Это было в 1956 году, в Северном Казахстане. Ещё стояли последние дни октября, а тут нежданно-негаданно вступила в свои права зима. Рано завьюжило, выпал обильный снег, покров которого в некоторых местах доходил до сорока - пятидесяти сантиметров. В те времена это был ещё необжитой, почти безлюдный край без единого деревца, где пастушьи юрты были разбросаны на расстоянии двести-триста километров друг от друга. Застигнутым снежной, свирепой бурей в такой бездорожной степи помощи было ждать неоткуда.
Сильные вьюжные ветры, как правило, дули в этих местностях по триста дней в году. Казахстанские бураны бывали не менее свирепы, чем ураганы на море. Для жизни человека, безусловно, это представляло опасность. Можете себе представить, что будет твориться, если накануне выпадет рыхлый снег толщиной около полуметра и задует свирепый "афганец". Жестокий ветер непременно сорвёт рыхлый снег и, закручивая его спиралью, поднимет в воздух, оголив местами землю, разнесёт в разные стороны, образуя сугробы. В такой снежной вьюге ничего нельзя разглядеть на расстоянии вытянутой руки - кругом лишь жуткая белая мгла. В этой бешеной круговерти в два счёта можно заблудиться.
Вот в таких суровых условиях - безлюдных казахстанских степях - наша экспедиция проводила изыскательные работы. Во избежание беды, впереди, на длинной верёвке, попеременно шёл кто-нибудь из группы, нащупывая ногами узкую колею, выбитую грузовиками.
В первый день мы добрались до районного центра Карабулака, где заправили транспортные средства - трактор С-80 и две автомашины, идущие на буксире. В экспедиции существовал строгий запрет на употребление спиртных напитков. Это были разумные меры предосторожности; выпивший человек в морозную погоду мог уснуть и не проснуться.
За эти сутки я с членами экспедиции преодолел всего лишь третью часть сложного маршрута. На второй день мы поставили задачу добраться до Хрома-Тау - посёлка городского типа в Актюбинской области. Но в такую снежную вьюгу нам не удалось достичь желаемой цели, хотя и были в пути больше двенадцати часов. Несусветный буран тогда настиг нас в необозримой ночной степи. По-моему ничего не может быть хуже такого кромешного ада.
Эта жуткая, кошмарная ночь, наверное, останется у меня в памяти до конца жизни. Творилось что-то трудно вообразимое: злая вьюга завывала на тысячу голосов, сравнивая небо с землёй. И когда люди окончательно выбились из сил, стало похоже, что Великий Аллах смиловался над нами, грешниками. Мы, наконец, достигли казахского аула; помню и сейчас его название - "Колхоз имени Кирова". Дома здесь были необычные - выглядели как низкие землянки с плоскими крышами, мазаные глиной, что было непривычно для европейского жителя. Таких жилищ в ауле насчитывалось до тридцати пяти - сорока. Мне также удалось узнать о составе населения; большую часть территории заселяли ссыльные из западной части страны с ограничением в свободном передвижении. Они могли перемещаться в радиусе не более пяти километров от места своего проживания. Действие ограничений не распространялось на работу в колхозе, за которую начислялись подлые трудодни. Таким образом, население разных национальностей было уравнено, подведено под одну нищенскую гребёнку. Здесь придерживались пресловутого лозунга "Свобода, братство равенство", выделяя слово "равенство". Обнищавшие граждане приобретали свободу лишь на кладбище.
Снежная буря разыгралась не на шутку. Нам нужно было во что бы то ни стало найти хоть какой-нибудь ночлег в этом забытом Богом ауле. Не могли же мы в такую морозную погибельную ночь остаться под открытым небом?! Дома-землянки стояли в сугробах, некоторые из них были занесены снегом почти по самую крышу. По всей местности - ни одного освещённого окна. Мы начали стучаться в каждое окошко, но везде слышали отказ. Один хозяин грубым голосом послал нас "ко всем чертям". В другой "землянке" в нашей просьбе было также отказано. Хозяйка сообщила, что ночью никому дверь не откроет, и, к тому же, места у неё для нас нет. Из третьего дома, как из глубокой норы, послышался грубый мужской голос. Человек попросил нас убраться подальше, пока он не разрядил ружьё.
- Что вы за люди? Никакой у вас жалости нет... - от безысходности причитал я, пытаясь вызвать сочувствие.
- А вы нас пожалели? - отвечали жители с враждебной интонацией. Нетрудно было догадаться, кому принадлежали эти голоса.
