Аннотация: Жизнь диких животных в природе и их взаимоотношения с человеком
...Любопытная в такие часы жалась к матери, но доведенная укусами кровососущих до истерики, вскакивала и напролом неслась по пихтачу или ельнику, в котором лоси пережидали дни, как солнечные, так и ненастные. Пробежав несколько десятков метров и избавившись на минуту от тучи комаров и паутов, подёргивая кожей на зудящихся от укусов местах, молодая лосиха, замирала в оцепенении, пока новая туча маленьких кровопийц не слеталась с округи вновь, привлечённая запахом зверя...
И всё повторялось вновь и вновь...
...В самые жары, начался у медведей гон.
Барышня с медвежонком в это время поднялась повыше в горные долины и избегая встреч с гонными медведями, спокойно кормилась короткими тёмными ночами на марянах, утром уходя на обдуваемые ветерком горные гребни или скальные останцы, где и проводили жаркие дни....
Бурый ставший ещё на один год старше, громадный, в "шубе" тёмно - шоколадного цвета, вновь устремился в долину, в поисках самки...
И он нашёл её томящуюся от нежеланного одиночества...
И начались обычные любовные трогательно - наивные игры, когда молодая медведица, отбиваясь от наседающего, нетерпеливо напирающего Бурого, то бросалась бежать, то, клацая клыками в сантиметре от морды ухажёра пыталась сдерживать его неумеренную страсть.
Так они переходили, перебегали с места на место, пока не настал вожделенный миг, и перевозбуждённый, роняющий из пасти клочки тягучей пены, самец, овладел, наконец, дрожащей от страха, проводящей первый свой половозрелый сезон, медведицы...
На какой то момент, вдруг, из под густых сосен вывернул небольшой, чёрной масти медведишко, но Бурый, словно хвастаясь своими размерами и созревавшей годами силой, поднялся на дыбы, зарычал страшно и свирепо, и одним этим, без боя заставил отступить, а потом и позорно бежать незадачливого соперника...
Инстинктом, медведишко почувствовал смертельную опасность, исходящую от этого громадного соперника, с такими тяжёлыми, длинно - когтистыми лапами, и ретировался, предпочтя искать "счастья" в другой стороне...
...Таёжное лето коротко. Незаметно, ночи становились длиннее и прохладнее, а в отяжелевшей и подсохшей на жаре листве, кое - где проглянули первые жёлтые прядки.
Со стороны гор всё чаще налетали ветры, и кровососущих заметно поубавилось. В моховых болотах поспевала голубика и морошка, а дождливых дней стало почти столько же, сколько солнечных. На предгорных луговинах, трава поднялась в человеческий рост и звери в этом царстве зелени и осенних высоких цветов, пробили свои тропы. Медведи объедаясь дикой, сладко - ароматной лесной малиной, не уходя далеко, ложились дневать в густых зарослях зонтичных и проснувшись под утро, перейдя только с одного места на другое, принимались сопя и чавкая, объедать кусты малинника, пригибая, собирая лапами в пучок длинные малиновые ветки с осыпающейся от сотрясения алыми сочными ягодками.
Иногда, в малинники прилетали глухари уже закончившие линьку и расхаживая под малиновыми зарослями, собирали "паданку", склёвывая ягоды с земли...
Никто никого не боялся объесть, потому что ягоды хватало на всех...
...Однажды по утру, по лесной полузаросшей дороге, приехали к малиннику люди на урчащей, разогретым мотором, большой машине.
Они повыскакивали из кузова, устроили костерок на поляне, на берегу речки, громко разговаривая, наспех позавтракали и в нетерпении отправились за ягодой, разошлись друг от друга на расстоянии слышимости голоса.
Средних лет женщина, в мужских, широких штанах и ситцевом матерчатого платочке, кукольно торчащем над головой, увлёкшись поисками самой рясной малины, отошла чуть в сторону и позванивая кружкой о эмалированное ведро присела под густые кусты малины, когда рядом, под одинокой ёлкой проснулся сытый, добродушный медведь.
Услышав непонятные звуки он высунул голову из под ели и увидел пухленькое двуногое существо, что - то довольно напевавшую себе под нос и проворно собирающую в кружку малину...
Сухая еловая ветка под лапой медведя хрустнула и двуногое существо в ярком платочке на голове, не оборачиваясь, спросила: "Это ты Маша?".
Не получив ответа она, прервавшись на мгновение обернулась и увидев громадную медвежью голову с маленькими полукруглыми ушками торчащими из густой бурой шерсти. Ягодница сдавленно вскрикнула и на мгновение застыла в ужасе...
А потом, закричав нечеловеческим голосом, как - то протяжно - визгливо, уронив и рассыпав на траву наполовину наполненное малиной ведро, со всех ног кинулась в сторону поляны.
Медведь испуганный неожиданным, громким криком, метнулся со всех ног в противоположную сторону и замелькал по кустам, буро - коричневым пятном, сквозь зелёное.
Высунувшись из - за малинника, мужик в кепке, увидев это мельканье, насторожённо приподнялся и оглядевшись быстрым шагом, почти побежал к машине.
Лес зашумел, заголосил, перекликаясь и переговариваясь. Ягодники вскоре собрались на поляне у машины и выслушав уже в который раз рассказ растрепанной бабы о том, что: "Вдруг вижу, как на меня идёт медведь и пасть разинул, а там красный длинный язык болтается!", - засобирались из опасного леса домой...
А мужик авторитетно подтверждал: "Смотрю, а он крадётся по кустам, мелькает бурым!"
Машина завелась, заурчала, ягодники уселись в кузове и грузовик, ломая колёсами кустарник, выехал на дорогу. Водитель долго ещё вглядывался в тёмные придорожные кусты, но когда свернули на знакомый просёлок, вздохнул с облегчением...
Но наш герой - Бурый был к этому времени уже в своих привычно знакомых местах. Поселившись в долине небольшой таёжной речки, он жил размеренной жизнью, восстанавливая силы после месячного сладострастного, временного сумасшествия...
Ему нравилось быть одному, нравилось полежать на мягкой сухой траве на рассвете и наоборот, вечером выходить кормиться пораньше. Он шёл от места днёвки на знакомые ягодники - малинники на закрайках старых зарастающих гарей, пересекая пологие неширокие распадки, с сенокосными полянами по широким руслам, с одиноко стоящими толстыми берёзами...
