При написании употреблено 2,5 литра бальзама "Старый Мариинск".
Технологическая и литературная очистка произведена Механическим Сочинителем Первой версии.
1
"Обрыгиналы" - это имеемся в виду мы - живые и настоящие, смердящие по утрам вчерашним пивом и пукающие вживую, а не какие-то там выдуманные угадайчане. Тьфу, что за фантасии! Хто такой Угадай? Город? Полно! Нет такого на карте, хотя и так, без перевода всё видно. Мог бы и не маскировать".
"1/2Эктов"
- Кирюха, ну ты что? Ты придумал, как мы на кладбище поедем?
Это взъерошенный со сна Порфирий Сергеевич Бим-Нетотов сбросил ноги с постели, почесал, извините, яйца и, без извинений, левую сторону голой - формой под петушка имени Буша - ляжки. Под прозрачной цыплячьей кожей с намёками старческих пупырышков видна сеть ручейков, в которых когда-то текла кровь, но теперь вместо неё алкоголь пивного происхождения. Соседей по койке рядом с ним нет. И никто не прочёсывает местность с приспущенными брюками.
- Давно воскреснул? А я токо что.
- А я вижу.
Проснулся я на самом деле давно, и вовсе не умирал. Я и не пил практически: против Бима я трезвенник. И всегда - против некоторых сексуально озабоченных - сплю в дягилевской длины и красоты трусах.
Разве можно Париж просыпать? Откусите себе язык только за мысль об этом! Хоть язык не виноват. Язык - всего лишь рупор мозга. Зато язык ещё и стрелочник, потому как крайний. Или наоборот. Лучше языка стрелочника нет.
Жёнка - ещё до развода - мне говорила: "Ты меня обижаешь".
Я удивляюсь: "Чем?"
Она: "Словами".
Я: "Ты суди по делам, что ты на слова обижаешься?"
Она: "А я всё равно обижаюсь".
Я: "Я же тебя даже не бью... как некоторые".
Она: "Нашёл эталон".
Так и разошлись: слово за слово, слова материализовались, и привет родителям.
Без языка ты и не жив, и не мёртв, как в русской извращенческой сказке про неголую и неодетую.
Или как у Буратины: с языком ты скорее жив, чем мёртв.
***
Утро в Париже это НЕЧТО. Это романтическое зрелище, особенно если едешь не с этими обормотами - хотя и с ними уже свыкся - а с нормальной девчушкой, готовой целоваться в транспорте и на скамейке, прижимать себя к твоим бёдрам, хвататься за руки, щебетать дурь и любиться ежевечерне за три бутерброда на бегу, за бокал вина в бистро и один полноценный обед в день.
Наши девушки такое могут себе позволить, ничуть не стесняясь такой мизерной - считай обидной - цены. Хотя, если рассудить по справедливости - билеты, гостиница тоже в счёт. Так что и не особо дёшево, если трезво рассудить.
Кто ж с тобой - ещё немного и вовсе старым пердуном и дряхлым пижоном - будет чпокаться, если у неё у самой деньги на билет есть. Даже и не поедет с тобой, если у неё есть деньги на билеты туда и обратно и для показа той таможне. Та-Можня этим озабочена. Эта Не-Можня ничем не озабочена.
А в Париже без денег можно прожить на обыкновенных деревянных скамейках на львиных - из чугуна - подпорках.
А если подцепить парня - пусть даже негра - то и вообще хорошо. Хотя девку в количестве одна штука французы не пустят: с русскими девками тут труба. Того и норовят навсегда остаться: замуж за ихнего выйти, прописку получить, потом развестись и хапнуть чужого имущества. Имущество лоха - его проблемы: хотел русскую - получи, а нахрен всему Парижу лишний народец? Тем более наши бабы по инерции требуют шубейку. Мужики... Русские мужики эмигранты, так они вообще лишние. Они работу отымают у старожилов. И, вот же черти, не хотят мести улицы! Всё норовят в писателей, в художнков, бездельников... Ладно, в бездельников можно. Только не в бомжей, а наоборот пусть. Живите в гостиницах, тратьте свои тугрики на радость парижанам.
Хе! Негры, выходит, лучше. Негры меньше кочевряжатся, а если кочевряжатся, то только на предмет ущемления их прав. Они, дескать, тоже аборигены, а если порассуждать, то ещё и похлеще белых.
Именно разные приезжие гадят и смердят методом "где попало". В метро и без приезжих очереди за билетами - стоят плотно, зигзаг гуськом, нефритовый грифель не пропихнёшь. И через шлагбаум приезжему не перепрыгнуть - тут же пожурят францозишки-аборигены, то бишь бабушки - дедушки ихние. Зачикают белые воротнички, они такие все важные да кичливые. Полицейского позовут. Кто тут у них закладывает? - свои или приезжие? Или негры? Вон их сколько топчет Париж. Хотя нет: последовав нашему примеру, через защёлкнувшуюся вертушку стали сигать восприимчивые на всё новенькое молодые французики. И смотрят на нас, как на героев. А нам с Бимом приятно.
...Итак, скрутил я матрас в рулон и выставил в угол, свернул в стопку простыни, добавил одеяло, и бросил всё в ноги Биму: а спал я на полу у самого балкона. Как и обещал с испуга где-то в середине романа.
