В этой книге собраны статьи написанные в разное время. Мои взгляды на Сталина и его драматическое время менялись в зависимости от возраста. Начинал я с того, что с пафосом заявлял: "Да у Сталина руки по локоть в крови!".
Но с возрастом, приходило понимание драматизма истории и политики, в том числе. Потому что политика и делает историю...
И вот сегодня, я начинаю понимать, что большие политики современности, всегда отражают в своей деятельности волю большинства. И в их деятельности нет выбора между добром и злом. Политик всегда вынужден выбирать между большим и меньшим злом!
А Сталин был таким политиком, который прислушивался к голосу народа, который всегда решителен, бескомпромиссен и жесток.
Корни сталинского террора лежат именно в этой плоскости, потому что народ не стесняется в средствах и всегда требует крайних мер для разрешения исторических коллизий.
Ещё одна причина публикации этой книги заключена в том, что Россия сегодня, превращается в мирового изгоя, так же как СССР был в числе стран-изгоев накануне Великой Отечественной войны.
И сегодняшняя травля президента России Путина, напоминает травлю Сталина в те предвоенные годы. Поэтому говоря о Сталине, я имею ввиду и Путина!
Надеюсь, что эта книга будет отражать эволюцию моих взглядов на Сталина и его эпоху...
"...Наполеон спросил в два часа ночи одного из своих приближенных" "Что будет во Франции после меня?" - "Ваше Величество, Ваш преемник, который справедливо будет опасаться, как бы в свете Вашей славы не показаться ничтожным, постарается подчеркнуть недостатки Вашего правления..."
Стендаль "Жизнь Наполеона"
СМЕРТЬ ВОЖДЯ
Я понял коммунизм - как напоминание о неисполненном христианском долге. Именно христиане должны были осуществить правду коммунизма, и тода не восторжествовала бы ложь коммунизма...
Николай Бердяев "Самопознание"
Сон, который он увидел, повторялся в войну почти каждый год и только сейчас начинал забываться...
Из-за горизонта, заполненного зелеными цветущими холмами, с полями-огородами посреди садов, появляется большой пассажирский аэроплан, натужно ревя моторами. Блестя большим сигарообразным алюминиевым телом с ровной строчкой кругов - иллюминаторов, аэроплан дотягивает до невысокого круглого холма, цепляет гондолой огромное дерево, спотыкается на лету, клюет носом и взрывается стеной желто-красного пламени. Клубы черного дыма закрывают картину...
Проснувшись, Сталин долго лежал в полутьме рассвета, сдерживая сердцебиение, и силился успокоить себя, внушить, что это видение следствие всего лишь чрезмерно плотного "обеда", закончившегося под утро... Покряхтывая, Сталин приподнялся с подушки, выпростав из-под одеяла худые стариковские ноги в белых кальсонах, сел на кушетке, нажал кнопку вызова "денщика" и одновременно включил свет. "Что-то совсем плохо стало со здоровьем. Надо бы на юг поехать, там сейчас уже миндаль зацветает...", - подумал он.
Одевшись, Сталин перешел в столовую и, выпив крепкого чаю, покурил, не чувствуя однако удовлетворения и сожалея, что так и не смог перебороть в себе эту дурную привычку к табаку... Походил, постоял в углу малой столовой, разглядывая резной орнамент на буфете и снова зашагал по комнате.
..."Проклятая старость". Он поморщился, передернул худыми плечами; шею неприятно стянуло жестким воротником полувоенного кителя. Все раздражало, причиняло неудобство и боль. Даже растоптанные сапоги, шитые из самой мягкой кожи, и те тяжелыми кандалами повисли на ногах. Голова кружилась. Вчера чуть было не уронил на себя платяной шкаф в спальне, так неожиданно и сильно качнуло, бросило в сторону. Он с испугом понял, что на несколько секунд потерял сознание. "Надо рассказать врачу об этом случае. Но кому? Виноградова посадили - и за дело. А остальные, что они могут? Жалкие карьеристы. Боятся меня, трусы несчастные! Хотя бы один из них сказал, что со мной. Трусят и льстят безбожно. Неужели нет ни одного, кто бы мог прямо и просто объяснить, чего мне надо опасаться и когда готовиться к смерти".
Сталин облокотился о колено, вялая старческая спина согнулась. Седой ежик жестких волос уколол морщинистую шею. Заныли нудной привычной болью почки. "Надо вызвать этого старика, Войно-Ясенецкого, из Крыма. Только он со своим Богом и "гнойной хирургией" способен и диагноз вслух произнести и душу утешить божеским благословением. Этот поймет; ведь он сам прошел через тюрьмы и ссылки, правда уже в наши дни, и нашел-таки утешение в служении Богу..."
Мысли Сталина постепенно отвлеклись от болезней, и сознание, проваливаясь в прошлое, стало рисовать ситуации и случаи из длинной, наполненной событиями и действиями жизни...
Иосиф Сталин - тогда еще Сосо, - много читал. Семинаристы тайком передавали из рук в руки Шекспира, Шиллера, "Историю культуры" Липперта. Но больше всего полюбились ему книга грузинского писателя Козбеги "Отцеубийца".
Её герой, Коба, горец, бесстрашный и хладнокровный мститель, выступает против произвола чиновников, против подлости царских прислужников, становится благородным разбойником и в неравном бою, попав с друзьями в засаду, один из всех ускользает из ловушки.
Отныне Коба стал для Сосо божеством. Вдохновленный примером, Сосо тренирует тело, закаляет волю, воспитывает в себе мужество и бесстрашие, что почти сразу замечают однокашники.
Однажды Сосо-Коба решил проверить силу воли и не спать, сколько сможет. После двух бессонных ночей ему стало плохо, начались слуховые и зрительные галлюцинации. Кофе уже не помогало. На третьи сутки ему особенно было нехорошо: раскалывалась от боли голова. Вместо сна приходили кошмары: казалось, что руки, ноги и голова вдруг начинали разбухать и достигать страшных бревно-образных размеров. Сознание затапливали образы беспричинного давящего ужаса, еще мгновение и тело, и голова разлетятся в клочья, в осколки, взорванные изнутри страшным давлением.
"Боже! Спаси и сохрани! - повторял Иосиф просебя. - За что мне такое наказание? За мою гордыню, за ненависть к этим аристократам и богачам, этим фарисеям в клобуках... Боже! Боже! Я не вынесу этой боли!..".
И, вдруг, словно переполнив чашу страдания, боль исчезла, в глазах полыхнул божественный свет, и голос из страшной тьмы воображаемого запредельного произнес: "Иосиф!!! Готовься к избранничеству. Ибо тебе будет дано все, чтобы спасти народы от несправедливости. Отныне твоя жизнь должна быть посвящена борьбе с угнетателями и притеснителями народов. И станешь ты, как Коба, жертвой и спасителем!!!".
И так велико было впечатление, так потрясен был Сосо видением, что потерял сознание...
