Аннотация: Викинги, они и есть викинги... подпавшие под власть иудейскую
Н О Р В Е Г И Я.
Равнинная местность начала незаметно и активно взбугряться и вскоре за одним из подъемов перед нашими глазами предстали горы с ущельями, расселинами и хребтами, сглаженными злыми северными шквалами до пологого состояния. Они не были высокими и острыми, как в Закавказье, с буйной растительностью по склонам, не напоминали и гор на Синайском полуострове в Египте, прожаренных солнцем до красноватого оттенка и оплавленных огненными ветрами до состояния застывшей лавы. Отличались они от Альпийских гор с как бы укатанными временем вершинами, с населенными пунктами на пологих склонах, улицы которых освещенные в ночное время, походили на жемчужные бусы на груди полной женщины, уложенные рядами в правильные полукружья. От норвежских этих массивов тянуло холодом и, несмотря на начало осени, почему-то безнадежной дикостью с пустынностью, даже при наличии среди камней редких поселений, основательных, обеспеченных необходимым до упора. Скорее всего, каждый из нас испытывал это ощущение из-за того, что страна викингов находилась почти за полярным кругом, дающим знать о себе леденящими душу импульсами на подсознательном уровне. Вскоре нам повезло испытать, что такое жизнь за гранью природного дозволения, ощутив смертельное дыхание полюса прямо в центре Осло. В один из после обеденных часов улицы города вдруг затопила ледяная стужа, заструившаяся по мостовым как кисель, от которой не было спасения, щеки у нас моментально сделались деревянными, руки и ноги закоченели. Я оглянулся вокруг, стремясь поскорее запахнуть полы кургузой курточки, увидел испуганно-недоуменные глаза спутников, не воспринимающих еще, что произошло. Но местные жители продолжали спешить по своим делам, они лишь уткнулись подбородками в свитера и шарфы, давая понять, что для них такие явления не редкость, здесь бывает и похуже. И мы успокоились, шустро поскакав ко входу в ближайшую кафешку, в которой нам только обрадовались. Наплыв ледяного киселя как пришел, так и ушел, заставив взглянуть по новому на норвежцев с северной их страной, подумать о том, что здесь действительно жили настоящие викинги, сумевшие возвести среди приполярных просторов хорошие дома, засадить клумбы цветами, а улицы деревьями разных пород. Главное, эти люди всегда были сытыми, хорошо одетыми и никогда не ссылались на погоду, как делали это русские, правда, после свершения в их стране жидомасонской революции. До этого у русских все было в норме, что с погодой, что в головах.
Автобус натужно взобрался на гору, на вершине которой расположилась уютная автостоянка с магазином и кафе, обнесенная низеньким штакетником, и остановился у входа в нее. Мы потянулись вовнутрь здания, накинув на шеи шарфы и зябко кутаясь в спортивные куртки. За порогом оказалось, что кроме кафешки на десяток посадочных мест, в доме находится еще отдел с сувенирами и с принадлежностями, необходимыми в дороге, что в очередной раз доказывало предусмотрительность и основательность жителей северных широт. Разбредясь по теплому помещению, каждый из нас занялся выбором того предмета, который мечтал приобрести на память о поездке, мы переходили от одной стойки к другой под не очень пристальным вниманием двух продавщиц в полосатых носках до колен из козьей шерсти, в теплых безрукавках, расшитых по краям узорами. Норвежки окончательно оживились лишь тогда, когда к ним потянулись первые покупатели с товаром, они сразу загремели маленькими тарелочками с евро мелочью, норвежскими и шведскими кронами. Это были светловолосые рослые женщины в теле, с широкими лицами белее обычного, с курносыми носами, круглыми глазами и чуть выступающими скулами, губы у них были среднего размера и немного тонковатые, как у всех скандинавов. Хотя позже нам встречались особи, не уступавшие по внешности Анжелине Джоли или солистке из АББЫ, шикарной блондинке с длинными волосами и голубыми глазами, покорившей голосом и красотой в 70-90х годах весь мир. Кстати, такие красавицы были здесь не редкостью, многие из нас первое время удивлялись, почему они свободно разгуливают по улицам и площадям вместо того, чтобы угнетать мужчин недоступностью с обложек гламурых журналов.
