Давид Аронович сидел на диване, отдыхая после трудового дня. Протез с ноги он снял, чтобы нога отдыхала. Чёртов этот протез. Сколько лет с ним мучаясь, никак не может дождаться очереди в протезный комбинат, который сделал бы такой протез, чтобы нога не болела. Он смотрел на свою обрезанную ногу и на него вдруг нахлынули воспоминания...
Бакинец Додик ещё юношей поступил учиться в Бакинское Высшее военно-морское училище имени Кирова. Но не успел долго проучиться, как началась война. Воевал в Керчи, под Новороссийском. Вспомнилось, как ещё был совсем салагой, когда первый раз пришлось идти в разведку. В их подразделение поступил приказ взять "языка".
Почти все разведчики были в это время на другом задании. Нашёлся один более - менее опытный. К нему в помощь выделили Додика. Подобрались они к речке, на другом берегу которой располагались немецкие палатки. Берег тот был весь в камышах. Разведчики перебрались в эти камыши и стали ждать. Стояли по грудь в воде, держа автоматы над головой. А дело было весной, и вода была холодная. И в таком положении пришлось стоять много часов.
Наконец послышалась немецкая речь, к берегу подошли два немца, как оказалось, по нужде. Один из них справил малую нужду и пошёл обратно. У другого нужда оказалась более серьёзной. Он спустил штаны и уселся спиной к речке. Так его со спущенными штанами разведчики и взяли. Самим же пришлось потом две недели проваляться в госпитале. Но молодые организмы испытание холодом выдержали.
Другое испытание было более жарким. В одном из боёв Додику осколком снаряда оторвало большой палец ноги. Додик свалился в воронку и кое-как перевязал ногу. А кругом свистели пули над самой землей, и выбраться из воронки было невозможно.
Несмотря на перевязку, кровь из раны продолжала сочиться. Додик начал терять силы. На третьи сутки он был уже почти без сознания, когда в воронку свалилась санитарка, совсем молодая девчонка. Она перевернула Додика на плащ-палатку и потащила его из воронки. Кругом продолжали свистеть пули. Голову поднять было невозможно. Можно было только ползти. И эта девчонка ползла и тащила Додика пять километров.
В полевом госпитале осмотрели рану, и пришли к неутешительному выводу. За трое суток началась гангрена, и ногу нужно было ампутировать. Додику дали выпить два стакана спирта. Дали палку и велели зубами её зажать. И без всякого обезболивающего простой ножовкой по металлу пилили ногу....
На костылях Додик вернулся в родной Баку. В военкомате ему предложили работу курьера. Надо было разносить по домам продуктовые карточки. Так и ковылял Додик на своих костылях.
Но долго так ковылять ему не пришлось. Приехала однажды комиссия из Москвы и при проверке обнаружила недостачу карточек. Карточки подворовывал начальник ЖЭКа, а обвинили курьера. Для военного времени обвинение было очень серьёзным. Додик клялся, что ничего не брал, но доказать это было трудно. Следователь сказал, что если Додик не докажет свою невиновность, то ему грозит 25 лет тюрьмы, а, может быть, и расстрел.
Родственники подняли все свои связи, и им удалось найти хорошего адвоката. Тот сумел разобраться в деле, и Додик получил только 2 года. Сидел он в известной Бакинской тюрьме и мог гордиться тем, что когда-то в соседней камере сидел "отец всех народов".
В тюрьме он овладел сапожным мастерством, подбивал подмётки охранникам. Эта специальность и кормила его потом всю жизнь. После войны он встретил в городе свою спасительницу. Оказалось, что они учились раньше в одной школе, только она несколькими классами младше. Через какое-то время после спасения Додика их санитарный поезд попал под бомбёжку. У девушки вся спина осталась в шрамах от осколков. Молодые люди поженились, нарожали пятерых детей....
Проработал всю жизнь надомником в обувном цехе Комбината надомного труда. Специальность сапожника передалась сыну, а потом и внуку. Материалы для работы Давид получал на фабрике. Но, когда внук просил прихватить там потихоньку какого-либо материала, дед и слышать об этом не хотел. Двухлетней тюремной закалки хватило на всю жизнь....
Как-то внук, придя в Музей 18-й армии в Баку, увидел недалеко от портрета Брежнева портрет своего деда и подпись: Левитан Давид Аронович. И сохранившийся военный билет деда был подписан ещё Брежневым....
И вот теперь, уже во времена перестройки этот дед сидел на диване с кружкой чая перед телевизором, купленным неделю назад. Вдруг он стал вслушиваться в слова диктора. А тот рассказывал, что теперь начали открывать некоторые архивы. Из этих архивов, якобы, выяснилось, не было никакой "Малой земли" под Новороссийском. Что всё это было, якобы, выдумано, чтобы поднять авторитет Генерального секретаря Брежнева.
Дед от неожиданности открыл рот, потом закричал: "Как это не было? А где же я воевал? И где я потерял ногу? На базаре, что ли!?"