"Дело Сачхерских Евреев"

Из архивной пыли

Очередному кровавому навету

на евреев г.Красноярска посвяшается

Автор, май 2005 г.

Реувен МИЛЛЕР

"ДЕЛО САЧХЕРСКИХ ЕВРЕЕВ"

Лет сорок назад появилась у меня книга - сборник судебных речей известных русских юристов, произнесенных ими в последней трети XIX века. Борис Акунин тогда еще не появился на горизонте, а, может, и вовсе на свет. Советская литература как-то обходила этот динамичный период жизни русского общества. Классики, за исключением разве что легкомысленного Антоши Чехонте, сосредоточившись на мировых проблемах и духовных исканиях, писавшие даже детективы типа "Преступления и наказания" скучно, тяжеловесно и назидательно, надоели еще в школе. И, найдя в толстенном томе немало крутых детективов из реальной российской жизни, не менее захватывающих, чем те, которые раскручивал великий виртуальный современник русских юристов Шерлок Холмс, я все последующие годы многократно перечитывал сборник. Самые яркие из дел, увлекших меня в юности, не поблекли в сознании до сих пор. Одно из них - так называемое "дело Сарры Модебадзе", слушавшееся в кутаисском суде в марте 1879 года. Всем известно "дело" киевского еврея Бейлиса, обвиненного в убийстве христианского ребенка в ритуальных целях, а на самом деле оклеветанного и признанного судом присяжных невиновным. Однако именно "дело Сарры Модебадзе" было первым гласным процессом в России по обвинению такого рода, и жаль, что оно, слушавшееся более, чем тремя десятилетиями раньше "дела Бейлиса", практически неизвестно нашим современникам, хотя, к сожалению, не потеряло и по сей день своей актуальности. Потому мне хочется рассказать о нем, насколько это возможно в рамках газетной публикации.

Вкратце интрига такова: в апреле 1878 года, в холодный туманный день в селе Первиси пропала шестилетняя девочка, крестьянская дочь, Сарра Модебадзе, слабый, болезненный, плохо одетый, хромой ребенок. Последними Сарру видели ее старшая сестра и родственицы, ушедшие в лес за хворостом и наказавшие девочке вернуться домой, который был в нескольких сотнях метров. Вскоре опустился густой туман, и вернувшаяся к вечеру из лесу старшая сестра обнаружила, что Сарра не возвратилась. Ночные поиски, предпринятые родными, результата не дали, и по деревне поползли слухи о том, что Сарру, возможно украли евреи, жители села Сачхере, которые проехали через Первиси дорогой, вившейся под горой, на склоне которой в то время находились Сарра и ее родственицы. Евреи ехали с базара двумя конными группами и везли разную живность: птицу, козленка, - дело было в канун Песаха, и всадники торопились домой, чтобы организовать седер. Евреи скакали быстро, были шумны и возбуждены. Когда Саррина тетка окликнула их с предложением продать ей гуся, они лишь ускорили бег лошадей. Впоследствии свидетели также показали, что евреи эти, приехав в Сачхере, почему-то избрали кружной путь, а не проехали к еврейскому кварталу обычным, более коротким путем.

Слухи о краже девочки евреями мгновенно распространились по ущельям, и обстановка в уезде быстро накалялась: Кавказ есть Кавказ. На следующий день к уездному начальнику явился староста-габай еврейской сачхерской общины и попросил послать в деревню охрану из опасения погромов... На третий день в нескольких сотнях метров от родительского дома, выше по горе, у виноградника, нашли наконец, Сарру... Скрюченный труп несчастного ребенка, лежал, прижавшись к забору... Деревенский детектив, пристав Абашидзе, в соответствии с циркулярами осмотрел покойницу и, не найдя никаких следов и признаков насильственной смерти, констатировал несчастный случай - смерть от переохлаждения, и дал разрешение на захоронение. На следующий день во двор местного предводителя дворянства, князя Церетели, ворвался разбушевавшийся еврейский парень, требовавший провести его к князю и, по словам свидетелей, оравший о желании сообщить ему "сердечную тайну". Кончилось тем, что слуги, решив, что парень пьян, прогнали его со двора, так и не дав встретиться с князем...

Между тем, отец погибшей Иосиф Модебадзе и вся ее семья начинают распространять слухи о якобы виденных ими надрезах под коленями Сарры. Через неделю после похорон полиция вынуждена произвести эксгумацию трупа, в которой участвуют достаточно высокие чины от медицины и правоохранительных органов. Никаких повреждений, кроме незначительных точечных ссадин или уколов на пальцах обнаружено не было. Но обстановка в уезде продолжала накаляться, и были арестованы девять евреев, которых видели в канун Песаха на дороге. Впоследствии трое из них, проезжавшие во второй группе, были выпущены, так как следствие решило, что они не могли совершить похищение... Дело начинает вызывать широкий общественный резонанс, о нем пишет российская пресса, к нему привлекаются лучшие юристы. Летом комиссией из высших медицинских чинов и прокуратуры Закавказского края проводится вторая эксгумация трупа - практически никаких новых данных...

