Аннотация: В этот собрник вошли рассказы об эмиграции
Билеты в одну сторону
Билеты в одну сторону
"Было еще темно, когда Марина внезапно проснулась.Удивительно жестко и неудобно было лежать на полу. Рядом похрапывал муж.Все казалось нереальным.Комната без привычных очертаний мебели расплывалась в голубоватом сиянии нависшего над ней громадного окна.
Щемящее чувство страха, как перед экзаменом, вернуло ей память..
Ведь это сегодня.---всплыло в сознании. Сегодня мы уезжаем.
Сейчас все проснутся.Муж , дети в соседней комнате. И они навсегда уйдут из своего дома. Шагнут в неведомое.
Накануне они весело отметили ее день рождения, удачно совместив с проводами. Собралась семья и все друзья. Хорошо, что хоть фотопленка удержит навсегда то, что невозможно удержать в действительности. А ведь она так ждала этого часа, и вот теперь струсила.Сердце ноет как у маленькой девчонки, раскрывшей нечаянно дверь в темную комнату.
Марина неуклюже сползла с жесткого матраса и принялась будить мужа.
Просыпайся, пора !
Она постояла немного, не решаясь выйти из теплого уюта спальни, удивляясь сама себе:
-Что же это будет с ней в эмиграции, если ей уже так страшно теперь?
Надо взять себя в руки и перестать паниковать. Вспомнив, как в .юности она заставляла себя выйти на сцену и взять первую ноту, прыгающим от волнения смычком, Марина так же решительно двинулась из спальни.
Все проснулись разом. Зазвенел звонок в прихожей.Открыв дверь, Марина увидела маму своей приятельницы, тетю Веру. Она пришла за обещанным телефонным аппаратом.
--Подождите немного, -- попросила ее Марина.--Нам ведь еще могут позвонить.Я не хочу пока отключать телефон. Идемте лучше на кухню.Попьем чаю на прощанье.
Тетя Вера охотно согласилась. Что ей торопиться: может ,еще чего перепадет?.У отъезжающих всегда полно всякой всячины, не помещающейся в баулы и чемоданы. Дело проверенное.
Отослав тетку на кухню, Марина вошла в гостинную. Там было также пустынно и тоскливо, как и в покинутой спальне. Мебель была уже распроданна друзьям и знакомым. Все были счастливы : Марина от того,что удалось так быстро избавиться от имущества, остальные радовались своей удаче в приобретении дорогой классной мебели за рекордно низкую цену.
-- Ну, одевайтесь, же, -- тормошила она своих сыновей. -- Скоро машины подъедут. Надо успеть позавтракать.
В квартире стоял бедлам. Чтобы не трещала голова от звонков ранних посетителей, входную дверь приоткрыли и комнаты постепенно наполнялись друзьями, соседями и просто желающими посмотреть на будущих американцев. Страх у Марины давно улетучился и она деловито расспоряжалась раздачей последних мелочей . Ложки, вилки, разрозненная посуда, книги , что-то из одежды., вобщем всякое ненужное теперь барахло, которое имело ценность для остающихся. Марина с удивлением наблюдала за реакцией людей, подбиравших остатки ее былого благополучия."
***
Не зная как продолжить начатую мысль, Ира прекратила стучать по клавишам и с тяжелым чувством неудовлетворенности собой отошла от компьютера. Мда... писателем стать оказывается не так легко.. А ведь поначалу эта новая идея занять себя чем-то новым так захватила ее. После того, как давно повзрослевшие дети покинули дом, жизнь стала пустой до ненужности. Даже любимые книги не могли отогнать противные мысли. Жизнь казалась прожитой до конца. Остались одни воспоминания. И теперь было бы так интересно вспомнить все происшедшее с ними , и, главное суметь рассказать об этом.
Нет, не получается. Еще раз горько пожалев сама себя, и с трудом отрываясь от интересного занятия, Ира сбежала по лестнице на кухню завтракать. Дом, который они приобрели восемь лет спустя прибытия в страну, казался огромным теперь для них вдвоем с мужем. До него они поменяли несколько снимаемых в рент жилищь. Самая первая их квартира, снятая ее покойной свекровью, была в НьюАрке, городе, заселенным преимущественно черным населением. Прошло столько лет, а в памяти свежа картина, как они после первых трех дней, проведенных на полу у свекрови, переселялись в трехкомнатную "собственную" квартиру. Какие то люди заносили в пустые комнаты тюки и мебель. Ира не знала этих людей. Да и они не знали ее. Они все принадлежали к местной синагоге и, по недавно заведенному обычаю, помогали новоприбывшим из Союза.
-- Вы не жалеете, что приехали ? --- Осторожно спросила она полноватого мужчину средних лет, прислонившегося к косяку двери, чтобы передохнуть.
-- Очень жалею,--не раздумывая ответил тот.
Сердце у Иры грохнуло вниз. -- Все! Попали! Что теперь делать ?
-- Очень жалею,--- продолжал мужчина, как бы не заметив состояния ужаса, отразившегося не хорошеньком личике Ирины.--- Нужно было приехать десять, двадцать лет назад! Ну да и теперь еще не поздно, сжалился он над ней и улыбнулся.
Ира с облегчением передохнула и тоже улыбнулась в ответ. Там, в Союзе, она избегала улыбаться посторонним мужикам, но здесь ей все советовали не жалеть улыбок,если она не хочет казаться странной для местных, добродушно настроенных жителей.
Интересно, что там, в этих мешках, небрежно сваленных на пол ?
