САМЫЕ КОРОТКИЕ ДНИ В ГОДУ
- Никакой это не немец, - говорю я ей, - успокоились бы лучше и послушали, как он говорит. Немецкий у него не просто швейцарский, а еще и цюрихский.
- У вас там, в "Яд Вашем", все такие лингвисты? - спрашивает она достаточно ехидно, - знатоки "хох дойч" и всяких диалектов?
- Сказать по правде, я просто видел его визитку. Он сегодня приходил ко мне. А вот как вы узнали, что я работаю в "Яд Вашем"?
- Тоже мне секрет! У вас магнитная карточка висит на шее. Забыли снять, наверное.
Автобус тем временем начинает крутой спуск, оставляя позади иерусалимские горы. В этом месте всегда закладывает уши, поэтому следующий вопрос приходит как бы издалека.
--
Вы историк?
--
Не больше, чем любой другой из моего народа. (Это тебе за "хох дойч").
- Есть одна работа, которую нужно сделать. Уйдет на это несколько месяцев, а может и год . За ценой я не постою. (Раскрывает свою сумочку и показывает доллары вперемешку с какими-то бумагами).
- Вот.
- Славно, - говорю я, - просто чудесно . Гибкий график, высокие заработки. Не "Гербалайф" случайно?
Попутчица моя не обращает ни малейшего внимания на эти слова и продолжеат разговор. Кажется, он теперь продлится до самого Бейт-Шемеша.
- Нужно провести большой архивный поиск . Конечно, вначале в "Яд Вашем", а потом уже в польских, украинских и немецких архивах. Потребуется еще отследить некоторые события в прессе.
- Как вы себе все это представляете? Посылаете запросы - и вас тут же заваливают ответами?
- Чуть было не забыла, - говорит она, - еще гэбэшные архивы, украинское ФСБ и то, что было раньше украинским партархивом.
- И все же...
- Поэтому мне и нужна ваша помощь. Запросы пойдут от вас, а это многое меняет.
--
Одно могу обещать вам твердо - и пальцем не пошевельну. Частными заказами у нас не занимаются. Кроме того, вы ошибаетесь, если думаете, что от них можно что-то получить прямым путем. Давайте так - что вы хотите обнаружить в архивах? Если речь идет о компенсации - то это не ко мне.
--
Нет, не компенсация, - говорит она быстро, - стала бы я... Город Скалат в Галиции - сейчас он в Тернопольской области, а раньше был в Польше. Мне надо знать, что там происходило в начале июля 1941 года.
- И это все ? Там был ад. У вас кто-то погиб в Скалате?
- Нет, никто.
Сейчас она смотрит в упор. Черные с синевой волосы почти зримо пронизаны потрескивающими электрическими разрядами. Черты лица - напряженные, словно рисовал их левша. Огромные черные глаза, как два круглых пятна. Ей лет сорок на вид.
- 6 июля 1941 года. Всё , что происходило в этот день в Скалате. Всё, что делал каждый из его жителей. От мала до велика. С утра до вечера.
- Простите, но зачем вам это нужно?
- Есть причина. И все дело в том , - тут она умолкает и как будто пытается припомнить, - все дело в том, что сеть раскинута над всеми живыми. Лавка открыта и торговец дает в долг, и книга раскрыта, и рука записывает...
"Бейт-Шемеш" - объявляет водитель. - Бай, -говорит она и выскальзывает в темноту.
Дома я пытаюсь заняться какими-то делами, но все валится из рук. Странная женщина, похожая на огромную черную ворону, стоит перед глазами. Напряженное лицо, как будто написанное левшой, смотрит на меня - и взгляд этот не отпускает. Слова рабби Акивы о сети, раскинутой над всем живущим, я нахожу в трактате "Пиркей авот". Еще и еще раз перечитываю их, чтобы понять, зачем она их произнесла. Сказано о каждодневном суде, который вершится над нами. "А суд есть суд истинный, и все готово к трапезе".
Что же все-таки произошло 6 июля ? Утром я набираю в поисковом окне своего компьютера слово "Скалат" - и начинаю работу в архиве "Яд Вашем". Заказываю в библиотеке книги. Целый день читаю документы, свидетельства очевидцев, просматриваю материалы из фотоархива - и ни на шаг не приближаюсь к разгадке.
Советские войска ушли из Скалата 3 июля, а рано утром, в субботу, 5 июля, в город вошли немецкие солдаты из бригады СС. В этот же день группа местных жителей во главе со священником греко-католической церкви Онуферко посетила немецкое начальство. Священник этот в довоенные времена слыл юдофилом и даже бегло говорил на идиш. Просьба у делегации была одна - разрешить еврейский погром в течение суток. Немецкий генерал идею одобрил, но дал всего восемь часов.
Погром начался 6 июля в 11 часов утра и продолжался до самого вечера. Для 560 евреев Скалата этот день стал последним в жизни. Их сталкивали с высоких башен, топили в реке, расстреливали на кладбище. Там убивали даже в момент чтения "Кадиш" над близкими. Все в этот день было сделано руками местных жителей - немцы только наблюдали. Погром был прерван внезапным налетом советской авиации.
Перед мной лежат книги и архивные папки, но в какой-то момент я понимаю, что больше просто не выдержу. Убаюканный безумием, мозг уже не воспринимает прочитанного. Какую тайну хотела узнать моя случайная попутчица? Что она увидела в тот день в Скалате? Может, почудился ей хотя бы один милосердный - или просто отвернувшийся?
