Какой-то плач о какой-то и кем-то потерянной правде.
Ф.М. Достоевский
Но где она живёт, Вечная Любовь?
Уж я-то к ней всегда готов!"
"Агата Кристи"
Похоже, очень у многих взросление связано с духовным ростом или с каким-то прекрасным религиозным внутренним переживанием. К сожалению, у меня толчком к нему стала самая что ни на есть прозаичная матерная брань от любимой мной тогда девушки.
Случилось это так...
Рос я в интеллигентной московской семье. В детские сады не ходил, а когда пришло время идти в школу, поступил в привилегированную, физико-математическую. Соответственно растением был парниковым, домашним.
Драк и скандалов в школе было немного, да и те в основном летом, "на картошке", с местными "фермерами" из села Раменское, которые за что-то люто нас ненавидели... Матом я не только не ругался, но даже, к стыду своему, не знал значения некоторых слов...
Ага, до смешного доходило. Познакомился я на этой самой картошке с одной местной девочкой. Ходили держась за руки, я читал ей стихи. С точки зрения деревенских пацанов, это был непорядок. И вот как-то раз, когда я возвращался в общежитие, меня встретили четверо, отвели в сторонку. Самый крупный хмуро поинтересовался: "Те чё, своих тёлок мало, мудило?" Мои тонкие чувства были оскорблены. "Сам ты, - говорю, - вот... это... самое". На то, чтобы обозвать его, сил не хватило. Он полуобернулся к своим, улыбнулся и врезал мне по скуле с оборота. Для того чтобы свалить человека с ног одним ударом - нужна специальная подготовка, это не так просто, как показывают в кино. В общем, в глазах у меня внезапно завечерело, высыпали звёздочки Большой Медведицы, но на ногах я устоял. Мысль осталась одна - о часах. Отец подарил их мне прямо перед отъездом. По этому сентиментальному поводу я очень дорожил ими, а потому сразу по пришествии в себя принялся расстёгивать ремешок, уворачиваясь от ударов и лихорадочно пытаясь сообразить, куда же положить их, чтобы они не пострадали. Мои манипуляции с часами озадачили моего соперника, и он несколько ослабил натиск. Тут я заметил в кустах какую-то увесистую дубину, отскочил в сторону, подхватил её и встал, раздумывая, что же мне делать дальше. Ребята, видимо, окончательно убедились, что перед ним полный псих - то часы расстёгивает, то с палками скачет. Короче, подойти ко мне уже не решились, поугрожали издалека и ретировались. Положительным результатом потасовки было то, что я прослыл в тех краях невменяемым, и меня уже не трогали.
Так я жил: с приключениями, но довольно спокойно. В 9-м классе к нам перевели девочку. Звали её Света. Она не была красива в традиционном смысле, но мне нравились её грустные глаза, какая-то загадочная улыбка. Впрочем, существом я тогда был уж слишком восторженным, так что ничего этого, вполне допускаю, не было, сам же я и придумал. Только сделалась она предметом всех моих мечтаний. По утрам я вставал пораньше и бежал к остановке метро - встретить её, поднести ей портфель до школы. Ждал у остановки. Иногда она приезжала не одна, с подружками, и я не решался подойти.
Ухаживания мои не то чтобы были ей неприятны, а скорее просто безразличны. Я это, конечно, видел, но надежда теплилась, и я продолжал свои дежурства изо дня в день, месяц за месяцем, томясь на каникулах. Вспоминая сегодня - удивляюсь себе. На что надеялся, чего хотел? По-моему, и сам не знал. Выбивался из сил, чтоб она меня только заметила.
Так прошло полтора года... Незадолго до Нового года мы с друзьями решили собраться вместе, отметить. Встречу назначили на 30 декабря. Пригласили девчонок. К моему изумлению, Света тоже согласилась прийти.
На встречу я летел как на крыльях. Наконец-то, думал я, мне удастся поговорить с ней подольше, а может... может... даже потанцевать!
Вечер, однако, прошёл совершенно бездарно. Развлекать девушек мы не умели. Играли в Монополию... что было ещё, уже не помню, но осталось впечатление, что они скучали. По окончании же, когда все стали расходиться, я увязался за Светой, чтобы проводить её до дома ("ведь темно уже!"). Она отказывалась, я настоял.
Мы вышли на улицу. Снег валил хлопьями, стояла глубокая праздничная тишина. Разговор не клеился, я нервничал...
