Песнь.
Когда ты дойдёшь до начала. Этой лестницы. Вишнёвый сад и белые девы моих слов станут тебе чужими. Ты откроешь свой, никому непонятный закон. Свод звучных аккордов души. Чтоб оставить ноты потомкам.
А пока, ты рядом со мной, на полу из тумана. Мы как голуби парим над грязным асфальтом. И ты смеёшься моим неумелым движеньям- закрывать уши на грубости прохожих. В этом городе нас давно считают сумасшедшими. Я хожу в белой рубахе до пят с лилиями на рукавах. Ты обычно свеж и прекрасен в своём чёрном костюме и широкой шёлковой накидке. Когда мы идём вместе, прохожие замирают от неожиданности. А я пишу книги. Множество книг, посвящённых прохожим. Но первым делом, они достаются тебе. Ложатся в твою королевскую ладонь и замирают, ожидая приговора. Который всегда - благословение.
У нас есть львы. Два. Рыжих, крепких льва. Они блуждают по замку. Теряются в галереях. Бывают дни, когда ни одного из них невидно. Значит, они играют в большой зале, согретые теплом камина. Но стоит появится незнакомцу с чёрным сердцем, львы возникают, как тени, преследуя его повсюду. Клинок падает из его руки и он возвращается в мир обновлённым...
По вечерам ты зажигаешь свечу и спускаешься в пустынные библиотеки. Когда это происходит, я варю для тебя тёплый древний шоколад, чтоб ты согрел своё сердце. А сама иду танцевать под звуки ночной флейты- влюблённый юноша играет по ночам в нашем саду. Влажная листва скрывает его облик, предрассветный ветер прячет в шорохе трав шаги, когда он уходит.
Ты учишь меня древним языкам. Хрупкие от старости фолианты, становятся страстно- могучими в твоих руках. Ты читаешь мне легенды забытых народов. А я вплетаю твои тяжёлые слова в мягкие волосы. Сверкает гребень. Говорят, все принцессы были черноволосы.
Когда вечерняя свеча истаивает, ты подхватываешь меня на руки и несёшь в спальню. Кровать с балдахином всегда убрана белым шёлком, что вобрал в себя запахи путешествий и звёзд. Мы засыпаем, как дети, запутавшись в словах и пожеланиях спокойной ночи- просто обнимаем друг друга, зная, что встретимся во сне.
Твои ястребы давно стали символом утра. Они, как два напоминания о жизни, стучатся в круглое окно спальни. Я встаю и отворяю его навстречу ветру, утреннему солнцу. И пока ты спишь, выбираю сверкающие одежды, чтобы спуститься вниз и самой распорядиться о завтраке. Знаю, ты вкушаешь не всякую пищу. Но готовлю лишь по субботам. И тогда обеденная зала наполняется запахами диких лесных трав, корений и.. легким ароматом старого вина. Когда стол накрыт, я сама поднимаюсь разбудить тебя.
Твой род, твой герб, твоё имя. Моё чудесное появление, моя первая улыбка.
Если в этой местности когда-либо случались настоящие чудеса, половина из них - в нашем замке.
Хотя бы моё появление.
Оно загадочно.
Мой род происходит от мудрых дорров, живших отшельниками в глубине лесов. Именно они положили начало письменности в Ношердском городе. Они правили и проповедовали о любви и силе человеческого сердца. Нашему роду принадлежит неисчислимое количество рукописей по теологии, философии и медицине. Тверг Самосский, мой прадед, был мистиком, много времени провёл в скитаниях и паломничестве. Вырастив двоих детей, стал пиллигримом - оставил родной город. Его библиотека до сих пор поражает молодых учёных, навещающих наш дом.
Отец и мама встретились зимой. Их сердца пылали. Появилась я. Не такой, как остальные дети. У меня с рождения были длинные чёрные волосы и длинные пальцы. Говорят, моя пра-пра-пра- бабушка вышла замуж за черноволосого эльфа.
Я училась петь в утренних лесах, разным языкам меня учил отец моей мамы, мудрый человек. Занятия с дедушкой всегда были похожи на волшебство. Слова и буквы, как птицы, садились на ветки моей души и выплетали замысловатые узоры- так рождались первые стихи. Когда я была маленькой, за мной часто приходили монахи и уводили в тихую, сияющую церковь в глубине леса. Там я училась сердцем. И этих таинственных походов не забуду никогда. Монахи мало говорили со мной, только приводили и оставляли наедине с чудесными ликами, древними книгами и письменами.
Я взрослела. Однажды мои родители решили показать мне город. Все втроём, надев длинные накидки с капюшонами, мы вышли из зелёного леса, пересекли поле и попали на безлюдную улицу, которая вывела нас на мостовую. Базарная площадь шумела- толпа, как извилистая волна, вставала на дыбы. Печальная картина, правда? Они все жаждали- кто-то денег, кто-то куриц к обеду, другие- требовали внимания, власти. Некоторые хотели быть обманутыми, искали глазами брызг. Тугие, тугие путы эти толпы. И тогда я расплакалась от бессмысленности. Родители сказали, что мои глаза голубые. Я сняла сандалии, я пошла босиком. Родители сказали, что на моих рукавах расцвели лилии -и теперь так будет всегда.
