Кабаков Владимир Дмитриевич: другие произведения.

Характеры. Книга рассказов. Полный вариант

Сервер "Заграница": [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Помощь]
  • Оставить комментарий
  • © Copyright Кабаков Владимир Дмитриевич (russianalbion@narod.ru)
  • Обновлено: 02/02/2020. 136k. Статистика.
  • Рассказ: Великобритания
  • Скачать FB2
  •  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    В нашей жизни, сильные характеры встречаются не часто. рассказы этого сборника рассказывают о разных случаях проявления таких характеров.

  •   С волками жить, по волчьи выть.
      
      "Есть три вещи, которые необходимо утверждать в мальчиках и юношах, - долг мужчины, ответственность мужчины, достоинство мужчины..."
      автор: Василий Александрович Сухомлинский
      
      ...Ночью, перед большим переходом до шоссе, ведущего в город, он опять не мог заснуть и почему-то вспомнил случай столкновения с бандюками, произошедшие лет десять назад, в начале девяностых, в самые лихие годы...
      
      ...В их городе, с недавних пор начали орудовать вымогатели-рэкетиры. И на Петрова они вышли по чье-то наводке. Это была банда отморозков из бывших спортсменов и зэков, отсидевших уже по несколько раз...
      Перед тем как бандюки забили стрелку с Петровым, они разузнали, что Толя выкупил квартиру в центре и собирался, отремонтировав её, продать или сдать желающим, тем самым заработав несколько тысяч баксов - место было центровое и востребованное у богатеньких жуликов!
      Когда Петров, от испуганной жены узнал, что к нему домой уже один раз наведывался главарь этой банды, бывший зэк по кличке Хыра. Знакомый всей округе своими жестоким характером, Толя вначале и сам испугался, настолько жалко выглядела его любимая Машка, испуганная визитом бандита до полуобморока.
      Но потом его охватила злость, и бешенство, тугой волной всколыхнуло его сердце!
      "Ах вы так! Ну посмотрим, кто кого?!"
      А опыт участия в молодые годы в уличных разборках, помог ему успокоится и обдумать ситуацию...
      
      "Ладно! Они все смелые пока выступают как неузнанные злодеи, зная где и как живут их будущие жертвы. А мне надо самому разузнать, где и с кем живёт этот Хыра, и заявиться к нему с визитом. Вот уж он обрадуется!"
      Потратив несколько дней и несколько тысяч рублей на взятки и подарки, через знакомых в паспортном столе он узнал не только фамилию Хыры, но и его домашний адрес. Несколько дней, он наблюдал за этим домом и убедившись, что главный бандит живёт именно в той квартире, которую ему указали, решился!
      ...Однажды вечером, заметив свет на кухне квартиры где жил Хыра с женой и двумя девочками - подростками, Петров постучал в нужные двери...
      Разговора не получилось...
      Хыра, открыв двери, сначала не понял, что происходит и начал права качать, но когда из комнаты раздался детский голос: - Папа, кто там с тобой - Хыра изменил тон - ему вдруг стало понятно, что его жертва теперь знает не только его "нору", но знает, что у него есть дети...
      Тут срабатывает личный опыт - Хыра сам не один раз шантажировал своих "подшефных" здоровьем их жен и детей...
      А Петров, увидев в глазах нахального бандюка страх, был удовлетворён - теперь Хыра знает, что его тоже вычислили!
      ...После этого, Толя стал осторожней, жену услал к родственникам, а сам ходил по городу только с травматическим пистолетом...
      Наконец, у Хыры нервы не выдержали и он через своего "засланца", забил с Петровым стрелку!
      Договорились, что увидятся неподалеку от той квартиры, которую Петров выкупил - а значит почти на центральной улице города, что было много безопасней чем встреча где-нибудь в заброшенном гараже.
      Бандиты, после ряда безнаказанных наездов на своих жертв, уже ничего не опасались и были в себе уверены. А Петров, назначая встречу на этом месте, надеялся, что в случае осложнений легче будет сопротивляться бандитам, а потом и убегать!
      