Мама, посмотри какой клевый пиджак, и мне почти как раз!--услышала она ломающийся басок старшего сына. Ира с любопытством обернулась. Действительно, все мешки забиты вещами. Она дрожащими руками вытаскивала рубашки, майки, джинсы, наволочки, простыни, полотенца, а вот что-то твердое, какие-то коробки . Боже! Там посуда, вилки, ложки...Слезы навернулись ей на глаза.
Вот как Бог отплатил ей за доброту.То, что раздала там, вернулось здесь .
Подхваченная потоком воспоминаний, Ира даже не заметила, как допила свой неизменный чай с молоком и с булочкой. Жизнь ее установилась и особых страхов за будущее она не испытывала. А тогда, в день отъезда, кто знал, чем обернется эмиграция? Разрушить старое оказалось легко, а войти в новую жизнь, начать все с начала, удастся ли? Никто из них не владел английским в достаточной мере, чтобы получить хорошую работу. За детей она не беспокоилась: пойдут учиться и заговорят. Лишь бы родной язык не забыли.
Наскоро убрав со стола остатки завтрака, Ира поспешила к своему компьютеру, торопясь записать разбегающиеся мысли. Где она остановилась? Ах, да. Ее поразил интерес людей к мелочам, оставшимся из ее хозяйства.
***
"Впрочем, разве это было теперь важно ? При всем спокойствии и уверенности в себе, где-то глубоко внутри ее била мелкая дрожь и мысли в голове налетали одна на другую.
Ей не жалко было уезжать и оставлять эту недавно отремонтированную квартиру в громадном девятиэтажном доме на Восьмом километре Б-их новостроек. Слишком давно она мечтала об этом дне и он, наконец, пришел. Она любила свой город, в котором родилась и прожила сорок лет. Любила своих родных. Своих друзей. Свою работу в симфоническом оркестре, где играла на скрипке. Она любила от души. И ей больно было навсегда расставаться с этим своим богатством.Но другого выбора не было. В стране шла война. Неожиданная жестокая бойня, внезапно взорвавшая еще недавно дружный город на части и сделавшая людей, мирно проживших бок о бок всю жизнь, заклятыми врагами. У нее подрастали мальчики, старший только в этом году закончил школу. Их надо было спасать. И вот они уезжают.
Внизу просигналили машины. Марина выглянула с балкона вниз на улицу. Две машины с распахнутыми дверцами были окружены любопытствующими соседями.
--Скорей, ребята, нас ждут!--Закричала она.
Муж где-то возился с вещами. -- Павел., ну где ты? Торопись, что ты возишься ?
На вокзал пришли провожать куча народа. Яркое августовской солнце не жарило, а по-дружески изливало свой свет и тепло на знакомый и родной до боли Б-ий вокзал. Сколько раз она отсюда уезжала в путешествия и всегда торопилась назад, домой, в Б-у. Но теперь билеты взяты только в одну сторону. Возвращаться не придется. Марина сглатывала горечь, внезапно появившуюся во рту, и не могла от нее избавиться. Спасибо тебе, солнышко, за то, что скрашиваешь наше настроение, по-праздничному и не скупясь разбрызгиваешь свои зайчики на окна вагона, на людей , на все без разбора. Ведь и "там" будет то же самое солнце? Эта мысль немного взбодрила и утешила Марину. Друзья--(близкие и не очень),--родственники ---(с некоторыми из них не виделись десяток лет), друзья сыновей, все они столпились перед вагоном, в котором Ира с семьей и вещами занимали два купе. В одном из них Марина обнаружила старшего сына, Влада, плачущего в одиночестве и размазывающего слезы по-детски кулаком. Сердце у нее защемило при виде слез взрослого сына, но жалеть было некогда. Времени до отхода поезда оставалось совсем мало. Она снова бросилась к выходу вагона, чтобы еще хоть немного побыть в обществе своих друзей, и заодно проверить, все ли вещи занесены с перрона и увидела своего мужа, тихо распевающего с Катей, тоже скрипачкой из их оркестра, хор рабов из оперы "Набоко".
Вот нашли время петь! -удивилась она. -Никогда раньше не замечала у него любви к опере! Что это вдруг?
Она не успела додумать свою мысль. Земля дрогнула и поплыла. Гена вскочил на подножку вагона. На перроне все замахали руками и вразнобой закричали напутственные пожелания.Подруги плакали, а Марина, изо всех сил сдерживая слезы, растягивала в улыбке рот и кричала :
Не плачьте, я не прощаюсь! Мы все снова увидимся! Я знаю !
Она оказалась хорошей пророчицей. Со многими, кто в то время и не помышлял об отъезде, она действительно встретилась в новой жизни.
Да , они встретятся, но уже другими людьми. Марина пока еще этого не знает."
Жалко было останавливать разогнавшийся поток воспоминаний, но пора было собираться на работу. Ира со вздохом поставила точку и выключила компьютер.
Увидеться через триннадцать лет
Она вошла, и все озарилось вокруг.
Это была дружба-любовь с первого взгляда. Не знаю,что ее потянуло ко мне. Я никогда не спрашивала.
В то время, как она... Она была красавица. И умница. Сногшибательное сочетание.
И она выбрала меня. Меня! Когда вокруг было столько достойных ее царственного внимания.
Мне завидовали. Пытались ее отбить. Утащить. Разорвать нашу связь.
Она только спокойно улыбалась. И продолжала быть со мной.
Только со мной.
Мне она поверяла свои девичьи секреты. Со мной делилась перепитиями своей семейной жизни. Даже ее замужество не повлияло на нашу дружбу. Я всегда была ее старшей подругой.Любимой. Единственной.
