Аннотация: Если вы въезжаете в Рим с севера, не премините сделать полный круг, а то и два, на площади Республики. Наяды!
В заголовке - реплика обезумевшего от страсти Велюрова - Броневого. Интонационно выделяется первое слово, это принципиально. Второе слово мог бы выделить Костик - Меньшиков, которому наяда однажды досталась-таки, но он из деликатности этого не делает.
Кстати. В культовых "Покровских воротах" наяда Света - Догилева, может, даст, а, может, и не даст пожилому Велюрову - Броневому. По мне так она появляется довольно недвусмысленно в конце, разодетая и в нужной готовности. Можно спорить, предполагать. Но что Свету поимел по фильму Костик - Меньшиков - это же однозначно! это обсуждению не подлежит! Вокруг этого создается драматургическое напряжение: Велюров не спит, напиваясь и ревнуя; Костик отнекивается и т.д. И что вы думаете? Многие этот подтекст вовсе не просекают, а одного юного зрителя пришлось таки посадить перед экраном: сиди, смотри. Убедил.
Фильму, слава Богу, уже скоро 40. В 1982 г. мало кто "махал в Европу", шлюзы были ещё перекрыты. Все больше на выезде и преследует нас наше невыездное прошлое: обрывками мелодий, затерянными во времени словечками, цитатами из фильмов - как сейчас на площади Республики в Риме, у Фонтана наяд.
Наяды, они же нереиды - разновидность нимф, но водятся не в горах или лесах, а в водоемах. Сирены, те из другой оперы, не говоря уже о злобных Сцилле и Харибде. Наяды - девушки красивые и жизнерадостные. Некапризные, если только вы не станете принуждать их остаться на суше. Отзывчивые в любви.
Повезло юному Пушкину:
Среди зеленых вод, лобзающих Тавриду,
На утренней заре я видел Нереиду.
Сокрытый меж дерев, едва я смел дохнуть:
Над ясной влагою - полубогиня грудь
Младую, белую как лебедь, воздымала
И пену из власов струею выжимала.
Не от реки дрожь - рождена наядой! - это Цветаева.
Предмет велюровой озабоченности пловчиха Света - Догилева выступает в купальнике. У настоящих нимф, равно водных и сухопутных, таких предрассудков не было.
Каково же было изумление, восхищение, негодование, когда в 1901 году Марио Рутелли представил свою работу. Четверка совершенно не одетых очаровательных созданий, освежаемых водой фонтана, лихо мчится:
- наяда озер - на лебеде;
- наяда рек - на речном чудовище;
- наяда океана - на морском коньке размером с хорошую лошадь;
- наяда подземных вод - на драконе, хотя есть мнение, что на бронтозавре.
Изначально посредине была замысловатая композиция из трех тритонов, дельфина и осьминога. Она немедленно получила прозвище Fritto Misto. Так называется итальянское блюдо из слегка поджаренных останков морской живности - мелких и плохо узнаваемых на тарелке. С лимоном очень вкусно.
Рутелли был восприимчив к критике. Осьминога с компанией задвинули на другую площадь, а вместо них появился Главк (Glaucus). По Овидию, это морское божество еще в бытность человеком поело травы, которая сделала его бессмертным, но за это боги пересадили Главку плавники, рыбий хвост и жабры. В центре фонтана он отчаянно борется с дельфином.
Кто из вас, читатели моего возраста и приближающегося к нему, не слышал в прошлой жизни грозного слова "главк". Выше было только министерство. В главке решались судьбы заводов, КБ, людей. В главк засылали красавиц из проектного отдела и снабженцев с железной печенью. Остается только в очередной раз подивиться совпадениям, которые преподносят нам путешествия в пространстве и времени.
К фонтану вел акведук, безвозмездно отстроенный папой Пием IX в 1870 г. Этот благородный жест Пию не засчитали: через десять дней после открытия акведука Папская область со столицей в Риме была повержена, ей нечего было больше делать в единой и неделимой Италии. Папа заперся в Ватиканском дворце, обиженный на весь мир, лишившийся остальной недвижимости и всякой светской власти. А иначе, к слову, не видать бы потом Риму этого фонтана, как своих ушей. Женская обнаженная натура, да еще групповая и на открытой площади была бы совершенно немыслима в папском Риме, это вам не вольнодумствующая Флоренция.
Но и без пап у фонтана нашлись враги. Его обнесли забором. В результате то, что за забором, стало, разумеется, в сто раз притягательнее. Да и что значит какой-то забор, если горячие римские парни хотят взглянуть на красивых девушек. Забор вскоре напоминал решето, потом и вовсе пал. Состоятельная мужская публика на извозчиках или в собственных экипажах описывала по площади, в центре которой наяды радуются жизни, неторопливые круги. Пролетки сталкивались, пришлось закрыть подъезд конного, затем и автомобильного транспорта.
Старожилы помнят, что вон в том небольшом кафе можно было еще лет сорок (или пятьдесят?) назад видеть двух старушек, впрочем, очень хорошо одетых и подтянутых. Их было четверо - молоденьких натурщиц, которые позировали Рутелли. По понятным причинам делалось это тогда в глубокой тайне. Двоих жизнь сломала, две другие вытянули счастливые билеты. И вот эти баловницы Фортуны отпускают водителей, потом заказывают "эспрессо" и смотрят на себя и своих подруг, узнавая и не узнавая. Они почти не разговаривают, только смотрят, все глубже погружаясь в dolce far niente, "сладкое ничего" ...
К фонтану Рутелли на Piazza Repubblica проще простого доехать на метро, одноименная станция находится в двух шагах от центрального вокзала. Фонтан окружен двумя пышными полукруглыми дворцами. Совсем рядом церковь Богородицы и развалины терм Диоклетиана, где одновременно легко помещались и мылись 3000 человек. Это не опечатка. Есть точка, с которой одна из наяд оказывается как раз на фоне этих мрачноватых развалин. Оживленное движение, никто и не думает пялиться на великолепную четверку. Другие времена, другие нравы. Туристов мало. Площадь остается как-то в стороне от натоптанных маршрутов.
Можно понять наяду подземных вод. Ей доверен весьма ответственный участок. Когда-то в Риме добрались до таких скрытых природных резервуаров, и уже два тысячелетия, как нет проблем с водоснабжением. Смело пейте римскую воду из крана. Она не просто чистая, это самая настоящая минеральная вода, талая или родниковая, без газа.
"Над ясной влагою полубогиня грудь..." - и далее по тексту
А легко ли там, под землей, где и познакомиться толком не с кем и темень кромешная? Наяда немного рисуется, раскинувшись на спине чудовища. Дорвалась до солнца и неба. Руки заброшены за голову, кажется, и вправду, по Пушкину, выжимает "пену из власов". А когда струи ласкают её нагой стан, да еще в лучах солнца, и образуется маленькая радуга, хочется простить Рутелли нелепого Главка, и какие-то, говорят, огрехи Гверрьери, проектировавшего собственно фонтан.
