Иванов Сергей Александрович: другие произведения.

Остров Невезения

Сервер "Заграница": [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Помощь]
  • Комментарии: 47, последний от 27/09/2021.
  • © Copyright Иванов Сергей Александрович (serheo@list.ru)
  • Обновлено: 12/09/2021. 1874k. Статистика.
  • Повесть: Великобритания
  • Иллюстрации: 149 штук.
  • Скачать FB2
  • Оценка: 5.26*14  Ваша оценка:

      
       Это дождливая островная история о людях, оказавшихся по разным причинам неспособными побеждать и быть хозяевами на родине, которую хватко подмяло под себя алчное бычьё, а поэтому, вынужденных тихо выживать в чужих странах.
       События настоящей истории происходят в Англии, в 2000-2001 годах. Участники - преимущественно граждане Украины с их горячей 'любовью' к своим отечественным слугам 'народным', личными переживаниями, шпионскими ухищрениями и неизбежно угасающими, под воздействием времени и расстояния, эмоциональными связями с оставленными близкими и с самой родиной-уродиной.
       По сути, в таких странах, как Украина, эта категория потерянных граждан представляет собой отчётливо сформировавшийся многомиллионный социальный слой - 'заробітчанє'. Игнорировать такое массовое явление невозможно, ибо большинство этих сограждан по своим качествам ничем не хуже, а порою, и более образованы и порядочны, чем украинские нардепы ('народные' депутаты), президенты и прочая 'элита'. И они достойны внимания и уважения, хотя бы за ту школу выживания, через которую неизбежно проходят на чужбине.
       Я надеюсь, что непатриотичные настроения участников этой истории будут правильно поняты, и трезво сравнимы с официальной национально-патриотической вознёй, истинными мотивами которой являются лишь власть, корысти ради.
       Эта история также и о том, что изначально общая планета Земля оказалась гнусно поделена и перегорожена всевозможными политическими, идеологическими и религиозными границами-заморочками с проволочными орнаментами, разделившими людей на союзников и врагов по их гражданству, которое те не всегда сами выбирают.
       О том, что все и всё в этом мире взаимосвязано, что независимо от идеологии и гражданства, у всех людей единая биология. Мы едины, независимо от национальности и языка, хотя бы в том, что все мы осознанно или неосознанно, в той или иной степени, нуждаемся в понимании, ищем близкого, себе подобного, страдаем от одиночества.
       А рядом с нашим видимым материальным миром, вероятно, существуют ещё и другие невидимые тонкие миры, которые также полны живых душ, и они также взаимосвязаны с нами и влияют на нас...
       Эта история подобна записке, вложенной в бутылку и запущенной с острова в океан миров и душ...
       С искренней надеждой, что бутылку когда-нибудь кто-нибудь выловит, записку прочтут, и мировая взаимосвязь станет прочнее и гармоничней.
      It's the real sad UKrain story.
      
      
      Сергей Иванов.
      serheo@list.ru
      
      
      '...An island lost at sea
      Another lonely day
      no-one here but me
      more loneliness
      than any man could bear
      rescue me before I fall in despair.
      I'll send an SOS to the world
      I hope that someone gets my
      Message In a Bottle.
      I hope that someone gets my...
      I hope that someone gets my... ' *
      
      *Остров, потерянный в море, и ещё один одинокий день. Никого кроме меня, и одиночества больше, чем человек может вынести. Спасите же меня, пока я не впал в отчаяние, я пошлю в этот мир сигнал о спасении, с надеждой, что кто-то получит моё Сообщение в Бутылке. Я надеюсь, что кто-то выловит мою... Я надеюсь...
      ('Message In a Bottle' Sting/The Police)
      
      
      
      
      
      О☭ров Невезения
      или
      Почём Фунт £иха
      or
      Who'll Stop The Rain
      
       Реальность больших перемен я по-настоящему осознал только перед входом в открытую для меня камеру, когда сопровождающий полицейский сделал мне странное предложение: разуться и оставить обувь у входа. При всей их казенной вежливости, резкий металлический звук захлопнувшейся тяжелой двери невольно вызвал у меня чувство неприязни к ним.
      Благодаря их служебной заботе я оказался в одноместной камере полицейского участка городка Кроули, что неподалеку от Лондона, графство Саррэй. Мне предоставили весьма благоприятные условия подумать. Пространство, в котором я оказался, ограничивалось площадью не более семи квадратных метров. Окно, из которого ничего не разглядеть сквозь матовое стекло, умывальник, унитаз, жесткое спальное место и глазок видеокамеры в углу под потолком. Монотонный шелест поступающего в камеру кондиционированного воздуха, приглушенные голоса и лязг дверей за пределами камеры.
       Еще час назад я был свободен и находился в многолюдном зале международного аэропорта Гэтвик с билетом на самолет авиакомпании Верджин рейса Лондон - Торонто. Билет купил там же, в аэропорту, на свой голландский паспорт, и был полон планов. В аэропорт я прибыл не один. Мой попутчик Владимир также имел паспорт гражданина Голландии (только с именем, украшенным приставкой van, что означало его благородное социальное происхождение и вызывало у меня товарищескую зависть). Теперь же, он, предположительно, находился неподалеку от меня, в этом же полицейском участке; и мне было, искренне его жаль. Я испытывал некоторое чувство ответственности и вины за случившееся, но уже ничем не мог ему помочь. Мне следовало подумать о собственном интересном положении.
       В коридоре послышался шум. Свеже доставленный очень истерично и нецензурно выражал своё несогласие и нелюбовь к полицейским. Процедура его водворения в камеру сопровождалась особым шумом 'борьбы за свободу'. Двери камеры всё же захлопнулись, но обувь у буянившего арестанта не отобрали, и несколько секунд спустя, всё пространство временного содержания сотряслось от мощных ударов в дверь. Я понял, почему задержанным предлагают разуться перед входом в камеру.
       Этот парень местного британского разлива хотя и был не в меру энергичным и шумным, но все же, он мне понравился. Мощные удары ногой в дверь он сопровождал отчаянно-возмущенным криком-требованием: Let me out, fuck'n bastards!* Его крик и грохот окончательно вернули мои мысли к реальности. Я вдруг почувствовал некую солидарность с совершенно чужим мне человеком, и болезненно осознал собственное поражение, зависимость и несвободу. Возникло желание присоединиться к его одинокому шумноватому бунту и выкрикнуть всё накопившееся. Но я лишь молча, с неким остервенением, стал отжиматься от пола, как делал это когда-то в молодости, в камерах армейских гауптвахт. Беспорядочный грохот протеста обрёл устойчивый ритм, который я неосознанно подхватил телодвижениями. А истеричные ругательства в адрес уродов полицейских и системы, придали мне злобной энергии. В своём молчаливом бунте я просопел над полом более сотни раз, чему и сам с удовлетворением удивился. Наконец, обессилив, я вскочил на ноги уже в ином состоянии: физическом, моральном и правовом. Крепло чувство сопричастности и близости с людьми, которых я ещё вчера лишь наблюдал со стороны. Я был пассивным свидетелем того, как первого мая в центре Лондона собирались тысячи чудаков, называвших себя антиглобалистами, анархистами, либералами-демократами, сексуальными меньшинами, и шумно проявляли своё недовольство системой. Теперь я был узником этой системы. Меня уже тщательно обыскали, разули, закрыли и обещали продолжение этих процедур.
       Тяжело дыша после проделанного упражнения, я ходил по камере под завывания брата по классу и осознавал факт свершённого мною обряда. Это было моё посвящение и приобщение к социально неприемлемой категории the scum**. Так как, до криков и стука в дверь я ещё не созрел в моём новом социальном статусе, то свой бунт проявил нажатием на кнопку вызова. Пару минут спустя, окошко моей двери открылось - и вежливый полицейский спросил: чем он может помочь. Я попросил бумагу и ручку. Моя просьба не вызвала удивления, и, несколько минут спустя, он принёс всё, что я просил.
       - ***Enjoy, mate! - пробубнил полицейский, и захлопнул окошко.
      
      *выпустите меня, ё-ные ублюдки!
      **накипь, отбросы, подонки.
      ***наслаждайся, приятель.
      
      
      
      1
      Откуда и почему? Куда и зачем?
      Что вам надо на нашем острове?
      
       Я ехал к этому издалека, упрямо и долго. Четвёртого января 2000 года, я, и ещё пару подобных мне попутчиков-земляков прибыли на железнодорожный вокзал Одессы и направились к кассам международных сообщений. Я был уверен, что на ежедневный поезд Одесса - Краков для нас найдётся три места. И не удивился, отсутствию очередей у касс. Однако, кассирша ответила, что ни на сегодня, ни на завтра билетов на этот поезд нет. 'Украина не отпускает меня, хотя, я совершенно никому здесь не нужен' - подумал я, и озадаченный отошёл от кассы. Не успел я изложить своим товарищам суть возникшего препятствия, как к нам бесшумно прилип парень типичной одесской внешности.
       - Нужны билеты? На какой поезд? - с деловой вежливостью вокзального барыги вторгся он в наш разговор.
       - Нужно три билета, на сегодня, на Краковский поезд, - ответил я, совершенно не желая иметь с ним никаких отношений.
       - Не проблема! - с хамовитой уверенностью заявил он, и скользнул по нам липким оценочным взглядом. - Есть билеты на сегодня, по такой-то цене, - профессионально предложил он двойную цену.
       - Спасибо. Не надо, - ответил я и предложил своим товарищам отойти в сторонку, чтобы спокойно обсудить ситуацию.
       - Я здесь, если захотите... - бросил он нам.
      Мне ничего от него не хотелось. Но мои попутчики, узнав разницу в цене, решили, что надо соглашаться. Лучше этим же вечером отъехать, чем месить грязный, талый снег на улицах Одессы... Дороже обойдётся, и время потеряем.
      Они оглянулись по сторонам. За нами наблюдали. Тот же тип, торопливо приблизился к нам.
       - Ну шо? Согласны? - уверенно спросил он.
       - Да, - ответили мы.
       - Чудненько! - оживился тот. - Приготовьте денежку, - уверенно назвал он сумму, и направился к той же кассе, где пять минут назад мне отказали.
      Мы покорно достали из карманов деньги и приблизились к кассе. Наш благодетель приятельским тоном делал заказ кассирше. Наша близость к кассе слегка смутила его. Кассирша, не обращая на нас внимания, начала оформлять продажу трёх билетов на указанный рейс. Я почувствовал себя неким недоумком. Возмутился. Подвинул барыгу от окошка кассы, и снова обратился к кассирше.
       - Я не понял! Несколько минут назад у вас не нашлось для меня трёх мест на этот поезд... Как это понимать?! - прошипел я ей в окошко.
      Кассирша - женщина пожилого возраста, недовольно поджав губы, бегло взглянула на меня.
       - Вам три билета до Кракова, на сегодня? - холодно спросила она.
       - Точно.
      Барыга тихо выругался и исчез. Я приготовил деньги и ожидал, пока она с каменным лицом, стучала по клавиатуре. Закончив, она, не отрываясь от монитора, назвала сумму, согласно прейскуранту. Затрещал принтер, распечатывая билеты. Я подал в окошко деньги. Женщина быстро пересчитала, и молча, выдала мне три билета и сдачу, не глядя на меня. Я принял и торопливо отошёл от кассы. Получив своё, чувствовал неприязнь как минимум двух человек. Всего за пятнадцать минут пребывания на этом вокзале!
       - Серёга, ты оказался занозой в заднице Одесской железной дороги! - шутил товарищ, получая свой билет.
       - Похоже, у меня врождённый дар, - вполне серьёзно отвечал я, думая о своём.
       - Зато, кто-то здесь будет искренне рад твоему отъезду, - заметила Наталья.
       Наш поезд отправлялся поздно вечером. Оставалось уйма времени. Я решил, что успею повидать кого-то из своих друзей. Договорились, что встретимся у поезда перед посадкой. Десятым трамваем я отправился в район Черёмышки. Встретился, с кем хотел, и остаток украинского времени быстро пролетел.
       В нашем вагоне, кроме нас, была лишь небольшая группа школьников с учителем. Это был период зимних каникул, они ехали в Краков на экскурсию. Большинство купе в вагоне пустовали. В течение ночи в тихом, тёплом вагоне, мы значительно переместились в пространстве. В полдень, отдохнувшие, мы покинули украинский поезд на центральном вокзале Кракова.
       В центральной части этого города я неплохо ориентировался. На привокзальной площади мы зашли в турагентство и поинтересовались о ближайшем автобусе до Лондона. Уехать в этот же день - оказалось невозможно. Мы немного опоздали, таковой автобус уже отбыл. Это нас не огорчило, купили билеты на завтра. Нам предстояло провести в Кракове почти сутки, и мне это было по душе.
       Я вёл своих товарищей в задуманном направлении, они не задавали мне вопросов. Город им нравился. Я следовал к улице Krowoderska, которая в центральной части Кракова, неподалёку от вокзала.
       Лет девять-десять назад, мы с приятелями останавливались там, у бабы Теодоры, которая барыжничала, сдавая комнаты посуточно. Это были лихие, но по-своему весёлые времена.
       Те же запертые массивные деревянные двери парадной. На домофоне по-прежнему значилась пани Теодора. 'Надеюсь, что жива и при памяти', подумал я и нажал кнопку вызова. Отозвался знакомый мне голос пожилой женщины с одышкой. Излишний вес и преклонный возраст - гарантия, что сидит дома.
       - Пани Теодора, комната для троих найдётся? - спросил я.
       - Так. Буде! Проходь, - живо ответила она, и отомкнула электрический замок.
       Мы поднимались старыми, просторными пролётами на третий этаж. Судя по архитектуре, этому дому должно быть очень много лет.
       - Особой чистоты и европейского комфорта я вам не обещаю, но переночевать за небольшую плату в историческом центре Кракова мы сможем, - коротко пояснил я попутчикам.
       Баба Теодора, приоткрыв дверь, ожидала нас. Она стала тяжелей, одышка делала её немногословной.
       - Прошу, проходь, - пропустила она нас в квартиру и провела к комнате с раскрытой дверью.
      В комнате, как и десять лет назад, стояли три кровати с застиранным постельным бельём и какая-то старая мебель. Ничего не изменилось.
       - Завтра утром мы съедим, - заявил я Теодоре.
       - Добре, - согласно пожала она плечами, и назвала какую-то незначительную сумму в злотых.
      В знак согласия, мы бросили свои сумки. Возникла пауза. Теодора чего-то ждала.
       - Могу дать вам доллары. А если подождёте, поменяю и принесу злотые.
       - Добре. Злотые - лепше. Я буду дома, - ответила она и неуклюже пошаркала в свою комнату.
       - Нормально? - спросил я своих товарищей.
       - Вполне! - довольно ответили они.
       - Тогда, предлагаю экскурсию по Кракову. Кто желает, посетите туалет и отправляемся.
       Я направился к площади Главного Рынка, там же - Ратуша, готический костёл святой Марии (St.Mariacki), костёл святого Войцеха... 13-й век! Мы бродили по историческому центру города до позднего вечера, не замечая мороза, усталости и времени. Зимний, вечерний, новогодний Краков... Архитектура с подсветкой... Мы оказались в сказке! Лишь опасение, что пожилая хозяйка уснёт и не откроет нам дверь парадной, подтолкнуло нас к возвращению на ночлег.
       На следующий день, мы выехали из заснеженного Кракова автобусом до Лондона. Холодная и снежная восточная Европа скоро сменилась унылыми моросящими дождями Запада. Во время коротких остановок в Бельгии и Франции мы вживались в мягкий, влажный климат и более высокие цены. Польские водители автобуса большую часть пути развлекали пассажиров видеофильмами. Почти весь путь по территории Польши они демонстрировали нам длинный и слишком кровавый, исторический фильм 'Огнём и мечом' который плохо воспринимался в дорожных условиях и вызывал у меня чувство безнадежности и неприкаянности к настоящему и прошлому Украины. Далее, они безвкусно сменили славянский исторический фильм на голливудские комедии, которые меня никогда не веселили, но укрепляли мысль о глобальной деградации человечества.
       К тоннелю во Франции мы добрались в середине дня. Перед тем, как доставить нас к пункту паспортного контроля, водители припарковали автобус на просторной автостоянке и предоставили пассажирам время для посещения французских дорожных услуг. Там был огромный супермаркет, где можно было найти качественные санитарные удобства, а так же продовольственные и промышленные товары.
       О паспортном контроле со стороны французов нечего сказать, его фактически не было. Но подъехав к пункту британскому, нетрудно было заметить озадаченность многих польских пассажиров. Сопровождавшая нас пани серьёзно инструктировала пассажиров о предстоящих процедурах.
       Всем было предложено выйти из автобуса и пройти в небольшое застеклённое помещение, разделённое посередине условной линией государственной границы. Не было лишь натасканных на туристов овчарок, в общем, контроль был организован в духе 'что вам надо на нашем острове?'
       Моё прохождение на британскую территорию контролировала и оформляла мелкая, неопределённого возраста мадам, улыбчивая вежливость которой меня совсем не грела, скорее настораживала. Моего паспорта с британской студенческой визой в нём и подтверждения таковой её компьютером, оказалось недостаточно. Спросила, в какой колледж я собрался, и где таковой находится. Я не удивлялся её служебному рвению, так как уже заметил, что на других подобных пунктах некоторых польских гостей тщательно допросили и почему-то завернули на французскую сторону. Мои ответы её не удовлетворили, и она пожелала взглянуть на приглашение колледжа. Изучив таковое, она с нескрываемым удовольствием обнаружила, что меня пригласили лишь на пару недель. Из допуcтимых моей визой шести месяцев, мадам определила мне срок пребывания на острове лишь в один месяц, о чём влепила в паспорт трудно исправимую печать. Но меня, всё же пропустили, и я перешёл на другую сторону, неся в себе чувство вины нежеланного гостя и дискомфорта носителя украинского паспорта.
       Не успел я полностью осознать последствия этой негостеприимной формальности, как заметил свою попутчицу смущённую и увязнувшую в затянувшейся беседе с миграционным чиновником. Соучаствовать я мог лишь на расстоянии, и понял только то, что её по каким-то причинам не пропустили. Она потерянно присоединилась к группке польских отказников.
      Помочь я ей ничем не мог. Как только появилась возможность, спросил у польской пани проводницы о перспективах в отношении отказников. Она очень успокоила меня, поведав о традиционных заморочках, чинимых британскими миграционными чиновниками. В общем, предполагалась необходимость подтверждения факта приглашения гостя, и в случае положительного ответа на запрос, пришельцу позволят посетить королевство. Пассажиров, успешно прошедших контроль, призвали занять свои места в приопустевшем автобусе, чтобы поскорее отъехать от этого пункта и освободить место для прибывающего транспорта. На месте моей попутчицы осталась её сумка, а в памяти, её длинная, грустная история о неудавшейся попытке выживания в мелком украинском бизнесе и отчаянных планах - материально поддержать своих детей и мать пенсионерку. Вопросы о том, что она предпримет, если её так и не пропустят, и как мы найдём, друг друга, если всё же пустят, отвлекали моё внимание от внешних наблюдений. Польские пассажиры были так же озадачены потерей коллег, но они обсуждали эту проблему между собой на своём щебечущем языке и, насколько я понял, имели какое-то представление о перспективах. Им было гораздо легче.
       А тем временем, наш автобус пристроился к автомобильной очереди, заползающей на платформы, уходящие в пасть тоннеля. Заполненные автотранспортом платформы, поволокли в закрытом, освещённом и вентилируемом пространстве. Насколько я мог догадываться, нас перемещали под проливом Ла-Манш на рельсах, каким-то электровозом. Закрытое пространство усугубляло чувство беспокойства, ибо с подводной лодки никуда не денешься, и даже бутылку с запиской и надеждой на спасение не выбросишь.
       Изучив свою паспортину, я обнаружил в нём появившийся, неразборчиво втиснутый штамп, позволяющий мне работать в Великобритании до 20 часов в неделю.
       Остановку состава на побережье острова все восприняли как достижение какой-то цели. Выехав на свет Божий, мы вздохнули с облегчением.
       Дальнейшее движение автобуса продолжалось по левой стороне дороги, но это не смущало наших польских водителей. Ожидаемого британского дождя или густого тумана не было, солнца тоже. Стояла пасмурная январская погода, которая соответствует нашему ноябрю. Автодорога и автомобили, в сравнении с немецкими и бельгийскими, показались мне поскромней, появилось ощущение, что мы попали в мрачное королевство, отстающее в своём левостороннем движении от соседнего континента лет на пять. Дорожные указатели, на более доступном мне английском языке, оповещали о населённых пунктах, среди которых я знал только Лондон. Одинокие фермерские хозяйства со строениями из серого камня имели вид объектов очень частной собственности уважаемого возраста. Границы хозяйств убедительно чётко обозначены полосой густорастущего кустарника или проволочной оградой. Людей не видно, словно их давно заменили духи, которые продолжали заботиться о живых, пасущихся овцах и коровах. Радует глаз лишь сочная, на удивление зелёная для января месяца, трава. Кроме редких заправочных станций, никакого иного придорожного сервиса или намёка на гостеприимство. Автомобили с иностранными номерами - редкость, признак того, что индустрия туризма на острове переживает сезон печали. В общем, складывалась картина заторможенности, серости и затхлости. Не скажу, что на меня эта атмосфера подействовала угнетающе, скорее успокаивающе.
       Ближе к Лондону движение оживилось, серых невзрачных строений - больше, зелёных лугов - меньше. На уличных дорогах пригорода нашему автобусу стало тесно. Вынужденно замедленная езда позволяла разглядеть улицы и прохожих. Кварталы старых строений из тёмного кирпича, конторы и лавки мелкого бизнеса с незатейливой рекламой, очень напоминали мне Бруклин. Но на этих более тесных и старых улицах наблюдался иной, не американский ритм и настроение. Так мне показалось из автобуса, в моём состоянии.
       Центральная часть Лондона вокруг вокзала Виктория отличалась от жилых кварталов окраин. Здесь, помпезная архитектура и уличный ритм вполне соответствовали старой имперской столице. Но общая атмосфера всё же отличалась некой манерной отсталостью от Европы и Америки.
       Наш польский автобус прибыл на вокзал Виктория, но припарковался и высадил нас не на автобусном терминале, а в укромном месте между железнодорожным и автобусным вокзалами. Нетрудно было заметить суету среди встречающих и догадаться о регулярных, мелких контрабандных передачах-доставках.
       Не имея ни пенса местных денег, мы отыскали ближайший обменный пункт. За сотню американских долларов каждый получил всего по 57 местных фунтов. Перейдя на железнодорожный вокзал, с намерением оставить там сумки, мы оказались в большом торговом пассаже, отыскать в котором камеру хранения не так просто. Поднялись эскалатором на второй этаж и среагировали на указатель к Мак Дональдс. Нужно было оглядеться и собраться с мыслями. Мой попутчик и потенциальный одноклассник по колледжу, остался за столиком, а я отправился за стандартными порциями американского массового питания.
       Эта вокзальная кормушка - место очень людное, и наблюдение за окружающими давало некоторое представление о том, куда мы приехали. Потребив продукт и сосредоточившись на первоочередных задачах, мы отправились к камере хранения, где за одну большую ячейку для двух наших сумок, пришлось скормить автомату пять фунтов. Спустившись в основной зал, я ознакомился с телефонами, они требовали монеты или карточки телефонной компании. Пришлось купить карточку. Там же я получил консультацию о разновидностях местных телефонных компаниях, об их телефонах и карточках. Мне продали за пять фунтов карточку, которая наиболее широко применима. Получив какие-то советы, я с благодарностью отметил терпимость и вежливость всех, кого я о чём-либо спрашивал.
       Телефон, после набора лондонского номера, издал сигналы вызова, но не привычные продолжительные гудки, а короткие, прерывистые. Я воспринял это как островную шутку-заморочку для гостей.
       На прерывистые звонки ответила жена нашего приятеля, сообщила о его отсутствии, но дала его мобильный телефон. Этот телефон ответил, и я мог слышать не только нужного мне человека, но и шум питейного заведения. Он коротко пояснил суть мужского мероприятия, в котором был очень занят, и назвал станцию метро, где готов нас встретить.
       Если бы мы обратили своё внимание на адрес колледжа, которому мы оплатили своё обучение и проживание, то кто-нибудь подсказал бы нам, что это совсем недалеко от станции Виктория. Упомянутый земляком паб, шум которого я отчётливо расслышал, уже увлёк нас в иное направление. Произошёл первый сбой в программе нашего обучения.
       Замешкавшись в центральном зале вокзала в поисках выхода к станции метро, мы оказались объектом внимания пышнотелой цыганки. Она деловито приблизилась к нам и не попросила, а настоятельно посоветовала дать ей пару фунтов.
       Я уже начал осознавать, что полученные мною 57 фунтов за сто долларов, это ничто в условиях Лондона. Зрело подозрение, что это далеко не последний британский сюрприз, заготовленный для прибывающих сюда гостей. Своим обращением мадам затронула больную тему.
       - Честно говоря, мне не нравится ваша идея, мадам, - ответил я ей.
       - Тогда дай хотя бы фунт! - невежливо советовала она мне.
       - Скажи, пожалуйста, почему я должен дать тебе фунт, а не ты мне?
       - Потому что у тебя есть деньги, ты мафия, - уверенно заявила она, - вон какая цепь у тебя на шее.
       Это была забытая серебряная цепь, сделанная приятелем в ювелирной мастерской и подаренная мне перед отъездом, с просьбой выяснить, как его грубоватое ювелирное изделие оценится в краю далеком. Её уверенное заявление о моих мафиозных материальных возможностях сконфузило меня. Первой мыслью было снять и отдать ей эту цепь. Приятель стоял рядом и посмеивался над нашими дебатами об отмывании двух фунтов. К нему она не приставала и не просила подать ей.
       - Извини дорогая, ты меня с кем-то путаешь. Попроси своих пару фунтов у кого-нибудь другого, вокруг полно народу.
      Не дождавшись её реакции на мой отказ, и не желая продолжать этот дурацкий разговор, я поспешил удалиться, но вдогонку снова услышал от неё что-то о мафии. Мой попутчик стал называть меня цыганским бароном, а меня понесло в больную тему о мафиозно-бюрократической форме государственного правления в Украине и своей абсолютной непричастности, неудачности, неприкаянности...
       Мы вышли на улицу в противоположную сторону от станции метро и даже запамятовали, куда вообще направлялись. Среди пешеходов я заметил неторопливо гуляющих двух бобиков, то бишь, местных полицейских. Эти должны всё знать, - подумал я. Один из них оказался не очень, но всё же чёрным. Я обратился к ним, и молодой, улыбчивый, чёрный полицейский охотно отозвался.
       - Не подскажите, где здесь ближайшая станция метро?
       - Противоположный выход из вокзала, - показал он направление.
       - А вы не знаете, где находится Волтомстоу центр?
       - Да, знаю. Вы как раз отсюда сможете по линии метро Виктория, в восточном направлении, без пересадок доехать до этой станции, она конечная.
       - А пешком туда добраться можно?
      Мой вопрос развеселил их.
       - Нет, это слишком далеко для пешего перехода. Откуда вы?
       - Из Украины, - коротко и неохотно ответил я.
       - Ага! Динамо Киев? - весело отреагировали оба полицейских. - Как давно вы в Лондоне?
       - Часа три, как пересекли канал.
       - Добро пожаловать в Соединенное Королевство! - пожелал нам дружелюбный бобик, и снова указал, как пройти к станции метро.
       (Ло́ндонский метрополите́н (англ. London Underground) - система линий метрополитена в Лондоне, сочетающая наземные и подземные станции. Лондонский метрополитен - старейший в мире, первый участок, который сегодня является частью линий Хаммерсмит-энд-Сити, Кольцевой и Метрополитэн открылся в 1863 году. Метрополитен обслуживает бо́льшую часть Большого Лондона, а также частично графства Бакингемшир, Хартфордшир и Эссекс. В 1890 году Лондонский метрополитен стал одной из первых железнодорожных систем, где начали использовать электрические локомотивы. Лондонцы называют метрополитен в своём городе the Underground ('подземка') или чаще Tube ('труба'), по форме большинства тоннелей глубокого заложения. По состоянию на 2010 год Лондонский метрополитен включает в себя 270 станций, протяжённость путей - более 253 миль (408 километров), из них 45 % проходят под землёй. Часть станций и тоннелей в наши дни закрыты. Пассажиропоток Лондонского метрополитена в 2010 году составил 1107 миллионов человек, в среднем более 3 миллионов человек в день.
       Раньше, линии нынешней сети Лондонского метрополитена строились разными частными компаниями. В 1933 году, они стали частью единой транспортной системы, когда был создан Комитет Лондонского пассажирского транспорта (London Passenger Transport Board). В 1985 году сеть метрополитена стала самостоятельной организацией, когда Правительство Великобритании создало общество с ограниченной ответственностью London Underground (London Underground Limited). С 2003 года London Underground Limited (LUL) собственная дочерняя компания корпорации Transport for London (TfL), которая отвечает за большинство видов транспорта в Большом Лондоне и находится в ведении коллегиального органа и специального уполномоченного, назначенного мэром Лондона.
       Лондонский метрополитен - один из крупнейших в мире. По суммарной длине путей занимает второе место в мире после Шанхайского метрополитена. Он также имеет большое количество станций. За 2007 год были зарегистрированы более одного миллиарда поездок пассажиров, по годовому пассажиропотоку Лондонский метрополитен занимает третье место в Европе после Московского и Парижского и 10 в мире. Лондонская подземка является международным символом Лондона. На карте Лондонского метро также отмечается Доклендское лёгкое метро и Лондонская надземка, которые не являются частью сети Лондонского метро.
       Почти все поезда Лондонского метрополитена на сегодняшний день нуждаются в кондиционировании воздуха, что приводит к тому, что летом в метро очень жарко, хотя новые поезда оборудованы климатической установкой и другими системами.)
       Спустившись в неглубокое метро, вспомнили о другой станции, где нас обещал встретить земляк. Отыскали на карте нужную линию, станцию и обратились в кассу. Там я просто назвал станцию, и мне ответили, сколько это стоит. Билетики в виде бумажных карточек с магнитной полосой оценивались по два с чем-то фунта. Машинально переводя эти суммы в украинские денежные единицы, мы получали опустошительные для нас результаты. Взглянув, как другие пользуются этими карточками при прохождении к поездам, мы также вставили свои карточки в щели пропускного турникета, прошли сквозь и получили карточки на другой стороне турникета. Процедура показалась нам странной, как и многое другое.
       Было время окончания рабочего дня, народу много. Вагон почти полный, мягкие сидения по-домашнему оббиты цветной мебельной тканью. Я, шутя, подумал, что мы попали в вагон для голубых. Огляделся, большинство сидящих уткнулись в газеты, в общем-то, обычные люди, но внешне все и всё отличалось от киевского метрополитена. Я сосредоточился на карте маршрута. При выходе из станции метро нам снова понадобились наши проездные карточки, что вновь удивило нас. Мы совершенно случайно сохранили их, и очередная коварная островная шутка над нами не удалась. Мы смогли выйти из подземелья, применив свои карточки при проходе через турникет. Только в этот раз они исчезли в машине пропуска. Оплаченный проезд осуществлён, транспортная услуга по этим билетам оказана.
       На улице снова воспользовались телефонной карточкой. Из короткого разговора я понял, что звонки на мобильный телефон быстро съедают денежное содержание телефонной карточки и то, что мы вышли не на той остановке. На той же ошибочной станции метро мы снова купили билеты до нужной остановки, и проехали туда, невольно привыкая к тому, что один английский фунт это не 8,5 украинских гривен, а сумма, за которую едва ли можно проехать одну остановку.
       Ожидавший нас товарищ повёл нас в паб, на ходу поясняя, что они с коллегами по работе отмечают чей-то день рождения. Обещал поговорить обо всём там, за пивом. Компания оказалась человек в десять. Строители разной национальности, подпитые, шумные. Нас познакомили. Я частично не расслышал, и тут же забыл, кого как звать. Перед нами поставили по пинте пива, и пожелали услышать о наших впечатлениях. Говорить о чём-то серьёзном не позволял шум. Я уткнулся в бокал, думая, как Наталья теперь сможет отыскать нас, если её пропустят, и она приедет в Лондон. Среди ребят был их бригадир шотландского разлива. Задав мне какие-то залитые пивом вопросы о футболе, и получив понятные ему ответы, он удивился. Требовательно просил своих русско-литовско-украинских подчинённых объяснить ему, почему это я разговариваю, если только сегодня приехал в страну.
       Прошло более часа. Мы отяжелели от выпитого, и приспособились к многоязычному, беспорядочному и шумному разговору ни о чем. Наш земляк чудом услышал свой мобильный телефон. Ответил и передал трубку мне. Это была наша потерянная Наталья, звонила она с автовокзала Виктория.
       Мне пришлось оставить тёплую компанию и снова нырнуть в лондонское метро. Как добраться до вокзала я уже знал. Связи с ней у меня не было, и я прибыл на то место, куда нас доставил польский автобус. Но там её не оказалось. На автовокзале в секции билетных касс и зала ожидания тоже не нашёл её. Позвонил товарищу на тот же мобильный в паб, с надеждой восстановить связь с потерянной. Но меня не слышали, включился автоответчик и я, на всякий случай, сообщил, где нахожусь. Подкормленный фунтом телефон-автомат, рассоединил меня, не позволив дать подробных инструкций. Я повесил трубку и голову. При выходе из вокзала меня окликнул бродяга, контролировавший центральный вход-выход, и попросил мелочь. Я отозвался, но стал рассказывать ему о своей проблеме. Тот показал мне на другую сторону улицы, куда якобы, приходят рейсовые автобусы и где следует встречать прибывающих. Я об этом месте не знал. Он снова спросил мелочь. Я взглянул в указанное им направление. Наталья уже заметила меня, и махала мне рукой. Довольный бродяга получил от меня своё, и дружелюбно пожелал мне удачи. Мне показалось, что в этом большом, чужом городе у меня появляются друзья.
       Мы ехали под Лондоном в пустом вагоне метро, Наталья не спрашивала, куда я везу её, а всё рассказывала о своих приключениях. Телефон, по которому она нас нашла, она узнала дома, куда звонила и просила всех связаться с родственниками сидящего в пабе и дать его номер мобильного...
       Я, притомлённый дорожными переживаниями, хлопотами и пивом, едва воспринимал её сумбурный рассказ, безвольно плыл по течению подземного маршрута, созерцая захламлённый газетами и рекламой вагон и одиноких сонных пассажиров.
       В пабе нас встретили только двое, вся компания уже разъехалась по домам. От пива гостья отказалась. Виктор предложил ехать к нему. Выбирая маршрут, он нетрезво посчитал, что наши совместные расходы на метро будут не менее стоимости такси. Первый же таксист согласился, но назвал сумму, значительно превышающую наши ожидания. Нам было безразлично. В пути я о чём-то говорил с таксистом. Он тоже был гостем, о чём его выдавал неискоренимый акцент.
       В арендованной половине дома нас встретила жена с детьми. Те же разговоры о пережитом, продолжались теперь на кухне, с привезённым нами коньяком.
       Спать разошлись поздно, но я как обычно, в новой обстановке не мог уснуть, долго лежал с закрытыми глазами и сортировал переполнявшие меня картинки впечатлений. Чтобы как-то отвлечься, я достал из сумки своё радио и переключился на переполненный музыкой местный эфир. Здесь я обнаружил много знакомого мне, это успокоило, и вскоре усыпило меня.
       Утро, суббота. Британская форма электрической розетки не позволяла мне пристроиться и подзарядить аккумуляторы, меня это не удивило. Виктор уже уехал на какую-то работу. Я мысленно представил себя на его месте и честно признал, что мне такой режим не под силу. Его жена собиралась на рынок. Мы вызвались составить ей компанию. Район Волтомстоу. Рыночная улица находилась в квартале от их дома, на этой же улице был большой супермаркет Sainsbury's и масса прочих торговых точек и услуг. Кроме продуктовых закупок ей надо было что-то выяснить в китайской лавке-аптеке, и я принял в этом участие. Вся лавка была заставленная пузырьками с зельем, и представляла собой рекламу экзотических чудо методов лечения, рассчитанную на любопытство и легковерие западного обывателя. От контор, расплодившихся в Украине нетрадиционных врачевателей, эта лавочка отличалась лишь обилием улыбок и вежливостью китайских кукол в белых халатах.
       Я перевёл им, что сыпь у ребенка только усугубилась и применение проданной ими мази, вызывает опасение. Как я и ожидал, нам вежливо рекомендовали временно приостановить, уменьшить дозу, подождать какое-то время, надеяться на лучшее... Я лишь механически переводил весь этот вежливый коммерческий бред, замаскированный в форму китайской народной медицины, а хотелось мне сказать китайским шарлатанам, чтобы они взяли обратно свою сомнительную мазь и вернули деньги. Мы вышли оттуда ни с чем. Я высказал своё мнение. Мне сделали замечание о моей пролетарской прямоте и нетерпимости. Я неохотно согласился, что ломиться в первый же день в чужой, китайский монастырь со своим акцентом и рецептом - дело пустое. Мы зашли на экскурсию в супермаркет и среди выставленных сухих, красных вин я предложил поддержать болгарских виноделов.
       После завтрака с болгарским вином, мы решили выбраться в центр. Как нам рекомендовали, мы купили каждый себе суточный проездной билет на три зоны. И той же линией метро Виктория вернулись в центр, и вышли на станции Оксфорд круг.
       В субботу днем Оксфорд Стрит переполнена людом, делающим покупки и просто гуляющим по магазинам. Получив от кого-то правильное направление, мы прошли квартал и нашли Мortimer Street - 76, где и находился пригласивший нас колледж Saint George International. Как и предполагалось, колледж в субботу не работал, дверь закрыта, на звонок никто не ответил. До понедельника можно гулять.
       Экскурсия по магазинам только усугубила наше чувство неплатежеспособности и национальной неприкаянности. Мне хотелось позвонить в посольство Украины и сказать всё, что я думал о тех, кто заправлял этой всячески изнасилованной горе-страной. Но Наталья советовала мне позвонить в город Уортинг, хозяевам дома, где колледж арендовал для неё комнату. На мой звонок приветливо ответила женщина и охотно выразила готовность встретить и принять студентку-квартирантку. Договорились о её сегодняшнем, вечернем прибытии.
       Уортинг находился на юге, графство Западный Сассекс, на побережье канала, неподалеку от города Брайтон. Поезда в этом направлении отправлялись с известного нам вокзала Виктория. Мы проводили Наталью и договорились поддерживать связь через адрес и телефон земляков, у которых сегодня ночевали.
       Это был наш второй день в чужой стране, и нам приходилось постоянно пользоваться уличными телефонами, которые сжирали деньги не менее чем метро. Нам следовало бы, как первый шаг, купить, пусть самый простой, подержанный, но функционирующий мобильный телефон, это бы ощутимо содействовало нашему выживанию.
       Начинать поиски в чужой стране, не имея ни постоянного адреса, ни телефона, это как рыба об лёд и деньги на ветер. Если сложить все фунты, которые мы бестолково скормили в уличные телефоны-автоматы за первые два дня, то уже на эти деньги можно было в эту же субботу купить мобильный телефон где-нибудь на рынке Ливерпуль-стрит. Это не только сократило бы наши расходы на связь, а и позволило бы находиться в постоянной связи и продвинуться в своих поисках.
       Новые коммуникационные технологии, доступные пользователю с любым достатком, это большое благо для людей, пребывающих в состоянии неустроенности (БОМЖ, гражданин Украины в Евросоюзе и т.п. жизненные ситуации), но пытающихся как-то самоопределиться.
       Имея при себе рабочий телефон, пусть даже без достаточного баланса для звонков, уже можно оставлять свой номер во всевозможных объявлениях и агентствах, и надеяться на реальный шанс быть приглашённым в социально активную жизнь. Это гораздо доступнее, чем арендовать постоянное жилье и обеспечить себе постоянный почтовый адрес и домашний телефон. И много удобнее, чем договариваться с кем-то о возможности использовать для связи чей-то адрес и телефон.
       К мобильному телефону следует добавить еще более доступное средство - Интернет, позволяющий вам иметь личный электронный адрес. Это особенно эффективно в условиях страны, где во многих кафе, гостиницах и библиотеках можно легко найти подключенный компьютер и проверить свою почту.
      
      
      2
      *They're polite but chilly...
      Always keep distance...
      *Они вежливы, но холодны...
      Всегда держат дистанцию...
      
       В понедельник утром мы влились в массовый поток трудового люда. Честно намереваясь купить суточные проездные за обычные 4,60, мы узнали, что за эту цену такие билеты продаются только после девяти часов, а пока время повышенного спроса на транспорт, цена на один фунт дороже. Посетовав на эту новость, мы согласились, и оказались в переполненном вагоне метро.
       В колледже мы предъявили свои приглашения секретарю, и она быстро отыскала нас в списках зачисленных. Другой сотрудник провел нас в полупустой класс и разъяснил вступительные правила, предполагающие тест для определения уровня знаний английского языка. Нас оставили за столом, озадаченных разнообразными грамматическими заморочками. Мне было трудно перестроиться и сосредоточиться на этих школьных задачках, однако пришлось выполнить формальность.
       Экзаменатор бегло просмотрел наши работы, и определил, в какие классы нас следует направить. Поторговавшись с экзаменатором, сошлись на том, что нам лучше ходить в один класс. Получив имя преподавателя и номер аудитории, я перешёл к вопросу о нашем поселении. Оказалось, что ведавший этими вопросами человек, будет позднее, и мы сможем повидать его на следующей переменке.
       Состав учащихся в нашем классе представлял многие национальности и разные возрасты. Немалую группу составляли азиаты. Сначала я не видел и не слышал никакой разницы между китайцами, корейцами и японцами, и мне показалось, что нас определили в китайскую группу. В этот же день приступил к обучению в нашей группе парень из Финляндии, и таким образом, мы поправили баланс в пользу Европы, присоединившись к немке, французу и швейцару. Преподавателем на первом уроке оказалась молодая индуска британского происхождения.
       При формальном знакомстве с нами она заметила, что до кризиса 1998 года, в их школе преобладали студенты из России и Украины и наше появление она рассматривает, как симптом экономического выздоровления. Мне пришлось объяснить ей, что наше появление здесь, скорее признак усугубления кризиса в наших странах и в ближайшие пару лет оздоровления ожидать не следует. Наша тема об экономической ситуации привлекла внимание всей группы, мне пришлось отвечать на их вопросы. Особенно всех поразил мой доклад о девальвации национальной денежной единицы России и Украины и последствиях для населения. Японцы и корейцы тоже просепелявили о своих экономических бедах. Вопросы представителей Евросоюза отличались своим наивным представлением о нормах социальной защиты населения. Училка полушутя предположила, что ближайшие годы украинского неблагополучия я, вероятно, пересижу на их острове.
       Управляющий колледжем, джентльмен среднего возраста с финской фамилией, определяя для нас место проживания, заметил, что ожидал нашего появления в пятницу. Я не стал объяснять ему, где и чем мы были заняты в пятницу. Получив от него адрес-маршрут, мы удалились.
       С расположением нашего временного жилья нам не повезло. Надо было проехать центральной линией метро до станции Вонстэд (Wanstead), которая находилась в четвертой зоне Лондона. Такое расстояние предполагало существенные затраты времени и денег, и ставило под угрозу наше посещение школы.
       Так и оказалось. Мы добирались около часа, и вышли в тихом жилом районе. Через дорогу от станции метро красовался старый паб с названием, как и у нашего колледжа - Георг. Выданный нам маршрут, предписывал нам противоположное от паба направление. Большой двухэтажный дом номер 7 на улице Грин-лайн оказался неподалёку от метро и паба. На наш звонок вышла женщина круглой формы, неопределённого возраста. Она с полуслова поняла, от кого мы, и, молча, провела нас на второй этаж, где указала на две комнаты, приготовленные для нас. Вручила нам ключи, и коротко сообщила о времени завтрака и ужина, оговоренных в условиях нашего проживания. Оставив нас, она вернулась на первый этаж. Мы осмотрели второй этаж дома и определили это, как семейную гостиницу из пяти комнат с общей ванной и туалетом. Других гостей мы пока не заметили. Решили выйти и прогуляться.
       В этом районе было всё необходимое для тихого, благополучного проживания. Станция метро центральной линии, два паба, отделения нескольких банков и сеть мелких магазинов, ресторанов и закусочных. Это оказалось не очень далеко от Волтомстоу, где мы останавливались у земляков. Но проехать туда можно было только автобусом, извилистым маршрутом. Кроме прочего, мы нашли там агентство по трудоустройству и посетили его.
       Секретарь, выслушав наши вопросы, провела нас в кабинет и передала сухой мадам, которая якобы может помочь нам. Узнав о нашей готовности трудиться, она без энтузиазма, думая о чем-то своём, попросила показать ей документы. Изучив наши паспорта, она поведала нам, что обычно их агентство сотрудничает с промышленными предприятиями и складами, которые регулярно нуждаются в дополнительных, временных работниках, за которыми и обращаются в их агентство. Но она сомневалась, что подобная неквалифицированная и низкооплачиваемая работа подойдёт нам. Это замечание мне особенно понравилось, и я про себя отметил её проницательность. Кроме того, продолжала она, на данный период их агентство пока ещё не перезаключило договор с партнёрами на этот год, и ситуация с услугами по трудоустройству прояснится лишь в феврале. А пока, вся страна фактически пребывает в состоянии после праздничного похмелья. Вручила нам свою визитную карточку и пожелала удачи, дав понять, что разговор окончен.
       Обсуждая полученную информацию, мы неосознанно перешли на соседнюю улицу и оказались в просторном пабе. Дежуривший за стойкой парень, поинтересовался чего нам подать. Наименования пива нам ничего не говорили. Нас поняли и предложили опробовать ассортимент. Налив в бакалы понемногу различных сортов, он оставил нас решать важную задачу. Вернулись мы к нему просвещённые в пивном вопросе и с определённым заказом.
       На стене, над пивной стойкой висел огромный портрет короля Георга, очень похожего на царя Николая II. Весь интерьер воспроизводил атмосферу века девятнадцатого. Мебель и стены - дерево темного цвета, полки книжных шкафов заполнены старыми книгами, деревянная лестница вела на второй этаж, где также было какое-то пространство для посетителей. Нам поднесли пиво, и мы приступили к анализу текущей ситуации.
       На ближайшие две недели мы были обеспечены жильем, питанием и визой на месяц. За этот короткий благоприятный период надо было что-то предпринять и плавно влиться в жизнь острова. Конкретных предложений не поступило, мы заказали ещё по пинте и просто убили время до ужина.
       Вернувшись, домой, мы встретили там хозяина, хлопотавшего на кухне. Познакомились. Этот оказался разговорчивей, чем его жена. От него мы узнали, что благодаря их семейному гостиничному бизнесу, он имеет свое непоколебимое представление об иностранцах и их пагубном влиянии на остров. В его доме когда-то проживал даже украинец, правда, этот пришёлся ему по душе. Он даже запомнил его имя и название украинского деликатеса, которым тот угощал его. Слово 'сало' он произнес с таким мощным ударением на окончание, что мы не сразу поняли, о чём он говорит. Однако, при всех его добрых впечатлениях об украинском постояльце и его национальном продукте питания, сам факт засилья иностранцев возмущал его.
       К fuck'n foreigners* (*ё...е иностранцы) он в первую очередь, причислял шотландцев, которые по-английски нормально говорить не могут. Затем, валлийцев, которые все с рождения страдают умственной отсталостью. И, конечно же, ирландцев - фанатичных католиков-террористов. Так, лаконично квалифицировал англичанин своих неполноценных соседей по Великой Британии.
       Несмотря на его воинствующее отношение к иностранцам, мы - двое из Украины, его постояльцы, были восприняты им, как вполне терпимое явление. Он с удовольствием отметил ослабление Киевского Динамо, попавшего в одну группу с Ливерпулем, и снисходительно признал этот украинский клуб, как футбольный. Он даже поинтересовался, будем ли мы продолжать свою учёбу, то есть проживать у него, или ограничимся двумя неделями? От него мы также узнали, что сейчас в его доме проживают командированный доктор из Глазго и студентка из Испании, которые появятся позднее. Накрыв для нас стол, он ушёл в свою комнату с большим телевизором, следить за национальными спортивными событиями.
       Наша зависимость от общественного транспорта вынудила нас купить недельные проездные билеты за 26 фунтов. По утрам мы спускались в метро, заполнявшееся людьми, спешащими на службу, и, как многие, ехали в центр до станции Оксфорд круг. Назвать их несчастными по их виду нельзя, внешне они выглядели благополучнее, чем пассажиры киевского метро. Но автоматизм, с которым они входили в вагоны, отгораживались газетами в пути и выходили на нужной стации, вызывал у меня глубокую подземную грусть. Это настроение усугублялось звуками механического голоса, объявляющего названия станций и постоянными напоминаниями при открывании дверей вагонов. Mind the gap. Mind the gap. Mind the gap.*
      *осторожно, пространство! (между вагонами и перроном).
       Во второй половине дня, особенно в центре Лондона, обстановка в метро становилась человечней. Появлялись подземные музыканты, туристы и прочие бездельники, заблудившиеся в пространстве, запутавшиеся в национальностях и дезориентированные сексуально. Африканские линзово-голубоглазые блондины, полу женские мужички, демонстративно взаимно ласковые парочки лесбиянок и уткнувшиеся в газеты клерки.
       Еще при спуске на эскалаторе мы обратили внимание на мужика уважительного возраста с фигурой любителя пива. Его мужицкая, плохо выбритая физиономия была вульгарно и неумело украшена косметикой, на плече висела женская, дешёвая сумочка. Сойдя на перрон, мы прошли с ним к одному направлению поездов. Совершенно неженственный дядя неуклюже шагал в женских туфельках на каблучках и очень нуждался в кавалере, который поддерживал бы его под руку. Оно было отчаянно одиноко. Тесноватая в талии, короткая юбка из кожзаменителя и чёрные, уже повреждённые, колготы, подчёркивающие мощные мужские ноги, неустойчивая походка. Всё отчаянно кричало о потерянности и одиночестве. Субъект, похоже, незадолго перед выходом из дома решил попробовать эту жизнь по-женски, и получалось это у него неловко. На мой первый взгляд, он нуждался в помощи. Представляя его в Киевском метрополитене, я предвидел брезгливо-презрительное внимание правильного большинства, возможно, оскорбительные выкрики-замечания и, наконец, неизбежное задержание, как нарушителя общественного порядка, с традиционными избиениями и унижениями в милицейском участке. Здесь на него никто не обращал внимания, его замечали только туристы, которые видели в нем некую местную национальную особенность. Особенность в этом случае заключалась не в странном выходе дезориентированного мужика, а в том, что в этом городе он может свободно позволить себе такой эксперимент-поиск, в терпимости и тактичности окружающих его сограждан.
       Молодёжная цыганская бригада с баяном, медленно и шумно прошествовала вдоль вагона, выпрашивая у пассажиров мелочь. Некоторые что-то давали, большинство не видели и не слышали их. Попрошайничество иногда перерастало в наглое требование, но и на это никто никак не реагировал, во всяком случае, внешне. Дядька в короткой юбке был свой человек в этом вагоне. Цыганский ансамбль песни и пляски - незваные чужаки, которых тактично терпели.
       На занятиях языка мы проводили все меньше времени. Моего земляка, как неуспевающего, перевели в другой класс. А в мой класс постоянно поступали новые азиаты, язык которым давался с трудом, и проблемы у нас с ними были совершенно разные. На мой педагогический взгляд, не следовало бы обучать китайцев, японцев и корейцев в одной группе с европейцами, так как у азиатов свои, труднопреодолимые сложности произношения многих звуков чужого им языка. С ними надо работать отдельно. Нам же, от этих уроков нужно было лишь интенсивное, по возможности интересное, общение, учительская корректировка и пополнение словарного запаса. Разговоры с азиатами требовали особого режима, ибо понимание их, требовало от собеседника повышенного внимания и терпения.
       Приятельские разговоры с молодой немкой, французом и швейцаром носили поверхностный приятельский характер и не требовали ежедневной регулярности. Не имело смысла посвящать их в свои поиски и впечатления, а также интересоваться их планами. Мы были выходцами из различных социальных условий, по-разному воспринимали законы и понятия о справедливости и выживании. Это были по-своему наивные ребята.
       Рослый финский парень отличался нездоровым рвением в изучении языка и ощутимой настороженностью ко мне. Я объяснял его прохладное отношение к себе историей Российско-Финских отношений и не делал каких-либо шагов навстречу.
       Не знаю, как воспринимали меня азиаты, но эти девушки, трудно определяемого возраста, всегда приветствовали меня с уважительными поклонами и приветливыми улыбками. Более того, мои шутки-замечания о британских капканах, повсюду расставленных для иностранцев, неизменно вызывали у них дружный смех и одобрение.
       Учителя тактично замечали, что мои представления о стране пока еще поверхностны и типичны для большинства иностранцев. Заверяли меня, что при более тщательном ознакомлении с их традициями, моё отношение к этой стране и людям изменится. Появляясь на уроке после одно, двух дневного отсутствия, индусская учительница всегда спрашивала, где я пропадал, и что интересного могу рассказать группе. Я щедро делился интересными, на мой взгляд, фразами, почерпнутыми из случайных бесед в пабах. Намекал на преимущества изучения языка в условиях реальной жизни и тоскливость надуманных школьных игр-упражнений, которыми иногда заполнялись уроки. Но я понимал, что это их работа, к тому же, непыльная, и на эти школьные услуги есть спрос. А работу им дают, постоянно прибывающие из разных стран студенты (и лже студенты).
       Эксплуатируя свои проездные билеты, мы ежедневно проезжали десятки миль в метро и на автобусах.
       Станция Уимблдон находилась в противоположном от нашего проживания конце Лондона, и, возвращаясь оттуда, мы фактически пересекли весь город по диагонали. На теннисном стадионе в январе было пустынно и тихо. Где-то в глубине территории велись строительные работы. Вход в музей, соседствующий с магазинами, торгующими теннисной экипировкой и сувенирами, был свободен. Посетителей было немного, цены на всё, выше средне лондонских. Мой попутчик, восхищавшийся этим теннисным турниром и всем, что связано с ним. Он рассматривал свой визит туда, как поход по святым местам. Но даже он ограничился лишь осмотром предоставленных зимним туристам достопримечательностей. Приобретение же чего-либо там было обременительно. Лишь посетили заведение общественного питания на обратном пути к метро.
       Каждый вечер, до и после ужина, мы посещали паб Георга, что по соседству с нашим домом. По вечерам там всегда было людно, особенно в конце недели. Иногда приходилось усаживаться поблизости с другими посетителями, что приводило к случайным знакомствам и разговорам. Все наши отношения с этими пивными приятелями и приятельницами ограничивались сказанным и выпитым в пабе. Приходилось сквозь шум и дым паба вникать в небрежно произносимые шутки и вопросы, продираться сквозь дебри новых слов и выражений, отвечать им и наблюдать их настроения и реакции. Продолжения, все эти пивные дружбы не имели. Одной из причин тому было отсутствие у нас своего телефона и постоянного адреса.
       Так, каждый день, в вагонах подземки, со второго яруса автобуса, в классе колледжа и пивных пабах познавалась новая среда, накапливались впечатления во всей своей пестроте. Созревало и крепло чувство симпатии к чужим людям и ощущение комфорта в их безразличном окружении. Растущее чувство одиночества и неприкаянности компенсировалось ощущением свободы быть самим собой. Угнетала лишь мысль о бюрократических формальностях, предписывающих мне массу ограничений, как пришельцу из страны-лепрозория. Это недоразумение и прочие сложности материального характера я надеялся как-нибудь преодолеть.
       За несколько дней, до окончания учебы мы задумали открыть банковские счета, которые могли понадобиться нам в обозримом будущем. Как я выяснил, для этого требовался убедительный документ, удостоверяющий личность и документальное подтверждение настоящего адреса проживания. Всё это у нас было. Когда же мы стали обращаться с этим вопросом в банки, нетрудно было заметить, что причиной отказов было наше гражданство. В нескольких банках нас выслушали, посмотрели на наши паспорта с вилообразным государственным символом, и, ссылаясь на наши кратковременные визы и прочие причины, вежливо и сочувственно отказывались от нас, как возможных клиентов. В их формальные отговорки можно было бы наивно поверить, если бы я их услышал один раз в одном месте. Но, обойдя в течение часа несколько банков, я мог наблюдать кисло-вежливую реакцию клерков, которые ссылались на смехотворные причины, или требовали предоставить совершенно невозможные дополнительные бумаги. Как их и натаскивали, все они, ну очень, сожалели и сочувствовали нам. Это были профессиональные формы служебного этикета, а, в сущности, все их вежливые советы означали: Fuck off, stupid aliens!*
       *отвалите, глупые пришельцы!
       Меня это задело за живое, я заглатил возникшую задачу с уязвленным самолюбием и раздраженным любопытством. Надо отдать им должное, они не посылали нас грубо и открыто, а рекомендовали другой, не свой банк. Кроме того, наблюдая и слушая их, невольно обретаешь какой-то опыт, и в следующий банк приходишь более подготовленным.
       Рабочий день заканчивался, в большинстве банках, в которых мы побывали, посетителей уже почти не было, нас быстренько принимали и доброжелательно провожали. На улице, по соседству с нашим пивным пабом Георг, располагались несколько разных банков, неподалёку один от другого, и это позволило нам пройти от одного к другому, как нас и посылали. К отделению Barclays Bank мы пришли минут за 20 до закрытия, переполненные вежливыми отказами, и с почти исчерпанным терпением. В других отделениях этого банка мы уже бывали, поэтому в этот зашли с чувством состязательности и неприязни к банковским клеркам. Я уже созрел для проявления накопившегося сарказма. Но в этом сонном, опустевшем отделении банка мы встретили тётю пенсионного возраста, которая, устало, выслушала мою заученную и отредактированную просьбу и с сомнением взглянула на часы. Посетовав на нашу запоздавшую просьбу, она всё же пригласила нас к своему рабочему столу. Я уже знал, что она сейчас попросит предъявить, и какие вопросы задаст. Мне было уже физически противно слышать это снова, и я постарался опередить её инициативу. Как только она присела у компьютера, я разложил перед ней наши раскрытые паспорта, давая понять, что всё приготовлено, и мы долго её не задержим. Взглянув на документы, ей всё же захотелось рассмотреть это более тщательно. Внешняя обложка нашего загранпаспорта, по воле какого-то высокого госчиновника, была обозначена вилообразным национальным символом и надписями по-украински (щоб ніхто чужий не зміг прочитати!):
      ПАСПОРТ
      УКРАїНА.
      У тёти созревали вопросы, и я поспешил ответить на них.
       - Украина, это республика бывшего СССР.
      Банковская тётя отвлеклась от паспортов и взглянула на нас поверх очков с обнадеживающим материнским вниманием. Затем, открыла первую страницу и стала изучать её содержание. Обнаружив там понятные ей записи на английском языке, её лицо просветлело.
       - Серхий? - прочитала она вслух и вполне дружелюбно взглянула на меня.
       - Совершенно верно, - отозвался я, и предусмотрительно выложил на стол предоставленные колледжем письма, содержащие наш временный адрес проживания, цель пребывания в Лондоне и телефоны для справок. Но тётя лишь бросила взгляд на предложенные ей письма и стала далее листать паспорт в поисках прочей, понятной ей информации. Я мысленно поблагодарил её, за то, что она не спросила о значении символа, украшавшего мой паспорт. Ибо я не имел понятия, что это означает. Обнаружив студенческую визу на шесть месяцев, она не успокоилась и перелистнула страницу. Там она нашла отметки миграционной службы о дате въезда, смазанный штамп о разрешении работать и допустимый срок пребывания в стране, который истекал через 20 дней. Вопрос легко читался на её лице.
       - Зачем вам здесь банковский счёт, если через две недели пора уезжать домой? - вполне терпимо и обнадёживающе прозвучало её любопытство.
       - Счёт необходим нам для осуществления денежных переводов. Мы планируем продолжить нашу учёбу здесь, а для этого требуется внести оплату.
      От паспортов её внимание обратилось к письмам колледжа. Бегло прочитав их, она, озабоченно, снова взглянула на часы. Рабочий день уже несколько минут как закончился. Она была близка к тому, чтобы отложить эту украинскую головную боль на завтра и вежливо, сославшись на время, послать нас с нашими паспортами и сомнительными просьбами. Однако, тётя, напомнив кому-то из своих коллег о времени, попросила их закрыть двери банка. А сама, сосредоточившись на письмах колледжа, взялась за телефон. Я понял, что она собирается связаться с колледжем. Набрав номер, она спокойно ожидала ответа, словно никуда не спешила, и ей самой было интересно разобраться в нашем деле. Долго никто не отвечал. По сути дела, решение нашего вопроса зависело от ответа из колледжа.
       - Видимо, сегодня уже слишком поздно, - проговорила она сама себе. Но вдруг, кто-то подоспел к телефону на другом конце. Тётя ободрительно подмигнула нам и приступила к делу.
       - Добрый вечер. Вас беспокоят из Барклиз банк, здесь к нам обратились двое ваших студентов с просьбой открыть им счета, но из вашего письма я вижу, что учиться им осталось лишь три дня... Да, их имена... Пожалуйста.
      На другом конце обратились к поиску нас в списках учащихся. В этом вопросе я был уверен. В течение минуты наше студенческое существование положительно подтвердилось.
       - Да в том-то и дело, осталось два дня учёбы и две недели находиться в стране. Но они говорят, что намерены учиться у вас и далее, а для этого им необходимо получить деньги и оплатить учёбу и проживание, - процитировали мою легенду. Я, молча, одобрительно кивал головой, полагая, что услышанное понравится представителю колледжа. Я не мог слышать сказанного на другом конце, но по выражению лица и интонации, с которой тётя распрощалась, понял, что она получила положительный ответ на свой запрос.
       - Вы везунчики, ребята. Кто-то оказался в офисе колледжа в такое время, и вас там знают. Я полагаю, звонить по вашему адресу и беспокоить людей мы не будем, - не то спросила, не то решила она, и обратилась к компьютеру. Ожидая пока загрузится нужная программа, тётя, уже по-приятельски, снова вернулась к нам с неожиданным вопросом.
       - Вы же знаете про Раису Горбачёву?
       - Да, жаль. Оказалось, она давно болела, лечилась, боролась... - вежливо поддержал я тему, достаточно отдалённую от нашего гражданства и зыбкого статуса пребывания здесь.
      Тем временем, она повернула монитор так, чтобы мы могли видеть и начала вводить наши данные.
       - Следите, чтобы я правильно написала ваши русские имена и фамилии. Или это украинские?
       - Русские! - отозвались мы. Гражданство украинское, а национальность русская. Таков результат политического перераздела, - поддержал я её доброе любопытство и сверхурочное внимание к нам.
       - А действительно ли, Раиса и Михаил Горбачёвы были популярны в Советском Союзе? - отвлеклась она от нашего банковского дела.
       - Да, действительно, гораздо популярнее, чем все предыдущие генсеки, ответил я.
      'Ублюдок от КПСС. Объект влияния мировой мафии' - подумал я про себя.
       - Что означает 'генсек'? - спросила меня тётя.
       - Это генеральный секретарь коммунистической партии, - просветил я собеседницу.
       - А Раиса тоже была популярна? - доставала она меня.
       - Иногда, более чем её Михаил, - вежливо отвечал я.
      'Тщеславная сука, непонятной национальности, которая влияла на него более, чем многомиллионное население СССР' - подумал я.
      Тётя удовлетворенно закивала головой и вернулась к делу.
       'Мудак в шляпе, без войны сдал на растерзание мировой мафии целую империю, можно сказать - цивилизацию! Какие мотивы могли быть у этого урода, что он так легко пошёл на поводу у глобальных кукловодов? Тщеславие? Корысть? Глупость? Безволие?
       При разумном подходе, да с имевшимися научно-техническими потенциалами, Империю Зла ещё можно и нужно было реставрировать и превратить в Империю Разумного Социализма с очень даже человеческим лицом...' - мысленно отвлёкся я от происходящего в банке.
      'Теперь это - всего лишь огромные территории с потешными 'суверенными' государствами, которые, руками местных похотливых марионеточных правительств успешно превращаются в сырьевую базу для жирующих стран Запада. Территория бывшего СССР нещадно очищается от населения. Применяются все средства геноцида! Особенно жалко наблюдать людей старших поколений. Они просто не способны осознать и приспособиться к такому потоку перемен и социальной гнусности. Демократия называется!..'
       Закончив с паспортными данными, перешли к адресам и паролям. Я же, продолжал думать о Горбачеве.
       'В то время, когда я самоотверженно тратил свои молодые годы в Советской Армии, в строгой изоляции тупо крутил авиа шурупы и гайки, бережно сохраняя и обслуживая материально-техническую базу истребительной авиации ПВО Советского Союза, сельский болтун Мишка водил руками в качестве секретаря Ставропольского крайкома КПСС.
       Спустя тринадцать лет, этот деятель легко сдаст всю материально-техническую базу СССР. За предательское послушание, мировое правительство щедро отблагодарит компартийную иудушку.
       Этого маниакального болтуна смехотворно превратят в Лауреата Нобелевской премии мира (1990), отметят многими иностранными наградами и премиями, в том числе высшей наградой Германии - Большой крест ордена "За заслуги" особой степени за вклад в обеспечение германского единства (1999). Это трепло в шляпе - лидер общественно-политического движения "Гражданский форум", Президент MWD (Men's World Day) (с ноября 2000 г.). О масштабах денежных вознаграждений можно лишь гадать!
       Я же, оказался неполноценным гражданином Украины, неприкаянным, но наблюдательным туристом.
      Такой новый мировой порядок меня не устраивал!'
       В общей сложности, мы задержали нашу, по-матерински добрую и любопытную тётеньку, не менее чем на полчаса. И вышли из закрытого для посетителей банка, с номерами счетов и инструкциями о скорой почтовой доставке нам карточек и персональных кодов к ним. Кроме того, мы вынесли с собой положительное чувство маленькой победы в бюрократическом марафоне. Это чувство усиливалось ещё и тем, что результат был, достигнут на чужом поле, в крайне стеснённых для нас условиях. Это укрепляло надежду на возможное мирное сосуществование с этими людьми на их острове. Обретённый в этот день опыт общения с местной бюрократией, предсказывал мне их повышенную подозрительность и упрямое нежелание иметь с нами дело. Я положительно и реально оценил их безотказную вежливость и упорство, с которым они постоянно намекают на кратковременность нашего пребывания здесь, и рекомендуют нам соблюдать дистанцию в отношениях с ними.
       Придя, домой мы поимели закрепление полученного нами урока. Хозяин, встретил нас сообщением о том, что недавно звонил некто, назвавшийся братом одного из нас. Он выразил удивление, что кто-то звонит по этому номеру и спрашивает о квартирантах. Особенно странным ему показалось дерзкое обещание звонившего, проделать это снова, немного позже. Мы успокоили его объяснениями о том, что это был действительно родной брат, находящийся в Бруклине, который обещает прислать нам деньги для дальнейшего обучения. Перспектива нашего дальнейшего проживания в его гостином доме переключила хозяина на другие, более снисходительные интонации и он не объявил нам об ограничении на пользование его домашним телефоном. Накрывая для нас стол, он по-приятельски поведал нам возмутительную историю о том, как сегодня налоговая инспекция проверяла его сестру - коренную жительницу Лондона! Его сестра, англичанка(!) содержит скромный мелкий бизнес торгуя цветами. И она сделала справедливое замечание проверявшим ее мытарям, указав им на уличных торговцев цветами и прочей мелочью, постоянно промышлявших на той же улице. Она, как честный плательщик налогов, поинтересовалась, а платят ли эти иностранные барыги налоги и проверяют ли у них документы? И чиновники ответили ей, что однажды уже обращались к этим людям, но те, к сожалению... совершенно не говорят по-английски. Поэтому, они решили оставить этих субъектов для коллег из миграционной службы.
       Этот пример непатриотичной пассивности дармоедов чиновников и наглости, понаехавших в Лондон fuck'n foreigners, вероятно подпортил настроение нашему хозяину. А нежданный звонок на его домашний телефон (прямо в крепость!) другого иностранца, спрашивающего о каком-то Андрее, усугубил его мрачные патриотические чувства.
       В поддержку серьёзной темы и его абсолютной правоты, я поведал ему о цыганском ансамбле песни и пляски, промышлявшем сегодня в метро. Сам того не ожидая, я вызвал у него агрессивный интерес к цыганскому вопросу.
       - А ты подал им мелочь? - совершенно серьезно поставил он мне вопрос, как будто от моего ответа зависело будущее британской империи и наше дальнейшее проживание в его доме.
       - Нет, я, как и многие пассажиры, не подал им, - поспешил я успокоить хозяина.
       - Вот это правильно! Но надо было ещё и полицию вызвать, чтобы навели порядок в общественном транспорте. Иначе, скоро нашим метро будет опасно пользоваться, - проинструктировал он меня на будущее.
       - Хорошо, в следующий раз я обязательно так и сделаю, - примирительно обещал я.
      Поужинав, мой приятель остался в прихожей у телефона, ожидая, когда снова позвонит его брат, а я ушёл в свою комнату. Приблизительно через час, он поднялся ко мне и рассказал, как его затянувшийся телефонный разговор был прерван хозяином, напомнившим ему, что это частный, домашний, а не публичный телефон. После чего, унес телефонный аппарат в свою комнату. Где, пока ещё нет иностранцев.
       На следующий день, после занятий в колледже, мы решили отыскать одно место, о котором нам говорила наша польская попутчица по автобусу. Где-то в районе станции метро Хаммерсмит, предполагалась некая доска объявлений, вокруг которой ежедневно тусуются польско-украинские соискатели места под тусклым солнцем.
       Район Хаммерсмит оказался коммерческим, оживленным местом, в котором отыскать нечто подобное было очень сложно. Мы просто пошли по улице, показавшейся нам центральной, посещая магазины, интересовавшие нас. В одном из магазинов мы услышали польское семейство, горячо обсуждавшее вопрос; покупать или подождать. Подгадав подходящий момент, мы обратились к ним со своим вопросом о разыскиваемом месте. Те дружно подтвердили, что мы в квартале от него. Получив точное направление, мы отправились туда.
      На углу, у продовольственного магазинчика, что почти напротив старой церкви, похожей на польский католический костёл, мы заметили небольшое собрание людей. Приблизившись к ним, мы увидели объявления, выставленные за стеклянной витриной продовольственной лавки. Видимо, хозяева лавки, за какую-то плату принимали частные объявления и выставляли их на оговоренный срок.
       Большинство объявлений были наспех, от руки написаны, польским, русским и редко английским языком. Почти во всех объявлениях, для связи указывались номера мобильных телефонов. Просмотрев их, можно было подумать, что в Лондоне недостаток в работниках и это вселяло надежду на упрощённую процедуру трудоустройства. Кроме того, некоторые объявления предлагали жилое пространство в аренду или спрашивали о таковом, что также интересовало нас. Мы стали записывать телефоны. Но чем внимательнее я вникал в форму и содержание этих объявлений, тем больше я сомневался в них. Почти все они не внушали мне доверия. Пока мы конспектировали призывы и предложения, порой нацарапанные на исковерканном русском языке, к нам подкатил тип похмельного вида и на польском языке предложил комнату в аренду. Я, на всякий бездомный случай, поинтересовался о цене и прочих условиях. Из его объяснений я понял, что он готов прямо сейчас предоставить нам комнату в доме, за которую хотел по 35 фунтов в неделю, с каждого. Я пытался выяснить, во сколько он оценивает саму комнату, но тот упорно называл мне цену за одного проживающего, при этом не мог конкретно ответить, сколько же там предполагается жильцов. Вероятно, эту комнату он уже кому-то сдаёт, но какое-то свободное пространство, позволяющее разместить еще пару спальных мест, не даёт, ему покоя и он пришёл сюда, чтобы предложить 'комнату в аренду'. Разговор с этим арендодателем быстро утомил меня. Оказалось, от него ещё и не так просто отвязаться.
       С некоторыми записями с доски объявлений и чувством брезгливости от бестолкового разговора с полупьяным поляком, мы удалились в сторонку, чтобы обдумать все это. Рядом с нами оказалась пара молодых людей, обсуждавших те же вопросы на русском языке. В коротком разговоре с ними, мы ещё более убедились в сомнительности всего предлагаемого здесь. Как они объяснили нам, жильё, предлагаемое подобными типами, не иначе, как бесплатно предоставленное им, как беженцам. Там, вероятно, проживает не только он, но чтобы получить дополнительный левый доход, он выходит сюда в поисках квартирантов. Возможно, при показе этой комнаты и получении платы за неделю, жилье покажется сносным временным вариантом. Но к вечеру на эту квартиру сбегутся ещё несколько таких же жильцов, с которыми придётся бок о бок делить комнату. Говорить же с кем-то о расторжении отношений и возврате денег...
       Прозвонив по некоторым телефонам из объявлений, нам удалось связаться и услышать что-то вразумительное лишь от одного человека. Он достаточно уверенно предлагал работу на ферме, где-то вдалеке от Лондона, но за существенное вознаграждение ему, как устроителю нашей занятости.
      Для начала, договорились встретиться и обговорить всё детально.
       На станции Хаммерсмит находится конечная автобусная остановка многих маршрутов. И нам пришла в голову туристическая мысль, проехать оттуда до места нашего проживания - станции Вонстэд, автобусом, что составляло путь через добрую половину Лондона. Ознакомившись с картой и маршрутами автобусов, стало ясно, что потребуется сделать несколько пересадок. За консультацией о выборе рационального маршрута мы обратились к диспетчеру. Занятой мужчина в форме городской автобусной компании охотно выслушал мою просьбу. Уверенный, что сейчас легко укажет нам простой и быстрый путь с единственной пересадкой в метро, он разложил перед нами карту, и показал, какой линией метро нам следует воспользоваться.
       - Мы знаем этот маршрут, но нам хотелось бы проехать автобусом, - удивил я его.
       - Автобусом?! Вы представляете себе, какое это расстояние и сколько времени займет такая поездка во второй половине дня?
       - Мы представляем, и время у нас есть.
      Диспетчер посмотрел на нас внимательней, убедился, что перед ним иностранцы, случай тяжелый. Вздохнув, взял фломастер и обратился к карте. Он составлял наш автобусный маршрут минут десять, вычерчивая на карте направления от остановки к остановке, на которых нам следовало пересаживаться, прописывая названия остановок и номера автобусов. Несколько раз ему приходилось обращаться к своим коллегам, и те подсказывали ему. Наблюдая за этим процессом, я понял, какую глупость мы затеяли, мне было неловко, что мы нагрузили занятого человека своей совершенно дурацкой просьбой. Я был готов к тому, что его терпение сейчас иссякнет и он пошлёт нас подальше от себя, на станцию метро, откуда можно просто и гораздо быстрее добраться до нужного нам места. И я бы не удивился, если бы он послал нас, я бы еще и извинился перед ним. Но он терпеливо разрабатывал заданный ему маршрут и вполне вежливо разъяснял нам, где следует перейти к другим автобусным остановкам и как их найти. Это был типичный пример британской терпимости по отношению к различным формам отклонений и странностей.
       Автобусный маршрут, который мы выпросили, оказался интересным лишь до станции Стрэдфорд. Дальше, было бы разумнее пересесть на метро и не мучить себя ездой в полных автобусах, тем более что в тех районах смотреть не на что. На метро следовало бы перейти ещё где-нибудь во второй зоне, выехав из центра. Но мы уперто продирались сквозь перегруженные улицы Лондона какими-то извилистыми маршрутами, созерцая все вокруг со второго этажа автобуса. Дорога заняла не один час, и, добравшись до дома, мы согласились с тем, что надо было послушать диспетчера и воспользоваться метро.
       За входной дверью дома постоянно лежала пачка всякой корреспонденции. По количеству и разнообразию приходящей почты можно было догадаться, что многое доставляется для постояльцев, давно съехавших с этого адреса. Мы не знали, кто и как заботится об этом, поэтому, ожидая письма из банка, проверяли почту сами.
      За два дня до нашего отъезда отсюда мы получили письма с банковскими карточками и разъяснением, что персональные коды для пользования ими нам пришлют в ближайшие дни. Назревала нестыковка по времени.
       В пятницу мы посетили наш колледж в последний раз. А проживание и питание оставалось в нашем распоряжении до понедельника. В колледже, завершение нашей оплаченной двухнедельной учебы было оформлено без проволочек, и предложений продолжать отношения. В классе, мне и еще кому-то из группы, вручили сертификаты о прослушанных уроках английского языка, с чём поздравили. А я, перед всем классом поклялся сделать себе по этому случаю цветную татуировку, на долгую и добрую память о колледже. Учительница ответила, что им будет не хватать моего иностранного сарказма с забавным русским акцентом.
       А если серьёзно, то нам следовало бы задуматься о нашем следующем шаге. Если бы в колледже кто-нибудь подсказал нам о возможности продлить наши студенческие визы путем оплаты дальнейшей учёбы и обращения с этим в миграционную службу, всё наше дальнейшее пребывание на острове обрело бы совершенно иной статус и содержание. Но этого не случилось, и мы покинули колледж, даже не ведая о такой возможности. Вне колледжа мы также вовремя не встретили никого, кто бы подсказал нам возможные пути продления нашего легального пребывания в стране. Так мы оказались на ложном пути.
       На встречу с типом, предлагавшим нам работу на ферме, мы подъехали на станцию метро Восточный Актон. В этот день была отвратная погода, ветрено и с кратковременными атаками мокрого снега, который тут же таял. Пришлось немного подождать. Приехал он на машине, с ним была, по всем внешним признакам, украинская подружка. Она осталась в машине, а он вышел к нам. По всему было видно, что он здесь уже не один год. Мы познакомились, и задали свои вопросы. Стас твердо настаивал на оплате его услуг в размере 160 фунтов с каждого, что, по его утверждению, составляет минимальный недельный заработок на той ферме. Описание самой работы и условий проживания там, звучали невнятно и не вызывали у меня положительного энтузиазма. Наши предложения рассчитаться с ним в процессе работы, если таковая сложится, категорически отвергались им. Мне все это не нравилось, и я был склонен, отказался от его услуг. Его подруга уже дважды высовывалась из машины и со стервозной интонацией диктатора поторапливала своего приятеля. Остановились на том, что в воскресенье рано утром он везёт туда одного работника, может взять и нас, и уже там, на месте принять решение. Познакомившись с новым местом и работодателем, можно будет отказаться и вернуться с ним в Лондон. Или же, заплатив ему, остаться там. Обещали позвонить ему, и разошлись.
       Суммы, которую он просил за свои услуги, у нас уже не было. Мой приятель намерен был звонить брату в Бруклин и просить его перевести деньги через Вестерн Юнион. Он не видел иного выхода, как только согласиться и поработать на той ферме. На тот момент я не мог предложить ничего другого, лучшего, но и этот вариант мне не нравился. Во всяком случае, я чувствовал, что это не стоит этих денег.
       Переговоры о пересылки 500 долларов прошли по-родственному гладко. В условленное время земляк перезвонил снова и получил от брата данные для получения денежного перевода. Деньги получали в конторе Вестерн Юнион где-то в центре, на Оксфорд Стрит. За 500 посланных долларов на руки выдали 350 фунтов, что было значительно лучше, чем, если бы мы меняли доллары на фунты. Однако следует учитывать стоимость самой услуги перевода денег.
      С этими деньгами мы уже могли что-то предпринять. И самое верное было бы связаться с одним из множества в Лондоне колледжей, и снова, формально, стать учащимися. Затем отправить свои паспорта с ходатайством учебного заведения в миграционную службу. Но в этот день мы видели только один выход. Так, мы позвонили Стасу и договорились о встрече рано утром у станции метро Вонстэд, для ознакомительной поездки на ферму.
       Погода непредсказуемо изменилась к лучшему. Пробилось солнышко и стих ветер. В конце недели в центре Лондона всегда бурное туристическо-торговое течение, и мы безвольно поплыли в нём. Оказались в районе Сохо, - некое подобие Амстердама. Мелкие магазины и прочие заведения сомнительного вида с признаками греховности, были по дневному скромно полу прикрыты в ожидании полнолуния и настоящих туристов. Оттуда мы вышли на Круг Пикадилли. Там какой-то полицейский одарил нас туристическим путеводителем по Лондону, и с его помощью мы перешли с шумной Пикадилли на Пэлл Мэлл. Указатели и туристическое течение вынесло нас в парк Святого Джэймса, где, для января месяца, было довольно зелено. Из парка вышли к Букингемскому дворцу. Там скопление туристов ожидало чего-то от королевской семьи и жадно фотографировало всё вокруг. По Бридж Воук направились к Темзе, и вышли к Биг Бену и Парламентскому дворцу, напротив которого несколько человек дежурили с плакатами, призывающими строго осудить и наказать, находящегося в Лондоне Пиночета.
       У меня мелькнула мысль-надежда, что в скором будущем, в подобном положении окажутся и нынешние украинские правилы. (Мистер Пиночет, вероятно, оскорбился бы, услышав, с кем я его сравниваю.) Обошли здание парламента и оказались на набережной Темзы. Биг Бен пробил два часа. При всей моей неопределенности в Лондоне, сейчас мне не хотелось уезжать в глушь на неизвестную ферму. Этот город начинал нравиться, и хотелось попробовать найти своё место где-нибудь здесь. К примеру, в этом парламенте.
       Той же Бридж Воук, а затем по Конститушн Хилл мы вышли к Хайд парк. Парковыми дорожками мы совершенно случайно набрели на стихийный митинг. Народу было немного. Выступающих и слушающих - почти поровну. За порядком наблюдали двое верховых полицейских, мужчина и женщина. Туристы, прибывающие на митинг, в первую очередь замечали полицейских на лошадях. Те стояли среди слушателей, поглядывали за происходящим, не вмешивались и не обращали внимания на фотографирующих их туристов. Выступавших было с десяток. Выдержав достаточное расстояние один от другого, они, стоя на стульях и прочих переносных трибунах, вещали о своём. У каждого была своя аудитория слушателей, которые переходили от одного оратора к другому в поисках чего-нибудь нового, более интересного или забавного.
       Большинство ораторов оказались миссионерами, проповедующими какую-нибудь около религиозную доктрину. Почти все, в той или иной форме, напоминали и обращали внимание на безумие современного мира, быстроту развития событий и глобальных перемен к худшему. Призывали к переосмыслению, переоценке и готовности к скорой развязке. Некоторые вещали о более земных текущих вопросах. Критиковали социальную политику в стране, идиотизм отдельных политиков и предлагали слушателям свои проекты. Эти часто вызывали недружные аплодисменты или выкрики-дополнения к сказанному.
       Я подумал себе, что надо бы подойти сюда со своей табуреткой, как только поднаторею в их языке, и прочитать серию лекций об Украине и происходящем там геноциде населения.
       Из общения с ними в пабах, я понял, что об Украине они знают лишь Динамо Киев и Чернобыль. Но не имеют ни малейшего представления о том, в каком ужасном положении оказалось пятидесятимиллионное население этой страны и какие непросвещённые, безмерно корыстные моральные уроды прихватили там власть.
       Это мероприятие в Хайд парке пришлось мне по душе, и я оставлял это место, уверенный, что ещё побываю здесь. Мысль о своей трибуне-табуретке, вселяла надежду на то, что есть страна с парком в центре города, где я могу, без утомительных бюрократических процедур, взобраться на табурет и выплеснуть накипевшее на душе, слушателям, пришедшим сюда по своей воле.
      
      3
      Ферма, сельхоз работы;
      очень свежий воздух, неприкаянность и отчуждённость...
      
       В воскресенье, ранним утром, когда было ещё совсем темно, мы тихо вышли из дома, в котором квартировали ровно две недели. Вещами мы обременены не были. Каждый обходился одной спортивной сумкой. Прошли к станции метро Вонстэд и стали ожидать на парковочной площадке. Тишину зимнего воскресного утра нарушали лишь изредка проезжающие автомобили. Стояла безветренная, чуть морозная погода. Несколько минут спустя с проезжей дороги к нам направился автомобиль, по которому мы опознали Стаса. Он приехал не один. Из машины вышли трое. Один из незнакомых нам парней, был клиентом Стаса и претендентом на фермерскую работу. По тому, как он охотно и с любопытством обратился к нам, я понял, что он с надеждой видит в нас попутчиков и возможных будущих сотрудников. Чтобы разместить наши две сумки в багажнике автомобиля, им пришлось переукладывать уже находящиеся там чемоданы. По хлопотам и комментариям нашего нового коллеги, я понял, что всё это добро принадлежит ему, и это лишь самая необходимая часть его имущества. А много чего он пока оставил в Лондоне, на сохранение у своих земляков. Такой основательный хозяйственный подход к переезду на новое место работы, удивил меня. Я подумал, что этот товарищ проживает здесь уже много лет, и достаточно ясно представляет себе, куда собрался.
       Уложив, с некоторым напрягом, багаж, мы расселись по местам. Стас уверенно повёл машину по пустынным улицам. По тому, как он вёл автомобиль, было очевидно его хорошее знание города и задуманного направления. Улицы были хорошо освещены, движения почти никакого. Мы быстро проехали через жилые однотипные кварталы восточного Лондона, и скоро по придорожным указателям я определил, что мы уже в каких-то пригородах Лондона. Выехав на трассу, мы заговорили между собой, чего больше всех хотелось нашему новому соседу по заднему сиденью. Впереди, рядом со Стасом сидел какой-то молодой паренёк, вежливо отвечавший на все наши вопросы. Я понял, что он в компании Стаса. Мы, трое их клиентов, разместились сзади и слушали непрерывный треп владельца богатого и неподъёмного багажа. Спустя несколько минут, нам стало ясно, что наш попутчик вовсе не отличается от нас стажем и опытом проживания на острове, а его имущественные успехи, это всего лишь результат работы на какой-то городской свалке Лондона. Чем больше он говорил, тем веселее нам всем становилось. Оказалось, что эта неподъёмная часть его бытового имущества, которую он решил прихватить с собой на ферму, - отобранное им из массы городских отбросов. А весь стаж его пребывания в стране составлял лишь пару месяцев, и сам он был полон сомнений и вопросов о том, как жить далее в этой совершенно чужой ему стране. Из сумбурного пересказа о пережитом им здесь, мы узнали, что его первое и последнее рабочее место было на свалке в районе Вуд Грин (Wood Green), северная часть Лондона. Сама работа, за исключением трофеев, и люди, которые там заправляли, ему не понравились. А продолжение этой работы неизбежно привело бы к какой-нибудь инфекционной болезни или травме. Его переезд на ферму, был отчаянным бегством от тяжёлой, грязной работы, грубых отношений и неустроенного быта в Лондоне. Он выражал надежду на более человечные условия на новом месте и заявлял о своей готовности заплатить, если ему помогут.
       Этот товарищ оказался из той категории людей, которые всегда остро нуждаются в компании. У них просто физическая потребность в слушателе. Их едва волнует, насколько их рассказ интересен кому-то, им важно иметь, кому сливать накопившееся, ибо носить в себе груз из множества несортированных задач и безответных вопросов, - бремя тяжкое, спастись от давления которого можно только с помощью алкоголя и глубокого сна. Оказавшись плечом к плечу с несколькими слушателями, обременёнными таким же гражданством и подобными задачами, он слил им всё, что его беспокоило в недалёком прошлом и в настоящий момент. Из всего услышанного, и увиденного скарба, прихваченного им с собой, вырисовывался диагноз достаточно тяжёлый, но по-своему забавный. Если лишь слушать, то это может позабавить и скрасить дорогу. Но если проявить хоть малейшее участие и сделать попытку как-то систематизировать непрерывный поток вопросов, проанализировать их и сделать какие-то выводы, то заметишь, что тебя едва ли понимают, но очень рады твоему участию и, возможно, твоей ответственности.
       По дорожным указателям я определил, что мы перемещаемся в юго-западном направлении от Лондона. Увлечённые разговором и свободной дорогой, мы несколько раз были освещены вспышками дорожных фотокамер, зафиксировавших превышение скорости. Через час езды стало светло, и даже пробилось солнце. Весь путь лежал через провинции, ориентированные на сельское хозяйство. Ни единого города на нашем пути не встретилось. На какой-то придорожной стоянке мы сделали остановку на перекур, и отметили чистый воздух и мягкий влажный климат. Подъезжая к месту назначения, оказались на узкой асфальтированной дороге, извилисто пролегающей среди зеленых сельскохозяйственных угодий. По всем внешним признакам было очевидно, что нас завезли в английскую глубинку, где в качестве населённых пунктов, отмеченных на дорожных указателях, располагались лишь частные фермерские угодья. Насколько я определился в пространстве, мы попали в графство Дэвон, а ближайшим городом, из которого можно куда-то выехать или вылететь, был Эксэтэр.
       Когда подъехали к ферме, занималось погожее, солнечное утро, и всё вокруг очень располагало к тому, чтобы остаться здесь, как нам и предлагали, и не мучить себя обратной дорогой в Лондон, где нас ожидают бесконечные трудноразрешимые вопросы.
       Припарковавшись на сельхоз дворе, мы вышли из автомобиля. Неподалеку находился хозяйский дом, у которого стояли припаркованные автомобили, а в противоположной стороне размещались несколько трейлеров, в которых предполагалось проживание сезонных работников. Это, забытое богом, местечко обозначалось на острове, как:
      F CLARKE & SONS
      Croyle Kentisbeare CULLOMPTON
      Devon EX15 2AN
      Tel: 01884 266206
      Fax: 01884 266621
       Не успели мы оглядеться вокруг, как из трейлеров вышли двое заспанных парней и направились к нам. Они знали Стаса, и как я понял из их разговора, неделю назад он их также привез сюда из Лондона. В первую очередь их интересовали телефонные карточки, которые они заказывали подвезти им. Затем, они переключили своё внимание на нас. На наши вопросы об условиях работы и проживания здесь, они уклончиво отвечали, что пробыли на этом месте всего-то неполную неделю и им пока сложно что-то сказать нам. Звучало это, как нежелание признавать своё неловкое, а то и стеснительное положение, в котором они оказались. Говоря с ними об условиях работы, при всей туманности их ответов, нетрудно было заметить, что эта работа им не нравится. От них мы узнали о трёх новых работниках, прибывших сюда лишь пару дней назад, и мы пожелали поговорить и с ними. Ребята охотно повели нас к их трейлеру, а Стас, обеспокоенный нашими сомнениями, позвонил хозяину и сообщил тому о прибытии новых работников.
       Трое человек недавно прибыли сюда из Лондона. Но фактически и по своей сути они - из городка Чортківа Тернопольской области. Это были две молодые женщины и парень. Они ещё не проснулись полностью, но их сонные, уставшие отзывы на наши вопросы, подтвердили опасения относительно здешних условий труда и быта. Первое, на что указали нам, это непригодность трейлеров для зимнего проживания. Сырость и низкая температура была очевидна. А плата за пользование этим летним жильем, за газ и электричество, удерживались хозяином из зарплаты. О самой работе, те конкретно ответили, что это чистое наказание, если вы не привыкшие к сельскохозяйственным работам. Но они признавали свое безвыходное, на данном этапе, положение, и были намерены перетерпеть какое-то время здесь, чтобы собрать необходимую сумму и дождаться добрых вестей от своих земляков из Лондона и других мест. Родственность наших ситуаций способствовало нашему сближению. Мы решили присоединиться к ним, и с надеждой на взаимную моральную поддержку, преодолеть это сельхоз испытание. Все мы планировали пережить здесь новогоднее зимнее затишье, собрать хоть какую-то сумму денег, и к весне вернуться в более активные и благоприятные места.
       Принимал я это решение, скрепя сердце. За это сырое место в трейлере и многочасовую, тупую работу в ангаре, я должен еще и заплатить 160 фунтов доставившему нас сюда типу. Вернее, за меня готов был заплатить мой земляк, который смотрел на это место более оптимистично. Я же, подбадриваемый окружающими, сам утешал себя тем, что эти деньги смогу вернуть через неделю работы, и вообще, все эти неудобства - временны.
       Вернулись во двор, где Стас представил нас хозяину. Им оказался мужчина лет 50, который очень коротко пояснил нам, где мы будем работать и жить. Затем, напомнив нам, что сегодня воскресенье, распрощался с нами до завтрашнего трудового утра. Стас объяснил нам, что это был сын хозяина, который, как и все остальные члены хозяйской семьи, будет работать с нами. Стаса больше всего волновал вопрос, принимаем ли мы предложенное нам место в поле под солнцем? Мой земляк порадовал его, и рассчитался с ним за его услуги. Таким образом, я подписался на едва ли приемлемые мне условия выживания и задолжал 160 фунтов.
       Стас и его молодой партнер, получив своё с троих свежеиспеченных сельскохозяйственных работников, поспешили обратно в Лондон. А мы остались посреди хоздвора со своими смутными надеждами вернуть эти деньги после недели работ. Наше глуповатое положение скрасилось наметившейся солнечной погодой и бодрыми призывами земляков-сотрудников, прогуляться в ближайший населённый пункт и посетить супермаркет. Пивные планы большинства, на текущий воскресный день, легко угадывались в их интонациях.
       Пить мне не хотелось. Но нужно было чем-то занять себя и узнать как можно больше о новом месте и людях. Показать нам дорогу к супермаркету, вызвался один из парней - Аркадий. Он предупредил нас, что расстояние для пешего похода немалое и займет некоторое время. Обычно, для продовольственных закупок, работники фермы организуют регулярные коллективные поездки в Cullompton на микроавтобусе. Но так как продукты нам нужны были уже сегодня, наш поход был оправдан.
       Так, мы трое, сегодня прибывшие, и Аркадий, проявивший к нам внимание, вышли с территории фермы, и пошли по узкой асфальтированной дороге.
      Местность представляла собой зеленевшие поля с сельхоз культурами и пастбищами, четко поделенные на участки по назначению и принадлежности собственнику. Сама земля, по сравнению с украинской, была бедненькой, каменистой. Но местный климат позволял собирать зимние урожаи лука, капусты, редьки, моркови и других культур. Кроме благоприятно мягкого зимнего климата, было очевидно и рачительное хозяйское отношение к землям, а так же применение удобрений, надо полагать, очень химических. Ибо выращивалось это всё на продажу.
       Мы шагали, затерянные среди зелёных зимних полей, где-то в юго-западной Англии, в графстве Дэвон. Созерцали земельные угодья, фермерские усадьбы, старинные замки и невольно сравнивали все это с украинской сельской местностью. Мы все четверо оказались с юга Украины. И каждый из нас имел какое-то представление о качестве земли и состоянии украинского сельского хозяйства на десятом году незалэжного существования страны. У нашего нового товарища мать проживала в сельской местности. Он взахлёб рассказывал нам о том, как там выживают люди, и клял от всей души украинского гаранта-патрона конституции и всех окружающих и прислуживающих ему злодеев госнаместников. Мы все были едины во мнении о том, что в Украине осуществляется планомерное уничтожение населения, и в первую очередь, очищаются земельные территории от сельских жителей. Эту категорию украинского населения загнали в жалкие условия натурального обмена, и легко диктуя бедолагам свои условия, ежегодно скупают у них за бесценок собранные урожаи, которые потом перепродаются посредниками по спекулятивным ценам. Административными и экономическими рычагами воздействия, ликвидировались многие, ранее вполне рентабельные, сельхоз производства, а их исчезнувшую продукцию подменили сомнительным импортом. Я никогда не поверю в то, что продажные украинские госчиновники не имеют личного, увесистого интереса за подписание ими, (от нашего имени) таких контрактов, как, к примеру, о поставке американских куриных окороков в Украину. Для осуществления таких мудрых патриотичных решений надо основательно развалить своё птице производство и всячески препятствовать восстановлению такового. А тем временем, проталкивать с другого континента на украинский рынок, гормонально вскормленную и убийственно замороженную продукцию.
      Вообще, сам факт импорта в Украину сельхозпродукции, это дикая нелепость и кричащий симптом, достаточно ярко характеризующий суть и цели той кучки моральных уродов, которые управляют многострадальной страной. Довести такую страну до необходимости импортировать на внутренний рынок продукты питания, можно только путём умышленных и организованных на государственном уровне действий.
       Объединенные общим гражданством и чувством неприкаянности, мы шагали по чужой узкой дороге, теснясь к обочине, чтобы пропустить изредка проезжающие легковые автомобили. А затем снова располагались во всю ширину проезжей части и продолжали пользовать все цвета и оттенки богатого русского языка.
       В супермаркете Аркадий провёл нас по рядам, подсказал, где что лучше, и мы скоро вышли оттуда, гружённые пакетами с продуктами и алкоголем. Обратный путь сопровождался массированным употреблением алкоголя, неловкими попытками планировать своё ближайшее будущее и отчаянной критикой украинских законов и их авторов. Английское январское солнце ослепительно и подстрекательски подогревало наши антиукраинские настроения, а зелёные луга дезориентировали нас во времени и в пространстве. Мне с трудом верилось, что мы топчемся и распиваем холодное французское пиво где-то вокруг 51-й северной широты в конце января месяца.
       Возвращение на ферму в общую компанию, изменило темы и настроения, мы были вовлечены в приготовление общего обеда-заседания, намеченного в одном из трейлеров. Пока две тернопольские соратницы суетились с продуктами, мы наспех оприходовали жилое пространство в предоставленном нам трейлере. Выданные нам резиновые сапоги для работы и тёплые спальные мешки для сна, ничего хорошего не обещали.
       Состав обеденного заседания, по случаю прибытия новых работников, представлял Тернопольскую и Херсонскую области, и город Мариуполь. Все участники, кроме двоих, оказались курящими, и трейлер быстро заполнился плотным табачным дымом и нетрезвыми изложениями лондонских приключений. Я и мой земляк, в этой компании имели наименьший стаж пребывания в стране, да и те две недели в Лондоне, мы провели между колледжем и пивными пабами. Поэтому воспоминания наших соотечественников о своих лондонских трудовых буднях, представляли для нас некоторый интерес.
       Двое из них, провели в Лондоне по году, знали этот город достаточно хорошо, и значительно лучше нас усвоили существующие ограничения для нелегалов и пути их преодоления. Лишь в этом прокуренном трейлере, вставляя свои скучные вопросы в нетрезвый коллективный разговор, я узнал хоть что-то о применяемых поддельных документах, доступных по цене и достаточных для поступления на работу. О местных мобильных операторах и разновидностях их услуг.
       Я натянул горловину своего свитера себе на нос, уселся поудобней, несколько в сторонке от эпицентра заседания, и фильтровал прокуренный воздух и хвастливые истории бывалых лондонских украинцев. Кроме прочего, мы узнали от них, что хозяйством этим заправляет старый, 72-летний фанат-маразмат, которому принадлежат в этой округе немалые площади земель. Сельхоз продукция 'Кларка и Сыновья' ежедневно поставляется во все ближайшие супермаркеты, и это семейство заправляет здесь своим сельхоз делом с давних пор. Под чрезмерно активным и бдительным руководством хромого мистера Кларка в хозяйстве также работают, его правая рука - сын, которого мы уже повидали, и его жена, то есть, невестка Кларка (человек со стороны), а так же и их дети-подростки, в свободное от занятий время. Армия наёмных сезонных работников на данное время состояло из контингента постоянно участвующих португальцев, небольшой группы прибалтийцев, двоих парней из Новой Зеландии, одного из Южной Африки, и нас, теперь восьмерых, из Украины. Мне показался интересным факт участия на этих работах людей из Новой Зеландии и Южной Африки. Оказалось, что за два дня до нашего прибытия здесь работали ещё и три девушки из Австралии, но им не понравились условия, и они, не доработав до конца недели, съехали с фермы, что и повлекло потребность в дополнительных работниках.
       Всех, нетрезво присутствующих в этом дымном трейлере, доставил сюда наш общий знакомый Стас. Это позволило ему состричь с нас троих недоумков, сумму, которую каждый из нас сможет заработать, пропахав здесь месяц! Все вышли на него по объявлению, и все объясняли такое распределение ролей, его знанием языка и информированностью.
       Слушая своих новых коллег-соотечественников и наблюдая очевидную тягу некоторых к алкоголю, я прогнозировал, что многие из них, сколько бы не прожили в этой стране, далеко от этого трейлера не уйдут, ибо нагружать себя чужим языком и решением текущих проблематичных задач, они не любители. Для этого у них существуют другие, готовые оказать услуги. Хотя, любому из них, на помощь может подоспеть господин Случай. Всех их объединяли безнадега на родине, привезённые оттуда амбиции, стремление что-то заработать здесь, ленивое неприятие иностранных языков и этот прокуренный трейлер без колес, на котором далеко не уедешь.
       Воскресный, солнечный день незаметно слинял в ранние зимние сумерки, и навсегда растворился в тихой ночи с чистым звёздным небом. Каждый свой выход на воздух, я под луной делал новые отметки на острове, нетрезво осознавал возникшие долговые и трудовые обязательства, русскоязычное окружение и всё тоже чувство неприкаянности и временности.
       Мой земляк-попутчик заметно сосредоточил своё внимание и дружелюбие на новом, более интересном для него, субъекте - Аркадий, который, в отличие от меня, располагал годовалым лондонским опытом, звучащим, на мой слух, несколько преувеличено и хвастливо, а так же мобильным телефоном, с помощью которого можно из прокуренного трейлера позвонить родственникам домой. Моё пассивное участие в застолье позволяло мне всё чаще, продолжительней и незаметней для всех, оставаться вне трейлера. Со своими вопросами и сомнениями я коротал время на свежем воздухе в компании молчаливой и всё понимающей сестрицы луны.
       На этой временной остановке, всем пассажирам трейлеров предлагалось каждое утро в семь часов, становиться у конвейера и чистить, обрезать и паковать лук, морковь, редьку. К этому я был плохо готов. Ещё не начав эту работу, я уже понимал, от чего сбежали те три австралийские работницы.
       Остаток ночи, проведенный в прокуренной одежде и в новеньком спальном мешке под храп соседа, пролетел быстро. Сигналы о подъеме прозвучали, когда стояла, всё та же ночная тьма и по-зимнему сияли звезды. Санитарные удобства располагались в пристройке среди трейлеров, куда вяло потянулись сонные работники. В свежем утреннем воздухе зависли лагерно-казарменные настроения. Я невольно ожидал звука горна, означающего всеобщий подъем, построение и готовность к труду и обороне. Моя внутренняя пружина анархиста напряглась и осталась взведённой. В унисон моему настроению и лагерному режиму, кто-то из бывалых напомнил мне, что нам следует прихватить с собой паспорта.
       Ровно в семь мы стояли перед ангаром со своими паспортами, выряженные в рабочую одежку и резиновые сапоги. Со стороны хозяйского дома на электрокаре подъемнике, бесшумно и по-молодецки ловко, к нам подъехал-подкрался седой и мрачный, как зимний понедельник, дед. По тому, как он в ответ на утренние заискивающие приветствия своих работников, бросил им связку ключей и невнятные указания, я понял, что это и есть хозяин Кларк. Лихо, развернувшись, он укатил в соседнее складское помещение, а работники, открыв ангар, приступили к организации труда. Включилось освещение, тепло-обдув и радио. Кто-то из португальцев, исполняя функции бригадира, призвал всех занять рабочие места у одного конвейера. Нам выдали ножи, и указали, где следует стать. В начале конвейера двое с вилами стали набрасывать с кучи слегка подмёрзший зеленый лук, который разбирался работниками, распределившимися вдоль ленты конвейера, чистился и обрезался до строго определенной кондиции. На конце конвейера, очищенный и обрезанный лук, омывался и укладывался в пластиковые ящики.
      Люди действовали как роботы, разговаривать с рядом стоящими не позволял шум работающего конвейера, радио и заданный темп. Я мысленно стал составлять свой устав для этого производства. Отметил про себя, что возможность разговаривать в процессе этого монотонного, совершенно неумственного труда, существенно скрасило бы и облегчило этот процесс. Однако, взглянув на сосредоточенных сотрудников, я с горечью осознал, что попал в совершенно чужое хозяйство, и в моём уставе здесь не нуждаются. Время от времени в ангар заезжал хозяин, крикливо раздавал указания и снова куда-то исчезал. У него были повадки старого пирата, заправлявшего интернациональной шайкой беглых негодяев, за которыми следует строго и бдительно следить. Когда он, наконец, слез со своего транспортного средства и неловко, но торопливо захромал в свою конторку, я мысленно обозначил его, как пират Кларк-Сильвер.
       В строго определённое время объявлялись кратковременные перерывы для отдыха. В такой перерыв нам кто-то напомнил занести в контору паспорта. Там заседали, ворчащий на что-то, папа Кларк и его послушный сын. Мы лишь оставили паспорта, и по едва заметному кивку головы сына, поняли, что мы можем убираться. Мы так и сделали.
       Позднее, когда под регулярные окрики старого пирата Сильвера, экипаж набрал обороты, и очищенная продукция стала заваливать упаковщиков, на конце конвейера появилась ещё одна работница - женщина средних лет. Кто-то сообщил мне, что это невестка Кларка. Когда у них там что-то не ладилось с отгрузкой заполненных поддонов или подачей пустой, чистой тары, они приостанавливали конвейер. На такое затишье сразу же, как из-под земли, возникал хромой Сильвер, и независимо от причин остановки конвейера, начинал орать. Он безадресно размахивал своим костылём и покрывал всех и всё однообразным английским матом.
       Во время участия в производственном процессе его невестки, он довольно часто использовал безымянные обращения типа Fuck'n stupid bitch!* *Ё-я глупая сука!
      Все молчаливо проглатывали его нападки и послушно исполняли команды, словно это происходило на борту пиратского судна, и все члены экипажа были беглыми уголовниками, для которых судно Кларка-Сильвера это единственное и последнее пристанище. Смиренное послушание невестки, внешне вполне приличной женщины, удивляло меня. А холуйски суетливое стремление какой-то молодой балтийской сучки, готовой угодить свирепому самодуру, просто достало меня с первого же дня! Когда тот орал на них по поводу плохо организованного процесса упаковки, и невестка, молча, сносила привычные нападки самодура тестя, литовская шавка с угодливым прогибом, применяя свой убогий запас английских слов, пыталась что-то лизнуть-объяснять пахану, жестами указывая в сторону работников, предъявляя ему образцы нашего брака. Наблюдая за этими сценами, я представлял, какое может быть отношение английской мадам к этой иностранной дешевке, с которой она оказалась в одной упряжке.
       Я намеренно коротко обрезал несколько луковиц, вопреки предписанным стандартам, и запустил их на конвейер. К сожалению, когда мой привет был обнаружен на пункте упаковки, Кларка там уже не было, и концерт не состоялся. Зато, с моими обрезками вдоль конвейера прошлась с наигранно возмущенным видом литовская блюстительница европейского качества и строго призвала всех нас к соблюдению технологии. Её пренебрежительный тон и литовские фразы, с которыми она обратилась к нам, вызвали у нас лишь дружное чувство неприязни к ней.
       По занимаемым местам в производственном процессе, нетрудно было заметить, что португальцы здесь - свои люди. И многие из них имеют немалый стаж работы в этом хозяйстве.
       Это было моё первое соприкосновение с представителями Португалии. Я допускаю, что состав этой бригады оказался из парней, приехавших сюда из глубокой португальской провинции, но, даже сравнивая их с нашими сельскими жителями, они показались мне умственно отсталыми, несмотря на их формальную причастность к современной объединенной Европе. В их внешности и поведении наблюдались необразованность и крепкая привязанность к алкоголю и прочим, дурманящим сознание средствам. На мой субъективный взгляд, эти португальские сельхоз кадры, приехавшие в Англию без всяких препятствий, и даже без паспортов, выглядели в большей степени чужаками, чем нелегально пребывающие и работающие здесь украинцы. Формально, португальцы пребывали здесь на правах соседей-партнеров по евро-коммуне. Родились и сформировались они в стране с колониальной историей и традициями частного капитала, чего не скажешь о нас. Но нечего даже и сравнивать этих европейских дебилов с нашими совками, получившими дома стандартное школьное среднее образование. Наши кадры, конечно, не обременены глубокими религиозными чувствами и уважением к частной собственности, зато все они хорошо знакомы с таблицей умножения и имеют представление о географии. Но все, кому не лень, всячески дают нам понять, что мы здесь непрошенные, полулегальные пришельцы, которым делают огромное одолжение, предоставляя неквалифицированную работу. Это особенно нелепо, когда о нашей неполноценности нам напоминают такие европейцы, как неумытые португальцы и самовлюбленные прибалтийцы.
       Справедливости ради надо заметить, что ни у португальцев, ни у прибалтийцев, нет таких президентов, правительства и парламентов, каких вскормили и терпим мы у себя в Украине.
       После обеденного перерыва мы закончили с луком, но папа Кларк дал команду перейти всем на другой конвейер. Этот механизм был приспособлен для обработки моркови и репы. Ощутимым неудобством на этом конвейере было низкое расположение ленты, подающей продукцию. Это вынуждало нас работать в полусогнутом, совершенно неудобном положении. А когда старый самодур взобрался на бригадирское место у кнопки управления конвейером, и стал контролировать скорость и качество работы, то он и вовсе поставил нас в позу рабов. Рядом с нами, в такой же позе трудись двое парней из Новой Зеландии. При всём моём любопытстве я не мог в этих условиях поговорить с ними и узнать о мотивах их участия в этом деле. Восседающий над нами папа Кларк регулярно, возможно и беззлобно, но угрожающе орал на всех нас в целях поддержания должного темпа и качества работы. Все, кто работал здесь уже не первый день, не обращали на него внимания и относились к нему, как к старому маразматику, отдавшему всю свою жизнь этой ферме. Однако эту же работу можно было выполнять в совершенно иной, дружеской обстановке, без окриков и угроз, и тогда тупая, однообразная работёнка воспринималась бы не столь угнетающе.
       Когда объявили об окончании рабочего дня, было уже темно. Таким образом, продолжительность нашего рабочего дня можно было определить, как, от темна до темна. Впрочем, в тех краях в дневное время, кроме как работать в сельском хозяйстве, с короткими перерывами на обед и перекуры, больше и делать-то нечего.
       Свободный от работы, короткий зимний вечер мы проводили внутри и вокруг своего трейлера, занятые приготовлением ужина и бытовыми разборками на темы кому, где курить и кто когда должен мыть посуду. Ночью, небольшое жилое пространство трейлера сотрясалось от животного храпа, исключающего всякую возможность уснуть. Насколько это было возможно, я спасался при помощи своего радио. Временами не выдерживал и призывал соседа сменить позу и тембр. Но выходило так, что именно я доставал кого-то своими нападками, а не меня кто-то храпом. Всё, днем и ночью, так и накрикивало да нахрапывало мне о неизбежном и скором бегстве из этого окружения. Когда тебе взрослый мужик совершенно серьёзно и осознанно заявляет утром, что мои придирки к его храпу, это следствие моей расстроенной психики, что я первый, кто ему заявил о его храпе, и это всего лишь мои звуковые галлюцинации, то невольно задумаешься о том, как избавить его от своего беспокойного присутствия.
       На работе в ангаре, я заметил, что некоторые работники привлекаются на полевые работы, которыми заправляет сын Кларка. А сам Кларк, при постоянных перестановках кадров едва ли может с уверенностью запомнить, кто и где, в какой день работал, и на кого он орал. Предполагалось, что они имеют представление лишь об общем количестве работников. У меня зародился план, просто не выходить по утрам на работу, не раздражать окружающих, и себя не насиловать, а уходить на весь день, с глаз долой, на экскурсию в ближайшие населённые пункты.
       Среди недели я так и сделал. Оставаться на территории хоздвора, или торчать весь день в трейлере, я не мог. Поднявшись со всеми, вместо того чтобы полусогнуто стать в конвейерный строй, я тихонько покинул территорию хоздвора, растворился в утренних сумерках и тумане, и пошёл по знакомой мне дороге в ближайший городок.
       Оказавшись один, я почувствовал огромное облегчение. Такой возможности у меня не было уже несколько недель, и я в этом остро нуждался.
      Движения на этой дороге в раннее утро не было, и я с удовольствием шагал, думая о своём. На половине пути к городку стало светло, день обещал быть пасмурным. Когда я прибыл в населённый пункт, известный мне супермаркет уже работал, в остальном же, городишко стоял в сонном состоянии. Назревал вопрос, где и как здесь можно убить целый день? В качестве тыла рассматривался более крупный город Эксэтэр, куда можно было проехать автобусом. Пройдя вдоль центральной улицы, я обозначил для себя еще не открытые заведения, которые можно будет посетить, признал, что таких мест здесь крайне мало и легко представил себе жизнь в глухой английской провинции. Картина получалась мрачноватая. Чтобы как-то убить время до полного пробуждения городка, я вернулся к действующему супермаркету и сделал там мелкие съедобные покупки. Оттуда направился к знакомому мне Барклиз банк, где я мог задать свои вопросы, возможно, узнать что-то нужное и с пользой убить время. К банку я подошел к самому открытию.
       По-домашнему заспанные провинциальные клерки, тепло приняли раннего посетителя, с редким для этих мест акцентом. Я оказался у рабочего стола, за которым заседала, готовая выслушать меня женщина средних лет. Все работники банка были обеспечены чашкой кофе, и никто никуда не торопился. Обстановка располагала к спокойной беседе со странным клиентом. Имея массу времени, я подробно изложил ситуацию, возникшую с моей банковской карточкой. По сути, я понимал, что неполученный мною код для пользования карточкой, сейчас ожидает меня в прихожей лондонского дома среди прочей почтовой корреспонденции. Достаточно было позвонить хозяйке и попросить её сохранить письма, приходящие на моё имя, или подъехать туда самому. Но отсутствие денег на поездку в Лондон, да и пустой баланс самого счёта не стоили этих действий. Поэтому я решил просто побеседовать об этой ситуации со служащей банка. Поведав ей о своём срочном, вынужденном переезде из Лондона в эти места и неполученном персональном коде, я озадачил её вопросом о возможных путях разрешения этой проблемы. Она, получив от меня банковские данные, заглянула в компьютер и подтвердила, что код для пользования карточкой уже отправлен по указанному мною адресу. Советовала пока не заказывать новый код, а просто забрать почту со старого адреса, тем более, если я ещё не уверен в своем новом адресе.
      В нашем разговоре, я ни словом не упомянул, где я здесь остановился, но она достаточно уверенно предположила, что я с фермы Кларка и сына, и советовала не торопиться с указанием места сезонной работы, как своего нового адреса. Я согласился с ней, на этом наша беседа закончилась.
       К этому времени центральная улица начала оживать. У входа в церковь выставили расписание богоугодных мероприятий на сегодняшний день. Бегло ознакомившись с ним, я отметил, что именно сейчас - время утреннего чаепития для членов местной коммуны и гостей.
       Утренний туман рассеялся, начал накрапывать дождик. Я признал себя гостем, толкнул тяжёлую, старую дверь и вошел в здание церкви. Здесь, как и в банке, пахло кофе. Пройдя на запах, я оказался в просторном холле, где за столами заседали несколько человек. Среди них я легко отметил постоянных прихожан-активистов и гостей, среди последних, пару человек были профессиональными бродягами. Мне дружелюбно предложили присесть за стол. Спросили, чего я хочу и, выслушав мое пожелание, сразу определили во мне новенького, издалека. Ферму Кларка и сына здесь все знали, похоже, что иностранцы сюда заезжали только на эту ферму. Я заметил, что, признав во мне работника фермы, я автоматически получал определенный статус транзитного визитера.
       В функции прихожан-активистов, обслуживавших чаепитие, входили и душеспасительные беседы с гостями. Моё существенное географическое и идеологическое отличие внесло в беседу некоторые отклонения. Разговор о Боге не получил развития, но я вполне уважил присутствующих, поделившись с ними своими впечатлениями о Лондоне и местной провинции. Некоторые из них оказались закоренелыми местными патриотами и воинствующими нелюбителями Лондона. Подпаивая, меня чаем с печеньем, они неловко рисовали мне пороки столичного города-монстра и охотно корректировали погрешности моего английского. В сущности, это были милые и гостеприимные люди, искренне радующиеся появлению нового гостя, проявляющего интерес к их языку, стране и чаю. Но задерживаться в их окружении, означало обрести себя на однообразие и скуку. Выслушав друг друга, я распрощался с ними, сославшись на какие-то дела.
       Пройдя сквозь магазинчики центральной улицы, я задержался в почтовом отделении, где, купив конверт с маркой, написал короткое дождливое письмо. Отправил его в Одессу, подобно записке закупоренной в бутылку и брошенной в океан.
       На этом все мои дела в этом городишке иссякли. В поисках чего-либо интересного, я удалился от центра и набрел на новостройки жилых домов. Это были современные, однотипные дома и небольшие жилые комплексы, типа кондоминиум. Внешне это жилье выглядело привлекательно, но в условиях окружающей провинциальной тоски, не вызывало у меня любопытства даже о ценах. Как я не старался представить себе более жизнерадостную картину местной жизни в летних условиях, всё равно виделись однообразие и неизбежное занудно-вежливое внимание к чужаку.
       Немного позже, я умудрился встретить на улице одну из церковных активисток, которая поприветствовала меня, как своего приятеля. А несколько минут позднее, на автобусной остановке - женщину с дочкой, с которыми, также познакомился в церкви. Я спросил её об автобусе до Эксэтэра. Оказалось, что следующий будет не очень-то скоро. Она поинтересовалась, как мне нравится этот городишко, и, не дослушав мои грустные отзывы, довольно резко отрицательно отозвалась о Лондоне, как о городе бесчеловечно дорогом и холодном.
       В Эксэтэр я решил не ехать, а направился из города в сторону фермы, рассчитывая побродить по окрестностям до окончания рабочего дня и наступления сумерек. На своём пути я заглянул в магазин, специализировавшийся на туристической и рабочей одежде, экипировке. Там я нашёл много удобных и нужных вещей, по приемлемым ценам. В широком ассортименте предлагались добротные дождевики от фирм Регатта и Питер Шторм, которые удобны в этой местности большую часть года. Спальные мешки Регатта, какими нас уже снабдил хозяин, оценив их по 25 фунтов, здесь предлагались по 17. Покупая себе рабочие перчатки, я заговорил с парнем, скучавшим за кассой. Услышал от него, что старого Кларка здесь все знают. Заметно было, что парень уклонялся от разговоров с незнакомцем о самодурстве местного фермера-землевладельца.
      Из сегодняшней экскурсии, я отметил, что старый Кларк в этой местности - личность хорошо всем известная и обсуждению не подлежит, из боязни или уважения.
       Где-то в миле от хозяйства Кларка, я нашёл у дороги старую часовню из тёмно серого камня. Вокруг неё - небольшое местное кладбище с каменными крестами и надгробными плитами. Там я провёл добрый час, рассматривая захоронения, отмеченные датами от пятнадцатого века до современных. Последних было немного. Высеченные на плитах надписи, представляли собой интерес, как образчики имён и языка прошлых веков. Это небольшое, совершенно безлюдное кладбище-музей с закрытой часовней очень гармонировало с местностью, покрикивающим в тишине вороньем и ранними вечерними сумерками.
       На хоздвор я вернулся, когда рабочий день уже закончился. Мои соседи устало возились на кухне, и я также незаметно растворился в бытовой суете, как и утром в тумане.
       Работа и условия проживания в этом хозяйстве едва ли кому-то нравились. Мои земляки, заметив мою склонность к отъезду, заговорили о возможных путях отступления, рассматривая меня как своего человека, готового легко сняться и выехать на разведку.
      У Аркадия возник телефон некой Татьяны, с которой он был едва знаком, но знал, что она стабильно работает в каком-то городке неподалёку от Лондона. Из разговора с ней, он выяснил, что она работает в какой-то банановой компании в городе Лютон, и что там, якобы, постоянно принимают людей на работу. Гарантий она никаких не давала, но предлагала подъехать и обратиться в агентства, сотрудничающие с этой компанией. Звучало все это довольно туманно.
       Заметив мои настроения, земляки, стали поощрять мой интерес к новым местам и обещали присоединиться ко мне, если я порадую их оттуда хорошими новостями.
       Остаток рабочей недели прошёл в том же ангаре и трейлере. У конвейера на нас по-прежнему покрикивали, на всякий случай. А в трейлере, для поддержания приемлемой температуры, мы вынуждены были скармливать свои последние фунтовые монетки в коробку-счётчик, обеспечивающий наш контакт с электроэнергией. Для себя я окончательно решил не начинать здесь новой рабочей недели.
       В субботу рабочий день был сокращённый, и ко второму часу дня нас распустили до понедельника. Была объявлена коллективная поездка в супермаркет, что рассматривалось всеми работниками как некий праздник.
       Микроавтобус заполнился до предела. За рулём уселся португальский бригадир, который, по слухам, работает на этой ферме уже пятнадцать лет подряд. По тому, как ловко он выруливал по узкой извилистой дороге, было очевидно его знание и местности, и доверенного ему хозяйского транспорта. На одном из мест впереди нас расположилась интернациональная пара из черно-грязного португальца и молодой бесцветной литовки. Им или недостаточно было свободного от работы времени, или они хотели продемонстрировать нам свое европейское слияние, но всю дорогу они тискали и облизывали друг друга. Особенно усердствовала вылинявшая сучка. На мой совковый взгляд, их сельскохозяйственный евро роман выглядел отталкивающе антисанитарно, и, судя по брезгливым замечаниям других пассажиров, так показалось не только мне.
       На обратном пути, под влиянием пива, родился коллективный порыв выехать на люди, себя показать и кого-то увидеть. На хоздвор приехали с готовым решением и объявили время отбытия.
       На это мероприятие, наши люди приодели выходную одёжку и заняли места в том же микроавтобусе. Желающих посетить паб, и вообще, побывать где-то за пределами фермы, оказалось немало. Мы с трудом упаковались в автобус и отправились к ближайшему населенному пункту.
       Это был совсем маленький, но по всем признакам, очень старый поселок Кеtisbear, в котором из публичных мест были лишь почта с крохотным универсальным магазинчиком и старый уютный паб. К этому пабу мы и подрулили.
       Подобные питейные заведения, в конце недели, вероятно, активно посещаемы по всей стране, будь то в Лондоне или в таком глухом местечке, куда заехали мы. Наша, уже подвыпившая, португальско-украинская компания более десяти человек, могла бы привлечь к себе внимание появлением даже в каком-нибудь лондонском пабе. Здесь же, где все знают друг друга и собираются в пабе по субботним вечерам, как одной семьей, все просто умолкли, наблюдая за нашим шествием к стойке бара. Мы почувствовали себя инородным явлением. Наши люди, да и португальцы, не очень-то обращали внимание на реакцию присутствующих. Они оценивающе оглядели паб, в котором не оказалось ни одного свободного стола, сравнили цены на пиво, по-хозяйски, на своих языках обсудили ситуацию, и, не скрывая своих негативных впечатлений об этом месте, направились к выходу. Выходя, я мог наблюдать, с каким любопытством и облегчением местная публика рассматривала и провожала нас. Наверняка, для них это было событие и тема на весь вечер. Я пытался представить себе картину потребления нами пива в этом месте. Как наш нетрезвый отдых соседствовал бы с их местечковой, провинциальной посиделкой. Получалась очень неловкая, граничащая с пьяным конфликтом ситуация, хотя и весьма любопытная в смысле наблюдений. Обстановка в этом древнем сельском пабе, в субботний вечер, была по-своему уникальна, в городе такого не встретишь. Здесь на всем лежал отпечаток местных традиций, ощущался специфический взгляд на мир, и нескрываемая настороженность ко всему чужому и непонятному.
       Втискиваясь обратно в микроавтобус, меня так и подмывало на эксперимент. Тянуло вернуться туда, взять пинту пива и упрямо усесться среди этих людей. Говорили люди в этих краях не так, как в Лондоне, и на многие ценности смотрели иначе, но я был уверен, что нашел бы какие-то точки соприкосновения и общий язык. А тем временем, наш микроавтобус лихо нёсся к райцентру - Cullompton, где я недавно провёл целый рабочий день и неплохо уже знал это место.
       В субботний вечер, благодаря уличным огням и молодёжному движению, этот городок выглядел более живым и не так уныло провинциальным. Мы прошлись по питейным заведениям и остановились на одном из них, где было несколько просторных помещений. Пивная, бильярдная, дискотека..., но пиво - везде. Договорившись о времени встречи у микроавтобуса, мы разбрелись мелкими компаниями. Получив пинту пива и оглядевшись вокруг, я отметил, что это, вероятно, самое популярное питейное заведение в городе. Публика заметно отличалась от той, что я наблюдал в лондонских пабах. Обстановка чем-то напоминала колхозный клуб перед началом танцев.
      Посидев какое-то время за столом с нашими тернопольскими барышнями, я перешёл в соседнюю комнату, где размещались бильярдные столы. Там я нашёл наших фермерских парней, потреблявших пиво, бильярд, и большой телеэкран на стене, с качественным изображением спортивных новостей. Там я и остался. Часок спустя, вокруг бильярдного стола стали возникать шумные очаги нетрезвых коллизий, в которых различались сразу несколько языков: английский, португальский, русский и литовский. Я не вникал в суть спора. Аргументы нетрезвых участников звучали отталкивающе шумно и бестолково. Но скоро, дисквалифицированный из бильярдных соревнований, пьяный Аркадий приблизился к сидящим перед телеэкраном, и стал выплескивать свой гнев и претензии перед посетителями, которые были совершенно не причастны к спору. Не найдя среди них должного внимания и поддержки, он, для начала, капризно плеснул остатки своего пива на объект нашего внимания - экран. Это вызвало лишь ленивое веселье среди наблюдавших за футбольным обозрением, что ещё более озлобило Аркадия. Он вёл себя подобно избалованному, истеричному ребенку. Хотелось обратиться к его соперникам по бильярду, попросить их уступить и дать поиграть Аркашке на бильярде. Но там, похоже, он всех уже достал, и его окончательно изгнали из участия в соревнованиях. Тогда он, упрямо требуя к себе внимания, швырнул свой пустой бокал в телеэкран. Все, рядом сидящие, дернулись, прикрываясь от осколков, и возмущенно-испугано загудели в адрес психа. Аркадий почувствовал, что перегнул палку, с облегчением отметил прочность телеэкрана и удалился за очередной порцией пива. В этой комнате его уже никто не хотел видеть. Человек упорно искал приключения на свою пьяную голову.
      Какое-то время спустя, к нам забегали представители нашей компании и призывали нас перейти в другой зал, где начались скачки под музыку. Сегодня в клубе танцы!.. Мне не хотелось никуда уходить. Ленивый разговор со случайными зрителями футбольного обозрения и пиво, вполне соответствовали моему настроению. Но скоро наши барышни снова вернулись, уже в сопровождении португальского бригадира. Тот приказным тоном озадаченного предводителя, выразил свою обеспокоенность Аркашкиным поведением. Наши девицы стояли рядом с ним, и нетрезво хихикая, комментировали хулиганские проделки разгулявшегося земляка. Бригадир серьёзно призывал меня мобилизовать наших парней и утихомирить соотечественника, во избежание назревающих неприятностей. Я наблюдал эту коллективную тему и лениво думал себе: - Заехал в глушь острова, а мне и здесь предлагают участвовать в глупых коллективных воспитательных мероприятиях, взывают к чувству пролетарского товарищества...
       - Какого хрена вы от меня хотите? - по-свойски спросил я девиц.
       - Это бригадир тебя захотел. Его никто не понимает, а он беспокоится, что если полиция появится, то от нашей сегодняшней компании уже мало кто выйдет в понедельник на работу.
       - Нашёл о чем волноваться. Я и так не собираюсь на работу. А Аркадий взрослый человек, сам о себе позаботится, да и вокруг него те, кто с ним пьёт, пусть они и присматривают за ним. Все смотрели фильм про Штирлица, понимают, на каком положении здесь находятся, и каждый знает, чего хочет, чего и сколько пить и как быть...
       Бригадир нетерпеливо наблюдал за нашим разговором и поторапливал меня. Я понял, что о шпионе Штирлице этот португалец ничегошеньки не знает, в покое меня не оставит, а если случится, что кого-то подберут здесь и завтра же депортируют, то теперь уж, виновен, в этом буду я...
       Дискотека гремела в полуосвещенном, заполненном зале. Первые секунды я вообще не мог никого различить в скачущей массе. Но Аркашку я вскоре разглядел. Он пританцовывал, размахивая свитером, демонстрируя свой обнаженный торс. Вокруг него образовался небольшой круг поклонников. Некоторые поощрительно аплодировали ему, другие сторонились от нарушителя норм поведения. Мне понравился в доску пьяный Аркашка-хулиган, похеривший порядки местного клуба, выставив на обозрение свое, конкретно сформировавшееся пивное брюшко. Я в упор не видел в его поведении каких-то признаков нарушения правопорядка. Ну, разве что, некоторое неуважение к местной этике, если о таковой вообще можно говорить в условиях пьяного сельского клуба. Во всяком случае, мне вовсе не хотелось препятствовать его безоглядному веселью.
      Но появились штатные вышибалы и вывели распоясавшегося пролетария во двор, где погода охладила Аркадия и быстро загнала обратно в тёплый свитер. Бригадир остался доволен такими последствиями необузданного поведения безумных русских, и заметно насупился в адрес моего бездействия. Мне же, португальское мнение и весь его заслуженный пятнадцатилетний сельхоз стаж, были совершенно безразличны. В общении с ним я упорно не мог запомнить его цыганское имя, поэтому, вполне уважительно называл его Васко да Гама.
      (правильное произношение Вашку да Гама, португальский: Vasco da Gama; 1460 или 1469 - 1524. Португальский мореплаватель, известен как первый европеец, совершивший морское путешествие в Индию.)
       Присутствующие при этом его соотечественники, недоумевали, что это за кличка такая, но бригадир что-то знал о португальском мореплавателе, объяснил им, и меня спросил; откуда я знаю о таковом?
       Через другой вход нам удалось провести Аркадия обратно в клуб, и мы снова растворились в питейном зале, где было полно народу и никого трезвого. Наши девахи все более привлекали внимание местных кавалеров, которые залипали у нашего стола и пьяно-горячо пытались выразить свои симпатии на местном языке. Португальский бригадир, вынужденно трезвый, как водитель транспорта, все более мрачнел, ревниво поглядывая на ухажеров-соперников и часы. Когда мне приходилось переводить нашей пышнотелой землячке английские комплименты, его ревнивое недовольство распространялось и на меня.
       - Где ваши люди? - недовольно перебивал он меня, когда Людмила ожидала моего перевода очередного английского комплимента.
       - Почему ты меня спрашиваешь? - отвечал я бригадиру вопросом.
       - Ну, Сережка!.. Ну, его в жопу, этого быка португальского... Давай, что этот говорит? - призывала меня Людмила, любезно улыбаясь бригадиру-предводителю.
       Один из молодых британских ухажёров потешно-серьёзно демонстрировал свою подкаченную фигуру и призывал к себе внимание девушек и всех присутствующих за нашим столом. Его сельские посулы-любезности нашим девкам я переводил по его просьбе, но делал это несерьёзно, вносил свои комичные коррективы. Вместо ожидаемой взаимности, он наблюдал, как в ответ на мои переводы, все русскоязычные дружно хохотали. Ухажёр-атлет, врубившись, что я обращаю его нежные чувства в пьяную хохму, молча, поставил у меня перед носом свою руку, локтем на стол, вызывая меня на дуэль-состязание! Не успел я понять, чего этот от меня хочет, как пьяно-спортивную затею дружно поддержали все вокруг. Мне ничего не оставалось, как уважить парня и расстаться с бокалом. Парня переполняли нежные невостребованные чувства и нетрезвая спортивная энергия. Все это он сконцентрировал в своей руке. Мы сцепились с ним и надолго застряли в стартовом, судорожно напряжённом положении. Вскоре, демонстрация своих мышц стала для него утомительна, и он начал отрывать локоть от стола, пытаясь покончить со мной не джентльменским ухищрением. Но вокруг нашего состязание собралось немало наблюдателей из разных стран, и все дружно-осудительно загудели, указывая на его локоть. Британские парни из его компании стали по-футбольному шумно поддерживать односельчанина. В ответ, совково-португальская группа поддержки загудела, призывая меня не уступать сельскому качку. Один из моих земляков нецензурно выражал своё сожаление, что не он на моём месте, а то бы он в один миг порвал этого британского колхозника.
       Мне было забавно наблюдать тупо-серьёзное упорство моего сопящего соперника, слышать над собой матерно-приказной окрик пьяного земляка, требующего немедленной победы коммунизма, и дружеские скандирования двух групп поддержки. Состязание свелось к вопросу выносливости. Мой соперник всё чаще стал отрывать свой локоть от стола и задницу от скамьи, пытаясь, вопреки правилам, возвыситься над моей рукой и мною. Но наблюдатели осуждающими жестами и замечаниями осаждали его на место. Я начал медленно склонять его упрямую, коварную руку. Мои болельщики завопили, и пообещали мне порцию пива. Британские наблюдатели попытались взбодрить своего товарища оскорбительными ругательствами в его адрес. Рука соперника медленно, но стабильно клонилась, вернуть её в исходное положение у него уже не оставалось сил. Наконец, наше состязание легло его рукой на залитый пивом стол. Британская группа поддержки выплеснула на побеждённого своё недовольство и разочарование. Они дружно покинула место события, обозвав его fuck'n wanker.* *долбанный мудак. Парень, словно отрезвев, понял глупость затеянного им, и ушёл за пивом. В нашей компании остался лишь один его приятель. Португальский бригадир, перехватив инициативу, злорадно комментировал ему на своём уродливом английском позорное поражение британского горе-кавалера. По этому поводу, он послал кого-то из подчинённых португальцев за пивом для всех, и стал торопливо проявлять бригадирские абсолютные права на украинскую Людмилу с многообещающими сиськами. Та, понимая свою временную производственную зависимость от португальского начальника, утешала его своим фальшивым вниманием. Коллеги по конвейеру, шутя, призывали её быть полюбезней со старшим, а если надо, то лечь под танк и обеспечить для всех их более благоприятные условия труда.
       Наметившиеся тёплые отношения с украинской подчинённой и позднее ночное время, подтолкнули нашего вожака принять решение об отбытии на сельхоз базу. Сборы всех заняли ещё добрый час. Аркадий совсем отбился от рук, и его пришлось затаскивать в автобус насильно. Всю дорогу он капризно жаловался на кого-то и порывался выпрыгнуть из микроавтобуса.
       По прибытию на место расположения, все были далеки от сна. Бригадир галантно приказал Людмиле пройти с ним в его трейлер... на чай. Та, прося о помощи, уговаривала Оксану не оставлять её одну. Аркадий продолжал требовать бильярдный стол и дискотеку, посылал всех своих воспитателей и рвался куда-то во тьму полей. Мой земляк, сдружившись с ним за эту неделю, заботливо уговаривал его лечь поспать, и назидательно упрекал нас в нашей бездеятельности и равнодушии по отношению к обезумевшему соотечественнику. Я выдал диагноз, что чем больше мы будем уделять ему внимания, тем более он будет выпендриваться и капризничать. Я не считал нужным удерживать взрослого человека; хочется ему, пусть себе идёт на все четыре стороны! Мой земляк упрекнул меня в эгоизме, и ушёл наблюдать за душевнобольным.
       Оксанка позвала нас в гости, на чай к бригадиру. Это означало, что её там серьёзно захотели.
       Трейлер португальского предводителя был обставлен с претензией на роскошь. Возникло ощущение, что я в гостях у председателя колхоза. Во всяком случае, было очевидно, что здесь проживало не 4 - 5 человек, а возможно, лишь он один. Кроме бригадира и Людмилы, там с бутылкой пива посиживал ещё один португальский работник, явно положивший свой мутный глаз на худенькую украинскую Оксанку. Производственная ситуация была ясна.
       - Ребята не оставляйте нас здесь! - увещевала Людмила.
       - Во-первых, Оксана обещала нам чай, а во-вторых, вас здесь никто не держит... - комментировал я.
      Оксана засуетилась с чаем для гостей, а хозяин трейлера снова помрачнел от нашего появления и непонятного ему языка.
      Говорить с сексуально озабоченными португальскими быками мне было не о чем. Да и само наше присутствие здесь никак не приветствовалось. Чаепитие прошло в обстановке неискренности, пластмассового электрического самовара и международной сексуальной напряженности, разрядить которую мы могли только уходом с португальской территории. Так мы и сделали. Девушки, сославшись на позднее время, присоединились к нам. Бригадир, молча, проводил липким взглядом уходящие из его трейлера, тяжело колыхающиеся Люськины сиськи. А она благодарила нас за спасение её от сверхурочных работ. Я почувствовал, как искренне не взлюбил меня аграрный Васко Да Гама.
       На своё спальное место я вернулся с чувством вины за эгоизм по отношению к очумевшему Аркадию, и за вмешательство в личную жизнь португальского ветерана сельхоз труда. За одну ночь я нажил себе больше недругов, чем заработал денег за неделю. Подведя итоги, я провалился в сон и переспал с мыслью о необходимой смене работы, места жительства и окружения.
       Единственный выходной день мы заполнили походом в ближайшую деревню, в пабе которой для нас вчера не нашлось места. Деревня стояла по-воскресному сонная и безлюдная. Если бы не живые цветы под окнами домов и свет от телевизионных экранов в комнатах, то можно было подумать, что здесь уже никто не живет, кроме невидимых духов. Меня посетила экспериментальная мысль выставить где-нибудь на почте своё объявление о желании арендовать здесь комнату. Но отсутствие своего телефона и нежелание работать у Кларка и сына, которым, наверняка, не понравится работник, с которого не вычитается за газ, электричество и жилье в сыром переполненном трейлере, заставили меня отказаться от этой затеи. Я окончательно заявил, что завтра к работе не приступаю, а попрошу расчёт и съеду с фермы этого феодала.
       Коллективное мнение сводилось к тому, что мне следует поехать в некий город Лютон и там связаться с Татьяной, телефон которой прилагался. В перспективе предполагался приезд и остальных земляков-сотрудников, если на новом месте окажется работа и жильё. Этими вопросами я и должен был заняться там, а о результатах докладывать товарищам по ферме.
       Такое мудрое распределение ролей меня не удивило. Мой земляк-попутчик, неожиданно для меня, изъявил желание присоединиться и составить мне компанию. Я не возражал, и даже обрадовался его солидарности.
       Понедельник был днем выплаты зарплат за прошедшую рабочую неделю и наиболее неприятным для меня моментом был предстоящий разговор с хозяином о получении расчёта и паспорта. Мне было непонятно, какого хрена он держал у себя наши паспорта, сделал бы копии, если нужны данные, и вернул.
       Утро понедельника особенно тёмное и промозглое. Обычная, не рабочая, одежда и планы на отъезд несколько согревали мою неприкаянную душу, когда я стоял со всеми перед закрытым ангаром в ожидании хозяина. Товарищи по классу продолжали инструктировать меня относительно предстоящих поисковых действий и способов связи с ними.
      Как всегда, деловой и чем-то недовольный хозяин подъехал на своей каре-подъемнике и бросил связку ключей португальскому бригадиру. Всё происходило, как и каждое утро, только мы не направились со всеми к конвейеру, а стали поджидать, когда старый Кларк зайдёт в свою контору.
       Как только он туда вернулся со своим сыном, я направился к ним. Мой попутчик, вдруг закурил, и, сославшись на это, пожелал подождать меня снаружи, пока я переговорю о наших паспортах и зарплатах. Я нашёл такое предложение очень мудрым, но не обещал, хлопотать о выдаче мне чьих-то документов и денег. И вообще, я чувствовал, что при всем хозяйском пренебрежении к временным работникам, моё заявление об уходе хозяину не понравится. Разговор, казалось бы, о пустяке, предстоял неприятный. За неделю работы здесь, я не заметил, чтобы он с кем-либо разговаривал, как с человеком. Казалось, что он может только орать, выражая своё недовольство, и раздавая команды.
       Это был хромой, но яркий и закоренелый образчик британских колониальных традиций, в которых иностранный работник - всего лишь дешёвая, временная рабсила. В своей хозяйственной политике он был несгибаем, подобно его костылю.
       Направляясь в хозяйскую контору, я подумал, что в своей предыдущей жизни я, вероятно, был каким-нибудь мелким профсоюзным активистом, служившим интересам заводских пролетариев. И теперь я постоянно попадаю в какие-то идиотские трудовые конфликты, в которых мне предлагается применять свой языковой и правовой опыт прошлой жизни.
      Моё внутреннее неприятие всякого рода споров и посильное стремление к гармонии в отношениях с окружающими, постоянно сталкиваются с реальными ситуациями, в которых я же и оказываюсь виновником недоразумений и коллизий. Не успеешь объяснить какому-нибудь тугодуму, что сказанное тобой - всего лишь шутка, как тебя уже принимают за отъявленную злокачественную язву. (My propriety leads me to notoriety...)* *моя же правильность приводит меня к дурной славе. Sting.
       Вызревал вывод о том, что надо держаться подальше от тех, кто не переваривает мои шутки. Просто уходить, как из противной мне среды, а не стелиться в вежливых объяснениях и раздавать себя и свой опыт (прошлой жизни).
       Войдя в контору, мы вызвали немой вопрос Кларка.
       - У нас скоро истекают визы, поэтому мы решили не начинать новую рабочую неделю и хотели бы получить свои паспорта и зарплату, - с порога доложил я о причинах и целях визита.
       - Как ваши фамилии? - проворчал Кларк.
      Мы назвались. Он, молча, отметил себе в шпаргалке.
       - Подождите, - указал он на дверь. Мы вышли из конторы и стали ожидать, когда нас пригласят. Если бы не паспорта, которые он попросил предоставить ему при поступлении на работу, то можно было бы просто дождаться выдачи зарплаты и после этого, молча, покинуть хозяйство, избавив себя от унизительных объяснений.
      Кто-то из работников, выходя из конторы, просил нас зайти к боссу. Мы вернулись к нему. По его выражению лица я сразу понял, что он уже чем-то недоволен и ему не терпится прокричать об этом. Перед ним на столе лежали наши паспорта.
       - Что ты мне, мать твою, несёшь про истекающую визу!? - выплеснул он в мой адрес и открыл паспорт на странице с визой.
       Я знал, что там указана дата выдачи визы 9 декабря 1999 года и дата ее истечения 9 июня 2000. Я и сам-то очень надеялся на этот шестимесячный срок легального пребывания. Но на следующей странице был еще один штамп, проставленный миграционной службой при въезде на остров, в котором срок моего пребывания ограничивался до 7 февраля 2000 г.
      Я мог бы вежливо указать ему на другую страницу, но мне хотелось разговаривать с ним в его же духе.
       - Смотри следующую страницу, твою мать! - ответил я.
      Кларк на какой-то миг опешил, затем просмотрел паспорта и брезгливо отодвинул их от себя, давая понять, что мы можем забирать эту фигню. Затем он вытащил из ящика стола заготовленные конверты и быстро, как при задержании нарушителей зачитал нам условия расчета.
       - Заработано по 200 фунтов, удержано за спальный мешок 25, за проживание 25, за газ по 10... - выговаривал он нам эти статьи удержаний, как приговор, не подлежащий обжалованию, в виду нашей особой дерзости и общественной опасности.
      Окончив, он выложил на стол два конверта с нашими зарплатами, дав понять, что нам не следует задерживаться на его территории. Мы, молча, забрали конверты и поторопились уйти.
       На территории хоздвора стоял чей-то приезжий легковой фургон, я предположил, что кто-то, загрузившись продукцией, сейчас поедет в город. Я без труда нашёл водителя этого фургона, им оказался молодой парень, который ответил мне, что уже готов к отъезду и может двоих подвезти. Наши сумки были уже собраны, подбирая их в трейлере, мы заглянули в полученные от Кларка конверты и нашли там по 120 фунтов с мелочью. Меньше, чем мы заплатили за эту работу, но лучше чем ничего. Я ни о чем не жалел и поспешил к отъезжающему фургону. Водитель определил по нашим сумкам, что мы покидаем ферму и сам начал разговор с нами.
       - Уезжаете?
       - Да, с радостью, - ответил я.
       - Долго проработали?
       - Ровно одну неделю.
       - Не понравилось? - улыбаясь и зная ответ, спросил водитель.
       - Нет, не понравилось.
       - Тяжёлая, нудная работа... Я знаю, здесь работники долго не задерживаются, - понимающе комментировал местный парень, выезжая с территории фермерского двора.
       - Не только работа. Условия проживания здесь зимой паршивые. В трейлерах холодно и сыро, по несколько человек, да ещё и хозяин удерживает за газ и электричество, кроме платы за проживание.
       - Да уж, условия дерьмовые! - согласился водитель.
       - После удержания из зарплаты за проживание, газ, электричество, выходит, что работаешь здесь менее чем за три фунта в час, - калькулировал я.
       - Shit!* *Дерьмо. Вы правильно решили съехать отсюда. Куда сейчас направляетесь?
       - Нам бы к автобусной остановке. Откуда можно доехать до Эксэтера.
       - Тогда, нам по пути.
      Занимался чудный солнечный день, веселящий душу явными признаками весны.
       На остановке нам не пришлось долго ждать, скоро нас подобрал, полупустой автобус и мы поехали далее. На пути к Эксэтеру нас сопровождала чудная погода и живописные виды залитых солнцем зеленых холмов.
      
