Аннотация: О жизни в дикой природе и драме одиночества
Г О Д Ж И З Н И
Роман
(Дневники одиночки)
"Все, что человек говорит и пишет, все, что он производит, все, к чему он прикасается, может и должно давать о нем сведения"
Морис Блок
Французский историк XXв.
Пишу при свече; в доме полутемно, длинные тени расползлись по углам, радио включено, и женский голос, пробиваясь сквозь помехи, поет грустно, спокойно; за окном темные силуэты елей четко выделяются на снегу, подсвечиваемые полной луной, а дальше, на грани неба и земли, проступают очертания горных безлесных вершин, выстроившихся в ряд: часовые тишины в долине небольшой речки Кавокты. Там, на вершинах, наверное, дует ветер, луна равнодушно и прямо светит на каменные россыпи гребней, внизу щетиной елей, то густой, то редкой, обозначилась долина - замкнутая и безжизненная. Среди елей, засыпанных на полтора метра снегом, только соболюшки, проворно и мягко двигаясь, чертят пунктиры своих дорожек, спеша по делам неотложным и скорым; тайга досматривает зимние сны. Олени, сохатые, изюбри еще с осени ушли на южные склоны, где зимой светлее, теплее и снегу втрое меньше; за ними перекочевали в сосновые боры и "санитары леса", серые разбойники, волки.
...На берегу речки на южной стороне стоит дом, в котором живут двое и с ними собака: на пятьдесят километров вокруг - ни души, а в домике тепло, чисто, на полках расставлены книги и журналы. Два стола. На обеденном зажжена свеча, и горит керосиновая лампа, в углу, направо, у стены, двухэтажные нары. За столом, разложив перед собой стопку чистой бумаги, опершись на полусогнутую руку, что-то сосредоточенно пишет человек лет тридцати трёх, бородатый, с длинными тёмными волосами.
...Где-то далеко, далеко за горами стоят города, на улицах светло и многолюдно, прохожие, больше молодые, не спешат, прогуливаются, равнодушно обозревая встречных. Около кинотеатров особенно светло и оживленно, воздух полон звуков: скрип тормозов, рокот моторов, шуршание шин по асфальту заглушают громкие разговоры ни о чем, грошовые новости и пьяный бред, тихие и дрожащие голоса влюбленных и раздраженно-скрипучие голоса супругов, ругающихся из-за мелочей.
Все это давно забыто теми, кто населяет речную долину. Их двое, и их устраивает тишина и одиночество, и связь с миром не потеряна потому, что люди неотделимы от природы. Они - часть ее, они работают, грустят, говорят. Не отрекаясь от чистоты и безмолвия за окном...
На сейсмостанцию "Кавокта" прилетел двадцать первого марта, на вертолете.
Высадились...
Пестря, моя лайка, которого я вытолкнул из салона, отполз от страшной, рубящей воздух лопастями пропеллера, машины, и теперь, ошалело крутя головой, сидел в сугробе, далеко от вертолетной площадки. А мы, выгрузили вещи и продукты на снег и пошли к домику. Вертолетчики, заглушив мотор ждали нас. Игорь, улетающий на базу, погрузил свои пожитки, а Нестер, Коля и я сфотографировались на фоне дома, пожали руки, и вот, вертолет, громадной стальной стрекозой, поднимается над землей, делает разворот и уходит на север, на базу. Мы - я и Нестер, остались одни на Кавокте... Этого дня я долго ждал, извелся, нервы на пределе, и ... случилось так, что я здесь...
Тут наверное уместно рассказать, как я оказался на БАМе...
Последнее время, я работал слесарем на Иркутской ГЭС. При этом, я каждый выходной, с собаками бродил по пригородным лесам, пытаясь сделать себя свободным от рутины обязаловки, каковой представляется мне всякая работа за деньги. Невольно вспоминается высказывание древнеримского оратора и политика Цицерона: "Работа за деньги - это удел раба". Я уверен, что с того времени в жизни, мало что переменилось...
И вот, я начал уставать от бессмысленной и тяжёлой работы за мизерную оплату К тому же и в семейной жизни наметился раскол. Жене, стала надоедать наша бедная, но самостоятельная жизнь. И то, что для меня было естественным, ей стало казаться искусственно придуманным. Наше затворничество ей стало надоедать и она захотела немного развлечься, хотя в семье было уже трое детей, и двое из них - погодки, малыши, едва научившиеся ходить. Начались ссоры и скандалы и последней каплей переполнившей чашу моего терпения, был случай, когда я придя с работы, жену не застал - она ушла в гости, вместе в малышами. Пришла она поздно, неся на руках детей и смущённо улыбаясь объявила, что была в гостях у наших соседей по Нахаловке, где было весело, все пили вино и танцевали...
Естественно я взорвался и получился большой скандал. После этого, я перестал доверять жене, потому что не верю в случайные поступки и знаю, что если отношения в семье разлаживаются, то это не случайность, а изменение одним из партнёров, отношения к другому. И конечно, в этом виноваты обе стороны, только в разной мере. Мне казалось, что я не переменился, и значит переменилась моя жена...
Как раз в это время, мой знакомый, с которым мы изредка ходили в лесные походы и работавший в институте Земной Коры, рассказал мне, что там набирают сотрудников для работы на БАМе, на сейсмостанциях, с хорошей зарплатой, но с длительными командировками...
И я решился,- в несколько дней уволился с ГЭС, и поступил в институт. Как раз, в эти дни, наш маленький домик, в Нахаловке, затопил ручей, покрывшийся полуметровой наледью, и расползшийся на несколько десятков метров от своего русла. Лёд подступил к нашему домику, и в какой -то момент, вода, пробившись сквозь лёд, затопила пол внутри жилища на десять сантиметров. Мы ходили по дому в резиновых сапогах, спасая имущество и детей... Пришлось срочно эвакуироваться в трёхкомнатную квартиру матери, которая жила в ней одна...
Таким образом, я освободился и от формальной причины переживаний по поводу моего отъезда - семья поселилась в большой квартире с удобствами и я мог уехать на БАМ, не переживая за условия жизни жены и детей...
Нина провожала меня в аэропорту, в феврале, но было такое необычное потепление, что перед выходом на взлётную площадку, перед дверьми, стояла глубокая лужа. Казалось, что в городе началась уже ранняя весна. Я надолго запомнил чёрно-белую картинку - жена машет мне рукой стоя в дверях, между нами лужа талой воды а я ухожу по направлению к самолёту, старясь перебороть внезапную тоску и сожаление по уже свершившемуся факту отъезда, и надолго...
...Воздух вокруг прозрачен и тих, небо высокое и голубое, вершины - одна рядом с другой и слева, и справа, и спереди, и сзади. Наша долина, в вершине которой стоит сейсмостанция, здесь, делает поворот влево и незаметно спускается к магистрали, уходя среди гор, через большой замерзший водопад, вниз.
Нестер, теперешний мой напарник мне рад, - я рассказываю свои новости, он - свои. Обедаем, делаем набросок плана работ на ближайшее время, а работы много, на всю весну хватит. Ближе к ночи, Нестер заводит электродвигатель и весь вечер, при свете электрической лампы читаем и разговариваем.
