Аннотация: О весеннем походе в тайгу и о встрече с медведем.
...В суете дел и коротких выходных, незаметно приблизилась весна, как всегда неожиданно и неудержимо!
Снег намороженный в городе за длинную зиму потемнел, наполнился влагой и сошёл, - вначале на прогреваемых солнцем южных склонах и асфальтовых дорогах, а потом и в соседнем сквере с одиноко стоявшим бронзовым Лениным, который тянул правую руку вперёд, показывающей в сторону водохранилища.
Памятник стоял посередине тощих, недавно посаженных, продрогших за зиму тополей и колючих кустарников, неровной щёткой растущих вдоль асфальтированных аллей.
...В эти первые, ещё холодные дни весны, в природе и в человеке просыпается жажда новой, сильной жизни и весенняя энергия преобразуется в человеке в энергию движения и жажды путешествий!
...Гена, не был исключением из этих инстинктивны позывов начать новую жизнь и на время удалиться в романтические дали.
На днях, Гена созвонился со своим приятелем Пашей, и они договорились выскочить в лес на несколько дней.
Был уже конец апреля и город почти очистился от снега, но листьев на деревьях ещё не было и по ночам, температура опускалась до минус пяти - десяти градусов.
Зато по утрам раннее золотое солнышко ярко светило в окна, а днём, в обед, люди пробовали выходить на улицы без надоевших за зиму, тяжёлых тёплых курток и меховых ботинок.
Кроме того, Гена, недавно недорого купил себе подержанный вездеход - "Ниву" и хотел опробовать её на лесных дорогах...
Поход в лес предоставлял эту возможность.
Весной, по глинистым, разбитым дорогам с заросшими обочинами на любой машине не проедешь, но на проходимой "Ниве" до ближайшей подходящей таёжки, можно было доехать за полтора - два часа.
Выехали в понедельник, чтобы по возможности не встречать лишних людей на ближних подступах к городу...
Доехали благополучно и по пути любуясь просторами открывавшимися в обе стороны от грунтовой, утрамбованной машинами дачников, гребневой дороге, охали и ахали, радуясь свету и свободе.
Паша сидел справа от водителя, вертел головой, вздыхал вглядываясь в водораздельные хребты синеющие вдали в нескольких десятках километров и только изредка протяжно проговаривал восторженно: - М-да-а-а- а...
А потом, вопросительно взглядывал на Гену, который смотрел на дорогу, но тоже видел и синие дали, и коричневые от набухших почек березняки стоящие вдоль дороги и окрашенные в тёмно- коричневый, матовый цвет. На ветках во множестве появились почки, из которых дней через двадцать должны были появиться первые зелёные листочки...
Оставив машину у дальнего садоводства и поболтав немного о прошедшей зиме со старичком- сторожем, со вздохом навьючив на себя рюкзаки, приятели не торопясь тронулись в дальний путь...
В начале, свернули направо, на старую грунтовую дорогу, идущую вдоль крутого, сухого склона, заросшего светлым молодым сосняком. Потом перейдя небольшой распадок приходящий справа, зашагали в сторону тех дальних хребтов...
Перешли речку Хею по мосту уже давным-давно разбитому каким-то пьяным трактористом. Потом, шли по размякшей, грязной дороге вдоль серого склона, покрытого густым ольшаником...
Держали направление на восток, в сторону далёкого Байкала, до которого по прямой, было около семидесяти километров...
Шли не торопясь и пока не устали от ходьбы с тяжелыми рюкзаками за спиной, крутили головами рассматривая и ближние, заросшие сухой травой старые покосы, и дальние хребты, ограничивающие горизонты со всех сторон...
Когда начались подъёмы на перевал в сторону Байкала, стало не до разговоров.
Паша постепенно отстал и вытирая пот рукавом старенькой энцефалитки, тяжело дышал и сжав зубы продвигался вперёд уже ничего вокруг не замечая...
Уже на спуске в сторону водораздела речки Аланки, он вдруг услышал тихий свист с обочины и остановился - это был Гена. Когда Паша подошёл, то приятель жестом показал ему на траву под ногами - там лежала красивая, с пёстрым оперением птица. Это была глухарка и Гена рассказал, как было дело.
- Я иду, - до этого, правда вспугнул несколько рябчиков, но стрелять не стал.
