Аннотация: Это неповторимое чудо природы, необъяснимое и прекрасное.
ГРАНД, ГЛЕН, БРАЙС, ЗАЙОН КАНЬОНЫ.
Мы покидали не совсем приветливую снаружи гостиницу HOLIDAY INN, приютившую нас как везде в Штатах вежливо и ненавязчиво, готовясь снова проделать путь в несколько сотен километров по дорогам этой страны. Мы воочию убеждались, что Америка состоит не из одних небоскребов с банком в каждом, не из отелей, уставленных игральными автоматами, не из голливудов с ротами талантливых актеров. Мы видели, что на континенте большую его часть занимают леса, прерии с переходом их в голые безводные пустыни на подобие пустыни Мохаё в штате Аризона, и бесконечная череда холмов, переходящих в горы. Иногда пейзаж невозможно было отличить от казахского, туркменского, северо-кавказского с их природными особенностями. Но когда попадались поселения, хоть одноэтажные, хоть уставленные заоблачными свечами, в них присутствовали обязательные два правила: чистота и порядок, доведенные до внедрения их в сознание американцев на генном уровне.
Не успели покинуть пределы населенного пункта, как за окнами поплыли пейзажи, напоминающие об индейской прерии с редкими зелеными деревьями и густым кустарником с салатовой травой, с желтыми между ними петлями дорог. Чем дальше бежал просторный роут- дорога, тем больше все вокруг напоминало о надвигающейся пустыне, жаркой и безлюдной. Растительность становилась скудной, населенность по обочинам малолюдней, температура за окнами салона более высокой. Под потолком играл красками небольшой экран, дорога предстояла длинной и гид Николай включил для просмотра старый фильм "Чикаго" с Гиром в главной роли. Многие видели его, и все равно кидали на дисплей частые взгляды, не отрываясь от созерцания одним глазом пейзажа по обе стороны автобана, звучащего по американски по разному - хайвэй, роуд. С правой стороны редкий кустарник на желтеющей все круче земле постепенно перевоплощался в ползучие растения, с левой невысокие холмы начали подрастать, обретая остроугольные черты. Автобус словно пересекал климатические пояса с расположенными на них несколькими штатами под одним названием - Дикий Запад. Аризона, Калифорния, Невада, Колорадо, Юта - штаты, входившие в него, которые мы пересекали для того, чтобы поездка не казалась пресной, чтобы могли ознакомиться со всеми прелестями и непрятностями страны. Любое оружие тут продавалось без ограничений, имелись и другие послабления, например, в ценах, в чем мы убедились в городке Кинзмен, где бензин стоил, если перевести на русские деньги, не больше рубля за литр. Хотя заработки полнотой в кошельках тоже не страдали, об этом сказала нам фигура американца за пятьдесят лет, сидящего с гитарой в руках у входа в придорожный магазин под названием Русти Болт и энергично поющего американские песни. Он был в черных очках, в темно синей футболке и в джинсах, правильное лицо обрамляла седая окладистая борода, неплохие черные туфли шустро отбивали такт. В фигуре чувствовалась национальная независимость человека, знающего себе цену. На широком карнизе крыши магазина расположились вдоль края куклы, смастеренные почти в человеческий рост, женщины в основном, принявшие сексуальные позы. Они были одеты в прекрасные купальники или платья с костюмами, с шляпами и без них, с распущенными волосами и с короткими прическами. Все было по американски. Недалеко от входа стоял старинный автомобиль с еще грушевидным сигналом, на бампере которого сидели на одном конце кукла под Элвиса Пресли в черных очках и с прической, как бы сдутой на бок ветром. А на другом прекрасная блондинка с тонкой талией в шикарном летнем платье, закинувшая ногу за ногу. Мы с Людмилой не удержались от желания умоститься между ними, чтобы запечатлеть их образ на симке фотоаппарата. Много кукол стояло по фасаду магазина, а сбоку, под навесом, был еще один театрально сексуальный курьез тоже со старой машиной только с открытым верхом и с водителем женщиной, переломившейся снаружи пополам в поисках чего-то у нее внутри. Рядом стоял пластмассовый цветной в круглой шляпе, не сводивший глаз с ее обтянутой шортами задницы. В отдалении была приспособлена под курилку с навесом высокая мусорница с лавочкой напротив, а вокруг расстилалась безлюдная полупустыня с пологими буграми, покрытыми невысокими редкими кустами с ползучими зелеными растениями. На заасфальтированный пятачок перед заведением изредка заворачивали мощные грузовики, сверкающие лаком и начищенными никелевыми обводами по радиаторам и длинным моторам с удобными кабинами. Из них вылезали мускулистые дальнобойщики и не спеша шли заправиться необходимым, а заправка для их тягачей находилась на заднем дворе. Невольно бросалось в глаза то обстоятельство, что все было продумано до мелочей и работало без сбоев, как часы. Мимо редкого оазиса посреди палева под сорок градусов бежала дорога или роуд под номером 66, общеизвестная тем, что на ней снимались вестерны, фильмы ужасов, триллеры, боевики и прочее. Почти все голливудские фильмы.
Возле нашей гостиницы в штате Колорадо протекала река под названием Аджеквота, крепко напоминающем кавказское обзывание где-нибудь в Адыгее, Абхазии или Карачаеве, отчего возникла мысль о том, что индейцы те же кавказцы, только еще смуглее и краснее. В штате Аризона перед городком Тусоян покачали на себе крутые американские горки. От езды по верблюжьему серпантину у пассажиров захватывало дух не меньше, если бы они прыгали с моста не под сурдинку, а под резиновую тарзанку. Городок был построен армянами, переселенцами из Российской империи, в салоне по этому поводу послышался недоуменный говорок хотя загадку можно было объяснить тремя междометиями: ну куда без них! Вечные странники с твердым как алмаз костяком в материнской Армении, сосущим из них свое деньгами и талантами, как с Шарля Азнавура или Керкора Керкоряна, напомнят о себе не раз. Городок растворился сбоку дороги, продолжавшей бежать по невзрачной пустыне Мохаё. Отсюда начались индейские резервации для племен навахо, апачи, юта, племени анасази, почти уничтоженных апачами. Дороги стали более узкими, в небольших поселках жались друг к другу одноэтажные домики, похожие на казахские в ихних степях. Индейцы не красовались в национальных одеждах с короной из перьев над головами, не потрясали томагавками и луками, они носили одежду, похожую на рабочую, с неуклюжими сапогами на ногах. Вокруг паслись на выгонах не стада статных мустангов иноходцев, а стояла сельскохозяйственная техника, выглядевшая правда получше, нежели в российских хозяйствах. Въездом в штат Аризону послужил крошечный по всем меркам Порт-оф-Энтри, запомнившийся нам площадью магазинов с манекенами перед ними, после которого начались горы с отличной дорогой между невысокими еще склонами, поросшими хвойными породами деревьев, перешедшими вскоре в сплошной лес на дне широкого ущелья.
Гранд каньон
Впереди завиднелось ладное деревянное строение, напоминавшее охотничьи хоромы в СССР при правительственном охотохозяйстве, таком, в котором Хрущев с Брежневым отстреливали не кастрированных хряков из кабаньей породы. А так-же лосей с живностью поменьше. Брежнев любил рассылать близким и друзьям гостинцы из еще дымящихся кровавым паром огромных кусков лосятины или кабанины, завернутых в промасленную бумагу. Надо признать, что это было по нраву не всем, например Суслову-Зюсу серому кардиналу в сплоченной гвардии еврейских коммунистов высшего ранга. Он дергал хрящеватым носом и фыркал наткнувшимся на человеческие испражнения ежиком, выдавая тем самым свое отношение к солдафону, присвоившему сам себе геройские звания по числу пальцев на одной руке. Или ноге. Но что значил этот Зюс-ранец перед теми, кто маячил за его спиной и за спинами остальных пламенных евреев коммунистов. Кстати, за спинами русских коммунистов вопреки устоявшемуся мнению не стоял никто, даже тенями, потому что они по доброй воле тянули лямку с привязанной к ней баржой, полной неизвестных нововведений, противной человеческому общежитию под названием Маркс-Парвус -Ленин.