А его величество Бим почивали по-человечьи - в мягкой койке на две персоны, хотя нами предварительно рассчитывалось гуще, по крайней мере - как это говорится у хронических алкоголиков? - ага, вспомнил: "соображалось на троих".
Сыночка, естественно, как привилегированное существо, обладает coikus personale.
Возникает у вас вопрос. Что за групповуха там такая? Сильно что-то уж у них запутано. Геи - сидоры - бляусек? Да не парами, а всей мужской туристской группой? Чересчур уж как-то это всё.
Но, честно скажем, Малёха в этот раз руки на коленку Бима не складывал: эта болезнь нежности к Биму проявилась позже - при пересечении Монголии в одном из последующих годков. О чём, может быть, когда-нибудь поведаю миру.
Ну, дак и что, спрашиваем продолжая: грех это - трём мужикам в одной койке спать?
Отвечаю: в России грех, а в Германии давно и полно голубых клубняков: записывайся, плати вход и шпаклюйся, и сосискайся с кем хочешь и чью хочешь. Можно вайфюрст, а можно и блэккотлет - без ограниченьев тут. А в Париже не грех... потому как этак дешевле выходит. ДЕШЕВШЕ, пацаны!
Про пацанов я про тех, кто на последние кровные за границу едут, а то тут половина других пацанов уже слюни пустила и думает, что я щас порнуху в подробностях распишу - деньги вон уж из кошельков достают, в очередь за книжкой встали, автор рядом с авторучкой - автографы писать, может, думают, и этому Эктову удастся "вставить на память"... - заместо получения автографа, вон там за стеллажом вон того книжного магазина... А в нем теперь только одна "Астрель" вместо замученной капитализмом многогранной и всеядной "Угадайкниги". Жесть! И типа - раз он такой ловкий шалунишка - значит уже прямо тут можно брать за рога и своё в чужое совать. А дома уж, когда отдохнут, для развлечения и завершения - сладок в сексе старикашка не только на бумаге, а больше в жизни - на страницы поттренчат так густо, будто бы на экран телевизора в Анфискином тренд-канале, и вытрут гнусный свой агрегатишко об цветной шмуцтитул.
Ага, дождётесь!
Речь ровно наоборот. Как раз, чтобы было наоборот, я сделал именно так
Вот и болтались всю ночь надо мной створка со стиркой (три "с" - повторяем ошибки 1/2Эктова).
- Тудысь-сюдысь! - это стирка, бельишко, носки на бечёвке. - Скрип-скрип, - это манускриптит деревянная рама над головой. Висит как разболтанная по старости гильотина. Вот-вот сорвётся с петель. Она не снилась мне долго, так как я, слава Христу, не знаю её детального устройства. Революционные ингредиенты первой французской революции! Надо бы их знать сынам революций отечественных. А не охота! А не буду!
Так я и спал под эту "романтическую музыку старых номеров" и "чарующий шелест ночных парижских такси". Но, тьфу на этом, а то запахло. Чем-чем. Хэмингуэевщиной, вот чем!
Тупо разбудил обычный трамвай или ещё более обычный троллейбус: это я уже забыл - что там у них внизу было; надо будет в Планету-Землю посмотреть.
Запомнил только машинёшку, улепленную сплошь зелёным - искусственным, конечно, газоном: живым-то оно было бы забавней; и с глазами она ещё была. Остановилась под самыми нашими окнами: мы на четвёртом этаже, почти под свесом кровли. Чёрт, забыл вверх посмотреть, а там, наверное, было не всё так банально, как у нас на родине: здесь профилёчки, жестяночки правильно загнуты, воронки все с завитушками, дырочками, зубчиками, ромашечками и то и сё, как полагается в их европейском модернизме. А присмотреться, глядишь, и надстроенная мансардёшка там, и наклонные окошки в ней, и флигелёк, и садик во дворе, и на крыше дамочка в одних трусиках. Валяется! В центре Парижа! Ей можно помахать цветочком, а она, возьми, да ответь! Хоть у неё те самые праздники, и на работу не пошла именно поэтому. Ну, не захотела и всё! Плювать! Эй, спускайся сюда!
Крассо-тыщща!
Тут что-то обвалилось за окном, а в коридоре раздались женские шаги.
Ба-бах! Всё вдруг окрасилось сепией. Флэшбэк! Ненавижу флэшбэки. Путают они всё кругом.
Растворилась дверь и, не стуча, ввалила уже будто бы виденная где-то мною женщина. Ополчились бабы мира и родные когда-то. Ведь, хочу доложить, брошенки ревнуют и после брошения. Ибо бросают их не в конкретную цель, а как бы на волю течения, и их частенько или прибивает назад, или они прицепляются к кому-либо специально неподалёку, как к непотопляемому дереву и ждут-не дождутся момента, когда ты сам проплывёшь мимо какашкой, и тогда тебе всё припомнят и скажут, что ты, мол, видишь, стал какашкой, а при мне мог бы стать деревом как и я. А тебе уже пофигу, потому что время твоё кончилось, и ты плывёшь по точному адресу, туда, куда в итоге сплавляются все. И даже крепкие с виду деревья, иногда называемые топляками. Хотя чаще топляки, когда приходит их время, становятся тяжёлыми. Один их конец держится за дно. Другой конец пропарывает днища кораблей. Крепкие системы - неподвижные. Они скучают в застылости. А какашечки могут плыть и плыть, и ими питаются и птицы, и рыбы, и производятся микробы. Это отличная польза миру паразитов. А если повезёт, то их притянет какая-нибудь насосная станция. Там их засосут, прохлорируют, ультрафиолетом подлечат, а они ещё больше окрепнут, загорят, станут симпотными как звёзды, и они приобретут иммунитет, и снова их запустят в жизнь... и...
