ШТРИХИ К ПОРТРЕТАМ ЛИЦ, ДЕФОРМИРОВАННЫХ СИСТЕМОЙ -1,2
НИКОЛАЙ - отставной летчик сельскохозяйственной авиации, мужчина видный и не обделенный разнообразными способностями. На пенсию вышел очень рано, налетав установленный лимит часов. Родился Николай в глухой белорусской деревеньке, унаследовав от предков крепкое здоровье, плотное сложение, голубые глаза и любовь к белорусским песням. Эти песни под собственный аккомпанемент на гитаре, он охотно исполнял в застольях, после принятия "на грудь", что также делал весьма охотно.
Мы жили в одном подъезде и встречались довольно часто не только за праздничным столом. Собеседником Николай был никудышным: слова рождались у него с большим трудом, с каким-то тяжелым придыханием, как будто дрова колол. Он не был начитан и образован, но биографией обладал интересной, и все ее факты принадлежали сфере мне незнакомой.
Покинуть село, крепостной, по сути, советский крестьянин, мог только через службу в армии или через систему ПТУ (производственно-техническое училище). Николай попал в художественно-промышленное училище, где проявил успехи в декоративном искусстве, главным образом - в росписи стен интерьеров. Затем окончил летное училище, и десяток лет поливал наши поля и нивы всяческой химией.
На пенсии Николай, по его собственным словам, вернулся к "художеству", а проще - подрабатывал оформлением сельских клубов, колхозных контор, а позже и реставрацией храмов божьих. Руки у него были в полном порядке: легко овладевал новыми умениями, будь то изготовление витражей или реставрация фресок. Такие работы, как правило, выполнялись артелью и требовали много времени. Разбогатеть на этом деле Коле не удалось, т.к. был он натурой щедрой в смысле погулять, и достаточно конфликтной, чтобы долго жить в трудовом коллективе.
Но вернемся к авиации. Оказывается, воздушные отряды этих земледельцев трудились по всей территории СССР: в конце зимы они концентрировались в Средней Азии и постепенно, с наступлением тепла, двигались к европейской части страны. В каждом конкретном территориальном отделении летчик получал карту полей, заполнял цистерны раствором и совершал челночные вылеты. По словам Николая, число вылетов и объем работ зачастую выполнить было достаточно трудно, и тогда полеты выполнялись не по схеме, а удобрения или ядохимикаты сливались, куда ни будь поближе.
- Но ты же травил землю, воду и людей! - изумился я.
- А что я ложен был оставаться без зарплаты и премиальных? - в свою очередь удивился Николай.
Как мог крестьянский сын, за которым поколения хлеборобов, так относиться к земле и людям? Его воспитывали не враги отечества из-за бугра, он не был диссидентом и врагом строя. Его формировала или скорее деформировала и сделала циником советская система.
ЛИПА - жена Николая, была заметно старше супруга и весьма уступала ему по габаритам. Она обладала хорошим музыкальным слухом и слабеньким тонким голоском. В ее репертуаре были печальные городские романсы и "вагонные" сиротские песни послевоенных попрошаек. Надо отметить, что среди гостей семьи, большинство составляли люди с большим стажем участия в художественной самодеятельности, и импровизированные концерты за столом были явлением обычным.
Трудно себе представить, что эта миниатюрная, седеющая брюнетка с доброжелательной улыбкой многие годы возглавляла областной кожно-венерологический диспансер. Пикантность этой должности заключалась не только в том, что ей приходилось оказывать помощь и узнавать деликатные подробности о сильных мира сего. При советской власти диспансер был официально обязан свои статистические отчеты отправлять непосредственно в КГБ. То ли бойцы невидимого фронта таким образом заботились о здоровье народа, то ли это был сбор компромата на потенциальных клиентов мне неведомо. Само собой разумеется, что такие важные стратегические государственные тайны доверить можно было далеко не каждому. Была Липа, конечно же, членом партии большевиков. А вот ограничивалось ее ли сотрудничество только официальными отчетами, мы уже не узнаем никогда.
Еще загадка: Липа просто обожала рассказывать политические анекдоты и знавала их великое множество. Что это было: откровенная провокация или компенсация за неприятное и вынужденное общение с органами? Все мы были немного деформированы системой. Нельзя же, в самом деле, подозревать каждого, а с другой стороны - стучали-то как раз "друзья", симпатичные компанейские ребята.