Аннотация: Личное мнение об Иерусалиме и религии в целом.
С В Я Т А Я З Е М Л Я!
На третий день пребывания в Шарм-эль-Шейхе мы с Людмилой решили не терять времени и поехать на экскурсию в Иерусалим, благо посредник нашелся в тот самый момент, когда мы пытались дозвониться до представителя фирмы, у которой выкупали путевки в Египет. Наш представитель, неизвестная женщина, оставившая телефон на ресепшене, ни разу не ответила за все время нашего пребывания на курорте, словно ее не было, и если бы что-то случилось, нам пришлось бы рассчитывать только на себя. Лишь позже, познакомившись с порядками, существующими в отелях этой страны, мы начали догадываться, что здесь действует круговая порука, вобравшая в себя всех заинтересованных лиц. В нашем случае произошло то, что должно было произойти, не успели мы положить трубку на рычаги, как сзади подошел молодой парень лет двадцати арабской внешности и предложил нам на неплохом русском языке тур в Иерусалим. Переглянувшись, мы поинтересовались за цену, она оказалась почти в три раза меньше проставленной в памятке туриста - семьдесят пять долларов вместо двухсот десяти при одинаковом объеме услуг. Мы было заколебались верить посреднику или нет, но за него подписались регистратор за стойкой, ведающий ключами от номеров и отвечавший на вопросы по решению несложных проблем, а так-же парочка парней из обслуги отеля, прожаренных солцем до каштанового цвета. Так мы познакомились с Араби, египтянином, специализировавшемся на экскурсиях и жившем в нашем отеле на втором этаже, естественно, для всех инкогнито. В Египте, как в любой арабской стране, было все схвачено и за все надо было платить, разрешалось лишь торговаться до упада. Иной раз скидки на товары в частных магазинах и на базарах приводили нас в замешательство, они могли падать в несколько раз от объявленной цены, чем старались воспользоваться женщины любых национальностей, не говоря о русских, обновлявших здесь свой прикид просто за любовь.
Фирменный автобус "Неоплан" с занавесками на больших окнах мягко вкатил на небольшую площадку перед входом в отель, освещенную электрическими фонарями, и сипло выпустил воздух из тормозных цилиндров. Из него вылез невысокий араб с бумагой в руке, поводив по ней пальцем, он посмотрел в нашу сторону, Араби, стоявший рядом, подтолкнул нас к нему, он уже взял аванс в размере тридцати долларов, остальные деньги мы должны были отдать экскурсоводу. Времени было около двадцати трех часов по Москве. Поднявшись по высокой лестнице в просторный салон, мы с Людмилой заняли места и огляделись, в сидениях уже расположились с десяток человек с неизменными в руках пластиковыми бутылками с напитками. Без воды никто из туристов не решался отрываться по жаре за сорок градусов от отелей даже на сотню-другую метров, лишь местные мужчины разгуливали по опрятным и широким улицам с тротуарами в легких одеждах, без головных уборов и с пустыми руками. Зато египтянки укутывались с ног до головы в черные широкие балахоны с черными покрывалами на голове, закрывающими большую часть лица, а то и вовсе оставляющими лишь глаза, словно это были русские женщины, застигнутые шальной зимней метелью посреди степи.В автобусе работал кондиционер, гнавший свежие струи воздуха из отверстий под потолком, было тихо и прохладно, лишь из динамика напротив шофера доносились звуки арабской музыки с тягучими завываниями и звоном дутар. Экскурсовод залез в салон, сказал что-то водителю и мы тронулись, то и дело притормаживая перед "лежачими полицейскими" и подбирая по пути остальных паломников на Святую землю до тех пор, пока автобус не оказался забитым полностью. Весь Шарм-эль-Шейх состоял практически из одних отелей, имевших между собой отличную связь, построенных по побережью Красного моря с тихими заливами и дальше в глубь пустыни на несколько километров. Мы воочию убедились, что экскурсионный бизнес налажен египтянами, как впрочем все остальное, не в пример российским турфирмам, могущим только собирать с туристов деньги да на родине предоставлять минимум удобств. Когда отъехали от города, экскурсовод прошелся по рядам, собирая с каждого за поездку оставшуюся сумму в долларах, не переставая шутить и отвечать на вопросы, касающиеся экскурсии. Скоро мы знали, что бояться встречи с террористами из Алькаеды, а так-же боевиков Хамаса не следует, это в общем-то мирные молодые люди, отстаивающие права на родную землю и не желающие, чтобы их женщины стали такими же развратными как в Европе и в Америке, а теперь еще в России. Они не стремятся нападать на мирных граждан, тем более на иностранных туристов, давая отпор только израильским агрессорам, окупировавшим исконные их территории. Хотя не исключаются теракты с жертвами среди мирного населения, если страны, поддерживающие захватническую политику Израиля, не прислушиваются к предупреждениям исламистов, как случилось это в Америке, когда были разрушены башни-близнецы на Манхэттэне. Надо же как-то заставить задуматься ястребов, чтобы они обратили внимание и на население своих стран, с которым арабы могут поступить адекватно. Экскурсовод добрался наконец до первых кресел, за которыми начиналось пространство водителя, пояснил, что говорить о политике с людьми, приехавшими на отдых, не следует по одной причине - бизнес ориентирован только на доходы, не предусматривающие расходов из-за любых причин. В пояснениях, озвученных им, тоже присутствует причина, поэтому он замолкает.
За окнами быстро темнело, ночь в Египте наступала не как в России - медленно и единым фронтом из края в край всего горизонта - она стремительно отвоевывала у дневного светила огромные куски желто-коричневой пустыни и темно-коричневой за ней цепи из горных хребтов,скрывая панораму в кромешной тьме.Но прямая как стрела дорога, проложенная между вершинами невысоких барханов, была освещена электрическими фонарями на столбах, стоящих по обочинам на равном расстоянии. Было в этом что-то необычное до удивления, заставляющее задуматься над тем, как бедная арабская страна могла тратить миллионы долларов на освещение пустынных участков дорог вдали от населенных пунктов, когда в России, производящей триллионы киловатт электроэнергии, пропадают с наступлением ночи в непроглядной тьме окраины мегаполисов, а во многие деревни на Урале и в Сибири свет не проведен до сих пор. О газе и тем более горячей воде, которой нет даже в центре городов-миллионников, говорить не приходится. Подобную картину я видел только в Бельгии, небольшой центральной европейской стране с высокоразвитой экономикой, только там за Брюсселем или Антверпеном казалось, что ночью на равнинах и полях, любовно обработанных людьми, вспыхивают сразу десятки тысяч белоголовых электрических одуванчиков, не спешащих осыпаться. Но здесь, в жаркой обезвоженной Африке со страной, в которой главной является Асуанская плотина с электростанцией, уступающей по мощности любой сибирской, подобное казалось фантастикой. Такие же мысли крутились, скорее всего, в головах многих русских паломников, потому что тишина стояла не совсем обычная, ее наполняли мысли. Ах, если бы эти мысли воплощались народом во главе с доблестными нашими правителями в реальные дела, тогда даже Африка не казалась бы цивилизованным континентом.
