Аннотация: Забытая - с умыслом - великая страна с великим народом.
Г Р Е Ц И Я
29 июня самолет греческой авиакомпании Эйджен Эйрлайнс без натягов взял разбег и без особого напряжения оторвался от взлетно-посадочной полосы Ростовского аэропорта. На часах было шесть часов тридцать минут местного времени, под крылом ясно различались припортовые постройки с городскими окраинами Александровкой, Первым и Вторым Орджо с Маяковского впридачу. Плавно завалившись на левое крыло на высоте примерно в шесть тысяч метров, "грек" сделал полуразворот и снова стал набирать высоту до одиннадцати тысяч метров, теперь уже устремляясь по заданному курсу. Наш южный Ростов распластался внизу белым пятном на зеленовато-желтом фоне от конца в конец округлого горизонта с водянистой по краю змеей Дона и цветными вкраплениями в нем красных черепичных и зеленых железных крыш, заимствованных шустрыми ростовчанами в германиях с франциями. До перестройки крыши домов горожан были залиты как у всех в соцлагере черным гудроном. Мы с Людмилой, женой по гражданскому обоюдному согласию, сняли внутреннее напряжение и откинулись на высокие спинки удобных кресел, машинально отстегивая ремни безопасности на поясах. Год назад, когда мы летали в Египет на Боинге 747 под управлением летчиков донской компании нам пришлось испытать как космонавтам существенные перегрузки, летательный аппарат тогда, несмотря на забугорность, резко задрал нос вверх едва не с конца полосы и не опускал его до тех пор, пока не счел нужным. То есть, летчики по прикидкам забрались на высоту километров тринадцать, а потом парочку лишних сбросили за пару падений камнем вниз. Такой же была посадка при возвращении обратно, только падать пришлось раз пять по одному тому же километру, да еще перед самым началом посадочной полосы, на которую все-таки попали и упали на нее с несколькими подскоками метров на пять каждый под громкое вяканье своих внутренностей. Поэтому аплодисменты в салоне тогда прозвучали как на не совсем понятную шутку Сталина, брошенную им в народ. Сейчас пассажирам даже аплодировать было лень, и так все ясно - асы.
Путевки в Грецию нам достались спонтанно, мы намеревались слетать в Индонезию, а туроператор, молоденькая симпатичная женщина с носом в конопушках, вдруг сообщила, что у нее появился в эту страну недорогой эксклюзив по семнадцать тысяч рублей за место, не считая платы за шенгенскую визу в шестьдесят пять евро на двоих. Мы перед этим рассматривали такой вариант с путевками стоимостью по двадцать три кажется тысячи, не слишком отклоняясь от курса в загадочную индоазию, а тут он упал руки дешевле на семь тысяч с носа. Сразу вспомнились атланты с другими героями и богами с Олимпа, гетеры афинские с венерами милосскими без рук и нике самофракийскими еще и без головы, но главными были спартанцы, они завоевали признание и любовь людей от мала до велика. К тому же эти воины существовали на самом деле, отличаясь спартанским бытом от других крестоносцев с монголоносцами, неповторимым и несравнимым ни с каким другим. Короче, Олимп, Парфенон, Александр Македонский, Филипп Второй, Леонид, Сократ, Платон, Пифагор, Гомер, Аристотель, горделивые гречанки, у которых амфоры с рождения сияли на женственных плечах и они их никогда не снимали... Какие турчанки в штанах что сами, что мужчины, с отвисшими до колен мотнями, отчего казалось, будто они успели туда накласть. С гибкими горянками, такими дикими, что острые кинжалы за их наборными поясами казались нам даже без самих кинжалов, и тем более с мордастыми и узкоглазыми индонезийками с короткими ногами ухватом, правда, умеющими острыми язычками делать что-то непотребное. Все это могло и подождать, а Греция, в которой все есть, не ждала никого, к ней стремились сами несмотря на волну кризиса, накрывшую ее. Впрочем, кого эта волна не накрывала, вот захлестнула бы кого надо, и наступил бы во всем мире розовый штиль, сходный с тишью, гладью и божьей благодатью Но те сидят в небоскребах на Уолл Стрит, остальные же копошатся у их подножия, что для девяти балльного кризиса не одно и то же.
Самолет перевалил через Черное море и надолго завис над странными горами с голыми вершинами желтого цвета с темными по хребтам полосками, похожими на гребешки земноводных существ плезиозаврового вида, тесно сгрудившимися недалеко от воды, чтобы погреться на палящем солнышке. Подобную картину мы видели, когда летали в Египет, но тогда она была краше, горные хребты были обычного темно-коричневого цвета, а по некоторым ущельям протекали реки. Здесь же выпячивалось напоказ целое царство ненасытных доисторических крокодилов облезлого вида и с жадными пастями, готовыми слизнуть кого угодно, садиться среди них на вынужденную было бы смерти подобно. Но моторы "грека" гудели исправно, лонжероны на крыльях в отличие от их трепыхания в прежний полет не шевелились, и мы успокоились, прикорнув друг на друге. Встрепенулись тогда, когда увидели под собой другое море с более яркой окраской аквамариновой ряби на поверхности,оно надвигалось навстречу, казалось, "грек" решил садиться на воду презрев грубую землю. Самолет опустился ниже, в иллюминатор было видно, что от крыльев до воды осталось каких-то несколько метров, пенные барашки едва не лизали дюралевое пузо, а берега все не было видно. Мы с Людмилой напряглись, зашарили, очнувшись от дремы, пальцами по животам в поисках ремней безопасности, не в состоянии оторвать глаз от синевы под крылом. А она напирала, всасывая не только машину, но и пространство вокруг, мы ощутили, что еще немного и перейдем грань, отделяющую наш толстый мир от более тонкого, эфирного, за которой так-же есть все за исключением тел с нашими чувствами, принуждающими видеть, слышать, ощущать, осязать, обонять и даже интуитировать. Там только души будут продолжать разматывать клубок Ариадны, брошенный богиней под ноги каждому из нас, бессмертные и беспристрастные. И вдруг уловили каждой клеточкой организмов скользящее прикосновение колес шасси с бетонной дорожкой посадочной полосы, и покатили по ней без подскоков и выпущенных рогов, с радостным посверкиванием толстых стекол в кабине у пилотов. Аппарат завернул где надо и приткнулся к черте, нарисованной на бетоне белой краской, заменявшей небесному пегасу, как жеребцу на земле, обыкновенное бревно для привязи. Через пару минут мы спускались по трапу на летное поле, чтобы еще через несколько минут войти в просторный аэровокзал полуторамиллионного греческого города Фессалоники, или Салоники, столицы республики Македония в составе государства Греция. Регистрация была быстрой и довольно непринужденной, нас ожидали за стеклянными стенами вокзала туроператоры фирмы Амботис, преимущественно из русских греков, вернувшихся после перестройки на родину и прекрасно говорящих на русском языке. Они вручили нам проспекты с полисами для проживания в отелях и указали на автобусы, готовые к отъезду.