В одном из этих распадков он обнаружил странную вещь. Сваренная из толстых металлических пластин большая "коробка", с неширокими щелями повдоль, в которой лежало несколько полуразложившихся рыбин, ароматно пахнущих гниющей плотью.
"Ящичек", имел сварную металлическую дверку, замкнутую на завёрнутый до отказа болт. К ящичку, змеёй извиваясь в траве, был прикреплён кусок железного троса, другим концом обвязанного, за крепкий, берёзовый ствол...
Бурого находка заинтересовала, он перевернул "ящичек" несколько раз, попробовал толстыми лапами достать хотя бы кусочек рыбины, но у него ничего не получилось.
Раздражаясь, он засопел, несколько раз со звоном ударил лапой по ящику и послушал слабый звук, который ему понравился...
...Над тайгой солнце веером выпускало последние дневные лучи и зелень берёзовой листвы чуть трепетала под порывами лёгкого ветра. Внизу, под деревьями уже было сумеречно, но синее небо, отражая заходящее солнце светилось необъятной глубиной. И сквозь сосновые ветки, на гребне распадка, ещё проблескивал золотой краешек солнца.
В вечерней тишине, откуда - то издалека прилетел внезапно зародившийся звук стрекотания мотоциклетного мотора. Он, казалось, то приближался, то удалялся и наконец, продолжая нарастать придвинулся, и стали слышны звуки громкого человеческого голоса, пытающегося на ходу перекричать шум двигателя...
Бурый однако, так увлёкся необычной игрушкой, что не обращал на эти звуки никакого внимания...
Наконец, где - то в устье распадка мотор замолк, и вновь наступила тишина. Бурый возбуждаемый запахом рыбы, становился всё настойчивей, ворочая металлический ящик из стороны в сторону, звенел железом ударяя когтями по металлу и сердито рявкал, когда в очередной раз не удавалось залезть внутрь соблазнительного предмета...
...Два охотника, из деревни находившейся километрах в тридцати от этого места приехали проверить своё "изобретение".
Заглушив мотор, они, разминая ноги походили по травке, переговариваясь и поглядывая на темнеющий сумерками горизонт.
Тишина обступила их со всех сторон и после гула мотора казалась особенно неподвижной. Вдруг старший насторожился, поднял руку и молодой замолчал, прервавшись на полуслове...
Из глубины распадка раздались, какие-то неясные звуки - то ли звон, то ли стук. Старший сдёрнул с плеча двустволку, достал из кармана брюк патроны с картечью и пулями зарядился и стараясь на щёлкать пружиной ружейного замка аккуратно привёл стволы в исходное положение. Молодой, повторяя движения старшего товарища, проделал то же самое со своей одностволкой...
Переложив оставшиеся патроны, в нагрудный карман энцифалитки, старший сделал знак рукой второму охотнику и мягко ступая на носки пошёл вверх по распадку, на звук...
Охотники шли опасливо пригибаясь и, напряжённо вглядываясь в просветы между деревьями, иногда останавливаясь, замирали прислушиваясь.
Наконец старший, идущий впереди, сделал знак рукой младшему и прошептал взволнованным шёпотом: - Вижу медведя! Да какой здоровый! - голос от волнения срывался.
Страх вкрался в сознание охотника. Мысли быстро - быстро, замелькали в голове...
"Далеко ещё! А вдруг увидит нас и бросится?! Лучше стрелять отсюда!".
Старший охотник, не дожидаясь пока приотставший второй охотник разглядит медведя, медленно поднял двустволку, и взволнованно дыша и стараясь унять дрожь напряжённых рук, выцелив неясно мелькающее за кустами багульника, бурое пятно, нажал на курок, что было сил.
Он выцеливал под лопатку, но от сильного нажатия на курок, стволы чуть дёрнулись вверх. Раздался гром выстрела, медведь, после удара пули в загривок, подпрыгнул, рявкнул яростным громовым басом и всплыл на дыбы повернувшись в сторону охотников!
Различив какое - то шевеление за кустами, Бурый громадными прыжками бросился в ту сторону и тут раздался второй и третий выстрелы. После второго выстрела заряд картечи ударил зверя в грудь и заставил крутнуться на месте... Медведь яростно и пронзительно взревел от неожиданной новой боли и вновь вскинулся на дыбы. Испуганные охотники бросились убегать, на ходу теряя патроны, пытаясь перезарядить ружья.
Им казалось, что раненный медведь, вот - вот догонит их и потому, подбежав к мотоциклу, старший стал ударяя ногой по рычагу заводки, на ходу, развернул мотоцикл и когда мотор взревел, оба человека запрыгнули на сиденья и отталкиваясь ногами от земли, набирая скорость, помчались к дороге.
Резко свернув вправо, чуть не упав вместе с мотоциклом они, выехали на дорожную колею и поддав газу понеслись прочь от этого страшного места, где как им казалось, медведь уже почти настигал их...
Бурый был ранен пулей и несколькими картечинами застрявшими в мякоти грудных мышц. Пуля, чуть выше лопаток пробила толстую шкуру загривка и вышла с другой стороны, пробив слой подкожного жира по касательной...
Бурый, чувствуя боль и жжение в местах ранений, начал кататься по траве, пятная зелень красными кровавыми каплями. Кровь с каждой секундой шла всё сильнее и сильнее и постепенно намочила шерсть и пропитала её насквозь на спине, на боках и на груди...
Жжение постепенно утихло, но боль не уходила и Бурый побрёл в сторону реки...
Продравшись напролом через кустарники и молодой березняк, он, войдя в текучую воду, стал окунаться почти с головой, поднимая со дна мягкий чёрный ил. Вода вокруг окрасилась кровью, но жжение и боль, казалось, стали меньше и Бурый ещё долго сидел в воде, ворочаясь всем сильным телом, поднимая на поверхности мелкую волну...
Он сидел в речной холодной воде долго, пока кровь не перестала идти и только сочилась мелкими каплями из крупной раны на загривке...
Почувствовав внезапную жажду медведь долго пил воду, потом выбрался на берег и кровеня траву побрёл вглубь болота и выбрав небольшой островок в чаще тонкоствольного березняка лёг, приминая кусты и траву тяжёлым телом....
