Аннотация: Роскошь сказочкая, возведенная на деньги проигравших лохов.
Лас Вегас
Небольшой городок был отстроен вопреки всем правдам и моралям на деньги натуральных американских преступников, решивших сделать из него не только центр развлечений для себя, но и мекку бизнеса на простенькой игре на простеньких банкоматах с игральными столами. Это делалось под неусыпным мормонским присмотром, принимавшим в этом деле непосредственное участие. Идея пограбить простолюдей с богатенькими апельсинчиками принадлежала им же, ведь в мире среди знаменитых преступников лидирующее место занимают те же евреи. Как в России тогда и сейчас, в которой блатной язык сплошь пересыпан выражениями из их воровского жаргона - пацан-поц со всякими шмарами, биксами, шлемазлами и прочим. Все в этих играх было до умопомрачения просто, вставил в щель или выложил на стол круглый железный-деревянный знак, нажал на кнопку или сложил руки на груди и жди, когда удача внутри бездушного автомата, а так-же под маленькими граблями портье или пронырливый шарик на размалеванной вертушке выберет именно тебя. Тогда ты сомлеешь от благодатного результата и сбросишь с души и с ног многопудовый груз, накопленный за годы. Или нагнешься и подставишь свой зад для новых бед, возросших многократно в мгновение ока. Такова царит здесь мораль, не уступающая ростовщичеству, бывшей большой проблемой для самого Христа.
Недаром в городке купил себе квартиру Дэвид Копперфилд, всемирно известный иллюзионист с репутацией обыкновенного мошенника, разоблачаемого чем дальше, тем больше. Здесь он отгрохал, будучи еще не в разводе с Клаудией Шиффер, музей своего имени, похожий на национальный темно-серый музей в Нью-Йорке на Уолл стрит с медным Вашингтоном перед ступенями, закрытый для всех и симсимочный для посвященных. Думается, свою фигуру из редкого какого-нибудь металла он перед входом в детище установит, еще молодой и полный сил, хотя все реже приглашаемый на фокусные сабантуи. В музее Дэвид хранит вещественные доказательства в том числе своей причастности к работе на соплеменный Моссад, КГБ-ФСБ, английскую МИ-6 и прочие разведки, от которых получал кроме денег другие немалые выгоды. Сверхсекретные организации были как известно под неусыпным наблюдением одного ока, просвечивающего человечество с вершины пирамиды на однодолларовой купюре. Исходя из этого можно сделать вывод, что фокусник до последнего момента был неуязвим для всех без исключения органов госбезопасности во всем мире. Недаром недавнее дело о изнасиловании им одной молодой особы закрылось так -же быстро, как началось.
Лас Вегас появился не на территории США, демократической страны, боровшейся со времен Джорджа Вашингтона за независимость от европейцев, особенно от англичан. Но оставшейся их колонией под непосредственным руководством семьи Виндзоров во главе с королевой Елизаветой Второй, бессменного Председателя влиятельной английской масонской ложи. Этой праправнучки Елизаветы Первой, наложницы своего секретаря из еврейской богатой семьи Сесилов, не преминувших воспользоваться щекотливым моментом и подмявшим под себя всю монархическую верхушку Европы. Естественно, через доктрину богоизбранного народа, включающую три главных фактора победы над миром: деньги, власть и разврат. Семейка Виндзоров, владеющая Англией с еврейскими пастухами за спиной более пятисот лет, имеет еще один дьявольский аспект в монархическом древе ввиде крови венгерского монарха Дракулы, сущей нечистой силы и садомазохиста. Но это дополнение к слову.
С приходом Линкольна на президентский пост в 1864 году американцы снова стали бороться, теперь за равноправие всех народов мира, в том числе негров. Надо сказать, что Авраам Линкольн, представитель еврейской диаспоры мормонов, бросивший клич за равноправие белых с неграми, был одним из самых непопулярных президентов США. Он постоянно жаловался приближенным и народу, что у него то не получается, это тоже, продолжая проводить под нажимом мормонов политику расового равенства, что было - и остается - в корне неправильно. Ведь рожденному профессором с рожденным дворником говорить собственно не о чем из-за разности в развитии интеллектуальных способностей. А вот уважать друг друга - это совсем другая песня, как другая тема по человеческим взаимоотношениям. Но дело было в том, что на выборах штат Невада во главе с мормонами проголосовал только за него, остальным избирателям предлагалось лишь подшмыгнуть сопли. И все равно Линкольн, выбранный президентом на второй срок, был застрелен. Евреи вскоре поместили своего соплеменника и ставленника на пятидолларовой купюре навечно, как недавно они же открыли в Москве мемориальную доску с памятником - и не одним - Гайдару. Такому же ставленнику, только в России, проклинаемому народом даже после смерти. Стоит отметить, что Линкольн на баксах похож на дьявола без рогов, но с длинной шеей и козлиной бородой, а Гайдар в медном образе смахивает больше на дегенерата из психушки. Такова реальность.
Городок Лос Анджелес возвели в прериях Мексики недалеко от границы с Америкой, где не было ни полиции, ни шерифов, а находился тогда лагерь для преступников под названием Фремонт с хозяином Джоном Фремонтом, бандитом с большой дороги. Такими же были постояльцы - солдаты, индейцы, грабители, делавшие деньги на путешественниках и владельцах салунов с другими торговыми точками. Вскоре мормоны, для которых капитал был превыше всего, затеяли войну с индейцами и мексиканцами, втравили в нее бледнолицых, сами оставаясь в стороне. Но все равно все знали, откуда ветер дует. Новый штат под именем Невада, в который вошел Лас Вегас, был присоединен к территории Америки, заимев собственный герб и губернатора, равного с равными. Позже, в 1951 году, его сделали из-за пустынности ядерным полигоном, взорвав 900 ядерных зарядов. Местное население слыхом не слыхивало о радиации, которую власти скрывали от него, и только после трагедии на Чернобыльской АЭС были приняты необходимые меры. О мекке игрового бизнеса стало официально известно лишь через добрую сотню лет, а именно пятого мая 1905 года, а в 1931 году игры в нем стали свободными.
