Герасимов Дмитрий Сергеевич: другие произведения.

Прелюдия Аннигиляция

Сервер "Заграница": [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Помощь]
  • Комментарии: 2, последний от 23/02/2005.
  • © Copyright Герасимов Дмитрий Сергеевич (dmitriger@yandex.ru)
  • Обновлено: 17/02/2009. 105k. Статистика.
  • Повесть: Россия
    •  Ваша оценка:

    ДМИТРИЙ

      

    ГЕРАСИМОВ

      

    ПРЕЛЮДИЯ

      
      

    АННИГИЛЯЦИЯ

      
      
       0x08 graphic
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
       "Случайность, являясь неизбежным, приносит пользу всякому труду. Ведя ту жизнь, которую веду, я благодарен бывший белоснежный листам бумаги, свёрнутым в дуду". Иосиф Бродский.
      
       "Данная песня - не вопль отчаянья. Это - следствие одичания. Это - точней - первый крик молчания, царствие чьё представляю суммою звуков, исторгнутых прежде мокрою, затвердевающей ныне в мёртвую как бы натуру, гортанью твёрдою. Это и к лучшему. Так я думаю". Иосиф Бродский.
       Звонит будильник. Из глубин выплывает и открывает глаза Д.: проносятся вереницей мысли, предметы, действия,...Составляющие его жизнь и окружение: утро, умывальник, стоящий на кухне пяти-комнатной коммуналки, завтрак, приготовленный его мамой, соседи, туа­лет, душ, зубная паста, одежда, жёлтый цветок - стоящий в комнате, фотографии с видом Греции, телевизор, стол.... Ну на этом я думаю и остановлюсь, я хочу предоставить слово нашему герою Д., и пусть он сам расскажет о себе. Мы лишь доставим себе удовольствие под­глядеть за ним, так сказать он нас не видит, а мы его видим, как через зеркало, да, к тому же, можем услышать его мысли и подсмот­реть его внутренний мир. Хотя это и нехорошо, но что поделать, если мы обладаем таким прибором, да, к тому же, он и не узнает об этом, и знать об этом ему незачем. Как говорил Джойс "Эстетический образ в драматической форме - это жизнь, очищенная и претворённая вооб­ражением. Таинство эстетического творения, которое можно уподобить творению материальному, завершено. Художник, как Бог - творец, ос­таётся внутри, или позади, или поверх, или вне своего создания, не­видимый, утончившийся до небытия, равнодушно подпиливающий себе ногти ". С той лишь разницей, что я не собираюсь что-либо очищать и претворять, да ещё с помощью воображения и оставаться я нигде не собираюсь, да и подпиливать ногти тоже, т.к. подпилил их зара­нее. Я предлагаю нагло и бесцеремонно ввалиться в реальность наше­го героя, и, кто знает, может он услышит нас, кто знает. Мы уже там, мы уже прорвали нить, разделяющую нас от него, он рядом, мы в нём и видим его глазами, ловим его мысли, ощущаем всё то же, что и он, разница лишь в том, что мы всё это можем, а он - нет. Хотя он может так же. При этом мы, как и он, не теряем свою индивидуаль­ность и себя самих, да и не должны, мы, как и он, можем думать, сравнивать, проводить параллели и так далее, это, как смотреть в окно, улыбаясь и покуривая сигарету,...
       ...Жёлтые лучи залили комнату, рассыпавшись осколками, они поют и танцуют. Музыка дня. Вопросы, ответы. Первый вопрос на подходе, когда нога спускается с кровати на, застеленный ковром, пол. Только пальцы босой ноги касаются мягкости, как вопросов уже два. Первый: "Что я могу дать этому дню?" Второй: "Что этот день может дать мне?" Встаю, зарядка, комплекс упражнений, прыжки, отжимания, масса ответов. На первый вопрос трудно ответить. Многое можно взять у дня, часа, мига. А что дать ему взамен? Только себя и свой путь в нём, ту микроскопическую нить, что плетётся день ото дня, образуя круги. И вот сейчас вновь начинается этот круг, по которому я начи­наю своё движение. И это не обычный день, я давно его ждал, что-то говорит мне об этом...
       - Вы слышали, он уже догадывается. Кто нашептал ему? А? Не подска­зывать!
       ...что-то неопределённое, каждый день уникален и неповторим, я могу его запечатлеть в памяти, слове, фотографии, картине или ещё как-то. Просто прожить его, вот и всё, что я могу дать ему, и ему этого достаточно. Зарядка закончена, одежда, кори­дор, существование заполняет все поры, холодная вода снимает остат­ки сна, катышки из глаз, всё уносит волшебная вода, она знает множество вещей и тайн, учись у воды, ..., душ наводит и погружает в но­вый день, и я готов, я принимаю его, я ждал его, всю ночь грёзы о дне, я ждал его несколько лет. Вспыхивают остатки сна, картин, го­лосов и образов. Доброе утро!
       - К кому это он? Опять к себе, наверное.
       Кухня, завтрак, картинки сна. Я пере­ношусь в то время, откуда был послан сон: ...
       - Извините, перебью немного нашего героя. Хочу сделать несколько замечаний, то, о чём он рассказывает, не происходит в данное время, так - как наш герой в данное время находится у Финского залива, метро Приморская и пишет эти строки, как обычно, своим карандашом, в сво­ей тетради. Так же хочется сказать, что он дилетант в литературе и чертовски безграмотен, и пишет так, как видит и чувствует, хотя он сам нам об этом расскажет, когда прейдет время. Так, что, слыш­но уже, как шелестят волны, гаркают чайки и плывут облака? И голос нашего героя, а мы сидим рядом и слушаем. Продолжай! Ой, я забыл, что он не знает о нашем присутствии. Напомню ещё, что сейчас час дня и утро, о котором идёт речь, было до этого часа.
       ...Я иду по давно забытой улице, выйдя из своей старой квартиры, где были прожиты многие го­ды. Сосиска с вермишелью, соус, варёное яйцо, помогают вспомнить, кофе прибавляет бодрости, из умывальника капает вода, уносятся го­ды и возвращаются. Захожу в соседний дом к старому знакомому. Поднимаюсь по лест­нице, звоню, открывается дверь, выходит его сестра.
       - Привет. Позови Андрея.
       - Сейчас. Подожди.
       Дверь закрывается, из окна бьёт луч солнца, заливая парадную, возникает вопрос: "Что, собственно, я делаю тут?" Я ухожу, так и не дождавшись, спускаюсь по лестнице, останавливаюсь. Смотрю в окно, ле­то, зеленью распустились деревья, вижу свой подъезд, вижу окна сво­ей берлоги, где тихо проходят годы. Грустно, что делать? Классичес­кий вопрос. Высоко хлопает дверь, раздаётся голос Андрюхи:
       - Дим... Димон!
       Я молчу, смотрю в окно, смотрю, как проносятся дни и часы, я молчу, не двигаюсь ни туда, ни сюда. Прокричав моё имя пару раз, ругнувшись от души, Андрюха захлопнул дверь. Я достаю сигарету и закуриваю, спускаюсь по лестнице, выхожу на залитую солнцем улицу. Идти направо. И я иду. Люди, машины. Я иду. Я странник, и я всегда им был. Аллейка, почта, давно забытая школа, магазины, общага, до­ма-коробки. Это девятнадцатое лето. Пару месяцев назад я вернулся из армии. Это - первое лето, оно, было прожито, но сейчас оно начинается, и я бесцельно скитаюсь, накурившись, и жду. Теперь я знаю, чего я ждал, и от чего мне было грустно. Это было лето, пере­вернувшее мне жизнь. Второе такое лето, которое похожим образом перевернуло жизнь, было в 1999 году и, кто знает, может и это, приближающееся лето, также что-то перевернёт. Но это не важно, так как были ещё зимы и осени... Она обрушилась на меня, как лавина из раскалённого чрева вул­кана. Она зажарила меня живьём.... Но пока я брожу по городу. Я жую бутерброд, допиваю кофе, так же капает вода из крана. Завтрак поглощён, мытьё посуды, умывальник, коридор, комната, на­тягиваю свои старые, но любимые джинсы, кроссовки, свитер, кожаную куртку. Пора идти, время не ждёт, как поётся в песне. Как хо­чется порой, чтоб не было времени, чтоб жизнь превратилась в одну сплошную линию, охватывающую весь земной шар. Был прёодолён и про­рван не один круг, но остаётся самый явный круг, круг денег. Я должен почему-то плясать под их дудку, должен работать, чтоб полу­чить жалкие копейки, которые позволят мне купить кусок хлеба, чтоб не сдохнуть от голода. Хотя цели и задачи у меня иные, когда-нибудь я покончу с этой комедией. Пора идти, закрываю дверь, парад­ная, кто-то уже обоссал стены, кто-то на стене вывел слово из трёх букв и ещё несколько составляющих ключевых понятий жизни, кто-то написал Лена + Коля = Любовь, и множество других, не менее важных, надписей, составляющих нашу историю, да и историю культуры и че­ловечества на данный момент развития общества. Улица, 12-ая линия, старые дома, засраная собаками дорога, на которой в скором време­ни будет расти трава, но пока тут одно сухое и свежее дерьмо, фан­тики и бутылки. А земля спокойно и безропотно принимает всё, что ей дают: дерьмо, саки, окурки, тела... Я гуляю вновь в том лете, встречаю старых знакомых, но у меня нет времени с ними говорить, да и желания, только "Привет?" - это всё, на что меня хватает, и я иду дальше. Куда? Зачем? Хочу и хожу. Я думал тогда, чтоб было движение надо ходить. Как я заблуждался. Лето, тепло, даже жарко. Я жду, смутно чего-то ожидаю. Поворачиваю, Средний проспект, толпы людей, магазины, театр Сатиры - не жизнь ли это наша? Я один на фоне хаоса лиц, брюк, юбок, усов, лысин, я плыву в толпе, как рыба иной породы, проно­шусь среди различных рыб, сомов, карпов, пескарей, зубаток, кара­сей, плотвы, сёмги, горбуш... Плыву медленно, скорее иду. Спешить рано. Стройные ряды домов проплывают, как во сне. Закрываешь гла­за - ничего нет. Я могу быть, где захочется: Индия, Германия, Ис­пания, Китай... Могу быть в космосе, и для этого мне не нужен кос­мический корабль, и созерцать нашу планету, да и другие. Наведи координаты. Идеальная точка. Звёзды, Галактики, всё есть внутри. Вселенная. Всё в ней суетится, бежит, идёт, летит, стоит, но это только видимость, ковыряется, курит, пьёт, ест, сыт,... Кажется, всё вечно и хуже всего, следя за поведением людей, приходить к вы­воду, что они тоже считают себя вечными и так проживают свою жизнь, витрины пестрят рекламой, жуть, настроение портится. Я ждал, весь сон я ждал повторения того, давно ушедшего дня и я знал, чего я жду, и мог отказаться, я ждал её, и, как всегда, был выбор, её одну. Красоту. Она появилась и растаяла, этого мгновения было достаточно, что бы вновь вспомнить, оно запечатлено в памя­ти, я могу узнать её с закрытыми глазами, по одному запаху, по дуновению ветра. Я стоял возле своего дома, рядом с дубом, она меня не видела, она вышла с подругой, смеясь и что-то говоря, и ушла, а я остался стоять. Так совпало. Так же и в жизни, она появилась и исчезла. И это хорошо. Но в то и в последующее время, я был до безобразия наивен, как и в других вещах, это реальный факт в жиз­ни. Сон оборвался, я проснулся, комната, телевизор, жёлтый цветок, темно, я закрываю глаза и вижу её, я сижу рядом на кровати, я не знаю, где это, она спит, тихое дыхание, тепло, нежная рука, краси­вая кожа, я знаю, что это она, её волосы-облака, её запах-земли... мне становится хорошо и спокойно, тихо, великий покой и тишина об­волакивают меня, и я засыпаю вновь и вижу ту; одну из последних кар­тин тех далёких дней, когда мы шли рядом, держась за руки, и я пер­вый раз в жизни понял, что был счастлив, тогда и пришло понимание этого слова. Но всё проходит с тем последним поцелуем, когда я был напуган, как 10000 пуделей, и высказал какую-то чушь и, когда про­шло некоторое время, я понял, что я был и наивен, как эти пудели, но я рад теперь, что были такие дни, они остаются в памяти. А так всё проходит и от этого грустно, и глупо, ведь жизнь коротка и все мы смертны и так непутёво тратим время, чёрная дыра и новый сон. Метро Василеостровская, подходит трамвай, люди, Русское лото, цветы, пакеты, палатки, где торгуют пирожками, Русское лото на завтра, на послезавтра, жизнь - это тоже лото. Приходит трамвай, ходит он два раза в час, в 10-15 минут и в 40-45 минут каждого часа, двери открываются, на башне Макдоналдса 11 часов 40 минут. Я вхожу, предъявляю проездной, сажусь, есть свободное место. Двери закрываются. Бряц-бряк. Двадцать-двадцать пять минут на трамвае день ото дня, тысячи написанных слов или десятки огромных томов, высеченных прозрачными буквами в возду­хе гремящего по рельсам трамвая, в шуме улиц, машин, людей, вони, копоти, духов, смрада, табачного дыма, перегара. Книг о своей жизни, составленных из образов и меняющих друг друга картинок, цвет­ных и чёрно-белых, жёлтых и синих, красных и других в спектре цве­тов. В звуках музыки или под шум волны, стучащего двигателя, бегу­щей из крана воды, вонючих или мило пахнущих дней и ночей, давно ушедших, радостных и печальных, горестных и смеющихся, но никогда не скучных, промотанных, пропитых, проколотых, пронюханных, проку­ренных, исписанных, любовных, пройденных, миражных, сумасшедших, ми­ражных, кровавых, символичных, ассоциативных, тошнотворных, кумарных, депрессивных, бесящих, галюцинагенных, дней и ночей. Их не остановить, они выплывают из всех щелей, перемешиваясь и играя, гре­мят, кричат, поют, рисуют, пишут, музицируют. А я - дирижёр, сцена­рист, режиссер... Они заполняют меня эти двадцать минут, плетя узоры на фоне грохочущего трамвая-гусеницы и меняющихся картинок города, вырисовывающихся в окне железной гусеницы.