... К полуночи, когда половинка серебряной луны выбралась на край тёмного ночного неба, в большом теле Бурого стала подниматься температура, и он тяжело и часто дыша, чувствуя боль в местах ранений стал пытаться когтями вынуть из ран в груди мешающие ему жить, крупные картечины, вновь раздирая раны до крови...
Он вспоминал всё происшедшее и от этих воспоминаний волна ярости, вздымавшаяся в нём, заставляла шерсть на раненном загривке подниматься дыбом.
Он начинал зло рявкать и в ночной тишине этот свирепый рык, пугал всё живое вокруг, предупреждая других животных об опасности встречи с разъяренным, страдающим от ран, свирепым хищником...
Он вспоминал хлёсткие звуки выстрелов, запах человека и пороха, несущих в себе опасность и боль, и визгливо пронзительно ревел...
Прошла долгая мучительная ночь, прошёл и яркий, но тоже мучительный день. Поднявшись и постанывая как человек, медведь по своим следам сходил к реке, долго пил фыркая и рыкая от боли и через время вернулся на старое место...
Под утро следующего дня начался нудный мелкий дождик, который промочив плотный медвежий мех сбивал температуру борющегося со смертью большого сильного тела...
Прошло четыре дня и чувствуя боль и слабость, Бурый заставил себя подняться и побрёл в лес, нюхая траву, стараясь отыскать среди зарослей, лечебные стебли и корешки...
Начался долгий и мучительный период выздоровления...
...Лето заканчивалось. Мать Сама всё чаще уходила от молодого лося и остановившись в чаще долго и напряженно слушала тишину окружающего леса...
Тайга постепенно окрашивалась в яркие празднично грустные осенние тона и вода в ручьях и речках становилась золотисто прозрачной и холодной.
По ночам, иногда подмораживало, и к утру на траву ложился тонкий слой белого инея.
Утром, восходящее яркое солнце очень быстро сгоняло иней с травы, превращая в росу, в мириады прозрачно - чистых капель, при малейшем порыве ветра блестевших разноцветьем огоньков.
Влажная поверхность густой травы, под низким солнцем встающем из-за лесов и болот, играла всеми цветами радуги от ярко рубинового, до желто - зеленоватого...
Природа приноравливалась к наступающим холодам, однако земля была ещё тёплой, нагретой за три месяца короткого, но жаркого лета и потому, днём при высоком солнце, бывало даже жарко, хотя тени стали резче и заметно прохладнее, а воздух посвежел, и потому дышалось особенно легко и свободно. Звери за лето нагуляли силу и набрались энергии, и в природе наступала пора осеннего гона, страстно - похотливое время, когда непонятный жар, разливается в крови и беспокоит и самцов и самок.
Накопленная сила требует выхода и потому осень - время зарождения многих новых жизней в дикой природе, особенно среди копытных...
Быки - лоси на время теряют покой и сон. Они бродят по округе в поисках маток и "охают", вызывая соперников на бой, давая знать самкам, что они здесь и готовы биться за право продолжить жизнь вечного лосиного рода...
Сам к этому времени стал вполне самостоятельным лосем. Он на кормёжке далеко уходил от матери, но перед уходом на лёжку из кормовых мест, безошибочно находил её по знакомому запаху...
В одну из прохладных ночей, с другого берега широкой речной долины, из темноты вдруг донеслось короткое "У - О - Х - Х". Лосиха вздрогнула от этого призыв, поднялась на ноги, затопталась в беспокойстве, как - то невольно потянулась в сторону рёва, и вытянув шею, коротко мыкнула - один, потом второй раз...
И долго слушала, ожидая ответа, пока уже значительно ближе не раздалось: "У - О - Х - Х"...
Вскоре послышался треск валежника под копытами и на полянку выскочил чёрный крупный лось с шерстистым полукруглым выростом снизу, на шее, и большими рогами, похожими на соху, с несколькими короткими отростками вырастающими из тяжелой, плоской сохи неровным веером.
Заметив Сама, испуганного внезапным появлением пришельца, лось - рогач, подошел к нему ближе и ткнул рогами в плечо молодого лося и от этого толчка, Сам чуть не упал, и после отбежав на несколько десятков метров, сквозь кусты следил, как лосиха, его мать и рогач, крутились почти на одном месте, облизывая и обнюхивая друг друга.
От пришельца исходил резкий, запоминающийся запах, который можно было учуять за сотни метров...
Сам не знал, не понимал, что происходит с его матерью, но инстинктом почувствовал, что ему надо уходить. Рогач вдруг повернулся в его сторону и проревел "У - О - Х - Х" и стал рогами, поддевать снизу невысокую сосёнку, сдирая с неё молодую кору и обламывая гибкие ветки...
Сам потоптался на месте, повернулся и медленно стал уходить в темноту, в сторону от обычного места лёжек...
С этой поры он остался один...
Мать Сама и лось - рогач, потоптавшись, двинулись куда то на север, в сторону больших заливных болот. Лосиха шла впереди, а за нею, то заходя слева, то чуть отставая чтобы прореветь знакомое "У - о - х - х", двигался, треща ветками кустов, крупный лось, нашедший, наконец так долгожданную подругу...
...Черныш и Палевая лежали в густом ельнике, на берегу глубокого оврага, по которому протекал небольшой ручей, в сильные дожди превращающийся в шумливую речку, моющую глинистые берега.
Волки отдыхали от ночной охоты, когда они по следам очень близко подошли к стаду косуль и после короткого броска - погони, отделив косулёнка от родителей, загрызли его, а потом почти всего съели, разодрав на кровавые куски.
Шёрстка косулёнка была почти чёрной, необычно пушистой, а кожа ещё тонкая и нежная.
Когда Черныш, на всём стремительном скаку схватил детёныша за заднюю ногу, косулёнок почувствовал страшную силу волчьих клыков, и закричал - застонал.
Волк мгновенно перехватившись, повалил, вцепился в горло очередной жертве и через секунду малыш был уже мёртв!
Подоспевшая Палевая, вонзила зубы в бок жертвы и вырвала большой кусок мышцы, но косулёнок уже умер и потому ничего не почувствовал...
