Увидеть остров - означает обретение покоя, свободы и заслуженной благодарности после многих усилий и тревог
(Сонник)
Во сне я плыл к Делосу. Помню тоску и недоумение - зачем понадобилось отправляться ночью в эти безлюдные места? Ведь Делос - это археологическое кладбище. Дома и колонны там карабкаются из земли, но дорастают только до руин в зарослях тамариска. На острове никто не живет, если не считать первобытных ящериц и сонных охранников.
Лодка моя шла своим ходом - не было в ней ни весел, ни мотора. Вода за бортом была серая, безжизненная - такую в настоящем море никогда и не увидишь. Кривой серп был наспех приторочен к темному небу - как раз над Делосом, островом богини лунного света Артемиды.
(Луна ведь обыкновенно делается в Гамбурге! - заметил как-то гоголевский герой. Сумасшедший, что с него взять! Настоящая Луна делается в Испании, из смертоносных лезвий и лимонов, из жестокости и великолепия).
Неведомая сила двигала лодку, мерное покачивание убаюкивало - и я начал засыпать. Сон во сне - необычное состояние! Но, пробудившись, я не увидел ничего нового - лодочка, море, кривая луна. Никакого умножения реальности - и никаких метафизических матрешек. Остров приближался - я уже видел белых мраморных львов - поджарых, неожиданно схожих с борзыми собаками. Показалась гора Кинтос, фасад храма Исиды - пустая рамка, подпираемая тонкими стенами. Вырастали из земли портики и колонны. Сейчас я уже забыл все свои страхи и обиды. Хотелось поскорее ступить на твердую землю - и пройтись от гавани - по Львиной террасе к Священному озеру, заглянуть в Дом Дельфинов и Дом Масок.
И тут сон мой резко оборвался - как будто киномеханик забыл поменять бобину с пленкой. Все исчезло бесследно - только во рту остался странный привкус смолы. Еще одна загадка - откуда мне был знаком этот вкус? Есть в Греции смоляное вино - рецина - да только в наших краях его никто не видел. (Странный сон мне приснился! Психоаналитик явно спросил бы про дионисийские колонны. Но никакого фаллического непотребства я не видел! Сны мои чисты, сребролюбивый).
Итак, Делос. Конечно, это никакое не кладбище. Наименьший из Киклад - и самый большой в мире музей античности под открытым небом. Согласно мифам, плавучий остров, прикрепленный алмазными цепями ко дну моря, родина Аполлона и Артемиды. Священный остров, на котором в древности запрещено было рождаться и умирать. Беременных и тяжелобольных вывозили на соседний остров - Ренею. Объяснялось это особой святостью места. Афинский период истории - это праздники и состязания - гимнические и гиппические, драматические представления и пиршества. История знает почти все о том времени, кроме одного - как жили люди на странном острове? Может быть, чувствовали, что жизнь без рождений и смертей остановилась? Или, наоборот, радовались упорядоченности существования? Служили богам, торговали, отсчитывали время от праздника Аполлона до дионисий? Знали они любовь, которой всегда сопутствует разлука? (Может, и не надо вглядываться так пристально сквозь дымку тысячелетий. Как часто современный человек мечтает об этом бесконечном эллинском пиршестве, театре и конных скачках! И занятия у людей в основном те же - служба (или служение), ремесла, торговля. Дети подрастают неподалеку, на каком-то замечательном острове, туда же отправляются старые и больные. Впоследствии первые как-то соединяются со вторыми, что обеспечивает прочную связь поколений). Но оставим ехидство! Может быть, жизнь без обновления - это попытка найти маленькое бессмертие - остановить мгновение в момент абсолютного покоя и ритуальной чистоты? (Кстати, знаменитую фразу Фауст так и не решился произнести - она прозвучала в сослагательном наклонении - "тогда сказал бы я: мгновение, прекрасно ты, продлись, постой!" Вот когда будет "народ свободный на земле свободной"... Но Мефистофель ответ засчитал). Прекрасное мгновение - и запечатленное время - никак не укладываются в рамки одной человеческой жизни. Искусство и литература сохраняют их - но первый шаг каждого произведения - в безвестность. Как потом войти в эти темные комнаты, за потаенные двери - и открыть бесчисленному количеству людей свои воспоминания? (Ведь образ - это всегда воспоминание). Ключ должен ложиться в любую руку и открывать любые замки. У Пруста это - пирожное мадлен, липовый чай, три дерева ("разум мой чувствовал, что за ними скрывается нечто такое, над чем он не властен"). У Набокова - бабочки - удивительная аллегория памяти, по-моцартовски свободной и прихотливой. Любое прикосновение пальцев разрушает чешуйки - а с ними и всю красоту. Энтомолог, колдующий над распятой бабочкой, похож на хорошего пианиста, для которого прикосновение к клавишам - внешняя и самая необязательная часть его дела. Но память живет вне нашего опыта - остается там совершенно не то, что мы хотели бы оставить. И не то, что кажется самым важным или ослепительно ярким. Врезаются в память слова, брошенные вдогонку, врасплох - когда ничего уже нельзя изменить.
В ночных поездах, в сумерках:
- Она любила тебя всю жизнь, как же ты не замечал?
- Он ждал тебя до последнего! Не хотел уходить, хватался за кровать.
- Это был бы замечательный ребенок.
И вот ключ поворачивается в замке - освобождаемой радостью называет Пруст это состояние узнавания и сочувствия. Какое сияние должно высветить образ, чтобы он навсегда вошел в жизни других? Яркий взрыв - как вспышка сверхновой - или безжалостный луч, подобно лазеру бьющий в одну точку? Вспоминается поразительный фильм "После жизни" который снял Хирокадзу Корээда. После смерти - в течение недели - люди должны выбрать самое важное воспоминание в своей жизни. Рассказы людей выслушивают, а потом в коротком фильме воссоздают то заветное, что люди захотели сохранить. Человек, покидая наш мир, навсегда остается в этом воспоминании. Кажется, все что можно узнать о человеческой памяти, есть в этом фильме.
"Луна удивительна, правда? Ее форма никогда не меняется и выглядит она по-разному, смотря как на нее падает свет" - говорит один из героев Корээды.
О каком чуде напоминал мой сон? Отправимся на Делос - теперь уже наяву. Пусть запахнет морем, просмоленным канатами, тайной. Драгоценными амфорами, запечатанными густой черной смолой.
"За смоление судна корабельщику Пузур-Амурри
Чертог я отдал и его богатства" (это "Гильгамеш").
На Миконосе наполним дорожные сумки золотистыми винными бутылями. Не беда, что мы приблизимся к Делосу не на роскошной триере, где гребцы опускают весла по сигналу флейтиста. Туристский катерок домчит нас всего за пол-часа. Мы войдем в гавань и поднимемся на берег. И там, посреди несметных толп китайских туристов, присядем на тысячелетний камень - и хорошенько отхлебнем рецины из бутылки. И почувствуем на губах привкус смолы, а потом терпкий вкус винограда, а после - сложный аромат блаженства. И гавань закружится, как праздничная карусель. Прямо в лицо полетят соленые, острые брызги, стремительные чайки понесутся прямо над головой. Опустошим нашу бутылку и растянемся посреди красных маков. И пока не сморит нас горячее солнце - будем наблюдать это вечное движение моря, солнца и времени. Когда- нибудь мы увидим Делос...