И вдруг, прямо с дороги слетает чёрный как головёшка, крупный глухарь. Он отлетел недалеко, и сел где-то в чаще. А я смекнул, что он тут не один и стал идти аккуратней, осматривая дорогу впереди...
И точно, метров через двести, за поворотом, я увидел на дороге какое-то движение и стал подкрадываться.
Потом пригнулся, а пройдя метров двадцать медленно поднялся во весь рост и увидел впереди на песчаной дороге копалуху, неторопливо идущую по земле. Сразу подумал, что хорошо бы на вечерний суп добыть эту птичку, потом прицелился и выстрелил.
И тут с обочины слетели сразу два глухаря. Я их не заметил, потому что был занят разглядыванием копалухи...
Паша поднял крупную птицу, долго её рассматривал и потом передал Гене, который заложил голову копалухи под крыло и спрятал в рюкзак: - Вечером разделаем и суп сварганим - заключил он и теперь уже не спеша пошёл рядом с Пашей.
На водоразделе повернули влево и по широкой песчаной дороге, вдоль старой просеки пошли в сторону речки Аланки. В одном месте, уже недалеко от зимовья, вспугнули ещё одного глухаря и договорились прийти сюда рано утром чтобы искать глухариный ток. По рассказам знакомых таежников, раньше здесь глухари токовали даже осенью...
Вскоре, спустившись по пологому спуску к речке, вышли на поляну и слева увидели почерневшее от времени зимовье - Гена, в молодые годы бывал здесь часто и хорошо знал окрестности.
Солнце садилось к горизонту, когда приятели устроившись в зимовье, сварили суп из глухариной грудинки и сидя на чурбаках рядом с костром, разложив припасы на кусок политэтилен,а хлебали вкусную похлёбку и обжигаясь ели белое, волокнистое глухариное мясо. Оно напоминало мясо курица, но пахло волчьей ягодой - по весне её маленькие красные ягодки были видны в сухой траве.
Наевшись, занесли оставшиеся припасы в зимовье, растопили там печку, а сами вышли к костру и поставили кипятить чай разведя побольше потухающий костёр.
Постепенно надвинулись сумерки и тайга за речкой темнела неровной стеной, тихая - приготовившаяся к короткой весенней ночи.
Охотники заварили чай, сняли котелок с костра и разлили по кружкам. Паша - любитель сладкого - принёс из зимовья пакет с медовыми пряниками и они не спеша стали пить чай, временами вглядываясь в настороженно притихшую тайгу.
Вдруг, откуда-то из дальнего леса на бреющем полете прилетел крупный глухарь и привлечённый дымом костра, сел на сосну метрах в тридцати от зимовья.
Приятели замерли, а глухарь крутил головой на длинной шее и вглядывался в замеревшие фигурки людей, иногда поправляясь и переступая вдоль ветки. Когда Гена медленно встал - он хотел пойти к зимовью за ружьем, глухарь всплеснул сильными крыльями и улетел в сторону дороги.
Гена хлопнул себя руками по бокам и заметил: - На ток прилетел! Значит тут петухи уже токуют...
Ближе к ночи, в темноте перешли в зимовье и расположившись на нарах, стали вспоминать предыдущие походы.
Гена вспомнил, как первый раз холодной зимой, пришел сюда один, с ночевкой. Он, уже темным вечером, в сильный мороз долго искал избушку и совсем уже собрался ночевать в снегу у костра, когда в темноте различил темный силуэт.
Тогда он очень обрадовался, потому что ночевать у костра в двадцатиградусный мороз - это ещё то удовольствие...
- Я тогда походил в темноте вокруг зимовья, набрал сухих веток, кое как развел огонь в печке, перекусил подмерзшим хлебом и рыбными консервами...
- Ты помнишь, тогда в магазинах мясных консервов днем с огнём было не сыскать!
Паша хмыкнул подтверждая слова приятеля, но глаза не открыл - он уже засыпал, утомлённый долгой дорогой и ходьбой то в гору, то под гору...
А Гена ещё долго лежал в темноте с открытыми глазами и слушал мерное потрескивание разогретой металлической печки. В какой - то момент ему показалось, что печка о чем-то разговаривает сама с собой, но не дослушав этот воображаемый монолог, он заснул...
...Утром пошли на ток.
Паша отстал - ему недавно сделали операцию на лодыжку и он ходит очень медленно.
Гена шёл впереди и в какой-то момент осторожного движения, услышав в гуще сосняка сухое пощелкивание - тэканье, начал скакать по направлении к поющему глухарю...