С тех пор, все мои друзья срывали по цветку с рукава. И он никогда не увядал.
Я стала носить короткие юбки и колпаки с колокольчиками. Все знакомые знали, что я хожу босиком и происхожу из рода дорров. Поэтому однажды пригласили меня учиться в Университет. Я согласилась и раздарила все колокольчики. К тому времени уже прошла война во Вьетнаме и бомба на Хиросиму разорвала тысячи сердец романтиков, влюбленных в первую заглавную букву слова Человек. В моде был рок-н-ролл, в старых "паккардах" всё ещё звучал голос Эллы Фиджеральд. Сначала я присоединилась к коммуне хиппи. Но когда мой лучший друг сошёл с ума от наркотиков, зелёный змей проглотил его с потрохами, я отрастила длинные волосы и спрятавшись в них, вышла из города, неузнанная никем.
Я вернулась домой, в тихий лес. Родителям сказала, что у меня каникулы. Жители нашего городка всё ещё пользовались лошадьми для передвижения, ходили в длинных одеждах. У нас всё ещё существовала должность хранителя времени и фонарщика, зажигающего свечи уличных фонарей...
Приехав, я несколько дней провела в библиотеке- залпом читала работы философов и историков, пытаясь найти противоядие, стереть печать цивилизации со своей души. Но по истечении некоторого времени, я поняла, что моя душа древней выдержки- она так сильна и густа, она так много впитала радости и гармонии, так прекрасны её истоки, что никакие дикости и болезни цивилизации не нарушат целостности такого маленького существа...как я.
В эти дни я много гуляла, ходила в старую церковь, беседовала с дедушкой в апельсиновой аллее, а ночью ныряла в душистые травы и смотрела на звёзды.
Моя мама желала, чтоб я осталась. Они с отцом не ведали, что творится сейчас в мире. Да и не хотели. Я охраняла свою родину от ударов разочарования, как берегут воспоминания о детстве. Поэтому мне пришлось просто уехать как-то поутру, оставив письмо маме.
К моменту моего возвращения Лондон уже отпустил в вольное плавание последних хиппи. Улицы, словно потёртые флаги, тускло шевелились обыденными прохожими.
Берроуз уже был хорошо оплёван критиками, вместе с "Голым завтраком". А Жан Лиотар, озадаченный проблематикой постмодернизма, занимался написанием увесистого труда. Друзья в университете успели меня потерять. Так что, возвращение стало полным радости и открытий.
Был дождливый сонный день. Я ,сидя у окна, перебирала чётки, думала о доме. Хотя на столе,прямо предо мной лежало множество бумажег и бумаг,скомканных, в презрении разорванных- так нехотя рождался рассказ. И вот, я встала, накинула плащ с глубоким капюшоном и вышла на улицу, в поисках заветного вдохновения... К слову сказать, некоторые соседи не любили меня. Может, это было вызвано природным лепестопадом из запястий или же вольной манерой ходить босиком..Не знаю. Но первое,на что наткнулась при выходе из дома- горстка свеженаточенных кнопок, которые, не замедлив, кровожадно впились в пятки. Я медленно повернулась, закрыла дверь длинным ключом и побежала по узкой каменистой дороге, оставляя алые следы...
Ливень прогнал всех прохожих с пути. Я шла и заглядывала в зеркальные глазницы улицы. В глубине которых сияли маяки фонарей, грустно-стекляные лики ветрин, чья-то маленькая туфелька в холодной луже... Ногам было щекотно. Шла словно по ледяному лезвию, держа на плечах тяжесть небесных потоков. Платье вымокло и тело видело мокрую пляску стихии. Дрожь опрокидывала тело, трясла в своих невидимых объятьях. Стемнело. Двери в подъездах уже закрыли на ночь и я осталась совсем одна в далеке от дома. Вновь неизвестная тропинка подхватила мои пятки и исчезла за поворотом... Так я оказалась на окраине города перед воротами огромного строения. То ли дома,то ли замка. Все бока были крепки и темны,хранили в себе углубления- узкие,но высокие оконца. Первый этаж глазаст чрезмерно-широкими окнами с сеткой паутинок по углам. Шпиль одинокого строения упирался в самое небо,чем, наверное, щекотал тучи... Дождь одел меня в дрожь сполна, так,что видение маленького огонька внутри замка показалось чудом.
Я дёрнула за железное кольцо- стук встрепенулся, словно бабочка. Через некоторое время послышались шаги. Проскрипел замок, и в щель на меня пристально смотрели два чёрных глаза....Лицо. Тонкое, разбуженное ото сна уединённости, с тенётами детства на скулах... Я улыбнулась. Не здороваясь. Он тоже молча осмотрел меня, промокшую, почти весёлую. Улыбнулся босоногости. И вздрогнул,увидев,что стою в лужице из белых лепестков...