Утром товарищи стали будить Джугашвили и обнаружили, что он болен, горячий как печь и бормочет бессвязные слова.
Через неделю Иосиф поправился... Еще через год под подушкой Иосифа были найдены запрещенные социалистические брошюрки, за что он и был исключен из семинарии...
Всплыли воспоминания, которые он обычно старался гнать от себя. После исключения: ни работы, ни прошлого, ни будущего. Одна надежда и вера в борьбу за права простых людей. И, вдруг, арест; почти полтора года Иосиф провел в стареньких тюрьмах Кутаиси и Батуми. Отношения между зэками и администрацией там были самые патриархальные, но случались и взрывы эмоций, почти бунты, борьба сильных характеров. После тюрьмы и ссылки Иосиф годами ходил по улицам как убийца, за которым гонятся полицейские ищейки.
И сейчас, чаще весной, его охватывало чувство опасности и возбуждения, далекие отголоски той реальной опасности быть арестованным или просто убитым шпиками. И потому бакинская тюрьма показалась ему местом успокоения; так трудно было жить на свободе...
Рассчитанная на 400 человек, тюрьма вмещала полторы тысячи. Арестанты спали вповалку на ступеньках лестниц, в коридорах. Уголовные и политические перемещались по тюрьме свободно, все двери из-за тесноты были распахнуты настежь.
Среди заключенных были и "смертники". Они ели и спали вместе со всеми. Ночью их выводили и вешали в тюремном коридоре; слышны были стоны и крики. Кобе казалось тогда, что он ничем не может помочь обреченным, и, закрывая глаза с вечера, он старался покрепче заснуть, чтобы не слышать всего происходящего.
Тогда же он познакомился с заключенными, на совести которых были ограбления, а иногда и убийства. Этим они были ему интересны. Он тогда уже понял, что люди действия - это люди решительные и способные на все, они могут пройти сквозь строй не дрогнув и убить предателя или изменника...
Сталин сощурился, остановился напротив окна, вглядываясь в темноту ранних весенних сумерек.
"И тогда, - продолжил он внутренний диалог, - я впервые понял, что самые храбрые люди бояться того, что случается, происходит не с ними, а рядом, на их глазах. Ведь в коридорах тюрьмы не раз случались драки между уголовниками, и это как-то особенно угнетало политических, тех, кто далек был от реальной борьбы, живой крови. Нас, эксистов, это только возбуждало, горячило".
Один раз на лестнице, ведущей в политический корпус, повздорили молодой рабочий из новой партии прибывших и опытный зэк, уголовник по кличке Грек. Рабочий был сильным и здоровым парнем, а Грек изможденный многолетними "сидениями", впал в истерию и изловчившись, ударил рабочего ножом и убил его. Иосиф видел это и, вдруг, понял, что и сам вот так может воткнуть нож в тело другого, что ему не страшно и ответить потом за такой поступок: в его жизни было столько плохого, что он сам стал частью этого мира насилия. Но, главное, он верил, что только борьба поможет несчастным рабам сбросить иго буржуазного господства. А какая борьба без крови?
Ему вспомнились кичливые, грубые повадки горийской знати и нищета, в которой приходилось расти. А рядом - пьянство и барство разодетых в шелка и меха ничтожных нуворишей. "Черт бы их всех побрал!" - ругнулся Сталин и ударил в сердцах крепко сжатым кулаком по ладони...
"Да, - продолжил воспоминать Сталин, - тогда я был много смелее. Сейчас меня гнетет страх. Это какая-то истерика, нервы...
Вот и сны стали сниться, - он закурил, - надо пригласить сегодня всех и сказать им, что жить мне осталось недолго... Но как вспомню эти лживые завистливые лица... Неужели Ленин умирая, вот так же думал о нас, остающихся здесь? Нет, он был другой, хотя тоже не был святым и хитер был, и знал, кому что сказать. Вот в молодости он был орлом!..
...Да, таким он был тогда, на конференции большевиков зимой в Финляндии. Стоял морозец, и белый снег завалили все деревья, и скрипел под ногами. Пахло вкусными щами из станционного буфета, и крепким табаком, который курили почти все делегаты. Мы шли группой, и я надеялся, что вот-вот нас догонит он, Ленин, но оказалось, что он уже сидел в зале и говорил с делегатами. И когда я его увидел, то разочаровался: ожидал что он все-таки повыше ростом и лицо значительное, а тут - низенький, плотный, почти лысый и картавит...
Но уж когда он заговорил, то все замерли, так у него быстро, четко и понятно выходило. Я в восторге подумал: вот сила логики, вот у кого надо учиться, кому надо подражать...
...А ведь тогда, в болезни, он мне что-то хотел сказать, объяснить мне из тех далеких времен, что-то важное, чего не надо делать, чего надо опасаться...
Наверное, хотел предупредить, что не надо болеть долго, что надо умереть быстро, чтобы над тобой не смеялись, не успели забыть, не стали жалеть. Бог мой! Ведь он хотел умереть, но уже не мог, не владел собой. Его охраняли как реликвию жена, сестра, родственники. Они хотели, чтобы он подольше жил, даже так, получеловеком...
А ведь он просил у меня яду. Он понимал...
Но почему у меня?..
Он знал: я его пойму. А я не захотел, побоялся, пожалел и все равно меня подозревали... Троцкий, Зиновьев... А ведь когда он умер, я плакал, я понял, что теперь я один, теперь только сам могу ответить за все, что произойдет... А он был как отец: и поругает, и побранит, а потом спросит: "Товарищ Сталин. Как вы думаете"? А я и рад: ведь сам Ильич просит совета...
И вот что страшно: он умирал молодым, а я ведь старик и нет никого из тех, кто был там и тогда... Но я хочу, хочу знать, что он хотел мне объяснить..."
Сталин ощутил сильную боль и, стыдясь этой напасти, - почки начинали подводить - не мог уже успокоиться, ходил из угла в угол и думал, думал...
"Как же так могло случиться, что я остался совсем один. Ведь были же друзья, были люди, с которыми вместе воевали, вместе в ссылке и в тюрьмах сидели. Сотни таких людей было, а в живых осталось от силы с десяток, и тем я не верю. Я никому не верю, я пропащий человек. Я сам себе не верю!"
Вдруг, в очередной раз подумалось: "Жизнь-то кончается, а нет никого во всем мире, кто бы был мне предан по-человечески, без подхалимажа и служебного рвения. Казалось бы, самые близкие люди, которых я знаю уже лет сорок...
Ну вот, хотя бы Молотов. Чего ему не хватало? Ведь я ему доверял бесконечно и приблизил очень. И всё недоволен. Мне говорят люди, что он, побывав в Штатах, посидел там с политиками и набрался идей...
А по-моему, его там просто купили. Пусть не прямо, но купили и он теперь мне не нужен. А он лезет, ездит на дачу ко мне. Я ведь запретил говорить в секретариате, где я, куда уехал.