Пререкаться было совершенно бесполезно. Так мы дошли до последней "землянки", потеряв всякую надежду на удачу. Постучав, услышали какой-то замогильный звук, точнее голос. Через короткий промежуток времени в маленьком окошечке заблестел подслеповатый огонёк. Открылась дверь, и хозяин глухим простуженным голосом сказал:
- Заходи, кунаком* будешь!
Мы вошли и, казалось, заполнили сразу всё помещение. Это была продолговатая, так называемая, комната "сарайного" типа, без каких-либо перегородок, длиной около шести-семи и шириной три с половиной-четыре метра. Посередине жилого помещения стояла печь с замурованным казаном*. В торце, на полу, на кошме* под
________________________
Кунак (у кавказских горцев) - друг, товарищ.
Казан (татарск.) - котёл, особо большой, вмазанный или закладной.
Кошма - войлочный ковёр из овечьей или верблюжьей шерсти.
лоскутным одеялом спали дети и женщина неопределённого возраста.
Помещение, вероятно, за последние десять лет никогда не белилось, и было похоже на баню, которая топилась по-чёрному.
- Кемпер*, вставай, шай готов, кунак пришёл.
Женщина с исхудалым лицом покрыла голову бесцветной косынкой, которая когда-то была красной. Как мешок, наброшенный на плечи, висело на ней грязно-серого цвета платье. По всему было видно, что здесь господствовала вопиющая нищета.
Женщина опустилась на корточки перед очагом, принялась разжигать печь; топкой служил кизяк*. "Землянка" наполнилась специфическим запахом.
Хозяин представился: его звали Умербеком, он был слепым. Из его рассказа мы узнали, что он работал в колхозе водовозом, и тягловой силой служил бык. По его словам, это было очень умное животное: находило дорогу к роднику и обратно, до аула. Летом Умербек возил бочку с водой на бричке, зимой - на санях. Хозяин пояснял, что в зимний период колхозники употребляли мало воды, всё больше растапливали снег. Это не могло не радовать.
Я поинтересовался, сколько колхоз платит ему за работу в качестве водовоза.
- Почти один целый трудодень, - услышал я в ответ.
- А что ты получаешь за этот трудодень?
- Это какой урожай будет. Если хороший урошай будет, немножко акбидай* дают, немношко картоп тоше дают. Комбикорм тоже дают. Акша один раз 75 рублей давали, больше не дают.
Женщина что-то сказала ему по-казахски. Он ей не ответил, только сдавленным голосом проговорил:
__________________
Кемпер - жена (пояснение автора).
Кизяк - высушенный в форме кирпичей навоз с примесью соломы, служащий топливом.
Акбидай - пшеница (пояснение автора).
- Ну, да... что делать будешь... Нету... шалко, шалко, ну нету...
- Что жена сказала? - спросил я.
- Конечно, верить надо, но шая нету...
Наше пребывание было омрачено бедственным положением гостеприимной семьи. Я отметил сразу нищенскую обстановку, но слово "обстановка" в данном случае даже как-то неловко произносить. Здесь не было никакой мебели - ни стола, ни табуретки, даже примитивной скамейки. Было пусто, как в сарае. Также отсутствовали необходимые предметы домашней утвари.
У нас с собой были небольшие запасы продуктов, и ребята, не раздумывая, всё выложили на стол: большой бидон топлёного масла, сахар, разные консервы...
Ужин готовили на всех. В большом казане* отварили вермишель, заправили маслом, выложили на большой покорёженный поднос. К этому времени проснулись дети, они с голодными, жадными, блестящими глазёнками боязливо выглядывали из-под одеяла. Взоры их были устремлены не на ночных гостей, а на отварную вермишель.
Хозяйка расстелила клеёнку прямо на земляном полу, мы нарезали хлеб, открыли консервы. Я попросил Умербека, чтобы детям дали поесть.
- Конечно, миска нету, тарелка тоже нету... Он покушает, когда кунак покушает...
- Ты чай пьёшь, кисушки есть?..
- Пиалы что ли ?.. - переспросил я.
-Да, пиалы, конечно, ещё есть...
В них и будем накладывать. Он опять что-то сказал жене, и она из-за угла достала кисайки, вытерла их подолом платья и подала их мне. Женщина сама не стала накладывать вермишель. Кисайки были с трещинами, закрученные тонкой проволокой, для крепости. В эти пиалы
___________
Казан (тюрк.) - большой котёл для приготовления пищи на много человек сразу.
мы с верхом наложили отварной вермишели, раздали ломтики хлеба с колбасой.