      4
      - А Эндрю Вебера вы случаем не знаете?
      
       Прибыв на автовокзал города Эксэтер, я поинтересовался о ближайшем рейсе до Лондона, и нам предложили билеты на автобус, который отправляется не ранее, чем через два часа. Это время мы скоротали в просторном вокзальном кафе, где позавтракали и выпили немало кофе. По согласованию с земляком, я вернул ему половину суммы, потраченной на меня за услуги по кратковременному трудоустройству. Остальное - обещал вернуть при первой возможности.
       Связь с фермой мы договорились поддерживать через единственный мобильный телефон Аркадия. Для этого надо было сделать ему звонок с телефона-автомата, чтобы у него определился номер, и ожидать его ответного звонка на этот же телефон. Предполагая, что он сейчас стоит у конвейера и не посмеет отреагировать, да и, не имея пока новостей, мы не стали беспокоить его. По нашим расчётам времени, мы едва ли поспевали прибыть сегодня в Лютон в рабочее время, как нам хотелось бы, а приезжать туда на ночь не имело смысла. Телефон Татьяны упорно не отвечал, вероятно, также - работа не позволяла отвечать на звонки. Услышать её мы так и не смогли. На телефонные номера, которые позже обнаруживались, как звонившие ей, она тоже не могла дозвониться, так как нас там уже не было. Ещё одна дурацкая ситуация, причина которой - отсутствие своего телефона.
       Переезд от Эксэтера до Лондона занял часа четыре-пять и прибыли мы на вокзал Виктория уже вечером. Там мы нашли остановки пригородных маршрутов, с одной из них по расписанию регулярно отходили автобусы в Лютон. Но мы не стали туда ехать, ибо связаться с Татьяной так и не удавалось, и мы не имели представления, где и как коротать время в том незнакомом городе до утра.
       Связавшись с Аркадием, мы доложили ему о ситуации и просили его названивать пропавшей Татьяне, а сами задумались о том, где провести время до утреннего автобуса.
       Домашний телефон Виктора долго не отвечал, а когда, наконец, отозвалась его жена, то на мой неловкий вопрос о вынужденном ночлеге, она рекомендовала обращаться к Виктору. Интонации её ответа легко улавливались. Я изложил земляку свои предположения, о нашей неуместности там и моём нежелании обременять кого-то. Он задал мне вопрос относительно наступающей ночи, на что я не имел чёткого ответа, обещающего комфортный ночлег. На тот момент я никого больше не знал в Лондоне, куда можно было заявиться с попутчиком и остановиться на ночь. О существовании разного типа отелей-ночлежек по 10-15 фунтов за ночь, которых полно в Лондоне, я также пока не ведал. До первого утреннего автобуса, отходящего в Лютон, у нас было часов десять. Убить это время в Лондоне дело несложное, но завтра нам предстояло бегать по незнакомому городу в поисках жилья и работы, и перед этим марафоном хотелось бы ночью поспать. Погода в Лондоне была менее весенней, и к ночным гуляниям по улицам не располагала, поэтому время мы убивали в пабах и кафе.
       Случайно оказавшись в пустом ресторане Мак Дональдс, мы хорошо задержались там благодаря приветливому чёрному парню. Этот приятель работал там, в качестве дружинника, присматривающего за порядком в зале. Ресторан работал ночью, и этим объяснялась потребность в его услугах. Так как в это время там было тихо и пусто, скучающий охранник легко распознал в нас посетителей, убивающих время, и по-свойски присоединился к нашей компании. Он оказался очень разговорчивым и от души довольным, получив в рабочее время возможность, поговорить с двумя русскими. Вскоре, мы неплохо знали друг друга.
       Товарищ был коренным лондонцем, но неуютно чувствовал себя в современных товарно-денежных отношениях, проявлял живой интерес к социализму, и я, как мог, удовлетворял его искреннее любопытство. Он по-приятельски жаловался нам, что все родственники признали его неисправимо ленивым и безынициативным типом. Но сам он не считал себя таковым. Пояснял нам, что докатился до такой работёнки, потому, что у него не лежит душа к жёстким, бесчеловечным отношениям, в которых неизбежно оказываешься, если пытаешься больше зарабатывать и потреблять. Так, он решил не насиловать себя и отойти в сторонку. Этой ночью он, увлеченный беседой с нами, пил кофе, рассказывал о себе и расспрашивал, о жизни и людях в странах несбывшегося коммунизма. Мы хорошо сидели, пока в ресторан не вошли двое полицейских; мужчина и женщина, которые привезли из участка бумаги, с которыми предложили нашему приятелю ознакомиться и подписать. Ему пришлось оставить нас и присесть с полицейскими за другой стол. Насколько я понял, в этот вечер в ресторане имело место обычное мелкое правонарушение и задержание по вызову работника ресторана. Теперь они хотели, чтобы он выполнил некоторые формальности, как свидетель и участник происшедшего.
       Ещё до прихода полицейских, за соседним столиком уже минут пятнадцать, как посиживал со своим кофе джентльмен постарше нас. Я обратил внимание, как, усаживаясь за ближайший к нам стол, он вполне по-приятельски приветствовал нашего собеседника. Было очевидно, что он здесь - постоянный посетитель. Наш приятель ответил ему, но остался с нами. Сидевший радом джентльмен, при желании мог вполне слышать нашу беседу. Как только мы остались одни за столом и снова заговорили между собой по-русски, наш сосед обратился к нам.
       - Простите, на каком языке вы сейчас говорите? Не русский ли это?
       - Да, верно. Как вы определили, - отозвался я.
       - Имею далёкие родственные связи и некоторый опыт. Могу ли я присоединиться к вам?
       - Пожалуйста.
      Время у нас было достаточно, и нам помогали его убивать.
       - К сожалению, я не говорю по-русски, но испытываю живой интерес... Меня звать Джеральд, - представился он. Мы познакомились. Его английский показался мне не местным, во всяком случае, понимать его быструю и не слишком внятную речь мне было непросто.
       - Так какой у вас интерес к русским? - начал я.
       - Насколько мне известно, о моих предках, среди них были Стефан, Пётр, Григорий, Александр, Леонид и Николай Миладоровичи. В девятнадцатом веке Александр Миладорович был губернатором Малой России. Слышали что-нибудь об этом?
       - Я ни с кем из них не знаком. Зато, сами мы родом оттуда, мы граждане Украины. Слышали о Новороссии?
       - Да, слышал что-то. У Михаила Миладоровича была жена Ольга Трубецкая, дочь принца Юрия Трубецкого...
       - Вот о князе Трубецком (Петр Николаевич Трубецкой, 1858-1911), мы слышали. У него было имение, и виноградное хозяйство в Херсонской губернии на берегу Днепра, совсем рядом с нашим городом. Так что, считайте, вы встретили соседей ваших русских родственников.
       - Это очень любопытно! - оживился наш случайный земляк-собеседник, - сложилось так, что я бывал в России, но никогда не был в Украине и почти ничего не знаю об этой стране. По-моему, мне здорово повезло встретить вас.
       - А что вас интересует?
       - Как вы, ребята, смотрите на то, чтобы пойти ко мне и там спокойно поговорить. Как у вас со временем? Я живу рядом.
       - Время у нас есть, приглашение принимается, - ответил я, едва веря, что он всерьёз приглашает незнакомых людей к себе домой в такое позднее время.
       Наш новый приятель сам не был уверен, что мы согласимся, и, не скрывая своего энтузиазма, поспешил перейти из Мак Дональдс домой. Выйдя на улицу, мы заметили, что погода за это время подпортилась. Холодный влажный ветер усилился. Противно моросило. Время близилось к полуночи. Мы шагали безлюдными улицами, где-то в районе Вестминстер, неподалеку от вокзала Виктория. Наш ночной случайный собеседник продолжал что-то говорить об удивительной встрече с нами и совершенно не считался с моим затруднением воспринимать его быструю речь.
       Я с сожалением подумал о том, что мы так неловко расстались с тем чёрным приятелем-социалистом, и утешил себя мыслью о возможности в будущем снова найти этот ресторан и его там же. Джеральд объявил, что мы почти пришли, и стал что-то рассказывать об этом районе - Белгрэвия. Уличные указатели обозначали этот квартал как Итон. Мне это ничего не говорило.
       - Возможно, вы слышали о бывшем премьер министре - Маргарет Тэтчер, - сказал он с вопросительной интонацией.
       - Да, мы знаем о такой. В 80-х годах функционировала, - ответили мы.
      Убедившись, что мы имеем представление о ком идёт речь, он указал нам на входную дверь не то подъезда, не то отдельного дома в блоке старого жилого здания.
       - Там она живёт, - информировал он нас. - А Эндрю Вебера вы случаем не знаете? - снова спросил он, уже с интонацией любопытного экзаменатора.
       (Э́ндрю Ллойд Уэ́ббер, баро́н Ллойд-Уэ́ббер (англ. Andrew Lloyd Webber, Baron Lloyd-Webber; род. 22 марта 1948 года в Кенсингтоне, Лондон, Великобритания) - английский композитор, старший сын органиста Уильяма Ллойда Уэббера и брат виолончелиста Джулиана Ллойда Уэббера. Ллойд Уэббер начал сочинять в возрасте шести лет, своё первое произведение опубликовал в девять лет.
       Лорд Ллойд Уэббер добился больших успехов на поприще музыкального театра. Некоторые его мюзиклы идут более десяти лет как в Вест-Энде, так и на Бродвее. Он создал 18 мюзиклов, две темы к кинофильмам и один реквием. В 1992 году композитору был дарован титул рыцаря, а затем и титул сэра. Он обладатель множества престижных наград. Несколько из его песен, в частности 'The Music of the Night' из мюзикла 'Призрак оперы', 'I Don't Know How to Love Him' из рок-оперы 'Иисус Христос - суперзвезда', 'Don't Cry for Me, Argentina' из 'Эвиты' и 'Memory' из 'Кошек', стали хитами. 'Иису́с Христо́с - суперзвезда́' (англ. Jesus Christ Superstar) - мюзикл, рок-опера Эндрю Ллойда Уэббера и Тима Райса, написанная в 1970 году и поставленная на сцене спустя год после создания.
       В альбоме Jesus Christ Superstar, вышедшем в 1970 году, заглавную партию исполнил вокалист группы Deep Purple Иэн Гиллан. В записи приняли участие другие известные исполнители: Мюррей Хэд, Майк Д'Або (экс-Manfred Mann), блюзмен Виктор Брокс (Каиафа), а также Пол Рэйвен (он же Гари Глиттер) и Ивонн Эллиман, ставшие известными впоследствии.
       Альбом Jesus Christ Superstar в 1971 году возглавил Billboard 200 и поднялся в январе 1972 года до ? 6 в UK Singles Chart.)
      
       - Лично не знакомы, но слышали его музыку, - ответил я.
       - Ребята, вы не похожи на гостей, пробывших в этой стране всего один месяц, - с удивлением заметил он.
       - О нём и его музыку мы слышали дома, еще в семидесятых годах, - пояснил я.
       - Так он проживает вон там, - показал на другую дверь по соседству с Тэтчер. - А нам сюда, - повёл он нас к подъезду дома, что напротив известных соседей. Открыв дверь ключом, мы вошли в парадную. По всем внешним признакам было очевидно, что проживает здесь немного жильцов. Нам указали на лифт, наличие которого меня удивило, так как старый дом был всего-то в несколько этажей. Лифт был старой конструкции и очень тесный, рассчитан, вероятно, на всякий инвалидный, старческий и грузоподъёмный случай. Однако, функционировал механизм исправно и бесшумно. Выйдя на этаже третьем-четвертом, нас провели в квартиру. Я почему-то был уверен, что наш приятель живёт один. Даже отметив просторные размеры жилища и горящий свет в гостиной, я был уверен, что мы никого здесь не побеспокоим. Поздняя прогулка в соседний квартал и кофе в Мак Дональдс, где его все знают, небрежность в одежде, по которой почти невозможно что-либо сказать о человеке, всё говорило о том, что субъект не обременён ни служебным, ни семейным расписанием. Умеренная чистота и порядок в квартире поддерживались, вероятно, приходящей работницей. Кроме включенной неяркой лампы торшера, на стенах гостиной было немало картин с подсветкой. На столе стояли несколько фотографий в рамках, на которых были группы людей. Бегло просмотрев выставленные фотографии, на одной из них я узнал нашего приятеля в компании с принцессой Дианой её мужа Чарльза и нескольких неизвестных мне людей. На другой, он был в группе госчиновников, среди которых я легко распознал только Маргарэт Тэтчер и самого Джеральда, только не в джинсах и куртке, а в костюме. Заметив, что я рассматриваю фотографии, он заявил, что хочет показать нам фото, привезённые из России. Предложил нам присесть и достал откуда-то большую папку, полную фотографий и всяких грамот и сертификатов с российской государственной символикой. По фотографиям, на которых нетрудно было опознать кремлёвские территории и московских функционеров, можно было догадаться, что это был период начала 90-х годов. Наш приятель там проявлялся то рядом с Рудским, то со своей соседкой Тэтчер. Грамоты и письма, отмечающие заслуги мистера Джеральда Х. Кэрролл в процессе развития Российско-Британских отношений, были подписаны Станкевичем, Поповым и прочими российскими функционерами того периода. Сертификаты о создании Российско-Британских совместных предприятий предполагали участие Британской компании Шелл в разработках и добыче российской нефти и газа. На одном из писем, со старым гербом РСФСР, к мистеру Дж. Кэрролл, его адрес был указан иной, как Кэрролл Хаус на Катерин Плэйс в Вестминстере, хотя это мог быть адрес его офиса. Показав нам все свои российские грамоты и награды, Джэральд закурил очередную сигарету и перешёл к украинской теме.
       - Теперь, ребята, расскажите мне об Украине. На каком языке говорит население этой страны?
      Этот избитый вопрос означал, что собеседник ничего не знает об этой стране-изгое.
       - Официально, государственным языком считается украинский, но по результатам опроса населения, 70% назвали родным языком - русский.
       - Существенная ли разница между русским и украинским языками?
       - Нет. Русский, белорусский, украинский - очень близкие языки, и люди, говорящие на этих языках, легко понимают друг друга.
       - То есть, русский язык подобно английскому в Великобритании и Ирландии?
       - Можно сказать так.
       - Какие-либо конфликты, трения на этой почве?
       - Скорее, это лишь тема и пища для тех, кто нуждается в проблемах для своей профессиональной политической занятости.
       - Понятно. Если признать основным языком общения в Украине русский, отношение к нему в разных регионах страны отличается, подобно как у нас в Шотландии и в Уэльсе к английскому?
       - Да, в Украине существенно отличаются западная, восточная и южная части страны, и не только по отношению к языку общения.
       - Имеешь в виду местные диалекты? У нас тоже по речи можно распознать, из какой местности человек, и какой он социальной принадлежности.
       - Не только языковое отличие. Например, население западных областей, оказавшихся в составе советской Украины в 1939 году, отличается украинским языком с польским влиянием, греко-католическим вероисповеданием и упрямым неприятием всего русского. Нечто подобное вашей северной Ирландии. Население восточной Украины - говорит и молится иначе, и от русских почти ничем не отличается. Южная Украина и Крым, так называемая Новороссия - это особый замес национальностей, религий и языковых суррогатов. Территории, отвоеванные Екатериной Великой в Русско-Турецкой войне и заселённые кем попадя. Язык русский, слегка искаженный и украшенный местными диалектами. Религия представлена всеми существующими конфессиями. Можно сказать, что Новороссия, Крым и Донбасс, то есть Юг и Восток Украины, - это интернациональная зона, в которой проживает русско-культурное население.
       - И вы из южной части Украины, формально являетесь украинцами, а говорите и думаете по-русски?
       - Верно, гражданство украинское, а национальность и язык русские.
       - Это как-то осложняет вашу жизнь в Украине?
       - Едва ли. Сам украинский язык это некая лексическая смесь российского и польского языков, как следствие влияния двух империй на территории Украины. Никаких сложностей в понимании этого русско-польского суржика. Есть более ощутимые причины для дискомфорта.
       - Очень любопытно! С вопросом о языке в Украине вы меня хорошо просветили. Спасибо. Как на счёт кофе, чая или алкоголя? У меня к вам ещё много вопросов, если вы не возражаете.
       - Не возражаем. Чай и кофе, пожалуйста, - согласились мы, и перешли с хозяином в кухню. Пока готовилось горячее питье, возник следующий вопрос.
       - Как велика территория Украины?
       - Больше чем Великобритания. Как Франция.
       - Ого! Серьёзное пространство. А население?
       - Менее чем Великобритании. По данным последней переписи населения в 1989 году, насчитали 52 миллиона. Но на данный период предполагается менее 48 миллионов. Официально признано, что ежегодно численность населения страны сокращается на 400-600 тысяч человек. А фактически и того более.
       - Это симптом.
       - Да, это уже можно вполне называть геноцидом!
       - Как бы вы объяснили это явление, или каково официальное объяснение этого факта? Как само население реагирует на такое явление?
       - Официально это объясняют временными трудностями переходного периода. Сам же народ никак не реагирует, просто разбегается, выживает или вымирает... Это удивительный народ, способный терпеть и позволять любые эксперименты над собой.
       - Но ваша страна действительно сейчас переживает период больших перемен. Что ещё наблюдается, кроме сокращения населения?
       - Наблюдается, прежде всего, активное, бандитское перераспределение национальных богатств. Фактически, основная масса национальных благ уже поделена и обращена в частную собственность нескольких семей. Страна, в экономическом смысле, представляет собой закрытое акционерное общество, и все правила теперь диктуются небольшой кучкой моральных уродов. В первую очередь у населения отобрали их личные сбережения, хранившиеся в единственном государственном сберегательном банке. Этот факт практически никак не объяснили, и ответственности никто не понёс, так как сами обманутые вкладчики не требуют такового. Зато, немалая денежная масса сконцентрировалась в собственности небольшой группы населения, и теперь служит им в качестве законного частного капитала. Появилось множество частных банков. Со сбережениями населения и рентабельными предприятиями они уже разобрались. Теперь, законно выступая от имени страны и народа, они заигрывают со всеми, кто даёт кредиты. Полученное в кредит, страна фактически не получает, всё распределяется в узком меж клановом кругу, а затем эти миллиарды возвращаются в банки благополучных стран, только уже на частные счета. А должником оказывается страна, ежегодно выплачивающая кредиторам до 20% своего убогого бюджета. Следующим объектом их интересов будет земля. Скоро территории подчистятся от населения, они примут закон о приватизации земли и появятся законные собственники огромных земельных территорий.
       - Погоди, ты постоянно говоришь 'они', можешь ли определить конкретнее, кто представляет эти несколько семей, которые всем завладели и всем заправляют?
       - Если называть конкретные имена, то можно смело указывать первого и второго действующего президента. Кравчук и Кучма, они, как конституционные гаранты, обеспечивали благоприятные условия этому мафиозно-бюрократическому режиму, за это получили свой большой кусок от национального пирога. Они рекомендовали и продвигали своих людей на государственные посты. Слышали о Лазаренко, бывшем премьере?.. И тому подобные около кучмовские мародёры. Кстати, у этого Павла Лазаренко была подельщица - некая молодая, хищная стерва - Юлия Тимошенко. Представьте себе, в 36-летнем возрасте активы этой сучки оценивались в 11 миллиардов долларов! Предполагается, что немалую часть своих денежных активов она хранит в английских банках. Сейчас где-то здесь живёт и учится в Лондонской школе экономики её дочь Евгения Тимошенко.
       - Да, было что-то в прессе. Но формально, все эти люди были законно избранны вашим народом, и народ вправе так же, и отозвать их, избрать других, честных и порядочных. Правильно?
       - Да, верно. Только народ таков, что не может ни выбирать достойных, ни отзывать неугодных, ни восстать. Фактически, это не народ, а население, которое просто выживает, как может.
       - И как, по-вашему, долго такое может продолжаться?
       - Ситуация социально-экономическая такова, что этот дикий дисбаланс распределения национальных богатств, привёл к тому, что в массе, население страны оказалось не платежеспособно, оно не имеет ни сбережений, ни достаточных доходов, чтобы выступать массовым, активным потребителем и поддерживать стабильный товарно-денежный обмен. Развитой кредитно-банковской системы тоже пока нет. Внешние рынки для сбыта украинской продукции, тоже строго ограничены. Возвращать в национальную экономику украденные миллиарды и создавать рабочие места для своего населения, как потенциального потребителя, они не намерены, ибо пока гораздо выгоднее просто удерживаться при государственной власти и продолжать воровать и обогащаться. Таким образом, при всех природных и человеческих потенциалах, экономика страны и население пребывают в состоянии выживания, и так может продолжаться довольно долго. Население на редкость терпеливое, одни тихо вымирают, другие находят себе пристанище в других странах. Кредиты извне пока предоставляются и агония подпитывается. При очевидном брезгливом отношении западноевропейских и американских политиков к украинским криминальным властям, их устраивает происходящее в нашей стране. Страна с плодородными землями и образованным населением стабильно обрастает внешними долгами, отстаёт технологически и уже не представляет никакой конкуренции. В недалёкой перспективе Украина рассматривается, как рынок сбыта неликвидных товаров, а при достаточной правовой защите иностранных капиталов, возможно размещение рентабельных производств (алкогольных и табачных продуктов в первую очередь) и применение дешёвой местной рабсилы... (начало 2000 года)
       - А перспективу вступления Украины в Европейский Союз, вы не допускаете? Португалия и Греция тоже не столь экономически развиты, в сравнении с другими европейскими странами. Но сейчас Евросоюз вливает в экономику отстающих стран большие средства и там наблюдается рост и перспективы. Таковое разве невозможно в будущем и с Украиной?
       - Хорошо бы, да маловероятна такая перспектива.
       - Почему? Страны-кандидаты, к примеру, Польша, Словакия, разве очень опережают Украину?
       - Экономически эти страны-кандидаты далеко от Украины не ушли, но у них наблюдается какой-то социальный порядок, последовательность и стремление к общеевропейским нормам и человеческим ценностям. В Украине же, культивируется правовой хаос и беззаконие, позволяющие использовать власть в корыстных целях. Все общественные отношения регулируются не столько законом, сколько взятками, властью и силой. За девять лет существования страны, к примеру, до сих пор не принят новый гражданский кодекс и многие другие необходимые законы. Таковое можно объяснить только осознанной государственной политикой, поддерживающей и сохраняющей существующую коррумпированную власть, и социальный хаос. Поэтому наша страна не рассматривается как кандидат на вступление в Евросоюз, скорее - наоборот, от Украины будут отгораживаться всяческими барьерами, как от лепрозория.
       - Насколько я теперь представляю себе ситуацию в Украине, это потенциально благополучная страна с достаточно образованным населением, но оказавшаяся под властью и в распоряжении каких-то ублюдков. Если смена такой власти невозможна законным путем, то население имеет полное моральное право, ради спасения себя и своей страны, прибегнуть к насильственному свержению. Для начала, это могут быть отдельные террористические акты против антинародных местных властей, и это вполне оправданные действия для граждан такого государства. Далее, движение может перерасти в общенародное неповиновение и сопротивление непотребным властям... Это уже проснулись мои ирландские корни! Мне было интересно и больно слышать о вашей изнасилованной стране. Осознаёте ли вы, что ни ирландские боевики, ни южнокорейские студенты ваших каннибалов не побеспокоят. Америка тоже не будет заниматься отловом ваших министров-уголовников, у них свои интересы. Евросоюз будет наблюдать, не вмешиваясь. А добровольно эта банда никогда от власти не откажется и украденного стране и народу не вернет? Это ваша национальная проблема, вам её и решать. Или продолжать терпеть эту политическую безнравственность и социальную гнусность...
      На всякий случай, я дам вам свой адрес и телефон. Мне будет интересно услышать от вас продолжение украинской истории. А если в вашей стране начнётся зачистка и уничтожение этой накипи, обязательно звоните мне, я с радостью посодействую, чем смогу, у меня есть некоторый опыт.
       Поблагодарив за чай и поддержку, мы распрощались, и вернулись к своей ночной украино-британской ситуации.
       До первого автобуса на Льютон у нас оставалось ещё часа два, это время мы уныло убили в каком-то кафе, в компании двух португальцев, один из которых работал в этом же кафе и мог изъясняться на английском. Самый ранний автобус на Льютон был полупустым, дорога со всеми остановками заняла около полутора часа, которые мы сладко проспали, не заметив ни времени, ни пути.
       На автовокзале Льютона мы поинтересовались, где можно оставить багаж. К своему удивлению узнали, что таковой услуги там не предлагают. Не оказалось даже автоматических камер хранения. По этому поводу я от души поносил их бесконечные странности-сюрпризы. Начинать какие-то поиски в чужом городе, таская на себе сумку...
       Начал накрапывать дождик, свинцового цвета небо обещало обильные осадки. Телефон Татьяны упрямо не отвечал. Мы потерянно-машинально направились с потоком пассажиров, сходящих с автобусов, и, пройдя квартал, влились в элеватор, который доставил нас в огромный торговый центр. Оказавшись укрытыми от дождя в тёплом и чистом пространстве, у меня появилась надежда на какие-то информационные и прочие, необходимые нам услуги. Торговые предприятия только начинали открываться, точки общественного питания уже работали. Присев за столик в тёплом зале Мак Дональдс, мы пили кофе, пытаясь собраться, оценить ситуацию и выработать план действий. Поглядывая из окна на центральную торговую улицу, я внутренне готовился к поиску в этом городе агентств по трудоустройству и переговорам. Как нам объяснили, все эти агентства находятся в центральной части города, и в течение часа их все можно обойти и всё выяснить. Единственное, что мне мешало, так это моя сумка, и я пока не имел никакого понятия, где её можно оставить.
       Вернувшись на просторы торгового центра, мы пошли вдоль торговых точек с замыслом припарковать наш багаж на какое-то время в продовольственном или ином торговом предприятии. На проходе в бойком месте я обратил внимание на бригаду ребят, заканчивавших монтаж разборного торгового места, это было нечто подобное торговой палатки, приспособленной для торговли цветами. Это предприятие и сами работники располагали к обращению к ним.
       - Приятель, у нас к вам несколько странная просьба... Мы только что приехали в этот город по делам, и к своему удивлению не нашли камеры хранения на автовокзале. Не позволите ли нам оставить свои сумки здесь, у вас?
      Парень, выслушавший мою просьбу, внимательно посмотрел на наши сумки и пожелал посовещаться с кем-то из коллег. К нему подошёл еще один работник.
       - Можете убедиться, бомбы здесь нет! - поспешил я успокоить их.
       - Ну, хорошо, оставляйте, - согласились они, - только постарайтесь подобрать их до шести вечера.
       - Хорошо, спасибо,- обрадовались мы. Забросили сумки на территорию их цветочной палатки, и ушли налегке.
       Центральная улица Льютона, пешеходная и сплошь торговая. В одном и ближайших переулков Wellington Street мы нашли сразу два агентства по трудоустройству. Зайдя в первую же контору Response Personnel Ltd, мы попали в полусонную компанию двух-трёх клерков, сосредоточенных на своём утреннем кофе. Сидящий за ближайшим столом очкарик поприветствовал нас более участливо, и я обратился к нему:
       - Нас интересует работа, - начал я.
       - Присаживайтесь, пожалуйста, - вяло пригласил он нас и неохотно отложил свою чашку в сторонку. - Вас интересует какая-то конкретная работа?
       - Нет, мы готовы к любой, - ответил я и хотел спросить его о рекомендованной нам банановой фабрике, где-то в этом городе. Но я не успел.
       - В настоящий период, мы можем предложить вам не так уж много. Не знаю, подойдёт ли вам такая работа, но сейчас это единственное, что у нас есть.
       - И что же это?
       - Это монотонная и низкооплачиваемая конвейерная работа на фабрике. Я не думаю, что вам это понравится, но ничего интереснее пока нет, - ответил клерк, надеясь, что сейчас мы оставим его в покое, и он сможет допить свой остывающий кофе.
       - Я думаю, на первое время нас интересует и такая работа, расскажите подробней.
      Наш собеседник и его коллеги проявили признаки интереса к нам. Все поняли, что мы не ради праздного любопытства побеспокоим их.
       - Хорошо. Это большая компания, занимающаяся импортом бананов, и они привлекают немало работников на сортировочные и упаковочные работы. Как я уже сказал вам, это примитивная, однообразная, нудная и низкооплачиваемая работа, на которой работники не задерживаются долго. Поэтому-то, фабрика постоянно и сотрудничает с нашим и другими агентствами.
       - Сколько платят за такую работу?
       - Первые три месяца, это будет по 4,25 фунта в час, но после всех удержаний, вы получите всего 3,60 за час работы. Но они загружают работников до 50-60 часов в неделю и реальная еженедельная зарплата выходит 180-200, иногда и более, фунтов. Смотрите сами, устраивает ли вас такое. Мысленно, я уже готовился к предстоящим неудобным вопросам, связанными с нашими документами.
       После недели, проведенной в ангаре и трейлере, предложение работать на приличной фабрике и жить в этом симпатичном старом городе с современными торговыми центрами и древними пивными пабами, звучало, как приветствие от господина Случая.
       - Нас это устраивает, и мы хотели бы приступить к работе как можно скорей, - ответил я за двоих.
      Все присутствующие, наверно, лишний раз убедились в том, что все иностранцы ненормальные.
       - Хорошо, тогда заполните эти анкеты, а я позвоню на фабрику и уточню, когда вы сможете приступить к работе.
      В его интонации я слышал извиняющийся тон. Мол, смотрите, ребята, сами, я вам всё объяснил, а уж решать вам; браться ли за эту дерьмовую работёнку.
      Я всё слышал, и про себя оценил его отношение к нам. Но в нашей ситуации такая возможность, за неделю до истечения виз и при отрицательном денежном балансе, рассматривалось нами, как большая удача, и мы не скрывали своей повышенной готовности принять его завалявшееся предложение. Мысленно я также благодарил случай, за то, что именно с этим деликатным и приветливым джентльменом мне сейчас придётся утрясать формальные вопросы, которые неизбежно возникнут при нашем оформлении.
       В предоставленных нам анкетах, после имени, фамилии и даты рождения, требовалось указать номер национального страхования. Это был первый пробел в анкетах, который нам предстояло как-то заполнить и преодолеть. Адрес проживания на тот момент мы могли указать лишь один, имеющийся у нас. Это был адрес наших земляков в Лондоне, где мы останавливались первые две ночи. Его мы и указали в анкете. Также, требовалось предоставить данные банковского счёта. Указав таковые, анкета обрела почти полностью оформленный вид. Подписавшись под всем этим, мы подали их нашему почти работодателю.
       - Я только что переговорил о вас с бригадиром смены на фабрике, она хочет, чтобы вы подъехали туда сегодня, до окончания рабочего дня. Там вы и решите вопросы о рабочем месте и времени. Теперь, мне нужны ваши документы. Лучше всего - паспорта.
      Пока мы доставали паспорта, он бегло просмотрел наши анкеты и вполне спокойно уточнил,
       - Номера социального страхования у вас нет?
       - Нет, ещё не успели, - таким же безразличным тоном ответил я, не имея ни малейшего понятия о процедуре получения такового в этой стране.
      Он тут же, сам заполнил этот формальный пробел в наших анкетах.
       - Я вам указал временные социальные номера, так как без таковых трудовые отношения невозможны. Временный номер обычно состоит из цифр, соответствующих дате рождения - день, месяц и год, а литеры TN означают - временный.
       Этот джентльмен мне всё больше нравился, и я был почти уверен, что вопрос о нашем статусе мы также сможем решить. Раскрыв паспорта, он сравнил наши данные с указанными в анкетах и отыскал наши визы. Убедившись в наличии таковых, он привычно открыл крышку сканера и заложил туда паспорта для изготовления копий. Делал он всё это спокойно и ловко, а мы, молча, наблюдали, как формировались трудовые досье на двоих паковщиков бананов.
      Изготовив копии заглавных страниц паспортов и виз, он этим не ограничился, перелистнул страницы в поисках штампов о разрешении работать, там он нашёл и отметки о предписанных нам сроках пребывания в стране. Внимательно рассмотрев, он выразил свою озабоченность.
       - Ребята, так у вас визы заканчиваются через пять дней.
       - Через шесть. Сегодня ещё целый день, - поправил я, - мы намерены продлить визы.
       - Вы уж постарайтесь, пожалуйста. В общем, на данный момент мы вправе принять вас на работу. Ну, а далее... Честно сказать, в этом вопросе я пока не могу ничего посоветовать вам. Ладно, сейчас же, возьмите ещё вот эти анкеты, заполните их и сходите по этому адресу. Здесь рядом, это местный отдел социального обеспечения. И подайте это им. Когда отметитесь там, принесите мне это обратно.
       - Хорошо, - согласились мы, толком не поняв для чего это надо.
      Я не стал доставать его вопросами, мы послушно взяли свои паспорта и убрались, пока от нас не отказались вообще. Шагая в заданном направлении, мы смогли, наконец, обсудить всё услышанное и понятое нами в этой конторе.
       По сути, за полчаса общения с этим джентльменом мы узнали больше, чем за три недели общения со своими согражданами. Я уверен, что все наши товарищи, прожившие в этой стране по году и более, были достаточно осведомлены обо всех этих бюрократических социальных заморочках. Они легко могли бы объяснить и посоветовать нам, как лучше действовать и преодолевать всё это. Однако, лишь на последней неделе своего легального пребывания, мы случайно узнаём что-то от совершенно чужого нам человека.
       В конторе социального обеспечения стояли люди в очередях к различным окошкам. Мы обратились к окну, обозначенному как регистрация и информация. Я не успел задать свои вопросы, как сидящая там мадам попросила подать ей наши анкеты. Мы, молча, вручили их ей. Она, как автомат, внесла наши данные в компьютер, проставила штампы на анкетах и вернула их нам. Помня инструкции, мы с этими анкетами пошли обратно в агентство. Там нас встретил наш начальник кадров. Принял от нас эти анкеты, вложил их в наши досье и положительно отметил нашу исполнительность и оперативность.
       - Что далее? - спросил я.
       - Все формальности выполнены, вы приняты на работу. Предоставление вам номера социального обеспечения - процессе. Со всеми вопросами, возникающими в связи с вашей трудовой деятельностью, обращайтесь теперь ко мне. Вот вам моя карточка, по этим телефонам вы сможете связаться со мной в любое время. Я буду рад помочь вам. Кстати, меня звать Крис. Вот вам карта-маршрут, как добраться до фабрики, а там спросите бригадира. Она уже предупреждена о вашем визите. Постарайтесь сделать это сегодня. Удачи вам, ребята!
      Я не поспевал полностью осознать происходящее. Мы принимали его инструкции одну за другой, радуясь быстрому преодолению формальных препятствий. Вернувшись на центральную улицу, я обратился к первому же, приглянувшемуся мне, пожилому джентльмену и спросил его, где здесь остановка такого-то автобуса? Тот поинтересовался, куда именно мы направляемся. Услышав название района и компании, предложил подождать его у автомобиля. Спустя несколько минут, он, как и обещал, вернулся к нам и призвал нас усаживаться в его авто.
       По дороге на фабрику я пытался выйти из идиотского состояния и привести хоть в какой-то порядок накопившиеся у меня вопросы. Я не знал, где можно будет переночевать сегодня и как решить вопрос жилья, если нам предложат приступить к работе уже завтра? Я толком так и не понял, что означает наше обращение в соцобес, и как решается вопрос о постоянных социальных номерах? Спросить некого и некогда. Надо было срочно найти и арендовать жильё и приступать к работе, пока предлагают таковую. Этим я и был озадачен в тот момент. Я вежливо отвечал на какие-то вопросы пожилого джентльмена, с которым нам так повезло, а сам в мыслях всё более удалялся от проблем, на которых сейчас-то и следовало бы сосредоточиться.
       Если бы я не летел сломя голову к новому фабричному конвейеру, довольный тем, что меня туда пригласили за пять дней до истечения визы, то я бы спокойно расспросил этого Криса о дальнейшей процедуре получения постоянного номера национального страхования и возможных способах продления визы. А, узнав, как всё это решается, я бы предпринял какие-то шаги, более важные, чем эта работа за 3,60 в час.
       Случайный джентльмен подвёз нас к самой фабрике, и, пожелав успехов в труде, уехал.
       Фабрика выглядела вполне прилично. Мы попали к началу перерыва. Работники в рабочих халатах и однотипных головных уборах с эмблемой компании, заполнили помещение для кофе-перерывов. Это были пакистанцы и поляки. Двоих польских парней мы расспросили, где можно найти начальника смены и не знают ли они случаем некую Татьяну. Они провели нас к управляющей и уверенно заявили, что Татьяна сейчас, как и все работники, на перекуре.
       Крупная, розовощёкая мадам средних лет, вполне приветливо встретила нас и бегло провела по цехам и подсобным помещениям. Объяснила общие правила безопасности и ознакомила с расписанием рабочего времени. Одновременно сделала какие-то свои выводы относительно нас и поинтересовалась, когда мы будем готовы приступить к работе. Рабочая смена начиналась с семи утра. Ужас! Но мы выразили готовность быть послезавтра, так как нам ещё надо было найти ночлег. Она осталась довольна нами, если верить её розовощёкой улыбке. Предложила начать работу через три дня, на этом мы и разбежались.
       Проходя мимо кафетерия, нас окликнула другая женщина, явно из наших. Мы поняли, что это и есть та Татьяна, до которой мы не можем дозвониться. Про себя я отметил, что в этом городе у нас всё складывается непредсказуемо быстро, гладко и бестолково.
       Мы в течение суток не могли дозвониться до этого человека, чтобы спросить её о банановой фабрике, и как туда трудоустроиться. Зато в первом же агентстве нас оформили работать на этой фабрике, а случайный прохожий подвёз нас к началу перерыва, и эта Таня сама нашла нас и хочет о чём-то спросить.
       - Ребята, мне сказали, что вы спрашивали обо мне, - осторожно обратилась она к нам.
       - Да, спрашивали. Мне кажется, это к вам мы пытаемся дозвониться уже сутки...
       - Вы? Ко мне? А, так это вы от Аркадия? - удивилась она.
       Таня, женщина лет 45 представляла собой круглолицую непосредственность, всегда готовую выпить и поболтать о жизни, если есть с кем.
       - Та я свой телефон забыла в одном месте. А как вы меня здесь нашли!? Сейчас я постараюсь объяснить вам, как найти агентства, это в центре, не помню точно название улицы, но...
       - Таня, нам агентства уже не нужны, мы там побывали и уже трудоустроились. Сейчас нам надо найти жильё.
       - Уже устроились?! Куда устроились? Сюда? И будете работать с семи утра, в одну смену со мной? - удивилась она. - Ну, вы молодцы, сами всё проделали!
      Она увидела у меня в руке свёрнутую местную газету, в которую, я ещё не успел заглянуть.
       - В этой газете много объявлений о сдаче в аренду жилья, спрашивайте что-нибудь поближе к фабрике. А вы можете говорить?
       - Немножко можем.
       - Ну, тогда сами справитесь. Мне уже пора бежать, перерыв закончился. Ещё поговорим.
       Получив от Тани столь ценную информационную поддержку, я обратился к газете. Я почувствовал некоторое облегчение после встречи с ней, теперь в этом городе, кроме Криса, который вручил нам свои телефонные номера, мы знали ещё и Таню, которая, если что-то знает, то обильно расскажет.
       Телефон-автомат был здесь же на фабричной проходной, откуда я стал звонить по объявлениям, предлагающим комнаты и дома в аренду. По одному номеру мне ответил молодой мужской голос, который, спокойно и дружелюбно доложил мне о наличие нескольких вариантов предлагаемого жилья, неподалёку от названной мною фабрики. Он сам спросил меня, когда мы сможем подойти, чтобы посмотреть это, и объяснил, как его найти.
      Через минут пятнадцать мы прибыли по указанному адресу. На наш звонок вышла пожилая женщина и бойко отрапортовала нам, что её сын Тони, который говорил с нами. Он остался дежурить на телефоне, а она готова всё показать нам. Звучала тётя с колоритным итальянским акцентом, чего я вовсе не расслышал в телефонном разговоре с её сыном. Спустя минуту, было понятно, что предлагаемых объектов у неё много и она чрезвычайно заинтересована сдать хоть что-то. Когда я заявил, что кроме нас двоих, вероятно, подъедут ещё несколько потенциальных жильцов и поэтому мы хотели бы увидеть как можно больше, она заметно повысила к нам своё внимание. А вскоре, стала назойливо любопытна.
       Дома, в которых она имела свободные комнаты, оказались рядом. Всё, что она нам представила к осмотру, отличалось убийственно загаженным состоянием и требовало капитальной чистки и дезинфекции, не говоря уж о ремонте. Но цены назывались от 50 до 70 фунтов за неделю проживания в той или иной комнате, в зависимости от размера и санитарного состояния. Я осторожно дал ей понять, что такое жильё едва ли вообще может быть кем-то востребовано. Тогда она предложила нам взглянуть на две другие, свежеотремонтированные комнаты, которые будут стоить дороже. Это оказалось напротив её дома. На первом этаже размещался магазин, торгующий японскими мотоциклами и прочими техническими деталями к ним, а через отдельную входную дверь, по лестнице она провела нас на второй этаж. Там пространство было разделено на две большие комнаты с кухнями и санузлами. Всё было действительно после недавнего ремонта, и это место нам понравилось. Особенно, оно подходило нам в случае присоединения к нам товарищей с фермы. Чёткую цену аренды одной комнаты хозяйка затруднялась назвать, прежде она хотела знать, сколько человек здесь будет проживать. В этот момент мы не могли дать ей ответ, и были не в состоянии арендовать это вдвоём. Так как она просила оплату сразу за две недели, мы обещали ответить ей завтра. На этом и расстались.
       Аркадий был искренне рад тому факту, что мы вообще проявились. Наше суточное молчание уже было расценено как прекращение нами всяких отношений с фермой и всеми, кто там остался. А когда он услышал, что мы уже нашли работу и жильё, и осталось лишь внести рентную плату, он заявил, что завтра же утром выезжает к нам.
       Обратно в центр города мы решили вернуться пешком, чтобы сориентироваться в пространстве. На своём пути мы прошли через торговый район, в котором нам показалось, что мы попали в Индию или Пакистан. Это была улица, плотно оккупированная торговыми лавочками и конторками индусских и пакистанских предпринимателей. Реклама и оформление витрин были больше рассчитаны на восточного клиента, отовсюду звучала их музыка, и стояли пряные, назойливые запахи. Всё это было очень похоже на Стамбул. Пройденная нами часть города, не очень-то понравилась нам, зато мы увидели другую сторону Лютона. Пройдя по пешеходному мосту над автотрассой, мы снова оказались в центральной части города с типичным английским архитектурным лицом. Прошли через торговый центр, убедились, что ребята продолжают торговать цветами, а наши сумки на прежнем месте.
       На одной улице мы обнаружили несколько различных гостиниц, поинтересовались ценами и остановили свой выбор на одной из них. Это было старое здание с вывеской 'паб & отель', в пустом пабе нас встретила пожилая женщина, от которой мы узнали, что здесь за 22 фунта можно получить ночлег с завтраком. Мы посетовали на высокую цену. Она не услышала нас. Пообещав ещё вернуться, мы ушли за своими сумками.
       Уже вечерело, временами моросил дождик. Побродив в центре города по магазинам, мы вернулись в торговый центр, в котором некоторые магазины уже закрывались. Поблагодарив ребят за хранение наших сумок, обременённые ими, мы поняли, что нам больше некуда идти, кроме как в тот паб-отель.
       К этому времени в пабе появились посетители, пили пиво и гоняли бильярдные шары. Та же женщина, выслушав наше пожелание получить два спальных места с душем, по-прежнему хотела 22 фунта с каждого. Получив их, молча, провела нас на второй этаж в трёхместную комнату. Там и закончился наш первый день в городе Лютон.
       Аркадий, как и обещал, прибыл автобусом к середине дня. Мы встретили его на автовокзале. Из его доклада мы узнали, что работу на ферме он бросил и питает некоторые надежды на место в этом городе. Остальные соотечественники-коллеги также пребывают в состоянии напряжённого ожидания положительных сигналов от нас.
       Я заметил, что наш рассказ о дождливой поисково-исследовательской деятельности и достигнутых нами результатах в совершенно чужом городе, не вызвал у Аркадия положительной оценки. Он воспринял это как нечто должное. Так же и тот факт, что его встречали и были готовы провести прямо в агентство по трудоустройству, и на квартиру, которую можно сейчас же арендовать. Меня несколько зацепило его самоуверенная поза ветерана-всезнайки. Нетрудно было представить, как много смог бы он выяснить и сделать за один день, окажись на нашем месте. Мои отношения с ним изначально не имели никаких общих интересов, поэтому я лишь помалкивал и наблюдал. Все новости ему рассказывал мой компаньон, а Аркадий всё более раздувал щёки и важно задавал вопросы.
       Оценив все наши открытия на новом месте, Аркадий практично перешёл к вопросу о его трудоустройстве, пожелав, чтобы его отвели в агентство. Не знаю, за кого он нас держал и чем подпитывал своё высокое самомнение, но даже в этой ситуации, зная о своей неспособности, ни спросить, ни заполнить стандартной анкеты, он продолжал сохранять позу старшего по званию. У меня росло желание послать подальше эту компанию, и удалиться своей дорогой. Ибо, место, которое мне снисходительно отводилось во всей этой суете, меня не устраивало и начинало раздражать. Я, молча, сопровождал земляков, подумывая о том, какие документы Аркадий намерен предъявить в агентстве?
       Крис оказался на месте. Он, и его коллеги, присутствующие в конторе, довольно тепло встретили нас и участливо поинтересовались, как продвигаются наши дела с обустройством в этом городе. Я коротко ответил, что всё идёт по плану. И перешёл к вопросу о трудоустройстве ещё одного товарища. Крис ответил положительно, но пояснил, что в данный момент не сможет сказать, когда новый кандидат сможет приступить к работе. Он советовал нам оформить всё должным образом и ожидать. А как только от фабрики поступит запрос на работника, он сообщит нам об этом.
       Анкеты для важного Аркадия пришлось заполнять мне. Ему, конечно же, не понравился такой неопределённый расклад с его привлечением к работе, и своё недовольство он адресовал мне. Но он всё же, сделал нам одолжение и пожелал оформиться. Я выполнял функции секретаря-переводчика, удивляясь своему терпению.
      Документом, удостоверяющим личность Аркадия, вместо привычного паспорта, оказалась какая-то неубедительная бумага с его фото и данными.
       Я припомнил, что наши соотечественники упоминали о каких-то удостоверениях, которые выдаются лицам, попросившим политическое убежище, и что такие поддельные удостоверения широко тиражируются и продаются по цене 30-70 фунтов, в зависимости от качества изготовления. Это и был образец этой продукции, и меня удивило, что такая бумажка, якобы, выданная миграционной службой, не вызвала у Криса ни единого вопроса.
       Вчера я здесь распинался, давал объяснения и клялся по поводу своей истекающей визы в настоящем, хотя и украинском паспорте. А сегодня этот же Крис без всяких сомнений принял глухонемого клиента с какой-то паршивой поддельной бумагой, дозволяющей держателю таковой пребывать и работать в этой стране. Меня крайне удивил такой способ оценки иностранцев и их прав. Наличие какой-то бумажки так облегчало решение жизненных вопросов!
       Покончив с оформлением Аркадия, мы направились смотреть жильё.
       Мои соотечественники-попутчики были очень солидарны в разрешении жизненно важного вопроса о табаке, и посвящали этой проблеме немало внимания и энергии. Я не разделял их общей озабоченности, и, всё, более отдаляясь от их компании, задумывался о постоянно возникающих на моём пути препятствиях. На данный момент меня беспокоили одновременно несколько вопросов. Это; временный ночлег до первой зарплаты, мой украинский паспорт, предъявлять который я не смогу уже через четыре дня, и отсутствие денежных средств.
       Вопрос о жилье предполагали решить сообща, надеясь на трудовые сбережения остальных коллег по ферме и их готовность прибыть на подготовленное место. Далее, вопрос с работой был уже решён, мне оставалось лишь смириться и временно подружиться с новым конвейером. А вот вопрос о статусе моего дальнейшего пребывания в этой стране, оставался подвешенным, и выглядел удручающе туманным, предположительно, - тупиковым.
       Итальянская тётя и её сын ещё раз показали нам отремонтированную двухкомнатную квартиру. В предварительных переговорах о цене, сошлись на сумме в 35 фунтов в неделю с каждого жильца.
      А скоро на мобильный телефон Аркадия позвонил, кто-то с фермы и мы сообщили им о том, что мы здесь нашли и узнали. Работники сельского хозяйства пожелали присоединиться к нам и просили встречать их завтра.
       В том же пабе-отеле и комнате, где остались наши вещи, мы снова переночевали, теперь уже трое. А утром мы отправились на автовокзал, где встретили ещё четверых соотечественников, сбежавших с фермы. Людмила, Оксана и их земляк Коля, по-прежнему держались вместе. А прибывший с нами из Лондона на ферму - Сергей, заметно отличался от них своими огромными, громоздкими чемоданами, самоотстранённостью и хмурым настроением. Они и на ферме не очень-то близкими приятелями были, а по пути на новое место и вовсе рассорились. Они не только отказывались помогать ему, транспортировать трудно подъёмные чемоданы, но и издевательски посмеивались над ним и его бесценным грузом. Тот тоже не стеснялся в выражениях, и поносил этих клятых западенців со всей своей совковой неприязнью. Отношения между ними обрели ясность, однозначность и устойчивость. Каждая сторона могла выразить своё мнение о ближнем, лишь с применением крепкой брани.
       Пока мы добрались до отеля, я ощутимо подустал, и от их ругани, и от тяжести чужих чемоданов. Я тоже скоро удивился этой идиотской стойкости, с которой наш земляк держался за этот неподъёмный хлам, собранный им на лондонской свалке.
       Наше шумное появление со всем этим багажом в отеле, привлекало внимание случайных свидетелей. На меня сыпались различные вопросы и бестолковые просьбы спросить кого-то о чём-то. Кто-то требовал сейчас же идти в агентство и трудоустраиваться, другой спрашивал, где они будут сегодня ночевать и где можно пристроить багаж? И чем более я соучаствовал во всём этом, тем увереннее моё участие принималось ими как нечто должное.
       С трудом, преодолевая взаимное непонимание и нетерпимость, мы объединились общим мнением о дороговизне отеля, и кое-как пришли к единому решению - ехать на квартиру. Все были согласны с тем, что лучше уж заплатить по 35 фунтов и жить неделю, чем по 22 - за ночь с завтраком.
       Те, кто не был обременён багажом, дружно направились на автобусную остановку, оставив Сергея с его чемоданами, предоставив ему полную самостоятельность. Перевозить его добро на городском автобусе было бы крайне неудобно.
       Мы стояли с ним на тротуаре у входа в отель и пытались поймать такси. Но не всякий легковой автомобиль располагал достаточным пространством, что бы подобрать нас со всем этим грузом. Пока мы вылавливали подходящий транспорт, я поинтересовался, как им удалось переместить всё это с фермы в Эксэтер, затем Лондон и, наконец, в Лютон?! Я искренне оценил терпение его попутчиков, помогавших ему, и язвительно отметил его упрямство, с которым он хранит и влачит за собой весь этот хлам. В ответ на мои замечания, он назидательно напомнил мне, как я применил на ферме кое-какую рабочую одёжку, по-товарищески выданную мне из этих чемоданов. Логика была настолько железобетонной, что я не стал возражать, и в качестве благодарности остановил очередную машину. Водитель, выслушав, куда и что требуется доставить, охотно согласился за вполне приемлемую сумму. Общими усилиями, распихав чемоданы и мою спортивную сумку в имеющееся пространство, мы обнаружили, что для нас почти не осталось места. Водитель сам предложил нам доставить по указанному адресу лишь груз, за меньшую плату. А чтобы мы не волновались, согласился на получение своих нескольких фунтов по месту доставки. Я на всё охотно согласился и тот уехал. А мне предстояло давать утомительные объяснения своих необдуманных решений и уверять своего земляка в честности и надёжности случайного водителя-джентльмена.
       Наш диалог содержал массу вопросов ко мне: что ты ему сказал, а что он тебе сказал, а почему ты, прежде чем согласиться, мне не сказал? А какие гарантии? А кто будет отвечать, если...
       Его словесный понос из вопросов, упрёков, жалоб, ругани и планов на будущее, не достигал моего притомлённого сознания я лишь эгоистично думал о своём. Я всё более осознавал тот факт, что меня несёт чужое течение, из которого необходимо выбираться, и как можно скорее, пока я весь не растворился в бесконечном потоке чьих-то идиотских проблем.
       Прибыв на место возможного временного проживания, мы нашли наш багаж благополучно доставленным и оставленным под дверью. Наши соотечественники уже распределили комнаты, спальные места, и ожидали окончательных переговоров с хозяевами. Мне сразу дали ряд неотложных заданий и ценных указаний, к исполнению которых, следовало приступить без промедлений. Большинство хотело, чтобы я сейчас же отправился к хозяевам, которые ожидают меня, как говорящего делегата от жилищной коммуны. Другой призывал меня помочь затащить на второй этаж его чемоданы, и тем самым продемонстрировать мою солидарность с ним. Все дружно выругались в адрес доставшего их багажа, грубо потребовали сейчас же выдать им три фунта, которые они уплатили водителю такси, а я, подчинившись общему здравому смыслу, поспешил в соседний хозяйский дом.
       Переговоры с нами вёл сын хозяйки. Он был мало чем похож на свою словоохотливую итальянскую маму, говорил разборчивым и неторопливым английским. Обсуждать с ним условия нашего договора оказалось для меня делом совершенно несложным и даже приятным. Мы хорошо понимали друг друга и без споров находили взаимоприемлемые варианты. Как мы договаривались ранее, он хотел по 35 фунтов в неделю с каждого. Обещал обеспечить нас постельным бельём и прочими необходимыми бытовыми мелочами. Единственный вопрос, на который я не мог ему ответить, это о сроках нашего договора и о постоянстве состава проживающих. Мои коллеги предлагали просто вносить плату каждую неделю и не морочить им голову какими-либо сроками и договорами. Владелец жилища настаивал на заключение договора, и как минимум, на один месяц, с внесением рентной платы за первую и последнюю неделю. Таким образом, он настаивал на выплате ему стартовой договорной суммы в 490 фунтов за семь присутствующих жильцов, то есть с каждого по 70. Это никому не понравилось! Все дружно потребовали, чтобы я сказал ему. Я говорил. Он отвечал, что не желает сдавать жильё менее чем на месяц. Я его понимал. Моя ситуация гнусно усугублялась ещё и тем, что у меня не было этих 70 фунтов.
       Я бы располагал этими деньгами, если бы не поехал сюда первым и не ночевал две ночи в отеле, и я надеялся, что все понимали это. Тем не менее, после переговоров, мне предстояло ещё, и одалживать у кого-то деньги. В конце концов, все поняли, что нет смысла спорить ни с хозяином, ни между собой. Собрали нужную сумму, передали ему и озадачили длинным перечнем просьб и пожеланий.
       В комнате, с кухней поменьше, поселились тернопольчане Люда с Оксаной и Коля между ними. А мы четверо - в другой комнате. Каждая комната была со смежной кухней и санузлом. Эти бытовые условия, в сравнении с фермерскими трейлерами, были вполне приемлемы, и все это признали.
       Мой отрицательный баланс снова подрос, но меня больше беспокоила моя моральная зависимость в этой связи, и ожидаемые меня неизбежные поручения и указания по трудоустройству и прочим текущим повседневным вопросам.
       В тот же день я снова побывал в агентстве в сопровождении четверых потенциальных работников. Крис и его сотрудники уже принимали меня как некого поставщика не говорящей рабсилы. Но, в общем, они положительно реагировали на потенциальных клиентов их агентства.
       Людмила предъявила украинский паспорт со студенческой визой. Оксана, Коля и Сергей - поддельные бумаги полит беженцев. Процедура оформления прошла быстро, Крис объяснил им, что они будут состоять в резерве, и, как только фабрике потребуются кадры, он сообщит нам об этом.
      
      
      5
      Банан тебе! За чуткость и хлопоты...
      
       Утренний подъём и сборы на работу проходили в мрачной коммунальной обстановке. Собирались под храп спящих, и недовольное ворчание разбуженных соседей по комнате. Из всех проживающих в доме, на работу вышли пока только я и мой земляк.
       Тёмными улицами мы шли к фабрике минут 10-15. Наше предприятие 'Pratt's Banana' было щедро освещено и выглядело довольно оживлённо. К семи утра туда подъезжали автомобили и подходили пешие работники. В помещении для кофе-перерывов уже сидели готовые к труду кадры, убивавшие время чаем, кофе и вялыми разговорами.
       Заметив нас, Таня деловито вышла навстречу и провела в раздевалку. Там нашла свободные ящики, и показала, как пользоваться ключом. Кто-то выдал нам комплекты новых халатов и кепок бейсболок. Через пару минут мы внешне были готовы к работе.
       Замок, запирающий ящик, оказался непростым. Чтобы забрать ключ с собой, надо было опустить в щель замка фунтовую монету, тогда ключ можно было вынуть. Возвратить обратно монету можно было, вставив ключ и открыв ящик, при этом, ключ блокировался.
       Пока мы переодевались и осваивали новое пространство, Таня инструктировала нас о фабричных порядках. Я с благодарностью отметил про себя, как нам повезло с ней. Нас окружали пакистанцы, индусы и поляки, в большинстве - молодёжь. Они чувствовали себя здесь вполне комфортно, и это очень напоминало ПТУ. Насколько я мог определить, русскоязычной здесь была только наша Таня. Кое-как реагировали на наш язык две польские женщины - Танины подруги. В общем, обстановка в трудовом коллективе мне показалась вполне дружелюбной и по-молодёжному бодренькой. Таню здесь все знали, и относились к ней с заметным уважением, как к старшей по возрасту и стажу работы.
       К семи часам все дружно направились в цеха. Таня и две её польские коллежанки не оставляли нас. В цехе с обещанным конвейером, Таня подвела нас к бригадирше, которая, отличалась от рядовых работников цветом халата. Сама же она оказалась маленькой, очень чёрной и страшненькой. Таня бойко поприветствовала её и представила нас. Бригадир уже знала о двоих новых дополнительных кадрах, и теперь рассматривала таковых, думая, как бы получше применить нас. Таня, уверенная, что бригадир ничего не понимает, вслух заверила нас в том, что та лишь на лицо ужасная, но добрая внутри. Бригадир спросила, говорим ли мы по-английски, и, убедившись, что её понимают, повела к конвейеру. По обе стороны вдоль конвейерной ленты стояли столы с интервалом метра два. У каждого рабочего стола по двое работников. Бригадир распределила нас по двум соседним столам. Моего земляка поставили в пару с молодым поляком, а меня с молодой пакистанкой, поручив им показать нам, как и что делается. Сама же заняла место в конце конвейерной линии, выкрикнула какие-то команды, и всё пришло в движение.
       Моя пакистанская партнёрша была лет двадцати, вполне симпатичная девушка, и судя по её добротному английскому и самоуверенности, вероятно, родившаяся уже здесь.
       Автопогрузчик развозил и оставлял у рабочих столов поддоны, гружённые ящиками с бананами и с пустой упаковочной тарой. Мы брали ящики с бананами, ставили их на стол и отбирали те, которые нам заказала бригадир. Бананы сортировались по степени зрелости, которая определялась цветом фрукта и обозначалась условным номером, а также размером плода. Нужное, упаковывали в строго установленном порядке и отправляли конвейером. На конце конвейера готовая продукция снималась и укладывалась на поддоны, которые забирал автопогрузчик и увозил в холодильные камеры. Бананы, которые оставались, не востребованы, мы складывали в коробки и оставляли рядом с собой. Сделав необходимое количество определённого сорта, бригадир давала команду о новом заказе.
      Наши сортировочно-упаковочные работы разнообразились по степени спелости, габаритам и формам упаковки. Сортировали и по количеству плодов, и по весу.
       Мы стояли у стола, лицом к лицу. За моими действиями присматривала опытная пакистанская коллега, показывала и подсказывала, как это лучше делать. Когда работа позволяла, мы отвлекались от бананов и говорили о разном. Скоро я узнал, что она таки уроженка Англии и в Пакистане бывала всего-то раз, где ей не особенно понравилось. Она охотно отвечала на мои вопросы и поведала о своих проблематичных отношениях с религиозными родственниками. Сообщила мне по секрету о преступно близких отношениях с английским парнем, который ей нравится. О предполагаемой свирепой реакции её родственников, если те узнают о её связи с неверным. Она вполне допускала, что старшие братья могут просто зарезать её английского дружка, но, несмотря на эти дикие противоречия, она оставалась убеждённой мусульманкой.
       Разговаривали во время работы не только мы. И когда общий гул беседы и смеха становился громче шума конвейера, бригадир автоматически выкрикивала замечание: Stop talking, please!*
      *Пожалуйста, прекратите разговоры!
      Она выборочно проверяла готовую продукцию, и, обнаружив недостатки, требовала устранения таковых. У каждого работника был рулон бумажных ярлычков с номером, который приклеивался на упакованную тобой коробку или пластиковый ящик. Отыскав брак, она выкрикивала номер, и работник, допустивший брак, торопливо посещал приёмный пункт, получал от бригадира замечания и ценные указания. Иногда, возвращался к своему рабочему столу с коробкой, в которой следовало что-то переделать. Как только работники увлекались разговорами, бригадир начинала донимать нас всякими придирками, выкрикивая номер и призывая работника на выговор, или подгоняла общей командой: Speed up!**
      **Побыстрей!
       Через строго установленные интервалы времени объявлялся короткий перерыв. В эти 10-15 минут мы могли спокойно о чём-то переговорить. Похоже, их продукция была в спросе, и нас обеспечивали работой в среднем по 10-11 часов на день. Таким образом, заканчивали мы работу в часов 5-6 вечера.
       Таня, знавшая и другие времена, оптимистично комментировала положение дел на фабрике, как заметное деловое оживление и заверяла нас в том, что нам очень повезло. Она была уверена, что со дня на день, фабрике потребуется больше работников и нашим товарищам не следует отчаиваться от безделья. Я, хоть и с трудом, но всё же разделял её искренний пролетарский энтузиазм, и ценил её дружескую поддержку. От неё же мы узнали, что зарплату агентства выдают работникам в виде чеков и расчётных листов, каждую пятницу. Но нам не следует рассчитывать на таковое в первую же пятницу. Агентство, получив от фабрики деньги и данные о рабочем времени на каждого работника за прошедшую неделю, сможет всё начислить и оформить лишь к следующей пятнице. Зарплата выдавалась с запозданием на одну неделю. Отработав две недели, получаешь зарплату за первую, а вторая неделя в твоём активе и в процессе начисления. Всё это вполне объяснимо и справедливо, особенно, если сравнить, что в это время на всей пост советской территории миллионы людей не получали зарплату по полгода. А их месячная зарплата едва ли составляла наши недельные 180-200 фунтов. И задерживали им не крепкие фунты, а стабильно обесценивающиеся гривны и рубли.
       Волновало меня то, что до получения первой зарплаты, мне предстояло снова внести плату за жильё, и вообще как-то жить. Это означало очередной заем и моральную зависимость, что мне крайне не нравилось.
       Дома я бывал лишь по вечерам, да и засиживаться там не очень-то хотелось. Сергей - владелец чемоданов, за несколько дней совместного проживания с курящим большинством, впал в глубокий бытовой конфликт с ними и искал моей поддержки. После ужина он приглашал меня на вечернюю прогулку-обход, во время которой мне отводилась роль слушателя накипевших обид и зреющих планов. Прогуляться после однообразной конвейерной работы мне было приятно. Мой некурящий сосед по комнате выбирал маршрут по индусским торговым улицам и закоулкам, изобиловавшим продовольственными лавочками. К этому времени торговля сворачивалась, и он исполнял функции санитара, готового подобрать всю фруктово-овощную не кондицию. Бабаи, так он называл индусов и пакистанцев, не особенно удивляясь его жестикулирующим вопросам, равнодушно давали своё согласие на подборку скопившихся за день повреждённых продуктов. Делал он это регулярно, в некоторых лавках его уже знали и не обращали на него внимания. На такие прогулки он стал выходить с большой сумкой, и в случае обильных урожаев, привлекал меня к транспортировке. Иногда трофеи картофеля и лука были слишком велики, и я пытался бунтовать, предлагая ограничиться необременительным весом, но он критиковал моё слабоволие и настаивал на полной загрузке. Нехрен порожняк гонять!
       Мне же, сидящему на мели и в долгах, ничего не оставалось, как соглашаться с его практичностью и приобщаться к уборке вечерних урожаев, на чёрный день, которые становились моим единственным временным источником питания. А в процессе моего соучастия, он обещал мне выделение денежного кредита до получения мною зарплаты.
       Его регулярные продовольственные поставки стали предметом издевательских шуток со стороны соседей-соотечественников. Однако, сами они всё чаще прибегали к потреблению этих запасов.
       В процессе нашей вечерней кооперации, я, как мог, реагировал на его просьбы, посодействовать его занятости. Он наивно советовал мне замолвить о нём слово на фабрике, считая, что если я там здороваюсь по утрам с бригадиром-мартышкой или начальницей смены, с которой разговаривал лишь однажды, во время инструктажа по безопасности, то могу и о нём походатайствовать. Я, как мог, объяснял ему свои ограниченные возможности фабричного пролетария, писал для него записки, адресованные Крису, с просьбой трудоустроить подателя сего письма. А Крис в своих ответных вежливых записках заверял меня и моих товарищей, что в ближайшие дни все они будут у того же бананового конвейера. Надо немного потерпеть.
       Я вспомнил о запущенном состоянии комнат, которые показывала нам хозяйка, и однажды вечером переговорил с её сыном, предложив ему подрядить на хозработы очумевшего от безделья Сергея. Тот обещал подумать, а на следующий день стал привлекать его к работам и оплачивать его время.
      Посещая хозяина дома в его мото магазине для уточнения плана сотрудничества, я, для разнообразия отношений проявлял интерес к мотоциклетному делу. Тот охотно рассказал, что, получив от нас рентную плату, слетал в Гонконг и прикупил там некоторые мото детали под заказ. Я про себя искренне позавидовал его естественному человеческому праву перемещаться по миру.
       Моё упоминание об американских Харли Дэвидсон вызвало у него искренний приступ сарказма в адрес американского никелированного дорогого технического барахла.
       Я рассеянно-вежливо слушал его и думал о том, что наши деньги, отданные за койко-места, слетали в Гонконг и вернулись в Англию японскими мото запчастями...,
       А мы курсировали между фабричным конвейером и комнатой на четыре спальных места. I hate to say it, but...* *Мне противно сказать это, но...
       Его восхваления японской техникой были прерваны появлением в магазине молодой бразильской жены. Она хотела его по какому-то хозяйскому делу. Мы, молча, оглядели и захотели её. Нам действительно было приятно познакомиться.
       На работе Татьяна стала нашей ближайшей подругой, которая правильно поняла ситуацию, в которой мы пребывали, и приносила бутерброды с расчётом и на нас. Она заверяла нас, что это не составляет для неё никакой сложности и ей даже приятно поучаствовать в нашей материальной реанимации. Таня любила рассказывать, о своём, куда более тяжёлом, безденежном и бездомном старте в этой чужой стране. По её мнению, наше кратковременное затруднение в ожидании первой зарплаты, едва ли можно назвать проблемой. На её опытный взгляд, мы просто везунчики, которые зашли на полчаса в контору и получили работу. Она советовала нам ценить это фабричное место и держаться за него. Я вежливо соглашался с мнением товарища по классу, познавшего почём британский фунт лиха. Но мысленно не желал себе зарабатывать на жизнь, простаивая у конвейера по десять часов за 36 фунтов на день.
       После двух дней работы за одним столом с молодой, но опытной пакистанкой, нас разлучили. Её поставили на другое рабочее место, а мне, как полноценному сортировщику и упаковщику банан, выдали рулон наклеек-номерков, которыми я должен был маркировать свою продукцию, и вместо пакистанской девушки, подогнали молодую польскую барышню Марту.
       Славянская Марта говорила только на своём щебечущем языке, а русский понимала также плохо, как и я польский. Поэтому, оказалось, что с мусульманской коллегой мы могли говорить и понимать друг друга гораздо больше.
      Мне удалось выяснить, что Марта приехала из сельской глубинки Жжешувского воеводства и в прошлом имела немалый опыт работы в сельском хозяйстве. На моё замечание, что она ворочает полными ящиками как профессиональный грузчик, Марта ответила, что раньше, до болезни она была сильней, а теперь ослабла, и поэтому оставила польское хозяйство и приехала сюда. Это была симпатичная, молодая, привычная к тяжёлому труду девушка, говорить с которой мне было не о чем. Мы лишь обменивались замечаниями по поводу сортировки-паковки банан. Во время перерывов, она уходила в свою польскую компанию, а я - в нашу, где председательствовала Татьяна. К нам постоянно присоединялись две-три пани и один пан, которые были постарше нас, хорошо понимали русский и даже немного говорили. С ними у нас сложились добрые приятельские отношения. А польские женщины легко уговорили меня принять участие в их банковских и почтовых проблемах в ближайшую субботу.
       Пятница - день зарплаты. Наши сотрудники, работающие от других агентств, послали своих гонцов на автомобиле и те во время обеденного перерыва привезли им чеки. Рабочий день был сокращенный, и, завершая трудовую неделю, работникам позволяли взять с собой по пару фунтов (1 кг) банан, что многие делали втихаря и ежедневно.
       Мои соседи напоминали мне, что я должен что-то предпринять, наконец, по вопросу их занятости. Этим и другим коллективным вопросам предлагалось посвятить мой выходной день. Суббота была нерабочим днём, зато в воскресенье мы уже начинали новую рабочую неделю, подобно предприятиям, принадлежащим евреям-ортодоксам.
       Мы договорились с Таней встретиться в центре у отделения Барклиз банк, который работал по субботам неполный день, что позволяло нам уладить свои банковские дела. Я пришёл не один, Таня тоже была с двумя польскими подругами, у которых назрели какие-то поручения ко мне. Они сходу изложили мне предмет своего горя, суть которого в том, что их последние депозиты на банковские счета в виде чеков, не были начислены. Коллежанки демонстрировали мне свой баланс на банковском автомате и удручённо заверяли меня, что их последнего вклада в 200 фунтов таки нет. Полагая, что они допустили какую-то ошибку при оформлении вклада, им не терпелось обратиться с этим больным вопросом к банковским служащим, о чём меня и просили.
       Как я предполагал, их вклад был зачислен на счёт. Просто банкомат показывал данные с некоторым запозданием. Вчера, или даже позавчера, оприходованные на счёт суммы, банкомат может не показать даже на следующий день. Подобные технические заморочки могут причинить немалое беспокойство иностранному пролетарию, привязанному к фабричному конвейеру и не имеющему ни времени, ни достаточного запаса слов.
      Нетрудно понять волнения горемыки, доверившего кому-то из близких земляков, располагающих временем, отнести в банк и положить на счёт недельную, или того более, зарплату в виде чека. А затем, вечером после работы, когда все банки уже закрыты, применить карточку, проверить банковский баланс и не обнаружить там никаких поступлений. Без принятия увесистой порции алкоголя, спокойной ночи не будет. А завтра с раннего утра и до вечера снова у конвейера, и от беспокойных мыслей его будут отвлекать только бездушные окрики бригадира: Speed up, please!*
      *Пожалуйста, побыстрей!
       Слушая сбивчивые объяснения-жалобы уже немолодых польских женщин, я представил себе, что означает для них возможность выплеснуть кому-то наболевшее и услышать хоть какое-то обнадёживающее объяснение.
       С этой бедой мы поднялись на второй этаж банка, и стали в очередь к служащей. Когда нас приняли, я не стал пересказывать причину бессонной ночи, лишь просил выдать нам данные о текущем балансе. Получив от нас карточку и подтверждение личности, служащая обратилась к компьютеру и назвала нам сумму, имевшуюся на этом счету, что вызвало вздох облегчения у клиентов. Не поняв, удовлетворены или разочарованы клиенты, та, молча, распечатала подробный баланс и выдала нам. Эта мелочь заметно изменила настроение наших приятелей, и они заговорили о неком украинском пабе, где дешёвое пиво и много добрых знакомых.
       Я попутно сделал заявку об изменении адреса, попросил банковского клерка сменить мой лондонский адрес на нынешний в Лютоне и заказал прислать туда код для пользования карточкой.
       Женщины предлагали скоротать время в походах по магазинам, а позже пойти в украинский клуб. Сергей настаивал посетить магазины, торгующие мобильными телефонами и выяснить, почему не работает его, где-то найденный им, телефон? Земляки уже объясняли ему, что телефон блокирован кодом, который ввёл предыдущий пользователь. Но он квалифицировал их советы, как типичную украинскую зависть, посылал их и хотел, чтобы я расспросил местных специалистов. Не сделать это, означало обиды и обвинения в эгоизме.
       Это был выходной день. Разбежавшись по территории торгового центра, мы так и не собрались для коллективных мероприятий. Сергей предлагал отыскать упомянутый украинский клуб и разбавить текущее положение дел пивом. По ориентирам, выданным Татьяной, мы легко нашли старый особняк. Пройдя в открытые ворота за ограду, нашли вход в здание, отмеченный скромной вывеской, извещающей о гостиничных и пивных услугах, а так же о причастности заведения к местному украинскому товариществу. Пройдя внутрь, мы оказались в пустом пивном баре. В другой соседней комнате слышались голоса. Прислушавшись, мы поняли, что там идёт собрание местных украинских патриотов. Мне было достаточно послушать их речи пару минут, что бы убедиться в их безнадёжно наивном представлении о ситуации в стране, которую они собрались спасать. Было слышно, что это пожилые люди, и мы восприняли услышанное, как заседание местной верховной рады пенсионеров.
       Вернувшись в пивной бар, я обратился к одинокому любителю пива. Этот джентльмен в очках с толстыми линзами и лицом с признаками алкогольной зависимости, ничего общего с украинским национальным движением не имел и реагировал только на английскую речь. Мой вопрос о возможности получить здесь порцию пива, вызвал у него одобрение и готовность помочь нам в этом. Он охотно оторвался от бокала и ушёл куда-то в направлении украинского собрания. Через минуту он вернулся с дежурным по бару. Усатый дядька внимательно взглянул на нас, определил, как новеньких и по-английски спросил, чего мы желаем. Сергей, как угощающий, уверенно по-русски заказал ему две пинты пива. Я понял, что ему хочется поговорить и узнать что-нибудь полезное. Но разговор у них не сложился. Дежурный по пивбару налил нам два бокала, получил за это три фунта и вернулся на заседание, решать судьбу современной Украины. Сергей, удовлетворённый почти украинской ценой на британское пиво, тут же забыл об этом неразговорчивом дядьке, и вернулся за стол. Наш единственный сосед по бару оказался более словоохотливым, и сам стал обращаться к нам с вопросами. Ему было скучно пить одному.
       - Вы украинцы? - обратился он ко мне.
       - Нет, я русский, - ответил я за себя.
       - Шо он хочет? - оторвался от пива Сергей. - Спроси его про работу.
      Я проигнорировал предложенную тему, ожидая следующего вопроса с соседнего стола.
       - Из Лондона? - спросил тот снова, призывая нас поболтать с ним.
       - Не совсем. Работаем здесь в Лютоне.
       - Шо он говорит? Ты про работу спросил его? - настаивал мой товарищ, и, не дождавшись от меня должной реакции на его просьбу, сам обратился к очкарику.
       - Sir, job... job,* - прокричал он, чтобы его наверняка услышали, указывая на себя пальцем в грудь. *Сэр, работа..., работа.
       - Что он хочет? - спросил меня подвыпивший джентльмен.
       - Это он так хочет работать, - коротко пояснил я.
       - Работать? Сегодня суббота, никто не работает, - пожал тот плечами. - Скоро вернутся люди с собрания, некоторые из них имеют свой бизнес, и все они говорят на вашем языке, возможно, они что-то знают, - охотно проконсультировал он нас.
       - Ну, шо он там про бизнес говорит?
       - А ни хрена! Советует тебе расслабиться.
       - Та пошёл ты! Тебя как человека просишь, тебе шо трудно спросить его?
       - Я спрашивал. Он ничего не знает, советует обратиться к местным хохлам.
       - Ну вот, видишь, уже что-то!
      Джентльмен внимательно наблюдал за нашим ожившим диалогом. Предполагая, что наш разговор касается его, и мы захотим ещё о чём-то спросить, пригласил нас присоединиться к его столу.
       - Во, масть пошла! Я же говорил, надо спрашивать людей. Стучи, и тебе откроют, - назидательно комментировал Сергей, пересаживаясь за соседний стол.
       - Скажи ему, что я хочу в Австралию, - начал он беседу с незнакомым джентльменом.
       - Ты и женщину хочешь... спросить его и об этом? - пошутил я.
       - Просто сделай, как я тебя прошу, - рассердился Сергей.
      Я передал, как меня просили.
       - В Австралию? - снова удивился тот, - Зачем?
       - Скажи ему, потому что там тепло, хлебно, дёшево и много работы.
      Я сказал, и снова обратился к своему бокалу, отстранившись от темы. Джентльмен лишь с недоумением пожал плечами. Но Сергей ожидал, что ему ответят.
       - Ты там бывал? - спросил он Сергея.
       - Нет ещё. А ты?
       - Я бывал, но очень давно. Полагаю, там по-прежнему тепло, а в остальном, не знаю. Уверен, что всё изменилось и с работай там, как и везде, - коротко и невнятно рассказал он про Австралию.
       - А я буду там кроликов отлавливать. Я слышал, там нужны люди для этой работы, - продолжал австралийскую тему Сергей.
       - Тебе видней, - пожал плечами джентльмен, - прослушав мой перевод. - Вы были на воскресном собрании? - сменил он тему.
       - Нет. Мы здесь впервые и никого не знаем, просто зашли посмотреть и выпить, ответил я.
       - Вас не приглашают на собрание? - поинтересовался собеседник.
       - Нет, и нам это не надо. По-моему эти люди знают об Украине столько же, сколько этот парень об Австралии, - объяснил я наш статус в украинском клубе.
      Джентльмен разразился громким, нетрезвым хохотом.
       - Шо ты ему сказал про меня?! - насторожился Сергей.
       - Про тебя ничего.
       - Та пошёл ты... думаешь, бля, я совсем ничего не понимаю.
      Джентльмен, добродушно посмеиваясь над моим замечанием, наблюдал за нами. Это ещё более дразнило моего товарища.
       Пиво мы допили. Претензии ко мне начинали доставать. Я пожелал убраться отсюда. Джентльмен удивился моему намерению, и предложил угостить нас пивом.
       - Вы пробовали когда-нибудь ирландский гинесс, - с энтузиазмом бывалого выпивохи спросил он.
       - Нет, никогда, - соврал я, лишь бы уважить его гостеприимное отношение к нам.
       - Вот и хорошо! Я угощу вас. Сегодня суббота, посидите ещё немного, - примирительно объявил он и снова отправился за нужным человеком.
       - Шо вы там затеваете? - недовольно спросили меня.
       - Сейчас узнаешь.
       Мне уже порядком надоело объяснять каждый шаг и слово. Действительно, хотелось уйти. Две минуты в ожидании нашего случайного приятеля, мы просидели в мрачном молчании. Мне даже захотелось поскорее вернуться к конвейеру, где разговоры не поощрялись, а работа не мешала думать о своём. Наш собутыльник вернулся с дядькой барменом, и заказал ему три пинты гинесса. Пока тот наливал и отстаивал пенистый заказ, он снова уселся на своё место. Заметил наше невесёлое молчание, и как к ребёнку, обратился к Сергею.
       - Так, когда ты отправляешься в Австралию?
       - Шо он хочет? - не дождавшись от меня должного перевода, хмуро обратился ко мне Сергей.
       - Спрашивает, когда ты в Австралию едешь?
       - Я не говорил, что уже еду. Я сказал, что хочу поехать. Это ты от себя уже наплёл ему хер знает что, лишь бы посмеяться надо мной, - вычитывал он меня. - Скажи ему, что сначала мне надо здесь найти работу и заработать деньги на переезд в Австралию.
      Я послушно пересказал всё, как меня просили, удивляясь своему терпению. Джентльмен правильно понял возникшую между порциями пива тягостную паузу, и с наигранной серьёзностью закивал в ответ моему товарищу.
       - Хорошо, хорошо. Сейчас к нам присоединится украинский джентльмен, возможно, он что-то знает о работе, - примирительно заверил он, и ушёл за пивом.
      Поставив на стол три бокала тёмного пойла с густой шапкой пены, он бодрыми жестами давал понять Сергею, что это класс! Сделав первые глотки горьковатого и густого пива, я поблагодарил его за угощение. Тот был доволен.
       - Не следует тебе ехать в Австралию, это слишком далеко, и если тебе там не понравится, что же тогда? - по-отечески обратился он к помрачневшему Сергею. Тот, выслушав мой перевод, лишь кивнул ему в ответ, вероятно, подозревая, что я перевёл сказанное в искажённой, издевательской, скептической редакции.
       Я подумал, насколько было бы веселей сейчас пить это пиво, если бы с нами пришли Татьяна и её польские подруги. Во всяком случае, беседа не сводилась бы лишь к мечте одного идиота, и на меня не возлагали бы функцию ответственного за связь с местной общественностью.
       Однако ирландское пиво было крепче обычного светлого и приятно притупляло восприятие происходящего рядом. Наш новый приятель тоже заметно угас и говорил о положительных сторонах доброй Англии. Обращаясь исключительно к Сергею, он горячо увещевал его не спешить покидать этот остров. В разгар дебатов пьяного с глухонемым, к нам присоединился с порцией водки пузатый, пожилой мужик. Он, кряхтя, присел рядом, и сразу принял участие в теме. Заговорил он с тяжёлым акцентом, по которому легко узнать славянина. Участник местной организации украинских националистов, послушав, как англичанин расхваливает Сергею британские традиции, опрокинул свои 50 грамм, удовлетворённо засопел и тоже начал лечить случайного слушателя. Он применял русско-украинский суржик с вкраплениями английских слов.
       - Какие тут традиции?! Скупердяйство, тоска и дожди... сдохнуть можно, - подвёл итог украинский динозавр. Англичанин ничего не понял, но вежливо кивнул ему головой и подтвердил:
      - Я же говорил вам, что он разговаривает на вашем языке.
       - Вот тут сегодня продукты из Польши распределяли, так я затоварился копчёным салом, - довольно сообщил нам местный украинец, и понюхал свёрток, вынесенный им из зала заседаний.
       - Тут даже продуктов вкусных нету, всё безвкусное, трезвым невозможно кушать, - жаловался он.
       - Водка здесь тоже говняная... оборотов 30... не то не сё, - поддержал его Сергей.
       - Давно вы здесь? - спросил я деда.
       - С 46-го года. Нас американцы освободили. А пока разбирались с нами, мы несколько месяцев оставались в том же лагере для военнопленных в Германии. Во время ожидания решения, в лагере управляли британцы, так я тогда уже заметил их традиции, мать их!.. Американцы обеспечивали нас - военнопленных продуктами. Так их мясные консервы были получше, чем пресные полевые пайки-каши, которыми кормили британских военных. Так те, стали отбирать у нас американские консервы, а нас кормить своими паршивыми кашами!
       - И вам так понравилась британская кухня, что из этого лагеря вы поехали жить в Англию, - пошутил я.
       - Та не, в Англию я поехал потому что, домой мне нельзя было, а в другие страны этот вопрос решался не так просто и быстро, торчать же в лагере уже обрыдло, вот я и поехал, куды мне позволяли на тот момент.
       - И с тех пор никак не привыкнете к этой стране?
       - К чему-то привык, что-то забыл, но всё равно в этой стране непросто прижиться.
       - Мне здесь тоже не нравится, - поддержал деда Сергей, - заработаю денег и уеду в Австралию. Вы не знаете, где здесь можно работу найти?
       - Та не, не знаю, я ж пенсионер. Надо поспрашивать здесь у людей. Ничего, сынок, лет десять поживёшь тут, и привыкнешь, - успокоил он Сергея.
       - Дед, но теперь-то вы можете поехать на родину, где вкусное сало и качественный самогон, - сменил я тему.
      Ветерану Украинской Повстанческой Армии явно понравилось такое положительное упоминание о родине.
       - Да, теперь-то я могу поехать, но не знаю... всё никак... да, и родственников там уже никого не осталось. Вот продукты вкусные из Польши нам поставляют, и здесь со своими общаемось..., а шо мне ще треба?
       - И правильно, считайте, что старая сука Англия - ваша вторая родина-мать. Во всяком случае, она приняла вас и подпустила к своему вымени.
       - Да уж, это старая, скупая сука... шо б я сдох! - ворчливо согласился дед. - Дома меня бы замордовали коммуняки и москали...
       - Та то всё не москали, дед. Напрасно ты на русских бочку катишь. Это масоны, мировое правительство.
       - Шо, жиды?
       - А кто же?! Русские, думаешь? Тот, который человечеству подарил своё учение о прибавочной стоимости и подписывался везде как Карл Маркс, изначально, на самом деле был Мардохей Леви, выходец из семьи раввинов и талмудистов. Вождь мирового пролетариата - Ульянов, по кличке Ленин, по матушке был Бланк. И свой кровавый социальный эксперимент-переворот в России он затеял на деньги немецких евреев-спонсоров. А кто с ним в России этот красный террор осуществлял? Правая рука Ленина - Лев Троцкий это Бронштейн* с американской финансовой поддержкой. Зиновьев это Овсей-Хирш Аронович Альфельбаум, Каменев - Розенфельд, Ешуа-Соломон Мовшович, он же - Яков Свердлов, Лазарь Каганович, Аксельрод, Михельсон... - все они профессиональные революционеры, и почти все руководители революции-переворота в России были восточными евреями, среди которых русских-то - случайные заблудшие единицы-недоразумения. Из 384 комиссаров в 1918 году, более 300 - были евреями.
       Прежде всего, они совершили акты цареубийства, искоренения православия и насильной очистки памяти и национального самосознания народа. А один из первых законов, объявленных ими, было запрещение всяких обсуждений роли евреев в этой революции.
      