Конечно, одно дело сидеть в Вашингтоне и, представляя победивший Советский Союз, изображать из себя стратега, и другое дело здесь, в Москве, где все свои и все знают, кто делал эту громадную победу...
А ведь я перенес все, и особо плохо было в начале. Ведь я верил, что у этого параноика Гитлера не хватит духу, я знал, что это невозможно, и потому, не верил ни Шуленбергу, его намекам, ни нашему послу в Берлине, этому, как его... Фу, черт! Опять фамилия выпала из памяти... Но не важно... Я выжидал и готовился, и деваться было некуда, не на кого было положиться. Кругом одни предатели, все те, кто хотел меня свергнуть, убрать, убить чтобы править самим, не имея понятия об ответственности и одиночестве того, кто принимает решения.
Одно дело писать теорию и кропать статейки о стратегии партии, а другое решать когда и сколько людей надо переселить, перегнать с места на место, чтобы не было смертоубийства и национальной вражды. Кто из этих "деятелей" взял бы на себя ответственность за тех людей, которыми надо было пожертвовать, ради блага народа, блага Союза?!
И ведь не я начал эту борьбу. Еще Ленин учил меня беспощадности..."
Сталин поежился, поднялся с дивана, подошел к окну, глянул в сад, на деревья, засыпанные влажным снегом, прошелся по столовой, снова сел... Тихо в саду... Еще тише в доме...
"Боже! Сколько крови пришлось мне увидеть за жизнь. Но, пожалуй, самая страшная кровь была в степях под Царицыным, когда схватились в рубке наша и деникинская конница. Ужас! Десятки тысяч всадников, обезумевших от злобы и страха сцепились на этих пространствах... А что было после боя? Не передать. Тысячи тел человеческих и кучи мертвых лошадей, и кровью пахнет, кровью земля полита. Буквально! После того я спать не мог. Все мерещилась смерть с косой, иначе нельзя было представить причину этого ужаса...
Вот тогда я понял, что не надо бояться крови и если бог такое позволяет на земле, то это так и должно быть...
А Клим ведь был тогда тоже там. Или кто еще. Егоров, кажется, тоже там был. И, как мы тогда верили, что выиграем и все, конец на долгие времена - счастье и мир...
Ан нет. Сильному все завидуют. Егоров стал предателем. Тухачевский - агент фашистов. Блюхер хотел отделить Дальний Восток от Союза. Даже Клим, и тот переменился. Он думал, что если он мой друг, то можно всё этим покрыть: и провал на финской и потом на Ленинградском. Тьфу! Стыдно!..
Я никого не боюсь. Пусть болтают, сплетничают. Мне это надоест терпеть, и я покажу, кто Хозяин здесь. Им все кажется, что они хорошие, а я плохой. Но кто им дал возможность жить безбедно, в почете? Кто самую грязную и жестокую часть работы на себе тащил? И потом, кто подготавливал, кто разжигал во мне ненависть? Я это только сейчас начинаю понимать, кому это было выгодно..."
Сталин снова поднялся, на негнущихся ногах прошелся по залу прихрамывая - затекли от неподвижного сидения, - проковылял в противоположный угол. На ходу массируя бедра, приткнулся на стул, сгорбился и надолго затих...
"Зачем было все это: борьба с оппозицией, индустриализация, коллективизация, борьба с "врагами народа". Я ведь уже тогда прекрасно понимал, что никакие они не враги народа, а просто люди, которые хотят удовлетворить свое тщеславие, свой эгоизм и потому злоумышляют против меня...
Людям нужен человек, который бы был громоотводом, на который можно было бы "повесить всех собак". Они как бы не хотят понимать, что цель оправдывает средства. Они думают, что блага можно добиться только добром, но ведь это не так. Любой, кто брал на себя ответственность за порученное дело, знает, что существует множество непредвиденных препятствий между словом и делом, теорией и практикой...
А если ты возглавил страну, которая проводит эксперимент всемирного масштаба, когда ты отвечаешь за жизнь и счастье более ста пятидесяти миллионов людей, и когда ты изо дня в день работаешь по пятнадцать часов... А тут тебе говорят, что Троцкий критикует тебя за твою решительность, что Бухарин и Каменев с Зиновьевым собирались вместе и решали, как помешать тебе...
Им кажется, что так будет лучше, если они уберут меня. Но никто из них на себя ответственность не возьмет. Нет, не возьмет!
Им хотелось, чтобы я за все отвечал сам, но делал как им удобно...
В любом деле бывают ошибки, перегибы, неожиданные препятствия. Но ведь это жизнь и другой не дано...
А они все умны задним умом. Ведь критиковать сделанное всегда легче, чем сделать что-то самому. Критиковать это значит мешать делу...
Они все хотели, чтобы социализм в Союзе пал и тогда они оказались бы правы: Троцкий в том, что необходима мировая революция; Бухарин - в том, что можно, лично обогащаясь, строить коммунизм. А я доказывал всем, что не только социализм построить можно, но еще и войну великую выиграть и верить, верить до конца, что социализм осуществлен на благо народа, не на благо этих бюрократов-захребетников, путаников и саботажников...
...Однако, только сейчас я начал понимать о чем силился сказать мне Ленин, что он хотел объяснить тогда, когда просил меня достать ему яд. Он, конечно, понимал, что умирает. Он говорил мне, что его отец умер тоже в 53 года, и мать от этой же, такой же болезни"...
Иосиф Сталин пошевелился, неловко повернул голову и перед его глазами на миг все в комнате поплыло, сдвинулось со своих мест. Это состояние уже стало привычным и потому Сталин замер неподвижно. Все пришло в норму, вновь стало как было и Вождь продолжил размышления:
"На чем я остановился? А вот! Надо будет сегодня же собрать Берию, Хрущева, Маленкова, Булганина и объяснить им, что если они будут непримиримы, то легкой жизни им не видать. Враг внутри страны и извне слишком силен, чтобы успокоиться и потом, надо чтобы они поняли: Такого, как я, среди них нет и потому они должны стараться жить и руководить дружно, а для того, чтобы найти нового Вождя, они должны расширить и сам Президиум. Об этом ещё Ленин говорил...
Да! Но вот этого, для чего расширять, этого им говорить не буду. Они и без того перегрызутся за пост Генсека. Пусть, пока я жив, в Президиум входит, как сейчас 21 человек. А когда я умру, Президиум все равно победит Бюро, это уже ясно на сто процентов. И тогда, может быть придет кто-нибудь из молодых. И Берия и Хрущев ворчат, что коллегиально ни одного вопроса оперативно решить нельзя, но ведь они и не будут крупных вопросов решать, пока не придет новый Вождь, который возьмет на себя весь груз власти, всю её ответственность.
А эти не смогут... Нет, не смогут... Привыкли отсиживаться за моей спиной..."
