... Пусть она доживёт...
Ряд палачей кинулись восклицать навзрыд... "Мы посылали ей воронов. Мы посылали ей дрожащих сиплых женщин,борющихся со сном в потёмках улиц.. А она выбирала жизнь. Сейчас,когда ноги её танцуют на жилах высохших дорог мы не можем ей позволить...Свернуть".
В метре от моих ступней скрипели ноги ржавой виселицы...Рвался рассвет из калдобин, спотыкался и валился отцветшим мешком солнечных лучей на площадь. Я оглядела собравшихся: толпа бескорыстных босых подростков,чьи глаза находились на лице по чистой случайности...чьи глаза служили неумелой декорацией,прикрывающей наготу.
"и хххватит! Каззззнить"-топали юнцы своими костлявыми языками. Воздух. Струи язвенной прохлады. Рваные громады облаков. "Казнить..." неслось вверх, падало на одно колено, комкалось "казззнить..." ударялось о головы судей, и пряталось в чёрных звонких мешочках приготовленной заранее оплаты. За топорную коронацию головы.
"Разбрестись разухабистой зарницей пьяно...Пустоглаво.Главно чтоб я .Рубил.Голуби..." -бормотал безумный король. Слёзы восторга капали на чёрную мантию. И били в бубны. И было черно от закатных пчёл,чьими ульями стали фокстроты придворных дам, бриллианты их помутневших сердец. Самый горбатый граф ковырял тростью умных слов белокурую голову молодого слуги. Аристофана натирала туфельку воском, длинные кудри падали на мягкую землю золотистым зерном. На скакуне резвился паж...
Когда час пробил, натянули сети и спустили в пруд прозрачных вод. А там,на земле,в глухой темноте плакала Сильвия и просила его вернуться,безнадёжно расчёсывала волосы гребнями звенящих пальцев. И было ещё два. Ребёнка. Качались в колыбели,напоминая о первом одиноком рождестве. И торчали стрелы, его поэтичной рукой пущенные в душу. Иссушенных слёз пятна на листах со строками...Что сгорят в языках костра. Вот,она. Гибкотелая нимфа. Белоснежная арфа,потерявшая прикосновение музыканта. Утратившая форму, расплавленная галактика печали.И вот, он танцует, как ящер,стягивает кожу- этот её муж, неудавшийся правдивый художник. Чья рифма заплуталась и упала раненной ласточкой Сильвии на грудь...Ещё чуть-чуть...До начала. Но дыханья не стало. Ничего...
Только сети принесли камни, запах серы и Сильвии мягкие бубенцы дыхания по ту сторону. Здесь станут судить безумно. По-королевски.
Встрепенулся ряд оскаленных палачей. Немые верёвки ждут тяги. Король одряхлел и
состарился(он любил так играться и превращаться в старика с чертами чердачной куклы). И вот,он сидел, сморщенный и надутый, как овощь. Ждала маленькая голубокровая ручёнка в кармане,чтобы взмахнуть наугад приговор...Мальчишки в толпе изогнули шей, склонившись над бронзой тонкой женской плоти...Изорвал свои одежды только придворный плотник,чтоб уложить на лоскуты поэтессу. Сильвия...Проснись...Голубые ленты рук плотника касались лба и глаз...Сильвия, это бывает лишь раз,когда ты встанешь и разорвёшь нелепый возглас короля. Сбежишь под свод монастыря. К верхушкам талых вод...Но спишь, из опрокинутых ладоней восходит музыка
прошедшей боли...ты спишь, как раненная лань...в последний долгий раз.
Вот,палачи смешали басы. И рвут беззубые шаги к лежащей деве... застыли враз все голоса толпы. К распластанной и тихой подходили глядеть на златоглавую ладонь, что линии поэзии пронзили...
А приговор... Зачем? Здесь все виновны..Все те, кого сетями принесло...На берега, которых не омоют волны. На берега, где вечно сыро и темно.
И вот, когда истерзанный вельможа поднёс три факела горящих,когда застыли зрители, смотрели: как медленно встаёт палач, и ищет недостающее тепло жертвенной головы...
Я срываю пелену кулис и навзрыд плача, откидываю палача и Сильвии истерзанную душу подбрасываю к синим небесам, давая внутренний обет глазам: следить,пока сам Пётр двери не откроет... со вздохом: "Пусть живёт..."