      * 'Мы должны превратить Россию в пустыню, населённую белыми неграми, которым мы дадим такую тиранию, какая не снилась никогда самым страшным деспотам Востока. Разница лишь в том, что тирания эта будет не справа, а слева, не белая, а красная, ибо мы прольём такие потоки крови, перед которыми содрогнутся и побледнеют все человеческие потери капиталистических войн. Крупнейшие банкиры из-за океана будут работать в теснейшем контакте с нами. Если мы выиграем революцию, раздавим Россию, то на погребальных обломках её укрепим власть сионизма и станем такой силой, перед которой весь мир опустится на колени. Мы покажем, что такое настоящая власть. Путём террора, кровавых бань мы доведём русскую интеллигенцию до полного отупения, до идиотизма, до животного состояния... А пока наши юноши в кожаных куртках - сыновья часовых дел мастеров (Швондеры) из Одессы и Орши, Гомеля и Винницы умеют ненавидеть всё русское! С каким наслаждением они физически уничтожают русскую интеллигенцию - офицеров, академиков, писателей..."
       Лев Троцкий (Лев Давидович Бронштейн)
      
      Далее, разве не евреи помогли Гитлеру прийти к власти и содействовали войне? А в результате, кто выиграл от этой войны? Кто образовал себе государство Израиль, и кому теперь весь мир должен? Сколько теперь Германия ежегодно платит Израилю, и на каких условиях принимает беженцев еврейской национальности? И как ты думаешь, дед, почему об этих очевидных фактах так редко и тихо упоминают? Да потому, что всем и везде заправляют и контролируют они же. Средствами массовой информации - в первую очередь. Мы можем свободно критиковать качества и традиции любой национальности, сочинять и публично рассказывать анекдоты и шутки о хохлах, москалях, армянах, грузинах, азиатах, чукчах и не беспокоиться о последствиях, но попробуй с подобным выступить в отношении богоизбранной нации, и это сразу же будет квалифицировано, как преступление.
       - А в Украине сейчас кто хозяйнует!? - обеспокоился патриот в изгнании.
       - Да уж не те, кто боролся... Отгадай, кем всю свою жизнь был первый президент Украины...
       - А то ж! - коммуняка-идеолог, мабудь ще та гнида! - проявил осведомлённость бандеровец в изгнании.
       - Помните, как десять лет назад праздновали национальную незалэжнисть? А к чему всё свелось? К примитивному ограблению страны. А кто предоставляет кредиты Украине, зная, что эти деньги не будут использованы для экономического развития страны, а вернутся в те же банки на личные счета, и в результате страна окажется в долговой зависимости?
      Англичанин тоже внимательно слушал, проявляя признаки осознания происходящего, лишь при упоминании знакомых ему имён.
       - Вото ж, я и не еду до Украины, бо не разумию шо за хрень-муть там происходит, - подвёл итог борец за национальную незалэжнисть.
       - И правильно делаешь. Там на социальное обеспечение не рассчитывай, за свои заслуги ты от нынешней Украины ни хрена не получишь, уж в этом будь уверен, дед. Такие, как ты, там просто тихо вымирают.
       Английский джентльмен и бывший боец Украинской Повстанческой Армии нетрезво впали в глубокую задумчивость, каждый о чём-то своём. Мой товарищ, допив пиво, подвёл итог нашей беседе.
       - Пошли отсюда, а то ты уже несёшь всякую херню.
      Я не возражал, и объявил джентльменам о нашем отбытии. В этот момент в бар вошли ещё несколько недобитых представителей повстанческой Украины, и наш дед-собеседник рекомендовал нам познакомиться и с ними. На встречу, к стойке бара отравился Сергей, я остался за столом. До меня доносились обрывки украинской речи, из которых я улавливал неискренние восторги представителей разных поколений; заискивающие вопросы молодого украинского совка к старому украинскому националисту, доживающему на британской пенсии.
       - У этих бандеровских недобитков хер шо узнаешь, им бы только про незалэжнисть поговорить, - жаловался Сергей по дороге домой. - И ты тоже, вместо того чтобы расспросить их о чём-то полезном, начал там политинформацию читать. Напиши мне записку для Криса, он же говорил, что на следующей неделе, возможно, будет работа на фабрике.
       - У тебя же есть письмо к нему, на которое он отвечал и обещал тебе, зачем снова писать, спрашивать одно и тоже?
       - Шо я буду каждый раз приходить к нему, как идиот, с одной и той же запиской?!
       - Да он, и все в той конторе, уже знают тебя. Достаточно просто появиться, чтобы получить их ответ.
       - Тебе шо, трудно написать новое письмо и объяснить ему насколько это важно для меня?
       - Хорошо, я напишу такое письмо... хоть Тони Блэйру. Только вопрос этот зависит не от моего письма, а от потребности фабрики в рабочих. Это ты понимаешь?
       Дома и другие соседи поддержали мысль о необходимости напомнить, о себе в конторе.
       На следующее утро, в воскресенье, я с удовольствием оставил своих безработных, спящих соседей, и ушёл на фабрику, чтобы паковать бананы в компании молчаливой Марты.
      Рабочий день оказался интенсивным и затянулся часов на десять. Было очевидно, что фабрика загружена заказами от нескольких торговых компаний и едва справляется. Места для дополнительных рабочих столов, вдоль конвейера, было достаточно. По мнению ветерана конвейерного труда Татьяны, фабрика явно нуждалась в привлечении дополнительных рабочих.
       Вернувшись, домой вечером, я обнадёжил загрустивших от безделья земляков, своими фабричными наблюдениями. Мне тут же поручили звонить Крису и призвать его к активным действиям. У того действительно был телефон, по которому его можно было достать в нерабочее время.
      Аркадий охотно предложил свой телефон, и все настаивали на немедленном звонке.
      Крис ответил и легко узнал меня. Он спокойно и вежливо уверял, что я вовсе не побеспокоил его, и он рад меня слышать. Я искренне, положительно отметил про себя их натасканную показную вежливость и вслух поблагодарил его. Коротко доложив ему о своих наблюдениях на работе и об отчаянном положении земляков, я просил его связаться с фабрикой и предложить им пятерых дополнительных рабочих, которые, на мой взгляд, именно сейчас нужны там. Крис поблагодарил меня за столь ценную оперативную информацию и обещал сделать всё, что от него зависит. На этом наш короткий телефонный разговор закончился.
       На вопросы моих озабоченных соотечественников мне трудно было ответить что-то вразумительное, ибо интонация, ответы и обещания Криса прозвучали настолько лаконично и вежливо, что его можно было спутать с автоответчиком. Мой ответ, что он пообещал сделать всё возможное, никого не удовлетворял. Решили, что завтра им следует посетить его в конторе и не позволить ему забыть о них.
       Мои наблюдения и надежды безработных земляков подтвердились, фабрика действительно пожелала принять дополнительных работников, и Крис таки пропихнул их туда. Во вторник мы уже вышли на работу все вместе. При распределении рабочих мест, наша чёрная погонялка старалась поставить новых, не говорящих работников с достаточно опытными упаковщиками, способными найти общий язык с ними. Всех их расставили в паре с поляками, только Аркадий оказался за одним столом с моим земляком, у меня за спиной.
       С этого дня жизнь несколько наладилась. Для большинства моих соседей эта работёнка за 3,60 в час была спасением, и они очень ценили это благо. Аркадий постоянно напоминал всем, что у него бывали времена и получше. И он ходил на эту работу с таким видом, словно делал кому-то огромное одолжение. Татьяна по-прежнему приносила на работу бутерброды, теперь уже с учётом и на Аркадия. Кроме поддержания нас продуктами, она обеспечивала их и сигаретами. А так как курить им хотелось и после работы, то последовали регулярные мелкие денежные займы, о чём я узнал от самой Татьяны.
      Сообщила она мне об этом, потому, что её удивили заверение Аркадия, в добросовестном возврате долга со ссылками на скорую зарплату двоих из нас. Я был удивлён тому и ответил Татьяне, что впервые слышу о том, что она даёт им деньги, что я и без этого должен за жильё и вовсе не намерен погашать чьи-то табачные займы.
       Вопрос о курении дома постоянно служил поводом для раздора. С курящими воевал Сергей. Его отношения с соседями по комнате, Аркадием и моим земляком, обрели открыто неприязненные формы. Обмены взаимными претензиями у них возникали по поводу различных бытовых мелочей. Я, насколько это было возможно, сторонился от назревающего конфликта. Наконец, доработав до второй пятницы, я и мой земляк получили зарплату за первую рабочую неделю.
       За 45 часов работы, после всех удержаний, нам начислили к выплате всего по 162 фунта. Из которых я оставил себе лишь на самые необходимые текущие расходы, а большую часть раздал по своим долгам, и всё ещё оставался должным. И сама зарплата, и моя долговая моральная зависимость несколько удручали меня. Однако в активе у меня теперь была почти отработанная неделя, зарплата за которую, вполне покрывала все мои долги.
       В субботу каждый коротал время, как хотел. Аркадий и мой земляк, сблизившиеся на почве постоянных поисков табака и прочих общих интересов, прикупили выпивку, и засели на кухне.
       За месяц нашего совместного обитания, я уже в который раз слышал их хвастливые пересказы о своих украинских достижениях. Если всё это послушать, то их текущее британское существование являло собой некое дико несправедливое недоразумение, так как у себя дома они были очень успешными предпринимателями и уважаемыми людьми. Многократные повторы о своих украинских профессиональных успехах и завидных доходах, хвастливые подробности о потребительских привычках и домашних возможностях... Все эти разговоры провоцировали мой накопившийся в этой жилкоммуне сарказм.
       - Слушая вас, ребята, я задаюсь вопросом: на хрена вы оставили в Украине все эти блага и приехали сюда собирать окурки и сушить их на батарее? - грубовато влез я в тему. - Я не знал Аркадия в Украине, возможно, он у себя в Мариуполе действительно торговал ворованным металлоломом и менял иномарки, как носки. Только чем больше я знаю его здесь, тем меньше я верю всему этому трёпу. Что же касается моего земляка, то все эти легенды о тренерских достижениях и доходах - просто хвастливое враньё-самоутешение, слышать которые так часто уже невмоготу!
       - А тебя никто и не просит слушать, - отреагировал мой земляк. - Твоё мнение никого не интересует, судишь здесь по своим неполноценным меркам, достал уже всех, суёшь свой нос куда не просят. За кого ты себя, вообще, возомнил, что указываешь кому-то?! Шёл бы та не хер, без тебя тошно...
       - Вам нет необходимости посылать меня, можете считать, что я уже отправился туда.
      Мне меньше всего хотелось быть кому-либо в тягость. Это был именно тот случай, когда баба с воза - кобыле легче. Сейчас мне особенно не хватало тех, уже заработанных денег, чтобы раздать остатки долгов своим соседям-землякам, и приступить к самостоятельным действиям. Чем более, я уделял внимания чьим-то проблемам, тем более это воспринималось как должное и тем больше претензий мне предъявлялось. Было очевидно, что каждый имеет свой план и реализует его как может. Меня вовсе не грела перспектива стелиться перед всеми, искажать себя, угождать и содействовать чьим-то пожеланиям, а порой и требованиям. Подобные откровенно неприязненные замечания в мой адрес, положительно подталкивали меня к принятию самостоятельных решений. За это, я был даже благодарен им. Это были стимулирующие стрессы, раскрывающие мне глаза и подталкивающие к действию.
       Я продолжал работать в паре с молчаливой Мартой. У меня за спиной, за соседним столом работали Аркадий и мой земляк. Они вполне освоились и успешно совмещали работу с разговорами, на что наша чёрная бригадир всё чаще и более озлобленно реагировала стандартным окриком Stop talking, please! Иногда я мог слышать колкие замечания соседей в мой адрес. Их содержание и интонации лишний раз подсказывали мне, что нам не по пути. Я эгоистично замыкался в своих замыслах и всё меньше реагировал на чьи-либо просьбы. Сергей постоянно читал мне нравоучения. Ссылаясь на Библию, он призывал смирить гордыню и полюбить ближних.
       Кроме христианских назиданий и австралийских планов в его словесном потоке уже не первый раз упоминались некие ребята из России, с которыми он случайно встретился уже здесь в Лютоне. Он настойчиво рекомендовал мне поговорить с ними, считая, что те могут поделиться полезным опытом проживания в Англии на социальном содержании. Я пропускал это мимо своего внимания, но и не отказывался от встречи с ними, тут же забывая об этом.
       На моё имя пришло письмо из Барклиз банка, в котором мне прислали код для пользования карточкой. Мой земляк неловко спросил меня, почему таковое не прислали и ему. Я просто посоветовал ему спросить об этом банк. А в следующую пятницу нам передали чеки и платёжные листы, из которых я узнал, что за 51 час мне к оплате начислили 183 фунта. А нашим польским коллегам, за эти же часы, другое агентство начислило к оплате по 208 фунтов. Выяснить, чем объясняется такая разница в оплате, я мог, лишь сравнив расчёты удержаний и начислений. Но польские товарищи насторожились и не пожелали показывать свои платёжки. С одним из них всё же удалось договориться, и он обещал мне дать свою платёжку, чтобы я мог с этим разобраться. При этом, он просил меня не говорить никому из поляков о его содействии мне. Я обещал.
       О разнице в оплате я коротко доложил Крису по телефону, он был удивлён и даже не поверил, что таковое вообще возможно. Ему так же хотелось увидеть платёжку соседнего агентства. Мы договорились с ним о встрече среди недели.
      В субботу я посетил банк и положил свой чек на счёт. Мой земляк снова обратился ко мне с предложением похлопотать по вопросу его банковского кода.
      После всего, что я слышал от него в свой адрес за прошедшую неделю, я был удивлён его непоследовательностью. Я бы так не смог.
      Его просьбу я просто не услышал, мысленно оставаясь там, куда он меня недавно посылал.
       Свой фактический выезд из комнаты на четверых я уже рассматривал как вполне реальное и скорое событие. Мне осталось лишь подыскать подходящую комнату и арендовать её.
       Раздав долги всем своим соседям, и самоустранившись от исполнения обязанностей общественного секретаря, я сосредоточился на вопросе о смене жилья. Татьяна знакомила меня на фабрике с некоторыми потенциальными арендодателями, но все эти варианты предполагали проживание в тесном соседстве с пакистанцами. К такому мусульманскому эксперименту я не был готов. Также, она упоминала мне и о местной социалке, услугами которой можно было воспользоваться, если решиться на прохождение через какие-то бюрократические миграционные процедуры. Я не вникал в суть этого, так как считал это абсолютно невозможным со своим украинским паспортом и просроченной визой.
       Однажды Сергей снова напомнил мне о русских ребятах и настоял на встрече с ними, о чём он уже и договорился. Уж больно ему хотелось, чтобы я поговорил с ними.
       Встречу назначили на выходной день в субботу, в центре города неподалёку от центрального отделения Барклиз банка, которое мы посещали каждую субботу, чтобы обналичить фабричные чеки.
       День выдался солнечным, в конце февраля всё чаще проявлялись весенние признаки. Мы сидели с Сергеем на уличной скамейке, подставившись яркому, но едва греющему, солнцу и пили холодное бутылочное пиво. В общем-то, мы чувствовали себя в этот выходной, солнечный день вполне благополучно. Солидарны мы с ним были в бытовом противостоянии пятерым курящим соседям, которые игнорировали нас двоих - некурящих. А также разделяли озабоченность нашим украинским гражданством и неустойчивым положением на этом острове. Надо признать, что при всей его сумбурности, он настойчиво доставал меня и подталкивал к действиям, которые, по его мнению, я просто был обязан предпринять, используя свой запас слов. До этого я не обращал внимания на его призывы по простой причине отсутствия у меня средств. Теперь же, меня сдерживала хотя и примитивная, низкооплачиваемая, но стабильная фабричная занятость, бросать которую, эксперимента ради, было бы глупо.
       Фактически, суббота - это единственный день, когда мы имели время заняться чем-то иным.
      Сергей указал мне на двух рослых парней среднего возраста, которые шагали по направлению к нам. Один из них выглядел интеллигентнее и располагал к контакту. У меня к ним не было никаких вопросов, но я не исключал, что таковые могут возникнуть в процессе беседы.
       Мы обменялись приветствиями и познакомились. Того, что в очках, звали Сашей, другой сразу показался мне случайно присутствующим и не проявляющим к нам никакого интереса. Его имя я тут же забыл. Мне не пришлось сушить голову над вопросом, чего мы от них хотели. Как я понял, Сергей уже достаточно нагрузил их вопросами, и Саша сразу перешёл к теме нашей встречи.
       - Короче парни, мне сегодня ночью предстоит работать, хотелось бы ещё поспать, поэтому, я быстренько поделюсь с вами тем, что знаю, и разбегаемся.
       - Очень хорошо, - отреагировал я, лишь бы что-то ответить.
       - Насколько я знаю, вы сейчас паритесь на упаковке бананов за мизерную зарплату, и арендуете за свои кровные койко-места... Я в этой стране уже почти два года, и весь этот мазохизм прошёл, поэтому советую вам не тратить время и силы. Сдавайтесь миграционным властям как политбеженцы, обращайтесь за предоставлением социала и берите от них всё, что дают. Это, как минимум, вполне приемлемое бесплатное жильё, пособие на продукты и бесплатное медицинское обслуживание, элементарное образование, если пожелаете.
       - Погоди, что значит 'сдавайтесь'? Кто и куда нас примет? Разве им не проще просто депортировать нас, как визитёров, нарушивших визовый режим? - вставил я свой вопрос.
       - Не бойтесь, это уже проверенный путь. Сначала, обращаетесь к адвокату, подобные услуги оплачиваются государством, поэтому адвокатские конторы охотно берутся за подобные дела. С бумагами, оформленными адвокатом, направляетесь в миграционный центр в Лондоне, Восточный Кройдон. Там проходите формальную процедуру регистрации, после чего, вам выдают документ, подтверждающий факт вашего обращения за предоставлением вам политического убежища и то, что ваше дело находится в процессе рассмотрения. Всё время ожидания, пока решается ваш вопрос, вы находитесь в стране совершенно легально и имеете право на социальную поддержку. Конечно, если вам нравится заниматься этим славянским самобичеванием, то продолжайте на здоровье, это уж ваше личное горе.
       - Скажи-ка, а, обращаясь за предоставлением убежища, разве не потребуются документы, свидетельствующие о преследованиях на родине и тому подобные истории? И как объяснить, что, приехав сюда на учёбу, после полуторамесячного пребывания, я, вдруг, вздумал попросить полит убежище?
       - Документы, истории, легенды, всё это понадобится, когда вас пригласят в миграционный суд на рассмотрение вашего дела, а это будет нескоро, таких заявок у них сотни тысяч. А для обращения и регистрации прошения - достаточно твоего заявления, оформленного адвокатом.
       - А гражданство имеет значение?
       - Вообще-то да, этот момент при обращении может повлиять на сроки рассмотрения. А какие у вас паспорта?
       - Украинские.
       - Это хреновенько. Я бы даже сказал - хуже нет! Насколько я слышал, последнее время дела украинцев, сдавшихся без убедительной легенды о преследовании, стараются по-скорому рассмотреть, отказать и отправить домой. Формально считается, что в Украине никому ничего не угрожает. Я бы на вашем месте назвался белорусом, так многие украинцы и русские делают, потому как, Белоруссия у них числится, как страна неблагополучная и просителям дают хоть какое-то время пересидеть здесь.
      А вообще-то, в этом хозяйстве полный бардак, всё зависит от того, на какую полку дело ляжет. Это - лотерея! Я знаю здесь массу албанцев и прочих черножопых, которые с интервалом во времени успешно сдавались под разными именами в различных центрах. И теперь они имеют по несколько бесплатных социальных комнат, которые сдают в рент, и получают в разных местах еженедельные пособия. И так живут на британской социальной кормушке годами! А другой - сегодня сдался, и через неделю его уже вызывают на рассмотрение дела. Выслушали его избитую историю без каких-либо документальных подтверждений, единогласно отказали в предоставлении убежища, и депортировали. Это уж кому как повезёт. Но обычно, от шести до восемнадцати месяцев народ имеет социал и никто их не беспокоит.
       - Хорошо. Но если отказаться от применения украинского паспорта и назваться гонимым белорусом, тогда, как же быть с документом, устанавливающим личность?
       - А никак. В таких случаях говорят, что сбежал из страны, как смог. Привезли в грузовом автомобиле, никаких документов при себе не имел...
       - И этого бреда достаточно?
       - Для чиновников, принимающих и оформляющих заявки, ваши истории - до задницы. Их дело - принимать и оформлять заявления. А слушать ваши легенды и принимать решение - правда это, или чушь, будут уже другие чиновники. Ваш адвокат ответит вам на все эти вопросы более точно.
       - А что ты можешь подсказать относительно адвокатов?
       - Да вы можете прямо сейчас зайти в любую адвокатскую контору с этим вопросом, и они возьмутся за ваше безнадёжное дело. Вы говорите на их языке?
       - Немного говорю.
       - Так давайте сейчас и попробуем, - очень охотно пригласил нас Саша, к чему я был вовсе не готов.
      Он повёл нас на соседнюю улицу, на которой были сплошь какие-то офисы. В субботний день большинство из них оказались закрыты, однако, одна контора работала. Саша уверенно заявил, что это именно то, что нам нужно, хотя вывеска обозначала Solicitors.* *адвокаты, ходатаи.
      Я не совсем понял кто это, так как знал слово Lawyers. Но мы уже вошли в офис, и секретарь приветливо поинтересовалась, чем может нам помочь.
       - Мы хотели бы побеседовать с кем-нибудь по миграционному вопросу, - ответил я.
       - Вам назначали встречу?
       - Нет.
       - Сегодня нет никого, кто мог бы уделить вам внимание по такому вопросу. Если хотите, оставьте свой телефон, и мы организуем вам встречу среди недели.
       - Спасибо, возможно, мы обратимся к вам в другой день.
      Мы вышли на улицу.
       - Сегодня нет нужного кадра, предлагают записаться и зайти среди недели, - ответил я на вопросительные взгляды.
       - Так ты нормально базаришь с ними! - оценил Саша, - чё мне вас учить, я вам всё рассказал, а дальше вы и сами всё легко проделаете. Хотите, я дам вам мобильный телефон секретарши адвокатской конторы в Лондоне? Она сама из Украины, я в этой конторе оформлялся, ей можете всё рассказать. Она должна знать, как сейчас лучше сдаться.
      Мы согласились с ним и расстались, озадаченные и переполненные вопросами и сомнением, с телефоном некой Людмилы.
       Домой возвращались пешком, нам было о чём поговорить. Сергей теперь, каждые пять минут, призывал меня звонить этой Людмиле. Я отмалчивался. Вся эта затея выглядела нереально. А сложившиеся отношения с Крисом и фабрикой были понятны и предсказуемы, хотя и примитивны. Бытовые условия можно наладить. Призывы и аргументы Саши звучали убедительно и заманчиво, но не совсем по душе. Это напоминало мне бесплатный сыр, который бывает только в капканах. Я не мог ответить ничего конкретного Сергею, ибо нуждался во времени, чтобы переварить всё это.
       Выйдя из центральной части города, мы шагали через торговые кварталы пакистанского Лютона, эта часть города мне нравилась всё меньше.
       Дома я оказался свидетелем активных переговоров, которые вёл по телефону Аркадий. Из всего продемонстрированного им, было очевидно его намерение выехать куда-то в северном направлении в целях трудоустройства в каких-то цветочных хозяйствах, где, якобы, зарабатывают баснословные деньги. Переговоры-приготовления велись в паре с моим земляком, остальные лишь пассивно интересовались. У меня это не вызывало никакого интереса, и я искренне желал Аркадию и его возможным компаньонам скорейшего и благополучного трудоустройства на новом, более перспективном месте. Я же, имел о чём своём подумать.
       В один из дней в конце рабочей недели, я с утра договорился с бригадиром цеха об уходе после обеда, для посещения агентства. Криса, как партнёра фабрики, здесь хорошо знали, да и формально мы являлись работниками агентства, которое командировало нас на фабрику, поэтому вопрос о моём уходе решился быстро и положительно.
      Мои коллеги-соотечественники, вероятно, договорившись о новой работе, стали теперь вовсю хохмить и напрочь игнорировать замечания бригадира. Их бравада, на мой взгляд, выглядела излишне показной и не по возрасту глуповатой. Уж больно им хотелось показать, что эта работёнка - не для них. В перерывах, Татьяна по-матерински делала им замечания и призывала их не хамить. Она наивно обращалась и ко мне, с просьбой одёргивать своих товарищей, так как я работал рядом с ними. Я устало отмалчивался.
       Доработав до обеда, я ушёл в агентство на встречу с Крисом.
       Насколько я мог понять, сравнивая платёжные листы двух агентств, с наших польских коллег, в отличие от нас, не удерживался подоходный налог, ограничивались лишь взносами социального страхования. Поэтому к выплате им начислялось больше, чем нам.
       Крис восседал за своим столом. В конторе было несколько посетителей, занятых заполнением анкет. Крис, и все его коллеги, уже знали, по какому вопросу я пришёл. Обменявшись приветствиями, я вручил Крису платёжный лист от соседнего агентства и передал ему пожелание польского работника, решать этот вопрос так, чтобы не навредить парню. Крис ответил, что это, само собой, разумеется, просил не беспокоиться. Взглянув в эту платёжку, он тоже удивился тому, что там из зарплаты не удержан подоходный налог, но не мог ответить, почему. Все его коллеги с любопытством рассмотрели платёжку своих конкурентов и стали обсуждать этот факт. Я сидел, пассивно наблюдая за происходящим. Наконец, Крис вернулся ко мне.
       - Я сделаю себе копию?
       - Да, пожалуйста, только...
       - Сергей, я тебе обещаю... Спасибо, что ты обратил на это внимание и проинформировал нас, мы постараемся разобраться в этом вопросе, и если это окажется возможным, то применим эту практику в отношении своих работников. Мы понимаем, что вам не нравится получать за одинаковую работу и часы, меньшую зарплату. Поверь мне, нам это так же не нравится. Сергей, мы хорошо сотрудничаем с тобой, и ценим твоё участие в нашей кооперации с твоими друзьями. Кстати, как обстоят у тебя дела с визой?
       - Я делаю всё, что могу. Ищу возможные пути решения этой проблемы.
       - Если не секрет, есть какие-нибудь реальные варианты?
       - Когда закрыты все двери, следует проверить, не приоткрыто ли окно...
       - Сергей, твоя основная проблема в Англии - это твоё гражданство. Это огромное препятствие для тебя. Все знают, что Украина страна неблагополучная во многих смыслах, и жить там сложно. Однако, формально ваша страна не числится среди тех, где жить опасно. Был бы ты гражданином какого-нибудь Афганистана, Ливии или Ирака, ты бы мог получить здесь полит убежище и начать новую жизнь. Как гражданину Украины, я думаю, тебе здесь ничего не светит. Может быть путём брака, не знаю, всё это очень сложно... Я сочувствую тебе.
       - Спасибо и на этом. Вообще, в мире творится большой беспорядок. У людей масса недоразумений в личных человеческих отношениях, а тут ещё и всякие границы, гражданства, визы, конфликты. Всё это, превращает мир в большое дерьмо, выжить в котором - не всякому под силу.
       - Да, это ты верно отметил. В первый день, когда вы здесь появились и оставили анкеты, я был приятно удивлён, такому сочетанию, как украинские паспорта и ваш Лондонский адрес. Знаешь ли, ты у меня особый клиент!
       - А что особенного? - удивился я. - Палмерстоун стрит в восточном Лондоне? Мы там провели всего два первых дня, у своих земляков, они арендуют пол дома.
       - Неважно, это ведь рядом со старой церквушкой, так? Я родился на соседней улице и прожил там большую часть своей жизни! И мы с тобой ровесники.
       - А в Лютоне не нравится? - поинтересовался я.
       - Нет. Я скучаю по Лондону. По возможности бываю там.
       - Понятно. Но всё же, твоя проблема не так сложна, как моя украинская.
       - Пожалуй, да... Сергей, я также понимаю, что эта работа и зарплата не может тебе нравиться. Но мы постараемся решить хотя бы вопрос о подоходном налоге, я думаю это возможно, если таковое удаётся другим агентствам.
       - Тогда я пошёл. Жду хороших новостей.
       - Удачи тебе.
       По времени, мои соседи должны быть ещё на работе и я удивился, застав дома своего земляка в грустном одиночестве. Я не стал задавать ему вопросы, но по его растерянному виду предположил какие-то неблагоприятные для него перемены.
       - Ты в агентстве уже побывал, - спросил он меня, и я понял, что разговор пойдёт о чём-то ином.
       - Да. Прямо оттуда.
       - Выяснил что-нибудь?
      Я хотел ответить, что если тебя волнует этот вопрос, мог бы принять какое-то участие. Корчить из себя крутого парня и громко посылать меня умеешь, мог бы и проблемами зарплаты заняться. Но я лишь неохотно ответил на его вопрос.
       - Крис обещал всё выяснить и вскоре сообщить.
       - Крис в конторе?
       - Полчаса назад был там.
       - На фабрике мне сказали, что я должен обратиться в агентство...
       - Обращайся. Там все на месте.
       - У меня на работе возник конфликт... Начальник смены отстранил меня от работы, сказал, обращайся в своё агентство, там тебе всё объяснят...
       - Так фабрика, похоже, попросила тебя?
       - Я не совсем понял, надо бы переговорить об этом с Крисом.
       - Переговори.
       - А ты сегодня в агентство не собираешься?
       - Я только что вернулся оттуда! Специально с работы отпросился, чтобы занести им польскую бумажку и выяснить вопрос о зарплате... Чего мне снова туда собираться?
       - Мне важно выяснить этот вопрос...
       - Выясняй.
       - Так ты сходишь со мной?
      Как быстро развиваются события, - подумал я, - ещё сегодня он у меня за спиной отпускал в мой адрес колкие замечания, самоутверждаясь в глазах своего нового приятеля. Всем своим поведением хамили чёрному бригадиру конвейера. А теперь клонит к тому, что не помочь ему в такой ситуации - это просто непорядочно...
       Пауза затянулась. Мне не хотелось возвращаться к этому. Наши отношения, наконец, обрели какую-то ясность. Он при всех, многократно и громко выразил своё неприязненное отношение ко мне, достаточно искренне и конкретно послал меня и дал понять, что сам всё может. Я с досадой, но и с облегчением, проглотил всё это, и зарёкся впредь не лезть в чужие дела со своей помощью, ибо понимается и принимается таковая, кому, как захочется. Продолжать таковое - просто себя не уважать. Теперь же, он призывает меня, как товарища, приобщиться к его дерьму. На редкость мудрая последовательность в построении взаимоотношений.
       - А сам ты, не можешь решить свою задачу? Тебе самому-то лучше знать, что произошло, и на что можно рассчитывать.
       - Та, что... Я отошёл от своего рабочего места, чтобы показать Людмиле, где можно взять тару, а бригадир не поняла, стала кричать вдогонку 'куда пошёл!?'. Я не успел объяснить ей, как появился начальник смены и оказался свидетелем этой сцены. Чёрная пожаловалась ему, и тот отправил меня. Говорит, 'вали отсюда в своё агентство'...
       - Вы же долго испытывали её терпение, вот она и отреагировала. Теперь у тебя есть возможность всё объяснить в агентстве. И, похоже, тебе представился случай найти более достойную работу. Кстати, мог бы и Аркадия пригласить поучаствовать в этом вопросе, всё же вместе выпендривались...
       - Слушай! Я тебя, как человека, прошу просто сходить со мной в агентство и переговорить с Крисом, чтобы выяснить, а не читать мне мораль.
       Смирив свою гордыню, через полчаса я снова сидел в агентстве. Земляку я дал понять, что буду лишь переводить и не более того.
       Крис выслушал мой перевод о случившемся, и, молча, обратился к телефону. Когда ему ответили, он попросил к телефону начальника смены. Это та женщина, к которой нас направили в первый день. По его приветствию я понял, что она взяла трубку. Крис коротко задал вопросы, относительно сидящего рядом работника. Далее последовало объяснение, слышать которое мы не могли. Крис лишь, молча, слушал, не перебивая. По его выражению лица трудно было ставить диагноз. Но из того, что мне уже рассказал земляк, я мог предсказать, - фабрика не захочет его обратно. Наконец, их телефонный разговор закончился. Крис положил трубку и обратился к нам.
       - К сожалению, они просят больше не присылать тебя на фабрику. Здесь уж я ничего не могу поделать, - заявил нам Крис.
       - А почему? - поинтересовался земляк.
       - Она ничего не сказала о сегодняшнем конфликте, а лишь передала пожелание вашего непосредственного бригадира, которой, полностью доверяет. Бригадир сказала, что пользы от него мало, и ей надоело делать замечания... Сергей, ты это не говори ему.
       - Почему? - он же хотел всё выяснить.
      Я передал земляку ответ начальника смены. Он сник. Крис это заметил.
       - Сергей, ты так ему и сказал?
       - Да. Разве не лучше знать, как оно есть?
       - Не всегда.
       - Я обещал ему лишь переводить.
       - Понятно. Ребята, в этой ситуации изменить я ничего не смогу. Обещаю лишь просигналить, как только появится какая-нибудь работёнка, - подсластил он горькую пилюлю.
      Возникла пауза сочувствия и растерянности. Я тоже молчал, воздерживаясь от проявления какой-либо инициативы. На этот момент я уже хорошо знал, как оценивали мои потуги в решении чужих проблем. Чем больше моих услужливых 'А не могли бы вы?' 'А не поможете ли вы?' 'А как нам?' 'Мы очень хотеть бы...', тем чаще и доступней мне дают понять, какой я мудак, растрачивающий себя на всякую чушь.
      Пауза затянулась.
       - Какие-нибудь ещё вопросы? - спросил я земляка.
       - У меня нет, - неуверенно ответил он.
       - У меня - тем более.
      Я во второй раз за день распрощался с Крисом, и он снова пожелал удачи.
       Вечером, когда все собрались дома, атмосфера нашего общего жилища наполнилась вопросами. Людмила с Оксаной, уставшие от скитаний и безденежья, не скрывали свою озабоченность и боязнь потерять эту банановую работёнку. Они расспрашивали меня лишь о том, что Крис сказал о них, да как насчёт освобождения от подоходного налога? Девушки вцепились в конвейер мёртвой хваткой, и не желали слышать ни о каких увольнениях и переездах. Мой земляк, оказавшись в состоянии растерянности, стал более активно напоминать Аркадию об его замыслах в направлении некой цветочной фермы. Николай по-украински советовал им поехать туда и всё хорошенько разузнать. Выражал готовность присоединиться к ним, если оно того будет стоить. Ну а пока оставаться здесь и работать на фабрике. Сергей отмалчивался, лишь изредка вставлял свои ворчливые замечания о том, что сами виноваты, нехрен было выпендриваться и, что теперь бригадир будет всех нас пасти и придираться. Якобы, он уже почуял таковое отношение к ним во второй половине рабочего дня.
       Как только представилась возможность, он пригласил меня выйти прогуляться. На улице он ругал, на чём свет стоит, моего земляка и Аркадия, которые, якобы, делали всё, чтобы нарваться на увольнение. Призывал меня звонить той Людмиле из адвокатской конторы, хотя, толком не мог сказать, о чём я должен её спрашивать. Я предлагал продолжать работать, пока дают, и не дёргаться. Хотя, на душе стало как-то неспокойно. Пребывая в таком окружении, немудрено не только работу потерять, а и вообще оказаться депортированным. Если банановая работа прикроется, то даже при всех моих добрых отношениях с Крисом и его агентством, трудоустройство на новое место повлечёт вопрос о визе и загонит меня в глухой островной тупик.
       Случайный совет Саши-беженца сдаться миграционным властям, обретал всё более реальные формы и содержание. Мрачная перспектива оказаться без работы с просроченной визой в украинском паспорте, подтолкнула меня к звонку Людмиле.
       Наш первый телефонный разговор с ней, был по-деловому коротким. Мои ссылки на некого Александра из Лютона не вызвали у неё никакой реакции. По её секретарской интонации я понял, что таких 'Александров' через неё проходит много и она едва ли помнит всех. Я коротко изложил суть дела, и Людмила предложила встретиться в офисе, где и обсудить всё при встрече. Назначила нам день и время, продиктовала адрес, название станции метро, пожелала удачи и повесила трубку.
       Из этого короткого контакта я мог сделать лишь один вывод, - контора работает и берётся за всё, на чём можно заработать. Мне показалось, что говорить с Людмилой, о нашем безнадёжном деле, можно вполне открыто. Меня несколько обнадёжила обещанная встреча, на которой представится возможность обсудить свою тупиковую ситуацию, с человеком, занимающимся подобными вопросами профессионально. Это была некая спасительная соломинка, за которую можно ухватиться в случае развала отношений с фабрикой. Сергей уверенно предвидел наше скорое увольнение и винил в этом Аркадия и моего земляка. Я рассеянно слушал его мрачные прогнозы и планы скорой сдачи миграционным службам, а сам пытался вспомнить, где эта станция метро 'Семи Сестёр' (Seven Sisters) на линии Виктория, мимо которой я проезжал много раз, но никогда не выходил. Заглянув в карту, я нашёл это место в трёх остановках от конечной станции Волтомстоу (Walthamstow), где останавливался в свои первые два дня в Лондоне. Думал: представляться ли миграционным службам под своим именем, или изменить всё?
       Последующие рабочие дни на фабрике проходили действительно в атмосфере повышенного напряжения и внимания к нам. Нетрудно было заметить осторожность, с которой сторонились от нас работники, ранее охотно общавшиеся с нами. По отдельным производственным замечаниям бригадира я сделал вывод, что она уделяет повышенное внимание именно к нам: Аркадию, Сергею и мне. Как мне казалось, она подозревала нас в негативно-пренебрежительном отношении к ней - начальнику конвейера. Её настороженность усугублялась комплексом, от которого, вероятно, не свободен ни один африканец, живущий среди европейцев. Масла, в этот постоянно тлеющий очаг сомнений, подливал и наш, непонятный для неё язык, и порой действительно неуважительное поведение Аркадия. Не знаю, что она думала относительно меня, но свои замечания по поводу допущенных производственных огрехов, высказывала мне с заметно повышенной стервозностью. Я невольно анализировал своё поведение на работе и не мог припомнить каких-либо грубых ошибок или проявлений неуважения по отношению к ней.
       Природа пошутила над ней, наделив её особенно чёрной кожей и внешними формами, наглядно иллюстрирующими причастность человека к обезьяне. Она невольно напоминала нам дрессированную обезьянку, наряженную в человеческую одёжку. Её регулярные, монотонные окрики, призывающие работников ускорить темп или прекратить разговоры, не воспринимались нами всерьёз, а часто даже и веселили. Этого она не могла не заметить. Тем более что до недавнего, Аркадий со своим напарником просто демонстрировали своё неуважение к этой работе и её замечаниям. Я понял, что наша компания ей не по нутру, мы стали источником её неуверенности и сомнений, и она присматривалась, как бы избавиться от нас без ущерба для производственного процесса. По-человечески я понимал её. Если бы она сделала попытку поговорить со мной, я бы успокоил её, почти искренне заявив о желании совершенствовать навыки упаковщика бананов и об уважении к ней, как человеку и бригадиру. Однако никаких шагов навстречу она не предпринимала, но всё более проявляла подозрительность к нам. Глухонемое старание и послушание Людмилы и Оксаны, похоже, пришлось ей по душе, и девушки благополучно влились в конвейерный поток. Возможно, тому способствовал и тот факт, что они по документам были представлены как польки, и свободно общались с польскими работниками на их птичьем языке. Чем больше я убеждался в том, что мне клеят ярлык совка-изгоя, тем менее хотелось проявлять своё уважение к этому вынужденному не умственному труду и завезенной из Африки, дрессированной регулировщице конвейера.
       Чутьё Сергея, к сожалению, оказалось верным: с нас не спускали насторожившийся африканский глаз. Прав он, пожалуй, был и в том, что такое отношение к себе мы заслужили лишь тем, что нас приобщили к компании Аркадия и уволенного земляка.
       Сергей только начал здесь трудиться, и работа, не требовавшая знаний языка и умственного напряжения, вполне устраивала его. С Аркадием же, его объединяло лишь гражданство, язык и вынужденное общее жилище. Сергей расстался бы с ним при первой же возможности. Но бригадир ничего этого не знала и по своей темноте причислила и его к числу нежелательных, непослушных русских парней, которые осложняли её ответственную, руководящую работу. Но главной причиной бригадирской полу осознанной неприязни к нам, как мне думалось, послужило наше очевидное отличие от основной массы работников. Ей комфортней управлять работниками, глубоко осознающими свою социальную ущербность в чужой стране и искренне благодарными за предоставленную им возможность работать и получать за это аж 3.6 фунта за час и килограмм бананов каждую неделю. Вероятно, она не разглядела в нас этих качеств... И напряглась.
       Пока бригадир управляла конвейером, бдительно следила за нашим поведением и качеством упаковки продукта, я тайно просчитывал и сопоставлял рабочее расписание, день назначенного визита адвокатской конторы, оплаченные дни за жильё, хилые трудовые сбережения и легенду будущего полит беженца. Мысленно я уже смирился с обстоятельствами и был готов избавить смутившегося бригадира от моего трудового участия. Насильно мил не будешь. Особенно, если твой непосредственный начальник - ярко выраженный продукт колониального воспитания с африканскими комплексами, а подчинённый - субъект, приблудившийся к банановому конвейеру из страны, где он в детстве всем обещал стать космонавтом...
      Для неё Англия - это империя, которая долго имела её африканскую страну и народ, а теперь позволившая ей самой пожить на острове и управлять фабричным конвейером и послушными работниками-иммигрантами. Для меня же, это страна, о которой я знал по их музыке и литературе, и мне было любопытно побывать здесь и увидеть всё своими глазами. Она изучала живой колониальный английский язык в своих африканских условиях, а я, книжный английский зубрил в своих советских школах, курсах, университетах. Поэтому, встретившись на английской фабрике по сортировке и упаковке бананов, мы смотрели на этот конвейер сквозь различные призмы, и каждый видел всё по-своему. Вероятность того, что мы поймём, друг друга и станем вместе и дружно паковать бананы, оказалась ничтожно малой. Мы оказались её необъяснимой головной болью. Таковая роль мне и самому не нравилась.
       В конце одного из рабочих дней, как обычно, по команде бригадира, мы закончили упаковку, подчистили каждый вокруг своего рабочего места, и направились к выходу из цеха. Однако бригадир окликнула нас и с ноткой возмущённого недоумения спросила:
       - Куда это вы собрались?!
       - Домой... Подобно другим работникам, - указал я на группку удалявшихся пакистанцев.
       - Но я вас пока не отпускала, - поставила нас на место бригадир и ожидала, что мы ей ответим.
       - Разве рабочий день не окончен? - спросил я с заметным раздражением.
       - Здесь я решаю, когда заканчивается рабочий день, - начала та дисциплинарное лечение.
       - Та пошли ты на хер эту черную сучку! - раздражённо посоветовал мне Аркадий, и пошёл себе далее, якобы не понимая происходящего.
       - Мы подчистили у своих рабочих мест... Или для нас есть ещё какая-то работа? - терпеливо и неискренне вежливо спросил я.
       - Для начала вернитесь, - взглянула она в след уходящему Аркадию, - и я скажу, что вам ещё следует сделать, - неуверенно командовала завезённая из Африки.
       Мне стало ясно, что нас провоцируют на конфликт.
      По моим расчётам, если учесть назначенную мне встречу в адвокатской конторе и возможное положительное развитие событий в качестве полит беженца, то уже не имело смысла продолжать такие натянутые трудовые отношения.
       Ничего, не ответив ей, я, молча, направился к выходу. Сергей шёл следом за мной. Оказавшиеся рядом польские и пакистанские работники с любопытством наблюдали за актом неповиновения. Бригадир, не ожидавшая такой неуважительной реакции на свою команду, да ещё и в присутствии других подчинённых, сорвалась на привычный ей рабочий крик. Поспешила поправить ситуацию.
       - Вы куда?! Я к вам обращаюсь!..
       - To home...* - коротко ответил я, не оборачиваясь.
      *домой...
      Хотелось последовать совету Аркадия и ответить ей, чтобы все слышали: Fuck off, stupid bitch!**
      **Отвяжись, глупая сучка!
      Не сделал я этого только из уважения к Крису. Мне не хотелось создавать агентству проблематичные отношения с фабрикой и доставлять ему лично головную боль.
       Я шёл через фабричные цеха к раздевалке и думал о том, как легко и гармонично у меня складывались человеческие отношения с Крисом. В общей сложности мы общались с ним не более двух часов, но я был уверен, что там меня правильно понимают, даже с моим акцентом и ограниченным запасом слов. Под руководством же этой афро-английской особы я провёл около двухсот конвейерных часов своей жизни, не давал ей повода невзлюбить себя, и вполне смиренно воспринимал её, как своего непосредственного начальника. Откуда и почему эта дистанция и дремучее напряжение? Я слышал об утверждении современных биологов о том, что между генами людей и обезьян огромная дистанция, но я также имел положительный опыт общения с её земляками. Будучи студентом, я бок о бок проживал в общежитии с представителями Ганы и Нигерии. Любой из тех студентов и моих приятелей мог оказаться её родственником. Наконец, сколько народных средств скормили африканским странам наши компартийные мудрецы!
       На видимом мне материальном (конвейерном) уровне я в упор не видел причин для такой животной неприязни к нам, но где-то в иных, высокочастотных вибрациях межу нами возник и усиливался диссонанс, о котором я мог лишь логически догадываться по её внешним проявлениям подозрительности. Она же, инстинктивно ощущала в нас чужое и непонятное.
       С другими товарищами по цеху тоже как-то неловко сложилось. Молодая симпатичная пакистанка в первый же день совместной работы заявила мне о своих исламских духовных корнях. И в качестве иллюстрации рассказала о братьях, готовых отрезать голову её английскому неверному дружку...
      Молчаливая славянская Марта, сбежавшая из польского села, за все дни работы за одним столом, поведала лишь, что 'поле дупу коле'... Если я правильно её понял, - работа в поле затрахала! И теперь она здесь зарабатывает лёгкие деньги.
      Лишь польская напарница Татьяны, - пани пограничного возраста, выражала мне свою недвусмысленную симпатию женщины, вынужденно засидевшуюся на чужбине. Но я не обнаружил в себе взаимных настроений, и пришлось делать вид, непонимающего. Если душа не лежит, то уже и не встанет. В таких ситуациях начинаешь невольно верить, что твои мысли способны влиять на окружающий тебя материальный мир. Слова никому худого не сказал, чем мог - помогал, старался быть своим парнем, но мне не поверили, и в пролетарии не допустили. Тем легче мне уходилось.
      
      I did the best things for everybody, so why should I feel like shit?*
      *Я относился ко всем наилучшим образом, так c чего же мне чувствовать себя как дерьмо?
      
      
      
      
      
      
      
      6
      'A million roads, a million fears...'
      *Миллион дорог, миллион страхов...
      
       Свой шкаф открыл ключом, фабричный халат повесил, а куртку одел. Холодную, увесистую фунтовую монету, пролежавшую в механизме замка более трёх недель, вынул и отправил греться обратно в карман. Ключ оставил застопоренным в замке открытой дверцы шкафа, готового послужить новому работнику. Уходя, с благодарностью подумал о простоте процедуры. Получение чека в агентстве, и возможный разговор с Крисом, о факте окончания отношений - не представлял никаких сложностей (ни на грубом материальном, ни на пресловутом, зыбком, коварном тонком уровнях). С этим джентльменом я чувствовал себя, как с другом детства.
       Теперь мы все четверо, проживавшие в одной комнате, оказались без работы. Сергей открыто обвинял в случившемся Аркадия и моего земляка, а те посылали его. Мне, по секрету советовал, как можно скорее расстаться с ними, и в будущем держаться от таких людей подальше. Рекомендовал, иметь дело с ним. Сочетание последних событий всё более объединяли меня с Сергеем вокруг предстоящего посещения адвокатской конторы. Аркадий и мой земляк сосредоточились на телефонных переговорах по поводу новой работы, и вскоре объявили о своём отъезде куда-то на север. Я был искренне рад их благополучному самоопределению и с надеждой ожидал скорой и счастливой развязки затянувшегося коммунально-психологического узла. Меня удивило их совместное решение... помочь мне выйти из затруднительного положения.
       Мой земляк, подгадав момент, когда поблизости не было Сергея, по-приятельски сообщил о предложенной им работе на цветочных плантациях, куда они готовы и меня взять. Я поблагодарил за проявленное внимание и отказался, коротко сославшись на иные планы и южное направление.
       Назначенный нам день приёма в адвокатской конторе случайно совпал с четвергом - последним днём недели проживания. По пятницам мы вносили рентную плату за следующую неделю проживания.
       В четверг утром, чтобы прибыть в Лондон до девяти утра, мы встали рано и вышли из дома, когда все соседи ещё спали.
       Из разговоров накануне, я понял, что Аркадий и мой земляк планировали переночевать здесь последнюю ночь, а утром отбыть на новое место. Предполагалось, что, вернувшись из Лондона, мы их уже не увидим. По этому поводу никто не горевал.
       Утро выдалось ненастное. Порывистый ветер сочетался с дождём. Не полюбившийся мне пакистанский город Лютон словно взбесился, обдувая и поливая нас вдогонку. Всю полуторачасовую дорогу до Лондона лил дождь, и на душе было дождливо и ветрено-неспокойно. Накопилось много вопросов, обсудить которые мне не было с кем.
       Уже в центре Лондона, когда все пассажиры сошли, мы оказались в автобусе одни. Водитель поинтересовался, где же мы хотим сойти. Я высказал предположение, что конечной остановкой будет вокзал Виктория, куда нам и надо. Водитель понимающе улыбнулся и пояснил, что конечная остановка уже была, но обещал высадить нас неподалёку от станции метро Виктория. Мы присели поближе к водителю, и, поджидая остановку, разглядывали дождливый утренний будничный Лондон.
       Заметив покладистость водителя, у Сергея возникли к нему вопросы:
       - Спроси его, где здесь королевский дворец, - поручил он мне.
       - Оно тебе сейчас надо? - ответил я, думая о своём.
       - Тебе шо, трудно спросить? - прозвучал тон человека, недавно содействовавшего мне мелкими денежными займами.
       - Вот сам и спроси, если нетрудно и уместно, - дождливо проворчал я, глядя в окно.
      К моему удивлению, Сергей так и сделал:
       - Сэр, сэр... Это вот, а дэ тут Квин палац? - заехал он по-украински к водителю, сосредоточенному на узкой проезжей дороге в центре города в час пик.
       - Простите, я вас не понял - вежливо отозвался водитель, не отвлекаясь от управления.
      Оказалось, водитель лондонского автобуса и по-украински не понимал.
       - Квин... хауз... квин... - пояснил Сергей, показывая непонятливому водителю что-то руками.
       - Не понимаю. Что он хочет? - пожал тот плечами, бегло взглянув на меня через зеркало.
       - Здесь мы могли бы выйти, - ответил я водителю на его вопросительный взгляд, заметив, знакомые места неподалёку от вокзала Виктория.
       - Да-да, я ищу место для остановки. Приготовьтесь, - ответил тот.
       - Шо он говорит? - принял участие Сергей.
       - Приготовься к выходу.
       - А королевский дворец? Шо он сказал?
      Неподалёку от станции метро водитель подгадал подходящий момент и место у тротуара, приостановил автобус и открыл переднюю дверь.
       - Спасибо! - поблагодарили мы, торопливо выскакивая на мокрый тротуар.
       - Удачи! - ответил водитель и поспешил отъехать, не закрыв дверь.
       На станции метро было людно и суетно. Народ спешил на работу, некоторые топтались у касс в ожидании 9:30, после чего тарифы дешевле. При продаже билетов до станции 'Семи Сестёр', служащий пояснил, что если мы готовы подождать десять минут, то сможем воспользоваться, билетом на фунт дешевле. Мы согласились.
       Купив билеты, решили позвонить в контору и предупредить о своём опоздании. На звонок ответила Людмила. Выслушав, заверила, что всё остаётся в силе, и она готова принять нас.
       Сергей выглядел озабоченным или недовольным чем-то. Его настроением я не интересовался, думал о своём, но получалось сумбурно и неутешительно. Вагоны метро в это время полны. Пассажиры напряжённо вежливы. На душе скверно.
      На станции Seven Sisters выходы на поверхность в нескольких направлениях. Разобравшись, вышли на нужную улицу High Road. Здания, обозначенное, как Helen House 214-218, в котором размещалась адвокатская контора, оказалось рядом. На дверной табличке указывались имена адвокатов-партнёров, и звучали все они далеко не по-английски. Неподалёку от входа стояли, покуривая в ожидании чего-то, трое-четверо человек. В них я легко разглядел польскую и советскую принадлежность. Дверь оказалась закрытой, но имелась кнопка вызова. На мой звонок, низкий женский голос с африканским акцентом спросил, чем нам могут помочь. Тембр голоса и акцент объяснил мне экзотические имена адвокатов. В микрофон я сообщил, что некая Людмила назначила нам здесь встречу, и ожидает нас. Хотел назвать наши имена, но электрический замок освободил дверь, и мы вошли. В комнате, расположенной справа у входа, заседали за компьютерами две пышнотелые африканские женщины-секретари, источающие тяжёлые парфюмерные запахи. Одна из них указала нам направление по лестнице на второй этаж. На подходе ко второму этажу мы встретили группу людей, все они чего-то ожидали. Без всяких сомнений, мы по-русски спросили у них о нашей Людмиле.
       - Она обещала скоро вернуться. Мы все её ждём, - с прибалтийским акцентом ответили нам.
      Мы, молча, присоединились к ожидающим. Так простояли на лестнице минут пятнадцать. Рядом с нами оказалась компания их трёх человек, говорящих между собой на литовском языке и убойно пахнущих алкогольным перегаром. Полный мордатый тип с подбитым глазом переживал тяжёлое похмелье, жадно попивал воду из пластиковой бутылки и жаловался, что это не пиво. Как я понял, его подружка, - мелкая, испитая и потрёпанная особа, постоянно упрекала своих приятелей и куда-то звала их. Мы поняли, что они болезненно утомлены вынужденным ожиданием на лестнице. Сергей заговорил с ними.
       - Ребята, Людмила назначала нам встречу на 9:00, сейчас уже 10, какой здесь порядок очерёдности?
       - Она всем назначила на 9:00! - ответили сразу несколько человек. - Вероятно, вам следует дать ей или секретарю свои данные. А лучше, дождитесь её, - посоветовали нам.
       Я понял, что все эти люди здесь с той же целью, что и мы, и знают они о предстоящей процедуре возможно несколько больше. Но не успели мы задать свои вопросы, как вернулась сама Людмила.
       В открытую дверь с улицы протиснулась стройная женщина среднего возраста, гружённая полными продовольственными пакетами из ближайшего супермаркета. Она, неловко улыбаясь ожидающим её клиентам, поднималась по узкой лестнице со своей увесистой ношей в обеих руках. Это так напоминало совковые конторы, когда сотрудницы в рабочее время, по очереди бегали на базар сделать закупки для дома. Пробираясь сквозь строй ожидающих, она бегло оглядела всех и легко определила новеньких. Задержав на нас свой вопросительный взгляд сквозь очки, Людмила, едва приостановившись, спросила:
       - Здравствуйте, вы тоже ко мне?
       - Да, мы договаривались с вами по телефону, - представился я, кивнув и на Сергея.
       - Хорошо. Одну минутку, - признала она нас и прошла в свой кабинет.
      Там по-хозяйски разместила пакеты с покупками, сняла плащ и пригласила нас войти в открытый кабинет.
       - Мне нужны ваши данные: имя, фамилия, дата и место рождения, гражданство. А также паспорта, я сниму копии, - деловито начала Людмила.
       - Я хотел бы прежде уточнить некоторые детали, - обратился я.
       - Что именно?
       - Нам не хотелось бы применять в этом деле свои паспорта.
       - То есть, вы хотели бы обратиться за политическим убежищем, вообще, без документов?
       - Да. Если таковое возможно.
       - Это возможно, но повлечёт некоторые дополнительные хлопоты и расходы, - с улыбкой всё понимающего советского клерка ответила Людмила.
       - Нам рекомендовали представляться как граждане Белоруссии, но документов таких у нас нет, - выразился я конкретнее.
       - Знаю. Сегодня здесь все 'белорусы'. Моё участие в таком деле будет стоить для вас по 50 фунтов, - как работник украинского паспортного стола, пояснила она, и ожидающе внимательно рассмотрела нас, ожидая ответа.
       - Это для нас новость, - начал я.
       - Нам надо посоветоваться, - подключился Сергей.
       - И придумать биографические данные, - примирительно добавил я.
       - Хорошо. Подумайте и если хотите уже сегодня зарегистрироваться, то поторопитесь. Биография вам сегодня не понадобится, нужны лишь полное имя, дата и место рождения, гражданство. Что же касается денег, то это можно и не сегодня, а когда решим создавать белорусскую легенду, - поддержала робких клиентов землячка.
       - Тогда мы готовы дать необходимые данные, - согласился я, и взглянул на Сергея. Тот, похоже, очень хотел что-то обсудить наедине.
       - Можно мы вернёмся с ответом через десять минут? - спросил Сергей.
       - Пожалуйста, - снисходительно улыбаясь, согласилась Людмила.
      Мы вышли на улицу. Накрапывал дождь. Я понимал, что отказаться сейчас от её услуг, - означало неопределённость, судорожные поиски под дождём и масса дурацких вопросов от напарника.
       - Во, сука украинская! И здесь свои правила впаривает, - комментировал Сергей, - уверен, это она себе на карман стрижёт, помимо зарплаты. Саша об этом не говорил, видимо, недавно начала эту совковую практику.
       - Короче, Сергей, нам надо решаться. Другие варианты у нас есть?
       - Если поискать, я думаю, можно такие же услуги найти и бесплатно, - предположил Сергей.
       - Можно. Но снова же, надо искать. Да и не с каждым-то удобно говорить о задуманном белорусском пути. И свои паспорт применять в этом эксперименте, тоже не хочется. К тому же, если ей верить, эта компания прибалтийцев - тоже 'белорусы'. Хотелось бы с ними, хором. По-моему,- подходящая компания и ситуация, надо соглашаться и начинать процесс, - не совсем уверенно выразил я своё видение.
       - Как скажешь. Только не нравится мне эта хохлушка, и платить ей вовсе не хочется, - неохотно согласился Сергей.
      Мы неуверенно вернулись в контору.
       - Кстати, ты под своим именем намерен это делать? - спросил я его.
       - Нет, лучше применю запасной родственный вариант. А ты?
       - Оставлю лишь дату рождения. Остальное придумаю.
      На лестнице Людмила раздавала ожидающим какие-то устные инструкции.
       - А вот и ещё двое! - с надеждой и улыбкой встретила она наше возвращение. - Ну что, решились?
       - Ребята, что вы, как первый раз замуж. Мы вас ожидаем. Уже почти полдень... Сегодня надо успеть всё сделать... Делов-то: начать и кончить! - подбадривал нас кто-то из группы будущих полит беженцев.
       Надо признать, что их шутки-прибаутки в этой непростой ситуации, оказали ощутимое влияние на принятие мною положительного решения, - быть с ними. У меня на душе отлегло, когда я услышал, что этот вопрос можно решать этак полушутя, полупьяно.
       Людмила просила нас написать ей необходимые данные. И я выдал заготовленное: Mr Sergei Stitskoff, родом из Гродно, Белоруссия. Холост. Людмила, не взглянув, поспешила отнести наши данные секретарям.
       Акт согласия сблизил нас с другими соискателями политического убежища. И Сергей начал активно расспрашивать всех.
       Больше всего нас интересовала сама возможность прохождения формальных процедур без документов. Но полу трезвые литовцы успокоили нас, поведав, что все их земляки проделали такой белорусский путь к английскому соцобеспечению, и другим рекомендовали. Так что, беспокоиться не о чем. Надо лишь поторопиться, пока кормушку не прикрыли!
      Особенно облегчило мою истерзанную сомнениями и вопросами, душу, мимолётное упоминание литовцев о том, что приехали они в эту контору из портового города Саутхэмптона.
       Одним из множества стоящих передо мной вопросов, был вопрос, - куда податься и где начинать?
      Лондон, при всех его столичных возможностях, - город слишком большой и дорогой. Стартовать здесь в условиях ограниченных денежных средств и без информационной поддержки друзей и близких - всё равно, что рыба об лёд. Говоря конкретнее, - работать на оплату скромного жилья и транспортных услуг. Иных мест в этой стране я не знал.
       О Саутхэмптоне же, я давно и многократно слышал от знакомых работников ЧМП.
      (Черноморское морское пароходство - старейшее российское пароходство на Чёрном море, созданное еще в 1833 году, как акционерное Черноморское общество пароходов, для установления постоянных сношений между Россией и Османской империей. Центр пароходства - город Одесса. После передачи большевиками Новороссийского края и города Одессы украинскому коммунистическому правительству в 1922 году, стало украинским морским пароходством.
      На 1990 год Черноморское морское пароходство (ЧМП) было крупнейшим в Европе и вторым в мире. В его составе было более 300 судов различного класса с суммарным водоизмещением в 5 миллионов тонн.
      С 1991 года, с момента распада СССР, ЧМП принадлежит Украине. Количество судов снизилось к 2006 году более чем в 20 раз.
      В первые же годы украинской 'независимости' начался лихой процесс разворовывания этой уникальной компании. И в этом алчном процессе надо отметить активную роль первого президента Украины - Леонида Кравчука).
       Почти все из моих знакомых, кто плавал от ЧМП, на мои расспросы об Англии, упоминали порт Саутхэмптон. И описывали этот город-порт с положительной теплотой.
       Как следствие, я рассматривал город-порт отбытия Титаника, как место своего возможного пристанища на острове. А такое стечение обстоятельств, как встреча, именно сейчас, с парнями из Саутхэмптона, готовых поговорить и ответить на вопросы, рассматривалось мною, как положительный знак свыше! Теперь я знал, куда поеду после исполнения формальностей.
       Людмила призвала всех ожидающих клиентов-беженцев к вниманию. Сначала выдала каждому стандартное официальное письмо адвокатской конторы к отделу миграции и натурализации. Просила проверить, верно, ли указаны наши данные. Подробно разъяснила, как туда добраться и как там действовать. Рекомендовала после окончания процедур регистрации, связаться с ней и договориться о следующей встрече для оформления подробной легенды о преследованиях на родине...
      На всякий случай, вручила нашей группе листовки с подробным описанием маршрута: номера поездов, названия линий и остановок. Нашей конечной остановкой, где находился миграционный центр, оказался Восточный Кройдон.
       Так, группа её сегодняшних клиентов лже-белорусов, человек десять, уплативших Людмиле по 50 фунтов, или пообещавших, выдвинулась в экспедицию выживания, правдами и неправдами.
       За время ожидания в конторе мы поверхностно познакомились, так в пути и держались вместе мелкими группками. Подвыпившая подружка наших литовских попутчиков не выдержала многочасового испытания трезвостью и бюрократией, сочно выругалась по-русски и покинула нас. Мы же с Сергеем оказались в компании двух литовцев из города Шауляй. Ехать нам предстояло не близко. Сначала, этой же линией метро вернулись на вокзал Виктория. Там, купили билеты на пригородный поезд до Восточного Кройдона. Неразговорчивый толстяк с подбитым глазом перед посадкой на поезд подсуетился и прикупил спасительную банку пива, которую там же на перроне перелил в свою безразмерную утробу. Пока добрались до поезда, я уже что-то знал о Саутхэмптоне и о наших попутчиках. С английским языком эти ребята совсем не дружили, поэтому расспросы-поиски были, естественно, возложены на меня. Зато в поезде, они уже охотнее отвечали на вопросы и восполняли моё представление о городе, который я себе наметил. Сергей понял мой замысел и также проявил интерес к новому направлению.
       Сойдя на остановке East Croydon, мы, согласно инструкции-маршруту, прошли два-три квартала и прибыли к большому комплексу из нескольких корпусов. У входа и вокруг наблюдалась толчея людей разных цветов и национальностей. Мы легко определили нужный нам корпус и стали в хвосте длинной очереди, ползущей к входу. Вскоре мы дошли до контрольно-пропускного пункта, где, предъявив письма адвокатской конторы, прошли через метало детектор и поднялись на указанный нам этаж. В просторной комнате ожидания, очень напоминавшей международный вокзал, в ожидании, посиживали просители убежища. При входе, служащий подсказал нам, что каждому следует получить номерок и ожидать вызова. Мы так и сделали. Расслышав, какой номер пригласили на процедуры, и, понаблюдав, как быстро это делается, мы рассчитали, что ждать нам предстоит несколько часов. К тому, уже вечернему времени, в адвокатской конторе едва ли нас будут ожидать, стало ясно, что сегодня мы не успеем проделать всё, что запланировали.
       Ожидание хотя и было многочасовым, но оказалось нетяжёлым и познавательным. Я рассмотрел письмо моего адвоката. Прошение было напечатано на фирменном бланке жёлтого цвета. Имечко адвоката, ходатайствующего обо мне, было экзотическим - Tayo Arowojolu. Возникло ощущение, что я доверился каннибалу.
       Нам определённо повезло с товарищами из Саутхэмптона, ибо они были достаточно осведомлены об условиях приёма беженцев в этом городе, и могли ответить на многие волнующие нас вопросы. Благодаря им, за время ожидания, я узнал о порядке предоставления социального жилья, размере еженедельного денежного пособия и прочих доступных городских благах.
       Всё услышанное, мне определённо нравилось и звучало гораздо лучше того, что предлагалось в Лютоне. Наконец, нас пригласили в первую комнату, где предложили оставить отпечатки пальцев. Мы не возражали, и быстро прошли процедуру. Захлопотанные чиновники профессионально пропускали гостей одного за другим, оставляя в своих архивах наши фото и отпечатки пальцев. Они не обращали внимания ни на мою выдуманную фамилию, ни на гражданство, ни на меня самого. Лишь механически выполняли бюрократический акт оформления.
       Однако, пройдя это и вернувшись в зал ожидания, мы узнали от кого-то из нашей группы, что всё не так уж и просто. Нескольких молодых литовских девушек, прибывших сюда вместе с нами, легко распознали как прибалтийских граждан. Нам указали на русскоговорящую пожилую женщину, работающую с чиновниками, выдающими документы. Она-то и рекомендовала девушкам отказаться от задуманной белорусской идеи, как совершенно неприемлемой для них, плохо понимающих и совсем не говорящих по-русски. Советовала вернуться к адвокату и придумать что-нибудь получше. Наши литовские товарищи, получившие образование ещё в советских литовских школах, озабоченно спросили нас, как слышится их русская речь. Мы успокоили их.
       Сидевшая рядом с нами пара, оказались случайными свидетелями наших разговоров и осторожно заговорили с нами. Их также волновал вопрос о применении паспорта, и они охотно поведали о своих замыслах и сомнениях. Эти оказались родом из Ленинграда, но граждане Израиля. Кто-то из друзей с подобными данными, заехав в Англию, посоветовал им, присоединиться к ним и к временному британскому статусу - просителя полит убежища. Обещали достаточное социальное обеспечение и заработки, завидные по израильским меркам.
       Посовещавшись и обобщив известный нам опыт своих земляков с различными гражданствами, мы успокоились выводом, что задуманное нами, вполне реально.
       Вскоре и эти были приглашены к окошку. Мы могли лишь наблюдать со стороны. Наблюдая и анализируя, мы усвоили, какие вопросы там наспех задают, и как следует отвечать. Зал ожидания почти опустел, мы оказались в числе последних посетителей, и это несколько напрягало нас.
       Первым пригласили нашего, страдающего похмельной жаждой, товарища. От него невыносимо несло алкогольным перегаром, и все, с кем он вступал в контакт, отмечали этот отталкивающий факт, иногда в откровенно брезгливой форме.
       Его пригласили к окошку, где в качестве переводчицы участвовала упомянутая русская женщина. Когда назвали его номер и номер окошка, мы все взглянули на чиновников, сидящих там. Пока он шёл к ним, заметили, как там, рассматривая что-то, дружно смеялись. Поняли, что причиной их веселья послужила фотография, наспех сделанная им здесь же в кабинке экспресс-фото.
       Фото зафиксировало физиономию человека, страдающего излишним весом и злоупотреблением алкоголем. К этому прибавились следы бессонной, пьяной ночи и свежий синяк вокруг заплывшего глаза. Мы и сами все признали это фото высокохудожественным и исторически значимым. Теперь фото-шедевр веселил уставших работников миграционной службы. Их реакция нам понравилась. Мы поняли, что все наши белорусские досье легли на стол у одного окошка с русской переводчицей, и нам предстоит отвечать на вопросы одного чиновника. Короткая беседа с нашим очумевшим от ожидания товарищем прошла смехотворно быстро и совершенно несерьёзно. Что вселило в нас уверенность и надежду на лёгкий процесс и положительный исход.
       Когда я оказался у окна допроса, то смог увидеть своё беженское дело, содержащее лист с отпечатками пальцев, фото и скупые анкетные данные.
       Пожилой мужчина, заправлявший процедурой, приготовил бланк удостоверения, какие я уже видел у своих земляков, только поддельные. В это удостоверение уже вклеили моё фото и готовились внести прочие данные. Вписав туда мои новые имя и фамилию, чиновник поднял уставшие глаза, бегло взглянул на меня, и спросил, назвав меня непривычным для меня именем:
       - Мистер Стыцькофф, когда вы прибыли в Соединённое Королевство?
       - 28 февраля 2000 года, - выдал я заготовленную дату.
       - Где и каким транспортом вы въехали в страну?
       - Порт Дувр, пассажирский паром.
       - Обращались ли вы ранее к британским властям, о предоставлении вам полит убежища?
       - Нет, никогда не обращался.
       - Ваше гражданство?
       - Белорусское.
       - Какие документы у вас есть?
       - Никаких.
       - Как вы прошли паспортный контроль при въезде в Великобританию? - задал он очередной вопрос, не отрываясь от заполнения моего удостоверения.
       По всему было видно, что контора устала от рутины, и чиновник думает сейчас о том, что я сегодня почти последний клиент, и скоро домой...
       - Я не проходил паспортного контроля, меня провезли в страну в грузовом авто контейнере.
      Служащий быстро и очень небрежным почерком заполнял моё беженское удостоверение. Женщина переводчик быстро прочитала мне инструкции:
       - Вам следует, лучше с помощью адвоката, заполнить вот эти анкеты и доставить их обратно нам не позднее 14 марта. Не исполнение, или ненадлежащее исполнение этого условия, автоматически аннулирует ваше заявление на предоставление вам политического убежища, и вы становитесь субъектом, пребывающим в стране нелегально. Вам также, следует сообщать своему адвокату об адресе вашего проживания, чтобы с вами можно было связаться в случае необходимости. Процесс рассмотрения вашего заявления может длиться несколько месяцев. Первые шесть месяцев вы не имеете права работать, но можете обратиться по месту жительства в отдел социального обеспечения и получить необходимую помощь. Ваш адвокат вам всё объяснит. Если в течение шести месяцев ваше дело не будет окончательно рассмотрено, вы можете обратиться к нам за предоставлением вам разрешения на работу. Всё понятно?
       - Да. Всё понятно. Спасибо.
       - Вот ваше удостоверение. А это анкеты, которые необходимо заполнить и вернуть в указанные сроки. Удачи вам, мистер Стыцькофф.
       - Thanks a lot!* - ответил я чиновникам, и поспешил освободить место у окошка для своего товарища. *Огромное спасибо.
       Набрав конторский номер Людмилы, я удивился её быстрому ответу в это позднее время.
       - Это белорус Стыцькофф из сегодняшней группы.
       - Я вас узнала, - ответила Людмила.
       - Только сейчас закончили. Думаю, сегодня мы уже не встретимся. Я хотел бы узнать, когда это возможно.
       - Вас двое, верно? - уточнила Людмила, - напомните мне имя вашего товарища.
       - Да, нас двое... Только я затрудняюсь сказать теперешнее имя моего попутчика.
       - Ничего. Я вас помню, дайте сообразить, когда я смогу вас принять, - довольно оптимистичным тоном ответила она.
       - А завтра мы не смогли бы встретиться и всё закончить? - предложил-спросил я.
       - Завтра!? - удивилась Людмила. Вероятно, она планировала для нас встречу на более отдалённый день.
       - Да, нам хотелось бы всё сделать завтра, так как у нас период неопределённости с местом проживания.
       - Понятно. Ну, если завтра, тогда только во второй половине дня. После двух, не могу сказать точно, уж как сложится с другими клиентами... Возможно, вам придётся подождать. Вас это устраивает?
       - Да, пожалуй, устраивает. Тогда, до завтра.
      На улицу мы вышли после восьми вечера. Уставшие от многочасового ожидания и волнений, но довольные свободой и новыми документами бедных родственников Её Величества. Литовские коллеги решили возвращаться в адвокатскую контору, у которой их кто-то ожидал с транспортом.
      Добираясь вместе поездом до вокзала Виктория, мы договорились о встрече в Саутхэмптоне. Для связи нам выдали номер мобильного телефона кого-то из их товарищей. В полупустом вагоне пригородного поезда мы могли, наконец, расслабиться. Толстяк дул пиво, а Сергей беспорядочно и напористо допрашивал их о возможностях трудоустройства в Саутхэмптоне, и чем те занимаются, и, как, намерены, поживать теперь, в новом статусе... Но вскоре, толстый выпил своё пиво и послал Сергея подальше, высказав предположение, что дома тот, вероятно, служил паршивым мусором.
      Я лишь рассеянно наблюдал за сценой в поезде, думая о своём.
       На вокзале Виктория мы расстались. Они скрылись в подземной станции метро, а мы - отправились к автобусной остановке.
       Расписание предлагало ближайший автобус в Лютон почти через час. Стояла чудная мягкая безветренная погода, дождик лишь кратковременно и лениво напоминал о себе. Утренняя, - ветреная, дождливая погода, и ночная - тихая, абсолютно соответствовали моим настроениям в этот день. Я чувствовал себя устало и спокойно. Внешние обстоятельства рассматривались лишь как некое отражение-тень невидимой сути, существующей рядом и вокруг. Во всяком случае, мне было приятно верить в это зыбкое ощущение. Я сортировал события последних дней; случайные встречи, совпадения, ощущения, и у меня крепло чувство постоянного присутствия и активного участия некой незримой воли.
       С первых дней пребывания на острове всё подталкивало меня к осознанию существования некой параллельной невидимой, но ощутимой реальности. Или у меня обострились чувства, или я действительно попал в некую особую среду более концентрированного мира духов.
       Ожидание автобуса, позднее возвращение в Лютон и неопределённость с ночлегом, за который мы должны были внести рентную плату. Всё это едва волновало меня.
       На скамье автобусной остановки одиноко лежала кем-то оставленная книга в мягкой обложке. Ветерок перелистывал, а дождик всё более зачитывал её. К утру, книга окончательно размокнет от слёз невидимого читателя. На внутренней стороне обложки стоял чернильный штамп районной библиотеки Westminster Library. Я машинально смахнул рукавом капли воды и упрятал брошенный детектив в карман куртки. Сергей о чём-то говорил. Я не слышал. Наконец, до меня дошли его призывы - пройти в ближайший супермаркет и купить что-нибудь съедобное.
       Неподалёку отыскали небольшой гастроном Сэйнсбери. Взяли с прилавков пакеты молока и булочки. Сергей вынул из упаковки две банки пива. На выходе, кассир индусской внешности заявил, что это пиво у них продаётся лишь упаковками по шесть банок, и он не может отпустить две банки.
       - Шо он хочет? - спросил меня Сергей, напрочь игнорируя вежливые объяснения кассира-индуса.
       - Он не может продать две банки пива... Только упаковки по шесть, - ответил я и направился к выходу.
       - Та постой ты! Скажи этому козлу... Он шо, считать не умеет? Пусть скажет, сколько стоят две банки, и я заплачу.
       - Не знает он, сколько это стоит. Ты же видишь, цены выдаёт запрограммированная считывающая машина, - неохотно принял я участие в очередном приступе идиотизма и упрямства.
       - Но мне не надо шесть банок, я хочу две. Скажи ему, - не принимал условия супермаркета Сергей.
      Индус терпеливо ожидал, наблюдая за нашими дебатами.
       - Он это не решает. Оставь ты эти банки и индуса в покое, - посоветовал я и поспешил выйти из магазина.
      Через пару минут меня догнал Сергей, без пива и недовольный моим предательством.
       - Шо ты за человек?! Тебя просишь о простой вещи: объяснить этому дебилу...
       - Сам ты... Тебе дома никто не говорил?
       - Твоя гордыня тебя погубит!
       - Не начинай... Если тебе хочется пива, то просто вернись и выбери то, что продаётся, и не морочь всем головы своими пивными капризами.
       - Я хотел именно то пиво, две банки... Так вы сделали из этого проблему. Ладно, тот бабай - тёмный не может ни посчитать, ни решения принять... Но ты, мог бы объяснить ему... Так нет же, в позу становишься...
       На автобусной остановке, поедая булку с молоком, я слушал упрёки и замечания в свой адрес. Вскоре, этот словесный понос плавно перешёл в подробное изложение последних снов. А затем, в жалобы на кого-то далеко в Украине.
      Кроме нас в автобус подсела небольшая группа пассажиров, купивших билеты до Лютонского аэропорта.
       От вокзала Виктория в направлении Лютона автобус минут тридцать пробирался через центральную часть Лондона. В позднее время улицы были посвободней, и поездка оказалась зрелищной ночной экскурсией. Я пассивно пялился в окно. Сергей о чём-то говорил. Я думал о своём.
       Выехав из города, автобус помчал сквозь влажную ночь в северном направлении.
       Предполагалось, что наших земляков-соседей по комнате уже не будет, и мне не придётся отвечать на докучливые вопросы. Сейчас мне меньше всего хотелось рапортовать перед кем-то о проделанном за день. Сергей призывал моё внимание, упоминая о неком городке неподалёку от Лондона, где он бывал, и ему там понравилось. Однако, конкретно перечисленные социальные блага Саутхэмптона и обещанная информационная поддержка литовских товарищей, звучали убедительнее.
       Домой прибыли после одиннадцати. Ни соседей, ни их вещей в комнате не было. На кухне и в комнате оставлен демонстративный прощальный беспорядок, заявляющий об отношении к этому месту и соседям. Вскоре, на свет в окне отреагировала хозяйка. Не поленилась перейти улицу и посетила наш дом. Бегло оглядев комнату, она сообразила о переменах.
       - Ваши товарищи съехали? - поинтересовалась она.
       - Судя по всему - да, - ответил я.
       - Я бы хотела получить плату за новую неделю, и...
       - Мы только что вернулись из Лондона... Кажется, мы нашли новое место и намерены завтра уже переехать, - начал я объяснение.
       - Но ваша неделя сегодня уже закончилась, - направила она разговор в конкретное русло.
       - Да, мы знаем. Я хотел бы спросить вас о возможности переночевать, а утром мы съедим.
      Я заметил, как хозяйка критически оглядела оставленную в беспорядке комнату.
       - Мы приведём все в порядок, весь мусор вынесем. Перед уходом я зайду к вам отдать ключи, и вы всё проверите, - увещевал я.
       Подобные ситуации, когда я должен разгребать и сглаживать коммунальное, а порою, и конкретно чьё-то дерьмо, уже достали меня! Кто-то даже и не вникал в мои унизительные переговоры, касающиеся не столько меня самого...
       - Хорошо, - коротко согласилась хозяйка. И, сердито поджав губы, ушла без рентной платы.
       Не успели мы обсудить её визит, как в дверь кто-то позвонил. Это мог быть только кто-то из наших. Оказалась Татьяна.
       - Привет, ребятишки! Я уж подумала, что вы все съехали окончательно. Весь вечер пыталась повидаться с вами, но вас никого дома не было.
       - Мы замотались в шпионских хлопотах. Ты очень удачно зашла, утром мы съезжаем, - пояснил я.
       - Что-нибудь получается?
       - Кажется, вырисовывается что-то. Как устроюсь на новом месте, прозвоню и сообщу, - искренне обещал я.
       - Ну, дай-то бог... Слушайте, а где ваши соседи? Я так понимаю, они уже съехали куда-то? - предположила Татьяна, взглянув на опустевшие спальные места и мусор в комнате.
       - Да, судя по всему. Собирались на какую-то цветочную ферму, где-то севернее...
       - А они не оставляли для меня ничего? - спросила удивлённая Татьяна.
       - Нет. Мне, во всяком случае. У Людмилы и Оксаны спрашивала?
       - Ну конечно. Их то, я весь день видела, на работе и после... Они меньше вас знают. И мобильный Аркадия упрямо не отвечает!
       - А что именно, ты хотела от них? - спросил я, уже предполагая, в чём дело.
       - Серый, я, почему у тебя спрашиваю... Аркадий и Андрей всегда на тебя ссылались... Как на гаранта.
       - В связи с чем? - удивился я
       - Они одалживали у меня несколько раз деньги на сигареты... Всё обещали вернуть, как только дела наладятся... Я не спрашивала, хотя они уже и зарплаты получали...
       - Поверь, Таня, со мной они такие вопросы не обсуждали. И выступать их гарантом мне меньше всего хочется! Какая сумма?
       - Та сумма, так себе... Не в этом дело. Просто неприятен сам факт вот такого отъезда. Я от них просто не ожидала такого...
       - Не ожидали!? Я же вам всем постоянно говорил, предупреждал! - возник Сергей.
       - Ладно. Поздно или рано, Андрея я повидаю, напомню ему. Неприятно, конечно, но и не смертельно. У всех нас найдётся уважительная причина, оправдывающая мелкие проступки. Мы выживаем в экстремально стеснённых условиях. Я уверен, как только они материально восстановятся, твой вопрос положительно разрешится. Не горюй, Таня, не утонет в речке мяч. Как насчёт чая? - подвёл я итог.
       - Да уж переживу как-нибудь! Для меня этот вопрос уже решился. Я всё для себя выяснила, и выводы сделала. Давайте чай, и рассказывайте, что у вас получается.
       Попивая чай, я делился своими замыслами. Сергей неодобрительно помалкивал. Таня просила не пропадать. Предлагала, на случай необходимости, посильную поддержку здесь, в Лютоне. Советовала и Людмиле с Оксанкой помочь полезной информацией, если у нас всё получится. Когда она уже собиралась уходить, мы вдруг услышали, как внизу кто-то постучал в дверь. Я подумал, что хозяйке не спится и она вернулась с каким-то вопросом-предложением, пока мы не уехали. Я спустился и открыл дверь. Нежданно-негаданно, передо мной возникли с походными сумками и со смущённым, уставшим видом, наши съехавшие соседи. Они едва ли рассчитывали на возможность воспользоваться здесь шпионским ночлегом в эту ночь. И уж вовсе не ожидали встретить здесь в это время Татьяну!
       Я ни о чём не спросил их, просто пропустил в дом. Они поспешили войти, и поднялись на второй этаж. Закрыв входную дверь, я поднялся следом за ними.
      Сюрприз! Немая сцена, что называется: 'приплыли!'.
       - Вот так удачно чай попили, посидели, поговорили... - нарушила паузу Татьяна. - А то бы, я вас больше и не повидала...
       - Та нет... Мы бы позвонили, - неуверенно перебили её смущённые и явно вынужденные возвращенцы.
      Было очевидно, что наше с Сергеем присутствие им крайне неудобно, и во избежание разговора с Татьяной, они стали торопливо доставать из карманов нужную сумму. Татьяна, молча, ожидала. Ребята сбросились и выдали ей фунтов 30. Татьяна приняла деньги, не сказав им ни слова.
       - Мне пора... Завтра рано на работу. Удачи! - вышла она из комнаты и спустилась вниз к выходу. Она не просила провожать её, и никто не вызвался.
       - Заходила хозяйка. Тоже, за деньгами. Я обещал ей утром освободить дом, - оповестил я соседей, лишь бы что-то сказать и разрядить возникшую паузу общего дискомфорта.
       - Ну, и, слава богу, что можно переночевать, - дружелюбно отозвались парни.
       Сергей демонстративно игнорировал их. Аркадий стал суетливо восстанавливать своё спальное место; поднимать с пола и отряхивать им же разбросанные одеяла т простыни.
       Каждый из нас, по-своему, был готов к завтрашнему отбытию. Я не хотел знать о чьих-то делах, и тем более, не желал говорить о своих. Стал раздеваться, чтобы отгородиться одеялом и сном.
       - Блин! Мы в такую холэпу влипли... - начал кому-то рассказывать мой земляк, - приехали мы на эту ферму, и узнаём, что там регулярно миграционная служба, иногда даже по ночам! Проверяет работников. Вылавливают нелегалов и на родину отправляют. Работать там без документов, - как на вулкане сидеть... Мы даже ночевать, там не остались...
      Я не реагировал на происходящее. Прозвучал безадресный вопрос:
       - А как ваши дела?
      Я проигнорировал услышанное, и залёг под одеяло. До утра оставалось немного времени, и я так надеялся на спокойную ночь после длинного, суетного дня, однако...
       - Так вы сдались или как? - подключился и Аркадий.
       - Сдались, - неохотно ответил я.
       - И паспорта свои сдали? Или под вымышленным именем? Можно посмотреть ксиву? - посыпались вопросы.
       - Ребята! Ну, это уж слишком! Вы задаёте совершенно нетактичные вопросы. Аркадий, вроде бы, всё знает в этой стране. Да и другие, много раз заявляли о своём богатом жизненном опыте... Контора на прежнем месте, езжайте туда со всеми своими вопросами, - ответил я и отвернулся к стенке.
       - Серый, ты дурак, или наивный? Ты шо, ещё не понял с кем имеешь дело?! - прорвало мрачно молчавшего Сергея, - ты ещё выдай им копии всех своих документов и подробно всем всё расскажи!
       - Та закройся ты! - огрызнулся Аркадий, - с тобой, дебилом, никто не разговаривает.
       - Ты, психический урод! Закройся сам, и своего не в меру любопытного приятеля придержи. Предлагаю закрыть тему и не испытывать общее терпение. Нам осталось неполную ночь потерпеть друг друга. Надеюсь, больше не увидимся, - проворчал Сергей и выключил свет, укладываясь на своё спальное место.
       Остаток ночи я проспал крепко. Проснулся часов в девять. Солнце по-весеннему светило в окно. Наших соседей уже не было. Я смутно слышал, как они уходили, и едва ли мог сказать когда. Их вещей тоже не было. Факт отбытия соседей достиг моего проснувшегося сознания. Сергей ещё спал. Мысли и вопросы неспокойно застучали. Я понял, что уже не уснуть.
      'A million roads, a million fears...' * *Миллион дорог, миллион страхов... Sting
       День выдался солнечный. У меня всё было готово к отъезду, я наводил порядок в комнате и кухне. Сергей сортировал и паковал свои многочисленные вещи. Я категорично заявил, что не приму участие в транспортировке его кастрюль, сковородок... Он ворчливо-назидательно рекомендовал мне взять хотя бы свой спальный мешок, который может понадобиться. В последнем, я не сомневался, и согласился с ним. Оставшиеся бытовые вещи, Сергей временно оставил в оперативное пользование Людмиле и Оксане, не исключая своё возвращение за ними.
       Вынесенные из дома мешки с мусором и хламом, мы выставили во дворе. Хозяйка вышла на мой звонок и приняла ключи от дома. Я рапортовал о полном порядке в доме, и она довольно тепло распрощалась с нами, пожелав удачи.
      
      
      7
      Саутхэмптон - город-порт хлебный, можно бросить якорь.
       Не осуждайте меня, вы могли быть мною в другой жизни, в ином стечении обстоятельств...
      
       Снова Лондон. Вокзал Виктория. Сумки - в камеру хранения, сами - в метро, и линией Виктория до станции 'Семи Сестёр'. К Людмиле в ожидании томились клиенты. Организация приёма людей - из рук вон паршивая. Увидя нас, она приветливо поздоровалась и ответила, что пока не может даже приблизительно сказать, когда сможет принять. В ожидании, мы бестолково околачивались в конторе и вокруг.
       Изучив вопросы, поставленные в анкетах, которые нам следовало заполнить, я предположил, что и сам мог бы всё сделать, без помощи Людмилы. Но коль уж нам рекомендовали прибегнуть к помощи профессиональных адвокатов по миграционным делам, и мы договаривались о встрече, то решили дождаться её. А пока, убивали время изучением вопросов и подготовкой ответов и легенд.
      'I could speak a million lies, a million songs... a million years of uncertainity' * Sting
      *Я мог солгать миллион раз, спеть миллион песен... миллион лет неопределённости...
       Принять она смогла нас вечером. Устало предложила по-быстрому заполнить анкеты и разбегаться по домам. Наши биографические заготовки оказались очень кстати. Она внесла лишь незначительные коррективы в предложенные нами белорусские легенды. Пообещала оформить всё должным образом и в срок доставить в миграционный центр. В процессе согласования дат, событий и белорусских географических наименований, мы немало шутили. Кроме шуток, Людмила напомнила о договорном гонораре за её соучастие в нашем лже белорусском деле. Сошлись на пятидесяти фунтах на данном этапе, и предположили, что нам ещё предстоит встречаться в будущем, тогда донесём и вторую половину. Закончили, когда уже стемнело. Назревал вопрос о ночлеге. Людмила посоветовала постучать в ближайшую церковь на этой же улице, где якобы практикуют предоставление ночлега для бездомных. Пообещали известить её о своём новом адресе. На том и расстались.
       Рекомендованную нам церковь на этой же улице мы отыскали быстро. Но выглядело это старое протестантское сооружение мрачновато и безжизненно. Никаких признаков бездомного движения я здесь не заметил. Пройдя вглубь двора, мы выбрали дверь с негостеприимным объявлением для посетителей:
      No cash or drugs.**
      **Нет наличных или наркотиков.
       Я долго и настойчиво стучал в тяжёлую дверь, и, похоже, всё - таки, достал кого-то. Дверь приоткрыл пузатый представитель Бога, и, пережёвывая свой ужин, спросил:
       - Чем могу помочь, джентльмены?
       - Возможно ли, получить здесь ночлег? - коротко изложил я причину визита.
       - Сегодня таковое невозможно. Сожалею, - поспешил он запереть дверь и вернуться к трапезе.
      Я коротко рапортовал Сергею. Тот выругался в адрес всех служителей Бога. Новых идей не поступило.
       Мы находились в трёх остановках от Волтомстоу, где проживал земляк Виктор. Я не видел его с тех пор, как уехал на ферму, а последнее время и не звонил.
       На мой телефонный звонок ответила его жена Люда. Меня узнали. Виктор оказался дома, всё складывалось удачно.
       - Привет, Витя! Как поживаешь?
       - Ты, Серёга? - узнал он меня, - где пропадал, что у тебя нового?
       - Новостей у меня много. Сейчас я в Лондоне, недалеко от станции 'Семи Сестёр'. Хорошо бы повидаться и поговорить.
       - Так подъезжай! - охотно принял моё пожелание Виктор.
       - Только я не один, с приятелем.
       - Я его знаю? Андрей?
       - Нет, ты не знаешь его.
       - Ну ладно, подъезжайте, разберёмся.
       Пришлось снова объяснить Сергею о возникшем варианте дружеского пристанища. Он одобрил такую затею и предложил прикупить выпивку. Здесь он отгадал! В этом вопросе Виктор был безотказен.
      Вышли на конечной линии Виктория. Поднимаясь по ступенькам станции метро, бегло пообщались с мелкими предпринимателями, выпрашивающими в конце дня суточные проездные билеты, чтобы затем продать их до окончания суток.
       На базарной улице торговлю уже свернули, и шла вечерняя чистка территории. Кое-какие лавочки ещё работали. Купили пива, и нырнули в пустую кормушку Fish & Chips,* *Рыба и чипсы. Там заказали традиционные порции жареной рыбы с картофелем фри, и не спеша, потребили, запивая это пивом. Оттуда вернулись в лавку, торгующую алкоголем и Сергей, на своё усмотрение, закупил креплённое баночное пиво. Я разнообразил это бутылкой сухого красного, и мы направились на Палмерстоун улицу.
       Витя недавно вернулся с работы, выглядел уставшим. Расположились на кухне.
      Миграционное дело его семьи висело в неопределённости, как и сотни тысяч других подобных. Наша белорусская затея, тем более, не отличалась оригинальностью, поэтому говорить оказалось особо не о чем. С выпивкой закончились и темы для бесед. Все хотели отдыхать. Нам гостеприимно предложили комнату, и мы с благодарностью расположились на полу. Выданные на ферме спальные мешки снова положительно послужили нам.
       Утром, в субботу, когда мы проснулись, Виктора уже не было. Работа. Людмила пригласила нас позавтракать. Спешить нам было некуда. Завтракали с пивом. Пиво, которое нравилось Сергею, едва ли можно называть таковым. Это креплёное баночное пойло, по своим вкусовым и прочим качествам, представляло широко популярную категорию 'Дёшево & Сердито'. Выпил я немного, но оказалось слишком невкусно и сердито, если не обладаешь должной сноровкой, закалкой, тренировкой...
       Провожая нас, Людмила вспомнила и отыскала для меня письмо. Отреагировал я на таковое, как на нечто из прошлой жизни. Вспомнил, что делал неуклюжую дождливую попытку восстановить человеческую связь с Украиной, отправив письмо из глуши графства Дэвон в Одессу. Обратным адресом указал единственный известный мне в Лондоне. Сюда и пришёл ответ.
       Выпитое креплёное пиво и неожиданное письмо как-то неспокойно легли на душу. Я вяло пытался сообразить, какие следует предпринять шаги во времени и пространстве, и чего следует ожидать от этого письма? Мой напарник предлагал побывать перед отъездом в некоторых местах в Лондоне. Я не возражал. Так, мы оказались в полупустом субботнем метро. Рядом сидящий земляк, пребывая в приподнятом крепким пивом настроении, читал мне лекцию о силе молитвы и приводил примеры экстремальных ситуаций из своей украинской жизни. Я распечатал письмо и стал урывками вникать в суть изложенного в нём. Моё рассеянное внимание отвлекал рядом сидящий попутчик и объявления об остановках и возможных переходах на другие линии. Сергей инструктировал меня о скором переходе на станции King's Cross. Не вникая в его маршрут, я согласно кивал тяжёлой головой, не отрываясь от письма. Отчаянно пытался настроиться на нужную волну и воспринять полученное почтовое сообщение, как от близкого мне человека. Сканируя глазами рукописные строчки, я чувствовал, как отдалённые расстоянием человеческие отношения гадко сползают в новую, меркантильно-оценочную плоскость, корректируются временем, пространством, иным языком, климатом и новыми рыночными отношениями. Одолевало чувство бессилия и смирения со всем происходящим в этой Богом проклятой стране уродливо зарождающегося украинского капитализма. Ничего не оставалось, лишь принимать все перемены, как испытание и подготовку к чему-то новому, лучшему.
       Упрятав недочитанное письмо в карман, я тупо уставился на небрежно выписанную от руки черным фламастером длинную надпись на вертикальном поручне посреди вагона. Продолжая рассеянно думать о своём, я прочитал чей-то очень личный, отчаянно кричащий привет пассажирам лондонского метро: I fuck this world, because the world fucks me...*
      *Я имею этот мир, потому что мир имеет меня!
       В этот момент, совершенно неизвестный мне автор публичной записки показался мне много ближе, чем некоторые в Украине. Я мысленно подписался под чьим-то криком души.
       Рядом сидящий соотечественник читал вслух: 'Отче наш, сущий на небесах...' и назойливо рекомендовал мне законспектировать и выучить. В моём замутнённом сознании машинально фильтровались небрежно написанное английское: ...this world fucks me!* *Этот мир имеет меня! И диктуемое по-русски: '... да не введи нас в искушение, но избавь нас от лукавого...'.
       Я заторможено подумал о существовании мира, как универсального общего сознания, которое всё порождает, и все мы - часть Его. Кто-то своей надписью откликнулся на мои текущие мысли, слился со мной в общем поле абсолютного сознания и мы по-братски обменялись переживаемым. Рождается мысль, и о ней узнаёт весь мир!
       На станции King's Cross мы вышли, и по инициативе товарища перешли на линию Hammersmith. Мне предлагалось проехать на Liverpool Street и посетить рынок. Я не возражал. К тревожным мыслям прибавилось муторное ощущение отравления. Этот суррогат пива так и не усвоился мной, но вызвал тошноту и острую физическую потребность в свежем воздухе. Я был далёк в своих мыслях и слаб физически для поддержания разговора с попутчиком.
      До станции Ливерпуль я с трудом доехал, а там кинулся в туалет. Блевал я и желудком и душой. От выпитого в Лондоне и полученного из Одессы. Умываясь, в зеркале увидел бледное отражение того, что от меня осталось: некий заблудший дух и отравленное тело в общественном туалете лондонской подземки.
      'When you're down and they're counting, when your secrets all found out... Let your soul be your pilot, let your soul guide you well..." Sting *
      *Когда ты упал, а они отсчитывают, когда все твои секреты все узнали... позволь своей душе быть твоим пилотом, дай своей душе повести тебя правильно...
       Товарищу ничего не объяснял, по мне всё было видно. Лишь заявил, что в ближайшее время в метро не спущусь и остро нуждаюсь в кислороде. Бог, вероятно, услышал, как я бессловесно, но душевно, искренне рычал в подземном туалете вокзала Ливерпуль, а Сергей ублажал его молитвой за нас.
      На поверхности нас встречала свежая весенняя, солнечная погода. В утреннее субботнее время улицы Лондона были почти безлюдны, транспорта мало. Придя к месту рынка, к моему облегчению, там оказалось пустынно. Случайный прохожий объяснил, что рынок работает только по воскресеньям. Приходите завтра.
       Я безвольно подчинился планам компаньона, и, не вникая в направление, шагал залитыми солнечным светом улицами Лондона. Район вокзала Ливерпуль нравился мне. В будние дни здесь по-деловому оживлённо, а в это субботнее утро - тихо солнечно и сонно. Из услышанного, я понял, что меня хотят провести по местам недавнего обитания. Мы прошли пешком немалое расстояние, и прогулка по свежему воздуху послужила мне на пользу. Оказались где-то в чудной парковой зоне, и моё пожелание припасть на скамейке, было охотно принято. Солнышко начало пригревать. Вокруг ни души. Я, подобно опытному бомжу, разлёгся на парковой скамейке и провалился в зыбкую дремоту. Попутчик не беспокоил меня, коротал время на соседней скамье, в надежде на скорое продолжение экскурсии. Оттаивал я часа полтора. Отогрелся на солнышке и отдышался на свежем воздухе. Отвлёкся от осознания того, где я, откуда, с кем и куда меня несёт. Когда проявил признаки жизни, мне предложили снова вернуться в метро и проехать в северном направлении.
       Проехав несколько остановок, вышли на незнакомой мне станции Wood Green, и меня снова куда-то повели. Место, которое хотели мне показать, оказалась свалка, куда свозился всякий бытовой и строительный хлам. Здесь когда-то работал мой попутчик, и теперь ему захотелось повидаться с бывшими коллегами.
       Огороженное забором пространство, куда свозились отходы. Свезенное сортировалось, и отправлялось куда-то на переработку. Участок отличался грязью и шумом. Натуральный городской отстой, на котором нашли себе занятие несколько мрачных, несмываемо грязных типов. Сортировкой занимались земляки Сергея, бывшие коллеги. Они, стоя на четвереньках, рылись в горах привезённого мусора, что-то отбирали и разбрасывали по разным кучкам.
       Как объяснял мне технологию попутчик; следовало сортировать всё на пластик, дерево, бумагу, металл и прочее. Бывали дни, когда через их руки проходило по несколько самосвалов мусора, и они не разгибаясь, с утра до вечера, с головой погружались в это интересное дело. Санитарную сторону и запахи я пропускаю.
       - Зачем ты привёл меня в эту клоаку? - проснулся я.
       - Хочу показать, где я работал. С товарищами познакомить, - удивился моей реакции Сергей.
       - Уже показал. Товарищи твои заняты. Можно уходить, - ответил я.
       - Погоди, вот идёт бригадир. Ирландец. Придурок конченный. Мы с ним чуть ли не дрались здесь, - продолжал знакомить меня со своей лондонской жизнью Сергей.
       К нам шагал верзила в рабочей робе, на вид годиков пятидесяти, рассматривающий нас с детской непосредственностью и взрослой хмуростью.
       - Ты снова здесь, - недружелюбно поприветствовал тот Сергея, и подозрительно взглянул на меня.
       - Хэлло! - весело ответил ему Сергей, но его проигнорировали.
       - Решил вернуться? - настороженно спросил бригадир каким-то неместным, труднопонимаемым английским.
       - Шо он прорычал? - охотно отозвался Сергей.
      Меня не грела перспектива поучаствовать в подобном диалоге-единении пролетариев всех стран, под шум работающей рядом техники. Я коротко передал Сергею хмуро поставленный вопрос.
       - Скажи ему, что я не собираюсь сюда возвращаться. Объясни, что у меня теперь всё О.К, - хотел ещё что-то добавить словоохотливый земляк.
       - Он устроен. У него всё в порядке. Просто зашёл повидать ребят, - передал я бригадиру.
      Тот, переваривая ответ, рассматривал меня, как пришельца из иного мира, коварно спутавшего его обычные производственные мысли. Наконец, он отреагировал новым вопросом, в который вложил увесистую порцию неприязни:
       - Где этот придурок теперь работает?
      Я не стал привлекать к диалогу счастливо улыбающегося Сергея, ответил по-своему:
       - Теперь он работает консультантом у Тони Блэйра... По вопросам экологии и утилизации городских отходов.
       Ирландский пролетарий коммунальных работ, молча, тупо смотрел на меня несколько секунд. Я пытался угадать по его кислому выражению физиономии: понимает ли он вообще мой тихий славянский английский, суть сказанного мною, достаточно ли отчётливо он видит меня бледно-зелёного? Сергей довольно посмеивался, наблюдая растерянность своего бывшего бригадира, и этим мешал думать озадаченному собеседнику.
       - Fuck you! - наконец ирландец изрыгнул вслух итог своих мрачных размышлений. Но оставался на месте, словно ожидал продолжения содержательной беседы. Сергей, услышав понятный ему ответ и повидав знакомую реакцию бывшего босса, радостно рассмеялся, чем явно разозлил бригадира свалки.
       - Пошли отсюда, - предложил я, и Сергей, посмеиваясь, направился к вагончику.
      Сконфуженный и рассерженный ирландец оставался стоять на прежнем месте, провожая нас недобрым тяжёлым взглядом из-под низкого лба, бормоча нам вдогонку, вероятно, затёртое голливудскими фильмами, 'fuck you'.
       Про себя я отметил, что у меня некий дар Божий плодить недоразумения и недругов. Получается на ровном месте. Без усилий. И даже без желания. Достаточно лишь быть самим собой. Что мне, кстати, очень нравится. *That is the way I am made. *Таков уж я есть.
       Заметив нежданно появившегося бывшего коллегу, работники-соотечественники оторвались от переборки-сортировки, разогнулись и тоже подошли к вагончику. Довольный вид Сергея вызвал у них любопытство, и они предложили зайти в их офис.
      Из увиденного и услышанного я понял, что кто-то из них не только работает здесь, но и проживает.
      Вокруг бомжовского спального места в вагончике, в беспорядке разбросаны всякие бытовые находки, выловленные из городского потока отбросов. Я увидел старенький кожаный ремешок, напомнивший о спадающих с меня джинсах. Земляки, увлечённые допросом товарища, позволили мне применить его... для поддержки штанов на иссякающем теле.
       В беседу бывших сотрудников я не вникал. Работники городской свалки оказались субъектами замкнутыми и отталкивающе любопытными. Поток вопросов к Сергею был прерван командными сигналами, призывающими всех вернуться к работе. Не могу сказать, что они страдали от такого профессионального занятия, скорее очень ценили, постоянную, хотя и антисанитарную, работу. Ребята вполне гармонично вписались в это исследовательско-аналитическое дело, и в общую среду.
       Оставаться в Лондоне на ночь у нас не было на этот момент ни мотивов, ни ночлега. Поэтому новый город Саутхэмптон был единодушно принят, как следующий пункт в островном пространстве. Мы понимали, что, прибыв туда субботним вечером, нам не следует рассчитывать на социальную помощь до понедельника. Однако, это не пугало нас.
       На автовокзале Виктория купили билеты в одну сторону до Саутхэмптона, графство Хэмпшир (Hampshire). Ближайшим же автобусом выехали из Лондона в юго-западном направлении.
       К тому времени я пришёл в себя и даже почувствовал лёгкий голод. Вечерело. Похлёбывая из бутылки холодную воду и поглядывая в окно автобуса, я начал вяло соображать-планировать.
       Надеялся на связь с едва знакомыми литовцами и, возможно, временный ночлег. Но сейчас мне не хотелось ни звонить кому-либо, ни просить, ни разговаривать, ни, тем более, снова пить.
       Более всего я нуждался в свежем воздухе, порцию которого получал на остановках в мелких населённых пунктах.
       Перспектива ближайших двух ночей в новом портовом городе, о котором я много слышал и хотел повидать, вырисовывалась смутновато. Реальным местом ночлега могло быть гостиничный номер фунтов за 20, или в спальный мешок на свежем весеннем воздухе, бесплатно. Последний вариант мне нравился. Оставалось только надеяться на сухую погоду.
       Мой попутчик с энтузиазмом рассматривал ночлег в спальных мешках, и полностью полагался на мои дальнейшие шаги в дебрях социальной бюрократии ближайшего понедельника.
       Задолго до въезда в сам город, появились указатели, направляющие к портовым докам, водные пространства и огни морских сухогрузов, стоящих у причалов.
       В Саутхэмптон прибыли около девяти вечера. Из багажа прихватили лишь спальные мешки и прочие необходимые мелочи, остальное - оставили в автоматической камере хранения автовокзала. Вышли из вокзала налегке, но, не имея понятия в какую сторону пойти. Сергей напомнил о необходимости запастись на ночь продуктами и выпивкой. У первой же прохожей девушки я спросил о направлении к центру города. По тому, как она указала рукой, понял, что это совсем рядом. Так и оказалось. Центральная пешеходная улица была по-субботнему многолюдна и щедро освещена. Все магазины уже закрыты, зато питейные заведения гостеприимно зазывали. Мне настойчиво рекомендовали сосредоточиться на поисках продовольственного магазина и уделить внимание вопросу о хлебе насущном. Советы попутчика порою звучали приказным тоном и грубовато вторгались в ход моих вялотекущих рассеянных мыслей.
       Обратившись к пожилому джентльмену, я спросил его о ближайшем супермаркете, едва надеясь, что таковой может быть в старой центральной части города. Но нам повезло. Джентльмен, улыбаясь моему акценту или простоте вопроса, указал направление. Обещал за ближайшим углом огромный супермаркет, работающий допоздна.
       Обнаружив в соседнем квартале торговое предприятие ASDA, мы побрели по его рядам. Отмечая широкий ассортимент продуктов для социально-опущенных, по копеечным ценам, мы осторожно признали, что пока всё идёт удивительно гладко, а сам город показался нам провинциально приветливым.
       Мы с благодарностью оценили британскую выдумку, устойчиво применяемую в сети супермаркетов Sainsbury и ASDA. Суть в том, что рядом с обычными продуктами, продаваемыми по коммерческим ценам, в упрощённой по оформлению упаковке, по себестоимости, за копейки продавали и определённые сорта хлеба, молока, соки, шоколад и массу различных консервированных продуктов. Для покупателей, испытывающих затруднение, предоставлялась реальная возможность покупать необходимые продукты питания по доступным ценам.
      Добавив к этому красное сухое вино и пиво, мы прошли через кассу, и вышли на улицу. Пройдя минут, пять незнакомыми улицами, обратили внимание на старый католический или протестантский собор, расположенный в глубинке квартала. Это оказалось здание St Michael's church, с невероятной датой основания 1070 год. По соседству с памятником архитектуры одиннадцатого века, облюбовали скамейку в тихом месте, и припали на ней. У меня аппетит только просыпался. Сергей стал навёрстывать за меня и за весь голодный день.
       После уличного ужина, вернулись на центральную улицу High St. и побрели вниз, рассматривая витрины закрытых магазинов и отмечая пабы, где до одиннадцати можно было коротать время. Дойдя до крайней проезжей улицы Town Quay, мы оказались перед морским вокзалом. У причала пыхтел пассажирский паром, которому, мы ошибочно определили маршрут - между Саутхэмптоном и французским Шербургом. Перейдя улицу, прошли на территорию морского вокзала и всё там тщательно рассмотрели. Это оказался некий длинный изогнутый пирс, уходящий в залив. Из найденной информации узнали, что с этого морского вокзала регулярно ходят большие грузовые пассажирские паромы и малые скоростные катера на ближайший остров Wight и обратно. Регулярный маршрут Southampton - Cows - Sothampton. На материк же, во французские Le Havre, Cherburg и испанский Bilbao паромы ходят из соседнего портового города Портсмута. Для меня это было новостью.
       Мы обошли и осмотрели почти безлюдный в это время морской вокзал, и я понял, что сам Саутхэмптон расположен не на берегу пролива (который французы называют Ла-Манш, а англичане - Английский канал), а на берегу залива, входящего глубоко в остров. Соседний же город Портсмут располагался непосредственно на берегу пролива Ла-Манш.
      Возвращаясь в город, нашли в небольшом и очень старом здании музей, посвящённый Титанику. Затем, набрели на секцию старой городской оборонной стены. Поднялись на неё по ступенькам, прошлись вдоль и обозрели ночные виды.
       В бухте стояли грузовые суда. Их огни отражались и множились на тёмном водном пространстве. Уходящая, освещённая глыба грузопассажирского парома, издала громкий ухающий сигнал. Из глубины квартала донеслись шумы, присущие пивным пабам в конце недели.
       Городская крепостная стена показалась нам местом тихим и безопасным, с отличным обзором и видом. С тыльной стороны располагались сонные жилые дома, с двориком в виде небольшой площади. Эта сторона была обозначена, как Westgate St. Из тихого двора, под аркой - выход на улицу Western Esplande. Улица проезжая, но в это время не наблюдалось никакого движения. Лишь на тротуаре, под крепостной стеной, стоял музейный экспонат деревянной лодки без вёсел. Это свидетельствовало о том, что мы... приплыли. И расположились на ночлег в историческом месте.
      Обследовав средневековое инженерно-оборонное сооружение, нашли на лестничном марше деревянную площадку, укрытую с трёх сторон стеной и достаточно просторную для размещения двух спальных мест. Остановившись на этом историческом и тихом месте, решили, что для более комфортного ночлега здесь следует подстелить что-нибудь смягчающее и утепляющее. Вернулись к ближайшему ресторанчику, на заднем дворике которого приметили гору свежих картонных упаковочных коробок. Прихватили достаточное количество и вернулись к выбранному месту.
       Время показывало около полуночи. Чувствовалась приятная усталость, но спать не хотелось. Закрывающиеся пабы, выпускали на улицы шумные, пьяные компании, которые не торопились расходиться по домам, а расползались в поисках новых ночных развлечений. Субботняя ночь.
       Выбранное нами место отличалось положительно и тем, что там мы оказывались скрытыми в темноте, но могли обозревать часть освещённого двора-площади.
      Спальные мешки 'Regatta Outdoors Survivior' (ну прямо о нас!) были изначально сконструированы для применения в походных условиях и обеспечивали защиту от холода и дождя. Застёгивая молнию мешка до самого носа, я с благодарностью отметил факт того, что именно такой - лёгкий и практичный спальный мешок навязал нам фермер Кларк. Предполагая неизбежное нашествие мыслей и возможную бессонницу, я разложил на расстоянии вытянутой руки недопитую бутылку красного сухого вина и шоколад. Сосед-попутчик завидно скоро захрапел.
      *'Sister moon will be my guide, in your blue, blue shadows I would hide, all good people asleep tonight...' Sting
      *Сестрица Луна, будь моим проводником. Я бы спрятался в твоей голубой тени. Все нормальные люди спят этой ночью...
       Временами, я проваливался в чуткий сон, и мне даже что-то снилось. Редкие ночные прохожие нетрезво медленно проходили по пустынному, залитому лунным светом, двору и душевно разговаривали. Их голоса и шаги, во дворе и под аркой, обретали особое ночное звучание, проникали в мой тёплый мешок и смешивались с выпитым вином и сновидениями. Я растворялся в прохладном влажном воздухе и вживался в этот старый портовый город.
       Проснулся я рановато. Ранний весенний рассвет и количество выпитого не давали мне покоя. Я неохотно выбрался из мешка, обулся в остывшие ботинки, и спустился по деревянным ступенькам во двор. Уличное и дворовое освещение продолжало бесполезно светить. По всем другим признакам - город спал крепким утренним воскресным сном. Найдя подходящее место под крепостной стеной, я оставил свою визитную карточку с датой - начало марта 2000 года. Захотелось вернуться в мешок.
       Окончательно мы проснулись, когда появилось солнце. Оглядев друг друга, отметили заметную помятость и небритость. Мы начали обретать внешность бездомных бродяг. Пакеты местного супермаркета со спальными мешками завершали портреты бомжей. Вспомнили о приличном туалете на морском вокзале, и отправились туда.
       Ранним воскресным утром город стоял безлюдный и тихий. Погода обещала быть солнечной.
      Наши надежды на санитарные услуги вокзала вполне оправдались. Мы с удовольствием воспользовались горячей водой, и даже побрились. Вышли оттуда посвежевшие. Осталось избавиться от спальных мешков в пластиковых пакетах.
       Неподалёку от места нашего ночлега, у жилых домов, я приметил густой, стриженный кустарник. В этих зелёных дебрях можно было легко спрятать наш ручной походный багаж. Туда мы и вернулись.
      Раздвинув заросли, вставили туда пакеты. Сомкнувшиеся ветви, надёжно поглотили и скрыли от посторонних глаз наши спальные и туалетные принадлежности. Здесь же неподалёку, мы присели на одну из скамеек, чтобы сообразить, куда можно податься и что предпринять в этот воскресный день, в новом для нас городе. Травяная лужайка перед скамейкой полого спускалась к уличному тротуару. Далее пролегала проезжая дорога Town Quay. Автомобильного движения почти не было. За дорогой располагалась территория морского вокзала. Паром, ушедший в полночь на остров Wight, уже стоял на прежнем месте. Недавно стриженная трава, пахла свежей зеленью и весной. Воздух стоял прохладный и слегка влажный. Подышав и подумав, мы признали, что пиво сейчас и здесь было бы очень кстати. Это подтолкнуло нас к действию. Мы пошли в город.
      Проходя сонными дворами, я ещё раз оглядел участок крепостной стены, где мы переночевали. В этом месте, рядом с аркой, к стене было пристроено какое-то здание, с табличкой для туристов. Информационная табличка извещала, что эти сооружения были построены англичанами в целях обороны от агрессивных нападок коварных французов. Пристройка когда-то применялась в коммерческих целях - торговля морепродуктами. Теперь это был музей. Вход - бесплатный. Уже есть куда пойти, - подумал я.
      Оттуда мы направились по указателю для туристов - к некой Ocean Village.
       Этим районом оказалась небольшая, по морским меркам, бухта, оборудованная под стоянку для яхт. Количество и разнообразие пришвартованных там яхт было немалое. Вокруг, современные не многоэтажные жилые комплексы соседствовали с ресторанными, банковскими и прочими зданиями. На другом берегу у судоремонтных доков стояли коммерческие и военные суда. Влажный ветерок нёс запах и привкус моря.
      Солнце щедро светило и даже пригревало. Мы отметили положительное климатическое отличие от Лондона.
       Обойдя этот район, мы искренне пожелали себе, чтобы в понедельник у нас всё благополучно сложилось, и мы смогли поселиться в этом морском портовом городе, некогда проводившим в свой первый и последний рейс Титаник.
       Возвращаясь в город с прицелом на понравившийся нам супермаркет, мы совершенно случайно, но, наверняка, по воле божьей, набрели на греческий православный храм. Воскресная утренняя служба уже шла. Внешне, старое здание не совсем соответствовало привычным для нас православным храмам. Не было лукообразных куполов, объяснялось это, вероятно, тем, что использовалось помещение, которое удалось арендовать или выкупить местной греческой православной общине.
       Внутри всё оказалось, как в обычной православной церкви, только установлены ряды скамей, на которых заседали прихожане. Я положительно отметил такое послабление для греческих православных, и мы уселись в сторонке от основной массы. Людей было немного, но они продолжали подходить. Служба велась на греческом языке, но суть та же. Батюшка, проходя с церемониями по центральному проходу, окучивал дымком поднявшихся прихожан и был вынужден пройти чуть далее, что бы уделить внимание и двум новеньким, случайно заблудшим овцам.
       В отличие от других, нарядно одетых прихожан, мы выделялись своей невзрачной повседневностью, завезенной из пакистанского Лютона, обкатанной в лондонском метро и примятой в спальном мешке на крепостной стене Саутхэмптона. Если бы батюшка спросил меня; чего моя душа желает? Я бы, для начала, пожелал горячий душ. Но он лишь профессионально скользнул по нам взглядом и поспешил вернуться к исходной позиции, предписанной церковными канонами. Якобы, поближе к Богу. Мы же, перекрестившись, покинули храм и отправились своей дорогой... К супермаркету, с искренней надеждой, что там ещё осталось вчерашнее чешское, бархатное, бутылочное... По фунту за бутылку в пол-литра. Именно это простое, насущное намерение напрочь отвлекло моего попутчика от замысла вступить в переговоры с местными греками-собратьями и расспросить их о перспективах трудоустройства.
       На подходе к центральной улице, обнаружил офис городского социального обеспечения, куда, по-моему, разумению, нам и следовало обратиться в понедельник.
       По воскресеньям супермаркет работал не полный рабочий день, поэтому, кроме пива, мы прикупили и продукты. Уже знакомым нам маршрутом вернулись в район ночлега и расположились на скамейке с видом на морской вокзал и залив. Погода пребывала с нами в добром заговоре и просто приговаривала: не спешить, расслабиться и радоваться тому, что Бог послал. Кушалось на солнышке приятно, спешить нам было некуда.
       Вторую половину дня добили праздным гулянием по воскресному городу и заседаниями в пабах. К наступлению сумерек мы уже созрели к отдыху, и побрели к месту хранения спальных мешков.
      Наша походная амуниция оказалась на месте. Более того, на нашей скамейке лежал кем-то оставленный непустой пакет супермаркета. Выглядело это, как адресная передача. Заглянув в него, обнаружили набор продуктов. По содержанию найденного, легко виделся заготовленный ужин для двоих; два пакета молока, две рыбные консервы. Решили, что едва ли ещё кто-то, кроме нас, обедал на этой скамейке, и кому, как не нам, могли это поднести. Поужинав в сумерках, я оставил на скамейке благодарственную записку заботливым наблюдателям, и отправились со своими мешками на прежнее место ночлега.
       Воскресным вечером город затих рано. После долгого дня скитаний, оказавшись в мешках, мы, подобно профессиональным бродягам, дружно провалились в здоровый сон.
       Понедельник начали с тех же утренних процедур. Спальные мешки спрятали, и с зубными щётками отправились на морской вокзал. Несмотря на раннее время, в понедельник там оказалось оживлённо. Пассажирские катера доставляли людей с ближайшего острова, поэтому утреннее умывание и бритьё пришлось проделать наспех. Настроение людей, приехавших на работу и по делам, невольно передалось и нам. Мне это не понравилось. Damned Monday morning feeling!
       Забегавшие в туалет джентльмены, вежливо приветствовали нас и тактично выражали понимание ситуации.
       Из общественного туалета, направились прямо в городской центр социального обеспечения, как нас учили соотечественники.
       Случайно обнаруженный накануне офис только открылся, и посетителей было немного. Я обратился в окно регистрации посетителей и общей информации. Принимала женщина. Подав ей в окошко листы удостоверения личности, выданные нам миграционным ведомством, спросил; куда нам следует обращаться по вопросу социальной поддержки. Бегло просмотрев наши документы, она уверенно заявила, что этот отдел не для нас, и нам следует обращаться по другому адресу. Из её объяснений я понял, что находится это далековато, но найти легко. Большую часть пути следовало пройти, не сворачивая, по главной улице до Archers Rd., а затем свернуть по ней направо, там и находился нужный нам дом ? 1-А, отмеченный, как - Служба социального сервиса при Городском Совете Саутхємптона.
       Шагая уже знакомой нам улицей, я мысленно восстанавливал увиденное и услышанное в конторе. По реакции женщины-клерка можно было судить, что мой вопрос и предъявленные документы не вызвали у неё удивления. Она восприняла наше обращение за социальной помощью, как вполне нормальное пожелание. И о существовании городской службы, занимающейся подобными просителями, она тоже знает. Всё выглядело достаточно утешительно. Однако попутчик неспокойно требовал от меня объяснений; почему нам отказали, что ответили и куда мы снова идём?
       Поднакопившаяся усталость от бытовой неустроенности, вопросы-сомнения, мысленные заготовки шаблонов-просьб-ответов для предстоящих переговоров с бюрократами соцобеспечения... Всё это не располагало меня к утомительным подробным объяснениям, которых настойчиво и обидчиво требовал попутчик.
      Контору нашли легко, а пройденное пешком расстояние, которое женщина определила, как 'неблизкий путь', мы преодолели как утреннюю прогулку.
       Отдел социального обеспечения искателей убежища располагался в симпатичном особняке с уютным тихим двориком. Никаких признаков длинных очередей и скоплений иностранцев-просителей. Всё внешне выглядело вполне спокойно и чинно.
       В небольшой комнатке-приёмной стоял журнальный столик, заваленный иллюстрированным чтивом и несколько кресел. Посетителей не было. Я уж и не знал, радоваться ли такой тихой домашней обстановке. Уж больно не похоже это место на то, где что-то дают. За окошком заседала молодая, симпатичная девушка. Она вопросительно-приглашающе взглянула на нас, и я снова пошёл на штурм.
       - Доброе утро, - подал в окошко два удостоверения, и про себя пожелал, чтобы девушка оказалось именно той социальной служащей, которая решит все наши бытовые вопросы.
       - Доброе, - приветливо улыбнулась та, и приняла бумаги. Бегло взглянув на предъявленное, она вложила их в папку и просила присесть, подождать. По её реакции было очевидно, что я обратился по верному адресу. Но ответить стоящему рядом и вопрошающему попутчику мне было нечего. Я уселся в кресло и машинально взял иллюстрированный журнал. Товарищ тихонько, но настойчиво о чём-то спрашивал меня. Я не слышал его, и уже не хотел слышать. С цветной обложки журнала на меня смотрел иронично улыбающийся Стинг, обозначенный как Mr Gordon Matthew Sumner... Я потерялся в мыслях. Наконец, вспомнил, что это его настоящее имя, а Sting - псевдоним. Тут же осознал, что в наступившей ситуации я тоже теперь Стыцькофф.
       - Ну, шо там!? - спрашивал меня соотечественник.
       - Ждать и молиться, - ответил я.
       - Блин! Ты можешь по-человечески ответить, что они говорят, - опускали меня на землю.
       - Разве ты не слышал? Она сказала всего два слова; подождать минутку. Чего ты от меня хочешь!?
      В большой статье с фотографиями рассказывалось о семье и досуге уважаемого мною музыканта... О недвижимости за пределами острова...
       - Мать твою! Та брось ты этот херов журнал, и ответь мне нормально!
       - Ты достал! Я же сказал тебе; жди и молись. И оставь меня в покое, хоть на минуту.
      Послышались голоса в офисе, я услышал упоминание о двух джентльменах из Белоруссии. Процесс пошёл. В окошко выглянула пожилая женщина, взглянула на нас и через несколько секунд вышла к нам.
       - Доброе утро, джентльмены! Меня зовут миссис Эдна Кинг, я возглавляю городской отдел социального обеспечения иностранных беженцев.
       - Я - Стыцькофф, - ответил я, и сам удивился, как по-идиотски звучит придуманная фамилия. - Сергей Стыцькофф, - добавил и едва не рассмеялся, вспомнив Джэмса Бонда, но расцвёл в идиотской улыбке. Я впервые назвался этим шпионским именем.
       - Очень приятно, мистер Стыцькофф. Вы вместе? - взглянула она на рядом стоящего джентльмена.
       - Да, мы вместе, - коротко ответил я.
       - Тогда пройдёмте в комнату, где мы сможем всё обсудить, - пригласила нас тётя Эдна.
       Моё первое впечатление о женщине-чиновнике, с которой мне предстояло объясняться, было очень положительное. Тётенька по-матерински доброжелательно обращалась к нам на очень понятном английском. Я почувствовал, что мне будет легко... врать. *'Don't judge me, you could be me in another life, in another set of circumstances...' Sting
      *Не осуждайте меня, вы могли быть мною в другой жизни, в ином стечении обстоятельств...
      Нас провели в отдельную комнату с креслами и столиком. Миссис Кинг разложила на столе папку с бумагами. Кроме наших удостоверений, я заметил анкеты, и стал автоматически восстанавливать в памяти свою короткую историю.
       Взглянув на наши документы, она поинтересовалась о письме-ходатайстве адвоката предоставить нам помощь. Таковое имелось, и мы их выдали ей. Она довольная слаженностью работы с нами, приступила к заполнению анкет. Переписав из документов имена, даты, гражданство, она обратилась с неудобным вопросом:
       - Как вы попали в Великобританию без документов? - оторвалась она от бумаг и приготовилась внимательно слушать. Этот вопрос мне уже задавали в миграционном центре, но тогда это происходило наспех, через окошко и переводчицу. Сейчас же, мы сидели за столом в тихой комнате, и мне слышался в этом вопросе подвох. Я должен был продолжать отвечать, как и прежде, что границу пересёк в порту Дувр... Но я никогда там не бывал, и любой вопрос о подробностях мог поставить меня в неловкое положение. Всё своё, хотя и приветливое, внимание она сосредоточила на мне. В этот момент я позавидовал тихо присутствующему напарнику. От меня ждали ответа.
       - Нас привезли в грузовом фургоне. Насколько я могу догадываться, мы паромом прибыли в Дувр.
       - Было слышно, что ваш грузовик перемещался морским судном? - не то спросила, не то подсказала она.
       - Да, верно. Это было отчётливо слышно, - признал я, и подумал, что понятия не имею, даже, сколько времени занимает паромная переправа между французским Calais и английским Dover. Но собеседница удовлетворённо кивнула головой и внесла запись в анкеты.
       - Как всё происходило далее? До прихода сюда.
       - По-моему, нас высадили рано утром 28 февраля где-то в Лондоне... На следующий день мы обратились к адвокату... И нас направили в миграционный центр. На следующий день мы снова посетили адвоката, оформили миграционные документы, переночевали в Лондоне... А в субботу переехали в Саутхэмптон, - сумбурно, и естественно волнуясь, доложил я хронику событий.
      Мой рассказ заносился в анкету.
       - А где вы останавливались по ночам? В Лондоне, Саутхэмптоне? Сохранились ли у вас квитанции отелей?
       - В отелях мы не ночевали, у нас нет средств на это. В Лондоне лишь одну ночь мы провели у земляков. Затем они одолжили нам немного денег, спальные мешки и дали адрес адвокатской конторы.
       - В отелях не останавливались. Одну ночь у друзей... Далее, пользовались спальными мешками? Правильно? - покладисто принимала сказанное и заносила в анкеты тётя Эдна.
       - Да, всё верно, - подтвердил я.
      Перед тем как сделать очередную запись, миссис Кинг повнимательней взглянула на нашу одежду, и, по-моему, поверила всему сказанному.
       - А как вы пересекали другие границы без документов? Как выехали из Белоруссии?
       - Друзья представили нас одному польскому водителю грузовика, который постоянно перевозит грузы между Польшей и Белоруссией. За небольшую плату он провёз нас в Польшу. Там, он же представил нас другим водителям, которые согласились перевезти нас, и ещё троих человек, в Англию.
       - Но почему вы не взяли с собой никаких документов?
       - У нас были паспорта. По ним мы переехали из Белоруссии в Польшу. Но польские водители рекомендовали оставить их в Польше, и не иметь в пути вообще никаких Белорусских документов. Якобы, на случай если нас обнаружат при пересечении границы, то нам лучше не признаваться, что мы граждане Белоруссии, чтобы нас не вернули обратно в Белоруссию.
       - Понятно. А почему именно Саутхэмптон? - уже с интонацией неформального любопытства спросила она.
       - Саутхэмптон - это единственный город, о котором я раньше слышал от моряков... И у адвоката в Лондоне встретили людей, которые рассказали нам о вашей службе социальной помощи.
       - Хорошо. Ну что ж, добро пожаловать в Саутхэмптон, мистер Стыцькофф!
      Кстати, а откуда ваш английский язык? - спросила она с добрым намёком на мелкие несоответствия, собирая бумаги, давая понять, что официальные вопросы исчерпаны, можно расслабиться.
       - Дома изучал, - коротко ответил я.
       - Все эти данные я могу указывать и для вашего товарища, верно? - взглянула она на вежливо кивавшего головой белоруса без паспорта.
       - Точно! - подтвердил я.
       - Вот вам ключи и адрес. В этом доме вы найдёте каждый по отдельной комнате, номера комнат указаны на ключах. В комнатах есть всё самое необходимое. И вот вам пособие за четыре дня. Кроме наличных денег, мы выдаём ваучеры, на которые вы сможете покупать продукты в супермаркете ASDA. По пятницам в определённое время вы сможете получать пособие в размере 42 фунта; 20 - наличными и 22 - ваучерами. Вопросы есть?
       - Спасибо! Вопросов нет.
       - Если возникнут, знаете, где меня найти. Удачи, джентльмены!
      Выходя, я заметил, что в приёмной появились посетители. С ключами от комнат и адресом, мы вышли во двор и встретились с одним из знакомых литовцев. Тот стоял у входа, покуривая в ожидании.
       - Привет! Вы уже здесь?! - удивился он нашей социальной расторопности, - а я тоже пришёл оформить житьё-бытьё. Как всё прошло?
       - На удивление гладко! Сейчас идём смотреть жильё.
       - Вы уже знаете, где будете жить?
       - Думаю, здесь и будем - Carlton Road -11. Это где-то рядом, - показал я ключи.
       - Тогда я загляну к вам, когда буду свободен.
      Он вернулся в контору, а мы отправились тем же путём, каким пришли сюда, только в обратном направлении.
      Карлтон роуд оказалась соседней улицей, а дом ? 11 в пяти минутах ходьбы от соцобеса. Это оказался стандартный городской двухэтажный дом, с центральным входом с улицы и небольшим палисадником на заднем дворике.
      Открыв ключом входную дверь, вошли в свежее отремонтированное пространство, ещё пахнущее краской. Коридор вёл вглубь дома, деревянная лестница - на второй этаж. Сразу от входной двери, по правую сторону располагались жилые комнаты с прономерованными, как в общежитии, дверями. Наши - вторая и третья комнаты были недалеко от общего входа, что мне не очень понравилось. Открыв каждый свою комнату, нашли камерное пространство метров 12 квадратных. Пол устелен свежим ковровым покрытием, на койке - полный комплект нового постельного белья с подушкой и одеялом. Письменный стол, в углу - умывальник с зеркалом на стене, шкаф для одежды. Окно выходило на улицу. Между окном и тротуаром - небольшое пространство с травяным газоном и высоким стриженым кустарником. В комнату доносился шум проезжающего транспорта, с этим придётся мириться.
       В соседней комнате Сергея - то же самое. Только окно выходило на стену соседнего дома, поэтому комнатка была темновата, зато меньше уличного шума.
       Пройдя по коридору первого этажа, мы насчитали всего шесть комнат, в конце - кухня с двумя электроплитами, одним столом и множеством настенных шкафов с посудой и прочим.
      За кухней располагался санузел с умывальником, туалетом и душевой кабинкой.
       Далее - подсобное пространство, оборудованное для стирки и сушки, однако, этот процесс предполагался ручным. Стиральной машинки не было. Оттуда через дверь можно выйти на задний дворик.
      Это пространство оказалось чудным, тихим местом, с травяной лужайкой и несколькими деревьями. Далее территория ограничивалась каменным забором, за которым располагался школьный двор и многоэтажное здание школы.
       Наш дом был разделён на две половины с отдельными входами с улицы и выходами в дворик.
      Вернувшись в дом, мы поднялись на второй этаж. Там насчитали ещё пять жилых комнат, одну общую с диваном, креслами, но без предполагаемого телевизора. Окно этой просторной крайней комнаты выходило во дворик, в противоположную от улицы сторону, и входная дверь располагалась в сторонке от общего прохода. На мой взгляд, это была самая удобная для проживания комната.
       На втором этаже также был санузел с туалетом, умывальником и душевой. Таким образом, дом предполагал проживание одиннадцати человек, что фактически делало его общежитием. Сергей стал призывать меня вернуться в контору и отказаться от такого коммунального жилья. Меня и самого настораживала перспектива оказаться в коммуне, но затевать сейчас тяжбу по этому вопросу, у меня не было ни сил, ни желания. Я предложил утешиться тем, что дали, отмыться, отдохнуть, повидать наших соседей, а уж затем спокойно принимать решение.
       Пока я осваивал предоставленное мне жилое пространство, было слышно, как кто-то спустился по лестнице. Где-то на кухне послышались голоса.
      Мы почти одновременно вышли из своих соседних комнат с намерением принять душ. Наше появление на кухне заметно озадачило находящихся там двух жильцов. Полагаю, по нам было видно, что мы свежеприбывшие и претендуем на соседство с ними. Женщина, постарше нас, со славянской внешностью внимательно рассматривала пришельцев, и гадала на каком языке обращаться к нам. Второй - паренёк-араб, взирал на нас с любопытством и настороженностью.
       - Привет, всем! - обратился Сергей, как к своим временным сокамерникам.
       - Здрасте... хэлло, - заторможено отреагировали соседи. - Вы подселились в наш дом? - не то спросила, не то прокомментировала женщина.
       - Возможно, во всяком случае, какое-то время намерены пожить здесь, - пояснил Сергей.
      Араб ничего не понял из сказанного, но сообразил, что русских стало больше.
      Чтобы узнать побольше, женщина продолжила разговор.
       - Меня звать Елена. А это Виссам, он из Ливии, что ли, - вопросительно взглянула она на парня, - он по-русски не понимает.
       - Libia, - возник парниша.
       - Знаем, знаем! Привет полковнику Каддафи! - попробовал я заговорить с ним английским.
      Парень смущённо заулыбался и хотел что-то сказать в ответ, но Сергей опередил его:
       - Террорист? - спросил он ментовским тоном, указывая на него пальцем, хотя и приветливо весело улыбаясь.
       - Нет, я не террорист. Я - беженец, - напрягся и начал оправдываться тот.
      Было видно, что его уже достали вопросами о терроризме в связи с его гражданством.
       - Бомбы имеешь при себе? - продолжал допрос Сергей, посмеиваясь над сконфузившимся арабом.
       - Какие бомбы?! А вы привезли с собой автоматы Калашникова? - попробовал шутить араб.
       - Калашников - гуд, вери гуд! - бодро продолжал беседу Сергей, по-дружески имитируя стрельбу длинными очередями из надёжного, проверенного историей автомата, по всем присутствующим на кухне.
       - Ты пока поговори-постреляй, а я помоюсь, - хотел я воспользоваться моментом интернациональной дружбы.
       - Нет, лучше ты поговори с людьми, а я быстренько помоюсь, - проигнорировав непонятный ответ арабского собеседника, Сергей ушёл из кухни в санузел.
       - Вы из Украины? - несколько удивила меня Елена.
      Я был не готов к такому вопросу, и не знал, как лучше ответить.
       - А что видно? - ответил я вопросом.
       - И видно, и слышно, - с заметной иронией ответила она.
       - И что же слышно? - искренне заинтересовался я.
       - И как вы говорите. И вообще... Мне приходилось здесь встречаться с украинцами, я их легко отличаю.
       - Но я не украинец, ты не отгадала, - стал я в позу.
       - Ты, возможно, не украинец. А вот твой приятель - сто процентов!
       - Ну, тебе лучше его самого спросить об этом...
       - А что спрашивать, я имею достаточное представление об украинцах.
       - И что можешь сказать о них?
       - А что говорить... Доминирует одно качество. Этакая примитивная хитрость-практичность.
       - Пожалуй, есть такое, - пожал я плечами.
       - Ничего себе, пожалуй! Да это качество так и прёт! За версту слышно и видно. Надеюсь, тебя это не обижает? Украинская практичность порой граничит с подлостью... Ты спросил - я ответила.
       - Всё нормально. А ты из России?
       - Из Эстонии.
       - Понятно. Ну а эстонцы как тебе?
       - Это - совсем другое.
       - Другое, по сравнению с украинцами?
       - У эстонцев свои качества и пунктики, с украинцами там ничего общего. Так откуда ты?
       - Лена, можно я сначала помоюсь?
       - Понятно! Улавливаю типично украинские интонации, - по-приятельски поставила она диагноз.
      Наблюдавший за нашим разговором, арабский сосед уже несколько раз неудачно пытался что-то сказать.
       - Ты русский? - наконец встрял он в разговор.
       - Да, русский. Меня звать Сергей.
       - Я серьёзно спрашиваю. Вот я - араб, из Ливии. Меня звать Виссам, - выплеснул он, волнуясь, на неловком английском.
       - И я серьёзно. Разве я не похож на русского?
       - Ты говоришь по-английски не так, как Елена и Сергей. 'Калашников', 'Иван', 'Сергей'... Я знаю эти имена... - понёс он какой-то бред.
       - Какой ещё Сергей? - не понял я. Услышав своё имя от араба.
       - Со второго этажа. Молодой.
       - Хорошо, можешь и меня звать Сергеем, если Иван и Калашников тебе кажется несерьёзными.
       - О.К. Сергей, - очень приятно. Будем соседями, - несколько озадачил он своей непосредственностью и пожеланием называть меня Сергеем.
      Сославшись на что-то, я вернулся в свою комнату. Ожидая пока освободится душ, я забыл о таковом на втором этаже, и с благодарностью отметил предоставленную мне комнатку, где можно побыть одному и перевести дух. Но вскоре ко мне зашёл Сергей, намеренный, поделиться впечатлениями:
       - Слушай, надо валить из этого дурдома. Представляешь, что здесь будет, когда соберутся все остальные жильцы? Очередь на кухне... И масса любопытных уродов с вопросами о нашей личной жизни. Кстати, что они говорят?
       - Пока ничего особенного. Говорят, что ты - типичный хохол и это опасно для окружающих! Мне бы тоже помыться, - уклонился я от разговора, и отправился в душевую.
       После горячего душа я почувствовал себя более жизнерадостно, и в который раз мысленно поблагодарил всех за предоставленные блага.
      Не успел я войти в комнату, как мой попутчик-сосед перешёл из своей комнаты в мою.
       - Ну, шо ты решил? - вернулся он к текущим задачам.
       - Надо бы забрать сегодня спальные мешки, - напомнил я об оставленных в тайнике жизненно важных ценностях, и о том, что ещё сегодня мы ночевали на улице.
       - Заберём. Так что ты решил? Надо сегодня же идти в контору и сказать, что нам это жильё не подходит, - ставили передо мной очередную директиву.
       - У нас спросят: почему не подходит? - неохотно включился я в тему.
       - Скажи, что слишком много народу проживает в доме, - подсказывали мне.
       - Но мы ещё не знаем, кто и сколько здесь проживает... И это едва ли серьёзный аргумент, чтобы просить другое жильё. Так каждый может потребовать отдельную квартиру.
       - Но попробовать-то, во всяком случае, можно. Тебе шо, трудно сказать им?
       - Представь себе, если сможешь, мне, действительно, трудно вернуться сейчас к той женщине и заявить, что мне не нравится предоставленное бесплатное жильё. И требовать что-нибудь получше. Мне, если и хочется что-то сказать ей, так лишь поблагодарить за всё, что она сделала для нас.
       - А тебе самому нравится эта общага?
       - Во всяком случае, у меня сейчас есть отдельная чистая комната, и сам дом тоже чистый... Жить вполне можно. Честно говоря, меня удивляет твоя требовательность. Ещё вчера ты показывал, где работал в Лондоне, и как твои товарищи поживают в вагончике на городской свалке...
       - При чём здесь это, если есть возможность получить жильё получше. Надо, лишь пойти и спросить. А ты начинаешь мораль мне читать.
       - Вот пойди и спроси! Знаю, знаю... Сейчас меня обвинят в дешёвой спекуляции английским языком... Это я уже проходил... Можешь обвинять. Что же касается 'просто пойти и спросить', то это уж без меня... Это же просто. Извини, но будь я на месте чиновника, я бы напомнил таким переборчивым ходокам-просителям, что дарённому коню... И добра от добра не ищут.
       - Всё ясно. Тебя просить о чём-то...
       - Таков уж есть. Природа-матушка богата на выдумки. Кстати, тебе не хочется немного отдохнуть от всего, побыть одному?
       - Я не люблю быть один. Но я всё понял, - недовольно оставил меня Сергей.
      'Modesty, propriety can lead to notoriety...' *
      *Умеренность и правильность может привести к дурной славе... Sting
       А мне иногда просто необходимо побыть одному. Комнатной изоляции показалось недостаточно. Я зашторил окно, закрыл на ключ комнату, разделся, и среди дня забился под одеяло. Освоившись и отогревшись, я попытался уснуть, но мысли соответствовали понедельнику и не отпускали меня.
       Ощущение психологического комфорта зависит от многих внешних и внутренних факторов. Не вдаваясь в анализ таковых, могу лишь сказать, что, находясь в Украине, в окружении некогда близких мне людей, я начал утрачивать это чувство комфорта, поэтому, бегство на остров и поиск убежища (скорее психологического, чем политического) - вполне оправдано.
       Соприкасаясь же с некоторыми соотечественниками, уже на острове, захотелось ещё и одеялом с головой укрыться.
       Если окружающие тебя люди, претендуют на роль близких, но звереют от твоих невинных шуток, даже не пытаясь вникнуть в суть сочетания ситуации и сказанного тобою, то из такого окружения 'близких' надо бежать, как из бессрочного унизительного плена.
      'When the compass turns to nowhere that you know well... Let your soul be your pilot...' **
      **Когда компас показывает в неизвестное тебе направление. Позволь своей душе быть твоим пилотом... Sting
       Так, качаясь на весах Фортуны, я оказался под одеялом в комнатке социального дома в центре портового города Саутхэмптон, что на юго-западе Англии, графство Хэмпшир.
      Мне предоставили возможность отдохнуть, собраться с мыслями и оглядеться вокруг.
       Я с удовольствием предвкушал тщательное исследование города и окрестностей, но помнил, что в комнате через стенку, в состоянии обиженного ожидания находится земляк, у которого, наверняка, заготовлены для меня иные задачи.
      https://www.youtube.com/watch?v=j-X9puuczpU
      
      8
      Это неплохая работа, тебе понравится...
      Вот только в ночную смену...
      