Дорога по Салоникам, раскинувшимся в обширной низине вдоль берега Эгейского моря, не показалась утомительной из-за отсутствия пробок на перекрестках, но сам город с домами в два - пять этажей запомнился в первый раз не очень, сказалась бессонная предполетная ночь. Память зафиксировала лишь тот факт из речи гида, что русские, которых здесь оказалось много, селятся в верхней его части, они успели создать целый микрорайон с надписями на русском языке почти на всех общественных зданиях. Я подумал, что буквально в каждой стране подтверждается провал доктрины ассимиляции с космополитизацией, провозглашенный мировым теневым правительством, состоящим преимущественно из евреев, особенно это наглядно было видно по Америке и Европе, наводненных эмигрантами со всех уголков земли. Но вот в Греции девяносто восемь с лишним процентов населения составляют пока этнические греки, любящие свою родину как истинные патриоты. Это было видно невооруженным глазом по тому, что вокруг доминировал сине-белый цвет, цвет национального флага, в который были выкрашены не только наличники домов и вывески на магазинах с дорожными указателями, но синими были даже платья на женщинах с шортами и футболками на молодежи. Автобус выкатился из Салоников и поехал вдоль берега залива Фессалоники со скоростью восемьдесят километров в час по направлению к полуострову Халкидики, так здесь ездили буквально все, скорость движения могла доходить до ста километров, но не больше, поэтому аварии были редки. Вообще преступность как таковая в Греции прочно зависла на нуле, тут не было как в других странах Бенилюкса, тем более в Америке не говоря о России, воровства, мордобития, не попадались пьяные, потому что с доисторических времен греки предпочитали пить виноградное вино, разбавленное доброй порцией родниковой воды. Существовало предание, что спартанцы с македонцами поили крепленым вином лишь рабов, чтобы показать подрастающему поколению, когда те напивались, каким становится пьяный человек и вызвать тем самым к спиртному отвращение. История расположенного в Северной Греции и южнее Салоников полуострова Халкидики, представлявшего из себя трезубец с далеко выдающимися в море зубьями, тесно переплелась с богами, жившими на горе Олимп. Однажды титаны Афон и Ситон, соперники богов, обитавшие на полуострове, поссорились из-за прекрасной Полинии, кому из них она достанется в жены, спор зашел так далеко, что Посейдон решил вмешаться. Он бросил, чтобы избежать кровопролития, между исполинами трезубец, расколовший скалу на три части, и она стала напоминать лапу гигантского трехпалого динозавра, каждый палец которой получил название: Кассандра по имени полководца времен Александра Македонского, Ситония по имени одного из титанов и Афон, в переводе Святая гора Православия, тоже назван именем титана. Трезубец Посейдона стал основанием этих трех полуостровов, так как владыка морей его не нашел.
Мы с Людмилой получили направление в отель под названием "Бунгало", расположенный на берегу залива в поселке Криопиги в середине Кассандры, больше с нами никого из пассажиров самолета не оказалась, лишь через пару дней уже в отеле мы познакомились с туристами из Аксая, пригорода Ростова. Полуостров Халкидики был назван так потому, что в далекой древности здесь добывалась халкос - медь, в десятом веке до новой эры он так и звался - Халкида, потом поменял название на Спарту - страна спартанцев, а позже перешел под юрисдицию Афин. Кассандра был наиболее обустроенный из всех трех пальцев, произошло это по причине очередного военного недоразумения между греками и турками, дерущимися до сей поры за остров Кипр, разделенный пополам демаркационной линией, ставший для международных жуликов оффшорной зоной для отмывания грязных денег. Конфликт возник в 1921 году, в результате чего турки поехали в Турцию, а греки, вернувшиеся на родину, взялись обустраивать полупустынный каменный отросток длиной более двухсот километров и шириной на середине в несколько километров со всей старательностью. Они построили одно-двухэтажные дома, посадили фруктовые деревья, делая ставку на масличные культуры, вспахали почву под зерновые, а затем, когда место оказалось обжитым, объявили Кассандру туристической зоной. Благо, опираться в смысле исторических фактов было на что, здесь родился философ древности Аристотель, ученик Платона и учитель Александра Македонского, жил Геродот, описавший подвиги спартанцев. Самих спартанцев было с восьмого века до новой эры всего девять тысяч человек и это их количество практически не менялось. Здесь правил в 350 годах до новой эры император Филипп Второй, прославившийся не только победами, но и как покровитель спартанцев, бравший их на службу и ставивший во главе всей армии. Собирал войска для похода на Восток Александр Македонский, сын Филиппа Второго, который стал великим после трех побед над персами под началом непобедимого до него Дария - при Гранике, Иссе и Гавгамелах. И было тогда царю, занявшему двадцатилетним, в 336 году до новой эры, царский трон двадцать с небольшим лет. В последней исторической битве он обманул царя персов, заставив того поверить, что его армия имеет над ним численное превосходство, в то время как на самом деле уступал персам по количеству воинов в несколько раз. Памятник, возведенный ему в Салониках ввиде всадника с развевающимися за спиной крыльями плаща, сидящим на не менее знаменитом Буцефале, отличался скромностью как и остальные скульптуры, отражавшие историю великого народа. Самое интересное заключалось в том, что Халкидики являются местом, где люди жили еще шестьсот тысяч лет назад, что подтверждено останками петралонского человека, найденными в 1964 году в пещере Петралона.