       Когда приходишь к кое-какой внутренней гармонии, соединяя внут­реннее с внешним, когда задумываешься, почему это так сложно, вспо­минаешь свой путь к этому состоянию, анализируя его, разбивая на части. Вытягиваешь свои потаённые мысли. И понимаешь, что стоишь, образно говоря, на середине горы, уходящей своей вершиной куда-то за грань. И именно с этой середины видишь дороги куда-то, может к самой вершине, а может и ещё куда, на то есть выбор. Оборачиваясь назад, видишь извилистую дорожку с придуманными, данными, возник­шими препятствиями, ямами, вершинами и ещё всякой всячиной. Понима­ешь, что это путь, который уже пройден и шёл ты, повинуясь своему внутреннему чувству, именно на эту развилку, противясь, восставая, но уже отсюда видно, что именно в своём восстании ты и прокладывал этот путь и именно сюда и стремился. И, встав перед выбором, вопро­сом, шансом, который дан, выбрать тот или иной путь и пуститься по нему, дабы обрести себя...
       Сейчас уже четвёртая весна моего существования в сердце города Санкт-Петербурга, моего добровольного наказания, моего заключения и моей радости, радости обретения времени и познания себя. Никогда не было у меня столько времени, сколько есть сейчас, никогда я не думал столько, сколько думаю сейчас, сейчас нет прошлого и нет бу­дущего, есть настоящее, есть каждый миг, минута, час. Но эти двад­цать минут в ржавом грохочущем трамвае, туда и обратно, всё по кру­гу, на работу и домой, они заполняют меня старыми воспоминаниями давно минувших дней и ночей, бесконечной вереницей, трансформирован­ной в ту или иную картину, образ, символ. Как старые, так и новые они заполняют все щели в трамвае-гусенице, который когда-нибудь ста­нет бабочкой.... Остановка, тот же Средний проспект, минули церковь св. Михаила, двери открываются, бряц-бряк, шуршат одежды, люди входят-выходят, двери закрываются, бряц-бряк. На дороге пробка из автомашин, может где-то на Съездовской линии авария, а может ещё что. Стоим. Пред­ставь Земной шар, вид с космоса, наведи координаты и спускайся вниз....
       - Извините, перебью. Интересная тема, хочу попробовать. Я тут отлу­чался по делам нижней плоти и, видно, что-то пропустил, но не беда. Минутку, я готов, представил и спускаюсь. Ой, как крутится всё вокруг, какое движение... Что-то я разболтался, извините. Доволь­ный просто.
       ...ты увидишь, в конце концов, стоящий в пробке трамвай с кучей народа и меня среди них, сидящего возле окошка. Я всегда вижу себя оттуда и всегда мне этого мало...
       - Ну, уж не скажи. Хотя тебе видней.
       ... Шар вертится в голове и на этом шаре - я, люди, животные, дома, реки, леса, машины, поля, одним словом всё, что есть на Земле. Но я всегда стремлюсь дальше, я бываю всегда, во всех местах сразу и бываю нигде, бываю за тысячи, за мил­лионы лет до своего рождения, гуляю на осколках и вижу...
       - Ну, надо же! Извините, не выдержал, хотя у меня тоже так бывает...
       ...множество жизней, эволюции, людей, животных и множество других вещей, состав­ляющих историю этой планеты. И я - её часть... Рядом стоит симпатичная девушка, я знаю, она думает о выполнен­ных и невыполненных задачах, о весне, о погоде за окном, о маме, о папе, может, о сестре или брате, а, может, о конфликте на НТВ, о П.Бородине, о визите Шредера, а, может, о бессонной ночи...
       - Надо же, какая прозорливость, ну и что дальше?
       ... Рядом бабушка, мечтающая или вспоминающая о своих похождениях, перелисты­вая листы памяти, обнаруживает недовязанный носок...
      -- Ах, ха...ха...ха... Вот умора!
    ...валяющийся у неё в кресле. Рядом пожилой мужчина с засаленными руками, которые уже не отмыть. Кто-то переговаривается, до ушей доносятся обрывки фраз. Вокруг десятки людей, сотни, спешащих или праздно скитающихся, лазящих в помойках, собирающих бутылки, проезжающих в дорогих маши­нах, рекламы, магазины... Трамвай начинает движение, гремит, повора­чивая. Деревья ещё голые, солнце уже теплей, жизнь течёт, летают птицы, небо покрыто барашками облаков... Я вижу это всё. Минуем церковь св. Екатерины, 1-ая линия, ещё куча вещей. Каждый день поёт
    свою песню, поёт ветер, поёт трамвай, поёт каждый человек, всё играет и поёт; планеты, галактики, всё поёт свою песнь, всё сливается
    в один хор и слышна одна единственная мелодия, мелодия жизни. И я
    люблю её слушать, она ласкает слух...
      -- Лучше бы музыку писал, а не книжки.
       ...И как бы ни было, из-за неё я люблю жизнь, я люблю эту Землю, я рад, что есть я, я рад, что поя­вилась давным-давно эта Вселенная, я люблю её Красоту. Но я - бун­тарь и любитель Свободы, и это в крови, да, к тому же, я прохожий. Знал бы я ноты и музыку, я бы попробовал написать эту музыку, но я их не знаю...
       - Уж понятно, и поэтому ты начал писать книгу.
       ...Поворот, Тучков мост, тающий лёд, вдали Петровский стадион, Юбилейный, закрываю глаза, кричат голоса, всплывают голо­са и люди, это Генри Миллер, так же ездивший на трамвае. Да. Я на всё говорю - Да. Тысячи людей заполняют разум: Герман Гессе - степной волк, Ницше, поющий свои песни, Бетховен, Моцарт, Вивальди, Шопен, Шопенгауэр, Врубель, Кьеркегор, Камю, Вячеслав Иванов, Рерих, Буд­да, Иисус, Маггомед, Наполеон, Цезарь, Нерон, Сведенборг, Булгаков, Джойс, Ван-Гог, Бёме, Сальвадор Дали, Тзара, Бретон, Кафка, Вагнер, Новалис, Берроуз,Полак, Томас Харрис, Соловьёвы, Розанов, Гойя, Пикассо, Рембрандт, Понтий Пилат, Гитлер, Мусалини, Фуко, Кассирер, Лам-брозо, Юнг, Фрейд, Артур Шнитцлер, Гёте, Андреас, Егер, Рембо, Блейк, Уитмен, Лоуренс, Бодлер, Клодель, Сталин, Берия, Ленин, Троцкий, Хрущёв, Горбачёв, Путин, Жириновский, Каравайчук, Петров, Гергиев, Рене Клер, Кубрик, Ге, Селин, Элиаде, Свифт, Тютчев, Пушкин, Мисима... Всех не перечислить, да и нет в этом смысла. Бог и Дьявол, Добро и Зло, Рай и Ад. Всё смешивается, круги рвутся, с каждым, пришедшим на ум именем. Всё дальше, всё пуще. Наконец Сартр кричит в ухо: "Весь человек, вобравший всех людей, он стоит всех, его сто­ит любой". Я говорю: Да! Ещё сильнее зажмуриваюсь, тихо и пусто, это длится секунду, выплывает огонёк, Камю вещает о Сизифе и Сартр вновь выкрикивает свои слова. Меня уносит. Хаос в мыслях образует поток... По-гру-жа-юсь...........
       - Ну и что это будет?
       ...по мокрому шоссе разбрызгивая застоявшиеся лужи мчатся редкие потоки машин фары выхватывают своим светом в ночной тьме пробегающие мимо мокрые от дождя фрагменты деревьев кустов знаков указателей названия населённых пунктов навстречу пробегающим автомобилям залитым ночным дождём влажно поблёскива­ют капли дождя на лобовом стекле смешиваясь в обдувающем ветре в мелкие ручейки и дворники еле успевают очищать и разбрызгивать эти ручейки сливающиеся в однородную массу интересно в свете фар наблю­дать все эти капли плавно слегка под дутые ветром блестящие падаю­щие с ночного затянутого непроглядными тучами неба на ночную зем­лю образовывая какие-то неведомые картины которые мелькают на зем­ле смешанные со светом фар проносящимся со скоростью сто километ­ров в час темнота застилает весь горизонт смешиваясь с небом обра­зует единую усыпанную дождём дорогу и кажется конца и края её не будет смутно выступают очертания деревьев полей и лесов ни одной звезды не увидишь в этом мраке дождливой украинской ночи я знаю что скоро тут на этой бесконечной дороге блеснёт указатель и я по­верну налево через двадцать пять минут окажусь в лучах фонарей возле своего давно покинутого дома одиноко взирающего в ночное не­бо где не был уже года два три что стало с ним за это время отку­да-то из далека из своих гнездовий всплывают воспоминания и пред­чувствия многое связано с этим домом скорая встреча и то к чему я так стремлюсь и стремился все эти годы смутные не вполне ясные стремления я ещё не знаю что я забыл там и зачем я так спешу туда в прошлое сквозь мрак ночи и дождь тихо ритмично гудит двигатель сливаясь с музыкой звучавшей наполнявшей весь салон чудными нежными печальными звуками скрипки тихонько накатывая печаль той давней боли незаживающая рана так же ноет и болит созвучная мелодиям ве­ликих композиторов уносящая далеко в прошлое сглаживая обыденность на нет созвучная этой дождливой ночи бесконечной жизненной дороге моей во тьме давняя тихая всепоглощающая печаль вскормленная года­ми захватывает в свои холодные подобные снежным вершинам объятья одиночества она становится всё больше и в конце концов заглатывает обдувая неземным холодом и я люблю её это одна из стихий моей внут­ренней жизни лишь бы доехать осталось совсем немного километров сорок какая ночь мы как бы созданы друг для друга она плачет дож­де а у меня уже высохли и замёрзли все слёзы и нечем плакать ос­таётся лишь любя сносить и растворяться в мире звуков и одиноких разряженных пространств вершин собственных гор мыслей и воспомина­ний где подобно вечному страннику я люблю проводить время там на краю Вселенной я люблю разглядывать пылающие жаркие пустыни прожи­тых дней там моя вторая стихия вот и снова эти мысли давно не бы­ло их они выходят из глубин и вращаются подобные зачарованным юлам вновь приобретают силу и с приближением покинутого дома с пронося­щимися мимо машинами лесами полями становятся ярче они бегут ручьями переходя в реки моря океаны что тонут в испепелённой пустынной бездне и из неё выплывают образы те любимые ненавистные историчес­кие реально существовавшие существующие мифические фантастические да и другие сколько их миллионы тысячи из этого общего хаоса вдруг всплывает огонёк он всё растёт и растёт дождь не стихает шоссе резко уходит вправо сбавляю скорость и слег­ка поворачиваю руль на обочине стоит грузовик навстречу несутся машины фары на обочине выхватывают гранитные буквы Ж область мель­кают дома деревень с намокшими крышами всё как и раньше практичес­ки ничего не изменилось за эти годы скоро покажется город Ж а там за ним по дороге слева будет та дорога которая и приведёт меня к дому в сосновом нежно пахнущем сосновой иглой лесу огонёк растёт лишь бы не потерять его из виду в общем пространстве он всё приближается и что же это он принёс в себе вид и облик той самой что проронив последний, нежный поцелуя и оставила тем самым мне в сердце рану на всю жизнь что всё не заживает и я живущий уж начал