В конце концов следствие подготавливает обвинительное заключение, полностью основанное на показаниях жителей уезда. Суд состоялся 5-12 марта 1879 года (совпав, по удивительной причине, с Пуримом). Защищал подсудимых известный петербургский адвокат П.А.Александров, годом раньше добившийся оправдания террористки-революционерки Веры Засулич, стрелявшей в петербургского генерал-губернатора. Интереснейшая речь Александрова в защиту сачхерских евреев занимает в книге почти полсотни страниц. Адвокат на основе следственных данных (а к чести местных полицейских надо сказать, что они добротно подготовили к суду довольно много фактических материалов, хотя и превратно истолкованных) сумел доказать физическую невозможность похищения Сарры евреями. Допросив свидетелей поодиночке и на перекрестных допросах, он разбил круговую поруку показаний, доказав суду, что большинство из них - явное лжесвидетельство... Очень интересное чтиво, не хуже Конан-Дойла!.. Дело в суде, как говорится, развалилось, евреи были оправданы присяжными и освобождены в зале суда.

Решившись написать этот материал, я на всякий случай заглянул во всеведущий интернет: нет ли чего по интересующуй меня теме? И в ответ на запрос "Сарра Модебадзе" компьютер пришел на русский сайт с игривым названием "Чертовы кулички", где я, к удивлению своему нашел изложение известного мне дела. Рассказ этот, написанный, если я не ошибаюсь, автором по имени Евгений, был начат в начале этого года, и при первом входе на сайт я прочитал лишь несколько первых страниц давно знакомого сюжета. Несмотря на то, что изложение Евгения, на мой взгляд, несколько литературно и грамматически неряшливо, автор располагал гораздо большим объемом информации, чем та, что была ранее доступна мне. Я, собственно, знал об этом деле из краткого изложения его сути, предварявшего речь П.А.Александрова, и из стенограммы самой речи. Евгений же, видимо, помимо этого, располагал материалами следствия и обвинения, и он дает более подробную фактографическую картину. У меня, правда, иногда возникало предположение, что я читаю "повесть по мотивам...", но если даже Евгений что-то и нафантазировал, то, скажу сразу, ни один приводимый им факт не вступает в противоречие с речью П.А. Александрова.

Наконец в конце февраля Евгений "закончил дозволенные речи", и стало ясно, куда он клонит. Как мне кажется, автор этот - из числа ниспровергателей, коих много всплыло на поверхность в горбачевские времена, когда в прорывы проржавевшего "железного занавеса" хлынули разнородные информационные потоки, большинство из которых, мягко говоря, исходило из канализации... Пафос "Дела Сарры Модебадзе" с "Чертовых куличек" направлен против П.А.Александрова, который оказался виновным в том, что, в ушедшем веке, в том числе и в сталинские времена, адвокат этот, обладавший железной логикой, огромной эрудицией и артистизмом, был в почете у новых поколений юристов, и речь его в 50-х годах ХХ века оказалась напечатанной в книге с предисловием, где обильно цитируется одиозный генпрокурор СССР Вышинский, во времена "Дела Сарры Модебадзе" еще не родившийся на свет. Для меня это такая же глупость, как отрицание, скажем, научных достижений великого физика С.И.Вавилова, на том основании, что он напечатался в тех же пятидесятых годах в сборнике "Философские проблемы современной физики", где предисловие начинается с обширной цитаты из Берии, а большинство статей шельмует квантовую механику и лично Альберта Эйнштейна. Но вместе с общим отрицанием таланта П.А.Александрова, вчистую выигравшего дело и добившегося оправдания арестованных евреев, Евгений намекает на то, что Александров, как и в достаточно ясном деле Веры Засулич, лишь "глоткой взял", и решение суда было ошибочным, а следовательно, что-то все-таки имело место...

И вот тут-то, на мой взгляд, самое интересное. Евреев ведь судили по обвинению в похищении и убийстве ребенка, но нигде в деле не было официального обвинения в том, что убийство это было ритуальным, - следствие и прокуратура тщательно избегали исследования цели предполагаемого убийства. Это была своеобразная тогдашняя "политкорректность". Пожалуй, никто, кроме простых крестьян - отца Сарры Модебадзе и других ближайших ее родственников, не говорил в суде, да и то не в открытую, что девочка была похищена и убита евреями с целью использования ее крови в каких-то таинственных обрядах Песаха. И вот, разбив своей жесткой логикой обвинение, сломав нагромождения лжи, на которой оно базировалось, фактически уже победитель на процессе, П.А.Александров в последней четверти своей речи по принципу римского права "Qui prodеst?" - "Кому выгодно?" предлагает проанализировать и обсудить: а зачем, собственно, евреям было похищать и убивать ребенка? Он делает это намеренно, провокативно, он знает, что его слова прочитает вся мыслящая Россия. Он, либерал, подвижник новой пореформенной России, хочет разоблачить многовековой кровавый навет на еврейский народ. И эта завершающая каденция его речи, к сожалению, не потеряла своей актуальности. Неудивительно поэтому, что и сегодня, спустя более века после смерти известного адвоката его под видом нейтральной объективности стараются облить грязью.