Водитель подвернул ближе к строению и открыл двери, мы стали вылезать наружу, разминая затекшие ноги и пристраиваясь в очередь за Николаем, быстрым шагом направившимся в глубь леса. Температура воздуха, несмотря на конец июля, была более чем нормальная, градусов 20-22, наши лица обдувал легкий ветерок, настоянный на запахах хвои, древесной смолы и каких-то цветов. Так было в Греции, когда мы с Людмилой сначала укачивались в небольшом под резвого козла автобусе по крутому серпантину с пропастью и отвесными скалами по сторонам, а потом поднимались пешком на вершину горы, чтобы полюбоваться троном бога Зевса, блюститетля Олимпа. Трон громоздился на другой горе, более высокой, и был окутан синеватой дымкой, не закрывавшей его величественные очертания. Тогда на довольно просторной альпийской лужайке со стоявшем в начале двухэтажным домиком под магазинчик, кафешку с покоями хозяев и подвалом подо всем, тоже пахло медом от цветов, усеявших высокогорный луг. А вокруг насколько хватало глаз высились горные вершины с Эгейским морем внизу и прибившимся к подножию гор довольно крупным поселением с красными черепичными крышами. Три цвета властвовали над всем: голубое небо, синее море и зелень на горных склонах, разбавленные темно желтыми скалами и калейдоскопом растительности под ногами.Было тепло, крепко кружилась голова а тело просыпалось для любви. Здесь же мы чувствовали себя спортсменами на пробежке которым предстояло порвать финишную ленту как тузик тряпку, растянутую где-то впереди. Вскоре увидели и ленту, вьющуюся по краю каньона с рекой Колорадо на дне, похожей на белую нитку без иголки, и сам бездонный каньон с провалами вглубь земли, от которых не только кружилась голова, как в Греции, но и просыпалось необузданное вместо сексуальных расслаблений волнение, способное перевоплотиться в панику. Мы подошли к нему, заглянули вниз и отшатнулись от вида разверзшейся под ногами бездны с острыми пиками из отдельных скал, растущих со дна, похожих на пещерные сталагмиты. Только те были белыми и скользкими с сочившейся с них водой, эти обросли внизу растительностью, обнажив заточенные концы. Кто-то из группы, испытав настоящий страх, не осмелился больше приблизиться к краю каньона, щелкая красоты аппаратурой и ртом с расстояния метров пять-шесть. Я же стремился пройти по канве пропасти, отделяющей бытие от смерти как по канату, натянутому между солнцем и луной, не замечая, что своим рвением мешаю Николаю с американским флажком в правой руке искупаться в лучах славы. Он заходил на выступ шириной с пару подошв ботинка, удерживая равновесие телодвижениями и качанием ладонями, замирал на мгновение над бездной, не подстрахованный ничем. И получал удовольствие от фотовспышек, осыпавших его с ног до головы. Но я все равно повторил этот номер, когда он соизволил освободить место на краю земли, с которого так отчетливо смотрелись разноцветные пласты, возраст которых исчислялся эпохой в половину истории планеты. Разлом протянулся на 446 километров, глубина составляла от 300 до 2000 метров, ширина на сколько хватало глаз, хотя в некоторых местах он сужался до пары-тройки километров. Мы продвигались вдоль него, огороженного кое-где железными поручнями на стойках, не уставая выискивать виды один краше другого, то приближаясь, то удаляясь от края, не замечая ничего вокруг. Даже многочисленные группы туристов со всех концов земли, на которые мы натыкались как слепые, спеша пробормотать автоматическое эскьюзми, похожее на французское экскюзи, но абсолютно отличное от русского извините. Это была другая планета с ландшафтами, иногда моделируемыми в фантастических фильмах, казалось, из природных наворотов, открывавших нутро не иначе как до расплавленного ядра, выплеснется фонтан дикого огня и попалит все вокруг испепеляющим жаром. Или в небо уйдет косяк энлэо с двигателями, работающими на фотонной энергии, взяв курс на голубую звезду, на которой жили мы. И мы встряхивали головами, чтобы вернуться в разум и почувствовать себя снова дома. А из преисподней вздымались новые гигантские обломки остроконечных скал, удерживая на вершинах огромные камни, качающиеся от небольшого дуновения ветра. Подобные шатуны таились на выступах выпирающих из пестрых серо-красно-желто-коричневых стен, уходящих вертикально вниз. Все вниз. Туда, куда лету не только неподъемной каменной глыбе, а и человеческому легкому телу было неведомо долго. А позади стоял стеной сухой и светлый сосновый бор, с дорожками между стволов и с доверчивыми белками, скачущими по ветвям. Он успокаивал, когда мы оглядывались назад, приводя в порядок взлохмаченные чувства и давая надежду на продолжение пути, добежавшего только до середины.
Наконец дошли до места, с которого каньон был как на ладони, пропадая в голубых туманах пространства, перекрученного природой. И вдруг увидели желтые нитки дорожек, бегущих внизу и поднимавшихся по отвесным стенам на другой стороне. Это были индейские тропы, ими до сих пор пользовались индейцы племени апачи из резервации, укрывшейся от белых людей в этих диких местах. Вскоре и на нашей стороне открылся спуск вниз с небольшого плато, притертого до блеска подошвами обуви, огороженного трубчатыми железными поручнями. По краям стояло несколько крепких скамеек из покрытых лаком еловых брусков, на них расположились туристы постарше, а молодежь бездумно сходила по ступенькам в надежде достичь дна трещины и омочить ноги в реке Колорадо, бегущей со скоростью 20 км в час. Дошел ли кто-нибудь из них до цели, было неведомо, но муравьиные фигурки людей прослеживались на глубину больше километра. Мы с Людмилой тоже ступили на порог удачи, настроившись добраться до сквозной пещеры в неширокой стене, отсекавшей обзор каньона с другой ее стороны Это была квадратная дыра на глубине примерно метров двести, до нее вели ступени, высеченные в скальной породе. Спуск оказался не таким тяжелым, хотя перила были только вначале, потом нам приходилось жаться к неровной скале, уступая дорогу поднимавшимся вверх туристам. Перед дырой высотой метра три и шириной метра два была небольшая площадка без ограждения, обрывавшаяся в пропасть, вокруг высились отвестные скалы но люди без опаски шмыгали в отверстие и выскакивали из него. Мы прошли вслед за ними сквозь не столь широкую скалу, увидели продолжение природного чуда ввиде бездонной трещины, раскроившей поверхность земли на две части испытывая еще более острые чувства. Ведь мы любовались теперь каньоном как бы из середины его нутра, ощущая давление глыб, нависших над головами и подавляя волнение, прущее со дна пропасти, возраставшим желанием запечатлеть себя в центре прохода. И сделать это так, чтобы наши тела оказались подвешенными как бы в воздухе, а вокруг бы безумствовали силы природы. Но у нас в руках была техника хоть и японская, но все-таки двухмерная, и даже не с тремя "д", поэтому желаемого результата не получилось. На фотографиях отразились почти плоские изображения, на них глубина каньона больше угадывалась, нежели ощущалась на самом деле, они не нагоняли на просматривавшего их того неудобства, испытанного нами. Но тогда мы поднимались обратно абсолютно счастливыми из-за впечатлений выше головы, вокруг слышались возбужденные восклицания радостные больше от победы над собой.