На станции порядок, дорожки расчищены просторно, а с улицы не хочется заходить в дом: тихо-тихо кругом, слышно, как на речке, бегущей метрах в пятидесяти от дома, подо льдом плещется быстрая, холодная вода. Горизонты кругом ясные и широкие: высота на которой мы обитаем - около полутора тысяч метров. Первое время, от этого, немножко побаливает голова...
Засыпаю быстро и сплю спокойно, и утром бодрый, вскакиваю с нар, одеваюсь и растапливаю печку. Разогреваем вчерашние щи, завтракаем и отдыхаем, а потом моем полы и убираем все лишнее из дома. После уборки обедаем, и я, взяв лыжи, иду знакомиться с окрестностями...
Идти на лыжах легко и быстро, попадаются одни только собольи следочки, но их много, поэтому лес не кажется пустым, хотя в сосняках сейчас, конечно, населённее. Ельники вообще мрачноватые и малозаселенные, тем более зимой и при таком снеге. Задаю и не могу ответить на вопрос,- чем питается соболь в этих ельниках? Надо посмотреть и подумать.
Трехчасовая прогулка восстанавливает силы, поднимает настроение, а это сейчас для меня важно: последние годы постоянно нервы напряжены, и голова забита невеселыми мыслями. Но по-прежнему, надеюсь обрести здесь утраченное равновесие, найти цель, которая оправдывала бы существование не этом свете.
...Второй день на станции прошел в работе: сделал пару подсвечников, отремонтировал крепления на "голицах", широких лыжах из ели, сделанных Игорем; в сенях обрубил лед с потолка, поправил двери и нарубил дров на полмесяца. Первый раз сменил ленту на регистре сейсмографа. Нестер предварительно ознакомил меня с аппаратурой, повторяя, что торопиться в таком деле не стоит, все надо делать тщательно и аккуратно. Определенно у него данные педагога, хотя бы на школьном уровне.
...Целый день шел снег, то сильнее, то тише, облака по-летнему, отдельно одно от другого, то появлялись, то исчезали среди вершин. К вечеру прояснилось, на небе показалась луна, и похолодало ощутимо. Сейчас времени - двенадцатый час ночи, а на улице светло, на небе проступают редкие яркие-яркие звезды. Завтра собираюсь с утра пойти в лес осматривать и знакомиться с окрестностями. Неизвестно, как долго придется здесь прожить.
Днем перечитывал "Буллет-Парк" Джона Чивера и "Сто лет одиночества" Маркеса. Первый выписывает, и, видимо, правильно, бесцельность, ограниченность человеческой жизни в городах, бессмыслицу отлаженного сытого быта. "Мрачноватый реализм".
Второй тоже пишет невесело об одиночестве, но, в отличии от первого, его стиль можно назвать "мрачным темпераментным романтизмом". Маркес щекочет нервы сытых обывателей страстями и чудесными проявлениями характеров сильных, яростных латиноамериканцев. Помимо литературных достоинств книга обладает всем набором животрепещущих тем в гротескной их обработке, и поэтому доступных для широкого круга читателей...
Начал читать книгу Ф.Штильмарка "Таежные дали". Кстати, это тот писатель, который в лагере, отбывая срок, под одобрительный гул уголовников, написал знаменитый в семидесятые годы, приключенческий роман, "Наследник из Калькутты". А в качестве соавтора взял себе одного из уголовных авторитетов, который и помог издать роман...
А в "Таёжных далях" - много интересных для меня деталей охоты и охотничьей жизни:
Говорит Илья Чертовских, охотник-промысловик:
"Белку и соболя надо бить по головке. Не разрешай собаке хватать упавшего зверька. Лучшей собакой считается зверовая лайка, которая выслеживает крупного зверя. Обычно это крупные, выносливые собаки. На белку и глухаря они даже голоса не подают или лают мало и не азартно... Если такая собака еще и соболя "следит", то ей цены нет. Собаке при натаске не разрешают лаять на рябчиков и тетеревов. Один знакомый рассказывал, что он, заморозив рябчика, бил им собаку по морде, и после этого собака стеснялась даже смотреть в сторону рябчика.
Обычно в тайгу берут двух собак. Внешний вид, считает Илья, не играет никакой роли. Лучшие дрова для ночного костра - лиственница и кедр, редко сухая ель и никогда пихта. Обувался Илья тщательно, не спеша. Для стелек берут чесаную болотную осоку. Ночуют, обычно на собачьих шкурах и, сняв верхнюю одежду, покрываются козьей шкурой. "Значительно удобнее рюкзака", - утверждает автор.
Если зверь уходит на малоснежные участки - скоро упадет большой снег. Если много соболя, то ни белки, ни рябчика к весне не будет. Ноговицы - суконные длинные "гетры", пристегивающиеся к ремню. Идеальный состав охот бригады - 3 человека" - говорит автор...
...Я, позавтракав с утра, прихватил несколько галет с конфетками и отправился на обследование левого притока Кавокты.
С утра дует ветерок и морозно. Ветер дует в лицо, идти труднее: снег, выпавший вчера, мешает, но терпеть можно. Пройдя километра два-три, вышел на чистое место - это вершина Кавокты, но и дальше, по прямой нет гор - это, видимо, перевал в долину Янчукана. Теперь будем знать хотя бы приблизительно, где и что в этой стороне долины.
Встретил пару следов соболей, один свежий, но по следу не пошел: моя задача определить, где я нахожусь и осмотреть окрестности...
К обеду становится теплее. Снег свежий, подтаял снизу. Идти на лыжах очень трудно. Снег налипает на лыжи, одежда и лицо покрыты снегом, упавшим с веток елей, ноги дрожат: видимо, сказывается высокогорье. И к тому же с утра поел испорченную кашу: в животе урчание и недовольство.
Дойти до правого притока не хватает сил, и я поворачиваю домой. Два часа, я уже дома... Схема Кавокты в вершине примерно такова. Вода в реке кое-где на поверхности даже зимой.
Кругом, куда хватает глаз, ельники, кое-где стоят невысокие лиственницы.
Долина на повороте Кавокты в форме овала, около семи километров в окружности. Пространства в пределах видимости покрыты нетронутой белизной снега. И высота снежного покрова в этих местах около двух метров...
Сегодня снова шел снег до двенадцати дня. Завтра, двадцать шестое марта, начинается моя пятидневка. Двадцать четвёртого марта наблюдал лунное затмение...
Прошла неделя, как я живу на станции. За это время успел дважды сбегать на лыжах в окрестности; радиус походов где-то километров шесть-семь.
Растительность кругом небогатая: ель, тальник (редко), ольха (редко), береза (очень редко), лиственница - десятая часть растительности, а в основном - ельник.
Животный мир с выпадением снега состоит в основном из соболя, реже - горностай; мышь нет-нет да проскачет, наделав на белом лёгкие многоточия; кедровки и мелкая птичка кое-где оставляют на снегу свои следы. Куропатки живут в вершинах ключей, в кустарниках полярной берёзы...
Вот, пожалуй, и все.
Снег в конце зимы лежит слоем больше двух метров, не меньше, а наддувы и того глубже...
Горы особенно красивы в солнечный день, когда небо голубое, воздух прозрачен и холоден, а вершины близко-белые, неприступные, охраняют тишину, величавы и равнодушны.
