Сейчас уже и не припомню, почему я решил сыграть в шахматы в ICQ. Пользователи этой программы не вызывали у меня особого доверия - это были либо подростки, либо совсем уже одинокие взрослые люди. Наверное, я просто истолковался по шахматам. В списке игроков я нашел человека со странной кличкой Сорочий Брод и вызвал его на игру. Ответ пришел незамедлительно. "Пуркуа бы не па? Поехали!"
Проиграл я на удивление быстро. Белыми, в спокойном варианте защиты Каро-Канн, хоженом-перехоженом, влетел в ловушку, как беспечный всадник в волчью яму. Напоследок компьютер издевательски высветил кинжальный удар вражеского слона, и мне осталось только сдаться. Вот тебе пионеры и пенсионеры! "Респект", - написал я невидимому сопернику, и мы продолжили. Вторая партия развивалась совершенно по-другому - шла тягомотная борьба в закрытой, безвоздушной позиции. В какой-то момент противник взорвал центр неожиданной жертвой пешки. Я по инерции сделал несколько необязательных ходов, прикинул варианты - и понял, что очень скоро черные фигуры столпятся возле моего короля, как тесная группа единомышленников возле постели умирающего: врач, нотариус, племянники из провинции. На свой последний ход я получил странный ответ: "Да не этим же конем!" Вмешательство соперника мне совсем не понравились. "Именно этим!" - ответил я. - "Может, вариантик прислать?" - не унимался Сорочий Брод. - "Мы что, против кого-то третьего играем? Ход сделан". Мой противник ничего не ответил, а потом его имя вовсе исчезло из списка игроков.
Только через неделю человек со странной кличкой все же прислал мне новое сообщение : "Ради Бога, извини! Вот тебе награда за терпение - партия Лутиков-Фишер". - "Благодарю. Сбрось на мейл". Это был поистине царский подарок! Всякий порядочный шахматист знал, что когда-то, давным-давно, Анатолий Лутиков побеждал Фишера, но партий этих никто никогда не видел. Я распечатал текст и пошел в кухню - охлаждать любимый "Гиннес".
Знаменитая партия произвела на меня удручающее впечатление. Достаточно банальная атака белых в сицилианке, вскрытие линии h, жертва слона, когда уже и жертвовать-то ничего не надо было - и все это при полном попустительстве черных. Трудно было себе представить, что Фишер мог играть так бездарно. Пришлсь мне снова подключаться к ICQ . " Откуда у тебя эта партия? - спросил я без обиняков. Ответ пришел незамедлительно: Показали. - Кто да кто? - Да мало ли... Может, и сам Лука. Партия - так себе, блиц все-таки. - Оставь ты Лутикова в покое! Он умер почти двадцать лет назад!" Мой партнер снова куда-то надолго исчез. " Ау! - воззвал я, - скажи там, чтоб перестали тебя дергать. - Никто меня не дергает, - побежала строка по экрану, - я одна на всем белом свете. Еще раз прости. Это был один из моих первых опытов. - Каких опытов? - Я пишу шахматные партии. - Зачем это? - удивился я. - Когда-нибудь расскажу . Давай лучше поблицуем".
На сей раз я спасся после троекратного повторения ходов, хотя победный вариант просматривался довольно отчетливо. Мне даже показалось, что соперница просто пожалела меня. - Что, опять награда за терпение? - не удержался я.
- Троекратка без вариантов. Давай завтра продолжим. Голова что-то кругом идет.
- Завтра. А пока подумай вот над чем - сколько всего можно узнать о человеке, посмотрев сыгранную им партию.
- Обо мне тоже? - спросил я - и сразу пожалел.
- А то нет! Живешь не в ладу с самим собой. Гонишься за несбыточным, не замечаешь очевидного. Хочешь еще?
- Давай.
- Дебют ставишь неплохо, но пропускаешь все тактические удары, какие есть. Не обижайся. Доброй ночи.
Новое сообщение пришло уже через несколько минут. На сей раз она приступила к рассказу, даже не приглашая меня поиграть. - Пин тогда лежал в психодиспансере - кажется, косил от армии. Не лежал, конечно, а сидел под большим каштаном, с бутылкой, которую я ему принесла. Говорили о шахматах - то есть он говорил, а я запоминала. И вот что было сказано: "Шахматы - это настоящий театр - не более формальный чем, например, Кабуки или Но. И в нем - тридцать два актера, которые могут показать все, что происходит с человеком в этом мире. Любые человеческие страсти подвластны этим разноцветным солдатикам. А борьба, которая не дает им остановиться ни на минуту, - это как столкновение темы и контрапункта. Поинтереснее греческого тетра". Но чем это интереснее греческого театра, я так и не узнала - показались веселые, гогочущие психи - они возвращались с сеанса трудотерапии.
- Пин - это кто такой? - поинтересовался я.
- Павлик? Юный гений! Во всяком случае, таковым считался. Тогда, сто лет назад. Ездил на юношеские соревнования не то в Польшу, не то в Болгарию. Сыграл с Талем вничью - в сеансе - и сказал только: пустая трата времени. Один-на-один дожал бы его без вопросов. Из-за него-то я и заиграла. Не хотелось быть одной из тихих дурочек, подпиравших стену шахматного клуба - в школьной форме, с белым фартуком. В больших очках, которые я так ненавидела. С ним я научилась многим полезным вещам : пить портвейн из горлышка - не морщась. Выцарапывать нуднейшие эндшпили. Смеяться, когда надо было бы плакать. Он быстро исчез, Павлик. Кажется, даже норму мастера не выполнил.
