Этот рассказ - продолжение рассказа "My American Dream", который я написала несколько лет назад. Если вы не читали, мой совет - прочитайте его перед тем как читать этот, он совсем короткий и, по-моему, получился довольно неплохо. Звучит нескромно, но скажите, что еще остается бедному автору, который пишет для себя и для друзей, и даже к самиздату в интернет относится с предубеждением. Остается следовать принципу "сам не похвалишь - никто не похвалит"
Итак, предполагая что вы читали "My American Dream", вы наверно, уже догадались о чем этот рассказ. Это рассказ о нашем доме, ну и, конечно, немножко о нас.
Кто-то где-то когда-то сказал, что поэзия - это точка, где мечта встречается с реальностью. Так вот и наш дом оказался точкой, где наша американская мечта встретилась с американской же реальностью. Нет, к сожалению, мы не сумели заработать, выиграть или украсть достаточно денег, чтобы купить дом на Chestnut Hill, где растут платаны и никогда не отцветает миндаль. Но мы сумели скопить небольшую сумму, с которой можно было отправиться в поход за Аmerican dream, и, самое главное, мы сумели победить драконов, засевших в INS и доказать что - да, мы имеем право жить в Америке, и - нет, нас не нужно отправлять обратно, потому что мы такие хорошие, а некоторые из нас так и просто выдающиеся. История о нашей битве с INS - это отдельная песня, возможно, я когда нибудь напишу и об этом.
Когда-то давно я читала статью, развенчивающую теорию "половинки", о том, что у каждого человека есть один-единственный, богом предназначенный, возлюбенный(ая). Статья приводила статистику, доказывающую, что будь это так, человечество давно бы вымерло, по той простой причине что каждый из нас, даже самые закоренелые бабники, за свою жизнь встречает весьма небольшое количество потенциальных партнеров. Так что будь "половинка" на самом деле одна, шанс встретить ее был бы исчезающе мал. В истории нашей любви с домом ситуация была еще трагичнее. На момент, когда мы вышли на эту, так сказать, ярмарку невест, домов в городе, где мы хотели жить, и за ту цену, что мы были готовы отдать, было ровно восемь. При личном знакомстве с ними выяснилось, что:
- один из них готов развалиться на части
- в другом неровный пол и пахнет плесенью
- еще в двух жить просто негде, даже такой маленькой семье как наша
- и, наконец, еще два нам просто активно не понравились
Так что реально выбор был из двух кандидатур. Я до сих пор сохранила какие-то чувства к "тому, другому" дому и даже как-то ходила на него смотреть. Мне почему-то кажется, что выбор был точкой перепутья, и выбери мы другой дом, жизнь наша тоже пошла бы по какому-то другому пути.
В истории с "нашим" домом, как вы догадываетесь, тоже все было непросто. О нет, наши чувства к нему отнюдь не были "любовью с первого взгляда". Не было трепета сердца, того волшебного чувства узнавания которое ... и т.д. и т.п., смотри бразильские сериалы и романы Норы Робертс. Продолжая аналогию, можно сказать что выбор именно этого дома был, так сказать, браком по расчету. Продолжая аналогию еще дальше, можно добавить словами Бенджамина Дизраэли, который как-то сказал своей жене: "Я женился на тебе по расчету, но придись мне сделать это еще раз, я бы сделал это по любви". Но о любви впереди, вначале же, как я сказала, ей и не пахло, и причиной тому были некоторые... как это лучше сказать... плачевные несовершенства нашего дома. Разумеется, когда ты собираешься покупать 3 bedroom ranch 1950 года постройки, нужно быть готовым к тому, что до тебя в этом доме жили люди небогатые и прижимистые, и ты вряд ли найдешь что-то роскошное, или современное, или первый класс, и что там еще пишут в дизайнерских журналах. В нашем случае, увы, владельцы были не просто небогаты и до отвращения прижимисты, они были еще, не побоюсь этого слова, estethically challenged. Поэтому в кухне, например, были зеленые столы и обои в цветочек (которые, замечу в скобках, и посейчас там), а в гостиной над камином -чудовищного вида панели под дерево и зеркало "под старину" с искусственными разводами, типа оно потускнело от времени.