На пути все чаще стали попадаться шлагбаумы с вооруженными группами египетских солдат, кто-то из них о чем-то спрашивал водителя, некоторые молча поднимали полосатую доску, пропуская автобус. На границе с Иорданией мы не задержались, лишь при подъезде к городу Таба, сверкавшему в ночи немногочисленными огнями, прошли скорый досмотр. Его производили таможенники в бордовых беретах и с крупными красными звездами на погонах во все плечо, автоматы у солдат были тоже непривычными, короткими и тостыми с почти пистолетными стволами. Автобус проехал по узкому коридору с решетчатыми стенами по бокам и, замедлив движение на еще одном контрольном пункте, снова набрал скорость. Теперь дорога бежала вдоль стены гор, с другой стороны которой чернели воды Красного моря, подсвеченные блестками от судовых топовых огней.Так продолжалось до тех пор, пока вдали не показались странные световые строчки, расположенные не параллельно земле, а с некоторым к ней наклоном, словно это были линии в тетради в косую клетку. Они перемешивались с прямыми и с вертикальными линиями, образуя непривычно красивый орнамент, посередине которого сияла голубым светом шестиконечная звезда Давида, насаженная на освещенный высокий столб. Экскурсовод взял в руки микрофон и объявил, что автобус подъезжает к еврейскому городу Эйлат, до него оставалось всего несколько километров. Но сначала туристам нужно будет получить на границе с Израилем визу на въезд в эту страну и пройти досмотр, он будет осуществляться с применением рентгеновской установки и с собаками, натасканными на поиск взрывчатых веществ и наркотиков. Еще он добавил,что визу для россиян израильтяне проставят бесплатно,для остальных,в том числе украинцев, сбивших над Черным морем в 1986 году ракетой класса "земля-воздух"гражданский самолет с евреями на борту,летевшими к родственникам, и для белорусов, терпящих во главе власти в Белоруссии батьку Лукашенко, заплатить нужно будет в долларах. Сумму объявят при проходе первой таможни. Экскурсовод отложил микрофон и сразу схватился за пачку бумаг, заготовленных заранее, по его поспешным движениям можно было догадаться, что здесь российская расхлябанность не приветствуется, как впрочем отсутствовала она за границей везде. Автобус вкатился на ярко освещенную прожекторами и фонарями площадку перед небольшими строениями, похожими на пропускные пункты на границах с цивилизованными государствами, с шлагбаумами между ними, перекрывавшими дорогу не один раз, и застыл возле высокой бетонной стены. Это были не какие-то полосатые будки с вооруженными пограничниками в зеленой форме,стоящие в пустыне сбоку шоссе, какие мы видели на границе Иордании и Египта, их при желании можно было объехать с обоих сторон, здесь отрезвляла мысль о каменном мешке,из которого вряд ли кто сумел бы выбраться.Экскурсовод подождал,пока мы соберемся с вещами возле него, к нему подошла молодая симпатичная женщина с еврейским типом лица, разбавленным русскими миловидными чертами. Представив ее как нового гида, в обязанности которого входило сопровождать нас до берегов Мертвого моря, а потом до Иерусалима, араб заторопился во главе группы к входу в помещение и там попрощался до нашего возвращения из Израиля. Помещение было узким и длинным, разделенным на отсеки, в первом визуально досмотрели, отведя в сторонку наиболее подозрительных и обшмонав руками. За следующим входом посередине комнаты блестел никелем турникет ввиде змеевика, изогнувшегося до конторки с несколькими окнами с одной стороны. Такие же отсеки с женщинами в военной форме в них, расположились с другой стороны комнаты, к ним приближались по одному туристы, задержавшись у черты, отделявшей их от турникета,протягивали в окна доументы. Я насчитал восемь изгибов довольно толстых никелированных труб, приваренных к таким же столбам, между которыми нам предстояло пройти. Вдоль стен комнаты по обеим ее сторонам прохаживались солдаты с короткими автоматами и с голубыми шестиконечными звездами на груди, не спускавшие глаз с извилистой вереницы туристов, растянувшейся по всему турникету. Когда мы подтянулись к середине пути, из коридора за конторками вышел кинолог с ушастой и лохматой собакой на поводке, не обращавшей внимания ни на кого и не отводившей коричневого подвижного носа от нас с вещами. За ними спешил солдат в серо-зеленой форме с автоматом УЗИ наготове и с резиновой дубинкой на поясе. Такие дубинки с рифлеными ручками были приторочены к поясу у многих пограничников. Проскочив быстренько очередь, троица устроилась возле боковой стены, занятая только собой, мимо них то и дело спешили с документами молодые женщины в униформе с закатанными рукавами и в тяжелых ботинках на каблуках, отчего их походка казалась не столь легкой. Впрочем, они не представляли из себя красавиц, были худыми в отличие от мужчин, если не сказать тощими, с широкими задами на тонких ногах, обтянутых узкими серо-зелеными брюками, волосы у всех были черными и густыми, уложенными в тугие прически. Хождение туда-сюда, больше похожее на упорядоченное мельтешение, не прекращалось ни на минуту, создавая атмосферу деловитости с дежурными улыбками на лицах.
Наконец мы тоже подошли к черте, нанесенной коричневой краской на пол за турникетом, Людмила пошла в одну сторону, а я, подождав, пока освободится окно, в другую. Девушка с черными глазами и со спокойным лицом приняла мои документы, раскрыв их, как бы равнодушно взглянула на меня и задала тройку вопросов, которые прозвучали своеобразно. Назвав мое имя она спросила, так ли меня зовут, затем поинтересовалась на какое время приехал в Израиль и с чем связан визит. Удовлетворившись ответами, еще раз посмотрела на меня взглядом, обволакивающим сразу все лицо, и протянула документы обратно. Я прошел к выходу из комнаты и в ожидании спутницы присел на деревянную лавку, такую, которые обычно стояли вдоль стен в деревенском клубе в тридцатых годах прошлого столетия. Но Людмила задерживалась, у нее что-то нашли в паспорте, который был передан офицеру, вышедшему из боковой комнаты, спутницу попросили пройти к нескольким туристам, жавшимся в сторонке. Среди них оказались две еврейки - мать и дочь - прилетевшие из Украины, громко выражавшие недовольство тем, что святая земля не желает признавать своих детей. Я хотел было усмехнуться, но сдержался, ведь у моей пассии тоже было не совсем русское лицо, оно скорее походило на прибалтийское или немецкое. Из проема показалась новая наша экскурсовод Наташа, говорившая по русски почти без акцента, она позвала меня на выход, призывно махнув рукой, но я отверг предложение, сказав, что без спутницы не сделаю отсюда шага. Мол, что за номера,нам и в России хватает вашего господствующего положения над русским народом.Женщина улыбнулась,повернулась по направлению к открытой двери, за которой скрылся офицер с документами Людмилы,что-то громко сказав на картаво картонном еврейском языке.Пограничник не заставил себя ждать,на ходу протягивая корочки моей пассии и тем еврейкам из Украины, не перестававшим поливать служащих таможни последними словами. На улице наступила уже ночь, в свете прожекторов и ярких фонарей видны были с одной стороны скалы, нависавшие над пограничным постом и неширокой дорогой, выбегающей от его крепких ворот, а с другой пальмы, за которыми чернели воды Красного моря. Температура воздуха тоже снизилась на несколько градусов, если в Шарм-эль-Шейхе она не опускалась ниже сорока даже ночью, то здесь она была в пределах тридцати пяти градусов, что позволяло наконец-то перевести дыхание.
Новый автобус серии "МЭН" въехал на пустынные улицы Эйлата, первого еврейского города на пути в Иерусалим, с фонтанами с обрамлением из дикого камня, окруженными экзотическими растениями, похожими на дикие островки в японском парке Рёандзё с пятнадцатым камнем, невидимым ни с одной из точек. Было светло как днем, фонари на улицах располагались таким образом, что создавали тот самый геометрический узор, видимый нами при подъезде к городку. Дома больше походили на усадьбы богатых олигархов, построенные, например, на острове Капри в Тирренском море, они не поднимались выше двух-трех этажей, обнесенные низкими оградами с цветниками за ними, со стоянками для автомобилей, с балконами под причудливой конфигурации крышами.Это не были крыши европейских домов, остроугольные, из коричневой или красной в большинстве своем черепицы, не походили они и на плоские арабские, а представляли из себя что-то среднее между первым и вторым с законченными геометрическими изломами. Так-же необычно выглядели небольшие статуи, расставленные в неожиданных местах, скамейки в парках, смахивающие на кресла-качалки. Город с уверенностью можно было назвать санаторием на берегу теплого моря, за которым возвышались прожаренные солнцем горы и расстилалась бескрайняя пустыня. И жизнь здесь представлялась, несмотря на ночную пустынность улиц, интересной и спокойной. Но были видны и непорядки - неухоженные обочины дорог или не подрезанные кусты на аллеях, или навал мусора под урной. Я взглянул на спутницу, Людмила криво усмехнулась и прикрыла глаза, я тоже откинулся на спинку кресла и расслабился, тем более, что автобус уже выехал за окраину городка. Из динамиков тихо лилась еврейская музыка - смесь арабских с европейскими мелодий, сопровождающих непривычно грубоватые голоса с картавым акцентом, за окнами не прекращалось шуршание шин по хорошему асфальту, из отверстий под потолком текли прохладные струи воздуха. Хороший автобус, удобное сидение, долгожданная экскурсия в страну обетованную, описанную в Библии, написанной - или содранной многими поколениями еврейских мудрецов с шумерских, халдейских и вавилонских с египетскими священных книг, переделанных под еврейские тексты - начиная с седьмого века до новой эры по второй век той же эры. Что еще надо в данный момент в данной точке земного шара...