Горы молчат и долина тиха, ничто не смеет шевельнуться в этой сказочной тишине, только резко и коротко трещит лиственница на морозе, но до гор эти звуки не доносятся.
С одного склона долины до противоположного километров пять, а на белой покати видно невооруженным глазом, как бежит собака, а можно подумать, что соболюшку тоже можно увидеть, если присмотреться.
Ночью при ясной погоде те же вершины отодвигаются, становятся меньше гораздо, наверное потому, что темное небо мы охватываем взглядом почти полностью; горы темно-синими призраками стоят на горизонте, подсвеченные скрытой за ними встающей луной.
Звезды мерцают, их намного больше обычного, да и яркость их вдвое превосходит всегда виденные. Окна домика на уровне поверхности снега, и Пестря, подойдя к окну с улицы, напряженно и немного удивляясь смотрит в комнату, наклоняя то влево, то вправо голову, слыша звуки, но не видя в зеркально отражающем стекле, что там, внутри, и скоро ли будут кормить собаку.
Солнце к весне светит ярче, а здесь, на высоте тысячи двухсот метров, солнечная радиация особенно ощутима.
Я загорел, точнее лицо загорело, покрылось темными тенями. Днем на ходу пробивает пот, а открытые уши почему-то прихватывает морозцем.
В округе насчитал штук шесть соболей, да столько же было выловлено в эту зиму (девять штук), Игорем.
Начинаю осваивать специальность оператора, но иногда совершаю ошибки. Стараюсь не оставлять свободного времени много, пишу, читаю учебник латыни...
...Чтобы жить - надо жить, и чтобы стать философом в жизни, надо эту жизнь прожить, прочувствовать, закалить душу переживаниями и страданиями, выпадающими на долю человека ищущего совершенства и смысла жизни, человека рано осознавшего собственное одиночество в гуще людей, одиночество среди врагов и друзей, и в довершение подозревающего бессмыслицу существования, чуть прикрытую суетой обыденной жизни.
И мне кажется, что страдания формируют характер человека и у сильных, способствуют формированию личности. Слабых, страдания конечно ломают.
По поводу страданий, интересно говорил Будда. Он учил избавляться от страдания осознанием призрачности реальности в которой мы живем и тем самым становится невозмутимым и даже счастливым.
Мне кажется, что он недооценивал роль страдания в эволюции человечества. Фрейд, напротив утверждал, что человеческая культура является во многом продуктом преодоления этих страданий. А Плотин вовсе говорил, что: "Мир - это гармония добра и зла. Уничтожь зло и рухнет добро!"
...Есть ещё один способ облегчить страдания - ирония, а точнее самоирония.
Ирония, как средство облегчения бытия, предлагалась многими философами, но, кажется, иронизировать для себя - пустая затея...
То есть, когда ты иронизируешь, а окружающие воспринимают всерьез твои слова, это напоминает смех сквозь слезы, желание обмануть, замаскировать истинные чувства, покривляться для того, чтобы кто-то из окружающих проникся твоим чувством. Трезво мыслящий человек, сознающий одиночество, не может этим заниматься, рискуя потерять самоуважение.
Если человек откровенен сам с собой до конца, тогда он не унизится до заигрывания с чувством жалости или состраданием. Если он одинок постоянно, он не будет делать вид, что ищет общения, он будет нести одиночество мужественно и не станет играть роль весельчака и рубахи-парня днем, для того, чтобы плакать от тоски, ночью в подушку.
Сильный человек даже не возьмет на себя труд скрывать собственное одиночество, не будет малодушно устремляться на помощь ищущему знакомства, не станет поддакивать или кивать головой утвердительно, а равнодушно будет занят своими делами, не обращая внимания на лепет окружающих или в случае деловых разговоров отделываться односложными "Да" или "Нет".
Есть еще разновидность бесхарактерности - попытка изменить общественное или частное мнение о себе, разъясняя мотивы или причины дел и поступков, и этим стараясь доказать свою положительность.
Из этого можно сделать один, далеко идущий, вывод: хороший человек - это или бесхарактерный, что встречается чаще, или хитрец, тщательно маскирующий эгоистические мотивы. Человек с сильной волей или, как говорят, характерный, приносит окружающим страдания и обиды, попирая права ближнего на равноправие. Он своим существованием снимает вопрос о равенстве людей, доказывая абсурдность самой проблемы.
Человек, живущий вне общества, может сочетать силу воли с сознанием добродетели. В обществе всегда были и будут сильные и слабые, потому что есть возможность противопоставления.
Сила и слабость - категории относительные. Сила воли тоже относительна. Идеалом, к достижению которого стремится воля, проходя ступени развития, есть небытие, смерть, так как Абсолют воли находится за пределами существования тела.
Воспитание воли начинается тогда, когда человек преодолевает свои слабости телесные: способность терпеть голод и холод, жару и жажду, - это одна из первых ступеней развития воли. Следующая ступень труднее: осознание одиночества и воплощение в жизнь сделанных выводов. Третья ступень: воля стремится овладеть вершинами духа, и на этом пути завершением, апофеозом, является самоуничтожение, то есть уничтожение тела, этого якоря, который прочно удерживает дух от полета в надзвездные выси.
В этом я согласен с Буддой!
...Попытка дать объективную оценку явлению или предмету это шаг вперед на пути развития человеческого разума. Объективность в оценке дает возможность видеть предмет или явление с нескольких сторон одновременно, подмечая и негативные и позитивные стороны происходящего.
...Интересно, на сколько меня хватит? О доме и семье стараюсь не думать, помочь я им ничем не могу, а сам рискнуть и отчаяться могу за неделю. Быть собранным помогает чтение философских книг с описанием индийских философских школ. Хочу попробовать в течение месяца позаниматься всерьез, используя все время, и уже после попробовать обработать ряд сюжетов, которые были записаны ранее...
Сегодня первое апреля, начало весны по здешним местам, и конец моей пятидневки - первой самостоятельной в операторской работе. Недоволен тем, что не могу себя заставить в течение моей пятидневки и пока не освоюсь, заниматься только работой, читать и изучать инструкции, заниматься хозяйством и, одним словом, не отвлекаться.
Ну, а остальное меня пока не сильно интересует, хотя есть новости. Нестер, сегодня с утра уходил на разведку, узнавать окрестности и придя на станцию, не смог сдержать чувства, рассказывая, что зашел далеко и видел две отдушины в снегу на расстоянии двух метров между ними, (возможно это берлога). Говорит, еще, что соболь бегал прямо по лыжне и туда, и обратно, и... Одним словом, душевный подъем.
Днем было теплее обычного, и Пестря, вытянув лапы, то на одном, то на другом боку лежал под солнцем, принимая полезные, воздушные ванны. Я носил воду из речки, надел фуфайку и на солнышке вмиг разомлел, и стриженая наголо моя голова покрылась испариной.
Красота необычная в здешних местах, какая-то поэтическая и не видная больше никому, кроме нас двоих, так как кроме нас тут за всю зиму пролетает только вертолет, да самолёты, иногда прогудят над крышей.
Долина похожа на кратер, окружена вершинами со всех сторон: Кавокта здесь, делает резкий поворот и убегает незаметно спрятавшись в ущелье, вниз, к Ангарокану, а ущелье начинается за ближайшим лесом...
Такая жизнь мне нравится!