Отвлеклись, кажется... Сепия тут стала мигать и местами походить на правду... Радуга брызжет. Каждый охотник желает знать где сидит горничная, уборщица, официантка? Завтрак принесла в постель? Фазан жареный, официантка. Ну, и нарядец! У цветах усё алых! Будто только что из Саратова.
Нет, не официантка. Или она? В постреннесансных романах всё всегда так неожиданно. Бабы вылетают откуда-то сбоку. Не фазанихи, нет. Как-то на "Ф". Что значит фиолетово ей всё. Во: с флейтой, млин! Что ж они такое творят! Саратовки! С Угадайки-тож. С флейтой! Чего ради творят? Куда флейту можно пристроить? Ладно, что не с арфой припёрлась!
***
- Ах, как глупо своёго дома не знать, - сказала голубушка Варвара Тимофеевна, а это была именно она - общезнакомая тёлка из XIX-го Таёжного Притона, флейта вынимаема из сумочки.
- Пришлось задирать подол у самой водосточной трубы, а говорили, что в Париже клозеты на каждом шагу. Хорошо - дождит, а то бы и не знаю, что со мной бы приключилось. Неудобно как-то сухие тротуары мочить. А я к Ксан Иванычу, - говорит, - где он? Как нет? - самое время! Я с гостинцами к нему. Должна я вам, кстати, сообщить на ваш вопрос, что ваш ненаглядный Ксан Иваныч вашу нумерную гостинку в Гугле нашёл. И позже ещё раз нашёл, - по приезду, так сказать, чтобы супружнице доложить своей ненаглядной certainty факты, так сказать. Нашёл и фотку - по вывеске, кстати, - и место вашей теперешной дислокации. Век-то номер двадцать один с Рождества Христова.
Порфирий что-то замолк, засуетился... Засомневался в технологических возможностях века и в правильной дате начала исчисления. Всё это мутно и каждый король норовит по своему считать... чтобы наколоть соседа. А-а-а, забыл, это не самое главное, а подспудно. Главное: он же голый вниз от пояса. Прикрываться одеялком стал. Всей маскарадной прелести и новизны ситуации не понял. Тоже мне герой - любовник. Могли бы вдвоём этой Варваре Тимофеевне... Как давеча в Угадае этой... ну-у-у... Стоп, стоп, стоп.
- Голубушка, Варвара Тимофеевна, - вместо предложения ночной луны, звёзд, как дыр в занавеске рая, и вместо горячего сердца двадцать первого века стал оправдываться я.
А ведь я - не в пример уважаемому Вами Ксан Иванычу - не только хотэль в Гугле нашёл, а ещё проехался на невидимом автомобиле и катался по городу, рассматривая фасады, до тех пор, пока не стукнулся головой об виртуальную ветку и в заблудившееся положение не встрял. А там и Гугл издох: виртуалил-то я с места службы, а на службе для каждого назначен трафик, все уже привыкли и стали в него вписываться без проблем, начальство наше, поразмыслив, решило, что все уже стали честными людьми и ограничение сняли. Хренов им!
Тут Варвара Тимофеевна ойкнула, слово Бимовский сморщенный орган ей, видите ли, не понравился. Как бы не в строку шло. А её это колет.
Она поначалу вышла из барышень, а потом уж только завела себе Притон на отшибе, и набрала на службу разных диких Олесек. От заезжих джипперов, батюшек с приёмными и своими детьми, набожных сестриц, колдунов, беглых каторжников, ролевых игрунов и нечисти местной теперь у неё отбоя нет.
- Голубушка! Мы идём! - кричат гости, только вывалившись с баржи. Пить начинают ещё с берега. Пока дойдут - а там всего-то идти триста метров - ящика шампанского как ни бывало.
- Ну, дак, - продолжил я, - искали честных, а нарвались на глупых. Я - не поверите - наивно тратил из общака и удивлялся: надо же, какой Гугл энергоНЕёмкий. Лишил всех коллег радости общения с Интернетом на целый месяц. Ну и ладненько. Прожили как-то, хотя и позубоскалили поначалу.
- Как ладненько, - спросила Варвара Тимофеевна, присаживаясь на койку рядом с Бимом, - простите, сударь, можно я рядом с вами посижу? Или на минутку прилягу-с. Подайте подушечку-с, милейший.
Бим подвинул испод подушечку.
- Устала-с. Парижец такой большой городишко. - А мне: "Ладненьким не обойдётся, сударь, говорите правдиво: вас лишили работы, так ведь? Или наложили штраф? По-другому в нормальных фирмах не бывает".
- Простили меня, потому как дело шло к концу месяца, и даже денег с меня не взяли, хотя я предлагал излишек расхода оплатить со своего кармана. Может мне пора отвернуться от вашей картинки?
Тут Варвара Тимофеевна, забыв про меня и не ответив вежливым "можете и посмотреть наши шалости, а можете чуть погодя присоединиться", стала закидывать нога на ногу; фальшивый костыль в сторону. А как только приподнялся край платья, показались кружева и оголилась розовая коленка, так Бим стал валиться на неё и тут...