забывать тот мной любимый лик а он наоборот всё коренился в печаль невиданной красы на одиночество обрёк заставив думать всё отчётливей за ней всплываю из огонька картины и всё уходит остаёт­ся огонёк и всё то что он с собой принёс все то время что было про­жито там вдалеке то время радости и счастья обычных дней обыденных и серых тех дней где просто жил и ни о чём не думал все это когда-то было и когда-то я был счастлив и всё это безвозвратно ушло лю­бовь и мак как сердце бьётся в темноте салона и тихо льются звуки музыки а я несусь куда зачем и сам не знаю и чувствуется только что смутно ожидает меня мой дом моих шагов по мокрой мостовой сквозь садик где каждый куст и дерево знакомо где каждая дорожка о чём-то говорит где всё милее сердцу чем тысячи людей зачем я спрашиваю за­чем опять мне видеть то что видел тысячи раз затем чтоб уяснить почему и для чего я возвращаюсь вновь вот он ответ и смысл появле­ния этого огонька и видно это нужно в этом освобождение вот уже и начинается Ж с ним тоже связано многое но это сейчас не­важно он всё такой же прибавилось магазинов салонов видно что и ритм больших городов докатился и сюда кругом рекламы с различными призывами под зонтами бегут редкие прохожие болтая по сотовым теле­фонам а в общем всё так же тот же мост через железную дорогу тот же вокзал те же улицы тот же универмаг по улице Московской и Киевской тот же кинотеатр Украина та же площадь с памятником Ленину и всё то же по Большой Бердичевской а дальше поворот за больницей и с горы за город наконец-то скоро начнётся лес на горе пост милиции и дальше дождь так же лупит по стеклу та же темнота украинской ночи а уже два часа по киевскому времени и так же около трёх с половиной даже больше лет назад я ехал из города по этой же дороге была пого­да яркой и цветной и всё везде летало и кружило ведь то была весна начало лета пора любви и жизни вновь расцвета светилось небо солн­цем летали птицы в небе голубом глаза светились жизнью счастье раз­рывало сердце я любовался красотой окрестных мест и путь мне озаря­ла любовь и ясная погода деревья цветом наполнялись листва дрожала в ветерке трава блистала зеленью в лучах вдалеке раскинулись поля леса я ехал в тот же дом где ждали ночи полные надежд и дни где просто жить хотелось мерещились вдали счастливые деньки я ехал и мечтал ведь не был я там дня уж три машина гнала по шоссе к мечте всей жизни мечта надежда и любовь что так внезапно вдруг мне жизнь перевернула из серости да в краски я гнал и гнал свернул налево затем сквозь лес и вот вдали уж виден дом где счастье притаилось залит солнцем и ярко полыхает в лучах сосновый лес на черепичной крыше сидит ворона или ворон переливаясь чернотой раскинулся внизу наш садик в беседке нету никого забор ворота в нём открыты цветы растут и пахнут чудно дом двухэтажный всё также нем и ждёт меня как и сейчас машину бросив у ворот я шёл к родному дому сквозь сад и сосны но тут что-то дёрнулось и лопнуло внутри ведь нет ее и не выходит мне навстречу та долгожданная краса наверное в бассейне та к которой так спешил бассейн в задней части дома да и сейчас он там эта нежданная тишина внесла чувство тревоги ворон взлетел с крыши промчался над головой и громко каркнул и исчез чувство страха нава­лилось ужасным грузом с этим криком прекрасная погода молчание и этот чёрный как смоль ворон какая связь а может это знак предвестие чего-то я поспешил в дом бешено колотилось сердце страх гнал меня страх перед неизвестным но это было так странно все ощущения выз­ванные вороном никак не укладывались в картину с внешний миром кото­рый дышал спокойствием теплотой и светом солнечного дня покоя а я как в тяжком сне объятый предчувствием всё больше в него погружал­ся влетел в дом пробежал по комнатам и нырнул на задний двор зали­тый светом бассейн как и комнаты оказался пуст сердце судорожно стучало тяжело дыша я остановился в голову била кровь пульсируя в висках в голове лихорадочно проносились мысли кожа покрылась холодной испариной я закричал истошный крик пробил тишину и разлетелся по всем углам ответа нет я звал ещё и ещё крик летел и распадался на слога врывался во все щели и умирал застывая в пространстве с чем можно сравнить то что творилось со мной в те минуты наверное ни с чем это абсолютно неописуемые чувства которые обрушились на меня своими потоками страх колотившееся сердце сменили то радостное настроение что так соответствовало погоде страх потерять ужас неведения сжимали всё внутри в какую-то невидимую пружину что вот-вот хотела распрямиться и только и ждала толчка я метался по дому и нигде не мог найти кричал звал но нет ответа нет лишь звук моих криков рассыпанные по дому уходили тая в пустоту мысли рассыпались на куски где что случилось как а может может нет да нет зачем куда проносились вопросы ответы круговорот сердце неудержимо стучало сжавшись в неким комок наполненный жижей разные догадки заполняли разум туманя нигде не было ни записки ничего а она наверняка напи­сала бы хоть строчку тут пришла мысль что может она на чердаке или в саду но что делать на чердаке днем это ночью можно смотреть в те­лескоп наблюдать за звёздами а сейчас что делать там а может она на том месте возле озера где мы так любили проводить время сидеть и разглядывать отражения созерцать творения невидимого художника я по­спешил на чердак но там как я и ожидал её не было в саду её тоже не оказалось последняя надежда это озеро за полем эта мысль насколько помню не принесла облегчения я бросился через поле к озеру на то место под то дерево поле было залито золотом переливаясь освещая все пространство такая красота такая безмятежность ни облачка вдали отливая синевой виднелось озеро за ним ярко светлый и ниже темнее темно-зеленый лес коричневатые стволы отражаясь в озере образовывали двойной эффект типа зеркало смещения красок от определённого в слегка расплывчатые оттенки красиво и безмолвно всё вокруг ничто не будит этот дивный сон лишь бешено стучит сердце в височных до­лях страх и некий привкус на языке приближающегося горя как не сопо­ставимы картины глупо глупо два разных мира лицом к лицу и голова наполняется болью от солнечного света и давит давит на виски берёт в тиски а я бегу и с лица катят потоки капельки липкие мокрые тра­ва ласкает ноги и ветер обдувает так ласково и нежно мол хочет успо­коить и погрузить в свои объятья упасть и уснуть в них на вечно веч­но спать тишина и покой но как нелепо это сейчас и я бегу дальше вот и озеро уже близко я вновь зову и так же звук уходит подхваченный ветром в пустоту кто откликнется кроме птицы или шелеста ветвей всплеска воды шуршания травы писка комара жужжания пчелы кто ни звука бегу по берегу к тому местечку тревога сжимается в комок в гру­ди бьёт боль везде тихо и пусто ни звука я не слышу как будто всё вымерло и стоят декорации театра одно лишь солнце обдаёт жарой мо­жет это электрический фонарь а может в буре чувств и мыслей не по­ходили звуки до меня скорее нет скорее так и было где режиссер сей басни нет кричу и снова нет солнце слепило глаза не давая всё рассмотреть капли стекали по лицу заливая рот и глаза мутя зрение вот и это место вот и дерево но где же она
       Возле ячейки 7, на линии А., города Д, звоня и тарабаня в дверь, слышны голоса двух мужчин Р. и И.
       - Извините, вновь влезаю, так как и вы, наверное, нахожусь в неком
    замешательстве. Что, собственно, это такое? Я думаю... Нет. Впрочем,
    что гадать? Надо следовать дальше за рассказчиком, и он сам все объяснит и, вообще, я превращаюсь в уши, т.к. не хочу докучать вам, но я не прощаюсь.
       И., тревожным голосом, заикаясь, явно переживая, кричит, - Открой, я же знаю, ты дома. Ты слышишь? Открой, не заставлял ломать дверь!
       Р., раздражённо, но с холодом в голосе, явно недовольный положени­ем дел и ситуацией, ощущая себя оторванным от более важных дел, вы­брасывая в сторону дверей указательный палец и вновь сжимая кулак, произносит, - Ну ладно, хватит ломать комедию, открывай. Мы знаем, ты дома. Иначе бы не звонила. Ты же сама звала нас. Чего не открываешь? - стучит в дверь и добавляет после того, как на стук не последовало ответа, тем же раздражённо-холодным голосом, обращаясь уже к И., -Что с ней там случилось? Оглохла, а может, померла? Вызвала из дому, не дала даже футбол досмотреть, - начинает гримасничать и копирует её голос: - Приезжай, очень нужен, мне плохо, - и продолжает уже своим голосом: - Плохо, плохо, приезжай. Что мне траурный марш ей играть? Должен всё бросать и ехать, да ещё и стоять тут. В прятки, что ли, играть будем, а? - заливается хохотом, - Напилась, наверное, до горячки и спит или наглоталась какой-нибудь...
      -- Перестань, - перебивает И. - Не говори так, и так не по себе как-
    то. Что-то случилось, наверное. Предчувствие никогда меня не подво­дит.
      -- Не говори ерунды. Надо ломать дверь. Предчувствия! Какая чушь! Она там набралась и спит себе спокойно, пока мы тут тарабаним. Сипит
    себе в две дырки, - вновь начинает звонить и стучать в дверь к А. и,
    явно, раздражённо и, злясь, кричит, - Просыпайся, открывай, это мы,
    Дон Кихот и Санчо Панчо! - Прислоняет ухо к двери и прислушивается,
    ничего не слышно, только часы бьют два часа ночи.
       Стоит так же заметить, что они действительно похожи на упомяну­тых героев. Р. маленького роста и пухленький, как свинка с розовыми щёчками, а И. высокий и худой, кожа да кости, бледен. Хотя по су­ществу на героев книги они не очень похожи.
       Так как к двери никто не подошёл, и даже звука не было слышно, Р. спрашивает, - ну, что, двери будем ломать?
       - Подожди, - нерешительно говорит И. - У меня где-то должен быть
    ключ.
       Р., обалдев от новости, - У тебя, что есть ключи? Откуда? Вот это но­мер, дружок! Вот удивил, вот молодец, вот пройдоха...
       И. молчит и роется в карманах. Нашёл ключи и, выбрав один из связки, вставляет в замок, замок поддаётся, раздаётся щелчок, дверь откры­вается, из комнат и коридора на них подуло запахом сигарет и духов, застоявшийся воздух хлынул в коридор. И., обернувшись, посмотрел на Р. и многозначительно проговорил в нерешительной форме, - Да. А ты что думал? У меня есть ключ. Я же ей друг. Да и к тому же я её люблю и мне как-то не по себе. Заходи первым.
      -- Так ты её любишь. Я, представь, тоже. И встречались мы с ней уже
    прилично, не помню, сколько. Но я не думал, что у тебя с ней...
      -- Нет. У меня с ней кроме дружбы и дружеских отношений ничего нет и не было. А про тебя я знаю. И предчувствие у меня нехорошее.
      -- Предчувствие, говоришь? Бред. Она, наверняка, спит. Пошли.
      -- Стой! - дёргает Р. за рукав, - А зачем она нас двоих позвала?
      -- Не знаю, но скоро узнаем, - решительно входит в коридор.
       И. как бы про себя, но вслух, - Странно, что-то тут не так. Мы вдво­ём... - заходит следом. В коридоре темно. Р. нашаривает выключатель и включает свет.
       - Одежда на месте, значит, спит, как я и думал.
       Р. решительно идёт по коридору, за ним И., не спеша, закрыв дверь, озираясь по углам. Р. раскрывает первую дверь в комнату. Шторы плот­но задёрнуты и ничего не видно. Нащупывает выключатель, включает свет. В комнате полный бардак, кровать разложена, кругом валяется одежда и прочее.
       Р. - её здесь нет. - Идёт дальше, по коридору за ним И. подходит к двери по другую сторону, там светло, горит свет и всё видно. - Тут тоже нет, - идёт дальше по коридору, подходит к следующей двери, рас­пахивает, в нос бьёт запах книг, красок, сигарет, со стены взирает Врубелевский "Демон", всё завалено книгами и рисунками, репродукция­ми и прочим, на столе виднеются бутылки вика, коньяка, стоит бокал, на зеркале какой-то порошок и рядом проездной на метро, выхо­дит из комнаты и смотрит на плетущегося по коридору И. и говорит:
