Мы были вместе век тому назад.
И, кажется, был дом. И даже сад.
И я не помню, кто, должно быть, ты
Услышала: скулит. Мы увидали
На клумбе, где фиалки увядали,
Сучонка, орошавшего цветы.
Он вырос, стал клыкаст и рыком сипл.
C опаской на него окрестный пипл
Поглядывал. Мог разорвать шутя.
Но, если честно, всякую обиду
Легко прощал и был свиреп лишь с виду,
Характером же малое дитя.
Ты помнишь ли, как иноходью гордой
Он прибегал и в пятки мокрой мордой
Нам утыкался, простынь теребя?
Давно забыли оба. И прекрасно.
Но этой ночью я увидел ясно
Во сне и дом, и клумбу, и тебя.
Мы ссорились, бывало, но собака,
Подкрадываясь, лаяла. Атака
На нас его отчаянной была.
Стуча когтями, он молил о мире.
Сердца сжимались, и полёт валькирий
Воркующим сменялся бла-бла-бла.
Давно твои, барбос, истлели кости.
Разъехались хозяева и гости.
Погасла - да горела ли? - свеча.
Не вечно нам скрипеть, пора на вынос.
Но ты во снах за юбку и штаны нас
Растаскиваешь, жалобно рыча.