чистому недоразумению остались в живых, тоже почему-то помнят, и тут уже приходится прибегать к специальным мерам и приемам.
Советская власть была в таких вопросах изобретательна, но непоследовательна. Вообще, я давно заметил, что если зло само по себе может быть вполне последовательным, то злоумышленники и злодеи постоянно сбиваются с пути, что легко объяснимо тем, что добро, как правило, не требует прикрытия, а зло постоянно нуждается в маскировке. Синяя борода окрашивает бороду в неожиданно розовый цвет, генсек или фюрер украшаются добродушными усиками, а харьковские власти на месте Дробицкого яра устанавливают скромный обелиск с упоминанием о трагедии - убийстве "гитлеровскими захватчиками советских граждан". Слово "евреи" не упомянуто (зло), но памятник-то установлен (добро). Правда, КГБ предупреждает евреев, что посещение этого места, тем более коллективное, крайне не желательно (зло). Хотя никого так и не арестовали (не то, чтобы добро, но терпимо).
Когда советская власть, истощив все ресурсы накопленного зла, истощилась и, как говорится, зныкла, пошли разговоры о возможности увековечния памяти жертвам, причем - конкретно - еврейским. Только без большого шума. Вообще, давно замечено, что у евреев препротивнейшая привычка плакаться и требовать особого внимания к своим прошлым обидам и несчастьям. Как будто другие счастливы. Но ведь терпят. Могут и они потерпеть и построить свои памятники позже. Например, в следующем столетии.
Эпопея сбора средств, получения разрешений, споров и выпонения работ - об этом уже имеется соответствующая литература, но памятники были построены и справедливость (добро) восторжествовала.
Прошли годы, и вот что пишет харьковский "Дайджест-Е" (Љ7):
" Наша газета уже писала о решении Харьковского горсовета передать земельный участок по Московскому проспекту под строительство жилых девятнадцатиэтажек. Территория бывшего еврейского гетто с комплексом установленных на нем памятников попадает в зону строительства. Это - Стена Скорби с тремя мемориальными досками, установленная Харьковским областным комитетом "Дробицкий Яр" совместно с Орджоникидзевским райисполкомом 30 октября 1992 года; камень-памятник Праведникам мира (15 декабря 1997 года); мемориальная плита с обращением к потомкам (открыта 14 декабря 2000 года).
В письме Управления градостроительства и архитектуры Харьковского горсовета от 30.05.06 г. Љ 5083 за подписью и.о. начальника управления С. В. Колоши в адрес председателя ХОК "Дробицкий Яр" Л. П. Леонидова сообщается, что земельный участок, на котором установлены памятные знаки, выделен под строительство жилого комплекса по Московскому проспекту.
В институте "Харьковпроект" (генподрядчик по выполнению проекта) на стадии завершения проект, в котором перечисленные памятные знаки, внесенные в государственный реестр охраняемых памятников Украины решением коллегии Управления культуры в Харьковской облгосадминистрации от 2 декабря 2001 года, не учтены. Само отведение земли под застройку жилкомплекса не было согласовано с областной коммунальной организацией "Харьковский научно-исследовательский центр охраны культурного наследия". Ни Орджоникидзевский райсовет, ни областной комитет "Дробицкий Яр", установившие памятники, не были даже поставлены в известность о намечаемом сносе зарегистрированных исторических памятников.
Я уже молчу, что земля, на которой было гетто и куда позже свозили жертв "душегубок" со всего Харькова, щедро пропитана их кровью, заполнена останками и даже окружающее пространство наполнено памятью о трагедии - хранит их страдания, крики. И сколько бы лет не прошло, аура этого места остается трагичной. А мы по-прежнему разбиваем парки на кладбищах и застраиваем места расстрелов жилыми массивами".
Обычно памятники вписываются в жилые массивы. Эти памятники не вписываются.
Будучи уроженцем города Харькова и кровным родственников жертв массовой расправы, я обнаглел от негодования, я написал в газету:
Вы знаете, что меня никогда не привлекала мысль о сооружени памятников евреям, погибших на Украине.
Я бы не хотел, чтобы на месте, где дикая толпа немыслимым способом расправилась с моими близкими, дедушками. бабушками, построили памятник и написали имена жертв.
Вот если бы поставили стену и написали имена палачей-бандитов, это было бы интересно и поучительно. Я бы возложил к этой стене букет репейников. А поскольку это невыполнимо, то выставлять напоказ имя моей бабушки Ханы-Бейлы - я бы не хотел.
Что украинцу или русскому говорит ваша стена, которая будет мозолить ему глаза свякий раз, когда он выйдет на балкон своей новой квартиры? Она возопит: смотрите, на этом месте ваши отцы травили газом жидов и палками разбивали головы еврейскаим детям. Дети визжали от боли и страха, а их - палками. На глазах у мам. А их папы в это время защищали родину от немцев.
Вы с вашими памятниками - живой упрек потомкам убийц, которые - и это естественно - переменись ситуация, собрали бы вас на том же месте и послушали бы веселящий сердца визг ваших внуков. И заровняли бы это место.
Кому охота жить рядом с живым упреком себе и своим родителям?