Наш автобус фирмы Амботис пересек невидимую границу и мы въехали на полуостров Кассандра, скоро за деревьями заблестела с обеих сторон вода двух заливов - Термального и Кассандра - омывающих его. Полуостров сузился до ширины в несколько сотен метров, видны были в нечастых разрывах между листвой одинокие суда с катерами и небольшими лодками лазурные заливы были пустынны. Даже порт в Салониках показался заставленным танкерами и сухогрузами не в полную меру, и вряд ли здесь наложил мохнатую лапу мировой кризис, причина была глубже. Она крылась скорее всего в том, что страна стремилась вырваться из тесного кольца под названием шенгенская зона, чтобы перейти на национальное ведение хозяйства, что сулило выгоду со всех сторон. Ведь известно, государство, опирающееся на патриотизм и проповедующее национальное ведение экономики, никогда не будет бедным, потому что на себя работать красивее нежели на чужого дядю и примеры этого лежат перед глазами: Великобритания, Германия перед войной, Япония, Китай, дореволюционная Россия и так далее. Собирание стран в банку под одной крышкой может привести только к одному - к раздраю всех со всеми, как в банке с тараканами, и разумные греки это поняли как никто другой. Мы подкатили к самому узкому месту полуострова с мостом над каналом Ботонья,названным так по имени селения на одной его стороне, соединяющим оба залива и прорытым венецианцами в шестнадцатом веке. Его длина составляла 1250 метров, ширина 40 метров, а глубина была восемь метров, говорить при таких раскладах о эффективности в нынешнее время не приходилось, что доказывалось не промышленным, а туристическим его использованием. Четыреста лет назад он служил македонцам верой и правдой, сокращая путь судам в десятки раз.
Вдоль узкой по европейским меркам однополосной дороги все чаще стали попадаться небольшие, но растянутые в длину поселки, застроенный двухэтажными в основном зданиями с балконами по второму этажу с вывесками над входами, похожие на американские строения из фильмов о диком западе. Казалось, сейчас выйдет из стеклянных дверей какого-нибудь кафе ковбой с длинноствольным кольтом в руках, в широкополой шляпе, с кожаной заплатой в районе промежности на просторных штанах и начнет палить направо и налево. Потом вскочит на норовистого мустанга и поминай как его звали. Но из буйной заросли зеленых кустов и ярких цветов выглядывали чаще улыбчивые греки, или шевелили стройными бедрами грациозные молодые гречанки с длинными шеями на узких плечах и бровями вразлет на утонченных лицах. Здесь жил другой народ, отличный от российского скуластого с низкими и широкими в основном задами и короткими ногами, хотя нынешняя наша молодежь здорово прибавила в росте,в то время как здешние мужчины и женщины среднего возраста - в весе. И все равно, нам было далековато до хрупкого их телосложения с горделиво приподнятыми округлыми подбородками. Я в который раз воочию убедился, что древние ваятели в Европе, Египте, Африке, в России, расписывавшие узкогорлые и широкогорлые вазы с кувшинами и чеканившие другие сосуды, изумительно четко передавали национальные черты народа, среди которого они жили. Можно было себе представить, обладая толикой фантазии, как они выглядели тысячелетия назад и понять, что природа сохраняет тот вид, который породила в великих муках, в неприкосновенности несмотря на войны, переселения с катаклизмами наподобие библейского потопа. Это говорит о том, что никакие ассимиляции не помогут сотворить гомосапиенс с одной маской на лице на всех и одинакового размера, на то Бог и создал каждой тваре по паре, а не по миллиону, чтобы тварь эта имела неповторимое свое лицо, заменяющее ей индивидуальный паспорт на все случаи жизни.
Чем дальше автобус углублялся в полуостров, похожий на указательный палец, тем гуще он становился населенным, скоро окраина одного поселения стала почти сращиваться с началом другого, похожего как две капли воды на предыдущее. На одном из очередных перекрестков автобус выпустил воздух из тормозных цилиндров и свернул вниз по дороге, ведущей к морю, проехав не больше километра, прижался к обочине возле ворот белоснежного трехзвездочного отеля под красной черепичной крышей, одновременно открывая двери. Это был наш "Бунгало", принимавший русских, как потом выяснилось, впервые за время своего существования. Мы с Людмилой забрали вещи и направились за провожатым с бумагами в руках, оглядываясь вокруг. Территория отеля, на которой взбегали на гору несколько двухэтажных ступенчатых домиков с верандами внизу и вверху, то есть, крыша первого этажа служила небольшой верандой для второго, была выложена диким плотно пригнанным камнем. Дорожки из него заканчивались каменными лестницами с перилами, ведущими в комнаты на вторых этажах. Впереди домиков для отдыха стояли торцами друг к другу одноэтажные столовая со столиками на просторной веранде и контора с ресепшен внутри, между ними голубел чистой водой бассейн, одетый в гранит и каменную крошку, он был пока пуст. Я машинально взглянул на часы, переведенные еще на аэровокзале по просьбе экскурсовода на час назад, времени было девять часов по местному. Мы получили после несложной регистрации ключи от комнаты на втором этаже одного из зданий, затем приглашение на завтрак, который здесь заканчивался в десять утра, и поднялись вслед за распорядителем в лице одной из хозяек отеля в свои апартаменты. Они состояли из одной комнаты с платяным шкафом у входа, двумя кроватями торцами к стене, сдвинутыми вместе и при тумбочках, туалетного столика у противоположной от входа стены, небольшого телевизора, зависшего на железном держаке рядом с углом на высоте человеческого роста, и сплит системы над дверью на веранду. На тумбочках примостились настольные лампы, выполненные на греческие мотивы. Передав ключи, распорядитель с улыбками удалилась, напомнив по английски о завтраке, о котором мы не забывали сами и на который поскакали сразу после принятия душа в душевой кабине, совмещенной с туалетом и не отгороженной от него ничем. Здесь же был умывальник с большим зеркалом над ним, с парой дорожных пачек шампуня с мылом и прекрасными толстыми, чистыми и белыми, полотенцами на никелированных вешалках, вделанных в стену. Забегая вперед надо сказать, что постельное белье, гладкое и мягкое, нам меняли через каждые три дня в отличие от египетского отеля, где поменяли один раз за двенадцать дней, и в отличие от российского Архыза, где за десять дней менять его забыли вообще. Зато в Шарм-эль-Шейхе по телевизору работал один российский канал, в Архызе телевизор работал несколько дней, пока в нем что-то не кончилось, а в "Бунгало" в Криопиги телек пахал день и ночь, но... на греческом языке. Поэтому здесь нам были доступны только музыкальные программы, не требующие перевода. Зато в окно открывался чудесный вид на небольшой дворик с бассейном десять метров на пять с кристально чистой водой, на долгожданный один из заливов Эгейского моря, блестевшего в просветах между соснами в лучах утреннего солнца, и вид на него не закрывали белые крыши домиков отеля, обнесенного невысоким забором, за которым высился хвойный лес.