       Вечером вышли осмотреться. Меня назойливо ориентировали на скорейшее трудоустройство и обращали всё моё рассеянное внимание на решение этого вопроса. Я не возражал, но ссылался на уважительные причины, препятствующие таковому.
      Для поисков работы очень желательно иметь свой какой-нибудь телефонный номер для связи, и само формальное разрешение работать в стране.
      Затевая хождения по работодателям и прочим бюрократическим заведениям, следует заранее приготовить необходимые документы, координаты для связи, и запастись достаточным терпением. Опыт открытия банковского счёта подсказывал мне - расслабиться и не делать тщетных попыток.
      Первое, что я отыскал в городе - это туристическо-информационный центр, где продавали абонентные билеты для пользования городским спортивным комплексом.
       В коротком разговоре с соседкой Леной я узнал о возможности получения пропуска для бесплатного допуска к бассейну и тренажёрному залу.
      Туристический центр мы нашли и посетили уже перед закрытием. Но служащая легко вникла в суть нашего социального статуса и разъяснила, что нам необходимо для оформления льготного пропуска. Требовалось лишь официальное письмо от городского отдела социальной помощи беженцам, в котором, подтверждается право субъекта на определённые блага по месту его жительства.
       С подсказки соседей, мы отыскали и несколько агентств по трудоустройству. Большинство из них находились в центральной части города, совсем рядом с нашим домом. Но вступать конкретные переговоры я пока не стал.
       Из местной газеты я выбрал несколько частных объявлений, предлагающих подержанные мобильные телефоны по бросовым ценам.
      По одному из номеров, ответил мужчина и охотно перечислил мне ассортимент предлагаемых к продаже телефонов. В разговоре он отвлёкся от темы и неожиданно спросил меня:
       - Ты поляк?
       - Нет, не поляк. А что, очень слышно, даже по телефону?
       - Не очень. Но я живу с подругой, она полька... И легко улавливаю славянский акцент. Если ты не поляк, тогда - русский. Верно? Как твоё имя?
       - Верно! - удивился я, и машинально назвал своё настоящее имя.
       - Сергей, сейчас я не в Саутхэмптоне, но готов подъехать и привезти всё, что имею на продажу. Если ты скажешь, где и когда, то завтра мы смогли бы встретиться. Я уверен, что мы договоримся с тобой, и ты останешься доволен.
       - Хорошо. Подъезжай завтра к полудню по адресу Карлтон роуд - 11, это район Бэдфорд... Тебе любой здесь подскажет. И не забудь прихватить Эриксон, думаю, это мне подойдёт.
       - Хорошо, завтра я буду у тебя. Удачи тебе! - повесил он трубку, оставив у меня впечатление, что кроме коммерческого интереса, у нас возникли и приятельские отношения.
       Проживание в доме и неизбежное пользование общей кухней и санузлом сталкивало нас с другими соседями, и мы познавали друг друга.
      Кроме Лены из Таллинна и Виссама из Ливии, возник ешё один Сергей из Таллинна. Молодой, по-беженски скрытный и любопытный тип, изначально выбравший позу важного парня из столицы цивилизованной европейской страны. А так же, постоянно занятые на работе, в пекарне, женщина из России, поляк и ещё один араб, настойчиво осваивающий английский в местном колледже.
       Имея достаточно времени, мы тщательно осваивали ассортимент супермаркета и пивные пабы. На выданные нам ваучеры в супермаркете можно было отовариваться не только продуктами. Алкоголь за ваучеры отпускался без каких-либо ограничений. Выбор сухих вин там был широк, и у нас имелось время разобраться во вкусовых качествах.
      Предпочиталось красное сухое. Распивалось, обычно, в моей комнате. Выпитое стимулировало обсуждение далеко идущих планов, и приводило нас в какой-нибудь паб.
       Пивных пабов в районе Bedford было много, но большинство из них ориентированы на студентов. Слишком шумно. Нам же больше нравились старые пивные заведения, посещаемые преимущественно взрослыми джентльменами. Пиво в пабах доставалось нам значительно дороже, чем в супермаркете, и беженские ваучеры там не принимались. Зато при покупках в супермаркете на ваучеры, мы старались получить сдачу в фунтах, что позволяло нам продолжить вечер в пабе.
       Пинта (pint = 0,568 литра) пива в пабах стоила 1,6 - 2,5 фунта. Называли они эту единицу измерения, как point - точка, очко. Моё упрямое произношение: пинт, местные снисходительно корректировали на пойнт. Атмосфера в каждом питейном пабе своя, особая. На мой, залитый пивом, взгляд, это одно из лучших мест для наблюдения за страной. Все случайные разговоры с местными обязательно содержали вопросы:
      Откуда ты? Как давно в Англии? Что здесь делаешь?
      О том, что ты претендуешь на статус политического беженца в их стране, лучше не афишировать. Негативное отношение к этому массовому, и на взгляд обывателя, паразитическому явлению - очевидно. Всеми приветствуются нейтральные, безличностные темы о пиве и футболе. Если отметить положительные вкусовые качества их пива, то тебя воспримут как образованного, наблюдательного, вежливого иностранца, с которым можно даже поговорить. За этим, как правило, следует снисходительный вопрос:
       - А как в Украине с пивом?
       - С пивом там, последние годы, всё в порядке. К тому же, за цену вашей пинты в пабе, в Украине можно купить 8 -10 полу литровых бутылок не худшего качества, - отвечал я.
      Такой факт неизменно вызывал изумление собеседников и стабильный вопрос:
       - Тогда, на хрен ты приехал сюда?!
       - Если ответить коротко, не отвлекаясь от пивной темы, то приехал, потому, что в Украине большинство людей не могут заработать за полный рабочий день сумму, равную стоимости пинты вашего пива или наших десяти бутылок.
       - Ты серьёзно?
       - Вполне.
       - Тогда уж лучше наше британское; за два фунта пинта, но при десяти фунтах за час работы! - довольно комментировали местные.
      Я снова вежливо соглашался и наблюдал.
       Говорили здесь иначе. Менее разборчиво, чем в Лондоне, словно им было лень чётко выговаривать все звуки. Они, лениво ворочая языком, не договаривали окончания слов, мол, и так ясно. Как они поясняли, - это типичный говор для жителей юго-западной Англии. Утешали меня тем, что сами якобы тоже едва понимают своих соотечественников с севера.
       Однажды, в процессе обхода питейных заведений, будучи уже в добром настроении, мы в сумерках забрели на местную Оксфорд стрит. В отличие от лондонской, эта была вовсе не центральной и выглядела довольно неприглядно. Обнаружили там светящийся голубыми неоновыми огнями паб, внешне, чем-то отличавшийся от обычных пивных. Туда мы и направились.
       Зайдя внутрь, мы неожиданно оказались в полу освещённом помещении. Ни в одном английском пабе я не замечал подобного, к тому же, там шумновато звучала музыка. Оглядываясь в поисках места разлива, я заметил странноватых посетителей, танцующих однополыми парами и мило заседающих с выпивкой. Мне показалось, что паб оккупировала какая-то компания или родственники, по случаю свадьбы или похорон. Мой товарищ обратил своё внимание на стол при входе, на котором был разложен какой-то рекламный иллюстрированный хлам. Он уже выбрал объёмную газету, и что-то рассматривал в ней, зазывая и меня взглянуть. Не успел я отреагировать на его призывы, как из голубых сумерек вынырнул некий смотритель за порядком, и торопливо приблизился к нам. Излишне внимательно рассматривая нас с головы до ног, чуть ли не обнюхивая, он вежливо спросил,
       - Вы кем-то приглашены?
       - Нет, мы сами пришли? - коротко и просто ответил я, пытаясь понять, что странного в этом парне, и вообще, почему здесь встречают посетителей с дурацкими вопросами?
       - Это частное заведение, - пояснил он.
      Но я его не понял.
       - А пиво есть в этом частном заведении?
       - Есть, но только для членов этого клуба, - уже не гостеприимно ответил тот.
       - Шо он хочет? Пропуск? Скажи ему, мы зашли просто посмотреть и выпить... - подключился Сергей, оторвавшись от газеты.
      Дежурный по пабу с беспокойством посмотрел на Сергея и газету в его руках, явно не одобряя наше поведение и непонятную ему речь.
       - Он говорит, что это паб только для членов, - объяснил я Сергею.
       - Так скажи ему, что я именно то, что им надо, - с громким смехом продолжал Сергей.
      Я проигнорировал его, и снова обратился к недовольному дежурному,
       - Так мы можем пройти и выпить здесь пива? - спросил я.
      Сергей, полагая, что я передал его предложение, в упор смотрел на типка в ожидании его реакции и продолжал неуважительно посмеиваться.
       - Нет, вам сюда нельзя! - категорично и уж совсем неприязненно ответил тот.
       За эти несколько минут я успел понаблюдать за некоторыми посетителями в глубине паба. И, наконец, понял, что здесь тусуются исключительно гомики и лесбиянки. И при всём нашем желании влиться сегодня в их компанию, нас здесь не хотели. Мы были близки к конфликту. Уходя, Сергей отпускал гнусные признания в любви ко всему живому и громко смеялся. Дежурный по Голубому Огоньку укоризненно провожал нас взглядом.
       Шагая пустынными улицами, Сергей показывал мне в газете цветные фото обнажённых голубчиков и просил прочитать их объявления.
       Впоследствии, он, сохранив эту газету, постоянно приставал ко мне с просьбами позвонить по объявлениям и рассказать о нём - хорошем парне, свободным и готовым выполнить не пыльную работёнку.
       Торговец подержанными мобильными телефонами появился вовремя. Я провёл его в комнату, и он выложил коллекцию безнадёжно морально устаревших аппаратов. Я сразу остановил своё внимание на стареньком Эриксоне и поинтересовался о работоспособности такового. Джентльмен поклялся, что аппарат в полном порядке, и ещё надёжно послужит мне. Я поверил, и мы сошлись на 20 фунтах. Чип-карта не входила в комплекс услуг, но торговец порекомендовал подключиться к оператору Vodafone и подсказал, где можно дёшево купить чип. Просил позвонить ему, и вообще не пропадать, мало ли... Я обещал.
       Мой сосед рассматривал это техническое приобретение, как шаг к полноценной трудовой жизни, поэтому телефон был оприходован, как совместная коммунальная собственность.
       В этот же день мы отыскали лавку, торгующую всякой техникой, среди которой большую часть товара составляли музыкальные инструменты и морально устаревшая аудио аппаратура. Джентльмен, похожий на хозяина этого магазина, выслушав пожелание подключиться к оператору мобильной связи Водафон, молча, выложил на стол несколько чип карт. Коротко пояснив их различия, указал цены. Мы выбрали за семь фунтов (Ужас! 2000 г.) и попросили его применить это к нашему телефону. Тот вставил чип в телефон, продемонстрировал наш номер, а затем, набрав какой-то номер, оживил звонком свой настольный телефон. Поблагодарив его, мы покинули музыкальную лавку, унося в кармане увесистый, теперь уже действующий телефон.
      Хотелось прозвонить всем знакомым: Татьяне, Оксане, Аркадию. Но меня направили в должное русло.
       Теперь у меня не было уважительных отговорок, и мой партнёр и совладелец мобильного телефона призывал взяться за дело.
       В отличие от меня, он располагал уже испытанным фальшивым удостоверением искателя убежища с отметкой о разрешении работать, и ему не терпелось воспользоваться этим разрешением.
       В тот же день мы обошли несколько агентств по трудоустройству, благо, их было несколько и неподалёку одно от другого. В каждом прошли стандартную процедуру регистрации. На вопрос о работе, нам выдавали анкету и просили заполнить. Я вносил данные Сергея, он предъявлял свой лже документ, с которого снималась копия, и нам обещали позвонить, как только будет что предложить.
      Мой партнёр, наблюдая за немногословными формальными процедурами, делал мне замечание, что я недостаточно настойчиво спрашиваю. Я терпеливо игнорировал.
       Вечером, когда мы что-то рассматривали в каком-то магазине, наш телефон зазвонил. Одно из агентств интересовалось о готовности претендента выйти на работу в эту же ночь. Я ответил, что готовность уже давно обрела маниакальные формы. Договорились, обсудить всё подробно в агентстве. Нас ждали.
       Эта контора с ласковым названием Pink запомнилась мне приветливой, симпатичной и очень обаятельной женщиной, принимавшей нас. Говорить с ней было легко и приятно, и я обрадовался не менее самого претендента, услышав её приглашение.
      Через несколько минут мы были в конторе. Джулия, как только освободилась, пригласила нас к рабочему столу. Я коротко пояснил, кто из нас претендент на работу, и какую роль выполняю я.
       - Но если вы хотите оба работать, то сейчас это возможно, - сделали мне предложение.
       - К сожалению, Её Величество пока не пожаловала мне разрешения работать, - скромно отказался я.
       - Жаль. Я думаю, этот вопрос вскоре положительно решится, - намекнула она на приемлемость левых документов, - мы надеемся на сотрудничество и с вами, - дали мне понять на невзыскательность к работникам.
       - Спасибо. Мы уже сотрудничаем, теперь мы знакомы и у вас есть наш телефон.
       - Кстати, вот моя карточка со всеми телефонами. Теперь, что касается работы; потребовались дополнительно люди на фабрику в ночную смену. Сбор у агентства к девяти вечера. Мы доставляем на фабрику и обратно. Первые три месяца оплата - 4.25 фунта за час, далее более. О самой работе конкретно узнаете на фабрике. Если не подойдёт, скажите нам, будем подыскивать другую. ОК?
      Я пересказал услышанное товарищу, и он ответил:
       - Окей, мадам!
       До выезда на работу оставалось часа три. Мой сосед, предвкушая ночь на фабрике, пожелал вернуться домой, и подготовиться к работе. Перспектива вернуться в свою среду, положительно отвлекла его от мрачных мыслей, и значительно сократило упрёки-замечания в мой адрес. Я даже проводил его к агентству и дождался отправки автобуса.
       Насколько я разглядел других пассажиров, все они были представителями пост советского пространства и Польши. Я надеялся, что вскоре мой сосед-партнёр сблизится с новыми товарищами по классу, плавно вольётся в среду, обильно разбавленную креплённым пивом, и оставит меня на произвол моих смутных замыслов.
       Из небольшого опыта общения с английскими агентствами по трудоустройству, можно было сделать вывод, что большинство из них ориентированы на сотрудничество с фабриками и строительными компаниями, нуждающимися в работниках, готовых выполнять неквалифицированные, низкооплачиваемые работы.
       На такие работы у фабричных конвейеров и на подборке строительного мусора, за оплату в 4 - 6 фунта за час, соглашаются лишь мигранты, стеснённые массой ограничительных обстоятельств. И эти формальные ограничения поддерживаются мудрыми миграционными законами. Законы в основном-то и сводятся к перечню того, чего мигранту нельзя. Но все участники предполагают иностранное нелегальное трудовое участие, там, где позволят. Агентства, делая великое одолжение такому работнику, удерживают из его зарплаты свой интерес, на что сами существуют и платят налоги. Фабрика, благодаря дешевой рабочей силе, кое-как функционирует, сохраняя рентабельность, и тоже платит налоги. Но никто не говорит вслух, что общество нуждается в этих козлах отпущения, готовых выполнять то, за что не возьмутся полноценные подданные Её Величества со своими социальными правами.
       На эти налоги содержат свору чиновников миграционного ведомства, которые регулярно отлавливают нелегальных работничков, депортируют их на родину и напоминают, что нелегально работать в их стране - это нарушение закона. При этом вылавливают и высылают ровно столько, чтобы оставалось, кому поддерживать на плаву сельское хозяйство, устаревшие фабрики, строительство и посреднические агентства.
       Если вы применяете труд нелегальных работников, формально не имеющих на то разрешение, то признайте их дешёвое участие в вашей экономике, как необходимое и положительное явление, и отразите это в своих законах. Легализуйте их, не держите в страхе быть отловленными и депортированными.
      Зная свой правовой статус, иностранный работник сможет более полноценно существовать в вашей стране и распоряжаться заработанным. Он не станет пересылать всё заработанное на родину, что вам крайне не нравится, а сможет открыть банковский счёт и хранить сбережения в вашей банковской системе, пользоваться вашими кредитными услугами, больше потреблять, а значит - тратить заработанное и поддерживать вашу экономику ещё и как потребитель-покупатель.
       На пути от агентства я свернул на Лондон Роуд и машинально занырнул в первый же паб. В будний вечер там было полу пусто и тихо. Получив свою пинту пива (без предъявления документа-разрешения от миграционного ведомства), я с чувством благодарности Её Величеству расположился за столом, откуда можно наблюдать за улицей.
      Напротив паба, на другой стороне улицы располагалось ещё одно агентство по трудоустройству с претенциозным названием 'Merit' (достоинство, заслуга). Там мы также зарегистрировали моего товарища, как потенциального козла отпущения, готового выполнять любую работу, только свистни... и платить налоги, конечно же.
       Залив огонь законотворческой активности пинтой холодного пива, я отправился в сторону своего места жительства. Проходя мимо студенческих пивных, осознал факт того, что за много дней, я, наконец-то, один, и мне никто не задаёт вопросы и не требует утомительных объяснений.
       В своей комнате я нашёл плитку молочного шоколада с орехами из ASDA за 57 пенсов и подсластил свой неопределённый правовой статус на острове. Мелькнула шальная мысль присесть и письменно изложить Её Величеству своё видение ситуации в королевстве. Но подумал, что для получения ответа лучше использовать запасной конспиративный обратный адрес. Такового у меня пока не было. Если же вместо почтальона Royal Post с ответом от Неё, явятся церберы Home Office (МВД), то мои соседи, подобные земляку через стенку, едва ли поймут, что я действовал в интересах угнетённого иностранного пролетариата. Местные власти распнут меня по всем миграционным правилам, а соседи-соотечественники осудят по совковым понятиям, как стукача. Мысленно запланировал себе узнать электронный адрес Её Величества и установить с ней связь.
       Оставшись один, я решил воспользоваться коммунальным мобильным телефоном не по назначению. Набрал номер Татьяны, которой обещал не пропадать. Слава богу, в это время она уже не стояла у бананового конвейера и сразу ответила мне:
       - Серый, ты чо ли?
       - Отгадала! Я.
       - Ты где?
       - В Саутхэмптоне.
       - А где это?!
       - Графство Хэмпшир.
       - Не морочь мне голову! Ты ещё в Англии или как?
       - Я на юго-западе Англии.
       - Ну, так бы и сказал. Рассказывай, как дела? Работаешь?
       - Дела неплохо. Пока не работаю. Получили здесь социал...
       - А с кем ты там?
       - С Сергеем. Кстати, что-нибудь слышно от Аркадия и Андрея?
       - Не имею понятия. Последний раз видела и слышала их в вашем доме... Ну, ты помнишь. Думаю, я последний человек, кому они вздумают позвонить. Это твой номер?
       - Да, можешь сюда звонить. Передавай привет Люде и Оксане.
       - Хорошо. Я думаю, они перезвонят тебе сами, когда я расскажу им о твоих новостях. Ты бы подсказал им, как всё это делать, а то они боятся сдаваться.
       - Я думаю, они могли бы даже подъехать сюда, если в Лютоне станет совсем плохо.
       - Спасибо за звонок и предложение, я всё передам. Не пропадай. Удачи!
      Татьяна звучала надёжно, как посольство СССР в капиталистических странах. Настроение улучшилось! И я решил позвонить Аркадию. Не скажу, что я соскучился, но поговорить по телефону и узнать где они и как? Я даже подумал, что в случае их крайне затруднительного положения, можно было бы поделиться положительным опытом последних дней.
       - Привет, Аркадий.
       - Серёга, ты?
       - Да я. Решил законтачить, узнать, где вы и как...
       - Я сейчас на севере. На цветочной ферме работаю. Коля, возможно, на днях подъедет...
       - И Андрей с тобой?
       - Нет. Мы с ним потерялись. Он начал интересоваться, как можно бесплатно быть отправленным домой... Меня же это не интересовало. В Лондоне он позвонил кому-то насчёт ночлега, там его пригласили, но одного. Договорились, что он едет к своим знакомым, а я - к своим. А утром он позвонит мне, и мы продолжим поиски. Но он так и не позвонил. Не имею понятия, где он... Лишь догадываюсь, что уже отбыл на родину. Уж очень ему хотелось туда.
       - Понятно. Теперь у тебя есть мой номер... Мало ли... Никогда не знаешь... Удачи!
      Новости относительно моего земляка несколько обескуражили меня. Я предположил, что затянувшаяся полоса неудачных поисков отразилась на их дружбе, и, разъехавшись в Лондоне на ночлеги, Аркадий обрубил обременительные отношения, отключив свой телефон. Так они потеряли один другого, и разошлись каждый своей дорогой.
       Я подумал о своих возможностях помочь кому-то, и представил ревнивую реакцию соседа через стенку. Если я подбуксирую кого-нибудь в хлебный порт Саутхэмптон к миссис Эдне Кинг, нетрудно предположить, что он скажет о такой инициативе.
       Несколько позже, я, наконец, дозвонился до Натальи. Из короткого разговора узнал, о её добрых отношениях с администрацией колледжа, учёбу в котором она исправно оплачивает и что её подработки-заработки расходятся на оплату жилья и питания. Перспективы удручающе туманны, учитывая её обязательства перед Украиной.
       Изложил ей способ выхода из положения, суть которого сводилась к прохождению того же пути; от адвоката к социалке Саутхэмптона, где я уже что-то знал, и мог встретить и провести её. Она заинтересовалась, обещала подумать.
       После удачного трудоустройства соседа я почувствовал, что в состоянии что-то сделать и кому-то помочь.
      Например, британским парламентариям в законотворческом процессе. Во всяком случае, на фабрику мне не хотелось. Ни в ночную, ни в утреннюю смену.
       В комнате поднакопилось немалое количество бутылок, свидетельствующих о нашей действенной поддержке виноделов разных стран и континентов. Бутылочная коллекция представляла продукцию Франции, Испании, Португалии, Италии, Болгарии, Австралии и Новой Зеландии. Пролетарии всех стран соединяйтесь!
       Супермаркет в это время был закрыт, но на нашей улице в соседнем квартале работал чудный магазинчик, торгующий алкоголем. За прилавком частенько дежурил парниша округлой формы, с пышными бакенбардами на всю щеку. В его смену в магазине всегда звучала достойная внимания музыка, которая, как мне показалось, волновала его более чем выручка. Он уже знал, какие вина меня интересуют, и всегда охотно отвечал на мои вопросы о звучащей в момент визита музыке. Имена исполнителей мне ничего не говорили, но услышанное в этой винной лавке оставляло надежду, что этот мир ещё не абсолютно уделан популярными песневодами. Несовременный вид молодого торговца алкоголем, особенно его бакенбарды, отлично гармонировали с музыкой, на который он настаивал вина и виски.
       На следующее утро сосед поделился своими впечатлениями о работе. На фабрике, изготавливающей пластиковую упаковочную тару, его определили к старому штамповочному прессу. Задача его была пролетарски проста - подложил заготовку, кнопку нажал, пресс шмякнул, вынимай готовую продукцию. И так с 22 до 6 утра. Ужас! Но он решил поработать.
       В агентстве ему что-то говорили о банковском счёте. Я понял, о чём идёт речь. Им нужен был счёт, куда можно перечислять его зарплату. Такового у него не было, и я предложил пока свой, если он доверяет. Он доверял, и взял мои банковские данные.
      Этим напомнил мне о необходимости известить банк о новом адресе.
       В соседнем квартале на Лондон Роуд размещались отделения пяти банков, среди них и Барклиз. Процедура заняла не более десяти минут.
      В соцобесе мы получили письма-ходатайства к службам городского совета о предоставлении нам бесплатных услуг городской библиотеки, колледжа, лечебных учреждений и спорткомплекса. С этим письмом мы посетили информационный туристический центр и подали заявки на выдачу нам пропусков в спорткомплекс.
       На мобильный пришло сообщение от оператора связи с предложением зарегистрировать номер, за что, в качестве стимула, обещали семь фунтов на звонки.
       Для регистрации номера требовалось взять анкету в любом магазине, представляющем товары и услуги компании Водафон, и внести в неё требуемые данные о владельце действующего номера: имя, адрес, иные телефоны, электронные адреса для связи, подписать и бросить в почтовый ящик. Обещали в течение десяти дней пополнить баланс номера. Я сделал, как просили.
       Этот город нравился мне всё больше. Нет зависимости от транспорта, всё рядом, велосипед вполне приемлем. На центральной улице можно найти всё необходимое: торговые центры, банки, агентства по трудоустройству, пабы, Интернет кафе. Вокруг - обилие парковых зон. Там же достраивался огромный новый торговый центр, открытие которого предполагало немало новых рабочих мест.
       Музей, посвящённый памяти экипажа и пассажиров Титаника, оказался небольшим двухъярусным помещением, заставленным сохранившимися экземплярами: письма и телеграммы, полученные с борта судна, выловленные личные и прочие вещи, типа чайники или форменные головные уборы членов экипажа, а так же масса фотографий того времени. Маленький музей, размещённый в стариной каменной постройке, вполне воссоздавал атмосферу Саутхэмптона того времени.
       В субботу вечером свободные от работы жильцы заполняли коммунальный дом и невольно встречались на кухне. Лёгкое потребление алкоголя способствовало проявлению взаимного любопытства и сближению на этой почве. Два Сергея; мой сосед и молодой со второго этажа 'разговорились' с двумя ливийскими арабами. Их забавляло полное непонимание собеседниками русского, что позволяло им свободно высказывать свои замечания в адрес арабских соседей. Последние, легко догадывались о причинах глуповатого смеха двух русских с одинаковыми именами.
       Молодой араб Виссам пребывал в серьёзно травмированном состоянии и с трудом ходил на своих двоих. Это очевидное обстоятельство - следствие автомобильной аварии, он представлял здесь, как результат жестокого обращения властей диктатора Каддафи.
       Его земляк ничего не говорил о своей беженской легенде, но по некоторым внешним признакам можно было предположить, что представился здесь, как беглый гомик. Здесь это тоже уважалось, ибо половина членов британского парламента сами таковые. Поэтому правовая защита голубым - обеспечена.
       И ливийское гражданство и причины прошения убежища у них были вполне убедительны и давали им надежду остаться на острове надолго.
       Нам же - троим Сергеям с выдуманными историями, такие перспективы не улыбались. Оставалось лишь посмеиваться над ливийскими беженцами, забавляясь присвоенными им ярлыками: террорист и гомик, сбежавшие от свирепого Каддафи к лицемерно доброй Елизовете.
       На кухне решили пойти в паб и там продолжить дискуссии о диктаторе Каддафи, арабском терроризме, и о вопросе, кто теперь в меньшинстве, голубые или нормальные?
       Наш сосед - травмированный боец против диктаторского режима, перемещался неловко и медленно. Но, проявляя очевидную волю, цепко ковылял за нами от паба к пабу.
       В субботний вечер все питейные заведения основательно заполнены народом и дымом, не во всяком можно присесть. Поэтому мы медленно брели и наблюдали за происходящим вокруг.
       На улицах преобладала студенческая молодёжь, одетая по-летнему, в расчёте на активное пребывание в питейных заведениях. Компании, разгорячённых алкоголем, шумно перемещались по улице из одного паба в другой. В общем уличном потоке наша интернациональная хромая компания, выряженная в тёплые куртки, выглядела несуразно, и заметно выделялась. Хотя для мартовской, сырой погоды мы были одеты вполне нормально.
       Меня удивляло множество молодых женщин, выряженных в вечерние платья с щедро открытыми плечами и обутыми в изящные туфли на босую ногу. Бросалась в глаза и их нетрезвая уверенность в себе и в безотказности функционирующих вокруг услуг.
      У банковских автоматов выстраивались очереди за наличными. Таксистам тоже хватало работы в это время.
       Земляк, подогретый выпитым, и, заведённый увиденным, стал подробно рассказывать нам, каким редким самцом он был в Украине. И если бы не этот чужой язык, то он бы показал... Впрочем, он уже начал обращаться к прохожим женщинам с жестами и звуками, означающими его озабоченность и неуёмное желание. Нас это веселило. Женщины реагировали по-разному; шутками, или делали вид, что не разглядели его призывов. Но всегда сторонились от субъекта, раскрывшего свои объятия и мычащего непонятное им. Сергей настаивал на моём участии в качестве переводчика. Я обращал всё в шутку. Тогда он решил освоить и применить нужные ему фразы самостоятельно. Для начала сосредоточил свою нетрезвую память на простом выражении симпатий, которое сводилось лишь к трём звукам 'ай лайк ю'. Компания соседей подстрекательски обучила его этой короткой фразе, и он с искренним усердием и прилежанием повторял вслух чужие звуки. Но, спустя несколько минут, когда появлялся очередной объект его внимания, он уже не мог отыскать нужные знания в дебрях нетренированной памяти. Это приводило его в отчаяние, а товарищей веселило. Особенно забавны были самостоятельные мычащие потуги восстановить потерянные звуки.
       Он, уже который раз, клялся пополнять свой запас слов, и ставил перед собой задачу - три новых слова, каждый Божий день. В этот вечер ему крайне необходимо было освоить и применить на практике всего-то три коротеньких слова: 'Ты мне нравишься'. В целях хоть какой-то логической систематизации, он просил растолковать ему каждый звук в отдельности. Когда же получил смысловое значение звуков: 'Ай, Лайк, Ю', он и вовсе запутался в непоследовательности слов, и обвинил нас в нежелании помочь ему.
       Шутки шутками, а обиды начали звучать вполне серьёзно. Отказ участвовать в глупых приставаниях к прохожим, расценивался как предательство, зависть его мужским качествам и спекуляция знанием языка.
      К одной здорово подпитой женской компании он подрулил, как к своим близким знакомым и перекричал их сумбурный разговор выученной фразой:
       - I like you*
      *Ты мне нравишься.
      Те реагировали несколько заторможено, не сразу поняв, что обращаются к ним. Но субъект не отходил, ждал ответа. Пока не забыл новые звуки, он повторил их снова:
       - I like you...
       - Fuck off, asshole!..* - отмахнулись от него коротким ответом подвыпившие леди. *Отвали, говнюк!
      Услышав что-то невежливо-непонятное, украинский джентльмен вернулся к посмеивающимся товарищам, чтобы более точно узнать, что же ему ответили. Ему охотно и подробно разъяснили. Он не поверил, и снова стал рассказывать, как все женщины Украины хотели его. Я тоже не поверил ему, но не сказал об этом.
       Спустя несколько минут, на нашем пути появилась идеальная кандидатура - одинокая мадам среднего возраста. Сергей просто перегородил ей дорогу широко распростёртыми руками и повторил в слух, выученную фразу. Девушка приостановилась и вполне дружелюбно поблагодарила за проявленную к ней симпатию.
       - Скажи ей... Я... Мы... Приглашаю её в паб, - поступила директива.
      Барышня, улыбаясь, ожидала и наблюдала за нашими переговорами. Я передал ей приглашение. Но та вежливо отказалась, сославшись, что ищет своих приятелей.
      На этом и расстались, пожелав, друг другу, весёлого week-end**.
      **Конец недели. Выходные.
      А мне предстояло давать подробные объяснения: что ты сказал? А что она ответила? Ты шо, не мог нормально попросить? Я бы на твоём месте... Если бы я мог...
       Я уже начал опасаться, что меня скоро просто обвинят в том, что местные женщины не признают и не замечают такого колоритного украинского мачо. В дальнейших походах и попытках я отмалчивался, всё, более самоустраняясь от чужих задач-заморочек. Но моё безразличие также раздражало невостребованного кавалера.
       Останавливались в одном переполненном пабе, но выпив по пинте пива и не найдя ничего интересного для себя, пошли далее. Русско-арабо-английские беседы обрели совершенно бестолковые формы и содержание. И вдруг мы снова встретили ту же мадам, и по-прежнему одну. Она тоже узнала нас. Увидя знакомую, Сергей просто обнял её. Она не сопротивлялась.
       - Это уже не случайно. Придётся вам присоединиться к нашей компании, - прокомментировал я.
       - А куда вы направляетесь? - поинтересовалась она, - и вообще, откуда вы такие?
       - Можно зайти в ближайший паб. Там мы всё расскажем, - предложил я.
       - Тогда, предлагаю паб 'Чикаго', - выразила она согласие, и присоединилась к нашему медленному, нетрезво-хромому уличному шествию.
      Травмированный ливийский террорист оживился и подтянулся к общей компании, ему тоже хотелось принять участие в беседе с английской мадам. Услышав, что один из Сергеев указал на него, как на раненного террориста, скрывающегося в Англии, он стал, волнуясь пересказывать ей свою беженскую легенду и выражать благодарность Её Величеству за помощь, которую нашёл на острове. Всё это тут же обращалось в хохму. С юмором у случайной барышни оказалось всё в порядке. Виссам конфузился и требовал прекратить шутки о его связях с Каддафи, упорно не замечал смеха новой знакомой и её правильного понимания шуток. Сергей, мычал, как умел, и требовал словесной помощи для проявления и передачи своей накопившейся любви. Я передавал, его богатство. Она смеялась ещё более. Мачо дулся, и обзывал меня грубо по-русски. Я игнорировал.
      Когда прибыли в паб, до закрытия оставалось чуть более часа, свободные столы нашлись. Анна попросила красного вина, а мы по-прежнему - пиво. Принимая участие в наших разговорах ни о чём, она думала о чём-то своём, но на вопросы отвечала охотно и толково. С ней можно было бы спокойно поговорить и немало полезного узнать о городе и прочем, но таковое оказалось совершенно невозможным в сложившейся ситуации. Кто как умел, хотел что-то сообщить ей. Она вежливо слушала и смеялась, пытаясь понять собеседников. Сергею хотелось более всех, но сказать он мог менее всех. Это раздражало его и веселило остальных. У инвалида вдруг проснулось чувство юмора, и он стал обращаться к нам по имени, при этом делая ударение на последний слог Сэр-гэй. Наконец, подгадав удобный момент, он задал свой вопрос:
       - А что означают ваши имена? Вы все трое русские гэи?
       - К сожалению, Виссам, должен огорчить тебя. Твои сладкие надежды не оправдались. Это просто имена, а не то, на что ты надеялся, и теперь, наконец, осмелился спросить. Но ты можешь обратиться к одному Сер-гэю, кто знает, возможно, он сегодня пойдёт тебе на встречу.
       Виссам был так доволен собственным остроумием, что смеялся своему вопросу больше всех. Остальные смеялись с него, несчастного, и радовались, что ему тоже хорошо. Анна отвлеклась от затянувшегося проявления чувств немого собеседника, и взорвалась смехом на наши англо подобные объяснения в любви с Виссамом. Присевшие за соседним столом три девушки невольно оказывались свидетелями наших разговоров и временами посмеивались вместе с нами. Услышав своё имя, и, не поняв причину дружного смеха, любимец украинских женщин, несправедливо обделённый вниманием, хмуро потребовал объяснить, о чём здесь идёт речь.
       - Ты любишь Анну, а Виссам, оказывается, любит нас... - ответил я машинально по-английски, и все вокруг, кроме озабоченного, дружно рассмеялись. Пришлось выполнить просьбу и ответить понятно. Но лучше бы я этого не делал.
       -Ты шо, вообще уже охренел? Шо за херню ты несёшь? - сделали мне строгий выговор, не найдя абсолютно ничего смешного в подобных шутках.
       Некоторые всё же произошли от обезьяны, да не простой, а уже безнадёжно мутированной в советском зоопарке, - подумал я.
       Чудная особая атмосфера английского паба субботним вечером, обрела окраску мрачного совкового кафе, в котором украинские пролетарии обмывают получку (когда дают).
       Непонятые шутки и совершенно чужой язык начали раздражать земляка. Украинский мачо хотело внимания к себе, однако каждому хотелось говорить и смеяться о том, к чему нетрезвая душа лежала. Его просто игнорировали, и это пробуждало в нём зоологическую ненависть ко всем и всему непонятному. Во всём ему виделся подвох и насмешка именно над ним, - всеми любимом на Украине и невостребованным здесь.
       Объявление о закрытии паба, возможно, оказалось очень своевременным, ибо моё откровенное нежелание угождать всем и разъяснять каждую шутку могло привести к ссоре.
       Покидая стол, Анна поблагодарила нас за весёлый вечер и на всякий субботний случай по-дружески выписала свой телефон. Во избежание дремучих недоразумений я на двух языках объявил всем участникам, что Анна оставляет нам свой телефон.
      Неподалёку от паба она взяла такси и распрощалась.
      Возвращались домой уже около полуночи. Пивные пабы закрыты. Нетрезвый народ расходился по домам и ночным клубам. Земляк, на радость соседей, демонстрируя своё нетрезвое недовольство чем-то, с хмурой деловитостью, проверял встречающиеся на улицах банки и бутылки из под алкоголя. Если обнаруживал остатки, - допивал. Мои замечания о возможной неизлечимой заразе, игнорировались и единогласно квалифицировались как занудство и неспособность расслабиться и веселиться. Соседям нравилась такая пьяная удаль украинского товарища, и они, проявляя дружеское понимание и поддержку, указывали ему на замеченные объекты, которые тот проверял и допивал, им на потеху. Пока добрались до дома, у нас собралась немалая коллекция пивных бокалов; пинта и полпинты, вынесенных посетителями из пабов и оставленных на улицах.
       В этот вечер я лишний раз убедился, что одному коротать время, если не веселей, то комфортней. А так же, что местная молодёжь говорит между собой на языке, совершенно непонятном мне. Я так же признал, что приучить себя смотреть вправо при переходе проезжей дороги будет легче, чем въехать в современный разговорный слэнг.
       В противоположном от центра города направлении, всего в квартале от нашего дома располагалась огромная парковая зона. В хорошую погоду по выходным дням там многолюдно. По асфальтированным дорожкам перемещаются пешеходы, велосипедисты, бегуны и роликовые конькобежцы. Там же и старое большое кладбище с памятниками, уже не только захороненным, а и самой местности и тем, кто жил в этой местности в прошлые века. Ибо на серых каменных плитах и крестах надписи, датированные 17-20-ми веками. Свежестриженная трава - признак заботы живых. Cледов вандализма на кладбище, присущих современной Украине, не замечено.
       Я обратил внимание на собачек, которых выгуливали в парке. В большинстве своём эти домашние животные не отличались никакой породой, - обычные дворняжки.
       Такие, как упрёк людям, стаями бродят по одесским дворам от мусорки к мусорке в поисках съедобного, впрочем, не только собаки...
       Этих же, можно вполне считать членами семьи, ибо человеческая забота о них здесь очевидна.
       В это солнечное воскресенье я бродил по дорожкам и травяным лужайкам парка, наблюдал отдыхающих и сравнивал их с вчерашними, заседавшими в пабах.
      Об англичанах я бы сказал, что они не претендуют на свою исключительность, как американцы, которые вульгарно кричат о своём мировом лидерстве, или французы убеждающие себя и других в своей культурной самобытности. Британцам сейчас нечем особо гордиться, они просто тихо и упрямо держат национальную марку. Покрикивают о чем-то лишь в своих пабах, на стадионах и на улицах, после порции алкоголя...
       В понедельник я посетил городскую библиотеку в здании горсовета. Там меня зарегистрировали, как бедного родственника с тяжёлым акцентом, и выдали карточку с абонентским номером, позволяющим брать книги, компакты и пользоваться Интернетом.
      Пропуск в городской спортивный комплекс, предполагающий бесплатное пользование бассейном и тренажёрами, принимался во внимание только в определённое время дня. Мне вручили расписание и прочие информационные листовки, из которых я узнал, что со своим социальным пропуском я могу бесплатно пользоваться городскими спорт благами только в рабочие дни недели, в рабочее время, когда посещаемость низкая. В остальное же время, можно было рассчитывать лишь на скидки. В сущности, цены за пользование благами городского коммунального объекта были символическими и всякому доступны: 3 - 5 фунтов. К тому же, предлагались месячные и более длительные абонементы для различных возрастов и социальных групп с оплатой вперёд, что сводило цену услуг к совершенно неощутимому бремени.
      Мой пропуск с фотографией в сочетании с акцентом выдавал меня с потрохами, как субъекта, прибывшего в чужую страну и паразитирующего на городском бюджете. Я невольно наблюдал за реакцией служащих, обращаясь к ним с потребительскими вопросами, но явно выраженного проявления неприязни в свой адрес не замечал.
       Восьмого марта я позвонил домой и в разговоре узнал, что пропавший в Лондоне земляк уже вернулся на родину, представив своё скорое возвращение, как следствие ареста и депортации. Сам факт его возвращения меня едва ли удивил.
       В один из будних вечеров, возвращаясь из бассейна домой, меня побеспокоили звонком на мобильный телефон. Номер звонящего мне ничего не говорил. Оказалось, это одно из агентств, в котором мы регистрировали соседа, как соискателя работы. Обратились ко мне по имени, и я не сразу понял, что, говоря со мной, они подразумевают кого-то другого, копия документа с фотографией которого имелась в их архивах.
       Женщина в подробности не вдавалась, лишь просила срочно зайти в офис, если меня интересует работа. Агентство находилось в квартале от нашего дома и мне не составляло труда пойти ей на встречу.
      Как только я представился секретарю в приёмной, та вызвала управляющую.
       - Привет, Сергей! Спасибо, что так быстро отозвался и зашёл к нам, - энергично начала деловая особа, представившаяся, как управляющая, назвав своё имя. Я окончательно понял, что нашли они меня по анкете другого Сергея, которую я собственноручно заполнял. Там же и номер телефона указан, который был при мне. Фамилию никто у меня не спросил и с копией анкетной фото не сличал. Ей было не до этих мелочей, она сразу перешла к делу, не дав и мне времени сообразить; следует ли пояснять им, что я не совсем тот Сергей, которого они имеют в своём трудовом резерве.
       - Сергей, фабрика, с которой мы сотрудничаем, срочно просит прислать работников. Экстренность ситуации в том, что они требуют от нас кадров, которые хоть немного говорят и понимают. Ответ мы должны дать уже сейчас, так как рабочая смена начинается через четыре часа...
       - Правильно ли я понял? На работу следует выйти уже сегодня в десять вечера? - удивлённо уточнил я.
       - Да, именно так. Это ночная смена с 22:00 до 6:00, и сама фабрика находится не в Саутхэмптоне, а Бэйсингстоке, куда мы доставляем своих работников автобусом. Поэтому, уже в 21:00 надо быть здесь у агентства. Ты смог бы?
      Я задумался. Таковое не входило в мои текущие планы.
       - Сергей, ты бы нас очень выручил! Нам хотелось бы занять появившиеся вакансии. Если мы не предоставим своих работников, то фабрика найдёт их в других агентствах. Это неплохая работа, тебе понравится... Вот только в ночную смену не все могут работать, но за это доплачивается. Мы будем платить тебе 5,5 фунтов за час и обещаем сорокачасовую неделю. Возможны и сверхурочные, которые оплачиваются в полуторном и двойном размере. Пожалуйста, выйди сегодня хотя бы на одну ночь! Если не понравится, скажешь... До следующей смены, мы уж постараемся подыскать людей.
       - Хорошо, давайте попробуем, - ответил я.
       - Good man! Ты не пожалеешь. На фабрике отличные условия и сама работа лёгкая, увидишь! Значит, я рассчитываю на тебя и сообщаю фабрике твои данные. Пожалуйста, приходи к агентству до девяти, здесь будет ждать микроавтобус, назовёшь водителю своё имя, у него будет список. Не подведёшь?
       - Я буду здесь к девяти, - подтвердил я наши сумбурно возникшие трудовые отношения по чужим документам.
      Из конторы я вышел трудоустроенным, как Сергей Голубец. Внести коррективы в это формальное недоразумение пока не представлялось возможным. Банковский счёт для перевода зарплаты был изначально указан мой, действительный.
      Я шагал домой и думал, как бы упорядочить отношения с агентством в случае, если сотрудничество обретёт положительный и устойчивый характер. Кроме моего настоящего имени и фамилии, на которые открыт счёт в банке, я присвоил себе ещё и шпионское - Стыцькофф, по которому попросил убежище и теперь успешно черпал всевозможные блага из городского бюджета Саутхэмптона. Сегодня, сам того не желая, я оказался трудоустроенным, но теперь уже под третьим именем... Это уже слишком.
       Следовало бы изначально не мудрить, и, не стесняясь, честно представляться беженцем под своим настоящим именем. При таком массовом потоке просителей и очевидном бардаке в учёте миграционных дел, я бы ничем не навредил себе. Зато головной боли было бы меньше. Но теперь эти выводы были запоздалыми.
       Из документов у меня имелся спрятанный украинский паспорт с искажённым на украинский манер именем. (Никто даже не спросил меня, согласен ли я на такую интерпретацию своего имени.)
      Кроме этого, имелись подлинные удостоверение личности и водительская лицензия, некогда выданные штатом Флорида, так же на моё настоящее имя, применять которые здесь было наиболее комфортно. И, наконец, действительное, но позорное письмо-удостоверение, выданное британским миграционным ведомством гражданину Белоруссии мистеру Стыцькову.
       На основании этого письма я легально пребывал на острове и потреблял выделяемый мне кусок Humble Pie.* *Буквально: Скромный пирог. Или: горькая пилюля
       Следует отметить, что это письмо содержало комментарий о том, что держатель сего документа - всего лишь проситель политического убежища, в чём ему может быть отказано, а сам он может быть задержан и принудительно перемещён за пределы Королевства.
       Этот унижающий человеческое достоинство документ давал доступ к кормушкам, но во всех прочих случаях его следовало хранить подальше от посторонних глаз. Гости-нахлебники в почёте здесь не состояли.
       Теперь же, ещё и для агентства и фабрики я буду - Сергей Голубец. Сплошная фигня получается! Как я мог допустить такой беспорядок в своей биографии?!
      Если бы я попросил убежище под своим именем, мои документы и совесть сейчас пребывали бы в относительной гармонии.
      Слишком много 'бы', ошибок и, как следствие, головной боли!
       Дома я поделился с соседом о предложенной, формально ему, а фактически мне, работе и о своём согласии поработать под его именем. Тот не возражал, но поинтересовался о самой работе и возможности его поступления на эту фабрику. Я не мог ответить на его вопросы, лишь обещал крепко подумать, как упорядочить формальные отношения с агентством. Ибо мне и самому не нравилась ни его фамилия, ни моё препятствие его сотрудничеству с этим агентством, так как я сделал это вместо него, ни весь этот шпионаж. В согласии моего соседа прозвучала заметная интонация ревности и одолжения. Я невольно почувствовал себя обязанным. Благо он был уже трудоустроен, хотя и не особо доволен своей работой.
       Снежный ком вопросов, на которые я пока не имел ответов, упрямо катился на меня. Уклоняясь от неблагодарного бремени ответственности перед соседом, я с облегчением отправился на свою ночную работу. Расставаясь с ним, я утешил его очередным обещанием помочь в ближайшие дни с открытием банковского счёта.
       К девяти часам я прибыл к агентству. Микроавтобус уже ожидал. Кроме водителя на пассажирских местах сидели несколько работников. Поприветствовав водителя, я как пароль, назвал чужую фамилию, мысленно утешаясь, что для англичанина звук 'голубец' ничего не означают. В списках такой голубчик числился, и мне предложили занять место в автобусе.
       В течение десяти минут к нам присоединились ещё несколько человек. Водитель убедился, что все на месте и тронулся по Лондон Роуд в направлении Лондона. Радио было настроено на станцию, передающую хорошую музыку, среди пассажиров я расслышал польскую (без этих негде не обойтись) и местную речь. В этот день ночной трудовой десант состоял пополам из англичан и пришельцев.
       Ехали минут сорок. Где-то на полпути между Саутхэмптоном и Лондоном, в индустриальном пригороде Бэйсингстока мы припарковались у пропускного пункта на территорию предприятия, обозначенного как ITT Cannon Industries.
      Jays Close,
      Viables Industrial Estate,
      Basingstoke,
      Hampshire,
      RG22 4BA
       Процедура прохождения работников на территорию требовало от каждого внесения записи в вахтенный журнал. Указывалось имя, наименование агентства от которого прибыл, дата и время прибытия на фабрику. Факт прохождения кого-либо через этот пункт фиксировался и видеокамерой.
       Пройдя через ухоженный участок территории, мы вошли в корпус и по длинному коридору попали в один из цехов. Это оказалось большое, хорошо освещённое помещение без наружных окон. Вдоль всего пространства размещались рабочие столы, оборудованные различными механическими приспособлениями. За некоторыми столами работало несколько человек, большинство из них были женщины. Звучала музыка, работники свободно и весело общались между собой.
       Сразу за нами прибыла ещё группа работников от иного агентства. Все прибывшие, расположились с краю вдоль стены. Из услышанных разговоров я понял, что из Саутхэмптона сюда присылают работников от двух агентств, находящихся по соседству на Лондон Роуд.
       Бригадиры быстро распределили работников по рабочим местам, бегло показали каждому, что и как надо делать, и в 22:00 все мы были уже заняты.
      Меня усадили за ручной механический пресс, у которого стояли две коробки, наполненные мелкими бронзовыми деталькам цилиндрической формы. Бригадир показал, как следует две детали вкладывать одна в другую, затем вставлять в пресс, и ручным рычагом аккуратно, до достижения щелчка, соединять их. Оставшись один, в компании с механическим приспособлением, я отрегулировал высоту удобного офисного стула и приступил к исполнению немудрёной, однообразной операции.
       Температура и воздух в цеху были вполне комфортны, благодаря кондиционерам. Неподалёку стояла охлаждённая питьевая вода с бумажными стаканчиками, где-то звучала музыка. Я быстро приспособился к порученной мне операции, задумался о своём, и с сожалением определил, что, предоставленных деталей, не хватит на всю рабочую ночь. Доносившийся смех и свободные хождения работников по цеху предполагали добрые производственные отношения. Присутствия бригадира-погонялы (в Украине это теперь называют менэджер), я пока не заметил. Машинально делая свою работу, в мыслях я блуждал далеко за пределами цеха.
       Мысли возвращались к текущей ситуации. Становились очевидными, и начинали беспокоить мои постоянные мелкие просчёты, неверные решения, приводящие к недоразумениям, которые впоследствии могут перерасти в сплошную трудноразрешимую проблему-головную боль.
       Я утрачивал интуицию и качественный освежающий сон с приятными информационно полезными видениями, подтверждающими мою связь с теми, от кого действительно всё зависит в этой жизни, да и во всём вокруг.
       Жизнь гнала меня, как перекати поле, а я отчаянно пытался объяснить происходящее со мной и вокруг меня, прибегая к логике и здравому смыслу. Но это плохо срабатывало. Моя приземлённая логика постоянно рушилась от непредсказуемо сваливающихся на меня обстоятельств, и я продолжал судорожно искать новые объяснения и пути разрешения.
       В эту ночь я клепал детали, возможно, для некого мудрёного взрывного устройства, то бишь, вполне осознанно и непосредственно участвовал в процессе глобального человеческого безумия. Участвуя в производстве средств уничтожения себе подобных, я думал о своих личных неурядицах в Украине, пытался вспомнить, когда и где я утратил связь с силами небесными, отчаянно гадал; как и каким Богам, мне следует молиться, чтобы восстановить гармонию с окружающим меня миром. Мой сосед-соотечественник, обделённый способностью трезво анализировать и делать выводы, заполнял эти пробелы и досадные непонятки алкоголем и крепким сном. Во сне, если верить ему, он проживал свою вторую, лучшую жизнь. Всякий раз, после порции отрезвляющего сна, он взахлёб пересказывал мне о своих полётах и цветных видениях, о контактах с близкими и чужими людьми, которые что-то сообщали ему. Слушая его, я лишь с завистью отмечал серость и скудность своих отрывочных и бессвязных видений во время чуткого сна. Многие сны лишь усугубляли чувство тревоги и остроту нерешённых вопросов. Никаких тебе ответов и даже намёков на подсказку.
       Спустя часа два, объявили десятиминутный перерыв. Все оставили рабочие места. Я посетил туалет, где с удовольствие умылся и почувствовал себя свежее.
       В просторном зале столовой работники ночной смены разместились группками, попивая кофе-чай и поедая сэндвичи. Фабричная кухня ночью не работала. Выставленное меню прошедшего дня с заманчивыми блюдами и вполне приемлемыми ценами предполагало обеденные перерывы для работников дневной смены. Среди автоматов, выдававших горячие и холодные напитки и закуски химико-мусорного содержания, я выбрал известный мне напиток 'Доктор Пэппер', и подобно наркоману, получившему свою порцию, удалился с холодной банкой в сторонку на диванчик.
       Такие короткие кофе-перерывы объявлялись через каждые полтора часа. Один перерыв среди смены продолжался полчаса.
       Когда закончил с порцией предоставленных мне деталей, я обратился к бригадиру, и тот перевёл меня на другое рабочее место. Меня подвели к троим парням, паковавшим какие-то мелкие детали и вяло беседовавшими на местном языке.
       - Вам в помощь, ребята, - коротко представил меня бригадир, - покажите коллеге, что и как делать. Удачи! - покинул он нас.
       - Присаживайся, - по-приятельски пригласили меня.
      Я присоединился к ним и передо мной выложили пачку пластиковых пакетиков с наклеенными этикетками. Указали на коробки, наполненные мелкими деталями из цветных металлов и пластика, и пояснили, что требуется укладывать в каждый пакетик по одной детальке, создавая комплект.
      Я, молча, приступил к процессу.
       - Как тебя звать, парень? - отвлекли меня от ночных мыслей.
       - Сергей, - не задумываясь, коротко ответил я.
       - Поляк? - спросил другой.
       - Нет, я думаю, он русский, - вмешался третий.
       - Точно, - подтвердил я.
       - Из далека же ты заехал на эту фабрику, - дружелюбно прокомментировал сидящий напротив, явно желая разговорить меня.
       - Не намного далее чем из Польши. Фактически, я прибыл сюда из Украины, - ответил я, дав понять, что вовсе и не против поговорить.
      Судя по их реакции, об Украине они мало что знали, и признаков любопытства не проявили. Кроме одного из них, который предположил, что я русский. Он спросил с заметным славянским акцентом:
       - Откуда именно из Украины?
       - С юга... Причерноморье, - ответил я, машинально предполагая, что этот - поляк.
      Мой ответ никому ничего не сказал и мы какое-то время, молча, делали своё сонное дело.
       - Как давно в Англии? - услышал я традиционный вопрос, заданный местным.
       - Пару месяцев.
       - Бывал здесь раньше? - спросил другой, лишь бы говорить о чем-то, сопротивляясь сну.
       - Нет. Впервые.
       - И как тебе здесь нравится? - воззрились на меня двое, которые англичане, с явным любопытством ожидая моего ответа.
       - Пока сложно сказать... Страна особая... Сразу не разберёшься... - уклончиво отвечал я.
       - А язык, откуда знаешь?
       - Дома в школе учил. И в Америке бывал.
       - А теперь решил попробовать и Англию? Не жалеешь, что приехал сюда?
       - Почему? Здесь, надеюсь, тоже немало интересного... Чего жалеть?
       - Парень, ты лихо экспериментируешь по странам и континентам, не бывало страшновато?
       - Кораблю безопаснее стоять в порту, но они делаются не для этого, - пожал я плечами.
      Такой ответ всем понравился, и я услышал дружелюбные, поощрительные возгласы.
       - Намерен поработать здесь? От которого агентства? - захотели узнать обо мне больше.
       - От Мэрит. Пожалуй, поработал бы какое-то время..., Посмотрим, как сложится.
       - Тебе, парень, здесь предстоит познакомиться с традиционным английским ханжеством и прочей британской фигнёй. Ты уж извини, но это входит в обязательную программу,- хохотнул один из них.
       - Во всяком случае, приятель, не придавай особого значения английской вежливости и сладким улыбкам, всё это ни хрена не стоит, пустое... - учил меня другой.
       - С английскими ценами ты уже познакомился и понял, куда попал. Скоро, получишь зарплату и узнаешь о британских налогах! Возможно, после этого тебе не захочется работать в этой стране, - лечили меня местные.
       - Когда он всё узнает, то ему не только работать, задерживаться здесь не захочется, - совсем проснулись и завелись непатриотично настроенные британские пролетарии.
       - Иностранный идиотизм всегда воспринимается интересней, чем свой родной. Надеюсь, для меня и это будет любопытно попробовать, - проявил я вежливое внимание к предложенной мне программе ознакомления с Англией.
      Так мы паковали детальки и болтали до шести утра. Ровно в шесть все встали и направились к выходу. На проходной из территории фабрики мы снова отметили в вахтенном журнале напротив своих фамилий время и дату отбытия. Автобус нас уже поджидал. Убедившись, что все в сборе, мы отъехали и направились обратно в Саутхэмптон.
       Стояло серое, туманное мартовское утро. Было уже достаточно светло, чтобы разглядеть местность, но ничего особенного не наблюдалось, да и моё состояние было вяло-сонное. Как и большинство пассажиров, я провалился в дремоту и вернулся в сознание, когда ехали уже по улицам Саутхэмптона. Нас подвезли к агентству, откуда мы, как зомби, расползлись в разные стороны.
       От агентства до нашего дома идти - всего два квартала. На своём пути я не встретил ни души, лишь подходя к дому, заметил соседку Елену, направлявшуюся обратно к агентству. Я вспомнил, что она говорила о фабрике, и мне стало ясно, что тот же автобус отвезёт её обратно, где утренняя смена начнётся с семи часов.
       В этот день с 11:00 до 15:00 в нашей богадельне выдавались еженедельные пособия. Проспать этот ритуал было бы глупо, и я мысленно запрограммировал себя на своевременный подъём.
      Войдя в дом, я застал на кухне земляка, активно орудующего челюстями. Он тоже только что вернулся с ночной смены. Намерения нырнуть и спрятаться под одеяло, пришлось отменить, так как ко мне накопилось много вопросов, не ответить на которые немедленно, означало неизбежные обиды и претензии. Пришлось доложить обо всём увиденном на фабрике. Моя чистая, сидячая работёнка вызвала интерес у товарища, и он задал мне конкретный и непростой вопрос:
       - А как бы и мне на эту работу? Им же нужны люди? Давай сходим в агентство и переговорим.
       - Я пока могу лишь сказать и до похода в агентство, что перед тем, как послать тебя на фабрику, они захотят побеседовать с тобой без участия переводчика. И, второе, я же говорил тебе вчера... Выходит, что ты уже работаешь там... Накладка получилась. Я думаю, как бы мне гладко съехать с твоего имени и перейти к сотрудничеству с ними по своим документам. Их предложение поступило неожиданно, да и ты уже был трудоустроен... Слушай, давай выспимся для начала, голова уже не соображает, - примирительно-уклончиво предложил я. Сосед неохотно согласился сделать перерыв, но его озабоченность тем фактом, что я стал работать вместо него, оказалась очевидной, и ничего хорошего не обещала.
       Время, проведённое мною в комнате под одеялом, едва ли можно назвать сном. Окно, выходящее на улицу, светом и шумом напоминало мне о дневном времени. Беспокойные мысли лишь едва притуплялись дремотой и обретали иные расплывчатые формы тревожных ощущений, которые не отпускали на отдых моё уставшее сознание. Я пожалел, что в комнате не оказалось ни вина, ни какого-либо иного алкоголя, а то бы я утопил свою бесполезно пульсирующую логику, в надежде на временную отключку сознания и отдых от бесконечных вопросов.
       Я так и не уснул, как мне хотелось бы. Но, пребывая в изоляции с закрытыми глазами, потерял счёт часам и отдохнул от утомительных контактов с ближними.
       Из этого состояния в реальность меня вернул стук в дверь и чья-то настойчивая попытка войти в комнату. Ручку нетерпеливо крутили, давая мне понять, что возмущены фактом запертой двери. Я тупо лежал с закрытыми глазами, набираясь сил и терпения, принять эту назойливую реальность и постараться никого не обидеть. Сосед скрёбся в дверь подобно пассажиру общего вагона, заждавшегося у запертого туалета.
       - Ты шо там, совсем нюх потерял?! Забыл, что сегодня пособия получать? Просыпайся! - заботился обо мне земляк.
      Я всё помнил. По пятницам в определённое время следовало получить еженедельное беженское пособие. Факт сам по себе положительный, но больше всего сейчас хотелось бы крепко уснуть и не просыпаться, как можно дольше. Но сон не удавался, а пособия в размере 40 фунтов выдавали исправно каждую неделю. 20 - полноценных наличных фунтов и 20 - ваучерами, которые принимались к оплате в супермаркетах ASDA.
       Если перевести эту сумму на украинские деньги, то получались две месячные пенсии по 150 гривен, которых многие украинские пенсионеры не имеют. Выходит, не заслужили! Так решили некие моральные уроды, и возвели эту норму выживания в закон.
      Я же, в этой стране не проработал и месяца, назвался беженцем, нуждающимся в убежище, и теперь лежу среди дня в запертой комнате под одеялом, не желая открывать глаза, и непрерывно думаю, предполагаю, планирую...
       Депрессия? Фигня это всё. Просто навалилось много текущих личных вопросов, и мне не дают спокойно систематизировать этот поток, принимать решения. Приходится отвлекаться на чьи-то настроения, подстраиваться. А пора бы уже послать некоторых и пойти своей дорожкой.
       Взбодрив себя предполагаемыми положительными событиями текущего дня: получение пособия и возможно, нерабочая ночь, что позволит мне залить утомившее меня сознание алкоголем и провести ночь в глубоком оздоровительном сне, я выбрался из-под одеяла и открыл дверь комнаты.
       - Хорош дрыхнуть! Нам надо многое успеть сегодня, - нетерпеливо заявил с порога сосед.
      Я не возражал. Молча, умывался, давая понять, что скоро буду готов.
       - Ну, так я тебя жду, - подвёл он итог своего экстренного визита и удалился в соседнюю комнату.
       Когда я вышел, план действий на текущий день был уже детально разработан, и мы вышли из дома. Сначала направились по адресу выдачи пособий. Там оказалось не многолюдно, и, подождав в очереди минут десять, мы подали свои беженские удостоверения в окошко. Служащая, отыскала просителя в списках, предложила расписаться и выдала заготовленные подписанные конверты с пособиями. С этим мы и отвалили.
       Далее, мне напомнили о необходимости открыть товарищу банковский счёт. Зашли в ближайший банк, им оказался NetWest Bank. От меня потребовали объяснений, почему именно этот банк. Я, игнорируя вопросы, направился к служащей, уже подавшей знак о готовности принять нас. Мою просьбу об открытии счёта для рядом стоящего парня, удовлетворили без каких-либо препятствий. Нас провели к рабочему столу и всё оформили. Про себя я удивился: насколько всё легко происходит, когда я делаю что-то совершенно безразлично, не беспокоясь о результате. Я думал о своём, а товарищ сыпал на меня свои вопросы. Лишь ответил ему, что карточку и код пришлют на днях почтой. Предложил ему снять его деньги, временно хранящиеся на моём счету, и положить их на его счёт. Но он, подумав, решил сначала дождаться карточки и научиться пользоваться ею.
       Удовлетворённые благополучным решёнием бюрократических вопросов мы машинально шагали к супермаркету. Я рассеянно слушал о том, что приснилось сегодня моему соседу. В супермаркете, среди алкогольных рядов мы встретились нос к носу с литовцем Геной. Объединив пожелания и знания, мы дружно выбрали три бутылки красного сухого испанского и отправились домой. Гостеприимно предложенная соседом комната, оказалась с запашком, чего упорно не замечал, проживавший в ней, земляк. Единогласно с Геной мы признали его комнату санитарно неприемлемой, и легко определили устойчивый запах мочи. Земляк удивился нашей реакции, но возражать не стал. Охотно признался и пустился рекомендовать нам уринотерапию, как убеждённый последователь сомнительного врачевателя Малахова.
       Расположившись в общей комнате на втором этаже, мы разлили первую бутылку по пивным бокалам.
       - Надеюсь, ты не применял эти бокалы для сбора своей лечебной урины? - вполне серьёзно спросил Гена, принюхиваясь не то к вину, не то к бокалу.
       - Та пошли вы! Вам даёшь рецепт ценный, а вы начинаете подкалывать, - неопределённо ответил на конкретно поставленный вопрос Сергей.
       - От этого рецепта твоя комната уже провонялась, - комментировал Гена. Продолжая понюхивать вино.
      - Мне кажется, что в Украине населению уже ничего не осталось, как только поверить в Малахова или Кашпировского. Все, кто не поленился, поимели Украину и вас, - подталкивал нас к больной теме литовский собутыльник.
       - Не только Малахову... Ещё есть много религиозных сект, которым верят украинцы. Почти все они учат терпеть и подставлять вторую щеку, - выступил я в защиту Украины, и попробовал испанское вино.
       - Во, теперь вы ещё и на христианство бочку покатите! - промычал Сергей, хлобыстнув порцию вина, как стакан самогона, - твою гордыню и уринотерапией не излечить, - поставил он мне окончательный диагноз. - Кстати, ты выучил молитву, которую я тебе прописал? - строго спросил меня земляк, как духовный наставник.
      Гена иронично наблюдал за нашим диалогом, попивая вино, в ожидании моего ответа.
       - Какую ещё молитву? - честно удивился я и вопросу, и менторскому тону земляка.
       - 'Отче наш!' Я же тебе написал и дал, чтобы ты выучил и повторял её как можно чаще.
       - Ясно... Выучить-то мне нетрудно, только пользы от этого, как от питья мочи.
       - Ты что, пьёшь мочу?! - удивлённо воззрился Гена на моего соседа.
       - Та отстань ты! Не веришь, в пользу мочи, твоё дело. А вот я верю и в лечебные качества мочи, и в силу молитвы! Сам на себе испытал и другим советую, - увлёкся темой Сергей и долил вино в свой, уже пустой, бокал.
       - Ясно. Похмеляешься своей алкогольной мочой, когда пива нет, - подначивал его Гена.
       - Можете не верить ни Малахову, ни мне. А что вы имеете против православной веры и молитв? - завёлся Сергей.
      Мне хотелось расслабиться и молча пить вино, но Гена ждал от меня продолжения, ответа. Постоянные замечания-упрёки в адрес моей безмерной гордыни начинали доставать меня.
       - Я ничего не имею против православия или уринотерапии, как явлений самих по себе... Просто, у меня душа к этому не лежит, и я не желаю её насиловать. Но когда спрашивают моё мнение, я его выражаю. Если не нравится, не спрашивайте меня об этом, и я буду молча пить вино. Как литовский крокодил Гена.
       - Нет-нет, Серёга, не молчи, отвечай. Я помалкиваю, потому что слушаю вас, мне интересно, и я согласен с тобой, - не то поддержал, не то подстрекнул меня Гена.
       - Так чего же твоя душа не лежит к православию? Ты крещённый? - не унимался соотечественник.
       - Крещённый, надеюсь, это меня ничему не обязывает?
       - Как это не обязывает?! Хотя бы одну молитву выучить мог бы. Поверь моему опыту, тебе это поможет, - лечил мою душу Сергей на потеху католику Геннадию.
       - Хорошо. Я обещаю тебе выучить 'Отче наш', - хотел я закрыть тему, - но идея о смирении, покорности и холуйской готовности подставлять щеку мне не нравится, и я не могу ничего поделать с собой. Это для меня тоже самое, что заставить себя пить мочу, - подвёл я итог.
      Сергей в этот момент внедрялся штопором в пробку второй бутылки. Это занятие отвлекло его внимание, и он потерял нить дискуссии. Возникла пауза, которую поспешил заполнить подстрекатель Гена:
       - Вот я католик. Но я согласен с Сергеем, и не осуждаю его гордыню, не вижу в этом ничего греховного, - вставил Гена в расчёте на продолжение наших дебатов.
       - Гена, кроме того, что ты католик-алкоголик... Чем ты в Литве промышлял? Может, какая идея поинтересней возникнет, - попробовал я сменить тему.
       - В Литве сейчас тоже дело швах. Раньше можно было автомобили гонять из Европы, и дома продавать выгодно. Теперь и это прикрыли... Налоги, - неохотно, сбивчиво ответил Гена.
       - А из каких стран ты автомобили гонял? - спросил я, лишь бы не возвращаться к теме о современном православии и уринотерапии.
       - Последнее время у меня были устойчивые отношения с одним французским дельцом. Я заказывал модель, он подыскивал и сообщал мне. Если подходило, я приезжал, и мы совершали куплю-продажу.
       - Ясно... приходилось ли тебе когда-нибудь проезжать через территорию Украины? - спросил я.
       - Нет, мне это не по пути. А что?
       - Тебе повезло, что не по пути. А то бы ты узнал на своей шкуре, что такое украинские таможенники и работники ГАИ.
       - Я слышал об этом от ваших земляков-автомобилистов. Они много анекдотов об этом рассказывали, говорят, что это не выдумки, а чистая правда. Здесь я много украинцев повидал. И мне нетрудно представить некоторых в роле представителей власти. Поэтому я верю вашим ужасным анекдотам про украинскую таможню и ГАИ. Это, конечно, не только смешно, но и печально!
       - Гена, поверь мне, что эти ненасытные контролёры украинских границ и дорог ничем не отличаются, по своей сути, от украинских президентов, министров, нардэпов. Мотивация одна и также - ненасытная корысть. Чем больше власти, тем больше доход, вот и вся разница. Сейчас в Украине самый надёжный и доходный бизнес - это 'служить народу'.
       - Это точно! - подтвердил Сергей, разливая по бокалам вторую бутылку, другого сорта.
       - Кстати, служить Богу сейчас так же доходно, - не удержался я, и язвительно вернулся к теме.
       - Что ты хочешь сказать? - пожелал уточнить Сергей.
       - Я хочу сказать, что в массе своей православные попы, возглавлявшие приходы, при коммунистах почти все служили в КГБ 'стукачами'. И теперь спелись с криминальной властью и призывают затраханых прихожан смириться с творящейся социальной гнусностью, терпеть, не думать о материальных благах и прочих мирских радостях, подставлять щеки и прочие места... И не забывать приносить пожертвования церкви.
       - Прости меня, Господи! Здесь мне нечего возразить. Каждому воздастся, - согласился земляк и попробовал вино. - Кстати, в Испании такое вино, вероятно, раза в два-три дешевле, - сменил он тему.
       - Я бы с удовольствием проверил этот интересный факт, если бы не кастрированный украинский паспорт, - поддержал я винно-туристическую тему.
       - Кстати, тот француз, с которым я имел дела в Марселе, предлагал мне качественно подделанный французский паспорт, достаточный для тихого и полноценного функционирования в странах Евросоюза, - вспомнил Гена.
       - И что же? Сделал он тебе такой? - спросили мы Гену.
       - Нет, я не заказывал. К тому времени, я мог уже без всяких виз и со своим литовским паспортом ездить. Мы можем паромом прокатиться до испанского порта Бильбао, а оттуда проехать в Марсель, повидать того приятеля и обо всём переговорить, если вам это интересно, - заманчиво предложил Гена.
       - О, кстати, в Бильбао живёт мой кореш. Он, благодаря своему испанскому деду, получил вид на жительство. Сейчас он там с нашими украинскими тётками наладил вполне доходный бизнес. Говорит, наши девицы-писанки в большом спросе, работы непочатый край. И вино там, наверняка, дешевле, чем здесь в Англии, - выдал Сергей.
       - И делец с паспортами в Марселе, и земляк с деликатным перспективным бизнесом в Бильбао, всё это звучит интересно и заманчиво. Только для поездки туда на разведку нужны средства и документы. При переезде с острова на континент, и особенно обратно, понадобятся нормальные человеческие паспорта, - огорчил я действительностью.
       - Ну, бля! Умеешь же ты праздник испортить, - упрекнул меня Сергей.
       - Говорю, как есть. Здесь у нас сейчас хоть что-то есть: бесплатное жильё, пособие и работа. Вполне реальные условия, чтобы 'зарядить батарейки', установить контакты с товарищами в Испании и Франции... Купить человеческие паспорта и начать функционировать с интересом и размахом.
       - Вот это мне уже нравится! - одобрил Сергей и долил по бокалам, - с такими перспективами дышать и пить приятней! Надо бы подробней разузнать о паспортах. Что и почём. А пока, придётся поработать на Англию. Мать её!
       - За Её Величество и Её мать! - предложил я, и мы приняли по порции сухого красного испанского.
      Зазвонил мой, вернее наш, мобильный. Я ответил. Звонила секретарь из агентства, спросила, не желаю ли я сегодня ночью поработать? Я задумался. Если честно, то мне хотелось бы напиться вина и уснуть до утра. Она уловила мои сомнения и пояснила, что, вероятно, сегодня нам предложат поработать и в ночь с субботы на воскресенье, за что приплатят по 11 фунтов за час. И я согласился. Она коротко поблагодарила и выразила надежду на мою надёжность. Я обещал не подвести.
       - Шо то было? - поинтересовался Сергей.
       - Хотят, чтобы я работал сегодня ночью, возможно, и завтра, - не очень весело ответил я.
       - Так это хорошо! Пока дают, надо работать... А потом, в Бильбао! - снова налил Сергей и отставил в сторонку вторую бутылку. На шум нашей солидарности в комнату заглянул сосед с первого этажа - поляк Томи.
       - Привет, Томик! Бери стакан и заходи, - пригласил его Сергей. Томик согласно кивнул, внимательно взглянул, что мы потребляем, и удалился, пообещав скоро вернуться.
       - Пока нет посторонних, возвращаюсь к вопросу о паспортах. Имейте в виду, что паспорт желателен такой страны, с языком которой не попадёшь впросак, - снова озадачил я товарищей. - Представьте себе переезд из Англии во Францию с французским паспортом, не имея понятия о французском языке... Хорошо бы, паспорт какой-нибудь скандинавской страны, язык которой мало кто знает, тогда скромный английский с акцентом вполне сойдёт, - строил я планы.
       - Я бы мог организовать для вас литовские паспорта. Недорого, но это лишь немного лучше украинских; работать в Евросоюзе по ним нельзя. В Великобританию могут не впустить, при въезде допрашивают, ищут повод отказать, - включился в тему Гена.
      Но его прервал вернувшийся Том. Кроме своего стакана он принёс начатую бутылку водки, чему обрадовались мои товарищи. Я же, подумал, что мне следует поспать перед ночной сменой. Тема о паспортах прикрылась. Стали разливать водку. Я отказался, пожелав продолжать пить вино.
       - Я не понял, ты шо, больной? Или еврей? - удивился моему отказу земляк.
       - Мне сегодня ещё на работу, - предоставил я уважительную причину.
       - Так самый раз! Сейчас примешь на грудь, поспишь до девяти, и, как новый, выйдешь на работу, - учил он меня. Во, кстати, а польские, чешские и словацкие паспорта подойдут нам? - нетрезво предложил Сергей, заметив в компании поляка.
       - Потом поговорим, - уклонился я, и призывающе поднял бокал.
      Выпив, Томик почувствовал себя полноценным членом компании.
       - Я не помешал вашему разговору? - спросил Томик, с надеждой узнать, что же здесь говорили о польских паспортах.
       - Нет, не помешал. Просто, нам не очень нравится наше украинское гражданство, - ответил я.
       - Я вас понимаю, - сочувственно-снисходительно ответил Томик, и стал снова разливать водку. Зависнув бутылкой над моим бокалом, он вопросительно взглянул на меня. Я потянулся за третьей бутылкой вина, дав понять, что сохраняю верность начатому сухому курсу.
       - Шо ты можешь понимать? - обратился к поляку Сергей.
       - Я разумею, што быть гражданином Украины есть великая хуйня, - ответил ему Томик на правах разливающего водку.
       - Откуда тебе это разуметь? - доставал его Сергей.
       - У нас в Польше бардзо много украинов працюют на тяжких работах за гроши... И они поведали мне про их жизнь в Украине... Сергей, ты не обижайся, но украины не есть народ, нация. То есть - быдло, неспособное уважать себя и ближнего. Поляки никогда не позволят своему правительству так делать с народом. Мы удивляемся вам, как можно такое терпеть...
       - Том, куда бы вы делись, если бы мировое тайное правительство решило опустить вас?! - включился я в тему, как штопором в третью бутыль.
       - Какое такое мировое правительство? У нас есть своё польское правительство, и оно отвечает перед нами! Я знаю, что поляков нигде не уважают, но мы сами себя уважаем! И никогда не допустим, чтобы нас в Польше свои же грабили и унижали, как это делается в Украин. Просто, украины - конченый, поебатый народ, неспособный сбросить с себя какого-то ущербного кровопийцу, которого уже не уважает ни одна страна в мире и никакое правительство не поддерживает. А вы допускаете таких курв на повторный срок... И потом жалуетесь, - стал в позу учителя поляк.
       - Том, твоя Польша и всё ваше пыхатое панство ещё недавно сидело по уши в долгах. Так? Но мафия, в лице Ватикана и мирового жидомасонства, решала простить вам долги и поддержать вас. Вот и все ваши польские заслуги-достижения. Где бы вы сейчас были, если бы вместо массированных инвестиций в вашу недоразвитую торгашескую экономику, вам бы предъявили счета по внешним долгам и потребовали от вас регулярно выплачивать проценты по долгам? А вот Украину, Россию и Белоруссию мировой капитал желает держать за дешёвое быдло, и делает для этого всё возможное. Что же касается народа, то здесь я согласен, народ оболванили крепко. Превратили в быдло, - выплеснул я, и налил себе полпинты вина.
       - Поляки разумная нация, нас бы так не оболванили, мы бы не согласились так жить, как украины, - не унимался подвыпивший пан.
       - Вам повезло, что Ленин в восемнадцатом году своим декретом отпустил Польшу. Посмотрел бы я, какими гордыми и разумными вы бы стали после семидесяти лет жидо-коммунистического эксперимента, - продолжал я, пытаясь отличить вкус третьего сорта вина.
       - Сергей, но у вас уже десять лет нет коммунизма, а как вы живёте? - доставал меня полуграмотный, полутрезвый поляк.
       - Я же тебе говорю, страну всячески опускают... Ты думаешь, это случайно, или в результате 'народных' выборов, к власти у нас приходят конченые негодяи, которые только и знают, что обкрадывать страну и людей? Этому содействуют из вне. Народ экономически поставили на колени, и промывают ему мозги лже патриотическим национализмом, пропагандой сомнительных потребительских ценностей, назойливой рекламой алкоголя, табака и прочих средств геноцида, тошнотворными зрелищами, типа 'зайка моя'. А для верующих в Бога и посещающих церковь - зомбирующие наставления попов и прочих религиозных выскочек-пастухов, призывающих смиренно терпеть всю эту гнусность и надувательство.
       - Здесь я с тобой согласен, - нетрезво поддержал меня земляк.
       - Серый, ты всех и всё обложил. Мне уже любопытно, что же тебе 'по душе', как ты обычно говоришь? - встрял в мою речь Гена.
      Ещё один европейский наблюдатель! Мутный глаз Балтики, - подумал я.
       - Если ответить на твой вопрос коротко и для всех здесь понятно, - нетрезво задумался я, - мне по душе сухое красное вино, старый фильм 'Полёт над гнездом кукушки', который, я бы включил в обязательную школьную программу. Идея о бессмертии души и её многократном перевоплощении. Симпатичные и способные понимать мои шутки женщины, музыка, которая...
       - Короче, Серый, - перебил меня земляк, - я знаю твои шутки... Таких женщин в природе не существует. И вообще, я предлагаю допить оставшееся, и пойти прикупить ещё порцию. Хорошо сидим... Бля!!! - предложил Сергей, и получил дружную польско-литовскую поддержку.
       Я же, сославшись на трудовую ночь, удалился с недопитым бокалом вина в свою беженскую комнату.
      Раздеваясь, я искренне благодарил Её Величество за комнатку, где я мог остаться наедине со своими мыслями, Молил бога поддержать мои надежды на то, что такие женщины в природе всё же существуют, что не всю же оставшуюся жизнь мне общаться только с неандертальцами. И, по-прежнему, не мог избавиться от беспокойного чувства утраты, которое постоянно наполняло меня при всяком упоминании об Украине.
      
      
      9
      Барк 'Товарищ' в порт Саутхэмптон не прибыл.
      Я остался на острове... работать на фабрике.
      
       Во вторую рабочую ночь, проведённую на фабрике, я ещё более убедился в том, что работа эта вполне подходит мне на данном этапе, и факт моего неопределённого положения здесь, не давал мне покоя.
       Люди, работавшие в ночную смену, и сама атмосфера пришлись мне по душе. Сидячая работёнка в кондиционированном цеху, с парфюмерными запахами, исходящими от женщин, и активная разговорная практика с разными людьми, на самые разные темы. Бригадир смены, и сотрудники, с которыми я успел познакомиться, охотно шли на контакт и выражали своё приятельское расположение. Однако в списках я значился как Сергей Голубец, что не нравилось ни мне, ни действительному Голубцу.
      Заказать и прикупить себе такой же поддельный беженский документ с разрешением на работу на своё имя, а затем явиться с ним в агентство, объясниться и попросить переоформить со мной трудовые отношения? Так можно и самому оказаться за бортом, и Голубцу навредить. Хотя, вероятно, им известно, что документы такого рода, как правило, - липа.
      Оставить всё как есть, и продолжать работать, пока дают? Это, пожалуй, наиболее верный путь.
      Вот только смущает некоторая зависимость от самого Голубца. Хоть я и помогаю ему, в свою очередь, чем могу, тем не менее, возникший факт он рассматривает, как великое одолжение с его стороны, позволившее мне заполучить лёгкую и чистую работу. И напоминает он мне о своём пожертвовании всё чаще, и это лишь начало.
       В ту ночь один из сотрудников, крикливый мароканец, узнав во время перерыва, что я русский, завёл со мной разговор о русских парусных судах, пришедших в Саутхэмптон. Я вспомнил о развешанных по всему городу рекламных плакатах, оповещавших о старте из порта Саутхэмптона Tallship Races (гонки больших парусных судов). Мохамед сумбурно рассказал о своём посещении порта и восхождении на борт нескольких судов-участников. Особое впечатление на него произвели несколько русских экипажей, на одном из них ему предложили место среди состава и доставку в Соединённые Штаты. Как ему показалось, русские парни решили подработать на перевозке нелегальных пассажиров, но о деталях услуги Мохамед не спросил, так как самого его это не интересовало. Название судна он тоже не запомнил, но разъяснил мне, где оно пришвартовалось среди прочих.
       Остаток ночи я планировал себе поход на экскурсию, осмотр парусных судов и возможный контакт-переговоры с членами экипажа. Я представлял себе перемещение в пространстве по волнам Атлантического океана на борту старого учебного корабля, и возможную высадку в порту Нью-Йорка или Тампы. Мысли о возможном десантировании в тёплом порту знакомой мне Тампы на побережье Мексиканского залива, приятно отвлекали от однообразной работы и помогали одолеть последние предутренние, наиболее нудные часы. Шпионская мысль невольно перенеслась в американские просторы-перспективы, где многое для меня, в сравнении с Англией, выглядело теплее, хлебнее, вольнее и комфортнее. Одни лишь документы, некогда легко полученные во Флориде и удостоверяющие мою личность, как жителя этого штата, решали массу стартовых бюрократических задач.
       А пока, меня везли сквозь серое промозглое утро обратно в Саутхэмптон. День уже заметно прибавлялся, и солнышко всё более напоминало о весне, а это всегда вызывало у меня положительное ощущение новых надежд.
       До своей комнаты я добрался к семи утра и тихонько шмыгнул за дверь, не желая никого видеть, дабы не потерять обретённую в автобусе сонливость. Но основательно провалиться в забытье не удавалось. Я невольно слышал шумы оживающей улицы и не мог приостановить сумбурное течение мыслей. Около восьми утра к входной двери нашего дома подкатил свою коляску почтальон, и, щёлкнув крышкой, прикрывающей щель в двери, закинул в дом почтовую доставку. За стеной, в двух метрах от меня, на полу лежала сегодняшняя почта, и я отчётливо понял, что не усну, пока не проверю её. Выбравшись из-под одеяла, я тихо вышел из комнаты и подкрался к входной двери, под которой беспорядочно лежали несколько писем. Бегло просмотрев корреспонденцию, я был вознаграждён за своё бессонное любопытство письмом от Натальи. Оставив доставленные письма на видном месте на полочке, я вернулся в свою комнату-убежище под одеяло.
       Записка от землячки оказалась короткой и невесёлой. Она информировала меня о времени, когда удобнее к ней звонить и коротко сообщала о своей текущей ситуации, не сулящей ей ничего, определёно хорошего. Отложив прочитанное письмо, я подумал, что ей можно помочь, и снова попытался уснуть. Но всё, что мне удавалось, это лишь утратить стройность и последовательность мыслей. Сна как не было. В качестве отвлекающего и успокоительного средства я прибег к чтению книги подобранной на лондонской автобусной остановке, но детективное чтиво оказалось достаточно интересным, и я переключился на захватывающий сюжет и любопытные лексические находки.
       Тем временем соседи по дому начинали пробуждаться. Половицы и лестница старого дома заскрипели, входная дверь безжалостно захлопала. Я невольно пытался угадать: который неандерталец так бесцеремонно шлёпает дверью. Мелькнула неспокойная мысль, что вскоре некто подобный, решит, что и мне уже пора просыпаться, и начнёт по-братски ломиться в мою закрытую дверь. Долго ждать не пришлось. Вскоре ручка двери завертелась, контрольные попытки вторгнуться в моё убежище повторялись каждые минут пятнадцать с нарастающей нетерпимостью к моей отстранённости и недоступности. Затем стали настойчиво-возмущённо стучать. Меня хотели. Вместо тщетных потуг уснуть мне предлагалось пойти на барахолку на St.Mary Street, которая работала по вторникам, четвергам и субботам. Я не возражал, но чувствовал себя паршиво. Призывы земляка посетить рынок, когда мне хотелось покоя и сна, звучали садистски. Затаив план вернуться под одеяло днём, я покладисто умылся, оделся и вышел с соседом из дома. Мне охотно пересказывали сны и требовали проявления дружеского участия, спрашивали моё мнение. Я, как зомби, плёлся по улицам, старался быть другом, и тупо отмечал солнечную мартовскую погоду, которая могла в любой момент накрыться тяжёлыми дождевыми тучами.
       Рынок оказался небольшим. Под навесами разложили свезённое барахло, среди которого можно отыскать всякие, ещё пригодные в быту вещи. Цены символические, торг очень даже уместен. Я присмотрел себе настольную лампу и хорошо сохранившийся транзисторный радиоприёмник с кассетным магнитофоном 'Panasonic' всего за пять фунтов. Приобретение таковых обещало сделать мою бессонницу более комфортной и содержательной. Были там и телевизоры за десять-пятнадцать фунтов, но мы отвлеклись на залежи порнографических журналов, которые гармонично соседствовали с кипами старых книг. Среди книг я выловил толстенный толковый словарь, который оценили всего в 20 пенсов. Порно журналы оказались дороже! Но мы уважили торговца литературой, и прикупили кое-что из журналов с картинками.
       Возвращение домой с покупками дало мне шанс взять перерыв в дружбе и задержаться в комнате. Но подобное уклонение от субботних мероприятий вызывало недоумение и раздражение у соседа-земляка. Меня снова упрекали в чрезмерной гордыне и брезгливом нежелании слиться в едином эмоциональном пространстве, разбавленном сухим вином, пивом и водкой.
       Поймав благоприятный момент, я прозвонил в агентство, как меня просили, и поинтересовался; включён ли я в список работников в эту ночь? Разговоры на чужом языке в присутствии земляка, да ещё и с применением общего телефона, подразумевали обязательный подробный отчёт: кому звонил, что говорил, что ответили??? Узнав, что агентство и фабрика рассчитывают на меня и в эту ночь, с субботы на воскресенье, я призадумался. Я не спал уже две ночи, это отзывалось тяжестью в голове и повышенной раздражительностью. Особенно, на тупость и назойливость ближних, что превращало меня в совершенно поганого христианина (The pagan - язычник, неверующий (?), атеист).
       Агентство обещало оплатить работу в эту ночь по двойному тарифу, то бишь по 11 фунтов за час. Дома же предполагались хаотичные пьяные хождения с неизбежным хлопаньем дверьми, поучительные призывы быть проще. И снова - бессонница. Всё складывалось в пользу трудовой ночи, где бессонная ночь компенсировалась достойной оплатой, а время скрашивалось активной разговорной практикой с аборигенами, речь которых отличалась южным невнятным произношением, и требовала дополнительных слуховых навыков.
       В эту ночь, в целях экономии, работников привлекли немного. В большинстве, это были иностранцы. Работать в ночь с субботы на воскресенье считалось дурным тоном, и прибегали они к таким заработкам лишь в случаях крайней необходимости.
      Цех выглядел пустынно. Кондиционеры и радио работали в обычном режиме. Срочная работа заключалась лишь в исполнении нескольких операций. Нас сосредоточили за соседними столами, и близость рабочих мест позволяла нам общаться в процессе пайки, клёпки, упаковки. Чуть позже, кто-то подволок проигрыватель с порцией компактов.
      Выключили радио, звучавшее на весь цех, и мы продолжали ночную работу в новых ритмах.
       Среди работающих выделялся тип неряшливой внешности, с производственным всезнанием и показной суетной деловитостью. Называли его Джулиани, но я машинально, мысленно окрестил его Джузеппой.
      Работников постоянно перемещали от одной операции к другой, так, я временно оказался рядом с Джузеппе. Наши случайные кратковременные производственные отношения с ним, почему-то оказались ощутимо натянутыми. Продолжать работать молча, становилось некомфортно, и я, сконцентрировав остатки своей любви к ближнему, дружелюбно обратился к напарнику с вопросом;
       - Откуда ты, приятель?
      Беглый английский с увесистым акцентом и прочие внешние детали, легко выдавали Джузеппе, как иностранца. Однако по его реакции я заметил, что простой вопрос напряг моего коллегу. Я понял, что моё товарищеское любопытство едва ли сблизит нас, скорее наоборот.
       Но необдуманный вопрос уже прозвучал, вибрация неприязни пробежала между нами и неприятно сотрясла воздух. Джузеппе насупился, и сосредоточился на выполняемой работе.
       - Из Италии, - коротко и неохотно буркнул он, не отрываясь от работы.
      Как говорят итальянцы по-английски, я знал. Его произношение звучало иначе. Мне стало любопытно.
       - Откуда именно? - увлёкся я, и нетактично продолжил знакомство.
       - Наполи, - правильно произнёс он название Неаполь.
      Но ответил он довольно холодно, давая понять, что предложенная мною тема - неуместна. Его настороженность в сочетании с неитальянским акцентом была мне понятна. Парень работает, как гражданин Италии, но выглядит и звучит, как румын, болгарин, или молдаванин. А тут ещё случайные коллеги задают неловкие вопросы.
       Пока я молча гадал, нам предложили снова поменяться рабочими местами, и я приступил к другой операции, с новыми сотрудниками и разговорами.
       Мысли о европейском паспорте вновь овладели моим сознанием. Остаток ночи пролетел в машинальном исполнении немудреной однообразной работёнки, пустых приятельских разговорах под сочно звучащую музыку. А также, в интенсивном обдумывании положительных и отрицательных сторон бытия с чужим паспортом.
       Положительные моменты этого пути сводились к возможности беспрепятственно перемещаться и трудоустраиваться в странах Евросоюза. Это открывало какие-то перспективы в материальном и гуманитарном (познавательном) смысле.
      С другой стороны, мне следовало тщательно продумать и не забывать о некоторых моментах, осложняющих задуманное.
       Такой паспорт, в зависимости от страны и качества исполнения, оценивали от 600 до 2000 фунтов, что уже охлаждало и заставляло задуматься.
      Получив желаемое 'гражданство', следовало подготовиться к массе новых неудобных вопросов, игнорировать которые не всегда удастся. Это вопросы о 'родном языке', соответствующем акценте, городе проживания, профессии и о наличии прочих широко применяемых документов, кроме паспорта. Представив себя гражданином какой-нибудь скандинавской страны, язык которой мало кто знает, (что сокращает вероятность разоблачения), у меня не будет в запасе даже нескольких общеизвестных слов и фраз из 'родного' языка. Мне также потребуется запастись знаниями о каких-то географических наименованиях, именах действующих политиков и прочих национальных героев.
       Трудоустройство в чужой стране, в данном случае в Англии, неизбежно вовлечёт меня в утомительные бюрократические процедуры присвоения номера национального соцстрахования. А это повлечёт массу других вопросов; о подобном социальном номере в родной стране, имена и даты рождения родителей... Неподготовленность к подобным вопросам в сочетании с тяжеловесным славянским акцентом, может привести к разоблачению на любом этапе неспокойного пути, и болезненно разрушить шпионские планы личной европейской интеграции.
       К утру я подвёл итог о заработанных за ночь 88 фунтах (минус неизбежные налоги на содержание королевской семьи и прочие государственные расходы), и степени сложности задуманного.
      Посетив туалет, я с удовольствием умылся, поставив точку очередной, вполне плодотворной бессонной ночи, в окружении чужих людей.
       Зеркало честно отражало физию с уставшими, покрасневшими глазами, без очевидных признаков пролетарской принадлежности и христианского фанатизма.
       Не определившийся. Неприкаянный. Бесцветный.
      Сравнивая себя с самозванцем Джузеппой, я вяло примерял на свою внешность голландский или скандинавский ярлык. Я с удовольствием представлял себе процесс познания азов другого языка, искоренения родного предательского акцента...
      Скрываемое украинское гражданство, не позволяющее мне работать на чужом острове или жить по-человечески в Украине, тоже, на мой взгляд, едва ли гармонировало с моей внешностью и внутренней сутью.
       В пустынном фабричном туалете перед умывальником стояло притомлённое, заблудшее в кафельном пространстве тело. Субъект, формально прописанный в конченной пост-совковой стране, где человек, как личность, - ничего не значит. В этом теле трепыхалась душа, потерявшая связь с национальными Богами и подуставшая от бесчеловечных жидо-коммунистических серпов, молотов, прочих гербов с вилами и ханжеского христианства.
       Осознание русской национальности и утраченной связи со своей нацией усугубляло чувство потерянности. Мысли беспокойно пульсировали, перескакивая с одного языка на другой.
      Возбуждённое, шпионскими замыслами, сознание, продолжало лихорадочно искать приемлемые бюрократические ярлыки, максимально гармонирующие с моей внешностью и внутренним содержанием. Это был отчаянный поиск гармонии души, тела, и приемлемого окружения.
      Преступный замысел? Чушь! Естественная реакция здравого человека, оказавшегося в стеснённых островных условиях. Выживание.
       На какой-то момент, в качестве примера гармоничной личности (достойной жить при коммунизме), мне представился образ первого украинского президента - Леонида Кравчука. Самодовольная физиономия и вся его внешность, завидно гармонировали с его содержанием и средой обитания. Лживость и коварство продажного компартийного бонзы совкового разлива, так и сияли на его холёной харизме. Этот был доволен собой, своей национальностью, гражданством и страной с народом, позволяющим ему иметь их. 'Маемо тэ, що маемо'. Да он имеет по полной программе, потому и сыт, доволен и уважаем. Они имеют, потому что народ позволяют им таковое...
       В отражении зеркала я видел кричащую дисгармонию; уставшие, воспалённые глаза, выражающие постоянный поиск, неудовлетворение и недовольство собой, присвоенным гражданством, неискоренимым акцентом и прочими текущими обстоятельствами. С этими глазами надо было что-то делать, они предательски выдавали меня. Никакой паспорт не скроет напряжённость и загнанность в глазах среднестатистического совка, мечущегося в поисках выхода из украинского социально-экономического безнадёжья. Мне следовало бы хорошенько выспаться. Иначе, можно мозгами тронуться!
       По пути домой вспомнил о русских парусных судах, пришвартованных в порту Саутхэмптона и предлагающих тайный переход через Атлантику.
      Добравшись до дома к семи утра, я прошёл на кухню утешить проснувшийся аппетит, чтобы лучше спалось.
      На коммунальной кухне всё говорило о ночном заседании совета национальностей. Судя по количеству пустых бутылок и горе грязной посуды, сидели здесь прошедшей ночью хорошо.
       Прихватив из холодильника йогурт и банан, я ушёл в свою комнату. Оказавшись под одеялом лишь к восьми часам, когда воскресное уличное движение начинало похмельно пробуждаться, я задался целью успокоиться, расслабиться и уснуть. Со сном не получалось, словно произошёл некий сбой в моих внутренних биологических часах.
       Обратился к чтению детектива с надеждой на скорое утомление глаз и сознания. Провал в сон оказался недостаточно глубоким. Шпионская мысль продолжала фиксировать шумы пробуждающейся улицы и движения соседей по дому. Это был не сон, а лишь зыбкая дремота, в которой я пробыл лишь часа два-три.
       Предвидя вопросы соседа о моей работе, я первый завёл разговор о русских парусных судах. Рассказ о предложении некого экипажа готового взять на борт пассажиров, заинтересовало земляка, и он пожелал сегодня же повидать это судно.
       Отыскать причалы, было несложно. В воскресный день масса любопытных людей разных возрастов посещали это место. Следуя людскому движению, мы прошли на территорию причалов, которая в этот день уподобилась базарной площади. Толпе любопытных здесь бойко предлагали хот-доги, пиво и прочие радости. Духовой оркестр наяривал бравурные марши, вдохновляя некоторых на морские авантюрные походы. Среди пришвартованных судов, русских оказалось несколько; из Петербурга и Калининграда. Их названия я не запомнил, один из них именовался "Крузенштейн". Я надеялся увидеть там и прописанный в Херсонском порту парусник "Товарищ", но, к сожалению, такового не оказалось. Украина на этих соревнованиях не была представлена.
       Вероятно, доставшееся Украине от Союза легендарное учебное судно к тому времени было уже продано за бесценок украинскими дэржавными барыгами, или сиротливо стояло в чужом порту, в качестве залога оплаты долгов.
      (Барк 'Товарищ' был построен в 1933 году на верфи 'Blom & Foss' в Гамбурге под названием 'Gorch Fock' в честь известного немецкого мариниста.
       Он служил учебным судном для заведений ВМС третьего рейха. После второй мировой войны в 1948 году морское судно по репарации было передано СССР. Портом прописки его стал Кронштадт.
       После пребывания его на Балтике парусник передали Херсонскому мореходному училищу, где на нём получили практику, прошли школу мужества и выучки воспитанники морских учебных заведений. В 1957 году барку 'Товарищ' мировую известность принесло первое плавание к берегам Индии.
      Особенностью морского парусного судна 'Товарищ' была подводная часть корпуса, выполненна гладкой, безсврочной технологией, что поднимает скоростные характеристики корабля.
       Со временем парусный корабль пришел в негодность и потребовался капитальный ремонт. Хотя Украина и считается страной с развитой судостроительной промышленностью, ей оказалось не под силу восстановление исторического корабля.
       Доковый ремонт предложила английская фирма, и корабль был транспортирован в порт Нью Касл. Проведя частичную дефектовку морского парусного судна было установлено, что он требует серьезного объема работ стоимостью свыше трех миллионов долларов.
      Естественно, такой суммы у государства, (в котором всякий государственный чиновник-упырь, если не миллиардер, то мульти-миллионер), не оказалось, и барк остался в порту на ближайшие шесть лет.
      Но через время появился способ хоть как-то приблизиться к ремонту. В Великобритании проходило становление Национального парусного центра 'Tissaid', у которого одним из ступеней было восстановление некоторых парусных судов. Но, к сожалению, после реорганизации высших эшелонов власти судьба барка зашла в тупик.
       За свою долгую и интересную жизнь парусный корабль оставил за кормой более 600000 миль, обучив свыше 15000 курсантов, побывав в 102 портах и 87 странах. Становился участником многочисленных морских соревнований и одержал победу в 'Золотом Кубке Атлантики'.
       На сегодняшний день морское парусное судно, в качестве музея, находится в немецком порту Штральзунд с командой 11 человек в ожидании чуда, которое может продолжить славный путь прекрасного барка 'Товарищ'.)
       Тем временем, земляк призывал меня к активным поисковым действиям, желая поспеть на нужное судно и отправиться к берегам Америки. Публике гостеприимно позволяли заходить по трапам на борта для осмотра. Особой популярностью пользовались русские суда, ибо те отличались грандиозными размерами и формами. Взойдя на палубу одного из них, мы обратились к молодому парню в форме курсанта. Наш вопрос нисколько не удивил его, и он просил подождать. Отлучившись на минутку, он вернулся со старшим по званию. Тот деловито поинтересовался; о нас ли ведётся разговор и как много пассажиров предполагается? Выразив заинтересованность и готовность сотрудничать в этом деле, он обещал поговорить, с кем следует, и предложил нам подойти сюда вечером. Ни о цене, ни об условиях пребывания на борту, он ничего не сказал. Покидая судно, я подумал, что этот служивый сам не решает столь деликатные вопросы, и едва ли, достаточно приближён к командованию, чтобы инициировать подобные мероприятия. Земляк, перекрикивая шум оркестра, втирал в мои размышления далеко идущие заокеанские планы-прожекты. Мои скупые ответы, выражающие осторожность и скептицизм, раздражали его. Я уклончиво ссылался на возможную занятость этим вечером, а он призывал отложить все дела и прибыть на встречу-переговоры. Я взвешивал и сравнивал скромные, но реальные блага налаживающейся беженской жизни на острове, со смутными перспективами тайного десантирования на берегах Америки.
       Положительным в этой морской авантюре было лишь то, что моё внедрение в заокеанскую жизнь облегчалось наличием номера соцобеспечения, недавно истекшим удостоверением личности и пока ещё действующим водительским удостоверением штата Флорида, что значительно упрощало положение нелегального пришельца. Я бы мог вполне представляться там, как субъект, непрерывно находящийся в стране с 1993 года. С двумя американскими банками штата Нью-Йорк и Флорида мои отношения были также легко восстановимы, и отсутствие стартовых денег, я полагаю, можно было бы восполнить кредитной карточкой, пусть даже с небольшим лимитом...
       Всех этих бюрократических благ не было у моего соседа-земляка, а на мои здравые вопросы-замечания о неизбежных осложнениях в новой стране, он раздражительно реагировал, как на занудство.
      Заниматься воспитательно-просветительской работой под марши оркестра и окрики торговцев
      хот-догами, у меня не было ни сил, ни желания. Я лишь советовал поумерить энтузиазм, трезво оценить предоставленные нам в Саутхэмптоне блага и продолжать осваивать островную жизнь.
       Предлагал ему поставить себя на место капитана судна, который отвечает за экипаж и несёт ответственность за провоз в чужую страну нелегальных пассажиров. За какие деньги тот станет рисковать своей должностью и работой? Но меня не слышали. Я не настаивал.
       На обратном пути мы зашли в винную лавку. Обойдя ряды с алкоголем, нашли ящики с уценённой продукцией. Выбрав оттуда несколько бутылок пива, подошли к прилавку с кассой. Дежурила молодая особа ярко рыжей масти с конопатой симпатичной физиономией.
       - У вас здесь постоянно бывает уценённое пиво? - спросил я её, выставляя на прилавок бутылки.
       - Обычно что-то бывает. Когда как, - неуверенно, но приветливо ответила она.
       - Шо она говорит? - отвлёкся земляк от темы переезда в Америку. - Спроси, как её звать, - поставили передо мной новое деликатное задание.
      Я игнорировал.
       - Тебе шо, трудно спросить? - снова проявили недовольство мной.
      Девушка за кассой поняла, что речь на непонятном языке идёт о ней. Земляк рассматривал её с откровенным бычьим аппетитом, догадаться о его романтических мотивах было нетрудно. От меня хмуро ожидали дружеского содействия, хотя бы в этом простом деле.
       - Этот парень спрашивает; как тебя звать? - обратился я к ней, кивнув головой на рядом стоящего приятеля.
       - Шо ты ей про меня сказал? - недоверчиво насторожился земляк.
       - Сказал, что ты хочешь узнать её имя, - ответил я.
       - Я же просил тебя просто спросить, как её зовут, а не переводить на меня! - раздражённо упрекнули меня в ненадлежащем исполнении поручения.
       - Но меня не интересует, как её звать. Ведь это ты хотел! - завёлся я.
      Девушка назвала сумму, вложила в пакет бутылки и терпеливо ожидала оплаты, осторожно наблюдая за нашим диалогом.
       - Мы берём пиво, или как? - спросил я насупившегося товарища-собутыльника.
       - Берём-берём, - проворчал тот. - Так ты спросишь её?
       - Я спросил, но тебе же не понравилось, как я это сделал..., Да и она прикинулась занятой, - рапортовал я, получая сдачу.
       - Так спроси снова! - назидательно подсказали мне.
       - Слушай, озабоченный Ромэо! О такой простой фигне мог бы и сам как-нибудь спросить,
      - посоветовал я с интонацией раздражённого сарказма.
      Девушка, закончив с нашей покупкой, заметила напряжение на другой стороне прилавка и тактично занялась кассовыми хлопотами. Земляк смотрел на меня с неприязнью и о чём-то соображал.
       - Ну, так ты спросишь её? - обиженно вернулся он к волнующей его теме.
       - Алё барышня! А как тебя звать?... Если это не секрет, - шутливо обратился я к ней, с надеждой разрядить глупо-мрачную ситуацию, и поскорей освободиться от участия.
       - Холли, - коротко ответила та.
       - Её зовут Холли, - язвительно доложил я вопросительно взирающему на меня земляку. - Удовлетворён?
       - Нет, не удовлетворён, - озлобленно рыкнул тот. - Я хотел бы поговорить с ней, но разве с тобой можно... - с досадой махнул он рукой.
       - Так говори, кто тебе не даёт. И, поинтересуйся, хочет ли она говорить с тобой?
       - Она-то хочет. Это ты не хочешь, и мне не даёшь, - уверенно выдали мне диагноз текущей ситуации.
      Девушка, тем временем, отошла от кассы и удалилась, поправляя что-то на винных полках.
       - Чтобы не мешать твоему личному счастью, я пошёл отсюда, - подвёл я итог очередному приступу идиотизма, и направился к выходу. Земляк последовал за мной. Выйдя на улицу, он мрачно предложил расположиться в ближайшем сквере на скамейке. Это место мне нравилось, но близость магазина предполагала продолжение темы и возможные потуги вернуться туда для дальнейшего охмурения рыжей британской тёлы. Из всего этого мне понравился вызревающий романтический образ пары; неугомонно мычащий украинский бык и вежливо недоумевающая британская тёла.
      *There must be some misunderstanding, there must be some kind of mistake...
      *Это, должно быть, какое-то недоразумение. Это, должно быть, какая-то ошибка.
       Я сидел на холодной скамейке, дул с горлышка пиво и улыбался. Недовольный моим поведением сосед, яростно перелив в себя трёхсотграммовую бутылочку, заворчал о моём несносном характере, о зависти к его успехам у женщин, о нежелании участвовать в интересных и перспективных, на его взгляд, замыслах...
       Всё это я уже слышал, становилось не скучно, а тошно.
       Металлическая табличка, закреплённая на каменной стене, с благодарностью от жителей города извещала о героическом участии в 1982 году военно-морских подразделений из Саутхэмптона в боях за Фолклендские Острова. Мы находились в историческом месте и мрачно потребляли уценённое пиво. Я не слышал рядом сидящего товарища, рассеянно думал о своём. Оставшееся пиво хотелось допить наедине. В ответ на очередной вопрос-предложение, вслух я выразил лишь желание пойти к себе в комнату и завалиться спать. На меня снова обиделись. Я не пытался исправиться. Просто встал и побрёл в сторону своего временного места проживания.
       Шагая по центральной улице, я отреагировал на ярко проявившееся солнышко и изменил свои планы. Вероятность того, что я смогу уснуть и качественно выспаться днём, была ничтожна. Прояснившаяся вдруг погода подсказывала погулять в удовольствие, а сон отложить на ночь. Свернув с центральной улицы, я брёл, рассматривая витрины мелких магазинов. Зайдя в один из них, торгующий всякими мелочами за копеечные цены. Я нашёл там увесистую упаковку почтовых конвертов (бутылки для сообщений) за 50 пенсов и штопор для проникновение в винные бутылки. Продвигаясь среди прилавков, заметил бабулю, примеряющую солнечные очки в дешёвой пластмассовой оправе комичной формы. Та заметила задержавшийся на ней взгляд, и, не снимая идиотских очков с оправой формы сердечек и стёклами розового цвета, задорно обратилась ко мне;
       - Мне это идёт?
      От меня снова ожидали ответа. Захотелось послать!
       - Вы выглядите как рок-звезда на пенсии, - вполне вежливо и совершенно честно, ответил я.
       - Действительно!? - расцвела в улыбке бабулька и посмотрелась в зеркало. Я стоял рядом и наблюдал. Эта, похоже, не обиделась, - подумал я.
       - *Retired rock star... - примерила она к себе присвоенный ей статус. *Рок звезда пенсионер.
      Судя по её довольной улыбке, моя оценка пришлась ей по душе. Приопустив очки на нос, она снова взглянула на меня поверх очков повнимательней.
       - В каком месяце ты родился? - выдала она неожиданный вопрос.
       - В ноябре, - коротко ответил я.
       - Я так и подумала. Скорпио! - радостно впечатала бабка, явно довольная своей наблюдательностью.
       - Могу ли я узнать и день твоего рождения? - с игривой вежливостью продолжила она.
       - Седьмое ноября, - послушно отвечал я из уважения к её возрасту.
       - О боже! Да мы с тобой родственники. Меня звать Берил, - заявила она, и протянула руку.
       - Сергей, - ответил я и пожал крупную кисть с заметно деформированными в суставах пальцами.
      Юморная разговорчивая бабка оказалась очень преклонного возраста. Свободной от рукопожатия рукой она поспешно водворила на нос уже свои очки, и внимательно взглянула мне в глаза. Вероятно, рассмотрев во мне субъекта, которому можно об этом сообщить, она решила продолжить;
       - А я родилась 8 ноября! Так что, теперь мы имеем представление друг о друге. Я хорошо знаю людей ноябрьского типа. Уважаю скорпионов!
       - Не все так считают. Несколько минут назад, от другого человека я только и слышал о своём скверном характере и невыносимых шутках.
       - Знаю, знаю... Мы не всем нравимся. Поверь моему огромному опыту, тебе не следует беспокоиться об этом, и тем более искажать себя. Оставайся самим собой, у нас масса положительных качеств. К примеру, чувство юмора и ответственности. Просто держись подальше от людей, которые тебя не понимают и не выносят. Нам нельзя долго задерживаться в чуждом окружении, где мы не можем быть собой, это действительно делает нас ядовитыми. Ты уж, поверь мне, людей, которые уважают и любят нас, немало! И это, как правило, достойные люди, способные правильно понять нас. Нам следует ценить и беречь их дружбу, они нам нужны, как воздух. Люди, которые способны правильно понимать и положительно воспринимать нас, какими мы есть, помогают нам стать лучше. Там же, где тебя не воспринимают... Не трать на них попусту себя и своё время. Всё равно ничего хорошего из этого не выйдет. Уходи поскорей, иначе недоразумений и врагов наживёшь... И сам расстроишься, будешь переживать попусту. Я-то уж знаю!
       Пожилая леди увлеклась, и говорила хотя и правильным литературным английским, какой нечасто услышишь на улицах, но без учёта моего приторможенного восприятия на слух. Игнорируя незнакомые слова, я улавливал общую суть сказанного, отмечая несовременную размеренную интонацию и тщательное произношение.
      Изложив коротко позицию скорпиона с большим жизненным опытом, она вернулась к текущей ситуации.
       - Ты сейчас свободен? - спросила она, уверенная, что я свободен.
       - Думаю, да, - ответил я, соображая, к чему она клонит.
       - Тогда я приглашаю тебя к себе домой. Здесь у меня припаркована машина, в которой сидят и ожидают меня двое деток. Если желаешь, присоединяйся к нам, и поехали.
      Мы вышли из магазина, неподалёку стоял старый коричневый фургон Вольво. Когда мы приблизились к автомобилю, с заднего сиденья возникли два спаниеля. Они уткнулись мордами в стекло и радостно заскулили.
       Моя случайная знакомая неловко вырулила из ряда припаркованных автомобилей и выехала на узкую проезжую часть улицы. Продолжая что-то говорить мне и собакам, она уверенно выехала на Лондон Роуд, по которой меня возили дважды в сутки в связи с моей ночной работой. Я, расслабившись, восседал на удобном, просторном переднем сидении рядом со слеповатым водителем, рассеянно следящим за дорогой сквозь толстые линзы очков. Её неуклюжие манёвры привлекали внимание других водителей, которые, бегло взглянув на бабульку за рулём, воздерживались от каких-либо внешних проявлений раздражительности. Детки, занимавшие заднее сиденье, сосредоточили своё собачье внимание на госте; шумно обнюхивали меня в затылок, и, повизгивая, любвеобильно лизали мои уши. Я полностью отдался в руки и лапы новой компании, перестроился на местный язык и катился по знакомой мне дороге уже среди частных домов, предполагая, что бабушка проживает в подобном доме с земельным участком.
       Миновав поворот к гольф клубу, она свернула с Лондон Роуд на одну из улиц и направилась вглубь аккуратных кварталов частных домов. Проехав несколько тихих, безлюдных улиц, мы упёрлись в крайнюю, обозначенную, как Hadrian Way, свернули налево по этой улице и спустились к дому, расположенному заметно ниже улицы.
      У меня мелькнул вопрос о стоке воды во время обильных осадков. Симпатичный дом стоял на пути естественного направления вод в дождливые периоды.
       Меня отвлекли от хлопотных мыслей о наводнениях, вопросом об ужине. Я охотно согласился. Мы все выбрались из автомобиля, припаркованного у гаража, и направились не к двери дома, а через металлическую калитку на территорию двора. Ступенчатая каменная дорожка вела вниз. Земельный участок у дома оказался немалым, вся территория полого спускался к лесу. Просторный бассейн, укрытый брезентом до следующего лета, территория с ухоженной травкой полого спускалась к лесу и ограничивалась металлической сеткой рабицей с калиткой-выходом, запертым на замок.
       Дорожкой, мы прошли к широкой раздвигающейся стеклянной двери, за которой просматривалась кухня. Дверь была не заперта, хозяйка раздвинула, две половинки и собаки первыми привычно проскочили в дом. Бабуля пообещала приготовить что-нибудь вкусное, а пока предложила выпить. Мне указали на шкафчик, где я мог выбрать себе выпивку. Там я нашёл широкий набор начатых бутылок с алкоголем и задумался. Заманчивые сорта виски, которых я не пробовал ранее, искушали. Но я остановился на бутылке красного сухого вина. Бабуля выразила удивление, и, уточнив, действительно ли я не желаю виски, пожелала составить мне компанию. Я разлил вино по бокалам, и мы присели за стол. Собаки развалились рядом на своей мягкой подстилке. Бабушка поглядела на меня повнимательней, подготавливая какой-то вопрос.
       - У меня подрабатывает человек, Джон... Он бывший моряк, два раза в неделю приходит поддержать порядок на территории... Вот он-то полюбляет виски! Я показала ему, где и что, и разрешила угощаться. Он делает это регулярно, и остановил свой выбор на одном сорте виски. Мне нравится наблюдать, как стабильно оно убывает после каждого его прихода. Когда виски заканчивается, я прикупаю точно такую же бутылку и ставлю её на место. По уровню виски в бутылке, я могу определить, был ли Джон в моё отсутствие.
      Я слушал, попивая вино, и помалкивал.
       - А ты выбрал красное вино... Я такое же иногда тоже пью.
       - Хорошее место здесь... Тихо, и воздух чистый, - сказал я, что было на уме.
       - Тебе нравится?! - оживилась бабуля. - Все так говорят. Мне тоже нравится здесь жить. Ты рыбу любишь?
       - Да, люблю, - коротко и честно ответил я на простой и аппетитный вопрос.
       - Тогда мы сейчас приготовим что-то вкусненькое, - объявила хозяйка и призвала меня следовать за ней. По коридору, ведущему из кухни в глубь дома, она провела меня в кладовку, где стояла морозильная камера. Открыв морозилку, она указала мне на разные сорта мороженного, и пакеты с красной замороженной рыбной мякотью. Я взял всё указанное хозяйкой, и мы вернулись в кухню.
       Пока рыба созревала в духовке, мы готовили салат и болтали. Я узнал, что моя новая 86-летняя подруга пятьдесят лет прожила в Лондоне, где управляла своей собственной маленькой гостиницей. Теперь, по настоянию сына, после продажи гостиного дома, ей купили этот дом неподалёку от сына.
       За ужином она мало спрашивала обо мне, но с удовольствием пересказывала свою историю жизни, которая охватывала не только лондонский период, а и южно-африканский. Её ненастойчивые, вежливые вопросы о стране моего происхождения избавляли меня от неприятных тем. Зато мой несовершенный английский постоянно и заботливо корректировался ею.
       Солнце начало садиться. Бабуля предложила отвезти меня обратно в город, до наступления темна, объясняя это своим ограниченным зрением. Моё пожелание вернуться самостоятельно, она не приняла.
       Доставили меня к самому дому на Карлтон Роуд. Расстались как друзья, обменявшись телефонами и добрыми пожеланиями.
      