       - Тут тоже нет, наверное, на кухне, - разворачивается и идёт дальше.
    И. ему в спину роняет слова: - Странно, странно.
       Раздается оглушительный крик кота, Р. вздрагивает и прижимает­ся к стене, И. подскакивает на месте.
       Р. - не бойся, это я на хвост Калигуле наступил. Пошли, - заходит на кухню, замечая, что в ванной горит свет. - Тут тоже нет и в ван­ной, наверное, тоже нет, а свет горит. - подходит к ванной, так же подходит и И., замирают, слышно, как капает из крана вода, как ча­сы пробивают пятнадцать минут третьего. Р. нарушает молчание и гром­ко стучит в дверь.
       И. негромко - А. ты здесь? - Открывай!
       под кустом я замечаю одежду подбегаю хватаю её это её одежда нет сомнений нюхаю и запах её нежный пробивающий насквозь запах духов я её кожи её тела но где же она искра надежды тухнет я вновь зову её но ни звука в ответ и тут вновь сверху прикрикивает свою песню во­рон тот самый ворон а может и другой но это определённо подействова­ло на нервы эта песня подлила жару в огонь сердце ещё сильнее объятое страхом бешено заколотилось выступил холодный пот внутри обли­лось всё сгустками абстрактных эмоций его крик заполнил всё моё су­щество и заставил содрогнуться от внезапно выплывшей из далёких глу­бин мысли она умерла мертва утонула ушла я автоматически обернулся в сторону крика дикой песни ворона и увидел в камышах что-то запу­танное в водорослях я бросился туда забежал в воду и кинулся в ка­мыши они смеялись всё смеялось вода и водоросли как специально не да­вали свободы движениям оплетая ноги я падал вставал и пробивался дальше проносились обрывки мыслей она она мертва мертва смерть ворон камыш вода этот смех грязь ил я пробивался дальше без сомнений те­перь я видел это была она её чуть посиневшее тело лежало в объяти­ях озера водорослей и камышей тут полностью утрачиваются связи и мысли начинается состояние сюрреалистического сна попробую да и на­до расшифровать я схватил её вытащил на берег так же спотыкаясь и падая постарался откачать но было поздно она была мертва чертовски мертва мертвее не бывает в ее глазах застыл страх но это только ка­залось они были просто пусты пусты полностью и бесповоротно в воде видно она провела довольно много времени это было как во сне я никак не мог поверить в то что видел внутри всё замерло я остановилось на мгновенье и за это мгновенье я понял что это не сон и в это же самое время с этой мысли и пониманием изнутри раздался раздирающий всё вокруг крик кричал ли я на самом деле останется тайной окрестных мест именно с этим криком пришли мысли и ощущения реальности проис­ходящего я ощутил что мир рушится рушатся декорации можно сравнить с тем как вулкан извергаясь рушит и заливает своей лавой всё вокруг как океан разбушевавшись глотает корабли рушит волнами портовые го­рода мир рушился и его не собрать слёзы лились из глаз я тряс в ис­терике тело безжизненное тело что-то говорил поняв тщетность всех слов и всех попыток и то что я сейчас отгорожен от неё невидимым барьером сам бросился в воду озера с попыткой утонуть кричал на всю округу проклинал обзывал клял всех просил забери меня смерть где ты глотал воду бил озеро но всё было тщетно лишь смех смех звучал в ушах ужасный смех всего вокруг мне не суждено было умереть наконец потеряв все силы выбрался на берег упал рядом с ней и очутился в пустоте пустота была везде проникала всюду ни мыслей ничего не было ни солнца ни озера ни её ничего не было было пусто был я не знаю сколько я так пролежал но помню первые пришедшие затем мысли как всё нелепо да и вся жизнь сплошная нелепость полностью очнувшись я уже не плакал не бросался в воду я понял что мир рухнул и смысл в жизни потерян навсегда и нет больше красок один лишь мрак и пустота всё перевернулось хотя так же светило солнце но это было уже не важно и это было не то солнце она умерла глупая и нелепая смерть и с ней умерло всё её больше нет какое короткое мимолётное счастье нет боль­ше той которая подобно звезде освещала мне путь она потухла и погру­зила как сейчас помню в полный и беспроглядный мрак но я не знал тог­да ещё куда я всё повторял и повторял она умерла она умерла всё кон­чено ещё закрадывались дольки сомнения я смотрел в её пустые поблёк­шие глаза на её безжизненное синеватое тело как глупо и нелепо теперь нас разделили и я утратил с ней и себя всё то что составляло меня смерть построила барьер и не принимала меня почему и что делать я за­давал себе весь набор классических вопросов и не получал ни одного от­вета и в то же время я ощущал что смысла больше в существовании моём нет ничего но я же жив и печаль боль обрушивались вновь и вновь как могло такое произойти зачем кто допустил я понимал и понимаю что спутники мои одиночество печаль и боль и от этого не легче теперь её нет а жизнь продолжается так же светит солнце так же идёт дождь в ночи и нет никому во Вселенной до неё и до меня никакого дела так надо умереть проносилось в голове но смерть не принимала так что на­до жить жить страдая тащиться в дом и дальше терзать себя как жаль как нелепо зеваки в дом наедут ото всюду будут вынюхивать смотреть кивать мол понимают задавать вопросы а развернувшись и забудут за­бери меня Смерть кричал я или говорил про себя я не хочу жить но всё молчало тихое тяжкое молчание тогда я закрыл ей глаза забрал одежду и её и понёс в дом где аккуратно одев положил на нашу кровать на ко­торой больше никогда не спал вызвал милицию скорую обзвонил знако­мых и родственников какая это была мука всё и всем объяснять показы­вать да ещё и отвечать на их дурацкие вопросы вспоминаются ощущения того момента идя по полю вместе с ней всё переменилось я ощущал всё до боли ясно не ласкала ног трава и ветер не дышал теплом лишь под­гонял весь мир утратил смысл я ощущал себя в горах на снежных объятых льдом вершинах где дальше уже нет ничего вся пылающая жизнера­достность любовь вся вся пустыня чувств и красок обратилась в лёд первобытный лёд наехала куча народа милиция задавала свои дурацкие вопросы я всё объяснял и показывал врачи определили что умерла она утром захлебнувшись после того как ноги свела судорога родственники проливали с друзьями слёзы и через мгновенье уже беседовали о своих делах и проблемах насущных как обычно я жалел и думал о том лишь бы это всё скорее закончилось и погрузиться на дно колодца где вся пе­чаль и нет ни солнца ничего нет только холод на следующий день её кремировали так как когда-то давно она говорила что если вдруг ум­рёт как чувствовала чтоб тело сожгли чтоб его не жрали черви и крысы это было давно там же под деревом у озера в полночный час при блеске луны и звёзд ее кремировали а урну с прахом я поставил как она и просила возле камина в нашем доме я всё так и сделал напере­кор всем не поддавшись ни на чьи уговоры и как и следовало ожидать они ожесточились и отвернулись разбежавшись по своим норам постепен­но всё стихло в три или четыре дня и я погрузился вместе с домом в одиночество в полное и бесповоротное остался лишь я урна с её пра­хом и мысли вновь повыползали из своих нор я принял всё всю эту суе­ту и лишь тогда когда я остался один я начал понимать всё так дли­лось достаточно долго лишь через месяц меня увидели люди а в тот день когда я установил урну и весь народ разъехался я понял что всё сон закончен и начинается явь как тяжела и могуча эта явь как неле­по и бессмысленно как жутко как жутко одинок я в мире сна великого сна я не мог ни есть ни спать а всё сидел в кресле напротив урны и камина сидел и смотрел часами и днями
       В ячейке  9 по линии М. города Д, лежал в кровати М., рядом в кресле спал Абрахас. М. только что проснулся и лежал в темноте и о чём-то думал или, может, фантазировал, а может, думал о грядущей теме, кто знает. Давайте прислушаемся и откроем завесу, скрывающую его от нас.
       Вот и снова ночь, странный сон, я видел какие-то образы, сцены, я снова лежу в кровати, свет выключен. Слышно, как тикает будильник, в дальней комнате часы пробивают половину третьего. Снова прошёл
    очередной день и начался новый. Я вернулся совсем другой. Темно,
    совсем темно, из окна видно кусок неба, на нём ни звезды, ничего,
    лишь темнота. Так тихо. Лишь этот звук часов, тик-так, тик-так. Да
    ещё сопит Абрахас, мой верный друг неаполитанский мастиф и больше
    ничего. Ну что, надо спать, но уже не спится. Считать хомячков или
    слонов, баранов, овец нет никакого желания. Обрывки сна, воспоминая,
    пробегают перед глазами, странные они какие-то, никогда мне не
    снилось. Да, впрочем, на это будет время. Надо спать. Они были, да
    сплыли, как сплывает всё остальное. А может, будут иметь и продолже­ния, увидим. Слышен какой-то звук, не дадут заснуть, звук из тишины.
    А, это подлетает комар, он приближается со своим характерным звуком,
    жу - жу Жу-жу, уже совсем близко, вот он, всё яснее его жужжание. Он
    совсем близко и уже жужжит над правым ухом. Его приближение разбивает тишину. Он кружит, наверное, боится, приближается, ищет и намечает цель укола и броска, может, чувствует и боится, что за ним сле­дят и, если сядет, будет раздавлен на месте. Он всё летает кругом,
    жужжит над левым ухом. Жужжание всё громче. Приходит идея, а что,
    если написать рассказ про комара. Но для этого надо видеть его глазами и испытывать то, что он. Надо стать комаром. Я нахожу его в тем­ноте и переселяюсь в него. Он пугается, резко пикирует, что бы сбро­сить меня с себя, но уже поздно. Я уже вижу то, что видит он, он
    трясёт своей головой. Тихо. Тихо. Я замираю и стараюсь не дышать. Тихо. Поздно, голубчик. Мы гоняем по комнате, как безумные, кругов
    двадцать нарезали. И постепенно он успокаивается, а я притаился, вижу и ощущаю его мысли, даже, скорее, не мысли, а его чувства, его
    жажду и желания. Через его глаза видно не очень хорошо, надо привыкнуть. Этому можно научиться, можно переселяться во что угодно, но
    надо быть осторожным, т.к. это может плохо кончиться, для этого нуж­ны некоторые знания. Ощущения комара, на мой взгляд, понятны и ясны.
    Он успокоился. Летит, делает несколько непонятных трюков. Становит­ся ясно одно, она испытывает жажду, жажду крови. Ищет, ориентируясь,
    скорее всего, на тепло или на нечто похожее. Она летит и чувствует
    лежащее внизу, на кровати, моё тело. Но планы меняются, разворот и
    мы вылетаем в открытую форточку. Вот и улица, ветер бросает из сто­роны в сторону, как при шторме. Затем пикируем и влетаем в форточку
    в соседнем доме и летим через комнату. Как она определяет, где есть
    кровь, не знаю, наверное, как я думал и ранее, летит на излучаемое