Из речи П.А. Александрова

0x01 graphic

"...Мне остается говорить о внутренней стороне преступления, приписываемого обвиняемым, о побуждениях и целях похищения Сарры Модебадзе. Цель побуждения всегда играет существенную или, по крайней мере, важную роль не только в определении свойства преступления, внутренней виновности преступника, но и в системе доказательств и улик при совершении лицом деяния. Не всегда, конечно, эта цель и побуждение могут быть доказаны, с точностью определены, но, по крайней мере, они должны предполагаться, как возможные и вероятные... Цель похищения и задержания Сарры Модебадзе, говорит прокурор, следствием не обнаружена. Полно, так ли? Цель не была обнаруживаема, она, и то не всегда, не была называема, не была доказываема, но обнаружить ее не было надобности, ибо для обвинителей она всегда была ясна. Когда, сопоставив исчезновение Сарры с проездом евреев, заявляли подозрение в похищении ребенка на евреев, в чем лежала основа этого подозрения - в проезжавшем или в еврее? Конечно, в еврее. Ни грузин, ни армянин, ни вообще христианин не был бы заподозрен в похищении ребенка при тех обстоятельствах, при которых исчезла Сарра, потому что похищение показалось бы бесцельным. Подозрение, а затем и следствие направились бы на другие нити раскрытия истины. Что до еврея, то цель похищения казалась ясна и побуждение несомненно. Цель похищения следствием не вполне обнаружена, говорит прокурор. А разве [...] им было предпринято что-либо в этом направлении? [...] между тем, два раза в том же обвинительном акте он датирует разные обстоятельства кануном еврейской пасхи.

Что за своеобразная дата? Если простолюдины означают иногда время праздниками и постами, то это имеет свои причины, не приложимые к просвещенному составителю обвинительного акта. К чему в русском обвинительном акте еврейский календарь, если с ним не связывается, как в настоящем случае, указания на цель преступления, на его смысл и значение? Еврейская пасха не говорит, она кивает на цель похищения Сарры Модебадзе, и этот кивок вразумителен не менее слов. Нет уж, нечего шила в мешке таить. Надо поставить прямо вопрос об употреблении евреями христианской крови для религиозных и мистических целей. Не пугайтесь, господа судьи. Я не ставлю моей задачей подробный разбор этого вопроса [...] я хочу только изложением немногих соображений представить некоторый противовес тому подозрению, на которое наводит невольно обвинение по настоящему делу, - подозрению, которое вы не в состоянии будете забыть или вычеркнуть из ваших мыслей и которое опасно в том отношении, что оно, помимо вашего желания, может оказать неотвратимое влияние на оценку внешних фактов дела, улик и доказательств виновности.

Вам, без сомнения, известна, по крайней мере, ближайшая часть литературы, относящаяся к возбуждаемому мной вопросу. В 1876 году в русской литературе появилось сочинение Лютостанского. Родившийся евреем, бывший раввином, променявший одежду раввина на сутану католического ксендза, сутану на рясу православного иеромонаха и эту последнюю на сюртук мирянина, Лютостансткий составил длинный, не хочу сказать, доказательный акт против евреев, погрешив в нем разом и против добросовестности честного человека и писателя, ибо не указал главного источника своего сочинения - записки директора департамента иностранных исповеданий, Скрипицына, составленнoй в 1844 году и в прошедшем году обнародованной в газете "Гражданин" (Примечание. По утверждению Евгения, истинным автором записки является известный русский филолог В.Даль, автор "Толкового словаря", что документально опровергнуто современным американским исследователем Семеном Резником), - записки, относительно которой сочинение Лютостанского в значительной своей части представляет лишь перепутанную и извращенную перепечатку; погрешив и против серьезности и беспристрастности литературного исследователя, ибо в своей тенденциозной рекламе Лютостанский представляется не ведающим такого серьезного сочинения по разбираемому Лютостанским вопросу, появившегося еще в 1861 году, каким представляется сочинение профессора Хвольсона, глубоко ученого гебраиста, всю свою долгую ученую жизнь посвятившего еврейской литературе и истории, человека, принявшего христианство по искреннему убеждению, человека честной жизни и безупречной нравственности, ветерана-профессора двух высших - светского и духовного учебных заведений. Глубоко и серьезно, как истый добросовестный ученый, пользуясь всей обширной литературой вопроса, разбирает Хвольсон в своем сочинении вопрос об употреблении евреями христианской крови, подвергая его всестороннему обсуждению, разбирает шаг за шагом все доводы своих противников и основывает свои опровержения на непосредственном знакомстве с самыми отдаленными историческими и литературными источниками. Этим сочинением Хвольсона, с которыми следовало бы почаще справляться нашим обвинителям и которое я стыжусь назвать противовесом сочинению Лютостанского, - до того они несоизмеримы между собой по своему характеру, я прошу позволения воспользоваться, чтобы представить мои соображения по занимающему нас вопросу.