И тут Бим стал мной, а Варвара оказалась Маськой. Прорезь у Маськи оказалась нежной, белой и тонкой, но не так как у Тимофеевны - обросшей рыжими волосами и труднодоступной - как дикая тайга (тайга ещё цивилизованной бывает, когда из неё делают музей с билетами), - а такой, как полагается молодым и неопытным девушкам. Или то была Фаби? Но тогда я ещё не знал Фабиного устройства. Значит то объявившееся чудо было Маськой. Расцветает девушка на глазах всего Интернета.
Но тут же спросонья, механически: "ой, не надо", а я: "должен же я знать как там у тебя устроено".
А она: "не надо, не надо, а то я тоже захочу".
А я был готов, взмок, прилип к её заднице в обрезанных джинсах и жмусь; а ножки стройные, белые, гладкие без единой волосинки, животик плоский, но мяконький и женственный. Теперь же - а я не насильник и не педофил, а лодырь - пришлось взять себя в руки и отбросить задатки Казановы в сторонку. Я будто бы очнулся, зевнул для пардонуа - будто не виноват я, а будто автоматически во сне полез - а за это грех списывается. Встал, засунул разочарование кой-куда, оправил членство и, пока не истёрлось в памяти, полез в компьютер записывать ощущения...
Так Варвара Тимофеевна - конченая замужняя мать таёжных проблядушек, и маленькая хитрушка, мечтательница, путешественница автостопом двадцатилетняя Маська-Фаби оказались одновременно со мной и с Бимом в Париже.
***
Флэшфорвард. Цвет синий.
- За что же ты себя наказываешь мазохизмом? - спрашивала меня Варвара Тимофеевна уже через пару веков, когда я сильно повзрослел, но ни черта не изменился, - трахать их всех надо...
Вот так думают современные женщины, оглядываясь на оперативно и бестолку прожитые годы. А что ж тогда сами в нужное время, в тот самый потребный час...
***
И оказывается: всё, что мы видели и пощупали реально в Париже, не так всё было и далеко. Зря Ксанька пожадил на своём авто ездить. На машине мы увидели бы ещё больше.
...Успел сфотать Травяную машину в тот момент, когда она тронулась. Фотка потому смазалась: был некоторый туманчик, а, может, и дождь накрапывал, рождаясь из парижского отсека космической млечности, в которой рождающий луч...
И часть трусов - что висела на улице - опять мокрая.
Высматривал Ксанькину Реношку, но её отсюда не видно: липы мешают. Может и не липы. Ну, а что ещё может расти в центре Парижа? Клёны? Карагачи? Тополя пирамидальной ориентации? Дак, не субтропики, вроде, и не Алма-Аты, и не Бухара ты, Париж твою мать!
А машина в квартале отсюда, стоит в неположенном месте на наш общий страх и риск.
Можете сидеть в библиотечной уборной, с моей книгой как и сидели до того, если не верите, но Ксаня - а он сам рассказывал утром - всю ночь ворочался, метался, Бима испинал, разворошил бельё, не спал и страдал: штрафы тут о-ё-ё! Кусаются штрафы больнее бешеной американской собаки из вестерна - койота, поганее энцефалитного клеща. Вакцины от штрафов нету. Гм! Это что-то! Двести или пятьсот евро. Уточним, когда к машине подойдём. Там на стекле должно Ксанькино кино "Страшный парижский сон" висеть с озвученной в реальности ценой вопроса.
Выглядит киносон (сколько вам лет, милая читательница? вы за рулём?) как такой бумажный, самоклеющийся стикер-привет от гаишников с восклицательными знаками и номером счёта в банке, куда люди, кривя морды, перечисляют положенное. Если они не согласны, конечно, на арбитраж и разборки. А ещё дороже выйдет!
Нет, дамочка! У вас те же симптомы относительно стояков. А я говорю так: чего с французскими гаишниками бодаться, если факт налицо?
- Вы - мэр города Угадая, что ли, Старого Оскола, Новогришковца? - спросят они.
Мы: "То-сё, а толком ничего".
Священный русский запрет на исполнение правил придуман не для всех русских, а только для избранных.
- Дак ни пошли бы вы тогда в жопу! Ты русский депутат Европарламента? А не грек, не сербская обезьянка? Так пошёл в пим! И мы послушно идём, куда командировали и что посулили, потому что мы не смелые Жириновские соколята, а обыкновенные петушки общиплого мужского рода и такого же столовского возраста. Там ещё мухи роем, напоминающие вечно обмушенный Томск.
Или к пустому месту подойдём. Там была служебная стоянка: для своих, для почты, жандармерии, пожарников, ГАИ ихнего. Всё прописано прямо на асфальте. Заберут, как пить дать, наш автомобиль. Готовы были ко всему, а гараж искать лень, а ещё пуще того жалко тратить по сорок или восемьдесят евро в сутки - какая разница в цене вопроса.
- Заплати бабки и спи спокойно, - рассуждал Бим, отряхнувшись с Варвары Тимофеевны и опять выставив на обозрение свои условно живенькие кокушки и свой мерзкий ***. Вместо трёх звёздочек тут известный овощ.
- Бабки - это бабки, - сказал он, - что их жалеть? Специально копили, чтобы тратить.
- Бим, а баба-то где твоя? То есть наша, теперешняя... вместе потёхались... Тимофеевна она, или, может, Маська. Или Фабька?