    телом тепло человека или животного. И на это ведёт её это дикое желание напиться жизненно необходимым напитком. Я мало знаю о ко­марах. Вот и долгожданное пойло. Пойло, которое даст возможность на­сытиться и породить себе подобных. Не правда ли знакомая ситуация? Это, насколько я вижу, молодая девушка, она спит и видит десятый сон. Из под одеяла торчит соблазнительная ножка. Мы не слеша, облизываясь, подлетаем всё ближе. Но ножка нас не устраивает. Тепло, исхо­дящее от девушки кружит и дурманит голову. Желание обладать её кровью становится нестерпимым, мы повизгиваем, всё кружим над ней. Она вздрагивает и переворачивается на спину. Вот открывается цель. Мы вопьёмся ей в шею и высосем всё до дна. О, просыпается вампир, надо проверить, не растут ли зубы. Нет, вроде. Видна её длинная лебединая шейка, белая, как снежок, и пульсирующие венки. Комар уже не в си­лах владеть собой, пищит и корчится, желание напиться толкает к це­ли, нет сил его, сдерживать, да и смысла в этом она не видит. Мы пла­нируем, лучше сказать вальсируем, это танец Богов, выпускаем шасси и мягко планируем на бархатную кожу шейки. А она чудно пахнет, но ко­мару до этого, похоже, нет дела. Она подпрыгивает с места на место, протирает свою иглу, да и вообще похожа она на шприц. Игла готова для отсоса кровушки. Она плавно, очень плавно погружает иглу в шейку, ме­няет угол чуть сильней. Готово! Берёт контроль, есть! Красная, руби­новая кровушка входит в нас. Какой приход! Она счастлива. Я не знаю. Она сосёт с дикой жадностью, как будто была в пустыне трое суток без воды или, как наркоман, бывший два дня на кумарах, желание удовлетворено. Но тут огромная хлопушка обрушивается, она успевает заметить, но хоботок или игла застряла. Позняк метаться. Я уже успеваю смотать­ся и подглядеть, что осталось. Девушка убирает руку и на её шее вид­но лишь кровавое пятно, ножки, крылышки и всё, она, видно, поняла, что какой-то наглец решил напиться, и пресекла эту попытку, таким образом, убив не одного комара, а и тех, что последовали бы за ним, но, впрочем, так поступил бы каждый. Я сматываюсь, совершаю обратный мар­шрут. И вот снова дома. Чувствую, как тяжелеют веки. Всяко приятней, чем считать свинок. По-гружа-юсь в сон. Что он при-не-сёт, мо-жет бу-дет про-дол-же-ние? А вкус-ная бы-ла кро-вуш-ка, хо-ро-шая те-ма. Всё как у лю-дей, те же по-вад-ки... 3-а-с-ы-п-а-ю. Так М. снова уснул.
       в каком-то помрачении я вслушивался в музыку тишины и безкрайней пустоты заполнявшей меня до краёв тогда ничего не существовало но соз­нание возвращалось минута от минуты день за днём сколько просидел я так я не очень хорошо помню но мыслей практически никаких не было лишь я и пустота кругам и ко мне тогда начали возвращаться мысли я точно помню первое что осознал всё кончено нет иллюзий она умерла и ничто да и никто её не вернёт и с этой утратой надежды и иллюзий я почувствовал как слёзы льются из глаз это были последние слезы ведь не было их ни на похоронах нигде и ни при ком я не проронил ни одной слезинки не знаю что думали люди да это и не важно я был глух и дер­жался сухо не распылялся а теперь слёзы лились потоками я сидел и смотрел как она то появляется то исчезает паря в каких-то просторах неизвестных мне я сидел и представлял как она тонет её глаза я вижу и теперь их нельзя забыть они всегда со мной они преследуют меня кажется забываешь а нет они тут как тут и так будет всегда пока не произойдёт чудо начинали приходить мысли они собирались из слов и об­разовывали предложения в основном вопросы я начинал понимать что я жив и жизнь продолжается что всё так же как год или десять назад зато из­менился я для меня уже не было той жизни вся прошлая жизнь всё к чему стремился всё всё лишилось смысла так что же делать я задавал себе этот вопрос тысячи раз и ни разу не ответил на него всё кончено нет места в мире да и ради чего жить зачем весь этот балаган никчёмность всего и моя в нём всё погружается во мрак да похоже что именно так бушевали ветра в пустоте души моей и жаль что невозможно ощутить всё то что было тогда повторяются одни картины остались другие померкли и нет возможности вытащить из памяти именно те слова что проносились в голове в то далёкое время да и нужно ли это
       по шоссе всё так же несутся машины погода всё та же дожив к мрак тихо урчит мотор и скоро домик где ждёт меня она что видел я за эти годы так быстро пролетевшие опять находит та жуткая пора что пресле­дует меня как сокол мышку настигает моя печаль опять иду туда трудно уловить где остановился зачем вся эта мука чем вызвана она не тем ли что еду я опять туда и цель уж близко и зреет где-то вдалеке ответ надо вновь проливать свет на все движения внутри какая непогода и скоро поворот лишь бы не проехать странно всё это звучит звучит под музыку может и не тек ярко но звучит подобно реке странно устроен че­ловек погрузившись в себя сидя в кресле возле камина на третий или какой ещё день я поймал себя на том что что-то кричит внутри и как странно было поймать себя на том что это было а было это желудком ко­торый не смотря ни на что хотел получить свою пайку странно и нелепо думать об этом летя в машине как бы печаль не легла на душу этот крохотный кусочек плоти требует своё и чем больше он требовал я при­ходил в себя а как хотелось умереть но я был жив и желудок был тому ярким напоминанием смерть поставила на мне свою печать и с тех пор всегда жила во мне не ел я видно давно встав в зеркале увидел что-то страшное наполовину поседевшее хотя всегда был черноволосым глаза по­тускнели и ввалились полные равнодушия и похожие на льдинки холодные и ужасные не было в них тех прежних жизнерадостных беззаботных глаз щёки ввалились небритая рожа лохматая попыталась изобразить что-то вроде улыбки но получилась довольно печальная картина мне стало тогда плевать на всё и на себя полное равнодушие ко всему одна нога там дру­гая здесь помню пришли на ум слова зачем мне есть или спать или ещё что-либо все эти нехитрые способы существования не проще ли заморить себя голодом и сдохнуть зачем мне эта жизнь этот театр умереть и ра­зом покончить со всей этой комедией я вновь уселся в кресло закрыл глаза и провалился в какой-то сон его я смутно помню снилось мне что посреди чудного зелёного поля мы встретились и были счастливы под солнцем но вдруг набежали тучи появился тот же ворон и мы расстались она ушла в одну сторону а я в другую где-то там вдали виднелся свет но до него было далеко помню конечно не всё но не к той ли точке сей­час я еду сон прошёл жутко болела голова сколько я проспал я не знаю есть хотелось ужасно всё отказывалось работать желудок пульсировать и урчал качаясь я встал раскрыл окна был яркий день меня немного ос­лепило свежий воздух ворвался в комнату я добрался до кухни и стал есть всё что попало под руку затем рухнул на пол и проспал ещё какое-то время когда же проснулся была ясная звёздная ночь месяц сиял своим холодным светом на фоне звёздного неба я отправился в садик и улёгся прямо на траву и долго лежал разглядывая звёзды и ни о чём не думал это было приятно впервые за всё прожитое время я слышал музыку музыку похожую на Девятую симфонию Бетховена длилось это недолго захотелось курить я отправился в дом за сигаретами выйдя обратно я засел в беседке закурил ощутил запах и вкус дыма слегка закружилась голова с каж­дой затяжкой я возвращался и в то же время я был опустошён до самых глубин тупо на своих льдах я просидел до утра утром обрушился сон я проснулся около обеда вновь появились мысли они изменились хотя и не много видно жизнь одерживала победу да так и было и вела меня дальше что ждёт меня в этой новой жизни я не знал хотя и было очевидно что ничего хорошего это было бегство и тогда созрело решение выбор надо все бросить и бежать куда-нибудь ушла боль коль не впускает не берёт к себе смерть так думалось тогда я принял решение забрал все деньги переоделся помылся побрился поел забрал документы запер дом и уехал бросив всё да и что у меня было кроме воспоминаний ничего и умчался на огонёк вновь вспыхнувшей новой жизни никто меня нигде не ждал и никто мне был не нужен я уехал в никуда я так же мчался по этой доро­ге в тот же аэропорт Б даже по началу я просто ехал и не знал куда просто ехал около пяти часов пока не увидел указатель аэропорт Б и тогда я понял что ехал именно сюда видно надо было что-то увидеть где-то глубоко загорался огонёк жизни и я ехал устремившись по этой нити я хотел найти новый смысл или судьбу и я бежал свернул на эту дорогу и через полчаса ходил по зданию аэропорта машину оставил на стоянке и бродил разглядывая названия городов и стран и думал куда же ведёт меня судьба или сердце или что там ещё было жарко и душно я читал и читал названия и никак не мог решить куда держать путь но чувствовал что надо решать быстро и выбрал первый попавшийся летев­ший через час самолёт и город куда он летит и так через час началась новая полоса в жизни я задавался вопросом что ждёт меня там нового и зачем я это делаю но ответа не было был лишь огонёк и нить и я бро­сился на него дабы узнать ответ и искал я его долго после чего понял что найду его тут дома на родной земле уже совсем близко и скоро по­ворот к дому ночь и так же не переставая льёт дождь звучит музыка и скоро я получу ответ
       Р., - Ты здесь? - кричит, стуча в дверь. - Мы будем ломать двери! - дёргает за ручку, дверь открывается, следующая картина: А. голая ле­жит в ванной, вода красного цвета, голова закинута назад, мокрые каштановые волосы разбросаны по сторонам, глаза закрыты. - Это что, - тыча пальцем, произносит Р. - Шутка?
       И. отталкивает Р., забегает в ванную, падает на колени, разводит руки и говорит, заикаясь, - А., ты что, что ты наделала, зачем, по­чему? - и тянется к ней.
       Р., перебивая И. - Стой! Ничего не трогай! Она перерезала себе вены, а может, её убили. Надо вызвать скорую и милицию. Это же криминал. Яв­ный детективный сюжет. Или что? Никак не пойму. Вот так штуку выки­нула А.
       И. поворачивается с явной злостью и скорбью, с застывшими в глазах слезами, встаёт с колен и, говоря, машет руками, - Да ты что, не ви­деть, она убила себя? Может она ещё жива, надо проверить пульс и выз­вать скорую. Как она могла? Зачем? Она, наверное, перерезала вены. Смотри, видно, сначала хотела застрелиться. Бот и пистолет, а, может, и застрелилась, ванна вся в крови, - он тянется к пистолету, который лежит на стиральной машинке. Р. - Не трогай!
       И., одёргивает руку и говорит, явно не в силах сдержать, нахлынувшую волну гнева. - Да ты холодный, как лёд, тебя ничто не трогает, кроме твоих потребностей" Даже её смерть. А ещё говорили, что ты любишь ее. Да ты просто...
       Р., - Да ты сума сошёл! Говоришь белиберду какую-то, какая разница сейчас, любил я её или нет. Она мертва, и надо что-то делать. А ты тут херню говоришь. Что делать, лучше скажи.
       И., явно, раздражённо, освирепев, с безумным видом, в слезах, резко поворачивается к Р. и кричит, - Что делать, говоришь?! Не имеет зна­чения? Имеет, да ещё и какое...
       Р., - Остановись, подожди, подыши животом. Ты чего кипятишься? Да, я, действительно, думаю, что значения это не имеет. И надо сейчас решать, что делать, пока нас здесь не почикали. Но, если хочешь, можно потом спокойно обо всём поговорить.
       И., - Ну уж нет. Потом, говоришь? Нет, прямо сейчас, при ней, пока те­ло не остыло, до которого твои лапы дотрагивались когда-то, пока дух её ещё здесь. Что бы она слышала, что скажет твоё сердце и твои обы­вательские взгляды, и мозги тут ни к чему. Время пришло и надо давать ответ...
       Р., - Ну всё, хватит, ты совсем ум потерял...
       И., - Нет, не потерял. Наоборот, я стал всё ярче видеть. Не зря она тут нас вместе собрала...
       Р., - Ну ладно, хорошо. Что ты хочешь услышать? - сдаётся, присажива­ется на тумбу возле умывальника и закуривает. И присаживается на сти­ральную машину и тоже закуривает. Рядом лежит пистолет, а в ванной А..
       И., - Сейчас я тебе раскрою глаза. Ты думаешь, она зря нас сюда позва­ла. Думаешь просто так. Нет. Нет, дружок, ты виноват в том, что она лежит в кровавой ванной. Да, именно ты и твоё ледяное сердце, твоё самолюбие стадного барана. Ты, эгоистичный обыватель, виновен в этой смерти...
       Р., - Да ты, видно, и впрямь рехнулся! Обвиняешь меня. Судья, что ли?