Громко заскрипели тормоза, автобус сапанул воздухом, словно перевел дыхание, и замер на месте. Я открыл глаза, в окно было видно не очень приглядное строение светло-голубого цвета с распахнутыми настеж дверями на втором этаже, к которым вела широкая лестница. Женщина экскурсовод заторопила нас на выход из салона, беспрерывно о чем-то рассказывая, что невозможно было уловить спросонок, лишь изредка различались слова о целебном море и целебных грязях, которые есть только здесь и нигде больше во всем мире. Мы поднялись за ней по ступеням и вошли в просторный зал, больше напоминающий торговые площади в супермаркете,только на стеллажах были разложены не продукты, а предметы для купания, какие-то мази с грязями, небольшие ведерки, совочки и прочая дребедень. Наша группа начала расползаться в стороны, продирая спросонья глаза, но громкий окрик гида заставил всех подтянуться к прилавку возле стены, за которым стояли свежие, несмотря на раннее утро, молодые женщины в одинаковых фирменных халатах. Среди них была дама лет под сорок, громко расхваливающая небольшой пластиковый светло-зеленый пакет,плоский и вертлявый в ее руках,то и дело повторяя, чтобы мы не теряли времени даром и покупали их у нее по десять баксов за один. Наконец до нас дошло, что она предлагает целебную грязь, ценнее которой нет нигде, при чем почти бесплатно, и что за один раз жидковатая мерзость способна сотворить с нами чудеса исцеления. Первое чудо женщина сотворила с нами сама, частое повторение побыстрее выкупать пакеты привело к тому, что возле нее образовалась очередь из паломников на святую землю, протягивающих ей и ее помощницам купюры разного достоинства. Туристы, успевшие придти в себя раньше других, затарились и заторопились через просторный зал, я тоже взял в руки пакет и оглянулся вокруг в поисках спутницы, увидел ее на противоположной стороне уже в дверях. Лестница с другой стороны здания выходила на подобие пляжа, заставленного лавочками, креслами и будками с одной неуклюжей раздевалкой у высокой стены. В нее заскакивали и выбегали оттуда в плавках и купальниках недавние пассажиры автобуса, некоторые успели намазать тела грязью из пакетов и теперь походили на чертей в аду, сверкающих лишь белками глаз и зубами. Людмила с подругой тоже заканчивали эту процедуру, было непонятно, когда они успели сбросить одежду, но времени на рассуждения не оставалось, как не было его здесь ни на что. Все вокруг крутилось и вертелось, а в поле зрения попадались незнакомые лица, пока наконец в сознании созрела мысль, что это прибывают новые группы туристов, спешивших поправить здоровье. Я скинул одежду, спутница помогла надрезать пакет подручным инструментом и прошлась по моей спине грязью, выдавив ее на ладони. Грязь оказалась липкой и маслянистой, похожей на быстро подсыхавшую мазь, превращавшуюся в жесткую белесую корку, стягивающую кожу. Но присматриваться к действию чудо минерала было некогда, Людмила уже подталкивала меня к морю, не похожему на него из-за недалекого другого берега, еще из-за того, что голый пляж возле странновато-маслянистой воды был покрыт белыми бугорками. Создавалось впечатление, что нас обманули, подкинув до мелкого еврейского болота, которых много за околицами русских деревень, только без привычного в них мусора. Пройдясь по жестяным бугоркам, оказавшимся соляными выступами, я ступил в воду и почувствовал ее вязкость и тяжесть, словно погрузил ступню в стеариновый раствор, сделав несколько шагов, остановился, присматриваясь к людям, будто ползущим по гладкой поверхности, отливающей яркими бликами в лучах восходящего солнца. Вспомнился Иисус Христос, идущий босыми пятками по волнам Красного моря, здесь тоже можно было если не продефилировать, подражая сыну божьему, то проползти по мертвой зыби не составило бы трудов. Я подался, с трудом передвигая ноги, к чистому от белых холмов водному пространству, стремясь зайти хотя бы по грудь и смыть подсохшую грязь, но чем больше погружался в раствор, тем сильнее он стремился вытолкнуть меня на поверхность. Наконец я завалился на спину без усилий с моей стороны и забарахтался, стараясь перевернуться на живот и боясь захватить ртом тягучую жидкость, похожую на пересоленную патоку, мне казалось, что если она попадет в горло, то откашляться уже не получится. Так оно скорее всего и было, потому что никто из туристов не решился окунуться в воды Мертвого моря с головой, предпочитая ползать по поверхости, показывая себе и остальным выступающие части тела. Но грязь все же смывалась, вместо нее тело покрыл тонкий слой раствора, не спешившего сбегать вниз, обволакивающий руки и ноги и тоже проступающий белыми пятнами на активном солнце.
Показав несколько фигур перед объективом фотоаппарата в руках Людмилы и не сумев погрузиться в море хотя бы до подбородка, я заторопился на берег, но это оказалось не просто, вода опрокидывала меня то на спину, то на бок, не давая возможности не только развить скорость, но и встать на ноги. Вокруг бурлил соленый кисель, теплый и тягучий от варки на огне от нещадного солнца, пришлось снова упасть на живот и ползти к берегу по поверхности липкой жидкости, подгребая ее под себя, стараясь достать пальцами до дна в надежде снова нащупать его уже ногами. Когда это получилось я заспешил к душевой, кожа от адской смеси грязи и соляного раствора начала пощипывать и краснеть. Но напор воды не смывал с тела маслянистое покрытие, пришлось просить жесткую мочалку и натираться ею как в русской бане. Стало понятным, почему в зале продавали кроме пакетов с грязью еще банные принадлежности.Долго потом мы испытывали зуд, почесываясь и успокаиваясь одновременно мыслями, что это целебный экстракт, за который каждый из нас заплатил по десять баксов, дает положительный результат. Впрочем экскурсовод, когда мы уже садились в автобус, обмолвилась как бы между прочим, что если кто хочет вылечиться от каких-то болезней, то на Мертвое море нужно приезжать хотя бы дней на двадцать в течении нескольких лет, тогда результат будет налицо. А за один раз можно почувствовать всего лишь некоторое облегчение. После таких слов оставалось усмехнуться про себя, вспомнить, как торопила нас хозяйка зеленых пакетов расстаться с баксами и подумать о том,что люди падки на сенсации, они имеют слабость ко всему, что кажется необычным. Если же они еще спросонья, то нужно лишь подогнать их к раскошеливанию частым напоминанием об этом, а дальше пусть досматривают свои сны.Скоро в автобусе стало тихо и сонно,несмотря на израильский ландшафт за окнами но райских садов, описанных в Библии, там не оказалось, а проносилась желто-коричневая выжженная земля, обычная для этих мест.
Ехать от берегов Мертвого моря до Иерусалима было недалеко, часа через два показались плоские крыши невысоких строений арабского типа, стоящих вперемежку со зданиями из нескольких этажей. Между ними возвышались минареты приземистых мечетей с полумесяцами на шпилях над куполами, солидные полусферы христианских церквей, увенчанные крестами, не похожими на православные, еще какие-то постройки религиозного направления. Город показался большим, с широкими улицами и площадями,но назвать его древним было нельзя,вокруг возвышались здания не тысячелетней давности а намного скромнее. Наверное по этой причине автобус не стал петлять по закоулкам, а выбрав самый короткий путь остановился перед впечатляющими развалинами древнего храма со стенами вокруг него высотой наверное больше десяти метров. Сложенные из белых больших блоков, они взбегали на невысокую гору, застроенную зданиями белого же цвета, похожими на основательные дворцы без окон и дверей.Мы вышли из автобуса и приблизились к каменному парапету,откуда панорама была видна лучше, в глаза бросилась разница в кладке стен. Часть их состояла из блоков, сверху которых был положен кирпич нормального размера,часть была сложена из небольших как бы брусков бледно-розового цвета, одинаковых по размеру. Экскурсовод пояснила, что стена с дворцами за ней достраивалась много раз в более поздние времена, вот почему кирпичи разные. Я подметил, что из миниатюрного кирпича, который смотрелся раза в три меньше современного, была возведена громада Колизея в Риме, так-же из больших блоков там построена часть дворцов с колоннами по сторонам Апиевой дороги, значит строительный материал что там, что здесь, был одинаковым. Впрочем удивляться было нечему, Израиль с Иудеей попросили в те времена протектората над ними Великой Римской империи, и зодчие что в империи, что в вассалии, были одними. Хотя сами евреи утверждали, что храм Господа, разрушенный императором Титом в 70 году новой эры строился гораздо раньше Колизея. Да кто бы на эту тему спорил, у евреев и Библия написана задолго до священных книг древних шумеров, халдеев и вавилонян с египтянами, с которых они ее сдирали. Повторяюсь, конечно, но надо не забывать, что повторение - мать учения!
К нам подошел мужчина лет под сорок с еврейскими чертами лица по имени Игорь и объявил, что дальше группу поведет он, а мы можем поблагодарить Наташу, женщину экскурсовода, и отпустить ее с миром. Новый гид говорил по русски тоже неплохо, это навело на мысль, что эмигранты из России пригодились и на святой земле. А еще показалось странным, что экскурсоводы здесь меняются слишком часто, когда я осваивал европейские страны, у нашей группы на двенадцать дней был один сопровождающий, исполнявший обязанности не только гида; но и ночной няни. И еще было одно, экскурсоводы-евреи,как вскоре убедились,активно сотрудничали с персоналом грязелечебниц и других заведений,помогая тем повыгоднее и побольше всучить нам услуг и товара. Они имели связь с торговыми организациями и даже с лоточниками на улицах, получая определенную мзду, то есть, ничем не отличались от своих арабских коллег, сующих нам в лица сувениры с предметами быта,но делали это как бы за нашими спинами,чтобы не навлечь на себя лишнего раздражения, может быть презрения. И снова это открытие натолкнуло на мысль о том, что все в мире делается руками самих евреев, но за спиной чуждых им гоев, они не наглые арабы, кавказцы и азиаты, и не стеснительные русские с американцами и французами, предлагающими товар каждый по своему, но с открытым лицом. Усмехнувшись, я занялся фотоаппаратом, начавшим почему-то капризничать в самые неподходящие моменты, в который раз подумал о том, что затариваться батарейками с аккумуляторами нужно в России, потому что в Египте обычные батарейки стоили уже сри или ту доллар, тогда как дома я за них отдал двадцать рублей. Вспомнилось, как бегал в свое время вокруг Эйфелевой башни в поисках злосчастных этих батареек, и нашел их в ларьке, похожем на будку, по цене... файф долларс за ван батарейка. То есть, тен долларс за ту батарейка, вместо тридцати рваных.