      
      10
      Бабульки принимали мои дары и уважительно называли меня 'сэр'.
      
       Вернувшись из домашних условий в коммунальную среду, я сразу же получил тему. Одна из русских соседок подсказала мне о необходимости переговорить с хозяином дома, и озадачить его просьбами о стиральной машине, дополнительном холодильнике и телевизоре...
       Беженцы желают улучшения условий их содержания на острове!
       Я не возражал, но заметил, что не знаю этого хозяина, и понятия не имею, как с ним связаться.
      Мне вручили его домашний телефон с именем, и выразили надежду на скорые положительные перемены в быту.
       На мой звонок к хозяину дома, ответила женщина, и охотно позвала к телефону нужного мистера.
      Я коротко представился, сообщив адрес, и передал ему пожелания жильцов. Тот отреагировал вполне положительно, обещал подумать, и начал что-то объяснять мне о правилах пользования телевизором. Меня спрашивали: кто будет платить ежегодно 100 фунтов за телевизионные смотрины? Я не совсем понял, за что? Решили обсудить всё при встрече.
       Гадая, о какой ещё плате упоминал хозяин, я вспомнил, как тяжко в нашей коммуне собирали по одному фунту на моющие и прочие необходимые кухонные средства. Про себя я предположил, что народ не поймёт и не поверит, что за обычное благо - пользование телевизором, надо кому-то платить. До встречи с хозяином решил не говорить им об этом.
      К моему облегчению, когда хозяин посетил наш дом, некоторые из жильцов-беженцев были дома и приняли участие в изложении своих жалоб на условия бесплатного проживания. Хозяин пришёл с женой, которая, судя по её осведомленности, была в курсе текущих хозяйственных дел. Они не оспаривали наши требования о дополнительном холодильнике, стиральной машинке и телевизоре. Но заметили, что обычно каждый сам себя обеспечивает телевизором и прочими видео-аудио игрушками и отвечает за оплату предоставленных телевизионных услуг.
      Хозяин, заметив, что я не понимаю, о чем идёт речь, стал терпеливо разъяснять мне особенности британского общественного телевещания.
       - В целях поддержания общественного телевидения, независимого от рекламодателей и прочих жирных котов, а так же и самого государства, все пользователи теле приёмников вынуждены платить по 100 фунтов в год.
       - То есть, если я желаю смотреть пять скучных телеканалов, принимаемых с помощью простой телеантенны, я должен заплатить кому-то 100 фунтов? - удивился я.
       - Да. На эти деньги и содержится общественное телевидение. И это вполне доступная для всех сумма, которую можно выплачивать частями в течение года.
       - Но почему именно с телезрителей собирают средства на содержание общественного телевидения? Правильнее было бы взимать с торговцев телевизоров. Они продают свой товар в основном благодаря наличию телевизионного эфира, вот пусть и поддерживают, - внёс я своё контр предложение.
       - Торговцы, наверняка, тоже платят свои налоги, - успокоил он меня. - Однако, предоставив вам в пользование телевизор, я хотел бы убедиться, что вы теперь знаете о правилах и готовы самостоятельно исполнять правила. Я, как собственник дома, платить за пользование вами телевизора не намерен.
       - Хорошо... Я все понял. Объясню соседям, - согласился я. - А пока, хорошо бы дополнительный холодильник и стиральную машину. Надеюсь, за пользование таковыми, нам не надо ничего платить? - съязвил я.
       - Нет, вы не будете платить даже за потребляемые вами электроэнергию и воду. За вас платит государство, - ответил он, ясно намекнув на нашу паразитическую суть.
       Поблагодарив за участие в общественных вопросах, они покинули дом, пообещав доставить и установить бытовую технику в ближайшие дни.
       Интересующимся соседям я коротко передал суть наших переговоров, и по их реакции понял, что британскую норму - содержать общественное телевидение, никто серьёзно не воспринял. Некоторые вообще не поверили в таковое и, вероятно, заподозрили меня в корыстном намерении поиметь с них 100 фунтов.
       Позднее, совмещая работу с обсуждением жизненно важных вопросов с пролетариями всех cтран, я завёл разговор о странных поборах за право смотреть телевизор. Англичан рядом не было, и мы могли вволю обмениваться впечатлениями об изобретательности британских властей стричь подданных и временно задержавшихся на острове. Грек охотно поведал мне, как они с братом, проживая здесь, не принимали это правило всерьёз.
       Какая-то служба неоднократно присылала на их адрес странные почтовые призывы к жильцам, в которых подробно разъяснились всевозможные способы оплаты 100 фунтов, если в доме есть телевизор... Если же по данному адресу телевизора не было, то эти призывы можно проигнорировать. Греки так и делали. Но телевизор смотрели. При этом, телеантенну, торчащую на крыше дома, они и не думали прятать.
       Однажды днём в их дом постучали какие-то служивые люди. Дверь открыл брат рассказчика и честно ответил на странный вопрос посетителей.
       - Телевидение смотрите?
       - Конечно, смотрим, - лениво-снисходительно ответил грек и приготовился к скучным опросам, какой-то социальной или религиозной организации.
       - По нашим данным, вы не платили сборы за пользование телевидением. Вам, как пользователям, игнорирующим правила, придётся заплатить штраф 1000 фунтов, - флегматично пробубнил один из визитеров. И стал заполнять какой-то бланк.
      Грек толком не понял, чего им надо. Лишь позднее, рассмотрев содержание оставленной копии, он возмутился коварству и размеру претензий к гостям из Греции. А он-то принял их за безобидных свидетелей Иеговы.
       Далее последовали повестки в суд и суетливые визиты хозяина дома, советовавшего жильцам не упрямиться, а явиться в суд со своими аргументами.
       В суде им позволили изложить причины, по которым они игнорировали предложения выполнять правила пользования британским общественным телевидением. Ответчик аргументировал тем, что ни в Греции, ни в какой либо иной стране ему не приходилось платить за приём теле или радио эфира. Для того это и транслируется, чтобы люди покупали телевизоры и смотрели телепередачи. Ему и в голову не могло прийти о подобном нелепом обязательстве телезрителя.
       На все это ему ответили, что речь идёт не о каком-то коммерческом, греческом или американском телевидении, а о Британском Общественном Телевещании! А так же, напомнили о неоднократно приходящих на его адрес письменных разъяснениях-предложениях, которые он сознательно игнорировал. Выплату штрафа в одну тысячу фунтов допускали частями. Не исключался и отказ от уплаты такового, но тогда предполагались менее приятные альтернативы; лишение свободы или бесплатные общественные работы определённой продолжительности. Ответчик, понял, что попал в цепкие лапы судебной бюрократической системы, и с досадой согласился на выплату штрафа.
       Мой сотрудник из Греции советовал мне не игнорировать их предложение платить за телеэфир. Якобы он встречал на улице служивых с прибором, с помощью которого они определяют наличие телеприёмника в доме. Незаметно размещённая теле антенна едва ли обеспечит спокойный просмотр программ ВВС (British Broadcasting Corporation).
      Сетуя на коварство британских капканов для иностранцев, грек таки признал тот факт, что они нас на остров не приглашали. А, работая здесь на фабрике за 5,5 фунтов в час, он зарабатывает не меньше, чем его отец в Греции, много лет возглавляющий отделение местного банка.
       В течение рабочей ночи мы обсудили и прочие местные особенности. Признали их человечное и хорошо организованное отношение к бездомным животным. Кстати, об этом мы в основном знали из еженедельных телепрограмм, в которых показывали частные ветеринарные клиники и подробно рассказывали об медицинских услугах для животных. Из этой же телепередачи я, к своему удивлению, узнал о процедурах распределения-усыновления животных из приютов среди людей, желающих взять животное к себе в семью, о возможной социальной помощи, компенсирующей расходы 'усыновителей' на содержание животного, и об общественном контроле за обращением с 'усыновлёнными' животными.
       Сеть магазинчиков по всей стране, торгующих вещами б/у, как правило, работают под вывеской каких-нибудь общественных организаций, собирающих средства на содержание и поддержание кого-то или чего-то. К примеру, People's Dispensary for Sick Animals (Народная Бесплатная Аптека для Больных Животных) или Общество по борьбе с сердечнососудистыми заболеваниями и тому подобные богоугодные движения. Мы пока не могли внести ощутимого материального взноса в подобное гуманитарное движение, но некое санитарное участие в общественной жизни мы принимали.
       Иногда по вечерам, курсируя от паба к пабу, в рамках программы изучения английской культуры и живого языка, мы обнаруживали под закрытыми дверями таких магазинчиков, мешки с народными подношениями. Случалось и так, что мы прихватывали мешок-другой, а дома выбирали что-нибудь для себя, и что-то оставляли на кухне для соседей.
       Если в доме собиралась невостребованная одёжка, я паковал это в мешок и заносил в один из подобных магазинов на соседней Бедфорд Роуд. Обычно работающие там бабульки добровольцы, хранители добрых английских традиций, с благодарностью принимали мои дары и уважительно называли меня 'сэр'. Они бывали особо любезны со мной, если я ещё и вылавливал из их книжной корзины интересные для себя книжки по 10-20 пенсов за штуку и вносил в их общественную кассу, хотя и невеликую, но наличную контрибуцию.
       Я искренне делал всё возможное, что бы эта страна оценила и приняла меня официально, так же, как это уже сделали бабушки. То есть, присвоили мне титул 'сэра' со всеми причитающимися пожизненными социальными благами.
       В конце рабочей ночи к нам присоединился ещё один работник - Роби, как он представился. Несмотря на его подданство Её Величеству, выглядел он неуверенно скромно и носил заметные внешние признаки любви к алкоголю. Оказавшись рядом со мной, он пожаловался на заносчивость молодой бригадирши, отстранившей его от выполняемой работы и пославшей к нам. Роби понял, что его присутствие просто притомило коллег-соотечественников, и они сослали его на сторону, в компанию иностранных работников.
       Коротко и небрежно остриженные светлые волосы с лёгкой проседью, клетчатая тёплая рубашка на выпуск, вылинявшие, не совсем чистые, джинсы и грубые, похожие на армейские, чёрные ботинки. Внешне - обычный британский парень из рабочих. Но особенно его выдавал невнятный, непохожий на местный, говор человека, не обременённого образованием. Речь Роби гармонировала с его внешностью. Вероятно, он давно уже не представлялся, как Роберт. Просто Роби. При всей его готовности к приятельскому общению, он действительно быстро притомлял невнятным произношением и нелогичной сменой тем. Из разговора с ним я узнал, что он родом из Шотландии, а занесло его когда-то на юг Англии, в связи с какой-то работой.
       Он часто отмечал недружелюбие и самовлюблённость англичан, особенно в экономически благополучной части Англии - Лондон и далее на юг. Роби звучал, как иммигрант, - ограничен в своих возможностях и привязан к социальному дну.
      Он увлечённо и подробно поведал мне о кормушках для бездомных и безработных в Саутхэмптоне и о каких-то прочих малопонятных для меня способах выживания.
       Я слушал его больше из вежливости и любопытства к нему, как новому человеку. Какой-либо полезной для себя информации из услышанного, я не почерпнул. Да и едва ли, меня всё это интересовало, в моём положении - искателя полит убежища и претендента на титул сэра.
       В один из нерабочих вечеров я один зашёл в паб, где было поменьше народу и потише, в целях просмотра футбольного матча. В этот вечер Динамо Киев, в своём полу распроданном ослабшем составе, играли против Ливерпуля в матче Лиги Чемпионов. Матч проходил в Ливерпуле, и в Саутхэмптоне особого внимания у английских болельщиков не вызывал.
      Я взял пинту пива и скромно присел за свободный стол с хорошим обзором большого настенного экрана. Дезорганизованный украинский клуб неуклюже отбивался от атак Ливерпуля, привычных играть в марте месяце. Присутствующие зрители, потребляя пиво, лениво наблюдали за малоинтересной игрой, в ожидании открытия счёта. Я с сожалением вспоминал, как интересно выступали Динамовцы в Лиге Чемпионов в 97 и 98 годах и добирались до четверти финала. В 2000 году это уже были просто козлы отпущения. Теперь, этот около футбольный клуб купи-продай, принадлежащий двум братанам иудеям, впрочем, как и некоторые облэнерго и другие хлебные куски бывшего госимущества. В том английском пабе мне очень хотелось, чтобы украинский клуб заиграл, как раньше, и показал равную интересную игру. Но укрчуда не случилось. Скоро Ливерпуль открыл счёт. Присутствующие спокойно восприняли это, как должное. Я допил пиво и ушёл бродить по улицам.
       Однажды, на кухне в нашем доме я встретил афганца среднего возраста, который зашёл в гости к одному из наших соседей. Они в одной группе в колледже язык изучали. Меня представили ему, как русского, и я приготовился к претензиям за советскую оккупацию Афганистана. Но тот обрадовался мне и заговорил на хорошем русском. Оказалось, он не один год прожил в России в качестве студента и беженца. Поведал мне о потере многих родственников в Афганистане, о своей некогда небедной семье, и полной неопределенности в настоящее время. Заговорив о подработках на хлеб насущный, я неожиданно для себя, узнал, что он подрабатывает здесь, обучая любителей большому теннису. Он охотно поведал о своих спортивных успехах в прошлом, об его участии в национальной теннисной сборной Афганистана...
       Я с трудом представил себе какой-либо теннис в современном Афганистане, и перешёл к конкретным вопросам о его теннисных подработках здесь. Разговорчивость собеседника как рукой сняло. Он уклончиво заговорил о многочисленных формальностях и сложностях; какие-то лицензии и прочая фигня, якобы необходимые для спарингования с любителями тенниса.
       Единственно, что он конкретно сказал, так это о местонахождении спортивного комплекса с теннисными кортами, где он это делает. Это место оказалось далековато в стороне от Саутхэмптона. Затем, как-то странно для бывшего профессионального теннисиста, он прервал спортивную тему и начал жаловаться на несправедливость, творящуюся в Британской миграционной службе. Якобы он знал массу примеров, когда пришельцы из среднеазиатских пост советских республик, называя себя афганцами, успешно получали здесь полит убежище. А он - настоящая жертва из Афганистана, уже который год пребывает в подвешенном состоянии ожидания.
       Выговаривалось это на приличном русском языке с легко уловимой интонацией упрёка в адрес всех русских и прочих бывших советских. Словно мне вменяли факт моего рождения в СССР. Всё это становилось утомительно неинтересно и усугубляло моё ощущение неприкаянности.
      Расстались мы по-приятельски, но мне вовсе не показалось, что я встретил человека, которого мне захочется повидать вновь.
       Количество и разнообразие новых людей, повстречавшихся мне в этот период, было велико, но все они были чужими и безнадёжно озабоченными своими проблемами, впрочем, как и я сам. В большинстве случаев мы говорили на разных языках и о разном. Хотя, один, случайно повстречавшийся мне индус, некогда обучавшийся в России, заявил мне, что их санскрит и русский язык имеют много общих корней. Он с благодарностью отметил хорошее техническое образование, полученное им в российском институте, которое достойно оценили в Саутхэмптонском университете. И вообще, тепло отзывался обо всём русском.
       В местном университете индус занимался научно-исследовательской работой в области астронавтики, и к тому же, делал он это легально.
       Пожелав мне удачной реинкарнации, он исчез в своей университетской среде. Я же, пошёл далее своей дорогой, с надеждой когда-нибудь ещё повстречаться, возможно, в следующей, более удачной жизни.
       Одной ночью, моим соседом по рабочему месту оказался неказистый студент с неопределённым акцентом. Представился он, как пришелец с острова Мальта. Осваивал он в местном колледже информационные технологии. Мы легко нашли, о чём поговорить, и приятно скоротали рабочую ночь. Мы даже договорились и встретились днём в перерыве между его уроками в колледже. Он охотно провёл меня в библиотеку колледжа, показал, как туда можно пройти, не будучи студентом, и как пользоваться бесплатным Интернетом.
       Столов с компьютерами там было много. Студенты, и прочие служащие колледжа, и народ со стороны заходили, пользовали компьютеры и принтеры в своих целях. Движение там наблюдалось достаточно интенсивное, сама обстановка мне пришлась вполне по душе.
       Кроме этого места, работающего с 9 до 17, он подсказал мне и о городской библиотеке, где так же можно было пользовать бесплатный Интернет, хотя и с некоторыми ограничениями во времени. Мальтийский студент открыл для меня ценные дополнительные источники информации и средства связи. Доступная электронная почта на острове - это уже не бутылки с писульками брошенными в океан на авось, а стационарный мостик, соединяющий меня со всеми материками. Этакое техническое средство утешение, пока у тебя утрачена связь с космосом.
       Вероятно, нет страны в Европе, телефонная связь с которой дороже, чем с Украиной. К примеру, позвонить в США, Канаду или в Австралию, которые значительно дальше, оценивается в несколько раз дешевле.
      Чем это объяснить?
       Каждый раз, проходя мимо памятника героям членам экипажа теплохода Титаника, я вспоминал о чудо-пассажирке с затонувшего теплохода, подобранную в сентябре 1990 года. Экипаж норвежского рыболовного траулера встретил в Северной Атлантике молодую женщину на дрейфующем айсберге, выряженную в платье по моде начала двадцатого века. Оказавшись на борту траулера, она заявила о себе, что является пассажиркой... Титаника, спасшейся в ночь крушения.
      Полу-обезумевшая, исхудавшая, но по-прежнему, молодая женщина, отказывалась верить, что со дня крушения Титаника прошло более 78 лет. Она предъявляла свой сохранившийся в сумочке билет пассажирки на имя Вини Коутс, и утверждала, что крушение теплохода случилось прошлой ночью.
      Морские архивы в Англии подтвердили факт таковой пассажирки. Наблюдения врачей и прочих специалистов не обнаружили никаких расхождений в её изложении подробностей. Наблюдаемая, по всем фактам, действительно была пассажиркой Титаника, но затем, оказалась на льдине и, не осознавая того, задержалась на десятилетия в неком, необъяснимом для неё и нас, временном состоянии.
       Я пытался представить себя, оказавшимся в подобном временном провале-скачке. Уверенно желал себе пропустить десятилетний период своей жизни в условиях украинской незалэжности, и мечтательно подбирал себе время и место, где я хотел бы оказаться в результате прыжка во времени.
      
      
      
      11
      Одного ишака обязательно назови Эдуардом Шеварнадзе, а другого Леонидом Кучмой и сдавай их мужикам по самой низкой цене. А в День Независимости - бесплатно.
      
       Круг моих новых знакомых в Саутхэмптоне расширялся. Должен признать, что по своему содержанию, эти новые человеческие отношения едва ли способствовали моей английской ассимиляции. И уж вовсе, такое окружение не приближало меня к обретению положенного мне титула. Тем ни менее, некоторые из моих случайных приятелей, были в чём-то близки мне, и по-своему, интересны. Я искренне ценил всякую полезную информацию, полученную от общения с ними. По сути, всех нас объединяла отчаянная потребность в адаптации и выживании.
       Одной ночью на соседнее со мной рабочее место посадили парня, которого раньше я не видел в нашей смене. Я удивился, когда он дружелюбно поприветствовал меня по-русски.
       - Привет! - уверенно обратился он ко мне, располагаясь у приспособления.
       - Привет, - отозвался я, приостановив свою работу и текущие мысли.
      Парень выглядел как представитель кавказской национальности, возрастом около 30 годков. Он приветливо улыбался мне.
       - Джордж, - назвался он.
       - Сергей, - охотно ответил я. - Ты откуда, если не секрет? - начал я разговор.
       - Не секрет. Из Грузии, - весело ответил он.
       - Ваших много в Саутхэмптоне, - прокомментировал я.
       - Стало много за последние месяцы. Полгода назад в городе было всего несколько беженцев.
       - Такое трудно представить! - удивился я.
       - Представь, не было продовольственных ваучеров для супермаркета ASDA, на кассах просто были списки беженцев и нам отпускали товар на определённую сумму, ведя учёт твоего потребления. По мере прибытия новых беженцев, таковое стало невозможно, и начали выдавать ваучеры.
       - Ты рассказываешь удивительные вещи, я о таком не знал. Как тебя, вообще, занесло из Грузии, именно в Саутхэмптон?
       - Сначала я прилетел, как и все, в Лондон. Но в аэропорту Хитроу, при проверке документов, усомнились в моей личности, и временно поместили меня в обезьянник. Я толком и не понял, почему. Адвокат объяснил мне, что моя виза действительна, а вот приглашение колледжа, куда я прибыл изучать язык, - липа. И на меня готовят документы для депортации обратно в Грузию. По совету адвоката, я подписал прошение о предоставлении мне убежища, и меня вскоре выпустили. Только уже без паспорта со студенческой визой, но с удостоверением искателя убежища.
       - А почему в Саутхэмптон отправился?
       - Я пробовал остановиться в Лондоне. Встретился там с земляками, а они рассказали мне о грузине, который перебрался в некий Саутхэмптон, и якобы неплохо устроился там. Я позвонил ему и расспросил об условиях. Тот коротко рассказал и пригласил. Так я и решил подъехать сюда.
       - Ты побывал в критической ситуации, близкой к депортации на родину. Вероятно, такое скорое, принудительное возвращение в Грузию было бы для тебя серьёзной неприятностью?
       - Неприятностью?! Для меня это был бы полный крах и позор! Я потратил на поездку в Англию более четырёх тысяч долларов, это огромные деньги в условиях Грузии. Чтобы собрать эту сумму, мне пришлось продать дом деда с участком земли и ещё, брать в долг у родственников.
       - А что, дом с земельным участком так дёшево оценили?
       - Три с половиной тысячи - это немалые деньги в Грузии. И дом был не в городе, а в горной местности, откуда бегут все, кто может. Там многие хотят продать собственность и уехать.
       - Чем ты занимался дома?
       - После окончания университета, исторический факультет, преподавал в школе. Но, работая школьным учителем, трудно выживать. Платят копейки, и те задерживают.
       - А дом достался по наследству?
       - Да, это старый дом. Его мой дед построил. Там на участке есть фруктовые деревья, виноград. Мы бы не продавали этот дом, если бы не крайняя необходимость. Просто не было другого выхода из материального тупика. Посовещались и решили продать, пока есть возможность отправить меня в Англию. Сам факт продажи дедовского дома - это уже позор. Но теперь такие времена...
       - Это значит, твои родственники возложили на тебе большие надежды и ответственность?
       - Да уж. Они молятся за меня! Как минимум, я должен вернуть деньги, потраченные на эту экспедицию, - тяжело вздохнул Джордж.
       - Я думаю, это вполне посильная задача для тебя. Ты можешь заработать сумму, достаточную чтобы не только выкупить дедов дом, а и купить ещё один такой, пока в Грузии низкие цены на недвижимость.
      Расскажи-ка мне, что происходит сейчас в Грузии? Помнится, у вас очень весело праздновали выход из СССР. Хотя, по-моему, Грузия вполне комфортно паразитировала в составе Союза.
       - Ох, не говори! Сейчас там все вспоминают о Союзе, как о рае. Нам теперь стыдно упоминать о тех празднованиях, ибо с первых же дней самостоятельного существования Грузии, у нас всё стало меняться к худшему.
       - Сколько сейчас составляет население Грузии?
       - Трудно сказать. Едва ли кто-то знает точно. Было пять миллионов. Но Абхазия отделилась, и многие мигрировали из страны. Я думаю, миллиона три осталось. Но если так будет продолжаться, то эта нация может и вовсе исчезнуть.
       - Вы с большой радостью и надеждой избрали Шеварнадзе своим президентом. Он не оправдал ваших надежд?
       - Он оказался обычным продажным ишаком, который заботится только о личном обогащении. Сейчас всё, что связано с обеспечением страны любыми энергоносителями, контролируется его семейством. Они нагло спекулируют, наживаясь на людях, загнанных в энергетический тупик. Представь, в столице электроэнергию включают лишь на несколько часов в сутки. За керосином люди в очередях стоят, и продажа лимитирована.
       - Странно. Шеварнадзе должен быть вовсе не бедным человеком. Он с Горби хорошо и не бесплатно поработал на ЦРУ. Я где-то читал, что его активы составляют до 25 миллиардов долларов. И теперь, вместо того, чтобы спасти страну и погибающий народ, и стать национальным героем, он просто мародёрствует в собственной стране. Вероятно, он выполняет поставленную перед ним задачу.
       - Мы тоже думали, что он уже нажился вместе с Горбачёвым на продаже СССР, и у него остались широкие международные связи. Думали, он наведёт в стране порядок. Ошиблись, однако. Он оказался алчным ишаком, которому всё мало!
       - Джордж, ты упоминаешь ишака, как нечто негативное. Но ведь это вполне симпатичное и разумное животное.
       - Да, ты прав. Сравнивать Шеварнадзе с ишаком - это несправедливо по отношению к безответному животному. В горной местности у нас очень уважают и ценят ишаков. Особенно ишачек. Белый, молодой ишачка. Мечта!
       - Почему ценят именно ослиц белой масти?
       - Потому что блондынка, красивый! Если молодых женщин совсем нет, электричества нет, телевидения нет... А жить хочется даже в глухих горных посёлках.
       - Не понял! Ишаки вместо женщин? - удивился я.
       - А почему нэт? Ишак там, как член семьи. И работник, и любимый женщин, - весело объяснил мне Джордж.
       - Ты серьёзно или анекдот мне рассказываешь?
       - Какой анекдот, спроси своих соседок. Бывают женщины хуже ишака! Все знают, что в глухих населенных пунктах молодая, белая ишачка очень ценится. Молодёжи совсем нет, женщины только очень старый... Поэтому, мужчины ишак любят. А что тебя так удивляет?
       Я слушал его и смеялся от души, представляя себе, как народ больше любит и ценит бэлый *ишак, чем своего продажного президента. *ass, donkey. (ass - зад, задница, жопа. Donkey - осёл, ослица). Мне нечего было сказать.
       Я просто представлял себе картинки из грузинской жизни; длинные очереди людей с бидончиками к автоцистерне с керосином и натуральное хозяйство в горной деревне, где единственной радостью для мужиков - блондынка ишак.
       - Сергей, вот если когда-нибудь приедешь ко мне в гости в Грузию, я тебе покажу много интересного.
       - Подгонишь мне молодую ослицу?
       - Почему нет? Для дорогого гостя...
       - Кстати, Джордж, если к твоему возвращению в Грузию, преподавание в школах будет по-прежнему не в спросе, и ты выкупишь дедовский дом в деревне, то тебе стоит заняться там разведением ишаков и предоставлением их на прокат. Одного ишака обязательно назови Эдуардом Шеварнадзе, а другого Леонидом Кучмой и сдавай их мужикам по самой низкой цене, а в День Независимости - бесплатно.
      На наше веселье к нам подошёл Ли.
       - Что у вас тут интересного? - поинтересовался он.
       - Джордж рассказывает мне истории о Грузии. Говорит, у них местные мачо ишаков любят, особенно блондинок.
       - Сергей, это положительный пример для наших духовных лиц. Если ты смотришь британские теленовости, то знаешь, как часто этих святош обвиняют в сексуальных связях с мальчиками. Уж лучше это делать с ишаками, чем с детьми.
       - Думаю, Джорджу надо обратиться на местное отделение ВВС и дать им интервью под рубрикой 'Полезный Иностранный Опыт'. Подробно рассказать англичанам о разумном, симпатичном животном, истинном друге человека, помогающем решать серьёзные социальные проблемы в некоторых пост советских странах, - предложил я.
       - Сергей, я не удивлюсь, если в местной газете скоро появится ваше объявление на нескольких языках, предлагающее экзотические сексуальные услуги с применением ишака, - хохмил Ли.
       - Я обязательно спрошу моряков, заходящих в порт Саутхэмптона, о возможности завести сюда животное, - размышлял я вслух.
       - Так, скоро по улицам Саутхэмптона будут водить ишака. Местные проститутки останутся без работы, - комментировал Ли. - Сейчас я дам устную рекламу среди работников из Саутхэмптона.
       - Это хорошая идея, Ли. Приступай к рекламной кампании. За твоё участие, тебе полагается предоставление бесплатной услуги. Как другу, тебе будет дозволено без резинки, - поддержал я его энтузиазм.
      На наш дружный хохот стали подползать другие работники, желающие услышать что-нибудь весёлое и взбодриться.
       - Спасибо, Сергей. Ты извращенец! Мне лучше вернуться на своё рабочее место.
       - Куда уж мне до ваших духовных лиц. Погоди, Ли, не брезгуй нашей компанией. Ты только представь себе моё вхождение с ослицей в ваш портовый город. А затем, шествие от церкви к церкви со своим ишаком и учением о новой религии, избавляющей британских мальчиков от сексуальных домогательств со стороны священников. ВВС оповестит о приходе миссии, а Её Величество, наконец, оценит мой вклад в гармонизацию королевства, и присвоит мне пожизненное звание сэра...
       С работы я ехал в автобусе рядом с сонным Джорджем. Мы оба молча, дружно провалились в дремоту. Я сонно подумал о том, как нагло наши вожди увещевают нас, с принадлежащих им телеканалов, о своём народном избрании. Якобы они действуют от имени и в интересах избравшего их народа. Проваливаясь в чуткий сон, я послал этим уродам мысленный привет от тех, кто досрочно загнулся от их заботы и тех, кто ещё как-то, где-то выживает с украинскими и грузинскими паспортами. Осознанно или неосознанно, миллионы таких, как Джордж, проклинают своих вождей и их жиреющих зятьёв, кумовьёв, подельщиков однопартийцев. Рано или поздно, история даст им должную оценку. Их имена будут связаны с миллионами досрочно умерших в нищете и с исковерканными судьбами живых соотечественников. В качестве памятников им будут не только их дома-дворцы и 'скромные хатынки в швейцариях', но и заброшенные города и деревни по всей Украине.
      *One day we'll dance on their graves
      One day we'll sing our freedom
      One day we'll laugh in our joy... Sting
      *Однажды мы будем танцевать на их могилах
      Однажды мы будем воспевать нашу свободу
      Однажды мы посмеёмся с радостью...
       Меня всё чаще и глубже вовлекали в общественную жизнь города. Обычно, от меня требовалось помочь кому-то в трудоустройстве, открытии банковского счёта или в переговорах с местной бюрократией.
      На центральной улице Саутхэмптона стахановскими темпами достраивался огромный торговый центр Lewis, сдача в эксплуатацию которого планировалась к сентябрю 2000 года. Для участия в стройке истекающего тысячелетия, местные агентства по трудоустройству, закрыв глаза на качество предъявляемых документов, нанимали иммигрантов на подсобные работы. Стройка успешно продвигалась. Иностранные работники охотно соглашались на 12-15 часовые рабочие дни, без выходных, и получали за сверхурочный недорогой труд заслуженные доплаты. Агентства имели свой паразитический интерес от заработанного их клиентами. Со всех участников, получавших доход, удерживались налоги в госбюджет. Все были довольны.
       Однажды, один знакомый согражданин уговорил меня поехать с ним в соседнее графство на ферму, с целью переговорить с его непосредственными работодателями. С месяц назад, я помогал ему в трудоустройстве туда от агентства. Теперь же, он задумал расторгнуть отношения с посредником и оформить трудовой договор с самой фермой, что сулило прямую и более высокую оплату его труда.
       Это хозяйство занималось выращиванием и импортом из других стран различных сортов салатов. В основном, работа там заключалась в сортировке, обработке, упаковке и транспортировке зелени, поэтому, работники, склонные к однообразному конвейерному неквалифицированному труду всегда требовались.
       Подвезти нас туда согласился некий Саша армянин, в прошлом работавший на той же ферме, но уволенный за сексуальные домогательства к сотрудницам. Сам он, с предъявленной причиной и фактом его увольнения категорически не соглашался, но и оспорить не мог. Находилось это в графстве Wiltshire, неподалёку от старого городка Salisbury. Дорога туда заняла около часа. Рулевой армянин оказался чрезвычайно разговорчивым товарищем, и в беседе с ним мы совсем нескучно преодолели это расстояние. За час совместной езды, я, не задавая не единого вопроса, узнал, что Саша - майор Советской Армии в отставке, и по окончанию службы остался со своей семьёй проживать в России. Машинку, приобретённую здесь по дешёвке, он эксплуатировал с российскими водительскими правами и, конечно же, без страховки на случай причинения кому-то материального ущерба или вреда здоровью. Его уже не раз останавливали и пытались объяснить ему действующие на острове правила эксплуатации транспорта. Но в ответ он предъявлял им советское водительское удостоверение и показывал цветное фото, на котором он красовался в парадном мундире, увешанном орденами и медалями. Как он заметил, предъявляемое фото - приложение к документам, безотказно меняло отношение к нему. В глазах британских полицейских, из глухонемого иммигранта нарушителя, он превращался в уважаемого советского офицера. И они снисходительно отпускали его, тщетно советуя ему, не игнорировать местные законы.
       - Вежливый, но наивный и скучный народ, - квалифицировал англичан, умудрённый жизненным опытом советский офицер-армянин. - Но хорошей музыки, как ни странно, у этих педиков много! - справедливо отмечал он. - Я решил приехать сюда не только с целью подработать, как я сказал жене, но и по причине своей фанатичной любви к их рок музыке... - продолжал Саша-армянин.
       - У них было много хорошей музыки, - оторвался я от созерцания зелёных лугов. - Теперь же, их рок окончательно мутировал в популярный коммерческий ширпотреб с голубой окраской... The Beatlеs сменили Spice Girls и им подобный поп хлам.
       - Я и говорю о старой, не о современной музыке, - уточнил рокер-пенсионер, и по-шпионски скользнул по мне взглядом через зеркало заднего обзора.
      Мне показалось, что он ожидает от меня продолжения разговора.
       - Но при всей любви, сколько же можно радоваться музыке, которую начал слушать ещё в 60-е годы? Разве что, изредка, под настроение может возникнуть желание, снова прослушать что-то подзабытое, - вяло продолжил я.
       - А о какой музыке ты говоришь, назови-ка мне кого-нибудь, - заинтересовался неожиданно возникшей темой разговора Саша.
       - Ну, в настоящей, вялотекущей островной шизофренической ситуации, мне, вероятно, приятно было бы, иногда послушать некоторые вещи Led Zeppelin... Может быть, ещё...
      Саша восторженно закряхтел, неловко повернул голову назад, и, разглядывая меня, стал притормаживать и выруливать к обочине. Мы подумали, что ему срочно захотелось отлить.
       - Ну, ты удивил меня, парень! - возбуждённо обратился ко мне Саша, приглашая нас выйти на минутку из машины. - Ты знаешь, о чём я давал объявление в Лондонской газете?
       - Какое объявление? О чём? - пытался я понять его странную реакцию.
       - Любители музыки Джимми Пэйджа и Джимми Хендрикса, прошу откликнуться для общения. Армянин Саша. Номер мобильного телефона, - пересказал Саша содержание своего объявления.
       - На каком языке ты объявлялся?
       - На русском, разумеется. На каком ещё мне общаться? Правда, указав, что я армянин, я призывал к общению и армян, - пояснил Саша.
       - И что же? Позвонил ли какой-нибудь армянин? - заинтересовался я.
       - Конечно! Сразу же отозвалась армянка из Лондона, и я пригласил её к себе в гости в Саутхэмптон.
       - О твоей музыке, она, вероятно, понятия не имела. Отреагировала лишь на армянина Сашу, - предположил я.
       - Не угадал! Я и сам удивился, но она оказалась большой любительницей этой музыки.
       - Редкое явление для женщин. И что же дальше? Встречались?
       - Ещё и как! Договорились, когда она приедет ко мне... Я приготовил угощения. Встретил её и привёл в свою музыкальную берлогу.
       - У тебя и какая-то проигрывающая аппаратура с акустикой имеется?
       - Обижаешь! А как же без этого?! Хотя и всё мусорное, я ничего здесь не покупал, живу, как на чемоданах. Всю аппаратуру я собрал с рабиша (rubbish - хлам, отбросы, мусорка), но ничего, звучит неплохо. Знаешь ли, у меня здесь уже много знакомых и приятелей, но мои музыкальные увлечения никто не разделяет. В общем, поговорить об этом мне не с кем. К примеру, мои соседи по дому - литовцы, молодые парни, а все их интересы - это работа, выпивка и жрачка. Всякий раз, заходя ко мне в комнату, они критикуют меня; 'Чего это ты фотки негров на стенах развесил?!'. Ни хрена не знают! Не с кем разговаривать! Как дебилы, только и хвастают передо мной, что они европейцы. Может они и европейцы, но какие-то ограниченные недоучки и алкоголики!
      Помню, как в начале 70-х я впервые услышал 'Дитя Времени' Deep Purple. Это случилось в компании... Меня так глубоко потрясла эта музыка, что я слушал и плакал, совсем утратил самоконтроль. Представляешь, взрослый парень, в присутствии посторонних людей распустил сопли. Но там оказались интеллигентные люди. С пониманием отнеслись к моей реакции на музыку. Сейчас вокруг меня таких людей нет. Это плохо.
       - Честно говоря, Саша, для меня всё это неожиданность. Я бы никогда не подумал о тебе, как о человеке, страдающем по таковому, - отозвался я, на его откровения.
       - А какое твоё первое впечатление обо мне? Только честно.
       - Обычный дядька-работяга, приехавший сюда зарабатывать для своей семьи, оставленной в какой-нибудь конченой пост совковой стране. Не похож ты на человека, которого может глубоко волновать музыка. Ошибся я с первого взгляда. Ты лучше расскажи, кем же оказалась та армянка из Лондона, - сменил я тему.
       - Ну да. Поехали дальше, - призвал нас рулевой. - Как мы с ней договорились, так она и приехала. Оказалась немного младше меня, уже несколько лет живёт в Лондоне замужем за англичанином. Короче, мы сразу нашли общий язык и направились ко мне. Знаешь ли, Сергей, как это бывает приятно, когда с совершенно незнакомым человеком легко находишь общие интересы и взаимопонимание. Вот, к примеру, с тобой мы знакомы всего-то полчаса, а такое ощущение, что давние и близкие друзья. Это потому что мы понимаем друг друга.
       - Саша, ты меня настораживаешь!
      Рядом скучающий Виталий хохотнул. Саша проигнорировал мою шутку.
       - Так что же армянка? - перебил я его.
       - А что армянка. С ней мне здорово повезло. Мы весь день слушали музыку, пили водку, кушали и танцевали. Много говорили про Армению и наши молодые годы. Ну, и трахались, конечно же... Как голодные студенты!
       - Именины сердца! - подвёл я итог.
       - Точно! Это ты хорошо назвал, надо бы запомнить, - одобрил Саша.
       - Саша, а ты не пробовал писать, когда тебе не с кем поговорить? - предложил я офицеру в отставке.
       - Не-а. У меня это совсем не получается. Я люблю говорить и действовать. А писать, не могу и всё. Вот ты, заходи ко мне в гости, я покажу тебе свою музыкальную коллекцию, выпьем, поговорим.
       - Саша, а ты меня с той армянкой не попутаешь? - пошутил я.
      Сидящий рядом со мной Виталий из Тернополя, молча слушавший нас, весело рассмеялся.
       - Серёга! Ты ещё не знаешь, какой я убеждённый и неисправимый женолюб. На этот счёт не беспокойся, - без тени обиды ответил Саша на мою шутку.
       - Хорошо, Саша, ты меня успокоил. Обязательно, как-нибудь повстречаемся, - согласился я. - Однако, твоё проживание на острове в течение двух лет, могло испортить и переубедить тебя, как женолюба.
       - Ты за собой такое замечаешь? - поддержал мои шутки Саша.
       - В смысле ориентации, пока никаких перемен, - рапортовал я, - лишь возникла навязчивая потребность в легальном и достойном социальном статусе в этой стране. А здесь, похоже, в первую очередь принимают гомиков.
       - Ты уже подавал прошение Её Величеству о присвоении тебе титула и пособия?
       - Пока лишь просил о предоставлении убежища. Собираю рекомендации и характеристики для присвоения достойного титула. Вот устроим сегодня Виталия на ферму, и я смогу сослаться на ещё один положительный момент в моей британской биографии.
       - Серёга, я вот что себе думаю... Уж коль мы будем на ферме, может ты поучаствовал бы в переговорах и про мою кандидатуру? Как работника меня там знают. Надо лишь убедить их в том, что я не маньяк и не представляю для женщин никакой опасности. Объясни им, что мои проявления внимания к женщинам означают лишь симпатию и готовность к дружбе.
       - Ребята, давайте вопрос о Сашеной кандидатуре перенесём на другой день, - обеспокоился Виталий. - Сделаем одно дело, а уж потом, когда-нибудь. А то, неизвестно, какая у них реакция будет, - предложил Виталий.
       - Хорошо, хорошо. Пожалуй, ты прав, - согласился Саша.
      Припарковались мы на автостоянке около вполне современного фабричного корпуса. Зашли в отдел кадров. Там я коротко изложил суть нашего вопроса, и женщина ответила, что заключение трудового договора с фактически работающим у них кадром - вопрос нескольких минут, требуется лишь согласие всех сторон.
       Дождавшись перерыва, мы зашли в кафе, где Виталий поинтересовался о нужном ему бригадире. Нашли мы его в цеху тары. Пожилой дядя, приветливо выслушал наше предложение относительно знакомого ему работника Виталия, и рекомендовал ему согласовать своё намерение с агентством, от которого он работает. То бишь, следовало полюбовно расторгнуть отношения с ними. Заверил нас, что если агентство сегодня прозвонит и сообщит о своём согласии, то завтра же Виталий начнёт работать здесь, как их кадровый рабочий с иной зарплатой.
      Нам удалось всё уладить в этот же день.
      Расставаясь, Виталий заговорил о возможном, скором приезде в Англию его жены, неким особым путём через Францию. Меня это заинтересовало. Он обещал познакомить меня с ней, как только она попадёт на остров.
       Некогда, узнав от соседа студента об условиях обучения в местном Сити Колледже, мы посетили это заведение и оставили в приёмной свои заявки. Уже позабыв об этом, мы в апреле получили письма-приглашения о новом наборе студентов в группы по изучению языка. К тому времени, и я, и мой сосед, были уже достаточно заняты ночной работой и дневным спаньём, и наше общение сошло до минимума. Поэтому, перспектива ходить с ним в школу в одну группу не особо радовала меня. Однако я решил сходить туда в назначенный день и час, чтобы выяснить, насколько мне это надо. Время первого собрания в колледже установили во второй половине дня, что позволяло поспать после ночной работы.
      Как я и предполагал, это были бесплатные курсы языка выживания для беженцев. Поэтому, группа студентов состояла из людей разных национальностей и возрастов. Среди них добрую половину составляли китайцы. В качестве преподавателя в тот день был мужчина среднего возраста с фамилией Горелик. Мой сосед добрался до нужного класса с небольшим опозданием. Объяснился, как смог, кто он и зачем пришёл, и занял место неподалёку от меня, чтобы ворчать о своих претензиях ко мне. Оказывается, я поступил не по-товарищески, пойдя сюда, без него... Меня уже не удивляли его нелепые обвинения в измене и предательстве в условиях чужого острова. Я лишь устало избегал утомительных выговоров и подумывал о переезде на новый адрес.
       Преподаватель, продвигаясь по списку учеников, знакомился с каждым и оценивал уровень знания языка. Он выяснял, как правильно произносится имя студента и, по возможности, задавал простые вопросы, помечая что-то в своём журнале. В большинстве случаях, собеседование проходило на языке жестов. В понимании китайцев принимали участие все, кто мог что-то понять. Профессионализм учителя проявлялся в его умении говорить разборчиво и простыми словами, а также, в его достаточном терпении, чтобы оставаться, хотя бы внешне, приветливым со всеми. Добравшись до меня, он решил, что со мной можно поговорить и, неожиданно для меня, начал расспрашивать о стране моего происхождения - Белоруссии. Я же, попытался объяснить, что все еще чувствую себя гражданином, уже не существующего, Советского Союза. Заметил, что не удовлетворил его любопытства и даже вызвал некое подозрение. В его интонации я легко почувствовал вопрос; парень, чего ты ищешь здесь и что у тебя, вообще, на уме?
       Позднее, когда он уже заканчивал с нами, в класс зашла дама, которую я помню по приёмной колледжа. Она поинтересовалась у преподавателя о количественном и качественном составе его группы. Тот, перейдя на их обычный язык общения, доложил о возникших сложностях с китайцами, приемлемых для обучения славянах, и одном недоразумении. Я без труда понял, что он имел в виду меня, и, подумав, о своём очередном проколе, решил больше не приходить в эту богадельню.
       В его коротком отчёте я слышал подтекст о странном типе, заявившимся сюда с непонятными целями, явно паразитирующем на их английском гостеприимстве и открытости.
       Возможно, это лишь моя паранойя, но такие моменты напоминали мне о необходимости тщательно скрывать свой беженский статус. Для британского обывателя, иностранный беженец на острове - это паразит, черпающий блага из их национального бюджета.
       Насколько я знал, из телевизионных дебатов на эту тему, существовал некий Европейский общак, в который вносились средства всеми странами-членами, необходимые для приёма и содержания беженцев. Думаю, что в последствии, страны, отчитавшись о своих расходах, получали компенсацию из Евро бюджета.
       В Англии говорили больше и громче о расходах на содержание беженцев, и помалкивали о новых рабочих местах в сфере социального обслуживания и неквалифицированных, низкооплачиваемых работах, выполняемых исключительно беженцами и прочими иммигрантами.
       О самом городском колледже я выяснил, что это некое универсальное профтехучилище, готовящее трудовые кадры. Список профессий, которым здесь обучали, был огромный; повара, парикмахеры, каменщики, пользователи компьютерных программ. Кроме иностранных беженцев, осваивающих английский язык, сюда по утрам подвозили и
      спецгруппки улыбчивых студентов - детей Солнца (даунов). Чему здесь обучали этих ребят, я не знаю.
       Я определил здесь для себя простую и безобидную для Англии цель, - всего лишь получить студенческий билет, дающий мне доступ к их компьютерному залу. Работало это благо с девяти утра до пяти вечера, кроме субботы и воскресенья. Всё это время, несколько десятков компьютеров, подключённых к Интернету и пару принтеров с бумагой, были доступны предъявителям студенческого билета. Ограничивали пользователей лишь в посещении сайтов порнографического содержания. Кроме этого, предъявив студенческий билет по месту работы, я мог рассчитывать на освобождение от подоходного налога. Только этот момент пока не гармонировал с моей текущей трудовой деятельностью. Студентом я выступал, как Mr Stitskoff, а трудился, как Сергей Голубец. Последний, кстати, всё больше ревновал меня к его доброму имени, да и сам я искренне хотел признаться агентству о том, что я не Голубец, а лишь, по случаю, работающий за него и платящий налоги на его имя.
       И как я смогу объяснить Её Величеству все эту путаницу, если, наконец, возникнет вопрос о присвоении мне должного звания?
       В этот же день я отыскал в библиотеке колледжа место, где оформлялись студенческие билеты.
      Это оказался маленький кабинет, где едва размещался стол с необходимой техникой и два стула. Я подал дежурившей там женщине свой беженский документ, она отыскала моё имя в списках, зачисленных на учёбу, и предложила мне повернуться лицом к фотокамере. Зафиксировав и сохранив в памяти компьютера фото моей физиономии, она сверила со мной правильность внесённых данных и дала команду принтеру отпечатать документ. Упаковала это в пластик и выдала мне в пользование.
       Вопрос о беженцах, наполняющих остров, волновал не только меня. Однажды, всем жильцам нашего дома, почтой доставили письма от Службы Социального Сервиса при Городском Совете Саутхэмптона следующего содержания:
      16 мая 2000 г.
      Уважаемый товарищ!
      Насколько Вам известно, правительство Великобритании установило определённую сумму выплаты для лиц, ищущих убежище. Данное положение было введено в действие с 1 апреля 2000 г., однако Городской Совет Саутхэмптона продолжал производить оплату по прошлому, более высокому тарифу. К сожалению, данная практика заканчивается, и с 27 мая сумма Вашего финансового обеспечения будет составлять 32 фунта стерлингов в неделю.
      
      С уважением
      Тони Томпсон.
      
       Эта новость вызвала у всех нас тихое возмущение.
      Как проявление солидарности с нами, в одну из суббот, среди дня у супермаркета ASDA появилась группа демонстрантов. Местные чудаки с плакатами информировали соотечественников о фашисткой политике правительства по отношению к иностранцам, ищущим убежище в Великобритании. Они раздавали прохожим листовки, в которых приводились факты унизительных условий пребывания беженцев в их стране. Обращалось внимание на применение закрытых, охраняемых, подобно тюрьмам, центров для временного содержания беженцев. Критиковали полицейские методы контроля за перемещением беженцев, находящихся вне центров содержания. Возможность задержания иностранцев для последующего водворения в закрытые центры или депортации. Применение специальных продуктовых ваучеров, в качестве социальных выплат беженцам, и тому подобные, унижающие человеческое достоинство, меры. Такие методы обращения с беженцами, на их взгляд, унижали демократические завоевания Великобритании и прививали, чуждые Англии, фашистские традиции.
       Понаблюдав за реакцией прохожих соотечественников на их призывы, я понял, что всё это едва кого-то волнует. Контактного адреса для связи с их организацией, они не смогли выдать, и мне ничего не оставалось, как присоединиться к потоку равнодушных обывателей и пройти в супермаркет. Там, применив упомянутые ваучеры, я прикупил сухое красное вино, шоколад, и удалился в места комфортного осмысления увиденного.
       Однажды утром, вернувшись с ночной смены, я имел официальный визит окончательно разочаровавшегося во мне земляка-товарища. Пообщавшись на кухне с Сергеем из Таллинна, он с озабоченным видом зашёл ко мне в комнату и лично приступил к расследованию новых фактов моего анти социального поведения.
       - Ну, рассказывай, шо ты там вытворяешь на фабрике, представляясь моим добрым именем?
      Состояние после бессонной ночи было вялое, и мне меньше всего хотелось участвовать в очередной разборке, да ещё и в качестве подозреваемого.
       - Что ты имеешь в виду? Спрашивай конкретно, что тебя беспокоит в этот раз?
       - Меня беспокоит то, что, работая там по моему документу, ты занимаешься стукачеством.
       - На кого и что я настучал?
       - Люди жалуются, что ты там постоянно базаришь с англиками и прочими козлами, трепешься о наших товарищах... А потом, у людей неприятности.
       - Что и кому я натрепался? У кого какие неприятности возникли? И как я оказался причиной этих неприятностей? - понял я, что этот разговор затянется.
       - Та хотя бы сегодня... Молодая девчонка, только вторую ночь вышла на работу, и её уже попросили...
       - Ну а я-то, какое отношение имею к этой девчонке? То, что я был с ней в одной смене и работал рядом?
       - Самое прямое отношение. Ты там, как всегда, общался с англиками, они, с твоей подачи, и решили уволить девочку.
       - Что за бред! Общаемся мы там постоянно во время работы, о чём угодно. Что в этом странного? Молодая девушка от нашего агентства и несколько других кадровых работников действительно работали за одним столом. Она слишком часто отлучалась, якобы, в туалет. В конце смены, после планового перерыва она не вернулась на рабочее место... О ней спросили у меня, я в ответ - лишь пожал плечами, откуда мне знать... Отыскали её возле своей подружки... Обычный детский сад. Кому такая работа понравится? Вернув её к работе, старшая заявила о своём намерении просить агентство, больше не посылать такую работницу на их фабрику. Вот и вся история. В чём ты здесь меня обвиняешь? Если тебе больше нравятся объяснения случившегося, услышанные от Сергея, пожалуйста, слушай, кого хочешь, и делай выводы, какие тебе угодно. Сергей наблюдал происходящее со своего отдалённого рабочего места, и после работы заботливо пообщался со своей молодой землячкой. Как и для чего, он разглядел во всём случившемся моё стукаческое участие, я не знаю, и объяснять не желаю.
       - Я по себе знаю, как и чего ты можешь наболтать, и как это может навредить кому-то. Ты думаешь, я не знаю, как ты меня называл всякий раз, когда говорил с англиками обо мне?
       - Я просто уже не понимаю, о чём ты, - устало отмахнулся я от идиотских претензий.
       - Так я тебе объясню! Везде, в агентствах, в банке... Когда ты им говорил обо мне, ты всегда называл меня 'Зыс гай, зыс гай' (This guy - этот парень).
       - И что с того? - удивился я. Как, по-твоему, я должен был называть тебя? Сэр? Джентльмен? Не понимаю, что тебя так возмущает?
       - А то! Ребята, которые говорят по-английски получше тебя, объяснили мне, что означает 'гай'.
       - И что они объяснили тебе?
       - А то, что 'гай' значит гомик! (Gay) Я тебе доверял, а ты меня везде на посмешище голубым выставлял, - выплеснул он мне.
       - Всё ясно. У тебя всё?
       - Нет, не всё. Ещё я хочу, чтобы ты прекратил пользоваться моим именем, как можно скорей.
       - Всё понял. В ближайшие дни я всё поправлю. Я и сам этого хочу.
      На этом, мы холодно расстались.
       Оставшись один в своей комнате, я почувствовал облегчение, и честно признал факт уже коллективной неприязни ко мне. Единственной формой общения с окружающими меня людьми, стали спор и разбирательства, поэтому, я старался больше молчать. Но и это раздражало некоторых. Моё молчание в этой компании не оценивалось, как золото. Меня провоцировали на беспредметные споры и малоинтересные темы. Но моя логика не воспринималась, а шутки нередко оказывались причиной обид.
       Общение с людьми через Интернет, которых я никогда не видел, оказалось для меня верхом гармонии человеческих отношений.
       Раздевшись, я принял горизонтальное положение в компании с детективным чтивом, в надежде забыть недавний разговор и уснуть. Но получалось у меня это плохо. Я невольно восстанавливал в памяти прошедшую ночь.
       Девчонка, посаженная работать в компании старших, незнакомых ей людей, быстро заскучала. Обмолвилась со мной, русскоговорящим, двумя словами и уткнулась в работу. В разговорах она не участвовала, лишь поглядывала на часы, в ожидании перерывов. Оказавшись вне внимания, она зачастила в туалет и с каждым разом, задерживалась всё дольше. Я не слышал, чтобы кто-то отмечал это, но и не заметить её частые отлучки было невозможно. Только когда она не вернулась с последнего общего перерыва, старшая заявила, что этот ребёнок ещё не понимает, для чего она пришла сюда. Спросила меня о ней, и, не получив объяснений, пошла разыскивать её. Минут пять спустя, они вернулись вместе. Англичанка, усевшись на своё место, коротко и снисходительно сообщила, что нашла её в другом секторе возле работающей подружки.
       - Присылают на работу детей... Надо позвонить в агентство и сказать им... - проворчала она и вернулась к общей болтавне и работе.
      А так, как я оказался в компании иноверцев, то наблюдательный Сергей сделал вывод о моём участии против своих, и поспешил доложить обо всём моему земляку.
       Детектив читался, мысли одолевали, сон не приходил. Солнца становилось всё больше, в безоблачные дни в комнате уже было слишком светло для сна после работы.
       Чтиво всё более увлекало меня. Главный герой имел интересную работу на дому. Работая на Интернет агентство, он должен был переписываться-общаться с клиентками агентства. И у него это хорошо получалось. Он мог слушать, понимать людей и легко становился их невидимым другом. Клиентки привязывались к нему и попадали в психологическую зависимость от услуг агентства, которому они платили за время, проведённое в контакте с их сервером. Агентство тоже было довольно работой героя, и хорошо оплачивало его участие. Вступать в прямые отношения с клиентками, без посредственного участия агентства, оператор не имел права по условиям контракта.
       Но эта работа не нравилась его супруге. Она отмечала всё большее увлечение его этим занятием, как по времени, так и эмоционально. Стала проявлять ревность и неприязнь к его занятости и даже настаивать на том, чтобы супруг оставил эту работу. Герой сначала оправдывался и пытался объяснить супруге, что его работа мало, чем отличается от работы психотерапевта. Что люди нуждаются в его услугах, да и ему самому нравится быть полезным и нужным кому-то. Супруга же, категорично сравнивала его работу с проституцией.
       Одновременно с растущим напряжением в супружеских отношениях, он наблюдал прогресс в его взаимопонимании и сближении с одной из клиенток - профессиональной писательницей. Чем более крепчал его конфликт с супругой, тем более он проникался заочной дружбой с клиенткой. Скоро он признал, что в сложившейся ситуации дома, он нуждается в общении с этой клиенткой не менее её самой. Она оплачивала их дружескую связь, а он получал, за возникшую с ней дружбу, зарплату от агентства. Герой перебрался с компьютером в дальнюю комнату дома и фактически перестал общаться с супругой, устав от её упрямого нежелания понимать его и уважать полезное дело, которым он занят.
       Утро перешло в день, уличное движение за окном стало шумным, я потерял всякую надежду на оздоровительный сон. Надо было вставать и заняться чем-то, что может отвлечь и вызвать усталость. До вечера ещё оставалось время вернуться ко сну и зарядить аккумулятор.
       Движение в доме напомнило мне о зреющем конфликте с соседом через стенку, и о необходимости внести поправки в мои отношения с агентством. В жилищной коммуне скоро появятся Швондеры и прочие комиссары. Во избежание постоянных претензий ко мне и утомительных объяснений, мне следовало бежать из этого дома.
       Заглянув в агентство среди дня, я нашёл там обычную картину. Пару человек сидели на диване в приёмной и заполняли анкеты, как я это когда-то сделал здесь для Сергея, предъявив его поддельный документ. В качестве секретаря принимала молодая, приветливая девушка толстушка в очках. Она уже неплохо знала меня, как их работника, но девушка не работала здесь, когда меня пригласили к сотрудничеству. Уже с месяц я не видел здесь той дамы, которая позвонила мне и приняла на работу. Это усложняло моё положение. Объяснение с несведущей девчонкой сулило мне непредсказуемую реакцию и результаты. Снова я должен кому-то что-то объяснять и оправдываться! Как мне это опротивело!
       - Привет Серджий! Чем могу? - отреагировала она на моё появление.
       - Я должен кое-что пояснить и уладить, - начал я, собираясь с мыслями, как бы лучше это сделать.
       - Слушаю тебя, - шутливо выразила она готовность поработать в качестве моего босса.
       - Дело в том, что с месяц назад, я здесь помог одному человеку заполнить анкету. Так как, он не говорил на вашем языке. Для дальнейшей связи, в анкете мы указали мой телефон... Спустя пару дней, этот человек устроился на работу в соседнем агентстве, так он и работает на них... Его имя тоже Сергей...
       - И что же?
       - А то, что месяц назад, ваша коллега позвонила на мой мобильный и просила меня, зайти сюда в агентство. Вам срочно нужны были работники на фабрику ITT, она просила меня выйти на работу в тот же вечер. Я решил попробовать, и не стал тогда объяснять, что моей заявки на трудоустройство в вашем агентстве нет. Так меня и приняли на работу вместо другого Сергея, поэтому, работаю я у вас под фамилией другого человека.
      У секретарши округлились глаза.
       - Если ты поднимешь моё дело, то найдешь там копию документа, и по фото увидишь, что это не я.
      Она уже рылась в бумагах. Наконец, открыв папку, с удивлением стала сравнивать меня с фото.
       - Я хотел бы переоформить всё должным образам, поспешил я успокоить её.
       - Я должна посоветоваться, - ответила она мне несколько настороженным тоном, и удалилась в офис.
      Спустя несколько минут, она вернулась в приёмную в сопровождении наголо остриженного Джорджа.
      Этот рыжий парень знал меня. Отношения с ним сложились вполне приветливые, и это облегчало мою задачу.
       Пришлось повторить историю. Он, как старший по службе, помнил, кто тогда принимал меня, и он не нашёл во всём этом ничего ужасного. Заметил, как забавно мы сотрудничали до этого, и даже поблагодарил меня за мою готовность привести факты в должный порядок.
       Совместно решили, что выход из этого один; увольнение некого мистера Голубца и оформление нового договора с мистером Стыцькофф.
       Я заполнил анкету и предъявил им в качестве удостоверения личности свой студенческий билет и настоящую бумагу искателя убежища, на обратной стороне которой, пока ещё не было штампа о разрешении трудоустраиваться, что формально могло послужить причиной отказа.
       Девушка, взявшаяся за оформление моего досье, сделала копии моих документов, не обратив внимания на отсутствующий штамп. Видимо подействовал тот факт, что она воспринимала меня, как человека, уже работающего на них, а не вновь прибывшего.
      Когда все формальности были выполнены, я поспешил покинуть контору. Вдогонку, мне напомнили, что ожидают меня сегодня, как обычно, к девяти вечера. Но в списках работников я буду уже под новым именем. В голосе девушки звучала нотка отчуждения, словно она узнала обо мне нечто осудительное. Она ещё не совсем поняла, кто я, и почему теперь у меня другое имя. Наивные люди.
       Думая о проделанном в агентстве, я признавал, что это положительный шаг и большое облегчение в отношениях с соседом Голубцом. Но я не мог избавиться от гадкого чувства вины. Концентрация объяснений по всяким поводам, разным людям, отравляло моё чувствительное сознание. В сложившейся ситуации затравленного горе-шпиона, помочь мне справиться с этими ощущениями могла лишь добрая порция терпкого красного вина, шоколада и сна.
       Наблюдая общее ухудшение ситуации, я решил сейчас же отправить Наталье обещанные инструкции для получения статуса искателя убежища.
      Насколько я понимал из её телефонного рассказа, жилось ей в курортном городке невесело.
      Изложив в письме все адреса, телефоны, имена и советы, я отправил это обычной королевской почтой, которая обещала доставить письмо на следующий день.
       Привычное для меня чувство вины, напомнило мне о другом земляке, с которым мы расстались в полной неопределённости и некотором недружелюбии. Сейчас, я бы с радостью поделился с ним накопленным опытом искателя убежища, но он уже покинул остров, вернулся в родину. В моей помощи он уже не нуждался, связь между нами прервалась, и духовная и простая телефонная. О телефонном разговоре с ним я даже и не думал. Такая попытка обернётся для меня ещё одним недоразумением и потребностью снова же что-то объяснять.
       При первой же встрече с соседом Голубцом, я сообщил ему о том, что не работаю более в агентстве под его именем. Он, или не поверил мне, или огорчился тому, что исчезла причина для постоянных претензий ко мне. Удовлетворения он не проявил.
       А спустя пару дней, я обратил внимание, что не пришло из банка ежемесячное письмо-отчёт о моём текущем балансе, поступлениях и снятиях за прошедший месяц. Обычно я получал такое по восемнадцатым числам, бывали отклонения в один день. Тем более что я видел, такое письмо пришло от этого же банка Геннадию.
       Мои подозрения подтвердились после моего визита отделения Барклиз банка. По моей просьбе, чиновник проверил по компьютеру и ответил, что такой отчёт был отправлен на мой адрес, как обычно.
       Как я и ожидал, мой вопрос об этом к соседу, вызвал у него лишь возмущение. Это было глупо с моей стороны, спрашивать его о пропавшем банковском письме. Было, неприятно осознавать, что твои недруги имеют возможность видеть, сколько агентство перечисляло еженедельно на мой счёт, и сколько всего на счету. Но я не мог ничего с этим поделать.
       Я лишь посетил контору социального обеспечения беженцев и переговорил со старшей - Эдной Кинг. Моя просьба о предоставлении мне комнаты в другом доме, вызвала у неё некоторую досаду. Пришлось коротко изложить причины моего нежелания жить там. Она устало рассказала мне о хлопотах с размещением вновь прибывающих просителей убежища, и о прочих правилах, ограничивающих перемещение беженцев в пространстве. Тем не менее, она обещала посмотреть списки и сказать, в каком доме есть свободные комнаты. Вернувшись с бумагами, она дала мне пару адресов. С ними я и удалился.
       Один дом оказался неподалёку от нашей улицы, но в тихом переулке, что было также немаловажно. Окно комнаты, которую я сейчас занимал, выходило на оживлённую Карлтон роуд, и заснуть там днём очень непросто. После работы по ночам, восстановительный дневной сон был для меня уже крайне необходим. Признаки усталости были очевидны; красные воспалённые глаза, раздражительность и подозрительность, перерастающая в паранойю.
       Дом оказался по соседству со старой церковью, обозначенной, как Центральная Баптистская. Это был тихий переулок, обозначенный, как Kennelworth Roud. На мой звонок в дверь дома ? 20, вышла женщина грузинской внешности, приблизительно моего возраста. Я коротко объяснил ей, кто я, от кого, и зачем. Она пригласила меня войти в дом и провела в прихожую комнату на первом этаже. По всем внешним признаком было очевидно, что дом, после освежающего ремонта, заселили недавно. Мы расположились на креслах, чтобы обсудить моё непрошенное намерение поселиться здесь. Я знал, что дом принадлежит какому-нибудь местному собственнику, который, по договору с социальной службой, сдаёт им свой дом в рент. Принимавшая меня, с хозяйским видом грузинка, не решала вопрос, о том, кому здесь жить. Однако рассматривала и расспрашивала она меня подобно хозяйки дома. Я же, держался, как скромный гость. По-русски она говорила хорошо, но с неисправимым грузинским акцентом. Женщина сообщила, что в доме всего шесть комнат. Три из них уже заняты. Кроме неё самой здесь поселились её землячка и поляк. Она понимала, что вскоре всё равно кого-то подселят в свободные комнаты, и без каких-либо предварительных знакомств с ней. Тем не менее, она хотела узнать обо мне побольше, до того, как я стану их соседом. Особенно ей понравилось, что обычно, по вечерам, около девяти, я ухожу на работу и возвращаюсь к семи утра, после чего сплю, или стараюсь спать. Подозрительность ко мне поубавилась. Она представилась, как Нели и позвала ещё кого-то. Со второго этажа спустилась женщина славянской внешности, но заговорила с Нелей по-грузински. Я не угадал с первого взгляда. Она тоже оказалась грузинкой, только с окрашенными в русый цвет волосами. Звали её Лали. Мне предложили чай или кофе. Я захотел чай и увидеть, наконец, свободные комнаты. Пока Лали хлопотала с приготовлением чая, Нели провела меня по дому. На первом этаже, кроме большой гостиной комнаты, были две комнатки для проживания, ванная комната с туалетом и кухня. Одна комната оказалась средних размеров, но окно выходило на стену соседнего дома, поэтому была тёмной. Вторая, - светлая, с окном в палисадник, но совсем маленькая. Обе располагались рядом с кухней, что предполагало постоянное движение и шум. Поднявшись по лестнице на второй этаж, там мне показали, оставшиеся не занятыми, ещё две комнаты. Обе - светлые и чистые, с окнами, выходящими в дворовой садик. Одна из них оказалась побольше, и в стороне от лестницы и коридора. Эта комната мне сразу понравилась, и мне захотелось занять её. Я тут же заявил о своём желании переехать в эту комнату. Нели не возражала.
       Уже за чаем, в компании двух грузинских женщин из Боржоми, я отметил чистоту, покой и порядок в доме. Моё замечание им понравилось. Они рассказали мне о своей любви к домашнему уюту и порядку, о том, как они настрадались от случайных, нечистоплотных соседей в предыдущем доме, где-то в пригороде Саутхэмптона. Я заверил их в своей трезвости, не курении и тихом поведении. Меня приняли в соседство.
       Боясь упустить подвернувшийся вариант, я покинул их и поспешил в дом на Карлтон роуд, паковать и перетаскивать свои пожитки на новое место.
      В процессе эвакуации я столкнулся с Сергеем эстонским. Тот не мог не проявить своё внимание к происходящему.
       - Ты чо, съезжаешь? - удивился он.
      Разговаривать с ним мне не хотелось, а тем более, отчитываться перед ним.
       - А ты чо, не видишь? - ответил я, пакуя вещи.
      Потоптавшись, он, молча, удалился на кухню.
       Перебравшись, я занёс ключи от комнаты в социальный отдел и сообщил о своём новом адресе. В этот же день, я снял наличными, накопившееся на счету в Барклиз банке, открыл счёт Ройал Скотлэнд Банке (RBS) и положил сбережения на этот счёт.
       При открытии второго счёта, я предъявил свои удостоверение личности и водительскую лицензию штата Флорида, а в качестве подтверждения адреса - банковский отчёт от банка Барклиз. Процедура не вызвала ни вопросов, ни подозрений. Положительным моментом послужил и депозит на новый счёт наличными.
       И в Барклиз, и РБС банках, я указал свой новый адрес. Оставалось лишь иногда навещать дом на Карлтон роуд, чтобы подбирать возможную корреспонденцию. Но вскоре я снова там понадобился.
       Неожиданно, мне позвонил Сергей и попросил срочно встретиться. Я оказался неподалёку, и, через несколько минут, мы встретились. Выглядел он хмуро-озабочено.
       - Слушай, у меня неприятности... Я потерял свою банковскую карточку... Ребята говорят, что по ней могут отовариться, даже без пин-кода... - возбуждённо излагал он.
       - Могут, оставляя твою подпись, - без энтузиазма поддержал я разговор.
       - Надо что-то сделать? - не то спросил, не то указал он.
       - Так делай, пока кто-то не отоварился на твои сбережения, - вяло ответил я.
       - Так помоги мне! Давай пойдём в банк, пока не поздно... Там всё, что я заработал на этой ё-ной фабрике! - панически всхлипывая, закричал он.
      Таким слезливым я его ещё не видел. Я прекрасно понимал его состояние.
       Его ночную работу, у старого, дымящего горелым маслом, грюкающего пресса, не сравнить с моей сидячей. Его трудовые сбережения - это действительно кровь, пот, слёзы и бессонные ночи.
       - А твои приятели... С которыми ты бухал и терял карту... Они почему не помогли тебе? Ведь вы всё знаете. И языком твои ребята владеют получше, и представлять тебя в банке будут, как сэра! Чего ты ко мне прибежал?
       - Ты можешь хоть что-то сделать без своего яда?! Я тебя прошу, просто помочь мне. Это займёт у тебя всего несколько минут, - упрекал, уговаривал он меня.
       Я знал, что не смогу отказать ему в такой ситуации. И знал, что, всё равно, останусь для него раздражителем и объектом неприязни. Знал, что уже завтра, в компании своих приятелей, он будет поносить меня с искренней злостью.
       К банку я шёл молча. Он непрерывно пересказывал, где он пользовался карточкой, где и когда обнаружил пропажу, и как пытался отыскать её. Прошло немного более часа с момента потери карточки.
       Пришли в то же отделение NetWest банка, где когда-то открывали ему счёт. Посетителей не было. Нас сразу приняли и выслушали. Я снова называл его This guy (этот парень). Клиент предъявил документ. Служащая обратилась к компьютеру, отыскала его счёт и задала стандартные вопросы; текущий адрес, пароль. Убедившись в достоверности клиента, решили заблокировать и отменить потерянную карту. Это было сделано за считанные секунды. Новую карточку обещали прислать почтой. Клиента очень интересовало, что там на его счету? На данный момент, всё оставалось, как и должно быть. Но служащая пояснила, что если карточкой рассчитывались за покупки совсем недавно, то её компьютер сможет показать это лишь спустя какое-то время. Советовала, подойти завтра и сверить баланс. Таким образом, мы лишь блокировали карту, но не смогли выяснить, воспользовались ли ею злоумышленники? Это будет ясно лишь завтра. Поэтому, мой земляк остался, по-прежнему, озадачен и недоволен.
       Расставаясь, я попробовал утешить его тем, что мы сделали всё правильно и своевременно, и теперь банк может возместить ему потери, если уж таковые случились. Меня не слышали. Перебив мои разъяснения, он мрачно попросил меня, посетить с ним банк завтра, чтобы убедиться, - всё ли на счету? Я обещал. И поспешил уйти, ибо чувствовал, как его ненависть ко всему непонятному, начинала снова распространяться и на меня.
       Я шагал и невольно копался в своих ощущениях. Ругал себя, что снова выступил неким дежурным громоотводом. Ведь, если этот неандерталец потеряет что-то, то я теперь, окажусь, в какой-то степени, ответственным и виновным. Ибо он едва понимал происходящее в банке и не полностью верил в то, что я ему переводил, разъяснял, метал бисер...
       На следующий день, с утра, он нетерпеливо хотел меня.
       В банке, занятой служащий, выслушал нашу просьбу, открыл его файл и, по нашей просьбе, распечатал и выдал нам текущий баланс счета, со всеми приходами и расходами за последнюю неделю. Всё оказалось в полном порядке. Сергей с облегчением вздохнул. Я тоже. И, поспешил оставить его со своим счастьем.
       Он неловко пригласил меня выпить пива. Я отказался, сославшись на занятость. Он не уговаривал меня. В этот момент мы оба, в равной степени, не хотели видеть друг друга. *There are pages of conflicts that nobody won.
      *Это страницы конфликтов, в которых никто не победил.
       С новым соседом поляком я познакомился вечером, перед уходом на работу. Им оказался уже немолодой, высокий, худощавый пан, вполне прилично владеющий русским языком. Я понял, что он где-то подрабатывал днём. А вот грузинские женщины весь день были дома, и, похоже, тяготились бездельем. Очевидно, что в чужой английской среде они чувствовали себя некомфортно. Выходили из дома только в супермаркет за продуктами. Судя по тому, как женщины встречали его дома, они хорошо знали друг друга и пребывали в дружеских отношениях. Их языком общения был русский. Советская школа образования! Новое поколение грузин и поляков едва ли смогли бы понимать один другого.
       На фабрике мне не пришлось давать кому-либо объяснения о смене фамилии. Там все, по-прежнему, звали меня Сергеем. Своё полное имя, время и агентство, направившее меня, я указывал лишь в журнале на проходной, при входе на фабрику и выходе. Затем, фабрика и агентства сопоставляли свои учётные записи и начисляли работникам зарплату за фактически отработанные часы. Начисленную зарплату переводили на мой банковский счёт. На руки выдавали лишь платёжную квитанцию-отчёт.
      
      
      12
      Если я не интересуюсь вами, то это ещё не означает, что я голубой. Могут быть и другие причины.
      
       Проживание в новом доме принесло мне ощутимый покой, комфорт и новое человеческое окружение. Женщины из Боржоми не представляли себе проживания с кем-то под одной крышей, не зная всего об этом человеке.
       Днём, приходя в себя после сна, я почти всегда слышал их присутствие в доме и мой выход из комнаты означал неизбежную встречу с ними. Посещая туалет и душевую на своём этаже, я невольно и с благодарностью отмечал их хозяйское участие в поддержании чистоты и порядка. Если я оказывался на общей площади, и не спешил куда-то из дома, меня приглашали на чаепитие. Качество приготовленного чая и их гостеприимство сочетались с явным любопытством, не удовлетворить которое - означало испортить добрососедские отношения. В их понимание добрососедства входило регулярное, и откровенное общение, в котором задавать вопросы личного характера было нормой.
       По Нелиному кавказскому понятию, факт её старшинства и наличие дома внуков, естественно, предполагал и её более богатый жизненный опыт, а значит и авторитет. Её, несколько наивное, чайное, материнское покровительство забавляло меня. Я покладисто отзывался на её приглашения к чаю и терпеливо поддерживал разговоры.
       - Сергей, уж слишком ты деловой и скрытный. Так нэхорошо, - лечила меня Нели, усыпляя мою бдительность чаем и печеньем.
       - Просто ночная работа выбивает меня из нормального образа жизни, - оправдывался я.
       - Но ты и днём куда-то ходишь, где-то пропадаешь, и ничего о себе не рассказываешь, - упрекала меня Нели, а Лали согласно кивала головой, молча, наблюдая за мной.
       - Мне тоже никто о себе не рассказывает, и я совсем не нуждаюсь в этом, - выразил я свою позицию.
       - Вот и плохо! - категорично заявила старшая по дому.
       - Что же в этом плохого? - вяло ответил я вопросом, желая съехать с темы.
       - Быть постоянно одному - плохо. Человек нуждается в семье, в близких, друзьях... - упорно продолжали лечить меня. - Вот у тебя дома семья есть? - перешла в наступление Нели.
       - Нет у меня семьи. Есть друзья-приятели, - ответил я, догадываясь, как далее пойдёт беседа.
       - Вот видишь! Нэт семьи, потому что ты сторонишься людей, - быстро поставили мне диагноз, пока в сдержанно-вежливой форме. Вот у меня в Боржоми есть сын, внучка. И здесь - много друзей-земляков, без них я бы с ума сошла.
       - Я в этом так остро не нуждаюсь, - отбивался я.
       - Неправда! В этом все нуждаются. У тебя и здесь, похоже, друзей нет, вот, ты только и ходишь на свою работу, - категорично оценила Нели моё социальное положение на острове.
       - Я днём еще и в колледж хожу. На уроки английского и бесплатным Интернетом пользоваться. Там много всяких людей, - объяснял я своё, непонятное им, поведение.
       - Вот именно, что там 'всякые'. Ты, вот, с нами в одном доме живёшь, а внимания к нам не проявляешь. Тебя, что жэнщины совсем не интересуют? Странный ты какой-то!
       - По-моему, я вполне нормальный. Если тебя интересует моя ориентация, то я, до скучного традиционный натурал. И как ты можешь судить обо мне, если ты совсем не знаешь меня, - начал заводиться я от её заботы.
       - Я то, пытаюсь узнать о тебе хоть что-то, а вот ты нами совсэм не интересуешься, что нам ещё подумать о тебе?
       - Если я не интересуюсь вами, то это ещё не означает, что я голубой. Могут быть и другие причины, - оправдывался я.
       - Какие же это прычины? - ещё более заинтересовалась соседка.
       - Возможно, мне есть с кем сравнивать... - неловко ответил я, и приготовился к проявлению обиды.
       - А как ты можешь сравнивать нас с кем-то, если не знаешь нас и знать не хочэшь?! - начала заводиться новая кавказская подруга.
       - Есть вещи, которые можно чувствовать нутром, - попробовал объяснить я.
       - Ах, так, мы тебэ нэ по нутру? - разочаровано подвела итог Нели.
       - Не то... Я не испытываю к вам неприязни. Возможно, сейчас меня, что-то иное интересует больше, поэтому, мне нет до вас дела.
       - Если это нэ секрэт, расскажи нам, что же тебя ещё интэрэсует, кроме работы по ночам и колледжа днём? - с досадой продолжала она доставать меня.
       - Ну, меня интересует, кем и где я был в своей прошлой жизни? Почему меня угораздило родиться в советской Украине? Наказание это или исправление-усовершенствование? И надо ли мне бежать оттуда? - осторожно импровизировал я, желая уйти от навязанного мне вопроса.
      Нели смотрела на меня, как на больного? Я понял, что мне уже поставили диагноз. И с этим мне предстоит жить на новом адресе.
       - Сергей, ты тяжёлый случай! Я сомневалась, но теперь верю, что ты холостой и это надолго. И если тебя такое интэрэсует, тогда зачем ты на работу ходишь?
       - Ты хочешь сказать, зачем мне деньги? Деньги для меня, как средство достижения свободы. На работах я долго не задерживаюсь, это лишь временная необходимая жертва, - пытался я объяснить, но сам понимал, что меня уже не слышат и едва ли поймут.
       - Ладно, хватит мучить человэка, - примирительно включилась в разговор Лали. - Скажи-ка, Сергей, а для нас работу ты не мог бы найти. А то мы уже который месяц бэз работы сидим.
       - Как у вас с документами и языком? - спросил я, хотя и сам обо всём догадывался.
       - С языком совсэм плохо. А разрешение на работу надэимся получить черэз тры нэдэли, - охотно отозвались соседки.
       - Тогда имеет смысл подождать разрешения, и уж после, искать работу, - рассуждал я.
       - Может и так. Только мы уже, который месяц ничего домой не посылали. А там долги... Нэудобно родным звонить.
       - Сейчас я могу лишь поспрашивать. Ну, можно пройти по агентствам и зарегистрировать вас, - проявил я участие в чужом горе.
      Женщины подробно рассказали мне об ужасной жизни в современном Боржоми. О том, как они, по прибытию в Англию, с чей-то помощью, попросили политическое убежище, и перебрались в Саутхэмптон к своим землякам, которых здесь было уже немало. Пообещали обязательно познакомить меня с ними.
       - Если вы в прошедшем году работали, платили налоги, и вы можете восстановить платёжные бумаги, то с этим можно обратиться в налоговый отдел с заявкой о возврате удержанных налогов. Наверняка, в сумме, ваши доходы за год - невелики, и вы именно та категория, - неуверенно предложил я в качестве утешения.
       - Да, да. Мы слышали о таком... Мы соберём все бумаги с прежних работ... Посмотришь, что можно сделать, - охотно приняли предложение тяжело больного.
       При первой встрече с соседом паном Волковым мы лишь обменялись общими вопросами о жизни в Англии.
       Сам он из городка Ополе, что неподалёку от Врослава. У меня сложилось о нём первое, положительное впечатление, как о человеке, имеющем опыт выживания в чужой среде. Он показался мне вполне осведомлённым о разнообразии нужных для выживания документов и ценах на них.
      Как я понял, встретился он с грузинскими женщинами случайно, оказавшись соседом по социальному жилью. На данный период жизни на острове, они пребывали в некой кооперации по совместному проживанию и ведению общего хозяйства. В этом подобии семьи больше нуждались грузинские женщины. И, как мне показалось, эта польско-грузинская семья едва ли выдержит испытание временем и прочими обстоятельствами.
       Всякий раз, оказываясь на St.Mary's Street, где находился центральный вход в городской колледж, меня приятно удивляла особая атмосфера, сохранившаяся на этой невзрачной улочке.
      Скопище мелких предпринимателей, засевших здесь в своих лавочках со времён Титаника, продолжали торговать всякой мелочью и подкармливать прохожих жареной рыбой и картошкой. Дух времени поддерживался пожелтевшими от дождей и солнца чёрно-белыми фотоплакатами, развешанными на стенах магазинчиков вдоль улицы. Это была фотохроника улицы, cохранявшая вид и дух периода начала двадцатого века.
       Судя по этим фото, улица Святой Мэри была когда-то центральной в Саутхэмптоне. Концентрация торговли и офисов, оживлённое пешеходное движение и действующая трамвайная линия, от которой не осталось следа. Всё это сохранилось лишь на фото
      Теперь, в последний год двадцатого столетия, улочка пребывала в запущенном состоянии и находилась в стороне от центральной торговой улицы города. Однако удивительный дух того времени здесь по-прежнему ощущался. Среди мелких лавочек, торгующих товаром, сомнительного происхождения, там было несколько букинистических магазинчиков с крепким запахом книжной пыли и хронической сырости. Где-то за прилавком в кресле прятался сонный, лохматый работник, неопределённого пола, который едва давал знать о своём присутствии. Я мог спокойно, как у себя дома, рыться в книжных полках, отыскивая толковые или англо-русские словари старых изданий. Если не обратиться к торговцу с вопросом, то сам он, словно не ведает о вашем присутствии в магазине. Едва заметное оживление и внимание он проявляет к тебе, лишь, когда ты, с выбранной книгой, приблизишься к его засаде. Лениво оторвётся от своего чтива, и, взглянув на выбранную книгу, прикинет что-то в уме и пробубнит цену. Обычно, это оценивается от 50 пенни до 3 фунтов. На этой улице начинаешь воспринимать фунт, как увесистую денежную единицу, какой она была в начале столетия.
       Украшением улицы, на мой взгляд, была невзрачная лавочка виниловых пластинок и музыкальных журналов. Постоянным торговцем и, как мне показалось, хозяином этого подобия бизнеса, был худощавый, лохматый дядька - стареющий, но всё ещё живой, экземпляр конца 60-х, начала 70-х годов. Залежи затасканных альбомов, пластинок и журналов, словно сваленные здесь на хранение сорок лет назад, излучали настроение того времени и островной дух застоя и затхлости. Я мог рыться в этой музейной лавке, сколько моей душе угодно. Перелистывая журналы со статьями музыкальных критиков, редкими фото и чартами недели, я мысленно путешествовал во времени. Хозяин не мешал мне и ничего не предлагал. Я иногда обменивался с ним редким словом.
       - Это не магазин, а исторический музей-архив британской музыки 60 - 70-х годов, - приговаривал я, копаясь в музыкальных архивах.
       - Точно, приятель! - флегматично отзывался хозяин, не отрываясь от чтения или потребления горячей картошки фри.
       Вернувшись, домой с этой улицы, мне бывало сложновато перестроиться на темперамент и назойливую дружбу кавказских соседок. Мы пребывали каждый на своей волне и едва понимали друг друга. Я старался поскорее улизнуть в свою комнату и залечь там с новой книгой, полагая, что так будет лучше для всех. Однако не все так думали.
       Однажды, все трое моих соседей уехали куда-то с утра и весь день отсутствовали. Как я понял из обрывков услышанных разговоров, наступила дата, позволяющая им обратиться к миграционным службам за предоставлением разрешения на работу.
      Для просителя убежища, стабильно получающего социальную поддержку и желающего оставаться на острове, посещение этой конторы сравнимо с визитом к дантисту. Ожидание, боли, опустошение во всех смыслах и стресс. В таком напряжённом состоянии мои соседки и отправились в Лондон.
       Насколько я знал из их рассказов, Нели и Лали не расставались ни на день со дня выезда из Боржоми. Процедуру обращения в миграционную службу по вопросу предоставления убежища, они проходили вместе и пользовались услугами одного адвоката. О содержании предоставленных ими историй я не ведал. Свои грузинские паспорта они честно предъявили конторе, и оставили их там, как это положено.
      Этот момент, предоставляющий миграционным и прочим службам достаточную информацию о пришельце-просителе, играл положительную роль при оценке просителя убежища. Я полагал, что встреча с миграционной службой у них пройдёт гладко, и они останутся на свободе, с разрешением работать на благо Королевства.
       Вечером они вернулись все трое. Но нетрудно было заметить, - их что-то беспокоило. Спрашивать мне не пришлось. Они охотно всё предоставили моему вежливому вниманию.
       В конторе, подав свои удостоверения искателей убежища в определённое окошко, они по очереди были приглашены на беседу. Нели и пан Волков получили ожидаемые штампы о разрешении, короткие разъяснения служащего и отвалили довольные.
      А вот с Лали, разговор через переводчика затянулся. Оказалось, что адвокат, оформив должным образом историю клиента-просителя, не предоставил её дело в миграционную службу в указанные сроки. Как следствие, на её деле автоматически поставили крест, то бишь, отказали в предоставлении убежища без рассмотрения дела.
       Учитывая количество дел, ожидающих решения и непрерывный поток новых поступающих заявок на рассмотрение, всё делается бесчеловечно автоматически. Адвокат, по халатности или умышленно (возможно, в сговоре с миграционной службой), не подал дело клиента в срок, и одним просителем стало меньше. Чиновник миграционной службы лишь набрал номер удостоверения просителя, и компьютер выдал ему соответствующий файл. А там говорится; дело в установленные сроки не подано, в убежище отказать, удостоверение искателя убежища изъять, страну должен покинуть в такие-то сроки...
      Это Лали и услышала в конторе, и вернулась в Саутхэмптон без удостоверения, по которому еженедельно получала денежное пособие. Её
      состояние можно было сравнить с пациентом, которому дантист удалил нерв зуба, поставил временную пломбу и выпроводил с ноющей зубной болью и неопределённостью. Предстояло ещё, возможно, не одно болезненное и опустошительное посещение врача.
       Мы все вместе сидели в общей комнате и обсуждали ситуацию Лали. Женщины порывались связаться с адвокатом. Как и ожидалось, отвечал секретарь и вежливо обещал передать...
       Я уверял их, что это пустые хлопоты. Адвокат здесь уже ничего не изменит, да и вряд ли пальцем пошевелит. Его интересуют новые клиенты, за услуги которым он получит оплату. Такие, как Лали для него - лишь головная боль. Следовало трезво принять факты; с сегодняшнего дня Лали перешла на положение нелегала, должна забрать свой паспорт и покинуть страну. На социальную поддержку, формально, она утратила право. Её могут попросить освободить предоставленное жильё и откажут в денежном пособии. Получение пособия уже невозможно, так как у неё теперь нет документа.
       Меня интересовал один вопрос; насколько чётко сотрудничали миграционная и социальная службы? Известят ли они социальный отдел Саутхэиптона, где зарегистрирована Лали, об отказе ей и отмене статуса искателя убежища? Или же миграционная служба полагает, что сам факт отбора у клиента документа, исключит его возможность получать социальную помощь.
       О возвращении в Грузию Лали не желала даже думать. Она была согласна оставаться здесь нелегально. Хотя, плохо представляла себе, как зарабатывать на жизнь без документов и языка, чтобы арендовать жилище и существовать на свои кровные заработки, как это делают большинство иммигрантов.
      Как я понял, они ни единого дня не жили в Англии самостоятельно. С первого же дня попросили убежище, и присели на социальную помощь, которую принимают уже, как должное!
       Моё личное видение её ситуации и советы к действию, заключались в следующем.
       - Я думаю, что в сложившемся бюрократическом бардаке, миграционная служба не удосужится известить местную социальную об изменении её статуса. Они каждый заняты своими делами. Если бы таковое делалось, то они бы просигналили соцобесу сразу же после решения об отказе просителю. Но они не известили ни о чём даже самого просителя. Если бы она туда сама не явилась, никто бы не открывал её дела, и всё бы протекало по-прежнему.
      Хотя, кто знает, возможно, они что-то сообщали адвокату.
       Полагаю, что соцобес Саутхэмптона ничего не ведает о состоянии миграционного дела Лали, которое находится в Лондоне среди сотен тысяч подобных дел. Они лишь социально обеспечивают её, как клиента, зарегистрированного у них должным образам.
      Чего ей теперь не достаёт, для получения еженедельных денежных пособий, так это - документа. Если у неё имеется копия аннулированного удостоверения, то надо купить качественный бланк и постараться восстановить утраченный документ. Номер ксивы теперь, увы, будет липовый. Но полное имя, гражданство, дату и место выдачи можно восстановить. Этого будет достаточно, чтобы каждую неделю предъявлять бумажку в соцобесе и по-прежнему получать пособие. Комната пока тоже в её распоряжении. Ну, и новый документ, конечно же, будет со штампом о разрешении на работу.
      Если вы свяжитесь с адвокатом, то, конечно же, получите от него клятвенное заверение о том, что он сделал всё должным образом. Попросите его лишь об одном, - забрать из миграционной службы паспорт, чтобы не обращаться туда лично. Ибо вместе с паспортом, они могут проводить её в аэропорт и предоставить бесплатное место на ближайший рейс до Тбилиси.
       Пан Волков согласно кивал головой и признавал такой план действий, как вполне реальный. Женщины, пребывающие в состоянии полного расстройства, едва понимали меня.
       - Нет, Сергей, с поддэльным удостоверением я в контору за пособием не пойду!
       - Напрасно. Ты же видела, как там выдают пособия... До недавнего, народ предъявлял даже копии документа. Подозрительнее будет, если ты перестанешь получать пособие. Через несколько недель, они заметят это, и поинтересуются; где ты и что с тобой? Не морочь им голову. Бери, пока дают!
       - А если они тэперь знают, что мне уже не положено пособие, и у меня не должно быть документа... А я заявлюсь с поддэльным... Лучше я спрячусь... Съеду с этого адреса, поживу у земляков. Сюда могут скоро навэдаться за мной, - рассуждала Лали.
       - А как ты намерена существовать без социала и без работы? - спросил я.
       - Лучше я куплю другой документ, с которым можно работать. Я знаю людей, которые работают с паспортами других стран, - рассуждала Лали.
       - Лали, такой паспорт стоит от тысячи фунтов и более! К тому же, он будет на чужое имя. И не всякий паспорт тебе подойдёт, по причине языка. Надо ещё найти что-то подходящее, к примеру, греческий, который здесь никто не знает. И ещё, как долго ты уже пребываешь в Саутхэмптоне, и как много людей здесь знают тебя, как Лали из Грузии? Боюсь, что действовать здесь с новым паспортом, тебе будет гораздо сложней, чем со своим 'восстановленным' беженским документом, денежным пособием и бесплатным жильём.
       - Так, так, - поддерживал меня пан Волков. - Давайте сделаем перерыв. Пусть Лали отдохнёт, а завтра всё спокойно обсудим.
       Настроение у него было приподнятое. Владимиру хотелось бы поговорить о перспективах своего легального трудоустройства. Он предложил отметить преодоление бюрократического барьера и обсудить возможные дальнейшие шаги.
      Нели, желая поучаствовать в нашем разговоре, всё же составила компанию расстроенной подружке и ушла с ней на второй этаж оплакивать случившееся. Оставшись одни, мы, наконец, смогли поговорить. Оказалось, что мы с паном Волковым обратились в Лондоне в одну адвокатскую контору. И прошли через ту же украинскую секретаря-переводчицу Людмилу, что меня удивило.
       - Что ты думаешь про Лалин случай? Вы все трое обратились к этому адвокату? - поинтересовался я.
       - Обычный прохвост, делающий деньги на беженцах... Лали не повезло. Она вообще, по жизни не везунчик, - отмахнулся Владимир от больного вопроса. - Это Нели и Лалли к нему обратились, кто-то их привёл к нему. У меня, курва, чёрный адвокат. Тоже в Лодоне, на улице 'Семи Сестёр'. Надо поменять адвоката, - выдал пан Волков.
       - Погоди, в твоей адвокатской конторе переводчик Людмила была?
       - Она и принимала меня, - не удивился он, что я знаю такую.
       - Ты ей платил за участие в твоём деле?
       - Да, 50 фунтов. Она со всех старается получить плату, особенно, если у клиента вымышленная легенда и не сдаётся паспорт... Она видит, что клиент уязвим, и начинает предлагать якобы свою помощь, за которую просит отдельную плату.
       - Как ты думаешь, её чёрный босс знает о её дополнительных заработках в виде поборов с клиентов?
       - Я думаю, это не секрет. Но хозяевам важнее то, что к ней идут клиенты и она обеспечивает конторе занятость. Масса русскоговорящих идут к ней, как к человеку, который знает, как устроить им временное легальное положение с социальным обеспечением. Теперь, когда я уже что-то знаю, я бы не обратился в эту афро-украинскую лавочку. Даже в Саутхэмптоне достаточно приличных адвокатских фирм, где охотно возьмутся за твоё дело и не спросят с тебя и пенни. Им платит государство за их услуги для беженцев. Поэтому, многие плуты, особенно в Лондоне, специализировались на работе с беженцами и шьют дела наспех, заботясь лишь о количестве.
       - Владимир, мне любопытно, какую историю может рассказать гражданин Польши, чтобы просить убежище в Англии? Я понимаю, граждане Белоруссии...
       - Я заявил, что в Польше меня разыскивают для привлечения к уголовной ответственности за уклонение от уплаты алиментов на содержание ребёнка.
       А история такова; при разводе с женой, я выплатил ей достаточную сумму, деньгами и имуществом, на содержание ребёнка. Но этот факт никак документально не оформил. Даже и не думал, что она злоупотребит моей доверчивостью.
      А спустя несколько лет, она подала в суд, требуя от меня несуразную сумму задолжности. Доказать я ничего не смог, поэтому, вынужден был бежать из страны. Вот такая моя польская история.
       - Как ты думаешь, адвокатские конторы, получающие оплату за работу с беженцами от государства, могут ли по просьбе миграционной службы, делать умышленный брак в делах лже беженцев для последующего облегчённого отказа и закрытия их дел? Получается, - все сыты и целы. Адвокат получил от государства за свои хлопоты. Беженец, какое-то время пожил в стране на легальном положении, с социальным обеспечением и поработал на дешёвых работах, заплатив этой стране подоходный налог. Затем, миграционная служба, вполне обосновано и легко отказывает беженцу в убежище и избавляется от него. Европейский бюджет компенсирует Королевству расходы на обслуживание беженца.
       - Так, так. Это, может быть, - согласился поляк. - Адвокаты и миграционная служба имеют работу благодаря беженцам. Они могут сотрудничать, помогая, друг другу. Ты слышал, что миграционная служба выплачивает денежные вознаграждения за информацию о нелегалах?
       - Конкретно ничего не слышал. Но, известно, что из бюджета выделяются немалые деньги на контроль за пришельцами, - отвечал я, и думал о своём.
       - Я сдал своё дело этой Людмиле, и не доплатил ей. Она клялась, что сделает всё, как следует, но боюсь, похерит она мою историю. Явлюсь я в контору за разрешением на работу, а мне там ответят: ваше дело не было подано на рассмотрение в установленные сроки.
       - Сергей, ты можешь сменить адвоката. Но если украинка Люда и чёрные адвокаты что-то сделали не так с твоим делом, то уже не поправишь. Как оно будет, так и будет, - утешил меня пан. - Давай лучше поездим вокруг Саутхэмптона по ближайшим городкам и поищем работу, у меня есть авто, - предложил Владимир.
       - Это можно. Как-нибудь с утра сделаем, - неопределённо согласился я.
       - Вы долго ещё собираетесь болтать? - вернулась к нам Нели. - Уже поздно, идём отдыхать, Владимир, - напомнила она о своих правах на пана Волкова.
      Я охотно согласился разойтись по комнатам. Владимиру же, хотелось ещё выпить пива и поговорить. Но Нели продолжала стоять над душой, глядя на нас с упрёком.
       Уходя, я заметил, что пану Волкову не очень-то нравится предлагаемый ему траур по чей-то неудаче. Мне показалось, что Нели напрягает то, что её польскому другу пришлось по душе пить с кем-то пиво и о чём-то разговаривать... Без её назойливого участия.
       В одну из рабочих ночей, мой бывший сосед по дому Сергей эстонский сообщил мне, что другой Сергей что-то имеет для меня, и мне следует связаться с ним. Звучало это подобно приказу. Я уже начал отвыкать от их компании, и подобное напоминание о себе, в форме дебильной важности и конспирации, раздражало меня. Я сразу подумал о почте. Заглядывал я на старый адрес не каждый день и уже давно ничего не обнаруживал там для себя.
      При встрече с Сергеем на следующий день, так и оказалось, - у него письмо для меня из Украины, и он хотел выступить в роле моего благодетеля.
       - И зачем ты его держишь у себя, и по шпионски извещаешь меня через кого-то? Я бы и сам подобрал свою почту, - выплеснул я своё недовольство.
       - Ты ещё и не доволен чем-то? - раздражённо удивился он моей неблагодарной реакции.
       - А чего ты ожидал, что я стану танцевать перед тобой по случаю зажатого письма?
      Я понял, что он искал повод повидаться, но не имел причины, поэтому и вцепился в моё письмо.
       - Блин! Что ты за человек? Я подобрал твоё письмо, чтобы все в доме не знали о твоём украинском происхождении, а ты ещё и бочку на меня катишь, - упрекнули меня в неблагодарности.
       - К чему весь этот шпионаж? Мне безразлично, что кто-то в том доме узнает о моём украинском гражданстве. Давай сюда письмо, - хотел я поскорее закончить пустой разговор.
      Но Сергей не спешил с передачей почты.
       - Ну, рассказывай, где ты и как теперь? - продолжал он доставать меня, словно не слыша вопроса о письме.
       - Тебе что, снова доложили о моём недостойном поведении в чужой стране, и ты хочешь прочитать мне лекцию? - не удержался я от сарказма.
       - Я просто пытаюсь поговорить с тобой, как с человеком. Но ты неисправим. Ты всё делаешь так, как хочется тебе, - напомнили мне о моём тяжёлом характере.
       - Тебя, мать Тереза, послушать, так можно подумать, что, найдя на улице десять фунтов, ты, переживая о чей-то потере, спешишь отнести их в бюро находок. Давай моё украинское письмо, и отдыхай от меня и моей вредности.
       Он, молча, и недовольно выдал мне письмо. Я поспешил удалиться. Его неприязнь ко мне была очевидна. А если сказать честно, то он просто ненавидел меня, и тот факт, что его так открыто избегают.
       Шагая с письмом в кармане и неприятным чувством от встречи с обиженным на меня земляком, я снова и снова думал о том, как много ошибок я совершил, которые теперь отравляют моё островное существование.
       Ведь для меня с первой встречи была очевидна дремучесть этого типа. Мне не следовало запускать наши отношения до некого подобия дружбы. Теперь же, он искренне считает меня эгоистичным предателем, которому он откровенно рассказывал о себе и своих снах. А я, вдруг, отмахнулся от него, как утомительного дебила и сбежал.
       Почему-то вспомнились счастливо улыбающиеся дауны, которых я встречал в колледже. Кто-то же терпеливо обучает их чему-то! Но это чья-то работа. Возможно, и я бы уже смог работать с ними.
       Мне не надо было бросаться в первую же адвокатскую контору, а следовало прежде тщательно расспросить обо всём людей, прошедших эти процедуры, собрать достаточно информации.
      Я вспомнил о Викторе с женой и двумя детьми в Лондоне, которые пребывали в затянувшемся процессе легализации. Теперь уже было поздно консультироваться, да и не всякий тебе расскажет всё, что знает.
       И зачем я затеял эти дурацкие утаивания своего действительного имени и гражданства? Пусть бы миграционная служба зарегистрировала меня под моим именем, среди десятков тысяч подобных украинских граждан. Как я мог навредить себе, выдав своё имя? Да никак!
       Паспорт, пожалуй, я сохранил при себе правильно. Но можно было пожертвовать советским водительским удостоверением или другим украинским документом. Тогда бы я не имел столько головной боли с новым именем, белорусским гражданством, а моё прошение о предоставлении убежища было бы вполне целостно и правдоподобно. Сейчас я мог бы тщательно готовить историю своего конфликта с украинской действительностью и даже добывать какие-то бумаги из Украины. Всё шло не так. Все мячи в сетку или в аут. Результат игры почти предсказуем. Хотя, ещё есть время.
      
      
      13
      Наше законодательство пишут нам педики и прочие wankers, (мудаки) - популярно объяснили мне законодательную ситуацию в стране.
      
       По мере прибытия в Саутхэмптон искателей убежища, в местном супермаркете АSDА становилось всё более проблематично обменивать беженские ваучеры на фунты. На кассе всё неохотней выдавали сдачу, когда покупатели рассчитывались ваучерами. Хотя, я уверен, что вся выручка в виде ваучеров, затем беспрепятственно конвертировалась в фунты.
      Когда у меня поднакапливалась некоторая сумма таких продовольственных беженских денег, я совершал экскурсию на автобусе за город и посещал другой, отдалённый и более современный супермаркет АSDА.
       Это было некое подобие гипер универмага, так как там, кроме продуктов, торговали так же одеждой, обувью и прочими промтоварами. Все накопившиеся ваучеры я легко обменивал на товары и сдачу наличными.
       Однажды, возвращаясь оттуда автобусом в Саутхэмптон, на одной из остановок, рядом со мной подсела бабуля очень уважаемого возраста. Я удивился её спортивному наряду и теннисной ракетке в старческих руках. Понаблюдав за ней, я решил, что она не будет против, если я начну приставать к ней.
       - Простите, вы играете в теннис? - обратился я к ней, чуть не сказав, 'вы всё еще играете?'
       - Да, я люблю теннис! - засветилась она подобно лампочке.
      Судя по её бодренькой реакции, бабушкины аккумуляторы были ещё в хорошем состоянии.
       - А где вы это делаете? - перешёл я к конкретному.
       - Лаун теннис клуб в Саутхэмптоне, охотно ответила бабушка-спортсмен. (lawn - травяной газон) - Вы играете в теннис? - начала уже она приставать ко мне.
       - Надеюсь, что ещё могу во что-то играть, - неопределённо ответил я.
       - Уверена, что можете! Приходите в наш клуб. Это чудное место и там хорошие люди, - затарахтела спортсменка. - Я запишу вам адрес, если хотите, - по-деловому предложила она.
       - Да, пожалуйста. Мне это интересно, - подал я ей ручку с бумагой.
      Бабушка нацарапала название клуба и улицу.
       - Это легко найти в Саутхэмптоне, - вручила мне пропуск в клуб, и распрощалась, сойдя одной остановкой раньше меня.
      Я принял бумажку с искренней благодарностью и намерением отыскать этот клуб. Это могло послужить мне доброй отдушиной между ночной работой и дневными беженскими хлопотами.
       Получив разрешение работать, пан Волков перестал уезжать по утрам на работу, больше крутился дома. У него действительно был старенький, неказистый Остин красного цвета, который теперь простаивал у дома. Однажды, провозившись с ним полдня, он напомнил мне о намерении проехать по графству Хэмпшир в поисках работы. Такая экскурсия меня интересовала, и мы договорились о времени. Каким-то образом, он уговорил Нели остаться дома, но вызвонил некого поляка, который присоединился к нам. От меня требовалось лишь вести переговоры с местными работодателями, а Владимир обещал быстрое перемещение в пространстве.
      Выехав за пределы Саутхэмптона и пригорода в направлении Солсбери, мы вскоре оказались на узкой дороге среди зелёных лугов и пасущихся лошадей. Мелкие населённые пункты, через которые мы проезжали, отличались признаками древнего происхождения, ухоженностью и покоем. Меня приятно удивили старые, серокаменные постройки с крышами из камыша и обилием цветов под окнами. Каких-либо признаков промышленности или грандиозных строек и близко не было. Я расслабился, наблюдая деревенские виды юго-западной Англии. Мои попутчики щебетали о чём-то на своём языке. Путешествие не обещало утомительных переговоров об условиях работы, однако, я ещё помнил ферму Кларка и сыночка в графстве Дэвон (Devon). Внешне и климатически, местность Девона мало, чем отличалась от Хэмпшира, и мне следовало быть готовым к встрече с каким-нибудь хозяйством, специализирующимся на капусте, луке, и к переговорам с фермером-живодёром.
       На одной стоянке, у заправочной, мы зашли в магазин, купить чего-нибудь попить. У входа я заметил несколько объявлений и бегло просмотрел их. Кроме объявлений, написанных от руки о продаже велосипеда и мобильного телефона, там оказалось отпечатанное объявление некой фабрики о наборе рабочих. Требовались работники в дневную и ночную смену.
       Я без энтузиазма пересказал об этом польским попутчикам. Но они проявили живой интерес к услышанному. Пришлось вернуться в магазин и побеспокоить продавца. Тот дружелюбно и подробно нарисовал нам все повороты и ориентиры, и пожелал удачи.
       Фабрика оказалась внешне небольшой и вполне современной. Припарковавшись на стоянке среди нескольких легковых автомобилей, мы прошли в административное здание, где легко отыскали отдел кадров. На мой вопрос о трудоустройстве, женщина провела нас в другой кабинет и представила мужчине начальственного вида. Тот не скрывал своей заинтересованности в сотрудничестве. Я понял, что работёнка - дерьмо. А возникшие вакансии объясняются отсутствием иммигрантов в этом глухой местности.
       Как выяснилось, фабрика сортирует, пакует и рассылает по стране печатную продукцию. Заказов много. Работают в две смены. У начальника возник вопрос; кто собирается здесь работать и, каким образом будет достигаться понимание, если я не намерен работать? Он с озабоченным видом сообщил, как много надо показать и объяснить новому работнику. Дал понять, что без общего языка хотя бы с одним из нас, трудовые отношения едва ли сложатся. Тем не менее, на прощанье, он выдал нам свои телефоны и провёл нас через цех, показав рабочие места. Конечно же, там был конвейер, у которого стояли живые роботы и паковали иллюстрированные журнала. Я заметил в цехе горы печатной продукции, ожидавшей сортировки и паковки в различных, более мелких порциях. Работа ещё та.
       Расставаясь с нами, начальник выразил надежду и готовность вскоре увидеть (поиметь) нас у конвейера. Днём и ночью.
       Как ни странно, мои попутчики заинтересовались такой перспективой, особенно им понравилось, обещание о повышении оплаты труда после каждых трёх месяцев работы. Они даже стали уговаривать меня бросить свою работу и дружно с ними стать у одного конвейера. Я отказался.
       Сами того, не заметив, на обратном пути, мы подъехали к городу Солсбери и решили сделать там остановку. Шпиль кафедрального собора, подобно маяку, обозначал местонахождение и привлекал гостей. Городок оказался совершенно музейный. Здесь хорошо сохранилась архитектура прошлых веков; узкие мостовые, пешеходные улочки, мелкие магазинчики, городская ратуша с базарной площадью вокруг.
       Этого почти не осталось в Саутхэмптоне. Так, он подвергался массированным бомбардировкам во время Второй мировой, из-за расположения там баз военно-морского флота.
       По своим размерам Солсбери едва ли можно назвать городом, так как, оставшись архитектурным памятником, город не оброс современными индустриальными районами, а гармонично соседствовал с окружающими старыми деревнями и сельхоз фермами. В этом сказочном городке хотелось жить.
       На обратном пути мы заметили дорожный указатель, упоминавший ещё один местный памятник - Stonehenge. Туда мы не поехали, но задумали посетить это место вскоре.
       Как оказалось, новость о найденной где-то фабрике, нуждающейся в рабочих, была воспринята грузинскими женщинами, как реальная перспектива трудоустройства. Возникла кандидатура некой молодой армянки, владеющей английским, которая могла бы выступить их ассистентом на фабрике. Но для кооперации с ней и поездок на фабрику в две смены, требовалось их совместное проживание.
      Из рассказа женщин, я узнал, что эта армянская дэвушка, по чей-то подсказке, попросила убежище вместе с каким-то джигитом. Как супругам, хотя, в действительности, они не были таковыми, при оформлении социальной помощи, им выдели одну комнату на двоих.
       Якобы, она уже не могла с ним совместно проживать, и не знала, как выйти из этого интересного положения.
       Я, как опытный беженец Стыцькофф, советовал им обратиться к мамочке Эдне, и заявить о грубом обращении 'супруга'. И попросить отдельную комнату, которая ещё есть в нашем доме.
       Так они и сделали. Вскоре, она перебралась в наш дом. Говорящих, на грузинском языке, стало трое.
       В один из дней Нели и Лали напомнили мне о своём желании вернуть взысканные с них налоги. Мне пришлось посетить с ними городской налоговый отдел. При всём моём нежелании ходить по бюрократам, мне было любопытна эта процедура.
       Всё оказалось просто. Нас попросили подать свои данные о работодателях, начисленных зарплатах и удержанных налогах за прошедший год. Заполнив анкеты, служащая обещала, что через какое-то время, им почтой пришлют чеки. На этом и всё.
       Затем, Нели просила открыть ей банковский счёт. Польский друг Владимир уверял её, что это бесполезная трата времени, якобы, ей, - глухонемой грузинке откажут во всех банках.
       Я помнил, как мы открывали счета первый раз в Лондоне, и понимал пессимизм Владимира. Однако его уверенность, подталкивала меня сделать попытку. Последний раз я успешно делал это для Сергея в NetWest Bank, отделение которого было ближе всех других. Туда мы и направились.
       Наличие документов у Нели и её приличный внешний вид и возраст, значительно облегчали процедуру. На мою просьбу, служащая банка охотно отозвалась и провела нас в кабинет, где без проволочек выполнила все формальности. От Нели требовалось лишь ответить на поставленные вопросы и оставить свою подпись. Карточку, как и обещали, ей прислали почтой, спустя пару дней.
       Позднее, я имел опыт похода с ней же и в городской отдел социального страхования. Как и во всех странах, здесь также, всем работающим, как машинам, присваивали персональный номер для учёта доходов и взысканных налогов. В Англии это называли National Insurance Number (Национальный Страховой Номер). Короче говоря, - национальный страх и торжество антихриста!
       Первый поход в контору ограничился лишь заполнением анкеты-заявки и получением даты, времени и номера кабинета, где просителя примут в его следующий визит.
       Повторный поход туда, оказался более хлопотным. Нас приняла служащая в отдельном кабинете. Процедура заняла около часа. За это время, у иностранного просителя выпытали и внесли в компьютер всю историю жизни. Даже данные о родителях и прочих членах семьи им понадобились. Сделали копии всех документов и оставили себе.
      Тем не менее, через три недели ей таки прислали почтой карточку с её именем и номером.
      А я, теперь знал, как это делается.
       Следует отметить, что человек не прошедший по каким-то кондициям через бюрократический фильтр, и не получивший сатанинский номерок, сталкивается с серьёзными ограничениями. Зарабатывать на хлеб насущный в этой стране он сможет лишь нелегально. А это означает - тупые, низкооплачиваемые работы без каких-либо социальных прав и гарантий. Без этой формальности ты - козёл отпущения, бесплатный донор системы.
       Подобные правила всегда будят во мне бунтарские настроения и мысли о поисках иных путей выживания.
       Как-то ночью я снова работал по соседству с Робертом. Не смотря, на тёплую летнюю погоду, он по-прежнему был одет в те же джинсы и чёрные армейские ботинки. Видимо, это привычки, обретённые в условиях постоянных лишений и скитаний. Он, как всегда, был разговорчив. Вполне оптимистично и до нудного подробно рассказал мне об условиях проживания в комнате, предоставленной ему социальной службой.
       Для поддержания беседы, я осторожно посетовал на свой временный и малоперспективный статус пребывания на острове. В ответ, он посоветовал мне изменить ситуацию путём фиктивного или реального брака. За язык тянуть его не приходилось. Он сам завёл разговор о множестве женщин, готовых, по его мнению, зарегистрировать формальный брак за некоторое вознаграждение. О размерах вознаграждения он не имел представления. Конкретных кандидатур для такого брака он тоже не мог назвать. Роби был слишком прост для решения подобных вопросов. Но из его трёпа и круга знакомых можно было случайно извлечь что-то полезное. Наш разговор закончился тем, что он дал мне свой адрес и пригласил в гости. Ему хотелось показать своё новое жилище и поговорить в более комфортных условиях. Расставаясь с ним, я обещал наведаться. Про себя подумал, что с ним не должно возникнуть синдрома Дружбы До Гроба. Для этих частная жизнь - прежде всего.
       В тот же день, проснувшись во второй половине дня, я решил сбежать из дома и провести время на стороне. Заглянул в колледж и побродил в Интернете. Отправил кое-какие сообщения. Там же, встретил одноклассника из Африки, которого едва помнил и не знал его имени. Но он, вполне искренне обрадовался встрече со мной. Интересовался, почему я не посещаю уроки английского языка, и сообщил о новой молодой училке Джо. Уходя, я пообещал ему появиться на уроке.
       Он напомнил мне о Роберте, и я имел для этого свободное время. Телефона у того не было, пришлось пойти прямо по адресу.
       Его дом оказался недалеко от моего. Только это был современный двух этажный дом с запертой входной дверью. Нажав кнопку домофона, отозвался какой-то тип. По моей просьбе, он подозвал Роби. Я понял, что это коммуналка. Роберт легко узнал меня и быстро спустился, открыл дверь. Он выглядел заспанным, но стал живо приглашать меня зайти к нему. Моё встречное предложение - пойти в ближайший паб и выпить пива, моментально переубедило его. Через минутку он вышел на улицу, готовый к походу.
      Паб был совсем рядом, на Колледж плэйс, по соседству с отделением шотландского банка RBS. В рабочее время в пабе было пусто и тихо. Совсем не так, как в мой прошлый визит для просмотра матча Ливерпуль - Динамо Киев. Я взял по пинте пива, и мы заняли стол в сторонке. Роби что-то говорил. Он был явно доволен таким культурным отдыхом после сна, а я думал о своём. Поймал себя на мысли, что пригласил парня лишь с прицелом на какую-то возможную пользу для себя. Он же, вполне искренне радовался моей компании и пиву. Мы просидели там с полчаса. Роби привычно жаловался мне на заносчивость и ханжества большинства англичан, которые не дружат с ним - хорошим парнем. Я помалкивал. Слушал неразборчивый говор заблудившегося шотландского парня и думал о том, как проскользнуть обратно в дом и завалиться в своей комнате спать.
       После паба Роби вызвался провести меня, а по дороге, досказать мне о том, какая классная у него когда-то была работа и подруга, на которой он собирался жениться...
       Где-то на Бедфорд плэйс мы остановились, чтобы расстаться. И тут его окликнула какая-то женщина. Мы оглянулись. Мимо нас проходила парочка неопрятно наряженных престарелых панков женского рода. Роби замешкался, то ли припоминая, кто это, то ли смутившись от внешнего вида его подруг. Но он ответил им.
       - Привет! Как ты? - отозвался Роби.
       - По-прежнему, - неопределённо ответила одна из них.
      Они приостановились, разглядывая нас и о чём-то соображая. Девицы явно никуда не спешили. Я уже ожидал от них вопроса о паре фунтах или предложения зайти в ближайший паб. Но Роби продолжил нетактичным вопросом,
       - По-прежнему принимаешь таблетки? - спросил он леди.
       - И это тоже, - обречённо развела руками его знакомая, и они побрели далее в сторону центра.
       - О, кстати, с ними можно поговорить о фиктивном браке, - вспомнил Роби о нашем недавнем разговоре. - Я их знаю. Они лесбиянки и наркоманки. Уже давно бродяжничают. Стали совсем грязные. Та, что говорила со мной, она из приличной обеспеченной семьи, могла бы хорошо жить не работая. Но последнее время дома с родителями не живёт, бродяжничает со своей подружкой, постоянно под кайфом... - заочно познакомил меня Роби с потенциальной невестой.
       - Боюсь с ней уже поздно говорить о таких делах, - без энтузиазма предположил я.
       - Она может заинтересоваться, если ей предложить деньги, - продолжал Роберт устраивать мою личную жизнь.
       - Не сомневаюсь. К деньгам она проявит интерес. Но кроме регистрации брака, мне потребуется её трезвое участие в бюрократических процедурах. Ты представляешь её в таком деле? - раскритиковал я кандидатуру невесты.
       - Она очень изменилась, - с сожалением констатировал Роберт, глядя им в след.
      На том и расстались.
       В ночь снова на работу. Время коротал в компании рядом работающего местного Ли. Я поинтересовался, что привело его в агентство, работать вместе с нами? И мы нашли, о чём поговорить до окончания смены.
       - Сергей, это агентство меня вполне устраивает, как временный вариант. Они предлагают мне работу на двух фабриках; на этой ITT Cannon и BAT (British American Tabaco). Особенно удобно для меня, что, работая через агентство, можно легко не выйти на работу, если надо. Просто позвонил и сообщил им, что берёшь перерыв.
       - Так же и они, в любой день могут позвонить тебе и попросить не выходить на работу. А из заработанного тобой, имеют свой посреднический процент интереса.
       - Это точно! - согласился он. - Работая от агентства, получаешь меньше, но остаёшься свободней. Некоторые не терпят вообще никакой зависимости, не вступают ни в какие отношения, бродяжничают и живут на улице.
       - Если можешь себе позволить ни на кого не работать или можешь жить на улице. А если не можешь ни того, ни другого, то приходится подрабатывать, быть немножко жертвой системы, - комментировал я. - Я не могу жить, как те уличные ребята. Понимаю их, но не смог бы так. Я зависим от бытовых удобств.
       - Мы - ночные жертвы системы, Сергей, - засмеялся Ли.
       - Служим Её Величеству по ночам, - добавил я.
       - Кстати, бездомные парни, могли бы легко добывать себе средства, достаточные для аренды дешёвого жилища и на пропитание, но им нравится жить так. Странные люди, - констатировал Ли.
       - Вероятно, не хотят быть зависимыми от бытовых удобств, подобно мне, и прономерованными жертвами системы, - предположил я.
       - Я надеюсь, в обозримом будущем вернуться в семейный бизнес, поэтому, меня пока это устраивает, - пояснил Ли.
       - Что за бизнес?
       - Мой папа занимается этим делом с 60-х годов, и я работал у него несколько лет. Но, затем решил уйти. Это мастерская по изготовлению под заказ транспортировочных контейнеров для музыкальных инструментов и прочей аппаратуры. Заказчики - музыканты, гастролирующие с концертами. Производство налажено, заказов достаточно.
       - Тогда почему ты здесь, а не с папой? - удивился я.
       - Вот именно, не с папой! Я не с папой, потому, что мне не нравится, как он, последнее время, управляет этим делом. Отказывается от выгодных заказов, передаёт своих постоянных клиентов другим изготовителям. Я устал спорить с ним, и ушёл. Жду, когда он совсем отойдёт от дел, тогда я буду управлять всем сам.
       - Станешь работодателем, позвони мне.
       - Обязательно. Ты будешь управляющим ночной смены. Сергей, кстати, папин офис подобен фото музею британской рок культуры. Там полно любительских фотографий известных людей. Папа и сейчас часто общается по телефону с такими заказчиками, как Стинг, и прочими активно гастролирующими. У него всегда водятся билеты на концерты. Но папе больше нравится играть в гольф.
       - Всё это интересно, - поддержал я разговор. - С 60-х годов делаете контейнеры? В те времена было, для кого делать! Теперь же, и сфотографироваться не с кем, - комментировал я.
       - Последние годы, сами музыканты не очень-то и занимаются хозяйственными вопросами. Они больше заняты созданием новых хитов.
       - И гастролируют по миру с дерьмовой музыкой, - добавил я.
       - Это точно! Я помню, во второй половине 70-х в Саутхэмптоне выступали несколько команд, среди них были Dire Straits, тогда их ещё, едва знали. Так им не дали доиграть, засвистали и закидали пивными банками! По тем временам это считалось, как ты выразился, 'дерьмовой музыкой'. Теперь же...
       - Я впервые услышал их только в начале 80-х, это был альбом 'Make Movies', тогда они мне понравились. Но раньше, в 70-х, я, возможно, не обратил бы на такое внимание. Всё меняется, - продолжал я заполнять рабочее время хоть каким-то содержанием.
       - Ещё и как всё меняется! - согласился Ли. - Можешь себе представить, в шестидесятых годах можно было с одним фунтом пойти в паб. А чёрные и цветные мигранты, при встрече с тобой на улице, приостанавливались и вежливо приветствовали: 'Добрый день, сэр'. Можно было не закрывать на замок двери дома или автомобиля... И какова Англия сегодня.
       - Полагаешь, девальвация фунта и общая деградация происходят по причине массового присутствия иммигрантов?
       - Лишь в некоторой степени. Но сама миграционная политика действительно несовершенна. Следует более разборчиво отбирать мигрантов, желающих жить в Англии. Среди них бывают и вполне приемлемые люди, и, совершенно вредные для страны. Но никто этим не занимается. Страну превратили в зверинец, - серьёзно завёлся Ли.
       - Ли, не боишься, что я могу тебя покусать! - зарычал я.
       - Нет, Сергей, тебя я не боюсь. Я бы сказал, что ты иммигрант лишь формально. Фактически, если тебе дать британский паспорт, ты легко и гармонично растворишься в местной среде, - оценил меня местный сотрудник.
       - Боюсь, британский паспорт мне пока не светит, разве что через брак, - осторожно включил я тему.
       - Пожалуй, это единственный для тебя способ, Сергей, - вполне положительно реагировал Ли на мою готовность раствориться в их среде. - У тебя уже есть кандидатура для этого? - поинтересовался он.
       - Кажется, есть одна местная подружка... Как-то пригласила меня к себе домой на обед, позваниваем друг другу. Спрашивает, кода я снова в гости зайду... Правда, она постарше меня, - рассказал я о бабушке Берил.
       - А сколько ей? - поинтересовался Ли.
       - Восемьдесят шесть. Но с юмором у нею всё в порядке, можно договориться, - поделился я.
      Ли разразился громким хохотом.
      Работающие неподалеку, внимательно посмотрели на нас.
       - Сергей, я бы тебе за твой юмор пожаловал бы гражданство!
       - К сожалению, ваше миграционное законодательство не учитывает такие важные качества.
       - Наше законодательство пишут нам педики и прочие wankers, (мудаки) - популярно объяснили мне законодательную ситуацию в стране. - От наших законов не жди ничего хорошего, действуй самостоятельно, Сергей.
       - Ваше деградирующее, как ты заметил, Королевство принимает голубых из других стран, как ущемлённых в правах, и якобы всеми гонимых. И не в состоянии разглядеть проблемы нормального субъекта, нуждающегося в убежище. Вот и приходится работать здесь по ночам. Зарабатывать на свадьбу.
       - Ты ж меня пригласи на свадьбу, когда договоритесь с подругой, - снова заржал Ли.
       - Если это случится, то мы просто и скромно зарегистрируем брак. Я приглашу тебя свидетелем. А после процедуры, пойдём в паб и выпьем пива. Так я себе представляю свою свадьбу.
       - Не скромничай, Сергей, подружка, наверное, сказочно богата? Рассказывай!
       - Ну, дом у неё хороший, в пригороде, неподалёку от гольф клуба. Но у неё есть сын, постарше нас. Думаю, он бдит о её имуществе.
       - Сергей, если её сын, вдруг, помешает вашему счастью, тогда я познакомлю тебя со своей бабушкой. Правда, она постарше твоей подруги, но ты можешь ей понравиться. Кто знает...
       - Хорошо, Ли. Можешь рассказать обо мне своей бабушке.
       - Сергей, а ты не женатый? Сколько у тебя детей? Будь честен со мной! Мы можем стать родственниками, - продолжал смеяться Ли.
       - Я абсолютно свободен. О детях мне точно не известно. Бог знает лучше меня, - честно отвечал я.
       - А я разведён. Есть дочка подросток. Живёт с матерью в Лондоне. А я вернулся в Саутхэмптон, - коротко доложил он о себе.
      В цеху негромко звучало радио, и нас отвлекла музыка.
       - Слышал этих молодых ребят? Coldрlay команда называется. Это их новый альбом - 'Parashute'. Мне понравился, - прокомментировал Ли.
       - Я слышал лишь две-три их песни по радио, но не весь альбом, - ответил я.
       - Если хочешь, я сделаю тебе копию этого альбома. Стоит послушать. Кстати, барабанщик у них парень из Саутхэмптона, - просвещал меня коллега.
       - Крэйг Дэвид тоже из Саутхэмптона, - вставил я.
       - Да. Но этот исполняет приторный поп, от него уже подташнивает! Он на всех радиостанциях, - отмахнулся Ли от популярного цветного земляка.
       - Боюсь, этих молодых ребят хватит лишь на один хороший альбом. А далее, поставят на поток выпуск коммерческого музыкального хлама, - предположил я относительно Колдплэй. - А как тебе новый альбом U2, 'All That You Can't Leave Behind' - продолжал я разговор о чём-либо.
       - Да, да! Очень. Сделаю тебе копию. Рад, что тебе это понравилось, - искренне оживился Ли.
       - 'Stuck In The Moment and Can't Get Out of' Застрял в моменте и не могу выбраться... Это словно обо мне на Острове... - прокомментировал я песню.
       - Это не только о тебе, Сергей. Такое случается со многими. Прорвёшься! Не жалуйся. Мне больше нравится, когда ты шутишь, - наставляли меня.
       - Ли, ты слышал о покупке клубом Тотэнэм игрока Киевского Динамо - Реброва? Что думаешь? - перешёл я на футбольную тему.
       - Слышал. Тотэнэм заплатил за него одиннадцать миллионов фунтов. Мне всегда нравились Челси и Арсенал. Я болею за Челси, - отвечал Ли
       - Кстати, английский футбол последние годы на подъёме, и в немалой степени, благодаря иностранным игрокам, - заметил я.
       - Пожалуй, ты прав. Посмотрим, как этим летом наша национальная выступит на Чемпионате Европы в Германии, - озабоченно согласился Ли.
       - Боюсь, Англичанам будет непросто без иностранных легионеров, - ехидно прогнозировал я.
       - We will see. Посмотрим, - коротко и отчуждённо ответил он, дав понять, что это уж не мне предсказывать.
       - Так как ты думаешь, Ребров адаптируется в Тотэнэм?
       - А кто его знает, Сергей. За Динамо он неплохо играл, - без особого интереса ответил Ли.
       - Я боюсь, он, как нападающий, деградирует в английском клубе, - предсказывал я.
       - Из-за сырого климата и необходимости теперь играть зимой? - посмеивался Ли.
       - Не только по этой причине. Здесь для него окажется слишком много нового, и у него опустятся руки и ноги, - прогнозировал я.
       - Во всяком случае, он неплохо заработает в этом клубе, - вяло комментировал Ли.
       - Это единственный для него положительный момент. Но такой игры, как он показывал в паре с Шевченко, здесь он уже не покажет. Раскиснет от зимних дождей и сникнет от хронических непоняток. Он и в домашних условиях частенько брак порол, а здесь будет просто никаким.
       - Сергей, многие игроки при переходе в новый клуб, особенно в другую страну, играют значительно хуже, чем дома. Тотэнэм обязательно будет в Саутхэмптоне играть с местными Святыми, можешь пойти на матч и поддержать своего земляка.
       - Я ему ничем не помогу. И он едва ли нуждается в моей поддержке, - закончил я тему.
       - Особенно, если сравнить твои заработки на этой фабрике с его в Тотэнэме, - посмеивался Ли.
       - Да уж!
       Днём я посетил компьютерный класс в колледже, чтобы проверить почту и заглянуть на некоторые сайты. Во время знакомства с британскими лесби клубами и попыток связаться с кем-нибудь живым, меня вежливо и несвоевременно отвлекли от поискового процесса. Я оторвался от монитора и взглянул на гостя. Надо мной стоял округлой формы дядя в очках с толстыми линзами и смущённо призывал моё драгоценное внимание.
       - Простите, - обращался он ко мне.
      Наконец, до меня дошло, что это человек, дежуривший сегодня в Интернет классе, при входе, я предъявлял ему свою студенческую карточку.
       - Да? - вопросительно отозвался я.
       - Он смущённо указал мне пальцем на инструкцию, наклеенную на столе. Памятка предупреждала пользователей бесплатного Интернета о запрете посещать игровые и порно сайты.
       - Это не порно сайт. Это сайт клуба... Типичной ячейки британского общества, - предложил я ему взглянуть на монитор, поняв, что на своём административном компьютере он может контролировать всех пользователей.
       - Но на этом сайте могут быть порнографические изображения, пожалуйста, закройте это, - не оценил он моего искреннего интереса к британскому образу жизни. - И ознакомьтесь с нашими правилами. За нарушения, ваш персональный код для входа в Интернет может быть заблокирован на месяц, - предупредил он и удалился к своему столу, выслеживать других аморальных пользователей бесплатного Интернета.
       - Хорошо, - согласился я, и с досадой выполнил его просьбу-предупреждение.
      Потеряв связь с прогрессивной британской общественностью, я решил покинуть класс. Выходя, заметил, что за одним из компьютеров заседает африканский приятель по классу английского языка. Он приветственно махал мне рукой, призывая подойти к нему. По его улыбке я понял, что всем ясно, о чём мне сделали предупреждение.
       - Привет, приятель! - подошёл я к нему.
       - Привет! Блокировали твой код? - поинтересовался он.
       - По-моему, пока только предупредили.
       - Смотрел порно сайты?
       - Нет, хотел познакомиться с лесбиянками, предложить приятельский взаимовыгодный брак. Оказалось - запрещено правилами! - объяснил я.
       - Смотри, Сергей! - призвал он моё внимание к монитору, и открыл сайт зоо-порно.
      Фото совокупляющихся, внешне привлекательных, женщин с догами несколько шокировали меня. Африканский друг был в восторге от благ цивилизации, ставших теперь доступными для него.
       - Ладно, приятель. Дашь мне адрес, я посмотрю это в другом месте, - поспешил я расстаться, пока меня не обвинили в соучастии.
       - Я знаю много таких адресов! - оптимистично провожал меня жизнерадостный заблудший сын Африки. В этот раз, он не зазывал меня на урок английского языка.
       Однажды, сосед пан Волков поймал меня дома после дневного сна на пути к санузлу.
       - Сергей, мы собираемся с женщинами на экскурсию к Стоунхэндж. Поехали с нами. Я приглашаю, - объявил он мне.
       - Что это и где это? - сонно поинтересовался я, пытаясь вспомнить о своих планах на этот день.
       - Ну, помнишь, неподалёку от Солсбери, такое особое место, где камни стоят, люди едут туда смотреть. Поехали! - зазывал он меня.
       - Хорошо. Сейчас, только умоюсь... - согласился я, продолжая соображать, нужно ли мне повидать это особое место?
       Упоминание о Солсбери положительно подействовало на моё решение ехать с ними. После нашего случайного визита этого городка, мне хотелось побывать там снова, но уже одному, и поинтересоваться о возможности пожить там какое-то время.
       В пути я узнал, что все они, вместе с говорящей армянкой, уже побывали на той фабрике с постоянно движущимся конвейером, и выполнили все формальности для трудоустройства. Ожидали назначенной даты начала их работы там. Про себя я подумал, что теперь и они будут чем-то заняты, и предположил, что Лали таки состряпала себе какой-то документ. Их повышенное настроение и заметное проявление благодарности за моё участие, удержали меня от занудных расспросов.
       Меня таки интересовало; с каким документом трудоустраивалась Лали? И можно ли добраться туда общественным транспортом, в случае поломки этого старенького автомобиля?
       Уже неподалёку от культового места с камнями, мы заблудились на улицах какого-то старого, сонного городка. Я спросил прохожего мужчину о направлении, и тот привычно указал нам правильную дорогу к местным святыням.
       Каменное сооружение размещалось на травяных просторах графства Уилтшир. Неподалёку проходила проезжая дорога со съездом на стоянку для посетителей достопримечательности. Туда мы и свернули. Припарковав авто, мы по указателю направились к каменным глыбам. Указатели вели в тоннель под проезжей дорогой. Оказавшись в подземной части пути, мы обнаружили там концентрацию мелких торговых точек, предлагающих посетителям разнообразные сувениры, на память. В основном, это были фото открытки и футболки с изображением странного каменного сооружения.
      Осмотрев всё это, мы решили, что сможем что-то купить и после посещения языческого памятника.
      К моему удивлению, выход из тоннеля на травяные луга с камнями, оказался надёжно перекрытым пропускными турникетами. Рядом работали кассы, к которым двигались очереди. За вход к месту осмотра следовало уплатить по шесть фунтов за каждого взрослого. Я невольно отметил хищную суть капитализма. Владимир выразил готовность платить за всех.
       Купив входные билеты, мы прошли через турникеты и оказались на просторном травяном лугу под открытым небом. Вокруг самого каменного сооружения была отмечена граница, за которую посетителям не разрешалось заходить. Таким образом, можно было смотреть, но не касаться. Посетители ходили вокруг сооружения, фотографировались, снимали на камеру и исчезали обратно в тоннеле. На их место подходили новые любопытные. Поток посетителей был непрерывен, во всяком случае, в этот летний, погожий день.
       Мы обошли вокруг камней несколько раз. Сфотографировались на память. И заскучали. Про себя я отметил, что абсолютно ничего не почувствовал; ни восторга от увиденного, ни ощущения благодати, ни прилива энергии. Я по-прежнему чувствовал себя тупо-сонно, как человек, не спящий по ночам, напрочь утративший связь с космосом и даже с некогда близкими людьми. Прислониться к глыбам, с надеждой подзарядиться энергией от местных аккумуляторов, тоже не позволили. Я остался прежним.
      