Мы идеально подходили друг другу. Наши сердца бились в унисон. Сколько тем было переговорено:книги, музыка,фильмы, театральные постановки. Нам никогда не было скучно. И всегда наши мнения совпадали. Не успев еще произнести первое слово, мы уже знали о чем речь. И только первое время нас это радостно удивляло. Потом мы привыкли.
А потом она уехала. Далеко . В другую страну. И мы не виделись тринадцать лет.
Тринадцать чертовых лет! Неужели в них все дело? Может, если бы их было двенадцать, или четырнадцать, все было бы иначе? Не так, как случилось в эти жаркие августовские дни ее приезда ко мне? Наверное она была под магией этого чертового числа.Это оно, и только оно изменило ее.
Да и разве это была она? Эта расплывшаяся громадная женщина в коротком платье в обтяжку и безвкусных украшениях ?
А глаза? Ее чудные, чуть раскосые глаза? Они ни на минуту не останавливали на мне взгляда.
И речи ее были обращены не ко мне.
И, вообще, казалось я ее ничуть не интересовала. Разговоры шли о каких-то неведомых мне преуспевающих друзьях. Об их антиквариате, машинах, драгоценностях. О подарках, которыми они завалили ее с ног до головы.
Ее глаза ни на минуту не останавливались на мне... И мне было тяжко. Хотя я все еще не теряла надежды. У нас есть еще один день. Последний день до ее отъезда. И мы проведем его вдвоем.
Только я и она. Больше никого не надо.
Правда ведь, не надо?
И она согласно кивает головой. - Конечно, конечно...
Но что-то в ее глазах тревожит меня.
Что? Скажи мне,-- прошу я ее.
И она нехотя, с усилием признается, что здесь живет одна ее знакомая. Так, дальняя знакомая.
Но, может, только на часок ? Просто перекинуться парой слов ? И снова вдвоем.До самого отъезда.
Можно?
Что за разговор? Конечно, конечно! -- Великодушно соглашаюсь я .
Хотя сердце заныло. Не знаю отчего. А , может, знаю ? Но хочу до конца пройти свой крестный путь познания ?
"Что день грядущий мне готовит?" Извечная загадка. Трепетное ожидание ответа.
Не разочаруй меня, мой друг ! - Тщетно взываю к сердцу своей странно изменившийся подруги.
Раскаленное солнце не дает покоя. Час свидания с незнакомой мне подругой приближается. Он неотвратим, как проклятие. От него никуда не деться. Он все ближе... Он наступил !
А меня уже нет.
Незнакомка небрежно уведомляет, что я могу уехать.
Одна. Домой.
Подругу она привезет. Позже. А меня больше не задерживают.
Я со страхом и надеждой смотрю на свою любимую.
Она молчит. Не смотрит на меня.
Скажи же! Скажи, что это невозможно ! - Кричу я в душе.
Скажи, что мы приехали и уедем вместе. Как договорились. Скажи !! - Безмолвно умоляю я ее.
И она говорит :
Ведь ты не обидишься? Правда ?
Я не обижусь. Правда ...
Тринадцать лет. Это много или мало ?
Достаточно много, чтобы принести былую дружбу в жертву новым увлечениям.
Мало, чтобы совсем позабыть друг друга.
Подруги... Когда это было ?
"Даже близкий друг, на которого я полагался, который ел хлеб со мной, поднял на меня пяту."
Почему ? Почемууууууууу.......
Ничто не ново... И это пройдет... Утешает меня Экклезиаст.
Утешит ли ?
КОНЦЕРТ ГЛАЗУНОВА
Который час?
Ира взглянула на часы, висевшие на стене в гостиной.
Девять тридцать. А в двеннадцать назначена брачная церемония в магистрате города.
Надо ещe успеть причесать невесту.
Скорей! - Поторопила она мужа. Гладко выбритый, одетый в костюм с белоснежной розой в петлице, он на ходу дожeвывал кусочек мягкой булочки, запивая еe крепким чeрным кофе.
Сама она только успела принять душ, и наскоро уложив волосы феном, пыталась впихнуть в себя подгоревший тост с ломтиком сыра.
Кусок не лез в горло. Мысли крутились как бешенные: не забыть бы щипцы, лак для волос... что ещe?
Ира! - Теперь уже муж подгонял еe.
Ну что ты всe возишься?
Да, да, иду!
Наспех побросав всe необходимое в большую сумку, и перекинув через плечо видеокамеру и фотоаппарат, Ира поспешила в машину к мужу.
Ночь она провела беспокойно. Ей всe снились тревожные, какие-то путанные сны. Вот она стоит в большом зале. Кругом танцуют нарядные пары. Вдруг, к еe сыну подходит молодая девушка. Что-то неприятное в еe улыбке, в том, как она смотрит на Геру. Она уводит сына танцевать...
Ира проснулась с гулко бьющимся сердцем и с удивлением обнаружила, что всe ещe продолжает плакать...
Глупо! Как глупо! - ругает она себя. Но не в силах погасить внезапно вспыхнувшую ревность к девушке, отнявшей у неe сына. Любимца. Первенца...
Странно... она так не переживала, когда два года назад женился младший сын. Она была тогда такая гордая! Ей казалось - ну вот! Я совсем совсем взрослая! Сын женится!
Смешно, да? Отпраздновала недавно своe пятидесятилетие, а всe ещe не уверенна, что повзрослела. О старости и не думалось. Какая же она старая, если никто из клиентов в парикмахерской не верит, что у неe такие взрослые сыновья.