Нет, Фаби я ещё не мог упомянуть: повторяю: мы ещё не познакомились в тот момент с Фаби. Я познакомился с ней только через несколько часов, когда мы уже пошли вглубь Парижа. Конспиративная левитация, или дежавю, значит.
- Моя? - Бим поозирался, - баба моя в Греции, я же говорил, гречанка она временно. Но не Маська. Масяня - это такой комикс. Почему она и твоей вдруг стала? Тимофеевна она, да. А почто, я разве тебе отчество говорил? Называл? По пьянке что ли? Это надо разобраться...
Тут Бим с какой-то стати затеял с закрытыми глазами стыковать указательные пальцы.
- Не сходятся пальчики, ой не сходятся... Таинствуешь чего-то ты, Кирюха. Тупишь.
Точно, туплю. Приснилась мне Варька Тимофеевна ночью, а сейчас уже утро. Ушла женщина как кипяток в мороженое. И растворилась нежная недотрога Маська. А я в итоге не выспался под окном. Облака ихние точь в точь, как наши родные российские облака. Но их присутствие почему-то не помогало мне также спокойно по-русски дрыхнуть. Я не спал, а думал про облака, смаковал и расстраивался об их внешнем сходстве при принципиальной разнице как снотворных, ainsi, réalisés dans les différents états.
Короче, Ксанька ездить по Парижу на своём классическом авто с чемоданом наверху категорически не собирался, ибо он считал, что в Париже, особенно в главном округе... Тут я не оговорился: Париж в большом Париже - на самом деле это только центральный район, а остальное, хоть и в черте, уже не Париж, а периферия. Тьфу, мутота какая! Короче, Ксаньке - оказывается - и в большом, и в малом Париже негде припарковаться и бросить якорь даже на пять минут. Так он решил заранее, даже не пытаясь проверить экспериментальным путём. Что на практике так и вышло: как бы не хотелось нам с Бимом обратного.
- Эвакуаторы-то ихние по ночам колобродютЪ, - воодушевлённо, но с растяжкой предложения и со старооскольским акцентом в последнем слове намекнул Бим, - это вам не в Угадае моторы где попало ставить.
И опять запахло кринолинами. Я задрал голову в потолок, потом встряхнул ею.
Бим тоже, - что там, мол, на потолке углядел? Розеток нету. И сам он не англичанка, а оба вместе и по раздельности - натуральные позёры.
- Видение у меня было.
- Меньше надо пить. Хочешь, опохмелю? Или дряни курнул?
- Нет, не курил я, это Малёхина юрисдикция.
Гараж-стоянка - это ещё хуже, потому что где её и как его-её искать непонятно: языковый барьер!
- А "Вокзай-то ду ю Норд" - рядом, - сказал Бим, поёжившись и стукнув щелбаном по головке своего малыша - лежать! не высовываться! - стоянки там всяко должны быть. С охолустий много народу наезжает, а встречающие их же должны где-то ждать. А они же не могут без автомобилей встречать: их же родственники за бедных посчитают.
- Дорого, - сказал с порога вошедший Ксан Иваныч, и мгновенно проникнувшись сутью беседы.
***
Нет! Не так было. Было это раньше. Жик, жик, жик - прокрутка назал.
- Дорого! - без обиняков заявил Ксан Иваныч, без всякого проникновения в суть беседы, ибо это было сразу по заезду в гостиницу, - машинку попробуем оставить на одну ночь на улице. Может нас флажки спасут. Там же российский есть? Есть. И номер российский. Испугаются. Зачем им с Россией отношения портить? Да же, Малёха?
Малёха, как бы играючи, поочерёдно приподымал и опущал плечики.
***
2
Утро следующего дня.
Великовозрастный сынишка Ксан Иваныча Малёха проснулся позже всех, тут же засобирался куда-то, помельтешил с ноутбуком и, зевнув для порядка, ушёл в Париж пополнять запасы травы.
- Папа, дай денег, - шепнул он предварительно, - у меня уже кончились.
- Как же так, сына, я же вчера тебе давал сто пятьдесят евро?
Ого, моему бы сыну выдавали хотя бы по сто евро в день!
Ксаниному сыну поhеру. Вчера вечером Его Наивеликое Высочество Малюхонтий Ксаныч посетили Диснейленд. Чтобы доставить великаго прынца туда, вся гурьба, поломав путевой график и наплюя в дефицит времени, свернула с трассы, доехала по навигатору - куда приспичило прынцу - и высадила прынца прямо у кассы.
- Знаешь по-английски несколько слов?
- Знаю.
- Ну и нормалёк, не пропадёшь. Вон в ту дырку суй деньги. Генплан... вон он на картинке. Изучи и вперёд. Носовой платочек есть?
Наhер сыночке носовой платок: бабло вперёд давай!
Заволновался Ксан Иваныч, сердечко трепещет: как же, сына одного в парке - в парке, пусть и детском, тем более, детском, чужой страны (!!!) ё пэ рэ сэ тэ оставил.
После этого дерьма мы поехали дальше - устраиваться на ночлег. Ближе к вечеру папа забеспокоился, отвлёкся от всех своих оргдел, подсел на телефон и созвонился с Малёхой.
Трудный возраст у папы. У Малёхи же - ловкий.