- А ты?
- Стала женой шахматиста. Потом перестала ею быть. Занималась какими-то делами, которые казались очень важными, общалась с десятками людей. И в один прекрасный день обнаружила неприятную вещь : мир совершенно опустел.
- Почему это он опустел?
- Разболталась я . Давай похулиганим! Королевский гамбит слабо сыграть?
- А контргамбит Фалькбеера?
- Вот это жизнь!
И мы рвали друга, как молодые волчата - пока не доигрались до голых королей. Наверное, я совершенно расслабился, потому что спросил в лоб: Что тебя гнетет? Можно тебе чем-нибудь помочь? Хоть мы уже не играли, она ответила на шахматном языке: 10. g4? а6. То есть - преждевременный выпад и уклончивый ответ. Потом надолго замолчала и написала : "Бывает, когда смотрю на играющих детей..." Я что-то ответил, и тут же увидел на экране грустное лицо, составленное из скобок и двоеточий. - Вырвалось. Завтра, так и быть, расскажу тебе, зачем пишут шахматные партии. Привет. Шехерезада.
Она исчезла на пару недель - и появилась, как всегда, неожиданно.
- Не удается нам поговорить по-человечески. Зато теперь ты знаешь, что под моим ником не скрывается какой-нибудь мужик. Только такая ведьма, как я, может исчезать и появляться ниоткуда.
- Теперь уже и не знаю, кто ты. Играешь по-мужски - рука у тебя тяжелая. Расскажешь мне когда-нибудь, почему у тебя такой ник? Почему Сорочий Брод?
- Когда-то я жила в большом красивом городе. Любила ходить на вокзал - просто смотреть на поезда. А там, где останавливались электрички, всегда почему-то объявляли : Сорочий Брод - без остановок. С издевочкой такой, по сто раз на день это говорили. И я всегда думала: как там люди живут, в этом Сорочьем Броде - когда все поезда проносятся мимо? Понимают ли, что жизнь прошла стороной? Девушек было очень жалко. Так и видела, как они стоят у темных окон, в своих немодных платьях, никому на свете не нужные. Прислушиваются. Там, на этих станциях, каждый поезд узнают по голосу. Да и как тут спутаешь - рабочий поезд на Вапнярку сопит, надрывется - а за ним - бухарестский, летит и поет, весь в огнях. Ладно, давай-ка передвинем - десять на десять.
Мы сделали несколько ходов - и я понял, что играет она через силу. Жалко было смотреть на ее позицию.
- Что с тобой происходит? - написал я вместо очередного хода.
- Ничего хорошего. Как-то быстро все с горки покатилось. Теперь уж хочешь-не хочешь - надо дописывать партию.
Я послал ей целый набор вопросительных знаков - не спрашивать же в десятый раз одно и то же. Она помедлила самую малость - видно, слова эти она обдумала уже давно. - Я пишу шахматную партию, в которой уместится вся моя жизнь. Рукописи - горят, причем жарко и весело. Хорошее стихотворение если и прочтут, так только по ошибке. Жизнь, как оказалось, очень коротка. Когда нибудь хороший игрок разыграет мою партию и все поймет. Я уже давно пишу ее. Знаешь, что в этом деле самое сложное?
- Никогда даже не думал.
- Сложнее всего написать дебют. Передать это ощущение ожидания, когда кажется - еще один ход - и победа за тобой, когда колоссальные замыслы носятся в воздухе. Этот воздух свободы, который должен потом уйти. Ведь результат известен с самого начала.
- Кто ты в этой партии?
- Белая королева. Но и тут есть своя хитрость. Очень трудно писать все, что связано с королем. Потому что король в шахматах - это абстракция. Он почти бессилен, хотя в нем - вся жизнь. Такой вот Кащей наоборот.
- Где ты сейчас? - спросил я - и она сразу поняла.
- Наверное, уже в эндшпиле. Или на выходе из миттельшпиля. Скверная позиция стоит на доске. Королевский фланг висит на честном слове, по белым полям гуляет ветер.
- А где же твой белопольный слон?
- Погиб, как и многие другие. Сдвоенные проходные уже на третьей горизонтали - подталкивают друг друга от нетерпения.
- Но разве нельзя придумать что-нибудь? Написать все по-другому?
- Эта игра не терпит фальши. И вот еще что: в ближайшие два месяца будет не до игры. Пожелай же мне выкрутиться и на сей раз.
- Храни тебя Бог.
Она написала через месяц - просто, без всяких объяснений: Давай поиграем! Мы начали партию - и я увидел, что дело совсем плохо. Ее король застрял в центре. Она думала бесконечно долго - и все равно подставила коня на ровном месте.
- Тебе надо отдохнуть, - написал я. - Возвращайся скорее. Без тебя я все равно ни с кем не буду играть.
Еще одно сообщение я прочитал ровно через месяц: "Пришлось разменять белую королеву". И в конце - опять - печальная рожица, составленная из скобок и двоеточия.
Я знал, что это письмо - последнее, и больше уже ничего не будет сказано. И все равно сидел и смотрел на пустой экран. Нельзя увидеть человека, уходящего за горизонт, и даже линию горизонта нельзя по-настоящему увидеть. Можно только представить себе путь человека - линию, постепенно истончающуюся до точки. И эту маленькую точку, пропадающую вдалеке.