...Издалека, повторенный звонким далёким эхом раздался необычный для леса звук и Черныш, мгновенно проснувшись, поднял крупную, лобастую голову, с острыми подвижными ушами, насторожился...
Через какое-то время звук повторился и волк вдруг отчётливо вспомнил, что уже слышал этот, такой звук, в тот страшный зимний день, когда погибли все его братья и сёстры, кроме Палевой, а также и волчица с матёрым...
Черныш, словно напрягшаяся пружина вскочил, и шерсть на его загривке поднялась дыбом. Он зарычал, обнажив острые белые зубы, сморщив нос в свирепую, злую "гармошку".
Палевая тоже поднялась и смотрела на вожака с удивлением. Черныш ещё некоторое время послушал, и когда человеческий крик ещё раз повторил "Хей - я - я!", - он с места тронул рысью, и Палевая последовала за ним...
Пройдя ельник, волки, по высокой траве, вышли на край большого поля - покоса, окружившего мыс леса с трёх сторон.
Они, постояли в кустах рассматривая, зелёный необычно ровный травянистый луг с полуразрушенным чёрным, дощатым сеновалом в дальнем углу поля. Черныш не решился пересекать открытое пространство, и потому, они, развернувшись, уже галопом помчались вдоль поля немного наискосок и чуть навстречу страшным звукам...
Охотники из ближней деревни делали загон на косуль. Стрелки, спрятавшись, стояли на заросшем кустарником перешейке, между полем и широкой просекой высоковольтной линии электропередачи.
Загонщики - их было человек десять, с криками шли из другого угла леса, перекликаясь и улюлюкая. Они шли не торопясь, почти не глядя вперёд, потому что знали - косули, если они были в загоне, услышав их крики, уже давно поднялись с лёжек и поскакали вперёд, спасаясь от опасности...
Черныш и Палевая постарались проскочить во весь опор опасное место и это им почти удалось. Но один из загонщиков молодой азартный охотник уж очень торопился и шёл по лесу необычно быстро. Он ожидал выстрелов в цепи стрелков, и сам был с ружьём. Он первый раз участвовал в загоне и потому старался идти тише и незаметнее, надеясь, что косули нечаянно набредут на него...
В последний момент, он заметил мелькание среди молодых сосёнок чёрно - серого, вскинул ружьё, но выстрелить не успел - зверь скрылся в чаще.
Только он опустил ружье, ругая себя за нерешительность, как вслед появилось новое, но теперь светло-серое пятно, стремительно скачущее по тем же кустам. Молодой охотник вновь вскинул ружьё и почти наугад, не целясь, выстрелил по мелькающей тени крупной картечью и убил Палевую наповал.
Когда он подбежал к тому месту, где неизвестный зверь упал после выстрела, то увидел молодую, красивую волчицу, похожую на крупную собаку...
Это была Палевая...
Черныш на махах пролетел самые опасные триста - четыреста метров и сбавил ход только тогда, когда крики загонщиков остались слева и позади.
Он слышал выстрел, но не связывал этот трескучий звук с отсутствием Палевой. Пробежав ещё с километр, он остановился в чаще и долго стоял в ожидании шуршащих, лёгких шагов своей подруги.
Но Палевой всё не было и не было...
Перейдя в крупный, заросший ольшаником ельник, он лёг и ждал Палевую ещё несколько часов, до сумерек. Волчицы не было...
Уже в полной темноте, Черныш тоскливо и зло завыл призывая потерявшуюся, как ему казалось Палевую.
Всю ночь он бродил в окрестностях сенокосных полей и выл призывая, умоляя, проклиная...
Потом, он даже нашёл то место, где лежала убитая молодым охотником Палевая, и где, так же, как тогда зимой, пахло порохом, кровью и человеком. Отойдя в сторонку он вновь завыл тоскуя и призывая...
Но его подруга не появилась...
На рассвете Черныш, сделал ещё один круг, но не найдя Палевой, уже на восходе солнца, двинулся в дальний лес, за рекой. Переходя просеку линии электропередач, он задержался немного, вглядываясь в открытое пространство впереди, и вдруг заметил чёрную с белыми пятнами на боках, молодую собаку - лайку, выбежавшую на зелёную луговину, поросшую отавой, из-за кустов.
Волк напрягся, неслышно оскалился, и мягко ставя лапы на короткую зелень травы, начал красться ей навстречу.
Вся ненависть к этому безжалостному миру, вдруг сконцентрировалась для Черныша, на этой собаке, прислуживающей издавна, его главным врагам - людям. И так велика была эта ненависть, что на время, волк потерял осторожность...
Подкравшись, он неслышно лёг за кустом дикой смородины, а беспечная собака набежала на него почти вплотную. Черныш вскочил стремительно, сделал пару длинных прыжков навстречу лайке и, коротко рыкнув, вонзил клыки в шею, обезумевшей и застывшей на месте от страха жертвы.
Прокусив горло, Черныш, мотнув громадной головой, встряхнул, уже ничего не чувствующую собаку и почувствовал вкус солоноватой крови на языке...
В это время хозяин собаки, тот самый Егерь, который организовал давний флажковый оклад волчьей стаи Черныша, в заснеженном Овраге, вышел на просеку из тех же кустов и увидел, что крупный чёрный волк рвёт безжизненное тело его любимой лайки Дамки.
Черныш, сквозь ослепление ярости, услышал шуршание шагов, поднял голову и их взгляды, волчий и человеческий, встретились. И так велик и неуправляем был в этот момент инстинкт убийства в волке, что он, вопреки многовековому страху перед человеком вскочил и громадными прыжками кинулся на Егеря...
Егерь - опытный охотник и хороший стрелок, быстро среагировал, автоматически, привычно вскинул двустволку к плечу, коротко прицелился и нажал на курок, в момент последнего волчьего прыжка.
Картечь пробила тело Черныша в нескольких местах и смерть пришла мгновенно. Он на лету, словно споткнувшись о невидимую преграду, потерял силу инерции прыжка и рухнул на зелёную траву, окрасив через мгновение тёмно - зелёную траву, красной кровью...
Обойдя полукругом два неподвижных тела, Егерь, убедившись что волк мёртв склонился над собакой и гладя ещё тёплое тело своей любимицы повторял грустно, чуть не плача: "Дамка! Дамка!"