Распоковавшись на скорую руку, мы переоделись в легкие одежды и отправились на завтрак, хотя голодными не были. Но какому русскому не хочется побыстрее вкусить иностранной пищи, он способен в такие моменты забыть факт, что за все заплачено из его кармана и продолжает спешить к столу как на халяву. На небольшой веранде метров семь длины и три ширины стояли в два ряда пластмассовые столики на алюминиевых ножках с проходом между ними, рядом раскорячились пластмассовые кресла желтоватого цвета, в которых расположились несколько человек не совсем русской наружности. Хотя сейчас трудно разобрать кто свой, а кто чужой, лишь наиболее яркие представители коренной нации смогли унаследовать от предков отличительные черты, по которым можно было ориентироваться без особого труда. Две официантки и та же распорядительница набросились на нас как голодные, поочередно здороваясь на английском языке с улыбками во все зубы. Я неловко плюхнулся в одно кресло, едва его не развалив, чем заставил распорядительницу, женщину лет сорока, сначала застыть на месте с растерянным выражением на лице, затем подойти к довольно крупному мужчине за столом напротив и руками ощупать под ним такое же кресло, на что тот невольно усмехнулся. Одна из девушек ловко набросила поверх скатерти одноразовое бумазейное покрывало, вторая выставила на стол прибор с двумя пузатенькими сосудиками с оливковым маслом и красноватым соусом, похожим на местное вино, от которого исходил уксусный запах. На столе появились хлеб, затем ложки, вилки и ножи, а потом мы сами пошли к прилавку в глубине столовой за мюслями, творогом и дольками персиков в собственном соку в стеклянных посудинах, с маленькими упаковками с медом, желе и повидлом. Кофе наливали тоже сами, разбавляя его сливками из небольших кувшинчиков и добавляя сахар по вкусу. По сути это был шведский стол с элементами греческой кухни, и он нам понравился. Девушки лет по шестнадцать-семнадцать шустро обслуживали отдыхающих, это были миловидные невысокого роста подружки, как потом выяснилось, студентки местного вуза, приехавшие в Грецию из Румынии, они подрабатывали здесь на каникулах. Уборщица помещений, с которой познакомились позже, оказалась вообще русской, правда по паспорту, потому что родом она была из Республики Коми, имела скуластое лицо с азиатским разрезом глаз и щербатый рот. У Светланы, так ее звали, судьба была интересной, она вышла замуж лет десять назад за болгарина, который жил недалеко от границы с Грецией в небольшом городке. Поначалу они раскрутили собственное дело, появились магазин, неплохой дом, машина, но потом муж попал в аварию, бизнес пошел по наклонной плоскости и Светлана приехала сюда на заработки. Получала она по российским меркам довольно прилично - семьсот пятьдесят евро в месяц без учета питания и проживания в отеле. Я вспомнил Египет с итальянцами, убиравшими комнаты в нашем отеле, они тоже получали прилично, хотя египтяне никак не входили в число народов, живущих безбедно, как например немцы. Мы часто смеялись, намекая в разговоре на греческий кризис и сравнивая его с русским и болгарским, неизвестно когда начавшимся с неведомым концом. Оказалось, в Грецию приезжает много народа, больше из приграничных стран - из Болгарии, из бывшей Югославии, Албании и даже из враждебной Турции, несмотря на то, что страны являлись членами НАТО. Но Греция не могла простить туркам развала Византийской своей империи, оккупированной османами, с турецким игом в четыреста восемьдесят лет, переименования их Константинополя в азиатский Стамбул и нанесения оскорбления древнему Софийскому собору в центре бывшей их столицы. Турки его не тронули, зато окружили частоколом минаретов при многих мечетях. Русские князья тоже терзали богатеньких византийцев, в частности Олег с Игорем, прибивавшие не единожды на золотые ворота Царьграда червленые щиты, а вслед за ними вольные казаки, но греки от них всегда откупались и они не нанесли никакого урона цивилизованной по тем временам нации в отличие от разных сельджуков с османами. Но, как говорится, ничто не проходит бесследно, даже комар, живущий за счет крови животных, ненавидим одинаково всеми, не говоря о паразитах из рода человеческого.
