Сказано было когда-то: все тайны - одна тайна. Самая простой секрет пугает той же безвестностью, что и главная загадка - откуда мы пришли и куда уйдем. Стоит планете несколько раз обернуться вокруг свой оси - и что-то смещается в отлаженном механизме. Рушатся даже те причинно-следственные связи, которые вчера еще были очевидны. Недостающие частички пазла не желают становиться на свои места. Черная пешка, скатившаяся за диван, никогда не возвращается в строй -уже другие солдаты в незнакомой форме защищают короля. Ночной разговор разъяснит многое, но главные вопросы останутся без ответов.
* * * *
Повезло вам, ребята! - заявил он с порога. - Еще Лобан говорил - рыжий приносит команде победу.
Из этого короткого заявления следовало сразу несколько важных выводов. Во-первых, наша "русская мафия" пополнилась еще одним бойцом. Во-вторых, к нам пришел киевлянин. В третьих, количество ненормальных болельщиков киевского "Динамо" в Иерусалиме удвоилось (первым был я сам - давным давно, в возрасте 11 лет, я даже написал Лобановскому письмо с требованием немедленно вернуться из Одессы. Начиналось оно словами: "Что это ты выдумал такое? " Адреса у меня не было - поэтому вывел на конверте "Одесса, общежитие "Черноморца", Лобановскому Валерию - и отправил).
Мы сидели тогда в огромной комнате, разделенной на отсеки - места в них хватало только для компьютерного стола и кресла на колесиках. Многие даже разъезжали на этих креслах по комнате - была такая странная оффисная мода. Новичок обошел несколько кабинок, поговорил с ребятами, шепнул что-то на ухо секретарше Мазаль - вернее, в то место среди темных овечьих завитков, где полагалось быть уху. - Эйзе хатих, - мечтательно промолвила Мазаль - и даже вздохнула - мол, не в том же дело, что красавчик - просто сердце мое - не камень. Он потолковал о чем-то с Узи-Маузи, который как раз входил в комнату с мотоциклетным шлемом в руках. Речь шла явно о мотоциклах (о чем еще можно говорить с этим придурком Узи?) - Тотах, - вынес свое заключение суровый байкер. - Парень-гвоздь.
Так Рыжий перезнакомился со всей нашей компьютерной братией, обойдя большую комнату мелкими, осторожными шагами. У него была очень необычная походка - казалось, что он боялся растоптать что-то хрупкое.
Вспоминаю те дни - и кажется, что мы находились в состоянии постоянной эйфории. Все казалось чудом - первая серьезная работа в Израиле, новые возможности и надежды. Теперь-то я понимаю, что работали мы тогда на износ - и за копейки, но по молодости лет это как-то не замечалось. Времени хватало на все, мы носились по стране - ловили рыбу в Кинерете, ездили на футбол в Хайфу и Беер-Шеву. Мчались в Негев - смотреть, как цветут черные ирисы. У Рыжего была машина, старенький "Форд-Фиеста". Мы с Академиком размещались на заднем сидении, водитель командовал, совсем как в Формуле-1: Болид - на старт! - и компания отправлялась в дорогу. (Академика в Неве-Яакове знал каждый. Я встретил его на второй день своей жизни в Израиле. Высоченный человек в советском габардиновом пальто, в очках с толстыми стеклами, наугад потыкал в воздухе рукой, и с третьей попытки попал в мою ладонь. - Академик Шварц! Он, как оказалось, состоял действительным членом какой-то новой российской академии с подозрительным названием. Через несколько минут академик вручил мне свою брошюру "Порицание математики" и попросил перевести ее на английский, пообещав баснословный по тем временам гонорар - 200 шекелей. Вечером он пришел ко мне домой (жили мы по соседству) и принес рукопись, пищущую машинку "Москва" и кофейную банку. - Спасибо, кофе у меня уже есть, - сказал я ему. Он снял крышку - и стал высыпать на стол деньги. Одна двадцатка, две десятки - "голды", остальное - по шекелю. - Копилку раздраконил, - объяснил академик. - А говорят - неоценимый труд...