Рядом с собакой лежал молодой сильный волк, с чёрной спиной и тёмными боками. Он распластался по земле, не утратив стремления достичь, допрыгнуть, долететь, схватить и его большая голова, с открытыми глазами, лежала на передних вытянутых вперёд, длинных мускулистых лапах...
Егерь с опаской поглядывал в его сторону и подумал: "В нём килограммов шестьдесят будет. Такой зверюга может в одиночку оленя загрызть!"
Собака и волк были очень по животному, очень похожи, и отличались только размерами.
Но как далеки они были в своих привычках и повадках. Собака издавна служила человеку и стала домашним животным и спутником человека. Волк - сохранил свою дикость и был беспощадным хищником, исполняющим вечный закон дикой природы - выживает сильный. А собаки помогали человеку в его охотах, прислуживали ему верой и правдой...
И, может быть потому, взаимная ненависть и страх, так разделили волка и собаку в природе...
...Сам, уйдя от матери, какое - то время жил один. Он уже хорошо усвоил привычки и жизненный распорядок лосиного племени. Кормился ночами, особенно внимательно прислушиваясь к опасным звукам вокруг, принюхиваясь к тревожным запахам встречающимся на его пути...
Постепенно успокаиваясь, Сам стал забывать мать лосиху и когда выпал первый снег, он перешёл на южные склоны речной долины, где было теплее и снег, не накапливался за зиму в таких количествах.
Однажды, на рассвете, на большой гари, зарастающей лиственным молодняком, он встретил двух лосей - матку и лося - сеголетка.
Сам обрадовался, но осторожно подошёл к молодой лосихе с телёнком и долго обнюхивал её, отдалённо припоминая запах своей матери.
Лосиха отпрянула от пришельца, громко фыркнула и отойдя подальше и принялась объедать ветки с молодой осинки, а Сам понял, что его тут не ждали...
Молодой лось остался жить один. Днём, он, заходило в куртину кустарников и ложился на днёвку, а вечером шел н водопою и после, направлялся на кормёжку, где и проводил всю ночь изредка ложась и на время чутко задремывая. Уже под утро, с полным брюхом, он шёл на днёвку в знакомую чащу.
Такой размеренной жизнью жили лоси всю осень...
Со временем, краски леса поменяли свой цвет. Всё больше коричневого и серого появлялось на недавно ещё яркой, палитре обширных приречных лесов. С каждым днём в тайге становилось светлее и прозрачней; со склонов соседнего хребта, в освободившиеся от листвы прогалы, иногда, были видны дальние извивы реки, и её вода отливающая тёмно-синим.
Осенний холодный ветер свистел пролетая сквозь оголенные ветки, там, где ещё месяц назад под его порывами шумела густая, плотная листва.
... Земля окрасилась опавшей листвой в необычайно яркие тона.
В осинниках зелень травы только изредка проглядывала сквозь желтизну и красноту бесчисленного количества умирающих листьев.
В молодом лиственничнике, опавшая жёлтая хвоя покрасила землю в ярко - золотой цвет, и на восходе солнца, густые заросли лиственниц, серые оголившиеся ветки часто росших деревьев, просматривались из конца в конец на сотни метров...
Однажды, днём было необычно тихо и солнечно. Казалось, всё в природе замерло, в непонятном тревожном ожидании.
Под утро, когда сам ушел в ельники на днёвку, с неба посыпался мелкий серый дождик, к полудню перешедший в мокрый снег.
К вечеру из тяжёлых низких, холодных тучь повалил настоящий снегопад и поднялся ветер.
Влажный снег налипал на ветки и под его тяжестью, они с треском ломались и рушились на землю. В ельнике снег на хвое таял, а потом стал с опасным шуршанием, скатываясь с веток, падать на землю, пугая своим падением Сама...
К утру, когда снег перестал, его белый, пушистый слой покрыл землю толстым одеялом и много деревьев, особенно гнилых и старых, было повалено, а у молодых берёз и осин, неуспевших сбросить листву, были обломаны вершинки.
В это время Сам встретил лосиху с лосёнком и они стали жить неподалеку друг от друга. После снегопада, лоси чуть выйдя из ельника, принялись поедать сочные ветки на этих обломках и корма "заготовленного первым снегопадом, хватило на несколько дней.
Боясь снежной белизны, оставляющей на себе чёткие следы, лоси, первые дни после снегопада, старались, как можно меньше ходить по округе и держались на одном месте...
...В утихшей и поредевшей тайге звонкое эхо, громко разносило олений рёв. Особенно хорошо был слышен хриплый, злой голос большого оленя - Рогача. Его рога достигали необычных размеров, с восемью отростками на каждом и толщиной у основания в доброе молодое деревце...
В стаде - гареме Рогача было восемь маток. И он, постоянно перегоняя их с места на место ревел грубым и низким басом, а услышав ответный рёв скакал на вызов и вступал в драку без предварительных приготовлений и запугиваний, спокойно уверенный в своём превосходстве.
Он, Рогач, знал свою силу и это тоже помогало ему побеждать всех оленей - соперников в округе...
Все его бои проходили почти по одинаковому сценарию...
Выскочив из чащи, Рогач, не сбавляя хода, бросался на оленя соперника галопом, швыряя из под острых крупных копыт куски дернины с остатками травы.
Налетая на ошеломленного соперника как вихрь, он сминал, толкая огромными рогами, отшвыривая то в сторону, то назад, напрасно сопротивляющихся ошеломлённых его злой силой самцов - рогачей. И побеждённые быки отступали, поскальзывались упертыми в землю напряжёнными ногами, изгибая толстые раздувшиеся от похоти шеи, а освободившись от захвата рогов этого лесного великана, убегали, оставляя во власти победителя своих маток. Оленухи, наблюдавшие за боем разъяренных соперников почти спокойно, так же невозмутимо воспринимали смену хозяина.
А Рогач, показывая свою свирепость и власть, гнал их к своему стаду, непокорных бил рогами и копытами, оставляя на теле оленух долго не заживающие кровавые метки...
Ещё на ходу, старый сладострастник намечал себе очередную жертву "насилия", набрасывался на нее, свирепо рявкая и скаля передние зубы, громоздился сверху и сзади, касаясь своей огромной рогатой головой шеи матки и вонзив в неё орудие похоти и сладострастия, овладевал изнемогающей от испуга маткой...