Не знаю почему, возможно, виноват был бокал выпитого вина, но я решил, наконец, сказать ей о своих чувствах. Ждал подходящего момента, но с каждой минутой Света становилась всё отстранённее. Мы спустились в метро. Она снова стала уговаривать меня оставить её одну, но я не сдавался...
Вот и её остановка, теперь уж ей до дома - рукой подать. Нужно было решаться - сейчас или никогда! И я решился. Когда рядом с нами никого не было, я взял её за руку: "Света, я давно хотел сказать тебе... я... люблю тебя". Слова выговаривались с трудом. К концу я почти шептал.
"Ну и чего ты хочешь от меня?" - спросила она.
"Ничего. Хочу знать твой ответ".
"Я не хочу говорить об этом!"
"Почему? Если я тебе неприятен - скажи, я уйду... Только скажи хоть что-нибудь. Я уже измучился совсем!"
Молчание...
"Свет, почему ты молчишь?"
"Иди ты на хуй!" - наконец почти выкрикнула она. Развернулась и пошла. Было тихо. Скрипел под удаляющимися шагами снег, проносились мимо машины, я смотрел ей вслед.
"Зря ты так", - сказал. Она не обернулась.
Я не обиделся... Помню только, было какое-то ощущение пустоты вокруг... и ни одной мысли... чувства тоже оледенели. Я отошёл в сторону и бухнулся в сугроб. Лежал, смотрел на звёзды. Встал, отряхнул снег, пошёл. На автомате, потому что надо было идти. Возможно, были какие-то прохожие, я их не видел.
Когда я проходил мимо междугороднего автобусного вокзала на "Щёлковской", кто-то с силой толкнул меня в плечо. С трудом подняв глаза, я увидел перед собой какого-то парня.
"Слышь, закурить дашь?" - "Не курю". - "Ну, тогда сразу деньги". Что-то знакомое почудилось мне в его голосе... "Нет у меня денег". - "Не пизди, мудило. Хуже будет!" Тут я вспомнил его.
В жизни случаются иногда странные совпадения... Это был тот самый раменовец, чуть не разбивший мои часы несколько лет назад. Меня он не узнал.
Обычно перед дракой у меня всегда немного холодеет в животе... Тогда страшно не было. Была какая-то отстранённость, как будто не со мной всё это происходило. А ещё было почему-то смешно. "Пошёл ты на хуй!" - выругался я впервые в жизни. И улыбнулся.
Я видел, как он отводит руку для удара. Слишком медленно, слишком самонадеянно. Время снаружи вдруг потекло как сгущёнка, только что вынутая из холодильника. А внутри... Какая-то жёсткая пружина распрямилась во мне, выкидывая вперёд кулак... слева, справа, ногой... я бил без правил, без системы, наугад, куда попало... за всё то чёрное, что я увидел сегодня в предновогоднем ночном небе, за размазанную в подтопленном солью снеге Любовь мою... Не помню, сколько всё это продолжалось. Очнувшись, увидел своего обидчика перед собой. Он стоял на четвереньках. Я нагнулся к нему: "В следующий раз я те яйца на хуй накручу. Усёк?" Пнул напоследок, уже без злости, и пошёл домой. Помню какое-то внезапное, непривычное чувство свободы, облегчения...
Дома родители и младшая сестрёнка наряжали ёлку. Тут был праздник. Я прошмыгнул в ванну, вымыл руки, чтоб никто не заметил крови. Прошёл в комнату и стал помогать им вешать игрушки.
Той ночью мне приснился сон. Снилось мне морозно-солнечное московское утро следующего дня. Вчерашний снежок, пройдя своими мягкими лапками по любимому мною городу, прикрыл белой обманчивой зимней пеленой то, что мы изуродовали, испохабили, налгали за прошлый год. Не забыл он ни одного дворика, ни одного садика. Заглянул и туда, где печально качался на скрипучих качелях кто-то такой знакомый, такой родной. Я хотел подойти, но не мог. Какая-то невидимая пропасть разделяла нас.
...Испуганная сестра разбудила меня - во сне я плакал навзрыд.
До сих пор мне кажется, что приходило тогда прощаться ко мне навсегда уходящее от меня моё Детство...
Я так и не узнал, почему она так грубо ответила мне... Ходили слухи, что ей нравился один паренёк из нашей компании. Возможно, ей тогда хотелось, чтоб провожал её он, а не я... Не знаю...
Два года спустя мы встретились в метро. Она ехала из института. У неё уже был ребёнок, которого она растила и воспитывала сама. Мы поболтали, но спросить о той предновогодней ночи я так и не решился...