Я долго перебирал мягких кудрявых зверьков, среди которых было много нескладных оленей с рогами, торчащими над ними широкими гребешками, почти все были пошиты в медвежьих позах - сидящими на заднице и протягивающими вперед передние и задние конечности. Одеты игрушки были в жилеты с обязательным на одной из сторон груди национальным флагом и с черными бусинками глаз. Кроме мягкой игрушки ввиде зверьков и лупастых викингов в броне с мечами и щитами, на шнурках висело множество сувениров от открывалок для бутылок до небольших ножей для консервов ввиде узких и прямых мечей, которыми рубились крестоносцы. Или просто магнитиков под красочными эмалированными значками с национальными мотивами. Цены не кусались, как в парижах с брюсселями, они были скорее символическими, хотя мягкая игрушка стоила от трех евро до пятнадцати, если зверь попадался крупный. Столько же примерно стоила футболка с национальной атрибутикой, или бейсболка с длинным картонным козырьком и эмблемой над ним ввиде того же оленя. За игрушками горбились ряды с одеждой и домашней утварью с электро приборами на любой вкус и по каждому поводу, видимо магазинчик был предназначен не только для туристов, но и для местных жителей, потому что на прилавках виднелись товары покрупнее, в автобус бы не пролезшие. Я не стал покупать ничего, осознавая, что покупка, какой бы ни была, все равно стесняла бы движения, тем более, нам предстоял обратный путь с заездами в эти страны. Прошел в кафе, заказал чашку кофе с бутербродом из ветчины и подсел поближе к окну. На улице было еще светло, за стеклом виднелись вершины невысоких гор, покрытые по большей части хвойными лесами, среди которых гнездились две деревушки в несколько дворов, далеко отстоявшие друг от друга. Над красными черепичными крышами матово отсвечивали спутниковые антенны, а перед подъездами одно-двухэтажных домов чернели навороченные джипы и другие иномарки стоимостью в пару-тройку лимончиков, если измерять цену российскими дровами. В России, на Урале, Алтае или в сибирских Саянах, да хоть в ближнем Подмосковье, картина представала перед глазами другой даже после двадцати пяти лет демократического квадратного гнездования, несмотря на немерянные никем запасы природных ископаемых. С трудом прожевывая толстый слой ветчины и запивая пахучее мясо маленькими глотками кофе, я думал о том, с какого бодуна маньяк Брейвик замочил около восьмидесяти пришлых смуглых подростков, неужели ему здесь плохо жилось. И приходил к неутешительному выводу, что на нынешние ассимиляционные космополитизмы, происходящие в жирующих пока европах с америками, надо реагировать с упреждением, иначе останешься, как в России, на сухих бобах. А какой из способов выбрать, чтобы просигналить обществу о надвигающейся опасности ввиде лишних ртов, но не шустрых и старатальных работяг, зависит уже от степени этой опасности. Брейвик поступил так, а кто-то написал бы пространную статью и опубликовал бы ее за свой счет, потому что государственные издательства ни за что бы ее не напечатали. Ведь норвежцы по большей части тоже живут одной лишь рыбой...
Автобус вкатил на окраину Осло и побежал по отличному шоссе на другую сторону города, где находилась гостиница, в которой нам предстояло провести ночь. Мимо проносились громадные корпуса предприятий известных на весь мир фирм, они были серебристого, красного, желтого и даже черного цветов, обнесенные бетонными заборами высотой метра три. И снова я подумал о том, что в России все делалось наоборот, в родном Ростове, например, комбайностроительный завод Ростсельмаш занимал едва ли меньшую площадь, нежели самый крупный из жилых районов миллионника, но власти так и не удосужились переместить его за город, хотя копий по этому поводу было поломано немало что в бывшем обкоме, что в нынешнем законодательном собрании. А здесь все это воплощалось в жизнь и работало в первую очередь на людей как само собой разумеющееся. Автобус проехал довольно большое расстояние, отделяющее промышленную зону от жилых кварталов, поросшее лесом, с полянами и темными по вечернему окнами озер, мягко вкатился на главную улицу с не очень интенсивным движением. За занавесками поплыли здания не выше пяти этажей, не хрущевки, а больше старой постройки с потолками в пять метров, с портиками, колоннадами вдоль фасада и черепичными крышами под острым углом, обычными для всей почти Европы, кроме разве что Греции с Италией. Время было позднее, улицы заливали светом фонари на высоких столбах и неброская, как в Москве на радостях от демократии, реклама без наворотов, моргали светофоры, серебрились фосфором дорожные знаки. Но улицы были пустынны, если не считать нескольких площадей, по которым прогуливалась молодежь с людьми более пожилого возраста, косившиеся на огромные мониторы по углам. По ним транслировалось что-то интересное, если учесть то обстоятельство, что горожане не вели между собой оживленную беседу. Среди них можно было видеть негров, арабов, людей другой расы в национальных костюмах, но куда в меньших количествах, нежели в масонских лондонах с парижами. Не зря в памятках для туристов было написано черным по белому, что лицам армянской, чеченской, афганской - шло перечисление национальностей - а так-же лицам любой национальности, но родившимся на территории этих стран, въезд в страны Скандинавии категорически запрещен. Лично я был согласен с такой политикой местных властей, тем более, что в Европе мультикультурализм потерпел полное фиаско - не Россия, которая для всех. Об этом позже сказал на весь мир своим поступком норвежец Брейвик, убивший более семидесяти молодых людей с темным цветом кожи. Вывод здесь ясен как белый день: если ты решил приехать в другую страну на постоянное жительство, то постарайся слиться с местным населением что называется заподлицо, а не сбивайся в бродячие стаи и не навязывай азиатско-африканский дегенеративный образ жизни куда более развитым европейцам.
Наконец наш "иностранец" подъехал к освещенному подъезду вполне современного здания с большими окнами и выпустил воздух из тормозных баллонов, мы вперевалку вылезли из салона, принялись разминать затекшие ноги, пока гид пошел договариваться с персоналом гостиницы. Вскоре он вышел на площадку со ступеньками, махнул нам рукой и снова пропал за стеклянными дверями, скрывавшими просторный холл с мягкими диванами и неизменной зеленью в огромных кадках. Наше расселение прошло без суеты, я поднялся по лестнице на третий этаж и вошел в номер на двоих, который пришлось оплатить полностью не по своей воле, а по настоянию туроператора, еще на родине выкачивавших с нас таким образом живые бабки. Две кровати, две тумбочки с бра над ними, телевизор, холодильник, шкаф для одежды, туалет с ванной, в которой на полочках расположились светлые тубы с шампунью трех сортов, похожие на патроны для губной помады, только толще длиннее и со срезанными как бы пробками черного цвета. Полотенце для рук и для ног, еврокраны, мыло в красивой упаковке, коврики под ногами, большое зеркало над раковиной, и даже на полочке кассета с лезвиями для бритья. В довольно просторной комнате на окнах висели шторы до пола, сквозь которые едва пробивался свет от уличных фонарей, но посмотреть за них было уже лень. Скинув одежду, я принял бархатно-теплый душ, затем промакнулся махровым полотенцем и, завернув одеяло с белоснежной верхней простыней, привлек к себе аккуратную подушку, как дома желанную женщину. Сон не заставил себя ждать.