В Лас Вегасе тогда бесновался Ховард Хьюз, еще один преступный дегенерат, любитель черных кошек, отцом у которого был инженер, а мать работала в весьма денежной организации, в результате чего капитал семьи возрос до многомиллионного состояния. Мать Хьюза погибла в автокатастрофе и в 19 лет он остался один. Он любил приезжать в игровую мекку, чтобы выпить, поиграть, подраться, застрелить какого-нибудь посетителя и так далее, как Бони Сегель, главный бандит Америки, обожавший беспредельные разгулы. Но все сходило им с рук, ведь во главе судебных параграфов стояли деньги. Это был национальный позор, поселившийся рядом с достатком вкупе с баснословной популярностью. Здесь проводил свои бои Майк Тайсон, очаровывала богатую публику Селин Дион, просаживал кучу денег Брэд Пит и так далее. Ныне большинством роскошных отелей владеют два человека, это Вин или Винберг, которого поддерживают мормоны, и Киркор Киркорян, о нем нужно рассказать подробнее. Киркор жив и сейчас, ему стукнуло 98 лет, он родился в 1915 году в городке Фрэстэл в семье армянских беженцев от турецкого ига и поначалу работал в автомастерской меняя масла в двигателях. Потом, встав чуть на ноги, занялся вместе с семьей скупкой старых машин и самолетов, разбирал их и продавал на запчасти. Через короткое время он решил купить вместе с компаньоном отель Голден Мейр. Но в казино выигрывает всегда один человек, это хозяин, и познав это, Кирк сблизился с Джей Сармо, итальянским мафиози. Тот продал ему землю под строительство отеля за 600 тысяч долларов. Новый претендент на звание магната возвел на ней здание отеля с казино, которое вскоре продал уже за девять миллионов долларов. Деньги пошли на строительство очередного грандиозного отеля, самого большого в мире, на открытии которого было выпущено 150 тысяч шаров и разбросано тонны прочей мишуры. Парнером Сити центра Кирка Киркоряна была компания Дубаи Уорлд, вместе они 20 декабря 2009 года открыли отель Монте Карло, перешедший вскоре во владение к Киркоряну. Бизнес на строительстве игорных отелей рос как на дрожжах, вскоре Халт возвел MgM, за ним Чирвуд отгрохал игорное заведение под названием Алладин, выкупленное мормонами еще вначале проекта. Они же вложили потом в старый отель Алладин полтора миллиарда баксов, превратив его в современный центр Планета Голливуд, постаравшись переместить в него некоторые качества Большого Голливуда, принадлежащего тоже им. Примерно в те времена в MgM, в котором любили коротать время Сталлоне, Деми Мур и другие небожители из киноиндустрии, случился грандиозный пожар, приведший к тому, что его хозяином стал знаменитый Гуччи. Пожар, надо полагать, был запланированным, как все здесь, живущее и дышащее только из-за денег. Когда-то квартиру в Лас Вегасе в 60 квадратных метров можно было купить всего за шесть тысяч долларов, сейчас она стоит миллион. А буквально в пятнадцати минутах езды от города такая же квартира ценится в сто пятьдесят тысяч долларов, и дело здесь вовсе не в цене, а в максимуме удобств. В крохотном городке никто не заикается о фуд стэлс - прожиточном минимуме, до которого людям с маленьким заработком или безработным доплачивает американское правительство. Здесь мечтают о том, чтобы государство обращало на них внимания как можно меньше.
Путь Стивена Вина - слепого еврея Винберга - был другим, в 1966 году он купил у итальянца владельца кусок отеля Франтьер и всего за полгода удвоил свое состояние. Затем выкупил у него же кусок земли ценой 200 тысяч баксов за один миллион долларов, мол, люди должны проходить по нему, чтобы попасть в его казино. А когда начался строительный бум и цены взлетели к небесам, итальянец решил вернуть себе проданное Вину, но опоздал, цена на его кусок земли с возведенным на нем отелем Голден Нагет взметнулась аж до 39 миллионов долларов. Бывший хозяин взорвался от такой наглости подельника, пущенного им в свои пенаты за нищенские суммы, но поезд как говорится ушел, и ему ничего не оставалось делать, как выложить эти бабки. Стивен продолжал разворачиваться прибирая к рукам наиболее лакомые куски земли, вскоре он воздвиг отель Космополитен, рядом красовался отель Беладжио, немного дальше Сизер-Цезарь, Коулс Пэлэс, но центральным оставался Космополитен. В роскошных зданиях и убранство было роскошным, заставляющим забывать про все и блуждать по бесчисленным залам размером с футбольные поля лунатиками при вызревшей луне. В отеле Ария, этой мекке памяти по Фрэнку Синатре, была проложена настоящая драйв улица, на которой под стеклом красовался его золотой диск с золотыми статуэтками Оскара, полученными им в разные годы. Рядом вертелся на вертикальной подставке за толстым бронированным стеклом золотой самородок весом не менее 20-25 килограммов, освещенный беспрерывными вспышками фотоаппаратуры. Не иначе, он был добыт на Колыме, рожавшей и не такие крупные экземпляры. Немного дальше, в следующем зале, возвели шоколадный фонтан весом в две с половиной тонны, вокруг стояли шоколадные дома, вверху изгибались на невидимых канатах шоколадные гимнасты. Из причудливых сосудов непрерывной струей стекал в другие сосуды жидкий шоколад, образуя внеземной цветник. Все вокруг кричало невиданной роскошью, выбивавшей почву под ногами, группа разбегалась, терялась, снова находила сердцевину с гидом Николаем. Чтобы через пару минут раствориться в людском водовороте, бесконечном и вязком как шоколад, и утонуть в потоках роскоши, падавших на нас со всех сторон. Если глянуть со стороны, отелей было не так много, но все они попадали в точку, умещавшуюся в выражении: Лас Вегас днем отстраивается, а ночью отдыхает в игровых залах. Получалось, как говорили американцы только для русских, северных корейцев и кубинцев - сэвэн элэвэн, или в переводе на русский язык буфет, сувенир и домой.