В том, что мы все таки решили сделать предложение нашему дому, заслуга (или вина) принадлежит всецело моему мужу. Ему этот дом, или двор, или что-то понравилось гораздо больше чем мне. Он уговорил меня, мы дали offer на дом, и стали, волнуясь, ждать ответа. Ответ пришел в виде контрпредложения. Нет, они не могут продать дом за ту цену которую мы предлагаем, но готовы продать его на N тысяч дороже, и это их final price. Я до сих пор помню облегчение, которое почувствовала при мысли, что нам не нужно покупать этот дом, и что кто-то другой будет обладателем зеленых столов и зеркала "под старину". Но в муже, вероятно, проснулся азарт охотника - не дать добыче уйти. Он уговорил меня еще раз и мы сделали второе предложение. Тем временем, по принципу, что если чему-то суждено произойти, то оно произойдет в самый неудачный момент, у меня заболела мама. Я не поехала к ней в Россию - из-за покупки дома, из-за работы, бог знает из-за чего еще. Бесспорно, Бог накажет меня за это - если, правда, не считать что уже наказал. Болезнь мамы была фоном, на котором мы делали инспекцию дома, оформляли ссуду, выясняли отношения с квартировладельцами и занимались еще тысячей дел, которые сейчас я уже не помню, но в тот момент они сливались в какой-то беспрерывный кошмар.
Что ж, все на свете когда-нибудь кончается, даже кошмары (хотя, забегая вперед замечу что в данном случае один кошмар просто уступил место другому). Наступает день closing, когда дом наконец станет нашим, а деньги, соответственно - их. Мы едем в Brookline, в контору русского адвоката, рожей и повадками чрезвычайно похожего на Ричарда Гира в фильме "Чикаго". В конторе мы встречаемся с продавцом - рыжим и довольно противным евреем по имени Jeff, и двумя брокершами, нашей и его. Процедура состоит в том, что мы подписываем миллион бумаг, а Jeff подписывает одну или две, и дает нам ключи.
В конце все поздравляют нас и наша брокерша спрашивает: "Are you excited?" Адекватным ответом было бы " Not at all. Scared and exhausted - that would be a better word." Однако говорить это невежливо, так что мы отвечаем улыбкой в том плане что - да, безусловно excited, как же может быть иначе. Jeff вносит свою лепту и рассказывает что покупка этого дома - это одна из самых лучших и правильных вещей, которые мы сделали в своей жизни, и как мы со временем поймем это, и как его дом helps to put his son through college. Наконец все это кончается. Мы садимся в машину и едем домой. По пути я снова и снова прокручиваю в уме такую вот арифметику:
36 + 30 = 66
37 + 30 = 67
Тридцать шесть и тридцать равно шестьдесят шесть. Тридцать семь и тридцать равно шестьдесят семь. Столько лет нам будет когда дом наконец будет выплачен. До тех пор у нас будет крыша над головой постольку поскольку и до тех пор пока мы остаемся вместе и оба работаем. Как говорится, end of story.
После покупки кошмар вступает в свою новую фазу - мы начинаем ремонт. Мы отрываем чудовищного вида панели под дерево и зеркало "под старину", замазываем дырки от гвоздей, красим, нанимаем китайцев чтобы они отциклевали пол, и прочее и прочее. Занимаемся мы этим, разумеется, по выходным, так что на отдых времени совсем не остается. За ремонтом следует покупка всевозможного хлама. Мы почти ничего не покупали на нашу старую квартиру, так что теперь приходится обставляться почти с нуля. Все это требует чудовищного количества денег, так что в результате мы хронически тратим больше чем получаем. Я узнаю два новых английских слова: "foreclosure" и "bancruptcy". Постепенно они занимают почетное место в моем подсознании, среди других подобных, как то "layoff" и т.п. Мне кажется, что что-нибудь из этого или все сразу случится с нами со дня на день. Credit bureaus тоже, видимо, придерживаются такого мнения, так как мой кредитный рейтинг внезапно падает аж на 80 пунктов (тут в скобках следует заметить что по какой-то таинственной причине ссуда за дом оформлена не на двоих, а только на меня).