      14
      Сергей, боюсь, Её Величество, со своим старческим маразмом, не сможет оценить твои проекты.
      
       Однажды среди летнего дня в наш дом привели двух парней утомлённого вида. Из громких разговоров и специфического украинского говора, я легко узнал в них своих сограждан, из Галичины. Поселенцы держались скромно, лишь задавали вопросы. Двое же других - сопровождающие земляки, по-хозяйски осматривали свободные комнаты и со знанием дела раздавали ценные указания. Их украинская речь была украшена отдельными английскими словами, что придавало им особую важность в глазах новоприбывших односельчан.
      Позднее, когда сопровождающие земляки-консультатнты покинули дом, я встретился с новыми соседями на кухне.
       - Доброго дня! - вежливо приветствовали меня.
       - Здрасте! - ответил я. - Сергей, - назвал я своё настоящее имя.
       - Толян и Васыль, - представились ребята.
       - Вы из Украины? - начал я.
       - Не совсем. Из Украины мы сначала попали в Чехию. Там год поработали, а теперь - сюда, - ответили мне.
       - Каким путём вы сюда попали? - заинтересовался я.
       - По чешским паспортам проехали, - коротко и честно отвечали ребята.
       - Купили переклеенные чешские паспорта и по ним проехали в Англию? - удивился я.
       - Всё было не так просто, - живо отреагировали они на мою наивность. - Сначала мы проехали в Шенгенскую зону и застряли во Франции. Пытались там устроиться на работу, но скоро поняли, что эта страна - не для нас. Связались с земляками в Англии, и они советовали нам пробираться на остров. Подъехали мы к Ла-Маншу, во французский городок Кале, с намерением перебраться пассажирским паромом в Английский Дувр. А там, на французской стороне, вокруг паромного сообщения, таких, как мы оказалось немеренно! Французы организовали в сторонке пункт Красного Креста, для оказания помощи беженцам, там мы и осели.
       - Что за пункт и какую помощь они оказывают? - удивился я.
       - Это большой ангар, где беглый, неприкаянный народ ховается от дождей и ветров. Этакий, огромный интернациональный скотник с временными туалетами. Элементарный санитарный порядок там поддерживается, организуют кое-какую подкормку... Но задерживаться в этом месте - вредно для психики и здоровья.
       - А французская полиция или миграционная служба документы у пришельцев проверяет? - интересовался я.
       - Нет, там не проверяют документы. Французы могут даже подсказать, когда и где лучше перебраться в Англию. Они всячески помогают прибывающим иностранцам поскорее съехать к соседям на остров, - удивили они меня человечностью французов.
       - И вы паромом, с чешскими паспортами, так и переехали?
       - Не с первого раза. Нас было несколько таких 'чехов'. По прибытию паромом в английский Дувр, во время паспортного контроля, они не только паспорта рассматривали, но ещё и с каждым из нас бегло беседовали. Для этого у них оказался человек, владеющий чешским языком. Там мы поняли, что англичане подготовлены к приёму левых граждан из стран центральной Европы. У них возникло некоторое сомнение в отношении нашего чешского языка, но они уже почти решили пропустить нас. Но, двое из нашей группы показали совсем плохие знания языка, и они всех нас вернули во Францию.
       - Но не собирались задержать, проверить паспорта более тщательно? - прервал я рассказ.
       - Нет, им больше всего хотелось поскорей избавиться от сомнительных и нежелательных гостей.
       - И вас проводили на паром, обратно во Францию?
       - Да. Но мы ещё не знали, как примут нас Французы! Это когда ты покидаешь Францию, - им наплевать на твои документы. А при въезде, всяко могло быть!
       - И что же было по возвращению во Францию?
       - Французы посоветовали нам больше не делать попыток в этом пункте, а проехать в другой французский порт, где есть паромное сообщение с Англией, но не такое интенсивное пассажирское движение. Люди подсказали нам, что следует проехать в западном направлении вдоль Ла-Манша, и попробовать паром из города Ла Гавр или Шербур.
      Так мы и сделали. Переехали в Ла Гавр, купили билеты на паром до Портсмута. Применив свои знания и опыт прошлой попытки, переплыли через Ла-Манш.
       - И как прошёл паспортный контроль, при посадке на паром во французском Ла Гавре и выходе в английском Портсмуте?
       - Там всё оказалось гораздо спокойней и проще. Французы даже не смотрели наши паспорта. А в Портсмуте, англичане проверили паспорта, но допроса не чинили. Пропустили со всеми пассажирами.
       - А в Саутхэмптон, как попали?
       - Здесь наши земляки живут и работают. Мы им позвонили, и автобусом - сюда к ним. Они подсказали нам, что и как делать, чтобы получить здесь бесплатное жильё и пособие.
       - После всех похождений по Франции, вы сейчас, вероятно, поверить не можете, что будете, наконец, спать в отдельных комнатах, в чистоте и покое?
       - Ох, не кажи! Как вспомню то сборище негров, арабов, цыган, албанцев. И грязь вокруг Красного Креста, - так и вздрагиваю. Я уже стал ненавидеть их всех! - признался Васыль.
       - А что в Украине? - спросил я, лишь бы услышать их мнение.
       - В Украине - никаких надежд. Пропащая страна! Только, если народ поднимется с колен и пойдёт войной... - в сердцах ответил Толян.
       - Войной против кого?
       - Против украинских властей всех уровней. Все они там - кровопийцы, воры и взяточники...
      
       По мере приближения Чемпионата по футболу 2000 в Германии, на работе все ночные разговоры всё больше сводились к этому событию. В Саутхэмптоне, все пабы зазывали к себе на просмотр матчей и хвастали новыми большими телеэкранами. В такие периоды англичане начинали массово страдать приступами патриотизма и неприязни ко всему иностранному. Поэтому в разговорах с ними, следовало тщательно фильтровать свои шутки. Особенно, если ты подпитываешься из их социальной кормушки и сборная Украины не участвует, и никогда ещё не участвовала, в этом чемпионате. В таком положении уж лучше помалкивать.
       - Как твоя английская жизнь, Сергей? - спрашивал меня Ли на работе.
       - Не жалуюсь. Хотя, могло быть и лучше, - отвечал я.
       - Как развиваются твои отношения с подругой? - интересовался он.
       - Слава Богу, пока ещё жива, - рапортовал я.
      А он начинал ржать, привлекая внимание сотрудников.
       - Я имею в виду, когда свадьба? - продолжал он вмешиваться в мою личную жизнь.
       - Пока, лишь помолвлены, и я могу в любое время приходить к ней в гости.
       - Скоро переберёшься жить в её дом? - уже серьёзно поинтересовался Ли.
       - Она предлагала мне, занять одну из комнат в её доме, если я хочу. И даже показывала мне эту комнату для гостей.
       - А ты не хочешь? Или пока проверяешь свои чувства к ней, - хохмил он.
       - В своих чувствах к ней я уверен. Дело не в этом, - объяснял я, а он громко смеялся.
       - Так в чём же дело?
       - Её садовник Джон предупредил меня, что если я стану там жить, то её сынок обязательно обеспокоится этим фактом.
       - Твоя кандидатура его не устраивает?
       - Я полагаю, его не устраивает мой второсортный статус в этой стране.
       - Погоди, Сергей. Это кто тебе присвоил второй сорт? Ты знаешь, кто в Англии представляет второй сорт?
       - Иностранцы, - уверенно ответил я.
       - Не точный ответ, Сергей! Второй сорт - это Шотландцы, Ирландцы и Валлийцы, из-за их специфического английского и упрямой неприязни ко всему английскому. Третий сорт - это соседи с континента; французы, немцы, голландцы, бельгийцы. Четвёртый сорт - испанцы, португальцы, греки. Пятый сорт - рабочие из Восточной Европы; поляки, румыны. Итак, получается, Сергей, что ты представляешь здесь шестой сорт. Но ты не расстраивайся, это не официальный рейтинг. Хотя, боюсь, твой будущий пасынок оценивает тебя по этой шкале, - просвещал-опускал меня Ли.
       - Может быть, мне стоит переехать в Шотландию или куда-нибудь на север Англии? Я слышал, там народ проще и дружелюбней, Возможно там я повышу свой рейтинг? - размышлял я вслух.
       - Сергей, на севере, особенно в Шотландии - всё проще и дешевле, но мне кажется, тебе там не понравится, - серьёзно предположил Ли.
       - Почему? - удивился я. Насколько я себе представляю, иностранцу там легче прижиться.
       - Сергей, разве ты плохо прижился здесь? Лёгкая, чистая работа, гибкий график, 250 фунтов в неделю... - не так уж плохо, для человека шестого сорта! Твой отъезд в Шотландию будет рассматриваться, как предательство по отношению к Англии! Королевская семья этого не переживёт. Ты, вообще, когда-нибудь бывал в Шотландии?
       - Нет, не бывал. Но хотелось бы.
       - Тогда поезжай на экскурсию и посмотри. Этого тебе будет достаточно, - уверенно заявил Ли. - Там совершенно другие люди; больше потребляют алкоголя, не такие деловые, как здесь... Предпочитают проводить большую часть времени в пабах и жить на пособия. Там слишком простые люди, чтобы понять твои шутки, а ты не сможешь столько пить и радоваться их компании.
       - Но возможно, я смогу найти там хорошую работу, и жильё там значительно дешевле, - заинтересовался я темой.
       - Жильё там действительно дешевле, потому что работ там - меньше, и платят за труд - поменьше. И человеческое окружение там будет примитивное и нетрезвое. Думаю, Сергей, тебе там не понравится, - живописал мне Шотландию англичанин, проживающий на юго-западе Англии.
       - Но и здесь у меня перспективы туманные. Её Величество упорно не замечала моего весомого вклада в развитие сельского хозяйства, а теперь, и в промышленности. Если бы мне здесь светило повышение рейтинга и присвоение надлежащего социального статуса, я бы не примерялся к другим странам, - объяснял я.
       - Кстати, о тумане. Знаешь ли ты, что на юге Англии наилучший климат в Великобритании? На юге Англии проживают почти все наши звёзды музыкальной индустрии. А в Шотландии - холодно, ветрено, дождливо, пьяно. Её Величество не поймёт твоего бегства, и будет разочарована, - аргументировал Ли.
       - Боюсь, Её мало волнуют мои искания, - предположил я.
       - Сергей, прояви терпение! Через полчаса снова перерыв. Мы хорошо сидим, работаем и беседуем. Её Величество обязательно оценит твоё полезное участие, - бормотал Ли, уткнувшись в работу.
       - Если бы она уделила мне должное внимание и назначила аудиенцию, то по такому случаю, я бы даже выстриг растительность, торчащую из моего носа, - сонно обещал я. - И ещё, я мог бы представить ей актуальные законопроекты, касающиеся миграционных проблем в королевстве.
       - Сергей, боюсь, Её Величество, со своим старческим маразмом, не сможет оценить твои проекты. Ограничься удалением волос из носа. Это отличная идея, Сергей! Если она, когда-нибудь, назначит тебе встречу, советую, повыдёргивать всё, что торчит из твоего носа. Не выстричь, а выдернуть с корнями! И не забудь принять душ и поменять носки! Воздержись от своих шуток! Поверь мне, всё, что она отметит, - это твой опрятный внешний вид. Это всё, что она ещё способна увидеть, - сонно советовал мне подданный Её Величества. - Сергей, если ты надумаешь поехать на экскурсию в Шотландию, прежде поинтересуйся в турагентствах о Греции. Сейчас есть интересные варианты за 200 фунтов; перелёт туда и обратно, и жильё на побережье, на семь дней. Питание - самостоятельно. Тебе это понравится больше, чем Шотландия, поверь мне.
       - К сожалению, моё гражданство и документы не позволяют мне совершать такие поездки, - коротко объяснил я свою ситуацию в пространстве.
       - Ты серьёзно? - удивился Ли. - Это плохо! С этим тебе надо что-то делать.
       - Да уж. Мне, как человеку, с ограниченными возможностями перемещаться по этому миру, в качестве справедливой компенсации, не помешал бы пропуск в другие миры, - сетовал я.
       - Сергей, ты меня пугаешь! Оставайся с нами. Ты нужен агентству, этой фабрике. Чуть не забыл, и Её Величеству.
       Обстановка на фабрике в ночную смену обрела не рабочую окраску. Работы сопровождались активными разговорами и музыкальным сопровождением. От звучащей по всему цеху негромкой радиомузыки начали отказываться. Вместо этого работники стали приносить с собой компакты и крутить их на переносном музыкальном центре. Одна чёрная с большим задом, додумалась брать с собой на работу компактный DVD проигрыватель. Получив задание, она на своём рабочем месте, раскрывала перед собой монитор и запускала фильм. Клепая продукцию, она просматривала фильмы и громко хохотала, а на её хохот к ночному кинозалу подползали и другие любопытные коллеги. Некоторые работники, желая отгородиться от посторонних звуков, прикрывались наушниками и растворялись в своей музыке. Лохматый грек со своим земляком совсем расслабились и стали покуривать травку в общей курилке, во время перерывов. Однажды, бригадир смены, - типичная самовлюблённая англичанка, на которую когда-то жаловался Роберт, нашла поведение греков возмутительным, и подняла шум. Больше агентство не посылало их на эту фабрику. Двое-трое африканских работников мусульман, каждый перерыв уединялись в укромном месте, чтобы припасть на колени и помолиться Аллаху.
       Однажды ночью, перед началом работы, какой-то начальник объявил построение и ознакомил всех с новыми правилами. В связи с заметным снижением продуктивности ночной смены, от каждого работника требовалось пересчитывать количество сделанного, подписывать коробки с готовой продукцией своим именем и датой, и предъявлять бригадиру. Работодатели хотели знать, кто, сколько для них делает. Прошёл слух о возможных сокращениях.
       Одна из операций по изготовлению антенн для компании Эриксон, вдруг, исчезла из производства. Вскоре, стало известно, что этот заказ передали другому изготовителю, где-то в Эстонии. Работники из прибалтийских стран пояснили, что там за такую работу будут платить 200 фунтов в месяц, а здесь работнику надо заплатить эти деньги за неделю работы.
      В цеху снова тихо зазвучала радиомузыка. Разговаривать стали не так громко и весело.
      
       Однажды у меня случилась персональная авария. Один зуб сначала треснул, а затем и вовсе раскололся, Для спасения останков, требовался срочный ремонт. Стоматологическая клиника ожидала меня на нашей улице, стоило лишь перейти через дорогу. Перспектива предстоящих процедур угнетала меня, но и другого выхода я не видел.
      Мой документ Искателя Убежища предполагал предоставление мне определённых бесплатных медицинских услуг. С ним я и отправился в клинику. Первый визит закончился в приёмной, где секретарь записала меня на приём к врачу и выдала талончик с номером кабинета и временем приёма. При этом она записала данные моего документа. Я понял, что социальная система работает и предполагает такую категорию пациентов.
       Моим лечащим доктором оказалась молодая симпатичная индуска. Ассистировала ей медсестра - молодая симпатичная англичанка. Называли они меня - мистер Стыцькофф.
      При всей их вежливости, у меня закралось подозрение, что эти молодые медработники будут не только лечить меня, но и тренироваться, набираться практического опыта.
      Осмотрев мои челюсти, индийский доктор остановилась на повреждённом зубе. Как я и предполагал, спасти эти останки можно было только установкой коронки. На этом и остановились. Я приготовился к серии болезненных сеансов.
      Девушки упаковали свои руки в резиновые перчатки по локоть и распяли меня в кресле в горизонтальном положении. Ассистентка приготовила дозу и передала шприц доктору. И началось!
      Обширяв, десну вокруг больного зуба, меня оставили с моими страхами, а сами стали готовить необходимые инструменты. Дождавшись, когда пациент дошёл до кондиции, доктор прикрылась защитными очками и приступила к опиливанию остатков зуба. Судя по применяемым инструментам, движению её рук и обилию моей кровушки, молодая доктор не церемонилась с моими дёснами. Ассистентка только успевала откачивать и менять тампоны. Пока она возилась с моим кровотечением, доктор включала вполне приятную улыбку и обращалась ко мне на английском, не искажённым индийским акцентом, - признак рождения и обучения в Англии.
       - Are you OK, mister Stitskoff? - бодренько спрашивала она меня. *Вы в порядке, мистер Стыцькофф?
       - Still alive,* - коротко отвечал я, неловко ворочая деревянным языком. *Всё ещё жив.
      Затем она принялась пилить, пилить и пилить объект своего профессионального внимания. Я многократно пожалел, что ввязался в это. Проще было бы просто удалить проблему. Но лечение уже шло полным ходом. Допилив до нужной кондиции, доктор сделала слепок и подробно объяснила мне предстоящие процедуры. Следовало подождать пару дней, пока изготовят коронку. Что касается материала, то его стоимость не покрывается моей социальной программой, поэтому мне следует быть готовым оплатить 50 фунтов. На этом, пока расстались, и я поспешил в свою комнату-убежище, зализывать раны.
      Спустя два дня, я снова наведался в приёмную, где мне назначили время приёма.
      Приняли меня те же девушки, в том же кабинете. Посматривали они на меня с некоторым любопытством. Возможно, удивлялись, что я не загнулся от потери крови, да ещё и добровольно вернулся к ним.
      Коронка была готова. Осталось поставить её.
      В процессе подгонки защитного саркофага, молодая индуска постоянно спрашивала о моих ощущениях и разъясняла мне возникающие перед нами технические задачи. Мои короткие ответы веселили их. Я оптимистично рапортовал о том, что я по-прежнему живой, и весь отдаюсь в их руки, что эта коронка переживёт меня и послужит средством точного опознания моей личности... Просил их не имплантировать под коронку никаких электронных чипов для слежения за моими мыслями и перемещением в пространстве. Они лишь посмеивались и продолжали что-то монтировать в моём онемевшем рту.
      В общей сложности, я провёл несколько часов в теснейшем контакте с двумя девушками восточного и западного происхождения. Я потерял в этой клинике немало крови и пятьдесят фунтов наличными. Уходил я от них вполне довольный, с громоздкой конструкцией во рту, надёжно скрывающей и защищающей недавно повреждённый зуб.
      Впоследствии, всякий раз, обращаясь к услугам стоматологов, при осмотре, меня спрашивали о происхождении этого странного изделия из современного материала. Я отвечал, что это особая коронка, она имеет связь с древним, культовым, каменным сооружением Стоунхэдж, которое находится в полях юго-западной Англии. И это не просто коронка, а символ-памятник длинной, дождливой истории, в которой участвовали индусы, англичане и люди многих других национальностей. Когда-нибудь, я сделаю на этом камне надпись. К примеру;
       *It's the book of my days, it's the book of my life
      And it's cut like a fruit on the blade of a knife. /Sting/
      *Это книга моих дней, это книга моей жизни
      Это нарезано подобно фрукту на лезвии ножа.
      
       Оставшись живым после такого испытания, я вспомнил о людях из прошлой жизни и решил поинтересоваться, как и где они поживают.
      Я попробовал номер мобильного телефона Аркадия. Но ответил кто-то другой.
       - Серёга, это ты? - отозвался мужской голос.
       - Да, это я. К кому я попал? Могу ли я поговорить с Аркадием?
       - Это я, Николай. Помнишь ферму Кларка и сына?
       - Помню. Узнал. А что Аркадий?
       - Аркадий исчез. Остался лишь его мобильный. Мы здесь на севере, на цветочной ферме вместе работали. Последнее время, он стал бухать и частенько занимать у меня деньги. Я на всякий случай попросил его передать мне в пользование мобильный, пока он собирается рассчитаться со мной...
       - И что с ним теперь?
       - Не имею понятия. Он одолжил кое-какие суммы ещё у нескольких товарищей по работе и тихо слинял в неизвестном направлении. Пока ещё никому не звонил. Полагаю, что уже не увижу и не услышу его, - закончил Николай.
       - А как твои землячки - Люда и Оксана? - поинтересовался я.
       - Они по-прежнему в Лютоне, пакуют бананы.
       - Понятно. Я как-нибудь свяжусь с ними. И ты не пропадай. Держись! - поспешил я прервать связь, чтобы спокойно обдумать услышанное.
       Я поймал себя на мысли, что с облегчением воспринял весть о том, что все эти люди вдали от меня и заняты своими делами. Немного позднее, я позвонил Татьяне в Лютон и, как обещал, сообщил ей для Люды и Оксаны телефон и адрес украинского секретаря адвокатской конторы в Лондоне.
      
      
      15
      ...к сожалению, мы не можем предоставить вам разрешения на работу.
      
       Однажды дождливым утром, когда я сладко спал после ночной работы, меня разбудил телефонный звонок. Это был ещё один человек из прошлой жизни - Наталья, осевшая в качестве студента колледжа в городе Worthing. Она наспех сообщила мне, что успешно проделала все процедуры по регистрации прошения убежища, и готова сейчас же выехать в Саутхэмптон. Я сонно соображал. От меня ждали ответа. Я ответил, что встречу её, тогда всё и решим. Жду звонка. И снова провалился в дремоту.
      Позвонила она с местного телефона уже во второй половине дня, когда я приятно убивал время чтивом. Наталья звонила с вокзала. Я советовал ей взять такси и подъехать к супермаркету АSDА, что неподалёку.
       Дождь продолжал нудно накрапывать. Я взял зонтик и вышел на встречу, соображая, как организовать ей социальное обеспечение и скорейшее трудоустройство.
      Встретившись, мы направились в наш дом, чтобы оставить там её вещи и спокойно обсудить план дальнейших действий. Я успокоил её, что в случае каких-то осложнений с соцобеспечением, она сможет уверенно рассчитывать на временный ночлег в нашем доме и скорое трудоустройство.
       Система социального обеспечения беженцев при городском Совете Саутхэмптона работала по-прежнему безотказно.
       К этому времени, офис нашего ведомства уже дважды сменил адрес, и теперь находился в центре города. Штат работников социальной службы тоже разросся. Возглавляла эту службу, по-прежнему, Эдна Кинг.
       От меня потребовалось лишь провести гостью в контору и показать, к кому обратиться. Далее, бюрократическая машина быстро оформила новоприбывшую. Её внесли в списки, вручили адрес и ключи от комнаты.
       Дом оказался в отдалённом от центра районе Townhill Park на тихой Meggeson Ave. Это был стандартный частный двухэтажный дом с небольшим внутренним двориком. В доме было чисто и тихо. Все комнаты были уже заняты беженками из Литвы и Латвии, скрывающимися здесь от 'политических преследований на родине'. Натальи указали на единственную, свободную комнатку на втором этаже. Своим размером эта комнатушка больше походила на кладовку, но её ловко организовали как жилую площадь.
       На площади метров шесть квадратных разместили кровать, платяной шкаф и столик. Окошко выходило во дворик. Во всяком случае, комнатка была чистой, тихой и укомплектованной всем необходимым для проживания. Весь дом ещё носил следы недавнего косметического ремонта.
       Проходя мимо агентства, я показал Наталье, куда она может обратиться по вопросу трудоустройства и советовал ей попроситься на фабрику в дневную или ночную смену. Далее, она всё проделала самостоятельно. В ближайшие дни уже начала работать от нашего агентства, на той же фабрике, только с утра.
       Приближалась дата, когда я мог обратиться в миграционное ведомство с просьбой о предоставлении мне разрешения на работу. Но, к этому времени я знал уже несколько свежих случаев, когда просители, вместо желаемого разрешения, получали окончательное, отрицательное решение по их делу. Возникал вопрос; надо ли мне беспокоить бюрократов лишним напоминанием о себе? Не лучше ли, оставить всё, как оно есть, и позволить своему сомнительному делу спокойно пылиться среди тысяч подобных? А тем временем, беспрепятственно черпать свои регулярные крохи из кормушек Её Величества и осваивать остров.
       Со своими сомнениями и вопросами я обратился с письмом в адвокатскую контору, представляющую мои интересы. Вскоре, они оптимистично ответили мне, что не видят никаких причин для отказа мне в разрешении на работу, и, уж тем более, для полного и окончательного отказа в убежище. Их уверенность, выраженная в письменной форме, несколько обнадёжила меня, но в глубине души я чувствовал, что это всего лишь отписка неспокойному клиенту.
      К этому времени я лично побеседовал уже с несколькими искателями убежища, которые так же уверенно обращались в миграционную службу за разрешением на работу, а получали окончательные отказы, с отбором документа и рекомендаций покинуть страну в определённые сроки. В качестве причин отказа назывались какие-нибудь нарушения процессуального характера, допущенные при подаче заявления. Отсутствие каких-нибудь данных просителя или несоблюдение сроков подачи данных, и тому подобные смехотворные основания.
       Моя интуиция подсказывала мне, не высовываться и не искать добра от добра. Но дьявольское любопытство, подстёгиваемое заверениями адвоката, подталкивало меня к этому шагу. К сожалению, путём почтовой переписки с миграционным ведомством я не мог решить этот вопрос. Процедура предполагала непосредственное обращение в миграционную службу, куда я полгода назад подавал заявку о предоставлении убежища. Пришлось ехать в Лондон, чтобы предстать живьём.
       Прибыв в Восточный Кройдон, я, признал, что в свой первый, коллективный визит сюда, я чувствовал себя уверенней. Вероятно, потому, что меньше знал.
      По вопросу разрешений на работу, следовало обращаться в иной отдел, туда я и направился по указателям. В зале ожидания, посетителей оказалось немного. Требовалось подать своё удостоверение Искателя Убежища в приёмное окошко, и ожидать, когда объявят твоё имя и номер окна. Я всё проделал и присел в зале ожидании. Моя интуиция беспокойно нашептывала мне, и не обещала ничегошеньки хорошего, но я упрямо не хотел верить ей, убеждал себя логикой фактов.
       Наконец, меня пригласили. Подойдя к указанному окошку, я предстал перед двумя клерками. Мужчина, заседавший перед компьютером, взглянув на монитор и прочитав моё имя, поприветствовал меня.
       - Добрый день, мистер Стыцькофф, - пробубнил он, едва взглянув на меня.
       - Добрый день, - ответил я, оценивая обстановку по ту сторону барьера.
      Рядом с ним сидела женщина, как я догадался, - переводчик. Она не была занята, поэтому посматривала на меня внимательней. По ней я определил, что они приготовили мне какую-то головную боль. Моё удостоверение лежало перед ними, среди прочих бумаг.
       - Мистер Стыцькофф, - начал мужчина, продолжая что-то просматривать с монитора, - к сожалению, мы не можем предоставить вам разрешения на работу, так как по вашему делу о предоставлении убежища, вам отказано ещё четыре месяца назад. И вы не обжаловали это решение, - устало прочитал он мне, уткнувшись в бумаги.
       - Какое решение?! Как я мог что-то обжаловать, если я только сейчас узнаю об этом.
       - Я сообщаю вам лишь то, что указанно в вашем деле, - пожал плечами служащий.
       - А причину отказа вы можете мне сообщить? - поинтересовался я.
       - Ваши документы не были поданы на рассмотрение в установленные законом сроки, - ответил он, не отрываясь от монитора.
       - Когда же мои документы были поданы? Я предоставил адвокату всё необходимое за две недели до истечения срока подачи, - рассуждал я вслух, вспоминая нашу последнюю встречу с секретарём Людмилой, и видел, что за окном меня уже не слышат и не видят.
       - Вам следует обратиться к вашему адвокату, - ответила по-русски женщина, дав мне понять, что вопрос исчерпан, и служащий хотел бы перейти к делу следующего просителя.
       - Могу я взять свой документ? - спросил я.
       - Этот документ уже недействителен, и он вам больше не нужен, снова включился в разговор служивый. - Вам следует покинуть страну, мистер Стыцькофф, - как-то неуверенно добавил он.
      Я не мог сообразить, о чём ещё я хочу спросить или сказать. Возникла пауза.
       - Ваш адвокат должен всё объяснить вам, - снова возникла русская служащая, - обратившись ко мне, как к безнадёжно больному пациенту.
      Я ничего не ответил. Молча, отвалил от окна и направился к выходу, лихорадочно вспоминая подробности моих отношений с адвокатской конторой.
       Самого адвоката я видел лишь мельком, когда мы посещали Людмилу. Это был самодовольный чёрный типок среднего возраста. Он заглянул в кабинет Людмилы и наспех дал ей какие-то указания. По его интонации, и её реакции, я предположил, что она его секретарь, готовящая для него черновые материалы-данные клиентов. Внешне он показался мне слегка пижонистым, чем-то похожим на сутенёра или торговца наркотиками средней руки, какие промышляют в молодёжных ночных клубах. Объяснял я это повышенным спросом на их услуги и спецификой его клиентов - запуганные, отчаявшиеся пришельцы, слепо доверяющие свои прошения адвокатам. Всё это давало ему повод раздувать щёки и чувствовать себя чёрным божком.
       В нашу последнюю встречу, совместно сочиняя белорусские легенды и записывая это для последующей подачи, мы много шутили. Людмила тогда заметила, что у неё редко бывают такие весёлые, юморные посетители. Я же подумал про себя; как весело мы сотрудничаем и слишком много мы смеёмся, не пришлось бы вскоре плакать...
      Расставаясь, я шутливо просил её, не забыть своевременно отправить наши анкеты-истории в миграционное ведомство. Она весело ответила, что, конечно же, адвокат оформит всё это должным образом, и документы подадут в срок. Времени для этого оставалось достаточно. Просила нас сообщить свои адреса для связи с нами, как только мы определимся в пространстве. Мой адрес и телефон у них всегда был. Более того, я обращался к ним, и мне ответили, что моё дело в полном порядке, пребывает в лежачем состоянии ожидания...
       Выдался погожий солнечный, но неудачный день.
      Я возвращался электричкой в Лондон и беспорядочно соображал, какие вопросы задать адвокату и что предпринять далее, уже в ином статусе. Понимал, что ни хрена эта обезьяна в костюме уже не сделает для меня, но всё же, хотелось поговорить с ним.
      Отметил факт того, что решение об отказе мне в убежище было принято уже несколько месяцев назад. Этот факт был отражён лишь в моём деле, и сообщил мне об этом, только сегодня, чиновник, имеющий доступ к делу. Всё это время, ни я, ни кто-либо иной не ведал об этом, и я беспрепятственно пользовался социальной помощью в Саутхэмптоне, как полноценный искатель убежища. Я был уверен, что никому в этой конторе нет дела до моих взаимоотношений с социальной службой. И при желании, я смогу ещё пользовать бесплатную комнату и получать еженедельные 32 фунта, пока не иссякнет кормушка, или мне самому не надоест такое прозябание.
       Теперь же, для получения денежного пособия, мне не хватало моего беженского документа. Придётся приобрести бланк документа с печатями и восстановить его своей рукой. Благо, у меня осталась копия оригинала.
       Последнее время, для выдачи пособий стали требовать предъявление оригинала документа, копии отказывались принимать.
       Я полагал, что человек, имеющий доступ к компьютерной сети миграционного ведомства, мог легко изменить судьбу беженца. Достаточно внести в дело просителя убежища небольшие поправки о принятом положительном решении. И слепая бюрократическая машина выдаст пришельцу иной статус, соответствующие документы и возможности.
      К сожалению, я не имел ни доступа к их паршивой сети, ни связи с высшими силами. Таким я и прибыл в Лондон на вокзал Виктория.
       Приближался конец рабочего дня, вскоре на линии метро Виктория будет полно пассажиров. Я ехал до станции Seven Sisters (Семеро Сестёр) и всё больше сомневался в правильности этой затеи. Понимал, что разумнее было бы на вокзале Виктория не в метро спускаться, а сесть на автобус до Саутхэмптона и отвалить, смирившись с фактами.
       У адвокатской конторы в это время не стояли ожидающие клиенты. Входная дверь была заперта. Я нажал кнопку вызова. В ответ отозвался низкий женский голос секретаря с неискоренимым африканским акцентом.
       - Я хотел бы повидать своего адвоката, - заявил я. - Tayo Arowojolu - неуверенно прочитал я каннибальское имя из письма, которое он недавно прислал мне.
       - Он пребывает в отпуске, - устало и раздражённо ответил голос Африки.
       - Тогда, я хочу Людмилу, - не успокаивался я.
       - Её сейчас нет, скоро будет, - коротко сообщили мне, и отключились.
       - Ничего не изменилось, - подумал я, и снова отвалил от очередной закрытой двери.
       Люда настригла с глухонемых ходаков наличку, и отправилась в гастроном за продуктами. Позвонил ей на мобильный. Людмила обещала вскоре быть в конторе. Ожидать пришлось с полчаса. Я никак не мог избавиться от чувства дискомфорта и потерянности. Понимал, что начинаю тупо ломиться в глухо закрытые двери, как рыба об лёд. Лондон с его расстояниями, прожорливым транспортом и свалившимися на меня неудачами, просто угнетал меня.
       Наконец, появилась Людмила с двумя полными пакетами. Увидев меня, она включила улыбку. Я вспомнил, что мы так и остались должны ей пятьдесят фунтов.
       - Привет! Ко мне? - спросила она, и бегло просканировала меня профессиональным взглядом сквозь очки.
       - Да, возникли вопросы. Я был в конторе по вопросу разрешения на работу... Оказалось, что мне давно отказано, по причине пропущенного срока подачи документов, - выплеснул я.
      Людмила смутилась. В ответ, лишь, молча, пригласила меня пройти в офис. В кабинете у входа справа заседали те же две чёрные, толстые красавицы, заваленные горами бумаг. Они действительно были заняты. Из их открытого кабинета несло тяжёлым потно-парфюмерным духаном. Мы прошли лестницей на второй этаж в кабинет Людмилы. Там она по-хозяйски рассовала пакеты с продуктами и вернулась к моим вопросам.
       - Это тебе так ответили там? - осторожно поинтересовалась она.
       - Ну да! Вместо разрешения на работу, они сообщили мне, что по моему делу - отказ. Ещё четыре месяца назад... По причине не поданных в установленные сроки документов... Советовали свалить из страны.
       - Этого не может быть! - заявила она.
       - Короче, Люда, можно ли ещё что-то сделать? Обжаловать? - поинтересовался я.
       - Едва ли стоит это делать. Тебя не задержали, и не депортировали. Просто, отказали в убежище. Но дают возможность оставаться в стране, - рассуждала-утешала Людмила.
       - Дают возможность поработать нелегально, без всяких перспектив, - добавил я.
       - Всё же это лучше, чем депортация, - всё дальше уходила она от вопроса о качестве их услуг. - Ты социальную помощь получаешь? - поинтересовалась она.
       - Пока да. Но они отобрали мой документ. Мне бы сейчас хоть какое-то временное удостоверение личности состряпать.
       - Если дашь своё фото, мы сделаем тебе бумагу от нашей юридической фирмы, - предложила она.
      Я понимал, что сейчас я для неё - бесполезный, бесперспективный, назойливый посетитель, от которого ей хочется поскорей избавиться. Моя роль и её компания раздражали меня. Я выдал ей своё фото и написал данные. Она восприняла это, как моё согласие и пригласила обратно вниз по лестнице, долой из её кабинета, где хранятся... закупленные для дома продукты. Изготовить для меня удостоверение она поручила чёрным секретарям. Те восприняли её просьбу с нескрываемым недовольством, которое выразили и в своём беглом свирепом взгляде на меня.
       - Подожди несколько минут, пока напечатают и заверят, - пояснила Людмила и торопливо покинула африканский кабинет. Я вышел на улицу и снова ждал. Прошло минут пятнадцать. Я напомнил о себе, нажав кнопку вызова.
       - Мой документ готов? - не очень-то вежливо спросил я.
       - Ещё нет, - коротко и раздражённо ответил тот же голос и отключился.
       - И на хрена, вообще, мне этот бесполезный документ? - с досадой подумал я. - Вместо поездки в эту людоедскую контору, мне следовало бы сесть на поезд, сейчас был бы дома, и уже делал бы что-то полезное, - размышлял я. В связи с документом, вспомнил о польском соседе, и решил прозвонить ему.
       - Привет, Сергей, - бодро ответил тот.
       - Владимир, бланки беженских удостоверений имеешь?
       - Для тебя найдём, - оптимистично отвечал он.
       - Качество?
       - Приличное. Ещё никто не жаловался.
       - Со штампом разрешения?
       - Конечно!
       - Хорошо. Мне понадобится один. Приготовь. Увидимся дома, - отключился я.
      В контору заходил посетитель, и я прошёл в открытую для него дверь.
       Документ, на фирменном бланке, с печатью адвокатской конторы, удостоверяющий мою смутную личность, был готов. Чёрная, устало, взглянула на меня, как на ходячую головную боль. Молча, кивнула на бумагу, лежащую на столе, и уткнулась в компьютер. Я взял это, и, бесшумно исчез.
       Растворяясь среди пассажиров метро, я подумал, что, вряд ли когда-нибудь вернусь в этот нигерийско-украинский кооператив. И эти тоже, поимели меня в качестве козла отпущения. Это уже симптоматично! Так можно и привыкнуть к позе. Таковое место православных славян в современном мире, мне не нравилось. Особенно, когда тебя уже хотят не только иудеи и представители протестантской северной Атлантики, но и африканские человеки, в кооперации с украинской ассистенткой. Вероятно, Людмила, не дождавшись от нас обещанных пятидесяти фунтов за её услуги, положила моё дело в дальний ящик, вместо своевременной доставки в миграционный центр. Об этом я мог лишь гадать, но едва ли мог что-то исправить.
       *Too much information running through my brain,
      Too much information driving me insane. Sting
      *Слишком много информации проходит сквозь мои мозги,
      Слишком много информации доводит меня до безумия.
       С такими невесёлыми мыслями, новым, бесполезным удостоверением личности и крепко свёрнутой языческой фигой в кармане для всего мира, я вернулся на вокзал Виктория.
       С автобусом мне повезло, вскоре я выехал из Лондона в юго-западном направлении.
      На пути в Саутхэмптон меня отвлёк от грустных размышлений телефонный звонок. Звонил Олег из Чикаго. Зная его любовь к телефонным разговорам, я мог рассчитывать на беседу до конца пути.
       - Что нового на Острове? - поинтересовался он.
       - Океан наступает на берега, жизненные пространства сужаются, становится тесней и проблематичней, - отвечал я.
       - Какие-то проблемы?
       - Назревают. Ты не против, если я перешлю тебе на хранение свой украинский паспорт?
       - Присылай. Тебя что, дали британский?
       - Нет. И, похоже, не собираются давать. Слишком тяжёлый акцент и совковые амбиции.
       - Переходишь в режим 'Человек Без Паспорта'?
       - В режим 'Без Украинского паспорта'.
       - Возникли неукраинские варианты?
       - Пока нет. Буду искать.
       - А затем?
       - Попробую здесь и, возможно, за пределами Острова..
       - Это интересно! Надеюсь услышать продолжение.
       - Что у тебя? - сменил я тему.
       - Каждый день одно и то же; таксовать, чтобы оплатить рент автомобиля, квартиры и счета за прочие радости жизни. Доступные кредиты немного скрашивают существование. Собираюсь купить свой транспорт. Тогда, можно будет организовать гибкий график работы. На арендованном транспорте, работал или отдыхал, а в конце недели должен платить.
       Домой я вернулся вечером. Польский сосед Владимир и грузинские женщины были дома. На этой неделе они работали в дневную смену. Украинские соседи отсутствовали. Вероятно, ушли к своим землякам. Хотелось побыть одному, но Владимир сам обратился ко мне.
       - Сергей, тебе нужен документ?
       - Какая цена? - поинтересовался я.
       - Пятьдесят фунтов, - ответил Владимир. - Это для кого-то? Сколько штук надо? - поинтересовался он.
      Я видел, что ему хотелось бы что-то продать. У меня же, совсем не было желания объясняться.
       - Пока нужен лишь один бланк, - проигнорировал я его вопросы. - Но хорошего качества, - добавил я.
       - Качество хорошее. Идём, покажу, - оживился он, и пригласил пройти в его комнату. Я решил взглянуть. Цена - пятьдесят фунтов, для такого документа, несколько завышена. Зато услуга на дому и в узком соседском кругу.
       В его комнате оказалась Нели. Её присутствие в этом случае было неуместно, но я не стал отказываться от затеянного. Владимир, в её присутствии, достал откуда-то чистый бланк удостоверения с печатью о разрешении работать, и передал мне. Бумага оказалась вполне приличной, качество копии тоже неплохое. Однако, реальная цена этой бумажки из-под цветного принтера - несколько пенсов.
       Владимир ожидал моего ответа, с надеждой получить пятьдесят фунтов. Нели наблюдала за нами, гадая, зачем мне, вдруг, понадобилось покупать это?
      Я выдал ему пятьдесят фунтов и поспешил оставить их, не дожидаясь расспросов.
       В этот же вечер, я от руки заполнил фальшивый бланк, стараясь максимально скопировать почерк с копии моего оригинала. Получилось вполне идентично тому, что у меня отобрали днём в конторе. Номер и серия, конечно же, были другими, липовыми. Но в остальном, документ получился достаточно хорош, чтобы предъявлять его каждую неделю в соцобесе при получении пособия. Носить это с собой не следовало. Для удостоверения личности, мне вполне служила действительная студенческая карточка, срок действия которой был ограничен.
       На следующий день, встретившись на кухне с украинскими ребятами, наш обычный разговор ни о чём перешёл в конкретное русло.
       - Сергей, не допоможешь ли нам найти работу? Хоть какую, временную. Ребята обещали пристроить, но пока, надо подождать, - обратились они.
       - Я мог бы пройти с вами по агентствам и помочь зарегистрироваться. Но там потребуется документ с разрешением на работу. Чешские паспорта не подойдут, - неохотно объяснил я опостылевшие условия.
       - У нас уже всё есть, ты нам только помоги в агентстве, - удивили они меня своей готовностью. Чувствовалась информационная поддержка земляков.
       - Хорошо, зайдём в пару агентств, оставим там ваши заявки, и будете ждать приглашения на работу. Это всё, что я могу сегодня сделать для вас, - предложил я.
       Они живо согласились с таким планом действий и выразили готовность заняться этим сейчас же.
      Моё участие заняло у меня немного времени. Мы посетили одно тихое агентство, в котором, я никогда раньше не бывал. Принял нас пожилой высокий джентльмен. Как и везде, он вручил нам анкеты и просил заполнить их. Выполняя свою работу, я указывал в качестве национальных номеров социального страхования некие, общепринятые, временные заменители такового. Для связи - номер своего мобильного. Джентльмен сделал себе копии с их поддельных беженских удостоверений и завёл на каждого из них файл потенциального временного работника. Закончив с бумажной работой, он вежливо поблагодарил меня за моё участие и пообещал позвонить, как только понадобятся рабочие.
      Для первого раза, мы этим и ограничились.
       Довольные первыми шагами, ребята сообщили мне, что им известен шпионский железнодорожный маршрут Париж-Лондон. Будучи во Франции, они связывались с украинским резидентом в Париже, но эта услуга оказалась им не по карману. Они подтвердили, что их земляк Виталий действительно ожидает свою жену, которая намерена вскоре прибыть в Англию этим путём.
       Нели, прослышав о моём участии в трудоустройстве соседей, заговорила со мной о своих земляках, нуждающихся в такой помощи. Ничего определённого я ей не ответил.
       В этот же день, я зашёл в адвокатскую контору в Саутхэмптоне, что неподалёку от моего места проживания. Это было местное отделение юридическойи фирмы Leonard & Swain, на Oakwood Court 62A The Avenue. Я заявил секретарю, что хотел бы сменить адвоката и прибегнуть к услугам их фирмы. Секретарь просила подождать. Спустя несколько минут меня представили высокой, крупной блондинке, которая назвалась Claire Wilson. Та согласилась выслушать меня и провела в кабинет. Я коротко изложил ей суть и состояние моего дела, и выдал данные лондонской конторы. Она составила заявление и просила меня подписать это. Обещала обо всём информировать. На этом мы и расстались.
      У меня не было надежд на то, что новый адвокат что-то существенно изменит в моём запущенном деле. Но я решил, что лучше иметь дело с кем-то другим, и здесь, поблизости.
       В связи с началом Чемпионата Европы по футболу, все пабы превратились в пункты поддержки национальной сборной Англии. Народ ожидал праздника побед. Однако, первые же матчи с участием Англии, обернулись горьким разочарованием и превратили праздник в национальную трагедию. Англичане проиграли Португалии, а затем, не смогли одолеть и Румынию, едва удержав ничейный результат. При этом румынские футболисты играли гораздо интересней. Местные газеты сообщали о погромах во многих пабах Саутхэмптона, где собирались на просмотр болельщики. На витринах пабов появились объявления о том, что последующие матчи с участием сборной Англии здесь показывать не будут. Смотрите это и болейте дома. Извиняйте.
      На работе, все разговоры свелись к ругани в адрес игроков и тренера. Народ единодушно желал расправы над высокооплачиваемыми, самовлюблёнными клоунами, опозорившими страну.
       Однообразное течение уже привычных ночных работ было нарушено грубым вмешательством местной миграционной службы. Сначала прошёл слух о проверках в других агентствах в городе, а спустя несколько дней, об этом заговорили и наши работники. Я не придавал этому значения, так как уже подустал от ночной работы и затянувшихся трудовых отношений, хотя, сам пока не решался отказаться от них.
       Однажды среди дня мне позвонила секретарь нашего агентства и попросила зайти к ним. Последний месяц они поручали мне мелкие организационные хлопоты по учёту работников, поэтому я не удивился её приглашению.
       Каждый день фабрика заказывала агентству необходимое количество работников, и агентство составляло список на смену. Этот список работников они оставляли под дверью, и его можно было достать даже после закрытия агентства. К девяти вечера работники подходили к месту посадки на автобус, и мне следовало отмечать по списку всех прибывших. Если кто-то не являлся, но были иные, готовые подменить отсутствующего, я вносил изменения в список. Утром, по возвращению с работы, я оставлял этот список со своими отметками и пояснениями под дверью агентства. За эти хлопоты они что-то доплачивали мне.
       Молодая секретарша приветливо встретила меня и просила подняться на второй этаж в кабинет управляющего. Управляющие у них часто менялись, и я не удивился, найдя там незнакомого мне мужчину.
       - Добрый день, Сергей, - вежливо приветствовал он меня, и указал на кресло перед его столом. Я присел в ожидании указаний.
       - Сергей, наше агентство довольно сотрудничеством с тобой, - начал он, поглядывая в свои записи, - но, нас стали часто посещать и проверять люди из миграционной службы. Пока, они лишь проверили документы всех работников. Обнаружили много поддельных, но не стали никого беспокоить. Дали нам неделю для наведения порядка. Ты же знаешь, какое удостоверение личности ты нам предъявил. Если у тебя сейчас имеется действительный документ, к которому у них не будет претензий, пожалуйста, подай секретарю, и мы продолжим сотрудничество с тобой. А пока, мы вынуждены прекратить трудовые отношения со всеми, на кого нам указали. Мы ничего не можем поделать, нам грозят штрафами. Надеюсь, ты понимаешь нас, - закончил он.
       - Понимаю. Спасибо, что предупредили, - ответил я.
       - Спасибо и тебе за понимание. Мы делаем всё, чтобы наши работники остались довольны. На этой неделе мы рассчитаемся с тобой. Загляни, как обычно, в пятницу. А если станет возможным, мы пригласим тебя обратно. Если же у тебя что-то изменится с документами, будем всегда рады...
       На выходе, секретарь отвлекла меня от размышлений, и снова просила задержаться.
       - Сергей, мы забыли кое-что выдать тебе из твоей предыдущей жизни, - шутливо объявила она, и вручила конверт, в которых обычно раздают платёжными бумажками. Конверт предназначался Сергею Голубцу.
       Выйдя из агентства с конвертом в руке и новостью в мыслях, я пытался освоить факт того, что уже сегодня ночью я не поеду на фабрику, а завтра смогу спать и гулять вволю.
       В конверте я обнаружил чек на сто с чем-то фунтов. Из платёжки понял, что это выплата неиспользованного Голубцом отпускного пособия. Нежданная доплата подсластила горечь увольнения.
       Кроме налога на доход, из зарплаты удерживались так называемые взносы на социальное страхование. Эти удержания затем возвращались работнику в качестве отпускного пособия.
       Проработав 13 недель, я брал недельный отпуск и получал за неделю отпуска пособие в размере средней недельной зарплаты.
       В пятницу, я как обычно, посетил агентство и получил стандартный конверт на своё имя. Двое девушек секретари, вручая мне конверт, шутили, что я работаю один, а получаю за двоих.
       Проверив свой банковский баланс, я окончательно смирился со своим безработным статусом. Мои трудовые сбережения позволяли мне расслабиться.
       Теперь я больше времени проводил дома. Васыль и Толян притащили откуда-то старенький, но рабочий телевизор и установили его в общей гостиной, у окна. Если шторы открыты, то телевизор виден с улицы. Я не стал засорять людям мозги рассказами о странных местных правилах пользования общественным британским телевидением.
       Из своего опыта я уже хорошо знал, что, информируя людей о возможных неприятностях, невольно становишься для них носителем и источником этих проблем, этаким вестником беды.
      Народ не желает знать о том, что ему неприятно. Люди предпочитают радоваться жизни. Много знаешь - плохо спишь.*Truth hits everybody. Truth hits everyone. * Правда шокирует всех и каждого.
      По возможности, я старался избегать контактов с соседями. Если и был дома, то отсиживался в своей уютной комнате.
       Вскоре к домашнему телевизору прибавился старенький видеомагнитофон с дежурной кассетой, заполненной записями хитов Филиппа Киркорова, который отодвинул меня от теленовостей. Молодая армянка всё своё свободное время слёзно умилялась у телевизора, многократно проигрывая эту слащавую поп гнусность. Мне становилось всё трудней сдерживать своё отвращение к звучащей в доме музыке и тупому пристрастию армянской соседки.
       Украинские соседи вскоре влились в трудовое движение украинских заробитчан. Рано утром они уходили из дома, и поздно вечером возвращались. Земляки, как и обещали, пристроили их в свою строительную бригаду.
       Работа их заключалась не в строительстве, а в основном, в подборке строительного мусора на объекте и выполнении прочих подсобных работ. Но они были довольны своей занятостью. Так как эта работа не требовала знаний языка и они работали со своими земляками.
       В центре города, наконец, открыли новый современный торговый центр Lewis. В этом огромном, многоэтажном центре разместилось множество торговых компаний, а так же кафе и прочие услуги и развлечения. Там я мог подолгу убивать время. Особенно мне полюбился книжный магазин торговой марки Waterstone. Его двухэтажный просторный, модерновый интерьер, с изобилием разнообразной литературы, кафе, и главное - кожаный диван у витрины. Диван с креслами красного цвета были расположены напротив книжных стеллажей с музыкальной литературой. В основном, это были современные биографические издания, посвящённые британской рок и поп музыке. В пользовании удобного дивана и чтении книг, выставленных на продажу, меня никто никак не ограничивал. Времени у меня было достаточно.
       Интернет зал колледжа оставался моим регулярным источником украинских новостей. В стране ничего не изменилось. И в западных областях и в степной Новороссии - одна картина; женщины массово выезжают на заработки, обслуживать похотливых итальянских и испанских синьоров, или оседают на местных базарах. Оболваненная молодёжь, ориентированная на современные украинские ценности, активно поддерживает пивное и табачное производство. Всю страну и отдельные регионы возглавляет и контролирует типичная украинская бычь-элита, у которой в генах заложена программа - воровать, как можно больше и быстрее, пока не пришёл другой, более наглый кандидат бычара от иной партии.
       Однажды мне позвонил уже забытый джентльмен из агентства, в котором мы регистрировали Васю и Толю. Он информировал меня о возникшей временной работе где-то в порту. Требовалось человек десять, готовых работать в дневную и ночную смену. Он меня озадачил и отвлёк от приятного времяпровождения. Я попросил дать мне какое-то время на осмысление и обещал вскоре отозваться. Встретив в этот же день на кухне Лали, я вспомнил о грузинских ребятах, остро нуждающихся в работе. Я лишь сообщил ей о возникшем предложении, и она тут же позвонила кому-то. Говорила она на непонятном мне грузинском языке. Закончив разговор по телефону, просила меня оставаться на месте и ждать прихода трудовых кадров, готовых оплатить мои хлопоты, в случае их трудоустройства.
       Ребята действительно явились скоро, и по всему было очевидно, что вопрос занятости их очень волновал. Первыми пришли двое; отец и его сын лет семнадцати. Лали представила нас.
       - Сергей, документы у нас есть. Английский немного знает мой сын, остальные без языка... Но мы тебе заплатим за помощь... Сколько человек ты можешь устроить? - посыпал он на меня вопросы.
       - В агентстве сказали, что работа временная, в дневную и ночную смену, нужно человек десять. Это всё, что я знаю на данный момент, - коротко отчитался я.
       - Только десять? - удивил он меня таким вопросом.
       - А вас сколько? - поинтересовался я.
       - Сейчас человек пятнадцать готовы работать, они ожидают моего сигнала, - шокировал меня лидер грузинского движения в Саутхэмптоне.
       - Хорошо. Мы можем все пойти в агентство, и оформить всех, готовых к труду. Далее, будет видно, - предложил я.
       - Сергей, пожалуйста, постарайся, чтобы всех. Мы отблагодарим, ты не думай, - эмоционально уговаривал меня грузин-староста, словно я был работодателем.
       По его звонку-команде, спустя минут десять, в дом ввалилась делегация грузинских мужчин, человек двенадцать, разных возрастов, словно они где-то поблизости ожидали сигнала. Молодые, до двадцати лет, не говорили даже по-русски. Самому старшему было около шестидесяти.
       Наше уличное шествие походило на грузинскую спортивную делегацию и привлекало внимание прохожих. В агентстве, наше появление тоже вызвало удивление.
       - Здесь четырнадцать, и все хотят работать! Но есть ещё несколько, - доложил я.
       - Хорошо, я постараюсь что-то организовать, - озадаченно разглядывал кавказских кадров джентльмен. - Но сначала, Сергей, нам предстоит выполнить немалую бумажную работу. Если они не говорят по-английски, то тебе придётся принять участие, - растерянно оценивал он ситуацию.
       - Тогда приступаем, - призвал я к действию.
       Джентльмен по-военному раздавал всем анкеты и указания. Я, по очереди, с каждым начал заполнять бумаги. Те, кто оказался грамотней, говорил и понимал по-русски, присели рядом, подглядывая и спрашивая, делали это сами.
       Вся эта бумажная возня, бестолковые вопросы о работе, зарплате и многократные просьбы, заняли более часа и вызвали у меня головную боль.
       Босс, о самой работе сообщил следующее.
      Местная компания, промышляющая торговлей алкогольной продукции Бакарди, затребовала людей на временную работу, для разлива и упаковки какой-то порции продукта. В ночную смену оплата - шесть фунтов за час. В дневную - пять. Разливочный упаковочный цех находится на территории порта. Остальные условия объяснят на рабочем месте.
      Он рассказал, как туда пройти, и указал номер причала, где находился цех. От меня требовалось проводить туда работников и показать, где это. После чего, им следовало вернуться в агентство и получить списки дневной и ночной смены и расписание. После моего перевода, все стали проситься в ночную смену и рассказывать о своём сложном материальном положении.
       До самого порта идти было не очень далеко, но по территории порта, среди доков и складских помещений нам пришлось пройтись, пока мы добрались до нужного нам причала.
       Какой-то занятой сотрудник встретил нас там и коротко пояснил, в чём заключается работа. В основном, требуется стоять у конвейера, внимательно следить и снимать с него не наполненные должным образом бутылки. Просто и нудно. Работников обеспечивают бесплатным обедом. Если возможно, то хорошо бы, уже сегодня с пяти вечера и приступить к работе.
       Такая перспектива вызвала оживление. Насколько я мог понять, ребята начали спорить о том, кто из них выйдет сегодня в ночную смену. Я пояснил им, что в агентстве, вероятно, уже готовы списки, осталось лишь зайти туда и получить указания, кому, когда выходить на работу. Ребята поутихли и поспешили в агентство.
       На обратном пути, на территории порта к нам подошёл мужик с сумкой и стал предлагать сигареты. По-английски он едва изъяснялся. Но я легко понял, что он хотел бы продать несколько блоков Мальборо по одиннадцать фунтов за блок. И что на судне у его товарищей ещё много сигарет на продажу, и что он из Хорватии...
       Я попробовал утешить его, обещая, что в городе он легко продаст свои сигареты за эту цену. Но тот разводил руками и показывал на часы, сетуя на ограниченное время. Мне хотелось чем-то помочь ему, и я спросил у ребят, не желает ли кто купить дешёвые сигареты.
       В розничной торговле пачку Мальборо оценивали более четырёх фунтов, поэтому, многие пришельцы курили бельгийский табак, да и то старались купить контрабандный, за полцены.
       Парни посовещались. Кто-то захотел купить пачку. Но моряка торгового флота это не заинтересовало. Он продолжал призывать меня делать с ним бизнес, как он это называл. Я купил у него три блока за тридцать фунтов. Он был доволен. Просил дать ему мой телефон. Обещал 'Big business'. Меня называл 'Good man'. Свой мобильный номер я ему выписал и поспешил, с тремя блоками сигарет в руках, догонять грузинскую бригаду.
       В агентстве командир встретил нас, как своих сотрудников. Его уже известили с производства о встрече-знакомстве с нами. Он вручил мне списки работников дневной и ночной смены и просил объяснить народу. Но грузинский народ уже сам определил, кто с кем и когда будет работать. По их просьбе, мне пришлось согласовать этот момент с шефом. Тот не возражал. Обещал распечатать новые списки грузинской редакции. Я попытался удалиться, пожелав всем удачи, но шеф обратил моё внимание на то, что лишь один работник указал в анкете банковский счёт для перечисления зарплаты. Я обещал что-нибудь придумать, до конца рабочей недели, и сбежал.
       Как оказалось, с сигаретами не возникло хлопот. В тот же вечер, курящие приятели забрали у меня эти три блока по пятнадцать фунтов, и просили сообщать, если будет ещё.
       Полтора фунта за пачку Мальборо - это лишь треть магазинной розничной цены. Я вспомнил о регулярных телерепортажах о работе таможенной службы на пограничных пропускных пунктах, где о контрабандных сигаретах говорилось более всего.
       На следующий день, не успев придумать, чем заняться, ко мне позвонил кто-то из грузинских подопечных и попросил о встрече. Я почувствовал, что у меня появилось некое подобие своего дела.
      Пришёл один из образованных грузинов, хорошо говорящий по-русски.
       - Здравствуй, Сергей.
       - Привет. Как ваши дела, рассказывай.
       - Всё хорошо, спасибо. Мы вчера уже работали ночью. Ребята пошли на работу сегодня утром... Ты не сомневайся, мы тебя отблагодарим... - сумбурно и всё сразу доложил он.
       - Ладно. Как вам эта работа?
       - Нормально! Работа лёгкая, чистая. Люди хорошие. Бесплатный обед, кофе, - довольно рапортовал работник.
       - Тогда о чём ты хотел поговорить? - поинтересовался я, с облегчением узнав, что всё наладилось и все довольны.
       - Начальник агентства вчера сказал, что ему нужны наши банковские счета, - озадачили меня.
       - Я помню. Это же не срочно. Понадобится через неделю, а то и через две. Работайте спокойно. К тому времени что-то придумаю.
       - Но он просил! - беспокоился о порядке товарищ.
      Я понял, что он не успокоится. Они решили, что в их оформлении на работу остались недоделки, которые я должен срочно устранить.
       - Всем четырнадцати работникам открывать банковские счета я не буду, и не смогу физически. Не буду объяснять тебе детали. Достаточно и одного счёта, куда можно будет перечислять зарплаты всех, а потом раздавать. У каждого будет личная платёжка о рабочих часах и сумме. Легко определить долю каждого, - объяснял я.
       - Так давай что-то сделаем. В агентстве ожидают, - призывали меня.
       - Хорошо. Давай попробуем, - неохотно согласился я. - Какие-нибудь документы имеешь при себе?
       - Есть паспорт, - ответил он, готовый к действиям.
      Про себя я отметил, что парень не так много спал этой ночью, и все его коллеги по ночной смене, вероятно, дрыхнут сейчас, а его командировали решать общую проблему.
       Я направился на Лондон роуд, где в одном квартале находилось четыре банка. В первом же банке, как я и ожидал, нам отказали по причине отсутствия документов, подтверждающих адрес проживания.
       - Сделаем так, дружище, - предложил я. - Подумай, есть ли у тебя почта на твоё имя от адвокатов и всяких бюрократов? Если найдёшь, приноси, посмотрим. Если же нет ничего, что может подтвердить твой адрес в Саутхэмптоне, тогда, потребуется некоторое время и хлопоты. А пока, я сегодня же приготовлю для вас один банковский счёт на моё имя, куда можно будет временно перечислять ваши зарплаты.
       - Кажется, у меня есть такие письма, я соберу всё, что есть и поднесу тебе, - принял он к исполнению поставленную задачу, и отправился домой. Я же, решил открыть себе ещё один счёт для предоставления его клиентам. На этой же Лондон роуд я зашёл в отделение Lloyd's Bank. По вопросам открытия счетов принимала молодая индуска. Процедура ничем не отличалась от других банков, где мне уже приходилось это делать. Спустя часок, когда мы снова встретились, я вручил ему номер счёта и наименование банка, который они могли, смело применять для перечисления своих зарплат.
       У него оказалось немало почтовой корреспонденции на его имя. В основном, это письма от адвокатской конторы, и что-то из колледжа. Этого было достаточно.
       Я вернулся с ним в тот же Ллойд банк. И снова побеспокоил индуску. Выполняя необходимые формальности для грузинского клиента, она приветливо обращалась ко мне по имени. Это озадачило моего товарища. Вероятно, он подумал, что я свой человек в этом банке.
       Выйдя на улицу с готовым банковским счётом для него, он полагал, что ему сделали это по блату. С этим он и покинул меня, вполне довольный результатом.
       Закончив с грузинским заказом, я отправился в спортивный комплекс. В рабочее время, по предъявлению спец пропуска для бедных посетителей, я прошёл к бассейну бесплатно.
      После утомительного англо-грузинского окружения, я с головой кинулся в общественный 25-метровый плавательный бассейн, наполненный бесчеловечно хлорированной водой. Проплавал я там минут тридцать, до полного изнеможения. Мои глаза требовали промывки пресной водой, а лёгкие - свежего, не хлорированного воздуха.
       После бассейна, я устало побрёл к торговому центру и там, припал на красном диване в книжном магазине. Я сонно листал книгу-альбом, представляющую фото хронику Дэвида Боуви. Удивился, узнав, что он родился и провёл детство в южном районе Лондона - Брикстоне. Сейчас, этот район основательно заселён чёрными жителями, со своими законами джунглей.
      *Take a gun or a knife to the low life
      Always keep your back to the wall. Sting
      *Бери с собой пистолет или нож в эту низкую жизнь,
      И всегда держись спиной к стене.
       Рассматривая фотографии, я подумал, как хорошо и спокойно я сижу здесь, один, среди книг и незнакомых мне людей. 'Человек XXI века - это язычник: в нём нет внутреннего света, он много разрушает и мало создаёт, и, главное, он не чувствует в своей жизни присутствия бога' (Дэвид Боуви).
       В этот момент зазвонил мой телефон. Номер мне ничего не говорил. Но я ответил, полагая, что это проснулись грузины после ночной работы.
       - Вы Сергей, - спросил мужской голос на русском языке.
       - Да, я Сергей. А вы кто?
       - Мы тут сейчас в городе... У нас есть сигареты... Нам дали ваш телефон, сказали, что вы можете купить у нас.
       - Вы хотите продать сигареты? - уточнил я.
       - Да, у нас двадцать блоков Мальборо, мы хотели бы встретиться. Не можем долго говорить по телефону, - торопливо ответили мне.
       - Где встретимся?
       - Мы сейчас на центральной улице, у магазина алкоголя, на другой стороне улицы - мебельный магазин...
       - Я понял, где это. Ждите меня там. Минут через пять подойду.
       Это был магазин, где мы частенько брали уценённое пиво. Двух парней с рюкзаками за спинами я легко определил.
       - Привет. Вы откуда? - обратился я к ним.
       - Вы Сергей? Мы из Калининграда. Наш сухогруз здесь грузится. Так как насчёт сигарет?
       - Давайте отойдём в сквер, - предложил я.
      Мы прошли в сквер-мемориал участникам Фолклендских военных событий, и присели на скамейку.
       - Что у вас? - кивнул я на рюкзак.
       - Тут десять блоков обычного Мальборо и десять лёгких. Можем всё отдать за двести фунтов, - рапортовал Российский торговый флот.
       - Я могу взять только половину. Если согласны, то я куплю десять блоков лёгких, - предложил я.
       - Мы можем скинуть цену, если возьмёшь всё.
       - Не имею при себе достаточной суммы. Могу дать вам сто фунтов за десять блоков лёгкого Мальборо. Остальное, продадите где-нибудь в городе.
       - Та мы здесь никого не знаем, кому мы будем это продавать? - немного расстроились моряки.
       - Пройдите по пабам. Я думаю, там могут взять сигареты по вашей цене.
       - Хорошо, Сергей. Берёшь десять блоков?
       - Давайте. Надеюсь, пакет выделите, - достал я деньги из бумажника. Увидев свои продуктовые ваучеры, мелькнула мысль попробовать применить их в качестве платёжного средства за остальные десять блоков. Но не стал морочить голову себе и людям. Лишь спросил их, вручая деньги.
       - Вы здесь что-нибудь покупаете?
       - В Англии, стараемся ничего не покупать. Это дорогая страна.
       - А кроме цен, какие впечатления об Англии?
       - Никакие, - коротко и категорично ответили моряки, поделив между собой сто фунтов. - Неуютно здесь как-то, и не только из-за высоких цен... - попытался пояснить свои ощущения русский пришелец.
       - Чувствуешь себя чужим, одиноким, неполноценным. Хочется вернуться на судно, к своим, - подсказал я.
      *Sense of rejection and alienation. *Чувство отверженности и отчуждённости.
       - Точно! Задерживаться здесь не очень-то хочется. Вот с тобой нам здорово повезло. Спасибо за покупку, - повеселели парни. - Ты чо, живёшь здесь?
       - Не совсем. Я здесь скрываюсь.
       - Скрываешься? - заинтересовались моряки. - От кого?
       - От украинского идиотизма.
       - Понятно. Тебе лучше в чужой Англии, чем в своей Украине?
       - Пока так. Здесь, во всяком случае, электричество не отключают, - популярно объяснил я. - Ладно парни, счастливого вам плавания и коммерческой удачи! - пожелал я им, отчаливая.
       - Тебе тоже. На тебя можно рассчитывать в будущие заходы в Саутхэмптон?
       - Да, по мере моих возможностей.
       - Возможно, тебе позвонят и другие люди с сигаретами, так ты не удивляйся, - многообещающе предупредили меня.
       Я шагал домой с объёмным пластиковым пакетом в руке, соображая, что предпринять далее. Половина доброго дела сделана - русские моряки получили добавку к зарплате. Теперь осталось помочь людям, страдающим от высоких цен на табачные изделия.
      Извиняйте, Ваше Величество, в этой акции Ваши интересы не учтены, отчислений в казну не предполагается. Но я делаю всё возможное, чтобы изменить этот мир к лучшему, и осчастливить людей.
      * I try the best I can. * Я стараюсь, насколько могу.
       Послал сообщение товарищу, интересовавшемуся сигаретами по пятнадцать фунтов за блок. А вечером, меня снова побеспокоили и забрали всё по этой цене. Я попробовал телефонный номер русских моряков, желая порадовать их деловым предложением. Абонент оказался не досягаем. Возможно, судно уже покинуло объединённое королевство дорогих сигарет.
      Вернулся я в книжный магазин с чувством глубочайшего удовлетворения, и принял порцию кофе с молоком в их уютном кафетерии.
       Наконец, вернувшись, после всех хлопот о человечестве, к общественному дивану, я обнаружил на книжной полке новую биографическую книгу о монстрах британского рока 70-х годов. Это был объёмный труд, подробно описывающий возникновение, развитие и деградацию музыкальной бригады Led Zeppelin.
       Когда-то их музыка завораживала меня своим сатанинским магнетизмом. А после нескольких месяцев пребывания на острове концентрированного скопища духов, свежеизданная книга о них, попала мне в руки, как не случайно.
       В этот вечер я успел лишь просмотреть иллюстрации. Объявили о закрытии магазина. Покупать книгу я не стал. Но теперь знал, что у меня здесь есть чтиво на ближайшие дни.
       В один из погожих дней я решил отыскать теннисный клуб, о котором случайно узнал от бабушки теннисистки.
       Место это оказалось недалеко, и отыскать его не составило больших трудов. Среди частных домов, по соседству, один за другим, располагались крикет клуб, клуб для престарелых по катанию шаров и теннисный клуб с несколькими травяными кортами. На территории клуба кто-то был. Я прошёл в открытую калитку и оказался перед деревянной постройкой с летней верандой и скамейками. Там я встретил нескольких людей, судя по спортивной одёжке которых, - членов этого клуба. По тому, как дружно все они обратили внимание на моё появление на территории клуба, я понял, что они неплохо знают всех своих.
       - Привет! Чем можем помочь? - обратился кто-то ко мне.
       - Добрый день. Мне рекомендовали этот клуб, как место, где можно играть в теннис, - отозвался я.
      Услышав странный акцент визитёра, все присутствующие, кроме находящихся на кортах, стали рассматривать меня. Это были мужчины и женщины в возрасте от тридцати пяти и старше.
       - Конечно, возможно, - приветливо ответила женщина. - Сейчас вам всё объяснят.
      Ко мне подошёл мужчина, который, очевидно, выступал там, в качестве активиста или тренера. Цепко разглядывая меня, он включил приветливую улыбку, представился и отрапортовал.
       - Это частный клуб. Для членов клуба пользование кортами и подсобным помещением не ограничено. Обычно, они доступны с апреля по октябрь. Что бы стать членом клуба, достаточно делать ежегодные взносы - пятьдесят фунтов. Член клуба может приводить с собой гостя-партнёра. Для приходящих гостей условия тоже просты; за три фунта, гость может играть час, если есть свободные корты.
      Он пригласил меня пройти с ним в деревянную постройку. Показал там раздевалку, умывальник и туалет в мужской половине. Сами корты были в ухоженном состоянии с качественной травой, несколько вытоптанной на задних линиях. На двух кортах резвились ярко выраженные любители около пенсионного возраста.
       - Если тебе требуется инструктор, пожалуйста, обращайся, я помогу тебе, - протянул он мне визитную карточку, - уроки стоят всего 15 фунтов за час, - добавил он, продолжая рассматривать меня.
       - Как блок Мальборо от моряков, - подумал я, и коротко ответил,
       - Спасибо, - давая понять, что я узнал, всё, что хотел.
      Он оставил меня, вероятно, утратив ко мне интерес. Зато другие члены клуба не позволили мне тихо отползти с территории, чтобы всё спокойно обдумать. Они стали задавать мне обычные вопросы; откуда я, как долго в Англии, чем здесь занимаюсь, как мне здесь нравится, и как долго ещё я намерен пробыть в их чудесной стране? Я вежливо отвечал на все их вопросы, обещал в ближайшие дни вернуться сюда с ракеткой и, возможно, стать членом.
       Проходя вдоль ограды соседнего клуба, я приостановился и понаблюдал за странной игрой стариканов. Дедушки и бабушки увлечённо катали по коротко стриженной травяной лужайке блестящие металлические шары и вели учёт каким-то очкам. Этот клуб я не посетил. Пошёл далее, подумав про себя, что в Украине, им подобные, сейчас упражняются на дачных участках, спасая картофельные посадки от нападок северо-атлантического десанта - колорадского жука.
       Мне понравилось в том клубе всё, что я увидел и услышал, но я не мог избавиться от вынесенного оттуда чувства внутреннего дискомфорта. Наконец, я догнал, что меня беспокоило. У меня было желание прийти туда вскоре, и попробовать теннис на травяных кортах, но я был там неисправимо чужим. И я ещё долго останусь для них пришельцем, даже если стану членом их клуба.
       И снова признал, что лучше всего я чувствую себя, будучи один. Будь то на диване в полюбившемся мне книжном магазине, или на улицах Лондона. Среди людей, но один. Никаких вопросов, обязательств, недоразумений.
      *No friends, no enemies. Absolutеly free. *Ни друзей, ни врагов. Совершенно свободен.
      
      
      16
      Я хотел бы играть в теннис после восьмидесяти, - с большим сомнением пожелал я себе.
      
       Однажды, сосед по дому Толян подкатил ко мне с интересной новостью.
       - Сергий, вчера к Виталию приехала его жена... Помнишь, мы говорили тебе о французском канале, - невнятно начал он.
       - Виталий когда-то говорил мне о неком украинском маршруте через Париж, - вспомнил я.
       - Да, остановка в Париже, для получения паспорта. Далее, поездом Париж-Лондон.
       - Не знаешь, с каким паспортом она проехала? - заинтересовался я.
       - Знаю. С голландским. Ты можешь позвонить Виталию и всё узнать. Он и сам собирается повидать тебя, - порадовал меня Толя.
       - Не знаешь, что он хочет? - поинтересовался я.
       - Думаю, ему надо твоя помощь в трудоустройстве жены. У тебя будет возможность расспросить её о Париже подробно.
       - Да уж, это интересный пришелец из Украины с голландским паспортом, - не скрывал я своего любопытства.
       - Сергий, нам с Васылем скоро потребуется хотя бы один банковский счёт...
       - Хорошо. Будешь, свободен в рабочее время, тогда и сходим в банк. Приготовь для этого документы, -обнадёжил я Толяна.
       Виталия долго ожидать не пришлось. Он сам позвонил мне в этот же вечер, и предложил встретиться. Я охотно согласился.
      На встречу, Виталий пришёл со своей недавно прибывшей женой Ольгой.
       Невысокого роста, симпатичная брюнетка, оставив дома двоих детей, приехала к мужу, чтобы вместе побыстрей заработать нужную сумму денег, для выживания в Украине.
       - Сергей, это Ольга, приехала из Парижа. Она расскажет тебе всё, что тебя интересует. Я хочу снова попросить тебя... Сергей, ничего нового; надо устроить её на работу, потом банковский счёт и все необходимые местные документы. Ты сам всё знаешь, а я тебе заплачу за твоё время и хлопоты. Мне завтра с утра на работу, паковать салаты, так что, вы дальше без меня действуйте.
       - Хорошо. Договорились, - призадумался я.
      Ольга понятия не имела, что мы собираемся предпринять в отношении её. Лишь покладисто согласилась исполнять всё, что от неё требуется и ответить на все мои вопросы. Она оказалась достаточно образованным и привлекательным человеком. Это вызывало симпатию к ней, и я предполагал лёгкость в сотрудничестве и преодолении бюрократических барьеров. Мы решили, что завтра же с утра встретимся и займёмся её трудоустройством. На том пока и расстались.
       К утру у меня накопилась масса вопросов к ней. Встретившись на следующий день, я решил, для начала, пойти с ней в наиболее безопасное агентство по трудоустройству - Pink. Работы там предлагались паршивенькие, зато на документы работников смотрели сквозь пальцы. Люди там работали приветливые, призывали к сотрудничеству; приведи нового работника и получи доплату к зарплате. Так как я у них никогда не работал, то премий мне не приплачивали, но всегда по-доброму принимали с новым работником, тактично помалкивая, если очевидно поддельные документы оказывались паршивого качества.
       Я подумал, что для начала, Ольге важно начать трудовую деятельность, попасть в местную социальную систему.
       На пути к агентству, я приступил к допросу.
       - Оля, можно посмотреть твой паспорт? - начал я.
       - Да, пожалуйста, - достала она документ из сумочки и передала его мне.
       Это был паспорт с обычной обложкой тёмно малинового цвета, но помягче украинского. Украшенный мудрёным гербом королевства Нидерланды. Первая, главная страница с фотографией и данными гражданина была ламинирована полиэтиленовой плёнкой. Наименования обозначались мелким шрифтом на двух языках, нидерландском и английском. Данные подданного; фамилия, имя и прочее, напечатаны принтером, и тоже мелковато. Единственная отличительная техническая особенность была в том, что серия и номер паспорта были мелко выбиты не только на каждой странице, но и на правой стороне фотографии. Я подумал, что с этой заморочкой ребятам пришлось повозиться. Не думаю, что у них имелись штампы для механической вырезки двух букв и нескольких цифр, строго определённого размера.
      Присмотревшись невооружённым взглядом, я не разглядел явных неровностей и шероховатостей ручной работы. Пролистав паспорт до последней страницы, нашёл там какие-то прошлогодние пограничные отметки о въезде и выезде в какую-то страну. Страницы паспорта украшали художественные рисунки, иллюстрирующие исторические события королевства. Ничего особого, но эта бумажка позволила гражданке Украины по-человечески и без визы проехать из Парижа в Лондон.
       - Оля, сколько вы за это заплатили?
       - Паспорт и сопровождение до Лондона оценили в 1300 фунтов. Расчёт в Лондоне.
       - Почему именно голландский паспорт? Вы такой заказывали?
       - Нет, не заказывали. Виталий говорил им, что я какое-то время работала в Греции и знаю греческий язык. Но они ответили, что греческих паспортов у них не бывает, обещали сделать что-нибудь подходящее. Вот и предложили такой.
       - Оля, расскажи-ка мне всё по порядку. От твоего прибытия в Париж, до встречи с Виталием в Лондоне, - загрузил я её, пока она не утомилась от моих вопросов.
       - Началось с того, что Виталий сообщил мне о возникновении некого реального безвизового проезда в Англию. Для этого, он просил меня заняться получением Шенгенской визы. Когда этот вопрос был в стадии завершения, Виталий объяснил, что мне предстоит добраться до Парижа, где меня встретит человек и позаботится о моём переезде в Лондон.
      Перед выездом из Тернополя, я сообщила Виталию о времени и месте прибытия моего автобуса в Париж, а он дал мне мобильный телефон человека в Париже, на случай, если не сложится наша встреча. Так я и выехала из дома.
      В Париже меня таки встретил человек.
       - Ты его знала?
       - Нет, это был незнакомый мне мужчина среднего возраста. Но по его речи я легко определила в нём земляка. Но он был хорошо осведомлён обо мне. Никаких сомнений у меня не возникло. Всё происходило, как мне обещал Виталий. Он поселил меня в недорогом отеле и коротко объяснил ситуацию; подходящий по возрасту и росту паспорт уже заготовлен. Необходима была лишь моя фотография. Те фото, которые, я имела при себе, он забраковал. Договорившись о времени встречи и дальнейших действиях, он оставил меня отдыхать.
       Нужное фото мы сделали с помощью автомата. Перед тем, как снова оставить меня, он просил быть готовой к отъезду, возможно, уже завтра. И ещё, чтобы я не скучала, познакомил меня с супружеской парой земляков. У этих людей возникла техническая нескладность. Для женщины паспорт был уже готов, а для мужчины пока не удавалось подобрать. Они хотели быть гражданами одной страны и ехать вместе. Но из имеющихся на то время паспортов нужного гражданства для мужчин, не было с подходящим возрастом и ростом.
       В тот же день мне показали мой новый паспорт, дали шпаргалку с именем, фамилией, датой и местом рождения. Просили всё хорошенько запомнить; место и дату выдачи паспорта, как произносятся имена и фамилия, как пишется, потренироваться расписываться. И готовиться к отъезду.
       Из Парижа в Лондон мы выехали на следующий день. От меня требовалось лишь держаться рядом, по возможности помалкивать, и делать, что скажут.
       - Теперь, Оля, расскажи подробней о паспортном контроле.
       - Первый раз мы предъявляли паспорта вместе с билетами при посадке на поезд. Это была беглая сверка, никаких вопросов. Я лишь вежливо улыбалась и помалкивала, как меня инструктировали.
       - Твой проводник говорил по-французски?
       - Да, и вполне уверенно. Похоже, он в Париже живёт не первый год.
       - Какой паспорт предъявлял он?
       - Не знаю. Он мне не говорил, а я не спрашивала. Он всё знал обо мне, но я о нём - ничего.
      Контролёр проверил наши билеты, бегло взглянул в паспорта и на нас, вернул нам всё, и вежливо пропустил в вагон. В пути, контролёры несколько раз проверяли билеты. Наши места были рядом, он по-прежнему предъявлял наши билеты с паспортами, я участвовала в этом лишь своим вежливым присутствием. По-моему, на каком-то отрезке пути пассажиров проверяли и англичане, но вопросов нам не задавали. Всё происходило быстро и вежливо. Я тоже никого, ни о чём не расспрашивала, лишь приветливо улыбалась им.
       - В Лондон вы прибыли на какой вокзал?
       - Вотерлоу. (Waterloo)
       - Там вас проверяли?
       - Какие-то люди в форме были, но нас никто не останавливал. Вышли из вагона на вокзал, и с вокзала на улицу свободно. Затем, я позвонила Виталию. Он и лондонский земляк, через которого Виталий всё заказывал, ожидали нас поблизости. При встрече, Виталий заплатил им, и мы с этого же вокзала поездом уехали в Саутхэмптон.
       - То есть на всём пути не возникло никаких осложнений?
       - Во всяком случае, я ничего не заметила. Возможно, потому, что мало знала и ни во что не вникала, лишь делала, как мне говорили.
       - Хорошо. Тогда продолжаем в том же духе. Сейчас мы обратимся в агентство по вопросу твоего трудоустройства. Там понадобится твой паспорт и заполнение анкеты. От тебя требуется лишь достойное присутствие, и ни в коем случае не заговаривать со мной по-русски, - инструктировал я, перед заходом в контору.
       В этот день в агентстве красавицы Джулии на месте не оказалось. Принимала пожилая, но вполне дружелюбная мадам, которая уже неплохо знала меня.
       - Добрый день! Найдётся у вас работа для молодой симпатичной леди? - обратился я к ней.
      Та оторвалась от бумаг и включила служебную улыбку.
       - Привет Сергей! Для этой девушки у нас обязательно что-нибудь найдётся, - взглянула она на Ольгу и вежливо кивнула ей головой.
      Ольга ответила в тему - тоже улыбкой. Первый шаг знакомства прошёл хорошо. Все были довольны.
      Мне вручили анкету, мол, ты сам знаешь, что и как следует сделать. Мы с Ольгой присели в сторонке на стульях для посетителей, и я занялся анкетой.
      Закончив с этим, я вернулся к мадам и подал ей готовую анкету с Ольгиным паспортом. Как я и ожидал, та сразу обратила внимание на неожиданный для моих клиентов документ. Приняв это, она с интересом пробежала глазами по анкете.
       - Сергей, ты, что и голландский язык знаешь? - с интонацией удивления или сарказма спросила она меня, и снова, уже внимательней, взглянула на Ольгу, оставшуюся сидеть в ожидании.
       - Едва ли я знаю голландский, но мы кое-как понимаем друг друга, - неопределённо ответил я.
       - Хорошо, - примирительно остановила она мои объяснения. - Давайте закончим бумажную работу, и потом поговорим, - встала она из-за стола и направилась с Ольгиным паспортом к копировальному аппарату. Я остался в ожидании, у её стола.
       Мимо неё проходил коллега - джентльмен, предположительно, управляющий этим агентством. Он о чём-то спросил её и приостановился. Сделав копию, мадам подала ему сам паспорт. Тот внимательно рассмотрел первую страницу. Его удивление было очевидно. Оторвавшись от документа, он повернул голову и взглянул на меня и на Ольгу. Меня он знал. Даже встречаясь с ним случайно на улицах, он всегда вполне уважительно приветствовал меня. Бегло оценив работницу из соседней Голландии, он вернулся взглядом ко мне. Его коллега, с копией паспорта в руке, стояла к нам спиной и ожидала своего шефа. Тот, встретившись со мной взглядом, смягчил выражение лица лёгкой улыбкой и приветственно кивнул мне. Мол, всё нормально, ребята, расслабьтесь. Прогрессируете! Я кивнул ему в ответ. Он вернул паспорт своей сотруднице, что-то буркнул ей и ушёл к своему столу.
       Мадам возвращалась ко мне с щедрой одобрительной улыбкой, которую я понял, как положительную оценку предъявленному нами документу.
       Дешёвые поддельные бумажки искателей убежища уже достали их. Последнее время, это вызывало претензии со стороны миграционных и прочих контролирующих служб, и создавали им дополнительную головную боль.
       - Ваш паспорт, - передала она мне документ. - Всё готово ребята. Сейчас мы можем предложить... - замешкалась она и заглянула в анкету, что бы вспомнить имя клиентки.
       - Мария, - подсказал я второе имя, указанное в паспорте, которым мы решили с Ольгой представлять её.
       - Мы можем предложить Марии женскую работу на фабрике. Упаковка детских игрушек. Ничего особого, чисто, не очень тяжело. Четыре фунта за час, минус налог. Работа только с утра, - она вопросительно взглянула на меня и на сидящую сзади Ольгу.
       - Я думаю, это подойдёт, для начала, - ответил я.
       - Вот и чудно, - обрадовалась мадам, - когда она смогла бы начать работать? Завтра?
       - Да, завтра она сможет начать, - отвечал я, зная о готовности Ольги.
       - Тогда завтра утром надо быть здесь, не позднее 7:45. Наш автобус будет доставлять работников на фабрику и обратно.
       - Всё понятно. Завтра Мария будет здесь вовремя, - обещал я.
       - И ещё, Сергей. Не забудьте сообщить нам банковский счёт Марии. Но это пока не срочно.
       - Счёт будет. Спасибо. До свидания, - поспешил я освободить её для ожидающих визитёров.
       Выйдя на улицу, я сообщил Ольге об условиях её работы.
       Банковский счёт я предложил ей открыть по окончанию рабочей недели, когда агентство начислит ей зарплату и выдаст на руки платёжный лист, в котором будет представлен её местный адрес проживания, указанный нами в анкете.
       Мы довольно быстро освободились. Делать в этот день нам было нечего. Для пробы документа, я решил зайти с ней в ещё одно агентство, где специализировались по уходу за престарелыми на дому. По пути, я советовал ей; в случае вопросов к ней, применяя свои знания греческого и английского языка, объяснять, что ты из Амстердама, но по маме - гречанка, и в семье больше говорили на греческом. В Англию приехала в целях изучения языка.
       Агентство, в которое мы заглянули, оказалось совершенно безлюдным. Мужчина, который там принимал, был готов выслушать нас.
       - Эта девушка интересуется работой в Саутхэмптоне, - объявил я о причине нашего визита.
       - Хорошо. Речь идёт только о ней? - уточнил мужчина.
       - Да. Я лишь помогаю ей, она недавно приехала...
       - Понятно. Тогда я хотел бы поговорить с девушкой, - дали мне понять о моей неуместности.
       - Она пока плоховато понимает английскую речь, - предупредил я джентльмена.
       - Ничего, мы как-нибудь поймём, друг друга, - доброжелательно переключил он своё внимание на Ольгу, и указал ей на кресло. Я понял, что мне следует выйти и подождать за дверью. Я так и сделал.
      Дверь осталась чуть приоткрыта и я мог слышать их беседу. Джентльмен с первых же вопросов понял, что его едва ли понимают, но продолжал весело приставать к Ольге со своими вопросами. Узнав, что она из Голландии, он удивился тому, что английский непонятен ей. Выяснив же, что Ольга из самого Амстердама, тот выразил своё удивление уже с заметной озадаченностью в интонации. Мне захотелось понаблюдать за ним. Интересно было, вручила ли она ему свой паспорт? Но вобщем всё выглядело, как будто человек лишь праздно интересовался молодой, симпатичной иностранкой, посетившей его агентство. Он явно был не занят и не спешил заканчивать беседу.
       Я тоже никуда не спешил, расслабился и слушал, как он пытается, с помощью простых слов и медленного произношения, установить контакт с экзотической клиенткой. Я лениво пытался представить себе впечатления этого англичанина о голландке, не говорящей по-английски. В его интонациях я не слышал ни угроз нашей шпионской затее, ни перспектив трудоустройства. Я сидел и думал о своём очередном реальном вкладе в жалкий процесс интеграции Украины в Европу. Завтра утром, украинка, благодаря голландскому паспорту и моим хлопотам, станет у конвейера британской экономики и позволит местной системе подпитываться её славянской энергией и налогами с зарплаты.
       Вскоре знакомство закончилось, и они вышли в коридор. Джентльмен пожелал Марии успехов в изучении английского и приятных впечатлений об Англии.
       Я предложил на этом закончить сегодняшние поиски. Ольга выглядела вполне довольной результатами первого дня. Я пожелал ей успехов в труде и просил держать меня в курсе её дел. На том и разбежались.
       Возвращаться домой не хотелось. Я всё меньше времени проводил там. Так, среди рабочего дня я оказался в кафе при книжном магазине. Получив, большую чашку горячего капучино, я сидел в полупустом кафетерии и тупо пялился в экран телевизора, лениво думая о чём-то своём.
      К этому времени я имел некоторый опыт убийства времени в разных компаниях, с потреблением различных напитков.
       Распитие в холодное время дешёвой местной водки под названием 'Protocol', с изображением на бутылке каменного монумента вождя мирового пролетариата в позе мыслителя. Этот напиток был неплох для холодного времени года, особенно где-нибудь в парке на скамейке. Но с этой маркой водки у меня ассоциировались собутыльники, отличающиеся сугубо пролетарскими интересами. Тридцати оборотный напиток для мигрантов из пост коммунистических стран, в сочетании с мрачными разговорами о заработках на стройках и городских свалках, оставляли тяжёлый осадок на душе.
      Сухое вино обычно смягчало настроение компании и допускало национальное, социальное и половое разнообразие участников. Я даже мог позволить себе шутки.
       Пиво в пабах мне всё больше нравилось в одиночестве. Посещения некоторых старых пивных приравнивались к походу в музей не восковых, а живых фигур.
       А последнее время, моим комфортным социальным убежищем стал книжный магазин Stonewater, с его уютным кафе и диваном напротив книжного стеллажа с музыкальной литературой. На данный период, это сочетание было мне более всего по душе из всех возможных культурно массовых мероприятий.
       Закончив с кофе, я не придумал ничего лучшего, как подняться этажом выше и удобно развалиться на красном диване.
       Книг о Лед Зеппелин заметно поубавилось. Это подтолкнуло меня к выбору именно этого экземпляра, пока их все не раскупили.
       Начав в тот день читать о четырёх парнях, которые в конце 60-х шокировали мировую музыкальную индустрию своей необычной музыкой, я удивился некоторым фактам.
       В 1968 году, ко времени, встречи Джимми Пэйджа, с Робертом Плантом, последний проживал в пригороде Бирминхэма и зарабатывал на хлеб насущный пением в клубах и работой в строительной компании. Он уже отзывался на объявление местной команды Slade, подыскивающей себе вокалиста, и они прослушивали его. Однако... Он не понравился им. Хотя в своей местности, среди музыкантов, Роберта уже знали, как "young man with the powerful voice" молодого человека с мощным голосом.
       На момент встречи всех четверых, двое неотёсанных провинциалов из пригорода Бирминхэма; вокалист Роберт и барабанщик Джон, отличались от двух других парней из Лондона, своей молодостью, бедностью и некоторой ограниченностью. Двое из Лондона - были не только постарше годка на три - четыре, но и уже гораздо опытнее, как профессиональные музыканты. Но они таки спелись...
       Мои соседи по дому тоже сдружились. Две грузинские женщины, поляк и армянка, когда были дома, то часто накрывали стол в общей гостевой комнате и по-семейному обедали. При этом, телевизор неизменно изрыгал хиты сладкоголосого Киркорова. Момент моего прохождения мимо открытой двери и обмен приветствиями становился всё более дискомфортным. Я чувствовал, что от меня ожидали более открытого добрососедского отношения к ним. Полагаю, что они надеялись услышать от меня подробный рассказ о том, чем я занимаюсь где-то целыми днями. Я же был уверен, что мой отчёт о прочитанном мною на диване не окажется интересным для них. А о хождениях по агентствам и банкам я не считал нужным докладывать им. А если честно, то мне и вовсе не хотелось присоединяться к их дружной компании. И уж тем более не хотелось объясняться. Мне хотелось побыть одному в своей комнате. И меня удивляло, что моё поведение казалось кому-то странным.
       Я сомневался, что поляка Владимира переполняло счастье от этой интернациональной идиллии, но это было его личное панское дело.
      Вместо того чтобы исправиться и по-христиански, пойти к людям на встречу, с душой на распашку, я подумывал о необходимости укомплектовать свою комнату телевизором, электрочайником, небольшим холодильником и микроволновкой. Но пока ничего не предпринимал. Вместо забот о быте, я начал мысленно примерять себе голландский паспорт и представлял, насколько такой документ расширит мои возможности в пространстве.
       На следующий день я с утра отправился в колледж и засел в Интернет зале. Там я быстро отыскал карту Амстердама и нашёл улицу и дом, которые выдали Ольге, как адрес её проживания. Район оказался неподалёку от центра, в старой части Амстердама. Для этого адреса я отыскал и почтовый индекс, которого, у неё не хватало.
       Было бы странновато, если бы у голландки, проживающей в Амстердаме и не говорящей по-английски, попросили указать её полный адрес, а она не смогла бы вспомнить свой почтовый индекс. И уж совсем странно выглядело бы её незнание о том, как вообще выглядят голландские почтовые индексы.
       Голландские почтовые индексы были подобны британским - сочетание букв и цифр.
       Далее, я вводил полное имя хозяйки паспорта в различные голландские поисковые серверы, пытаясь отыскать хоть кого-то с таким именем. Но безрезультатно. Всё, что мне удалось нарыть и вынести - это распечатанная карта района с названиями улиц, номерами домов и почтовыми индексами.
       Во второй половине дня распогодилось, и я вспомнил о теннисном клубе. Мне давно хотелось подвигаться в этой игре.
      В этот раз я пришёл туда с ракеткой. Время было вечернее. В клубе оказалось людно. Некоторые уже знали меня и проявили некую радость при моём появлении. Среди них в этот день оказалась и бабулька, которая, когда-то выдала мне направление в этот клуб. Она хотя и посиживала на скамейке, но одета была по-спортивному и при ракетке.
       После пустых приветствий, меня втянули в игру два на два, чего я никогда не любил, даже в привычных для меня условиях. А после длительного перерыва, мне очень не хватало поиграть в одиночестве со стенкой, чтобы восстановить координацию движения.
      Играли немолодые дядьки, к тому же, неисправимые любители. Однако к учёту очков они относились до отвратительного серьёзно, что тоже мне не нравилось.
      С первых же моих движений на корте, я отметил, насколько необычен отскок мяча на траве, и как пагубно повлияли на меня месяцы ночной сидячей работы, скитаний и неустроенного быта. Я оказался отвратительно неуклюж на этом чудном, но чужом для меня, травяном корте. Моя неловкость вызывала снисходительные поощрения соперников. Мол, ничего, Сергей, для парня из Украины не так уж плохо! Когда же, у меня что-то получалось, такие моменты неприятно удивляли их. На лицах соперников появлялись вежливые кислые улыбки, едва прикрывающие досаду. Я полагал, что если восстановлюсь и покажу им зубы, то они воспримут таковое, как дерзкое неуважение иностранца к ним, их клубу, и к стране в целом. Они остро нуждались в вежливом козле отпущения.
       Скоро мы и закончили. Неуклюже проиграв, мы очень порадовали соперников. Этот факт сделал
       их - счастливыми, а моего напарника - молчаливым и удручённым.
       Я отвалил в сторонку на скамейку и присоединился к давней знакомой бабуле. Не успел я обменяться с ней и словом, как она пригласила меня поиграть с ней. Я понял, что её товарищи по клубу вежливо и устойчиво избегают её, как партнёра. Отказать я ей не смог. Слишком уважаемого возраста она была, и попросила меня об этом, как ребёнок.
       Оказавшись вдвоём на корте, я сразу же оказался мальчиком для подачи ей мячиков. Постарался отключиться от происходящего, расслабиться и радоваться движению на свежем воздухе и травяном газоне. Бабуля радовалась, подобно малолетнему ребёнку. Я начал воспринимать своё участие, как некий неоценимый гуманитарный вклад в национальную программу по уходу за престарелыми.
       - Мне уже пошёл восемьдесят второй годик, а я по-прежнему люблю играть в теннис, - заявила мне довольная собой бабушка.
      Я охренел!
       - Вам восемьдесят один год?!
       - Да, скоро восемьдесят два, - гордо подтвердила она.
       - Я хотел бы играть в теннис после восьмидесяти, - с большим сомнением пожелал я себе.
       - Будешь играть, только не бери много в голову, больше радуйся, - дала она мне ценный рецепт здоровья и долголетия.
       - Это не всегда от меня зависит. Порой, обстоятельства вынуждают меня долго и тяжко думать, - коротко объяснил я свою неспособность принять её совет.
       - Избегай таких обстоятельств. Просто держись от этого подальше, - строго советовала она, - и ты проживёшь долго, здорово и счастливо.
      - Это именно то, что хуже всего у меня получается, - не брать в голову, - подумал я
      Не успел я проникнуться бабушкиной идеей, как ко мне обратился клубный тренер.
       - Как ты, Сергей?
       - Ничего. Но трава - пока очень непривычна для меня, - промямлил я, зная, что ему до одного места мои ощущения.
       - Будешь играть в нашем клубе? - перешёл он к вопросу о моём статусе здесь.
       - Да, пожалуй, я сделаю членский взнос. Если это позволит мне посещать клуб в любое время, - ответил я.
       - Конечно. Я дам тебе ключ от ворот и домика. Можешь приходить сам и приводить партнёров, - обнадёжил он меня.
      При мне не было пятидесяти фунтов, но имелась чековая книжка. Он довольный получил мой чек на 50 фунтов, и сразу забыл обо мне.
      Вскоре и я, распрощался с бабушкой и ушёл, оставив её на скамье запасных почётных членов клуба.
       Этим вечером мне позвонил кто-то из грузинских ребят. Меня просили о встрече для снятия и выдачи им денег с моего счёта. Я не сразу понял, о каких деньгах они говорят, и это вызвало некоторое волнение у говорящего со мной. Наконец, я вспомнил, что давал кому-то свой счёт банка Ллойд, для перечислений зарплат. Сам я этим счётом не пользовался, поэтому заторможено реагировал на их просьбу, и действительно не ведал о поступлениях на этот счёт.
       На встречу пришли четверо парней, двое из них не говорили и не понимали русского языка. Я заметил облегчение на их лицах, когда пригласил их пройти к банковскому автомату. Применив карточку и код, я запросил показать наличие на счету. Показывало почти тысячу фунтов. Я назвал им имеющуюся сумму. Они довольные подтвердили, что это и есть их зарплаты за первую неполную неделю.
       Сняв карточкой максимальную суточную порцию - 250 фунтов, я передал наличные одному из них. За остальной суммой пришлось зайти в отделение банка. Заполнив ордер, я обратился к кассиру. Ребята стояли рядом и, молча, наблюдали за мной. Получив, наконец, свои деньги, они поблагодарили меня и довольные убежали.
       О вознаграждении за мои хлопоты не было сказано ни слова. Хотя, изначально я договаривался обо всём лишь с одним, представлявшим интересы всей грузинской бригады.
       Этот, один из них - староста, позвонил мне на следующий день.
       - Сергей, мы все получили первую зарплату, правда, это лишь за прошлую неполную неделю, - возникла пауза.
       - Всё нормально? Вы довольны? - спросил я.
       - Да, Сергей, спасибо тебе. Я помню, что обещал отблагодарить, я всё организую, ты не подумай.
       - Я стараюсь не думать. Делайте, как считаете нужным.
       - Сергей, я хотел спросить, сколько мы должны тебе за твою помощь?
       - Я полагаю, вы все знаете, что обычно, за подобные услуги с трудоустроенного берут среднюю недельную зарплату, и при этом, вперёд...
       - Сергей, давай лучше встретимся и поговорим не по телефону, - неспокойно перебил он меня.
       - Погоди, я не договорил. Но, учитывая, что вас несколько человек, я был бы вполне доволен, получив от каждого по дневной зарплате, - закончил я свой ответ.
       - Сергей, нет вопросов! Сегодня же это организую, - с облегчением отреагировал бригадир.
       Наша встреча состоялась в тот же день. Когда он позвонил мне, я был дома у себя в комнате. Он обещал вскоре подойти в наш дом.
      Мне следовало бы встретить его вне дома, но я не подумал об этом.
      Вскоре, кто-то из соседей, проходя мимо моей двери, постучал и сообщил, что ко мне пришли и ожидают в прихожей.
       Я спустился на первый этаж. В гостиной сидел староста грузинской бригады и Неля. Последняя была совсем не кстати. Но я присоединился к ним.
       - Привет, Сергей, - бодро приветствовал он меня пожатием руки.
      Неля лишь скупо кивнула мне. Я понял, что она уже в курсе наших дел.
       - Сергей, я собрал 450 фунтов, - протянул он мне увесистый почтовый конверт.
      Некоторые ребята не смогли сделать взнос, у них сложная ситуация, долги дома. Но, если этой суммы не достаточно, то я поднесу через пару недель, со следующей зарплаты.
       - Не надо. Этого вполне достаточно. Надеюсь, все довольны нашей кооперацией? - поинтересовался я.
       - Сергей, все передают тебе огромное спасибо, - эмоционально ответил он.
      Для меня было облегчением слышать это. Говорил он вполне искренне и деньги отдал легко.
      Но рядом сидящая Неля всем своим видом излучала неприязнь ко мне. Поджав губы, она смотрела куда-то в сторону и демонстративно не участвовала в нашем разговоре.
       - Хорошо. Если всё в порядке, тогда я пойду, - собрался я оставить их.
      Неля не видела и не слышала меня.
       - Возникнут какие-либо вопросы, звоните, - неловко добавил я, и ушёл в свою комнату с денежной премией и тяжёлой мыслью о том, что Неля осуждает меня за это. Считает, что я бессовестно обобрал её бедных земляков.
       Я вспомнил совет бабушки теннисистки и постарался выбросить из головы всякие мысли о Нелином мнении. Остро захотелось побыстрей уйти из дома куда-нибудь в паб или книжный магазин и отвлечься.
       Я улизнул из дома и машинально забрёл в книжный магазин. На моём диване уже кто-то заседал. Я проверил книжную полку, убедился, что моя книга с личной закладкой пока стояла на месте. Но настроения читать не было. Я знал, что не смогу сосредоточиться на чтении и получить от этого удовольствие. Я мысленно выругался в адрес Нели и пошёл искать подходящий паб, чтобы засесть там с порцией пива.
       Шагая по центральной улице, а затем по Лондон роуд, я добрёл до паба, соседствующего с отделением банка RBS. У входа в паб на тротуаре выставили объявление для прохожих о Счастливом Часе. Суть этого часа сводилась к тому, что в пабе с пяти до шести вечера посетителям наливали пиво по фунту за пинту. Кроме пятницы-субботы-воскресенья, когда посетителей всегда достаточно.
       В пабе оказалось пустовато, несмотря на временные скидки. Время не то. Поэтому и заманчивые призывы на Счастливый Часок. Получив пинту светлого, я побрёл в глубину зала в поисках укромного угла. Заняв место за свободным столом в стороне от одиноких посетителей, я уткнулся носом и мыслями в бокал. Тупо и жадно потягивая холодное пойло, я вскоре почувствовал приятное ощущение, растворяющее тяжёлый внутренний комок в форме зрительного образа - хронически бледное лицо Нели с сердито поджатыми губами. Ещё пинту! Пока не истёк их Happy Hour (Счастливый Час) *To soothe the thoughts that plague me so. /Sting/.
      *Утешить мысли, что так доставали меня.
       Приятно отяжелев и отупев от выпитого, я оторвал глаза от бокала и огляделся вокруг. Неподалёку, через пару столов от моего, появился одиноко сидящий индус среднего возраста. Нетипичное явление для английских пабов. Признак того, что это создание восточного происхождения, росло и воспитывалось уже здесь в мягком, сыром климате вежливых, но прохладных человеческих отношений.
       Я украдкой наблюдал за ним. Пинта пива, к которой он едва прикоснулся, стояла перед ним, как пропуск и объяснение его нелепого присутствия в чужом пабе.
      Парень думал о чём-то своём и невесёлом. Интересно, на котором языке он это делал? Английский с неискоренимым индусским акцентом или санскрит, хинди? Субъект словно почувствовал мой немой вопрос, поднял глаза и взглянул в мою сторону. Мы встретились взглядами. Я не ощутил неловкости. Этот парень не напрягал меня. Едва заметно, приветственно кивнул ему. Он ответил тем же, с лёгкой вежливой улыбкой. И снова каждый уткнулся в свой бокал.
       Я вернулся к своим, залитыми холодным пивом мыслям. Они текли конкретным русским языком; злобная, стареющая, ограниченная кавказская... Тебе ли судить меня?
       Выйдя из паба, я побрёл в противоположном направлении от моего жилья. Вспомнил о Саше армянине, который когда-то приглашал меня в гости. Это было рядом. Но на пути к нему, на улочке Frederick меня отвлекли и сбили с пути. Несколько женщин стояли на углу в ожидании случайных клиентов. Во мне они увидели нуждающегося в их услугах. Оценив появившийся объект, кто-то выкрикнул в мой адрес;
       - Джентльмен! Давай делать бизнес.
      От меня ожидали ответа.
      * 'Хоть я с вами совсем не знаком,
      И далёко отсюда мой дом,
      Я как будто бы снова
      Возле дома родного...
      Я совсем танцевать разучился
      И прошу вас, меня извинить...', - думал я, оценивая на глаз девиц.
      *(Случайный вальс.
      Слова: В.Долматовский)
       - Сколько? - коротко отозвался я.
       - Двадцать фунтов. Комната моя, - деловито объяснили мне условия тесного сотрудничества.
       Девицы выглядели вульгарно. Близость такого качества не стоила двадцати фунтов и непоправимо порочила мой облик советского туриста. Их предложения обретали всё более фамильярные и навязчивые формы. Мне следовало бы удалиться. Я, молча, пожал плечами и пошёл далее, сохранив свою моральную и санитарную непорочность.
       - Погоди. Ты куда? - продолжали они переговоры вдогонку. На тихой улочке в вечернее время это звучало непристойно громко.
       - Это слишком дорого, - ответил я, не останавливаясь.
       - Хорошо, пятнадцать фунтов. Для тебя - скидка. И комната моя, здесь рядом, - пошли на встречу жлобу.
      Я не реагировал. Всё это звучало отталкивающе вульгарно.
      * But she was female, of the jealous kind
      She couldn't stand it not to ask me why
      I guess we'll have to say goodbye. Sting
      * Но она была особью ревнивого нрава,
      Отказов не выносила, и не могла не спросить меня 'почему'.
      Я думаю, нам следует распрощаться.
      