Выйдешь из дома, утром часов в десять - солнце поднялось, припекает, воздух чист и живителен. Дышишь, будто нектар пьешь, кругом белые-белые снега, белые вершины и голубое небо, а подножие гор обрамляет полоска темного строгого и стройного леса: кругом стоят темные ельники.
Нарисуй мне раньше кто такую картину, я вероятнее всего хмыкнул бы в усы, а про себя улыбался бы восторженности рассказчика. А вот теперь сам готов превосходные степени нагромождать...
С ближайшим вертолетом заказать машинку и бритву и обязательно убрать с лица бороду и загорать.
Отвык от электричества и привык к свечам. Удобный мягкий свет располагает к сосредоточенности, удивительно, как этого не поймут в городах. Склонен даже предполагать, что людей в очках много именно по этой причине. Видимо особенно вредно действует электрический свет на детское зрение, находящееся в стадии становления...
Многое можно пересмотреть в жизненных целях и смыслах, живя вот так, наедине с первозданной природой, подле незамутненных родников и ключей, среди снежно-морозной чистоты и безмолвия от века. Но об этом я еще напишу...
Сегодня третье апреля, и первый день, когда снег на тропинках вокруг домика напитался влагой. А где-то, в Иркутске, уже чистые, бесснежные склоны, тетерева по-весеннему бормочут...
С утра сегодня ходил "в лес": ночью прошел снежок, и утром ветерок сдувал с елей снежную пыль... Через час вышел на свежий след соболя и, подбадривая Пестрю, устремился в погоню. Соболь не спешил, петлял туда, сюда, с галопа переходил на шаг.
Следочек четко отпечатывался на влажном снегу - была оттепель. Около полутора часов после начала погони мы почти настигли соболя, он где-то рядом, и Пестря, утопая во влажно-пушистом снегу, исчез из виду, но и соболь услышал погоню, и, не отвлекаясь, по прямой стал уходить к горам. Пересек ключ и, поднявшись до границы ельника, помчался вдоль кромки леса. Пестря где-то далеко впереди залаял как-то странно без азарта, но я поверил, и из последних сил, бегом напрямик, продираясь сквозь ельничек, на лай.
Ожидания мои не сбылись. Пестря, наткнувшись на полосу рыхлого снега, барахтался в нем, обиженно и тоскливо "лаял" на это препятствие и ругал того соболя, который завлек нас в кучу снега, а сам легкий и проворный умчался дальше.
Кое-как преодолели эту полосу, но силы на исходе, солнце печет, стриженая голова и лицо покрылись потом, и закрадывается мыслишка "бросить след и уйти в дом пока не поздно", но из упрямства уже только, отбрасываю искушение и двигаюсь дальше.
Пестря тоже исчерпал запас азарта и силы. Он и метрах в пятидесяти впереди, пешком следует за собольком, опустив голову к следу: "работает на публику".
Прошли еще метров пятьсот, и я остановился: склон развернулся на юг.
Влажный снег через несколько шагов залеплял ходовую поверхность лыж; палка, с которой я шел, и та облеплена снизу несколькими килограммами снега.
Постоял немного, склонившись, опершись на палку, восстанавливая дыхание и взвешивая за и против: если я буду следовать такими темпами, то соболь шутя уйдет, куда захочет. А если он захочет уходить по направлению от моего дома, то я в такую погоду просто не смогу вылезти издалека, а дневать где-то, дожидаясь пока ночной морозец сделает снега проходимыми, мне не улыбалось.
И я повернул. Пестря услужливо лежал под соседней елкой, его и отзывать не надо было, сам сошел со следа, принимая как данность бесполезность преследования.
По южному склону до ключа по прямой было метров триста, но эти метры дались с трудом. Снег подтаял, а на глубине пять-семь сантиметров был влажным и не давал катить. Приходилось, поднимая лыжи с килограммами налипшего снега и переступать, как на снегоступах.
С грехом пополам добрался до ключа. Было жарко, хотелось пить, а совсем рядом журчала открытая вода, но на два метра ниже уровня сугробов.
"Надо будет брать с собой бутылку", - рассуждал я, сплевывая загустевшую слюну, - "и этой бутылкой, привязывая к горлышку веревку, доставать воду, как ее достают на пароходах с борта". Отгоняя непрошеные мысли, решительно перешел ключ и стал подниматься в гору на восток: идти стало намного легче, но гонка дала себя знать. Не хватало воздуха, покалывало где-то под ребрами: все-таки высота изрядная, полторы тысячи метров.
К дому подходил мокрый от пота, вспомнились тренировки, когда казалось, что уже больше не сделаешь ни движения, но проходила минута, другая, и двигаешься, преодолевая себя, терпишь.
Вот так и сегодня, сцепив зубы, дошел до дому. Но сил очистить лыжи не было. Вошел в дом, как пьяный, снял валенки, выпил целый ковш воды, дрожащими руками снял мокрую насквозь одежду и повалился на нары.
Не воспринимая окружающего, впал в дремоту. Около часа поспал, и силы вернулись, переоделся в сухое, поел каши, с удовольствием выпил две кружки сладкого чая, и будто бы не было выматывающей гонки...
Сегодня пятое апреля.
Всю ночь и половину дня шел снег, а после полудня выглянуло теплое солнце, и впервые, случайно глянув на лес, поймал мысль: лес необычный. И тут же понял, почему. Ели стояли не черные, как обычно, а стал заметен зеленый цвет, правда зеленый с коричневым, но все-таки зеленый, а это значит, что весна не за горами и приходит к нам в долину.
Шестое апреля. Я уже полмесяца на станции. Стараюсь упорядочить быт, использовать предоставленную возможность распоряжаться собой по желанию; дней семь назад, наголо остриг голову и сделал это Нестер ножницами; получилось лесенкой, и борода на голой голове вдруг стала сильно торчать в стороны. Но вот вчера и бороду постриг, сделал короче, и вид, как выразился Нестер, "стал вполне интеллигентный".
Много времени занимает латынь.
Я наконец-то намерен добить этот учебник до конца и хоть с грехом пополам почитать латинские тесты. Конечно, это не так просто. Приходится иногда заставлять себя открывать учебник. Но, надеюсь, что здесь, где для занятий условия почти идеальные, я смогу завершить задуманное.
Также, но с большим интересом занялся историей философии по "Антологии". Вчера читал диалоги Платона и впервые уловил наслаждение от чтения этого текста и мыслей, высказанных в нем. Я и раньше подозревал в себе склонность к идеализму вот в такой трактовке...
Кроме самообразования принялся с опаской восстанавливать свои физические кондиции. Раза два в день делаю отжимания от пола и "пистолет". Начал отжимания с десяти раз и хочу довести до ста раз. А приседания на одной ноге: "пистолет" называется, начал с пяти раз и надеюсь довести до пятидесяти раз. Кроме того читаю дневники Толстого и веду дневник. Постараюсь все время жизни на Кавокте использовать продуктивно...
Девятое апреля. Сегодня воскресенье. Мы с утра пошли готовить дрова: напилили х двуручной пилой бревнышки длиной метра два и затем, на самодельных "нартах", возили к дому. Всего три сушины повалили, а теперь будем с дровами до лета...