На этом знакомство с каньоном не кончалось, предстояло обследовать высокую башню на краю земной трещины, возведенную когда-то местными индейцами, служившую им, видимо, такой же крепостью и сторожевой площадкой, какими служат кавказцам их родовые башни. К тому же они у горцев исполняли еще одну функцию - там прятались кровники, которым месть родственников могла тянуться столетия. Вряд ли здесь было то же самое, хотя повадки индейцев мало чем отличались от горских, при чем по всему миру - это сказывалась суровость природных условий. На вопрос, кто загоняет людей в дикие горы, безжизненные пустыни и в непроходимые тундры с вечной мерзлотой и лесными болотами, когда есть места куда более благословенные при чем не столь заселенные народом, ответа не существует. Но можно попытаться объянить известной поговоркой: где родился, там и пригодился. Вот и здесь, посреди пустынно-степного пейзажа возвышалась вдруг одинокая башня, возведенная на краю бездны, когда камни фундамента нависали над пропастью, и сама сложенная из скальных пород, хорошо подогнанных друг к другу. Мы вошли в нее по деревянной современной лестнице и увидели, что она облагоустроена все теми же торгашами, которых гонял в свое время в древнем Иерусалеме Иисус Христос. На первом этаже расположились по кругу вдоль стен столы с разложенными на них товарами не первой необходимости, а больше для интереса и памяти об этих местах. Мы поднялись по уже каменным ступеням на второй этаж и снова уткнулись в прилавки величиной поменьше и с выбором более специфическим. На третьем этаже располагалась смотровая площадка с видом на земной разлом, уходивший далеко вглубь, скрывавшийся за горизонтом. С нее грандиозная панорама была еще величественнее, хотя нового дать ничего больше не могла, не даром говорят, что первый взгляд самый верный и первое ощущение самое правильное. Потоптавшись по кругу с узкими окнами- бойницами, я сделал несколько снимков розового, не зарастающего шрама на лице земли с ее затылком, заросшим густым сосновым бором, и спустился на второй этаж. Здесь демонстрировались индейские товары, пока я к ним присматривался, не помышляя покупать по голливудским ценам, не заметил, как из всей группы остался один. Людмила тоже ускакала, сделав свои дела и не толкнув меня под локоть. Я услышал ее голос тогда, когда неспешно возвращался на землю, она стояла далеко вдали и раздраженно размахивала руками, за ее спиной на дороге урчал наш автобус с Николаем у входа. Это был второй выговор за опоздание, более резкий, экскурсовод скорее всего мстил за резкие слова, сказанные мною в его адрес по прилете в Лос Анджелес. В салоне тоже пообещали оставить меня в Америке в качестве гастарбайтера, а пока потребовали оплатить простой механизма на колесах по баксу-двум каждому. На это требование я только насупился, дойляров не хватало самому. Когда все успокоилось, в салоне наступила тишина, нарушаемая только голосом Николая, народ принялся переваривать потрясшее его откровение не иначе как от дьявола, надумавшего напомнить о себе таким вот способом.
Дорога долго бежала между склонами невысоких гор, поросших деревьями, пока не вырвалась на равнину, окаймленную лысыми холмами. Автобус приближался к очередному городку с мотелем "Кэмерон" в центре, имевшим еще одно название, набранное ниже из темно вишневых букв: мотель Индиан арт Краф анд... и так далее. С местными жителями, которых не было видно, разве что в небольшом маркете рядом с мотелем. Почти все мужчины ходили в основательно потертых джинсах, клетчатых рубахах с ковбойскими шляпами на головах, а женщины носили длинные в основном платья, однотонные и в крупную клетку и небольшие соломенные шляпки с бантиками. Казалось, мы очутились в Америке девятнадцатого века, для полноты картины не хватало таборных повозок, запряженных шестеркой лошадей и ковбоев, скачучих сбоку с ружьями наизготовку. Они стояли вдоль стен мотеля вместе с манекенами индейцев в национальных одеждах и телефонными автоматами, красочные, без возниц и переселенцев внутри. Но первоначальные впечатления были разрушены местной молодежью, вооруженной современными средствами передачи мыслей на расстояния. Размяв члены мы затарились сухомяткой, залезли в салон и прислушались к тому, о чем рассказывал в микрофон Николай, а говорил он об индейцах, о неспешном их житие-бытие в резервациях. И ничем не прикрытой на взгляд белых глупости, когда индейцы племени навахо отвергли предложение властей проложить через их владения дорогу, сокращающую в два раза путь из Лос Анджелеса в Лас Вегас. При чем деньги и связанные с ними удобства обещались немалые. Навахи решили остаться нищими, зато свободными, презрительно поджав губы при упоминании о долларах. И доныне весь транспорт продолжает объезжать их резервацию по старой дороге, петляющей между высоких бугров в местах мало населенных. После такого сообщения нам захотелось завернуть в какую-нибудь индейскую резервацию, Николай пообещал и мы с удовольствием приветствовали эту экскурсию. Не терпелось увидеть настоящих американцев, глупых по мнению белых жителей этой страны детей природы, о которых я много читал и видел потрясающие фильмы, особенно с участием югославского актера Гойко Митича. Это был славный малый, завораживающий зрителей мощным торсом и мужественным как бы рубленым лицом с широкой повязкой на лбу, за которой торчали бело-черные перья, часто окрашенные в знак военных действий красной охрой. Гойко ловко вскакивал с земли на коня без седла и стремян, мчался навстречу врагам, увлекая за собой таких же смелых, голых по пояс индейцев своего племени. Он всегда выходил победителем, подавая пример смелости нам, тогдашним мальчишкам.
Глен Каньон
Автобус съехал с окультуренного шоссе и помчался по неплохой дороге по направлению к Глен Каньону, встретившему нас снова глубокой пропастью с похожей на нитку рекой на дне, перекрытой бетонной плотиной неимоверной высоты. Напротив нее примерно в полукилометре вниз по течению реки висел как бы в воздухе ажурный мост с загнутыми краями, крепившимися на противоположных сторонах вертикальных скал. Они состояли из красных пластов каменных пород, чередующихся до самого дна с темно коричневыми. Я видел Волжскую недалеко от Волгограда, перегородившую Волгу-матушку, любовался видами острова Хортица с плотины Днепрогэса в Запорожье, захватывало дух от вида ГРЭС под Красноярском. Но то, что пришлось узреть за десяток тысяч километров от России потрясло до глубины души. Взгляд все время устремлялся не вверх, а вниз, осмотр бетонного монстра начался тоже со дна пропасти, пропадающей в туманной дымке Сплошная стена с наклоном немного назад вздыбливалась из глубин каньона, расширяясь по мере подъема в стороны и превращаясь в сплошной желтовато серый массив без единого уступа, на котором можно было бы перевести дыхание. Не орошенного ни одной пенной струей, обязанной быть, чтобы сбрасывать лишнюю воду, копившуюся за ней за счет реки. Лишь с середины вздымались по краям два узких квадратных столба с кабинами на верху, возвышаясь высоко над телом плотины с дорогой через нее. Они выполняли скорее всего роль контрольно смотровых лабораторий. Страшно было смотреть на чудовище, на котором не за что было уцепиться, если случилось бы оказаться на гладком теле, это обстоятельство усиливало страх, подавая сигнал к зарождению животных чувств. Никто из нас не задержался надолго на этом месте, с которого был наилучший обзор поэмы в камне, группа туристов плотной стайкой стремилась продвинуться до дороги, проложенной по верху плотины, и успокоить взгляд на гладкой поверхности воды по другую сторону. Можно было представить, на сколько поднялась река, ставшая рукотворным озером, и какая глубина в этом месте. А вокруг властвовала голая пустыня с редкой растительностью по склонам бесконечных холмов, уходящих за горизонт. Не верилось, что в десятке километров отсюда стоял маленький городок Кенап, вотчина евреев мормонов, в котором одно время жили Рональд Рейган и Клин Иствуд, переехавшие потом в Голливуд. Чистенький и ухоженный, с ювелирными магазинами и серьезными банками, окруженными древними королевскими каретами при полном параде, со статуями индейцев в национальных одеждах с перьями вокруг головы. С настоящими небольшими пушками времен войны за Независимость, вмонтированными в стены этих заведений. Там я купил ковбойскую шляпу и сумел в местном банке обменять бумажные доллары на металлические с изображением не только подлинных президентов, но и кандидатов на этот высокий пост, и даже сенаторов с политическими деятелями. Не всеми, конечно. В других местах приобрести желаемые раритеты долго не удавалось, американцы пользовались сплошь магнитными карточками, объясняя это тем, что мелочь довольно тяжелая и присутствие ее в кошельках доставляет им большие неудобства. А немного дальше от Кенапа уютно прижился в долине еще один городок, входящий в общее для них название одноэтажная Америка.