Проснулся в тот момент, когда времени на утренний променад и поход к шведскому столу было в обрез, но я все же раздвинул шторы и увидел внизу двор, напоминающий небольшой сквер с дорожками к центру, где высилось сооружение ввиде вертикально поставленного барабана со ступенями, вертящимися на стальной оси посередине как в колесе на мельнице, на которое падает речная вода, или как забава для белочки. Дальше струилось почти пустое шоссе с разметкой белой краской, разбегавшееся перед гостиницей на две стороны, а по бокам настоящий хвойный лес с полянами перед ним с островками березок и других деревьев. Идиллическая картина, о которой мечтает каждый человек в России и которую лицезреют перед собой только российские олигархи, служители муз и прочие избранные, скупившие за бесценок все подмосковье. В столовой не было суеты, туристы из разных стран и местные командировочные неспеша переходили от одного прилавка к другому, на которых выставлялись обслугой тарелки с множеством вкусностей и, заставив ими поднос, направлялись к столикам. В нашей группе было немало таких, кто держал при себе полиэтиленовые кульки, в которые полетели с тарелок колбаса, сыр, печенье, пирожные, баночки с йогуртами и прочим, ведь обед и ужин для нас были не предусмотрены, а посещать рестораны не каждому было по карману. Шустрые официанты и другая обслуга, убиравшие столы и стоявшие на выходе из зала, не слишком обращали внимание, стараясь глядеть на нас как бы поверхностно, они скорее всего были уже приучены к вынужденному воровству продуктов и успели войти в наше положение. За что мы были им благодарны.
После плотного завтрака, заставившего поясные ремни на брюках у мужчин утонуть в складках животов, мы расселись в автобусе и покатили знакомиться со столицей Норвегии под веселым названием Осло, абсолютно на мой взгляд не оправданным. Оно бы подошло столице какого-нибудь азиатского анклава с узенькими грязными улочками и специфическими запахами, преследовавшими человека везде. Здесь же, когда мы вышли из салона автобуса, по улицам и площадям разливался хвойный запах вперемешку с парфюмными волнами из салонов красоты и дорогих магазинов. Первой достопримечательностью на пути оказался Королевский дворец, представший перед нами ввиде прямоугольного здания в несколько этажей красно-кирпичного цвета и с выступом, окруженного красивым парком. От него начиналась главная улица города под названием Карла Юхана, заканчиваясь на площади перед Центральным вокзалом, который находился на другом конце анклава с населением в 560 тысяч человек. Возле ажурных ворот дворца грудилась толпа туристов, мечтавшая запечатлеть на фотоаппаратуре смену караула, происходившую ежедневно в половине второго дня. По обе стороны массивных дверей стояли два гвардейца в лохматых высоких шапках и с карабинами в руках, форма на них была почти такой же, как у шведских стрелков, только лампасы на штанах и шевроны на рукавах кителей были не синего цвета, а белого. Вообще, северный этот угол Европы отличался от чопорных и напыщенных франций с германиями и голландиями, в том числе британских островов, большей простотой и естественностью, лежавшей отпечатком и на мундирах военных, казавшихся неуклюжими в своих френчах с прямыми плечами, в немного коротковатых брюках и в больших черных башмаках. Но нам удалось и здесь войти внутрь дворца и походить по залам, хотя эта резиденция норвежского короля была действующей и монарх в ней каждый день работал в своем кабинете. Мы поднялись по ступенькам на второй и третий этажи здания, на которых расположились залы заседаний норвежского парламента с прекрасными стульями с тонкими изогнутыми спинками наподобие венских, со старинными диванами с позолоченными ножками, не утратившими упругости, со столиками с зеркальной поверхностью - таким прочным и чистым лаком они были покрыты. На стенах висели громадные полотна с изображением на них королевских особ в мундирах, с золотом не только в эполетах и орденах, но и в пуговицах с воротниками и обшлагами. Женщины рядились в прекрасные платья колоколами с множеством оборок, тесемок и подвязок на груди и плечах, волосы у них поддерживались алмазными обручами, а в ушах горели бриллиантовые подвески, перекликавшиеся искрами с приличными по размерам колье.