- Ехать надо, - сказал нам отец в результате, - Малёха уже всё посмотрел, говорит, что его уже можно забрать. Голодный, наверное, мальчик.
- Ага, и устал бедный. Вагоны с рогами изобилия разгружал, туда-сюда таскал, аж в штаны наделал от усердия. - Это подумал я, так как Малёхины условно обделанные трусы висели рядом с моими чисто постиранными, и наводили на соответствующие мысли.
- Ну и что? Езжай, - отреагировал Бим.
- Я один не поеду, - сказал папа, - кто будет за навигатором следить? Я не могу одновременно рулить и в навигатор смотреть. Кирюша, друг, выручай, - и наклонил виновато голову.
Первый раз в жизни я услышал ласкательное наклонение своего имени и приготовился таять от нежности. Это всё означало, что он понимает, что виноват, но взывает к всемирному SOSу и дружбе.
Разбаловался чересчур папа, привык, что за навигатором всегда кто-то есть. А этот "кто-то" - это я.
Так и прицепил он к дурацкой поездке меня - я не был в ответе за сыночку - папы достаточно; но я был главным по джипиэсу и, следовательно, главным по любым передвижениям.
Папа, понимаешь ли, читательница (как тебя, милая, зовут?), потрафляет разным сыночкам в ущерб обществу, а общество в ответ должно потрафлять папе в его сознательном пренебрежении к нам, и в противовес к сыночке. Сыночка на одной чашке весов, остальное общество на другой, но стрелка показывает "ноль": всё нормально, господа, чашки уравнены, всё по-честному.
Бим принципиально отказался: "хотите расколбаситься - колбасьтесь без меня. Мне ваши личные, извращённо корпоративные интересы, и по ху, и по ю". Так и сказал.
Вдвоём с Ксан Иванычем мы поехали за общественным сыночкой - дитём папиного порока. На сыночку каждый из нас потратил по три драгоценных часа вечернего туристического времени. Папе это было не важно, а я всю дорогу сидел смурной, уткнувшись в джипиэс, и делая вид безразличного, профессионального спасателя и заботливого друга в одном лице.
- Гэ это - твой хвалёный Евродиснейленд, - сказал сыночка папе, улягшись в заднем сиденьи бароном, дожёвывая макдон, - у нас на Осеньке лучше.
- А ты в тире был? Сядь, пожалуйста, а то подавишься! Что я маме скажу, если помрёшь?
- Был я в тире.
- И что.
- Не понравилось: пневматика у них там.
Ему, понимаешь, настоящие пули подавай!
- На американские горки ходил?
- Прокатился раз. Гэ. В Америке Диснейленд лучше. Съездим как-нибудь?
- А замки, дворцы, паровозики и...
- Всё гэ, - сказал сын, - аниматоры достали, и все достали. Подходят Маусы с Джерями, скачут, корчат рожи: дай денежку, купи мороженку.
- Как же, - удивляется папа, билетом всё оплочено... кроме мороженого
Я чуть не выпал на трассу. И из-за этого его "гэ" взрослые мэны столько времени... да что говорить...
Отвлёкся, продолжаю насчет оставления машины в неположенном месте. И где же теперь Варвара Тимофеевна и платьице её красное с розами? Неплохая бабёнка-с, кружевница в любви... Причёсочка у неё - полотенце в чистилище, завивка кончиков - обрамление райских ворот, шесть буклей по утрам (я сосчитал) - божьи голубки в облаках, живот - дорога меж холмов блаженного направления.
- Короче, - вбивал я мысли в джипиэс, - порчение отношений с Россией - это палочка-выручалочка для любого русского путешественника, если, конечно, он бродит не один и не по трущобам, а в нормальном, цивилизованном районе, где полно всяких других иностранных туристов. Тепло на улице, как у меня дома. К русским туристам у иностранцев особое отношение. Ирландские тётки в каком-то кабаке отмутузили своих же рыбаков только за то, что они выразили презрение к русским посетителям, бывшим на изрядном веселе. Русские в кабаках оставляют много денег, а также, как мне кажется, неплохо ведут себя в иностранных постелях. Стараются, потому как от русских жёнок они такого удовольствия не получают со дня свадьбы. Стараются иностранные бабы, потому что от своих мужей они получают ровно столько же...
- Чего молчишь, Кирюха, фантастической красоты ты человек, - спросил Ксан Иваныч, - вопрос-то мой совсем простой. Правильно едем?
- Пригрозить пора Сенегалу! - сказал я вполне невпопад согласно количеству выпитого с утра в Париже и начав культурную тему взамен прозаической бойни. - Мы ловим рыбу для еды, а не на вывоз. Чем мельче страна, тем пышнее там двигают плечами, выдавливая наш флаг. И гордимся нашими художествами. И это не утопия, а образ концептуального комического будущего. В Сенегал теперь коллекцию точно не повезём. Так обосрать... Пусть там смотрят Энди, блъ, Уорхола. Бэнси-картинки, бэнси-мышление, бэкон-еду и макдоны их. А всё равно не поймут ни черта...
Кажется приехали. Или ещё едем. Или ещё не отъезжали.
- Разницы тут особой нет, - просигналил встроенный в джипиэс механический сочинитель. Он ещё не вполне отрихтован и может ошибаться в хронологии.
- Надо бы встроить и эту функцию, - только успел подумать я...
- Это будет только в 2015 году, - прошипел сочинитель.