Туристы долго пытались привыкнуть к созерцанию плотины, грандиозного этого сооружения, чтобы суметь оценить его по достоинству, но в глазах никаких чувств кроме испуга не отражалось. Мы отошли от бетонного монстра и направились к строениям невдалеке, оказавшимися домами для обслуги, возведенными посредине поляны с хвойным лесом вокруг. Но никто из них так и не появился в поле нашего зрения, скорее всего они, как почти все американцы, работали не покладая рук за зарплату от двух с половиной до четырех с половиной тысяч долларов. Последнюю получали после дефолта в 2008 году рабочие более высокой квалификации, а первую в основном гастарбайтеры. Мы отправились на стоянку нашего транспорта и расселись в салоне по местам, стараясь представить резервацию индейцев, куда лежал наш путь дальше.
Через небольшой промежуток времени впереди показались неказистые строения, похожие на наши в захудалом колхозе с несколькими крестьянами, остановившимися покурить за околицей. Или с кавказцами на краю аула, темными на лицо, с полуспущенными штанами и пузырями на коленях. Что осанка трех куривших мужиков под букву зю, что их лица будто с глубокого похмелья, были копией соплеменников из глубинки, даже головные уборы торчали или на затылке, или висели на одном ухе. Вдали на удалении друг от друга стояла абы как техника без единой души вокруг, но по внешнему виду она была в рабочем состоянии, то есть, при колесах и не грязная внешне. Мы въехали на единственную улицу между десятком домов, преображавшимся по мере приближения к ним, теперь можно было узреть, что они стоят под хорошими крышами, имеют балкончики спереди и дворы сзади, обнесенные справными заборчиками, с машинами в них. Палисадников, обычных цветников под окнами в любой наверное стране, не было, вместо них серела прибитая механизмами и притруханная пылью земля, на которой могла уродиться только индейско-хрущевская кукуруза. При чем, индейская была плодоноснее, сытнее и слаще, если емкости для производства попкорна блестели на каждом шатовском углу. А за селением расстилалась неприветливая степь с редкими деревьями и чередой все тех же пологих холмов, ломающих низкий горизонт. Единственный магазин находился в центре, с кафешкой в нем и повсеместными мужскими куклами при томагавках и пистолетах с ружьями, с женскими в пестрых погремушках - не совсем удачной пародии на американский стиль. К нему как видно не зарастала народная тропа, если двери были нараспашку. Внутри было как в любых других столовых по всему миру с протаскиванием на кассу пластмассовых разносов по алюминиевым полозьям. Скудноватым оказалось и меню, включавшее всего несколько наименований, зато были попкорн и блюда из кукурузы. Позади стеллажей с салатами сонно переползала с места на место нулевая индианка с широким, непропорциональным телу лицом с некрасивыми чертами, иссиня черными прямыми волосами, обрамлявшими щеки угловатыми косяками. Она разливала из никелированного термоса по стаканам чай. На лице с синевато красной кожей не отражалось эмоций и тогда, когда ее просили что-то подать, неторопливо разворачиваясь, она долго искала нужный предмет. Затем прошла в зал и принялась ходить вокруг автомата для попкорна, нагоняя душистую метель, после чего взяла довольно современный подметальник и стала наводить чистоту, не обращая внимания на страждущих заправиться хоть чем-то. Скоро к ней присоединилась еще одна, такая же. Индианки полностью оправдывали портрет, описанный Николаем по поводу их соплеменников, им оставалось сунуть в рот трубку мира и на несколько часов, а то и дней, застыть истуканами посреди вигвама с костром у ног. А вокруг ждали бы важного решения избранные члены племени, сидящие на задницах вдоль древесных стен. Они оставались бы неподвижными до тех пор, пока в виски не постучалась бы нужная мысль. Народ не стал тревожить хозяек лишними вопросами, довольствуясь тем, что они успели выставить на стеллажи, не удержавшись однако от соблазна пощелкать их под разными ракурсами, на что последовала довольно вялая реакция. Проглотив урватое, мы поспешили в магазин рядом, чтобы затариться сувенирами. Но для многих украшенные примитивным орнаментом они оказались слишком дорогими, повторяя историю с мексиканскими сувенирами в Сан Диего. Зато по улице бродила пара пегих лошадей с черными гривами, бегала собака и все так-же стояли на окраине резервации трое индейцев в рабочих одеждах, не находивших общего решения какого-то вопроса. Было тихо и заунывно, как в каком-нибудь глухом казахском ауле, над которым бесшумно кружат только степные беркуты, да изредка слышится приглушенный свист сусликов или верещание тушканчиков. Ни огней бродвеев с роккефеллер плазами, ни русских дезигнеров за рулем национальных запорожцев, дубасящих по ушам децибелами низких частот, выпущенных из динамиков на волю. Одним словом, индейская резервация.
Мы давно пересекли границу штата Юта со столицей в Солт Лэйк Сити, малонаселенного, с двумя с половиной миллионами жителей, но самого успешного в Америке. В учебных заведениях каждая команда на многочисленных и великолепных спортплощадках была одета в свою форму, дороги были обихожены до парковых аллей, города выглядели облупленными как яички. Вообще американцы делятся на северян, это янки, позволяющие себе многое, и на диких южан, носящих красные пиджаки с синими брюками. Так одеваются в штате Юта. Восемьдесят пять процентов граждан здесь заняты в сфере обслуживания, остальные имеют специальность инженеров. Здесь обиталище набожных мормонов, поддерживающих первооснову иудаизма, однобоких христиан, а может быть самых раскованных из верующих с абсолютно другой религиозной доктриной, приносящей им невиданные доходы. У них практикуется многоженство, как писалось выше, даже с умершими людьми. Ведь Израиль, их прапраматерь является многоженцем, а они его дети, ступающие по его следам. Надо признать, в 1889 году они отказывались от полигамии, то есть, от многоженства, но дало ли это результаты, неизвестно. Скорее всего, они вышли из щекотливой ситуации тем самым заключением браков с умершими людьми. Бог по мормонски обладал физическим телом и создать Вселенную просто не мог - не Господь как у других. Идею плотского бога утверждали задолго до них древние шумеры с халдеями и вавилонянами, выходит, мормоны присвоили себе их откровения. Шумеры говорили, что Мироздание это Разум и если Разум преуспеет в развитии, он может стать богом и получить свою Вселенную. В английской бибилии написано, что пророком у них является Мормон, этот сборник еврейских текстов был переведен на английский язык Джозефом Смитом вместе с большим куском Торы, под названием "Драгоценная жемчужина", затем канонизированным. Он же, не имеющий высшего образования, написал, кстати, без единой ошибки, книгу о мормонах, в которой оговорился, что мормонская религия - это религия из религий, остальные религии являются по отношению к католицизму православными сектами. Там же говорилось, что десять колен Израилевых переправились через Иордан, а два колена Вениаминова и Иудина остались на том берегу. Вскоре все колена израильтян истребили ассирийцы под руководством царя Саргона Второго и вавилонцы под водительством царя Навуходоносора. Остались два колена, не ставшие переправляться через Иордан, Вениамин и Иуда поняли, что спасения им ждать неоткуда, их ненавидел весь тогдашний мир за разврат, стяжательство, ростовщичество, прочие грехи, процветавшие среди иудеев. И тогда оба предводителя колен постановили укрыться от истребления, изменив свою национальность. Сначала Вениамин переродился в Иуду, оба колена стали полностью иудейскими, и замкнулись в религиозных сектах. Вот откуда берут начало розенкрейцеры и прочие неуловимые сектанты, сменившие их масоны и меняющие масон сионисты. После того, как иудеи спрятались за сектами и замкнулись как в ракушке, они приняли решение называть себя евреями, что в переводе с некоторых арабских диалектов все равно означает разбойники. Отсюда делается неутешительный вывод, что нынешние евреи являются иудеями. У мормонов дьявол означает белого ангела, поссорившегося с Богом, чей авторитет нужно возвышать насильно, Ева по их вере скормила яблоко Адаму для того, чтобы у него открылись глаза на мир вокруг. Значит, зло так-же священно, как и добро, поэтому не следует метать бисер перед свиньями, то есть, нет человека, равного Богу, обладающего его функциями. Из этого следует что исповедь в церкви бессмысленна, она должна быть произнесена только перед Богом, когда человек предстанет перед Ним. Он и Апостол, и Проповедник. На земле продолжить жизнь может только большая рождаемость, и чтобы сохранить свое имя в веках, нужно иметь больше детей. Мормоны имеют самые большие семьи, они самые богатые люди в мире и соблюдают неукоснительно семейную доктрину, по которой дети до двенадцати лет могут быть только со взрослыми. С шестнадцати лет им разрешается практически все, секс в том числе, кроме посещения злачных мест. И только с двадцати одного года они решают сами, как вести дальше свою самостоятельную жизнь, в том числе пить, курить, играть в карты.