Но вдруг, в той стороне, совсем недалеко раздался выстрел и через время, в прогалы кустов Гена увидел силуэт какого-то мужичка, несущего в правой руке длинношеего глухаря.
"Эх, опередил"! - подумал он, затаился и пропустив уходящего мужика, продолжал слушать округу.
К этому времени развиднелось и лес наполнился птичьим пением и треском токующих красноголовых дятлов.
"Вот тоже певцы, по своему свадебные песни играют" - с неудовольствием подумал он, потому что этот треск заглушал все тихие звуки доносящиеся из округи.
Уже не надеясь на удачу, в семь часов утра уже по полному свету Гена наконец расслышал в птичьем гомоне точение глухаря и начинал красться к "петуху".
Но осторожная птица, заметив охотника издали и слетела метрах в восьмидесяти от затаившегося охотника...
Ни с чем озвратившись в зимовье, в ожидании Паши он лег на нары и мгновенно заснул...
Проснулся Гена оттого, что солнце проникло в окошко и коснулось его глаз своим ярким лучом.
...Рядом спал Паша.
Зевая, Гена вышел на воздух, глянул на яркое солнце и чихнул, а потом, несколько раз широко махнул руками разминая затекшие мышцы и стал разводить костер, используя остатки сгоревших вчера толстых сухих веток.
Когда пламя поднялось над кострищем и пахнуло теплым дымком, он, вернувшись в зимовье, тихо, стараясь не будить уставшего за поход приятеля, взял котелок, вышел наружу легко притворив дверь и сходил за водой на речку, бежавшую метрах в двадцати ниже зимовья.
Потом, повесил котелок над костром и сходив ещё раз в зимовье, - принёс рюкзак с остатками еды и стал делать бутерброды.
В это время из домика вышел Паша, потянулся и стал рассказывать, что видел во сне медведя, старающегося проникнуть в зимовье в котором они ночевали...
Чай быстро вскипел и друзья не торопясь позавтракали, изредка обмениваясь короткими репликами.
Закончив есть не спеша собрались, вскинули рюкзаки за плечи и тронулись - путь предстоял долгий...
Осторожно, по упавшему дереву перешли Курминку и пошли дальше, по заросшей молодым осинником старой дороге.
Уже ближе к вечеру, медленно поднялись на водораздельный хребет, подошли к большому зимовью на высоком берегу таёжного ручья. Со вздохами облегчения скинули рюкзаки, затопив печку в зимовье развели костёр на улице и сварили кашу с тушёнкой...
За ужином, Паша рассказал, как в этом зимовье, прошлой осенью, встретил деревенских мужиков, которые напившись, затеяли скандал. И он, чтобы не учинять драку, вышел на улицу и дремал до рассвета у костра. Утром, мужики проспавшись просили извинения, а потом повели его на тайные ягодники.
Исправляя свою вину, мужики по трезвяку оказались вполне нормальными лесовиками, покормили Гену ухой из харьюзов пойманных в ручье, а потом, на своей машине отвезли домой...
...Под тихие разговоры, приятели поужинав у костра, вошли в тёплое зимовье и легли спать. Гена, перед сном рассказывал, как а этих местах осенью, уже по первому снегу несколько раз видел следы медведей, идущих с летних мест обитания в сторону своего берложного места, в предгорья Байкальского хребта...
Утром Гена проснулся рано, вскипятил чай, и поел, но Паша, замученный вчерашним переходом, отказался вставать.
Гена вышел из зимовья ещё в предутренних сумерках и пройдя по зимнику несколько сот метров, вдруг услышал у подножия холма заросшего крупно-ствольным сосняком, квохтанье капалухи.
Он, не торопясь подошёл по дороге к тому месту, где квохтала капалуха, сел на упавший ствол и почти сразу, услышал вторую капалуху, квохтавшую совсем недалеко.
Он сидел неподвижно и вскоре, в начале услышал шорох медленных шажков, а потом увидел в двадцати шагах и самоё капалуху.
Крупная, серо-коричневая с пестринами птица, шла с остановками, крутила,серой головкой на длинной шее по сторонам и изредка, призывно квохтала...
Когда капалуха скрылась в распадке, охотник поднялся и пройдя по зимнику ещё несколько метров, как всегда внезапно, услышал точение и затем всплеск тяжёлых крыльев - это был глухарь.