В следующем отеле Вин создал оранжереи из цветущих деревьев и прекрасных цветниковых дорожек и клумб, представлявших из себя ухоженные тропические заросли с лианами над ними, везде украшенные причудливыми японскими экибанами. Это великолепие менялось пять раз в году, заполняя просторы под невидимыми стенами с потолками каждый раз новыми запахами различных оттенков, сводивших с ума женскую половину человечества. Не хотелось выходить за двери, хотя визуальный и обонятельный праздник продолжался и за стеклом ввиде причудливых клумб с не менее абстрактными скульптурами внутри них. Никто никогда бы не подумал, то, что Америка сливает в Китай, китайцы сливают снова в Америку, улучшая, придавая восточного блеска с мудрым размещением этого на места, предназначенные только для него. Хотя мы успели убедиться, китайского в стране гораздо больше, чем в России, если не сказать, практически все. Здесь правительство Америки воплотило в жизнь поговорку: если хочешь заиметь настоящего друга, позволь ему раскинуться на твоей кровати и завладеть женой. Про американскую жену говорить пока нечего, а вот кровать оказалась занятой желтой расой в полном смысле слова. Для нас стало новостью и то, что богатые проповедуют вместе с поборами лечение от игровой зависимости, выделяя на мероприятие немалые деньги из своих капиталов, нажитых непосильным трудом и заботой о простом народе.
В центре Лас Вегаса красовались самые старые отели Тропикана, МgМ, Нью-Йорк, гостиница Луксор с египетскими пирамидами и сфинксом, отель с Эйфелевой башней над ним, высотой за сотню метров. Отель Ван Ландэй был возведен в 2009 году уже за 91,5 миллиардов долларов, но больше всего поверг в экстаз правдоподобный мираж в отеле Венишн Стилз, в котором, едва переступив порог, мы попали в Италию, в солнечную Венецию. Это было чудо, сравнимое с дуремарством Копперфилда, когда он перемещал статую Свободы в Америке или 'воровал' в Лондоне национальный английский брэнд Биг Бен. К слову, Вин когда-то продал свой отель Мираж за шесть с половиной миллиардов долларов, а сколько стоили сейчас два самых фешенебельных отеля Феррари Моцерати и Селадио из его имперской Энкорпорэйшн Вин коллекции, известно только ему. Но теперь главе империи не до сделок, Стивену Вину исполнилось 79 лет, он сидит под следствием за уклонение от уплаты налогов, отмывание денег и другие еврейские шалости, присущие по большей части только этой нации по причине привлечения в руки мировых капиталов, связанной с этим жадности. Надо сказать, еврейское правительство Америки в лице генри киссинджеров, збигневов бжезински, мадлен олбрайтов, кондолиз райс и даже последнего президента Барака Обамы патронирует соплеменников до определенного предела, после которого наступает полный немецкий капут со всеми последствиями. Один из таких еврейских дельцов, обрушивший рынок жилья, что привело к мировому кризису, получил на старости лет двадцать годков тюрьмы. Надо полагать, авантюрист останется за забором до конца жизни, выбираясь в люди разве что за апельсиновым соком, которого на улицах американских городов море разливанное.
Не все в Лас Вегасе было спокойно, бывали времена, когда городок объявляли вне закона и тогда магнаты, вины с киркорянами и другими, бросали все, чтобы открыть казино например в Атлантик Сити, и направить людской поток туда. Власти поняли, что бороться таким образом с незаконным оборотом огромных наличных средств означает лишить казну вливаний в нее долларовых накоплений, и оставили бесполезные потуги. Тем более, Стивен Вин был человеком, родившимся с наследством в 630 миллионов долларов, то есть, обеспеченным до смерти, он нашел бы способ увеличить капиталы, как делал это не раз. Такими же были люди вокруг него, сбившиеся в стаю акул бизнеса. За отель MgM Грант давал всего сто пятьдесят миллионов долларов, хозяин взял в банке кредит и сделал из него конфетку, игорное заведение стало приносить ему один миллион долларов в день. Таким же образом поднялись Мираж, Лега Ресорт и другие. Но случались казусы, при которых траты бывали не меньше, нежели при строительстве нового казино. Лареф купил для своего заведения картину Пикассо стоимостью в не один миллион долларов, во время раута по случаю покупки он подошел к ней с бокалом в руке. Что с ним произошло, никто толком не знал, магнат вдруг приподнял одно плечо и порвал полотно локтем. Приглашенные лишь ахнули, окунаясь в догадки, то ли это была случайность, стоившая хозяину целое состояние, то ли прихоть человека, ошалевшего от бешеного потока денег, неудержимо хлынувшего на него. Можно было бы привести случаи покруче, если бы не конечный результат, а он продолжал блистать всеми цветами за окнами нашего номера на тридцать четвертом этаже гостиницы Циркус-Циркус.
Утром после завтрака, как всегда плотного до тяжести в желудке, мы поспешили к выходу из гостиницы, где нас уже ждали распахнутые двери автобуса с неизменным за несколько дней негром водителем. Шведский стол можно было назвать обалденным, во первых, ассортимент блюд был куда красочнее и разнообразнее, чем в китайских придорожниках с жирными гусеницами в пекинском соусе. Мы чувствовали себя почти как в европейских ресторанчиках, правда, сдвинутых в один огромный с лесом бетонных колонн по всей территории, разве что блюда были посытнее да порции покрупнее. Во вторых, буженину, окорока, вырезку и прочее повар в белом одеянии с колпаком на голове на наших глазах кромсал острым ножом в подставляемые тарелки. Он не жадничал на толщине кусков, мы не показывали своей алчности, пропихивая ее ниже пояса. Столы к тому времени, когда группа дружно застучала по большим тарелкам начищенным столовым инструментом, ломились от холмов яств разных цветов и высоты. Но к концу трапезы скатерти остались почти чистыми, официантам, мотавшимся между рядами столов с разносами и предлагавшими чай с кофе, не пришлось заниматься салфетками, не оставленными на виду, а запихнутыми нами под тарелки. Они тщетно показывали старание, лишь несколько человек из группы положили на скатерти принятые здесь один-парочку баксов за усердие.