Сталин тяжело вздохнул, оперся ладонями о колени, с кряхтением расправил спину, подошел к дверному косяку с вделанной в него кнопкой звонка. "Сегодня суббота, соберу всех кино посмотреть, а потом привезу к себе на дачу и попробую с ними поговорить об этом".
...Когда Сталин ехал в Кремль, то думал о том, что народ - это глина, из которой можно сделать плуг, а можно и меч и как им управляют, так он и живет. И что всегда кому-то одному надо возглавлять. И решать тоже одному. Во всяком случае, в России, всегда так было и так будет.
У России своя дорога в мире. И то, что хорошо для Америки или Англии, вовсе не хорошо для нас. И потом, все равно социализм победит и мы сделаем Мировую Ассамблею, в которой все страны будут равно представлены, и тогда уже можно будет подумать о демократии...
Мысль перескочила из светлого будущего в темное, неясное настоящее...
"А после меня кто остается? Эти нерадивые, трусливые прислужники..."
Он представил себе Лаврентия, его толстый нос, острые, змеиные глаза, блеск пенсне, пухлые влажные руки... Безликие, мягко-одутловатые лица своих помощников: Хрущева, Булганина, Маленкова. Сталин передернул плечами, поморщился...
...Приглашенные собрались как обычно в Кремле, в кинозале. Смотрели какую-то американскую кинокартину. Как всегда Большаков пересказывал содержание. Было много стрельбы и в этой неразберихе Большаков, не знающий языков, на память "переводил" и иногда надолго замолкал, а иногда отделывался репликами типа: "Вот он идет" и говорил это значительным тоном. А Берия, ерничая, передразнивал и продолжал: "Вот, смотри, побежал, он побежал". Все смеялись, Сталин улыбался...
После кино Сталин пригласил всех на Ближнюю дачу перекусить, и конечно, никто не посмел отказаться, хотя всем эти обеды были уже поперек горла - всем назавтра надо было работать...
За обедом было весело. Сталин вспомнил ссылку в Туруханском крае, в Курейке. Жил он там со Свердловым, которого Сталин, судя по рассказам, не очень уважал и даже откровенно посмеивался над его щепетильностью. "Я назвал свою охотничью собаку Яшкой, а Свердлов обиделся и даже переехал в другой дом".
Сталин выпил вина, громко смеялся. Но иногда среди разговора замолкал и внимательно рассматривал присутствующих...
"Ну что это за люди? - спрашивал он сам себя, - Неужели из всех, кого я знал, эти самые лучшие? Черта с два! Эти самые хитрые и самые негодные и потому будут плакать, когда я умру, но сами они ни на что не способны. Ну, вот хотя-бы Берия. Вот он сидит, скалит зубы, веселится, а что у него на душе? Темный лес. И вообще, он садист какой-то. Если бы не его собачья преданность, я бы его уже давно сгноил в тюрьме. И есть за что. Одни его похождения "насчет клубнички" чего стоят. Но я его берегу, он может быть последний, с кем я могу душу отвести, вспомнить Грузию, поговорить на родном языке. И потом, он мне свою преданность доказал и это главное. За ним такая кровь, что без меня ему и года не прожить, потому и бережет, за спину мою прячется...
А Хрущев? Я же его помню ещё с Промакадемии, где он был секретарем парт ячейки, и где за мою линию боролся с правыми. Он человек простодушный и наверное неглупый, но уж очень провинциал, таким высшая власть и не снилась. Ему всегда нужно, чтобы кто-то выше него был, кто за все ответит. Он был и остался крестьянином, хотя набрался манер, нож научился держать за обедом, но все равно путает сухое вино с крепленым. Работник он неплохой, но стратег из него не получится. Гопака танцевать он здоров... - Сталин невольно улыбнулся.
Маленков? Да это просто вечный секретарь. Ему бы справки выдавать, да за сбором взносов следить. Боится меня сильно, но наверняка думает, что достоин лучшей участи. И рожу-то наел, аж задыхается. Вообще все они как толстые свиньи. Вот в чем их плебейство. Жрут и спят, словно за всю родню хотят отличиться. А дай возможность, денежки начнут копить...
Единственный, кто еще более менее выглядит, это Булганин. Но сдается мне, что он пороха не изобретет. Типичный бюрократ со значительным лицом, но в сущности простой исполнитель и главное, знает свое место. Они в паре с Хрущевым хорошо смотрелись, когда Москвой заведовали. Хрущев речугу завернет со своими шуточками, а этот молчит. Но значительно молчит..."
К концу обеда, часам к пяти утра, все напились, а Сталин остался трезвым и помрачнел.
"Ничего я им не буду говорить, не стоят они этого, - думал он, пристально вглядываясь в пьющие и жующие лица, - и почему эти остались, а не другие, которые были тогда, в революцию, по заграницам и ссылкам. Почему те ушли, умерли, убиты, а эти остались? Почему власть так разъединяет, так озлобляет людей, разводит самых преданных друзей, делает их врагами? Почему я остался, а они все ушли?..
Казалось, ведь общее дело делали. Всем бы хватило места под солнцем. И все-таки пришлось выбирать. Я иногда думаю, будь проклят тот день и час, когда я стал революционером. А иногда понимаю, что иначе не могло быть. Каждый проживает свою судьбу сам и делает и живет так, как ему на роду написано..."
На рассвете настроение Хозяина, как обычно, портилось...
"И мое одиночество и любовь и ненависть, которая меня окружает - все это предопределено. Воистину "никто не убивает и не бывает убит без соизволения бога". Жаль, что понимают это все слишком поздно... А может быть так и надо. Пока человек молодой, он старается что-нибудь сделать, чтобы войти в историю, а в старости это нам уже не нужно, лишь бы в покое оставили..."
Проводив гостей, Сталин еще долго не мог успокоиться, ходил из угла в угол, морщился и шептал что-то".
Нет! Я сам виноват, что стал таким же, как эти, - похож на них. Я уже разговариваю на их языке, смеюсь их шуткам, стал не сдержан, не слежу за собой. Как там говорится: с кем поведешься, от того и наберешься!
А ведь как иногда хочется все бросить и уйти... вот хотя бы в келью, в Афон. Как у них, у монахов глаза горят, когда они молятся. Им ведь ничего больше не нужно, лишь бы поклоняться кому-нибудь...
Тот же Войно-Ясенецкий! Ведь он светится, когда о Боге говорит и наверняка умереть за него хочет. А мы его в ссылку. Такому надо дать большой пост, вот он и закрутится: здесь прием иностранных гостей, там освящение храма... Смотришь - уже не до Бога... Да, были ошибки, были. Да и как не быть. Ведь все впервые. Никто до нас такого не делал...
...Сознание ушло неожиданно. Очнулся на полу, на щетинисто-мягком ковре. Запах мочи, влажное сукно брюк холодило и царапало промежность. "Боже мой!" - стыд пронзил Сталина жаркой испариной.