Удовлетворившись, Рогач на какое-то время успокаивался и матки спокойно паслись вокруг него, а он, иногда стоял гордо закинув голову с коричнево - серыми рогами на спину, осматривался припухшими от возбуждения и бессонницы, блестящими глазами на выкате притихшую тайгу, временами ревел громко и яростно и рыл острыми копытами землю, вырывая куски дерна и травы...
Из его полураскрытой пасти тянулась пенная слюна, а по брюху и по задним ногам текла клейкая жидкость, а из разбухшего от постоянной похоти горла вырывались звуки низкого, почти медвежьего рёва...
Молодые олени заслышав этот свирепый рёв, вздрагивали и переходя на рысь убегали подальше от яростной угрозы, слышимой в этом голосе...
Все олени в округе боялись Рогача, испытав на себе силу его копыт и рогов и потому, на вызов неистового любовника никто не смел отвечать, а многие ушли в поисках маток в другие таёжные урочища...
Насладившись своей непобедимостью, Рогач выбирал себе очередную "жертву" в гареме и налетев на неё подчинял её волю и тело своему напору, а удовлетворившись, долго остывал, рысью обегая стадо и осматривая все ли матки на месте.
Потом, успокоившись ложился и чутко дремал, вздрагивая во сне от распаляющих желание сладострастных видений...
Так проходили дни за днями...
Осень заканчивалась...
Цветовая гамма, таёжных просторов перешла из яркого и насыщенного колорита, к более спокойному, жёлто - серому, а потом и к тёмно - бурому, мрачному...
И одновременно кругом становилось тише, просторней, прозрачней...
Постепенно проявились многие детали холмистого рельефа, и сквозь редеющий лиственный лес проглянули поляны и лесные опушки.
Травы в речной долине, от ночных заморозков пожелтели, а потом стали сухими и серыми, и острая осока в болотинах, торчала густой кабаньей щетиной, вокруг синевато - холодных водных зеркал озёр, озеринок и сырых заросших мочажин...
... Человек выехал из пригородного посёлка рано утром. Он протарахтел на своём старом мотоцикле по притихшим улицам, ревя мотором, поднялся в гору, повернул налево, и с холма на холм, по просёлочной гравийной дороге поехал в сторону синеющего на горизонте водораздела.
К багажнику был приторочен брезентовый мешок, с запасом продуктов на несколько дней, топориком и двумя проволочными петлями, свернувшимися в мешке, как заснувшие, опасные змейки...
Переправившись по полуразрушенному мосту через таёжную речку, он проехал ещё какое-то время по разбитой, грязной глинистой дороге, потом свернул на лесную заросшую дорогу, вброд переехал через ручей и выкатившись на поляну окружённую высоким крупно ствольными сосняком, заглушил нагревшийся мотор...
Вокруг стояла зачарованная лесная тишина.
Ветерок, шевеля оставшиеся на берёзках жёлтыми листочками, шептал, что-то неразборчивое. А листочки: лёгкие и полу высохшие, потерявшие упрямство жизненной тяжести, отзывались на малейшее движение воздуха, то плавно покачиваясь, то начиная мелко дрожать и наконец, некоторые из них, оторвавшись от ветки, по диагонали, или неровными зигзагами, делая последний в своей жизни полёт, планировали вниз и коснувшись земли, застывали в мёртвой неподвижности...
Березняки на противоположном склоне, освободившись от густой листвы, просветлели, прояснились и стали видны ярко белые чёрточки белокожих берёзовых стволов...
Человек снял шапку и крутя головой послушал лес вокруг, потом крякнул удовлетворённо и подумал: "Тишина!.. Ягодники и грибники уже в лес не суются, так что я буду один и мне некого опасаться! Егеря сейчас тоже по домам сидят после долгой, суматошно - пьяной осени".
Мужику было лет сорок пять. Одет он был в ватную телогрейку, на голове была шапка ушанка с грязным искусственным мехом, а на ногах замызганные грязные, резиновые сапоги - ботфорты.
Сдёрнув с багажника мешок, мужик отнёс вещи в притаившееся под пологом леса старое зимовье, выложил там продукты и выйдя на свет, на старом кострище замусоренном полусгнившими щепками и пятнами солярки, развёл огонь и вскипятил чай.
Достав из мешка рыбные консервы, он открыл их охотничьим ножом, порезал хлеб толстыми ломтями и чавкая стал есть, запивая еду горячим чаем...
Насытившись, он собрал остатки завтрака в мешок, вернулся к костру с петлями и какое-то время сидел, заплетая тупым металлическим лезвием большого складного ножа похожим на большую отвёртку, проволочные прядки на неаккуратно обрубленном тросике...
Глядя изредка на склоняющееся к горизонту солнце, мужик начинал торопиться...
Проволока в тросике была очень жёсткой и он, сплюнув, не закончив заплётку, на последней петле махнул рукой - "Так сгодиться!"
Встав на ноги, он, разминая спину походил, затем снова сел, подняв голову посмотрел на небо и допил остывший в котелке, горьковатый от крепости чай. Потом подумал: " Сегодня поставлю первую петлю в Оле, а завтра вторую в Хее. Или там или здесь, кто - то должен в петли попасться...
Приеду проверять через два дня. Если кто попадётся и будет ещё жив, дострелю из обреза..."
Мужик прошёл в лес за зимовье. Подошёл к молоденькой густой ёлке и пошарив правой рукой вдоль ствола, достал оттуда тяжелый сверток, завёрнутый в кусок полиэтилена. Развернув полиэтилен, достал ружейный чехол, расстегнул его и извлёк старую кое - где со следами ржавчины на стволе, одностволку.
- Так - так, - забормотал он. - Ружьишко конечно не ахти, но метров с двадцати, да по стоячему лосю не промахнусь. А больше и не надо...
Он закинул ружьё за плечи, вернулся к мотоциклу, завёл его, удивившись, как звонко и громко стучит старенький мотор в лесной тишине, развернулся и покатил по лесной дороге, по пути объезжая, выросшие в давно неезженой колее, кусты ольшаника...