Через полчаса под нашими ногами заскользил плиткой знаменитый Стрип, вокруг которого высились отели, такие же роскошные, как в голливудской драме под названием Шоугерлс с Элизабет Беркли в главной роли. Там танцовщица, выросшая без родителей, но обладающая исключительным талантом, подставила ногу на крутой лестнице лидерше престижного шоу, чтобы самой стать ведущей. У нее получилось довести соперницу до травматического отделения больницы и до обильного гипса на руках и ногах, она завоевала несмотря на подлые приемы и половые связи с неграми симпатии зрителей. Такова на самом деле американская мораль, проповедующая одно, а поступающая как надо. Впрочем, в этой стране почти на легальной основе действует отделение женского клуба Брюгге Зейд Клаб со штаб квартирой в Европе, ставящего целью уничтожение мужчин. Клуб имеет масонское направление, но по жестокости его члены превосходят масонов и живодеров-сионистов из Комитета Трехсот и Бильдербергского клуба, занимающихся проблемой уменьшения народонаселения планеты. Вокруг Стрипа возвышались отели, один красивее другого: Хард Рокк казино, Поло Тоуерс, Хейнекен Лигт, Париж с Эйфелевой башней над ним едва не в натуральную величину, и другие со сфинксами, античными скульптурами перед входом, прекрасными водоемами, окруженными тропическими зарослями. Мы как-то незаметно оказались внутри одного отеля с просторным вестибюлем и так-же незаметно отключились от действительности за стенами. Все вокруг не стояло на месте, мельтеша перед глазами шикарным разноцветьем, в игральных залах взгляд притягивали мелодично зевающие автоматы с квадратными подсвеченными кнопками и надписями на пестрых лбах Голден или Гейм Кинг. Просторные коридоры утопали в зелени и цветах, или вдоль них стояли античные скульптуры в древнегреческих или римских туниках. На разрисованных масляными красками потолках утопали в гнездах великолепно сделанные светильники, они же висели на стенах, поражая дизайном от средних веков до фантастических из будущего. Залы просторнее зала Большого театра в Москве были уставлены римскими колоннами, а потолки не отличались от потолков в соборе Петра в Ватикане, разрисованных Леонардо да Винчи с Рафаэлем. Того самого, в котором кардиналы в красных одеждах во главе с римским папой представлялись человечеству обыкновенными пастырями стада господня, будучи одновременно пестунами не только раввинов в еврейских синагогах, но и сиономасонских лож, разбросанных по миру как скрытые оспяные струпья. Для этих вершителей судеб миллиардов людей под собором Петра существовал еще один, подземный, с залами, не уступающими в величии наземным, более высоком по значимости. Живопись масляными красками что в отеле, что в папском соборе, отличалась величайшим мастерством и чувствительностью к малейшим оттенкам. Все вокруг было заполнено людьми, забывшими, где они находились, слепо тыкавшимися друг в друга и автоматически терзавшими фото и видео аппаратуру. Посередине залов можно было подняться на верхние этажи по широкому винтовому эскалатору, обрамленному под парижское пирамидальное мороженое в красивой упаковке, а со стен в это время струились водопады чистейшей воды или набегали волнами гирлянды огней. И везде мозолила глаза реклама казино, составленная обязательно из красных букв с золотой подсветкой.
Мы переходили из одного отеля в другой лишь выйдя на пару минут за стеклянные двери на уложенную прекрасной мозаикой очередную площадь, окруженную стенами великолепных домов, с изящным фонтаном или скульптурной группой посередине. И входили в другие стеклянные двери, не замечая этого, словно здания составляли единое целое, сразу попадая в новую сказку, прекраснее первой, составленную из магических совершенств во всем и со всех сторон. С потолка накатывали вдруг пятибалльные волны хрусталя, из которого были сотканы огромные паруса, словно надутые ветром, прикрепленные к невидимым мачтам. Они свисали над головами женщин с прекрасными прическами, в античных туниках и древних сандалиях на босу ногу, стоявших или прямо на полу с арабскими опахалами на длинных древках в руках, или вздымавшихся на высоких постаментах. Можно было подняться на эскалаторе над парусами и броситься в середину их, утонув в море хрусталя, больше представлявшемся сверкающими алмазами. С потолка заливал середину хрустального корабля хрустальный свет, струящийся длинными кручеными косами. А то вдруг попадали в райские кущи с птицами и огромными бабочками с крыльями с бесподобными на них рисунками, сидящими не только на растениях и ветвях, но на стенах, потолках и висящих посреди помещений. Через какое-то время, не успев переплавить изумления на лицах с восторженно приподнятыми на цыпочках телами на повседневные чувства и усталую походку, мы попадали в греко-римские покои с колоннадой, форумами до потолков и скульптурами цезарей с героями. Аппаратура в руках раскалилась до такой степени, что обжигала пальцы, прекрасные виды сменяли картины еще прекраснее их, конца этому не было видно. Группа забыла про все и про всех, не шаря уже глазами по мощному потоку людей в поисках знакомых очертаний спутников, а лишь улавливая словно летучие мыши звуки знакомого голоса гида в сплошном гуле, не уступавшем по мощности гулу Ниагарского водопада. Стены вдруг превращались в гигантские стеклянные аквариумы, за которыми пучили глаза морские чудовища от почти шаровидных до полутора метров в диаметре, до копирующих торпеды не только длинными телами, но даже хвостами, больше смахивающими на моторчики. Или всю площадь за толстыми стеклами покрывал разноцветный ковер из тропических рыбок, умеющий сворачиваться и так-же моментально разворачиваться как по мановению палочки. А то вдруг замиравший торцом толщиной в пару-тройку сантиметров, плотный, сверкающий золотом, серебром и драгоценными камнями, или падавший едва не до дна ковром-самолетом из арабских сказок с загнутыми краями. И вот уже из ковра расстелилась в плотных слоях зеленоватой воды русская скатерть самобранка, заставленная яствами на любой вкус И снова смерч экзотических рыбок уносился в темную глубь, а в стекло тыкалась носом настоящая акула с жаберными полосами позади плоской головы, разевающая огромную пасть с пиловидными зубами. Эта хищница с сильным и стремительным, словно резиновым телом, с косо торчащими по сторонам плавниками внушала ужас даже за непреодолимой преградой, женщины испуганно щелками затворами аппаратов и спешили отойти от греха подальше. Но было видно, что акулы сыты и что они шастают по аквариуму от безделья, едва не натыкаясь иногда на неповоротливых мясистых рыбин. Таких, которых ловил герой хэмингуэевского великолепного рассказа 'Старик и море'. Но там старый рыбак не сумел дотянуть рыбину до берега целой, ее на куски порвали вечно голодные акулы, оставив от нее почти обглоданный скелет, а здесь этим рыбинам не грозило ничего. Разве что какой меценат из новых русских заказал бы одну из них себе на обильный обед под вино или джин, какой он пожелает. С еще одним блюдом из многометровых ножек океанского спрута, выловленного здесь же. Они пучили зенки на дне аквариума среди валунов, гладкие и сероватые как те же каменья, раскидав по ним толстые щупальца, способные утащить на дно лодку с рыбаками. Стена с подводным царством за ним тянулась до угла с прямоугольной колонной и продолжалась дальше, до входа в зал с новыми чудесами.