Экскурсовод между тем, не замолкая ни на минуту, разделил группу на мужчин и женщин и указал пальцем одним в одну сторону, другим в другую, но практически в одном направлении, огласив, что после осмотра достопримечательностей в течении ближайшего часа он будет ждать всех на этом месте.Я осмотрелся и только сейчас заметил, что остановились мы у подхода к известной Стене Плача, до которой нужно было пройти расстояние немногим более двух сотен метров. Мимо проходили евреи хасиды с косичками,в черных шляпах и в черном одеянии,в большинстве своем худосочные, с черными глазами, бородами и усами, они шли по асфальту чаще немного согбенные, углубленные в мысли, или свободные от мыслей, с поднятыми подбородками, размахивающие длинными руками во все стороны. Встречались толстые экземпляры в черных ботинках и в коротких черных брюках,перебирающие в руках агатовые четки с нитяной бахромой на концах и с агатовыми крестами. И какую из религиозных конфессий представляли эти люди было неизвестно, ведь евреи исповедывали иудаизм, родоначальником которого был их вождь Моисей, отвергающий кресты, иконы и прочие церковные атрибуты, считая это язычеством. Толстячки тоже мало на кого обращали внимания, спеша по делам твердо и целенаправленно. И все-таки удалось подсмотреть короткую сценку, пока я вместе с мужской частью группы направлялся к главному для иудаистов месту,своего рода их идолу за два последних тысячелетия.Людмила вместе с женщинами пошла осматривать другую часть стены, предназначенную только для женщин, ведь в иудаизме прекрасная половина человечества считается нечистой.Вот и все равноправие, насаждаемое евреями в среде остальных гойских народов,и жестко контролируемое в своей среде. Взгляд вдруг остановился на двух невысоких хасидах, худом и толстом, стоявших посреди дороги и с ожиданием рассматривавших друг друга.Они были почти одинакового роста.Наконец худой религиозный фанатик протянул какой-то маленький предмет зажатый в кулаке, толстому фанатику, раскрывшему как бы нехотя пухлую ладонь навстречу. Я успел рассмотреть, что предмет был похож на панагию размером со средний медальон, с крупным камнем желтоватых оттенков в обрамлении серебряной витой проволоки. Показалось, что вещь довольно старая, судя по богатому, как бы тускловатому, отсвету от поверхности камня, отшлифованной за века, и тут-же ладонь толстяка уверенно и надежно закрылась. Он не спускал глаз с собеседника, наклонившегося к нему с немым вопросом на узковатом лице.Что последовало дальше мне не суждено узнать никогда, мы обошли хасидов, похожих в этот момент на фарисеев на церковной паперти, и спустились по лестнице еще немного, вдруг увидели перед собой сперва странновато-полосатые покрывала на людях, толпящихся в начале широкой лестницы с небольшим наклоном вниз, потом саму стену из белых огромных блоков, высотой больше десяти метров. Это было все, что осталось от храма Господа, в котором не было икон и крестов с другой церковной утварью, как у нынешних христиан с разными религиозными направлениями, но было в нем тайное место, куда вход был разрешен только иудейским священникам. Когда римляне вошли в ту комнату,они удивились, не увидев ничего, кроме какого-то возвышения посередине. Первым их вопросом к священникам был такой: и где же ваш Бог обитает? Те подняли головы и ткнули пальцем на небо. Победители в доспехах усмехнулись и принялись разрушать храм Господа по кирпичику, не задумавшись о последствиях, не заставивших себя ждать. С этого момента Великая Римская империя стала разваливаться на глазах, а христианская религия начала распространяться по миру с неудержимой быстротой.
Я отстал от группы, решив приближаться к необычному месту не спеша,ведь отсюда начиналось победное шествие еврейской религиозной мафии по всему миру. Это она диктовала человечеству правила и условия общежития, добиваясь неукоснительного их исполнения, если же вожди гоев начинали сомневаться в правильности предлагаемого им строя с путями дальнейшего развития, или оказывали сопротивление, то следовало незамедлительное наказание строптивых. Оно могло быть разным; от финансовых проблем, принуждающих страну-отказник встать перед мировой властью на колени, до кровавых войн с многомиллионными жертвами. То есть, выбор для всех был невеликим. И я с вниманием вглядывался в лица молящихся иудеев с очками на больших носах или без них, стремясь разглядеть ответы на многие вопросы. Мужчины из нашей группы успели раствориться между религиозными фанатиками, толпившимися возле стены с желтыми от времени подпалинами, я же старался осмыслить необычный спектакль под чистым небом с непрерывным мычанием и бомотанием сквозь зубы. Тихие эти звуки неслись со всех сторон, перебиваемые громкими восклицаниями иудеев, вошедших в экстаз - здесь творилось и такое. Многие из молящихся сидели на пластиковых белых стульях, разложив на коленях книги с древним - или современным - еврейским письмом, водя по строчкам пальцами и шевеля губами. Одеты они были не совсем обычно - в длинные черные балахоны, сверху которых были наброшены белые накидки наподобие больших женских платков в России,только не цветных,а с черными косыми полосами.Икры обтягивали длинные черные чулки,на ногах чернели грубые башмаки с каблуками. На головах красовались или крошечные черные тюбетейки, или макушки покрывали арабские накидки с небольшими кубиками тоже черного цвета с лентами, подвязанными под подбородками. Накидки походили на арафатки, только большего размера, а кубики я заметил на головах египетских фараонов со служителями культов этой страны, изображения которых сопровождали там туристов везде. Я продолжал щелкать фотоаппаратом, стараясь не мешать молящимся отправлять культ, как вдруг в один из моментов заметил, что не все иудеи исповедуются перед богом Яхве с усердием, большинство лишь раскрыли книги, зыркая по сторонам не совсем приветливыми взглядами. Так-же происходило с хасидами у стены, воткнувшимися в нее носами, они часто осматривались по сторонам, не переставая шевелить губами. Только отдельные представители религиозной секты углублялись в чтение древних заклинаний до такой степени, что глаза стекленели и становились у них бессмысленными. Эти люди не замечали ничего и никого, часами долдоня одно и тоже, добиваясь у бога внимания к себе и к проблемам всей еврейской нации. Они пробивались к Всевышнему и получали желаемое, потому что были похожи на фанатичных дегенератов, одержимых не только целью достучаться до Него, но еще идеей власти над всем миром.
Вот на таких людских особях и держались законы религиозной мафии, нерушимые в течении тридцати почти веков.
Стена Плача была не столь длинной, как показалось вначале, по бокам к ней успели пристроить стены с другими сооружениями более позднего периода, отличающимися не только кладкой, но и назначением. Я не заметил, как подошел к краю стены, за которым зиял вход с округлыми сводами, ведущий в темную глубь, за плечо кто-то бесцеремонно тронул, спрашивая одновременно на русском языке, русский ли я... по паспорту. Ответив, что так и есть, я обернулся и увидел перед собой довольно плотного парня лет двадцати с небольшим с наглым выражением на лице, не снимавшего руки с моего плеча. Ухмыльнувшись, он грубовато сказал, чтобы я шел за ним, одновременно подталкивая по направлению к отверстию в стене. Я чуть напрягся, но отнекиваться не стал, потому что вокруг были люди и, сунув на всякий случай руку в карман с деньгами, чтобы они не исчезли, подался вперед. Вошли в какую-то часовенку, выдолбленную то ли в стене, то ли в самой горе за нею, с горящими на высоких подсвечниках свечами, с иконами и крестами на округлых стенах. Я было начал осматриваться, но парень довольно грубо подтолкнул меня влево, где темнело еще одно отверстие поменьше, освещенное лишь пламенем от свечей. За ним открылась такая же неглубокая пещерка, в которой еврейский священник в фиолетовой камилавке, в черной ризе с крестами и иконками на цепях, покрыл голову одному из туристов концом длинного и узкого куска полотна, расшитого золотыми нитками, и бормотал над ним молитвы. Мой проводник негромко сказал, чтобы и я пожертвовал деньги то ли на реставрацию, то ли на возведение чего-то и где-то, то ли просто за посещение этого места, святого для всего мира, за что мне тоже причитается типа отпускание грехов, и намерился было отойти в сторону. Но наглые действия привели к тому, что вместо благодати у меня груди появилось чувство возмущения, начавшее нарастать, сбросив его руку с плеча я сказал, что деньги расходую только по своему усмотрению, а не по принуждению. Священник кинул на нас мимолетный взгляд и отвернулся, продолжая священнодействовать над клиентом, а молодой накачанный еврей приблизил ко мне сытое лицо с глазами, выражающими одновременно удивление и презрение. Подобную мимику часто приходилось видеть на родине, особенно в последнее время, на физиономиях кавказцев с другими азиатами, возомнившими себя хозяевами на русской земле. Я в таких случаях не сдерживал себя, отвязываясь на хачиков по полной программе, вот и сейчас невольно подался вперед, не слишком обременяя себя статусом туриста в чужой стране, и повторил слова более резко, заставив наглеца забегать зрачками по сторонам. Затем повернулся и спокойно вышел из ловушки для простачков, успев сделать внутри нее еще фото на память.