Везде можно было пройти, все потрогать руками, не разрешалось только садиться, тем более ложиться, хотя желающие были и на это действие. Я даже сумел подлезть под красную запретную ленту и подобраться к трибуне, чтобы положить на нее руки и немного наклонившись вперед толкнуть вдохновенную речь, обращенную к стайке новых знакомых по круизу. Никто не сделал ни единого замечания, потому что из обслуживающего персонала была только парочка вахтеров на входе. Несмотря на вседозволенность везде царили чистота и порядок, призывающие посетителей к сдерживанию эмоций, что и наблюдалось в полный рост. Особенно нас поразили туалетные комнаты, большие, светлые, с белыми коническими писсуарами в стенах и с кабинками напротив с дверями до пола, в которых не ощущалось никакого неприятного запаха, а витал только легкий аромат лесных цветов. Все было нам дозволено, не хватало только потомка норвежских конунгов, чтобы разглядеть его в полный рост. Помнится, в Ватикане я вместе с группой туристов долго стоял перед храмом святого Петра в надежде увидеть римского папу Иоанна Павла Второго, того самого поляка Карела Войтылу, которого пытался убить необразованный турок, частенько выглядывавшего в одно из окон на третьем или четвертом этаже правого крыла здания. Не дождавшись явления папы народу, мы завернули в один из римских переулков и в магазине сувениров купили медальоны с его изображением и с другой атрибутикой государства - карлика, стоившие не очень дорого. Потом, когда глава католиков умер, кто-то сказал, что эти медальоны подскочили в цене на несколько порядков, потому что были сделаны при его жизни. В королевских покоях главного викинга норвежцев со встречей с ним не повезло тоже, король был занят своей жизнью среди приближенных и конечно свиты, некоторые из представителей которой удостоились кисти маститых художников, их образы уже при жизни украшали коридоры сановного здания.
Мы не стали ждать, когда норвежский монарх явит нам свое лицо воина-викинга, а пошли по проспекту Карла Юхана поглазеть на норвежский Парламент, постоять возле Национального театра с Университетом и Гранд отелем. И снова в глаза бросилось то, что местных жителей было не так много, как, впрочем, гастарбайтеров с добровольными переселенцами из разных стран, пригревшимися больше на многолюдных площадях и возле больших магазинов. Там они банковали в полный рост, предлагая туристам сигареты, сувениры и даже девочек из своей породы на полчаса, правда, дороговато. В Нидерландах на улице Красных Фонарей нам втюхивали таких обезьянок из разных стран по пятьдесят евро за полчаса, но никто тогда не решился полакомиться забугоринкой с незнакомой перчинкой, хотя они зазывали из огромных витрин к себе внутрь, показывая при этом пачки с презервативами. То есть, рядом с окном от пола до потолка была дверь, а само окно задергивалось занавеской. И все равно охотников покувыркаться за рубежом со смазливой белой, желтой или черной путаной не нашлось, перевесила российская рассудительность в смысле - пока расстегнешь ремень да сдернешь штаны, да заставишь себя возбудиться, тут и время кончится. Здесь же заниматься сексом нужно было, скорее всего, за углом ближайшего здания на холодном северном ветру, распадающемся почему-то на множество злых языков, или в сомнительной железной будке, стоящей у входа в переходной тоннель, к тому же, со сквозняками. Больше подходящих мест на глаза не попадалось. При таких раскладах можно было запросто заработать фикстулу в заднем проходе, и наша здорово поредевшая группа повернула в лабиринты центра Осло, чтобы насладиться его достопримечательностями по полной программе. На одной из площадей, в тенистых кронах нескольких деревьев, мы нос к носу столкнулись с сутуловатой и немного кособокой скульптурой Уинстона Спенсера Черчилля, опиравшегося на неизменную трость. Этого еврейского полукровку и матерого сиономасона, ловко окрутившего свой народ и вместе с Рузвельтом, тоже масоном, втянувшего Америку в пекло Второй мировой бойни. Тогда двое из высших руководителей мирового правительства, под диктатом теневых правителей из представителей божьего так называемого народа, придумали и осуществили на деле спектакль под названием Пирл Харбор, унесший жизни более двух тысяч американских солдат. Они сделали весьма просто, передали нужную информацию о базировании главных сил американского флота своим так называемым врагам - японцам, и те с немецкой точностью нанесли по кораблям с воздуха и с моря удар невиданной силы, заставивший народ Америки наконец-то воспылать гневом не только к узкоглазым самураям, но и к гитлеровцам. До этого театра абсурда американцы не думали принимать участие в войне, довольствуясь набиванием карманов прибылью от военных заказов, поступавших одновременно от друзей и врагов, и обсасыванием новостей с фронтов до обильного слюноотделения, как при обжиме зубами жвачки с добавкой из перца.
Скульптур и необычных изваняний было на улица и площадях Осло довольно много, как впрочем по всей Европе, они не только увековечивали жизнь национальных героев страны, но могли быть посвящены какому-то юмористическому эпизоду или целенаправленно уничтожали страх перед силами природы или зверем. Так произошло недалеко от вокзала, возле которого норвежцы поставили прямо на брусчатку огромного тигра с оскаленной пастью и острыми клыками, отлитого из бронзы, высотой под три метра и длиной больше пяти метров. Он возвышался почти в центре площади, опираясь на четыре мощные лапы и на длинный и толстый загнутый хвост. Желающих сфотографироваться рядом с ним было хоть отбавляй, женщины все больше стремились умоститься между его передними конечностями, обхватывая при этом руками морду зверя с глазами, не обещавшими ничего хорошего. Прежде чем присоединиться к ним, я обошел тигра со всех сторон, заметил, что яйца между его задними ногами натерты до котового блеска, как лохматая морда с усами и треугольными ушами. Они могли бы принадлежать хорошему жеребцу буденновской породы, исполняющему в табуне роль племенного, такому, которого Вучетич изваял с Буденным в седле в Ростове на площади Советов. Эта скульптурная композиция революционного содержания стоит напротив здания нынешнего парламента области и яйца у жеребца, огромные как два танюшиных мячика, являются для ростовчан особой гордостью. Видимо, не зря почти все культовые сооружения в мире, такие как минареты с куполами церквей, воздают должное в первую очередь фаллосу, символу мужского достоинства и силы. Даже после смерти мужчины у него отрастают не только волосы, но и яйца увеличиваются в размерах - такова мощь природы, заставляющая даже травяной росток прошибать слой асфальта и раскалывать пополам монолитную скалу. Я подошел к голове африканского гигантского тигра, выпучив глаза и оскалив зубы, взялся руками за верхнюю и нижнюю челюсти, изобразив из себя греческого известного героя, раздирающего пасть льву. Получилось неплохое фото, если не замечать размеров, моих и тигра.