Древние христиане никогда не обвиняли евреев в употреблении христианской крови. Напротив, христиане первых веков сами были обвиняемы в употреблении крови, так что древние апологеты христианства, как Тертуллиан, Августин и другие, были вынуждены оправдывать христиан в возводимом на них обвинении. Замолкнувшее с победой христианства обвинение против них возобновилось уже со стороны христиан против евреев не раньше двенадцатого века и получило более значительное распространение лишь в тринадцатом веке. С тех пор и до конца шестнадцатого века проходит в истории преследование евреев по разным случаям обвинения в умертвлении христианских детей с целью получения крови для разных религиозных, мистических и медицинских целей. Периодом особенной жизненности таких обвинений был период крайнего умственного застоя и невежества, суеверия и религиозного фанатизма.

Детоубийство в средние века встречалось очень часто; чтобы избавиться от наказания за преступление, детоубийцы первые распространяли молву, что найденное убитое дитя есть дело рук ненавистных евреев. С другой стороны, средние века были по преимуществу веками выдумывания благочестивых обманов, чудес и убеждения людей посредством суеверия. Всякая местность нуждалась в чудотворных образах, местной святыне, местных чудотворных мощах или вообще в каких-либо средствах внушения благоговения. Мертвое дитя, убийство которого можно было возвести на евреев, являлось удобным случаем иметь своего местного мученика веры, свою местную святыню, привлекавшую своих и чужих и становившуюся доходной статьей не только для клерикальных установлений, но и для целой местности, куда привлекалась масса народа, спешившего доверчиво выразить свое благоговение провозглашенному мученику.

Тысячи безвинно казненных, сожженных и замученных евреев и еще большие тысячи изгоняемых и преследуемых были плодом средневекового суеверия, невежества и фанатизма. Но уже до реформации были пастыри церкви, имевшие вес и значение в христианстве и не страшившиеся подозрения со стороны ученой и неученой толпы, а после Реформации, и многие миряне, которые ревностно заступались за евреев и смело ополчались на нелепое обвинение. Многие папы, как Григорий IX, Климент VI, Сикст IV и другие, после тщательного рассмотрения оснований, на которых опирается мнение, будто евреи употребляют человеческую кровь и что ради этого они будто бы способны на убийство христианских детей, признавали и возвещали торжественно, что нет никаких доказательств, достаточно ясных и верных, чтобы признать справедливым существующее против евреев предубеждение и объявить их виновными в подобных преступлениях. Под влиянием оппозиции, шедшей из недр самого христианства, под влиянием реформации, успехов цивилизации и рационалистической критики, рушилось средневековое обвинение против евреев, и с половины семнадцатого века Западная Европа не знает уже процессов по обвинению евреев в употреблении христианской крови. Даже простые слухи о случаях добывания евреями мученической христианской крови исчезли...

С тех пор такие обвинения против евреев остались только в Польше, в наших западных губерниях и на Востоке - в Турции, Сирии и здесь на Кавказе. Но и в России в 1817 году было сделано заявление против возводимого на евреев обвинения. Под давлением этого заявления, под влиянием тех простых соображений, что убийство и применение крови воспрещены коренными догматами ветхозаветной религии и талмудических учений, обвинение против евреев должно было ограничиться, сузиться до той формы и пределов, в которых оно могло бы еще влачить между легковерными людьми свое жалкое в последних позорных издыханиях существование.

Теперь уже и ярый обвинитель еврейства, пожелавший выдать себя за сохранителя христианских детей от изуверного неистовства, покусившийся, негодными, впрочем, средствами возвести средневековую невежественную басню на степень историко-богословского исследования, Лютостанский говоит: "Обычай употребления крови, не составляя вовсе религиозной принадлежности целого еврейства, составляет религиозную особенность невежественных фанатических талмудистов-сектантов". "Обряд этот, - говорит Скрипицын в своей записке, - не только не принадлежит всем вообще евреям, но даже без всякого сомнения весьма немногим известен. Он существует только в секте хасидов, но и тут он составляет большую тайну, может быть, не всем им известен и, по крайней мере, конечно, не всеми хасидами и не всегда исполняется. Польша и западные губернии наши, служащие со времен средних веков убежищем закоренелого и невежественного жидовства, представляют и поныне самое большое число примеров подобного изуверства, особенно, губерния Витебская, где секта хасидов значительно распространилась".