Я, сегодня, самостоятельно завел электростанцию и заряжал аккумуляторы. Дело, конечно же, нехитрое, но требует внимания и аккуратности, как, впрочем, и все, что я здесь делаю.
Всю неделю с начала апреля шел снежок. То совсем чуть-чуть порошит, то идет ночью, а раз так шел ночь и половину дня. И если идет днем, то снежными зарядами по-весеннему.
Набежит темная тучка из-за гор, высыплет на нас порцию снежинок, а потом, смотришь, солнышко проглянет между тучек, и снова из тучки выпадет снежок.
Вчера и сегодня солнце с утра заглядывает в окошко. Днем припекает, можно ходить без фуфаек, а к ночи морозец прижимает и уже вечером около -20.
А ведь где-то на Кубани пары клубятся туманом, и распускаются яблони, в Туркмении тридцать шесть градусов тепла, и кто-то пересохшими губами шепчет проклятие жаре...
Вчера вечером вдруг подумал, что люди, стараясь понравиться окружающим, делают поступки, которые понравились бы им, соверши кто на их глазах подобное.
Поэтому, мальчики в старших классах школы, влюбленные в одноклассниц, стараются перед девочками продемонстрировать бесстрашие и презрение к боли и свою смелость, чуть грубоватую, но, может быть, девочкам более симпатичны стеснительные, робкие, несамостоятельные и, может даже, трусоватые на девичий манер ребята.
Мальчики, отвергнутые или непонятые, недоумевают: соверши при них кто-либо подобное, они бы сразу и без рассуждений стали такого парня уважать, а Люба, Люда, Ира или как еще почему-то предпочла этого Ваську, Петьку или как еще, аккуратиста и чистюлю, и вовсе не мужественного.
Как правило, среди отвергнутых и непонятых мальчиков много хороших, даже лучших. А отвергнутые и неоценённые, начинают думать, что они плохие, их никто не сможет полюбить и все пропало для них в этой жизни. От этого "несчастья" они становятся еще лучше, их скромность и застенчивость очень им к лицу. Если бы они оставались такими на всю жизнь...
Читал стоиков, и меня их жизненная позиция вполне удовлетворяет, и может я найду поддержку духовную в советах и пожеланиях, высказанных две тысячи лет назад, Сенекой.
И еще я думал, что если Сенеку или человека, подобного ему, поместить в наше время и в нашем мелочном, алчущем, порой бессознательно, обществе, то этот человек, наверное, пожалел бы о том, что он родился на белый свет.
Уже Толстой, говоря в конце прошлого века в "Исповеди" о том, что миллионам людей ясна бессмысленность постного бытия, то каково быть стоиком сегодня, когда всё ограничено рамками машинной цивилизации.
Возможно, великий писатель и мыслитель ошибался или говорил это из ложной скромности: дескать, я не вижу смысла, но я не самый передовой, то есть самый обычный человек, каких много.
Что бы он сказал о том, чем сейчас живы люди: одно массовое увлечение спортом повергло бы его своей бездуховностью в глубочайшую тоску. Сейчас футболисты так же популярны, как в распадающемся, разваливающемся Риме в пору заката были популярны скачки и бои гладиаторов. Можно даже предположить, что чем выше котируется роль спорта в воспитании, тем ниже духовность, идейность общества.
Спорт возбуждает низменные инстинкты и узаконивает примат тела над духовностью. Нелепейшая вещь: у человека портится настроение, охватывает уныние не от того, что где-то люди голодают, что где-то людей убивают ни за что, а потому, что "Спартак" проиграл "Динамо".
Если смотреть весело, то получится вот такая картинка: одиннадцать лоботрясов, кормленых и здоровенных, гоняются за мячом, а сто тысяч зрителей на стадионе и еще несколько миллионов человек у телевизоров сходят с ума и расстраивают нервную систему, переживая неудачу этих лоботрясов.
Я не против физкультуры, но когда из погони за мячом делают профессию и не стесняются показываться на улице после этого, то невольно задумаешься о целях общественного прогресса. Кое-кто сегодня, чаще бессознательно, пытается затушевать глупость происходящего на футбольных, хоккейных и прочих полях и площадках, сравнивает спортсменов с артистами.
А по мне, так лучше все это сравнивать с клоунами на арене цирка, во всяком случае это будет честнее и ближе к существу...
Сегодня одиннадцатое апреля. Опять, с утра порошит снежок, и на дворе тепло, сыро и мрачно.
Проснулся, как обычно в семь часов, полежал, медленно соображая о том, о сем. Мысли неспешно проплывают в сознании. Вспомнил, как вчера впервые за время моего присутствия здесь топили баню...
Баня отстоит от дома на десять-пятнадцать шагов. Это сооружение, состоящее из обитой фанерой и рубероидом арматуры, размером два на три. Внутри стоит печка, сделанная из бочки из-под бензина; сверху на бочку наварен бак для воды и труба.
Нестер, часа в два, начал колоть дрова и носить воду, а я проявлял сейсмограммы и ждал. Наконец баня протоплена, двигатель заведен: в бане появился свет. Нестер пошел первым, так как мочалка одна. Минут через сорок он вышел и в баню зашел я...
Кто может подробно описать блаженное состояние человека, который полмесяца не мылся в бане, и вдруг такая возможность: пропотеть, попариться и постирать белье? И ведь это в полевых условиях. Что ни говори, а баня для мужчин, живущих и работающих далеко в тайге, на севере - большое и нужное дело, как теперь говорят...
Нестер помылся и ушел в дом варить ужин, я в бане один. Набираю несколько ковшей кипятку из бака и плещу на раскаленную печку. Температура резко повышается, а я, отдуваясь и блаженствуя потею, сидя на лавочке накинув мокрое полотенце на плечи.
Становится невмоготу и я, в чем мать родила, выскакиваю на улицу, на снег. Босые ступни приятно холодит подтаявшая корочка снега, разгребаю руками снег, рядом с тропинкой и обтираюсь им. Пар идет от разгоряченного тела, становится прохладно, и я снова ныряю в баню. И так раз пять!
Наконец я напарился, все выстирал: можно мыться, а у меня уже сил нет.
Выжимаю полотенце и голышом иду в избу. Нестер наливает мне вкусного горячего чаю с сахаром и отдыхая, ни о чем не думая, попиваю неторопливо этот божественный напиток, который бодрит и возвращает силы.
Отдохнув, иду мыться, тщательно смываю с себя остатки полумесячной усталости.
Наконец мытье закончено.
А в доме ждет Нестер: ужин готов, и мы до двенадцати часов сидим, пьем чай и разговариваем, вспоминая разные забавные случаи из прожитой жизни.
...На днях, при смазке регистрира случилось ЧП. Чуть позже смазки, регистрир стал непроизвольно останавливаться. Все попытки пустить его не принесли успеха.
Ночевали, а утром выяснилось, что коллиматоры почему-то погасли. Если прибавить еще, что радиостанция на прием не работала, то получался небольшой завал.
Утром осмотрели и сменили лампочки. После некоторого раздумья коллиматоры стали светиться, регистрир пошел нормально: видимо смазка была чрезмерной, а когда масло стекло вниз, то он и заработал как новый. А может быть ведущая шестерня закусывала?