Гена, уже собрался скакать к нему, как вдруг сам глухарь слетел с деревастоящего в ближней чаще и планируя, приветвился шагах в двадцати от Гены, - сел в пол дерева на сухую сосну!
Он был весь на виду и в свою очередь заметил фигуру охотника, стоявшего тоже на открытом месте...
Гена замер, затаив дыхание, а глухарь, разглядывая охотника крутил головой на длинной шее то влево, то вправо, но глядя на Гену, убедившись что это коряга, как флюгер развернулся на ветке и вдруг запел, затэкал во всё горло.
Гена напрягшись слушал его песни, но когда от усталости задрожали неловко стоявшие на земле ноги, глухарь заметил это движение и тотчас слетел с ветки, спланировал вниз и с шумом больших крыльев, приземлился где-то в кустах, совсем недалеко от охотника но уже вне его видимости. Гена попытался подойти к тому месту, осторожно ступая двинулся к тому месту, но глухаря там уже не было.
Неподалёку, правда в разных местах, в кустах нетерпеливо квохтали уже три капалухи
"Вот так "сюрпрайз - подумал Гена, немного расслабившись и слушая нетерпеливое квохтанье глухарок. - Здесь определённо хороший ток" - заключил он и прервав насторожённое ожидание, медленно пошёл по дороге дальше...
А вокруг, неостановимо разливался в тишине солнечного раннего утра новый яркий, весенний день!
Пройдя некоторое расстояние по дорожной колее, охотник сошёл с дороги и стал подниматься по диагонали, по пологому лесистому склону в сторону гребня.
Вдруг, впереди, в некоем подобии широкого оврага, Гена увидел грязную глиняную яму с остатками талой воды на дне.
Спустившись на дно оврага, на небольшую, почти плоскую поляну покрытую высокой сухой травой, он подошёл ближе и понял, что это кабаны устроили себе "грязелечебницу".
Место был изолировано с двух сторон крутыми склонами и посередине этой впадины, протекал заросший смородиной, ручеёк. Внутри этого углубления, была чистая луговина, летом покрытая густой травой высотой в человеческий рост, с ароматными зарослями медвежьей дудки.
Но весной, всё вокруг было ровно и после отступающей зимы - серо. Но даже при хорошей видимости, сделанная кабанами "ванна", умело пряталась посередине высокого склона.
Солнце к этому времени поднялось над лесом и осветило тёплыми лучами и замечательный уютный распадок и человека, который стоял и спокойно озирался, ровно и глубоко дыша прозрачным тёплым воздухом, любуясь просторами нетронутой человеком, тайги.
Он вспомнил, что был в этих местах зимой и встретил на снегу гнёзда кабанов, живших в этом урочище, а кормиться ходивших на пологие южные склоны, ближе к речке Половинке, стекающей уже не в водохранилище, а в Байкал...
... А Паша в это время проснулся в зимовье, встал, вскипятил себе чаю, попил закусывая вчерашними бутербродами, а потом решив погулять с ружьецом по окрестностям, отправился в противоположную сторону той, куда ушёл Гена.
Пройдя метров восемьсот, он вышел на полянкуи на её краю, сел на поваленную ветровалом лиственницу щурясь на поднимающееся над горизонтом тёплое солнышко.
Он стал вспоминать, как будучи студентом, с верным другом путешествовал по этой тайге ничего ещё не зная и воспринимая тайгу, как некую "терра - инкогнита". Наверное поэтому, всё, что он увидел тогда, осталось в его памяти на всю жизнь...
Он запомнил прозрачный ручей, с крупинками поблескивающего золотом, песка на дне - позже он узнал, что это "золото", называется геологами "обманка".
Вспомнил нору волка на гребне горы, откуда были видны все окрестные пади и распадки. Вспомнил зимовейку - ночуйку, спрятанную в ельнике, в которой они едва помещались вдвоём. Вспомнил, как вечером, на горке через которую они совсем недавно прошли, кричала рысь, а молодые собаки уставшие за день беготни, не обращали внимания на это визгливое рычание... Тогда, он неожиданно открыл для себя, что у собак дикие животные ассоциируются только с запахом, а на звуки издаваемые зверями, они не реагируют.
Его тогдашний приятель, сегодня уже пожилой человек, совсем недавно, лежал в больнице, где ему вырезали большой почечный "камень" и потому, он уже не мог как раньше, неутомимо и весело ходить по тайге.