Впустил. Сказал лишь : "проходите" и исчез в дальних залах... Я нашла камин,белое расшитое полотенце и еду. Так,словно кто-то ждал меня здесь. Мрачные и молчащие своды комнат, чешуя пыли в галереях разбудили во мне небывалое любопытство и я шагнула в длинный коридор. Здесь, в широком каменном рукаве, со стен смотрели портреты серьёзные, тихие, задумчивые... Множество лиц,объединённых чуть заметной схожестью. Что -то глубокое, может, скрывавшееся во взгляде, уголках губ или изгибе бровей объединял их в общность, древнюю династию. К которой, видимо, принадлежал хозяин. Имени которого узнать не удалось...
Всю ночь я бродила по залам, забыв про усталость. В этом мрачном замке, куда никто ранее не заходил надолго, я чувствовала себя ребёнком, нашедшим в морском песке драгоценные ракушки...
На третьем этаже оказалась библиотека. Её содержимое было более скромным,нежели наша, дорровская. Но это не помешало мне обнаружить несколько интересных экземпляров и с головой окунуться в чтение. Пришёл сон. Прокрался незаметно, объял меня, сделав ресницы тяжёлыми, мысли густыми,непроглядными... Я уснула за книгами. А проснувшись вскоре, обнаружила первые лучи солнца на своих запястьях и тёплую пищу на столе...
Итак, шёл третий день. Я всё бродила по переходам замков,но хозяина так и не встретила... Всё это время,начиная с полудня, моим увлечением были звери, наполнявшие правое крыло замка. Они блуждали по залам, тихо перебирая пушистыми лапами. Два огненных льва. Как два солнца освещали тьму лестниц и длинных коридоров. Когда я встретила первого, испугалась, но не подала виду. Лишь мерно качнула рукавами. Лев подошёл, сорвал локон моих волос и мы начали неслышно играть.Лишь где-то в глубине залы послышался, как порыв ветра, тихий смех...
Я пошла дальше. Рассматривала старые картины, обветшавшие гобелены на стенах. И вдруг, погасла свеча в углу, но непонятный источник продолжал светить. Это был второй лев, двигающийся медленно, сияя, из дальнего конца комнаты. Я зажмурилась. Зверь приблизился.. Оказался огромным -выше меня ростом. Сорвал локон моих волос. Исчез в темноте.
В комнату ворвался ветер, открыл настежь продолговатое резное окно. Впустил летний вечер внутрь. За окном, там, в далёкой реальности трав и деревьев, заросшего сада и запутанных тропок, цвёл миндаль. Этот запах одел меня, платье сделалось призрачно белым, длинным, несколько упавших лепестков лилии замерли у кромки платья словно рассмеявшиеся звёзды, да так и остались . Надвинулись тучи, я слышала их густой сизый бас. Рухнул ливень. Поджёг кусты акаций и роз прозрачным пламенем нежданных ударов, мокрых всполыхов влаги. Несколько капель упало мне на лоб. Ожерелье прозрачных бусин застыло, проскользнули прохладные нити, пролились под волосы, образуя дугу... Словно утренняя корона тонких чистых мыслей вокруг головы. Запястья стали прохладными, свежими. Лепестки уже не падали,только сочилась роса из впадин.
Теперь я чувствовала себя собой совершенно, уже нисколько не удивляясь чудесам этого замка. Моё сердце было обращено назад, в детство. Я вспоминала мудрые лики монахов, их пёстрые широкие ладони. И необыкновенную бледность икон, смотревших со стен монастыря. Воспоминаниям не было конца. Они тянулись, как ветви к солнцу, как маленькие руки детей к матери, как уставшее сердце странника- к пристанищу.
И вот тогда появился ты, Драгомир, помнишь ли? Как вошёл ты в залу и застыл. Весь тонкий и статный. С лицом неведомой птицы с древних библейских гравюр. Да, твои глаза пылали тихо, огнём бесконечного спокойствия, умиротворения и силы. Тем огнём, которого не дано иметь земным людям,склонным к мелким склокам и безумным страстям. Ты остановился напротив меня. Посмотрел в глаза. Шелохнулись крыла твоих одежд. Задвигались складки серебристой мантии. И в этот миг что-то развязалось, исчезло, свалилось на пол ненужной постаревшей тенью. Скомкалось внутри и вытолкнуло следующий стук моего сердца. Двинулось , запустило давно забытый механизм крика. Крика тоскующей души по Свету. По ответу. По тому долгожданному мигу, когда каждый снимает латы. Когда меч и щит- защитники от страдания и смерти становятся ненужными. Когда часы жизни начинают отсчёт бесконечностью.
По тому долгожданному необъятному мигу обретения Дома. В душе любимого.