Последователи Джозефа Смита берут себе на вооружение все самое современное и лучшее, в то же время не отказываясь при возможности приносить в жертву своему богу христианских младенцев, воруя их у родителей. За этот варварский и чудовищный обычай их гоняли по всей Америке как паршивых извращенцев, но все дело в том - у кого в руках деньги, тот и прав, на что американцы опирались изначально. Смит был весьма талантливым и богатым человеком, по его проектам были построены все американские города вместе с улицами и кварталами, обращенными на Восток. В конце концов предводителя мормонов сначала повесили, потом бросили на растерзание толпы, многих из членов этой секты постигла та же участь, их убивали за принадлежность к касте рабовладельцев, ненавистников человечества. После Смита полигамист Янг повел оставшихся в живых мормонов в сторону Мексики, они осели в штате Юта, недалеко от границы, сделав его за небольшой срок самым благополучным во всей Америке. Они построили вместе с бандитами разных национальностей - армянами, немцами, итальянцами - а потом контролировали Лас Вегас, городок миллиардеров, этот драгоценный бриллиант, сверкающий отточенными гранями и приносящий баснословные доходы в их казну. Город Кенап стал как бы второй столицей после Солт Лейк Сити. Здесь, в бассейне реки Колорадо, в знаменитых Красных Скалах с Сьерра Невадой, снимались фильмы "Золото Маккены", "Одинокий ковбой" и другие - более сорока фильмов и вестернов с участием опять же Рейгана, Иствуда и незабываемого старика из "Великолепной семерки" с русской родословной. Сам главный герой шедевра тоже имел корни из Российской империи, как многие славные соплеменники, память о которых постарались вытравить навсегда новые владельцы русских сокровищ.
Мы въехали в мормонский Кенап и остановились перед маркетом под названием "Деннис Вигвам", окруженного мерлотами, квакерскими и дворянскими повозками с каретами, чучелами индейцев во весь рост с луками и пиками, стоявших возле каждого социального здания. Из стен выпирали жерла небольших пушек со стальными щитами и даже колесами, стрелявших во времена испанского завоевания этих мест, а так-же войны Севера и Юга. Ковбои, армейские гвардейцы в синих мундирах, республиканцы в зеленых сюртуках, дамы в прекрасных нарядах, их юные соперницы в более шикарных платьях с декольте до середины упругих грудей. В шляпках с шлейфами из разноцветных бантов до округлых бедер, в высоких полусапожках из натуральных кож с кнопками застежек. Почти трехсотлетняя история возникновения США была представлена для каждого прохожего и проезжего в наилучшем виде, не говоря о подрастающих поколениях. И снова я подумал о том, что с холопским переворотом, устроенным евреями в России в семнадцатом году, культурный уровень русского народа упал до помойной ямы, набитой отбросами. История целой нации, ведущей в мире, исковеркана до неузнаваемости, проникнув даже в генные структуры, подконтрольные только природе, породившей их. Цель, для чего это было сделано, выпирала наружу мужским членом, поражая бесстыдностью и абсолютной наглостью, не возбудившей массы простого народа, которому и демонстрировалась. Недаром еще Энгельс предупреждал, что: Полная бесконтрольность в высвобождении людского эгоизма может снова поднять одних над другими и вторых подчинить страстям и корысти первых. Значит, для спасения хотя бы той же самой свободы нужна абсолютно правовая организация общества: максимальная свобода с непреодолимым принуждением. А Кант сделал заключение, что если без принуждения все же нельзя, значит, человек есть животное, которое нуждается в господине. И тут не поможет даже война, как средство антагонизма. Сам собой возникал вопрос: для чего задумывались одной нацией, обозвавшей себя божьим народом, мировые бойни с революциями, затопившими мир кровью, что они дали человечеству кроме перехода мировых сокровищ в руки представителей той же нации? Но дело делалось с "непреодолимым принуждением", изменить что-либо было не в силах людей, в том числе любовавшихся вместе с нами манекенами и совершенно не понимавших истинного их предназначения. Ведь они представляли из себя ту самую чернь, выпущенную наружу сионо-масонами.
Магазин, заваленный товарами и сувенирами на любой вкус, заполнился туристами, взявшимися прощупывать бирки с ценниками на полках и вешалках. Они отличались от российских и ценников в других странах тем, что в первом случае цена проставлялась окончательная, а в магазинах Америки цена ставилась предварительная. Ниже показывался процент за обслуживание, аренду помещения и прочих расходах, понесенных фирмой по продаже товаров. В итоге фигурка или платье стоили на три-десять долларов дороже настоящей их цены. Я обратил внимание на шляпы, висящие на крючках, копию тех, что носили ковбои в прериях и американские шерифы с президентами, в том числе из семьи Бушей. Старший из них, побывавший уже на президентском посту, принимал активное участие в создании ФРС - Федеральной резервной системы, основные функции которой заключались в штамповке долларов на печатных станках и засыпании этой ничем не обеспеченной бумагой мирового пространства. Он осуществил проект, входящий в еврейскую доктрину прихода к власти во всем мире с Джипи Морганом, Рокфеллером и другими заправилами, решившими подгрести под себя все мировые сокровища таким неприглядным способом. У них это получилось, несмотря на то, что многие лидеры стран до сих пор с надеждой оглядываются на Китай. Но стоит лишь вспомнить, кто дал разрешение Поднебесной завалить мировой рынок низкосортным ширпотребом, и все встанет на места. Шляпа была круто загнута с боков, с плетеным ремешком вокруг тульи и с опущенными немного вниз передом и задом. Примерив, прошел к зеркалу, зажатому со всех сторон навалом из вещей, и услышал за спиной одобрительное восклицание кого-то из женщин спутников. Людмила, тугая на похвалы, раскошелилась тоже на скупую улыбку. Шляпа стоила больше сорока долларов, да плюс положенная наценка, но я не стал в этот раз подсчитывать расходы, а прошел к кассе с невысокой девушкой за ней в неброской одежде и с еврейскими чертами лица. Надев покупку на голову, вышел из магазина и принялся искать глазами банк или сберкассу, нужную для обмена бумажных баксов на металлические монеты. Прошелся в одну сторону, потом в другую, ко мне присоединилась моя пассия, лучше соображающая в общении с местным народом. Вместе выведали у кого-то из встречных людей, что банк находится на другой стороне улицы, в здании, ничем не отличающемся от остальных, продолжающих роуд. Разве что меньшим количеством окон зато с большим размером. В операционном зале, не забронированном как у нас в стране высокой стойкой с стеклянным верхом из прочного плексигласа с маленьким лазиком для просовывания документов, а с низким удобным и широким прилавком, в первую очередь показали все тридцать два начищенных зуба. После чего не столь миловидная девушка, с трудом уловив мое желание заполучить нацвалюту в звонком исполнении, пожала плечами и закопалась в ящике сбоку. К ней присоединилась еще одна, покривив губы в такой же недоуменно улыбчивой гримасе. Было видно, что сотрудницы не понимали, зачем понадобилось отягощать карманы тяжелой мелочью, когда бумажные кредитки легко было уложить в портмоне друг за другом. Но у меня не было желания объяснять, что хотел получить небольшую выгоду от поездки за океан, опустошившей основательно карманы, продажей части монет соплеменникам за более высокую цену. Поэтому я несколько раз произнес слово каллэциони-ир, чем успокоил кажется и других девушек, оторвавшихся от работы и обернувшихся в нашу сторону. По приезде домой оказалось, что металлические доллары можно было купить на рынке нумизматов по семьдесят рублей за штуку, а квотеры-двадцати пяти центовики, которыми набил небольшой но тяжеленький кулек, стоили там же максимум по тридцатке. Монетки представляли интерес тем, что на каждой был выбит символ одного из американских штатов общим числом в пятьдесят один - сорок восемь смежных плюс Аляска и Гавайи со столичным округом Колумбия. Да владения с Виргинскими островами в Вест-Индии, Восточного Самоа, Гуам и другими в Океании. Всего получалось пятьдесят четыре монетки, не считая государственных и праздничных на все лады. Это россияне закрутились на всем, на чем можно было заработать, завалив родину тем, что было негоже иностранным гражданам. Ну тут объяснения были тоже разные, типа: чем бы дитя ни тешилось, лишь бы на революцию не тянуло, или: чтобы не прокисло и французская жаба пригодится. Я набивал мошну где только мог и как придется, боясь, что таможенники в аэропортах узрят рентгеном свой капитал, уплывающий за кордон, и изымут его с последствиями. Но никто из них даже не ухмыльнулся при проверке вещей, нагло отбирая лишь минералку, купленную как назло только что. Когда нашел в одном из отелей небольшой складной ножик японского производства, очень удобный и экономичный с несколькими самыми необходимыми инструментами, я не знал, как провезти его с собой, пока один из туристов не предложил засунуть его в свой багаж. Мы тогда отбывали из Лос Анджелеса в Нью-Йорк. Мужчина вернул его, правда, после напоминания, потому что ножичек понравился и ему, по прилете, в нью-йоркском отеле, а уже перед отлетом в Россию я не сомневался, что в багаже можно провезти все. Это обстоятельство и успокаивало, и одновременно озадачивало.