На улице продолжало жарить солнце, поселившееся здесь навечно, хасиды в накидках, похожих на большие арафатки, и в шляпах с прямыми полями, освоившие эти места около двух тысяч лет назад, тоже не прерывали призывов к богу Яхве. Они все так-же легонько бились головой о Стену Плача, и такими же монотонными голосами бубнили слова молитв, стоя в покорной позе или раскачиваясь в пластиковых креслах взад-вперед. Наверное однообразные их призывы давно надоели Богу, Хозяину Непроявленной Вселенной, и он не знал как отвязаться от назойливого народа, иначе почему к кочевым племенам под общим названием жиды, или евреи, присмотрелся Люцифер, Хозяин Земли,заставив их испонять Его волю, а не Божью. На этот вопрос ответа никто не собирался давать и я, взглянув на часы, не спеша тронулся к началу широкой каменной лестницы, ведущей на верх, где должен был находиться Игорь, наш новый экскурсовод. Пространство перед Стеной было запружено разноцветным народом в прямом смысле слова. Крутили шаровидными головами невысокие японцы, китайцы на квадратных лицах демонстрировали вымученную тяньаньмыньскую улыбку, высокие африканцы в костюмах с короткими рукавами и брючинами закрывали черные лица большими черными очками. Им в противовес выглядели индийцы с другими мусульманами в костюмах с длинными рукавами и штанинами, с тюрбанами на головах. Лишь белые люди казались одинаковыми, несмотря на различие в национальностях. Вокруг пересекались на туристах чужие или равнодушные взгляды хасидов с пейсами, они редко были отсутствующими - видимо молитвы, если они были настоящими, забирали все внимание к себе. Мимо пробежал нагловатый еврей, мечтавший принудить меня сделать пожертвование неизвестно на что, он не оглянулся, занятый поисками новой жертвы, а я отвернулся, испытывая к нему неприязнь. Поболтавшись между религиозными фанатиками, сбившимися в международную мафию, державшую в ежовых рукавицах в первую очередь свой многострадальный народ, я заторопился к месту встречи паломников из нашей группы. Стена Плача навела меня на размышления о том, что если бить в одну точку, результата достигнуть будет легче и в то же время мучительнее. Не зря у японцев существовала пытка водой, когда осужденного заковывали в деревянные колодки так, чтобы он не мог отвернуть голову в сторону, а сверху на его темя капала из сосуда вода, равномерно и в одну точку. Через короткое время он сходил с ума. У религиозной секты хасидов законы, принятые совместно с агрессивными сионистами, были жестче, они не щадили свой народ, который четвертовали руками Гитлера и с помощью Хаима Вейцмана с Леонидом Жаботинским, главарями сионизма, уничтожив за четыре года шесть миллионов человек. После этого Вейцман, первый президент Израиля, а за ним и Голда Мейр, первая женщина президент этой страны, назвала уничтоженных евреев "всего лишь пылью". Воистину, пути Господа нашего Иисуса Христа, отвергаемого иудеями, неисповедимы...
Наверху лестницы я встретился с Людмилой, разочарованной походом к Стене Плача, оказалось, что на женской ее половине, отделенной от мужской высоким забором, смотреть было практически не на что, потому что фанатичные еврейки не входили в транс как их мужчины, не голосили высокими фальцетами и не рвали на себе волосы. А мирно сидели или стояли возле Стены, перебирая в большинстве своем небольшие четки. И мы направились к экскурсоводу, вокруг которого собрались почти все наши попутчики, он отлично говорил по русски, как и экскурсовод Наташа, сдавшая нас ему. Игорь не стал разглагольствовать, а пояснил, не дожидаясь подхода остальных, что сейчас мы поедем в Вифлеем, до которого часа полтора езды, а по возвращении поднимемся на вершину Голгофы, в переводе Лысой горы, на которой был распят Иисус Христос и на этом же месте была поставлена церковь Гроба Господня. Когда подошли опоздавшие, мы забрались в автобус и поехали по узким улочкам святого города к его окраине. Сам Иерусалим особого впечатления не произвел, скорее всего потому, что мы ожидали увидеть что-то необычное, а узрели невысокие дома, сложенные из белого камня, раскиданные по склонам холмов, покрытых редкой зеленью. Окна были большей частью закрыты ставнями, за невысокими заборами пестрели цветники с ползучими растениями, обвивавшими балкончики и рамы. Людей на улицах и мостовых, уложенных крупным булыжником, практически не было, как не суетилось их возле входов в магазины или на небольших площадях. Картина была почти идентична египетским курортным городкам, только куда больших размеров, и здесь было хоть немного, но прохладнее.
Наш "МАН" выбежал за город и помчался, набирая скорость, в сторону Вифлеема по узковатой неплохой дороге, вдоль которой тянулись небольшие поселения одинакового типа с людьми, мало чем отличающимися по внешнему виду от евреев, разве что на лицах палестинцев отражалось внутреннее напряжение, выдаваемое посверкиванием глаз или взглядом из подлобья. На головах у многих из них пестрели арафатки, придавленные черными кружками наподобие черного нимба, и накидки такого же фасона. Больше было и расхристанных мальчишек с нехитрым товаром в руках, снующих вдоль тротуаров в поисках покупателей. Машина притормаживала возле военных постов с вооруженными солдатами в почти одинаковой форме что с одной, что с другой стороны. Здесь была уже территория Палестины, как впрочем была она в Иерусалиме, поделенном на религиозные в первую очередь и политические сектора по примеру послевоенного Берлина. Когда автобус проехал очередное поселение, гид взял в руки микрофон и сообщил, что мы приближаемся к Вифлеему, небольшому городку, в котором две тысячи лет назад родился Иисус Христос, новый мессия, пришедший в те времена для того, чтобы изменить старый мир. Я знал, что этого праведника еврейский народ ждал более пяти тысяч лет, минувших с тех пор, как почил старый мессия, принадлежавший к когорте Моисея. Евреи едва дождались его прихода, они снова начали впадать в разврат и прострацию, приближая тем самым конец всей нации, а Христос привнес в их жизнь противоречия, заставив изменить взгляды на реальность и раздув между старым и новым порядками пламя разногласий. Это требовалось для того, чтобы тяга к бытию воскресла у людей с новой силой, то есть принцип был такой же, когда из искры возгорается пламя. Еще предполагал, что появление Христа на сцене тогдашнего древнего мира было не случайным, а запланированным, но об этом я расскажу позже. Гид предупредил нас, когда мы выйдем из салона автобуса, должны вести себя осторожно, потому что арабы накидываются на туристов голодной стаей, тыкая в лицо товары и требуя купить хоть что-нибудь. Отвязаться от них практически невозможно, как бесполезно доказывать, что вам ничего не нужно. Мы с Людмилой переглянулись, предупреждение было не новым, мы столкнулись с ним в первые же часы пребывания на арабской земле.
Автобус въехал в небольшой городок и подкатил к древним строениям, сложенным из обтесанного камня белого цвета, как в Иерусалиме, потемневшего от времени, они громоздились на подобие римских развалин, приведенных в порядок в более поздние времена. Гид подвел группу к входу в одно из зданий с высокой аркой и нырнул в полутьму, мы потянулись за ним,осматриваясь вокруг.Необычное строение оказалось церковью с многими навороченными светильниками, свисавшими с куполообразных потолков и тускло блестевших едва не над головами,они висели на длинных цепях,отливая старинной медью имели множество изогнутых рожков под толстые и тонкие свечи. Работа была весьма искусная, поражала ажурностью с хитросплетениями вокруг подсвечников. Внутри помещения было сумрачно, пахло какими-то маслами и подобием ладана, множество свечей, толстых внизу с утончением кверху, горели ровно, пламя не чадило, не заставляло тени метаться, а лишь отделяло их границы от светлых участков. На стенах, уходящих ввысь, висели древние иконы, написанные мастерами ушедших эпох, это были или лики святых, или сцены из библейских сказаний, хорошо сохранившиеся, любовно протертые мягкими тряпочками в руках чернобородых монахов в черных одеждах, сухие фигуры которых появлялись и исчезали в глубине привидениями наяву. Я вспомнил походы в кремлевские музеи, один из них совершил по приезде из Франции, после посещения Лувра в Париже, и вновь по коже морозом прокатились чувства, охватившие меня тогда. Там по стенам были развешаны сербские с македонскими православные иконы, это были подарки тамошних правителей русским царям, а икон, написанных русскими живописцами в России, висело всего две или три. Куда наше национальное достояние подевалось после жидомасонской революции семнадцатого года, можно было сказать сразу, не проводя специальных расследований. Один Хаммер, американский бизнесмен еврейского происхождения,оголтелый карандашник, вывез из бывшей Российской империи больше добра взамен на свои карандаши, предназначавшиеся для неграмотных крестьян и работниц в красных косынках, нежели при наложении контрибуции победителями после поражения в войне. Но мы никому никогда не проигрывали, и все равно остались с голым задом. Почему? Потому что крестьянам и рабочим, пришедшим во власть под присмотром тех же жидомасон, сто лет не сдались какие-то древние иконы и картины, этим людям милее были календари с большими картинками с изображением голых баб, которые не надо было читать. И водка, как показал великий писатель Булгаков в своем "Собачьем сердце". Чем и воспользовались - на что нацеливались изначально - миродержатели, ошалевшие от добра, хлынувшего из Российской империи, которое они до сих пор продают за сумасшедшие деньги на аукционах Сотбис в Англии и Кристис в Нью-Йорке. Здесь, в Вифлееме, древние иконы тоже показались мне написанными греческими в первую очередь мастерами, но дело было в том, что они отсюда никуда не девались, а наоборот, прирастали новыми образцами, не менее древними.