В турпоездках, куда бы они не совершались, время бежит незаметно, а если есть на что посмотреть, только память может потом отмотать виденное назад и помочь осмыслить его со всех сторон для того, чтобы сделать для себя окончательный вывод. Низкое небо снова нахмурилось, но теперь не от грузных туч, а от вечера, надвинувшегося незаметно, наша группа заспешила в сторону набережной Акер Брюгге, тянувшейся по берегу одного из многочисленных заливов. Вода в нем отливала вороненной сталью, это говорило о том, что температура в Норвегии не располагает к вечному кайфу, как в узкоглазых степях и пустынях, а подстегивает крутиться в жизни на всех парусах, чтобы не только согреться, но и копейку в дом принести. Вдоль тротуара стояло много скульптур, чаще инсталляций и больше реалистического вида с приставкой сюр, например, одно огромное ухо фиолетового цвета, напоминающее оттоптанное. Кстати, в Скандинавии такой странноватый символ не из редких, как какой-нибудь обнаженный весь на изломах дохлик из местных хипарей. И как везде в прибалтийских странах, акватория залива белела корпусами яхт, катеров, парусников, которых было множество, и громадных паромов о многих палубах. Небо тоже было в перистых туманно-белых облаках, медленно плывущих по серовато-синему бездонному океану. Северные невзрачные пейзажи с лихвой окупались идеальной незаимствованной чистотой вокруг и германским порядком, ведь скандинавские народы были родственны с германскими, как русские с украинцами, белорусами с сербами и болгарами.
Голос экскурсовада, этого парня лет двадцати с небольшим, начитанного и с ранноватой надменностью в глазах и на полных губах, заставил нас повернуть к фонтану посреди небольшой площади у самой кромки набережной. Группе предстояла поездка в парк скульптур Густава Вигеланда, расположенный в районе Фрогнер на огромном холме, целиком отданном во владение известного автора с мощной фантазией. Он воссоздал в нескольких сотнях скульптур из бронзы, гранита и кованого железа все этапы человеческой жизни в натуральную величину. Всего изваяний насчитывалось шестьсот семьдесят, не считая тысяч рисунков, деревянных фигур и скульптур, находившихся в музее, расположенном рядом с парком. Потом, сколько ни вспоминал, никаких этапов не припомнил, разве что опять вызвал в душе неприятный осадок от созерцания собранных в одном месте обнаженных человеческих тел, переплетенных в порнографическом экстазе, трахающихся друг с другом на виду у всех от мала до велика, даже с животными-драконами. Вообще нужно сказать, что люди сексуально озабоченные отличаются огромной плодовитостью, но ничего нового миру они, к сожалению, дать не могут, потому что их талант раздавлен мощными тисками извращенного мироощущения. К слову, эта не очень эстетичная скульптура ввиде дракона, плотно облепившего женщину, даже пронзающего ее казалось насквозь невидимым членом, преследовала туристов по всей Скандинавии. Мы видели ее в Финляндии, Швеции и Дании, и везде Дракон, похожий на африканского крокодила, самого большого в мире, насиловал скандинавок в разных позах с неизменной животной страстью - спереди, сзади, сверху, нависая глыбой над жертвой, снизу, выгибая нижнюю часть тела с громадным хвостом на спину партнерши. Даже захлетывая им шею жертвы, обычно безвольной, отдавшейся покорно своей судьбе. Мы успели презреть похотливое животное, этого Дракона из династии Пендрагонов - царской ветви, ведущей начало от Каина, первого сына Евы, проигравшей борьбу за власть над миром ветви религиозной, ведущей начало от Сифа, третьего сына человеческой прапраматери. Многим стало ясно, что все четыре скандинавские страны давно и прочно подпали под власть всемогущего этого Дракона, представляющего из себя мировое правительство во главе с богоизбранным народом, они успели свыкнуться с его тотальным насилием, как Сизиф со своим камнем, который он обязан был вечно вкатывать на вершину горы. И если у Сизифа отобрать камень и предоставить ему свободу, он уже не будет знать, что с нею делать и чем занять себя, он начнет искать похожий камень, чтобы снова катить его в гору. А когда тот весело свергнется к подножию, смахнет пот и последует за ним. Так написал об этой вселенской трагедии француз Альбер Камю.И мы, не привыкшие за время советской власти к скотскому отражению житейской обыденности прятавшие ее за семью простынями, не сумели оценить по достоинству гигантский труд скульптора с мировым именем. Нам больше понравился музей всемирно известного художника Э. Мунка с его необычными картинами, особенно под названием "Крик", отображающими часто наивысшую экспрессию в людях, исполненными в не слишком броских тонах под стать земле, на которой он возрос, и не очень выразительному небу, под которым он возмужал. Впрочем, Мунк был сам одним из создателей экспрессионизма - нового тогда течения в живописи, хотя надо признать, что желто-красно-голубых цветов, цветов радости, на полотнах было предостаточно. В залах висели картины Модильяни, Монэ, Ван Гога и плодовитого Пикассо с неизменными изломами везде, по всему и по вся. И конечно нас порадовали музеи великих путешественников Нансена, Амундсена и Тура Хейердала с его папирусной лодкой под славянским названием "РА", и с нехитрым их снаряжением. Благоприятное впечатление произвел сам парк Фрогнер с широкими аллеями и просторными полями с зеленой травой, примерно такой же по высоте, как на газонах для гольфа для сильных мира сего. Но мы пока не видели необъятного холма, заполненного обнаженными изваяниями Вигеланда, а только слышали о чуде двадцать первого века, находившемся под открытым небом и доступном всем ветрам. Поэтому торопливо влезли в подкативший автобус, чтобы поглазеть на это чудо и запечатлеть его на картах памяти в своих фотоаппаратах. А изумиться было чему.