По поводу мнения Скрипицына я прежде всего должен заметить, что покойному директору департамента иностранных исповеданий, ведающему делами евреев, подобало бы знать, что секта хасидов появилась между евреями лишь около половины прошедшего столетия и распространилась постепенно в Литве, Польше и Галиции, а обвинение евреев в употреблении христианской крови возникло в Западной Европе уже с двенадцатого века. Далее, если Польша и наши западные губернии служат убежищем невежественного жидовства, как выражается Скрипицын, и представляет большую часть примеров изуверского умерщвления христианских детей, то не следует забывать и того, что эти же местности населены и другими племенами: русским, польским, литовским, которые в низких социальных слоях не представляют также высокой степени образования и культуры и которые наравне с евреями ждут просвещения от интеллигентных своих единоплеменников. Если невежественная масса еврейства способна, по мнению Скрипицына, представлять пример невежественного изуверства, то другая, не менее невежественная масса населения способна верить таким примерам со сказочным характером и в своей наивной вере давать суеверные толкования событиям, возбуждать подозрения и обвинения, которые отвергают здравый смысл и просвещенный взгляд, как невежественные и неоправдываемые критически проверенной действительностью.

"В убийстве христианских детей, - говорит Лютостанский, - обвиняет евреев не один народный голос: они неоднократно обвинялись в том и перед судом. В большинстве таких случаев собственного их сознания не было, несмотря ни на какие улики; но были однако же, и такие примеры, что евреи сознавались сами, обличали своих родителей и родственников и потом, сознав свои религиозные заблуждения, принимали крещение".

Что касается до ссылки на обвинительный народный голос, то не мешает помнить, что этим голосом надобно пользоваться с разбором, отличая в нем истинно народное, разумное, плод здравого смысла и понимания, от чужого, навеянного, предрассудочного и суеверного. Иначе с голоса народного пришлось бы усвоить много суеверий и несообразностей. Что касается до указаний на судебные производства, то прежде всего я бы хотел обратить внимание на следующее. Страшным, кровавым заревом костров со многими тысячами погибших на них освещена история процессов о ведьмах, колдунах, чародеях, волшебниках, сознавшихся и уличенных в чародействах, в сношениях с нечистой силой, в порче людей сверхъестественными средствами, в чернокнижестве и других мистических преступлениях. Куда девались теперь эти преступления? Они угасли вместе с кострами, освещавшими их, вместе с судами, их судившими. А ведь это были суды Святой Инквизиции, творившие суд во имя и славу Божию, мнившие своими приговорами приносить службу Богу. Судебные приговоры не возвели суеверия на степень истины; они только доказали, что суеверие порождало и питало эти самые приговоры.

Я не могу входить в разбор всех случаев судебных приговоров, приводимых в доказательство употребления евреями христианской крови. Но к чести русского судопроизводства, даже и дореформенного, следует сказать, что наши обвинители могут указать только единственный случай обвинительного приговора, в котором, впрочем, вопрос об употреблении крови устранен. Прочие случаи подозрения против евреев или не выходили из сферы сплетен, не доходя до суда, а нередко будучи даже категорически опровергнуты, или оканчивались оправдательными приговорами...

[Далее П.А Александров анализирует велижское и саратовское дела по обвинению евреев в убийстве христианских детей, слушавшиеся в середине XIX века, развалившиеся в суде и окончившиеся оправданием оклеветанных подсудимых.]

...Государственный совет признал, что показания доносчиц, заключая в себе многие противоречия и несообразности, без всяких положительных улик или несомненных доводов, не могут быть приняты судебным доказательством против евреев и составляют ничем не подтвержденные изветы, за которые доносчицы подвергнуты наказанию.

...Откуда, говорят они (обвинители евреев), эти одинаковым образом и умышленно искаженные трупы маленьких детей? Почему находят их там только, где есть евреи? Почему это всегда дети христиан? И, наконец, почему случаи эти всегда бывали исключительно во время или около пасхи? Как объяснить, что могло побудить кого бы то ни было к бессмысленному зверскому поступку, если это не какая-либо таинственная каббалистическая или религиозно-изуверская цель?

Отчего, переспрошу я в свою очередь, происходит то, что доносчики и уличители евреев, являясь в таком качестве добровольно, заявляя искренне желание открыть истину, показывая иногда даже раскаяние в своем соучастии в уличаемом ими преступлении, дают на следствии то и дело разноречивые, а иногда и прямо противоречивые показания?

Отчего масса подробностей в их показаниях оказывается очевидной и категорически опровергаемой ложью? Откуда в их разъяснениях, наряду, по крайней мере, с вероятным и возможным, является масса невероятного и недопустимого, очевидно выдуманного и ложного? Отчего обыкновенно только после многих передопросов и очных ставок, после многих усилий и разъяснений, сглаживания противоречий и устранения очевидных несообразностей оказывается возможность остановиться на чем-нибудь существенном?

Отчего эти доносчики и уличители - всегда люди, которым терять нечего, люди самой нехорошей репутации? Отчего эти многочисленные, беспрестанно меняемые оговоры - то утверждаемые, то отрицаемые и объясняемые или запамятованием, или ошибкой?