После завтрака мы с Людмилой не стали отдыхать, а захватив с собой полотенца, купальные принадлежности и фотоаппараты направились к морю по асфальтированной дороге, бегущей под хороший уклон между отелями, утопавшими в зелени деревьев и цветущих кустов. До него было, как нам объяснили, не больше двенадцати минут ходьбы, можно было бы доехать на поезде с паровозом на колесах и с ухмылкой во весь торец котла, но нам захотелось пройтись пешком, а не тратить два евро с носа, чтобы трястись в подобии детского вагончика. Дня через два греки отменили и эту плату, предоставив отдыхающим поезд бесплатно, как туалеты при дорожных кафе на всей территории Греции, как обучение во всех учебных заведениях. Получалось, что кризис зацепил только пенсионеров, которым вместо двух с лишним тысяч в месяц стали выплачивать по восемьсот евро, да некоторые категории работяг, потерявших до одной трети месячного заработка. Но грекам этого оказалось достаточно, чтобы поднять голос протеста на весь мир. Дорога петляла по сосновому лесу с зарослями перед ним кустарника и травы в человеческий рост, в середине раздавались бесконечные рулады цикад и древесных лягушек, перекликавшихся с трелями певчих птиц, шнырявших во множестве в цветах на обочине. Изредка к ним прибавлялось кугуканье дикого голубя с монотонным кукушкиным долбежем по своему. А какие еще могут быть песни у птицы, подкидывавшей наследство кому ни попадя. Природа вокруг удивительно напоминала нашу русскую в Подмосковье или даже на южном Дону, незаметно делая нас не пришлыми, а своими. Тихий Дон у нас тоже в дельте зарос куширями не жиже греческих, в которых можно было заплутать, и море Азовское имелось, до которого езды от Ростова хоть на машине, хоть на электричке было двадцать минут максимум. С теми же греческими древними поселениями как допустим Танаис и другие. У нас разум был чужой, вложенный в головы чужими правителями в октябре семнадцатого года, которым мы жили, куроча все подряд, на что клали глаз.
Мы тем временем вышли на развилку из трех направлений, одна дорога вела дальше в лес, вторая заворачивала обратно в поселок, третья устремлялась вниз, к морю, видному между кустами и лапником. Оно открылось через пару минут, дымчато-лазурно-прозрачное у берега, похожее на жидкое стекло зеленовато-сиреневого оттенка. Вдали виднелась сквозь прибрежную сиреневую дымку волнистая линия гор со сглаженными вершинами на полуострове Ситония, до него было километров десять, чуть ближе высился из вод покрытый хвойным лесом остров, напоминающий силуэт черепахи с горбатым панцирем и выпученными глазами на большой голове. Он так и назывался Черепашьим и до него было от нашего берега километров семь. Мы с Людмилой сошли по тропинке на прибрежную полоску, усыпанную галькой с крупными камнями, прикрытыми в море водой, и обломков побольше, выступающих над поверхностью, огляделись вокруг в поисках подходящего места. Справа от нас продолжался очищенный от камней песчаный пляж шириной метра два с несколькими лежаками с зонтами над ними, напротив которого раскорячилось за невысоким забором одноэтажное кафе с просторным двором.Там можно было покушать за столиками с видом на море, затем спуститься с откоса метра полтора на берег и позагорать на лежаках за четыре евро в сутки. Слева тянулась дикая каменная гряда, по которой с трудом можно было пройти, она заканчивалась за береговым выступом с высокими соснами на нем, огороженными жердями по краю. За этой грядой виднелся длинный песчаный участок поселкового пляжа шириной метров десять, густо заставленный топчанами по четыре евро с зонтами, с волейбольной бесплатной площадкой с сеткой на железных столбах, с журавлиной шеей душа для всех и даже с круглой тумбой колонки с фонтанчиком над ней пресной воды, тоже для всех. Большой левый пляж в отличие от полупустынного и маленького правого был завален телами, между которыми бегал туда-сюда мужчина в поварском фартуке и с приличным подносом в руках, полным кондитерских изделий ввиде слоеных пирогов по два евро за штуку. Его монотонный голос доносился еще издалека, видно было, что без работы он не оставался и надо признать, что булочки и пироги у кондитера были чертовски вкусными, особенно с горячим шоколадом, стекающим по пальцам липкими струями. Вверху местные греки торговали между соснами, под которыми пристроились легковые машины, крупным виноградом, огромной по размерам черешней, персиками, дынями и другими овощами и фруктами. Продавали они товар своебразно, если покупатель брал килограмм черешни, то впридачу к нему полагался килограмм персиков или еще какого-нибудь фрукта, цена за все составляла пять евро.