Бросив мотоцикл на гребне хребта, мужик спустился в распадок, где начинался небольшой ручеек. Потом прошёл вдоль склона метров триста и у первой же мочажины залитой неглубокой но чистой водой, на чёрном илистом бережке, увидел крупные следы лося.
"Ага!.. - подумал он - сюда на водопой лось ходит".
Оглядевшись, он поднялся чуть в горку и нашёл хорошо утоптанную тропу ведущую к ручью. Сбросив мешок на землю, достал топорик и срубил насколько берёз, повалив их так, чтобы они преграждали другой путь к воде, кроме как по тропе...
Затем достал тросик, продёрнул его сквозь петлю и закрепил за основание крупной толстой берёзы растущей над тропой. Потом саму петлю расправил, поместив её круг вертикально к земле и закрепил тонкими веточками.
Центр периметра петли приходился на уровень человеческой груди: верхняя часть торчала на высоту более двух метров, а нижняя была на уровне полуметра, над тропой...
Закончив установку петли, он глянул на небо, увидел, что солнце уже садиться к горизонту, и заторопился. Человек не любил оставаться в лесу на ночь и боялся темноты...
Выбравшись на верховую дорогу, мужик, видя, что солнце ещё проглядывает над горизонтом, успокоился и "оседлав" мотоцикл, покатил в сторону зимовья...
С вечера, пораньше, он сварил кашу на костре, поужинал сидя на крыльце лесного домика и в сумерках, закрыв двери зимовья на крючок, лёг спать...
Проснувшись часов в двенадцать ночи, он, опасливо поглядев в окошко, вышел на улицу, увидел серп яркой, серебристой луны в проёме неба между хвойными вершинами сосен, напрягшись послушал притихший лес и только после, чуть отойдя за угол сделал свои дела и быстро возвратился, настороженно оглядываясь, на окружающую избушку, сосновую чащу.
Он тайге не доверял, и ожидал в лесу всяких неприятностей. "Как другие ночами по тайге ходят? - удивлялся он. - Ведь это страх - то какой! А вдруг медведь, или тот же кабан?!"
Через какое-то время, он заснул и увидел сон из своей молодости...
Играли в футбол, и ему никак не удавалось из верных положений забить гол. Игроки его команды, ворчали на него в перерыве, а он оправдывался. После перерыва игра переменила направление, и соперники забили несколько голов в ворота его команды.
И вот тогда он, обозлённый неудачей, дал себе волю. И, когда один из нападающих противника, упал в их штрафной площадке, то он незаметно в общей суматохе, пнул его сзади по почкам.
Нападающего увели с поля под руки, а он злорадствуя хихикал: "Так ему и надо! Хоть мы и проиграли, зато этот парень будет помнить..."
На этом месте, он проснулся увидел, что квадрат маленького, грязного окошка посветлел. "Сейчас часов около шести утра. Ещё поспать можно". Мужик перевернулся, поджал ноги поближе к подбородку и заснул уже до солнце восхода...
Вторую петлю человек установил на подходе к солонцу, на гребне перешейка между вершиной крутого распадка и болотистой долинкой, таёжной речки. Здесь он сделал настоящую изгородь, в виде тупого треугольника, в горловине которого и были устроены им узкие воротца, чтобы только зверь мог пройти....
"Тут они как в загоне будут тесниться и петли им не миновать!" - рассуждал мужик оглядывая дело своих рук. Он остался доволен своей задумкой.
Если его спросили бы, зачем он это делает, то он не смог бы ответить. Ему просто нравилось быть добытчиком. "Так, надо в магазин идти, деньги тратить, а тут бесплатно и всё от твоей хитрости зависит. Тайга большая, и если с головой, то сколько же денег можно сэкономить?" - вопрошал он сам себя, и предвкушая удачу, улыбался...
...Когда, громадный нескладный лось, в один из ненастных дней ушёл от лосихи жившей в окрестностях этого зимовья, она, не очень то и скучала, чувствуя в своём теле тяжесть вновь народившейся жизни. Лосиха кормилась как обычно в осинниках и по вечерам на закате ходила на водопой.
В тот день, она уже в сумерках подходя к ручью, увидела белеющие издалека свежие порубы на сваленных берёзах, учуяла запах мокрого металла и долго стояла, принюхиваясь и прислушиваясь.
Потом движимая неясной тревогой развернулась и обойдя полукругом березняк, через чистый сосняк спустилась к лесной заболоченной озеринке и напилась там воды, чуть пахнущей тиной и болотом....
Назавтра она, подойдя как обычно к ручью, не заметила ничего нового и стала спускаться по натоптанной тропе. Не доходя метров двадцати до воды, лосиха вдруг почувствовала на лопатках, через густую шерсть, холод металлической удавки и испугавшись рванулась вперёд, стараясь сбросить с себя опасную змейку.
Но тонкая, злая петля, захлестнула её шею ещё туже и сколько не билась несчастная лосиха, ни порвать, ни сбросить петли она не могла - плетённая проволока, всё туже стягивала её шею и обречённый зверь бился и страдал напрасно. Хрипы - стоны вырывались из её сдавленного горла...
Не хватало воздуха и лосиха после долгих минут безнадёжной борьбы, вначале упала на колени, а потом повалилась на бок, оскалив зубы и высунув посиневший разбухший язык и выкатив налитые кровью тёмные глаза.
Умирала она мучительной долгой смертью...
И вместе с ней долго и тягостно умирал и наконец умер, лосёнок, внутри её, так и не начав жить сознательной жизнью...
К рассвету, большое тело мёртвой лосихи окоченело и пробегавшая мимо лисичка, учуяв запах мёртвой плоти, свернула к мёртвому телу, и убедившись, что ей несказанно повезло, объела, прежде всего, покрытый чёрной влажной кожей, большой горбатый нос лосихи.
Вороны заметившие поутру пирующую лисичку, подняли большой шум и когда лисица набив брюхо мясом лося ушла, они каркая и наскакивая друг на друга, спустились с соседних деревьев на труп и выклевали глаза.
К полудню, на следующий день, привлечённые запахом тлена, к телу мертвой лосихи вышла медведица, жившая в здешней округе с двумя медвежатами.
Она осторожно подошла к мёртвому телу, поднимая голову и втягивая воздух чёрным носом с широкими дырками ноздрей.