       И., - Да, именно тебя и никого больше. Ведь она любила именно тебя. Р. разводит руками, - Ну надо же. Вот так новость. Ну, удивил...
       И., - Не строй из себя дурака, ты и сам знаешь, что она любила тебя, а не меня. И со мной встречалась просто так, что бы рассказать о про­блемах и скрыть одиночество. А вот я её действительно любил и люблю. Да и понимал я её лучше, чем ты. И я не дам тебе покоя, пока ты не поймёшь, что убила она себя из-за тебя, и не признаешь своей вины...
       Р., - Ты действительно рехнулся. Любила, не любила, любил, не любил, какая разница. Давай вызовем милицию, и она решит, кто кого любил. И разойдёмся. Куча дел утром.
       И., - Ты что, на самом деле ничего не понимаешь, или прикидываешься? Тебе не удастся улизнуть от ответа и маска твоя падёт...
       Р., - Так чего ты хочешь? Хочешь знать, любил я её или нет? Это?!
       И., - Да...
       Р., - Какие чувства я сейчас испытываю, видя её мёртвой. И, вообще, с чего ты взял, что она меня любила, и именно из-за меня пошла на такой шаг? Ты не думал, что она пила? Что она, так сказать, была творческим человеком? Что она употребляла наркотики? Что у неё бывали жуткие пе­репады настроения, и не один раз она хотела уйти из этого мира? Жут­кие меланхолии, истерики, антипатия ко всему человеческому миру! Не думал?! И, что она не хотела жить, как все живут, нормальной жизнью. Вечно ей всё не нравилось, и не могла она довольствоваться тем, что у неё было. Вечно что-то искала. Сама себя что ли? Или ещё что-то? Веч­но не находила себе места и считала себя никчемным человеком. Лишён­ной почвы, как она сама говорила, и неба, болтающейся на полпути. И вот результат: не найдя места на земле, она нашла его там, - показы­вает пальцем в потолок...
       И., - Я надеюсь.
       Р., - И что же, если она такая была, раздираемая противоречиями, не желавшая жить, как все? Я должен на себя вешать её смерть? Вот уж нет. Нет, увольте. Я не хочу ходить ос­тавшуюся жизнь с мешком кирпичей за спиной, что бы он ни давал мне жить. Я хочу просто жить, работать, иметь семью, квартиру, детей. Я не хочу тянуть такой мешок на себе. Уж нет. Вызовем милицию, "скорую" и всё. Была, и нет теперь её. Останется память. А жизнь ведь идёт и надо дальше жить...
       И., - Теперь я понимаю. Ты её не любил. Тебе, за твоими сочувствующими глазами, абсолютно наплевать, лишь бы только дальше жить себе. А ты не думал, почему она пила, потребляла наркотики? Почему, как ты гово­ришь, у неё бывали периоды депрессии? Почему не находила себе места на земле, окружённая такими, как ты? Да вся причина в тебе. Она тебя любила, ты был той нитью, которая связывала её с этим миром. А ты? Ты не любил и не понимал ее. Вот почему она пила и хотела уйти из жизни, да и всё остальное. Она видела в тебе всех людей, держащих эту цивилизацию. А писала она из-за чего? Тоже из-за твоего и вашего непонимания, из-за того, что могла бы быть такой, как яркие личности в истории, а из-за тебя и таких как ты, из-за рабских ваших взглядов, рождённый свободным, должен топтаться в дерьме. Почитай её книги, в них столько отчаянья из-за тебя в первую очередь, из-за твоего непо­нимания, из-за нелюбви. Лишь в тебе она видела свет к жизни, дорогу к этому миру. А тебе всё равно. Именно из-за таких, как ты ломают себе жизни люди, чуть не такие, как все, чуть свободней во взглядах. И эта смерть должна раскрыть тебе глаза. Взгляни на себя. На кого ты похож?!
       Р., - Вот этого не надо, я не хочу никуда смотреть, я такой, какой есть. И вешать на себя я не желаю, не хочу! Слышишь?! - сбивается на крик, - Хватит! Я хочу просто жить...
       И., - Жить, говоришь?! Да как ты можешь жить? Что за жизнь у тебя? Жалкая, обывательская, серая жизнь, не ниже среднего, да и не выше. Что толку от твоей жизни? Кому она нужна? Что ты оставишь после себя? Пару таких же выродков, как сам? Хотя, может, хоть в этом будет толк, и они не будут такими, как ты. Чего глазёнки то прыгают?
       Р., - Ты. Ты. Ты брось эти свои выкрутасы!
       И., - Нет, дружок. Ты уж послушай. Вот она мертва, которая всегда хо­тела быть выше и выше, которая оставила и ещё оставила бы после себя множество стоящих вещей, удели ты ей внимание. Что она вообще в тебе нашла? Наверное, видела в тебе массу, видела путь к жизни, что ей бы­ла противна, наверное, хотела совместить пути. Но это её дело. Так ты, нет, что бы протянуть ей руку, напялил на себя маску и ни туда, ни сюда. Не хотел помочь, всё боялся чего-то, наверное, что люди по­думают, как смотреть будут, что говорить станут. Ты ведь даже по ули­це с ней пройти боялся. А если и выходил, то всегда по сторонам огля­дывался, что бы ни дай Бог, кто увидел, и она ведь не уродина была. Что, не нравится? Все ВЫ такие, середнячки, только после смерти памят­ники ставите. Что за жизнь у вас? За масками скрываете свои пустые душонки. Любите себя, на всё остальное наплевать. И ещё и других за­ставляете жить так же. Помогли бы лучше, поддержали тех людей, кто видел больше... Скрываете свой эгоизм к любви, к ближнему. В рабс­ком смирении живёте в своих домиках. Довольное, сытое племя. Везде устанавливаете свои правила. Как тошно на вас смотреть. Смотри, что сделал ты и твой мир с Человеком, который был чуть выше, порядочней, добрей, который любил этот мир, любил людей и жалел их, именно в этой жалости ее ошибка. В каждом она видела что-то особенное, а ты и та­кие, как ты, убили её. Её рука, убившая её - это твоя рука, рука со­циума. Зачем тебе жить? Смотри, во что превращается мир. В серое пят­но. Я не дам тебе жить спокойно. Ты недостоин продолжать этот путь, путь гниющего человека, что толку от тебя, ты можешь только ломать великих людей. Что молчишь? И сказать нечего. Я не дам убийце сбе­жать с места преступления! В порыве И. хватает рядом лежащий пистолет и направляет его на Р.
       Р., - Нет! Нет, не делай этого! Убери пушку! - кричит, испугавшись, и медленно встаёт и отходит к двери.
       И., - Стой на месте! - кричит, - Я дам тебе возможность извиниться, Хряк, и встретить смерть достойно, и, может, там встретитесь вы вмес­те. И может тогда она будет счастлива!
       Р., машет руками, - Нет, не делай этого. Я не виноват...
       Но поздно, И., стреляет, раздаётся два выстрела, Р., падает на пол ванной, заливаясь кровью, кровь заливает кафель, и тихо умирает, про­износя последние слова, - Нет, я не виноват, не виноват... - кровь течёт изо рта, глаза закрываются, голова откидывается чуть набок в последней судороге. Р. больше нет. И. смотрит на тело, в явной рас­терянности смотрит на свою руку с пистолетом, подходит к зеркалу над умывальником, видит себя бледного и с испуганными глазами. Ему бро­сается в глаза лист бумаги, лежащий в умывальнике. Он хватает его и читает: " Моим дорогим и любимым Р. и И., - она оставила письмо, по­думал И. и продолжил, - В последний час с любовью ваша А. - Он раз­ворачивает листок, садясь на ту же стиральную машину, - Я пишу эти последние строки с надеждой, что их прочтут первыми два горячо люби­мых мною человека. Я собрала и вызвала вас из дому для того, что бы рассказать, что и почему толкает меня на этот шаг. Я пришла к выводу и решению. В этом мире ничто уже не держит меня и мне незачем жить этой глупой и никчемной жизнью, где я не разделяю никаких общих взгля­дов, где всё низменно и иллюзорно. Мой потенциал исчерпан, то, что я хотела сделать, я сделала. Остаются страдания и боль, и нет смысла их продлевать. И мне уже больше никто не нужен, я сказала и на­писала всё, что могла, моя миссия окончена. Последнюю мою книгу вы найдёте в кабинете на столе, а так же она в вас самих. У меня в жизни было, кроме родных, которые давно умерли, ещё два любимых мне чело­века. Это вы. Одного я любила, как брата, это тебя И., ты был близок мне во взглядах, хотя со многим я и не согласна. И второго, то есть тебя Р., я любила как мужчину, как человека, выражающего в себе вре­мя, как этот мир людей. Вы были и останетесь одинаково дороги мне и любимы, в каждом из вас я ценила ваши качества, т.к. они были пере­плетены во мне в один единый образ, составляли меня и вы были мне нуж­ны. Я думаю, сейчас вы читаете эти строки и не станете обвинять друг друга в моей смерти. Я долго шла к этому шагу и иду на него созна­тельно. Это не прихоть, это осознанный шаг. Я не вижу смысла в суще­ствовании в дальнейшем. Лишь Красота смерти и неба влечёт меня. И это не грех, грех - пойти на этот шаг с пустой головой. Впрочем, более подробные мотивы вы найдёте в моей последней книге. Я пускаюсь в пос­ледний путь. Прошу прощения, не принимайте мою смерть на себя. Не вините себя ни в чём. Вы красили и давали мне материал и воодушевление. Живите долго и будьте счастливы! Любящая вас А.! Прошу похоронить меня рядом с моими родителями."
       И. роняет письмо, опускает голову, трясет ею, слёзы катятся из его глаз, откидывается к стене и бьётся об неё затылком, - Что, что я наделал! Зачем? Я - идиот, я - полный идиот. Как дальше жить? Я - убий­ца! Я взял на себя роль судьи, таковым не являясь, обвинил друга, вы­нес приговор и его исполнил, наговорил кучу гадостей, возомнил из се­бя Бога. Я ведь не Бог? Нет. Я такой же, даже хуже, чем он. Что я сделал? Как я мог? Я не Бог! Я не судья, что бы судить других. - Он встаёт, мечется по ванной, - Сейчас приедет милиция, соседи, навер­няка, слышали выстрелы. Бежать! Стать Богом! Куда? Всё равно найдут. И повесят два убийства, кругом мои отпечатки. Если заберут, то си деть мне по жизни за решёткой. Какой дурак, как я мог? Что делать теперь? Как она отравила мои мозги; её книги, она навязала мне всё, у меня нет ничего своего, я хуже, чем все остальные. Но она ни в чём не виновата, виноват я сам, возомнил из себя Бога. Я жалкий убийца и как я могу теперь жить. Бежать из города. Нет, лучше умереть. - Он останавливается, смотрит на пистолет, - Я не достоин дальше жить, я должен умереть, дабы искупить свою вину. - Он подносит пистолет к своему виску, - Я не боюсь смерти и она уже близко. - Глаза его стекленеют, - Прощай и прости меня Господь! - раздаётся выстрел, пуля ломает, пробивая, череп. Тело И. падает рядом с телом Р. и кровь ручьём хлыщет из дыры, смешиваясь с кровью Р.. Единство.
       Проходит несколько минут, наступает тишина. Вдруг раздаётся всплеск в ванной, А. встаёт, открывает сток, включает душ, смывает с себя краску, вылезает из ванной, моет тщательно ванну, вытирается, перепрыгивает через трупы, бежит в комнату, подходит к телефону, на­бирает номер.
       А. - Алё, Алё, милиция, тут убийства, приезжайте скорее, - истеричес­ким голосом кричит в трубку, - Скорее! Линия А., ячейка  7. Жду! - бросает трубку, одевается и идёт обратно в ванную комнату, закурива­ет, с презрением смотря на трупы, говорит, поднимаясь с пола и пряча в бюстгальтер свой листок, - Идиоты, тупицы, жалкие идиоты, жалкие людишки, как долго я ждала этого, да и сейчас заставили ждать, вся кожа сморщилась. Но зато я наконец свободна, эксперимент удался, хо­роший сюжет и я знаю какая будет следующая книга.
       Через пятнадцать минут в ячейке была милиция и "скорая". А., плача
    в истерике, объясняла, как, что произошло, согласно своей схеме. Тру­пы увезли, показания сняли, и никто ничего не заподозрил, а приписали всё ревности. Милиция уехала. И А. осталась одна с котом Калигулой, она вымыла полы и через тридцать минут, наведя порядок, попива­ла вино, за своим столом в кабинете, тихо звучала музыка, и она, полная сил и воодушевления, уже окунулась в работу, и нетруд­но догадаться, в чём заключалась её работа. Она писала не только об услышанном и увиденном, но и о других вещах: об Абсурде в частности.
      