Ему оставалось только любоваться этими таёжными далями и вспоминать подробности длинной охотничьей жизни с ночёвками у костра, зимними морозами и непроходимо глубоким снегом; летние мучения от комаров и слепней; осенние, дождливые, кажущиеся бесконечными дни, когда зимовье, в котором сидишь целый день, надоедает как тюрьма...
А Паша был ещё в форме, хотя работа мешала ему почаще выезжать в лес. Но когда Гена позвонил, он не минуты не сомневался и дав согласие сразу стал собирать лесные вещи, рабросанные по чуланам в разных местах...
...Приятели, встретились в зимовье, уже вечером и рассказывали друг другу, кто что видел и слышал.
Спать легли пораньше, и проснулись тоже рано.
На костре подогрели вчерашнюю кашу, попили чаю запахивая куртки и подрагивая от предутреннего морозца, обещающего тёплый солнечный день.
Потом, собравшись, пошли в сторону дома. Их уже не беспокоило, что они возвращаются в дом без добычи - молодой охотничий задор давно прошел - им нравилось просто ходить по тайге и наблюдать дикую жизнь, без всякого желания нарушать таёжную тишину ружейными выстрелами...
Идти в обратную сторону было легче, потому что надо было спускались вниз, к водохранилищу. Паша шагал неторопливо и дышал глубоко, любуясь на окрестности и не обращая внимания на следы под ногами. А Гена, как всегда, постепенно ушёл вперёд...
Проходя вдоль крутого склона, заросшего молодым сосняком, Гена вдруг остановился и повернув голову направо, вверху, на небольшой, чёрной после весеннего пала полянке, увидел крупного, коричневого изюбря стоящего на склоне и смотрящего в его сторону.
Охотничий инстинкт, заставил Гену мгновенно вскинуть ружьё, прицелиться и на секунду только задержав выстрел, подумать: "А зачем я буду стрелять?! Ведь до зверя сто метров и я вряд ли попаду убойно из гладкого ствола..."
Однако, мысли эти не помешали ему нажать на спусковой крючок.
Грянул выстрел!
Олень развернулся на одном месте и мелькая шоколадно-коричневой шубой, на махах ушёл в чащу...
Вскоре, быстрым шагом подошёл Паша и Гена всё ему рассказал. Потом охотник не поленился, поднялся на крутой склон, осмотрел место где кормился олень, но ничего достойного внимания не нашёл и вернулся к приятелю...
Обсуждая этот эпизод, Гена оправдывал свой холостой выстрел тем, что вовсе не хотел убивать такую красоту и потому рука дрогнула. Паша слушая его оправдания смотрел в сторону и кивал головой, ничего не говоря.
Поднявшись на невысокий хребтик по лесной дороге, долго шли в сторону заброшенной деревне - бывшей некогда центром леспромхоза, заготавливающего лес в округе...
...Медведь, ещё по первому снегу встал из берлоги и первые дни далеко от неё не отходил а временами просто лежал и грелся на весеннем солнце, приходя в себя после длинного зимнего сна...
Потом, когда снег начал сходить и появились прогалины, голодный зверь стал бродить по округе, разыскивая вытаявшие из под снега муравейники. Найдя, такой ещё неживой муравейник он разваливал его и начинал, загребая лапой, доставть изнутри и съедать личинки и самих полусонных муравьев. За день он успевал разорить три-четыре муравейника и немного утолить сосущий голод.
Через несколько дней, когда на южных склонах, на солнцепёчных местах стала пробиваться первая зелёная вкусная травка, зверь стал приходить туда и кормиться, сочной травой. А по пути разваливал несколько полусгнивших коряжин, добывая белые личинки, скопившиеся в теплой гнили...
Как раз тогда, когда Гена и Паша зашли в тайгу, он решил перейти на свои летние пастбища в вершине таёжной речки Аланки, которая впадала в ангарское водохранилище.
Туда, уже по знакомому ему пути он двигался не торопясь, обследуя солнцепёчные места на склонах и потому, за день прошел всего несколько километров.
В начале ночи, он нашел в таком теплом месте в молодом кедраче, норку бурундука и с увлечением стал её раскапывать.
Только после полуночи, медведь добрался до заветного тайника в глубине норы, где нашел несколько горстей прошлогодних кедровых орехов. Он их съел облизываясь, какое-то время побродил по окрестностям и лег ночевать на открытой площадке, на широком повороте лесной, заброшенной дороги...
