Аннотация: Старший Брат точно знал о чем информировать свой народ, а Министерство Правды отмеряло дозы. Зто касалось Катыни, Чернобыля, холеры и пр.
ХОЛЕРА ЯСНАЯ
Впервые попав во Львов 1948 году, я был несколько озадачен рядом непонятных специфических выражений, имевших хождение в местном молодежном сленге. Вынесенное в заголовок, одно из них и употреблялось адекватно расхожему - "черт побери". Не станем углубляться в филологические дебри, тем более что речь у нас пойдет не о польских ругательствах и даже не о сохранившем польско-европейский лоск Львове конца сороковых. Рассказ о холере совсем не ясной, об Одессе 1970 года, о тайнах информации и о том, за кого нас держала Софья Власьевна.
Моя семья проводила лето у родителей на одной из одесских окраин, а я, будучи занят на вступительных экзаменах, прилетел только во второй половине августа. Успел в самое время: на следующий день город закрыли. Не в мою честь и не потому, что, наконец, собрался кворум. А почему закрыли? Вот этого как раз никто никому и не говорил. То есть говорили все кроме властей. По радио и телевизору население и гостей города призывали соблюдать чистоту, мыть руки перед едой и пить кипяченую воду. Городские пляжи закрыли. Слова "холера", "карантин", "эпидемия" произносились повсеместно, но только не в СМИ.
Обо всем этом мне было рассказано на следующее по прилету утро за завтраком. Пошутив на счет безумства одесситов, я отправился на железнодорожный вокзал, дабы воочию убедиться, что все эти разговоры просто досужие выдумки. Ведь не может же быть такого, чтобы людям не сообщили о реальной угрозе, если она действительно существует! Оказалось - может, еще как может! Поездов на вокзале не было. Были пассажиры, которых накануне высадили из вагонов. Т.е. люди приехали на вокзал, предъявили билеты, попрощались с провожающими и никуда не уехали. При этом - никаких объяснений со стороны властей. Теперь я вспомнил, что и в аэропорту было что-то необычное. Не было привычной суеты, посадок, взлетов и машин было очень мало.
Прибыл министр здравоохранения СССР. Выступил по телевидению, призвал мыть руки, кипятить воду и немедленно обращаться за врачебной помощью в случае кишечно-желудочных заболеваний. Совсем как в старом анекдоте: "И с этой хохмой он прилетел в Одессу?"
Наконец было объявлено, что всем приезжим следует явиться на стадион "Спартак" для регистрации. Собралась толпа в несколько тысяч, а может быть и десятка тысяч. Август - время отпусков. Специальная машина с радиостанцией и динамиками. Всех призывают к спокойствию и приглашают регистрироваться. На футбольном поле расставлены столы, сидят дамы с гроссбухами. Информация по-прежнему отсутствует, вернее, циркулируют всевозможные слухи.
О чем говорят? О штабелях трупов где-то на лиманах, о спекулянтах хлорной известью, о происках врагов и диверсантах-отравителях, что город оцеплен милицией и войсками. Есть и более реалистические сведения: молодых будут отправлять в колхозы на уборку урожая, остальных - на обсервацию в различные места. Начинаются поиски подходов к чиновникам от которых зависит попадешь ли в какую ни будь школу, сельский клуб или в гостиницу, а то и в санаторий.
Можно понять напряжение людей, у которых к концу отпуска не осталось денег, негде жить, не на что питаться и нет возможности уехать. В отличие от многих, у нас была крыша над головой и весь быт достаточно налажен, но совершенно непонятно как будут развиваться события и сколько все это протянется. Приходится каждый день являться на стадион как на работу. В один из таких дней создается отдельная очередь для семей с малолетними детьми и мы получаем направление на обсервацию. Уже не помню точно куда именно, но отпала необходимость посещать эту своеобразную биржу, появилось несколько свободных дней.