Вот же дубовая наноштука! Перепайка в зоне 23. Этаж минус 8, 2-й коридор направо, кабель 124х11, заменить на полусиликат, трещина, утечка информации, полный сбой.
Продолжение темы случилось в следующую стычку. Ведь каждый уголок Парижа, люди, лошади, кораблики, соборчики требуют отдельного разговора. А не на бегу в Диснейленд. Тем более без согласия... Везде требуется камеру поставить. Всё требует фотографической документации. Это, блин, легендарно. Это не обсосанная нами и просверленная насквозь Сибирь. И никакой гонки между университетами. Никакой ламинарности и турбулентности. Нечего мерить красоту деревянными инструментами. Или поставить скульптуры - чтобы покопаться руками. Наши дети должны... И так далее. Ида Рубинштейн, русская культура - это наша визитная карточка... Зарычало. Бац по корпусу. Ну что за работа. Что за жанр! Подзарядиться... Пойти туда-сюда... И прочее и прочее. Всё на французском языке...Наташа Водянова, доктор Живаго, роль модели... То сё... Встать и умереть...
А теперь всё задом наперёд, а рихтовать время лень:
- Тебе виднее, - сказал Бим Ксан Иванычу, ни черта не поняв культурного порыва Кирьяна Егоровича, то бишь меня. - Ты - генерал, вот и рассуждай по генеральски. Принимай решение. А я соглашусь, я зольдат, мне сказать приказ должны, хотя мне затея твоя не оченно-то... Не по нраву, словом...
- Ну и вывод ваш? - грозно спросил Клинов, объединив меня с Бимом в единого врага.
- Ты генерал. Это вывод. А я солдат. Это выход. А что? Да, солдат. Хуля, тут не армия что ли? Фюрера я зольдат, нерусь в Париже! Мы где сейчас? Глянь! - и пропел любимую свою: "Дойче зольдатэн унтер-официрэн...", знакомую читателям... нет, ещё не знакомую читателям, потому что 1/2Эктов - этот путаник и его вариант механического сочинителя Джу-1 - засунули и Мюнхен и Париж куда-то наискось хронологии.
- Да помолчи ты, блин, - прервал его Ксан Иваныч, - ты не в Германии своей блЪдской, а в Париже! Па-ри-же. Забудь свой грёбаный Мюнхен.
(Вот так оборот! А кто в план Мюнхен вставлял? Мы с Бимом что ли?)
- Проехали! - продолжал Ксан Иваныч, - а ты попробуй на улице пропеть... свой дойче зольдатен... так тебя тут, знаешь...! Тут пой ИнтернацiоналЪ! Знаешь слова? Вставай, проклятьем заклеймённый, весь миръ голодныхъ...!
Механизьма молчит. - Баба она что ли? Вот-то дома выи... - Бу-бу-бу.
Не нравится, видите ли, пол. Настроить на "би".
Проехали тему. Возвращаемся на час-другой назад. То есть снова в утро. Утро только в жизни короткое, а в литературе можно развести на страницы. Не верите - проверьте сами. Не забудьте кошечку, клопов, отсутствие электричества, воды в кране, ёёё...банного дворника под окном. Тот натурально шевелит стену лопатой... А тут, блъ, дь, дь, не Льеж, а Депариж!
Механизьму неподвластна и функция поиска ненорматива. Я её просто-напросто выключил для этой главы. Иначе будет неправдиво. Диво. Ива. Ив Монтан. Болтан. Желтан.
- Молчать, блъ!
- Жу-жу-жу!
***
Бим понял по-своему, - я давно уже встал, - сказал он генералу, - это ты дрыхнешь.
- Я не дрыхну, - сказал генерал, - я час назад вскочил, позавтракал и к машине сбегал.
- Ну и как вскоч, пользителен был?
- Потом расскажу.
Судя по глазам, всё было не так уж кончено и с пользой вскочено, так как наша Реношка с чемоданом на крыше в какой-то момент оказалась близко - под нашими окнами, на расстоянии двух плевков от главного входа. Но я забежал вперёд. И никаких лазерных датчиков, никаких микропроцессоров, фиксирующих приближающуюся теплоту в виде полицейских, а в итоге тревогу не было. Не было ни глаз у нас, ни ушей. Все в ожидании беды, а Ксан Иваныч больше всех.
Бим слова не знал, хотя они вроде бы стали международными, - или это про Марсельезу? - зато вспомнил мелодию.
А я некстати, а, может, даже и не правильно, вспомнил, что в Мюнхене мы тоже жили у вокзала типа Ду Норда, Северного, то бишь. Меня послали далеко, так как не в названиях вокзалов была суть, а в наличии рядом с ними бесплатных стоякок.
Хренов тут найдёшь бесплатные стоянки.
Я тоже стал зольдатом фюрера и смирился с будущими штрафами, хотя штрафы пришлось бы платить мне из общака. Это не экономично: я был главбухом и кассой, а там и мои паевые вложены.
...Я уже сказал, что давно проснулся, успел заглянуть в душ, состирнуть вчерашние носки, трусы и майку, в которых спал, и вывешал всё это хозяйство на заоконную решетку...
- А ты молодец: хорошо с трусами придумал. С сушкой то есть. Я бы не допёр. Не сдует? Кирюха, а ты всегда такой?
- Какой такой?
- Ну, типа чистоплотный...
Слово чистоплотность для Бима - постыдное слово. Сквернее, чем мат.