       К женщинам медленно подъехала легковая машина. Они забыли обо мне и приступили к новым переговорам.
       Дома меня помнили. На пути к своей комнате я встретился с Лали.
      Кстати, это она сосватала меня с безработными земляками, нуждающимися в помощи. И попросила об услуге.
       - Всё нормально, Сергей?
       - Нормально. А что?
       - Ты всё где-то пропадаешь...
       - Есть места.
       - Нашёл что-то интересное?
       - Да, здесь неподалёку местные тётки разных возрастов и размеров предлагают себя по 15-20 фунтов, - утешил я соседское любопытство.
      У Лали округлились глаза. Она ждала продолжения.
       - И ты ходил к ним?!
       - Да, повидался, поинтересовался ценами.
       - И что?
       - Сегодня не возникло чувство любви, и мы даже не подружились. Возможно, в другой раз повезёт, - закончил я новости и побрёл в свою комнату, надеясь, что такая новость объяснит им моё времяпрепровождение вне дома и отвлечёт внимание от моих дел.
       На следующий день я благополучно окунулся в свою среду и наслаждался жизнью безработного беженца. Диван в книжном магазине был в моём распоряжении. Солнце за стеклянной витриной то ярко светило, то скрывалось за тяжёлыми тучами и сменялось кратковременными проливными дождями.
      Летопись о легендарных деятелях британской культуры читалась с особым кайфом. Пару сотрудниц магазина, проходя мимо, по-приятельски приветствовали меня пожеланиями доброго дня.
       В книге говорилось о пятом, старшем члене музыкального коллектива. Питер Грэнт (1935-1995) - их менеджер. Который внёс весомый вклад в раскрутку команды. В Великобритании в конце 60-х годов их никто не знал, да и знать особо не желал. Уж слишком необычной была их музыка. Поэтому, бригадир Питер Грэнт, для начала, стал возить ребят на гастроли по Америке. Там они не брезговали никакими подрядами, соглашались на выступления в студенческих городках и клубах, порою, за вознаграждение в пару сотен долларов. В Америке они нравились молодёжи, концертные сборы росли, а главное, о них и их музыке заговорили. Бригадир обеспечивал ребятам плотный график выступлений, хотя и невеликий, но стабильный заработок наличными, всегда доступный кокаин и девушек. Ребята были довольны.
       Питер Грэнт отличился в истории музыкальной индустрии и тем, что в 70-х годах создал революционный прецедент. До этого, существовала устойчивая практика - платить выступающим музыкантам не более 60%. Половина, вырученного от продажи билетов, доставалась организаторам концертов. Он же, настоял и добился, чтобы его музыкантам выплачивали 90%.
       Для меня оказался новостью тот факт, что эта, акула британской музыкальной индустрии, умер ещё в 1995 году от сердечного приступа, в возрасте 60 лет.
       Хотя, их барабанщик John Bonham, 31-05-1948 года рождения, ушёл в мир иной ещё раньше; 25 сентября 1980 года. Безмерное потребление алкоголя и кокаина вырубило отчаянное сердце на 33-м годке его шумного барабанного бития.
       День накануне смерти, он начал с принятия хорошей порции водки, с утра, перед репетицией, по дороге в студию. И в течение всего дня подогревал себя регулярными увесистыми добавками алкоголя. Репетировать закончили поздно вечером и всей командой отбыли в дом Джимми Пэйджа, что в Виндзоре.
       После полуночи он вырубился, и его спящего перетащили в кровать. (Надо было оставить его на месте.)
       На следующее утро, 25 сентября турне-менеджер Бенже Ле Февр и Пол Джонс нашли его уже мёртвым. Джону Бонэму было всего 32 года. Причиной смерти было удушение от рвоты. Судебно-медицинское вскрытие не обнаружило в теле каких-либо иных наркотиков, кроме алкоголя.
       10 октября 1980 года John Henry Bonham был кремирован в Rushock Parish Church, графства Worcestershire.
       Время от времени меня отвлекали от чтения назойливые телефонные звонки. Темы телефонных переговоров оставались стабильно прежними; моряки с сигаретами, обещающие вскоре пришвартоваться в порту Саутхэмптона, да люди, нуждающиеся в открытии банковских счетов и в прочей языковой помощи. Я был нужен людям!
       Среди прочих проявилась и Ольга-Мария. Она получила первую зарплату и хотела показать мне свою платёжку. Я помнил, что обещал ей своё участие в процессе обращения украинки в гражданку Евросоюза.
      Выглядела Ольга вполне жизнерадостно. Было очевидно, что она всем довольна. Платёжка, которую ей выдали в агентстве, содержала всё необходимое для обращения в банк. Паспорт был при ней. Я уверенно направился с ней в отделение Ллойд банка на Лондон роуд.
       Индуска, заседая на своём рабочем месте, втихаря грызла чипсы. Посетителей у неё не было, и возможно, она была искренна, заявив, что рада меня снова видеть. Вытерев руки и губы платком, она взяла Ольгин паспорт с платёжкой и обратилась к своему компьютеру.
       Спустя пятнадцать минут мы вышли из банка с готовым счётом. Прямо оттуда мы направились в офис национального социального страхования, где подали заявку на получение персонального страхового номера.
      Всё шло до скучного гладко с применением этого голландского паспорта. Ольга не успевала вникать в совершаемые нами действия, и едва ли имела представление о тех мытарствах, через которые проходит большинство её земляков, прибывающих сюда на заработки.
       В этот вечер, вернувшись домой, я встретил Толяна и Васыля.
       - Сергей, нам дали видео кассету. Хороший фильм, идём, посмотрим, - пригласил меня Толя в гостиную к телевизору.
       - Что за фильм? - безразлично спросил я, прошёл за ним в комнату и упал на диван.
       - Кино про украинцев в Чикаго. Называется 'Брат - 2' - ответил Толя и запустил видеомагнитофон.
      Мы организовали чай и стали смотреть российское кино, поговаривая о текущих делах. Трое граждан Украины; двое уроженцев Галичины и один - Новороссии.
       Толя и Вася благополучно сработались в англо-украинском трудовом коллективе в качестве лэйборов, и начали задумываться о каких-то следующих шагах.
       - Как дела у голландки Ольги? - спросил меня Толя.
       - У неё всё происходит, как у гражданки Евросоюза, - коротко рапортовал я.
      По-моему, она приобрела удачный документ, он избавляет её от украинской головной боли.
      Кстати, что-то не похоже, что этот фильм про украинцев, - заметил я.
       - Дали будэ, - обещал Толян. - Сергей, если тебя интересует такой паспорт, я могу дать тебе телефон человека в Лондоне, который контачит с людьми в Париже и передаёт им заказы.
       - Хорошо, дай, на всякий случай, я переговорю, узнаю, что они предлагают. Ты сам знаешь этих товарищей в Париже?
       - Нет, мой лондонский земляк знает. Спросишь его. Но он ни о ком ничего не расскажет. У него свой интерес от посредничества.
       Наконец, в фильме появились украинцы в Чикаго. Эпизод, в котором русский брат пристрелил в туалете украинца и упрекнул его Севастополем, вызвал у Васыля недоумение.
       - Не понял, а при чём тут Севастополь?
       - Имеет в виду, что русский Севастополь нелепо оказался в Украине, - пояснил я.
       - А чо это он русский? Крым - это Украина, - внёс поправки Толя.
       - Крым, и причерноморские территории; Херсонская, Николаевская, Одесская области в 15-18 веках входили в Крымское Ханство. В 1783 году, при Екатерине ll, Крым был присоединён к Российской империи. Турок оттуда подвинули, и территории Причерноморья стали активно заселяться и осваиваться Российской империей. Эти территории называли Новороссией. До 1954 года Крым оставался в составе Российской Федерации. А уже Хрущёв, в 1954 году, решил изменить административно-территориальный статус Крыма, и полуостров стал обозначаться как Крымская область в УССР.
       - И шо, там народ совсем не размовляет украинськой мовой? - поинтересовался Толя.
       - Во всех школах преподают украинский язык и литературу. Кто хочет, тот размовляет. Но в массе общаются на русском.
       - Поэтому такой безлад в Украине! Народ одной страны на разных языках говорит, - сделал вывод Толя.
       - Боюсь, в обозримом будущем, Украина потеряет пророссийский Крым. И без силового вмешательства России, там возникнет татарская исламская автономия, или иудейская, население которой будет говорить скорее на татарским языке или иврите, чем на украинском.
       Есть страны, где население на четырёх языках говорит, и у них всё в порядке. В Украине же, всё происходит согласно Протоколу. Страну плотно накрыли чёрной хасидской шляпой, изолировав от мира торговыми ограничениями и визовыми барьерами. И стабильно морят население искусственно поддерживаемым социально-экономическим бардаком. Территория успешно очищается! Вас беспокоит то, что половина населения Украины разговаривает на русском. Так в недалёком будущем, кроме русского, новые 'украинцы' будут говорить ещё и на иврите. Можете съездить на экскурсию в Умань в сентябре, когда хасиды там празднуют свой новый год. И вы увидите, кто вскоре станет хозяином в Украине.
       Кстати, в двадцатых годах евреи, которых было немало в высшем руководстве СССР, активно инициировали создание еврейской автономной ССР на территории Крыма. Под этот проект советы даже поимели какие-то деньги от американского заинтересованного еврейства.
       После войны, в 1944 - 1945 годах США возвращались к вопросу о Крымском полуострове, как территории для создания уже суверенной еврейской республики, и предлагали инвестировать в экономику Крыма десять миллиардов долларов. Но Сталин воздержался от такого 'счастья' замедленного действия.
       А в 1948 году было провозглашено создание Израиля. Новое государство первыми признали США и СССР. Но полагаю, США, то бишь - мировое еврейство, всё ещё помнит о проекте 'Крымская Калифорния' и 30 миллионах долларах, когда-то израсходованных на этот проект.
       - Подавятся! Народ скоро поднимется! - горячо пообещал Васыль.
       - Но пока всё происходит, как мировой раввинат прописал. Боюсь, в Украине скоро подниматься некому будет. Ведь это факт! Я бы охотно освоил украинский и заговорил на нём, если бы в этой стране человеческая жизнь чего-то стоила. Только зачем мне морочить голову языком страны, территорию которой очищают от коренного населения.
       Вы посмотрите на нашего президента Кучму! Вся страна ненавидят его, кроме близкого окружения. А какие 'украинцы' его окружают! Они открыто насилуют эту страну и население. И ничего, второй срок терпим этого мародёра, и никто не поднимается, - пессимистично ворчал я.
       - Народ не выбирал эту гниду и не потерпит его ещё один срок, - не соглашался со мной Васыль.
       - Вася, очень хотелось бы верить в это. Но пока что, они позволяют себе экспортировать электроэнергию в соседние страны и нагло отключать электричество своему населению по несколько раз в сутки. И вовсе не боятся, что люди поднимутся.
       - Сергей, бесконечно так продолжаться не может. Увидишь, Украина поднимется!
       - Дай-то бог, Вася, но такие активные, как ты, бегут оттуда подальше, на остров. А те, кто там остаётся - приспосабливаются или терпят.
       Кстати, бегут и приспосабливаются по-разному. Вы сбежали сюда с поддельными чешскими паспортами, Ольга - с голландским, мне удалось купить студенческую визу. Все мы ограничены в возможности свободно передвигаться по миру и выбирать место жительства. Нашей конституцией нам предписали единственно возможное гражданство - украинское. А в то же время, наши сограждане еврейской национальности легко получают второе - израильское гражданство и свободно выбирают, где и когда им лучше жить - в Украине, Израиле, Америке или Германии.
       Среди украинских нардепов и прочих слуг народных, которые пишут для нас законы о едином украинском языке и гражданстве, полно таких, которые имеют, кроме украинского - израильское гражданство. Что позволяет им свободно выбирать страну проживания.
       Вам ещё не ясно кто и как фактически правит в современной Украине, да и во всем мире? Кто подогревает конфликт между Украиной и Россией, между христианским и исламским миром? И почему об этом так сложно говорить открыто?
       Заметьте, во время второй мировой войны, территория Белоруссии, Украины и России были оккупированы Германией, и сложно сказать, сколько миллионов населения погибло, и сколько было насильно угнано на принудительные работы.
      Но о каких пресловутых шести миллионах(?) жертв нацизма мы сегодня слышим чаще всего, по всем средствам массовой информации? Если послушать современное украинское телевидение, то во время войны пострадали только евреи. О количестве погибших русских, украинцев и белорусов, и их участии в военном сопротивлении Германии едва упоминается, зато о холокосте нам напоминают с каждым годом всё более назойливо...
       Кино про украинцев в Чикаго закончилось. Чай выпили. Пауза затянулось, подобно украинскому тоннелю, без конца и света.
       - Серёга, тебя послушать, то получается, что Украина не имеет никаких положительных перспектив, - не то спросил, не то упрекнул меня Васыль.
       - Вася, я полагаю, что сегодняшняя Украина - это очень слабое звено в современной, агрессивной глобальной геополитике. Украине, как государству, мировая мафия определила вовсе не экономическое и социальное процветание...
       - А шо нам определили?! - задиристо перебил меня патриот Вася.
       - Мировое правительство рассматривает Украину, как аппетитные территории в центре Европы, граничащие с Россией - огромной сырьевой базой. Украина - это также благоприятные условия для производства сельскохозяйственной продукции. Но население Украины едва ли принимается во внимание. Им потребуются лишь пару миллионов оболваненных трудоспособных рабов.
       - И шо, ты считаешь, это так просто - превратить Украину в аграрную колонию и плацдарм для захвата российского сырья? А от 47 миллионов народа избавиться? Думаешь, украинцы неспособны сопротивляться и защищать себя и свои территории? - завёлся Вася.
       - Руками украинских похотливых, продажных государственных руководителей, страна превращается в экономического и финансового должника. В недалёком будущем, плодородные земли Украины станут частной собственностью и предметом торгов и расчётов по внешним государственным долгам.
       - Но у людей уже есть в частной собственности земли и недвижимость... Я, к примеру, никому ничего не должен, и не собираюсь отдавать свою землю за государственные долги, которые кто-то брал и разворовывал! - воинственно заявил Вася.
       - Учти, что долги брали от нашего имени! - заметил я. - С частными собственниками земель всё решится постепенно и бесшумно. Для этого применяют проверенные геноцидные средства: алкоголь и прочие, одурманивающие и сокращающие век, средства, развал доступной системы здравоохранения и образования. А также, методы экономического воздействия на частных собственников.
       Современная Украина - это потенциально богатая страна бездарно утраченных научно-технических и экономических возможностей. Государство, избравшее криминально-олигархическую форму правления, с терпеливо бедным населением и вульгарно обогащающимся чиновничеством... Если коротко: низы уже не могут, а верхи хотят и хотят. И так будет продолжаться, пока народ позволяет своим и пришлым безнаказанно иметь себя.
       Пока украинские правители-упыри наживаются, разделяя и стравливая народ по национальному, языковому, религиозным и прочим признакам, страна превращается в слабое звено в хищном геополитическом окружении.
       Вопрос о некоторых украинских территориях решится в процессе международных споров, которые, официальная коррумпированная Украина легко уступит.
       К примеру, спорный Крымский полуостров вскоре захотят превратить в исламское татарское государство. Турция - член НАТО, будет активно способствовать этому. Наш старший брат - Россия, некогда отвоевавшая у турок Крым и причерноморские территории, обязательно проявит свои геополитические интересы, и тоже захочет включить в состав Российской Федерации 'свой' Крым, южные области Украины (Новороссию), а заодно и другие восточные регионы.
       Соседняя Румыния захочет воссоздать 'Великую Румынию' и вернуть себе территории южной Бессарабии, принадлежащих ей до второй мировой войны. Это Северная Буковина, то есть, часть Черновицкой и Одесской областей. В этом споре Румынию поддержит Франция - член НАТО, так как евроатлантические интересы в Черноморском бассейне очевидны.
       Не удивлюсь, если и Польша проявит интерес к западным областям Украины, которые до 1939 года были польской территорией. Венгрия захочет вернуть себе Закарпатье...
       Далее, в случае сопротивления украинского населения и вооружённого конфликта, на всей территории Украины возникнут 'миротворческие' силы НАТО и вооруженные силы 'братской' России... Ты веришь в то, что украинские, так называемые, вооружённые силы способны оказать им сопротивление и защитить государственные территории? Вооружённые силы Украины существуют лишь формально, чтобы как-то объяснять невероятное количество блатных генералов и чиновников от министерства обороны, жирующих у бюджетного корыта. Веришь ли ты, что среди ограбленного и социально затраханного украинского население найдётся достаточно патриотов-партизанов, готовых добровольно воевать за Крым, всё побережье которого уже захвачено нашими мародёрами и нагло поделено высокими заборами?!
       Так мне представляются перспективы Украины, как государства, народ, который разбегается по миру в поисках лучшей жизни.
       Вася о чём-то мрачно задумался. От комментариев воздержался. Возникла неловкая пауза.
       - Сергей, когда сходим в банк, счёт мне откроем? - напомнил Толя о делах текущих. - Нам пока перечисляют зарплату на счёт земляка, но это неудобно. Я тебе ещё пару наших ребят подгоню, им тоже надо счета открыть, и они готовы приплатить за помощь.
       - Толя, я тебе уже говорил, сигналь мне в рабочее время, когда банки работают. Я всегда свободен, даже когда меня нет дома. Звони.
      По комнатам разошлись, каждый со своими мыслями и планами.
       В назначенное Ольге-Марии время, мы явились с документами в офис Национального Страхования. Вскоре нас пригласили пройти в конкретный кабинет, где нас ожидала женщина-клерк. Выяснив цель моего присутствия, она предложила приступить к работе.
      По опыту прохождения этой процедуры с Нелей, я уже знал, какие документы понадобятся и что надо знать о ближних родственниках.
       Я выдал служащей паспорт, платёжки от агентства, подтверждающие трудовую деятельность в стране, и банковскую бумагу о текущем балансе, с еженедельными поступлениями на счёт.
      Та удовлетворённо кивнула, подгребла всё это к себе и приступила к заполнению своих анкет и изготовлению копий документов.
      Лишь несколько уточняющих вопросов задала она Ольге. Значительно меньше вопросов о близких родственниках, чем это было с гражданкой Грузии.
      Расставаясь с нами, обещала результат почтой.
       Я не сомневался. Спустя неделю, Ольга получила почтовый конверт из конторы с карточкой, содержащей её полное голландское имя и номер национального страхования. Теперь она была в британской социальной системе. Работая в этой стране, она платила, подоходные налоги и зарабатывала реальное право на пенсионное обеспечение для некой Марии из Амстердама. Но на этом этапе, вопрос о пенсии её не волновал. Она довольствовалась своим спокойным, вполне легальным пребыванием в стране и еженедельными зарплатами за свой неумственный труд.
       Единственно уязвимым моментом в её положении был языковой фактор.
      
      17
      За день, проведённый вне Саутхэмптона, я осознал свою социальную привязанность к этому городу.
      
       Однажды, заглянув, домой в рабочее время, я удивился, обнаружив автомобиль соседа Владимира припаркованным у дома. В это время мои соседи должны были стоять у конвейера и паковать печатную продукцию. Войдя в дом, я нашёл всю женскую компанию в гостиной комнате. По их одежде я понял, что они были готовы к выезду на работу, но что-то не состоялось. Вид у них был опущенный. Пройти мимо, без проявления внимания я не мог.
       - Сломалась машина? - поинтересовался я.
       - Сломался Владимир, - мрачно ответила Нели.
       - Решил бросить эту работу? - предположил я.
       - Решил бросить нас, - ответила Лали. - Вчера с вечера ушёл, всю ночь пил где-то. Так его и нет, и на звонки не отвечает.
       - Вы на работу звонили?
       - Звонили, сказали им, что не можем добраться, машина сломалась, - ответила молодая армянка.
       - Какая реакция?
       - Негативная. Сказали, что такое сотрудничество им не подходит, - грустно ответила армянка.
       - Теперь всё зависит от Владимира. Если завтра вы вернётесь к работе, то, я думаю, конфликт с работодателем можно будет уладить. А каким-то автобусом туда можно добраться? - соучаствовал я в сложившейся ситуации, понимая, что мне лучше не влезать в эту хрень.
       - Нет, автобусы туда не ходят, - ответили мне.
       Я поймал благоприятный момент и, молча, ушёл своей дорогой, стараясь выбросить всё услышанное из головы. У меня было достаточно своих хлопот.
       В этот день, в целях гармонизации несовершенного мира, я должен был успеть приготовить наличные и ожидать звонка от моряков с сигаретами. Кроме того, предполагались и прочие хлопоты на благо человечества.
       Где-то в душе я сопереживал факту возможной потери работы моими соседями, но и помнил, как неприятно они меняются в зависимости от их занятости и благополучия. Сегодня они разговаривали со мной гораздо дружелюбней. Такими они были до трудоустройства на фабрику.
       Предполагая на ближайшее будущее стабильное присутствие моих соседей дома, я вспомнил о приглашении Татьяны подъехать к ней в Льютон. Позвонив ей, я убедился, что наши договорённости остаются в силе, и меня готовы принять. Таня коротко доложила мне, что Люда недавно попросила убежище и теперь благополучно проживает в социальном доме, где достаточно пространства, чтобы я мог гостить сколько захочу.
       Вечером пан Владимир появился дома. Но был уставший и не совсем трезвый. Упрёки кавказских соседей и довольно агрессивные нападки Нели, быстро переполнили его похмельное терпение. Он послал всех в задницу вместе с их драгоценной работёнкой, и снова покинул дом. Всем стало ясно, что их налаженная трудовая жизнь накрылась. Снова наступит период безделья и неопределённости.
      Я решил ехать к друзьям в гости, в город Льютон.
       На железнодорожном вокзале среди информационной макулатуры я вычитал о годичном абонементе для пассажиров юго-западной железной дороги Англии.
       Суть их предложения заключалось в том, что, заплатив им сейчас 20 фунтов, в дальнейшем, по предъявлению этой ксивы, возможна покупка билетов с 25% скидкой для себя и троих пассажиров, которые едут с тобой. Я приобрёл себе это, и купил со скидкой билет до Лондона.
       Поездом от Саутхэмптона до вокзала Виктория в Лондоне ехать немного более часа. Моросил дождь, звонил телефон. Но я отменял встречи на неопределённое время. Час в дороге пролетел незаметно.
       В Лондоне, на вокзале Виктория я не стал интересоваться о поезде до Льютона, а сразу направился к автобусной остановке. Тем более что обещанная мне скидка на железнодорожные билеты в этой части Англии уже не действовала.
       С автобусом мне повезло. Вскоре я уже ехал через дневной Лондон в северном направлении. Пробки на улицах меня вовсе не досаждали. Я от души радовался, наблюдая этот город в час пик.
       По мере продвижения по направлению к Льютону, солнце всё реже пробивалось сквозь тяжёлые облака, а дождик перешёл в непрерывный режим. Я невольно признал погоду в Саутхэмптоне более комфортной.
       В Льютон прибыл, когда Татьяна была ещё на работе. Я мысленно прикинул, сколько же месяцев подряд, изо дня в день, она пакует бананы на той фабрике?! Отметил её титаническое терпение и растворился среди людей в торговом центре.
       Новый торговый центр в Саутхэмптоне был более современный и комфортный. Люди здесь тоже отличались. Бросалось в глаза количество индусов и пакистанцев. Колониальное наследие.
       Мимо медленно проползла группа албанских беженцев из человек семи. Не надо быть очень наблюдательным, чтобы разглядеть в них недавно прибывших албанцев и предсказать сложности их ассимиляции в английской среде. Но их внешняя чужеродность разбавлялась и скрадывалась присутствием на улицах прочих мусульман.
       Я признал, что не хотел бы жить в этом городе, и уж тем более, работать на банановой фабрике за 3,6 фунта в час.
       Прогуливаясь в центре города от магазина к магазину под унылым дождиком, я праздно убивал время, и думал, о всяком. Вспомнилось, что старая муз команда Jetro Tull возникла и начинала в этом сером, скучном городишке.
       Время от времени я отвечал на звонки из портового города Саутхэмптон, и делал это всё конкретнее. Всем обещал, обязательно вскоре быть на месте. Этот мрачный городишко с банановой фабрикой и непрерывным дождём подталкивал меня к реальной оценке благ, которые, я уже едва замечал. С особой теплотой и благодарностью я подумал о безотказных еженедельных денежных пособиях, моряках с сигаретами и прочих людях, постоянно нуждающихся в моих услугах и обеспечивающих мне некую общественно полезную занятость в портовом городе.
       Перейдя пешеходным мостом через автостраду в другую часть города, я оказался среди магазинов и лавочек индусского и пакистанского происхождения. Это вообще было едва похоже на Англию. Зашёл в индусскую лавку и прикупил пакет восточных сладостей, в надежде подсластить дождливые впечатления. Контакт с восточными торговцами происходил на основе товарно-денежных отношений и с помощью общего английского языка, искажённого нашими разными тяжёлыми акцентами. Меня они уважительно называли 'мистер'.
       К назначенному времени я пришёл к Таниному дому. Она ожидала меня и была искренне рада перспективе посидеть, выпить и поговорить. Войдя в дом, я оказался на кухне, там я и остался. Начатая бутылка водки из холодильника была многозначительно выставлена Таней на стол.
       - Пока никого нет, мы с тобой спокойно поговорим, - сделала установку Таня, разливая водку по стаканам. - Сейчас моя сестра живёт здесь со мной. Скоро придёт. А её дочь осталась работать в Лондоне. Недавно купила себе греческий паспорт, у неё дела пошли хорошо.
      Таня истосковалась по свежему слушателю. Она, не умолкая, рассказывала о Людмиле, Оксане и прочих людях с фабрики, которых я уже едва помнил.
      Вскоре, на кухню зашёл парень среднего возраста и вежливо поприветствовал нас.
       - Он из Южной Африки, - отрекомендовала его Таня, и пригласила выпить с нами. Он вежливо согласился и присел за стол.
       - Как жизнь в ЮАР? - спросил я его.
       - Кому, как. А, в общем, становится всё хуже, - махнул он рукой. - Ты русский? - сменил он тему.
       - Да, русский. Это слышно? - поинтересовался я.
       - Догадался. Вы с Таней говорите по-русски.
       - Ваших людей становится всё больше в Англии, - заметил я. - Это симптом невозможного проживания на родине, - осторожно комментировал я.
       - Так и есть. Там установился общенациональный бардак. Коренное африканское население получило власть и свободу. Что они могут с этим поделать, если в массе своей это безграмотные люди.
       - И что наблюдается?
       - А то, что теперь они всячески и во всём ограничивают белое население. Для нас там нет никаких перспектив, кроме как заразиться СПИДом. Но страшно не то, что нас отстранили от всякого участия и управления, а то, что у них самих ничего не получается. Всё разваливается. Там стало просто опасно находиться. В этом есть и наша вина; масса наших чёрных сограждан существовали вне системы образования, и теперь мы пожинаем плоды нашей прежней политики. Люди, не умеющие читать и писать, стали хозяевами некогда развитой страны. Вы можете увидеть там такие уличные сцены; взрослый мужчина усердно долбит молотом по банковскому автомату... Прохожие обращаются к нему; Что же ты творишь?! Тебя сейчас просто арестуют...
      А он отвечает им; Мне нужны деньги. Я видел, они есть в этом ящике. Я не знаю другого способа достать их оттуда, но мне тоже нужны деньги...
      Такого и обвинять, едва ли можно. Ибо он не осознаёт, что совершает преступление. Его следует вести в школу и обучать, социально адоптировать. А таких, там - миллионы. И они теперь хозяева страны.
       - Понятно, парень. Вы пожинаете плоды своего прошлого отношения к своим согражданам. Они продукт вашего воспитания; опасны, но их невозможно осуждать, остаётся лишь держаться от них подальше. Хорошо, что вам позволяют временно жить и работать на этом острове.
       - Это тоже не так просто. Требуется соблюдение визового режима и разрешение на работу тоже надо добиться. Единственно - английский язык нам родной.
      Вскоре к нам присоединилась Танина сестра. Продолжать разговор о взаимоотношениях чёрного и белого населения в Южной Африке стало сложно. А спустя полчаса, пришли гости и к южно-африканскому беженцу.
       Это оказались двое выпивших местных типков, решивших зайти к товарищу, выпить пивка и пообщаться. Один из них лишь молча, отстранёно наблюдал за происходящим на кухне, сосредоточившись на своей пивной банке. Зато у другого, рот не закрывался. Говорил он быстро и неразборчиво. Постоянно отпускал шутки, хохмил, и сам же радовался своему остроумию. Это был типичный островной продукт. Длинный, худой, неряшливо одетый, наголо остриженный, с белёсыми бровями и ресницами, в очках с толстыми линзами. Его возраст можно было определить, как 30-40. По всем внешним, заплесневелым признакам, парень полюблял алкоголь и прочие, утешающие душу, средства. По мере употребления пива и освоения на кухне, он всё больше стал отпускать шуточки в наш адрес.
       - Я здесь чувствую себя иммигрантом, - кокетливо пожаловался он.
       - Не беспокойся, ты находишься в своём пакистанском Льютоне. И главное, под протекцией Её Величества. Её Объекта никто не посмеет обидеть, - язвительно вставил я.
      Очкарик умолк и упёрся в меня взглядом сквозь толстые линзы очков, резко сменив улыбку на серьёзную мину.
       - Объект Её Величества! - довольно хмыкнул его молчаливый приятель, указав банкой пива на умолкшего соотечественника.
      Судя по его реакции и смеху жертвы южно-африканского беспредела, им понравилось моё замечание. Но сам Объект напрягся и о чём-то хмуро задумался. Было очевидно, что моё замечание ему не понравилось. Я ожидал, что он скажет.
       - Ну что ты ему такое ляпнул?! - обеспокоилась Танина сестра, - не хватало нам здесь конфликта. Ведь от него теперь можно ожидать всякой подлости. Им же настучать на нелегалов - это как своей родине и королеве послужить, - упрекала она меня.
       - Та хер с ним, придурком. Хоть заткнулся, наконец-то, - успокоила её Таня. - Сергей, что ты ему такое сказал? - весело поинтересовалась Таня, и разлила по порции водки.
      Обиженный британский подданный, так и не сказав мне ни слова, стал с мрачным, глубокомысленным видом мастерить себе самокрутку из бельгийского табака.
       Выпив водки и закусив, все забыли о коротком международном замыкании, и Таня продолжила прерванный доклад о новостях с банановой фабрики.
      Подняв вопрос о месте моего ночлега, Таня позвонила Людмиле и предупредила о моём приходе.
       - Можешь гостить у неё, сколько захочешь. Это социальное жильё, и её соседи по дому там не живут, съехали в Лондон, приезжают только пособия получать, - пояснила Таня.
       На мой звонок перед выходом, Людмила отозвалась и охотно согласилась принять меня. Адрес и схему пути мне выдала Татьяна и выразила надежду на то, что мы ещё когда-нибудь повидаемся.
      После выпитого, съеденного и выкуренного вокруг меня, выход на свежий воздух был большим облегчением. Оказавшись один, на безлюдной, едва освещённой улице я признал факт того, что подустал от разношерстной компании и сейчас мне хорошо, потому что я снова один. Я шёл пустынными улицами на другой адрес, где за предоставленный ночлег, мне предстояло поговорить ещё с одним человеком, с которым нас объединял лишь непродолжительный период прошлой совместной работы и коммунального проживания в одном доме.
       За время, проведённое на Таниной кухне, мне несколько раз звонили разные люди из Саутхэмптона, и я не мог нормально ответить им. Всем обещал перезвонить. За день, проведённый вне Саутхэмптона, я осознал свою социальную привязанность к этому городу.
       В порт регулярно доставлялись из разных стран сигареты, и кто-то нашёл во мне надёжного поставщика таковых по социально справедливой цене. Кому-то нужна была моя помощь в разрешении мелких бюрократических проблем.
       Я с удовлетворением почувствовал себя обязанным и общественно полезным. Cтало ясно, что я не задержусь в этом чужом, мрачном и безликом городе. Льютон чем-то напоминал мне Украину. Клуб Свiдомих Украiнцiв здесь уже функционировал, осталось лишь отключить в городе электричество и опустить всех и всё в сумерки и безнадёгу. Если бы не договорённость с Людмилой о моём приходе, то я бы отправился на вокзал.
       Люда проживала в стандартном двух этажном, частном доме с несколькими комнатами. Кроме неё, в этот вечер там никого не было. Выглядела она вполне уверенной и довольной. Постоянная работа и бесплатное, комфортное жильё с пособием - это неслабое достижение в сравнении с периодом работы на ферме, где мы встретились. Временная английская жизнь украинского парикмахера, наконец, удалась.
      Мы оба устали и долго не засиживались за чаем. Вскоре я засел в отведённой для меня комнате, где смог вернуться к своим текущим делам. Я расположился в кресле и названивал людям, ожидавшим меня в Саутхэмптоне. Всем обещал быть завтра на месте, готовым к общественно полезному труду и обороне от бесчеловечной глобализации.
       Утром, как договорились, Людмила рано ушла на фабрику, а я мог пользоваться предоставленным жильём и своим временем. Я просто умылся, оделся и вышел из дома. Закрыв дверь, я положил ключ в условленное место и отправился на вокзал.
      Поездом до Лондона ехать менее часа. В пути я отправил сообщение Людмиле, известив её, что ключ от дома 'под тазиком', а сам я съехал.
       В Льютоне я пробыл мене суток, и этого оказалось достаточно. Я убедился, что мои товарищи в порядке, банановая фабрика успешно сортирует и пакует бананы. Повидал всех, кого хотел, кроме Оксаны и Криса из агентства. Ещё раз прочувствовал, что мне этот город не по душе и хочется вернуться в порт моей временной прописки.
       В Лондон поезд прибыл на старый вокзал King's Cross St. Pancras. Подземным транспортом проехал через центр города до другого вокзала Waterloo, где купил билет со скидкой на поезд до Саутхэмптона. В ожидании посадки и отправки, я осмотрелся вокруг, определив местонахождение платформ, куда прибывают поезда из Франции, с украинскими пассажирами, предъявляющими голландские паспорта.
       Вернувшись домой, я застал там шумную сцену расторжения отношений между Нелей и паном Владимиром. Как я понял, он зашёл туда, чтобы забрать свои вещи, а вдогонку послушал, что о нём думает его недавняя кавказская подруга. Его громко обвиняли в алкоголизме и отвратительной измене в пользу молодой польской курвы. Он не отвечал, лишь торопливо и, молча, эвакуировался. Не предоставив Неле достаточно времени на выплеск накопившихся у неё чувств, ему пришлось услышать уже на улице её пожелания из окна.
       - В Грузии, таким, как ты, член отрезают и в рот заталкивают! - искренне и громко сожалела Нели, что они сейчас в сырой Англии, а не на горячем Кавказе.
      Так, несимпатично закончилась их странная польско-осетинская дружба.
       Мне было понятно желание пана Владимира вернуться в свою среду, с регулярными порциями водки и кофе с сигаретой, в тихой компании молодой пани, щебечущей на родном языке.
      Вскоре, в доме всё затихло. Женщины разошлись по комнатам или собрались вокруг Нели, утешая её на родном языке.
       Недавно все они потеряли работу, а теперь, Нели - и своего друга. Зато их кавказские ряды пополнились молодой, говорящей по-английски армянкой.
       В доме настал период тихого обособления жильцов. Каждый ушёл в своё жизненное пространство и растворился в личных хлопотах.
       Толя и Вася рано утром уходили на работу и возвращались поздно вечером, уставшие, но довольные своей плотной занятостью на стройках. Порою я не видел их по нескольку дней. Лишь по утрам слышал из своей комнаты, сквозь сон, их сборы на работу.
       Женщины выходили из комнат, только чтобы сходить за продуктами и что-то приготовить на кухне. По всему было видно, что незанятость их угнетает и усугубляет чувство общей неприкаянности.
       Дома я, фактически, лишь ночевал. Всё своё время проводил в разных, но постоянных местах. Просиживал какие-то часы в Интернет классе колледжа, блуждая в мировой паутине и переписываясь с кем придётся. Благодаря Интернету мои внешние заочные связи обрели международные масштабы. Люди разных национальностей делились со мной шпионским опытом установления связей с лесбийскими и прочими анархическими клубами и заключения фиктивных браков. Давали полезные советы, как подделывать различные документы, какие паспорта - лучше приобретать-пользовать, и прочие ценные инструкции по преодолению бюрократических удавок и выживанию в этом мире.
       Мужик, один из дежурных работников Интернет класса, теперь встречал и провожал меня не только вежливым кивком головы, а и внимательным рассматриванием. Я догадывался, что он, пользуясь своей контрольно-наблюдательной позицией администратора, с любопытством следит за моими, динамично развивающимися, международными связями с лесбиянками и анархистами. Пролетарии всех стран, соединяйтесь! хотелось мне сказать ему, когда он смотрел на меня, как на потенциального террориста.
       Если он не брезговал и чтением моей переписки, то ему приходилось сталкиваться и с издевательскими замечаниями в адрес Англии и самих англичан с их королевой.
       Затем я посещал студенческую столовую.
      Оттуда перебирался в торговый центр, где курсировал по книжному магазину между кафе и диваном с книгой, которая оставалась в единственном экземпляре, лишь потому, что я ревниво прятал её от случайных покупателей.
       Телефонные звонки время от времени призывали меня к исполнению уже привычных для меня услуг. И я всегда готовый помочь морякам и беженцам, отправлялся на встречу к людям. Народ, хотя и не очень высоко оценивал мои услуги в денежном эквиваленте, а иногда и вовсе благодарил меня дружескими посиделками в пабах, всё же оставался, по-человечески, благодарен мне за отзывчивость и участие. Я тоже был вполне доволен. Но понимал, что бесконечно так продолжаться не может. Когда-нибудь меня лишат бесплатной комнаты, денежного пособия и, вообще, попросят покинуть остров.
      * It's the book of my days, it's the book of my life
      And it's cut like a fruit on the blade of a knife. Sting
      * Это книга моих дней, это книга моей жизни,
      И это нарезается, как фрукт на лезвии ножа.
      
       Мне следовало бы больше времени и внимания уделить своему неопределённому социальному положению. Приостановить нарезание однообразных дней и приступить к реализации личного плана действий. Но я не решался прервать привычное течение однообразных событий. Выглядело так, словно я едва ли знал, зачем я на этой Земле, и что делаю.
       Однажды, в супермаркете я встретился с Робертом. Я бы ограничился лишь дружескими приветствиями, но он оказался действительно рад видеть меня и явно хотел поговорить со мной. И я снова оказался в объятиях чьих-то настроений и пожеланий.
       - Hello mate! Где пропадаешь? Как поживаешь? - посыпал он на меня вопросы, на которые предстояло хоть как-то ответить.
       - Привет. Не жалуюсь. Но могло быть и лучше, - отвечал я.
       - Ты что, уже на агентство не работаешь? Никак женился на богатой леди? - перешёл он к более конкретным вопросам.
       - На агентство не работаю, пока обхожусь. Всё ещё не женился, - коротко отвечал я.
       - Может, ты ищешь работу? - поинтересовался Роби моим текущим положением.
       - Нет, работу я не ищу. А ты, Роби, уже работодатель?
       - Ты шутник, я знаю, - похлопал он меня по плечу. - Как у тебя со временем, может, присядем где-то, выпьем пива, поговорим?
      Блин, этот парень из Шотландии неисправимо простодушен, и я не могу отказать ему, хотя, мне это совершенно не надо, - подумал я, и ответил на его предложение.
       - Давай возьмём пиво здесь, а пойдём, в этот раз, ко мне. В моей комнате будет удобней, чем в пабе. Это рядом, - предложил я.
      Роби, конечно же, согласился.
      Мы шагали к моему дому. Я едва слышал, что мне рассказывали. Отметил, в потоке его невнятной речи, упоминание о некой 'хорошей работе' в пекарне, и машинально подумал о безработных соседках.
      Войдя с ним в дом, я хотел подняться на второй этаж в свою комнату. Но в общей гостиной комнате заседали за чаепитием Неля и Лали, дверь была открыта.
       - Привет! - приостановился я у открытой двери.
       - Здрасьте, - ответили женщины, рассматривая гостя, в котором легко определили аборигена.
       - Это Роберт. Когда-то мы работали в одну смену, - представил я гостя.
      Женщины вежливо закивали ему. Роберт вопросительно взглянул на меня.
       - Это Неля и Лали, мои соседи, - объяснил я ему.
       - Сергей, чай или кофе, будете? - пригласила нас Лали.
       - Давайте, - согласился я, подумав, что в такой компании мне будет легче перенести общение с Роби.
      Мы уселись с ним на диваны, а Лали поднесла с кухни дополнительные чашки. Роберт с заметным вниманием рассматривал женщин. Они это заметили.
       - Он совсем по-русски не понимает? - поинтересовалась Неля.
       - По-русски не понимает. Но хорошо понимает грузинский, - ответил я.
       - Та ну тебя, Сергей! Я серьёзно спрашиваю. Что за мужик?
       - Роберт. Родом из Шотландии. Холост. Пролетарий. Собственности не имеет, работает на агентство, живёт в комнате социального дома, - выдал я всё, что знал о нём.
       - Он, похоже, любитель выпить, - заметила Неля.
       - А ты замуж за него собираешься?
       - А ну тебя, Сергей!
       - Роберт, как тебе нравятся эти женщины? - вернулся я к гостю.
       - Ничего, симпатичные, - улыбнулся он им.
       - Видите, Роберт не против, поговорить о браке, он парень молодой и совершенно свободный.
      Женщины подали ему кофе, посмеиваясь над моими шутками-предложениями.
      Роберт вопросительно посмотрел на меня.
       - Женщины интересуются тобой, Роберт. Спрашивают, не хочешь ли ты жениться?
      Роберт, смущённо улыбаясь, пожал плечами.
       - Мы совсем не знаем, друг друга, - скромно ответил он.
       - Ты прав, Роберт. Ты что-то говорил мне про хорошую работу. Расскажи-ка об этом, - сменил я тему.
       - Да, есть неплохая работа в пекарне. Я там работал в прошлом году, в это время они всегда набирают дополнительных работников. Меня там знают, и у меня есть телефон леди из отдела кадров, - охотно отозвался он.
       Я коротко пересказал заскучавшим женщинам о предложении Роберта помочь им трудоустроиться. Они живо заинтересовались.
       - Роберт, девушки хотели бы поработать там с тобой. Как это устроить?
      Роберт почувствовал себя важным человеком, раздул щёки и задумался.
       - Я найду дома телефон и прозвоню в отдел кадров, - серьёзно обещал Роберт женщинам.
      Женщины уважительно закивали ему.
       - А где эта пекарня, может, мы сами туда обратимся? - ухватились они за появившуюся возможность.
       - Роберт, где эта пекарня, пусть они сами туда пойдут, и всё узнают, - предложил я ему.
       - Это не в Саутхэмптоне, туда надо ехать автобусом в пригород Eastleigh. Если их интересует, мы вместе поедим туда. Но лучше, прежде позвонить и договориться о встрече.
      Женщины серьёзно заинтересовались услышанном, и стали проявлять внимание и уважение к гостю.
       Я знал, что сейчас они искренне уважают его и будут действительно благодарны ему за участие и помощь в трудоустройстве. Но ненадолго. Как только у них благополучно сложится с этой работой, их отношение к нему изменится. Неля, наверняка, уже определила цену этому простому, внешне неряшливому парнише. Для неё он сейчас - лишь возможность заполучить работёнку. Как только Неля трудоустроится, она его, как человека, в упор не разглядит. Я уже наблюдал таковое.
       Расставаясь, мы договорились о том, что Роберт предварительно узнает о потребностях пекарни в новых рабочих и договорится о встрече. А затем, они все вместе поедут туда в целях трудоустройства.
      
      18
      ...в паспорте будет лишь твоё фото, а остальные данные... Ну, ты сам понимаешь.
      
       Вскоре, у меня состоялся разговор с соседом Толей по интересующему меня вопросу.
       - Сергей, я приготовил для тебя телефон человека в Лондоне, к которому ты можешь обратиться по вопросу изготовления голландского паспорта, - обратился ко мне Анатолий.
       - Хорошо! Ты сам этого товарища знаешь?
       - Не очень. Знаю только, что его звать Володя, он из Тернополя. Он в контакте с тем, который в Париже всё это делает. Ты можешь дать Володе свои данные и фото, а когда паспорт будет готов, у него же и получишь, заплатив ему 1300 фунтов.
       - Прямо к изготовителям обратиться никак нельзя?
       - Пока нет. Я пытался. Спрашивал его телефон у прибывших от него и у самого Володи, но никто не даёт. Володя говорит, что тот не станет разговаривать об этом с незнакомыми людьми.
       - Ясно. Конспирация. Тогда будем говорить с Вовой из Тернополя. Давай телефон.
      Я не стал откладывать этот вопрос, и позвонил ему в тот же вечер.
       - Алло, - бодро ответил мне мужской голос.
       - Это Владимир?
       - Так точно! Владимир на связи.
       - Это Сергей. Тебя рекомендовали ребята, твои земляки. Меня интересует приобретение человеческого паспорта. Каковы условия?
       - Эх, Серёга, где ты был пару дней назад? Я вчера только передал туда данные клиента. И затем, там намечается перерыв на какое-то время, боюсь, что теперь быстро не получится, - объяснил он мне производственную ситуацию.
       - Ничего. Мне не срочно. Главное, чтобы качественно.
       - Тогда, требуется пару твоих фотографий, запиши размеры и прочие требования...
       - Я здесь могу посмотреть такой паспорт и записать требования к фото и какие требуются данные.
       - Хорошо. Значит, потребуются две фото, твой возраст, рост и цвет глаз. Разумеется, в паспорте будет лишь твоё фото, а остальные данные... Ну, ты сам понимаешь.
       - Понимаю. Будет чьё-то имя и приблизительно подходящие мне; возраст, рост и цвет глаз.
       - Именно так. Если это устраивает, то стоит такой паспорт 1300 фунтов. Получение и расчёт в Лондоне.
       - Хорошо, всё необходимое я скоро передам тебе, - согласился я.
       Во время одного из своих сеансов связи с внешним миром в Интернет классе, я оказался у компьютера за одним столом с молодым парнем. Мы нечаянно и быстро определили русский язык, как общий для нас, и обменялись ничего не значащими фразами. Этого было достаточно, чтобы узнать, что мы оба искатели убежища и клиенты местной социальной службы.
      Я сосредоточился на подборе кодировки, чтобы прочитать полученное сообщение на русском языке, которое проявилось в виде хаотического набора всяких знаков. Ругаясь от бессилия, я снова привлёк внимание соседа по компьютеру.
       - На фиг тебе почта на hotmail.com? Сплошные заморочки! Зарегистрируй себе почтовый ящик на любом российском сайте, и будешь спокойно читать сообщения и на русском, и на английском, - подсказал он мне.
       - Да уже привык к этому ящику, и многие пишут мне на этот адрес, - объяснял я своё упрямство, хотя подумал, что он правильно советует.
       - Ну, если тебе нравится всякий раз расшифровывать русскоязычные сообщения, то радуйся этому процессу, - пожал он плечами.
       - Ты прав. Сейчас я сделаю себе адрес на русском сайте, во всяком случае, попробую это, - согласился я, и занялся регистрацией.
       - Ты не работаешь? - спросил он меня, не отрываясь от монитора.
       - Нет. Не имею такого почётного права, - коротко ответил я.
       - Я так же, - утешил меня случайный знакомый.
       - Откуда ты? - спросил я лишь для вежливого поддержания разговора.
       - Из Сибири. Хакасская автономная область. Слышал о такой местности? Столица - Абакан.
       - Только о самой Сибири слышал. Такой области не знаю, - признался я. - Как тебя занесло сюда!? - уже искренне заинтересовался я.
       - Меня звать Егор, - назвался парень.
       - Меня - Сергей. Тебе не понравилось жить в Сибири? - вернулся я к вопросу о его супер перемещении в пространстве.
       - В общем-то, нравилось... Но на то были причины, - дружелюбно воспринял он моё любопытство.
       - И каково тебе здесь, после Сибири?
       - Это иной мир. По мне, так заработать какие-то деньги, и бежать отсюда. Гниловатая страна!
       - Я слышал от многих, что пожив здесь несколько лет, можно привыкнуть и даже полюбить.
       - Не знаю. Привыкнуть может быть и можно... Но что здесь можно любить? Да и зачем насиловать себя привыканием?
       - Но ты всё же заехал сюда из Хакассии.
       - Сначала моих эстонских деда и бабку сослали из Эстонии в Сибирь. Затем, моя мамка вздумала вернуться на свою историческую родину - Эстонию. Прошла там со своим свидетельством о рождении все бюрократические инстанции и получила гражданство. Только без языка, собственности и капитала, как оказалось, ей нечего делать на своей родине. А мне, как её сыну, с большим напрягом выдали эстонский волчий билет, позволяющий проживать в Эстонии.
       - И ты решил проехать дальше на Запад?
       - Мы с мамкой решили.
       - Так ты здесь с мамкой?
       - Да, вдвоём с самой Сибири. Сама она бы не решилась на такие переезды.
       - И попросили убежище?
       - Да. В Таллинне мы по объявлению обратились в агентство, где за определённую сумму денег, нам предложили организовать британские визы и встречу-содействие в Саутхэмптоне; помощь в получении бесплатного беженского жилья, пособия и, возможно, работу. В общем-то, всё так и получилось, только с работой не особо складывается без разрешения. А теперь ещё и назначили дату рассмотрения моего прошения о предоставлении убежища. Всё идёт к скорому окончанию моего пребывания здесь в качестве искателя убежища с социальной помощью.
       - Распространённая история, - подвёл я итог услышанному. И закончил регистрацию адреса на сайте km.ru
       - У тебя такая же фигня?
       - Да. В убежище уже отказали, работать не разрешают. Но пока позволяют паразитировать здесь. Этим я и занимаюсь.
       - И что, будешь ождать принудительной депортации?
       - Кажется появились живые примеры советских пришельцев с европейскими паспортами. У них неплохо складываются отношения с местной бюрократией. Работают легально и границы благополучно пересекают. Думаю, попробовать такой способ адаптации.
       - Каким образом они получили европейские паспорта, каких стран и как дорого это стоит? - посыпал он вопросами.
       - Не дешево. 1300 местных денег. Гражданство королевства Нидерланды путём замены фотографии в действующем паспорте.
       - Возможно, оно и стоит того, - заинтересовался Егор.
       - Но в этой затее немало скользких моментов. Начиная с вопроса о качестве документа и заканчивая новым 'родным' языком, - поделился я своими сомнениями со случайным заинтересованным собеседником.
       - Но люди всё же применяют это.
       - Да, я сам помогал такому 'европейцу' устраиваться на работу, открывать банковский счёт и получать национальный социальный номер. Человек даже английского не знал, но всё прошло гладко и успешно.
       - Ты видел такой паспорт?
       - Держал в своих руках и тщательно рассматривал. Выглядит вполне.
       - Супер! Так это то, что мне сейчас надо.
       - Ты что, в Сибирь возвращаться не собираешься?
       - Собираюсь. Но сначала, надо заработать на возвращение. Знаешь ли, капитализм добрался уже и до Сибири, там без денег теперь тоже сложно.
       - Так тебе же и в Англии не нравится.
       - Просто здесь всё чужое. Гнилая погода, мелочные, меркантильные отношения, безвкусная, ненатуральная пища... Я невольно сравниваю всё с Сибирью, и мне сложно привыкнуть к этому.
       - Вдобавок, этот мир не желает принимать нас, продолжил я. - Новый Мировой Порядок предполагает максимальное сокращение славянского православного населения. Дома нам насаждают плутократическую демократию и анти социальные рыночные отношения. Если мы покупаем их гнилые куриные 'ножки Буша', тогда наши страны признают демократическими, с рыночной экономикой... - добавил я.
       - Ты противник рыночных отношений?
       - Я противник диких, бесчеловечных рыночных отношений, какие, к примеру, культивируются в Украине или Грузии. Такая рыночная экономика ориентирована на сокращение непотребного населения и освобождение жизненных пространств и ресурсов для крупного капитала.
      Кстати, английский вариант капитализма гораздо человечней, и в нём таки можно вполне комфортно жить.
       - Так как на счёт, замаскироваться и прижиться в условиях местного капитализма? - нетерпеливо вернулся к главному вопросу Егор.
       - Если ты про паспорт, то посредник просит фото, возраст, рост, цвет глаз и обозначить пол. Деньги - при получении пропуска в этот мир.
       - А ты чё?
       - А вот думаю. Такой паспорт - это действительно запасной вариант выживания. Но, в Саутхэмптоне я уже не смогу функционировать с ним. Здесь меня везде знают, как Сергея. Придётся оставить комнату с пособием, и съезжать куда-то. С новым именем и гражданством придётся начинать в другом городе. Лондон для этого наиболее подходящее место. Можно попробовать и где-нибудь на севере, в Шотландии. Я слышал, там всё проще... - рассуждал я.
       - Ну и хрен с той комнатой и пособием. Нормальная работа компенсирует потери. Так что ты решил?
       - Я обещал дать ответ, а сам всё думаю. Не решаюсь отрезать пуповину, соединяющую меня с Саутхэмптоном. Если честно, то я уже и в работе не особо нуждаюсь. Новый документ меня больше интересует в целях спокойного пребывания на острове и свободного перемещения по миру.
       - Блин! Та чё тут думать? Если возможно, то я бы подписался на покупку такого документа, - удивил меня молодой Егор своей решительностью.
       - Я думаю это возможно. Телефон посредника у меня есть, он ждёт моего заказа. Если тебе это надо, готовь фото на паспорт, закажем и для тебя.
      Мы обменялись телефонами, е-адресами и вместе покинули Интернет класс. Мы оба направились по домам, оказалось, нам по пути. Неподалёку от ASDA мы расстались.
       - Я позвоню, когда приготовлю фото, - обещал Егор.
       - Хорошо. Вероятно, придётся ехать в Лондон, чтобы передать это, проворчал я.
       - Ерунда, съездим.
       - А ты что, живёшь где-то в этом районе? - поинтересовался я.
       - Немного далее, - он назвал мне адрес.
       - Не знаю, где это, - ответил я.
       - Та как не знаешь! Это дом, типа общаги, там беженцы проживают. Это место все в городе знают, - удивился Егор.
       - Что-то слышал, но никогда не бывал там. Что, действительно, как в общежитии, общие туалеты и душевые на этажах? - удивился я.
       - Да. И кухня тоже общая. Заходи в гости, сам всё и увидишь, - пригласил он меня.
       - Хорошо. Ещё увидимся.
      Я шёл домой и думал. Этот парень подтолкнул меня к решению подписаться на паспорт. Я действительно прикипел к социальной кормушке и этому городу, это уже некая зависимость. Пора было что-то менять и расширять перспективы. Я с досадой вспомнил о недочитанной книге, которую могут в любой день, без согласования со мной, забрать с полки книжного магазина. И о моряках, заходящих в местный порт с надеждой на телефон некого Сергея, безотказно скупающего их мелкие контрабандные поставки сигарет. Я должен был подготовить себя к тому, чтобы всё это оставить и исчезнуть в новой жизни, с новым именем в другом городе.
       Как я узнал от своих соседок, Роберт таки проявился и, как обещал, пригласил их поехать с ним на собеседование в отдел кадров пекарни. Женщины, не вдаваясь в подробности, рассказали мне, что он представил их там, кому следует, и помог заполнить анкеты. А на следующий день им позвонили, и пригласили выйти на работу, чему они были очень рады.
       Роберта я встретил случайно на улице, несколько дней спустя, когда мои соседки уже работали, то в дневную, то в ночную смену. Их действительно там хорошо загрузили работой, и они имели немало сверхурочных часов, за что принято платить повышенно. Подробностями я не интересовался.
      Во время нашей встречи, Роберт был поддатым и раздражённым. Он без предисловий завёл со мной разговор о моих соседях.
       - Ты знаешь, я недавно ездил с твоими женщинами в пекарню по поводу работы там, - как-то недовольно начал он.
       - Они говорили мне об этом. По-моему, они уже работают там часов по 12, и без выходных...
       - Представляешь, я вместе с ними оставил свою анкету для трудоустройства, и шеф, которая знает меня с прошлого года, обещала ответить нам в ближайшие дни, но молчит, - возмущался Роберт.
       - Ты оставлял ей свой телефон?
       - Оставили телефон твоих соседей. Договорились, что нас известят звонком.
       - Их пригласили на работу. Возможно, и тебя ждут?
       - Та хрена! Я звонил туда. Шеф отвечает, что даст мне знать, если я буду нужен. Короче, она не взяла меня в этом году. Ей больше понравились твои соседи. Представляешь, иностранцев приняли, а мне отказали! - язвительно высказал мне Роберт.
       - Роберт, я не имею понятия, почему так получилось, и что там решили в отношении тебя. Но я не думаю, что женщины могли как-то помешать твоему трудоустройству.
       - Та они уже на обратном пути, после переговоров в пекарне, посмеивались надо мной. Думали, я ни хера не понимал. Это же очевидно, что они меня за мудака держали... Хихикали всю дорогу, - серьёзно завёлся он.
       - Роберт, надеюсь, меня ты не винишь в том, что тебя не взяли на эту работу?
       - Нет. Ты здесь не причём. Я лишь рассказываю тебе, как всё было. И хочу сказать, что мне не нравится, когда ко мне относятся, как какому-то конченному *wanker, - раздражённо объяснял он. *1) онанист 2) мерзкий тип.
       - Я тебя уважаю, как хорошего парня, и ценю твою помощь в трудоустройстве женщин...
       - Это точно. Помог один. Оценили! - проворчал он в ответ на мои искренние признания.
      Далее разговор не складывался. Приглашать его на пиво, и слушать чьё-то недовольство, у меня не было желания. Я хотел поскорее оставить его и вернуться к своим мыслям и делам. Расставаясь, мне показалось, что наши приятельские отношения подпортились. Я с облегчением невольно мысленно оправдывался и гнал от себя чувство вины перед ним.
       Дома, при встрече с Лали, я заговорил с ней о Роберте.
       - Как ваша новая работа?
       - Нормально. Приходится работать много часов. Но условия хорошие и платят сверхурочные. Так что, работаем, пока дают, - бодро ответила Лали.
       - Я видел Роберта. Его не взяли на эту работу?
       - Похоже, что его там не захотели. Когда он возил нас туда к начальнице, он был заметно выпивший. Как мне показалось, она его неплохо знала, и ей не понравилось, что он явился нетрезвый. Как я поняла, она упрекала его. Он оправдывался...
       - А когда вас приглашали выйти на работу, о нём упоминали? - перебил я её.
       - Когда та женщина позвонила нам на мобильный, она лишь коротко сказала, - завтра утром выходить на работу. И назвала наши имена. О Роберте - ничего. А мы и не успели, да и не могли ничего толком сказать ей в ответ. Она лишь переспросила, поняли ли мы её? Я ответила - 'yes'. И на следующее утро мы полетели туда. С того дня, так и стоим там, у конвейера, пакуем печенье и пряники. Домой приезжаем только поспать. Так что, о Роберте мы ничего не знаем.
       Осень перешла в состояние устойчивой сырости и ветров. Я стал больше проводить время в своей комнате, Интернет зале и в книжном магазине. Питался в разных точках общепита. Дома запустили газовый отопительный котёл. Наши соседи, женщины из Боржоми не только стабильно поддерживали порядок в доме, но и следили за тем, чтобы котёл работал на полную мощность. Хотя, на мой взгляд, в доме было излишне жарко, и во всех комнатах открыты форточки. Освещение в коридоре и на кухне тоже часто оставалось включенным круглые сутки. Я уверен, что если бы мы арендовали этот дом самостоятельно, и платили за все коммунальные услуги, то отношение к потреблению газа и электроэнергии было бы совершенно иным. Мои робкие замечания и попытки выключать на ночь свет в коридоре и на кухне, не поддерживались соседями. Неля квалифицировала это, как занудство.
      Про себя я вспоминал её жалобы на грузинскую жизнь, в которых не раз упоминался автомобильный аккумулятор для освещения комнат. Дома она заботилась о том, чтобы этот аккумулятор вовремя подзарядить и не остаться без освещения. Здесь же, они едва ли знали, где находятся счётчики на газ и электроэнергию. Все счета по содержанию дома оплачивал собственник дома - индус мистер Рай. А затем, получал компенсацию.
       Однажды, наш отопительный котёл закапризничал и перестал работать. Как ни старались мы с ребятами реанимировать его, у нас ничего не получалось. Я позвонил мистеру Раю и сообщил о случившемся. Вскоре он подъехал к нам. Хозяин попробовал сделать то же, что мы уже проделали многократно, и признал потребность в мастере. Пока мы с ним говорили о газовом котле, женщины поручали мне передать хозяину и прочие их замечания на неполадки в душевой, на кухне... Он вежливо отвечал, обещал. Я тупо переводил.
       Покидая дом, он обещал организовать ремонт отопительного котла, но не мог ответить, как скоро это произойдёт. Продолжая участвовать в переговорах между индусским хозяином дома и грузинскими жильцами, я проследовал за ним до выхода из дома. Далее, оставшись вдвоём, я проводил его до автомобиля, и мы немного задержались на улице перед домом.
       - Сергей, я благодарен тебе за участие в хлопотах относительно моего дома. Но, кажется мне, ты не совсем правильно себя ведёшь, - обратился он ко мне отеческим тоном.
       - Что вы имеете в виду? - удивился я его замечанию.
       - Ты излишне растворяешься... Я бы даже сказал, вмешиваешься в чужие дела, - неуверенно пояснил он.
       - Мне не следовало беспокоить вас, вызывая сюда? - спросил я.
       - Нет, ты не понял. Это правильно, что сообщил мне о технических неполадках с газовым котлом.
      Я хочу сказать, что ты излишне участвуешь в чужих хлопотах. Каждый должен сам решать свои проблемы, для этого они и даются конкретному человеку, чтобы он самостоятельно занимался ими, и чему-то учился. У твоих соседей свои проблемы, к примеру, они не говорят по-английски... А у тебя - какие-то свои, другие проблемы. Тебе следует думать только о своём, а им - о своём. Ты совершаешь грубую ошибку, помогая кому-то. Поверь мне, ты вредишь и себе и им! Я уверен, у тебя, как у всякого нормального человека, достаточно своих личных вопросов, на которые ты должен найти правильные ответы. Вот и занимайся своими вопросами. У каждого свой путь и своё представление о счастье. Я же вижу, как твои соседи воспринимают твоё участие... Это ненормально! Если им что-то надо, пусть сами этого добиваются. Запомни, у каждого своя жизнь, со своей порцией времени, порцией удач и неудач, хорошего и плохого, счастья и бед. Сергей, не вторгайся в чужую жизнь! Даже в виде помощи. Ты меня понял?
       - Понял. У христиан, особенно, у православных, это несколько иначе, - неуверенно ответил я.
       - Я знаю. Просто прими мой совет.
       - Хорошо. Спасибо. Я буду нести свой крест, - коротко согласился я.
      
       Егор проявился вскоре, телефонным звонком.
       - Это я. Фото готово. Когда передадим это? - напомнил он мне о преступном замысле.
       - Я всё помню, - рассеянно ответил я. - У меня тоже всё готово. Я позвоню и договорюсь о встрече. Тебе сообщу, как только что-то узнаю, - обещал я.
       - Ладно. Я жду. Не пропадай.
      Я, как и обещал, стал названивать Владимиру. Но его телефон оказался отключенным. Я уж подумал, что связь с ним потеряна, но позднее, после работы, его телефон, наконец, отозвался гудками вызова, и он ответил.
       - Привет, Вова. Это Сергей, мы говорили с тобой об изготовлении документа. Тут появился ещё один товарищ, так что, намечается заказ на два паспорта.
       - Фото и данные давайте, чтобы я переслал их людям, - проявил готовность Вова.
       - Почтой на какой-то адрес я могу это отправить?
       - У меня есть только электронный адрес, но мне нужны ваши напечатанный фото, я должен убедиться, что они правильно сделаны.
       - Так что, единственный способ - это приехать и вручить?
       - Получается так. Когда вас ждать?
       - Возможно завтра, - неуверенно предложил я.
       - Если завтра, тогда только вечером, после работы. Ориентировочно часов в семь, на станции метро Jubilee, - предложил он.
       - Хорошо, найдём тебя через телефонную связь. Только ты не отключай свой мобильный, - согласился я.
       - По окончанию работы, в шесть вечера, я всегда включаю телефон. Звоните.
      Сообщив Егору о приглашении нас в Лондон, тот призвал меня не откладывать, а сделать это завтра же. Я не возражал.
       Утром следующего дня мы встретились с ним у железнодорожного вокзала.
       Осень начала переходить в зиму. Холодные промозглые ветры с дождями обостряли моё беженское настроение. Я стал больше скрываться в своей комнате или в книжном магазине с кафе. Оба эти места были достаточно сухими и тёплыми, чтобы почувствовать себя в безопасности. Посиделки в Интернет зале колледжа иногда вынужденно затягивались из-за непогоды.
       У меня положительно сложилась тёплая человеческая связь с некой Фионой Зербст из Cape Town, что в Южной Африке. Она когда-то бывала в Украине, и даже несколько лет состояла в законном африканском браке с гражданином Украины из города Херсона. В Южной Африке наступало лето, и тёплые сообщения сестры-скорпиона скрашивали окружающий меня промозглый смурняк.
       В моей электронной почте меня ожидали приятельские и прочие сообщения от разных людей, а я стоял в утренних сумерках у вокзала, поджидая случайного попутчика из Сибири. Озабоченные люди торопливо растворялись на вокзальном пространстве и разъезжались на проходящих поездах, в основном, в направлении Лондона.
       Наконец, появился заспанный беженец Егор, и мы, молча, вошли в здание вокзала. Спустя десять минут прибыл ближайший проходящий поезд. Мы уселись в тёплом вагоне второго класса, и покатили в сторону Лондона, где надеялись встретиться с неким Вовой из Тернополя, состоящим в преступной связи со своим земляком, окопавшемся в Париже.
       Я откинулся на своём месте у окна и закрыл глаза, вяло планируя, где и как убить время в Лондоне.
       - Просыпайся, могильщик мирового капитализма! - подбадривал меня попутчик.
       - Ты, дитя сталинских депортаций, имеешь идеи, как убить время в Лондоне? Тот тип проявится только к семи часам, - отозвался я, не открывая глаз.
       - Лондон сожрёт наше время и деньги быстро и незаметно, - успокоил он меня. - Вероятно, ты хотел бы посетить библиотеку, где Карл Маркс работал над Капиталом?
       - Я не до такой степени противник капитализма. Меня вполне устроит экскурсия по лондонским пабам, в поисках тихого уютного места с порцией жареного картофеля и рыбы.
       - Ну, ты точно жертва капитализма, если питаешься такой гадостью, - живо отреагировал Егор.
       - С пивом, эта жареная гадость - вполне съедобна. А ты чем здесь питаешься, овсяной кашей с молоком?
       - Я взял с собой продукты. Мамка приготовила.
       - Мамка знает о твоём замысле приобрести новое гражданство?
       - Знает, знает. Её сейчас больше беспокоит то, что я связался с типом, который питается чипсами с пивом, и ненавидит Мировое Правительство.
       - У твоей мамы, хотя и поверхностное, но не самое плохое представление обо мне.
       - А ты чё, ещё чем-то страдаешь, кроме потребления несъедобной пищи и ненависти к мировому капитализму?
       - Нет, не страдаю. Но, некоторые уверенно квалифицируют меня, как закомплексованного, завистливого совка, расиста и антисемита.
       - Это неверный диагноз? - заинтересовался Егор.
       - Не совсем верный. Если я говорю, что Мировое иудейское правительство откровенно гнобит православных славян, то это не означает, что я завистливый антисемит. Я по-человечески понимаю рядовых евреев, которым частенько, несправедливо достаётся лишь за их национальную принадлежность, и не имею ничего против них лично. Я говорю о мировой секте с концентрированным еврейским капиталом, навязавшей всему миру свой порядок, в котором нам ничего хорошего не светит.
       - Понятно. Я передам это своей мамке, и всем евреям, кого лично знаю, - пообещал Егор.
       - Так и передай. Правда, в личных отношениях с евреями иногда наблюдаются проявления их традиций. К примеру, настойчивые попытки поиметь ближнего гоя, за поца. Как главный раввин Днепропетровской области (хасид) в передаче "Ныне" 29 октября 1994 натаскивал своих соплеменников: "Любавичский ребе учил, что "для Бога равны все евреи". "Люби еврея как самого себя". "Каждый еврей - это вселенная". 'Люби нас, как мы любим себя, иначе будешь лишен почетного звания порядочного, просвещенного, интеллигентного, современного человека!'.
      Не могу сказать, что такое отношение ко мне и прочим богом не избранным, совершенно не раздражает меня.
       - Короче, ты антисемит, - махнул на меня рукой попутчик.
       - Если бы я был убеждённым антисемитом, тогда я принципиально не носил бы штаны от Ливайс, - аргументировал я, хлопнув себя ладонью по заднице.
       - Причём здесь твои штаны? - удивился Егор.
       - Изобретение еврейского торговца текстилем, - пояснил я.
       - Левис Страус чё ли? Еврей?! - уточнил Егор.
       - Это у нас так называют - 'Левис Страус'. А в Америке это имя произносят Ливай Стросс. Конечно, - еврей. Затеял и удачно раскрутил своё швейное дело в Сан Франциско в конце 19-го века. Был холостяком и филантропом, вероятно, помогал только еврейской общине. Своё дело передал племянникам. Те не подвели! Во всяком случае, размер всегда указывается верно. Их штаны можно покупать не примеряя...
       - Та в этих еврейских, линялых джинсах и чёрной футболке ты особенно похож на расиста и антисемита, - прервал Егор мой рассказ о хорошем еврее.
       - Это твоё личное видение. Никто ещё не замечал в моей внешности этих качеств, - отмахнулся я.
       - Как же не замечали?! Ведь диагноз-то тебе поставили - совок-антисемит! Достаточно твоей внешности; линялые джинсы, чёрная футболка с логотипом The Rolling Stones, чтобы разглядеть в тебе потенциального анархиста и антисемита, - издевался Егор.
       - Ну, если еврейских штанов тебе недостаточно, могу добавить, что мне нравится музыка еврея Брайана Бромберга, - оправдывался я.
       - Это ещё кто? - вяло поинтересовался Егор.
       - Американский еврей. Басист. Сочиняет и хорошо исполняет современный джаз, - пояснял я, видя, что это уже едва ли интересует Егора.
       Прибыли на вокзал Вотерлоу и нырнули в трубу подземки. Егор заявил, что знает достойное сухое и тёплое место, где можно положительно убить время.
      Я не задавал вопросов. Молча, растворился в особой атмосфере подземного Лондона, наблюдая людей вокруг себя. В большинстве своём, народ в этом городе отличался заметной озабоченностью. Большие расстояния, дороговизна общественного транспорта и жизни в целом, принуждали людей к бесчеловечно рациональному поведению. Мне не хотелось присоединяться к ним, хотя, мне нравилось, что здесь никто никого не знает, и никому нет до меня дела.
      Через одну остановку Егор призвал меня на выход на станции Charing Cross. Пройдя немного пешком, вышли к Трафальгарской площади. Невзирая на гадкую погоду, там оказалось немало праздно шатающихся туристов. Но Егор не присоединился к ним, а направился к зданию Национальной Художественной Галерее. Я мысленно одобрил план его действий, и, молча, следовал за ним. Вход свободный. Сухое, отапливаемое помещение площадью более 46 тысяч квадратных метров, и более 2300 картин, выставленных к осмотру. Чудное решение вопроса о нашем времяпровождении!
       Заведение было основано в 1824 году. Положительный образчик проявления разумного и человечного капитализма.
       Я подумал, в какое время Карл Маркс, он же Мардохей Леви, пользовался бесплатными услугами лондонской публичной библиотеки для создания своего детища?
       Мы быстро перестроились на иную атмосферу и поплыли вдоль стен, от картины к картине, из комнаты в комнату.
       После шести вечера я прозвонил Владимиру, и он ответил.
       - Володя, это Сергей. Мы сейчас в Лондоне, подвезли фото. Надо бы как-то встретиться.
       - Да, Сергей. Я всё помню. Дай мне сообразить, где и когда мне вас встретить? - суетливо отреагировал он. - Я перезвоню тебе вскоре и сообщу. Жди моего звонка.
       - Ну и чё там? - поинтересовался Егор, заметив моё замешательство.
       - Обещал перезвонить, - ответил я, почувствовав ответственность перед этим парнем, за качество услуг от незнакомых мне людей.
      Владимир таки позвонил.
       - Сергей, ты мог бы подъехать на станцию метро Jubilee к семи часам?
       - Да, сможем.
       - Тогда вас там встретит Роман. Он в курсе дел, я дам ему твой номер, найдёте там друг друга и передадите ему всё, что приготовили.
       - Хорошо. Ждём твоего Романа на станции Jubilee к семи часам, - согласился я.
       - Ну чё? - Спрашивали меня.
       - Поехали на встречу с украинским агентом, - ответил я.
       - Говорил про Владимира, а теперь уже какой-то Роман. Целая украинская банда! - проворчал Егор, следуя за мной.
       Эта станция метро оказалось современной и большой. Оставалось снова ожидать звонка от некого Романа. Наконец, тот проявился и сообщил, у которого выхода он ожидает нас, и как выглядит.
      Нужного нам Романа я уверенно опознал, по его кожаной турецкой куртке, какие в Украине носит половина населения, шесть месяцев в году.
       - Привет, - обратился я к стоящему в стороне парню среднего возраста, со всеми внешними признаками гражданина Украины.
       - Здорово! - ответил тот.
       - Роман? - спросил я на всякий случай.
       - Да. А ты Сергей? Вова просил меня встретиться с вами. Я здесь работаю поблизости, - пояснил он своё участие.
       - Ты в курсе наших дел? Мы привезли Володе фото и прочее... - перешёл я к целее нашей встрече.
       - Да. Давайте мне. Я всё передам ему сегодня же.
       - Роман. Не знаешь, как у наших людей получается с этими документами? - попробовал я поговорить с Романом об интересующем меня вопросе.
       - Кто как умеет. У кого с языком хорошо, - здесь неплохо устраиваются. У кого не получается, выезжают в Канаду, - коротко доложил обстановку Роман.
       - С кем-нибудь, из выехавших, с такими паспортами, есть связь? - спросил я.
       - По приезду в Торонту, прозвонили, и сказали только, что всё прошло благополучно. Больше новостей пока нет.
       - А связь с ними есть? - заинтересовался я.
       - Надеюсь, снова позвонят, когда устроятся там. Я сам собираюсь в Канаду, - удивил меня Роман.
       - У тебя тоже голландский паспорт?
       - Не голландский. Шведский. Случайно подвернулся такой, подходящий по возрасту и росту. Предложили. Я взял. Но последнее время, предлагают только голландские, - признался Роман.
      Я слушал его и машинально пытался воспринять этого парня шведским гражданином. Получалось с трудом. Для меня он оставался неисправимым украинцем из глубинки Галичины. Я успокаивал себя, что для большинства, кто ничего о нём не знает, воспримут его по предъявленному документу.
       Вернувшись на вокзал Вотерлоу, я показал Егору, куда прибывают украинцы с голландскими паспортами из Парижа.
       После многочасовых хождений по Лондону, мы, наконец, отыскали в вагоне поезда два места и растворились в атмосфере людей после рабочего дня. Свободных мест почти не было. Пассажиры молчаливо уткнулись в газеты и ноутбуки, говорили лишь по телефонам. У нас был час времени до Саутхэмптона, но разговаривать было неловко, да и не о чем. Мы встретились с Егором взглядами. Он сделал вопросительную мину. Ему хотелось услышать моё мнение. У меня такового не было.
       - Ну что, товарищ, на правильном ли мы пути? - тихо отозвался я с вопросом.
       - Думаю, стоит попробовать, - ответил Егор.
       - Но эта проба и денег стоит, - напомнил я ему.
       - При возможности трудоустройства, эти деньги быстро вернутся, - убеждал меня, и самого себя, Егор.
      Он напомнил мне, что в течение дня мне звонили пару раз, но меня не было на своём месте - в Саутхэмптоне.
       - Ты уже знаешь, где ты хотел бы работать? - поинтересовался я.
       - Думаю, в Лондоне с таким паспортом легко найти работу.
       - Но в Лондоне, придётся арендовать жильё и немало тратить на транспорт.
       - Всё равно, это какие-то дополнительные возможности, - не очень уверенно настаивал Егор.
       - Кстати, в случае временного переезда в Лондон, я мог бы сдать свою комнату в Саутхэмптоне в рент, - размышлял я вслух.
       - О! И это говорит противник рыночных отношений, - провоцировали меня на разговор.
       - Я уже говорил тебе, я не противник самих рыночных отношений, я против мародёрства под видом рыночных отношений. Особенно, когда таким мародёрством промышляют бывшие компартийные и комсомольские бонзы. Относительно же идеи о сдаче социального жилья, это пока лишь мысли вслух. Полагаю, моим соседям это не понравится. Но в случае переезда в Лондон, надо быть готовым к встрече с неприятными капиталистическими реалиями. Расходы на жильё и транспорт будут сжирать большую часть заработанного, что сведёт смысл трудовой деятельности до бессмысленного минимума. Волей неволей, задумаешься о способах выживания в условиях рыночных отношений. Думаю, что сдать в рент пустующую социальную комнату по умеренной цене - не великий грех, а лишь рациональное использование скромных ресурсов, - мрачно прогнозировал я житие в Лондоне.
       - Сдашь свою комнату, и возникнет там какой-нибудь грязный притон алкоголиков, наркоманов, извращенцев, - пугал меня Егор.
       - А ты противник всяких отклонений от норм? Как в Сибири, народ уже обучают терпимости к извращенцам?
       - Ты имеешь в виду отношение к голубым?
       - К голубкам и прочим трансформаторам?
       - Центральные Российские телеканалы отличаются этой окраской, а в Сибири эта зараза начинает распространяться только среди молодёжи, - доложил правильный Егор обстановку в Сибири.
       - Ты, кстати, представитель молодёжи, мог бы здесь закосить под голубчика, - пошутил я.
       - Для этого не обязательно быть молодым. У тебя такие же возможности заявить сейчас миграционной службе о своей переориентации, и попросить местных гомиков поддержать тебя, - парировал Егор.
       - Мне уже поздно менять ориентацию и обращаться в контору. Моё дело похерили. Так что, в архивах этой страны я остался белорусским натуралом. Если бы я был хоть немного голубым, то давно бы уже имел статус постоянного жителя в этой или другой стране.
       - Да ты, никак завидуешь им! У них всё получается, а ты такой правильный, и ничего не можешь добиться в своей натуральной жизни, - подначивал меня Егор
       - Да уж, завидую тому, что в современном мире им определили некое привилегированное положение по отношению к нормальному натуральному человечеству.
       - Кто это определил им такое особое положение? Они сами по-братски поддерживают друг друга, помогают устроиться, пробиться, - возразил Егор.
       - Их поддерживают и поощряют те, кто правят в этом мире. Кто организует глобальную моральную и физическую деградацию определённым народам. Обрати внимание, каково отношение к православным славянам, как активно осуществляется разрушение их моральных ценностей. Как пропагандируется, насаждается и поощряется всё, что способствует деградации этих народов.
       - Так кто же конкретно это организует, ты можешь сказать?
       - Есть национальности, которые отличаются концентрацией капитала и откровенным национализмом. Они брезгливо дистанцируются от прочих наций, как неполноценных. У них не то, что браки с представителями иных национальностей не поощряются, они стараются даже свои школы и детские лагеря организовывать по национальному признаку, где детей приобщают исключительно к своим национальным, религиозным и моральным ценностям. Они много говорят о равенстве, свободе, демократии и вседозволенности. Но, уж поверь мне, своим детям они не показываю фильмы, пропагандирующие однополые браки и прочие отклонения от естественных норм.
       По мере удаления от Лондона, пассажиров в вагоне становилось всё меньше. Народ расползался по пригородам Лондона, где жилище было значительно дешевле, чем в самом мегаполисе.
       Я снова задумался об адаптации, в качестве голландского подданного, где-нибудь в Шотландии или Уэльсе. Я там никогда не бывал, но почему-то чувствовал, что мне будет значительно легче раствориться в этих краях Великобритании. Получить все необходимые документы, как иностранному работнику, и успешно функционировать. Я снова и снова примерял новый паспорт к Саутхэмптону, но получалось плохо. Да что там плохо, просто до опасного невозможно. Как не примеряй, а для применения нового документа, позволяющего мне жить и работать на острове, я был вынужден покинуть хлебный портовый город и тихо залечь где-то, как это делал вождь мирового пролетариата Владимир Ильич. У этого, кстати, был богатый шпионский опыт скитаний по Европе с поддельными паспортами. Но и поддержка у него была, - куда мне до него с его антироссийскими семитскими связями.
       Из письма Ленина, готовящегося вернуться из Швейцарии в Россию, чтобы не пропустить происходящие там события: 'Найдите шведа, похожего на меня. Но я не знаю шведского языка, поэтому, швед должен быть глухонемым. Посылаю вам, на всякий случай, свою фотографию.'
       К Саутхэмптону мы подъехали в почти пустом вагоне. В пути я рассказал Егору в общих чертах, где и как я проживаю, и о неисправностях нашего отопительного котла. Я несколько удивился его приглашению заходить к нему с мамкой в гости и коротать время в их жилище.
      
      
      19
      Я вляпался в чужое дерьмо, по собственной инициативе.
      
       Войдя в дом, я обнаружил почту для меня. Расположившись в своей комнате, просмотрел письма из банков. Барклиз банк прислал мне кредитную карточку с лимитом до 500 фунтов, а банк Ллойд подробное письмо-предложение, призывающее получить от них кредит в размере до 11.000 фунтов под 13% годовых.
       Вероятно, это было следствием активного денежного движения на моих счетах. Еженедельные переводы грузинских зарплат на мой счёт и снятие этих сумм, создавало картину стабильного дохода и хорошего потребительского аппетита владельца счёта.
       Мелькнула шальная мысль о новых банковских счетах, открытых на голландский паспорт, и возможных кредитах.
       Начавшаяся предрождественская суета дополнительно привлекала дополнительных людей, к работам в сфере торговли и обслуживания, но временно освобождала от работ на стройках и в производстве.
       При случайной встрече с Сашей армянином, он сделал мне неожиданное предложение. Выглядел он уставшим и чем-то озабоченным.
       - Чем занимаешься? - задал он мне неудобный вопрос.
       Хотелось бы мне иметь кого-то, с кем можно было бы посоветоваться, о своём намерении приобрести поддельный паспорт. Но это был не тот случай. Мы едва знали друг друга, и каждый пребывал на своей волне.
       - Ничего особенного, - коротко ответил я, думая о своём.
       - Нашей строительной бригаде после праздников нужен будет дополнительный подсобник, я обещал бригадиру подыскать такого. Ты не хотел бы? - неуверенно спросил он.
       - Мне нельзя работать. Её Величество не даёт добро, - прояснил я ситуацию по моей кандидатуре. - А что за работа, расскажи.
       - Та ладно. Тебя эта работа вряд ли заинтересует, - вынес окончательное решение Саша.
       - Я знаю ребят с разрешением и желанием работать на любых работах, - проявил я интерес к его делу, больше из уважения к нему, чем к его предложению.
       - Работа простая, но грязноватая и нелёгкая, - неохотно ответил Саша.
       - Главное, чтобы платили, и не требовалось знание языка, - поддержал я совершенно неинтересную для меня тему разговора.
       - Платят исправно. Язык желателен, но фактически - не нужен. Оформляют официально, поэтому, нужно иметь действительное разрешение на работу.
       - И что требуется делать?
       - Да в основном, убирать строительный мусор на строительной площадке.
       - Хорошо. Я дам твой телефон кому-нибудь из подходящих ребят, - обещал я.
       - И ещё одно существенное требование к работнику, чтобы человек был надёжный и не алкоголик, - по-военному строго предупредил Саша.
       Расставшись с ним, я тут же позвонил одному из грузинских ребят. Коротко передал предложение о работе и телефон Саши, искренне пожелав всем удачи.
       Вернувшись к своим делам, я отправился к дивану в книжном магазине. Затаившись на своём месте, я переключил мысли на события середины 70-х годов, происходившие с четырьмя музыкантами и сопровождающими их людьми.
       Во время концертов в Нью-Йорке их кто-то огорчил на 203 тысячи долларов. Это были их честно заработанные, карманные наличные, которые они держали под рукой на всякие текущие расходы. Кокаин продавался только за наличные, и без него как-то...
      Пока они тяжко пели для нью-йоркской публики свои очень английские, мрачноватые баллады, какие-то шустрые поклонники их таланта успешно пошарили в гостиничном номере в личных вещах музыкантов. В сейфе, где хранились наличные и паспорта, остались лишь документы. Полиция и ФБР ничем помочь не смогли. Лишь удивились такой сумме и небрежности британских артистов. Нью-Йорк любит наличные более всего.
       Массовые, крикливые рождественские распродажи, по сути своей, заключались в праздничной переупаковке безнадёжно залежалых товаров, и суетливой попытке сбыть их, под шумок, по завышенным ценам. Ходить в этот период по магазинам, с надеждой на удачную покупку - пустая трата времени.
       Вскоре прикрыли на каникулы и колледж, а с ним и доступ к бесплатному Интернету. Всё вокруг свелось к массовому, бестолковому потреблению товаров широкого потребления.
       Период рождественских праздников хорош для тех, кто живёт дома и имеет место комфортного времяпровождения. Ибо к Рождеству всё закрывается и замирает. Остаётся лишь сидеть дома или у кого-то гостить. В гулянии по улицам тоже много времени не проведёшь из-за гадкой погоды.
       Я любил бродить один в некоторых районах города. Особенно часто я заходил поздними вечерами на территорию морского пассажирского порта. Оттуда были видны отдельные причалы коммерческих доков.
       Огни пришвартованных и совершающих манёвры судов, отражались в темноте залива, положительно гипнотизировали и умиротворяли меня. Здесь жизнь не замирала ни в праздники, ни в выходные, а текла круглые сутки.
       На St.Mary's Street работали лишь некоторые точки общественного питания. Торговец виниловых пластинок и музыкальных журналов прошлых десятилетий прикрыл свою музейную лавочку на неопределённый праздничный период, чем огорчил меня. Но на этой же улице я облюбовал одно кафе, где подавали незатейливые горячие блюда, чай и кофе. Там не бывало много посетителей, на столиках всегда лежали газеты, и главное, мои заседания с чашкой чая и газетой совершенно никого не напрягали. Сидя за столом у стеклянной витрины, я мог наблюдать за улицей.
       На противоположной стороне появились рекламные плакаты, извещающие о концертном туре по Великобритании чёрной певицы Шаде (Sade).
      Я хорошо помнил её музыку второй половины 80-х годов, и представлял её себе по фотографиям того времени. Сейчас же, с плакатов смотрела, с той же грустной улыбкой, но заметно изменившаяся мулатка.
       Официантка, подававшая мне, - разговорчивая женщина с неместным акцентом, оказалась родом с Кипра. Время от времени, она предлагала мне добавку горячего чая и обменивалась со мной шутками и замечаниями.
       В местной газете, оказавшейся на моём столе, сообщалось о судебной тяжбе группы жителей соседнего графства Wiltshire против базы военно-воздушных сил. Один из участников спора оказался Гордон Самнер, больше известный под псевдонимом Sting. Из пояснений супруги, представлявшей его интересы, я понял, что когда они покупали имение Lake Place, за два миллиона фунтов, военная база, располагавшаяся в том же графстве, не создавала никаких неудобств. Теперь же, на досаду всем проживающим в графстве, там возобновили учебные полёты. Во время таких полётов, не то, что сочинять и записывать музыку невозможно, при таком шуме и вибрациях там стало просто невыносимо жить. 'И это при тех налогах на собственность, которые мы регулярно платим', - жаловались музыкант и его жена.
       По вечерам я зачастил и подолгу засиживался у Егора. В его распоряжении была большая комната, но с кухней, туалетом и душем где-то на этаже. Это были тихие посиделки в длинные, тёмные, ненастные вечера, с обилием горячего чая и любопытными рассказами о жизни в глубинке Сибири.
      Там я и встретил 2001 год.
       Начало года, особенно январь месяц, отличались гнилой, ветреной погодой и всеобщей похмельной депрессией. Работа для моих соседок в пекарне приостановилась, по простой причине - отсутствие массового спроса на кондитерскую выпечку. Я скрывался и спасался от тоски в Интернет зале колледжа, в книжном магазине, да в пабах.
       Лондонский Вова продолжал ссылаться на перерыв в работе его парижского земляка и обещал, в скором будущем, качественные паспорта. Я не торопил его, но уже чувствовал потребность в новой шпионской деятельности.
       Где-то в начале февраля Вова позвонил мне и сообщил о готовности вручить нам два паспорта. Он назначил время и место встречи в Лондоне, и желал получить по 1300 фунтов за каждый паспорт.
       В день поездки в Лондон за паспортами, я с утра отправился в своё отделение банка RBS. Там обнаружил, что в этот день недели банк начинает обслуживание клиентов не с девяти, как обычно, а с 9:30. Это досадное обстоятельство заставило меня ожидать минут двадцать. Хождение вокруг банка в прохладную сырую погоду, в утреннее время, подпортило настроение и привело меня к мысли, что зачатие задуманного дела как-то паршиво складывается. Двадцать минут ожидания на холоде показались мне долгими. И мысль о том, что мои трудовые сбережения не желают покидать банк и переходить в руки, совершено чужих мне людей, начала формировать определённые негативные мысленные формы.
       Похоже, что в то утро я был первым посетителем банка. Мой ранний запрос к служащей о выдаче мне 1300 наличными не вызвал у неё никаких эмоций. Она, молча, приняла мой ордер с удостоверением личности, внесла изменения в текущем балансе счёта, отсчитала сумму и выдала мне деньги через окошко, вместе с моим удостоверением. Мол, It's up to you, chap. (Твоё дело, парень).
      Егор, как пионер, был готов в любое время отправиться в Лондон.
       Владимир назначил нам место встречи неподалёку от станции метро Canadian Water, обозначив себя как легковое авто бежевого цвета, на котором обещал подъехать.
       Прибыл он вовремя. Припарковался и подал сигнал, пригласив нас в автомобиль. Вова был один. Я расположился впереди, а Егор на заднем сидении. Обменявшись скупыми приветствиями, Владимир открыл передо мной бардачок и достал оттуда два паспорта. Заглянув в один из них, он, молча, выдал каждому из нас по паспорту.
       - Принимайте работу, - флегматично пробурчал он, и аппетитно закурил в ожидании возможных вопросов. Его спокойствие нравилось мне. Внешне, это был парень возраста 35-40 лет, обычный представитель западной Украины, с опытом проживания-выживания в европейских странах.
       Я открыл первую страницу своей ксивы и пожалел, что не приготовил увеличительное стекло. Пришлось рассматривать объект невооружённым глазом. Над моей фотографией кто-то поработал. По одному краю были мелко вырезаны номер и две буквы серии паспорта. Фото, как и вся страница, было покрыто клеящейся тонкой прозрачной, слегка матовой плёнкой. Дефектов я не видел. На первый взгляд, всё было сделано аккуратно. В остальном, всё то же самое, что я уже видел в паспорте Ольги. Только этот паспорт был в более свежем состоянии. До истечения срока действия документа, оставалось немного менее пяти лет. Мелкий печатный шрифт именовал держателя паспорта, как Siebe Jasper. Моё новое имечко мне не очень понравилось. Сразу возник вопрос о правильном произношении. Джаспер или Яспер? Сибэ или Сайбэ? По указанной дате рождения, в голландском варианте я стал младше, почти на два года. Место рождения и жительства - Амстердам.
      Пролистав паспорт, я нашёл все страницы неповреждёнными. На одной странице были отметки о въезде в Арабские Эмираты. Всё было в порядке и готово к применению, только имя мне никак не нравилось.
       Я обернулся назад к Егору.
       - Ну что? - спросил я его.
      Он лишь оторвался от паспорта и, молча, протянул его мне. Мы обменялись документами. Я почему-то посмотрел только имя и фамилию. У Егора это оказалось чем-то трудно выговариваемым.
       - Что скажите? - вернулся к нам Володя, докурив свою сигарету, и выбросив окурок за окно.
       - Всё нормально, только имя идиотское. Надо выяснить, как это правильно произносится.
      Вова лишь улыбнулся моему замечанию.
       - В условиях Англии это не столь важно. Вы же в Голландию не собираетесь, - комментировал он.
       - Почему бы и нет. Мне нравится эта страна, - ответил я. - Жаль, нет координат этого Джаспера. Хотелось бы связаться с ним, узнать хотя бы, как правильно выговаривается его имя.
       - Ну, не знаю. Без 'родного' языка, я бы не советовал вам показываться там. Сами понимаете. Дело ваше. Так что, берёте?
       - Это он так шутит. Мы берём это, - вмешался Егор в несерьёзный разговор.
       - Тогда - как договаривались, - пожал плечами Вова.
      Мы достали заготовленные деньги и вручили Владимиру. Я положил паспорт в опустевший внутренний карман куртки, *Straight to my heart, и начал вживаться в новую роль. *Прямо к моему сердцу.
       Вова, получив две порции наличных, без огонька в глазах, как сытый кот, лишь поглядел на деньги, и, не пересчитывая, положил в бардачок, где до этого лежали паспорта.
       - Если что, обращайтесь. Мой телефон вы знаете, - захлопнул он крышку отсека для паспортов и наличных.
       - Кстати, а к этому паспорту, случайно, иных голландских документов нет? Удостоверение личности, водительское удостоверение и тому подобные? - поинтересовался я.
       - Нет. В вашем случае, были только паспорта. Такие комплекты редко случаются. Если языком владеете, то обзаведётесь местными документами, - ответил и проконсультировал Владимир.
       - Ну, тогда мы пошли, - приоткрыл я дверцу авто.
       - Удачи! - отозвался Вова.
      Он уехал, а мы остались у станции метро. Можно было приступать к поиску жилья и работы в Лондоне прямо сейчас. Но мы, настроились на возвращение в Саутхэмптон, как к себе домой. Хотя в Саутхэмптоне, эти паспорта могли нам только навредить.
       - Скажи-ка, как теперь тебя звать? - заговорил Егор.
       - Сибэ или Сайбэ. С фамилией немного легче - Джаспер или Яспер, - ответил я.
       - До выяснения, я буду звать тебя просто Джаспер. Когда определишься, сообщи окончательный вариант, - заявил Егор.
       - Хорошо. Напиши мне своё имя, я постараюсь это запомнить, - попросил я голландского земляка Егора.
       - Блин, мне и самому понадобится шпаргалка, чтобы без ошибок это имя в анкетах указывать, - посетовал Егор.
       На обратном пути из Лондона в Саутхэмптон разговаривать о шпионских планах было неудобно, да и не хотелось. Я удобно уселся у окна, расслабился в тепле, и мои очумелые мысли понесли меня во времени и пространстве, всё, более набирая обороты и скорость.
       Как ни призывал я себя к позитивному мышлению, но факты последних событий, касающиеся меня лично, упрямо указывали мне направление вниз. Согретый в кармане на груди новый документ я рассматривал, как запасной парашют в моём затянувшемся падении. Но его ещё следовало правильно и своевременно раскрыть.
       А пока, я нёс сплошные личные потери в отношениях с некогда близкими мне людьми, и безнадёжно утрачивал остатки своей некой социальной значимости. Подобно уставшему Паниковскому, 'человек без паспорта, которого не любят женщины'.
      У меня же, теперь было два паспорта; украинский, с которым я всегда мог вернуться в Украину и раствориться в общенациональной чернобыльской, экологической, политической, экономической, социальной, и моральной катастрофе. Происходящее в масштабах этой страны меня уже едва беспокоило, так как от меня лично, там абсолютно ничего не зависело. Я лишь активно наблюдал издалека, и постоянно ворчал. В личных, человеческих отношениях на меня там все махнули рукой, и, полагаю, искренне желали моего тихого исчезновения. Но, вернувшись туда, мне придётся делать то, что мне не нравится. Это меня напрягало. Оставался голландский паспорт, приоткрывавший мне какие-то иные направления и возможности. Функционируя по этому документу в Евросоюзе, при соблюдении шпионской техники безопасности, я мог обрести право жить, работать и перемещаться в определённых территориальных и временных пределах. Но вся моя трудовая и налоговая биография будет записываться на имя некого, реально существующего гражданина Нидерландов Siebe Jasper. Если же перебраться с этим паспортом в США, то я мог бы спрятать его подальше, и, достав свои настоящие, местные удостоверение личности, водительские права и социальный номер, влиться в американский марафон под своим действительным именем. Формальные ограничения с правом на труд - не столь болезненны в американских условиях, и со временем это можно уладить. Но через океан надо ещё перелететь, предъявив поддельный паспорт, как минимум, в аэропортах вылета и прилёта.
       Мои мысли перенеслись в Голландию, страну, гражданином которой я теперь буду представляться.
       Впервые я побывал там, ещё, будучи гражданином СССР, осенью 1989 года, когда процесс перестройки, гласности и ускорения шёл полным ходом.
      Первым городом в Голландии, где я остановился, оказался Амстердам, и это место мне сразу понравилось. Буквально на второй день своего пребывания там, я познакомился с местной девушкой Ивонной, работавшей в шахматном кафе 'Gambit', где-то в центре, в районе Jordaan. Она тогда пыталась изучать русский язык, но общались мы на английском. В тот же вечер Ивонна познакомила меня с 'русским парнем из Ленинграда'. Им оказался подозрительный еврейчик моего возраста, который с осторожностью отреагировал на встречу со мной и моим приятелем-попутчиком. Лишь после порции наивных вопросов от двух туристов-соотечественников, он всё же разговорился и объяснил нам суть своего положения в этой чудной стране. Тогда я впервые разговаривал с живым политическим беженцем из СССР. Я был удивлён, услышав, его консультации о том, что нам, как гражданам СССР, достаточно обратиться к полицейскому и заявить о потребности в политическом убежище, чтобы получить легальное место под дождливым небом королевства Нидерланды. Тогда я не воспринял его советы всерьёз. Слушая его, я лишь подумал, что эта лёгкость смены места жительства возможна только для граждан СССР еврейской национальности. Я же, во всех своих документах, значился русским. И уж тем более, тогда я не мог подозревать о том, какой чудовищный план начал реализовываться в отношении Союза и его населения. Для нас тогда это было 'жить стало интересней, жить стало веселей, товарищи!'
       Эта случайная встреча с одиноким, настороженным евреем из СССР была для меня первым серьёзным предупреждением, предложением и реальной возможностью.
       Тогда я праздно провёл чудный вечер в Амстердаме в компании новых знакомых, и не пошевелил ни мозгами, ни пальцем, чтобы сделать шаг в правильном направлении.
       В тот же, свой первый выезд, я посетил и Германию. Принимал меня в городе Эссене гостеприимный журналист герр Мюллер. Он тогда работал на газету Бильд Цайтунг, - 'жёлтая пресса' с приличным тиражом. Герр Мюллер возглавлял отдел криминальной хроники. Каждый день он приглашал меня побывать с ним в интересных местах; на судебных заседаниях в уголовном процессе против группы террористов, в лагере полит беженцев и немцев репатриантов из Казахстана, на презентации книги Анны Бухариной-Лариной, с её участием.
      Мне стоило лишь намекнуть ему, о своём нежелании возвращаться в казарму СССР, и он бы с профессиональным интересом передал меня немецкой бюрократической машине, и осветил мою беженскую историю в своей скандальной газете.
       В начале 2001 года, гражданин разворованной Украины - страны без общенациональной идеи, несостоявшийся полит беженец Великобритании и носитель поддельного голландского паспорта, подъезжал к Саутхэмптону. Я был переполнен шпионскими планами, сомнениями и честными признаниями в упущенных благоприятных моментов, которые щедро предоставлялись мне в прошлом.
       С вокзала я поспешил домой, в свою комнату-убежище. Профессор Плешнер нуждался в уединении со своим новым документом и шпионскими замыслами. Надо было переспать со всем этим, чтобы отфильтровать, и со следующего дня начать трезвый анализ текущего положения.
       Неожиданно для себя, дома я обнаружил дверь соседней, незанятой комнаты, приоткрытой. Внутри кто-то был. Я открыл дверь своей комнаты и вошёл. Не успел я раздеться, как в дверь постучали. На пороге стоял высокий молодой парень. Я понял, что это мой новый сосед.
       - Привет, это ты Сергей? - обратился он ко мне.
      Я не очень обрадовался возможности пообщаться с новым жильцом. Сейчас мне больше хотелось уединиться со своим новым паспортом.
      Я лишь ответил ему.
       - Да, это я.
       - Я тоже Сергей, - протянул он мне руку, - будем соседями, - пояснил он.
       - Понятно, - рассеянно отреагировал я.
       - Хочешь, заходи ко мне, я как раз чай сделал, поговорим, а то здесь можно от тоски сдохнуть, - пригласил он.
       Было очевидно, что этот парень не поймёт моего отказа, и что говорить мне много не придётся. Я, молча, прошёл за ним в его комнату, и приготовился слушать.
       Эта беженская комнатка была совсем маленькой, но вполне уютной и удобной для тихого чаепития-общения двух беженцев.
       - Ты откуда, Сергей? - по-простому начал парень, разливая чай.
       - Ну, в общем-то, из Украины, - неохотно ответил я.
       - Я видел соседей с первого этажа, они точно украинцы. А ты чё-то совсем не похож на украинца, я сразу подумал, что ты из Латвии или Литвы, - рассуждал наблюдательный сосед.
       - Тогда, считай меня Белорусом. Это между Украиной и Латвией, - предложил я. - Или голландцем, добавил я.
       - Да ты не думай, Сергей, мне по фигу, откуда ты. Я сам из Таллинна. Сразу скажу тебе, я долго здесь не задержусь, у меня другие планы. Не знаешь, кому можно сдать эту комнату? Не дорого.
       - Сколько ты хочешь, и на какой срок? - поинтересовался я.
       - Хотелось бы фунтов 40 за неделю. Ведь это не дорого, - неуверенно ответил он, ожидая моей реакции на такое предложение.
       - 40 фунтов это нормальная, недорогая цена за такую комнату в этом районе. Но, сдавая её, ты же не скроешь, что это социальное жильё, а ты - не хозяин дома. Думаю, учитывая все обстоятельства, ты сможешь сдавать эту комнату за 25-35 фунтов, кому-нибудь из своих земляков, которые всё правильно понимают - рассуждал я.
       - Меня бы и это устроило, - согласился Сергей. - Мне в Саутхэмптоне теперь делать нечего. Я промышлял здесь кражами в магазинах, и меня поймали. Двое суток просидел в камере при местной полиции. А потом повели на суд. Судья узнал, что я бедный беженец, прочитал мне мораль о том, что в гостях надо вести себя хорошо, не нарушать местных законов. Обещал отправить обратно на родину, если буду шалить. И отпустил. Адвокат, ещё до суда, советовал мне определиться с местом жительства. Похлопотал за меня, и теперь я имею эту конуру. Но я хочу съехать в Лондон, там у меня есть кореша, и работы валом.
       - Работа снова в магазинах?
       - Да. Но не только тыбрить товары, больше покупать по кредитным карточкам.
       - Карточки поддельные? Оплата покупок с чьего-то счёта?
       - Я ещё не знаю технических подробностей. Знаю, что надо получить с карточки как можно больше налички.
       - Как ты реализуешь добытые товары?
       - За полцены - продать не проблема. Но лучше, когда есть заказ от конкретного покупателя.
       - Слушай, а каково сейчас в Таллинне? - сменил я тему.
       - В Таллинне сейчас неплохо эстонцам. Русским - сложно. Особенно, найти работу. Но если деньги есть... - не задумываясь, коротко ответил Сергей. - Домой сегодня звонил. Родители спрашивают, где я пропадаю, почему не отвечал на звонки, и чем занимаюсь? Я говорю, сейчас пока нет работы, но скоро будет. А они не верят, говорят, не дури, езжай уже домой.
       - А ты?
       - Я хочу ещё в Лондоне какое-то время пожить, а там посмотрим. Короче, я решил ехать отсюда. Если ты знаешь кого-то, кому надо эта комната, то я готов уступить её.
       - Хорошо. Я дам тебе знать, если возникнут кандидаты.
      Чай выпили, вопросов больше не возникало. Я предложил сделать перерыв до утра.
       Наконец, я оказался один в свой комнате. Но было уже поздно и хотелось лишь сбросить с себя одежду, выключить свет, укрыться от всех одеялом и провалиться в глубокий сон.
       Арендатора своей комнаты мой сосед нашёл быстро, и без моего участия. Ею оказалась моя знакомая по фабрике - Елена. Русская, пышногрудая блондинка из Латвии. Кавказские женщины с первого же дня дистанцировались от неё, и надеялись, что она не задержится в их доме. Неприязненное отношение к пришлой блондинке ещё более усугубилось, когда к Елене начал захаживать в гости местный приятель и сотрудник по фабрике - Ли.
       Зато, к этому времени, женщины из Боржоми разглядели в своих украинских соседях с первого этажа, хороших парней. Стали очень тесно дружить с ними и вести общее хозяйство. Иногда, по выходным дням, они дружно хлопотали на кухне, а затем подолгу и весело заседали всей семьёй за обеденным столом в гостиной комнате. По воскресеньям многие заведения, где я мог коротать время в будние дни, были закрыты, поэтому, в плохую погоду я вынуждено торчал в своей комнате. В такие дни, выходя из комнаты, я чувствовал себя, рядом с их интернациональным семейством, незваным пришельцем. Они тоже привыкли к тому, что меня днём нет дома, и мои неуместные появления стесняли их.
       Наши отношения с Толей и Васей по-прежнему оставались добрососедским. Толя был в курсе моих 'голландских' замыслов и это совершенно не беспокоило меня. Я тоже знал о его чешском паспорте, и где этот паспорт хранился на чердаке. Лали относилась ко мне вполне по-приятельски. Но в качестве старшего члена семьи у них выступала Нели, которая с трудом скрывала свою неприязнь ко мне. Я был просто чуждым и непознанным объектом для её разума. А всё непонятное раздражало её. Сколько бы я не делал доброго для неё, она будет подсознательно ненавидеть скрытного интеллигентика, как она называла меня за спиной. Такие же чувства у неё вызывала и эта страна, с чужими для неё людьми, языком, климатом и традициями. В периоды незанятости, она утрачивала всякий смысл своего пребывания здесь, и впадала в особо глубокую, озлобленную депрессию. Бесплатное жильё со всеми коммунальными услугами и еженедельные денежные пособия принимались ею как должное. А неприязнь к чужой, непонятной стране проявлялись, как естественный кавказский патриотизм. Я мог бы улучшить наши отношения, делая вежливые шаги навстречу, и разделяя их интересы. Но это означало бы и моё участие в регулярных продолжительных посиделках с задушевными беседами, под музыку, привезённую из СНГ. Для этого мне недоставало гибкости и терпения. Я упрямо оставался тем, кем я есть, а таковой я далеко не всем нравился. Да и сам я не нуждался в симпатии некоторых.
       Когда визиты Ли совпадали с моим присутствием дома, мы частенько заседали c ним в гостиной комнате, попивая чай и поговаривая о жизни. Мои наблюдения и замечания об Англии и англичанах, веселили аборигена, и он от души, громко и часто смеялся. Таковое, чуждое и малопонятное для соседей явление, едва ли могло понравиться им. Возможно, им казалось, что я рассказываю гостю и о них тоже, и это смешит англичанина.
      Мне действительно иногда приходилось отвечать на его вопросы о соседях. Его интересовало, говорим ли мы на одном языке, и понимаю ли я, о чём эти песни, которые он уже не раз слышал во время соседских ужинов-посиделок? Ли обратил особое внимание на лагерные песни, которые в СНГ относят к жанру 'шансон'.
       - Сергей, я всё хочу спросить тебя, о чём эти песни, что постоянно слушают твои соседи? И неловко насвистел мне фрагмент одной мелодии из репертуара Шафутинского.
      Я неохотно пересказал ему песню о тоске и плачущем сердце.
       - Похоже, им очень нравятся эти грустные песни, они слушают их постоянно, - заметил Ли. - Вероятно, им здесь плохо, скучают по дому. Но ведь они свободны, их здесь никто не держит... Верно? - наивно рассуждал Ли.
       - Верно, Ли. Поработают на ваших стройках, соберут какие-то деньги и уедут домой, - коротко объяснил я.
       - Но ты, Сергей, говоришь, что вы приехали сюда из одной страны, и говорите на одном языке, а я не замечал, чтобы ты слушал эти песни. Ты слушаешь ту же музыку, что и я. И хорошо знаком с английской музыкой с 60-х годов и по сегодняшний день, - не унимался наблюдательный Ли.
       - Я также, как и они, из Украины, только с иного региона. И я постарше их, - пояснил я причину нашего отличия.
       - Нет, Сергей, это не объяснение. Вы совершенно разные люди. С тобой мы понимаем, друг друга, а с твоими земляками-соседями я могу лишь обменяться приветствиями, и не более. Я уверен, они никогда ничего не слышали, к примеру, о таком подзабытом английском явлении, как Led Zeppelin, музыку которых ты неплохо знаешь, - продолжал копать гость под иностранных жильцов этого английского социального дома.
       - Я думаю, это объясняется разницей во времени и средой обитания. В моё время и в моей среде я мог услышать и познакомиться с одной музыкой и ценностями, а они в своё время и в своей среде - слышали иную музыку. А если сказать тебе честно, то, вероятно, я некий выродок-недоразумение страны моего происхождения. Отсюда и моя тихая дисгармония с соседями, и постоянные поиски места под солнцем. Ты заметил, что им здесь тяжко на чужбине. Поэтому, они вернутся домой, где всюду звучат их песни, и будут там вполне счастливо жить. Со мною же, дело обстоит иначе и сложней.
       - А ты не возвращайся туда. Обитай там, где тебе нравится, - советовал Ли.
       - Подозреваю, это место где-то в Майами или в Палм Бич.
      Ли снова громко рассмеялся.
       - Во всяком случае, Сергей, с твоим чувством юмора ты и в Украине выживешь, - обнадёжил он меня.
      
       А однажды, субботним утром, когда в доме все жильцы спали, зазвонил звонок у входной двери. Я никого не ожидал, поэтому, проигнорировав раннего визитёра, и попытался не выходить из сна. Но кто-то продолжал звонить и деликатно постукивать в дверь. Никто не реагировал, хотя я был уверен, что уже все, кто был дома, слышали это. Окончательно проснувшись, я подумал, что кому-то уж очень надо кого-то повидать здесь. Было ясно, что Толя и Вася ушли на работу, а женщинам, вероятно, неловко одеваться и выходить с помятым видом. Стучать в дверь продолжали. Я, не одеваясь, в трусах и футболке, лишь обувшись, спустился на первый этаж. Открыв входную дверь, я оказался нос к носу с незнакомым мне типом. Коротко подстриженный, белобрысый, рослый парень, возрастом лет тридцати нетерпеливо топтался у двери нашего дома. Как только я открыл дверь, он пробурчал некое подобие приветствия и, не глядя на меня, быстро вошёл в дом, словно он остро нуждался в туалете. Я сонно отметил, что парень уверенно и целенаправленно ломанулся лестницей на второй этаж. Решил, что ему кто-то очень нужен из моих соседей. Поднимаясь обратно в свою комнату, я не заметил, в которой комнате он исчез. Не успел я разуться, чтобы попробовать снова уснуть, как услышал истеричные вскрики женского голоса.
       - Помогите! Убивают, - кричали где-то на втором этаже. Прислушавшись, я определил голос новой соседки Елены и шум борьбы. Она продолжала звать на помощь.
       - Вызовите полицию, убивают! - истошно повторяла она.
      Я приоткрыл свою дверь. На этаже никого не было, хотя я точно знал, что кавказские женщины дома, и они всё слышат. Из комнаты Елены продолжали доноситься шум драки и её вопли о помощи. Было ясно, что гость, которого я впустил в дом, крепко побеспокоил её. Я прошёл к двери Нели и постучал. Она тут же открыла и выглянула. Испуганная Лали сидела у неё в комнате.
       - Может вызвать полицию? - спросил я.
       - Пусть сама разбирается со своими дружками, - прошипела Нели и закрыла дверь своей комнаты.
      Елена продолжала визжать, призывая полицию или кого-нибудь помочь ей. Я чувствовал себя виноватым. Не удосужился бы я открыть входную дверь, и ничего бы не произошло.
       Я взял свой телефон и набрал номер полиции. После второго сигнала сработал определитель номера. Я услышал, как автомат женским голосом стал отчётливо диктовать номер моего телефона, а затем моё полное имя и адрес проживания. Данные звонящего записывались. Я вспомнил, что зарегистрировал свой мобильный номер оператора Vodafone, за что на баланс указанного номера было начислено обещанных семь фунтов. Далее ответил уже живой женский голос.
       - Добрый день, мистер Стыцькофф. Слушаю вас.
       - У нас в доме, в соседней комнате женщина кричит, просит о помощи. Возможно, вы слышите, - ответил я.
       - Что ещё вы слышите или видите, мистер Стыцькофф? Насколько реально ситуация требует участия полиции?
       - Слышен шум борьбы. Я знаю, что там посторонний мужчина, я сам впустил его в дом. Поэтому и решил позвонить вам.
       - Хорошо, мистер Стыцькофф. Назовите адрес, где это происходит.
      Я продиктовал адрес.
       - Пожалуйста, оставайтесь на месте, мистер Стыцькофф. Скоро полиция будет там.
      Связь прервалась. Елена продолжала плачуще завывать, прося о помощи. Я снова пожалел, что оказался участником этой Санта-Барбары.
      Не прошло и пяти минут после моего звонка, как в дверь снова позвонили. Послышался женский голос.
       - Пожалуйста, откройте! Полиция.
      Елена продолжала кричать. Это оправдывало мой вызов полиции. Открывать дверь никто не собирался. Возникла задержка. Полиции это не понравилось. В дверь громко и настойчиво застучали, и тот же женский голос, только приказным тоном, потребовал,
       - Откройте дверь, полиция!
      В комнате Елены затихла возня, но сама она продолжала громко хныкать, как побитая собака.
      Я спустился на первый этаж и открыл дверь. Передо мной стояла женщина в форме, а за нею двое мужчин полицейских.
       - Мистер Стыцькофф? - обратилась она ко мне.
       - Да это я.
       - Где это? - спросила она, проходя в дом.
      Я указал на второй этаж, откуда доносились завывания Елены. Полицейские прошли лестницей наверх.
       Я тоже поднялся, желая удалиться в свою комнату-убежище. Полицейские стояли перед закрытой дверью и призывали впустить их.
       - Пошли все нахер отсюда! - довольно свирепо прокричал гость из комнаты.
      Вероятно, он подумал, что это соседские женщины пытаются припугнуть его.
       Полицейские едва ли поняли услышанное, но интонация им не понравилась. Далее, уже из своей комнаты я мог слышать шум борьбы и яростные крики утреннего визитёра. Женщина из полиции, находясь где-то в коридоре, диктовала адрес, докладывала об оказанном полиции сопротивлении и просила прислать поддержку. Её коллеги мужчины шумно боролись с нарушителем. Тот упрямо не желал исполнять их приказы, яростно сопротивлялся насильному выдворению из комнаты и громко материл всех и всё. Парень звучал, как серьёзно невменяемый субъект.
      Вскоре послышался топот и голоса прибывшей поддержки. По удаляющемуся истеричному крику задержанного, было очевидно, что его поволокли по лестнице вниз и долой из дома.
       Наступила тишина. Доносились лишь тихие голоса. Женщина полицейская разговаривала с потерпевшей. Спустя минут десять в мою дверь постучали. Я вышел. Это была та же женщина в форме.
       - Мистер Стыцькофф, Елена сейчас отправится со мной, мне кажется, она не совсем понимает, что от неё требуется. Скажите ей, что если она не подаст заявление на этого типа, то его задержат не надолго. А он довольно опасный человек.
       - Хорошо, я при случае, передам ей, - обещал я.
      Когда, наконец, в доме всё устаканилось, и не было посторонних, я имел что послушать от Нели.
       - Зачем ты влез в это? Кто тебя просил впускать в дом этого отморозка, а затем, ещё и полицию сюда приглашать?! Это их личные отношения, пусть себе разбираются и дерутся. Мы же, не знаем, за что он её бил, а я уверена, - было за что! Погоди, она ещё и тебя втянет в этот конфликт, - отчитывала меня Нели.
       Мне нечего было сказать. Она была права. Я вляпался в чужое дерьмо, по собственной инициативе.
       В тот же вечер, Елена, украшенная синяком под глазом, поделилась со мной своими горячими новостями. Из её рассказа я узнал, что этот монстр - её земляк и близкий приятель. Он же помог ей приехать в Англию, встретил её, и они стали вместе жить и работать в Саутхэмптоне. Когда Елена стала самостоятельной и отношения их ухудшились, она решила оставить его. Так, она поселилась в нашем доме. А её дружок, считая, что в своё время, он потратил на Елену свои средства и время, расценил её уход, как несправедливое и оскорбительное действие по отношению к нему - крутому парню.
      Теперь он пребывал в местной полиции, в камере предварительного заключения. Елена подала на него заявление: о причинении ей телесных повреждений, об угрозах её жизни, о вторжении в частное жилище и о порче её имущества. Как ей объяснили, этого было достаточно, чтобы приговорить её бывшего бойфренда на несколько лет лишения свободы.
      Задержанному тоже помогли. Его посетил адвокат и объяснил ему значение её заявления для предъявления обвинений. Адвокат сообщил, по просьбе клиента, его друзьям на свободе суть положения своего подопечного. И Елене начали названивать ходатаи. Звонки посыпались из Англии и Латвии. Обработали её маму. Просьбами её родственников и угрозами его дружков, Елену почти убедили отозвать своё заявление. Было очевидно, что она так и сделает.
       Короче, напрасно я вызывал полицию. Всё равно, он уже сделал с ней, что хотел сделать. Поколотил её, порвал шмотки, которые когда-то подарил. Возможно, после этого, он бы извинился и ушёл. На этом, всё бы и закончилось.
       А я, неспокойный, сначала открыл ему дверь в наш дом, дал ему возможность выпустить пар, а затем, пригласил и полицию поучаствовать. В результате, их отношения стали ещё более проблематичны. Елене и её родственникам в Латвии угрожают. А я - реальный кандидат в козлы отпущения. Парень, из-за которого весь этот напряг. И всё по причине моего чуткого сна и дурацкой отзывчивости.
      * Really, my propriety leads me to notoriety...
       * Действительно, моя же правильность, приводит меня к дурным последствиям.
       Находиться в доме стало ещё более дискомфортно. Я приступил к поиску жилья в Лондоне и сбору прочей полезной информации. Однако в начале марта все Интернет - новости закричали о скандале в Украине, что привлекло моё внимание и отвлекло от происходящего рядом.
       Несколько месяцев назад в украинских Интернет новостях упоминалось об исчезновении киевского журналиста с грузинской фамилией, который ранее заявлял о слежке за ним и угрозах по телефону.
      И теперь, сообщалось о том, что найдено обезглавленное тело пропавшего журналиста и тут же появляются аудио записи откровенных разговоров президента Кучмы со своими верными палканами. Диалоги главы государства с министром внутренних дел и главой секретариата президента свидетельствуют о том, что президент выдавал им свои уродливые, по форме и содержанию, пожелания-приказы;
       - Просто, бля, ... есть какая-то мера, сука, бля... Депортировать его, блядь, в Грузию и выбросить там на хуй.
      
      
       - Отвезти его в Грузию и бросить там.
      
      
      Чеченцы надо чтоб украли его. ...
      