Наконец, после очередного мимолетного променада вне стен отелей, где можно было купить мороженое с компактных ярких лотков, перед нами распахнулось нутро еще одного под названием Венишн Стилз. И мы ошалели окончательно, внезапно перенесясь в итальянскую Венецию, на середину площади Сан Марко с великолепным собором, возведенным в честь святого, с замками дожей по краям, каналами и мостами через них. С гондольерами в гондолах, шевелящими на корме рулевыми веслами и поющими высокими итальянскими тенорами неаполитанские песни не хуже Лучано Паваротти, когда он был еще жив. Гений оперного искусства был в мире в единственном числе, его превосходство признавали Хосе Каррерас, преодолевший раковое заболевание, и импозантный здоровяк Пласидо Доминго, когда они выступали вместе не только в Ла Скала, но и в знаменитой Венской опере, в Гранд Опера и других культурных заведениях мирового значения. Посчастливилось выступать на одной сцене с Паваротти и нашей диве Анне Нетребке с роскошным сопрано и прекрасным лицом с огромными выразительными карими глазами, давшей фору мэтрине Елене Образцовой. О, каким взглядом окидывал ее гений оперы, как старался выразиться в полную силу, так вел себя и стареющий Пласидо Доминго, уступающий пальму первенства молодому коллеге, стремительно набирающему известность. А вот Дмитрию Хворостовскому, баритону мирового класса из Новосибирска, наезжающему в Россию исполнить пару-тройку арий на значительных концертах, постоять рядом с тремя гениями не удалось, хотя в мире искусств его востребованность зашкаливает. Но об этом разговор особый. Перед нами возвышались вдоль каменных берегов каналов старинные особняки с балкончиками, подсвеченные жаркими лучами солнца, часто исполнявшие роль берегов с плескавшейся в стены зеленоватой настоящей морской водой. Над ними висело голубое небо с редкими белыми облачками, какое мне посчастливилось увидеть в Венеции, раскинувшейся на островах Мурано, Бурано и других, омываемых водами Адриатического моря. Эффект заключался в том, что каналы, дома и небо были как натуральные, не подлежащие сомнению, великолепие невозможно было отличить от настоящего, находящегося отсюда за многие тысячи километров. Сколько туристы ни вглядывались вверх, выискивая малейшие зацепки ввиде мест соединений конструкций, их не находилось. Гондолы были настоящими, гондольеры тоже в полосатых безрукавках и соломенных шляпах с лентами вокруг, вода в каналах негромко плескалась, окна в домах открывались. Перед нами горбатился мостик, точная копия венецианского, можно было перейти на другую сторону канала и полюбоваться иными видами. Я с изумлением искал решения сложнейшей задачи, прикидывая в уме высоту отеля и возможности сооружения внутри него целого квартала настоящего итальянского города. И не находил, все было подогнано до комариного носа, который некуда было воткнуть.
А сказочное наваждение внутри отелей продолжалось ввиде огромных пурпурных ваз на фоне вездесущей вывески Кристиан Диор в драгоценном оформлении, летние сады с зарослями экзотических растений и с рекламой Гарнье на видном месте сменялись фантастической мозаикой тех же бабочек на плиточных полах, зеркальных от мягкого света люстр-цветов. По бокам коридоров открывались просторные игорные залы, заполненные столами, автоматами и прочей игровой техникой. Над нами зависали на невидимых подвесках манекены людей в натуральную величину, кувыркавшиеся космонавтами в безвоздушном пространстве. Ниспадали пряжей с хитросплетениями тонны крупных подвесок, нанизанных друг на друга то ли из горного хрусталя, то ли из настоящих алмазов, перевитые километрами проволочек с ажурной вязью из драгоценных металлов платинового синевато-серого или золотого, или светлого серебристого цветов. Роскошь лезла в глаза из каждого угла, она смотрела в упор из тени за мраморной скульптурой, серебряным дельфином или золотым слитком с настоящими бриллиантами на бархатных подушечках сиреневого цвета, выставленным в шикарных витринах за толстой прозрачной броней. Роскошь туманила взор, ворочалась в груди живым зверьком, стремясь там угнездиться и завладеть всем существом. В какой-то момент, после очередного выхода на свет божий ввиде солнечного дня, залившего небольшую площадь со зданиями вокруг, я почувствовал зарождение в голове мысли, набирающей силу для самовыражения. И когда она вызрела окончательно, невольно остановился в замешательстве, мысль заявила о себе в полный голос и заключалась в одном вопросе за все прожитые мною годы:
Зачем я жил на этом свете! Для чего нанизывал на стержень судьбы день за днем, год за годом, проводя время, отмерянное высшими силами чаще без пользы, нежели с умом!
Я словно споткнулся, начав терять почву под ногами, огляделся вокруг, выискивая соломинку. Но кругом нагло перла изо всех щелей все та же роскошь. Одна роскошь, и больше ничего. И тогда я поднял глаза к небу, по которому плыли путем, начертанным им ветром, белые облака, и вспомнил о своем пути, уготованном мне судьбой. Мысль о бессмысленности существования начала тускнеть, превращаясь в пар от воды, кипящей в котелке на огне, я подумал о книгах, написанных мной. Их набралось только изданных в разных издательствах по миру двенадцать томов, каждый в среднем по триста пятьдесят страниц. Еще больше было произведений не изданных, но помещенных на литературных сайтах в интернете, их читает стабильно более сотни человек в день, иногда цифра подпрыгивает под тысячу, когда время и погода благоприятствуют читателям. Или когда напишу колючую статью на современную тему. О поощрениях и достижениях говорить не буду, они есть. А это значит, что я человек не бедный, только капитал у меня другой, он не материальный, а духовной. И если поставить меня рядом с винами-киркорянами, они перевесят со своим золотом-бриллиантами, а я взлечу вверх. Но вот вопрос: кто и когда сказал, что ощущать тяжесть материального лучше, чем быть свободным в бессребренном духовном творчестве? Или наоборот, разве драгоценности тяжелее мысли?Не получится ли так, что если поставить меня рядом с владельцами материальной роскоши, я неимущий, но духовно обогащенный, буду выглядеть значительнее? Глубоко вздохнув, я передвинул ноги дальше по дорогам сказочной страны, в которой каждый золотой, посаженный в землю, вырастает в дерево, усыпанное золотыми плодами. На душе, а равно в теле, становилось все легче, а краски вокруг ярче.