- Я обыкновенный. Зачем грязное бельё увеличивать. Потом хуже будет. Где бельё вешать, если его целый мешок. Я ма-а-аленькими дольками, но зато каждый вечер. Мне это отдыхать совсем не мешает.
- А в Праге было где вешать, - мечтательно напомнил Бим. Красоты ансамблей ему были как бы поhеру - на третьем месте после пива и организации быта.
На самом деле в Праге обычного окна не было. В большой комнате было только малюсенькое мансардное окошко, до которого, чтобы дотянуться и облокотиться, нужно было подставлять стул. В это окно мы только курили и обозревали накрытый звёздами довольно-таки древний город.
- А ты не вешал, а по полу и по столам раскладывал. На спинках кроватей и по стульям, телефон занавесил. Ещё бы на крышку унитаза умудрился. Все места забил, а мы кое-как. Мы между твоего белья и шмоток как зайцы прыгали. Товарищей надо уважать и подвигать свои интересы в пользу общества. От целой надо идти заинтересованности, а не от личных частностей.
- Не забивайте мне голову товарищами. Гусь свинье... это пустяк. Фу.
Бим дунул в меня. Лёгкий утренний смрад двинулся в мою сторону, и я невольно поморщился и отпрял.
- Фуйшуй твой воздушный, вот что это, - философствует Бим дальше, - скупое мужское рукопожатие по почте. Понял? Товарищество отдельно, бельё отдельно. Трусы товарища - ещё не флаг товарищества! У каждого свои трусы! Я не частная собственность товарищества. Я честь наша, а не часть товарищества, понял?
Бим кидается словами так быстро, что я и не особенно разобрал наличия в них смысла.
- Я человек! - Бим поднял палец вверх и загудел. - У-у-у! Человек это звучит! Просто звучит. Я даже "гордо" не вспомянул. Я спросил просто: "не сдует вниз?" А ты затеял дискуссию.
- Это ты затеял! - возмутился я.
Без алгоритмов. Дальше спорить бесполезно.
- Ладно, как там у них улица называется? - и съехидничал дальше примерно так: "Трусы Кирьяна Егоровича с российским флагом поперёк х...я (вот что к чему?) всю ночь искали хозяина на гишпекте таком-то". - Так в газетах пропишут. Ой, прости мя. - Бим перекрестился и захохотал. - Прости, ну прости, милейший товарищ. Ты же понял: я просто китаец. Иа Шу Чу. Как нашу улицу-то звать?
А кто его помнит, как звать нашу улицу. Что-то связано с маргаритками вроде, или с госпожой Тэтчер. В Гугл за уточнениями я больше не полезу: родных мегабайтов жалко. Варвара Тимофеевна, ты где, ау? Ну ты-то точно должна знать: проститутки всех стран объединяйтесь! Спросить у библиографов? Они-то знали бы и в доску разбились, чтобы найти нашу обитель по подробному описанию карнизов. А библиографам это надо? А? Не слышу. (А тогда у меня не то, чтобы библиографа, а даже биографа не было).
Бим: "Не надо это библиографам".
Я: "Не родились ещё нужные стране биографы. Сиськи покамест выращивают".
Бим: "Пока вырастят - ты помрёшь".
- Спустимся, спросим и у Чу, и у Шу... - Сказал я тихо и без напора. А сам, между прочим, надулся, если так можно про самого себя сказать при таких-то бимовских шуточках. Но я - за честность, даже если она не приятна слуху.
- Прочтём на вывеске, - сказал я, - узнаем, какие тут в газонах растут цветы... и ничего вашим трусам не будет. Мои же за ночь не сдуло. Откуда в Париже ураганы? Тут классно! Просто. Без выкрутас. Но классно. Тебе же не важны звёзды... мне вообще звёзды - на... шаhер-маhер: тепло, ключ есть, полы моютЪ, полотёшки меняют регулярно. Чего нам ещё надо? Бабы не хватает, так выйди и... в душе подро...
А туалет там совсем оригинальный. Унитаз у самого окошка. Окошко узкое, но если привстать, чтобы позаботиться о гигиене жопы, то твой задний фасад и сорт туалетной бумаги вся противоположная сторона увидит. И на той стороне подобная планировка. И я в тех окнах видел, как бабёнка занималась мас...
- Массажем.
- Дура! Молчать, тебя не спрашивали.
- Да ладно, не краснейте, мадамы, - не массажем, мы же грамотные, а мастурбацией, типа тёркой полового органа, - дело-то обычное. Два раза в день - для нормальной, не фригидной женщины - это норма. Поверьте, я вас не фотографировал, а только сам чуть-чуть... Ну, как бы вздрогнул. Так же, как и вы. Но не до конца, а так... шутя как бы. Как хорошенькую собачку погладить.
- Стоп! В номере телевизора нету, - понизил Бим статус гостиницы, - просто не-туш-ки! Вот те бабушка и Юрьев день. Ихний Юрьев день. Сервиз по-французски! А оплочено всё! Выключь, блъ, машинку. Она ток ест по-нормальному, а порет ерунду. Шутиха Балакирева!
![обложка [яип]](/img/j/jarikson_k_i/0400-010/parizhparisbimikwazimodotekst2sepiaorton2600.jpg)
![париж [пяи]](/img/j/jarikson_k_i/0400-010/parizhparisparyzh.gif)