Книга начиналась достаточно необычно: "Мнящая себя себя наукой наук, математика не стала инструментом познания мира и не продвинулась ни на шаг от эйдосов Аристотеля. Оперируя числами, она нисколько не разъясняет даже категорию единичности". Вообще-то добрые слова у Академика нашлись только для Аристотеля и местного каббалиста Лайтмана. Прожив два дня в Неве-Яакове, я понял, что только в таком месте мог родиться этот обличительный текст - среди лунного пейзажа, криков муэдзина, или в 25 автобусе, несущемся, как звездолет, через Шуафат и Бейт-Ханину). Мишка Верник - Рыжий - тоже жил в Неве-Яакове. Для нас тогда все было интересным и новым. С Мишкой все было интересно вдвойне. Убежденный вегетарианец, я жарил шашлыки и стейки в лесу. Академик, который не видел дальше собственного носа, в охотку собирал грибы - азартно тыкал палкой в каждую кочку и кричал: Белый! Подосиновик! Наши благовоспитанные подружки свистели в два пальца на футболе - и выдавали такую арабскую брань, что замолкали даже самые грубые болельщики "Бейтара".
Вскоре Мишка женился. Жена его, славная и приветливая, была из тех людей, которых встречаешь однажды, и кажется, что знал этого человека всю жизнь. У них родилась дочь. Говорят, что девочку, похожую на своего отца, ожидает счастливая жизнь. Она и была счастливой - чудесная смешливая девчонка, рыжеволосая, с маленькой родинкой возле левого уха, такой же, как у Мишки. Когда ей исполнилось пять лет, родители позвали детей на день рождения в пиццерию.
Здесь можно было бы поставить точку. Ничего хорошего в этой истории больше не произойдет. Возле пиццерии старенькая "Фиеста" была сметена джипом, вылетевшим на огромной скорости на перекресток, прямо на красный свет. Мать и дочь погибли на месте, водитель джипа отделался незначительными повреждениями. Полицейским он заявил, что ничего не помнит. "Подозреваемый предположительно находился под воздействием алкоголя или наркотических веществ" - осторожно сообщили репортеры уголовной хроники. По телевидению целый день показывали место происшествия, фотографии погибших. Потом на какое-то время все утихло. Мишка сидел шиву, и каждый вечер мы приходили к нему. Странно - он совершенно не выглядел заторможенным - скорее наоборот - был сконцентрирован, собран, как будто ему предстояло какое-то важное дело. Через несколько дней на экранах телевизоров замелькал Левенталь - один из ведущих "плилистов" - адвокатов, занимающихся уголовными делами. Он заявил, что разделяет боль утраты с родными и близкими погибших, и тут же сообщил о тяжелом душевном состоянии своего клиента, водителя джипа. Неважно, чьи интересы мы представляем, - сказал Левенталь репортеру, - наша главная задача - разобраться в этом непростом деле. Уже в следующем интервью он обратил внимание на серьезные противоречия в показаниях свидетелей. (Еще немного - и можно было бы поверить, что существуют две версии, в одной из которых мать и дочь погибают, а во второй - чудесным образом спасаются). Потом оказалось, что экспертиза была проведена с нарушением процессуальных норм. Картина происшествия не представлялась адвокату совершенно однозначной. Он заговорил о слабости доказательной базы - и журналист тут же пояснил: возможно досудебное соглашение сторон, проще говоря - сделка. Левенталь работал, не покладая рук. Теперь уже речь шла об убийстве по неосторожности. Мишка даже не пошел на суд - сказал, что не хочет участвовать в этом спектакле. Убийца получил минимальный срок, а потом досрочно вышел на свободу. Дотошные журналисты обнаружили его в Иерусалиме - и даже выяснили, где он работает. Он и не собирался ни от кого прятаться.
Мишка вскоре уволился из нашей фирмы - тихо собрал вещи, попрощался со всеми - и быстро исчез. Телефон его не отвечал в течение месяца. Он появился неожиданно - просто посвистел под моим окном. Сказал, что скоро переезжает и хочет вернуть книги. Когда мы подошли к его дому, он протянул мне ключи. - Возьми все, что надо. И диск, на котором игра с Барселоной. - Может, хоть диск оставишь? - Да нет, бери. (Сколько раз мы смотрели с ним этот матч - 5 ноября 1997 года, на Камп Ноу, 4:0, хет-трик Шевы и гол Реброва). - А ты не зайдешь? - спросил я. - Квартира уже продана, мне надо выехать послезавтра, -сказал он медленно, чуть ли не слогам, - и я понял, что он просто не в силах туда войти. - А где же ты живешь? - У Академика. Я взял ключи, поднялся по лестнице и открыл дверь. Вещи стояли на своих местах, нехватало только нескольких фотографий, снятых со стен - на их месте зияли серые пятна. Один шкаф был открыт настежь. Я выглянул в окно. Мишка сидел на лавочке и беспокойно раскачивался взад-вперед - как Лобановский на тренерской скамейке - болельщики еще говорили - Лобан накачивает гол. Я спустился к нему.