       Хроника фактов и событий показывала, что кто-то спланировано, опускает и смещает и без того всеми ненавистного Кучму. Возникло организованное и шумное движение 'Украина без Кучмы'. Наивные ребята вышли на улицы Киева и вступили в конфронтацию с отрядами милиции.
      Весь мир наблюдает, как в центре Киева демонстративно сжигают чучело президента страны. В британских теленовостях, комментируя события в Украине, живо предполагают, что президент страны - заказчик убийства. Непослушных детей в Европе пугают украинским президентом Кучмой, - чудовище, которое может приказать своему главному милиционеру обезглавить неудобного гражданина.
       Я вспомнил прогнозы соседа Васи, о том, что Кучма не продержится весь второй срок. И распечатал для своих украинских соседей сводку новостей.
      Вернувшись вечером домой, я оставил пачку распечатанных листов в гостиной комнате на столе. Там, после работы, ребята обычно ужинают со своими кавказскими подругами.
       Первой, на предоставленные мною украинские новости, отозвалась Нели, ещё до прихода ребят.
       - Сергей, зачем ты подбросил нам эти гадости?
       - Это не для тебя, можешь не читать. Это для моих земляков - Васи и Толи. Им это будет интересно, - ответил я, удивляясь её реакции.
       - Это ты принёс сюда, чтобы поссорить нас. Тебе не даёт покоя наша дружба с ребятами! - злобно прошипела Нели.
       - Не понял, как это может вас поссорить, и на кой хрен мне ваша дружба?
       - Да ты специально принёс нам это, чтобы мы почитали, как в Украине убили грузина. Ты просто завидуешь нам! - выдала Нели своё мудрое видение украинских событий и моего отношения к их бытовой украинско-грузинской дружбе.
       - Ясно, - вздохнул я.
      Говорить было не с кем. Я, молча, удалился в свою комнату, ещё раз убедившись в своих редких способностях создавать вокруг себя проблемы и неприязнь. Осознание этого пагубного качества и факта, неспособности изменить себя, угнетало меня.
       Я пока видел лишь один примитивный способ разрешения своих личных неудобств. Это обретение каких-то денежных средств и документов, расширяющих мою свободу выбора, избавляющих меня от вынужденных совместных проживаний, компаний и суррогатных дружб. Но я понимал, что это даст мне лишь частичное облегчение, но едва ли изменит меня самого и мои негармоничные взаимоотношения с окружающими меня людьми. Причины залегали где-то глубже. Я словно генерировал вибрации нестандартных частот и звучал не в унисон с большинством людей. Внешне это проявлялось в моей повышенной ответственности и чувстве справедливости, излишней прямоте, занудстве, склонности к усложнениям и заниженной самооценке. Мой сарказм и мрачный юмор, прежде всего по отношению к себе, в большинстве случаев, настораживал и отталкивал окружающих. Возможно, во мне поселились некие особые паразиты, дьявольски управляющие моими мыслями, настроениями и поведением.
      * I hung my head, I hung my head... Sting.
      * Я повесил голову...
       Хотя, надо отметить, что некоторые считали меня вполне хорошим парнем. Мореходы из разных стран, заходящие в порт Саутхэмптон, обменивая, у меня сигареты на фунты, всегда отчаливали с добрыми словами в мой адрес и искренними пожеланиями повидать меня здесь снова и снова. Несколько человек, постоянно скупающих у меня эти сигареты по 15 фунтов за блок, тоже были хорошего мнения обо мне, и всегда рады моему звонку. Почти все, кому я помогал в открытии банковских счетов или трудоустройстве, тоже не жаловались на меня.
      Если не превышать дозу общения и близости, то я мог сойти за вполне, социально приемлемого типа.
       Толя и Вася, оправдали мои гражданские надежды. Ознакомившись с украинскими новостями, они заглянули ко мне.
       - Сергей, я же говорил, тебе, что народ поднимется! - заявил Вася с порога.
       - Вася, это может привести к досрочному избавлению от Кучмы, но украинский народ в этом никак не участвует. Уж очень похоже, что всё это делается службами. Российскими, или американскими. Или же, кто-то из украинских политиков заказал.
      Это чмо для своего переизбрания на повторный срок выпросило у Ельцина существенную денежную поддержку. Врало-обещало дружбу и сближение с Россией. Теперь России ясно, что пользы им от него - никакой.
       Сейчас Кучма уже не устраивает ни Россию, ни Америку, ни Европу. И особенно, он противен самой Украине, за исключением, узкого его окружения, жирных котов - мародёров, преимущественно еврейской национальности.
       Но едва ли украинскому народу, каков он сейчас есть, можно надеяться, на то, что Кучму сменит некто, искренне заботящийся о стране и народе. Мировое правительство проконтролирует ситуацию, и обеспечит эту безвольную страну очередным моральным уродом, который вместе со своими зятьями, кумовьями, братьями и племянниками будет, себе во благо, иметь и опускать всех и всё в своей стране.
       Думаю, что Америка, со своими 'миротворческими' интересами в Украине, уже присмотрела кандидата на президентский пост. Это будет какой-нибудь уязвимый госчиновник с кругозором сельского бухгалтера. Американские спецслужбы подложат под него своего агента в виде какой-нибудь радистки Кэт, владеющей украинским языком, а затем, правдами и неправдами, денежными посулами и шантажом, будут проталкивать его в президенты Украины.
       Если получится, тогда это будет их человек в Украине. И служить эта марионетка будет Америке, неуклюже прикрываясь корявой риторикой о национальном патриотизме и высочайших ценностях демократии...
       - Сергей, если можно, мы возьмём эти новости, дадим почитать ребятам на работе. Если будет продолжение, приноси ещё, - прервал мои ворчливые прогнозы Толя.
       - Хорошо, принесу. Уверен, завтра будут новости.
       На следующее утро я побежал прямо в колледж и окунулся в поток российских и украинских новостей, освещающих события в Украине.
       Уличные демонстрации в Киеве выражали свою неприязнь и полное недоверие президенту Кучме. Акции и лозунги обрели откровенно оскорбительные формы. Сам президент никак на это не отвечал. От его имени и в интересах украинского народа реагировали лишь подразделения милиции. Возникали столкновения. Отдельных демонстрантов задержали.
       Одной из новостей было упоминание о том, что украинский народ якобы хотел бы видеть на посту президента, действующего премьер министра - Виктора Ющенко. Демонстранты призывали его выйти и открыто выразить своё отношение к происходящему в стране.
       И тот высказал свою позицию. В присущей ему невнятной речи, он промямлил что-то о необходимости соблюдения законов... И слинял в свой комфортный кабинет. Иными словами, он дал понять, что не готов публично признать Кучму негодяем и поддержать движение 'Украина без Кучмы'.
       И слава богу! Жаль только, что люди тогда не разглядели этого говнюка. Но многие были разочарованы его безвольной и неопределённой позицией.
       Меня это не удивило. Было общеизвестно, что Кучма допускал на высокие государственные посты только лиц, преданных ему, и на которых у него имелся компромат, достаточный для обеспечения послушания.
       В тот день я встретил в колледже грузина Джорджа.
       - Привет, Сергей! - бодро приветствовал он, оторвав меня от монитора.
       - А, привет, Джордж. Что нового в Грузии?
       - У нас - пока без перемен. Зато у вас - весело!
       - Да уж! Интересно, чем это закончится. Ты в курсе событий?
       - Так об этом - на всех сайтах!
       - Вчера я распечатал новости, принёс домой ребятам, так твоя землячка Нели расценила это, как моё желание поссорить её с украинским соседями.
       - Сергей, во-первых, она мне - не землячка. Нели жила в Грузии, но сама она - осетинка. А во-вторых, не обращай внимание на глупый, необразованный женщин. Она здесь совсем оборзела и забыла где её место!
      
      
      20
      Мистер Джаспер, я могла вас видеть где-то раньше?
      
       Вернувшись к своим личным поискам в Интернете, я обратился по одному из объявлений о сдаче в рент комнат в восточном Лондоне. Арендодателем оказалась украинская женщина. Мы договорились о встрече, чтобы посмотреть предлагаемое жильё.
       Погода в день нашего приезда в Лондон была пасмурной и холодной. Договорились встретиться неподалёку от станции метро Stratford, в шесть вечера. Мы с Егором тупо топтались в условленном месте, в ожидании автомобиля. Хозяйка запаздывала. Я позвонил ей. Ответил мужчина, и сообщил, что они, пробираясь сквозь транспортные пробки, медленно движутся к нам. Я предложил им прозвонить мне, когда они доберутся до места встречи. А сами перешли в ближайшую точку общепита быстрого питания. Там оказалось просторно и безлюдно. Мы взяли себе горячий кофе, и присели за стол у окна, откуда хорошо просматривалось место запланированной встречи.
       Егор пробовал расспросить меня о жилище, которое мы собираемся арендовать, но я мог сообщить ему совсем немного.
       Я наблюдал из окна унылый вид у станции метро Страдфорд. Это была большая станция, через которую проходили два маршрута метро и один маршрут электрички. Там всегда было многолюдно, а в конце рабочего дня - особенно. Восточная часть Лондона мне не очень нравилась, но здесь можно было найти жильё дешевле.
       Наконец, наши люди прибыли. Мы приблизились к ним и поприветствовали, дав понять, что мы те, кто ожидает их. Ими оказалась пара типичных украинцев среднего возраста, из западных областей. Нас пригласили на задние сиденья авто. Когда мы тронулись с места встречи, было уже темно и мне было сложно ориентироваться в незнакомой местности. Познакомились. Я тут же забыл их имена, и стал задавать им свои вопросы.
       - Это далеко от станции метро?
       - От этой - далековато. Но есть ближе станция электрички Forest Gate. Если там сесть на поезд, то можно подъехать на Страдфорд, - объяснили мне.
       - Сколько комнат в доме и как много жильцов там предполагается? - продолжал я доставать их.
       - Три комнаты на втором этаже, они уже заняты. И две комнаты на первом. Одна из них - общая. А другая - свободная, её мы вам и покажем.
       - Так сколько там жильцов?
       - Двое уже поселились. Ещё трое должны скоро въехать, - как-то неуверенно ответили мне.
       - Значит, все три комнаты на втором этаже уже заняты, осталась одна на первом?
       - Да. Это самая большая комната. Мы хотим за неё 70 фунтов в неделю.
       - Там есть самая необходимая мебель?
       - Два спальных места имеется. Одеяла и подушки везём. Поселиться можно уже сегодня. Если у вас нет постельного белья, то я вам покажу магазин, здесь неподалёку, сейчас будем мимо проезжать, там сейчас 'сале', можно дешево купить простыни и подушки, - подсказала женщина.
       Я хотел уточнить, что означает 'сале', но вскоре она указала нам на освещённые витрины магазина, кричаще украшенные крупными, красными надписями 'Sale'. (Распродажа).
       Я предположил, что они арендовали этот дом у хозяина или агентства недвижимости, и теперь сдают комнаты, стараясь заселить его максимально.
       Я подумал, мог ли я заняться подобным промыслом? Сами отношения, связанные с арендой дома, привязывают тебя. Нет, это не моё.
       Мы заехали на безликую, скупо освещённую улицу, состоящую из одинаковых двухэтажных жилых домов. В середине улицы остановились у одного из таких. Узенькая бетонированная дорожка от тротуара, через калитку, вела к двери дома. Место было тихим, но отдалённым от станции метро и торговых точек.
      Открыв ключом дверь, нас провели в дом. На втором этаже горел свет.
       - Руслан! Вы дома? - окликнула кого-то женщина.
       - Дома! - отозвались сразу два голоса сверху. И по лестнице к нам спустились двое парней. По их говору и внешности я легко определил их, как украинцев.
      Они сразу заговорили о каких-то бытовых вопросах, а мы стали осматривать первый этаж.
       Комната, в которой мы все остановились, очевидно, была общей - 'ленинской'. Далее располагалась стандартная кухня, из которой - одна дверь в ванную, а другая - выход на задний двор.
       - Которую комнату мы можем занять? - вклинился я в их разговор.
      Валерий оставил свою партнёршу, выяснять отношения с жильцами, а сам провёл нас к открытой двери у самого входа в дом. Все входящие и выходящие из дома будут проходить мимо двери комнаты.
       Сама комната оказалась достаточно просторной для двоих. Одно окно выходило на улицу. Платить за это пространство по 35 фунтов в неделю, в общем-то, можно. Но оставалось ещё выяснить о прочих коммунальных платежах и составе других проживающих, количество которых могло возрасти до невероятного.
       Оставшись в комнате одни, мы решили, что для начала, можно остановиться и здесь, чтобы оглядеться, предпринять кое-какие поисковые и анти бюрократические шаги.
       Заявив о своём решении, мы вручили украинским предпринимателям 70 фунтов. Они выдали нам подушки, одеяла и ключ. Покидая дом, напомнили нам, что за газ и электричество жильцы платят по счётчикам. Меня это не удивило. Мы вернулись в реальную жизнь, где за всё приходится платить.
       Двое парней со второго этажа оказались из Тернополя. Это также не было для меня сюрпризом. Пришлось познакомиться и ответить на их вопросы. Я не особо скрывал своё желание поскорей удалиться в комнату. Егор был солидарен со мной. Соседи признали нас чужыми и недружелюбными типами. Это было очевидно. Но нас совершенно не интересовало их впечатление.
       Определившись, кто, какое место займёт и, поделив подушки, мы просто выключили свет и залегли по своим местам. Полежав какое-то время молча на новом месте, и прислушавшись к доносившимся звукам внутри дома и за его пределами, мы прочувствовали новое место временного обитания.
       - А дверь нашей комнаты без замка, однако, - тихо заговорил я, уверенный, что Егор не спит.
       - Да уж. Я это заметил. Комната, - которую никто не захотел, это и украинцу понятно, - проворчал Егор в темноте.
       - Кстати, я уверен, скоро их здесь будет много, как тараканов, - рисовал я перспективы проживания в этом доме.
       - Ты меня пугаешь! И все они будут такие любопытные? - напрягся партнёр.
       - В этом можешь не сомневаться.
       - Блин! Я хочу к маме в Саутхэмптон. Меня начинает беспокоить твоя привязанность к землякам. Они повсюду! И задают слишком много вопросов. До знакомства с тобой я ничего о них не знал. Ты заметил, в гостиной несколько писем, и все они распечатаны. Эти питекантропы суют свой нос во всё.
       - Они не считают меня своим земляком. Думаю, ты это заметил. Я тоже хочу в свою уютную бесплатную комнату в Саутзэмптоне, - согласился я с ним.
       - И с бесплатным, неограниченным Интернетом с принтером в городском колледже и библиотеке, - продолжал плакать Егор.
       - Короче, Штирлиц, отставить панику! Завтра же займёмся бюрократическими вопросами. Задерживаться в этом доме нам крайне нежелательно, - подвёл я итог дня, и вставил в уши наушники своего радио, желая проверить лондонский эфир. Радио ФМ здесь, конечно же, было побогаче, чем в Саутхэмптоне.
       Я долго не мог уснуть. Прошарил все радио станции, и продумал под музыку план действий на завтра.
       Прежде всего, нам нужно было формальное, письменное подтверждение адреса нашего проживания. Для этого, нам следовало обратиться в ближайшую поликлинику, или контору национального социального страхования, или трудоустроиться.
       Рано утром я сквозь сон слышал, как наши соседи вышли из дома. Предположил, что они имеют работу. Это уже хорошо. После их раннего ухода, какое-то время я тупо лежал с закрытыми глазами, но уже не спал. Сумбурно думал. Было бы лучше для меня поспать, или... помолиться. Но я маниакально продолжал строить план действий. Я лежал и генерировал поток сумбурных мыслей.
       Оказавшись в доме одни, мы смогли спокойно воспользоваться туалетом, ванной комнатой и осмотреться. Завтракать не стали. Не хотелось пользоваться чей-то посудой.
       Я бегло просмотрел вскрытую и брошенную в общей комнате почту. Имена получателей были английские. Когда-то здесь временно проживали и таковые. Это была банковская корреспонденция и прочие коммерческие предложения; купить, подписаться...
      Я взял себе пустой конверт с полным почтовым адресом этого дома. Наш район обозначался, как Forest Gate. Ещё мне хотелось знать, в какое время сюда приносят почту.
       Выйдя из дома на улицу, мы выбрали направление к станции Страдфорд. Я полагал, что все административные учреждения этого района должны быть где-то поблизости от этой станции метро. Шагая по нашей сонной улочке, я запомнил, что улица обозначена, как Trumpington, а наш дом ? 51. Проходя уже по соседней улице, я заметил почтальона с сумкой-коляской, торопливо курсирующего от дома к дому. Предположил, что на нашу улицу почта доставляется до десяти утра.
      Где-то недалеко от станции метро, в оживлённом торговом квартале, мы отметили центр досуга, и направились туда. Изучив информацию для посетителей, мы узнали, что там имелся платный Интернет, библиотека, видеотека и прочие развлечения для молодёжи. Для пользования некоторыми услугами необходимо было зарегистрироваться. Мы взяли по анкете и заполнили их, указав новые имена и адрес. Предъявив анкеты служащей, та пожелала видеть наши удостоверения личности. Мы охотно предъявили свои паспорта и наблюдали за её реакцией на наши голландские ксивы. Реакции никакой не последовало. Она лишь убедилась в правильности указанных в анкете данных, внесла их в компьютер и выдала нам по карточке посетителя Центра. Тестом документа на качество -это не назовёшь, но это было первое применение паспортов. Теперь, к ним добавились членские карточки местной библиотеки с нашими именами. Не документ, но какое-то дополнение. Там же я узнал адрес районного офиса национального социального страхования. Это место оказалось неподалёку от станции метро.
       Войдя в общий зал ожидания, я невольно сравнил это с конторой в Саутхэмптоне. Здесь, среди посетителей преобладали чёрные и цветные лица.
       Обратившись в информационное окошко с вопросом о получении социального номера, служащая профессионально поинтересовалась, где мы проживаем? Я назвал адрес. Бегло заглянув в свои записи, она ответила, что нам следует обращаться в другой офис, и выдала нам адрес.
       Мы послушно отправились туда, по пути отмечая себе, что интересного есть в этом районе.
      День выдался солнечный, с явными признаками весны. Но эта часть Лондона меня никак не радовала, и ничем не впечатляла. Серость и безликость. Нужную нам контору мы нашли по соседству со станцией метро Leyton. Наше жильё находилось одинаково далеко от двух станций Центральной линии метро Страдфорд и Лейтон.
       В этом офисе оказалась та же картина; много посетителей, и почти все - выходцы из Африки и Азии. Наша чужеродность была очевидна. Мы взяли номерки очерёдности, и присели в ожидании приёма.
       Принимали несколько служащих, но ожидание заняло не менее получаса. Наконец, назвали наши номера и пригласили к разным окошкам. Меня принимал пожилой негр. Он устало поприветствовал меня и поинтересовался, что мне надо?
       - Я бы хотел поработать в этой стране. Мне необходим социальный номер, - объяснил я цель своего визита.
       - Понятно. Дайте мне свой документ, пожалуйста, - ответил чёрный клерк, едва взглянув на меня.
      Я протянул ему паспорт. Он раскрыл его и стал набирать что-то на своём компьютере, заглядывая в паспорт. Закончив, он вернул мне документ и снова обратился ко мне.
       - Пожалуйста, продиктуйте свой адрес, - попросил он, не отрываясь от компьютера.
      Во избежание ошибок, я, молча, протянул ему заготовленный почтовый конверт с адресом.
       - Спасибо, - благодарно оценил он, приняв конверт. Быстро внёс адрес в моё досье, вернул его мне, и, покончив с записями, обратился ко мне.
       - Мы сообщим вам письмом о дате и времени интервью, а также, какие документы понадобятся. Вопросы есть?
       - Спасибо. Вопросов нет, - ответил я и освободил окошко для следующего посетителя.
       Егор освободился минутой позже, и мы, сделав одно дело, довольные вышли на свежий, весенний воздух.
      Осматривая местность вокруг станции Лейтон, мы нашли тихую библиотеку с Интернетом. Посетили и проверили почту. Пошли далее.
      На пути повстречали агентство недвижимости с объявлениями о продаже и сдаче в аренду жилья в этом районе. В агентстве оказалось совершенно безлюдно. Нас встретил там скучающий паренёк восточной внешности.
       - Чем могу помочь? - обратился он к нам.
       - Нас интересует недорогое жильё в аренду.
       - Одну минутку, - просил он подождать и вышел в другую комнату.
      Оттуда он вернулся со старшим коллегой. Я ожидал индуса или пакистанца. Этот же, оказался европейцем среднего возраста.
       - Слушаю вас, джентльмены. Присаживайтесь, - бодро и доброжелательно реагировал он на наш визит.
       - Нас интересует возможность арендовать две отдельные комнаты в доме, или двухкомнатную квартиру, - ответил я.
       - На какую цену вы рассчитываете? - уточнил тот.
       - Хотелось бы уложиться в 50-60 фунтов в неделю, с каждого.
      По его выражению лица и пожатию плечами, я понял, что наше предложение его не заинтересовало. Или он просто не располагал таковым.
       - Пока, такого нет. Возьмите наш телефон. Позванивайте, возможно, что-то появится, - уже без всякого интереса к нам, ответил он, и протянул мне визитку. - Откуда вы? - вдруг спросил он.
       - А вы как думаете? - ответил я вопросом.
       - Ну, насколько я слышу, из Восточной Европы, - довольно уверенно заявил тот, заинтересовавшись предложенной игрой.
      Мне не понравилась его уверенное утверждение. Я припомнил, как некоторые англоязычные собеседники принимали меня за немца или француза.
       - А на немцев или голландцев мы не схожи? - попробовал я сбить его с толку.
       - Нет, парни. С немцами и голландцами у меня большой опыт общения. Я хорошо знаю особенности их акцента. Вы определённо не оттуда, - весело ответил он на мою лже подсказку.
       - Тебе бы не в агентстве недвижимости работать, а в министерстве иностранных дел, - шутливо съехал я с вопроса о нашем происхождении.
       - Спасибо! Возможно, - обрадовался он моему замечанию.
       - Ну, ладно. Всего доброго! - поспешил я распрощаться с наблюдательным случайным собеседником.
       Несколько минут мы шагали, молча, переваривая полученный урок.
       - Блин! Этот тип опустил нас ниже плинтуса, - наконец, заговорил Егор.
       - Он дал нам реальную оценку. К тому же, сделал это довольно убедительно и совершенно бесплатно. Почти по-дружески. Остаётся надеяться, что такие наблюдательные не слишком часто будут нам встречаться, - проворчал я.
       Так мы дошли до следующей станции центральной линии метро Leytonstone. Неподалёку от станции располагался супермаркет TASCO. Этот район был более подходящим для нашего проживания. Я сориентировался в пространстве и вспомнил, что следующей остановкой по центральной линии будет Вонстэд, где я проживал первые две недели. Предложил Егору проехать одну остановку, подумав о тихом агентстве по трудоустройству, где более года назад мне рекомендовали обратиться к ним весной.
      Сейчас была весна, и при мне был паспорт, позволяющий работать. Хоть мы и не особо соскучились по работе, но для внедрения в местную социальную систему с новым именем, необходимо было поработать на эту систему.
       Агентство оказалось на прежнем месте. Посетителей не наблюдалось. Первая женщина, к которой я обратился по вопросу трудоустройства, направила нас в следующую комнату к своей коллеге. Ею оказалась мадам среднего возраста с внешностью модели.
       - Добрый день, джентльмены! Чем могу помочь? - доброжелательно отреагировала она на двоих визитёров.
       - Мы интересуемся трудоустройством, - коротко ответил я.
       - О.К. какая работа вас интересует?
       - Прежде всего, хотелось бы найти что-то в восточной части Лондона. Во всяком случае, сейчас мы остановились здесь.
       - Где вы сейчас проживаете?
       - Пока, Форест Гэйт.
       - Возможно, что-то найдётся, только не знаю, подойдёт ли вам эта работа, - по-приятельски обнадёжила она нас.
       - Мы готовы попробовать.
       - Когда вы готовы начать?
       - Хоть завтра, - ответил я и взглянул на Егора.
      Тот согласно кивнул.
       - О.К. парни, тогда, для начала, заполните эти анкеты. Какие-нибудь документы при себе имеете?
       - Да. Паспорта.
       - Хорошо. Вот вам анкеты, заполните их. Если вы позволите, я пока сделаю копии ваших паспортов.
       - Да, конечно, - мы уверенно достали из карманов ксивы.
       - Откуда вы? - спросила она, ожидая документы.
       - Из Амстердама, - ответил я.
       - О! Я люблю Амстердам, - обрадовалась она.
       - Да уж. Весёлый город, - согласился я.
      И принялся заполнять анкету. Я не знал весь этот город, как человек, который там родился и проживает по сей день. Но в центральной части Амстердама я неплохо ориентировался и помнил названия некоторых мест. Я был готов поддержать разговор об этом месте с англичанкой, которая, когда-то посещала этот город, как турист.
       - Какая там сейчас погода? - поинтересовалась она.
       - То же, что и здесь. Меняется к лучшему. Но таких солнечных дней, как здесь сегодня, у нас ещё не было, - поддержал я разговор.
       - Хорошо, парни! Не буду вам мешать. Пойду, сделаю копии, - искренне довольная встречей с голландскими клиентами, она оставила нас на несколько минут.
       - Так держать, герр Штирлиц! - пробубнил Егор, не отрываясь от анкеты. - Что ты указал о номере социального страхования?
       - Указал пока временную комбинацию из даты рождения. Я объясню ей, что этот вопрос в процессе. Скоро у нас будут официальные письма из конторы.
       - Ваши паспорта, парни, - вернулась наша потенциальная босс. - Анкеты готовы?
      Мы передали ей заполненные анкеты. Она бегло взглянула.
       - Номеров национального страхования у вас ещё нет?
       - В процессе. Ожидаем интервью, - коротко объяснил я.
       - Хорошо, парни. Этого пока достаточно. Теперь у меня есть ваши телефоны и электронные адреса. Я свяжусь с вами, как только будет, что предложить вам.
       - Спасибо. Тогда, до свидания, - собрались мы уходить.
       - Надеюсь, вскоре увидимся. Удачи вам! - проводила она нас.
       Мы вышли оттуда с чувством удовлетворения, словно успешно сдали ещё один тест, компенсировав горечь мелкого прокола в предыдущей конторе.
       - Ты обратил внимание, как называется это агентство? - заговорил Егор.
       - Да, странноватое агентство. 'Friday Girls', да и сама эта дама больше подходит для агентства, работающего с моделями, - заметил я. И подумал об отделении банка Барклиз, где я когда-то открыл себе первый счёт. Отделение находилось рядом, на соседней улице. Но для открытия счёта у нас пока не доставало подтверждения адреса.
       Мы воспользовались услугой метро и вернулись на станцию Страдфорд. Недалеко от центра досуга мы облюбовали старый, уютный паб и засели там. Взяли по пинте пива и заказали по порции жареной рыбы с картофелем фри. Пока готовился наш заказ, мы сидели за столом в полупустом пабе, попивали пиво и листали свежие журналы 'T&T'. Это был довольно объёмный журнал, содержащий лишь коммерческие объявления, который распространялся бесплатно.
       В разделе о рабочих местах часто и густо предлагалось сотрудничество с различными лондонскими госпиталями и исследовательскими институтами. Требовались подопытные люди для тестирования медицинских препаратов. А так же, приглашались доноры спермы. Объявления, призывающие к донорству, были шутливо оформлены броской пометкой: *Mama told me not to come! *Говорила мне мама, не ходи!
       Want some whiskey in your water
       Sugar in your tea
       What's all these crazy questions they askin' me
       This is the craziest party there could ever be
       Don't turn on the lights, 'cause I don't want to see
       Mama told me not to come...
      Вспомнил я старую песню американской группы Three Dog Night.
       - Егор, кажется, есть непыльная работёнка для тебя.
       - Чего ты там нашёл? - спросил он, не отрываясь от журнала.
       - Открой такую страницу. Увидишь, исследовательский институт призывает молодых перспективных парней к сотрудничеству.
      Егор, открыл указанную страницу и стал изучать объявления.
       - Та иди ты сам туда! - фыркнул он.
       - Чем тебе не нравится эта работа? Сначала позвони, узнай об условиях, - давал я ему путёвку в трудовую жизнь.
       - А ты сам не хочешь отдаться? - перешёл в атаку Егор.
       - Боюсь, меня по возрасту забракуют. И здесь пишут, что надо прежде спросить разрешение у мамы. А моя мама далеко.
       - Ничего, для косметических или каких иных опытных целей и твоя продукция сгодится.
       - Но за такую меньше заплатят. А вот твою, оценят, как высший сорт! Егор, тебе следует воздерживаться от пива. Алкоголь может навредить твоей донорской карьере.
       Егор увлёкся изучением объявлений, и не слышал меня. Нам просигналили о готовности нашего заказа.
      Такая порция в этом пабе оценивалась в три фунта, но за две порции - пять фунтов. Мы принялись поедать, вполне вкусно приготовленные, но наверняка, мороженные рыбу и картофель.
       - Моя мама точно не одобрила бы употребление такой пищи, - пробубнил Егор, обильно поливая картофель кетчупом.
       - Я и говорю, теперь тебе, Егорушка, надо следить за своим здоровьем.
       - Ты договоришься, что я таки позвоню туда и предложу свои услуги. Ты ещё позавидуешь моему гибкому графику работы и заработкам, - отвечал жующий донор Егор.
       Покончив с едой и пивом, мы вышли на улицу с намерением вернуться домой. По пути, зашли в магазин, который нам рекомендовали.
       Это был магазин типа 'Всё для дома', многие товары уценили. Мы выбрали кое-что из посуды и праздно осматривали прочие товары. Вдруг зазвонил мой телефон. Номер не определился.
      Оказалось, подруга из Одессы.
       - Что случилось? - спросил я, ибо просто так она уже давно мне не звонила, а в Англию - вообще никогда. Звонок из Украины прозвучал, как сигнал о ЧП.
       - Ты мог бы, сейчас перезвонить мне на домашний? - деловито спросили меня.
       - Хорошо, сейчас перезвоню.
      Я таки забеспокоился, гадая, что могло случиться? Отошёл в тихое место в магазине, и набрал номер.
       - Ало, что случилось? - начал я.
       - Ничего не случилось. Мне надо знать, когда ты намерен появиться. Срок доверенности, которую ты мне оставил, истекает через три месяца, если ты ещё помнишь об этом. По истечению срока доверенности, моё отношение к нашей квартире обретёт совершенно бесправные формы. В таком неопределённом положении я не намерена продолжать платить за коммунальные услуги и присматривать за квартирой, которая является твоей собственностью... - обрушился на меня поток претензий и упрёков.
      У меня пропало всякое желание разговаривать. Я лишь растерянно соображал, что мне ответить на все её вопросы. Напрочь вылетело из головы всё, что я хотел бы сказать, о чём поговорить. От меня ждали объяснений. Напряжение возрастало.
       - Можешь воспользоваться доверенностью по своему усмотрению. Переоформи квартиру на кого хочешь, если тебе так будет спокойней, - уступчиво предложил я, только бы снизить давление.
       - Так ты в ближайшие три месяца возвращаться не собираешься, я правильно поняла? - по-прежнему раздражённо спрашивали меня.
       - Пока не собираюсь, ибо мне там совершенно нечего делать.
       - Понятно, - поставили точку в разговоре.
       - Это всё? - спросил я.
       - Да всё, - так же коротко ответили мне.
      Я отключился. Телефонная связь прервалась. Я стоял глубоко сконфуженный, с кружкой в руках, среди полок с товарами для дома, эмоционально оставаясь на связи. Ощущение внутренней тяжести и беспокойства не отпускало меня.
      *Do I have to tell the story
      Of a thousand rainy days since we first met
      It's a big enough umbrella
      But it's always me that ends up getting wet... /Sting/.
      (The wet scapegoat. Мокрый козёл отпущения.)
      *Должен ли я рассказывать историю тысячи дождливых дней, с тех пор, как мы встретились?
      Зонтик достаточно большой, однако, это всегда я, который заканчивает тем, что оказывается мокрым...
       - Ну чо, донор, мы идём, или так и будешь здесь стоять? - вернул меня в Лондон Егор. - Небось, уже по объявлению звонил?
       - Почти угадал. В Украину звонил, - ответил я.
       - Ага, спрашивал у мамы разрешение подработать донором?
       - Да, нечто подобное, - отвечал я, машинально разглядывая в своих руках массивную чашку для чая, и пытался переключиться.
       - Вижу, ты уже и ёмкость себе выбрал, для работы. Я же говорил, Украина не отпускает тебя. Тебе мало твоих любопытных сограждан в Лондоне, ты ещё и в Украину им звонишь. Я думаю, Джаспер, тебе лучше не ходить в доноры. Там твоё истинное гражданство в момент по сперме определят. И сдадут тебя миграционной службе. В качестве вещественных доказательств, они выдадут образец твоей украинской спермы, копию твоего голландского паспорта и английскую ёмкость, - доставал меня Егор.
       - Моя сперма едва ли содержит что-либо украинское. В этом, моё гражданство уж точно не проявится, - вяло поддерживал я разговор, сумбурно думая о своём.
       Мы стояли у кассы с чашками в руках и, разговаривая, продолжали называть друг друга донорами.
       Невольно думая о своём, я с горечью признавал, что превращаюсь в донора в более широком смысле. Такового, увы, во мне видят уже и некогда близкие мне люди.
       - Ты чо, не можешь выбросить из головы эту Украину и всех вместе с ней? - снова отвлёк меня Егор.
       - Разве я много говорю тебе об этой стране и людях?
       - Не обязательно говорить вслух. Это и так очевидно, - удивил своей уверенностью Егор. - Ты зациклился на этом дерьме, оно переполняет тебя! Неужели ты не понимаешь, что с таким багажом из прошлой жизни ты ничего не изменишь к лучшему. И как ты собираешься работать донором, постоянно думая о чём-то или ком-то в некой Украине? В таком душевном состоянии ты не пригоден даже для донорства!
       - Не говори так. Ты лишаешь меня последней надежды в этой жизни, - отвечал я, едва слушая его.
       - Какие у тебя могут быть надежды, если ты постоянно занят душевной мастурбацией. Если хочешь чего-то добиться, срочно звони по объявлению, бери свой новый паспорт, кружку, и приступай к реальной, общественно полезной деятельности на благо британской науки. Её Величество оценит твой вклад в британскую кружку. И не спрашивай ни у кого разрешения в своей конченной Украине.
       - Спасибо, брат! Ты направил меня на путь истинный. Возможно, донорство - это единственно полезное дело, которое, я сейчас могу делать для общества.
       Всю дорогу до нашего дома Егор подначивал меня шутками об интеграции Украины в Евросоюз посредством моих донорских впрыскиваний. А я не мог выбросить из головы короткий, неприятный телефонный разговор.
       Дома, с порога мы заметили пополнение. Раздевшись в своей комнате, мы вышли, что бы посетить туалет-ванную, и невольно столкнулись с новыми соседями. Пришлось познакомиться. Двое парней оказались из Литвы, и один - москвич. Похоже, они где-то вместе работали. Позднее появился ещё один из Тернополя. Он то и допросил нас по полной программе.
       Мы отбились кратким ответом, что пока заняты поисками работы и прикрылись принесенным журналом. Показали им интересные объявления, приглашающие к сотрудничеству потенциальных доноров и подопытных. Воспользовались общим вниманием к журналу, и сбежали в свою комнату.
       Утром мне снова кто-то позвонил. Определился лондонский стационарный телефон.
       - Мистер Джаспер? - спросил женский голос.
       - Да, слушаю, - ответил я, пытаясь определить знакомый голос.
       - Вас беспокоит агентство Friday Girls. Вы ещё желаете поработать?
       - Я думаю, можно. А что за работа?
       - Пока временная. На неделю, возможно, две. Если вас и вашего приятеля это интересует, то зайдите в агентство в течение дня. Если же передумаете, дайте мне знать.
       - Хорошо. Вероятно, мы сегодня заглянем к вам. Спасибо за предложение.
       - Ну, чо там? - поинтересовался Егор. - Куда сегодня идём?
       - Куда-куда... Просыпайся, донор! Нас ждут великие дела. Бери кружку и готовь образец своей продукции. Приглашают на собеседование. Ты же хотел донорством промышлять, - ответил я.
       - Это ты хотел. Я серьёзно, кто там объявился? Надеюсь, не из Украины тебе звонили, а то у тебя снова мозги на полдня перемкнёт.
       - Вчерашняя мадам звонила. Говорит, тебя Friday Girls срочно хотят. Надо появиться там сегодня.
       - Ну и хорошо. Как раз нам делать-то не хрен сегодня, - оживился Егор.
       - Позавтракаем, подождём почтальона, и поедем, - предложил я.
       - Чо думаешь, сегодня уже могут доставить письма из социальной конторы?
       - Если они вчера отправили первым классом, то сегодня могут доставить. Ты же видел наших соседей. Кажется, на втором этаже кто-то есть.
       - Да уж, теперь за почтой надо следить. Тот украинский тип, хотя и читать вряд ли может, но корреспонденцию не пропустит никакую, - проворчал Егор.
       - Если он заметит, что мы оприходовали письма на имена неких 'джасперов', он замучает нас вопросами, - предположил я.
       - Кстати, он ищет работу. Помоги ему устроиться испытателем медицинских препаратов. Ему это подойдёт, - предложил Егор.
       - Почему я должен его трудоустраивать?
       - Потому, что он твой соотечественник?
       - Если я займусь этим, то помогу ему устроиться на две работы. Испытателем и донором, - задумался я о перспективе узнать таким путём об научно-исследовательских работах.
       - Ты чо, хочешь уступить ему свою донорскую работу? - снова начал Егор. - К тому же, эти две деятельности не совместимы. После испытаний британских препаратов, сперма испытателя станет непригодной даже для производства банного мыла.
       - Пусть попробует, и нам расскажет об опытах. Меньше дома будет сидеть и за нами следить, - размышлял я вслух.
       - Ты думаешь, они заинтересовались этими объявлениями?
       - Не знаю. Во всяком случае, вопросы вчера задавали. Точно составят тебе конкуренцию, Егорушка.
       - Ещё бы! Это же единственный способ для украинцев интегрироваться в Европейское соёбщество.
       Около десяти часов мы услышали шаги к нашему дому, а затем шорохи и щелчок захлопнувшейся почтовой крышки на входной двери. Попивая чай, сидя в своей комнате, мы легко контролировали входную дверь. Егор вышел из комнаты, подобрал почту, и тут же вернулся.
       - Оба-на! Кантора пишет Джасперу и компании, - вручил мне Егор казенный почтовый конверт из социального ведомства.
      Кроме двух писем для нас, была ещё и какая-то рекламная рассылка на имя кого-то давно не проживающего в этом доме.
       Изучив письмо-извещение, я убедился, что оно содержит моё полное голландское имя и текущий адрес проживания. Само письмо подтверждало, что вопрос о присвоении мне социального номера в процессе подготовки. Это то, что нам надо было. Но дату собеседования нам назначили в далёком будущем. Следовало ожидать более месяца. Нас это не волновало. Достаточно и этого письма.
       Выходя из комнаты, я, закрывая дверь, прижал ею маленький клочок бумаги.
       - Чо, антиукраинский маячок ставишь? Думаешь, будут непрошенные гости? - комментировал Егор.
       - Вернёмся, узнаем. При отсутствии замка, хоть такой контроль.
       До стации метро Срэдфорд прошли пешком. Расстояние было немалое, но мы никуда не спешили. Изучали свой район. Затем, поездом метро проехали три остановки, и вышли на станции Вонстэд.
       В агентстве 'Девушки в конце недели' симпатичная мадам встретила нас очень приветливо.
       - Добрый день, парни! Рада видеть вас снова. У нас есть предложение для вас. Есть работа на пару недель. Адвокатской фирме надо помочь навести порядок в их архиве. Это место в районе East Ham. Если согласны, то завтра с утра вас там будут ожидать, - она вопросительно посмотрела на нас, ожидая ответа. - Ах да, чуть не забыла. Мы оплатим вашу работу по шесть фунтов за час, минус налоги. Так что скажите?
       - Мы поработаем, - ответил я.
       - Ну и здорово. А затем, я предложу вам что-нибудь ещё. Сейчас я напишу вам адрес, и как туда добираться от Стрэдфорд.
       - Кстати, мы принесли вам бумаги из офиса социального страхования, - достал я казённое письмо.
       - Я-я, - подтвердил голландский Егор.
       - Здорово! Позвольте мне сделать копии, - приняла она от нас письма.
      Мы остались одни, пока она вышла делать копии.
       - Ну, шо, донор, завтра идём на работу, или пока воздержимся, прозвоним в научно-исследовательские институты? - спросил я.
       - Поработаем. Посмотрим. Надеюсь, работа не с семи утра. Донорско-испытательные работы пока уступи своим землякам-соседям, - пробурчал Егор.
       - Итак, парни. Вот ваши бумаги, спасибо. И адрес, телефон, направление на работу. Вас там будут завтра ожидать к девяти. ОК?
       Мы вышли из конторы вполне довольные и свободные до завтрашнего утра.
       - Здесь рядом есть банк. Тихое место. Сегодня можно открыть счета, они нам скоро понадобятся, - предложил я.
       - Я-я, - согласился Егор.
      Мы перешли на соседнюю улицу Broadway Woodford Green. Старый паб Георг стоял на прежнем месте и успешно функционировал. Пройдя квартал вниз по улице, мы пришли к отделению банка Барклиз, где, более года назад, я открыл свой первый банковский счёт.
       В самом отделении банка ничего не изменилось. И особенно приятно было увидеть на своём рабочем месте ту же самую тётеньку, которая когда-то оформила нам открытие счетов на украинские паспорта. Девять к одному, что она не помнит меня, подумал я, и мы присели на стулья в ожидании, пока она освободится.
      Вскоре, она закончила с клиентами и пригласила нас к своему столу.
       - Добрый день, джентльмены. Чем могу помочь? - обратилась она к нам.
       - Нам бы открыть счета, - ответил я.
       - Хорошо. Могу я видеть ваши документы?
       - Пожалуйста, - мы выложили на стол паспорта с письмами от социальной службы.
       - Тётя приняла документы. Взглянула, нашла всё необходимое, и приступила к оформлению.
       Мы сидели, молча, ожидая окончания процедуры. Закончив вводить в компьютер мои данные, она передала мне мои документы.
       - Спасибо, мистер Джаспер. Пожалуйста, продиктуйте мне контрольное слово-пароль.
      Я сказал ей слово, а затем, произнёс по буквам. Она внесла в файл. И взглянула на меня.
       - Я могла вас видеть где-то раньше? - спросила она, внимательно рассматривая меня. Вежливая улыбка профессионально сохранялась на её лице, но по глазам было видно, что она напряжённо пытается что-то вспомнить.
       - Вряд ли. Мы всего лишь неделю в Лондоне, - ответил я, безразлично пожав плечами.
      Она лишь кивнула в ответ, продолжая думать о чём-то своём. Я с интересом, но аккуратно наблюдал за ней. Мне хотелось, что бы она ещё немного продвинулась в своих догадках. Было интересно, отфильтрует ли она меня в своей памяти? Однако, поток посетителей, прошедший через её рабочий стол за год и два месяца, - слишком велик для её стареющей памяти.
       - Вы впервые в нашем банке? - снова обратилась она ко мне, ожидая, пока компьютер закончит какой-то процесс. Женщина спросила об этом безразличным тоном, как будто вежливо заполняя затянувшуюся техническую паузу. Но я видел, что она всё ещё пытается припомнить, где же она могла видеть меня раньше?
       - Впервые. Мы сегодня устроились на работу в агентстве на соседней улице. Там нам советовали открыть банковские счета и направили сюда, - ответил я, глядя ей в глаза. Женщина внимательно выслушала моё объяснение, глядя на меня. По возрасту, она могла быть моей матерью, и я уж начал сожалеть, что доставил ей головоломку.
       Егор тоже с любопытством наблюдал за нашим странноватым диалогом, заметив её повышенное внимание ко мне. Я про себя гадал; по каким признакам она пытается идентифицировать меня? По внешним, или по голосу и акценту? Моя внешность - незаметна. А вот акцент, вероятно, и побеспокоил её память.
       Процедура открытия счёта Егору закончилась. Время игры истекло. Загадка не разгадана. Клиент не опознан. Мы покинули банк, вежливо поблагодарив за услугу.
       - Чо она от тебя хотела? Она чо, родом из Украины? - наконец, смог поинтересоваться Егор.
       - Не, просто чуть более года назад, она уже открывала мне здесь счёт на мой украинский паспорт.
       - Ну, ты больной, Джаспер! Ты ещё и подыгрывал ей. А если бы она вспомнила тебя?!
       - Не, смогла! Я даже подсказывал ей. Назвал прежний пароль, и продиктовал слово точно, как это делал год назад. Вот если бы я назвал ей ключевое слово нашего разговора годичной давности, то она бы вспомнила меня.
       - Что ещё за слово такое?
       - 'Раиса Горбачёва'. Она тогда спрашивала о ней. А я рассказывал.
       - Ну, тебя в жопу вместе с твоим ключевым словом! В следующий раз, если захочешь поиграть в Штирлица, предупреждай меня. Если бы я знал об этом, то не пошёл бы туда с тобой.
       - Это акцент меня выдаёт. Думаю, что именно мой акцент расшевелил её старческую память, - сетовал я, не обращая внимания на его ворчание.
       - Не такая уж старческая у неё память. Она была близка к опознанию тебя. Ей явно хотелось поговорить с тобой больше, и вспомнить. Не хватило лишь времени. Вот снизойдёт ей просветление памяти, отыщет в компьютере твой первый счёт. Сравнит фото на копиях двух паспортов. И доложит службам об украино-голландском шпионе. Ночью наш дом окружат и накроют там украинское гнездо, - прогнозировал Егор.
       - Да ладно тебе. Я ожидал от тебя положительной оценки моего эксперимента, а ты меня опускаешь. В конце концов, цель визита достигнута. На работу приняты, счета для оплаты труда готовы.
       - Ты ищешь приключения на одно место, какую ещё оценку можно этому дать.
       - Я знаю, знаю. Постоянно слышу от разных людей, что я совершаю безумные поступки. У меня просто неудержимая тяга к приключениям. Потребность в острых ощущениях, это у меня в крови. Понимаю, что возможны неблагоприятные последствия, но остановить себя не могу. Без эксперимента, это была бы обычная, скучная бюрократическая процедура.
       - Я ж и говорю, ты - больной, социально опасен, и нуждаешься в присмотре.
       - Я не считаю себя социально опасным. Для кого и какую опасность я представляю? Социально опасны те, кто устанавливает такие порядки в этом мире. Прежде всего, это политики. Ну, если честно, то я не против террористических актов в отношении оборзевших вождей всех масштабов.
       - Ну во, антисемит, расист, да ещё и потенциальный террорист. И вообще, человеконенавистник. Проводишь издевательские эксперименты над пожилой служащей банка.
       Праздно шагая улицами восточного Лондона, мы зашли в какое-то Интернет кафе, и присели там отдохнуть. Каждый уткнулся в свой монитор.
      Я зашёл на сайт www.loot.com и дал там объявление о розыске человека из прошлой жизни. Короткая записка в бутылке, заброшенная в мировой информационный океан сообщала:
      'Ищу (Maria Almeida) Марию Алмеиду,
      1958 г.р. уроженка Бразилии г. Сан-Паулу, гражданка Великобритании и убеждённый противник капитализма.
      В 1990 г. Проживала: 56 Thomas More House, Barbican, London, EC2Y 8BT.
      В 1990 г. посещала СССР.
      Звоните в любое время.'
      
      
      21
      Егор, ты звонил, узнавал, почём там сперму принимают?
      
       Вернувшись вечером домой, прежде чем войти в свою комнату, я внимательно осмотрел под дверью. Поставленный мною контрольный маячок красноречиво валялся на полу.
       - Во, хохлы! - тихо, но выразительно прошипел сибирский эстонец, а теперь - лже голландец.
      Мы вошли в комнату. Всё оставалось на своих местах. Вещи не тронуты. Документы и корреспонденция были при нас.
       - Мы ничего не рассказали соседям о себе. А им любопытно! Если ещё и без дела торчать весь день дома, то заглянуть в доступную комнату соседа - святое дело. Придётся быть немного подружелюбней с ними, что-то сочинить и поведать о себе. Иначе, неудовлетворённое любопытство может перерасти в неприязнь к нам, - рассуждал я в полголоса.
       - Тебе виднее. Ты своих соотечественников лучше знаешь. Ты у нас продвинутый сказочник, вот и рассказывай, ублажай их. Не занят среди них - лишь один, тот разговорчивый, любопытный тип. Придётся тебе пристроить его на работу, иначе, он достанет нас, - заявил Егор.
       - Может, ещё и о документах для него похлопотать? Мы дали им ценную путёвку в трудовую жизнь, пусть звонят по объявлениям и предлагают свои донорские услуги. Там не требуется знания языка и разрешения на работу, зарплата сдельная, - отвечал я.
       - Однако такое украинское соседство напрягает! Надо подыскивать другое жилище, - бурчал Егор.
       - Хотелось бы найти что-то поспокойней... Но сейчас мы будем заняты на работе, и на этот адрес должны письма прийти. Придётся как-то приспосабливаться. Тебе, Егорушка, надо освоить украинский язык и подружиться с соседями.
       - Мне легче в доноры пойти, чем общаться с ними. Ведь они только вопросы задают! Ни чувства меры, ни такта. Лезут в душу, как в чужую незапертую комнату, - завёлся голландский Егор. - Меня уже начинает беспокоить, что такие типы станут спермо донорами. Английские исследователи, применяя их продукцию, могут создать клона, от которого ужаснётся всё человечество! Уж лучше будет для всех, если наши соседи выберут профессию испытателя препаратов.
       - Егор, ты преувеличиваешь негативные качества моих соотечественников. Ты их ещё и в первородном грехе обвини. Кстати, им это может понравиться. Так как они всерьёз не исключают, что Адам и Ева были украинцами. Но, если тебе представится случай оказаться в окружении поляков, то ты быстро заметишь, что украинцы для тебя более понятней и ближе. Можешь возразить мне, но если вычислить среднестатистических американца и украинца, и сравнить их, то американский образчик окажется фиолетового цвета, неграмотным, самовлюблённым, прожорливым типом. А украинец - ещё вполне образованным парнем.
       На следующее утро мы вышли из дома в начале девятого, не дождавшись почтальона. Остановка, нужного нам автобуса, находилась недалеко. Ехали минут тридцать. И пассажиры, и виды кварталов, через которые мы проехали, вызывали у меня глубокую тоску.
       Чтобы скрасить наш путь на работу, мы, как дети, забрались на верхнюю палубу автобуса, и, молча, обозревали мрачные, однообразные улицы, вылепленные из тёмного кирпича. Дома, оккупированные пришельцами из Индии, нелепо пестрели коммерческими вывесками, зазывающими потребителей экзотических восточных тканей, одёжки, специй и сладостей. На фоне серых улиц, с особой красочностью и дисгармонией выделялись цветные афиши кинотеатров, промышляющих прокатом индийского кино.
       Район East Ham оказался более обжитым, коммерческим и довольно оживлённым. Выходя из автобуса, на остановке я отметил объявление, приглашающее всех в местный храм Кришны.
       Нужный адрес мы нашли легко, но дверь была закрыта, и на звонок никто не отвечал. К девяти пришёл мужик среднего возраста и открыл офис, мы подошли к нему.
       - Доброе утро. Нас направили к вам, - представились мы.
       - Привет, парни! - обрадовался он. - Пожалуйста, проходите.
       Мы вошли в помещение. Всё пространство было заставлено стеллажами, высотою до потолка. Кучи бумажных папок, различной пухлости, горами лежали на полу во всех углах. Архив пребывал в запущенном состоянии.
       Мы познакомились. Мужик оказался инвалидом. Одна рука у него была неисправимо травмирована. Он бегло объяснил нам суть нашей задачи. Следовало все папки разместить на полках стеллажей, в строгой хронологической последовательности. Всё это он пожелал сделать в течение недели. Пояснив нам, в каком порядке он хочет видеть все папки на стеллажах, наш временный начальник включил радио и оставил нас осваиваться.
       Нас никто не торопил и не доставал указаниями. Лишь несколько вежливых вопросов о наших впечатлениях относительно Лондона. Между собой мы разговаривали по-русски, но тихонько. С первых же часов работы у нас сложились с ним комфортные трудовые отношения. Он был занят чем-то своим, а мы - сортировкой пыльных папок.
       Звонки на мой телефон зачастили. Я с благодарностью отметил его спокойное отношение к моим коротким телефонным разговорам.
       Кроме звонков из Саутхэмптона, появились женщины бразильского происхождения. Из разговоров с ними, я понял, что Мария Алмеида это довольно распространённое имя в Бразилии. Одна пожилая женщина, отозвавшаяся на моё объявление, проявила живой интерес к моим поискам бразильской Марии. Надеялась услышать от меня подробную романтическую историю. Я обещал поговорить с ней по душам, если она перезвонит мне вечером.
       Среди сваленных в кучу папок, встречались рассыпавшиеся. Я призывал на помощь нашего бригадира, и мы, вникая, в записи показаний свидетелей и копии документов, восстанавливали содержание повреждённых файлов. Этот поисковый творческий процесс заметно сблизил нас.
      Освоившись, я переговорил с начальником о возможном сокращённом рабочем дне в пятницу. Тот не возражал, лишь выразил надежду на своевременное завершение работ. Это было нам вполне под силу.
       Один из звонков к нему, был из нашего агентства. Я это понял из его кратких положительных ответов. Наша работодатель убедилась, нашли ли мы друг друга, и довольны ли нами? О нас он сдержанно, но уверенно доложил: 'парни нормальные, работа идёт хорошо, и он всем доволен'.
       Во время часового перерыва на обед, мы зашли в ближайший паб, и заказали себе традиционные порции Fish&Chips c пивом.
       Рабочий день закончили около пяти вечера. Особой физической усталости эта работа не вызвала, но день потрачен. Пока добрались до дома, уже никуда не хотелось. Новой почты не было.
       Дома пришлось какое-то время повозиться на кухне. Выйдя, из кухни на задний дворик, я не нашёл там ничего интересного, хотя, в хорошую погоду, там можно будет комфортно отдыхать. Территория дворика обнесена глухим каменным, но не очень высоким забором. По бокам, за забором - дворы соседних домов, а прямо - неопределённая пустота. Я встал на брошенный во дворе стул и заглянул за забор. В сумерках вечера я разглядел большую территорию старого кладбища, возможно, уже не принимающего новосёлов. Хороший простор для отступления, подумал я, и установил стульчик под забором, для возможного прыжка через ограду.
       Общения с соседями избежать не удалось. В разговорах на кухне, о жизни, нас тщательно расспросили о нашей работе. Я неловко уклонялся от вопросов о формальностях, связанных с нашим трудоустройством. Мы лишь честно ответили о самой работе. Но мне показалось, что нам не поверили. Во всяком случае, они удивились, услышав о работе в неком архиве, где требовалось складывать бумаги на полки.
       Я осторожно выяснил, будет ли завтра днём кто-нибудь дома? Один, особо разговорчивый, тернопольский товарищ, признался, что пребывает в неопределённом состоянии поиска работы. Его я и попросил, оставить в целости всю завтрашнюю почтовую доставку. В ответ, он безразлично пожал плечами. Я понял его небрежный жест, как согласие. Егор, молча наблюдавший за нашим разговором, состроил мне гримасу полного недоверия всему, что обещал сосед.
       Перед сном захотелось прогуляться, я вышел на улицу. За углом, на соседней улице работал невзрачный паб. Наверное, эту пивную посещают в основном жильцы ближайших кварталов. Пить пиво в роли новичка-чужака в окружении нескольких местных старожил, мне не захотелось. Я праздно пошёл далее. На другой проезжей улице я заметил неоновую вывеску Интернет-кафе, и направился туда.
      Небольшое помещение было оформлено в стиле Hi Tech. Ни единого посетителя. За главного восседала молодая, чёрная девица и трепалась с кем-то по телефону.
       - Почём Интернет сегодня? - спросил я её.
       - Два паунда за час, - ответила она, едва оторвавшись от телефонной трубки.
      Я положил перед ней фунтовую монету, Она, не прерывая разговора, указала мне пальцем с длинным крючкообразным ногтем на один из компьютеров. Я присел за компьютер и решил проверить почту на хот.мэйл. Просидел в ожидании минут пять, но сайт так и не открылся. Дежурная продолжала болтать и заливаться низким, хрипловатым смехом.
       Вернулся к её столу. Она, словно не видя меня, продолжала говорить и посмеиваться специфическим утробным голосом. Я начал заводиться.
       - Интернет не работает, - недовольно заявил я о себе.
       - Что ты от меня хочешь? - раздражённо отозвалась она, прикрыв трубку ладонью.
       - Хочу свой фунт обратно.
       - Но ты пользовался Интернетом! - возмутилась та.
       - Я лишь пытался. Интернета здесь нет.
       - Что?! - скривилась она в брезгливой гримасе, и взглянула повнимательней на возникшее перед ней недоразумение. Хотела что-то сказать, вероятно, о моей внешности и акценте, но передумала. Достала из кассы фунтовую монету, шумно двинула-шаркнула ею по столу в мою сторону,
       - *Fuck off! *Отвали! - прошипела она змеиным шёпотом.
      Я опешил. Первым моим желанием было ответить ей взаимной грубостью. От души хотелось обозвать её обезьяной. Но благоразумно воздержался от искреннего проявления расизма. - *Stupid monkey, - лишь подумал я. *Глупая обезьяна. Молча, взял свой фунт, и ушёл прочь.
      Мне определённо, и всё больше не нравился этот тусклый, пустой район Восточного Лондона.
       На следующее утро мы дисциплинировано прибыли к девяти утра в архив. Рассчитав, объём работы и отведённое нам время, мы, не торопясь, сортировали папки.
       Обедать пошли в другой паб на соседней улице. И заказали себе те же Fish&Chips и пиво. После обеда, наш начальник проявил желание поговорить с нами. Он был явно доволен нашей тихой и слаженной работой. Как мне показалось, ему стало любопытно, что нас привело на эту временную работёнку?
       - Вы где обедаете, парни? - спросил он, открывая двери архива.
       - В пабе за углом, - коротко ответил я.
       - А чем там могут накормить? - удивился он.
       - Картошка с рыбой.
       - Вы что! Это же совсем невкусно, - снова удивился он.
       - С пивом, иногда можно.
       - Пожалуй, иногда это можно скушать. - Согласился он. - Сколько агентство обещало вам заплатить за эту работу? - сменил он тему.
       - По шесть фунтов за час, - ответил я.
       - Для Лондона это маловато, - удивился он. - Надолго в Лондон?
       - Посмотрим. Пока ожидаем завершения некоторых бюрократических дел, решили пожить здесь, посмотреть. Вынуждены подрабатывать.
       - Понятно, - удовлетворённо закончил он короткий разговор.
       Мне показалось, что для наших кратковременных отношений, он остался доволен, узнав, чем мы питаемся и зачем прибыли сюда из Амстердама.
      Надо отметить привитую англичанам сдержанность и уважение к чужой частной жизни.
       Двое парней, прибывших из Амстердама в Лондон, легко вызывают предположение, об их намерениях продать здесь зелье и наладить сбыт на будущее. Однако, промышляющие таковым, вряд ли пойдут подрабатывать в архиве, за шесть фунтов в час.
      Он явно признал нас, как хороших парней. Насколько я разглядел его реакцию на мои объяснения, наши славянские акценты не вызвали у него подозрений. Он выглядел вполне спокойным и довольным сотрудничеством с нами.
       Возвращаясь с работы домой, мы развлекались предсказаниями; о судьбе сегодняшней почты из банка, и посещалась ли наша комната любопытными соседями?
       Под дверью, почтовой доставки не оказалось. Дверь нашей комнаты открывали, но всё оставалось на своих местах. Я прошёл в соседнюю гостиную комнату, и там нашёл два сегодняшних письма из банка на наши голландские имена. Они лежали среди прочей старой почтовой доставки. Конверты не были повреждены, хотя, наличие карточек в конвертах легко прощупывалось. Я оценил чью-то сдержанность и вернулся в нашу комнату.
       - Вот видишь, Егорушка, оказалось, что ты напрасно порочил образ рядового украинца, - вручил я ему конверт.
       - Представляю, какая это была борьба с искушением вскрыть и добраться до карточки.
       - Думаю, они уже догадались, что мы ожидаем эти письма, - предположил я.
       - Конечно, допёрли! Завтра принесут ещё два письма из банка, с PIN кодами. И они заметят, что мы и их оприходуем. И украинцу понятно, что мы под этими именами функционируем. Поэтому они и заглядывают в нашу комнату, - ворчал Егор.
       - Я уже говорил, им любопытно узнать о нас как можно больше. А ты не общаешься с ними. Ты, Егор, даже не желаешь их украинский язык осваивать. Предупреждаю тебя, неудовлетворённое любопытство соседей может перерасти в неприязнь к нам.
       - Та иди ты... Сам с ними общайся! Я тебе тоже уже говорил, надо линять отсюда. Снять жильё, где нет и близко никого из Украины.
       - Боюсь, что в Лондоне такого жилья не найти, - продолжал я хохмить.
       - Тогда уж лучше в Саутхэмптон. Спокойно и бесплатно, - вполне серьёзно предложил Егор.
       - Согласен. Будем посмотреть. Пока есть терпимая работа, посидим в Лондоне, - ответил я.
       На следующий день всё повторилось. Работа-возня в архиве, возвращение домой, исправное получение почты из банка, приготовление ужина на общей кухне, неуклюжие разговоры с соседями.
       Поздно вечером, когда Егор уже спал, зазвонил мой телефон. Определился номер Елены-потерпевшей.
       - Да, Лена, - тихо ответил я.
       - Ждёшь звонка от Лены?! - грубо отозвался мужской голос.
       - Просто мне звонят с её номера, - пояснил я, сонно соображая, кто это может быть.
       - Для начала, это не её номер. И телефон, и этот номер, и многое другое было куплено мною. И не для того, чтобы она поддерживала связь с некими Сергеями, - недовольно просвещали меня.
       - Понятно, - ответил я, подумывая, отключиться от сердитого собеседника.
       - Что тебе понятно? Ты, вообще, кто такой? Не сосед ли её по новому адресу? Кажется, я догадываюсь. Это такой мелкий, невзрачный типок... Который, возможно, и вызвал полицию, - идентифицировал он меня.
       Я понял, что это звонит свирепый кавалер Елены. Похоже, его выпустили. По голосу было слышно, что он крепко выпивший, и злой на всех, чьи номера обнаружил в памяти телефона своей подруги.
       - Ну, чо молчишь? Отвечай, кто ты? Я всех вас выловлю и кровь пущу! Я люблю блуд, - заговорил он по-английски. (blood - кровь).
       - Блад, - поправил я, лишь бы что-то сказать.
       - Чево? Я с тобой разговариваю. Говори нормальным языком, - раздражённо зарычал он.
       - О чём говорить?
       - Говори, кто ты, и какое имеешь отношение к Елене? Ты хоть представляешь, сколько я потратил на неё денег, чтобы вытащить её сюда?
       - Нет, не представляю.
       - Так вот послушай, что я тебе скажу...- завёлся он, и начал сбивчиво излагать историю их воссоединения и совместной жизни в Саутхэмптоне.
       Я понял, что парню необходимо слить накопившееся. Не отключаясь, отложил телефон, в сторонку, перевернулся на другой бок и провалился в сон.
       Доработав до пятницы, мы, как договорились, после обеда не работали. Поездом вернулись в Саутхэмптон, и прямо с вокзала отправились в отдел социального обеспечения. Контора работала исправно, в списках беженцев мы пока значились, и нам выдали по конверту с наличными и ваучерами.
       В Лондон на выходные дни решили не возвращаться. Остались по месту прописки.
       В доме я встретил новую соседку - женщина из Литвы. Она недавно поселилась в пустующей комнатке на первом этаже, но фактически больше проживала у своего жениха-аборигена. Собиралась вскоре переехать к нему основательно. В связи с готовящимся переездом, она предложила мне купить у неё телевизор за два фунта. Я взглянул на него. Это оказался старый Panasonic без дистанционного управления, но с хорошим звуком. Монстр был заботливо перенесен мною в мою комнату. С появлением телевизионных новостей от ВВС, моя комната стала ещё комфортней и содержательней.
      При встрече с грузинскими соседями, наш разговор ограничился лишь обсуждением новости о недавней депортации пана Волкова. Вскоре, появились Вася и Толя.
       - Привет, Серёга! Ты где пропадал? - оживились они, обнаружив меня дома.
       - В Лондоне. Что здесь нового, - попробовал я перевести разговор.
       - Здесь начали активно изгонять нелегалов, - ответил Толя. - Везде развесили объявления, предлагают нелегальным пришельцам добровольно сдаваться. Обещают бесплатную и быструю авиа доставку до Варшавы. Некоторые поляки отлетают этими спецрейсами домой. Все агентства проверяют. В одном, с которым, мы благополучно сотрудничали, нас попросили пока исчезнуть. Мы так и не поняли - почему. Может, пройдёмся туда? Нам надо там забрать свои платёжки для возврата налогов, а заодно, ты бы спросил, почему они отказались от нас, и чего нам ожидать в будущем?
       Я согласился, и мы направились в центр города. Дорогой продолжали обмениваться новостями. Толю интересовало, как функционирует голландский паспорт. Я скупо рапортовал о положительном восприятии документа бюрократами и возможных проколах на всяких мелочах.
       - А что нового слышно из Украины. Чем всё закончилось? - спросил Вася.
       - А ничего там не изменилось! Похоже, шумное движение 'Украина без Кучмы' выдохлось, некоторых демонстрантов-энтузиастов арестовали. Кучма притих, но остался президентом. Дело об убийстве журналиста положили под сукно.
       - Сергей, ты всегда говоришь об Украине, так, словно ты не гражданин этой страны и не желаешь положительных перемен. У вас там все на юго-востоке так относятся к национальному языку и прочим украинским ценностям? - вдруг, горячо отчитал меня Василь.
       - Ну, нет! Там люди так же, как и у вас на Галичине, желают изменить страну к лучшему. Боюсь, у тебя ошибочное представление о населении юго-восточных областей. Согласен, это определённо две Украины с разными историческими сознаниями, религиями, языками, героями и традициями. Но у всех нас, те же потребности и желание жить по-человечески.
      Я не говорю по украински, но понимаю этот язык. Надеюсь, что понимаю и суть самого украинского народа. Однако, мне многое не нравится в этой многострадальной стране, и сам я едва ли приемлем там, и, увы, не могу ничего изменить. Я лишь говорю о происходящем в Украине, как оно есть. Если это - социально-экономический Черныбыль, где целенаправленно уничтожается терплячее население...
       - Но ты, Сергей, садистски смакуешь негативные факты. Это звучит непатриотично и обидно для украинца. Если ты русский, и считаешь Украину безнадёжно конченной страной, предпочитаешь русский язык и культуру, то почему бы тебе не жить в России?
       - Это зависит не только от моего желания. Германия и Израиль, да и все европейские страны, принимают своих. Россия же, с её территориальными и прочими ресурсами, пока... Современная Россия - это жидо-масон Ельцин с его шакальей сворой березовских, гусинских, гомельских и бердичевских в правительстве. Они набросились на страну и рвут на куски. Возможно, после Ельцина что-то изменится к лучшему, но с трудом верится. Похоже, Россия предпочитает китайцев.
      ("Березовский - апофеоз мерзости на государственном уровне: этому представителю небольшой клики, оказавшейся у власти, мало просто воровать - ему надо, чтобы все видели, что он ворует совершенно безнаказанно."
      Александр Лебедь.)
       - Вот это агентство, - перебил меня Толя. - Спросишь, почему они отказались от нас? - переключили меня на иную тему.
       В конторе посетителей не было. Несколько человек сидели за столами, уткнувшись в мониторы. Ребята направились к одному из мужчин.
       - Привет, парни! Как поживаете? - отреагировал тот стандартными фразами и натасканной улыбкой.
       - Привет, - ответили мы. Вася и Толя показали ему на меня, и я приступил к изложению накопившихся вопросов.
       - Ребята хотели бы получить свои формы Р-45, - заявил я.
       - Конечно. Одну минутку, - встал он из-за стола, снял папку со стеллажа и стал отыскивать нужные бумаги. Выбрав необходимое, он вручил ребятам справки-отчёты о полученных ими зарплатах и удержанных налогах за период их работы на агентство.
       - ОК? - спросил он.
       - Да, - ответили ребята.
       - Спроси его про нас? - напомнили мне о цели визита.
       - Парни хотят знать, почему их уволили, и возможно ли ваше сотрудничество в будущем? - тупо передал я.
       - Мы были вынуждены расторгнуть отношения. И не только с ними. Нас вполне устраивали эти парни, но миграционная служба проверяла, и указала нам на документы, которые они признали поддельными. Потребовали расторгнуть трудовые отношения с этими работниками. Мы были вынуждены подчиниться.
      Я коротко передал ребятам услышанное.
       - Я вам что-то покажу, - вытянул он из ящика стола папку. - Работники миграционной службы подсказали нам кое-что. Это любопытно! - достал он из папки копии беженских удостоверений личности. Нашёл Толино и Васино удостоверения и призвал нас взглянуть.
       - Ничего не замечаете странного? Обратите внимание на номера ваших удостоверений, - весело подсказывал он. Они одинаковые! Такого не может быть.
      Факт очевиден. Но упрёка в его интонации я не слышал. Парень был искренне удивлён такому простому открытию и тем, насколько он сам был невнимателен, не разглядев такового. Он отобрал ещё несколько копий, и снова просил нас взглянуть на них.
       - Смотрите, они уверены, что эти документы тоже поддельные. Как вы думаете, почему они так решили? - спросил он, и, не дожидаясь ответа, стал объяснять.
       - Посмотрите, как здесь написаны цифры: 1 и 7. - Он указал карандашом на носик единицы и поперечину посередине семёрки. Они утверждают, что эти поддельные документы заполнялись самими работниками, но не английскими чиновниками. Действительно, мы так не пишем.
      Он начертил на листе бумаги единицу в виде простой палочки, и семёрку, как кочергу.
       - Вот, как мы это пишем, - показал он.
      Мысленно я признал, что, и сам не придавал значения таким каллиграфическим мелочам, и поблагодарил парня за разъяснения. Возникла неловкая пауза. Парень, довольно улыбаясь, поглядывал на нас, и ожидал вопроса, или какой-то реакции.
       - Понятно. Спасибо вам за подробное объяснение. Это действительно было интересно узнать, - ответил я, и взглянул на ребят. Мои соседи не нуждались в переводе. Они нетерпеливо топтались, я понял, что им хочется поскорей покинуть агентство.
       - Тогда, до свидания, - попрощался я с общительным клерком, и мы вышли на улицу.
       Парни выглядели сконфуженно. Из их разговоров, я понял, что, услышав всё это, они отказались от своих намерений проситься обратно на работу. Признали, что с ними ещё по-доброму расстались.
       Субботу и воскресенье я пробыл в Саутхэмптоне. От соседей и других людей узнал, что Лена таки отозвала своё заявление из полиции, и её дружка вскоре выпустили. Адвокат посоветовал ей попросить убежище, ссылаясь на факты нападений и угроз её жизни. Она так и сделала. Однако, приняв, её заявку о предоставлении убежища, ей обеспечили таковое в специально отведённом для этого месте. Лену заботливо препроводили в лагерь для беженцев закрытого типа.
       Париться там можно месяцами и годами, пока не примут решение о предоставлении или отказе тебе убежища. Если у просителя нет терпения ждать, всегда можно отозвать свою просьбу, и тебя быстро депортируют на родину.
       В воскресенье вечером я вернулся в Лондон. А в понедельник мы продолжили работу в архиве. Оба испытывали обострение чувства рабочего понедельника. Fucking Monday morning feeling.
       Очередной взнос платы за неуютную комнату, в которую суются любопытные соседи, усугублял наше хмурое настроение. Работы в архиве оставалось совсем немного, и мы молчаливо набросились на остатки, чтобы поскорее покончить с этой тоской.
       После обеда мне позвонила наша обаятельная работодатель, и бодренько сообщила о своём желании продолжить сотрудничество. Договорились, что по окончанию этой работы, мы зайдём к ней в агентство, получим оплату и обсудим её новое предложение.
       Работу в архиве сделали, и с облегчением покинули это место. Архивариус, довольный нашим вкладом в его запущенное хозяйство, расстался с нами тепло. Он выразил надежду на возможное сотрудничество в будущем. Услыхав такое, мы поспешили на свой автобус.
       Дама в агентстве встретила нас по-приятельски. Поблагодарила за работу, вручила конверты с платёжками и обещала сегодня же перевести зарплату на наши счета.
       - Парни, у меня есть для вас новая, возможно, постоянная работа. Если вам не понравится, найдём что-нибудь другое, - начала она.
       - Какая работа?
       - Это предприятие, торгующее аудио и видео продукцией. Они расширяются, им сейчас нужны дополнительные работники. Я думаю, вам это подойдёт.
       - Где это находится, и в чём суть работы? - спросил я без особого энтузиазма, думая о своём.
       Чтобы продолжать функционировать в Лондоне, надо хотя бы улучшить жилищные условия. А это - время для поисков и дополнительные расходы на жильё.
       Полученные за неделю работы в архиве по 250 фунтов - это ничто в условиях Лондона.
       - Это неподалёку от станции Leyton. С работой вас ознакомят на месте. Оплата, для начала, - шесть фунтов за час. Насколько я знаю, там часто предлагают поработать сверхурочно. За эти часы оплата по девять фунтов в час. Что скажите? - ожидала она нашей реакции и согласия.
      Я безынициативно помалкивал, предоставив решать Егору.
       - Нам бы посмотреть это место и подумать, - ответил ей Егор.
       - Хорошо, парни. Вот вам адрес и координаты. Подумайте и ответьте мне о своём решении в течение завтрашнего дня. Послезавтра им уже нужны работники.
       - Завтра мы вам позвоним, - обещали мы, уходя.
       - Жду вашего ответа. Увидимся!
      Выходя из конторы, мы увидели в приёмной чёрного парня, сосредоточенно заполнявшего анкету соискателя работы.
       Прямо оттуда, мы поездом метро проехали до станции Leyton. Склад отыскали где-то в промышленных кварталах, между станциями Leyton и Leytonstone. По всем признакам, ничего шумного и грязного на этом складе не происходило. Мы склонялись к тому, что можно попробовать и посмотреть. Добираться сюда от нашего дома, рациональней было автобусом. Мы позвонили в агентство, и дали своё согласие. Нам предложили выйти на работу уже завтра. Мы обещали начать послезавтра.
       Рабочее время начиналось с восьми утра, и это досаждало нам.
       На входе в склад заседал дежурный мужик. Мы доложили, кто нас сюда направил. Он вежливо просил подождать минутку. К нам вышел некий бригадир и пригласил следовать за ним.
       Цех наполовину был заставлен стеллажами.
       - Вам объяснят, где, что и как находить, - указал он нам на стеллажи.
      Другая половина пространства была загромождена поддонами и коробками с продукцией.
       - Сейчас начнёте работать здесь, - кивнул он в сторону упаковок. - Идём обратно, - скомандовал он.
      Вернувшись к проходной, он указал на дежурного.
       - Приходя к восьми, отмечайтесь здесь. Потом, назовёте ему свои имена, он вас запишет. Теперь, раздевалка.
      Мы зашли в комнату с рядами шкафчиков, большим столом и стульями. Несколько мужиков посиживали, сонно попивая кофе перед началом работы. Машинально обменялись приветствиями. Я загрустил.
       - Если вам нужны шкафчики, переодеться или оставить какие-то вещи, выбирайте свободные. Пока всё. Возникнут вопросы, спрашивайте любого. И не забывайте отмечаться на входе перед началом и после окончания работы, - закончил он и поторопился обратно в цех.
       Мы сняли с себя куртки и повесили их в шкафчиках. Молча, обменявшись вопросительными взглядами, вытащили из карманов бумажники и телефоны, рассовали по карманам штанов, и вышли.
      На вахте мужик подал нам лист бумаги.
       - Напишите свои полные имена и название агентства.
      Мы сделали это/ и вернулись в цех. Там начали шевелиться по-утреннему хмурые дядьки.
       Среди доставленных упаковок с продукцией, мужик поприветствовал нас и указал на три полных поддона с видеокассетами.
       - Здесь несколько разных видов. Отбирайте по пятьдесят штук каждого наименования и возком отвозите к стеллажам, туда, где видеокассеты. После вам покажут, куда что ставить.
      Мы, молча, занялись этим.
      Среди стеллажей, к нам обратился другой мужик.
       - Привет, парни. Пока есть время, давайте я вам покажу кое-что.
       Из его беглого разъяснения, мы поняли, что с утра мы будем, как правило, заняты распаковкой и сортировкой полученной продукции. Затем, начнут поступать заказы. И надо будет, согласно списку, отыскивать необходимую продукцию и доставлять отобранное в сектор упаковки и отправки.
       Стеллажи с продукцией были строго систематизированы. Отдельные секторы с видеокассетами, ДВД, СД и аудиокассетами, обозначены буквами. В каждом секторе - пронумерованные стеллажи. В общем, всё было логично организовано и вполне доступно освоению.
       До обеда мы тихо раскладывали кассеты по стеллажам, запоминая, где что находится. На все наши вопросы, нам охотно отвечали и подсказывали.
      Мне дважды звонили. Сначала наша симпатичная босс поинтересовалась, на месте ли мы, и всё ли в порядке. Я коротко рапортовал. Она осталась довольна. Позже объявились незнакомые русские, которые назвались моряками, остановившимися в порту Саутхэмптона. Предлагали встретиться где-нибудь в городе, и купить у них сигареты. Я взглянул на горы видеокассет, вздохнул, и коротко ответил им, что буду в Саутхэмптоне не раньше пятницы вечером. Мне показалось, я разочаровал их.
      Проходящий мимо работник, по-приятельски предупредил меня, что здесь не поощряются телефонные разговоры в рабочее время. Я поблагодарил его, согласно кивнув головой в ответ. И загрустил.
       Я снова отдавал кому-то себя и своё время, пребывая в закрытом, контролируемом пространстве, хотя и тёплом, чистом.
       После обеденного перерыва, нас призвали к иной работе.
      Нам вручали распечатанные списки наименований с именем и адресом заказчика. От нас требовалось; отыскать на стеллажах всё указанное в списке, сложить это в коробку, и оставить вместе со списком в отделе доставки, отметив это своим именем. Там это упаковывали, предварительно проверив соответствие списка и содержание коробки.
       Во второй половине дня заказов становилось всё больше. Все были заняты комплектацией, упаковкой и отгрузкой заказов. Готовые к отправке коробки разных размеров, загружали в грузовые курьерские микроавтобусы.
       Занимаясь этим, я невольно узнавал о новинках кино и музыкальной индустрии. Это несколько скрашивало мой безрадостный труд. По спросу можно было судить, что смотрит и слушает массовый потребитель в Лондоне. В основном потреблялся популярный ширпотреб. Человечество стабильно деградировало.
      Хоть на полках, в секторе аудио СД и кассет можно было найти и достойные внимания музыкальные образцы. Но таковые редко заказывали.
       Рабочий день закончился в пять. Оставалось немало невыполненных заказов. Большинство работников направились в раздевалку. Бригадир объявил нам об окончании работы. И уточнил, будем ли мы завтра к восьми? Мы обещали быть.
       Бригадир и ещё несколько человек, продолжали возиться с оставшимися заказами. На мой взгляд, чтобы закончить, им потребуется часа два-три. Мы поспешили одеться, отметиться на выходе и уйти домой.
       Если бы мне предложили поработать сверхурочно, я бы, не задумываясь, отказался.
       Шагая к автобусной остановке, мы вяло обменивались впечатлениями. Только достойная оплата нашего времени и энергии могла бы скрасить это однообразное, суетливое перекладывания кассет и дисков из одной коробки в другую. Но таковое нам не светило. Предполагаемые, от силы, фунтов 250 за сорок-пятьдесят часов работы в изоляции, будут безрадостно расходоваться на оплату очень скромного жилища, транспортных услуг и продуктов питания. Стоило ли ради этого насиловать себя подъёмами в семь утра, тащиться сюда на автобусе, и освобождаться лишь вечером, опустошённым и отупевшим. Это просто вялотекущее самоубийство.
      Хотя, немало нелегальных обитателей Лондона были бы рады такой самоотдаче на благо британской социально-экономической системы. Но и этот факт не стимулировал меня.
       - Егор, ты звонил, узнавал, почём там сперму принимают?
       - Нет ещё. А ты? Я надеялся, что ты этим вопросом уже занялся.
       - Сравни, Егор, здесь мы должны видеокассеты и ДВД таскать по восемь часов. А там, лишь минут десять посмотреть кино, и пожертвовать системе маленькую частичку себя. И ты свободен! А заплатят, возможно, как здесь за восемь часов нудного самоубийства.
       22
      Сергей, мы почти братья. Вместе мы сильнее!
      Но тебе - белому, здесь легче, чем мне - чёрному.
      
       Первая, неполная рабочая неделя прошла однообразно скучно. По мере нашего освоения складских пространств, нас стали всё больше привлекать к сверхурочным работам. Оставшегося от работы времени хватало лишь для переезда домой, приготовления и приёма пищи, сна.
       В пятницу, во второй половине дня нас просто завалили заказами. Мы даже не решились обратиться к бригадиру с просьбой, отпустить нас среди рабочего дня. Зато он, в конце рабочего дня, когда в Саутхэмптоне уже закончили раздачу беженских пособий, объявил нам о производственной необходимости, задержаться ещё на пару часов. Пока не сделаем все имевшиеся заказы. Поработаете пару дополнительных часов и компенсируете свои утраченные паразитические пособия за неделю. Так прозвучал для нас его приказ.
       Я двигался среди стеллажей, распределяя кассеты и компакты, и мысленно примерял на себя это занятие. Такое немудреное дело можно быстро освоить, и делать его легко, с наушниками в ушах, слушая музыку.
       Меня могут загрузить здесь до пятидесяти часов в неделю, за что агентство будет платить мне до трёхсот фунтов. Я, возможно, смогу найти и арендовать более комфортное жильё, поближе к работе. И даже, организовать незначительные трудовые сбережения. Но, для жизни у меня не останется времени. Я буду просто расходовать себя, функционируя на неинтересной работёнке, стабильно поддерживая своими налогами социальную систему Великобритании. Самому мне - никакого проку, от этого занятия.
      *A working man lives like a slave
      He'd drink every night and he'd dream of a future,
      Of money he never would save. Sting
      *Рабочий человек живёт подобно рабу
      Ему бы выпить каждый вечер, да помечтать о будущем,
      И о деньгах, которые ему никогда не скопить.
      Соблюдая правила шпионской безопасности, в таком статусе, я мог бы надолго залечь в Лондоне. Но я, наверняка, вскоре увяну. Физически и морально.
       Пребывая в Саутхэмптоне, пользуясь социальной поддержкой, и оказывая людям некоторые услуги, у меня получался вполне положительный баланс денежных средств и свободного времени; для спорта, чтения книг, посещения Интернета.
      В Лондоне, мне приходится жить в невзрачном районе, в многолюдном коммунальном доме с незнакомыми, любопытными людьми, в скромной комнате на двоих. И за это ещё и платить. Повидать интересные места в Лондоне - просто не оставалось ни сил, ни времени.
       В Саутхэмптоне простаивала отдельная, светлая комната с кучей недочитанных книг, телевизором, письменным столом и умывальником (он же - писсуар). А главное, с возможностью комфортно, допоздна смотреть телевизор и читать, никого не беспокоя, или бродить ночью по городу. А затем, отсыпаться, сколько душе угодно.
       В пятницу закончили работу после семи вечера. На выходные остались в Лондоне. Посовещавшись, решили, что в следующую пятницу надо будет обязательно вырваться с работы, вовремя посетить Саутхэмптон, и подобрать пособия за две недели.
       Длительное отсутствие беженца без уважительных причин могло повлечь нежелательные вопросы и отказ в соцобеспечении. Утратить, исправно работающую для нас, социальную кормушку - будет неоправданной глупостью.
       В субботу мне позвонила Оксана из Льютона, и мы договорились о встрече в Лондоне.
       Я встретил её на станции Страдфорд, и мы прошли ко мне домой. Я не видел её со времени отъезда из Льютона, за эти месяцы она неплохо освоилась в этой стране, повзрослела и внешне изменилась к лучшему. У неё накопилось немало новостей, о которых она хотела бы поговорить.
       Присутствие в комнате Егора нам совсем не мешало. Они, как ровесники, легко нашли общий язык; обменивались впечатлениями о Лондоне и опытом выживания.
       Её появление на кухне привлекло нездоровое внимание соседей. Те, которые были из Тернополя, считали, что они имеют естественное право поговорить со своей землячкой.
       Вернувшись в комнату, Оксана рассказала мне, что её арестованного мужа, наконец, освободили и депортировали на Украину. Оттуда он успел выехать в Португалию, получить там разрешение на работу и неплохо устроиться в автомастерской. Теперь, они решили, что ей следует собрать свои английские сбережения, приобрести польский или литовский паспорт, и переехать к нему. Её муж был уверен, что сейчас она сможет, воссоединившись с ним в Португалии, получить легальный статус с правом проживать и работать. Она просила меня помочь ей с приобретением паспорта.
       Я подумал о задержанной Елене, гражданке Латвии с русской фамилией. Пару дней назад Лена звонила мне. Она не имела возможности разговаривать, со мной открыто и долго. Лишь коротко сообщила, что пока пребывает в закрытом положении где-то под Лондоном. Но, неожиданно у неё появилась возможность выйти оттуда на определённых условиях. Спросила, сохранился ли у меня мой старый телефон и могу ли я уступить его ей? Обещала связаться, как только выйдет из беженского отстойника.
       Следующая рабочая неделя прошла однообразно, как один день. Рано утром, автобусом - на работу. Вечером, автобусом - домой. Поужинали, и уже ничего не хочется.
       Для поддержания духа, агентство прислало нам почтой платёжки за прошлую неделю. Наши более пятидесяти часов работы оценили в сумму около трёхсот фунтов. Но к оплате нам начислили меньше. Часть, заработанного, отошла на содержание системы и королевской семьи. Зарплату исправно перевели на наши счета. Это денежное пополнение-компенсация не изменило нашего мрачноватого настроения. Мы всё более склонялись к возврату в порт прописки - Саутхэмптон.
       Среди недели мне снова позвонила Лена, и сообщила, что теперь она уже находится в какой-то глухой деревне в Уэльсе. И теперь уже не в лагере для беженцев, а на относительно вольном поселении. Подробности обещала рассказать при встрече. Сейчас, ей нужен был функционирующий и подходящий для неё номер социального страхования. По месту жительства у неё появилась возможность подрабатывать на сельскохозяйсивенном предприятии, промышляющем хранением, сортировкой, упаковкой и мелкооптовой торговлей картофеля, морквы. Но для этого требовались документы.
       Я подумал об Оксане, намеренной покинуть остров. У неё была действующая карточка социального страхования, некогда купленная у какой-то польки, отъезжавшей на родину. Этот документ вполне подходил Елене по возрасту и полу.
       Наступила пятница - день раздачи пособий. На работе - всё по-прежнему. Среди работников появился чёрный парень, которого я видел в агентстве. Нас стало больше.
       К обеду начали поступать заказы от клиентов. Стало ясно, что работы сегодня будет много. Посовещавшись, решили обратиться к бригадиру и просить его отпустить нас после обеда. В этот день командовал черный бригадир. Поймав момент, когда он был один, мы приблизились к нему.
       - Как дела, парни? - взглянул он на нас, оторвавшись от каких-то бумаг.
       - Мы хотели бы кое-что спросить, - начал я, чувствуя, что ничего из этого не получится.
       - Валяйте, - ответил он, и снова уткнулся в бумаги.
       - Мы хотели бы уйти после обеда... Нам надо на собеседование в офис национального страхования, - добавил я уважительную причину.
      Он поднял голову, и посмотрел на нас с гримасой удивления.
       - Вы шутите, парни? - хмыкнул он. - А кто будет работать? После обеда накопится столько заказов, что мы до пяти часов едва ли справимся. Если я вас отпущу, тогда мне придётся снова привлекать людей к сверхурочным работам и переплачивать им.
       - Мы могли бы поработать в обеденный перерыв, - предложил я.
       - Не получится. Слишком много работы. Надо было договариваться об этом за несколько дней, - с явным удовольствием отказал он, и вернулся к своим делам, дав понять, что разговор закончен.
      Мы отвяли.
       - Как нам не пришло в голову, заговорить об этом в начале недели? - рассуждал я вслух. - Что будем делать?
       - Та чо тут ещё думать, поработаем до обеда, и уходим по своим делам. Пошёл он в жопу! Ты видел, как этот неумытый великий вождь разговаривал с нами? Как будто мы козлы какие-то! - завёлся Егор.
       - Мне нравится твоя реакция! Кажется, ты начинаешь разбираться в людях, Егорушка, - согласился я с ним. - Полагаю, вскоре ты обратишься в расиста, анархиста и террориста!
       - Не мудрено здесь превратиться в расиста, когда всякий нигер пытается унизить тебя, - ворчал сибиряк Егор.
       - Мы предоставили ему возможность почувствовать себя большим боссом. Двое белых лохов, работающих на агентство за 6 фунтов в час, обратились к нему - черному с просьбой! А он отказал им. И приказал работать столько, сколько он решит. День удался! - комментировал я расклад производственных и межэтнических отношений.
       Доработав до обеденного перерыва, мы тихо отметились на проходной и отбыли по своим делам, держа фигу в кармане для чёрного предводителя и всего гнилого капитализма.
       Заехали домой. Там переоделись, подумали, и забрали свои вещи, на случай нашего продолжительного отсутствия. На втором этаже кто-то был. Но мы, никому ничего не сказав, покинули дом.
       В метро, с пересадкой, добрались до вокзала Вотерлоу. С поездом нам повезло, и мы вскоре отъехали.
       Прибыв в Саутхэмптон, разбежались по своим домам, чтобы взять беженские удостоверения. И бегом в соцобес.
       Время выдачи пособий подходило к концу. Очереди не было. Я подал в окошко своё удостоверение. Служащая, молча, приняла его и обратилась к спискам.
       Меня не спросили, почему я не обращался за пособием в прошлую неделю. Она лишь подала мне два конверта и попросила расписаться в двух ведомостях.
       Добравшись до своей комнаты-убежища, я принялся названивать по телефону. Оксана подтвердила, что в случае отъезда, хотела бы продать свои английские документы. Я предупредил, что вскоре, возможно, к ней обратится некая Елена. А ей дал телефон литовского парня, недавно предлагавшего переклеенные паспорта республики Литва. Сейчас он работал в Лондоне, и они могли бы встретиться и обо всём договориться.
       Переночевав в своей комнате, я проснулся, когда солнце уже щедро светило в окно. Я невольно отметил, что в Саутхэмптоне больше солнца, чем в Лондоне. Мелькнувшая мысль о приближающемся понедельнике и неизбежном разговоре с бригадиром кратковременно отравило настроение. Решил пройтись по городу, чтобы отвлечься и, возможно, родить уважительную причину самовольной отлучки с объекта.
       Посетив книжный магазин, я обнаружил, что на полке уже нет мой недочитанной, припрятанной книги с личной закладкой. К моей досаде, за время моего отсутствия, были распроданы все экземпляры.
      Осмотрев новые поступления, я остановил своё внимание на новинке, посвящённой легендарной Ливерпульской четвёрке. Это была подборка статей и фотографий, освещающих их бытие с 1970 - го года, когда каждый пошёл своей дорожкой. Выходя из магазина, я отметил демонстративно расставленные экземпляры книги огромного формата с фотографией Адольфа Гитлера. Издание включало в себя его труд 'Моя борьба' и прочую хронику.
       Выставленные книги с фотографией усатого Гитлера-борца напомнили мне о предстоящем трудовом споре, в котором черный бригадир будет отчитывать нас - белых пролетариев, дерзко нарушивших трудовую дисциплину. Мысли автоматически переключились на поиски убедительных аргументов, оправдывающих наш уход среди рабочего дня.
       'Мы пытались договориться. Мы не могли, остаться на работе, и пропустить важную для нас встречу. Что ещё можно сказать в своё оправдание? - размышлял я, словно мне предстояло защищаться в трудовом споре перед профсоюзным комитетом или в суде. 'Время - это простор для развития способностей', - вспомнил я верное замечание Карл Маркса. Регулярные кризисы современного капитализма неизбежны. Деградация капитализма вселяет надежду на его преобразование в новые, более человечные, просвещённые формы, либо на переход к обновленному социализму. Социализм, приемлемый для большинства человечества, позволяющий рабочим и человечеству в целом развиваться,.. Нет, этого черный бригадир не поймёт. Надо отвечать простыми аргументами. Пролетариям нечего терять, кроме своих цепей. Кто был ничем, тот станет всем. Победа коммунизма неизбежна! А главное, что я русский, хотя и с ущербным украинским гражданством, и я не хотел бы поменяться местами с черным боссом... - сумбурно думал я.
      
       Проверяя электронную почту в городском Интернет кафе, среди новых сообщений, - одно оказалось от нашего сладкого босса из лондонского агентства 'Friday Girls'. Сообщение было отправлено ещё вчера во второй половине дня, когда мы ехали из Лондона в Саутхэмптон. Я без труда догадался, что темой сообщения будет недовольство поведением работников-лохов.
       'Дорогой Джаспер, я была горько разочарована, узнав о вашем некорректном поведении. Администрация фабрики возмущена тем, как вы грубо нарушили трудовую дисциплину, покинув работу среди рабочего дня. Они просили меня, никогда больше не присылать вас и подобных вам работников.
      Вы очень подвели меня, и наше агентство.
      Ваша зарплата будет перечислена на ваши счета'.
       Осмыслив прочитанное, я искренне пожалел лишь о том, что мы доставили какие-то неприятности этой симпатичной даме. Что же касается работы, от которой нас избавили, здесь я почувствовал лишь облегчение.
       Я коротко ответил ей:
      'Сожалеем о причинённом вам беспокойстве.
      Мы пытались договориться с бригадиром, но нам было отказано. Иначе мы не могли. Благодарим за ваше участие.
      Пожалуйста, отправьте наши платёжные чеки на адрес: 20 Kennelworth Roud, Southampton, Hampshire.'
       Каяться и просить о продолжении сотрудничества я не стал. Полагал, что наши отношения не столь испорчены, и при крайней необходимости мы могли обратиться к ней в будущем.
       О деградирующем современном капитализме и желаемом социализме с человеческим лицом я не стал писать в своём коротком ответе.
      
       Проверяя электронную почту в городском Интернет кафе, среди новых сообщений, - одно оказалось от нашего сладкого босса из лондонского агентства 'Friday Girls'. Сообщение было отправлено ещё вчера во второй половине дня, когда мы ехали из Лондона в Саутхэмптон. Я без труда догадался, что темой сообщения будет жалоба на беглых работников.
      'Дорогой Джаспер, я была горько разочарована, узнав о вашем некорректном поведении. Администрация фабрики возмущена тем, как вы грубо нарушили трудовую дисциплину, покинув работу среди рабочего дня. Они просили больше не присылать вас.
      Вы очень подвели меня, и наше агентство.
      Ваша зарплата будет перечислена на ваши счета'.
       Осмыслив прочитанное, я искренне пожалел лишь о том, что мы доставили какие-то неприятности этой даме. Что же касается работы, от которой нас отлучили, здесь я почувствовал лишь облегчение.
      Я коротко ответил ей:
      'Сожалеем о причинённом вам беспокойстве.
      Мы пытались договориться с бригадиром, но нам было отказано. Иначе мы не могли. Благодарим за ваше участие. Пожалуйста, отправьте наши платёжные чеки на адрес: 20 Kennelworth Roud, Southampton, Hampshire.'
       Проситься и каяться я не стал. Полагал, что наши отношения не столь испорчены, чтобы при необходимости не обратиться к ней.
       Её сообщение-упрёк я переслал Егору. Прозвонив ему, я коротко изложил ситуацию, и вовсе не огорчил его. Решили, пока задержаться по месту прописки.
       Кроме этого, было сообщение от земляка с адресом некой Ольги из Петербурга, с которой якобы стоит законтачить. Я послал ей коротенькое сообщение, и, довольный новостями, покинул кафе.
       Пока не забыл, позвонил Валерию, сдававшему нам комнату. Оповестил его об освобождении жилого пространства, в связи с переходом на другую работу в иной местности.
       Номер, с которого мне звонили моряки, к сожалению, уже не работал. Они отчалили, покинув королевство высоких цен и налогов, так и не повидавшись со мной. Я искренне сожалел, что не смог скрасить их впечатления об этой стране.
       На улице случайно встретил своего чёрного одноклассника по колледжу. Заговорили. Зашли в ближайший паб. Он был, заметно, рад моей компании, и очень разговорчив. От меня требовалось лишь слушать и поддерживать разговор.
       - Сергей, ты совсем не посещаешь колледж. Учительница Джо уже перестала о тебе спрашивать. Где ты пропадаешь? Много работаешь?
       - Какое-то время был в Лондоне. Работал. Пришлось там арендовать комнату, - коротко отчитался я.
       - Я тоже иногда посещаю своих земляков в Лондоне. Мне там нравится, но я должен быть здесь. Жильё, пособие, колледж, подработки... - рассуждал африканский беженец.
       - Мы здесь подобно прирученным домашним животным. Хотим больше свободы, но не можем отказаться от кормушки, - комментировал я.
       - Звучит невесело, - кисло заметил Мозас.
       - Уж, как есть. Тебе нравится в Лондоне, а живёшь ты там, где тебя подкармливают.
       - Это так. Но зачем о себе так говорить? - с обидой в голосе согласился он.
       - Мне в Лондоне не очень понравилось. Во всяком случае, жить в том районе, где я останавливался. И в Лондоне у меня нет бесплатного доступа к Интернету. Кстати, ты зоо порно сайты по-прежнему посещаешь?
       - Сергей, тебе легко так говорить о себе. Сравнивать себя с домашними животными, шутить по поводу зоо сайтов. Потому, что ты белый. А мне - чёрному, и без шуток достаётся, - вернулся Мозас к больному вопросу.
       - Мозас, мне кажется, ты преувеличиваешь свои страдания. Люди из Африки вполне комфортно чувствуют себя в этой стране. Тебя здесь кто-то обижает? Ты просто сам во всём слышишь надуманные оскорбления, даже в безобидных шутках о животных.
       - Сергей, к примеру, твоё замечание о зоо порно сайтах звучит несколько обидно, - сделал он мне замечание.
       - Но ведь тебе нравилось смотреть фото совокупляющихся белых женщин с животными! Не понимаю, чего ты сейчас корчишь из себя обиженного чёрного праведника? Я же не осуждаю тебя.
       - Ну, нравится посмотреть. Грешен. Только зачем лишний раз напоминать об этом, унижать себя и кого-то? Сергей, нельзя плохо говорить о себе и ближних. От этого становится ещё хуже. Надо больше говорить о положительных сторонах жизни, - учил меня парень из Африки.
       - Я не хотел обижать тебя. Мне действительно интересно, что там нового показывают? Возможно, ты себе и работу на том сайте подыскал? В Интернете много чего предлагают.
      Мозас рассмеялся. Пиво немного расслабило его.
       - Сергей! Ты серьёзно или шутишь? Я тебе говорю совершенно серьёзно; подобные шутки унижают. Хорошо, что нас никто не слышит. Ты не представляешь, как мне сложно добиться здесь отношения к себе, как к человеку. За свою недлинную африканскую жизнь, я столько дерьма проглотил, и с таким трудом и риском выбирался оттуда! Когда ты шутишь о животных, я невольно вспоминаю сцены из прошлой жизни; голодные собаки поедают мёртвого человека прямо на улице, а люди проходят мимо, лишь поглядывают. И это обыденное уличное явление в моей стране. Чтобы вырваться оттуда, я заплатил всё, что у меня было, и меня взяли на борт грузового судна. Спрятали в каком-то контейнере, и велели сидеть тихо. Выходить и подышать воздухом, можно было только ночью, и, что б меня никто не заметил и не услышал. Я едва не сдох там от страха, жажды, голода, духоты и холода.
       В конце концов, я попал в Англию, и теперь, пребывая здесь, как беженец, пытаюсь начать новую жизнь. Я благодарен за предоставленную мне поддержку, уроки в колледже и прочее. Но я вижу, как меня воспринимают. Я не могу даже счёт в банке открыть, они видят во мне только чёрного бродягу-жулика.
       - Может быть, у тебя просто нет необходимых документов? - поинтересовался я.
       - Всё у меня есть. К тому же, действительные документы. Я знаю многих людей, которым здесь легко открыли счета по поддельным документам. Но они белые.
       - Да брось ты, Мозас! Ты излишне культивируешь свою чёрную неполноценность. Если у тебя есть документы, мы можем прямо сейчас пойти в любой банк и открыть тебе счёт. Хочешь эксперимент? - предложил я.
       - Вот именно, если я пойду с тобой, и ты будешь с ними разговаривать, то, возможно, они не откажут.
       - А тебе они отказывают! Что же они тебе отвечают?
       - В общем, что иностранцам они не открывают счета, - досадно махнул рукой обиженный Мозас.
      Я рассмеялся. Вспомнив, как открывал первый банковский счёт.
       - Ты чего смеёшься? - невесело спросил он.
       - Мозас, когда я видел тебя в последний раз в Интернет-зале колледжа, ты показывал мне интересные картинки с порно сайта, тогда ты выглядел гораздо веселей. Думаю, тебе надо перебраться в Лондон, куда-нибудь в Брикстон, и раствориться среди своих африканских земляков. Там ты себе не только банковский счёт откроешь. И работу найдёшь, и подружку заведёшь. Здесь - не твоя среда, и ты зациклился на своей чёрной неполноценности. Ты где-то подрабатываешь?
       - В университете. Неполная рабочая неделя, - грустно ответил он.
       - Научным исследователем?
       - Всё шутишь. Рабочим в столовой. Убираю и мою посуду.
       - Не рассказывай об этом никому. Говори, - работаю в университете научным исследователем, - советовал я.
       - В качестве подопытной обезьяны, - добавил Мозас, и мы рассмеялись.
       - Такой ты мне больше нравишься! Оказывается, ты ещё способен посмеяться над собой.
       - Знаю, тебе нравится мрачный юмор. И всё же, Сергей, советую тебе воздерживаться от шуток и замечаний, унижающих тебя. Когда люди это слышат, они начинают тоже посмеиваться и унижать тебя. Они будут злоупотреблять твоими слабостями. Так, ты сам себя опускаешь и делаешь из себя мудака и посмешище.
       - Согласен. Многие люди нуждаются в козлах отпущения, это помогает им самоутверждаться. Не при всяком можно иронизировать в свой или чей-то адрес. Но мне понравилась твоя шутка о подопытной обезьяне. Поверь, я ценю твою способность посмеяться над собой. Не только жаловаться.
       - Сергей, хочу тебе сказать, что ты приятно удивил, пригласив меня в паб. Сам бы я сюда не решился зайти, мне здесь было бы неуютно. А с тобой, я хорошо поговорил и выпил. Поверь, они только лицемерно кричат, что осуждают расизм. А в действительности, нас чёрных за людей не считают, и держатся от нас подальше.
       - Мозас, ты думаешь, они так относятся только к чёрным и цветным? Между белыми так же существуют религиозные, национальные и политические тёрки, дистанции и границы, которые влияют на отношения между людьми. К примеру, англосаксы, протестанты и католики, иудеи вежливо, но убеждённо, дистанцируются от православных славян, как неполноценных. Они объединились в североатлантический блок, и стабильно проводят политику, направленную на экономическую дестабилизацию и социальную деградацию в славянских странах. Поверь, им хотелось бы опустить наши страны до вашего африканского уровня, и пользовать нас, как сырьё и подопытное быдло. Этому препятствуют, пока ещё, относительно высокий образовательный уровень населения в наших странах, и позиция России, с её потенциалами и амбициями. Мозас, ты думаешь, эпидемия приобретённого иммунодефицита свирепствует только в Африканских странах? Я тебя успокою, есть страна в центре Европы, где эта зараза успешно прогрессирует.
       - Сергей, мы почти братья. Вместе мы сильнее! Но тебе - белому, здесь легче, чем мне - чёрному. Я оставлю тебе свой телефон и е-адрес. Надеюсь увидеть тебя снова. Заходи ко мне в гости, у меня сейчас хорошие соседи; араб и албанец. Посидим, выпьем, поговорим.
       - Спасибо, Мозас. Это хорошая идея - объединиться с исламским миром!
       - Кстати, во всех теленовостях говорят о войне России с мусульманами, - заметил собеседник.
       - И в России, и во всём мире искусственно подогревается конфликт между исламским и христианским миром. В этом заинтересованы определённые силы. Надеюсь, нам это не помешает встретиться снова.
      Мы вышли из паба и разошлись, каждый по своим делам.
       Заглянув в Интернет-кафе, я проверил почту и обнаружил сообщение-ответ от некой Ольги из Петербурга. Она звучала, как интересующийся и общительный человек. Я охотно ответил на её вопросы.
       Только я удобно расположился в книжном магазине с новым чтивом на диване, как зазвонил мой телефон. Это была Оксана.
       - Привет, Серёжа! Мы сейчас в Лондоне. Как бы нам встретиться? Если ты дома, мы могли бы сейчас подъехать на Страдфорд станцию, - бодро предлагала она.
       - Погоди, Оксана. Я сейчас не в Лондоне. С кем ты хочешь подъехать ко мне?
       - А где ты?
       - В Саутхэмптоне.
       - Сегодня вечером вернёшься в Лондон?
       - Вероятно, в ближайшие дни я туда не вернусь. Так с кем ты там?
       - Тогда, я коротко тебе сообщу. На прошлой неделе я встречалась с Витасом, и мы обо всём договорились. Он обещал мне документ через пару недель. Спасибо тебе от меня, и привет от него.
       - Кто такой Витас? - не поспевал я за ней.
       - Ну, твой приятель. Я тебя спрашивала о документе, и ты дал мне его телефон, - напомнила она.
       - Понял. Всё складывается?
       - Да. Передаю трубку. С тобой хотят поговорить.
       - Привет, Серёжа. Это Лена. Я надеялась всех повидать, и всё решить одной поездкой в Лондон. А ты уже в Саутхэмптоне.
       - Лена, если ты хотела взять мой старый телефон, то его в Лондоне не было. Как твои дела?
       - Уже лучше. Я встретилась с Оксаной, она уступила мне свою карточку социального страхования. Думаю, мне это понадобится. Давай, я сегодня подъеду в Саутхэмптон, при встрече, всё тебе расскажу. Мне надо там ещё некоторых людей повидать.
       - Приезжай.
      Не успел я толком осмыслить всё услышанное, как снова кто-то позвонил. Это был какой-то поляк. Он ссылался на общих знакомых, и очень просил встретиться, чтобы помочь ему с банковским счётом. Договорились на завтра.
       Меня возвращали в общественную жизнь. Я не мог сосредоточиться на чтении. Листая страницы в поисках фото, я беспорядочно думал о текущих хлопотах.
       О своём прибытии в Саутхэмптон, Елена сообщила мне коротким звонком-сигналом с городского телефона. Я перезвонил в ответ. Она была на железнодорожном вокзале, посещать наш дом не желала. Договорились о встрече в парке. Я прихватил для неё свой старый телефон с зарядным устройством, и подумал, что этому морально и физически подуставшему мобильнику предстоит помочь ещё одному начинающему беженцу.
       Елена изменилась. Немного похудела, на её лице и в голосе появилось заметное напряжение.
       - Привет, Лена! Рассказывай, - начал я разговор.
       - Пропускаю мрачный период своего пребывания в лагере для беженцев, и перехожу к текущим событиям, - начала она. - Мне просто чудом повезло. Мой адвокат свёл меня с неким общественным деятелем, пекущимся о беженцах. А тот, подал ходатайство о передаче меня ему на поруки. Всё это выглядело странно и подозрительно, но я была согласна на всё, только бы вырваться из отстойника.
      Мой поручитель оказался действительно странным типом из глубинки Уэльса. Выпустили меня при условии, что я поселяюсь по указанному им адресу, а он будет ответственный за меня.
       Когда мы прибыли на новое место проживания, я была шокирована! Это оказалась глухая деревня. А его дом, в котором, мне предоставлялась отдельная комната, пребывал в жутком антисанитарном состоянии. По всем признакам, в этом жилище выпивалось огромное количество дешёвого виски. Пустые бутылки и окурки были повсюду. Потребовалось несколько дней, чтобы привести свою комнату и места общего пользования в божеское состояние. В первый же день, дом посетили его друзья-собутыльники. Меня осмотрели и задали свои вопросы на трудно понимаемом языке. Всех интересовали размеры беженского пособия и процедура его получения. Мой поручитель всё узнал, помог в оформлении, и обеспечил меня транспортом для поездок в соцобес. К нашему возвращению, у дома исправно собирались все его собутыльники, и ожидали нас. Стабильно просили меня одолжить им фунтов десять, которые, никто не собирался возвращать. Получив ожидаемое, у них вскоре появлялась выпивка. День удался!
       Но мой поручитель оказался не такой уж простой деревенский парень. Насколько я поняла, он формально представлял какую-то общественную организацию, и по возможности, извлекал из этого свои интересы. За предоставленную мне комнату, он получал денежную компенсацию, и это выгодно отличало его от приятелей, имевших лишь пособия по безработице, или по болезни алкоголизмом.
      Особенно он удивил меня, когда я заговорила с ним о своём желании трудоустроиться. Он одобрил мои намерения, и заявил, что для этого, мне понадобятся документы, в чём он так же может посодействовать.
      Мой спонсор пригласил меня в свою комнату, обещая показать архив его организации. Там, он вытащил из-под кровати огромный пыльный чемодан, и призвал моё внимание. Чемодан был набит какими-то бумагами. Из них он извлёк несколько паспортов и удостоверений личности. Я могла лишь разглядеть, что паспорта были французские и бельгийские. Все были когда-то выданы мужчинам среднего возраста. Документов, подходящих для меня, в его архиве, на тот момент, не нашлось. Но он советовал, положиться на него, приготовить деньги и не грустить.
       Что касается работы, то снова же, с его подсказки, я отыскала местный сельскохозяйственный кооператив. Они скупают, хранят, сортируют, пакуют и перепродают картофель и морковь. Им частенько требуются работники. Но без документов они, якобы, не принимают. Надеюсь, к социальному номеру сегодня приобрести ещё и беженское удостоверение. Этого будет достаточно, чтобы подрабатывать и восстанавливаться.
       Вот такие мои дела, - закончила свой доклад Елена. Мне нечего было сказать. Лишь пожелали друг другу удачи, и обещали не исчезать.
       Расставаясь, Лена вспомнила, что кто-то рекомендовал ей некие бесплатные курсы при церкви в Саутхэмптоне. Я знал, где находится эта церковь со странным названием. Это было на моём пути в колледж, где я пользовал Интернет, каждый день я проходил мимо. Orchard Lane Evangelical Church.
       На следующее утро в понедельник, мне не надо было рано просыпаться и ехать автобусом на работу. Однако солнышко разбудило меня. Я лежал и соображал, что полезного можно сегодня сделать? Вспомнил, что обещал связаться с незнакомым мне поляком, и зайти в церковь, поинтересоваться о курсах. Кроме этого, я ожидал сообщения от некой Ольги из Петербурга, что скрашивало мой поход в Интернет, и меня ожидала новая книга в магазине Stonewater. Мне было чем заняться.
       Пока я собирался, принесли почту. Под входной дверью лежало несколько конвертов. Среди них, три были адресованы мне. Вернувшись в комнату, я занялся почтой.
       Агентство 'Девушки по пятницам' исправно прислало мне платёжку. Изучив её, я обнаружил, что чёрный бригадир не представил к оплате четыре часа моей работы в день бегства. Меня это зацепило за живое! Зато, моё чувство вины перед агентством и фабрикой, сразу исчезло.
       Банк Барклиз извещал меня об увеличении кредитного лимита до тысячи фунтов на ранее предоставленную кредитную карточку.
       Банк Ллойд, уж который раз, призывал меня зайти к ним в отделение, и без проволочек получить кредит до одиннадцати тысяч фунтов, под 13% годовых. На срок до одного года. Возвращать следовало частями, ежемесячно.
       Банковские предложения отвлекли меня. Это начинало серьёзно искушать. Учитывая очевидные стремления моих ближних, случайных знакомых и работодателей поиметь меня, мысль о злоупотреблении банковским доверием, выглядела не столь аморальной. Однако, предлагаемая мне сумма, представляла какой-то интерес лишь в условиях Украины. Если же, получив кредит, переместиться через Ла-Манш или Атлантический океан, то эта сумма - лишь лучше, чем ничего.
       Встреча с обеспокоенным поляком прошла как обычно. Это был немолодой пан с несколькими чеками на руках. Обналичить которые, он мог только в некой конторе, за что с него сдирали жульнические проценты. Его работодатель просил предоставить банковский счёт для перечислений заработных плат. Но пан не имел, ни своего счёта, ни друзей, кому мог бы доверить. Пан немного говорил по-русски и хорошо понимал меня, ему хотелось много рассказать мне о своих скитаниях. Я же, закончив процедуры в отделении NetWest банка, предложил ему встретиться через пару дней, когда он получит почтой карточку и пин-код. Я убежал в направлении церкви и колледжа.
       В церкви я обнаружил некую школу для взрослых, оказавшихся на обочине жизни. Мне коротко объяснили, что программа включает в себя; обучение компьютерным навыкам и элементарным действиям, необходимым для трудоустройства. Я взглянул на аудиторию слушателей. Различные возраста, многие слушатели - с внешними признаками алкогольной зависимости. Кроме английской, слышалась и польская речь. Как же без них! В соседней с классом комнатке функционировала кухня, откуда доносился запах кофе и бутербродов с сыром. Руководитель гостеприимно рекомендовал присоединяться к их школе. Я обещал подумать, и, возможно, завтра поучаствовать.
       От текущих дел меня всё более отвлекали безотказные сообщения от Ольги из Петербурга. Мы никогда не видели и не слышали друг друга, но довольно легко нашли общий язык. Переписка стала наполняться дружеским содержанием, и обретать формы непрерывного диалога, нетерпящего продолжительных пауз. Возникла некая взаимная положительная зависимость. В Саутхэмптоне функционировало моё тело, а в переписке с невидимым собеседником участвовал мой заблудший дух. Непрерывный разговор обретал видимые материальные формы, лишь соединившись с компьютером. Накопившемуся, придавалась текстовая форма, и это отправлялось некими труднообъяснимыми путями, именуемыми 'имэйлом'.
      Отсутствие Интернета дома, доступного мне круглые сутки, всё более досаждало, и ставило меня в острую зависимость от публичных Интернет услуг.
      
      
      23
      Я не против общения с нашими, но у меня от этого геморрой обостряется.
      
       Между тем, материальная жизнь продолжалась и требовала моего участия.
       Спустя пару дней, объявился поляк. Но не для того, чтобы сообщить о благополучном освоении банковского счёта и отдать мне должное. Вместо этого, он сбивчиво доложил мне о каких-то проблемах с получением карточки и пин-кода, и просил немедленно встретиться с ним. Я согласился.
       По всем внешним признакам, английская жизнь у этого пана упрямо не складывалась. Возникшая проблема заключалась в том, что его польские соседи по дому прихватили предназначавшуюся ему банковскую корреспонденцию, и теперь, вымогают от него денежный выкуп. До дикого примитивно, тем не менее, он ничего не мог поделать, и по-прежнему, оставался без банковского счёта. Я предложил ему обратиться в банк, и указать им новый почтовый адрес. В качестве такового, я написал ему свой адрес.
       Банковская служащая уверяла нас об отправке почтой всего необходимого. Я объяснял, что клиент, по каким-то причинам, так и не смог получить их корреспонденцию, а посему, просит аннулировать отправленную ему карточку, как утерянную, и сделать новую. Кроме того, он хотел бы указать новый адрес.
      Излагая всё это, я наблюдал прикрытое служебной вежливостью недоумение собеседника. Она, натянуто улыбаясь, согласилась оформить мою странную просьбу от имени безмолвного клиента. Но так и не поняла, почему, корреспонденция, отправленная по адресу, указанному самим же клиентом, оказалась недоступной для него. Мне и самому было крайне неприятно соприкасаться с чужим, польским дном, и уж тем более, объяснять что-то далёкой от всего этого банковской служащей.
       Выйдя на улицу, я заверил пана, что через пару дней лично вручу ему банковскую карточку и код. Пан не хотел отпускать меня, стал рассказывать о жизни польской общины в Саутхэмптоне. Из услышанного, я узнал о действующей польской банде, объезжающей в конце недели работающих соотечественников, с целью денежных поборов. Бригадира польских вымогателей он называл странной кличкой Булка.
       Сославшись на занятость, я эгоистично поспешил расстаться с паном и его бесконечными польскими земными конфликтами.
       Школа при церкви продолжала курсы по ликвидации безграмотности. На утренних уроках слушателей обучали правильно составлять трудовую биографию (CV), как вести переговоры и участвовать в собеседованиях с потенциальными работодателями.
       У меня появились школьные приятели; пожилой дядька, оказавшийся без работы в связи с ухудшившимся здоровьем. И молодая мама, последние годы занятая уходом за детьми.
      В середине дня делали часовой обеденный перерыв. Слушатели и преподаватели поглощали приготовленные к этому времени бутерброды, кофе и чай. К обеду исправно подгребали несколько польских учащихся, которые на правах вольных слушателей, активно потребляли церковные бутерброды с кофе. Иногда они оставались на послеобеденный урок. Обычно, это были уроки пользования компьютерными программами. Каждому давали ноутбук и текстовые задания, с которыми мы возились. Две молодые польские пани часто обращались ко мне с вопросами, таким образом, мы и познакомились.
      Однажды, они удивили меня.
       - Владимир Волков передаёт тебе привет! - заявила одна из них.
       - Где он теперь, в Польше, в родном Ополе? - поинтересовался я.
       - Нет, он уже здесь, в Саутхэмптоне. Заходи сегодня вечером к нам, и ты сможешь увидеть его. Мы будем ожидать тебя, - пригласили меня и дали адрес.
      Это оказалось неподалёку от моего дома.
       Вечером я легко отыскал их дом. На заднем дворике уже дымил костёр и стоял запах поджаренной колбасы, все эти признаки гарантировали наличие водки. У костра шаманил сам пан Волков.
       - Привет, бродяга! - подкрался я сзади.
       - А, Серёга! Молодец, что пришёл, - обрадовался Владимир, и потянулся к бутылке с водкой и стаканам.
      Мы присели. Молча, выпили и закусили горячей, пахучей колбасой с горчицей. Владимир снова налил.
       - Погоди. Расскажи мне, как ты вернулся в Англию? Я слышал, что тебя депортировали, - предложил я тему разговора.
       - Дорога получилась длинная. При депортации, в мой паспорт поставили штамп и занесли данные в компьютер. Поэтому, мне пришлось дома делать новый паспорт. Кроме того, объяснили, что в ближайшие годы в Англию меня не впустят, вычислят по паспортным данным. Поэтому, мне пришлось одолжить чужой паспорт, в который, вклеили моё фото. Более того, мне советовали не въезжать прямо в Англию, а подсказали проверенный объездной маршрут.
       Из Парижа я перелетел самолётом в ирландский Дублин. Оттуда переехал в Белфаст. А там, взял такси и подъехал в городок Larne. Из этого местечка можно паромным сообщением перебраться в шотландский городишко Cairnryan. Всё там оказалось, как мне и описывали. На ирландской и шотландской стороне - места глухие, малолюдные, контроля фактически нет. Из шотландской глуши, я автобусами долго ехал на юг. Теперь вот, я снова в Саутхэмптоне, - подвёл он итог и снова налил водки мне, себе и молодой польской пани, которая пригласила меня.
       Я без труда отметил её тёплые отношения с Владимиром, и понял, что сейчас он уже не состоит на социальном обеспечении. Но имеет кров в этом доме, где, как беженец, проживает его молодая, гостеприимная землячка.
      
       Однажды ко мне обратилась Лали, с просьбой пойти с ней в агентство Right, что на Лондон роуд, и помочь ей заполнить анкету для приёма на работу. Как Лали заметила, когда-то она уже работала от этого агентства, и теперь им снова нужны работники на ту же фабрику. Я ничего не спрашивал о её документах, лишь обещал сходить с ней и сделать это минутное дело.
       В середине рабочего дня в агентстве все были заняты. Нас приняла молодая особа. Выслушав наше пожелание трудоустроиться, она вручила нам подробную анкету для заполнения, и попросила документы. Лали выдала ей странную невзрачную корочку. Работница агентства тут же раскрыла документ и стала внимательно рассматривать его. Её повышенное внимание показалось мне странным.
       - Я сделаю копию, - наконец, сказала она, продолжая изучать документ, и удалилась к своему рабочему столу.
       Мы с Лали присели за стол и приступили к заполнению анкеты. Указывая её полное имя и гражданство, я узнал, что Лали представляется, как гражданка Италии. А это удостоверение личности она совсем недавно приобрела, и ещё нигде не применяла.
       - Лали, ты уверена, что они здесь не помнят тебя, как Лали из Грузии?
       - Надеюсь, что уже не помнят, - неуверенно ответила она.
      Я невольно подумал о служащей, принявшей Лалин документ. Украдкой взглянул в её сторону. Над её столом склонились две сотрудницы, они вместе что-то рассматривали. Я не стал ничего говорить Лали, лишь подумал, что их внимание, вероятно, занято её документом.
      Закончив с анкетой, я подал знак, что у нас всё готово. Та вернулась к нам, приняла анкету и обещала вскоре принять нас. Просила подождать. В её поведении я легко заметил напряжение и излишнее внимание к нам.
       Мы продолжали тупо сидеть за столом.
       - Лали, думается мне, что нам лучше уйти отсюда, да побыстрей!
       - Почему? - поникши спросила Лали, сама, уже догадываясь о происходящем.
       - Ты заметила, как она рассматривала твой документ? Затем она делала это со своими коллегами. Она взяла его, чтобы сделать копию, но так и не вернула тебе. Почему? Просит чего-то ожидать, якобы она чем-то занята. Понаблюдай за ней. Ничем она не занята. Она кого-то ожидает, а нас придерживает. Лали, возможно, это моя обострённая паранойя, но я заметил, как они все поглядывают на нас, - комментировал я происходящее вокруг нас.
      Лали не отвечала. Я взглянул на неё. Её воля была парализована паникой.
       - Лали! Вставай, уходим. Это капкан! - призвал я её.
       - Не может быть, - неуверенно прошептала Лали. - Да и куда бежать? Мы в анкете указали свой адрес...
       - Во всяком случае, останемся на свободе. Домой позвоним, предупредим, - рассуждал я, наблюдая вокруг. Внимательные взгляды украдкой, которыми нас одаривали все сотрудники агентства, подтверждали мои подозрения.
       - А документ? Снова остаться без документов? - с досадой спросила Лали.
       - Какой документ, Лали! Раскрой глаза и посмотри вокруг, ты не замечаешь, как они рассматривают нас? Впрочем, уже поздно. Взгляни на входную дверь.
       Вплотную к стеклянной двери припарковался полицейский микроавтобус, оставив узкое контролируемое пространство для входа и выхода.
       Молодой полицейский вышел из автобуса и тупо встал у прохода. Лали вся сникла.
       Я соображал, что есть при мне в карманах. Кроме студенческого билета, который я предъявлял для пользования бесплатным Интернетом в местном колледже, в карманах были банковские карточки на моё имя и Джаспера. Кроме того, завалялась платёжка от лондонского агентства, тоже на имя Джаспера. Этого достаточно, чтобы вызвать подозрение и неудобные вопросы. Если же посетить мою комнату с обыском, то там легко можно найти паспорт на имя Джаспера, с моим фото.
       Вскоре подъехал легковой автомобиль. Вышли двое мужчин в штатском. По одному из них, я определил, что это служащие местной миграционной службы.
       Перед тем как войти в контору, они коротко переговорили с дежурившим полицейским.
       Молодая особа, просившая нас ожидать, вышла им на встречу. Передала им Лалино удостоверение, и кивком головы указала в нашу сторону. Мужчины взглянули на нас. С одним из них я встретился взглядом.
       Расслабься! Я здесь лишь помогал в качестве переводчика... Мы едва знакомы. Так мне следует представить им себя. Главное, избежать личного досмотра. Ограничиться предъявлением студенческого билета. Документ железный и вполне достаточный, чтобы установить мою личность.
       - Добрый день! - Обратились к нам эти двое. - Мы офицеры миграционной службы Саутхэмптона, - представились они, не предъявляя нам никаких удостоверений.
       - Добрый день, - ответил я.
       - Это ваш документ? Обратился один из них к Лали, проигнорировав меня.
      В данном случае, их хамское пренебрежение моей особой, меня вовсе не оскорбило.
      В ответ, Лали лишь кивнула им головой.
       - Мы считаем, что это не ваше удостоверение, а фотография в нём переклеена. Вам придётся пройти с нами, - перешёл он к делу.
      Лали вопросительно взглянула на меня.
       - Вы вместе, верно? - обратился он ко мне, проигнорировав Лалино непонимание.
       - Да. Меня просили помочь заполнить анкеты, - ответил я.
       - Можно увидеть ваши документы? - обратился ко мне второй, молчавший до сих пор.
       - Пожалуйста.
      Я полез в карман за бумажником. В нём, кроме студенческого билета на имя Стыцькофф, находились и банковские карточки. Одна из них, на имя Джаспера. Три другие - на моё действительное имя, полученные по банковским счетам, открытым на мой украинский паспорт. Одна из этих карточек с датой выдачи, на пару месяцев ранее формального прибытия в страну беженца Стыцькоффа. Галерея имён и хронология - довол