Но об этих местных особенностях мы узнали позже, а пока тщетно пытались найти удобное место для купания и лежбища после него, чтобы вернуться домой с эгеГейским загаром. Приткнувшись к лежакам с правой стороны, разделись и поскакали в море, стремясь поскорее оценить целебные его качества. Вода оправдала ожидания, она оказалась прохладно бархатной, горьковато-солоноватой, насыщенной разными солями сильнее привычной черноморской, отчего была как бы маслянистой. Из моря не хотелось вылезать, но острые и скользкие углы камней под ногами не давали возможности принять устойчивую позу, и я, поплескавшись у берега, пошел отмерять расстояние саженками, намереваясь обогнуть буй, болтавшийся метрах в ста от берега. Залив был пустынным, он оставался таким почти все дни нашего отдыха, если не считать единичных рыбацких лодок и выходных дней, когда греки пригоняли парочку катеров на десяток человек, на них они совершали прогулку к острову Черепаший или на противоположный Ситоний. Вода у берега была теплой, потом чуть похолоднела и оставалась такой до буйка, я окунул в нее лицо с отрытыми глазами и увидел каменистое дно, покрытое паутиной растений, несколько небольших серых и полосатых рыбок и какое-то оранжевое пятно, похожее на обломок от горловины амфоры. Охотничий инстинкт заставил набрать побольше воздуха и задрать задницу кверху, но нырнуть вглубь не получилось, вода легко вытолкнула меня обратно, видимо, плотность солей здесь была очень большая. Я словно очутился на Мертвом море в Израиле, где не удавалось не только опуститься под воду, но даже нащупать под ногами дно. Тамошняя вода предоставляла туристам возможность лишь ползать по ее поверхности в полупогруженном состоянии, а потом долго смывать под душем липкий какой-то раствор, покрывавший кожу тончайшим слоем. Сделав несколько попыток, я пошел от обратного, выпустил воздух и прижал руки к бокам, медленно присел на дне на камни, под которыми лежал оранжевый обломок. Я достал его, а с ним ракушку, и поплыл к берегу в предвкушении необычного, связанного с античными временами. Людмила уже торчала на камнях, намереваясь за один присест заарканить все лучи греческого солнца и опутать ими себя, чтобы загореть до папуасных оттенков, при которых она выглядела бы одинаково что днем, что ночью. Кусок оказался здорово обкатанным волнами со всех сторон, это возбудило меня еще больше, на нем не было ни одного острого угла, мало того, он представлял из себя обожженную глину с характерными полосами от гончарного круга. Я долго переворачивал его с одной стороны на другую, разглядывая под разными углами и убеждаясь все больше, что мне повезло невероятно. Разум начал рисовать картины прошлого, когда греческие корабли, бороздившие эти воды с грозными воинами на бортах, тонули при штормах, в трюмах находились амфоры с прекрасным вином, они медленно оседали на дно. Может быть там есть целые сосуды, не найденные до сих пор хищными туристами, потому что здешним грекам это вряд ли нужно, они упиваются прошлым, не спеша раздвигать его границы. А может повезет и я найду кучу древних монет. Занятый этими размышлениями, я не спешил подходить к подружке, присев на валун поудобнее, взглянул на буек, продолжавший скакать на мелких волнах. Надо же, какие эти греки беспечные, береговики даже не догадывались, что указали место древнего клада...
Мимо как раз проходила молодая пара русских туристов лет за тридцать, женщина на мгновение задержала взгляд на моих руках и с интересом спросила, мол, в море подобрал? Я кивнул головой, невольно пряча находку за камень, она еще раз усмехнулась и обыденно сказала, что таких черепков здесь наверное много, ведь греки кроют крыши черепицей, и ракушка простенькая, за тем поворотом они куда цветастее. И пошла за своим бой френдом, покачивая не идеальными бедрами, оставив меня торчать на валуне как на унитазе.
Мы смогли оторваться от моря только в четыре часа пополудни, и лишь потому, что солнце начало не припекать, а прожаривать наши телеса как ощипанных кур на вертеле. Шли той же дорогой с сумками вещей, разутые и раздетые, ощущая каждой клеточкой организмов раскаленный под ногами асфальт и мягкую на плечах прохладу соснового леса, обнесенного по краям цветущим кустарником. Дорога не показалась утомительной, наоборот, она принесла внутреннюю расслабуху, вылившуюся по приходе в прохладные покои в здоровый крепкий сон до ужина, оказавшийся царским, на что мы не рассчитывали. На первое был подан не совсем обычный суп с курятиной, приправленный свежими травами, на второе принесли лапоть хорошо пропаренной и прожаренной рыбы под соусом и с зеленым салатом, когда прикончили по крупному персику, девушки официантки донесли на блюдечках желеобразную массу, прохладную и с терпким привкусом. Я вспомнил, как в Египте пристрастился к соку гуавы, молочно белому, приятному и немного тягучему когда доставал бутылку с ним из холодильника, удивительно утоляющему жажду. И быстро кончавшемуся. Здесь тоже возникло ощущение, что о тебе заботятся не как на родине - абы как, а как о дорогих гостях, хотя плата за все была одинаковой что там, что здесь. Очень жаль, что мы были родом из Советского Союза, вырастившем из нас сирот для всего мира.
После ужина мы снова устремились на море, тем более, что бассейн посреди отеля был со слабо хлорированной водой, а нам была нужна живая, которую успели ощутить кожей. Экскурсоводы успели рассказать, что если принять подряд двадцать три ванны, то проблем со здоровьем не будет весь год - такая богатая в Эгейском море микрофлора. И это походило на правду, небольшие царапины, добытые нами походя, затягивались на глазах. Пляж почти опустел и мы отправились на поселковый со свободными топчанами и не закрытыми зонтами, песок успел за день раскалиться до такой степени, что в нем сварилось бы не только яйцо, но и картошка в мундире. Загребая в нем голыми ногами, мы с зубовным скрежетом добрались до волейбольной площадки и побросав вещи под прибрежный кустарник, поскакали в воду. Берег здесь был избавлен от каменных россыпей и представлял из себя идеальный пляж с песчаным мягким дном, уходящим в море под небольшим уклоном, вода от раскаленных наших пяток казалось запузырилась. Плавать в редком окружении отдыхающих было куда приятнее, нежели шарахаться из стороны в сторону от туристов с местным населением, похваляющихся друг перед другом неуемной энергией. Поодаль уходила в море каменная гряда, я подплыл к ней и принялся любоваться подводным миром, из щелей вылезали всякие рыбки, на торце одного из валунов собралось с десяток черных комочков, ощетинившихся длинными иголками. Это были морские ежи, сказавшие мне о том, что вода здесь идеальная, иначе бы их тут