А сейчас сердце ревниво сжимается перед торжественным актом, символизирующим передачу старшего сына в руки другой женщины.
Ладно, справимся и с этим наваждением.
Они ехали по нескончаемо длинной дороге. С обоих сторон, как на страже, стояли деревья с оголeнными сухими ветвями. Сквозь них легко пробивалось ясное февральское солнышко, разгоняя печаль и окрашивая праздничным настроением бегущий навстречу день.
Дома у сына все были почти готовы. Сын в чeрном таксидо, серьeзный, невероятно красивый, неожиданный в непривычном одеянии, спокойно ждал, пока мама сотворяет причeску на голове невесты. Нина терпеливо отдалась во власть умелых рук будущей свекрови. Ире она уже почти нравилась своим милым домашним видом. Может, подружимся? - С внезапно загоревшейся надеждой подумалось ей.
Немного погодя все вышли и расселись по машинам. Младший сын с невесткой везли жениха и невесту. За ними следовала машина с родителями. Замыкали процессию друзья молодых.
Ехать было недалеко, каких-то полчаса, и Ирина облегчeнно откинулась на спинку кожаного сидения. Привычным движением включила радио. Первые же звуки скрипки, раздавшиеся из динамиков, заставили еe замереть в удивлении.
Что это? Не может быть!
Торжественно прозвучала квинта, взятая широким напевным взмахом смычка на соль струне. Знакомые ощущения в кончиках пальцев, вернули еe на тридцать лет назад, когда она стояла на большой сцене главного зала Консерватории и играла концерт Глазунова. Государственный экзамен. Она - выпускница консерватории. И это еe последнее сольное выступление.
Перед тем, как взять первую ноту своего любимого концерта, она отыграла положенные по программе сонату Баха - Чакону, Скерце Чайковского и ещe несколько малых форм. И теперь стоит, набираясь сил перед завершающим выступлением. Концерт Глазунова считается одним из труднейших в скрипичной литературе. Она работала над ним два года. Вообще-то ленивая, она с удовольствием выигрывала каждую ноту, каждый трудный пассаж, не жалея времени и терзая уши бедных соседей глубоко за полночь.
Откуда-то снизу, из зрительного зала, до неe вдруг донеслись неожиданные слова:
Вы не устали? Может, отдохнeте немного?
Ира мотнула головой в страшном смущении.
Нет, я готова!
Через два месяца у неe родился сын. Первенец. Герочка.
Ей было неимоверно тяжело весь этот первый год замужества. Свадьба была в сентябре. Когда она сказала своему педагогу, профессору Валиеву, что выходит замуж, тот отреагировал не совсем так как она ожидала. Вместо поздравлений, она услышала просьбу повременить, отложить свадьбу.
Выпускной год. Это очень серьeзно. Неужели она не понимает?
Вместо ответа, она с удивлением посмотрела на учителя и ничего не ответила.
Через месяц он уехал по контракту работать в Анкару.
А она забеременела. Прав оказался профессор. Неудачное время она выбрала выходить замуж.
Теперь уроки у неe вeл молодой ассистент профессора Ямпольский. Хороший скрипач и неплохой преподаватель. Если бы он ещe разбирался в самочувствии женщины в интересном положении и предлагал хотя бы изредка присесть, отдохнуть - было бы совсем хорошо. Но молодой человек не вникал в такие тонкости. А Ира стеснялась. Так и играла положенный по расписанию академический час стоя, с подпирающим животом, еле переводя дыхание и думая не о плавном ведении смычка и чистоте двойных нот, а о том - когда же окончится эта пытка!
Ну что ж! Поделом ей. Всегда смотрела на выпускниц с животом с нескрываемым неодобрением: Как только они не стесняются своего вида? Возмутительно.
И вот теперь сама в таком же положении. Ирония судьбы!
Животик у неe был небольшой. Но все же достаточный, чтобы разглядел сам председатель Гос.комиссии. Стыдобушка! Но и это не всe. Ребeнок, до того спокойно лежавший под звуки Баха и Чайковского, вдруг заворочался, заeрзал. А играть предстоит ещe двадцать пять минут. И никуда от этого не деться. Уж лучше сейчас закончить консерваторию, чем откладывать на неопределeнный срок.
Ну потерпи малыш, помоги маме! - попросила она ребeнка, и тот, словно услышав и поняв еe мольбу, успокоился. Затих.
Ира подняла скрипку к подбородку и плавным, широким движением смычка взяла первую ноту.
Вот она, эта суровая квинта, неторопливо начинающая рассказ. О жизни. О судьбе. О красоте и любви. Начинаясь с самой низкой ноты на скрипке, Ля, мелодия взбирается всe выше и выше по грифу, напоминая своим матовым звучанием альт. Рассыпается навзрыд двойными нотами, и передаeт плач в оркестр, с готовностью подхватывающий израненную больную песню с распротeртыми объятиями. И вот, она уже понеслась дальше, дальше, в чудный мир грeз, обещаний...
Ирина внезапно очнулась. Она не на сцене. Ей не двадцать лет. И ребeнок, родившийся тридцать лет назад, сейчас едет в машине. Ире хорошо виден его тeмный курчавый затылок. А рядом с ним белоснежная фата его невесты
Женится. Еe ребeнок - женится! И она провожает его в новую жизнь под звуки концерта Глазунова Не в кино, не в книге - а в самой что ни на есть настоящей жизни такие знаменательные совпадения? Поразительно!