- Помочь тебе с переездом? Заказал уже грузчиков? - Я взял, все что хотел. Завтра придут родственники и заберут остальные вещи. - А холодильник, телевизор, кровати? Он махнул рукой. В Неве-Яакове мы с ним больше ним не виделись. Ребята встречали его в городе - и рассказывали странные вещи. С трудом верилось в то, что он оставил свою специальность и пошел на курсы инструкторов по туризму. Хотя кто мог знать, чего ему хотелось и что творилось в его душе. Потом, по слухам, Мишка работал в каких-то туристических фирмах, однажды я даже встретил его в Негеве - с группой, на маршруте. В последний раз мы столкнулись на рынке - в шумной пятничной толпе. В ответ на мои вопросы он вытащил из сумки рекламный буклет. "Дни кайфа". - прочитал я. - "Экстремальный туризм. Исполнение желаний. Особые цены для рабочих комитетов". Вверху красовался разноцветный воздушный шар, к которому радостно тянулся головастый водолаз.
- Я принял решение, - сказал он без всяких околичностей. - О чем ты? - Когда-нибудь поймешь.
* * * *
Мой самолет улетал посреди ночи. О командировке сообщили в последнюю минуту - когда уже остались только самые неудобные чартерные рейсы. Я с тоской думал о том, что пересадку надо будет делать во Франкфурте, а потом еще куда-то мчаться в этом человеческом муравейнике, чтобы успеть на другой рейс. Вечером поломалась машина, и мне пришлось заказать место в маршрутке "Нешер". Работу я закончил перед самым отъездом. Позади была бессонная ночь - а впереди еще одна. Все, о чем я мечтал - залезть на заднее сидение "Нешера", закрыть глаза и отключиться минут на сорок. Однако поспать удалось совсем недолго. Меня разбудил шум голосов. Беседовали две женщины, которые разместились как раз передо мной. В темноте я видел их склоненные головы - темную и седую. Они беседовали по-русски - вернее, почти все время говорила темноволосая. Уснуть было невозможно. Как назло, я оставил радио с наушниками в чемодане - и теперь вынужден был слушать какую-то бесконечную историю. Женщина подробно рассказывала про "день кайфа". Такие дни отдыха устраивают у нас на всех приличных работах - раз в год, за счет хозяина или профсоюза. Разговор вертелся вокруг какого-то Коби. У него болела спина, и он никак не хотел участвовать в этом празднестве. Мы уже выехали на тель-авивскую трассу, а она все рассказывала, как его просили и уговаривали. Что за Коби? - подумал я, - наверное, какой-нибудь начальник средней руки. В общем, согласился он только после того, как мы въехали в Мевасерет-Цион. Маршрутка остановилась, водитель вышел и стал оглушительно кричать: Шула! Шула! Таинственная Шула, наверное, передумала ехать в аэропорт и мирно спала. Зато проснулись собаки, и стали перекликаться, как в деревне. Рассказчица тоже не умолкала. Оказывается, внеочередной день кайфа решили устроить по поводу приезда американских партнеров. Организацией отдыха занималась специальная фирма. (Тем временем откуда-то из темноты, прямо из эпицентра собачьего лая, появилась заспанная Шула, и мы продолжили путь). День удовольствий должен был начаться завтраком в иерусалимском кафе прямо у стен Старого Города. Потом, после экскурсий и прогулок, был заказан обед у Финка. И это еще не все - вечером всю группу ждали в бедуинском шатре. Праздник должен был продолжиться ночью - в программе была поездка на джипах по пустыне, а потом сон в палатках. Тут голоса почему-то стихли, и я на какое-то время провалился в сон. Когда я проснулся, наша маршрутка проехала Бейт-Шемеш, а путешественники благополучно достигли бедуинских шатров и беседовали с детьми пустыни. Как и тысячи других туристов, они получили кофе, сваренный на костре. Женщинам предложили пойти в жены к старому бедуину за вознаграждение в 5 верблюдов. И тут вдруг седая женщина спросила: что такое "мискен" ? Все время слышу это слово. - Бедняга, - ответила темноволосая. И опять запела ту же песню - я сама его уговорила. Своими руками привела. А какой парень был! О чем ни попросишь - всегда один ответ - "Гиверет Луда, аль тидаги". Не боись, Людка, прорвемся. На свадьбу к Данику приезжал, и к папе на похороны. Что-то у него со спиной было после аварии - всегда на погоду болела. Наехал на кого-то, даже в тюрьме сидел. Потом армейские друзья к нам устроили. Она помолчала немного - и опять заговорила. После долгих уговоров инструктор разрешил ей и Светке не ездить на джипах и не ночевать в палатках. Их отвели в небольшой домик. Как это было здорово - не надо было никуда мчаться в темноте и спать на голой земле. Ну а молодежь отправилась покататься. Они со Светкой долго болтали - пока не задремали, прямо на расстеленных спальниках. А потом все и началось. Заревели машины, и в окна ударили лучи фар. Подруги выскочили - и увидели, что все стоят перед домом и кричат. Никто не мог понять, как это случилось - почему Коби оказался на краю утеса, и зачем их вообще понесло ночью на эту отвесную скалу? Кому-то показалось, что джип сдавал назад и зацепил Коби. Другие говорили, что он поскользнулся сам. Ничего нельзя было понять в темноте. Один инструктор сохранял полное спокойствие. Он пару раз позвонил куда-то по мобильнику и сказал: надо ждать до утра. Сами мы ничего не сможем сделать. Она помолчала, будто бы собираясь с силами, и продолжила. - Этот рыжий был совершенно спокоен. А со мной что-то случилось. Помню, что меня оттаскивали от него. Я кричала, а он тыкал мне телефон в руки и повторял: Звоните куда хотите. Скорее не будет!