Приемник я вынул из кожуха, и в кожухе оказалось граммов сто воды. Просушили монтаж, и приемник заработал вдвое лучше, чем обычно - завал ликвидирован!
Сегодня четырнадцатое апреля.
Позавчера под вечер начался снег, который шел сутки, и только вчера к вечеру тучки разнесло, и ночью на небе проглянули звезды. Снегу выпало сантиметров пятнадцать, вертолетную площадку занесло, тропки подле дома - тоже. Я из дому не выходил весь день.
Пестря тоже сидел у себя в продуктовой палатке - это его место ночлега. Потом ему надоело, и он долго слонялся вокруг дома, повизгивая около дверей, прося есть: надо пояснить, что перед снегопадом он опрометчиво унес свою чашку куда-то и ее засыпало снегом и он сутки уже жил без горячего. Поэтому и грустил и жаловался на житье, сердечный.
Когда снегопад кончился, мы с Нестером поочередно выходили чистить тропинки, и я нашел Пестрину чашку высоко на холме. Зачем он ее туда транспортировал - непонятно.
Изредка вспоминаю семейство: как-то по осени жена, Наташка, я и наши собаки ходили за грибами на берег водохранилища; набрали грибов, видели пару рябчиков и чуть-чуть все устали... А то вспоминаю ленинградское лето, когда я сдавал экзамены в ЛГУ, а будущая жена и наша родственница встречали меня у университета.
И помню: сели на какое-то крылечко за железной оградой: девушки ели мороженое, а я волновался перед экзаменом, кусал травинку вороша в памяти даты и имена исторических деятелей. На улице парило: утром прошел дождь, по обочинам дороги блестели лужицы воды, и она была как-то беззащитно и предано мила в чужой куртке и стареньких поношенных туфлях.
После экзамена, который сдал на хорошо, пошли в сквер перед Дворцовой площадью и долго сидели там, коротая время: электричка отходила нескоро.
Помню цыганок, которые постоянно бывали в сквере и проходя мимо, деловито просили закурить, а взяв сигарету, спрашивали, не погадать ли.
Перед Эрмитажем, как обычно, толпами стоял народ в пестрых одеждах, а где-то сбоку большого здания, недалеко от толпы, молча гнулись атланты, поддерживающие вот уже более века тяжкий свод.
Атланты были красивы классической красотой, но мало посещаемы; мрамор, кое-где, чуть потрескался от невыносимой тяжести!
И вообще, атланты выглядели уставшими, мало ухоженными и даже грязноватыми - жизнь в городе их "достала".
Сегодня семнадцатое апреля. Дни стали заметно длиннее; светает в половине пятого, а темнеет где-то около девяти часов вечера, а если полнолуние, - то темно вообще не бывает. Свет солнца заменяет свет луны - воздух так чист, а снег так бел, что и ночью видно на несколько километров. Ну, а восходы и закаты здесь такие, какими наверное были до сотворения мира.
На закате снежные вершины принимают розовый, чисто розовый цвет. Когда чисто розовый свет солнца ложится на чистую белизну снега, получается чисто розовый цвет. Пейзажи, для которых трудно сыскать живописца. Ландшафты на картинах Рокуэла Кента, иногда, напоминает здешние места...
И из этой красоты надо снова вылетать вниз, на грешную землю с ее суетой и мелкими страстями: Аверьянов - начальник отряда, собирается меня забирать в Тоннельный. Интересно, для чего?
...Последнее время часто вспоминаю домашних и почти явственно ощущаю, как Катька лазит по моей груди или садится мне на живот, или танцует, покачивая головой и вращая ладошками с растопыренными пальчиками... Интересно, долго я без них выдержу?
Вчера вечером пробовали переходить на развертку в 120 градусов и неудачно. Часовой механизм останавливается - видимо не хватает сил преодолеть механические помехи, то есть трение в узлах, которое, с повышением скорости намного увеличилось.
Сегодня буду готовиться к отлету: упаковывать вещи и запечатывать сейсмограммы...
Последнее время во время утренней зарядки заметил, как я развалился и раскис: ноги в коленях трещат, хрустят, болят при приседаниях и разве что не скрипят. Иногда болит правый бок, но у меня он и до этого болел, но вот почки справа я почувствовал здесь впервые и ломаю голову, чем это объяснить...
...Двадцатое апреля.
Я вылетел на вертолете о сейсмостанции "Кавокта" в распоряжение "главного командования", то есть на базу. Покидая долину, я порывал с планами самоподготовки и самоусовершенствования, так как на базе люди и беспорядочное времяпрепровождение...
В доме, на базе отряда, тесно, грязно и тоскливо; сознание зависимости от людей и обстоятельств делают всякую попытку как-то спланировать день несостоятельной. Хотя, будь я настойчивей, можно было бы не обращать на это внимания и продолжить начатую систему.
Но я не обладаю способностью, о которой говорил один из буддистов: если я хочу читать и писать книги, мне не обязательно удаляться от людей, так как углубиться в себя, я достигаю состояния, в котором меня не могут потревожить ни разрывы бомб, ни выстрелы.
На базе ждали меня три письма и бандероль от жены. Читал и улыбался: ей тяжелее наверное, но она держится самостоятельно, не жалуется и видимо, начинает привыкать к такому положению.
Немножко укоряет меня за отсутствие чуткости и внимания: сквозь строки вижу, что многое неприятное и тяжелое в жизни семейства старательно замалчивается, и тем радостней за нее, и немножко жаль.
Но в моем положении жалость - чувство лишнее, так как ничем не могу помочь, и жалость эта бывает похожа на фразу, сказанную упавшему человеку: "Вы упали?".
...По приезде в Тоннельный стало известно, что мне надо быть срочно в районном центре
БАМа - Северо-Байкальске. Переночевал ночь и утром, разбуженный шофером Валей - водителем ГАЗ-66, не евши, едва продрав глаза влез в будку и, устроившись на пыльной соломе, тронулся в путь.
До Северо-Байкальска около трехсот пятидесяти километров.
В раздумьях время двигалось незаметно. К дорожной тряске я равнодушен, изредка приходилось отбиваться от нападения бочки с бензином, которая, падая, подброшенная в воздух на ухабах, норовила отдавить мне ногу, а железная печка прыгала с явным намерением, если не ударить, то, по крайней мере, прищемить ступню. Развлекаясь так, катились неуклонно к Нижнеангарску, в который и прибыли после семи часов езды.
Валя остался обедать в Нижнеангарске, а я напрямик, минуя пищеблок, протащился через весь поселок в другой его конец, где почти сразу сел на попутный УАЗ-469 и устремился дальше через хребет в Северо-Байкальск, где я был один раз зимой и разглядеть его не успел...
Стоял солнечный весенний день. Температура поднялась выше +10, и в поселке было грязно и сыро, но снега, видимо, уже давно не было - растаял.
Сделав дела, я пошел устраиваться на ночлег в указанную мне гостиницу. Открыв дверь, я увидел, что это не общежитие - в коридоре была чистота и тишина.
Женщина, видимо, управляющая гостиницей, наотрез отказалась меня принять без направления, которое должны были выписывать в каком-то тресте. Как я не изображал интеллигента, как ни соглашался с ней во всем - устроиться не удалось. Потерпев неудачу, решил поддержать свои силы и поесть (первый раз за день).