Возле ниши в одной из стен, обрамленной голубым шелком с вышитыми по нему серебряными крестами, столпилось много туристов, мы с Людмилой пристроились в хвост очереди и приготовили фотоаппараты. Когда очередная жертва религии выползла из глубины и встала с колен, смахивая с ресниц слезы умиления, нашим взорам открылась Вифлеемская звезда с круглым углублением в середине, вделанная в мраморный пол. Сама ниша была освещена изнутри мягким светом золотистого оттенка, отчего казалось, что она была золотой. Мы тоже проползли по очереди внутрь и приложились губами и лбами к реликвии, имеющей отношение к рождению Иисуса Христа.Точно такое же волнение мы испытали, когда оказались возле яслей, огороженных невысокой решеткой ввиде небольшого прямоугольника, в которых родился мессия. К ним мы спускались по узкой каменной лестнице, в конце которой находилась эта небольшая комнатка. В Библии говорится, что Иисус родился в хлеву рядом с ягнятами, поодаль стоял осел и другие домашние животные, здесь они присутствовали тоже,но уже ввиде разрисованных лубочных копий,сделанных из какого-то материала.Народ вокруг крестился и отвешивал низкие поклоны, в том числе священникам в черных клобуках с мантиями,закрывавшими им спины,и монахам в более грубой одежде с круглыми шапочками на головах.Служки не стояли на месте, они появлялись и сразу исчезали, чтобы объявиться на другой стороне просторного помещения, заставленного церковной старинной утварью и увешанного древними иконами до предела. А экскурсовод уже торопил нас с переходом в другую церковь, не уступавшую первой в великолепном обрамлении и внутреннем убранстве. Вдруг открывались уголки или части стен с висящими на высоте метра, а то и ниже, двумя или тремя иконами, подсвеченными искусственным светом так, что краски на лицах святых и на их одеждах играли живыми цветами. Или мы залезали в дебри из медного литья и кузнечной ковки такой тонкой работы, что казалось тронь пальцами ажурное плетение из пластин и проволочек, и они отзовутся долгим мелодичным звуком, проникающим в душу. Здесь все мы впервые увидели икону улыбающейся Богоматери с младенцем на руках, это было так неожиданно, что многие из нас даже растерялись. Ведь мы привыкли видеть изображения святых со строгими и немного печальными одухотворенными лицами, а на этой иконе была изображена молодая круглоликая женщина, полная сил, с улыбкой глядящая на паломников. Она будто говорила, что тоже была земной, что человеческие радости не обходили стороной и ее, отмеченную вниманием Бога. И только позже, когда ее мальчик Иисус стал богочеловеком, испытав неземные страдания и приняв на себя людские грехи, ее тело начало увядать от горя матери, тоскующей по сыну, оставшемуся для нее теплым и доверчивым ребенком, которого она не только прижимала к груди, но кормила своим молоком. Это отступление от церковных догм, невиданное доселе, заставляло людей по новому взглянуть на мессию,недосягаемого до встречи с улыбающейся богоматерью, приземляя богочеловека, делая его более близким для всех.
Икон было множество, в основном, с изображением святых в древних широких и разноцветных одеждах, босых и в сандалиях, но с обязательным над головами нимбом, олицетворяющим принадлежность их к небесной когорте. Письмо, которым они были написаны, было скорее греческим до десятого века нашей эры, нежели римским или европейским тех же времен. Позже, во время похода на Синайский полуостров, мы видели точно такое же письмо в церкви святой Екатерины у подножия горы Моисея, разница была лишь в том, что иконы там были в рост человека и даже больше. В нем преобладали пурпурные, золотые, черные и синие краски, изготовленные из соков трав, смешанных с сырыми яйцами и еще какими-то добавками, рецепты которых люди давно утеряли, обходясь нехитрым и малым, главное, дешевым и скорым. Вот почему современная живопись,даже самая талантливая, не задерживает людей возле себя надолго в отличие от древней на первый взгляд мазни, примитивной и не столь выразительной. Потому что в ней отсутствует кроме радости творения еще душа, необходимая для изображения живого. Изредка слышалось церковное пение,оно доносилось из разных уголков, неприметных с первого взгляда,крепко отличаясь от пения псалмов в православных храмах.Певчие обладали здесь более грубыми голосами, а язык был у них как бы рубленым с придыханиями и неожиданными остановками в отличие от плавного и разливного старославянского. Я не знал, на каком языке невидимые монахи и монахини исполняли псалмы - на древнем арамейском или древнем иудейском - только после прослушивания русское умиление от увиденного в храмах начало быстро таять, уступая место пристальному вниманию и трезвой практичности. Подумалось, что богатство религиозного направления, собранное здесь,по редкости не уступает богатству,заключенному в Ватикане за надежными стенами собора Петра с швейцарскими гвардейцами на воротах. Там я, когда приезжал в Италию таким же образом, как добирался сюда, смотрел на скульптуру Моисея работы Микеланджело,стоящую в небольшом скверике перед входом в святая святых католиков, которого великий скульптор изобразил с рожками над головой. Знал историю о том, что Микеланджело изваял пророка именно с рожками, намекая на связь Моисея не с богом Иеговой, а с Люцифером, идущую в разрез с догмой, навязываемой евреями миру о том, что это лишь повязка с узелками, которую носили иудеи того времени. Видел в великолепных залах папской резиденции станцы в исполнении Леонардо да Винчи и Рафаэля с апофеозом гениев "Судным днем", грандиознее которых нет на земле, восхищался раритетами, исполненными в единственном числе. Во Флоренции, в галерее Уффици, в которой собраны почти все величайшие ваятели эпохи Возрождения,а так-же раньше нее и позже,и не только итальянцы,и где пожилой профессор из Новосибирска расплакался как ребенок из-за того, что впервые в жизни увидел воочию чудо, о котором мечтал всю жизнь, у нас не было холодного расчета, а присутствовало бескрайнее волнение, охватившее тогда всех. Лувр в Париже с "Моной Лизой" Леонардо да Винчи, с Нике Самофракийской и Венерой Милосской, художественная галерея в Дрездене с "Сикстинской мадонной" Рафаэля, с картинами немцев и многих гениев мира,с рыцарскими доспехами, музей Ван Гога в Амстердаме с "Ночным дозором" Рембрандта, с подсолнухами и портретами папуасок голландского живописца, в которых я тоже успел побывать, не заставили меня подумать о том, что ценности мира приобретают значение только тогда, когда к ним приковано внимание всей нации. Здесь, в Вифлееме, я понял, что только усилиями всего народа можно добиться успехов во всех сферах человеческой деятельности. Но если идти вразброд, как идут русские в России, по неведомому к тому же пути, указанному людьми с нечистой совестью, то национальные музеи могут оказаться разграбленными подчистую, как в Москве, столице нашей Родины, не говоря о качестве жизни в стране.
Из каскада залов в храмах мы выползли немного оглушенные, усвоившие еще не все из увиденного, и сразу попали в капкан, умело расставленный гидом Игорем.Теперь он торопил нас к еврейскому магазину, торгующему сувенирами, на ходу объясняя, что с продавцами можно и нужно тоорговаться, тогда потраченная сумма в долларах окажется значительно ниже. И все-же обратить в том магазине внимание будет на что, как и купить, чтобы воспоминания о поездке казались дороже. Там есть товары стоимостью от одного доллара до нескольких тысяч, любовно сделанные местными умельцами, и разошлись они уже по всему миру. Заинтригованная мягкими увещеваниями гида, группа направилась по тротуару сбоку булыжной мостовой, сбегающей вниз, на нашем пути вырастали, сменяя друг друга, арабы с арафатками, статуэтками христианских богов, местными сувенирами и прочими яркими атрибутами для туристов из разных стран. Мы как могли отбивались, но делать это становилось все тяжелее, кто-то на ходу примеривал платок, кто-то уже совал деньги арабу, спешащему рядом, а кто-то напустил на себя равнодушный вид и молча раздвигал плечами назойливые толпы торговцев. И снова я испытал неприятные моменты за свою нацию, когда палестинцы стали громко обзывать русских женщин "наташами" и "марусями", хватая их бесцеремонно за рукава кофточек и маек. Опять было неловко наблюдать, как какая - то шалава из группы начинала крутить толстым задом и тяжелыми грудями, окидывая арабов озорно и одновременно блудливо маслянистым оценивающим взглядом, означающим лишь одно - как бы продать себя здесь подороже. И давали полапать себя за большие груди с ягодицами, успевая получить за этот мазохизм во время движения какую-нибудь фуську, которую по приезде домой забрасывали на пыльный шкаф или отправляли в мусорное ведро. И позволяли отводить себя в сторону для обмена адресами с последующим приездом этих сюда или тех в Россию. Я пристально вглядывался в группы туристов, состоящие из европейцев, американцев или азиатов, спешащих с деловым видом по тому же маршруту, что мы, но только возле русских творилось столпотворение из алчных на деньги и падких на похоть продавцов с коричневой кожей, и только русские женщины отпускали им блудливые ухмылки, словно в России и правда не существовало секса. Примерно такое-же уродство происходило во время моей поездки в Италию, когда до Венеции группа добралась в полном составе, а уезжала из этого города на островах, потеряв сразу шесть человек. В Неаполе же русских стерв вообще ожидали машины итальянцев, подкатившие к морскому порту на побережье Тирренского моря почти одновременно с нашим апвтобусом.