Я жду на платформе уже добрых пол-часа. И она появляется неизвестно откуда, взбегает по ступенькам автобуса и машет мне рукой : "Поехали!"
В Иерусалиме быстро темнеет, и справа, вдалеке, уже зажигаются огни Рамота - концентрические круги, опоясывющие сонные холмы.
--
Самые короткие дни в году, - говорит она, - и эти звезды - как им не терпится поскорее появиться в небе. Они окружают Луну - как в снах Йосефа.
--
Что вы затеваете? - спрашиваю ее.
--
Хочу изменить мир. Он утратил чистоту.
--
А причем тут Скалат и его жители?
--
Я буду судить их, - отвечает она совершенно буднично.
--
Так вы теперь вместо Всевышнего? Ну, привел Бог свидеться.
--
Если нет суда внизу - он есть наверху. Если нет суда наверху - он есть внизу. Так говорили мудрые.
--
Кого вы собираетесь судить - и как? Они отсидели свое в лагерях, умерли - или давно все позабыли. Эти люди просто ничего не вспомнят.
--
Тех, кто убивал, - спокойно отвечает эта безумная, - тех, кто стоял в стороне и ждал, пока можно будет снять обувь с убитых. Тех, кто смеялся, когда их вели.
--
И все, конечно, страшно перепугаются, когда узнают, что вы их осудили...
--
Какой же смысл выносить приговор, если он не будет исполнен? Эти люди исчезнут.
--
Бред какой-то. И вы будете нанимать убийц и объяснять им, что мир утратил чистоту? (Пассажиры, сидящие рядом с нами, начинают беспокойно озираться - русскую речь в этом автобусе понимают многие).
--
Пока что могу сказать одно - виновный будет наказан, и волос не упадет с головы невинного. Но дело даже не в наказании. Сдом был уничтожен потому что в нем не нашлось десяти праведников. Может быть, Скалат уцелел оттого, что там нашлись милосердные.
--
Я о таких не слышал. Не знаю.
--
Я знаю.
И тут дверь автобуса открывается, впуская приглушенные голоса, табачный дым, серебристый свет звезд. Бейт-Шемеш.
--
Давайте хоть провожу вас.
--
Завтра.
Но в следующий день она не приходит. Появляется только назавтра - и, как ни в чем ни бывало, заводит тот же разговор о самых коротких днях в году.
--
Только откроешь глаза и успеешь подумать - каким он будет, этот день, - а ночь тут как тут, стоит у порога. Задремлешь на минутку - год прошел. И эти звезды...
--
Вы, наверное, очень одинокий человек, - говорю я неожиданно для себя.
--
Как все, - отвечает она просто.
Сейчас глаза ее рассеянно смотрят в сторону, и что-то неуловимо меняется в лице. Никогда бы не подумал, что в черных глазах может быть столько тепла и света.
--
Знаете, был один человек. Мы с ним даже старались ездить в разных автобусах. Если что-то случится с одним, то останется другой.
--
А сейчас?
--
Сейчас его нет. Так вот, о Скалате. Давид, брат моего деда, жил там до войны с женой и пятью сыновьями. Держал мясной магазин и ресторанчик. Когда пришли немцы, его подрядили добывать продовольствие для армии - в самом городке и в окрестных деревнях. С ним работал немецкий офицер, похоже что интендант. В один из первых дней он спросил у Давида документы , посмотрел их и сказал: "Что вы себе думаете?" - "Хоть так, хоть эдак, - ответил Давид, - что теперь думать". У него была очень характерная внешность . Еврейский паспорт . Все кругом его знали. "Попробую что-то сделать" - сказал офицер без всякого выражения и забрал документы всех членов семьи. Это могло означать что угодно - и в том числе верную смерть. Наутро они все стали поляками - Давид, Франя, сыновья. Через несколько месяцев офицера куда-то перевели, пришли новые немцы, но их эти документы вполне устроили. Давида не выдал ни один из местных. Хотя и в самом Скалате, и в любой деревне, в которой он брал продукты, прекрасно знали, что он за поляк. Те же самые жители Скалата!
--
Красивая история, - говорю ей, - и как жалко, что ничего такого не происходило в жизни.
--
Есть доказательства - и какие! Давид и Франя, прожившие до глубокой старости. Их дети. Дети их детей, живущие сейчас в Польше. Целые миры, спасенные одним человеком.
--
У нас есть специальный отдел, который занимается праведниками...
--
Они не знают ничего про этого немецкого офицера. Но его надо найти.
Мир утратил чистоту - и что это за мир без праведного? Зачем мне этот мир?
Я вижу, что ее трясет, как в лихорадке.
--
Прошу вас, не надо.
- Не буду.
И она что-то бормочет, направляясь к выходу. Даже не слыша ее, я понимаю, что опять о том же - как быстро уходит жизнь в эти дни, самые короткие в году.
Целую вечность мы стоим перед светофором. Я смотрю на одинокую удаляющуюся фигурку - впереди, метрах в ста от нас, возле рейсового автобуса. Когда гремит взрыв, она скрывается за стеной огня и дыма. Через разбитое ветровое стекло виден только светофор, горящий синими, красными,
белыми огнями, отраженными от фар амбулансов. Она там, за стеной огня. Потом душа ее неведомым нам путем поднимется в высшие миры, где раскрыты имена праведных и стерты имена злодеев. Но сейчас она медлит - и не может покинуть эти места. Душа ее все еще здесь.
1