Аннотация: И птицы гибнут молча. Господь не дал им речи для оправдания. А может, их никто и не хочет услышать?
Осенние фантазии.
Октябрь. Германия.
Кроны деревьев украсила яркая желтизна осенних листьев. Пока что они ещё удерживаются на ветках. Но только температура понизится до нуля - сразу же, под резкими порывами шквального ветра, сорвутся с насиженных мест и, как повзрослевшие дети от родителей, понесутся вниз, ошалевшие от долгожданной свободы. Смешиваясь со своими собратьями, они закружатся парашютным десантом. Зашуршат под ногами пешеходов, одаривая их дурманящим запахом пришедшей осени, нагоняя на их лица задумчивость и приятную грусть. Осень - пора печали, прощания, и никто не остаётся равнодушным к этому времени года.
В леса, окружающие город плотным кольцом, по выходным дням уже тянутся ручейки грибников с корзинками. Добравшись до леса, они расползаются по своим петляющим тропинкам среди деревьев, в поисках заветных грибов. Возвращаясь назад, кто-то будет нести полное лукошко, оттягивающее руки. А кто-то, стыдливо прикрыв газеткой, несколько штучек на дне корзинки. Но и те, и другие, по пути к дому будут усталые и довольные - находились, надышались свежим, осенним воздухом. А впереди их ожидает вкусный грибной ужин за столом в кругу семьи и друзей.
Белки в лесу, перелетая с ветки на ветку, роняют шишки на головы людям и недовольно фыркают вслед конкурентам. Кому удовольствие и баловство, а кому заготовка стратегических запасов на зиму. Только зря они сверкают чёрными бусинками злых глазёнок. В лесу корма на всех достаточно.
В большом орешнике снизу все орехи уже сорваны, зато сверху, куда не дотянулась рука человека, ещё полно созревших плодов. Бери - не хочу! Созревшие шишки оттягивают к земле лапы елей и сосен. А рядом возвышается рослый грецкий орех, раскинув свои гигантские ветви. Вокруг него вся земля вспахана дикими кабанами. Орехи в сочетании с желудями для них каллорийная подкормка. Можно спокойно перезимовать, не опасаясь голода.
Хотя, какая здесь, в Германии, зима? Погодная кухня Атлантики регулирует климат своих прибрежных стран на спокойный, умеренный, не допуская на их территории жестоких морозов. Пару месяцев прохладно, пару месяцев сыро, а там уже и солнышко пригреет, выманивая на тепло из-под коры личинок и козявок. Вот тебе уже и свежая, экологически чистая дичь для пернатых
Птицы, нервно перекликаясь, перелетают с одного дерева на другое, описывают круги, сбиваются в стаи. Идёт интенсивная подготовка к дальней дороге, к перелёту в другие края. Надо размять мышцы, отложить жирок, нагулять силы. Им предстоит серьёзное испытание на прочность крыльев. До Африки, ох, как далеко, и им потребуется много выдержки в полёте. Их называют перелётными. Да, действительно, по своей физиологической неприспособленности к суровому зимнему климату они вынуждены покидать нас. Но где же их родина? Например, ласточки. Почему их родиной принято называть среднюю полосу, а не, например, Африку, где они устраиваются на зимний период?
* * *
Вспомнился мне такой случай. В декабре, наше судно транспортный рефрижератор "Меркурий" доставил партию мороженной рыбы в один из испанских портов. Начало зимы, а жители расхаживают одетые в лёгкие шорты и футболки. Даже не верилось, что где-то на Украине лютуют морозы.
После выгрузки остатки рыбы в трюмах начали подгнивать и на этот "аппетитный" запах слетелись мухи. Они были всюду - в трюмах, в каютах, на надстройках судна. После вкусной трапезы, грелись на разогретой декабрьским солнышком, палубе. Никто из экипажа судна не предпринимал никаких действий, чтобы избавиться от них. Да и что можно было с ними сделать? Не вооружать же экипаж мухобойками и гоняться за насекомыми по всему судну, на потеху испанцам? В порту замывать судно строго запрещено. Ночью "Меркурий" вышел в рейс. Курс на Антарктиду. К утру, в бинокле начал просматриваться западный берег Африки, где расположена пустыня Сахара. По спикеру прозвучала команда с мостика:
- Задраить судовые клинкеты и иллюминаторы!
Сразу же судно окутало серой пылью, как туманом. Через два часа "Меркурий" вышел из зоны пылевой бури, и на судно налетела многочисленная стая ласточек. Поднялся невероятный шум от их крыльев и чирикания. Ласточки, на полной скорости полёта ловко выхватывали мух изо всех щелей. Через час на судне не осталось ни одной мухи, все были уничтожены. Затем, внезапно, подчинившись какому-то своему сигналу, птицы мгновенно исчезли, как и появились. С мостика прозвучало:
- Палубной команде приступить к очистке и замывке судна!
Молодой практикант изумлённо смотрел им вслед:
- Откуда они взялись? - спросил он стоящего рядом боцмана.
- Кто, ласточки? Так это же наши, родные. Они здесь зимуют в Дакаре. Обслуживают нас по высшей санитарной норме. Сейчас на пароходе нет ни одной мухи. Ласточки всех истребили. Не один санитарный врач не придерётся.
* * *
Октябрь. Ладога.