А вечером Николай, американец русского происхождения, подрабатывавший экскурсоводом, повел нас на Палаццо смотреть феерию, специально устроенную для туристов из разных стран. Мы облепили ограждение вокруг навала из диких камней, из которых журчала вода, которую можно было пить в отличие от воды из наших кранов. Хотя водные ресурсы в России не сравнить с ресурсами в центре пустынного штата Невада, где их приходилось добывать из-под земли мощными насосами. Но в Америке к власти никогда не приходили как в России колхозники с рабочими, естественно под зорким присмотром евреев, занимавшим в руководстве самые высокие посты и владевшие как рабами людьми низкого происхождения. Евреи поощряли действия рабочих и крестьян, разваливая их руками страну, богатейшую в мире, чтобы потом прибрать к рукам все сокровища. А те в свою очередь, привыкшие не ценить богатства, валявшиеся у них под ногами, по черному травили водоемы и реки удобрениями, сваливая туда тоннами для записи в ведомости о перевыполнении очередного народнохозяйственного плана. Или директора предприятий из людей природы сливали ядовитые отходы в реки, минуя не работающие как надо очистительные сооружения, возведенные такими же. В Америке президентами и министрами становились люди с хорошей, желательно ирландской родословной, имеющие в банках, как и президенты евреи, солидные суммы, не исключая нынешнего тощего полунегра-полуеврея Обаму, потомка какого-то африканского вождя. Поэтому вода в фонтанах была, как в Италии или Германии, питьевой. Перед горой из камней был разбит узковатый цветник с фигурой посередине, с аллеями и скамейками сбоку них. Солнце садилось, освещая последними лучами фасады зданий вокруг, сияющие не сдерживаемой ничем рекламой, по улицам продолжали шастать автомобили, по тротуарам шагать пешеходы. Мы с Людмилой приготовили фототехнику, стали ждать очередного чуда, переговариваясь друг с другом и не мешая детям, которых среди нас было много, выплескивать излишки энергии. И вдруг из каменной вершины вырвалась струйка огня, она взметнулась вверх, привлекая к себе внимание, и тут-же исчезла. Приличная толпа насторожилась, разговоры затихли. В следующее мгновение мощный поток огня из того же места затмил вспышкой фонари с рекламой, теперь он сопровождался раскатом еще далекого как бы грома. Языки пламени появились в трещинах между валунами, медленно затухая вслед за громами, давая пищу для выброса человеческих эмоций. Все взгляды были устремлены только на вершину искусственной горы высотой около десяти метров, толпа сплотилась, прижалась к ограждению еще теснее. Скорее всего устроители феерии предусмотрели это потому что яростное пламя взметнулось вверх из низа горы, опалив настоящим жаром, заставив нас отшатнуться назад. Вопли усилились, волнение нарастало как снежный ком в предчувствии чего-то более мощного, не заставившего себя ждать. Навал из камней взорвался изнутри, словно под него была заложена тонна тротила, гром обрушился на плечи зрителей, прибивая их к земле, дети завизжали и запрыгали от страха, смешанного с восторгом. Из трещин потекла раскаленная лава, потоки ее устремились вниз, испепеляя все на пути. Пахнуло жаром и гарью, глаза ослепило мощными выбросами света, заставляя забывать про фотоаппараты и невольно закрываться руками. Перед нами происходило настоящее извержение вулкана, которое многие наблюдали на экранах телевизоров, как например шотландский с трудно произносимым названием, заставивший самолеты международных авиалиний облетать его стороной. Только оно было в миниатюре и без раскаленных осколков скальных пород, бороздящих небо не хуже крупных астероидов. Но разница почти не замечалась, здесь устремлялись вверх приличные светящиеся куски чего-то, догоравшие уже на земле, и мы чувствовали себя на склоне горы, с которой надо было немедленно скатываться вниз, чтобы не превратиться в пепел. А между тем рукотворный катаклизм усиливался, выбросы пламени с лавой превратились в сплошной грохот, закладывавший уши как при снижении самолета. Огненные языки объяли всю гору, они метались и по ее основанию, грозя перекинуться на цветник со скамейками, а потом добраться до нас, воздух над головами раскалывался на части, казалось еще немного и толпа останется под ним, ставшим твердым. Я видел, как Людмила суетится объективом видеокамеры из стороны в сторону, стремясь запечатлеть концерт по заявкам туроператоров во всей красе, щелкал затвором фотоаппарата все подряд, поднимая его над людьми и рассчитывая потом разобраться со снимками. Я забыл о том, что в Египте после фотосессии со Сфинксом, возлежащим перед пирамидами, по прилете домой не обнаружилось на флэшке ни одного снимка. Они оказались зашифрованными так, словно я снимал объект государственной важности, и ключ к шифру я не подобрал до сей поры. Тогда я тоже спешил увековечить доисторическое существо с головой африканской женщины и с телом беременной львицы, изваянное кем-то когда-то из одного куска скальной породы, подвергаясь опасности оплавиться от жары под шестьдесят градусов. Вместе со Сфинксом не попала в объектив третья пирамида, кажется, Миккерина, самая маленькая, хотя они стояли одна подле другой, я посчитал случай очередной загадкой высших сил, открывавших мне одно время тайну бытия за тайной. Потом подарки 'оттуда' подтверждались из официальных источников, удостоверявших, что все увиденное и услышанное мной есть на самом деле, и отмахиваться от него не следует. Эти откровения не исчезли совсем, теперь напоминая о себе лишь изредка.