...Приятели долго шли по этой же дороге и Гена, на обочине заметил примятую траву. Похоже, что кто-то тяжелый шел здесь, приминая прошлогоднюю сухую траву.
"Наверное медведь прошел не так давно" - мелькнула в голове мысль, но он тотчас забыл о ней, потому что сверху открылся чудный вид на панораму весенней, безлистой ещё тайги...
Вскоре подошел и Паша и они вместе долго вглядывались в синие дали, называя друг другу знакомые по прошлым походам - охотам, места.
Пошли дальше и уже стали спускаться к заброшенной деревне, когда Гена, шедший впереди опустив голову и рассматривая дорогу под ногами, услышал впереди непонятное движение и рюханье!
Ещё не успев осознать происходящее, он подумал, что это кабан, нечаянно вспугнутый ими.
Но когда поднял голову, то увидел, как снизу, на прыжках двигался на него большой мохнато-коричневый медведь. Он был уже метрах в двадцати и прыгая с каждым скачком рявкал и скалили клыки.
"Вот так встреча! - успел подумать Гена и в голове быстро - быстро замелькали вопросы: "А что же делать? Он ведь сейчас на меня кинется! А что я могу сделать, у меня ведь и ружья нет - оно у Паши!
Не опуская глаза, Гена, вдруг сдавленно зарычал подражая медведю и тот, увидев такую недружественную реакцию, начал двигаясь уже по дуге уклоняться от встречи с человеком и сделав небольшую петлю, скрылся в лесу за высокой обочиной дороги.
Оттуда, ещё некоторое время слышался треск сухих сучьев по тяжелыми лапами зверя, но вскоре и они затихли.
Только тогда, Гена оглянулся и увидел Пашу, державшему ружье у плеча и не совсем ещё пришедшего в себя от этой неожиданной встречи. Так близко, он видел медведя в первый раз и изрядно испугался...
А Гена, только что избежавший опасности нападения, улыбался и повторял: "Вот так встреча! И надо же. Время девять часов, а он спит на открытом месте и в ус не дует!"
Паша, немного придя в себя, тоже улыбнулся и спросил: - Что это было! Ведь так просто не бывает!
После они долго стояли и обсуждали увиденное и услышанное, а потом осторожно стали двигаться вперед, осматривая каждый куст и деревья стоявшие вблизи от дороги - они опасались медвежьей засады.
Только после получаса таких осторожностей, спустившись в долину они у ближайшего ручья остановились, разожгли костёр и попили чаю, не переставая обсуждать случившееся и вспоминая предыдущие встречи с медведями...
- Ты чего ревел-то? - спрашивал Паша Гену и тот смеясь отвечал: - Я где-то читал о том, что мужик вот так, без оружия встретив сердитого медведя, зарычал инстинктивно и тем самым напугав косолапого, избежал нападения. Вот и я, вспомнив прочитанное, автоматически рявкнул, не вполне соображая, что я делаю!
...Уже к вечеру, подошли к последнему мосту через Хею и на другой стороне, Гена увидел двух мужиков ведущих собак в поводке. Подойдя, он узнал своего давнего знакомого, тоже лесовика - любителя. Остановившись, долго разговаривали и Гена, рассказывал про следы кабанов и оленя, но умолчал про выстрел.
Но предупредил о том, что по пути, в вершине Олы им может встретиться медведь!
Коротко, не вдаваясь в детали, он рассказал о утреннем нападении. Паша во все время рассказа, кивал головой, подтверждая сказанное Геной.
Собаки принадлежащие мужикам - крупные, восточносибирские лайки - крутились на одном месте и изредка взглядывали на Гену коричневыми, выразительно - яркими глазами. Они были полны сил и рвались с поводков, предвкушая охоту и несколько дней на свободы...
Глядя на них, паша подумал: "Вот и мы с Геной, как эти собаки провели несколько дней на свободе и радовались свету и весне, приносящей новую жизнь для всего живого!"
...Простившись с знакомыми охотниками, Гена и Паша осторожно переправились через полную весенней водой Хею и благополучно возвратились к своей "Ниве"...
Декабрь 2018 года. Лондон. Владимир Кабаков.
Остальные произведения автора можно посмотреть на сайте: www.russian-albion.com
или на страницах журнала "Что есть Истина?": http://istina.russian-albion.com/ru/jurnal/ Писать на почту: russianalbion@narod.ru или info@russian-albion