Парк скульптур начинался с ажурного ограждения высотой метров пяти, сваренного из железных, квадратных и тонких, стоек с современными фонарями ввиде белых квадратов на этих стойках по верху, за которым расстилалась широкая, метров десять, аллея, выложенная разноцветной квадратной же плиткой. По ее бокам росли зеленые кусты с деревьями с пышными кронами, за ними зеленели поля и лужайки, просторные, ничем не застроенные, разве что взгляд выхватывал скульптуру или фонарный столб, спрятанные между кустов, или веселую беседку на краю зеленой скатерти. Аллея в самом начале споткнулась о каменную лестницу из десятка ступеней, возле которой возвышалась метров пяти эта самая стела с небольшим драконом на верху, совокупляющимся с женщиной. Скоро кусты отошли на задний план, уступив место высоким по бокам аллеи каменным как бы парапетам серого цвета высотой с метр с рядами скульптур на них такого же безликого цвета. Отсюда начинался молчаливый созерцательный спектакль порнографического содержания, призванный убить в людях стыд и пробудить в них бесстыдство, порождающее не тягу к прекрасному, а скорее сытое равнодушие. Ведь когда нет ни на что дефицита, памятного советским людям, тогда и жизнь становится тоже пресной. А здесь нелепые мужчины, чаще невысокие и раскоряченные, с рубленными грубыми лицами, имели таких же крутобедрых и безликих женщин спереди и сзади, держа их на весу, распиная на земле, приспосабливаясь в железо-бетонном ободе, больше подходившим белкам. Способов было достаточно и они не повторялись, но после просмотра аллеи с сексзвездами я пришел к мнению, что до Камасутры этому Вигеланду было очень далеко, она походя заткнула за пояс даже тысячу и одну ночь со всеми гаремами и звонкоголосыми евнухами с петушиными походками. Вокруг голых совокупляющихся мужчин и женщин бегали обнаженные дети разных возрастов с пиписками, либо торчащими, либо сникшими, часто они седлали сексуальных патнеров, сидя у них на шее или спинах с абсолютно тупыми лицами. Или подражали взрослым, выставляя напоказ попки или пристраиваясь сзади к таким же детям, бессовестно подглядывая за происходящим на их глазах.
Казалось, этому разврату не будет конца, аллея сначала тянулась до фонтана на ее середине, выполненного ввиде круглой чаши с медными кустами на ней, а затем до холма с литым столбом сероватого цвета в его центре и высотой метров десять. Ее общая протяженность была примерно километра два. Изваяния по бокам начали увеличиваться в размерах и в количестве людей, принимающих участие в оргиях, скоро они переросли в скульптурные композиции, когда невозможно стало разглядеть кто кого имеет. Впереди показались ступени, затем еще одни и с небольшим перерывом еще, аллея перешла в не слишком длинную лестницу, выбежавшую на большую площадку круглой формы, покрытую серо-желтой плиткой, уложенную с необычным, похожим на африканский, орнаментом и обнесенную таким же парапетом с теми же скульптурами на нем. Перед нами вознеслась в небо высокая - метров пятнадцать - стела, представлявшая из себя переплетение огромного количества обнаженных человеческих тел, седлающих друг друга и лежащих друг на друге. Они находились словно в прозрачной колбе диаметром с метр с затупленным концом, умятые сверху невидимым прессом. Круглая колба опиралась на ограненный постамент из белого камня, тот в свою очередь вырастал из центра каменного круга, размеченного на цветные радиусы. По другую сторону холма зеленел через балку еще один, к которому сбегала, а затем вновь поднималась на противолположный склон каменная лестница, и уже за ним виднелась сквозь хвойные деревья окраина Осло. Я оглянулся вокруг, вид с вершины открывался замечательный, и если бы не нагромождение за спиной бесстыдства, можно было бы вдохнуть воздух полной грудью. Но непривычное для русского человека зрелище заставляло укорачивать чувства, избегать взглядов женщин, которых вокруг было как всегда - море разливанное. Женщина живет не текучей мыслью, а губчатыми чувствами, способными впитать в себя даже то, что она породила, не говоря об окружающем, вечно новым для нее. Чуть поодаль расположилась большая группа туристов то ли из Японии, то ли из Китая с Кореей, развернувших перед собой длинный траспарант с надписью на английском языке: Руссия - Скандинавия, сказавший о том, что узкоглазые бестии успели побывать на нашей родине. Склоны были разделены неширокими лесопосадками на сектора, представлявшие из себя лужайки без единой постройки, и только за ними начинался этот незнакомый пока для нас, устоявшийся капиталистический рай, к которому потянулись и мы не по своей как всегда воле. Когда мы направлялись к стеле, аллея была почти пустой, сейчас же по ней катили человеческие валы, от которых часто отрывались единицы и скрывались в кустах по бокам. Я тоже почувствовал позывы, идущие от мочевого пузыря, но туалетов вокруг не оказалось, видимо, норвежцы мерили людей по себе, недаром о их мужестве и терпеливости написаны горы книг. Спустившись по склону, я забрался в кустарник и справил малую нужду под одной из "развесистых клюкв", как выразился бы по этому поводу Александр Дюма-отец. Заметил по мокрой земле и по мусору вокруг, что не один я такой непутевый, есть туристы пошустрее, и, усмехнувшись своим мыслям о том, что в России в малых городах проблемы с туалетами не существует испокон веков, покорячился по склону обратно. Надо было нащелкать снимков побольше, чтобы дома была возможность рассмотреть замысел художника в спокойной обстановке и наконец-то понять цель, к которой он стремился с завидным таким упорством. Эту цель в гольной порнухе вокруг, отлитой из меди и вырубленной из гранита, как уже сказал, лично я так и не усмотрел, разве что сексуально озабоченный норвежец Густав Вигеланд подтвердил библейскую истину для всех людей: плодитесь и размножайтесь. Больше ничего небесные силы от вас не требуют. Но это была ложь, возведенная евреями в высшую степень вранья, потому что человек для того и рожден гомо сапиенсом - человеком разумным, чтобы подняться силой мысли над скотом как можно выше.