Магазин располагался на одной из узких улочек,опоясавших непрерывными цепями солидный холм и даже его вершину, дорога, по которой мы шли,сбегала к его подножию и снова устремлялась вверх по склону уже другого холма, застроенного почти одинаковыми домами коттеджного типа не выше двух этажей. Или строениями из белого камня с квадратными окнами в несколько этажей, поставленными как бы друг на друга, отчего создавалось впечатление ласточкиных гнезд, пробитых в крутом берегу. Эта картина расстилалась почти до горизонта, на который опиралось выцветшее небо бледно голубого окраса, лишь изредка на ней проступали желто-коричневыми пятнами куски пустыни или оазис из пальм возле какого-нибудь источника с водой. Паломники могли тут воочию убедиться, что нормальной земли в Израиле и Палестине катастрофически не хватало, а значит, вооруженные конфликты между людьми разных национальностей должны были быть не в диковинку. Эту мысль подтверждали не только военные посты с шлагбаумами, перекрывавшими дорогу, но и частые патрули из солдат с автоматами на изготовку.
Мы вошли в торговый зал магазина, освещенный лампами дневного света, разделенный на секции лишь длинными столами, поставленными концами к центру, с навалом из множества сувениров в ячейках ящиков или подвешенных на длиных веревочках. Поделки были везде, они заполняли коробки на стойках вдоль стен, висели под потолком и громоздились даже под ногами. Отдельно стояли прилавки со стеклянными витринами, за которыми посверкивали серебром и золотом ювелирные украшения. Там были крестики и цепочки разных размеров, кулончики ввиде сердечек или прямоугольников с квадратами, серьги, перстеньки и прочие украшения, иногда с драгоценными камнями. Я подошел к навалу из длинных и белых свечей с голубоватым оттенком, сужающимся кверху, собранным в пучок по тридцать три свечи в каждом. Затем внимание привлек небольшой деревянный крест с четырьмя тайничками за выпуклыми стеклами по краям перекладин, заполенных землей, ладанкой, камешками и травой,с распятием из белого металла,с раскрытой книгой над ним с четырьмя буквами латинского алфавита: INBI.Захватив свечи и крест с чем-то еще, направился к кассе с намерением поторговаться, за мной пристроилась Людмила. Нам удалось сбить цену на все в общей сложности на пять примерно долларов, другие туристы последовали нашему примеру, слышно было, как возле продавцов образовался неспокойный базар. Затем мы вышли вместе с гидом на улицу, довольным бойкой распродажей, и направились с остальными туристами к автобусу, ожидавшему за углом здания из белого камня. И снова под колеса потекла река асфальта, а за стеклами стала раскручиваться панорама ближневосточной страны Палестины, мечтающей стать членом ООН. Но кто бы ее туда пустил, когда евреев устраивал расклад с границами, проложенными неизвестно где и непонятно как, которые можно было им нарушать в любых направлениях, захватывая новые земли и обустраивая их на свой лад под зорким присмотром "дяди Сэма" с авианосцами, стоящими в нескольких милях от израильского берега. Я не завидовал палестинцам, попавшим не по своей воле под колесо еврейской истории, написанной ими под себя, я лишь хотел, чтобы они жили на своей земле и по своему разумению.
Снова мы въехали в Иерусалим и остановились почти в его центре, на краю большой площади, откуда начиналась улица, ведущая вбок. Экскурсовод собрал нас возле каменного парапета, бегущего вдоль широкого тротуара,и повел по той улице с пологим подъемом мимо старинных зданий со стенами из кирпича и белых каменных блоков. Они стояли друг за другом, образуя узкий коридор с дном, залитым асфальтом, и чем выше мы поднимались, тем больше окрывалась панорама бугра, пустынного две тысячи лет назад, а теперь усаженного домами впритык. Я вдруг понял, что мы идем по дороге, по которой шел на казнь Иисус Христос, несший на себе крест,на нем легионеры Понтия Пилата,прокуратора Иудеи, должны были его распять. И только теперь сообразил, что в Вифлееме, на месте халупы девы Марии и Иосифа, матери и отца Иисуса, тоже возвели еще века назад храмы, в которых мы были. И невольно передернул плечами от мысли, что для евреев деньги стоят на первом месте так-же, как сегодня для народов, которых они сбивают своими доктринами на ту же дорожку. Ведь это грех делать бабки на памяти к людям, принадлежащим всему человечеству, даже больший, нежели "не укради" из десяти главных заповедей, преподнесенных Христом миру живых.Значит, не зря иудеи предали Иисуса, препочтя ему разбойника Варавву, отпустив последнего с миром. Слава Богу, что есть страны, такие как Индия, Япония или Тибет, не делающие состояний на страданиях своих посвященных - Кришне, Раме, Будде, или греческих Сократе, Платоне, Пифагоре, иначе Земля давно бы доплелась до свального греха...
Навстречу неспеша шли семьями или парами израильтяне, они выглядели сытыми и самодовольными, в большинстве с оплывшими фигурами, хотя встречались стройные до худобы. Но это были чаще одиночки, что мужчины, что женщины, с широкими задами и какой-то небрежностью в одежде. Среди них попадались хасиды в шляпах с прямыми полями, сдвинутыми на затылки, в черных длинных одеждах, смахивающих больше на фраки, и в черных туфлях с длинными чуть поднятыми носками. Многие были в очках, другие несли под мышками книги, но у всех у них были вздернутые подбородки, а на худых лицах отражалась отрешенность. Стоило кому-то из туристов оказаться на пути их движения, как его тут-же обдавал презрительный взгляд черных глаз хасида, человек замечал нервную усмешку на губах с опущенными уголками. Это была каста неприкасаемых даже для своего народа, ведомого ими в страну благоденствия, с железной волей и фанатичной уверенностью в своей правоте и богоизбранности. Но было что-то в напряженных фигурах, чаще похожих на знак вопроса, незаконченное, требующее доработки по части обретения человеческого образа, достойного и уверенного в своих силах. Я тоже ощутил, что на моих губах появилась усмешка, она была невольным откликом на собственные мысли о том, что фанатизм никогда не доводил до добра, и фанатичные лидеры тем более не приводили свой народ в страну с национальным благоденствием. А если такое могло все же произойти, то шагать в том направлении предстояло долгие столетия и даже тысячелетия. За примером не было нужды далеко ходить: прошло почти три тысячи лет с момента принятия еврейскими мудрецами на горе Синай доктрины о прибирании к своим рукам власти над миром через женщину, разврат и деньги. Но мир людей продолжал этому насилию активно сопротивляться,мало того, человечество начало понимать вредность затеи, предложенной вождями религиозной мафии. И чем глубже зарывалась доктрина в людские массы, тем сильнее становилось сопротивление, и тем откровеннее звучали голоса протеста.
Мы с Людмилой вошли под каменную арку, потрескавшуюся от времени, за ней открылась небольшая площадка с людским водоворотом перед входом в религиозное сооружение со стенами, закрывавшими половину неба. Это был храм Гроба Господня, громоздившийся на Голгофе, который мы уже видели за Стеной Плача с тыльной стороны, возведенный много веков назад на месте распятия пророка Иисуса. Руки невольно потянулись осенить себя вслед за другими людьми крестным знамением, в голове пронеслась мысль, что мессия поднимался на вершину горы этой дорогой, только тогда он был окровавленным и тащил на спине огромный крест, на котором его должны были распять. Но сильного волнения не было, как не отразилось его и на лицах других паломников - или давала о себе знать усталость от ночного переезда, или люди начали отдаляться от истинной веры, променяв ее на плотские утехи. Лишь несколько женщин из множества взялись подвязывать платки под подбородками, крестясь и с религиозной опаской оглядываясь по сторонам, остальные, в том числе мужчины, только сбавили шаг и напустили на себя благочестивый вид. Краем глаза я вдруг увидел сбоку дороги средних лет мужчину в грязной рубашке и таких же штанах со старыми ботинками, направлявшегося к мусорному баку. Он привычно наклонил его и заглянул внутрь, подцепив какой-то предмет пальцами, сунул тот в холщевую сумку, затем быстро перешел к другому жбану, заполненному до половины. Сама собой родилась мысль о том, что бомжи, если они настоящие, страну проживания не выбирают, она достается им с фактом рождения. Но здесь, в священном месте, мысль эта заметно тускнела, потому что бомж мало походил на еврея - хотя могло быть всякое - скорее, он был европейцем, потерявшим на какое-то время самого себя. И все же факт оставался фактом. Войдя под прохладные своды храма, мы потянулись к месту распятия мессии, наступая на пятки паломникам из разных стран, шедших впереди. Людей больше интересовал этот небольшой пятачок, когда-то венчавший вершину Лысой горы, связанный в том числе с предательством синедриона, высшего церковного совета иудейского государства, решившего таким образом не заострять внимание своего народа на новом мессии, избавить его от него, принудив евреев остаться приверженцами пророка Моисея. Для того и был придуман Иисус Христос, чтобы отдать гоям христианскую веру, призывая евреев по прежнему исповедовать иудейскую, то есть, говоря современным языком, отделить мух от котлет. Это был один из хитрых способов достижения власти над миром, призванный вместе с космополитизмом, глобализмом и ассимиляцией играть главную роль,послуживший очередному возрождению на религиозной основе всесильной еврейской мафии, начавшей было сдавать к тому времени свои позиции.