И вот, в ночь накануне отправки, когда уже все собрано и упаковано, у старшей дочери начинается приступ со всеми признаками о которых беспрерывно говорят по радио и телевидению. Любой контакт с представителями инфекционно-эпидемических служб никогда не сулил ничего приятного, но на фоне всеобщей истерии, даже трудно себе представить, что нас всех могло ожидать. С другой стороны - возможен и самый нежелательный вариант, не приведи Господи! Решили выждать сутки, прибегнув к домашним средствам. Обошлось. Просто ребенок, видимо, подобрал что-то в саду и переел. Через пару дней все наладилось.
Наши потери свелись к утрате направления на обсервацию. Опять отправляемся на биржу, теперь она располагается на трибунах городского ипподрома. Прекрасная возможность посмотреть на тренировочные заезды рысистых лошадей, рассмотреть детали упряжи и качалок. Тотализатор, правда, не работал. Не смотря на то, что большие группы людей ежедневно направлялись в пункты обсервации, толпа жаждущих туда попасть, была все еще достаточно внушительна. В один из выездов на ипподром, решаю отправить телеграмму в родной институт: "Задерживаюсь возвращением связи карантином". Выстояв изрядную очередь, получаю отказ. Телеграмма может быть принята только при условии, что термин "карантин" будет убран из текста. Совсем как в детской игре - "Да и нет не говорить...".
Наконец попадаем на обсервацию. Наш пункт - база отдыха на песчаной косе между Одессой и Белгород-Днестровском. Место отличное. С одной стороны пресный днестровский лиман, с другой - Черное море. В нашем распоряжении комнатка в деревянном бараке на сваях и столовая прямо на пляже. Блеск. Только купаться запрещено. Сыну исполнился год и мы учимся ходить по плотной кромке пляжа. Сколько этот курорт будет продолжаться и как события будут развиваться нам, естественно, не говорят. Видимо нет указаний сверху. Хотя здравый смысл свидетельствует, что любой медработник мог бы объяснить народу: "Если посевы дадут отрицательный результат, через неделю отправитесь домой". Но произнести слово означает признать наличие проблемы, а этого как раз система не допускает.
К описываемому времени, страна советов могла гордиться своим превосходством лишь в немногих сферах. Кроме хорошего отношения к неграм, блестящих побед в фигурном катании, "а также в области балета..." можно было гордиться и победой над рядом инфекционных заболеваний ( холерой в том числе). Об этом знали все, за исключением, может быть, холерного вибриона. Что с него взять? Ему и КПСС не указ! Но если холеру ясную именовать неясной, то ее уже как бы и нет вовсе. Как с евреями: идет борьба с безродными космополитами, а государственного антисемитизма в стране нет. Эвфемизм свое дело делает.
После недели пребывания на базе, нам продали билеты и погрузили в поезд. Термин "погрузили" подходит как нельзя лучше. От лагеря до вагонов толпа с вещичками и детишками двигалась между двумя шпалерами солдат с автоматами. Совсем как в кино про войну. Время отправления и путь следования поезда тоже были пассажирам неизвестны. Ехали мы каким-то кружным путем, огородами, через Молдавию. Вместо обычных двенадцати часов, поездка длилась сутки. По дороге в вагонах появлялись какие-то люди и по несколько раз нас переписывали с указаниями домашних адресов и мест отдыха в Одессе. Все эти данные уже были записаны в анкетах, которые заполнялись до- и во время обсервации. Правда, о компьютерах тогда никто еще у нас не имел представления, а "контора пишет", что понятно советскому человеку.
По приезду в Тернополь, всех сошедших с одесского маршрута повели в полуподвальное помещение вокзала. Там остро пахло дезинфекцией и сидела большая группа людей в белых халатах и масках. Думаю, что это практиковались студенты местного мединститута. Нас тщательно (в который раз!) переписали поименно с указанием адресов и места работы. На протяжении нескольких месяцев эти ребята продолжали приходить к нам домой, интересуясь отдельными аспектами здоровья обитателей. Возможно, именно так и следует бороться с эпидемиями с точки зрения профессионалов. А что касается информации, так нас правители считали детьми неразумными, нас просто оберегали. Ведь еще древние пророки считали, что во многие знания - многие печали. И зачем нам это, "до холеры ясной?"