Мы покидали богатый Кенап в десяток улиц, в нем всего было больше, чем в Греции, в которой есть все. Но теперь от утверждения осталась только присказка, евреи отобрали все еще у бывшей Византийской империи, сузив ее до нынешней Греции на островах. Группа пробыла в городке не больше полутора-двух часов, но что можно было успеть за это время! Только мельком взглянуть на местные достопримечательности, выставленные на главной роуд, широкой и благоустроенной донельзя. Так и остался в нашем сознании белой вороной городок странных мормонов, окруженный протестантским в основном населением с меньшим количеством католиков. Обложенный со всех сторон как Израиль арабами с мусульманскими различными течениями, размещенный на американском суку, крепком на неискушенный взгляд. Они вели себя так же, как израильтяне - двойственно. Евреи ссорили арабов друг с другом и пожинали с помощью американской силы, прирученного стального кулака с ядерной начинкой, богатейшие плоды раздоров, прибирая к рукам их природные богатства и территории. Мормоны тоже, будучи против рабства, оккупировали местные племена индейцев, натравливая их на белое население, снимая с него скальпы не своими разумеется руками. Они стали так называемыми паруситами. Фактически, они закабалили свободолюбивых на словах янки - все население страны - применив к нему ростовщичество в высшей форме. Теперь каждый американец жил только в долг и был должен евреям по гроб жизни, как вся независимая на словах страна, ставшая в их руках ядерной игрушкой. А Исаак Бегон, очередной лидер мормонов, не останавливался на полшаге, наложив лапу на Лас Вегас, основанный бандитами и другими преступниками во главе с Бони Сегелем на реке Вирджин, поселив в нем национальный позор рядом с достатком.
Брайс каньон
Наш путь лежал по направлению к Брайс каньону, о котором мы знали по американским приключенческим фильмам и по рассказам людей, заглянувших в его нутро, похожее на человеческое. Такое, какое разглядывали еще в школе в анатомическом кабинете, где был выставлен пластмассовый бледно розовый манекен мужчины без половых органов, но с распахнутым настежь животом. Дорога по прежнему бежала по пересеченной местности, но рессоры у автобуса были отличные, а у шофера негра был скорее всего допуск к вождению личного автомобиля президента Америки. С классической идеальной ездой мне еще не приходилось сталкиваться сначала в СССР, потом во вновь обосравшейся новой России. Только не как в революцию кроваво красным поносом, больше схожим с неизлечимой тогда дизентерией, а желто - зеленой демократической дрисней, пришедшей на смену эсэсээровской империи. Новая страна мало удивила русский народ, разве что брюха стали набитыми, да говорить обо всем стало возможно не на кухне перед тараканами, а и на улице при ментах, вечных шестерках любых режимов. Эта порода людей жила как хамелеоны в природных условиях, созданных и в стране представителями власти специально для них.
Широкая полоса шелкового асфальта вынырнула из соснового леса и уперлась в деревянное строение с казацкими галдареями вдоль стены на втором этаже, на покатой черепичной крыше красовались две чистенькие трубы, забранные чешуей коричневой же черепицы. Дальше предстояло идти пешком, но кто бы отказался от такого удовольствия, можно сойти с дороги и попружинить по настилу из опавших иголок. Или подозвать цоканьем шуструю белку и угостить ее куском американской булки, купленной еще в Лос Анджелесе и успевшей засохнуть. По части орехов, даже простых, не золотых, у русских туристов оказалась напряженка, хотя иностранные скитальцы дарили зверькам и фундук. Наверное, они привыкли отвечать за тех, кого приручили, мы пока только учились не сдирать шкурки с еще живых лесных красавиц с воздушным мехом, под которым самого тела набралось бы разве что с горсть. Путь до места назначения оказался довольно коротким, Брайс каньон предстал перед нами розовыми краями, круто обрывавшимися прямо из-под ног, дальше было цветное кино и красные неожиданные немцы, поднимавшиеся рядами снизу, сумевшие разволновать нас до крайности. Глубокая земная трещина была цветами похожа на слоеный торт, разрезанный посередине неустойчивым ножом, сверху толстый слой крема был почти белым, дальше шел кремовый разных оттенков. Еще ниже крем превращался в нежно розовый, темневший спад за спадом, пока не стал кроваво-красным, а в самом низу становился темно вишневым, даже черешневым с синеватым оттенком. Но эта гамма цветов была только началом величия природного явления, не объясненного учеными внятно до сей поры, типа, разлом земной коры произошел столько то миллионов лет назад по причине ее слабости в этом месте. И дураку ясно, где слабо, там и рвется, а что-нибудь понаучнее нельзя было наворотить! Как нам стало видно воочию, не только нельзя, но было еще и сложно. Дело заключалось в том, что слоеный пирог не был с гладкими вертикальными стенами, а состоял из сотен, тысяч, миллионов кусков разной величины, больше тонких, арбузных, лепившихся неизвестно каким образом друг с другом. Казалось, стоило подойти к краю обрыва и пнуть ногой какой-нибудь ломоть, и тот рухнет вниз, увлекая за собой другие и подминая под себя все живое вокруг. Начнется цепная реакция, какая может случиться с небоскребами в Нью-Йорке при атомной бомбардировке. Мало того сталагмиты из того же материала поднимались снизу разноцветными стволами без ветвей, они были разной высоты от крошечных на дне, до гигантских на уровне верхнего края бездны. Они представляли из себя тонкие столбы в сотни метров высоты с вершинами иглами, шатающимися от малого ветра, отличались от таких же в Гранд каньоне большей кучностью помноженной на количество, и броской красочностью. Это было немыслимо и завораживающе необъяснимо, тем более, созданное Природой, не ведающей про современную технику. Впрочем, Природа как раз знала все, это люди не понимали ничего, копаясь в грязном собственном белье, стремясь наловить мыслей-блох, кусающих их заумными идеями. Иногда вылавливали, в основном мелочь, щелкая ее между ногтями и морщась от мерзкого запаха, попадалось и крупное, зубастое, с которым они не знали что делать. Как например с адронным коллайдером все-таки сместившем орбиту земли ровно на четвертую часть при неумелых опытах по добыче из ничего божественной частицы. Теперь каждый гражданин земли может убедиться хоть из окна своего жилища, что осенью продолжается лето, зима стала осенью, а весна более всего похожа на рваную жестокую зиму. И это только цветочки, ягодки зреют впереди. Не учат людей последствия от жестоких революций с еще более кровавыми мировыми бойнями, развязанными много раз в течении веков представителями одной и той же нации во благо надуманное. Зато свое.