- Простите, что вмешиваюсь в ваш разговор, - сказал я своим соседкам, - но для меня все это очень важно. Как выглядел этот инструктор? Высокий, рыжий, с небольшой родинкой возле левого уха? У него еще очень необычная походка - мелкие шаги, как у арабского солдата на параде. Обе женщины повернули головы. Темноволосая чуть не зашипела от возмущения. - Не помню, какая там у него походка. Кажется, в суд его привели в ножных кандалах. - Так вы и на суде побывали? - спросил я. - Мы все пошли на суд. Этот ваш друг вел себя, как полный идиот. Он просто смеялся над нами. Попросили его объяснить, как все случилось, а он ответил, что, к сожалению, не может обсуждать это с незнакомыми людьми. Ему дали бесплатного адвоката, русского, и этот адвокат землю рыл, чтобы его вытащить. И какая благодарность? Заявил адвокату - по-русски, так что пол-зала услышало: Молчал бы лучше. Разве не видишь, кому ты все это говоришь? Но молчать ему не дали. Прокурор спросил прямо: почему вы его убили? Должны же быть какие-то причины? И тут он выдал вот что: я принял человека за животное. - То есть вы утверждаете, что в темноте перепутали человека с животным? - стал уточнять прокурор. - Я принял человека за животное, - повторил этот наглец, - и тут же вспомнил какого-то рава Хисду из Талмуда, который говорил, что в этом случае человек невиновен. А в последнем слове он вообще понес какую-то околесицу. Сказал, что виновен только перед Богом. Что у него отняли не одну и не две жизни, а все будущие существования. Говорил про какую-то родинку, которая приносит счастье.
- Что он еще говорил? - спросил я ее.
- Не помню. Не хочу знать. - Мне казалось, что между сидениями маршрутки скакали электрические искры. - Что это такое, объясните мне? Значит, можно просто так убивать человека из-за того, что он когда-то на кого-то наехал? Давить его машиной, а потом паясничать в суде?
- Хотите знать, что это такое? Я вам отвечу. Это любовь!
- Любовь? - они обе уставились на меня.
- Любовь. Просто она была очень долгой, и прошла все стадии - от нежности до разлуки, от разлуки - до вечной разлуки. И дошла до ненависти.
- Это я виновата, - сказала темноволосая женщина, - я его туда привела.
- Ничего вы не поняли. Раньше или позже - это должно было случиться. Он бы нашел вашего Коби где угодно. Никто еще ангела смерти не обманывал.
И вдруг я услышал плач. Сначала сдавленный, задыхающийся, а потом громкий, навзрыд. Плакала седая женщина, которая сидела передо мной. Я слышал, как она повторяла - истерически, по кругу: Что вы знаете о любви? Что вы, молодые, знаете о любви? Как вы можете говорить об этом:?
В салоне машины зажегся свет. Я увидел лица обеих женщин, обращенные ко мне, их глаза, красные от слез. У меня самого кошки скребли на души. Есть такие дни в году, когда ты вспоминаешь, что не будешь жить вечно. Что счастье - это то, что было когда-то давно, с кем-то другим. В те времена, когда люди верили, что родинка принесет ребенку счастье.
Не хотелось выходить из машины. Со стороны казалось - мы пережидали ночь, как осенний дождь. И не наша вина, что утро не наступало.