Все на свете когда нибудь кончается - кончился и наш ремонт. Мы переезжаем. У нас теперь пять комнат вместо двух, но вместо десяти минут я добираюсь на работу сорок пять. Кругом зима, периодически выпадает снег. С работы и на работу ездить приходится в темноте. Приезжает свекровь и берет на себя заботы по дому, но я чувствую себя от этого не лучше, а хуже. Мне кажется, что отныне и на тридцать лет вперед единственный смысл моего существования - зарабатывать деньги для выплаты упомянутой ссуды. Все вокруг кажется в каком-то сером тумане, от которого можно избавиться только если обокрасть банк или сделать что-нибудь в этом роде. Тем временем я узнаю еще одно английское слово - outsourcing. Это теперь часть официальной политики нашей компании. Нечего и говорить, что теперь английские слова выстраиваются в моем сознании в стройную цепочку, примерно вот так:
outsourcing -> layoff ->foreclosure
Теперь, задним числом, я понимаю что это было нервное истощение на почве стресса, и не все было так плохо как казалось. Жаль что я не понимала этого в тот момент.
Повторяясь, скажу - все на свете когда-нибудь кончается. Приходит март, за ним апрель. В один из особенно трудных дней я вижу, что на газоне около дома появились нежные лиловые колокольчики. Это крокусы, нежданный подарок от наших злодеев-продавцов. День прибывает, и вот я уже езжу с работы в сумерках, а потом и при свете дня. Вопреки ожиданиям, с работы меня не увольняют, а наоборот, прибавляют зарплату. Босс приходит сообщить об этом лично и добавляет "This is to help you with your mortgage". Я так растрогана, что с трудом удерживаюсь от слез, а уж благодарю его так прочувстованно, как будто эти деньги он выкладывает из своего кармана. С учетом повышения зарплаты и того, что барахло практически все уже куплено, оказывается, что наши расходы все же меньше наших доходов (чем, заметим в скобках, мы выгодно отличаемся от большинства американских семей). К тому же наступает лето, а с ним пора маленьких, но важных географических открытий. Мы открываем, что в нашем городе есть Community center, а при нем - замечательный пляж и холм, с которого открывается вид на озеро. Как говорилось в каком-то фильме "постепенно а потом внезапно", серый туман рассеивается, и можно продолжать жить.
Лето тем временем идет своим чередом. По случаю хорошей погоды ремонт дома временно прекращен, что тоже поднимает настроение. Мама поправляется и приезжает нас навестить. Мы занимаемся садом, купаемся, ходим гулять. Однажды, возвращаясь с прогулки, я смотрю на наш дом , и мне кажется, что он красивее всех других домов на нашей улице. Вы догадались - это пришла любовь. Так же, я помню, в роддоме мне казалось, что моя дочь красивее всех прочих младенцев. Для тех кто не видел, тут следует в скобках заметить, что на самом деле наш дом стоит среди нескольких десятков совершенно идентичных 3 bedroom ranch, похожих друг на друга даже больше чем новорожденные младенцы, и спорить о том, какой из них красивее, просто смешно.
Наступает осень. Листья на деревьях желтеют, затем облетают совсем. Вот опять я езжу с работы в темноте, но теперь меня это уже не трогает. Полгода ежедневной езды туда-сюда сделали свое дело. Не трогает меня больше и необходимость выплачивать ссуду. Я больше не хочу вернуться в нашу халупу у подножья Chestnut Hill, где четыре года мы жили между страхом и надеждой. Теперь наш дом здесь; здесь вырастет наша дочь; здесь, вероятно, мы встретим свою старость. Как не противно это признавать, но, видимо, гнусный Jeff был прав - мы сделали одну из самых лучших и правильных вещей в своей жизни.
Стой нерушимо, моя картонная крепость. Пусть торнадо и прочие вихри обходят тебя стороной - я знаю, что тебе не устоять перед ними. Да не протечет твоя крыша, да не рухнет на тебя дерево, да не поселятся в тебе термиты и не сгрызут "до основанья а затем". Пусть нет в этом доме трех кошек, а живет только крыса по имени Милли; пусть нету по периметру крепостной стены, а стоит довольно уродливый забор из металлической сетки - все равно у нас еще есть шанс посадить персиковое дерево и наполнить дом книгами, пусть не сразу, а постепенно. К тому же в подвале у нас есть теннисный стол и тир, а в гостиной камин, и в сочетании с тем что на кухне практически всегда найдется ящик вина, мы смело можем приглашать друзей, а с тех пор как мы победили INS, почтальон перестал играть в нашей жизни такую важную роль.