       я лихорадочно переезжал из города в город за это время объездив пол-Земли интересно красиво столько нового я увидел столько людей но нигде я не находил покоя и места тянуло назад чего я только не ис­пробовал и чего только не насмотрелся но это сейчас не имеет значе­ния она не выходила у меня из головы её глаза стояли передо мной все эти годы важно сейчас другое понять наконец зачем я вернулся и что побудило меня к этому вернуться дабы ответить на вопрос дождь так же всё льёт я подъезжаю тьма застилает всё вокруг но что-то во мне про­ясняется и растёт что-то светлое что стало с домом за это время сад совсем запустел наверное да и вообще всё наверное запустело и изме­нилось а может все разворовали как обычно да и какая разница главное ведь там внутри а мысли так и скачут в такт машине никак не хотят приходить в стройную цепь странная штука мозг он состоит из линий и ячеек в каждой ячейке информация и я должен найти нужную в ту далё­кую пору вот она жил я в одном из городов матушки Европы такой кра­сивый мрачный город погрязший в тумане и дожде как раз мне подходил и сладко билось сердце в такт ему в одиноком номере гостиницы П в ней я встретил множество русских людей да и не только и особенно мне запомнился старик утверждавший что человек свободен он сам творит свою судьбу и себя и ещё множество вещей еще что запомнилось как он гово­рил что каждый пишет свою книгу так или иначе я наверное только сей­час начинаю понимать его слова это были его последние слова брошен­ные мне на дорогу после того как он узнал мою историю и куда я еду и сейчас становится понятен их смысл хотя точно пока не знаю может я его неправильно понимаю так что же побудило меня приехать я сидел и думал о красоте мира о том как за красотой скрывается мрак я сидел и смотрел курил и пил местное вино смотрел в окно и видел как проно­сятся под зонтами люди спешащие куда-то по лужам проежали автомоби­ли а я никуда не спешил я наслаждался вином и сигаретами думал как много времени я потерял и что я видел постоянное чувство чужого пре­следовало меня я был да и остаюсь чужим прошлое не отпускает меня это прошлое не даёт найти места я не смогу с ним жить где бы я ни был вдруг громко за окном пролетев мимо каркнул всё наверное тот же во­рон Ариман и тогда я понял что я готов на следующий день я в край родной умчался где меня ждали ждали воспоминания и прошлая жизнь она и моя любовь к ней вот и дом родное поле лес сосновый крыша дома уж видна в ночи в дожде блестит она и сердце громче всё стучится и дрожь бежит потоком по рукам как в этот час погода мне подходит теперь я знаю что позвало в дом родной зачем я здесь и для чего я выбегаю из машины несусь сквозь сад отпираю двери вхожу всё так же лишь пылью и паутиной всё покрыто бегу сквозь комнаты включая свет туда и вот она всё та же урна и в ней мерещится мне облик милый и родной так значит вот он где ответ всему свой срок и ворон этот Ариман был вест­ником и был он прав позвав меня вернуться вот образ он всё ясней из урны выплывает и машет мне рукой зовёт к себе так значит был я не готов просто сейчас зато готов я сварившись в собственной печали за­леденел для всех но пробиваются ростки опять я прощаюсь с тобой пока я отпускаю тебя так приходит освобождение так умирает прошлая жизнь она скорее не умирает она отпадает это освобождение сознания и для этого я вернулся брезжит новый день прощай она уходит вместе с ней уходит и другая которой имя Мак и я вижу как ей хорошо и хорошо мне я многому научился за эти годы вот снова та картинка из сна она ухо­дит по залитому солнцем лугу туда на свет в памяти моей и машет мне рукой огонёк уменьшается картинка сворачивается и огонёк растворяет­ся в тысячах и миллионах иных образов Вселенной до свидания и может мы ещё встретимся мы все пишем свой книги так или иначе пока из жиз­ни появляется смерть а из смерти появляется жизнь жизнь это мелодия она начинается и кончается и всё когда-нибудь закончится.
       На линии Н. города Д. на остановке трамвая сидит на лавочке Н. и, с самого утра находясь в подавленно - настольгическом настроении, раз­думывает о себе, о своих снах, да и обо всём.
       Мне сегодня приснился сон, а, может быть, это был и не сон, я уже не разберу, да и какая разница, сон во сне. Новый день подкрался так, что я практически его не заметил, так как он ничем не отличался и не отличается от своих собратьев и ничего примечательного в себе, на первый взгляд, не несёт. С самого утра весь люд, как и в другие дни, несутся кто куда, торговцы уже выставили свой товар и размышляют о том, как бы кого надуть и набить свои карманы. Другие бегут на рабо­ту. Кто просто ещё спит. Кто праздно шатается туда-сюда. Короче, всё так же, как и вчера, меняются действующие лица, декорации остаются. Сейчас я сижу на остановке, мне надо попасть на линию М., но сейчас есть время, да и к тому же я не знаю, как туда проехать и какой транс­порт туда идёт, но об этом я ещё кого-нибудь спрошу, ещё есть время. А сейчас надо понять, что произошло до этого часа и что... День все же не такой, как все, что-то мне говорило об этом, что-то должно про­изойти, наверное, он будет последний, конец суете. Надо осмыслить ви­денное до сей минуты. И так, с начала.
       Я набросил свитер и вышел на улицу решил побродить я шёл по ней в никуда вставая рано и если спешить некуда я люблю праздно шатать­ся по линиям города Д но сегодня меня что-то тянуло куда-то так я и шёл наблюдая за людьми которые ни о чём не подозревая занимаются сво­ими делами и мне стало грустно и смешно видеть их хлопоты по пути по­падалась различная публика и как было печально видеть её в их слепо­те мир погряз во лжи и деньги правят миром это главное божество и вер­шитель судеб когда откроются глаза никто не знает может сегодня думал я что-то подсказывало это а я странно чувствовал себя как будто я - не я какие-то новые мысли слова если бы они захотели они увидели бы перемены даже солнце светило не так может это мои перемены и это видел я надо понять что-то было в солнце как будто оно устало и всё опротивело ему ветер дул устало и лениво выйдя на набережную я взгля­нул на реку течение было гораздо быстрее чем обычно река подобна жиз­ни и значит жизнь сегодня бежит быстрее возникло ощущение что она хо­чет сбросить с себя всё прошлое и человеческие жизни унести в неиз­вестные дали а может и не так всё плохо а просто это моё воображение рисовало такие картины но нет что-то говорило что именно так как ви­дится так и есть тогда почему больше никто не видел и я побрёл дальше думая может это сон или явь может сегодня точно наступит что-то так я брёл всё дальше и дальше вдалеке что-то померещилось и я остано­вился как вкопанный и не мог сдвинуться с места я увидел её и понял это Красота это та что я видел на картинах в образе Венеры это Вене­ра это Любовь и мне стало грустно грустно до глубины души мне захо­телось понять откуда это чувство оно исходило из сердца кровь кипе­ла а оно сердце было залито этой Красотой и Любовью и было грустно она появилась из неоткуда я стоял как вкопанный и не ног шевелиться я любовался на это чудо появившееся голое в толпе людей обо всём за­быв я пялился на неё и ничего не мог с этим поделать она обнаружив что на неё смотрят подплыла ко мне и спросила не плохо ли мне она бы­ла до невозможного красива она что-то говорила а я не слышал я любо­вался ею и не в силах совладать с собой обнял её и поцеловал она за­смеялась чуть покраснев погладила меня по голове и я обнял её вновь мы слились с ней в одно целое я не видел вокруг себя ничего это был полёт но всему приходит конец и недолго длился этот полёт она раста­яла так же как и появилась бросив мне на прощанье пару слов что-то вроде мужайся и исчезла без следа с её уходом я ощутил себя одиноким безумно одиноким тут я почему-то вообразил себя оседлавшим Пегаса и всё произошедшее вылилось в стих и это был первый стих который я написал за двадцать три года жизни и я его запомнил
       В углах темнеющих аллей
       Увидел я тебя
       Явилась ты
       В цвету и краске
       Не веря ни во что
       Поверил я в тебя
       Не зная скорби и гордыни
       Не зная робости
       Я звал тебя
       И ты пришла
       Рассеяв все сомненья
       Краса земли и неба
       Я отдал жизнь
       В надежде на успех
       Увидеться с тобой
       И вот мы вместе
       Рука в руке
       Идём в лесах и небесах
       Под солнцем и дождём
       Мы вместе навсегда
       Подобно падающей звезде
       Мы ждали точки приземления
       И вот пришёл конец
       Мы проронили скорбную слезу
       И нас разбило на куски
       О космос вечный
       и я не знаю где же ты
       И ты не знаешь где же я
       Прошло виденье
       И снова я один
       Брожу среди аллей
       И снова возникают все сомненья
       Пытаюсь встретить образ твой
       И снова забываю я тебя
       Боюсь не вспомню никогда
       Но в сердце будет жить всегда
       Любовь к тебе
       Я брёл всё дальше и уже действительно не знал толи это видение из сна толи реальность тем временем ветер как мне казалось начал усили­ваться я вышел на площадь П. и зашёл в кафе Р. что бы посидеть выпит кофе и подумать об увиденном и о том что это значит сидя за чашкой кофе я всё явственней ощущал что вот-вот что-то должно случиться и мысли были направлены в другую сторону и тут началось то о чем я по­дозревал но не хотел верить ветер стал дуть с огромной силой прого­няя прочь облака через каких-то несколько минут небо было чистое и безоблачное ветер прекратился в этом было что-то странное и необыч­ное всё вокруг ожило солнце светило ярче прежнего и свет резал глаза всё вокруг так же передвигалось как и раньше и никто и внимания не обращал на перемены и вдруг солнце ещё ярче засветилось обдав меня жаром и лопнуло как воздушный шарик разлетевшись на мелкие куски че­рез некоторое время наступила полная тьма это был конец народ на площади на минуту замер в шоке а затем началось всеобщее бегство в страхе все куда-то неслись пытаясь спасти свою шкуру хотя в этом не было никакого смысла они орали давили друг друга начало резко холодать я продолжал сидеть и смотреть на спятивших людей давящих друг друга полплощади было завалено трупами и сейчас я понимаю что эти люди это мои воспоминания земля это я сам и всё что на ней есть во мне но она погибала и это к чему-то ведёт взглянув в космос я видел как звёзды оставались на месте земля неслась куда-то пролетали осколки солнца рядом проскальзывали планеты хаос это был конец я смотрел как летит прямо на площадь осколок солнца и знал что это смерть он подлетал всё бли­же и ближе я чувствовал как наступает смерть и конец света вся жизнь показалась мигом и коротким сном и вот он конец который принесёт быть может новую жизнь я понял что всё что было до этого в моей жизни на протяжении двадцати трёх лет всё это такая мелочь и что по сути я не сделал ничего я умирал простой смертью под куском солнечной упавшей массы мне не было страшно умер как и все и составил единство со всем что погребено на планете Земля и единство со Вселенной всё переходящее.
       Тут я очнулся и ушёл из кафе на остановку, дабы найти дорогу на линию Р. и сейчас, сидя здесь, я понимаю, что через эти видения умер мой прошлый образ жизни, что я буду делать в этой новой жизни, не известно, но, оседлав Пегаса, меня теперь тянет на стих и, может, в нём ответы.
       Всё больше погружаюсь
       В какую-то печаль
       Печаль внутри себя
       Какая бессловесная она
       Чем вызвана она
       Неудовлетворённостью жизни
       Однообразием сплошным
       Абсолютной пустотой
       Никчёмностью сплошной
       И грустно мне и плохо
       К чему я шёл зачем
       Зачем мне эта жизнь
       Но ведь не зря она была дана
       Боюсь что зря
       Ведь не могу я дальше жить
       Как жил я раньше
       Убить себя иль что
       Но в этом тоже смысла нет
       И это трусость
       Так значит стоит дальше жить
       И к цели двигаться своей
       Сквозь суету и пустоту
       Сквозь все печали и раздоры
       Идти к своей звезде
       Всё дальше и всё выше
       Достичь её и быть самим собой
       Вот радость где и где печаль
       Лишённый почвы я
       И странник вечный
       И никогда не будет мне покоя
       Я просто лишний на земле
       Но может быть когда-нибудь
       Найду я место
       Пройдя свой путь с открытыми глазами
       Ведь много неизвестного везде
       Всё хочется узнать и всё пройти
       И может быть когда-нибудь
       И я полезен буду
       И кто-то вспомнит обо мне
       И значит я пойму
       Что всё же жил не зря
       И всем обязан я тому
       Той тайной силе
       Что есть во мне
       Что жизнь даёт и забирает
       И смысл жизни придаёт
       И всё вокруг преображает
       Что радость и веселее несёт
       Туда и устремляюсь
       И жизнь свою я снова начинаю
       Хочу познать всё охватить
       Познать себя хочу
       И всё открыть другим
       Чтоб люд отбросил суету
       В себя всмотрелся
       В Любви и Красоте лишь счастье
       В Единстве вечном смысл
       Хотя боюсь что невозможно
       Отбросить чёрствый панцирь бытия
       Весь мир погряз во лжи
       Но спустится огромный молот
       Ударит в колокол большой
       И всё проснётся
       И жизнь мы новую начнём
       Да будущие люди
       Теперь понятно мне всё и есть к чему стремиться и ради чего жить, так в путь.
      -- Ну вот, опять не могу удержаться, что бы ни сунуть свой нос. Я
    так долго терпеливо молчал. Похоже, эта А. и есть та самая А., под­
    строившая убийство Р. и самоубийство И. . Вот так стечение обстоятельств.
    А может, она о них просто писала?
      -- А вам, куда на этой линий?
      -- Меня пригласили в гости, то- есть не в гости, а там будет что-то вроде презентации и её проводит человек прямо у себя дома, ячейка 9.
      -- Ой, так нам по пути, так как меня тоже туда пригласили. Поедемте, вот и трамвай.
       В ячейке  9" по линии М, звонит в дверь старик П., дверь откры­вает М. и говорит, протягивая руку, - Заходите, располагайтесь. Как доехали?
       Старик жмёт руку и заходит.