Дойдя почти до середины помещения с высокими стенами и круглым глубоким куполом над ним, мы заметили людей, стоявших на коленях, склонившихся головами над плитой с красноватыми разводами по всей длине. Она представляла из себя лежащий на каменном полу прямоугольный, хорошо обработанный, кусок мрамора, обрамленный фигурной каймой из того же камня, с фигурными металлическими стойками по бокам, образующими над ней невысокий квадрат с висящими на поперечных планках продолговатыми большими фонарями из белого стекла в золоченой оправе с крестиками и другими знаками религиозного содержания, нарисованными на них. Паломники прикасались раскрытыми ладонями к поверхности плиты и на несколько минут уходили в себя, затем поднимались с колен, уступая место другим людям. Мы дождались своей очереди и тоже положили ладони на странноватый камень, оказавшийся теплым и, несмотря на гладкую поверхность, с неглубокими продольными трещинами и углублениями по всей длине. Это была плита, на которую положили тело Иисуса после снятия его с креста, красноватые разводы должны были обозначать кровь, пролившуюся из его ран. Я попытался сосредоточиться на мыслях о том времени, но сделать это мешали широкие красные прожилки внутри мрамора, словно нарочно подобранные под событие мирового значения. Слишком они бросались в глаза, чтобы представить вместо них потоки крови, хлещущие из тела мессии, сама плита тоже вызывала сомнение у читавших Библию с описанием казни и другие религиозные книги. В них было написано, что тело пророка внесли в каменную пещеру на горе и положили на пол, предварительно спеленав на подобие египетской мумии, затем закрыли вход, чтобы никто не смог проникнуть вовнутрь. Но гора не состояла из мрамора, она представляла из себя монолит из скальной породы, вряд ли кто-то из последователей Христа додумался тащить на вершину эту плиту, чтобы подложить ее под тело своего учителя.
С такими мыслями я поднялся с колен и перешел к другой плите размером поменьше, на которой покоилась голова Иисуса. Плита крепилась на невысоком постаменте, была оправлена в фигурную оправу со стойками по бокам и ее так-же прошивали красные прожилки, олицетворявшие кровь. Людей было поменьше, чем возле первого куска мрамора, но здесь они не стояли на коленях, потому что сама плита была приподнята над полом и над ней можно было только наклониться. Напротив на стене были нарисованы яркими красками сцены из казни мессии, уже снятого с креста, показывавшие, как несли его на руках, обнаженного, ученики и последователи в красных, желтых и синих одеждах, как укладывали на землю, собираясь укутывать в пелена.Письмо тоже здорово походило на греческое,в котором применялись определенные элементы, легко узнаваемые. Я оторвался от созерцания сцен и огляделся, левая стена была украшена сооружением серого цвета, висящим над полом и напоминающим ажурную ротонду, веранду или лоджию, с которой видимо священниками читались проповеди, или там выстраивался может быть церковный хор. А с правой стороны, уже в другом, таком же просторном зале, находилась ниша с изображением на небольшой иконе в ее глубине девы Марии. По бокам ниши и сверху нее висело множество икон в светлых,скорее всего,серебряных окладах,они окружали ее со всех сторон,создавая чистый как бы ореол, подсвеченный из глубины ниши золотистым огнем от свечей. По обеим сторонам стояли два чернобородых служителя церкви в черных рясах и высоких клобуках, ретиво наблюдающих за верующими, ползущими на коленях во внутрь углубления и лобызающими святыню. Если кто из них задерживался с отправлением обряда, они больно щипали того через одежду, заставляя побыстрее освободить место всеобщего поклонения, чем добивались видимого порядка. Везде с потолков свисали на толстых цепях гирлянды медных светильников, покрытых патиной, зеленой от времени, с ажурными, как в вифлеемских церквях, рожками и лампадами с горящими в них свечами из белого воска с утолщением кверху. Иконы были в отличие от вифлеемских немного поменьше, почти все в серебряных окладах, расположены они были так, что создавалось впечатление, будто место или углубление, которое они занимали, предназначалось именно для них. А таких мест и ниш в церкви Гроба Господня насчитывалось предостаточно,как других реликвий, обихоженных служками, преподнесенных паломникам с наилучшей своей стороны.
Мы с Людмилой ходили из зала в зал, заглядывая во все углы с мало приметными комнатушками, скрытыми от глаз высокими колоннами, в которых церковных раритетов оказывалось больше, нежели выставленных на всеобщее обозрение. Попадались кельи, завораживающие вычурностью предметов, находящихся там, от которых исходило как бы сияние. Но время, ненасытное это животное, подгоняло, и мы спешили запечатлеть на карты памяти в фотоаппаратах как можно больше, чтобы осмыслить увиденное уже дома. И нигде мы не видели смотрителей, сидящих на стульях как в музеях или художественных галереях, но всегда навстречу вдруг вырастали монахи или священники, ушедшие в себя и вечно куда-то спешащие. Их невозможно было сосчитать как невозможно было проследить, куда они исчезали в следующее мгновение, но нас не покидало чувство, что они крутились вокруг нас, лишь сменяя друг друга.
Наконец Игорь, наш еврейский гид с русскими корнями, поднял руку и указал на выход из церкви, мы потянулись к овальному светлому пятну в стене, продолжая запечатлевать в памяти старинное убранство помещений. Но охватить глазами собранные здесь за долгие века сокровища оказалось невозможным, для этого требовался не один день неспешного променада по всем залам и комнатушкам, подразумевающий лишние расходы не только на дорогие израильские гостиницы, но и на кошерную, не менее дорогую, еврейскую еду. Впрочем, для гоев, которыми мы являлись, в кафешках при перекладных готовилась пища обыкновенная, ничем не отличная от пищи, предлагаемой например в Риме, да нам и самим главным было сытно покушать, а в кухонные тонкости пусть бы лезли гурманы. На улице нещадно палило солнце несмотря на то, что день клонился к вечеру, народу вокруг прибавилось, особенно евреев в просторных одеждах и с нагловатыми,как бы свысока, мимолетными взглядами. Палестинцев тоже было немало, вели они себя не как хозяева своей земли, а как люди, у которых эту землю отобрали и возвращать не собирались.Мы прошли к автобусу,заняв места, начали расслабляться, прикладываясь к бутылкам с газировкой и не забывая поглядывать в окна, за которыми разворачивалась жизнь Иерусалима, не слишком приметная на первый взгляд, но будоражащая почему-то весь мир. Скоро святой город остался далеко позади, а после него и Мертвое море с мертвой водой.В приграничный Эйлат мы въехали глубоким вечером,но он был все равно красив, стоящий на берегу залива Красного моря, залитый строчками огней, расположенными не как в других анклавах мира, а почему то в косую линию, с голубой звездой Давида над ними в самом центре.
Уже по возвращении домой мы узнали, что перед Эйлатом был расстрелян исламистами автобус с мирными жителями Израиля, и что погибли семь человек. Мы тоже, когда находились на святой земле, ощущали по косым взглядам арабов,которыми они провожали каждого еврея,что они не горят желанием жить в мире с соседом, не менее агрессивным, нежели они сами.Знали наверняка,что голубь мира, пролетая над желтыми безводными холмами и низкими городами этого благодатного региона вряд ли обронит там пальмовую ветвь. Это будет продолжаться до тех пор,пока в мире есть добро, за которое нужно драться, чтобы оно досталось более разумному, и есть зло, которому нужно давать достойный отпор. А пока мир людей насильно разделен религиозными конфессиями, тянущими одеяла каждая на себя, но самое главное, он разделен злом, полной противоположностью добру. А это значит, что людям можно поддерживать равновесие во всем и в свое благо только искусственно и своими силами, ведь догма, определяющая существование на земле живого и неживого зиждется на противоречиях. Эту догму, которая проста как истина не требующая доказательств, несложно узреть всем, кто хочет познать, отчего зависит его судьба и сама жизнь:
В воле Господа находится Небо, куда после смерти людей улетают бессмертные души, а Люцифер обладает планетой Земля, куда души возвращаются. Разве Люцифер позволит разместить на своей половине от добра и зла всего лишь рай!..