Мы снова залезли в автобус и вышли из него, привезшего нас обратно на улицу Карла Юхана, от которой было рукой подать до набережной, шумной толпой, негодующей по поводу увиденной на всемирно известном холме похотливой порнухи, не давшем ничего ни сердцу, ни уму. Благо, нам предстояло обследовать еще один заповедный уголок северной страны Норвегии, чтобы не покидать ее с оскорбленными чувствами. Право же, в индийской Камасутре присутствует куда больше нравственных начал, нежели в творениях какого-то Вигеланда. Напротив набережной находился старинный форт-крепость Акешхус, с замком, который являлся с 1299 года резиденцией норвежских королей, но в 1592 году его перестроили в крепость, чтобы через полсотни лет обновить уже в стиле Ренессанс. Неширокая дорога, присыпанная утоптанным известняком желто-красного цвета, бежала между невысокими холмами с зеленой травой до самого входа на территорию Военного музея под открытым небом, представлявшим из себя два красно-коричневых столба с аркой и без массивных ворот. Сразу за входом стояли одно-двухэтажные строения, больше похожие на основательные склады, например, промышленника Привалова, воздвигнутые в Ростове-на-Дону еще в позапрошлом веке вдоль набережной Дона, или другого какого имперского олигарха в других городах, перестроенные в Советском Союзе под жилые бараки для рабочего люда. Но в Ростове склады пришли в полнейший упадок, превратившись в развалины как после массированных бомбежек фашистских асов с воздуха, единственное, что их оживляло, это Богатяновский Ключ, кипевший из-под одной из монолитных стен кристально чистой ледяной водой. Так-же эти бараки выглядели и в других городах, хотя во многих из них до сих пор жили люди. А здесь приземистые здания вызывали невольное уважение ухоженным видом с побеленными стенами и крышами, крытыми неизменной красной черепицей. Группа поднялась на вершину крутого холма по узкой дороге, замощенной булыжником, еще к одному входу с аркой и вошла на територию замка-крепости из темновато-красного кирпича, высотой этажа в три-четыре с узкими окнами-бойницами и конической крышей с конусообразными флигелями-фонарями по бокам, с флюгером на коньке ввиде рыцаря в латах и с мечом. Перед замком была обзорная площадка, окруженная каменным забором высотой метра полтора, с которой открывался чудесный вид на бухту внизу и сам залив, не столь широкий, за ним качались на волнах красные и белые бакены, установленные перед выходом в открытые воды Балтики. Ветер приносил морские запахи, смешанные с хвойными, он был упругий и насыщенный, его, казалось, можно было резать на куски как желе, приятное на вкус. По обеим берегам высились десятка два красивых высоток, а так-же краны и серебристые корпуса каких-то предприятий, за которыми начинался лес, отделяющий жилые массивы столицы Норвегии от рабочей зоны. В воздухе носились чайки, крупные, больше похожие на жирных уток, не слишком боявшиеся людей, иногда они садились на верх забора и перетаптывались по кирпичу на черных широких лапах, поворачивая головы во все стороны. С площадки не хотелось уходить - таким привольным был вид с нее, но время поджимало, мы прошли вглубь просторного двора, на котором стояло несколько тяжеленных старинных пушек или мортир, положенных на лафеты на огромных колесах. Рядом лежали горкой чугунные ядра величиной примерно с резиновый мячик, не приваренные друг к другу, как часто бывает на нашей славной родине. Посередине двора высилась полосатая будка с часовым возле нее в широкополой шляпе со светлой кокардой, с султаном над ней ввиде пучка перьев, приставившим к ноге карабин с примкнутым штыком и обходившимся без русско-немецкого натягивания в струнку. Сверкали на солнце пряжка с латунными пуговицами, руки безусого гвардейца были затянуты в белые перчатки, серые глаза спокойно и серьезно смотрели мимо туристов, шаставших по мощеному булыжником двору вдоль и поперек и не устававших клацать кнопками камер. Они снова начали готовиться к смене караула, который должен был произойти с минуты на минуту. Но пока суд да дело, я увидел за углом замка на краю площади высокий холм, на вершине которого раскорячилась еще одна пушка большего размера с жерлом, развернутым по направлению к бухте. Решил добраться до нее, чтобы еще раз насладиться с более высокого места видом залива и заодно полить густые кусты за орудием пенной струей. Мочевой пузырь поджимал, а туалетов не было видно, хотя мужчины успели на входе во двор крепости перейти через один из бугров и справить нужду бесплатно. Тут уж как говорится не до хорошего - и заплатили бы да некому, мы чужие владения уважаем, это свои успели обосрать с дозволения неродных властей до самонеузнаваемости. Но не успел я долезть до половины бугра с заветной пушкой на верху, как из кустов напротив тех, к которым нацелился прислониться после обзора окрестностей, выскочил утянутый по форме гвардеец в шляпе с перьями и еще издали закричал мне что-то на своем родном языке с добавлением английского. В его голосе не слышалось никакого сострадания к моим нуждам, а сквозила та самая отчужденность, ощущаемая и в местой природе, и я, чтобы не попасть впросак в неведомых местах, завернул обратно, стараясь задавить в себе позывы освободиться от уже отработанной влаги. Неожиданное появление из кустов одного из служивых не показалось мне странным, видимо, охотников поглазеть на красоты залива под журчание струи, приносящей облегчение организму, было немало. Не зря в народе существует убеждение, что душа находится в мочевом пузыре - отдулся и сразу полегчало.
