На войне принимают участие не только герои, сильные, мужественные, но и простые смертные. Вот таким оказался мой сосед по креслу самолета. Лететь было часа четыре, поэтому устроившись и мимолетом познакомившись, мы стали мирно беседовать. Его жена, несколько повозившись, уснула, так что мы могли посвятить время друг другу...
Когда я дошел до рассказа о том, что мой отец побывал в фашистском концентрационном лагере, мой собеседник перехватил инициативу и уже не упускал до конца рейса. А я всячески эту инициативу стимулировал.
-На фронт я пошел, как все, по призыву в конце июня 1941 года. Воевать не умел, да и физически был не готов ни к лишениям, ни к драке. До войны работал парикмахером в родном городе "В." и все, что умел, так это бороды брить и волосы стричь...
Что мой попутчик делал прически можно было не сомневаться по укоренившемуся запаху, а главное, по манерам и по разговорчивости. Но, при всем при этом, история его удивительная, потому что сказание от имени миллионов простых солдат в его устах не идеалогизировано, без преукрас и без клеветы. Вот такую историю мне поведал Григорий, или Жорж, как его зовут теперь:
-Воевать долго не пришлось. Нашу часть через несколько месяцев обстреляли, а меня раненого кто-то из местных выходил и сдал в плен, как еврея, за кусок мыла или еще за что-то нужное в хозяйстве.
В лагере нас определили на работу. Зимы были холодные в ту пору, удивляюсь как выжил. Ведь, вместо обуви были деревянные колодки, в которых, как бы не старался, все равно снег засыпался, а потом таял под ступнями и тут же замерзал... Так что целый день на морозе ходили босиком по льду в такой обуви... Но даже насморка не было. А если и были у кого простуды, так эти быстро умирали. Умирали очень многие. Из моих знакомых по казарме мало кто дожил до освобождения.
-А как вы общались между собою, о чем вели разговоры?
-А никак не общались. Какие могут быть разговоры в лагере смерти для евреев? Согнали нас люду всякого со всей Европы. Все с разными языками и обычаями, хоть и евреи. Да, и после такой работы сил не было никаких ни о чем говорить... - Помолчал Григорий, видно было, что он ушел от меня в воспоминания. Я не мешал ему, ждал. - После такой работы, да на северном морозе особо не поговоришь... Что-то там говорили, самое необходимое... Скажем, дай, возьми, или еще что-либо в этом роде. Рассказывать ничего не хотелось. Да, и боялись каждое лишнее слово произнести. Вдруг, что не так, так тут же расстрел... Или еще хуже - газовая камера.
-Как же можно было в таких жутких условиях выжить, да еще работать?
-Ты знаешь, я сам много раз себя спрашивал, как это я выжил там. Не могу понять. Громких слов наслышался и начитался о том, как пленные переносили тяготы в концентрационных лагерях. Но ничего ко мне не подходит. Веры в Бога мне не привили. В чудо хотелось все время верить. Вот, мол, проснусь завтра и нет войны, нет лагеря... Но каждую ночь только засыпал, тут уже будят и чуда никакого не происходит...
Мне думается, что только те, кто умел терпеть - те и выжили... Сила, мужество не работают в тех условиях. Ох, как много настоящих героев и силачей я видел за годы лагерные. Не выдерживали, умирали. Ляжет спать и не проснется, а то, с пилой или топором в лесу упадет и нет человека...
Я выжил только потому, что терпеливый. Ведь я не герой, и не атлет, и не работяга... Только терпение помогло мне и другим, кто выжил. Так я думаю. А там, что писатели пишут - это про других, которых я не видел...
-Бывали ли конфликты между заключенными в лагере?
-Бывали. Не часто, но бывали. Времени не было на конфликты. Ругаться не ругались, но драки бывали. За еду, за обувь, за одежду какую-либо... Меня раз чуть не убили... Однажды рассыпались мои колодки деревянные. Прямо во время работы в лесу. Стою я голой ногой на снегу и чувствуют, что замерзаю живьем. Еще немного и смерть. А тут не вдалеке умер один. Видно было, что лежит и не дышит. Я подошел и стал стаскивать с него колодки-то, не нужные они ему уже. А тут какой-то меня, как хватил по башке, но я терпеливый был и быстро очухался и ему в ответ, и тут его дружки набежали. Охранник в этого, который меня огрел, выстрелил и сразу его на повал, остальных другие охранники прикладами разбросали и мне досталось от одного... Ну, а ночью его дружки меня на нарах хотели задушить. И задушили бы, как нет ничего, да мой друг помог. Век ему благодарен. Яшкой его звали. Никогда не забуду его. Хороший мужик был, умный, все знал и очень интересно рассказывал. После войны он учителем работал. Жив ли теперь не знаю.