Огненная феерия на Палаццо, достигнув пика, начала потихоньку угасать, оставляя после себя закопченную груду медленно остывающих камней с синими язычками пламени между ними. Зрители, заряженные адреналином под завязку, стали расползаться в разные стороны, посверкивая глазами и то и дело озираясь по сторонам. Дети с пылающими щеками надолго зареклись доставать взрослых странными вопросами, они шагали рядом с ними сами в себе, излучая зримое изумление, озадачивавшее встречных. Но на этом накачка группы чудесами в решете не закончилась, экскурсовод повел нас по тесному от разномастой толпы тротуару дальше, туда, где сгорал от рекламного изобилия отель Голден казино. Мы натыкались на раскованных датчан и шведов в коротких шортах без всяких украшений и даже без крестиков за воротами просторных рубашек, на темных арабов в длинных и просторных одеждах с обязательными на толстых пальцах золотыми перстнями на полпуда весом с бриллиантами в них на десятки карат. На негров, сменивших железные кандалы на золотые метровые цепи, оплетенных от макушки до подбородка еврейскими жесткими пейсами, в которые затесались разноцветные погремушки, так чудно гармонировавшие с цепями и с черными кучерявыми джунглями на головах. Мы шли как слепые, не в силах вобрать в себя и переварить это безобразие, свалившееся на нас после российской серости, блудливо поводя очами едва не вкруговую, поставив забор искусов за черепными костями на автопилот. Как покажет время, это устройство сработает отменно, питая до сей поры наш разум видами и необыкновенными видениями, опалившими нас, заставляя восклицать или взмахивать руками невпопад и не к месту.
Я не помню, каким образом и через что мы вошли в отель, оказавшийся пустотелым внутри, схожим с тем, в котором по каналам распевали гондольеры, кидая женщинам перед собой скупые улыбки. Гремела бесхитростная американская музыка для всех с вяканьем, курлыканьем и мяуканьем на невадском диалекте. Вокруг шастали на велосипедах американские копы в шляпах, на свободных пятачках демонстрировали что-то может быть кому-то нужное упитанные американки в тугих трусиках и полубюстгалтерах, не забывая покручивать из стороны в сторону упругими ягодицами. Рядом с двумя такими кобылками обязательно торчала конеобразная колокольня мужчины с лошадиной улыбкой на всех. Я было поймал соблазнительный взгляд одной из див и почти растянул рот в великодушной ухмылке, но вовремя вспомнил о передних зубах, оставленных в никелированной вазе рядом с зубоврачебным креслом в борьбе за демократию, наступающую даже на дантистов. Как получилось, что пошел лечить один зуб, а потерял после посещения злачного заведения весь их перед, сохранив вверху посередине два резца, коронованных высокоуглеродистым блестящим металлом, усвоить не могу до сей поры. Зубы посыпались друг за другом, не прошло и недели, то ли от дорогого лекарства, заложенного молодой прохвосткой в дупло, чтобы не оставаться без работы и побыстрее накопить на светлое будущее еще при жизни. То ли от неумелого ее вмешательства в их личную жизнь. Людмила, шедшая рядом, даже не взглянула в мою сторону, настраивая видеокамеру, которой у меня не было, скорее всего она понимала как женщина, что такой я не нужен и представительнице из третьего мира, не то что шикарным янки-шоу с аппетитными формами. Мы тем временем вошли в просторный продолговатый зал шириной метров за сотню и высотой метров под тридцать, заполненный до отказа разноплеменной толпой, жующей сочные фаст фуды с мороженым на закуску. Взоры всех были устремлены в одну сторону, туда, где виднелась какая-то высокая надстройка, рядом с нами приостановился похожий на шизофреника молодой невысокий парень, явно завсегдатай, в небрежно наброшенной одежде с расстегнутыми пуговицами на рубашке и в ботинках на толстой подошве. Скорее всего он употреблял наркотики, почти разрешенные здесь, потому что внаглую обследовал окружающих, изредка помаргивая тусклыми глазами. В это время постную музыку сменили на сдобренную хорошим куском масла, женщины заулыбались, закрутили бедрами, такова их природа, они всегда были активны для привлечения к себе внимания. Скоро в толпе образовались свои кружки из нескольких человек, занявшихся разминанием членов, я присоединился к одному из них, чтобы снять напряг ожидания неизвестно чего. Наркоша поначалу презрительно скорчил губы в куриную гузку, но вскоре моя активность едва ли не единственного мужчины среди женщин привлекла его внимание. Он присмотрелся и осклабился щербатым ртом, подняв вверх большой палец, мои полукавказские па жителя юга России видимо пришлись ему по душе. Местный бездельник пошел по кругу и указывая на меня значительно ухмылялся. Так я и отправился под его одобрение в зал с открытой нараспашку дверью к игральным автоматам, успевшим очаровать редкими выигрышами ввиде горстки мелочи по американски. Усмотрел, как мужчина нерусской национальности, полноватый как его жена и дети, выгребал из накопителя кучу жетонов то ли для игры на других автоматах, то ли для обмена на реальные бабки. Это были металлические кружки величиной примерно с латышскую пятилатовую монету, с надписью Лас Вегас по кругу и номиналом в один доллар, выбитом на них, на другой стороне красовались кажется контуры штата Невада. Подумав, что заиметь подобные жетоны не удастся, я пристал к мужчине с просьбой поменять парочку на мои бумажные доллары, все-таки это была реликвия, хотя ростовские нумизматы советовали искать два доллара одной бумажкой 1927 года. Эти двойки встречались нам довольно часто, но на год их выпуска я не обращал внимания, потому что совет получил уже по прилете на родину. А надо было прижать уши к затылку перед отлетом, тогда мог бы вернуться богатым буратиной, потому что двойка 1927 года ценилась под тысячу баксов, или в несколько тысяч. Но у нас ветряные мельницы часто машут лопастями вхолостую хотя и возведены на самом хлебном месте.