"Что со мной? Что случилось? Неужели это так бывает - не только страх, но еще и унижение". Снова вспомнился Ленин и его невнятная речь, вызвавшая у него когда-то подавленную усмешку. "Неужели и меня Бог наказывает. Нет! Нет!"
"Ленин?... Почему здесь и сейчас он? Ведь он давно умер и умирал нелепо, стыдно, по-обывательски... Я старался его понять, когда видел его. Но он просто мычал или непроизвольно проговаривал "Ллойд-Джордж", "конференция" или что еще. И это было страшно... и противно, нехорошо...
Была такая-же весна 1923-го и я ехал в Горки, вдыхая влажный воздух и ожидая плохого, но то, что я увидел, меня прости подавило...
Я тогда же поговорил с доктором Обухом, позвонил Розанову, большому спецу по головной медицине, заставил их дежурить у Владимира Ильича...
А он, всегда такой логичный, очень умный, вдруг стал как ребенок-идиот: то невнятно что-то бормочет, то начинает резко двигаться, махать руками, жестикулировать, гнать всех прочь: врачей, медсестер, санитаров...
Но вот сейчас он как тогда, в первый раз, - молодой, сильный. Энергично что-то доказывающий... Что он мне хочет сказать? Почему так волнуется?.."
...Охранник, при очередном обходе, заметил свет в щель между дверью и косяком и увидел Хозяина, лежащего на полу и беспомощно шарившего руками. От испуга он почти вскрикнул. "Убили! Отравили!" - пронеслось в голове. Подскочив к косяку, нажал на кнопку тревоги и вызова начальника охраны, потом постоял решаясь, перекрестился, услышав дробный стук множества бегущих по коридору ног распахнул дверь, подскочил к Сталину, встал на колени и не зная, что предпринять, провел легко рукой по телу лежащего.
Он боялся прикоснуться к этому Старику, Патриарху, Богу!
Наконец в комнату ворвались офицеры охраны, заговорили быстро, сбивчиво, панически.
Подняли Хозяина на руки, перенесли на диван, по телефону вызвали врача, засуетились вокруг, забегали, стали звонить в Москву.
Вскоре на Ближней собрались все ближние: Берия, Маленков, Хрущев, Булганин, приехал Ворошилов и Каганович с Молотовым
Все напряженно слушали рассказ начальника охраны. Получалось, что Сталин пролежал на полу несколько часов без сознания...
Доктор дрожащими руками ощупал Вождя, потрогал руки и ноги, поднимая и опуская их как драгоценные стеклянные сосуды. Берия, не отрываясь, следил за ним и даже прикрикнул: - Смелее, ведь вы же медик!
Закончив осмотр, доктор дрожащим голосом сообщил, что у Сталина развился паралич правой стороны тела... Вождя перенесли в большую столовую, разрезав одежду ножницами, сняли и переодели в чистое.
Решили дежурить парами, круглосуточно: Берия и Маленков днем, Хрущев и Булганин ночью.
Собранные известные врачи консультировались долго - решили, что Сталину жить осталось совсем немного...
Горе и страх, оцепенением захватили всех на даче, в Москве, в правительстве - Хозяин умирал! Посвященные в эти события содрогались и гадали: кто придет на смену Вождю. Неужели Берия?..
Сталин умирал. Начался бред...
"...Длинный коридор, выкрашенный на высоту человеческого роста темно-синей краской. Слева и справа ровными рядами торчали из плоскости коридорных стен железные, тяжелые коричневые двери с квадратными нашлепками-глазками.
И, вдруг, все как будто рухнуло, грохнуло и сотни алюминиевых мисок застучали неистово в двери. Перекрывая звон, дребезжание, множество голосов кричали, вопили, срываясь в истерический визг: "Убийца! Людоед! Смерть ему! Смерть!! Сме-рть!!!"
Эхо раскалывало коридор на множество кусочков, которые словно стеклянные осколки, вонзались в голову Сталина, вызывая невыносимую боль. Не было сил перенести ужас этого страдания и он побежал, обхватив голову руками, зажимая уши, спотыкаясь и ударяясь о двери. А рев, стук, свист настигал его, вытряхивал душу, почти непреодолимо вставал на пути.
Голову сверлила невыносимая боль-мысль: "Почему они так кричат? Предатели! Трусы! Они боялись мне это сказать в глаза. Только тут, спрятавшись за стенами тюрьмы, вопят, чтобы напугать, убить меня!"
Коридор длился бесконечно... Сердце Вождя бешено билось, ноги в мягких сапогах налились тяжелой усталостью, воздуха для легких не хватало и казалось, что внутренности горели медленным огнем... "Все! Я не могу больше!", - подумал Сталин и, споткнувшись, мешком повалился на пол, по инерции перекатился через голову и застыл неподвижно, тяжело дыша, ворочая непослушными глазами, отыскивая, где верх, где низ...
Вой, крики, стук внезапно прекратились и в нахлынувшей тишине стало слышно, как гулко, с перебоями стучит его сердце и казалось, что с каждым ударом паузы все длиннее, боль все тише. Равнодушие и безразличие охватило Сталина. "Зачем борьба, зачем волевые усилия, зачем жизнь? Ведь так приятно лежать неподвижно в этой блаженной тишине и знать, что никому ничего не надо доказывать, подозревать, наносить упреждающий удар..."
Бред продолжался. Маленькое, скрученное тело Сталина дергалось, то напрягаясь приподнималось то падая на тюфяк, на подушку. Глаза двигались под плотно сомкнутыми веками, губы пытались что-то шептать. Берия сидел рядом с Хозяином и с напряженным вниманием впивался взглядом в это до судорог знакомое лицо, маленькую, гордо и спокойно глядящую внутрь себя как в былые времена, лицо - невозмутимая маска-гримаса строгого равнодушия...
"Неужели умрет этот обожаемый и ненавистный человек. Вся жизнь в нем, все в этом бесстрастном, даже сейчас, на пороге смерти, человеке...
Как он меня оскорблял, как он иногда страшно и долго молчал, что-то решая про себя. Лучше бы он кричал, топал ногами... На меня, которого боятся все... А он, он мог отдать приказ и из меня бы через неделю сделали жалкую тряпку... Но я был ему предан. Я знаю, он умрет и мне долго не прожить. Я устал бороться, следить, предугадывать, рассчитывать. Я не верю, что власть может доставлять радость...
Он, Хозяин, говорил не раз мне, когда мы пили вино... Он говорил мне, что власть только кажется счастьем, благом. Он говорил, что из-за власти перестал быть человеком, перестал любить людей, перестал их жалеть. Он говорил: "Я всем чужой, даже тебе, которого я призвал и сделал своим помощником. Меня никто не понимает... Я сам себя не понимаю. А чиновники, среди которых я живу, это подхалимы, которые вьются вокруг власти. Они просто дерьмо, они недостойны быть впереди. Они трусы и подонки, которые способны продать родную мать, отца, жену, лишь бы быть у власти... Им нельзя верить." - говорил он..."