-А как происходило освобождение? - Спрашивал я.
-Нас начали лучше кормить, меньше работали. Появилось радио и мы узнали, что войне идет конец, бьют фашиста. Стали приходить агитаторы. Они уговаривали уехать в Швецию или в США. Но я думал только о Родине. Сейчас и объяснить не могу почему... Но тогда другого мне и в голову не могло придти.
Потом, хорошо помню, когда нас привезли в Ленинград мы были, как пьяные от сознания, что наконец-то дома.
Но, через несколько недель нас всех пропустили через КГБ. Меня спросили имя, фамилию и отчество и номер части, где я служил. И тут оказалось, что все документы из части пропали, так как часть вся была уничтожена вместе с документами и со всеми людьми. Мне никто не верил в КГБ, заявляя, что такого нет и быть не может, потому что я убит по документам. На третий день допроса я не выдержал и что-то нагрубил. Меня послали на ББК*. Там я пять лет работал.
-Ну, и как советский концентрационный лагерь показался после фашистского?
-Ты знаешь, я долго врал об этом. Так надо было. Но, если честно, теперь уж что мне врать-то в Америке, да и возраст уже не тот чтобы врать...
В советском концлагере после фашистского было, как в санатории. Более того, после освобождения из лагеря, я ведь слонялся по Питеру, в Белоруссии, в Москве и в других городах России. Работы нигде нет, денег нет, везде бандиты, поесть достать было целое происшествие. Я искал не только работу парикмахера, кому тогда в голову приходило стричься за деньги. Все так по солдатски... Я готов был делать любую работу, но не было... А в концлагере всегда давали поесть, была крыша над головой. Опять же, никто тебя не обижал, если не заслужить... А у фашистов тебя никто не считал за человека. Убить было просто за любую провинность. Тарелку не помыл - смерть, споткнулся на работе - смерть, не понравился надзирателю - смерть...
-А как вы приехали в Америку?
-Очень просто. Жена моя русская оказалась. И мы жили, как русские. Какой я еврей? Если ни в синагогу не ходил, ни Торру и Талмуд не читал. Но после "перестройки" все зашевелились евреями стать. Мой сын, вдруг, стал разговоры заводить о моих корнях. А когда я ему рассказал свою родословную, так он обрадовался, как будь-то это не я Гришка, а мессия на землю спустился.
Вскоре после этого семейного разговора план созрел. Стали мы в синагогу ходить, еврейские книги читать, песни иудейские учить, праздники справлять, субботу конечно. А через год с небольшим подали на выезд. Потом были всякие там приключения и вспоминать не хочу. Вот так мы здесь. Уж будет семнадцать годков, как.
-Ну и как?
-А что как? Нормально. Удивляет только меня. Как это так получается? Я ни одного дня здесь не работал ни на государственной службе, ни на какой либо другой, но Америка мне пенсию платит, медицина великолепная, жилье, о котором даже не мечтал. А денег хватает, да так, что мы с жинкой всю Европу уже объездили. И в Израиле три раза были. Мне там на Мертвом море покупаться очень помогает...
-А сын устроился?
-Устроился. Программистом работает. Его дети, две дочки, уже в университете учатся на врачей. Но все недоволен чем-то. То зарплатой, то начальником. Говорит все, что американцы не очень умные, что ли... А мне кажется наоборот. Весьма умно они устроили свою жизнь в стране, причем для всех: и для своих, и для эмигрантов. И комфортно в быту. Но главное, все по-доброму как-то здесь.
-Что вы имеете ввиду по-доброму?
-Да, люди здесь добрые. Не так, там сюсюкаются, или скулят по всякому надо и не надо поводу. А по-настоящему добрые. Если помогут, то уж помогают, искренне и без всякой оплаты, или ожиданием благодарности.
-Что самое сложное было в концлагере? - Спросил я в надежде продолжить разговор на педагогические темы.
-Много раз слышал этот вопрос и часто по-разному отвечал. Но в последние годы у меня ответ на этот вопрос один: самое страшное в лагерях и там и у нас - это зависть людская. И чем злее человек, тем страшнее проявляется эта самая зависть... Казалось чему завидовать в плену? Все, мол, в одинаковых условиях. А-н нет, все зависть разрушает и там. Завидуют всему буквально: лучшему куску еды, лучшему месту на нарах, лучшей обуви, дерево пилить, мол, тебе попалось легче и то зависть берет некоторых... То, что ты моложе, или терпеливее и то завидуют. А все остальное - это терпимо. Тяжело, но терпимо...