Так выглядели обе стороны каньона, глубину которого давно измерили с помощью современной электроники, объявив результат по всему миру, но вряд ли кто осмеливался подтверждать рассчеты заново, да еще вручную. Разве что индейцы из племени навахов, протоптавшие тропу под названием тропа навахов по стене, противоположной той, над которой мы стояли. Здесь же узкая дорожка бежала, как в Гранд каньоне, вдоль края бездонной пропасти, огороженной трубами, лишь кое-где упираясь в небольшие смотровые площадки со скамейками и парой тройкой гигантских каменных глыб в середине. Там отдыхали пожилые туристы из многих уголков мира в броских спортивных костюмах, обозревая раскинувшийся перед ними доисторический амфитеатр, по скамейкам скакали обнаглевшие белки, могущие прокусить ногу или руку, если их поманили пряником, а в лапы его не дали. Одна такая с дерзким взглядом погналась было за мной и остановилась, осознавшая, что я пробавляюсь только шведским столом по утрам, но готовая продолжить погоню на авось. Я успел запечатлеть белку на симке вместе с другими снимками, на них молодежь не уступала зверькам в прыжкам по валунам, на которых я отметился тоже. Красноватый край каньона тянулся бесконечно долго, с выступами узких скал в полметра шириной и длиной метров до десяти, на них смельчаки корчась от страха пытались довольными гримасами показать свою удаль. Трюк был под силу не каждому, потому как некому было страховать безумцев на конце дорожки толщиной пошире квартирной перегородки с отвесными стенами по сторонам больше километра. Но некоторые перлись в надежде на восхищенные взгляды соотечественников и иностранных подданных с подданницами, вздымали руки, поднимая одну ногу, балансируя на кромке жизни и смерти, подвластной всем ветрам. Случалось, срывали хлопки ладоней, но чаще в глазах туристов отражалась тревога за чужую жизнь. Я принадлежал к числу чудиков бесшабашных, чтобы подчеркнуть свойства своего характера, напялил на голову ковбойскую шляпу, выпустил из джинсов полы клетчатой рубахи и перевоплотился в ковбоя с глухой фермы рядом с мексиканской границей. Той самой, на которой из материнского чрева вылупился Джордж, младший из Бушей. Заметил, как заскользили по еще не оплывшей фигуре женские взгляды независимо от возраста и национальности, а одна новоиспеченная американка русского образца, не столь привлекательная как ее подруга, даже напросилась на фото с ней. Дождавшись когда Николай, поставив ногу вслед за другой, продемострировал поджарое тело на фоне американского как всегда флага, отдал аппарат Людмиле и пошел по тонкой пыльной указке, показавшейся вдруг довольно узкой и долгой. На середине выступа почувствовал, что в обратную сторону могу не развернуться, раскручиваться пришлось бы на одном месте, а оно оказалось висящим в воздухе. Чтобы успокоиться, набрал в грудь воздуха и задрал подбородок, это не помогло, колени предательски задрожали. Опустил голову, чтобы увидеть куда полетит тело и откуда взметнется душа, уносясь в небо. Там вздымались острые пики скал, белые вверху и темно красные у подножья, тонувшего в синей дымке, они теснились и вдоль отвесных стен, похожие на китайских терракотовых солдат, отрытых археологами на территории Китая десятка два лет тому назад. Скалистые воины тоже были неисчислимы как китайцы, что древние, что современные, и вид имели угрожающий, они притягивали взгляд, не думая упускать добычу. Я заволновался сильнее, ощущая, как поджимается зад и костенеет тело, послушное до этого на подсознательном уровне. Ведь мы не думаем как дотянуться рукой до свежей морковки, действия происходят в автоматическом режиме, стоит только глазам передать сигнал в мозг, что овощ красный и должно быть сочный. А значит, вкусный. Здесь я ощутил себя лягушкой перед удавом, распялившим ужасную пасть.
Перед Америкой мы с Людмилой посетили Грецию, купили билеты в гостинице на полуострове Кассандра-месте нашего отдыха на Эгейском море-для экскурсии на Метеору с монашескими кельями, возведенными на вершинах каменных столбов, уходящих в небо на сотни метров. Они торчали из земли на удалении друг от друга, представляя из себя отдельные скалы с пятачками вершин на заоблачных пиках, утверждая своим присутствием, что Природа способна как изуродовать живое до положения ничтожества, так и превознести в прекрасном даже мертвые камни. Никто из туристов не понимал, каким образом древние монахи сумели туда взобраться и умудриться построить на них православные храмы с кельями. Они убежали в это место от турков сельджуков, объединивших османскую империю и преследовавших их за веру, для того, чтобы сохранить православие и передать его потомкам. Так же поступили они на одном из трех пальцев с горой Афон на полуострове Халкидики, организовав там монашеский православный орден и навсегда отойдя от цивилизованного мира, живя закрытой от всех даже сейчас общиной. Это был великий пример преданности вере, сравнимый разве с самосожжением. Среди метеорских столбов был один с каменной лестницей, прорубленной много позже, взбегавшей от основания к деревянному вверху храму на неровной уступами площадке, с подсобными крохотными постройками, доведенными до совершенства неустанным трудом. Скитяне умудрились открыть свое производство, продавая в тесных, уютных магазинчиках не только сувениры ввиде крестиков, кулонов, перстней и других поделок, но иконы, писанные древним письмом, с ликами святых и сцен из библейских сюжетов. Как пояснил экскурсовод, опять еврей греческого замеса, монахи обладали такими качествами скалолазания, что нынешние альпинисты в подметки им бы не годились. Тогда не было специального снаряжения, отшельники забирались на столбы с помощью рук и ног, поднимая дерево и другой материал с инструментом посредством пеньковых веревок. Мы ходили по площадкам с перекидными мостиками через пропасть, разделяющую столбы, восторгаясь увиденным, заглядывая за железо перил в бездну за ними. А в сотне-второй метрах вздымались из земли другие столбы с кельями на вершинах величиной с медный грош, величественные в подвиге за веру и пустынные со стороны. За нашими спинами громоздились горные хребты, а за столбами числом не столь большим, на которые не сумел подняться ни одни сельджук, расстилалась равнина с зеленой, удивительно яркой сочной травой. Дальше было море, синее как охра, теплое и вязкое как цветочный мед, выгнанный только что в деревянной медогонке. Было приятно созерцать игру цветов вокруг, спокойно на душе и волнительно от ощущения высоты, на которую взобрались по каменным ступеням. Фототехника не уставала набивать симки снимками, а глаза загружали мозг видами на будущее, в сумках лежали сувениры, стоимость которых составляла валютные копейки в перводе даже на деревянные рубли.