Эти вопросы напрашиваются сами собой при чтении дел [...] и разгадку найти нетрудно. Были выгоды в обвинениях евреев в средние века, есть они и в наши дни. Ребенка убивает и увечит тот, кто делает потом донос. При изувечивании держатся обыкновенно тех классических внешних признаков, понятие о которых держится в рассказах народных.

Доноситель, по-видимому, сам себя предает правосудию, но это только по-видимому. В сущности себе он отводит весьма скромную долю участия: он обыкновенно случайный свидетель преступления под влиянием угроз и страха согласился вывезти и скрыть труп [...] но теперь, под влиянием угрызения совести решается все открыть правосудию и выяснить дело. Раз он попал в роль разъяснителя дела, - его цель достигнута и карьера сделана. Теперь он - сила, человек великого значения. От его слова теперь зависит судьба многих. Теперь его бессовестный в глаза брошенный оговор может заставить дрожать человека сильного, считавшего его до сих пор ничтожеством. Теперь этот человек будет раболепно смотреть ему в глаза, заискивать в нем, ублажать, довольствовать. Сам доноситель в остроге. Но что для него острог? Кому - тюрьма, а ему - родной дом. Он, пожалуй, и жизнь-то увидел с тех пор, как попал в тюрьму в качестве доносителя по важному делу. И смотритель тюрьмы относится к нему с почтением: не простой ведь воришка - генерал от преступления. И следователь ценит его как человека, нужного для дела, которое воспламенило следователя своей грандиозностью. А в перспективе за собственное умеренно себе отмежеванное участие в преступлении - смягченное наказание, ввиду заслуг, оказанных по раскрытию преступления...

Простите, господа судьи, я, быть может, злоупотребляю вниманием вашим. Но ввиду того высокого общественного значения, которое должен иметь настоящий процесс, первый гласный процесс по обвинению такого свойства, я желал бы исполнить долг мой не только как защитника, но и как гражданина, ибо нет сомнения., что на нас, как общественных деятелях, лежит обязанность не только служить защищаемых нами, но и вносить свою лепту, если к тому представляется возможность, по вопросам общественного интереса. Я, впрочем, не буду многословен и хочу сказать только несколько слов о состоятельности других доказательств обвинения против евреев в употреблении христианской крови.

Люди, хорошо знакомые с еврейской литературой, даже те из них, которые враждебно относятся к иудейству, пересматривали всевозможные еврейские книги, взвешивали самые ничтожные изречения в них с целью обличения евреев, и все-таки не нашли ни малейшего намека на то, что евреям дозволяется употребление крови для какой-нибудь религиозной или врачебной цели. Показания свидетелей, на которых опираются, опровергаются множеством крещеных же евреев, называющих обвинение в употреблении христанской крови клеветой и наглой выдумкой. К числу последних принадлежат лица, занимавшие по принятии святого крещения высокие посты в иерархии римско-католической церкви, и люди с высоким научным образованием. Это говорю не я; это говорит профессор Хвольсон; это говорит в своей рецензии на книгу Лютостанского русский протоиерей Протопопов, который, конечно же, не может быть заподозрен в угодливости еврейству.

На какие же, однако, литературные и ученые авторитеты опирается в своем обвинении Лютостанский? Монах Неофит, Серафимович и его воспроизводитель Цикульский, унтер-офицер Савицкий, Федоров, крещеный еврей Грудинский, Мошка из Медзержинца, работница Настасья, солдатка Терентьева, Максимова. Вот, кажется, все его авторитеты.

Относительно монаха Неофита трудно решить, говорит Хвольсон, был ли он в самом деле крещеный раввин или назвался крещеным раввином и монахом для того, чтобы придать более веса своему произведению.

Серафимович находился в сумасшедшем доме, составил басню о своем чудесном исцелении и, найдя себе, благодаря этой басне, гостеприимный уголок в стенах монастырской обители, написал сочинение против евреев, ссылаясь на Талмуд, столь мало ему известный [...] что он дает его трактатам вымышленные заглавия и цитирует параграфы, тогда как Талмуд вовсе не делится на параграфы. С беззастенчивой развязностью Серафимович уверяет, что одни литовские евреи употребляют ежегодно 120 штофов крови и что он сам, будучи еще раввином, заколол одно христианское дитя ударом в бок, откуда вытекла осьмушка крови, белой, как молоко. Если с этими 120 штофами ежегодной надобности крови сопоставить показание одной свидетельницы по саратовскому делу, говорившей, что за бутылку крови было прислано евреям шесть миллионов из Волынской губернии, вы поймете, во сколько должно обходиться литовским евреям удовлетворение одной из религиозных потребностей...

[Далее П.А.Александров подробно комментирует характеристики личностей доносителей по аттестации самого Лютостанского. Это сплошь - уголовные элементы, проститутки и пьяницы, "верные слуги за деньги и водку".]