Возле будки с часовым уже начался тем временем парад норвежских мундиров, но выглядело это действо скромнее шведского, при котором весомое топание черными башмаками на толстой подошве на одном месте невольно напоминало о былой военной и нынешней экономической мощи самого государства.Хотя Норвегия в смысле экономического развития стояла впереди Швеции, но кичиться этим, как видно, не горела желанием. Всего три гренадера, шагавшие гуськом и не слишком напрягаясь, плюшево покрутили головами в огромных шляпах, подергали неспеша конечностями, утаптывая булыжник подметками армейских ботинок и, сотворив привычное дело, спокойно отправились на обед по расписанию. Новый часовой приставил карабин к ноге и принял расслабленную позу, не заботясь об имидже. Туристы, которых набралось к этому времени заметное количество, стали расползаться в разные стороны, зыркая по сторонам в поисках где бы чего запечатлеть. Мы начали спускаться на нижний уровень, во двор, застроенный хозяйственными постройками желтого и белого цвета под красными черепичными крышами, слушая рассказ гида о том, что в этих местах происходили исторические события, не уступавшие по значимости кровавым коллизиям в Великом Риме. Тем более, эти суровые земли переходили когда-то от шведов к датчанам, а потом обратно, не без жестоких войн, и звон рыцарских длинных мечей сотрясал воздух похлеще, нежели в крестовых походах за освобождение гроба Господня. Когорты и манипулы римлян тоже побывали здесь почти две тысячи лет назад, оставив после себя, как по всей тогдашней Европе, память ввиде крепких строений, остатки которых сохранились до сей поры. Но древних римлян больше интересовали английские племена, которые жили по тогдашним представлениям на краю света, ведь правители Вечного Города тоже хотели дойти до последнего моря, как мечтали об этом Александр Македонский, Чингисхан, Батый и верная их собака с высохшей лапой Субудай-багатур. А так-же Хромой Тимур-Тамерлан с Наполеоном и Гитлером. Поэтому в Скандинавии присутствие непобедимых, построенных силой великой военной мысли, переданной им греками, в идеальные квадраты, было не столь активным, да и сами викинги жили еще дикими племенами, кутавшимися в шкуры.
Больше смотреть в замке было нечего, разве что встать на гребень каменной стены и пройтись по ней до самого выхода, заставив гренадеров хоть немного встряхнуться от полнейшего пофигизма к действительности, окружающей их повседневный быт. Но крон в кармане было в обрез, к тому же было неизвестно, чем могла закончиться такая блажь. Мы вышли за пределы замка-крепости и пройдя некоторое расстояние остановились возле громадной, метров около десяти, скульптуры обнаженных мужчины и женщины, где мужчина был изваян высотой метра три, стоящим к тому же на постаменте, с головой, едва достававшей до плеча женщины. Его подруга с обтекаемыми бедрами возвышалась во весь рост, так что я, решив сделать снимок на память, с трудом достал вытянутой рукой до лобка, невольно подумав о том, что даже древние племена старались закрыться шкурами, а нынешние нации и народы стремятся оголить себя до натуральной кожи. Значит, вывод тоже должен быть однозначен: тогда было нравственнее, нежели сейчас.
Наш "Неоплан" с серебристо голубыми разводами по бокам подкатил к замку вовремя, так-же вовремя он прибыл на стоянку возле морского вокзала с громадой комфортабельного парома DFDS, возвышавшегося над крышами пирсовых строений подобно небоскребу, готового принять всех туристов, бороздивших просторы Скандинавии, на свой борт. Мы подхватили дорожные сумки и направились в светлый зал с мягко шуршащими эскалаторами, бегущими к еще более мощным лифтам, поднимавшим толпы людей на верхние палубы морского колосса, такого же мощного и бесшумного, как механизмы внутри вокзала и вокруг него. Нас ждал сытный ужин, хороший концерт от местных ВИА, отличная дискотека и новые знакомства с туристами со всех уголков земли.