Убедившись, что лосиха мертва, медведица, вцепившись в брюхо лосихи, острыми зубами, упираясь всеми четырьмя лапами стала рвать и терзать неподвижное тело.
Вспоров тугое брюхо лосихи, медведица, вырвала мёртвый уже плод лосёнка и оттащив его за коряжину, привалила ворохом валежника. Потом, вернувшись, оторвав несколько больших кусков мяса вместе с рёбрами, медведица тихим ворчаньем подозвала медвежат и позволила им попробовать свежее мясо, вырванное ею из тела лосихи...
Когда медведица и медвежата, насытившись, ушли в лес на днёвку, к полу разорванному трупу подбежала, всегда куда - то спешащая косолапая, зло щерившая длинные клыки, росомаха.
Она была похожа на взрослого, медведя - карлика и только длинная шея и хвост отличали её. Росомаха вырвала оставшиеся внутренности и оттащив большую кровенящую, тёмную печень в сторонку, тут же не прожёвывая съела её, глотая крупные куски...
Потом уже, сытая росомаха, отгрызла одну из задних ног и утащила её в дальние кусты, где и спрятала, завалив ветошью и старой, пожухлой листвой...
На днёвку росомаха легла неподалёку и прерывая неспокойный сон, насколько раз бросалась на обнаглевших крикливых воронов обнаруживших схоронку... Чуть позже сюда подошла и лёгкая на ходу, светлая, в тёмных пестрянках рысь. Она, неслышно ступая подкралась насторожённо, фыркая, не торопясь, вырвала несколько самых вкусных кусочков из заднего стегна и насытилась быстро.
А потом, так же спокойно и незаметно ушла в надвигающиеся сумерки...
Пир на теле лосихи продолжался несколько дней непрерывно и закончился только после того, как всё мясо и даже часть шкуры была съедена мелкими и крупными хищниками...
...Человек, поставивший петли вернулся в тайгу через неделю. Приехать осматривать петли во время, ему помешала непогода...
Холодные дожди лили почти не переставая несколько дней и дороги, без того плохо проходимые, превратились в грязные болотца.
Зная это, человек не торопился в лес и день за днём откладывал поездку. Наконец, с утра вышло солнце и обогрело землю и подсушило дорожную глину, размокшую и скользкую.
На второй день наступившего, может быть последнего тепла, человек, вновь протарахтев на мотоцикле среди лесной тишины, подъехал к зимовью...
Сбросив продукты на землю, поближе к кострищу, он, не задерживаясь, покатил дальше.
И так же, как прошлый раз, бросив мотоцикл на лесной гребневой дороге, спустился через заросли ольшаника вниз, в распадок а подходя к тому месту, где ставил петлю, напрягся и пошёл чуть наклонившись к земле, высматривая в прогалы между деревьями, стоящего в петле зверя.
Человек, почему-то был уверен, что лось может ожидать в петле несколько дней и ещё быть живым...
Но получилось наоборот. Уже на подходе, метров с пятидесяти, человек учуял запах гниющего мяса и выйдя к петле увидел белеющие в траве кости, обрывки шкуры и остатки ног, с чёрными копытами, такими заметными на фоне серо - зелёной травы вокруг.
Подойдя вплотную, он рассмотрел скелет лося, объеденный уже до костей грызунами и птицами. Чуть в стороне лежала большая безрогая голова с выклеванными глазами и полу объеденной мордой.
Поскользнувшись на размокшем, гниющем куске кожи, человек чуть не упал, потом громко заматерился и словно в ответ ему, с ближней крупной сосны, недовольно каркнул ворон...
Обойдя по кругу "побоище", мужик, увидел кости и косточки разбросанные по кустам, и подойдя вновь к останкам лосихи вздохнул и подумал: "Эх, опоздал немного!"
Потом достал нож из самодельных деревянных ножен и стал срезать с остатков ног камасы, часть шкуры с ног, с короткой жесткой шерстью, которую охотники используют, для обивки широких охотничьих лыж.
"С паршивой овцы, хоть шерсти клок" - почему-то вспомнил мужик и отворачиваясь от воняющих останков, стал запихивать содранные камасы в большой карман рюкзака...
Он конечно не знал, что из гнилой шкуры весь мех скоро вылезет...
Вторую петлю, раздосадованный неудачей мужик и проверять не пошёл. Вернувшись к зимовью, он вскипятил чаю, попил у дымящего, отсыревшего за долгую непогоду кострища, заглянув в зимовье почуял запах плесени и настроение его совсем испортилось.
"Зачем вообще я сюда приехал?" - спрашивал он сам себя и не найдя ответа, вдруг решился, и несмотря на поздний час вскочил на мотоцикл и погнал назад, в город, ворча в слух: - Ничего. До ночи успею. А дома выпью водочки и лягу спать в тёплую постель...
...Рогач ушёл из своего "гарема", неожиданно. Ещё с утра он гонял оставшихся маток в молодой осинник кормиться, но к вечеру, отойдя от стада на несколько километров поднялся на скалу - отстой, на краю большой маряны, и долго стоял там вглядываясь в окружающие высокий склон, таёжные хребты и долины, по которым бежали обмелевшие, перед зимними холодами, ручьи и речки...
За месяц гона он отощал, шерсть его поблекла, и рёбра проступили под толстой кожей. Под правым глазом чернел не полностью ещё заживший шрам и потому, этот глаз казался полузакрытым. Большие рога, ещё недавно казавшиеся невесомым украшением самца и его непобедимым оружием, отяжелели и давили голову книзу.
Вспомнив неожиданно прошедшую страстную и сумасшедшую пору, олень - рогач напрягся и заревел. Но не было в его голосе уже ни кипения жизненных сил в разгоряченном теле, ни могучих переливов яростной силы. Его рёв был больше похож на хриплый вой...
Так и не закончив боевой песни, Рогач ещё какое-то время постоял, слушая молчаливую тайгу, а потом решившись, по гребню водораздела, направился в сторону темнеющего кедрача, в вершине речной долины.
Матки оленухи не удивились исчезновению, свирепого владетеля "гарема". Они, переночевав без Рогача в небольшой долинке под вершиной распадка, назавтра, тоже тронулись в сторону гор, ведомые старшей маткой.