...Немного прибавляют к этим авторитетам и разные свидетельские заявления тех принявших христианство евреев, которые меняли свою религию не вследствие искреннего убеждения в правоте христианства, а ради избавления от предстоящего наказания, тех или других выгод или просто потому, что им все едино было оставаться негодяями и бездельниками, как в еврействе, так и в христианстве, в которых ровно ничего не потеряло еврейство и не приобрело христианство.

И на таких авторитетах хотят утвердить существование кровавого дела. Такие авторитеты противопоставляются людям науки и религии. Мало того, по таким авторитетам хотят устанавливать догматы. Когда рассуждавшие об умерщвлении евреями детей встретились с весьма естественным вопросом, отчего евреи, умерщвляя ребенка и оставляя на нем очевидные знаки своего изуверства, вроде обрезания, кровоточивых ран и прочее, не скрывают подобных трупов, к чему они имеют все средства, будучи солидарными между собой, а напротив, как будто нарочно выставляют их напоказ в таких местах, где их тотчас же находят, то один из авторитетов, Мошка из Медзержинца, объяснил, что это противно их вере и что по требованию религии убитого младенца нужно выкинуть или пустить на воду, а не зарывать, а Настасья присовокупила, говорит Лютостанский, что еврейка - хозяйка ее - сказала ей, что если бы предать труп земле, то все евреи погибли бы.

Если Мошку и Настасью считать хранителями догматов, хотя бы и сектантских, то можно составить такую догматику, перед которой, пожалуй, сконфузятся и самые беззастенчивые обвинители еврейства. Средневековое суеверное предубеждение, порожденное и поддерживавшееся варварством и невежеством, стоившее многих жертв и стаданий для еврейского племени, покончило в Западной Европе свое существование при свете истины, просвещения, цивилизованности и гласности. Оно живет еще, оно, надеемся, доживет свой век у нас. Оно держится в тайниках того же породившего его невежества и добродушного легковерия, доступного всему фантастическому странному, необычайному; оно поддерживается корыстным обманом, оно питается непроверенными слухами, не знающими и не хотящими знать своих оснований; оно существует еще, благодаря архивной и канцелярной тайне судебных разбирательств [...] оно повторяется от времени до времени теми, кто не хочет знать критики, проверки и для кого создать обвинение - значит уже доказать его...

Суеверие живет, благодаря только глупости и наглому обману, но оно должно перестать жить.

Тяжелое время пришлось пережить девяти несчастным подсудимым, отцам и детям, вместе перенесшим долгие месяцы тюремного заключения, тяжкого обвинения, непосильного спора за свою невиновность, борьбы за право оставаться тем, чем они родились. Тяжело пережитое несчастье, но оно, не сомневаемся, будет искупительной жертвой, полной благих последствий. Несколько дней, и дело, которое прошло перед вами в живых лицах, станет достоянием всей читающей России. Много поучительного оно представит русскому общественному мнению.

Встанут в своих арестантских халатах эти страдальцы тюрьмы, выдвинется эта тень 60-летнего старика, вместе с сыном разделяющего тяжкое несчастие, запечатлеются в памяти эти "изуверные" последователи легально свободной и нелегально презираемой религии. Пройдут и "люди свободы", судом не опороченные, прокурором не заподозренные, к следствию не привлеченные, - люди христианства - религии мира и любви; откроет шествие отец, принесший сюда на суд тяжкое горе о погибели своего ребенка, но отец, который из погибели этого ребенка задумал извлечь приличную выгоду и, смотря на 6-летнее дитя, как на подспорье в хозяйстве, оценил его в 1000 рублей. Увидят эту старуху-бабку, со вздохами прижимающую к груди рубище своей погибшей внучки и без вздоха, без сожаления, без сострадания к чужой судьбе говорящей наглую ложь о виденных будто ей порезах на ногах трупа. Пройдут и мать, и сестра умершей, повторяющие без совести ту же ложь, лишь бы помочь своему отцу и мужу получить желаемую выгоду ценой осуждения людей, в невиновности которых они сами не имеют повода сомневаться. Пройдет и серия самых достоверных лжесвидетелей, готовых помочь своему собрату, обобрать несчастного при счастливой удаче и которые по несчастью оказались очень глупы, чтобы не обнаружить лживости своих показаний.