Берия резко оглянулся. Маленков, развалившись в кресле всем своим студенистым грузным телом всхрапнул, почмокал толстыми губами, отвернул голову в сторону...
Сталин шевельнул рукой... Что видел он сейчас в своем бреду? Почему так бегают глаза под веками, вздрагивают кончики пальцев?..
Вождь бредил. В бреду он видел свое прошлое...
...Июнь сорок первого. Вождю казалось, что так необходимая Союзу стабильность достигнута. Есть еще год или два для завершения реконструкции армии, для подготовки решающей схватки... На дворе стояло теплое, ясное лето, длинные и жаркие дни сменяли ночи ясные и звездные, люди ехали на дачи, на море, в отпуск... Школьники гуляли по ночным городам, празднуя окончание учебы. Влюбленные до утра бродили по скверам и паркам, наполненным ароматами сирени, черемухи и мягкой тепло-влажной лиственной зелени...
Он в ту ночь лег часа в два, собираясь поехать назавтра отдохнуть на Ближнюю, так любимую им дачу. Только заснул, согревшись и успокоившись, как зазвонил телефон правительственной связи. Открыв глаза, Сталин чертыхнулся про себя: "Кому там не терпится?" - но сердце заколотилось вдруг неожиданно бешено... "Неужели?" - произнес он вполслуха, - "Не может быть!".
Звонил Жуков: "Товарищ Сталин! Началась война. Немцы бомбят Киев. Танки и войска перешли границу в четыре часа утра. Вы слышите меня, товарищ Сталин? Вы слышите меня? Война началась!" Сталин судорожно сглотнул, рванул ворот ночной рубашки, задышал тяжело и часто, прокашлялся: "Да! Слышу... Держать меня в курсе... Докладывать каждый час..." и бросил трубку.
"Что? Как? Почему?.. Но поздно! Все пропало! Перевооружение не закончено. Изменники из командирской головки деморализовали Советскую Армию... И куда сейчас?! Может застрелиться? А может за Урал, туда в просторы Сибири?
Нет, поздно! Опозорят. Скажут трус..."
В бреду он, как тогда, в первые дни войны почувствовал тоску и безысходность
"Но что я мог сделать? Я не мог помешать. Я хотел его обмануть, но он, этот истерик, перехитрил меня. Нет, я не хочу, не могу умереть, пока не попробую дать бой... Лишь бы поверили, лишь бы позволили мне руководить битвой..."
Сознание возвращалось медленно...
Вначале проявился в мутно-белесой пелене уходящего бреда потолок, потом вверх стен и полукружия свода потолка, перехода в стены, потом картина из "Огонька", на которой было изображена девочка, кормящая из бутылки ягненка. Потом бледное лицо в белой докторской шапочке...
Дошли до слуха слова: "Он пришел в сознание". И голова доктора медленно уплыла за пределы поля зрения и на ее место протиснулось лицо Лаврентия, его дрожащий подбородок, капля не то слез, не то пота на щеке.
"Иосиф! - прошептали его губы. - Что с тобой?"
Сталин хотел сказать, что он умирает, что хочет всем им открыть одну истину, ту самую страшную тайну, которая подспудно томила его все последние годы! Но звука не было и только губы едва заметно шевельнулись, дрогнули, - язык уже не повиновался ему. Завеса молчания отодвинула умирающего от всего остального мира, который он еще видел, но общаться с которым уже не было сил.
...Вождь силился что-то сказать, объяснить всем, кто там был, в этой жизни, тем, кто остался и уходил от него навсегда. И страшная тоска расставания, покинутости охватила Иосифа Сталина, и боль разлуки со всем, что еще вчера было его жизнью. Тоска и тяжесть смерти, которая открылась ему в этот последний миг, сдавила его сердце болью и холодом, заставила закрыть глаза и перестать бороться - слеза выкатилась из-под морщинистых век...
Замутненное сознание повторяло, как удаляющееся, слабеющее эхо: "Я умираю. Зачем это все было?! Я умираю..."
Но вот, наконец, сознание ушло и в голове возникло ощущение движения, шум стремительного полета укрыл все прочие звуки и пред внутренним взором умирающего Старика сверкнуло красочно-блестящее видение...
...На краю тверди земной громадный седой человек в ярких, расшитых золотом и серебром одеждах, опершись на посох протягивал ему Иосифу Джугашвили-Сталину правую сильную руку приглашая, сиял в окружающей его тьме добрыми глазами, говорил: "Приди раб божий Иосиф под Наше благословение и обрети искупление и покаяние за все, что было тобой сотворено доброго и злого... И будет твоя жизнь в назидание..."
И вновь, как тогда в юности он познал просветление и раскрылась для него тайна бытия, которая посещает всех смертных на смертном одре. Но, поздно...
Сознание вернулось еще раз. На него смотрят Хрущев и Булганин. А Берия даже плачет и целует его бесчувственную руку... "Не это... Не так..., - хотелось крикнуть Иосифу, - Не надо преданности, не надо слез... Все гораздо проще... и значительно сложнее..."
Умирая, душа Вождя переродилась, обновилась. Суета, тщеславие, гордость за себя и свои дела ушли, исчезли будто их и не было никогда и только страх, страх нераскаявшегося грешника, страх уйти из жизни без покаяния заполняли душу тоской и глубочайшей печалью.
Сталин силился что-то объяснить, делал непонятные жесты, пальцы правой руки шевелились, на лице появилась жалкая, грустная улыбка. Все присутствующие смотрели на него и гадали полушепотом, что он им хотел сказать, показать.
...Силы уходили, а ему тяжело было уносить в могилу последнее откровение, тайну, которую он осознал перед смертью: что не надо было делать революцию, что не надо было ему уходить из семинарии, что люди должны жить в страдании и через это осуществлять себя, что не должны люди брать на себя грехи всего человечества, что он раскаивается, и что не должен человек спасать души других, ибо это есть страшный грех гордыни и только Бог вправе заботиться обо всех, а наша задача - спасти свою душу и в этом явить пример всем заблудшим...
И показалось ему, что в дальней части его сознания зашевелилось то страшное существо, которое называют дьяволом и которое толкало его на борьбу с врагами, на все убийства людей, которые еще недавно были друзьями...
И стало существо, наползая, наполняя его тело руками-щупальцами давить, душить чуть теплящуюся в нем жизнь, и боль удушья, отчаянного напряжения перетекало в поднимающееся внутреннее давление.
Словно темная тень прошла по лицу Сталина и все увидели, как оно худое, аскетичное, вспучилось, кровь прилила к коже близко и показалось даже, что вот сейчас она выйдет из пределов тела, просочится сквозь поры...
Хрущев отвернулся в страхе, Маленков закрыл лицо толстыми ладонями с жирными короткими пальцами...