Но в Америке несмотря на то, что чувства были схожими, а совершаемые мной полеты во сне и наяву там не уступали безумию здесь, охватившее меня волнение было острее из-за того, что тут не приходилось надеяться даже на Бога, который там присутствовал везде. Если не на иконах, то на лицах монахов, обросших черными бородами не хуже первых иудейских христиан. Его просто не было, Он растворился в доисторических нагромождениях перед глазами, потрясая еще не осознанным мной величием. А если был, то все равно индейский, неведомый и лаконичный как его дети с красной кожей, схожие цветом с каньонными ломтями. И я торчал на конце указки истуканом, не в силах оторвать подошвы ботинок от камня, чтобы развернуться на месте и прибиться обратно к берегу, обуздать волнение, стремительно переходящее в страх. Людмила меж тем деловито сновала за ограждением по дороге, требуя от меня смены выражения на лице на широкоулыбчивое, чем нагоняла тревоги еще больше. Она требовала не догадываясь, что я готовился послать ей прощальный взмах рукой, нелепее перронного, подразумевающего в том числе холостяцкий отдых на целое расставание, пусть даже на пару дней. В этот момент один из ехавших с нами киргизов, молодой, толстый и подобнаглевший за время отделения от России-матери для всех, обернулся ко мне и крикнул гундявым голосом, чтобы я убавил дрожь в коленях, иначе выступ может не выдержать дробоподобных колебаний. И тут-же в груди взорвался комок ярости на себя нескладного, копившийся исподволь, он заставил подскочить на одном месте и сжать ладони в кулаки. Я сотворил на лице зверское выражение и повращал зрачками, готовый встать на носок на кончике выступа, душное волнение испарилось дымкой под солнечным лучом. Через пару секунд я по военному поднимал пыль на скалистой указке, не обращая внимания на пропасти по бокам и позади, а через мгновение вскочил на бетонную тумбу ограждения, намереваясь пройти по верху труб диаметром в несколько сантиметров. Но тут, несмотря на восхищенные взгляды женщин и мужчин сработал наконец разум, задубевший за время пребывания в качестве бабочки на игле, заставив меня неловко сдернуться с тумбы. Я присоединился к остальным туристам, смахивая бледность со щек и стараясь унять подергивание в коленях.
За одним из поворотов по краю каньона сгрудилась довольно приличная группа молодежи, обступившая седовласого и полноватого мужчину за пятьдесят лет, увлеченно вталкивавшего что-то в их головы, делая отмашки рукой в сторону разлома, начинавшегося от его пяток. Было приятно смотреть на то, как старшее поколение богатой и мощной страны передает на натуральном примере младшему, как красива природа и ее активное проявление на самом деле. С другой же стороны, все в мире быстротечно и чем может закончиться любой катаклизм, тем более не природный, неведомо никому. Было неприятно осознавать, что в России по части истории нашего государства и великих достижений гениальных представителей нации все ставится с ног на голову со времен масона Петра Первого, особенно в нынешней. Мы тоже пошли не своим духовным путем, начертанным Богом, а Моисеевым дьявольским материальным, навязанным ранее Европе и Америке, надумавшим в те века присвоить землю обетованную, никогда не принадлежавшую евреям, выходцам из африканских племен.
Мы переходили от одного места к другому, с которых панорама Брайс каньона открывалась еще величественнее и фантастичнее. Но время не стояло на месте и после того, как мы перебрались по лощине, поросшей сосновым лесом, к мысу, выступающему вглубь разлома, Николай дал нам еще раз возможность почувствовать себя орлами, парящими над земными сокровищами. Затем сделал рукой отмашку, пора было группе, напитанной неведомыми доселе природными чудесами, продолжать путь дальше, к новым диснейлэндам, главным из которых являлся сказочно богатый Лас Вегас. Но впереди нас ждал еще один каньон, от созерцания которого мы жаждали получить завершения всей картины раскроя тела земли, сотворенной неизвестными силами Природы без участия человека.
Зайон каньон
Снова за окнами автобуса поплыла желто-зеленая прерия с редкими деревьями и кустарником, с изломанным вершинами пологих холмов горизонтом, освещенных высоким солнцем. С правой стороны показался скалистый длинный выступ, когда машина его обогнула, открылся вид поезда с вагонами и окнами в них, и с локомотивом впереди. Он выглядел так натурально, что заставил подумать о железной заброшенной дороге, когда-то пролегавшей здесь, но это был всего лишь обман зрения, зато в России такие нередкие виды были подлинными. Холмы подросли, вершины заострились, обнажив скальные породы бледновато матового цвета, лишенные растительности. Пласты ее сползали сверху как подоспевшее тесто с изюмом в нем, перелившееся через края квашни, или как потоки лавы, только бежевые и кремовые, доведенные до плавления на медленном огне. Они были похожи на гигантские лаваши, выложенные на бескрайний стол, зачерствевшие до стальной крепости и налезавшие друг на друга, вызывая недоумение. Груды лепешек для великанов проплывали мимо нас с одной и другой сторон дороги, или оформившиеся для подачи как угощение, или сползавшие по склонам гор еще сырым тестом с вкраплением в него изюма с кусочками фруктов. Хотелось вылезти из салона, взять нож и отрезать кусок поаппетитнее, ведь обеденное время уже ушло назад, а до вечернего с просторной комнатой в отеле с пятью подушками на немятой и необъятной кровати надо было еще добраться. Но шофер негр вел автобус как космический корабль вокруг земли - без шмыганий влево-вправо и невесомо. Мы не заметили, как въехали на горную дорогу, вьющуюся серпантином по одной из сторон глубокого ущелья, уходящего вниз с каждым витком. С обязательной неширокой рекой, ревущей между навалом валунов. Горные высокие и пологие жбаны с подоспевшим тестом через края ушли назад, вокруг прокалывали небо остроконечными вершинами острые голые хребты, лишь кое-где зеленевшие растительностью. Хорошая но довольно узкая дорога преодолела перевал и поползла вниз бесконечной змеей, спешащей за добычей, она извивалась на склонах демонической восьмеркой, положенной под острым углом к плоскости. В конце концов это привело к тому, что желудки начали заявлять протест, усиливая потуги к рвоте, пассажиры потянулись к сумкам за бутылками с водой. Я тоже пошарил рууками под собой, забыв, что вещи положил в багажник под кузовом и как всегда с минералкой. Пришлось неровно дышать до тех пор, пока дорога, достигнув дна ущелья, не выкатилась вместе с рекой на альпийский луг, окруженный со всех сторон вершинами диких гор. Только тогда тошнота успокоилась, уступив место неприятным ощущениям в области живота, но и они вскоре размылись.
Водитель остановил машину возле двухэтажного деревянного дома с надстройкой и галдареями, это было типичное здесь для отдаленных уголков сооружение, служащее одновременно постоялым двором и охотничьим домиком. С магазином возле, кафешкой на первом этаже и заправкой сбоку, еще с хозяйственными постройками позади. Но Николай не повел нас к домику подкрепиться, хотя кое-кто успел где-то прикупить штампованных фастфудов, он предоставил на недолгое время самим себе, чтобы успели пройтись по чистеньким дорожкам ярко зеленой лужайки и полюбовались горами с пятачком неба, оставленным вершинами для него. Солнца видно не было, из-за скалистых щербин вверху пробивались солнечные лучи, стеклянные и жгучие. Мы с Людмилой направились в центр луга с кучкой скамеек в середине и не дойдя до него долго оглядывались вокруг, выискивая в том числе храм Синувала в честь какого-то индейского бога. Но взгляды натыкались лишь на нагромождение каменных пород, перекрученных природой как в гигантской камнерубке. Впрочем, для индейцев что бог, что койот, было одинаково значимым, поэтому и храм представлял из себя, скорее всего, то же самое нагромождение камней в пирамиду меньших размеров. Он почему-то не запомнился. Больше вызывала чувство неясного волнения, нежели успокаивала, музыка отвесных скал, первородных и щербатых, это был замкнутый круг, из которого сумел бы вырваться кроме вертолета разве что профи, покоривший Эверест. Мы бывали в горах на родине, там присутствовали хотя бы пологие склоны, а здесь сразу от земли возносились в небо отвесные стены, как в каменном чане. Было непонятно, в какой из горных складок прячется выход из чана, внутри которого звуки округлялись, делаясь гулкими и объемными, но задача оказалась не из простых.
Она приоткрыла завесу тайны тогда, когда мы снова погрузились в автобус и отправились дальше покорять взглядами американский континент, над которым мы пролетели поперек, а теперь второй раз исследовали его вдоль. Шофер направил машину в узкую щель между скалами, нависшими над дорогой, едва не цепляя боками монолитный камень, и держа скорость в пределах двадцати километров в час проехал таким образом несколько километров, пока щель не раздалась вширь, открыв перед взорами зеленую долину. За ней дорога, не уступавшая по ширине тропе навахов, снова превратилась в современный автобан со всеми прибамбасами, устремившийся к надежде всех алчных и обездоленных - в Лас Вегас.