Увидит русское общественное мнение, к каким последствиям приводит легкомысленное отношение к басням, питающим племенную рознь и презрение к религии, когда-то первенствовавшей и давшей соки самому христианству... Ретроспективным светом озарит настоящее первое гласное дело по обвинению такого свойства и прежние судебные негласные процессы. Оно зажмет бессовестные рты многим, которые в прежних оправданиях видели подкупы и происки евреев. Оно объяснит, отчего лучшие представители еврейства не оставались глухи и немы по поводу тяжких обвинений. Оно напомнит русским людям о справедливости, одной справедливости, которая только и нужна, чтобы такие печальные дела не повторялись... Оно скажет русским следователям, что не увлекаться им следует суеверием, а господствовать над ним, не поддаваться вполне лжесвидетельству и ложному оговору, а критически относиться к фактам и воспринимать их после тщательной всесторонней проверки, для которой даны им законом все средства. Оно скажет русским прокурорам, что дороги и любезны они обществу не только как охранители общества от преступных посягательств, но и в особенности как охранители его от неосновательных подозрений и ложных обвинений [...] что для правильности судебного убеждения нужен тяжелый труд изыскания реальной правды, а не полет воображения художественно правдивого драматурга...

Я окончил; мне не очень нужно просить вас, господа судьи. То, что составляет конечную цель защиты, вы дадите нам не в силу нашей просьбы, а в силу вашего убеждения и справедливости. Мне остается поблагодарить вас за то внимание, с которым вы терпеливо выслушали меня и с которым еще ранее вы предоставили нам полную возможность выполнить лежащий на нас долг. С полным спокойствием за участь защищаемых мною, непоколебимый никакими опасениями, я вручаю их вашей мудрости и правосудию. И да будет настоящее дело последним делом такого свойства в летописях русского процесса".

Итак, произнеся эту пафосную речь, П.А.Александров выиграл процесс, евреи получили свободу. Но примерно в те же дни в соседнем уезде жительница города Гори Екатерина Джугашвили понесла сына, которому предстояло еще сыграть страшную роль в истории русских евреев, а через десять лет после суда над сачхерскими евреями, в Австро-Венгерской империи родился другой мальчик Адольф Шикльгрубер, через несколько десятков лет вознамерившийся найти "окончательное решение еврейского вопроса", называемое в современной историографии Катастрофой... До "дела Дрейфуса" оставалось пятнадцать лет, до "дела Бейлиса" - тридцать четыре года...

Летом 1976 года проводили мы с семьей отпуск в чудном месте - поселке Новомелково, в 130 километрах к северу от Москвы, снимали там у милой бабульки с вполне танахическим именем-отчеством Анна Семеновна веранду ее большой избы. Днем пользовались услугами турбазы "Верхневолжская", что была через дорогу: питались, ездили на экскурсии, катались на турбазовских лодках между заповедных островов Иваньковского водохранилища. Идиллия была, одним словом. С бабулькой нашей были самые лучшие отношения - я с утра натаскивал ей несколько ведер воды из колодца, а она нашему младшенькому тайком забрасывала за пазуху свеженьких огурчиков с грядки, дабы разнообразить общепитовскую жратву... Как-то вечером сидим с ней по-деревенски у калитки, и разговор сам собой зашел о нашем Узбекистане. Анна Семеновна вспомнила времена строительства канала имени Москвы и узбеков, которые там работали - в халатах, грязные, вонючие (как я сейчас понимаю - зеки).

- Но хуже всех, - неожиданно беспричинно продолжила она, - это евреи. Они кровопийцы. Пьют христианскую кровь.

Ну что с этим поделать, если русская женщина, крестьянка, судя по всему, в глаза живого еврея не видевшая (это я сужу по своей внешности, ошибиться невозможно), априори убеждена, что мы - кровопийцы?!

Стали мы после этого шутя обзывать нашего пятилетнего младшенького, в ту пору кудрявого худенького блондинчика - кровопийцей!

...Не мне, конечно, судить Петра Акимовича Александрова за наивность - через век с четвертью явно видна ошибочность его либеральной веры в разум и прогресс. Не знаю, взялся ли бы он сегодня спасать террористку при несомненном наличии состава преступления? Я знаю только одно, мир гораздо жестче и консервативнее, чем нам хочется, и чем больше все изменяется, тем больше все остается по-прежнему. За примерами далеко ходить не надо. Только в феврале-марте 2002 года в упомянутой Александровым Сирии и в активистке ближневосточного "урегулирования" - Саудовской Аравии появились публикации о ритуальных убийствах евреями иноверческих детей для обеспечения их кровью обрядов Пурима и Песаха. А в демократической Польше, рвущейся в бомонд цивилизации - ЕЭС и НАТО, в одной из церквей вывесили картину, изображающую технологический процесс добывания евреями крови из живого христианского младенца. На дипломатический демарш нашего МИДа польское правительство резонно сообщило, что у них демократия, и оно не вмешивается в дела церкви. Обращение к Ватикану, вроде бы лет сорок назад отказавшемуся от "кровавого" навета и возглавляемому пока что самым, если так можно выразиться, "юдофильским" Папой за всю историю христианства, также ничего не дало...

C'est la vie! - как говорят на родине Дрейфуса.

Иерусалим. Апрель 2002 г.

Оставить комментарий © Copyright Группа Товарищей Обновлено: 17/02/2009. 40k. Статистика. Статья: Россия		Ваша оценка:

Группа Товарищей: другие произведения.

"Дело Сачхерских Евреев"