И только Берия, как загипнотизированный, впился взглядом в лицо Хозяина, тяжело дышал и когда последняя волна судорог прошла по телу умершего, даже вскрикнул тонким бабьим голосом и тяжело, почти падая откинулся спиной на жалобно скрипнувший под его тяжестью стул...
Вождь умер!!!
2000-е годы. Ленинград
Характер и личные черты Сталина.
"...в выступлении 28 июля 1943 года ("Беседы у камина"), Рузвельт выразился еще более конкретно: "Под руководством маршала Иосифа Сталина русский народ показал такой пример любви к родине, твердости духа и самопожертвования, какого еще не знал мир. После войны наша страна всегда будет рада поддерживать отношения добрососедства и искренней дружбы с Россией, чей народ, спасая себя, помогает спасению всего мира от нацистской угрозы".
...Сталин, чрезвычайно памятлив и дотошен, как в большом, так и в малом. Он, тщательно готовится к каждой встрече с рабочими, специалистам, учёными, писателями, дипломатами и государственными деятелями. А таких встреч были тысячи и тысячи. Работает он по двенадцать часов в сутки, без выходных и отпусков, потому что и в эти дни занимается делами. В этом находит радость и смысл личного бытия.
Интересуется многим, из желания узнать новое и учиться для будущего. Читает ежедневно несколько сотен страниц художественного текста, помимо разного рода документов. Очень редко выезжает куда-нибудь из Москвы, а нехватку физических нагрузок заменяет ходьбой по кабинету.
Сталин, как всякий сосредоточенный человек, любит общаться в узком кругу знакомых. Поздние ужины на даче - время общения, шуток и расслабления. Любит и уважает "трудоголиков" и ненавидит лентяев. Многие из партийных и советских чиновников пострадали из-за неумения и нежелания работать. Ошибки прощает, но зло сделанное ему или сказанные оскорбительные слова, помнить долго.
Не любит болтунов, особенно "театральных ораторов", как Троцкий. Перед людьми искусства и науки благоговеет, хотя не завидует. Никогда не откладывает дела назавтра, если есть возможность сделать сегодня. Любит и умеет тщательно организовывать работу направленную на решение больших задач и проблем.
У власти около тридцати лет и за это время страна стала супердержавой, преодолев столетний разрыв в развитии от Запада. В быту - спартанец, хотя повторюсь, отдыха, как такового имел совсем немного. Вся жизнь подчинена работе. На женщин не обращает внимания, хотя нравится им, как всякий характерный человек....
Сталин обладал невероятной харизмой и это отмечали все, кто был с ним знаком - как друзья, так и враги. Чувство собственного достоинства у него - обострённое, и влияет на отношения других к его стране, через политику.
Даже враги уважали его за неподкупность и патриотизм. Он научил уважать Советскую Россию весь мир, и это же чувство патриотизма и самоуважения, старался восстановить у советских людей...
Сделанное за тридцать лет его правления, сохранилось, во многом, по сию пору и является экономической и интеллектуальной базой современной России и уже в Российской Федерации дорабатывают свой потенциал: электростанции, заводы, фабрики, институты и университеты построенные при Сталине...
С грустью, уже в 2010 году, я смотрел издали на великолепное здание Московского Университета, как на великолепный памятник сталинской эпохи, с символами Советского Союза, оставшихся с тех замечательных времён, на его стенах ...
... Вспоминаю, что однажды, смотрел с вершины холма на пригород Иркутска, где я прожил с перерывами, несколько десятков лет и отметил, что ничего нового не было построено, вот уже лет пятьдесят...
Но вспоминая своё детство, я "вижу" свою свежепостроенную школу - восьмилетку с тремя уровнями пришкольных территорий, где располагались футбольное, волейбольное и баскетбольное поля, и небольшой ботанический участок. Эта школа была построена в 1953 году...
Через два года, построена ещё одна десятилетка, в соседнем посёлке, с спортивной площадкой и футбольным полем, на которое приходили тренироваться классные, взрослые футболисты...
Но, чтобы понять масштаб свершений в те драматические времена, надо помнить и о том, что Сталину и советскому народу не дали осуществить враги в жизни Советского Союза в первой половине 20 века, наполненной противостоянием с капитализмом и мировой войной, с её многомиллионными жертвами и разрушениями.
Если бы все планы Страны Советов, тогда удалось осуществить, не было бы ни разрушения Союза, ни обнищания народа на рубеже девяностых годов прошлого века...
Однако всем известно, что история не терпит сослагательного наклонения и потому остаётся только вздыхать...
... Как Вождь, Сталин велик и в войне и в мирном строительстве.
С начала коллективизации и индустриализации страны, СССР гигантскими шагами продвинулся в будущее, создал современную промышленность, армию, науку, систему образования и здравоохранения. И это при объявленной и скрытной блокаде, при постоянной угрозе нападения как изнутри страны, так и извне...
Сталин был личностью, был Вождём по характеру.
Черчилль рассказывал, что в Ялте, в конце войны, где обсуждали проблемы устройства и раздела послевоенного мира, когда он, Сталин входил, то все невольно вставали. Именно Сталин был главным оппонентом и собеседником Рузвельта в переговорах, которые определяли судьбы мира на многие десятилетия вперёд.
Черчилль невольно был этим уязвлён, что не добавляло его симпатий к Советскому Союзу. Перефразируя Высоцкого, Черчилль тогда играл роль "писаришки штабного", а эти двое, были "батальонными разведчиками".
... Но именно Черчилль, воспользовавшись своей долгой жизнью, когда два этих "титана" умерли, присвоил результаты Великой войны, в которой победили Гитлера русские во главе с генералиссимусом Сталиным, родившегося в семье сапожника и в юности пытавшегося стать священником.
Черчилль написал "новую" историю Второй мировой войны, в которой присвоил себе победу, а Сталина изобразил диктатором и тираном. Сталин не стал ему отвечать, так как был уверен в благородстве спасённого советскими солдатами, мира.
Однако стоило Вождю умереть, как бывшие союзники сделали из него "кровожадное чудовище"! И даже те, кого он считал близкими людьми и большевиками присоединились к этой травле "мертвого льва"! Какое циничное и расчётливое предательство, совершенное уже после того, как Советский Союз во главе со Сталиным, ценою многомиллионных жертв победил Гитлера и его союзников!
Это предательство, можно рассматривать, как причину проигранной холодной войны, и оно же, страшным эхом нравственного разложения, отдаётся в современной России.
Благодаря этому предательству, в Союзе появились "прозападные диссиденты", "архипелаг Гулаг" и сам Солженицын, которого подкупили деньгами и вниманием к нему западные "либералы - образованцы", тоже искренне "обманывающиеся" и обманываемые антисоветской пропагандой, воздействующей, как на западных, так и на российских обывателей.