Столовая в этом поселке отменная: два просторных светлых зала с раздевалкой и умывальниками и буфетом, в котором домохозяйки покупают свежие торты, печенье, булочки и прочее.
Как и везде, на больших стройках, в столовую ходят ужинать молодые холостяки, которых на БАМе еще много.
В очереди слышались разговоры о комсомольской конференции, о работе.
Выйдя на улицу, сытый и веселый, заметил, как много людей на центральных улицах: кто гулял, толкая впереди себя коляску, кто спешил во дворец культуры, в кино или на репетицию, а кто-то вышел без определенной цели посмотреть на людей и себя показать. Была пятница, конец рабочей недели и народ шел "косяками".
Зайдя в райотдел милиции, я попросил дежурного помочь мне отыскать место для ночлега. Молодой симпатичный сержант внимательно меня осмотрел, подумал и отправил в общежитие Љ8, где надо было спросить Славу из 10 комнаты, который мне поможет.
Подходя к общежитию, я видел, как хорошо одетые ребята отправлялись на танцы, на ходу весело переговариваясь и осторожно перешагивая через лужи и рытвины.
В вестибюле двое черноволосых парней играли в биллиард.
В комнате отдыха светился экран телевизора и сидели, смотрели на экран любители кино. Спросил Славу и какой-то паренек, выйдя из комнаты, узнав в чем дело, пригласил меня пройти в его комнату. Ни о чем не расспрашивая, он куда-то ушел, а через минуту принес кровать, помог ее установить, дал одеяло и предложил располагаться. Видимо такие гости для них - дело обычное.
Комната просторная, чистая, приятно пахнет цветочным одеколоном, кровати с яркими покрывалами. На стенках - фотографии в рамках и без, чеканка, в углу висит пара боксерских перчаток и лапы. Спальная часть отделена деревянной аккуратной перегородкой от прихожей, где расположена кухня, и прибита вешалка, забитая одеждой.
Ребята, собираясь в клуб, шутили, беззаботно смеялись, говорили о знакомых девушках. Я за день намаялся и потому, не размышляя, разделся, завернулся в одело и, задремывая уже, слышал, как они уходили и последний деликатно погасил свет в комнате.
Утром, проснувшись в шесть часов, оделся, тихонечко помылся и не став будить ребят, вышел из комнаты, в душе благодаря тех добрых людей, которые помогают не только обрести ночлег, но главное, показывают своим примером, как можно хорошо и честно жить.
Выйдя на дорогу, я, вскорости, остановив попутный "Газик", покатил по солнечной весенней дороге в Нижний.
В Нижнем, на минутку заглянув на базу отряда, скорым шагом пошел в аэропорт - надеялся улететь сегодня же. Но тщетно: самолет, маленький биплан АН-2, был полон, и даже пришлось одного из пассажиров, молоденького студента, оставить до завтрашнего рейса.
Я торопился, и не раздумывая пошел на трассу ловить попутку, хотя знал, что шансы уехать невелики: время было около одиннадцати дня, а все, кто ехал далеко, давно, ещё с утра пораньше, отправились в путь.
Пригорюнившись, я сидел на придорожном камне полчаса, час, и вдруг вижу: на большой скорости идет ГАЗ-66, а раз он торопится, значит едет далеко. Я поднимаю руку... и удача! Машина останавливается, шофер спокойно подтверждает: - Да, в Тоннельный.
Я, торопясь и благодаря, влезаю в кабину. Остальное, как говорят спортивные комментаторы, было делом техники... водителя. Проделав семьсот с лишним километров за два дня, один раз поевши, я снова был "дома".
...Пробыв на базе шесть дней, наконец-то уехал на Восточный портал, захватив с собой большую часть вещей и Пестрю, хотя совсем не уверен, что проживу там более десяти дней. Сейчас, я вообще не уверен, что удастся устроится и вновь стать независимым и спокойным... Западный и Восточный порталы Северо-Муйского тоннеля разделяет по прямой, всего около пятнадцати километров, а природные условия разнятся сильно.
На Западном, каждую зиму снегу - по пояс и выше, и снег этот начинает таять только в конце апреля, начале мая. На Восточном - снегу немного, раза в два меньше, чем за перевалом, и таять, особенно в посёлке начинает уже в начале апреля.
К концу апреля все юга уже очищаются от снега, а в Тоннельном, на улицах сухо и пыльно. Погода на Восточном намного стабильнее, и температура воздуха выше, чем на Западном.
Сейсмостанция расположена в долине речки Курумкан, на её правом берегу: это рубленый дом, пустоватый и просторный. Метрах в двухстах от дома из склона горы бьют горячие радоновые источники, которые заменяют многим местным жителям и баню, и прачечную.
В этом месте, в радиусе тридцати метров по обе стороны речки - несколько выходов горячей воды на поверхность. В этих ключах и температура неодинакова: в одном, в котором купаются, температура воды не превышает сорок-сорок пять градусов, а в другом - горячем, больше пятидесяти, и купаться, а тем более мыться практически невозможно.
При мне на источниках бурили скважину, из которой доставали воду до плюс семидесяти градусов.
Растительный и животный мир двух сторон Муяканского хребта тоже различны: на Восточном много сосны, есть лиственница, береза. По темным распадкам растет ель. Из крупных животных постоянно встречаются лось, изюбрь, северный олень, косуля, медведь, волк. Из тех, что помельче, много кабарги, соболя, глухарей. Реже попадаются белка, росомаха, рысь, выдра.
Леса чистые, освещаемые солнцем. Много брусники, смородины, голубики. Много ключей, родников, речек и рек; в пойме Муякана многочисленные озера, полные рыбы и уток. Долину Муякана, справа, резко ограничивает горная цепь, состоявшая из крутых заснеженных голых и скалистых вершин.
Вниз от домика и источников, в большую долину, склон пологий - предгольцовая зона простирается на десятки километров.
Раньше, до начала строительства БАМа это было золотое место для охоты и рыбалки. Наверное, подобного уже не найти на протяжении всей Сибири. Достоинства этих мест были в том, что при малой заселенности и при незатронутой человеком тайги, климат здешний был относительно мягкий и давал возможность человеку максимально использовать лесные и водные ресурсы, не испытывая пресса свирепой северной стужи.
С приходом большого количества людей, механизмов, прокладкой дорог и связанных с этим изменений, от былого величия и тишины и помина не осталось.
Нетронутость и дикость отступили от трасы на несколько километров вглубь гор!
Так, в погоне за развитием "отсталых районов" все быстрее уходит в прошлое образ безбрежной, неоглядной тайги, нерушимого единения человека с природой: на их место заступает суета трудовых будней, проблема заработков и выработки.
И хотя это нелепо и мелко, если сравнивать с вековой тишиной, которая была нарушена совсем недавно, но таков прогресс, и остается лишь вздыхать огорченно.
Пройдет еще лет десять, и по долине Муякана, Муи, Витима побегут поезда, выстроят невесть какие красивые города, энтузиасты начнут безуспешную и смешную борьбу за сохранение природы, штаты охранительных организаций увеличатся, браконьеров и порубщиков леса будут карать, штрафовать, отлучать от леса и рек, на горных источниках выстроят теплицы, которые снабдят жителей городов овощами; лес будут вырубать и продавать за границу, а на вырученные деньги будут создавать новейшее оружие для целей обороны страны.