Под этот концерт, часами выигрывая его труднейшие пассажи, двойные ноты, флажолетто, пиццикатто, девять месяцев она вынашивала своего сына. И потом последний рывок: "отыграть" на Гос экзамине. Как перерезать пуповину, соединяющую еe с долгими годами ученичества.
А ведь казалось бы, совсем, недавно, она приводила его на репетиции оркестра. И он бегал по овальному зрительному залу филармонии, поднимая и опуская бархатные подушки малиновых кресел. А она одним глазом смотрела в ноты на пюпитре, а другим старалась не выпускать его из виду. Ещe убежит куда-нибудь. С ним это случалось.
Сколько ему было тогда лет? Семь? Восемь? Он важно здоровался за руку с грозным главным дирижeром, которого все поголовно боялись в оркестре. Задирая вихрастую голову, отважно смотрел в белые глаза грозы музыкантов, склонившегося в поклоне к забавному мальчишке.
А когда Гере исполнилось семнадцать лет, они уехали. Уехали насовсем. Из своего любимого города. Восточного красавца, ласково и дружелюбно заключающего в свои распростeртые объятия небольшую бухту Каспийского моря.
Как они любили свой город! Как гордились им!
И вдруг всe рухнуло. Изменилось. Безвозвратно.
В то лето, 1987 года, оркестр поехал на гастроли в Нахичевань. Ира любила эти поездки по районам Азербайджана. Их всегда встречали радушно. После концерта, по древнему восточному гостеприимству, обычно накрывались столы. Вино лилось рекой. Шашлыки, плов, фрукты - всe было в изобилии. Условия в крохотных гостиничных номерах, конечно, оставляли желать лучшего, но как весело, беззаботно они проводили свободное от репетиций и концертов время! Собирались у кого-нибудь в номере и гудели до утра.
Однако та поездка в Нахичевань, оказалась не совсем обычной.
Незаметно и весело пролетело время. Гастроли закончились. Оркестр и солисты возвращались домой.
Но когда они подошли к длинному составу поджидавшего их поезда, оказалось, что места все заняты.
Оркестранты не могли поверить своим глазам. Такого ещe не случалось в их, богатой переездами, жизни.
Вагон был переполнен беженцами. Они оккупировали места, забронированные за оркестром. Люди в странных, непривычных глазу городского жителя костюмах, сидели, стояли, женщины кормили грудью младенцев, ребятня постарше испуганно жалась к юбкам матерей. А их всех охраняли солдаты. Они стояли в тамбуре. Молодые ребята с автоматами в руках. И не пускали никого посторонних в вагон.
Карабах! Это слово, как клацание затвора, напомнило о недавно обрушившемся на страну несчастье. Несколько месяцев назад, в феврале, произошли кровавые события в Сумгаите. Мирную тишину индустриального городка вспорол нож межнациональной распри. Три дня в городе резали, жгли, убивали, охотились за армянами, составляли длинные списки будущих жертв. Потом, казалось, всe утихло. Но поползли слухи, что в отместку за погром, азербайджанцев, проживающиех в Армении, выгоняют вон. И вот, Ира своими глазами увидала этих несчастных людей, согнанных с родных мест. Где же теперь они будут жить? Никто не знал...
Главный дирижeр мерял шагами платформу перрона, не зная что предпринять. Ира подошла к нему.
Может, можно добраться на автобусах? -- нерешительно спросила она.
Да... мне предложили... но это опасно. Стреляют. По всем машинам и автобусам стреляют...Мы же проезжаем рядом с границей, - объяснил он напуганной Ирине.
Война. Беженцы. Солдаты.... Все эти атрибуты военной жизни казались нереальными. Как в кино. Но нет. Вот они, солдаты в тамбуре. От них исходит незнакомый запах амуниции и шинелей.
Позже, уже в Баку, она с удивлением заглянула в пронзительно голубые глаза молодого солдата. Почти мальчика. И с ужасом подумала: - ведь он почти ровесник Геры! Что же, и Гере придeт очередь? Этого допустить было нельзя. Ещe задолго до того, как началась война, еe мучил страх за предстоящий призыв сына в армию. Она наслышалась о суровых, безжалостных порядках, царивших там, зачастую оканчивающихся трагически для молодых ребят.
Но война? Отдать сына на войну? Это было немыслимо. И они уехали.
Со скрипкой тоже пришлось расстаться. Нет, она не бросила еe. Не продала. Надeжно укутав футляр со скрипкой в одеяла, она положила еe в большой ящик и отправила вместе с другими, тоже непонадобившимися вещами, в длительное плавание в трюме грузового корабля.
Работать музыкантом ей так и не пришлось И скрипка тихонечко лежала себе в шкафу с остальными вещами. Иногда Ира вынимала еe из футляра. Играла гаммы, этюды, чтобы вернуть отяжелевшим пальцам скорость и сноровку, и со вздохом клала еe обратно на полку. Сбылось предсказание Вовы Грамбовского: - никто из нас там музыкантами не будет!
И вот, старая верная подружка лежит в поношенном футляре как в гробике. А Ира слушает музыку по радио, как сейчас Глазунова, и еле сдерживает рыдания.
Убежала прежняя жизнь, улетучилась!
Зато, вот он сын! Еe гордость и радость. И как тридцать лет назад, под музыку концерта Глазунова, она провожает его в жизнь.
Последние трели и аккорды заключительной части концерта, коды, отвлекли еe от неожиданных воспоминаний.
Машины остановились. Молодые люди вышли и направились к входу в мэрию.
А теперь зазвучит Мендельсон.