Конечно, за это предательство платят и ещё придётся заплатит и бывшим коммунистам, сменившим "большевиков", и тому же Западу, напуганному силой характеров и действий исламистских "камикадзе". Запад сегодня стоит на пороге следующей мировой войны против несогласных с диктатурой буржуазии, прежде всего с исламскими фундаменталистами.
Их "оружие" готовилось против социалистических стран и прежде всего против СССР. Но сегодня, когда Союз исчез с карты мира, а европейский коммунизм разгромлен, сила исламских радикалов, повернула против Америки и её европейских союзников и исход этой борьбы трудно предсказать...
Возвращаясь к судьбе Сталина, надо сказать, что он своим отношением к идеалам социализма, к работе и частной жизни, подготовил целую когорту последователей, в лице советских маршалов, учёных и администраторов, среди которых были и тот же Хрущёв, и Косыгин и конструкторы Королёв и Туполев и учёные: физики и атомщики...
Но всё стало разваливаться в стране, когда на смену старой гвардии, пришли бывшие комсомольцы, демагоги и "оппозиционеры", Горбачёв, а затем и Ельцин. Тщеславие и гонор, этих крестьянских детей попавших "из грязи, да в князи", привело их к предательству интересов великой страны и советского народа, который они вначале предали, а потом и "продали", в обмен на суету и мишуру лауреатских званий и шум западной прессы.
Но для того, чтобы это предательство свершилось, надо было поверить в "культ личности", в "Архипелаг Гулаг", в котором Солженицын изобразил жизнь в Союзе как в тюремной камере. Конечно это была идеологическая провокация, отдающаяся сегодня всплеском "либерального фашизма", как в Европе, так и самой России.
При этих "деятелях" либеральной провокатуры, вначале было "окончательное построение социализма", а потом возникла вера в благие намерения Запада...
В итоге этого предательского самообмана, всё обернулось крушением Советского Союза и трагедией миллионов и миллионов людей из союзных республик, отброшенных в своём социальном развитии, свершившейся контрреволюцией, на многие годы в прошлое.
На месте Союза, появилось более десятка "независимых" стран, непрестанно воюющих между собой и раздираемых национальными и клановыми противоречиями.
... Многие сегодняшние историки пишущие о Сталине и о Советском Союзе, в своей политической и идеологической подкупленности, напоминают мне подростков, которые под циничный гогот окружающих, ищут и находят скабрезное содержание в газетных заголовках.
Тут важна первоначальная установка, на то "что надо увидеть", в этих обычных заголовках. Эти "великовозрастные дети", что бы не делал в своё время, для страны и для мира, Сталин, во всём видят происки "кровожадного тирана".
Произошло, своеобразное самоотравление собственной ложью о тех людях и о том времени в Советском Союзе. Поэтому и результаты их измышлений, их "трудов", таковы, что возрождают, казалось навсегда побеждённый фашизм и национализм.
Потому и Солженицын, чтобы угодить западному обывателю, доводит количество жертв "сталинского террора", до умопомрачительных, мошеннически раздутых ста миллионов. При таком "идеологическом" подходе, самые серьёзные учёные становятся невольными фальсификаторами или ещё того хуже - клеветниками, только потому, что этого требует публика и идеология победившего "капитализма".
Уверен, что победи Гитлер Советский Союз, а потом и Англию, эти же люди с пеной у рта доказывали героизм и жизнеспособность германского нацизма...
Такое предвзятое и идеологически обусловленное отношение к Сталину, напоминает отношение в Англии к Кромвелю, после реставрации там монархии, или во Франции, к Наполеону, во времена его насильственного затворничества на острове Святой Елены...
В то время, Наполеон, для обывателя, стал не только "монстром", но и мелкой личностью, таким как все в его окружении...
Нечто подобное происходит и с фигурой Сталина. Дети "жертв террора" пришедшие в Советском Союзе к власти, научившиеся "либерально" лакействовать перед Западом, спровоцировали чиновную контрреволюцию, а потом стали героями Реставрации.
Благодаря их влиянию и шельмованию трагического и часто безысходного недавнего исторического прошлого, советские люди доверчиво "предали сами себя", по выражению Александра Зиновьева, философа и социолога проделавшему путь от диссидентства и высылки из Советского Союза, до жесточайшей критики "новой" России и "новых" русских...
Сталин, как Наполеон, мог сказать о своих соратниках: "Без меня они никто, а со мной, мои руки и голова".
Тот же Никита Хрущёв, в своё время, был градоначальником Москвы, в войну бывал на фронте, а потом стал бездарным главой СССР, разбазарившим героическое наследие Революции и заложивший первые "камни", в основание застоя. Киров, Орджоникидзе, Молотов, Берия - при Сталине были неутомимыми работниками и патриотами, а без него, стали бы и стали обычными карьеристами...
К концу жизни Сталина, как это всегда бывает со стареющими Вождями, он не доверял никому из своего окружения, а они в свою очередь только боялись, но не уважали его. (Почитайте воспоминания о своём отце, Серго Берия, в книге "Мой отец - Берия")
Поэтому, Сталин остался одинок и в смерти, как был одинок в жизни. Таков удел человеческих вождей.
Так умер Цезарь, преданный и убитый. Так умер Иисус Христос преданный и распятый. Так умер Наполеон забытый всеми, и врагами и бывшими соратниками и почитателями, на далёком скалистом острове. Так умер и Сталин, при полном обожании толпы, но лично никому не нужный и одинокий...
По рассказам и воспоминаниям современников, его боялись потревожить в его резиденции, и он, после потери сознания пролежал на полу несколько часов.
Его злой клеврет Берия, только и ждал смерти "патрона" чтобы завладеть властью и выстроить всё по своему, развернуться во всю силу своего злого административного таланта.
Но и он пережил столь долгожданную смерть Вождя, всего на полгода. К власти в Советском Союзе, пришло партийное чиновничество, во главе со своим "недалёким" ставленником, Никитой Хрущёвым.
И вскоре, уже после торжественных похорон, Сталин был обвинён во всех мыслимых и немыслимых преступлениях, а страна, которая всё переборола, всех победила внутреннего врага победить не смогла, и при власти парт номенклатуры, медленно стала разрушаться, окончательно распавшись через сорок лет с небольшим, после смерти Иосифа Сталина...
Но таковы закономерности исторического развития человеческих сообществ. Вслед за победоносной Революцией, приходит жестокая диктатура победившего класса, вслед за которой, власть переходит в руки "соглашателей - реалистов" и с их помощью совершается неизбежная Контрреволюция, которая через какое - то время, приводит за собой Реставрацию. Но Реставрация, в свою очередь, не способная восстановить прошлые, нежизнеспособные порядки, вскоре сменяется Синтезом, который и позволяет определённой стране, а часто и человечеству, перейти на новый уровень социальных и экономических отношений...
Таковы, на наш взгляд, уроки истории, и есть надежда, что и в этот раз, в России, достоинства Революции, рано или поздно, победят её недостатки!