У многих в городке появятся личные машины, и с наступлением осени моторизованные сборщики грибов и ягод устремятся в окрестности, выжигая, выдирая с корнем усовершенствованными комбайнами ягодники и грибные места, отодвигая их границу все дальше от поселений. Все эти и подобные преобразования называются прогрессом...
Мой напарник по сейсмостанции, бывалый оператор, ветеран сейсмоотряда, Толя Полушкин. Ему тридцать один год, но его жизнерадостность и любовь к общественной жизни не уменьшается, но наоборот: он так и сыплет остротами, поговорками и анекдотами, которых помнит сотни.
Вот и сегодня он ночь провел вне дома, утром на полчаса появился, поел,- "поклевал" как он говорит, побрился и снова исчез куда-то с другом и к друзьям, которых тоже не перечесть. И со всеми он в прекрасных отношениях. Если бы он захотел сильно, то через друзей он, наверное, мог бы купить или с их помощью собрать личный трактор, может даже грузовик.
По прибытии на станцию, я настроился на рабочий лад, вновь много читаю, пишу, делаю неотложные дела по хозяйству, стараюсь отодвинуть душевные заботы, которые сильно мешают жить, вызывают в груди ноющее, сосущее чувство безысходности. И мне это пока удается.
Уясняю для себя истину, что для работы на станциях надо поставить вначале работу, а потом все остальное.
У Полушкина легкий характер, он обжился здесь и к работе относился, как любитель: сделано - хорошо, не сделано - само пойдет. Поэтому в хозяйстве и аппаратуре нет порядка, сейсмограммы плохие, дома грязно, печка разломана, в щели лезет дым, делается все впопыхах и на скорую руку, лишь бы отбиться.
А результат не замедлил сказаться: начальство недовольно, Толя обижен на начальника отряда и считает, что тот к нему придирается.
А для устранения всех неполадок понадобилась бы от силы неделя, ну две самое большое, и все выправится, знай только поддерживай этот порядок. Прописная истина, - как человека учат работать, так он и работает. Какие отношения в коллективе, таковы и члены его.
На этой станции по небрежности молодых операторов сгорел дом, "украли пилу", которая, правда, нашлась потом, но факт имел место - все это следствие подобного отношения к работе; отсутствие самодисциплины и критичности в подходе к оценке событий и человеческих поступков.
Веселье здесь смахивает на безалаберность. Из всех топоров на сейсмостанции ни один не был насажен по-настоящему; во дворе - мусор, бочки, пустые и полные канистры с бензином и соляркой валялись в беспорядке. На Кавокте, откуда я недавно вылетел, конечно же, порядок, и потому хорошая работа...
Сегодня второе мая.
Начинаю привыкать к станции "Тоннельный". Ознакомился с окрестностями, через день хожу купаться на горячий источник; после купания приходит бодрость, аппетит отменный, тело хорошо чувствую: чистое и легкое.
Неподалеку от нас, на южном склоне распадка, разбили палатки бригада лесорубов из "Строительно-монтажного поезда". Они неподалеку рубят просеку под ЛЭП. Живет их здесь человек десять-пятнадцать. Палатки на удивление вместительные, удобные и теплые. В этих палатках лесорубы прожили всю суровую сибирскую зиму. У большинства из них семьи в поселке, куда они уезжают на субботу, воскресенье. Есть и холостые ребята, из них я знаком с двумя, о которых и хочу рассказать.
...Первый - это Витя, мужчина в возрасте, черноволосый, среднего роста, спокойный и вежливый, жил да был всю свою жизнь в областном центре средних размеров - Пензе, работал сварщиком на ТЭЦ...
И все бы ничего, но вот "халтура заколебала", - со вздохом рассказывает он: - Сварил железную печку в летнюю кухню бабусе, смотришь - к вечеру она несет литр водки. Деться некуда - надо пить; и так неделями через день, да каждый день. Одно спасение в субботу, воскресенье жена даже в сторону бутылок глянуть не дает, но стал замечать, что за выходные не успевал отойти от недельных "магарычей".
- И тут свояк, - рассказывает Витя дальше, - уехал на БАМ и меня зовет, а уже поджимало, без выпивки не могу. Обсудили на трезвую голову с женой мое положение и решил я поехать на годик, подработать, да в лесу подальше от этой водки пожить...
Второй парень - Володя, молодой, лет двадцати восьми, щуплый и первым пришел к нам в гости в вечер, перед первым мая. Я и до этого видел людей, страдающих с похмелья, но это был случай один из немногих.
Голос его временами слабел и прерывался, а порой, казалось отказывался повиноваться; его бросало то в жар, то в холод, руки дрожали, и он постоянно судорожно хотел двигаться или делать что-нибудь; дышал тяжело, и впечатление производил самое печальное.
В поведении с людьми незнакомыми был вежлив, если в таком положении можно говорить вообще о какой-то вежливости.
Назавтра с утра, я пошел к нему в гости. Володя уже развел тесто, напек оладьев, растопил в тазике сливочного масла, и я с удовольствием, не ожидая повторного приглашения, ел оладьи с маслом и слушал рассказ хозяина об охоте на глухарином току...
Через открытую дверь палатки видна была часть склона освещенного утренним весенним солнцем. Я в пол уха слушал, вспоминая дом и мать, которая по воскресеньям пекла блины. Просыпаясь, я слышал потрескивание теста на сковородке, а обоняние дразнили вкусные масляные запахи...
Наевшись и поблагодарив Володю, искренне похвалил оладьи и ушел к себе. Толя Полушкин ходил к Володе вечером и рассказал потом, что у Володи в Магистральном осталось двое ребятишек и жена, а сам он, прихватив ружье ушел пешком по трассе на восток. Дело было осенью, и он оставляя ружье в лесу, заходил в большие поселки, брал водку, продукты и шел дальше...
...В Бамовском посёлке Магистральном, он прожил три года, работал год печником, потому что строителей в начале стройки был перебор, - сам он каменщик. Потом, некоторое время работал мастером на строительстве, - башковитый, проворный и энергичный молодой человек.
...Случалось, ездил в командировки...
И вот, как-то вернувшись из командировки в неурочное время, застал жену - мать его двоих маленьких ребятишек - в постели с любовником. Детишки спали тут же за перегородкой. Володя, с трудом вспоминал этот момент и каждый раз, на глазах его наворачивались слёзы горечи и незабытой обиды.
Он, тогда мог бы расправиться и с женой и любовником, но схватив ружьё, услышал плач проснувшихся ребятишек и ушёл, проклиная всё и всех...
О многом передумал он за время своего "вольного" похода на новое место работы и все-таки решил, что надо жить.
Здесь, в Тоннельном, устроился работать лесорубом и вот уже около года живет в палатках, далеко от поселка и, как он признался мне после, "лес - это, пожалуй, единственное место, где ему меньше лезут в голову нехорошие мысли и горькие воспоминания".
Но при всяком удобном случае, он старается напиться до состояния полнейшего отчуждения, а назавтра сильно болеет. Выпивка - это, наверное, клапан, который помогает сбрасывать постоянное нервное напряжение. Последнее время он задумал подать на алименты и платить ребятишкам на "прожитье", как он говорит, грустно улыбаясь...