Кормилица
Совершая ежедневную утреннюю прогулку по залитым осенним солнцем улицам своего городка, Ира беспечно скользила взглядом по припаркованным вдоль дороги машинам. Одна из них на минутку задержала ее внимание. Что-то очень знакомое проступало в ее очертаниях. Вытянутые заостренные линии старомодной модели 70-х годов, светлая, цвета сливочного масла, полированная поверхность машины и такого же цвета кожа, обтягивающая крышу. Память мгновенно зашвырнула ее в тринадцатилетней давности прошлое. Конечно, это же их первая машина! Ира внимательнее всмотрелась в чужую машину. Как две капли воды, вот только у этой четыре дверцы, а их была двухдверная. И, вообще, Бьюик, когда та, родная, была Понтиак Гранд При.
Они называли ее своей кормилицей. В первые месяцы эмиграции особенно остро чувствовалась зависимость от чужих людей, владельцев самых разнообразных марок машин. Ничего, что все они были десяти или даже двадцатилетней давности. Главное, что они двигались и везли своих гордых обладателей куда они только пожелают.
"Джуйка" - школа, где они изучали английский язык, и которая потом, после четырехмесячного курса обучения занималась их трудоустройством, - находилась далеко. Уже на следующий день после прибытия, за ними приехала машина. За рулем сидела приветливо улыбающаяся американка. Одна из многочисленных волонтеров, занимающихся обустройством новоприбывших эмигрантов из России.
Ире бросились в глаза ярко накрашенные алые губы, открывавшие белоснежные, сильно выдающиеся вперед зубы .
Я Роуз, - весело отрекомендовалась молодая женщина.
С трудом подбирая английские слова, Ира представила по именам свою семью, и они покатили по расчищенной от снега дороге, ведущей из Нью-Арка в Ист-Орандж, где находилась "Джуишь Вокейшн Сервиз", небрежно называемая обжившимися эмигрантами - "Джуйка". Кругом лежали снежные сугробы и машина осторожно двигалась, как бы боясь подскользнуться.
Ира сияла от счастья: сбылась, наконец, ее мечта. Она - в Америке! В это все еще трудно было поверить и она снова и снова напоминала себе: это не сон, я действительно здесь, это Америка!
Ей всё здесь нравилось. И всё было необычно. Небольшие двухэтажные домики, как члены одного семейства были и похожи, и чем-то разнились друг от друга. Похожи они были своей ухоженностью, которая порожала непривычный к этому глаз советского гражданина. Поражало и то, что стояли они открыто, без уродующих заборов, не ограждаясь друг от друга и остального мира. Казалось, они гостеприимно раскрывали свои объятия, радушно приглашая зайти. Но каждый в этой стране знал, что чужим лучше не вторгаться: могут быть плохие последствия. Ирине они напоминали игрушечные пряничные домики. У каждого затейливые окошки, с неприменными ставенками. Разнообразный рисунок остроконечных крыш напоминал Таллин. Высокие деревья под искрящемся на солнце снежным убором и прямоугольные лужайки дополняли картину сказочного великолепия неродного пейзажа.
Ира с любопытством вглядывалась в открывающуюся перспективу весело бежавшей навстречу нарядной улицы, уже готовой к празднованию Christmas. Самого любимого здесь праздника Рождества.
Множество разноцветных и разномастных машин, чинно двигающихся одна за другой как по линеечке, и почти ни одного прохожего. На тех же, которые попадались на пути, Ира смотрела с сожалением и страхом, зная, что на следующий день им придется присоединиться к этим бедолагам и так же топать по снегу, которого в этот год выпало удручающе много.
В "Джуйке", после оформления документов и краткого интервью, в котором выясняли знание английского, их определили в классы и выдали чеки на питание и опату жилья. Такая райская жизнь должна была продолжаться в течении четырех месяцев, после которых они должны были найти работу и жить по правилам и порядкам новой страны, давшей им приют.
На обратном пути Роуз завезла их в учреждение, где помогла оформить документы на получение Social Security, по которому им пожизненно прикреплялся многозначный номер, легально проживающего в стране. После этого с официальной частью было покончено. Завтра в восемь утра они должны были быть в школе. Опаздывать не разрешалось.
Идти нужно было по плохо очищенным от снега дорожкам пятьдесят долгих мучительных минут. И Ире очень скоро надоело договариваться и напрашиваться в попутчики к тем, кто приехал немного раньше их и уже успел обзавестись этим чудом передвижения, на которое она завистливо облизывалась, предвкушая ту минуту, когда она сама с царственным видом будет восседать рядом с водителем: собственным мужем.
Через три месяца после приезда, муж получил работу в дальнем конце штата и они, наконец, купили машину.
Она была красавица. Её нельзя было не полюбить: сразу и навсегда. Громадная, просторная, с велюровыми сидениями, вмещающими шесть, нет, даже семь человек, она была больше чем достаточно для их семьи. В последний день перед выходом мужа на работу Ира должна была, наконец, приехать в "Джуйку", как королева в собственном кабриолете! Она приоделась, не забыв лодочки на тонких каблучках. Ни разу она не надевала их в школу: никогда ведь не известно, подвезет ли их кто-нибудь домой, а на тонких каблуках далеко не уйдёшь.
И вот теперь она ждет с нетерпением мужа на улице. Что-то долго его нет. Когда же он подъедет? В школу опаздывать нельзя . Всё учитывалось для будущего определения на работу. И внешний вид, и пунктуальность и организованность.
Ира всматривалась в проезжающие машины, но своей ей так и не довелось увидеть. Вместо неё она с ужасом увидела приближающегося с понурым видом мужа.