Заполучив желаемое через протест жены толстяка, я снова вышел на площадь к Людмиле, продолжавшей терзать видеокамеру. И вовремя, потому что огромное помещение затопили звуки баснословно дорогих гитар в руках знаменитой группы 'Бонжови'. По овальному потолку поплыли космические корабли с другими летающими аппаратами, устроители концерта начали проецировать его на стены, усиливая впечатление. Краски были сочными, хотя изображения немного смазанными. Я приподнялся на цыпочки, стараясь рассмотреть солистов на сцене далеко впереди, их было видно, но расстояние оказалось слишком большим, чтобы разглядеть лица с деталями одежды. А впереди покачивалась в такт музыке плотная толпа людей, пробиться через которую не представлялось возможным. Поэтому мы простояли весь концерт в середине помещения, где было более-менее свободно, вникая в кадры над головами. Скоро космомическую технику сменила фигура рыжеволосого солиста с интеллигентным английским лицом с небольшими губами - отличительной их чертой - и с румянцем в молодые щеки, одетого в рубашку с закатанными рукавами. В руках он наклонял сокровище в десятки тысяч баксов, бегая по его струнам тонкими пальцами, отзывавшиеся на внимание к ним тончайшими звуками великой чистоты. Затем проявился шикарный саксофон, не виданный даже Бени Гудменом, потом навороченное фоно, не иначе японская Ямаха, и вся группа ужасно раскованных молодых людей, сплоченных одной мелодией на всех. Песни сменяли друг друга, иногда мелодии звучали космические, иногда танцевальные, но исполняемые профессионально высоко, так высоко, куда нашим лучшим группам доступ был заказан по причине: для этого народа и так сойдет. Мы долго упивались голосами и звуками, до самого конца концерта, забыв про привычку восторженно оглядываться вокруг, приобретенную прилетом сюда, не отрывая взгляда от изображений на потолке. Было комфортно, как в течении всей поездки, несмотря на выложенную кругленькую сумму более чем в сто пятьдесят тысяч рубликов. Уходили из отеля удовлетворенные с мыслью о том, что шикарным был и концерт и шикарно все вокруг. Оставалось придти в номер в Циркус-Циркусе, расположенный на 34 этаже, всунуть в щель плоскую карточку ключ и начать готовиться к обратному перелету через всю Америку. Нас ждал Нью-Йорк-Нью-Йорк Лайзы Минелли и Фрэнка Синатры, Уитни Хьюстон, Мерилин Монро и Аль Капоне, короля американской мафии. Конечно, не ставя его рядом с любимыми О,Генри, Митчелл, Уэллсом, Ридом, Купером и даже Уолт Уитменом, поэтом-философом, так велико отразившим и саму жизнь, и судьбу проститутки. Чего стоит высказывание о том, что люди едят, испражняются, болеют смертельными болезнями, истекают кровью, заживо разлагаются. Трупы зарывают в могилы. Казалось бы, над землей должны носиться зловонные ветры, она должна быть покрыта язвами и струпьями. А земля цветет!
Утром мы уже стояли с вещами у подъезда отеля, не зная в какую сторону податься и где искать дешевый шатл, обозначенный в проспектах Тур Транс Вояжа. Там было сказано, что наш гид должен был нам заказать микроавтобус, но он уехал с остальной группой в Сан Франциско, объяснив нам, как и что делать. Да кто бы запомнил все это, выпорхнув из-под крыла почти местной квочки, мы было потыкались туда-сюда, да на ту же задницу присели, хотя ресепшен был за нашими спинами. В этот момент подошел армянин из Сочи, путешествовавший с женой и внуком, и предложил нам скинуться и нанять шатл самим, мы пошли на сделку, забыв, что армян он и Америке армян. Когда погрузили вещи, которых у нас набиралось на ручную кладь, а у спутника на весь шатл, и разместились по местам, тот подсуетился и здесь, заверив, что сам заплатит за всех. По приезде в аэропорт мы вытащили было бабки, но армян снова мягко проворковал, что по прилете в Нью-Йорк наступит наша очередь расплатиться за всю группу, мол, делов-то на копейку. Но у меня в голове включился сам собой калькулятор, выдавший, что нас всего двое, а их трое, у нас вещей с гулькин хрен, а у них на камаз без водителя. Кроме того неизвестно, сколько сдерут за дорогу к столичному отелю гонщики-негры, не уступающие в езде египетским с индийскими, видевшими шоссе даже на тротуарах и горных хребтах. Я заартачился, получив в ответ на предложенный честный расклад презрительные взгляды и советы сквозь узкие синеватые губы найти шатл дороже. Так мы и взлетели на одном самолете с местами почти рядом, испытывая друг к другу неприязнь что до прилета сюда, что после прилета домой. Мы нашли микроавтобус за цену, обозначенную в проспекте, всего-то нужно было самим сделать заявку на ресепшен, доехали по глубоко вечернему Нью-Йорку до гостиницы Пан Америкэн Хотэл и вознеслись на неизвестно какой этаж со своим номером. В этот раз мы почувствовали усталость больше обычного, поэтому повечеряв чем бог послал, содрали с двух шикарных кроватей на пять не меньше персон все одеяла с простынями и зарылись в ставшие привычными пять мягких подушек. Днем мы должны были покрыть вместе с самолетом многие тысячи миль до Москвы за почти десять часов лета над Атлантическим океаном и Европой. Впервые перед сном я испытывал легкое сожаление о путешествии, закончившемся так быстро, хотя Париж, Рим, Стокгольм или Копенгаген нельзя было сравнить ни с чем. Но там не чувствовалось так остро воздуха свободы, не испытывалось так мощно уверенности в себе и за страну, в которой находился в данный момент. Там было лучше, нежели в нашей раше, на горестной родине-матери, но и неуютнее, а здесь нас носило как на крыльях, сами мы тоже ощущали себя сильными птицами. И эти нюансы осознавал я, русский националист до мозга костей в правильном понимании этого определения, перед тем как отрубиться до американского утра с изломанными солнечными лучами, занимавшимися слаломом между небоскребами.
А ближе к одиннадцати часам дня нас подобрал от подъезда Пан Америкэн Хотэл юркий шатл с негром водителем и доставил вместе с армяном и его семьей в аэропорт Кеннеди. Мы не смотрели друг на друга, мы снова были друг другу чужие, хотя жили в одной на всех стране. Впрочем, неприязнь в Америке людей разных наций друг к другу тоже скрывалась за их улыбками до ушей, украшенных большей частью великолепными зубами, а у нас их или не было, или лучше было не показывать.
Самолет рейса Аэрофлот SU101 разогнался по просторной взлетной полосе и сделав плавный разворот над столицей Соединенных Штатов Америки, взмыл вверх, набирая свои одиннадцать тысяч метров. Когда он перестал реветь и полетел горизонтально земле, я отстегул ремень безопасности и взглянув на занятую мыслями Людмилу откинул кресло, намереваясь предаться отдыху, и вдруг поймал блуждающую улыбку русской стюардессы с не очень гармоничным лицом. Она показалась мне ложной.