Да, нужно было видеть, как голодные дети, словно волчата, набросились на еду. Тонкими ручонками они стали заталкивать вермишель в рот, не прожёвывая куски пищи. Только слышно было их чмоканье от удовольствия. Когда начали пить чай, я принялся расспрашивать:
- Как ты живёшь-можешь, Умербек?
- Ну да, живом пока ешо... Так, нишево шивом, трудно, конечно, бывает. Мука нету, шай нету... Тогда баба плашет, кушать хошет... Тогда на коровник ходим, ношью немношко комбикорм карапшить* будем. Потом варим и кушаем... Ничего, кушать, конечно, тоже можно, только больше туз* надо казан сыпать. Нишего, кушать, конешно, можно... Если немношко акбидай или карабидай* будет или кукуруз немношко достанем, тогда хорошо, жермень крутим, мука будет... Тогда хорошо, лепошки кушаем...
- Вы что, комбикорм едите?..
- Конешно, кушаем... Вот когда комбикорм нету, тогда совсем плохо жить. Бала*, видишь, ешо совсем маленький, нишево не понимает, плачит, кирчит, кушать хошет... Ага, кушать давай... Ничего нету, что делать будешь?
Выслушав такой откровенный рассказ, мы оставили и последний мешок муки, не задумываясь о том, что нам есть завтра. В этом доме была недопустимая нищета, люди жили хуже, чем скотина. Это был тот предел, последней ступенью которого могла быть только смерть, что и случилось впоследствии.
Не зная как нас отблагодарить, слепой Умербек был уверен, что к нему нас направил сам милосердный Великий Аллах. Старик был нищим, но с такой высокой благородной
___________________
Карапшить - красть (пояснение автора).
Туз - соль (пояснение автора).
Карабидай - рожь (пояснение автора).
Бала - пацан (пояснение автора).
душой и отзывчивым сердцем! Ему очень хотелось принять гостей по традиции предков. Ведь никто, кроме него, не впустил нас в дом обогреться - ни русские, ни немцы... А нищий казах сразу отворил двери, не спрашивая, как мы его отблагодарим.
Следующая наша встреча произошла знойным летом ровно через два года. Верх взяло моё любопытство, я свернул с дороги и въехал в аул под названием "Колхоз имени Кирова". Умербек сидел на глинобитной завалинке* возле серой "землянки", подставив своё лицо солнцу. Это жалкое зрелище нужно было видеть.
Старик повернул свою коротко стриженную голову в мою сторону. При этом его худое и загорелое, вместе с тем чёрное лицо, - насторожилось. Заострённый подбородок вздёрнулся вверх, и он, припомнив меня, радостно произнёс:
- Ким бул?
- Салам алейкум, Умербек! - поприветствовал я его на казахский манер.
- Алейкум салам! - живо отозвался он и, приподнявшись, поправил свой латаный-перелатаный стёганый жупан, который был надет на голое тело. Измызганный халат доходил ему чуть ниже колен. Больше на нём ничего не было, видневшиеся босые ноги и голени были чёрные от грязи. Вероятно, за всё лето он ни разу не мылся.
- Ну, как ты живёшь, Умербек?
- А это наш тамыр* из Актубе! - узнал он меня по голосу.
- Шивом пока не ошень хорошо. Мой маржа* Агиба помрал, сделал весной. Он туберколос болет и помрал...
________________
Глинобитная завалинка - невысокая насыпь вдоль наружных стен избы, сделанная из смеси глины с рубленой соломой.
Тамыр - друг (пояснение автора).
Маржа - жена (пояснение автора).
Жалко, конечно... Неплохой был женшин...
- А где твои дети?
- Бала тоше нету. Башкарма* отправил их в детдом. Он
сказал, что там им будет луше. Пусть бала там шивот, там
кушать даёт, сколько хошешь. Так сказал башкарма. Один теперь, конечно, плохо, как каскыр* в степи. Был жена, ешо жить мошно было, теперь, конешно... Жить теперь уже совсем не хочу... Скажи, тамыр, зачем мне такой жизнь? Зима придёт, наверно, помирать будем...
О люди, о нравы! Неужели колхоз не мог создать для этого несчастного одинокого старика элементарные человеческие условия? Он всё-таки - Человек, живое существо.
Я иногда думаю, почему этот старик с доброй, широкой душой не жил, а "обитал" на этой грешной земле? Какую лепту он внёс в развитие нашего цивилизованного, но жестокого мира?
Мне пришлось ещё раз побывать в этом несчастном ауле спустя три года. Умербека уже не было, он ушёл с чистой совестью в мир иной. Видать, отмучился, бедолага.