Что случилось? Где машина?
Украли!
Не может быть!
Точно. Я не нашел её там, где поставил. И нигде вокруг её тоже не видно.
Звони в полицию! Мне надо как-то добраться в школу, а ты возвращайся домой и звони в полицию.
День, обещавший быть днем её маленького триумфа, был безнадежно испорчен. Но не это было главным.
Что теперь делать? Как Павел попадёт завтра на работу? Неужели из-за этой нелепости он её потеряет? Такая неудача с самого начала!
Вопросы атаковали без пощады. Это был кошмар, не поддающийся описанию.
Ира уже не помнила, как она в тот день добралась до "Джуйки". Помнит только, что на лекции английского языка сидела, как ошпаренная, особенно после язвительной насмешки одной из студенток, тоже эммигрантки из Союза:
Не надо оставлять машину без присмотра на чужой улице!
Как Вам не стыдно! - вспыхнула Ирина. - Такое может случиться с каждым, включая и лично тебя! И ты еще издеваешься, вместо того, чтобы успокоить. Уж сидела бы себе молча! - И разрыдалась.
Обычно вежливая и осторожная на язык, Ирина не могла себя сдержать, когда задевали за живое. Тут же была не просто обида на чужую бестактность. Её снедал страх. Они с семьей жили не в самом благополучном районе Нью-Арка. В многоэтажных домах большого жилого комплекса под названием Айви Хилл жила беднота, собранная со всего мира. Тут были и индусы, и испанцы, недавно заселившиеся русские и, конечно, в большинстве негры, или Афро-американцы, как они любят себя называть. Кражи, угоны машин случались удручающе часто. Совсем недавно у нее содрали с плеча сумочку, и вот теперь - машина! Они заплатили за нее тринадцать сотен с таким трудом заработанных долларов. Все надежды были на нее, их кормилицу, без которой в этой стране ни на работу, ни даже в супермаркет не попадёшь. А уж о развлечениях и говорить не приходится.
Когда она возратилась домой, муж встретил ее с новостями. Их было две: хорошая и плохая.
Хорошая - машина нашлась. Он сам ее нашел, изрядно походив по окрестным улицам.
Плохая - она было в плачевном состоянии. Угонщики, видно, переночевали в ней, а заодно утром и позавтракали. Остатки еды были размазаны по велюровым сидениям. Замок дверцы был сломан а руль выворочен. Очевидно, таким образом они забрались в машину и завели мотор.
Ну, ничего,- утешал её муж, и сам расстроенный. - Сиденья я уже вычистил, а машину поставил в ремонт. К завтрашнему дню будет как новенькая. Еще две сотни - и вперёд! На заработки и завоевание нового мира!
Ира с облегчением выслушала его и немного успокоилась. Ничего не поделаешь. Такова их новая жизнь. Правду про неё говорят: как в джунглях. Каждый сам за себя, только успевай обороняться от неприятных неожиданностей. Главное сейчас, что их матушка-кормилица вернулась домой, у мужа есть работа, а там и она пристроится.
Следующая неприятность произошла уже по вине самой машины. И, конечно же, как всегда, в самый неподходящий ответственный момент. Они должны были всей семьей ехать на выпускной вечер школы их младшего сына. Ехать было далеко. Они не знали, как туда добраться: дороги и география штата ешё были плохо изучены. Знакомая семья, чей сын учился вместе с Стасиком, ждала их у себя в Вест-Орандже, откуда они должны были следовать за ними. И вот, такая неприятная неожиданность! Люди ждут, нервничают, наверно, а они даже позвонить с улицы не могут,о мобильных телефонах тогда никто и не слыхал. А машина не заводится, хоть умри! И так, и этак старался вспотевший от натуги и злой, как чёрт, Павел. Безрезультатно. Раздосадованные и печальные они вернулись в свою квартиру на двенадцатом этаже. Такого предательства от своей любимицы они не ожидали. Хотя, что с неё возьмёшь! Старушка уже, двенадцать лет - возраст для машины серьезный. Снова поставили её на ремонт к знакомому механику и жизнь покатилась дальше. Ее сверкающие лакированные бока по-прежнему ласкали взгляд, вызывая неудержимое желание погладить, приласкать, как живое существо . Да разве она не была живой для них ? Со своим ровным урчанием мотора, поблескивающими огоньками многочисленных приборов на панели управления, с музыкой кантри, которую Павел обожал в те первые годы, дающая тепло зимой и освежающий холодок от кондиционера жарким летом. А летний зной был удушающе горяч и покупать машину без кондиционера решались немногие.
Наконец, пришла пора и для Иры покупать машину. Ещё будучи в Италии, перед приездом в Штаты, (наши Римские каникулы шутила она), Ира заглядывалась на красные двухместные спортивного вида машины.
У меня будет точно такая же! - Мечтала и давала себе клятву, восторженная невиданной доселе красотой, Ирина. Но приехав, она обнаружила, как недоступно дороги такие машины.
И вдруг, такая удача! Проезжая по незнакомой улочке и поворачивая за угол, она увидела на автозаправочной стоянке машину почти что своей мечты. Не совсем, правда, красная, скорее с оттенком вялой вишни, но тоже любимый ее цвет. Маленькая, ладная, с двумя дверцами, обрубленная сзади в одно целое с небольшим багажником, она скромно стояла себе с оранжевым листом объявлением на переднем стекле: "For Sale". Они завернули на стоянку. К ним подошел низенький пузатый человек.
Сколько ? - поинтересовался у него муж.
Двенадцать сотен. Кешем.