не было, но встреча с ними, болезненная, продолженная и по прилете домой, была еще впереди, а пока я с интересом присматривался к ним, намереваясь запечатлеть на карту памяти в фотоаппарате. Эти удобные японские штучки не закрывали объективы надолго, выхватывая из быстрого времени нужные и ненужные картинки и предлагая выбрать в спокойной обстановке наиболее удачные из них. Мы пользовлись этим в полный рост, дурачась и принимая различные позы, наклоняясь к воде и наводя объективы на берег, одновременно прислушиваясь к греческой, английской, болгарской, албанской, эстонской речам, звучащим вокруг. Но в отель возвращались в гордом одиночестве, стремясь в полный рост отгородиться от людской суеты надоевшей дома до чертиков, как впрочем и всем вокруг. Вечером к нам наведалась представитель компании Амботис, моложавая симпатичная гречанка под сорок лет с украинскими корнями, с предложением попутешествовать по великим местам Греции, создавшим стране ореол славы. Мы выбрали из двух десятков маршрутов всего три, связанные с историей и православной религией, перенятой нами у греков, это поездка в Афины с посещением акрополя с ареопагом и Парфеноном, самая длительная по времени и дорогая. Отъезжать из Криопиги нужно было в половине десятого вечера, чтобы прибыть в столицу в семь часов утра, а в двенадцать дня автобус возвращался обратно, стоила поездка девяносто пять евро. Затем нужно было побывать на горе Олимп, с которой греками правили в древности олимпийские боги во главе со всемогущим Зевсом, в старых столицах страны Дионе с Вергиной, напомнившей мне названием итальянскую Верону, в которую великий Шекспир поселил юных своих героев Ромео и Джульетту.И конечно подняться в заоблачные выси Метеоры к православным монастырям, сложенным не иначе с помощью божественной воли на вершинах каменных столбов высотой в сотни метров и диаметром в несколько десятков метров. Остальные маршруты были рассчитаны на тех, кто приехал за шубами в Касторью и кого не интересовало ничего, кроме отдыха с рыбалкой и с подводным плаванием. Можно было бы еще взять тур на третий палец полуострова Халкидики под названием Афон, но экскурсовод предупредила, что с катера сходить на него нельзя, потому что это отдельная республика под полным управлением монахов со своим правителем, укладом жизни и правилами. А смотреть на Афон издали, чтобы узреть вместо жителей необычной страны в необычных одеяниях, как в Ватикане, обычную фигу из гор, покрытых сплошным кустарником, означало бы обвести себя вокруг своего носа.
Два дня мы наслаждались Эгейским морем, успев за это время пригореть на активном солнышке до шелушения кожи, облазить окрестности пляжа с глубоким ущельем, темным и сырым, в котором мог водиться кто угодно, познакомиться с соседями по номерам в отеле, земляками, мужем и женой из Аксая, пригорода Ростова. Испытать неприязнь к местным мотоциклистам с подружками на задних сидениях, снующим по дороге к морю на двухколесных тарахтелках и квадроциклах в четыре колеса, вонючих и наглючих не меньше наших лопухарей. Когда был в Скандинавии нас предупреждали перед тем, как посетить большие города, чтобы опасались велосипедистов, для которых в Стокгольме, Хельсинки, Осло и Копенгагене были проложены специальные дорожки рядом с тротуарами. Эти бестии, особенно женщины с распущенными светлыми волосами, не обращали внимания на остолопов любой национальности, сбивая на полном ходу как палкой фигуры в городках. Я тоже едва не попал под фурию, летевшую в спортивном облегающем костюме на современном велосипеде с несколькими скоростями, обдавшую взглядом светлых глаз, больше напоминавшим осколки льда из зрачков Снежной Королевы. Она пронеслась мимо вьюжной заметью, успев притереться отставленным коленом к моему бедру, еще вильнув в мою сторону задним колесом. Здесь молодые греки от пятнадцати до двадцати лет тоже не здорово следили за тем, чтобы кого-нибудь не зацепить, они выскакивали из-за поворота без предупреждения и неслись дальше не оборачиваясь. Но на пляже можно было наблюдать другую картину, когда молодежь при игре в волейбол ни словом не огрызалась на замечания старшего поколения, а молча забирала мяч, залетевший на их территорию и старалась больше не мешать им отдыхать. Особенно поразило поведение детей младших классов, приходивших купаться целыми отрядами вместе с воспитателями. Они дружно месили горячий песок, держась попарно чаще за руки, затем аккуратно складывали вещи в указанном им месте и спешили к воде, в которой их уже дожидались девушки от шестнадцати до двадцати лет, образовывавшие полукруг недалеко от берега. Не было ни криков, ни визгов, ни плача или драк, несмотря на то что число детей часто превышало пять десятков, каждый был занят только собой, купаясь, разговаривая друг с другом или собирая камешки, и беспрекословно подчиняясь командам взрослых. Они представляли единое целое, готовые в любую минуту придти на помощь себе подобным. Если бы такую ораву детворы представить в России, не говоря о детях из кавказских республик, то от ораторий на вольную тему можно было бы оглохнуть, а потом убежать куда глаза глядят. За этими малышами хотелось наблюдать и наблюдать, не испытывая утомления, у них даже эмоции казались одинаковыми, как у мальчиков и девочек из группы, ведомой парнем лет восемнадцати. Одна из девочек лет десяти, обещавшая развиться в красивую гречанку с выразительным взглядом больших карих глаз и полными губами, вдруг оторвалась от кучки ракушек и без перехода взялась заигрывать с этим воспитателем, порыкивая на него тигренком. Тот продолжал молча озирать окрестности, не меняя позы, но девочка была настырной, она доставала парня видимо не первый раз. Дети повернулись к обоим, на лицах отразилась заинтересованность, мордашки засветились лукавыми улыбками, дополнявшими добрые взгляды, видно было, что они любили наставника, а подружку хорошо знали. Наигранное лицедейство продолжалось несколько минут, державших в радостном настроении с десяток человек, пока воспитатель не повернул голову к девочке, понизившей голос до предела и продолжавшей реветь на него, и не сказал на своем языке несколько слов, вызвавших общее веселье. Маленькая шаловливица не перестала дразнить его, надеясь еще вывести из равновесия, но было ясно, что из ее затеи ничего не получится, как стало ясно, что у ребят не возникнет нездорового возбуждения и тем более отчуждения, такого привычного у российских школьников из младших классов. По груди у меня растеклась тихая радость от мысли, что есть еще на свете места, где продажное телевидение не нагнетает страхов и не показывает сцен с сексуальными извращениями, верно и последовательно убивающих в людях все хорошее.