       П. - Пути не выбирают, по ним идут, круг за кругом замыкается рако­вина мира. Жизнь - круговерть перерождений, - выпаливает старик, - Пу­ти странствий по просторам Вселенной замыкаются в себе самой. Делай вывод и подыхай смело, смертный! - и зашуршали одежды старика по ко­ридору ячейки.
       М. - Как всегда, в своём репертуаре, - бросает вслед старцу, улыба­ясь.
       Через минут десять вновь раздаётся звонок. Это А. и Н.
       М. - О, привет! Вы даже встретились, ну заходите.
       А. и Н. - Привет! Да, случайно, но уже успели подружиться - заходят, дверь закрывается.
       Через пять минут к двери подходит Г. с чемоданом, он прилетел из Ук­раины, и звонит в дверь, дверь раскрывается.
       М. - Вот так номер! Тебя я не ожидал встретить, ну заходи, очень рад тебя видеть.
       Г. - Да я так, всё путешествую, вот решил к тебе заглянуть. М. - Вот и хорошо, заходи, дай я тебя обниму хоть.
       Через минуту в двери снова звонят, дверь открывается. Это И. и Р.
       М. - Привет, все уже в сборе, ждали только вас. Заходите. Стол нак­рыт.
       И. и Р. - Привет, привет.
       Дверь закрывается, И., Р. и М. проходят в комнату, посреди комна­ты накрыт стол, все болтают, здороваются с вновь прибывшими. Садят­ся за стол, разливают водку, встают и толкают тост за то, что наконец-то собрались вместе. Наливают вновь, и пьют за город Д. . Часы по­казывают 11 часов 55 минут и П., говорит третий тост, его подхваты­вают все остальные собравшиеся и хором:
       - Мы пьём за тебя и за то "ДА", что ты сказал однажды! - чокаются и
    кричат, - Просыпайся! Твоя остановка, просыпайся, Димон!
      -- Опять вмешиваюсь, теперь всё понятно, это была память и сон, образы же символичны и буквы выражают их суть. Понимайте, как хотите. Вы спроси­те, а кто же я такой? Я - это он, часть его. Автор, ведущий и описы­вающий действия героев, тоже он. Мы покидаем вас и уходим на пир, на
    пир частей на ячейку М., и эта комната лишь часть его, вместе же всё
    образовывает Единство, Единство личности Д.,. Всё, пока!
       Я просыпаюсь. Я говорю вновь "ДА"! Я готов! Остановка, моя оста­новка на проспекте Добролюбова. Петроградская сторона. Выхожу из трамвая, вдали Петропавловка, моя тюрьма, моя темница, моё рабство, рабство денег, жалких грошей. Направо - Зимний, Василеостровская стрелка, Биржевой мост, Дворцовый мост, Биржевая площадь, Нева. Стро­гий, величественный, геометрический город, царственно-пёстро-серый, город дождей и туманов, город великих людей и скитальцев. Город - миф. Кронверкская набережная, Кронверкский мост - горбатый деревянный мостик. Иду, дальше. Стены крепости, обтрёпанные ветром, красный кир­пич, Екатериновский гранит. Стены, помнящие старые времена, видавшие виды, Пётр I, расхаживающий рядом. Они всё помнят. Ночью тут бродят тени, тени людей и животных, декабристов, Гоголя, Достоевского, Ле­нина, Троцкого, Маркса и Энгельса, Павла, Николая, Маши и Вити, Ге­ны, Тани, Саши, Гриши, всех тех, кто бывал здесь. Всё перемешено в логически-рационально-иррационально-абсурдных построениях искомых фактов, исторических, литературных, философских, повседневных... Го­род господ-рабов и рабов-господ, бомжей, воров, наркоманов, идиотов, маньяков, художников, поэтов, работяг, музыкантов, плебеев, маразматиков, педиков, лесбиянок, недоносков, отморозков и тысяч других....
       Я похож на человека, проснувшегося после долгого сна, на мертве­ца, на абсолютно живого, всё видится и всё есть. На двадцати - пяти­летнего ребёнка - старика. На человека, выкинутого за круг, где мир сам разоблачает себя, показывая себя, себя и мир людей, обнажается на глазах до своего скелета, который рассыпается в пух и прах. Лепи, как хочешь. Мир у твоих ног. А нужен ли он мне? Нужно ли что-то придумывать? Ведь всё есть и что будет дальше тоже понятно. Если бы человечество узнало, куда оно идёт, люди бы всё бросили и даже, мо­жет, покончили с собой. Надо быть и надо стать прозрачным, как ал­маз, чтоб научиться слышать, видеть, чувствовать. Открыть себя, стать бриллиантом, а не зеркалом, чтоб через тебя проходило всё, на всё сказать "ДА", на добро и зло, на хаос и порядок, на богов и Бога, на Дьявола, чертей, на свои прошлые жизни, на Вечность и Вселенную, на мир. Так как вся эта вселенная есть в этом алмазе, что называ­ется наше - Я. И есть Абсолютная память от возникновения Вселенной и до. Но этого всегда мало и стоит прошибить не один круг, чтоб выбраться. И возникают новые круги и новые иллюзии. Никогда нет покоя, всё проти­воречит друг другу, но всё глубоко рационально и во всём есть связь и срединный путь. Надо просто идти, на это есть Воля, без сомнений, без страха, без сожалений, без трусости. Только вперёд, наступит время спуститься, но уже в ином качестве. Всё прошлое умерло, всё, что, было, покоится, только настоящее ценно, а оно и складывается из прошлого, из истории, из истории людей, планет, галактик, Вселенной. Мне вспоминается стих Г.Гессе:
       Без благодати - дни и годы,
       На всех путях - мрак непогоды.
       Всему чужда душа и плоть.
       Ошибки, в тупиках блужданья...
       О, как безмерно тяжкой дланью
       Твоей придавлен я, Господь.
       Этот стих подходит без сомненья и хочется убить себя тоска и мно­жество других червей грызёт меня я вечный странник я буду жить как я хочу и коль суждено скитаться мне с одной вершины в пропасть затем к другой я всё же поднимусь на ту последнюю свою вершину и может мне не хватит кислорода я всё же не дам себя загрызть жизнь хороша но не пре­красна мы все во власти добра и зла нас сковывает множество колец оде­тых и приобретённых я всё готов пройти я разорвал их не одно увидев множество вершин и пропастей и каждый раз взбираясь в гору я понимал что лучше проще быть посередине но я другой и мне милее горы и хоть сейчас я в пропасти но вижу я вдали ту сладкую вершину что будет там за ней увидим вот в чём вопрос жить во лжи или без неё ну а пока я бу­ду кольца рвать и вверх стремиться пускай подохнут черви хватит им живиться я поднимусь я точно знаю я выточу себе клинок из слов испив до дна ту чашу что сейчас я пью я появлюсь с клинком в руке и буду бить им наповал всех тех кого съедают черви мертвецов и хоть сейчас я одинок но это одиночество мне нужно чтоб всё испить до дна да и всег­да я буду одинок ведь тяжело дышать в разряжённом пространстве а мне милей всего дыши свободно без надрыва ведь самое искусное искусство дышать свободно без усилий возьми клинок руби и режь червей и то что попадётся иди вперёд и встреча будет интересной трубят и бьют колоко­ла тебя зовут на пир не бойся иди будь честен и правдив и будем снова петь и танцевать кричать будить всех тех кто спит и в колокол звонить так скинь свой сон я вижу ты зашевелился так что быстрее скорее сни­май с себя оковы стремись иди вперёд умойся свежею водой встряхни с себя весь груз открой глаза пошире и уши оттопырь ступай смелее не ро­бей иди вперёд и скоро ты достигнешь того чего хотел откроются тогда тебе все дали и сможешь ты тогда смелее оглянуться конечно если не сломаешь ноги я не сломаю ног а если и сломаю то доползу но я скажу одно я не сломаюсь я всё равно достигну того к чему иду и так дойдя дотой последней переходной спокойно оглянусь от туда руки мне рас­правит вечность завтра нет сегодня.
       На улице по календарю 2001 год, новый XXI век, в который я перехо­жу в ином качестве, а вокруг современники и старая - молодая планета Земля, которой я обязан своим рождением, учитывая мать и отца. Ни­что не изменилось, планета та же, всё течёт и всё стоит. У власти те же люди. Демократия, липовая свобода, которой вовсе нет, даже за пре­делами. Она есть внутри. Небесный строй - это демократия, на самом деле - монархия, всё глубоко продуманно. Так же и на Земле. Но сво­бода есть. И надо понимать, что такое свобода. С приобретением сво­боды приходит ответственность, и я знаю, что делаю.
       Я в Петропавловке и я рождаюсь вновь, как некогда отсюда родился город. Тысячи, миллионы рождений и смертей. Всё это пройдено и ещё предстоит пройти. Ворота, булыжная мостовая, по которой еще вчера ез­дили кареты, а теперь машины. Человек всегда хотел облегчить себе труд, но чем дальше в лес, тем больше дров и кое - что не меняется... Часы на Петропавловском соборе бьют двенадцать часов, ангел машет крылом, пушка стреляет. Я рождаюсь, просыпаюсь, я всегда просыпаюсь после бессонных ночей в двенадцать утра с залпом пушки. Миную музей, поворот, ещё один, дорога, дом, подъезд, старая лестница, поднимаюсь, наконец, дверь и моя камера, которую я выбрал сам, для своего затвор­ничества, превратив в игру, ради куска хлеба, ради любви к жизни. Всё написанное и ненаписанное ранее - меркнет. Брезжит новый день. И тут уместно спросить себя, как некогда спросил себя Ницше: "Разве к счастью стремлюсь я? Я ищу своего дела!". И я это нашёл! Это жизнь. Это твор­чество. Это самореализация в творчестве и жизни. Это - дверь, всего лишь линия, которую надо переступить. И это не та дверь, не на работу. Быстро, так и не позвонив в дверь, сбегаю вниз по лестнице, выхожу из подъезда, никого нет, поворачиваю направо, прохожу вдоль дома, малень­кий садик, врата, ещё одни, Иоановский мост, дорога, Александровский сад, слышу, как часы бьют пятнадцать минут первого, метро Горьковское, шум и суета. Куда ехать? А! Финский залив, метро Приморская, эскала­тор, спускаюсь. Пошла в жопу эта работа! Да, эта дверь - не та дверь и стоит развернуться, дабы переоценить прошлое, это не значит повто­рить то, что было надуманно за это утро, это - значит, запечатлеть это всё в том виде, какой оно имеет. Что я и сделал и тем самым я пересту­пил черту и нашёл вершину.
       Я сижу возле Финского залива, за гостиницей Прибалтийской, выво­жу эти строки, и я знаю, что вы рядом, так как вы всегда во мне. Те­перь я понимаю, что моей целью не стоит искание образов, заимствова­ние идей, придумывание и прочее. Моей целью, впредь, стоит высказать себя без изъянов, без придумывания, правдиво и откровенно. Не стоит ничего придумывать, теряться в иллюзиях, всё есть во мне, в окружаю­щих, в окружающей обстановке, стране, обществе, в вас, в комнате, в улицах, в лицах людей, животных, деревьях, цветах, планетах, звёздах, Вселенной. Всегда есть, о чём писать. Бери и пиши. Вопрос в другом: - а нужно ли это? На мой взгляд, я должен высказать себя, подобно мно­гим другим, оставить свой след в этом мире природы, людей, машин.... Я чувствую себя, как Г. Миллер и я приведу его слова, они очень подхо­дят именно сейчас, вот они: "Думаю, тот грядущий век не оставит меня без внимания. Тогда-то проступит въяве важность моей истории, и шрам, какой я ныне оставляю на лике мира, обретает значимость. Я не в силах отрешиться от мысли, что творю историю - историю на полях существова­ния, которая подобно язве, выест без остатка прочую, незначащую исто­рию. Я вижу в себе самом не книгу, свидетельство, документ, но исто­рию нашего времени - историю всякого времени". Вся литературщина отвалилась от меня! В 23 года я думал стать пи­сателем. Это быстро прошло, теперь я им являюсь. Это потребность, как еда, вода... Я люблю и ненавижу это. Искусство - лишь прелюдия к жиз­ни, а жизнь - и есть искусство. Теперь я это знаю. Круги прорваны, нет смысла лгать, придумывать, разбивать себя на тысячи образов, творить свою реальность... Я живу и этого достаточно, что бы писать. Художественная проза жизни налицо, везде. Каждый пишет свою книгу тем или иным способом. Поток сознания, мыслеговорение, внутренний диалог, че­рез призму жизни, символизм мышления, ассоциации... Свобода. Как вижу, как чувствую, как слышу и ещё бесчисленные как, так и пишу и этим всё сказано. Всё уникально. Каждый мир. Каждый путь разнообразен, но ведёт в одно место, не для дураков, ин­дивидуален, красив, уродлив, плох и хорош, всё это сливается вместе, где не отличишь добра и зла, ибо ты выше, всё тает в вечности, по ту сторону. Открыв газа, увидеть, оттопырив уши, услышать, закрыв глаза, увидеть, закрыв уши, услышать. Всё есть, всё объяснимо, всё до безобразия просто, всё внут­ри нас. Так я жил и живу, эта дверь, линия, вершина есть обретение себя и начало Творчества. Вспоминаются слова из Джаммапади 254: "В небе нет пути; нет отшельника вне нас. Люди находят радость в иллю­зиях, только татхагаты свободны от иллюзии". Так же вспоминаются сло­ва Г.Г.Бринтона: "Творчество начинается с мучительного отъединения от Бога и с созданием своей собственной воли, что бы потом, преодолев это отъединение, соединиться с Ним в новом слиянии, выше того, с ко­торого всё началось". Вспоминаются так же слова Индийских мудрецов-риши: "Истина одна, мудрые лишь идут к ней разными путями".
       Я отправляюсь домой, вечереет, солнце садится, холодает, пустой желудок бурчит, день прожит, круг замыкается, дома ждет мама и сестра, телевизор, еда и постель, день прожит не зря, я отряхиваю сон с глаз, темноты нет, всё видится до невообразимого ярко. Начинается новая жизнь, начинается творчество, как в жизни, так и жизнь. Завтра новый день. Как говорил А.Рембо: "Мы должны быть абсолютно современными". Ну, что ж, пора. Всё написанное живёт уже своей жизнью. Так пусть жи­вёт. Я отпускаю её, как воспоминание в прошлое, и её будущее. Пусть остаётся такой, какой есть, не причёсанной, слегка туманной, симво­личной, сырой,... такой, какой и должна быть.... Скажу на прощанье словами Ф.Ниц­ше: "Из всего написанного люблю я только то, что пишется Кровью. Пиши кровью - и ты узнаешь, что кровь есть дух. Нелегко пенять чужую кровь: я ненавижу читающих бездельников". "Теперь миру следовало бы утонуть. Теперь следовало бы произойти чуду". Генри Миллер. И я уверен оно уже на пороге и звонит в дверь, нового дня....
      
       1999 - 2001г.г.
       Санкт - Петербург. ВЕСНА.
      
      
      
      
      
      
      
       34
      
      
       35
      
      
      
      
  • Комментарии: 2, последний от 23/02/2005.
  • © Copyright Герасимов Дмитрий Сергеевич (dmitriger@yandex.ru)
  • Обновлено: 17/02/2009. 105k. Статистика.
  • Повесть: Россия
    •  Ваша оценка:
    Связаться с программистом сайта
    "Заграница"
    Путевые заметки
    Это наша кнопка