Павел переглянулся с Ириной. -- Попробовать, что-ли?
Они перебрались в маленький "Dodge" и сделали контрольный круг. Машина понравилась обоим. Легко взяла с места, нетяжёлая в управлении. Внутри было уютно на вишнёвых бархатных сидениях. Не долго раздумывая, они съездили домой за деньгами и купили её в тот же день.
Вы не пожалеете. - Задумчиво сказал мужчина, протягивая Ире через окно ключи от машины.
У Иры как-то странно при этом ёкнуло сердце. Но повернув ключ зажигания и плавно трогаясь в путь, она тут же об этом забыла.
Вспомнила она об его словах уже на другой день. Машина не заводилась. Почти новенькая, сверкающая вишневым лаком, она стояла у порога школы, куда Ира сегодня утром прикатила с торжественным чувством собственницы давно желаемого автомобиля. И вот, стоит! Как проклятая неведомо кем. Кусок железа и всё !
Продайте ее за любые деньги. - ласково посоветовал плачущей от досады Ире пожилой механик
Вы хорошая леди, мне Вас жаль.
Ира посмела не поверить ему и жестоко поплатилась за это.
Не прошло и полгода, как машина сгорела, чудом не погубив случившегося за рулем Ириного мужа.
Всё, хватит, - решили на семейном совете. - Подержанные машины больше не покупаем. Никогда не знаешь, на что с ними нарвешься!
И они купили новенький "Додж Шадоу". Павлу. А старый Понтиак перешел в Ирино владение.
Вначале, после своего маленького Доджа, где все было уютно под рукой, Ире было трудно управляться с огромной шестицилиндровой машиной. И так маленького роста, она чувствовала себя просто крошкой на просторных сидениях. Но скоро привыкла, и гоняла послушную к любым ее причудам подружку, не обращая внимания на всё чаще загорающиеся красные огоньки на пульте управления. Пока в один, далеко не прекрасный день, машина заглохла на перекрестке и Ире с большим трудом удалось ее оживить. Напуганная происшедшим, Ира направилась прямо к знакомым механикам разузнать, что это происходит с ее любимицей. Диагноз был неутешителен. Рекомендации - еще более плачевны.
Они говорят, нужно заменить что-то в моторе! - плакала она в трубку, позвонив мужу на работу. - Я не знаю, что именно, я их не понимаю ! Но они говорят, что никакой гарантии дать не могут. Стоить это будет дорого, а как надолго хватит нашей старушки , неизвестно. Они предлагают еще один вариант, как большое одолжение с их стороны, и только потому, что мы их старые клиенты : оставить машину здесь и нам не придется тратиться на трак, который отвезет ее на джанку ( автомобильное кладбище). Что ты думаешь ? -Сердце ее колотилось как сумашедшее. Машина, стояла покорно и безмолвно в гараже, как ягненок, приносимый в жертву, и Ира чуствовала свою вину перед ней.
Не доглядела, не уберегла свою бывшую кормилицу! А ведь она подавала ей знаки, просила обратить внимание . И вот пожалуйста :Ира теряет существо, к которому за это время успела привязаться, как к родной..
Ире было горько от стыда и своей беспомощности.. Может, муж что-нибудь придумает ?
Но Павел, взбешенный случившимся, с горячностью обрушился на Ирину
Так нельзя обращаться с машиной, -- орал он в трубку. - Видишь, что загораются предупредительные знаки, принимай меры, вовремя заливай масло ! Всего-то и делов !
Ира покорно слушала.Незачем было возражать и оправдываться, муж был прав. Но принимать решение все-таки пришлось ей самой.
Ты ее погубила, ты и решай !-- отстранился Павел, бросая ее в такой ответственный момент, как котенка на улицу.
Всхлипывая, Ира пыталась взять себя в руки.
Сентименты надо отбросить. В конце-то концов, это всего лишь старый хлам, которому рано или поздно пришел бы конец, убеждала она себя, пытаясь справиться с угрызениями совести.
Помня механика, которого она не послушалась, на этот раз она решила довериться этим парням. Они знают лучше. Вкладывать деньги, и не малые , в ремонт, не гарантирующий успех, было бы глупо.
Стараясь не смотреть в сторону Понтиака, так преданно служившего всей их семье, а теперь брошенного на произвол чужих людей, которые свезут его как рухлядь на свалку, чуствуя себя предательницей и убийцей, Ира вышла из гаража на ослепительно сияющую осенним солнцем улицу.
Я решила оставить ее здесь. Спасибо за совет и за помощь...
Через месяц она увидела свою машину в полном здравии и блеске на своей улице. Только у чужого дома. Обманули механики. Починили и продали.
Ну, что ж, моя вина. Прости, кормилица. Долгой тебе жизни у других !
На душе было радостно, как будто смертельно больной друг сумел в последний момент выздороветь.
А двойников своей бывшей машины она и по сей день встречает иногда, не переставая удивляться живучести старой модели. Конечно, когда она, в заботливых руках.
Котёночек
Муж принёс его с работы, такого маленького , всего три или четыре недели от роду, и осторожно положил на пол. Он был чудо! Серенький , с круглыми зелёными глазищами, испуганно таращившимися на обступивших его великанов. Грудка его была украшена белой манишкой и одет он был в белые же носочки.
. Лапки у него расползлись во все четыре стороны и он сделал лужицу. Мы с умилением глядели на этот пушистый комочек, а он дрожал от страха, что его обидят. Тогда мы поставили ему блюдце с молоком и он нерешительно двинулся к нему, припадая на лапку.