Мы были вместе век тому назад. 
И, кажется, был дом. И даже сад.
И я не помню, кто, должно быть, ты

Услышала: скулит. Мы увидали
На клумбе, где фиалки увядали,
Сучонка, орошавшего цветы.

Он вырос, стал клыкаст и рыком сипл.
C опаской на него окрестный пипл
Поглядывал. Мог разорвать шутя.

Но, если честно, всякую обиду
Легко прощал и был свиреп лишь с виду,
Характером же малое дитя.

Ты помнишь ли, как иноходью гордой 
Он прибегал и в пятки мокрой мордой
Нам утыкался, простынь теребя?

Давно забыли оба. И прекрасно.
Но этой ночью я увидел ясно
Во сне и дом, и клумбу, и тебя.

Мы ссорились, бывало, но собака, 
Подкрадываясь, лаяла. Атака 
На нас его отчаянной была.

Стуча когтями, он молил о мире. 
Сердца сжимались, и полёт валькирий 
Воркующим сменялся бла-бла-бла.

Давно твои, барбос, истлели кости. 
Разъехались хозяева и гости.
Погасла - да горела ли? - свеча.

Не вечно нам скрипеть,  пора на вынос. 
Но ты во снах за юбку и штаны нас
Растаскиваешь, жалобно рыча.