Ужин прошел с шутками и задорным русским смехом, вызывавшим довольные улыбки на лицах обслуживающего персонала, состоящего из греков, румын, албанцев и даже одной русской Светланы. К нам успела присоединиться группа туристов из России, путешествовавшая по странам шенгенской зоны на своих автомобилях, оказалось, что этот вид туризма обходился дешевле. Жаль что накачанные русаки с нехилыми женами съезжали со двора через пару дней, чтобы покататься еще по Италии, мы бы сколотили с ними национальный хоровод. Даже две прибалтки, мать и дочь из Литвы, поначалу косившиеся на нас, соизволили смягчить твердые линии на худых лицах и отпустить в нашу сторону парочку невольных улыбок, их соседи из Эстонии, две супружеские пары с лишними килограммами везде, вели себя проще, хотя позже не удержались подколоть, как, мол, русские терпят полицейский произвол, творимый в России. На что пришлось признаться, что тот произвол еще цветочки, а ягодки давно зреют над всем народом, да вот сорвать их и не подавившись скушать никак не решатся ни националисты, ни патриоты. А народ сыт тем, что ему подсунули в красивой упаковке. Но разговор с новыми членами евросоюза на этом не закончился, он обещал продолжиться в последующие дни. В комнате мы рассовали по сумкам сухой паек, состоящий из пары бутербродов с колбасой и сыром, двух яиц, двух персиков и маленьких двух бутылочек с негазированной минералкой - греки газированные напитки не упортебляли. Прихватили с собой деньги и фотоаппараты и тронулись в центр Криопиги на остановку транспорта, где нас должен был подобрать автобус фирмы Амботис. Дорога поднималась все так-же в гору, по бокам ее высились густые заросли травы с кустами, за которыми прятались белоснежные обихоженные отели с просторными дворами, на заборах нередко висели картонки с надписью на греческом языке: полейтаи. Это означало, что усадьба продается. Подобных объявлений в придорожных поселках и в центре полуострова Кассандра было немало, хотя жизнь здесь была на порядок выше нежели в распятой до сих пор России Часто владельцами магазинов, отелей или производств оказывались наши соотечественники, успевшие взять в перестройку что надо и вложить в зарубежную недвижимость. Цены здесь были не такие высокие, как нам представлялось, например, квадратный метр жилья стоил тысячу евро, часто даже меньше, нежели у нас в больших городах.
А Ф И Н Ы
Автобус международного образца подкатил к остановке, указанной представителем турфирмы на словах, почти вовремя, он оказался пустым более чем наполовину, видимо, сказалась сложность поездки, когда из двадцати трех часов нужно было провести на колесах восемнадцать с несколькими остановками по двадцать-тридцать минут на кофе и туалет До Салоников мы успели подобрать из разных населенных пунктов еще человек десять - все желающие посетить столицу Греции были русскими, исключение составлял лишь один армянин, затем водитель выключил свет, и тут начался концерт, которого никто из нас не ожидал. Сидевший впереди через место от нас кособокий армянин лет двадцати пяти вдруг принялся метаться по сидению, которое занимал один, обезьяной на сносях, он шуршал бумагами, перебирал в своих торбах какие-то предметы с продуктами вперемежку, сморкался, кашлял, после чего хватался за яблоко и начинал чавкать на весь салон. За редкие замечания отвечал односложно и с вызовом, это оказался типичный представитель народа, считавшего себя младшими братьями евреев, божьих тех самых детей, которым было все разрешено. Успокоился орангутанг, как я его мысленно окрестил, лишь за пару часов до Афин, когда спать совершенно расхотелось. Перед Афинами, на недолгой остановке возле дорожного кафе, я спросил у русского парня, мотавшегося к возмутителю спокойствия через весь салон и не один раз, что это за человек и почему он себя так ведет. Невзрачный будущий мужчичок с крестьянской родословной на лице взялся пояснять, что этот армянин давно живет в России он свой, на что я, взбудораженный бессонной ночью, четко отрезал, что армяне своими быть не могут, во первых, они григорианцы, а не православные, во вторых, молятся слева направо, а в третьих, ни в грош не ставят вот таких русских, считающих их своими. Невысокий парень с помятой фигурой ничего не ответил, поспешив затариться в кафе баночным пивом.
Пригород Афин начался для нас с Олимпийского стадиона, на котором усилиями француза Пьера де Кубертена возродились в 1896 году, ровно через полторы тысячи лет и два года, олимпийские игры, запрещенные одним из римских пап в 394 году. В Греции игры зародились во тьме веков, в 776 году до новой эры, и посвящались они главному их богу Зевсу-громовержцу, продолжаясь много столетий с удивительной периодичностью в четыре года один раз. Сейчас мы увидели остов сферического сооружения из множества изогнутых толстых труб, похожего на овальное сомбреро с высоко поднятыми с одной стороны полями и без тульи. На осмотр и фотографирование на его фоне нам отводилось всего десять минут, поэтому мы с Людмилой заторопились от автобуса, чтобы охватить панораму стадиона целиком, но это удалось частично, сооружение имело продолжение ввиде чаши поменьше, высившейся в отдалении по другую сторону дороги. На картах памяти остались запечатленными куски непонятной конструкции, больше похожей на объекты промышленного производства, нежели на исторический памятник самым сильным людям планеты. А экскурсовод, молодая женщина лет двадцати семи, владевшая русским без акцента, уже предлагала нам занять места в салоне несмотря на то, что палящее греческое солнце, отличавшееся от оплавленного египетского только температурой градусов на семь меньше, оторвалось от горизонта на пару сантиметров. Но время для нее было деньгами, ради которых она терпела каждодневную качку на колесах и на не столь удобном сидении рядом с водителем, и рябь в глазах от пространств, поглощаемых железным механизмом столь же бездушно.