У крупных перелётных птиц начался предстартовый этап перед дальним полётом. Поля и луга пополняются стаями, прилетевшими из северных районов. Здесь ещё не наступили холода и есть чем подкрепиться на скошенных полях, набраться сил перед дальней дорогой. Усталые, голодные, они садятся на болота и нивы, предвкушая вкусный обед и отдых. Откуда знать глупым птицам, что уже начался сезон охоты, так называемого, узаконенного убийства птиц и животных?
Зато охотники-убийцы наделены умом и находчивостью. Они вооружены самым современным стрелковым оружием с оптическими приборами, подкреплены тесным содружеством натасканных собак. Подранок не уйдёт! Они уже поджидают птиц, замаскировавшись в болотах и копнах сена. Убийцы знают, куда прилетают на отдых обессиленные, голодные птицы. Удалые стрелки открывают безжалостный огонь по несчастным пернатым.
- Хотите улететь? Здесь вам плохо? А мы, что, должны оставаться? Так вот вам, получайте!
И гремят залпы с утра до ночи, лишая несчастную, уставшую стаю отдыха. И никто из этих беззащитных, перелётных птиц не может сказать им:
- Остановитесь! Не наша вина в том, что мы улетаем. Мы вынуждены идти на этот шаг по своей природе. Как вы не можете понять, - не приспособлены мы к здешнему суровому климату, хотя это и наша родина.
И птицы гибнут молча. Господь не дал им речи для оправдания. А может, их никто и не хочет услышать?
Убийцы, ещё неостывшие от охотничьего пыла и азарта возвращаются домой, хвастливо обвешанные тушками птиц, свисающими вниз безжизненными головками, с закрытыми тусклой плёнкой глазами. Им уже не придётся радоваться свободе полёта через все кордоны, с одной Родины на другую. Они уже не вдохнут воздух своей зимней родины. Они будут валяться недоеденными кусками в тарелке обжоры. А тот, выковыривая из них дробинки, будет хвастаться перед гостями своими меткими выстрелами.
Где теперь старичок с берданкой, обвязанной проволокой? Деревенский, малограмотный, но он знал, что нельзя истреблять птиц. Срезал пару штук на взлёте, для пропитания себе и семье - и достаточно.
* * *
Когда-то мне пришлось наблюдать в Сухуми, как обжора-гурман заказал в ресторане жареных перепелов. Тех перепелов, песенку которых, доносящуюся изо ржи, мы слышали в детстве по вечерам "падь падём, спать пойдём". Через полчаса ему принесли на громадной сковороде около двадцати жареных тушек перепелов. Да там и есть-то нечего! А он косточки обсасывает и толстыми губами причмокивает. Наслаждается, гурман говёный!
В Африке, безжалостно вылавливают сетями и с громадным удовольствием, как деликатес, пожирают наших первых предвестников весенней пахоты, жаворонков. Вспомните, как он рано утром зависает высоко в небе и поёт свою песню весны. В Африке, по видимому, не очень знакомы с европейской музыкальной культурой. Да и откуда им знать знаменитое музыкальное произведение "Жаворонок", мелодию которого могут исполнять на музыкальных инструментах только лишь виртуозы?
* * *
Ноябрь. Берлин.
Я стою в парке, запрокинув голову, как и многие другие люди. Мы вглядываемся в чистое осеннее небо, от которого даже сквозь солнечные лучи, уже пробивается к земле прохлада. Высоко над нами проплывают длинные ключи журавлей. Летят, строго придерживаясь строевого порядка. Самые сильные и опытные - впереди, рассекают своими мощными крыльями упругий, осенний воздух. За ними - шумный, неопытный молодняк. Сзади летят старики, которые зорко следят за порядком в клину и помогают уставшим. Всё пространство в небе наполнено журавлиным криком. А может, это они переговариваются между собой? А может, они так прощаются с нами и поют нам свою песню Дороги? Вернутся они назад и кого-то уже будет недоставать в их стае, а может быть, и среди нас, в нашем кругу?
Беда мне со мною! Наверное, слишком засмотрелся я на них, да так, что мысленно оказался с ними в клину. И вот я уже лечу в стае и полной грудью вдыхаю встречный напор воздуха. Я наблюдаю сверху, как люди съезжают машинами на обочину, выходят и стоят, запрокинув голову, с печалью смотрят на нас. И непонятно, завидуют они нам, или любуются нами? А может, им жалко нас? Все машут нам руками. А мы им в ответ машем крыльями и поём свою прощальную песню:
Кру, кру, кру!
В чужбине умру!
Как три моря перелечу,
Крылышки сотру.
Кру, кру, кру!
- Эй, молодой! Не раззевай клюв! Держи строй!
Я сразу и не сообразил, что это касается меня. Оглянулся вокруг, а мои братья далеко впереди.
- Что, уже устал? - доброжелательно прокурлыкал сзади меня старый журавль. - Держись, уже осталось совсем немного. Вон там, на горизонте, просматривается Восточное море, а совсем рядышком и наш остров, где мы и отдохнём. Там для нас уже заготовили и корм, и воду. Да! - вспомнил он, - туда приезжает много людей полюбоваться нами. Приземлимся, не забудь почистить пёрышки, смотришь - и попадёшь на обложку модного журнала.
Подбодренный старым журавлём, я вскорее догнал своих товарищей и мой голос влился в их общий хор.