      ...Он, к этой стрелке соответственно подготовился...
      У Петрова, уже давно появился постоянный работник - Василий, который занимался ремонтом и строительством интерьеров выкупленных квартир. Парень был непьющий, но ещё с армии нюхал клей и балдел потихоньку. Характер у него, от этого постоянного балдежа стал портиться и временами казалось, что он уже не в себе от разного рода глюков.
      Жилья постоянного у него не было и он мотался по притонам и квартирам приятелей, похожим на него своей заброшенностью...
      Однажды, приглядевшись, Толя разобрался, что у парня золотые руки и что ему стоит помочь с жильём. Проверив Васю на вороватость - тот ничего никогда чужого не брал - Петров определил его зимой, сторожить свою дачу в Головино...
      Так Вася всю зиму там и прожил.
      Он целыми днями торчал в гараже Петрова в заснеженном саду, и перебирал моторы тех авто, которые Толя собирался использовать в своих лесных поездках.
      И так ему понравилось такая обеспеченная и тёплая жизнь, что теперь, он готов был за Петрова в огонь и воду, лишь бы место сохранить. А Петров, иногда ему ещё и денег подкидывал на прожитьё...
      С оружием, тоже как-то легко и просто все решилось!
      
      ...С наступлением опасных лет, Петров, слыша от своих знакомых о беспределе бандюков-отморозков, у своего знакомого в военном городке, не задорого купил автомат и рожок патронов к нему. К тому же, была у Толи мечта поохотиться с автоматом на медведя, на берлоге - охота была его страстью и отдохновением ...
      Этот автомат был спрятан в гараже, в надёжном месте...
      Когда Петров окончательно убедился, что стрелка состоится в назначенном месте, он достал автомат, смазал его, почистил и однажды вечером, рассказал "безбашенному" Васе о будущей стрелке.
      Вася уже был готов за Петрова стеной с тоять и Толя подумал, что надо хорошенько использовать ситуацию. Да и подстраховаться, на случай неожиданного конфликта на стрелке, было необходимо...
      А Василий, к такому развитию событий подходил как никто иной: молчун, лишнего слова не скажет, да и какой-то высокой чувствительностью не страдал. Клей, который он продолжал периодически нюхать, отбил у него и без того малозаметную рефлексию и желание кому - либо сопереживать!
      
      ...Приехали они на стрелку чуть пораньше, вдвоем с проинструктированным соответствующим образом Василием, который, нервно подрагивая сел на переднее сиденье машины, приоткрыл окно, а приготовленный для стрельбы автомат, спрятал под куртку, на коленях. В армии на учебных стрельбах он особо не отличался, но и грубо не мазал мимо цели.
      А Петров, привесил себе на шею "травматик", да так, чтобы бандюкам рукоять была видна...
      
      Бандиты появились втроём и оторопели, когда увидели, что Петров вылез из машины один, оставил на сиденье ещё кого-то, и спокойно подошёл к ним.
      ...Начались тёрки "по теме", но увидев, что Петров не испугался и временами внимательно посматривает в сторону машины, бандюки сами струхнули! В машине сидел человек и что-то напоминающее ружьё держал на коленях...
      Чтобы не потерять лицо, они ещё некоторое время поторговались уже понимая, что проиграли этому безобидному с виду, решительному очкарику!
      Хыра откровенно занервничал и когда Петров предложил небольшие отступные за купленную квартиру, он согласился и нервно задышал, переживая поражение...
      
      Вот такая история произошла с Петровым несколько лет назад...
      ...И вспоминая перипетии той истории, то волнение и страх на уровне безнадеги, Петров, ещё в зимовье, лёжа на нарах вдруг напряг тело, не почувствовал уже той ужасной боли, которая была в начале травмы и сквозь зубы, улыбаясь прошептал почти вслух:
      - Ничего ещё! Мы как-нибудь пробьёмся! Ведь до шоссе отсюда каких-нибудь тридцать километров. Я их и хромой, одолею денька за два...
      - А там и в город добраться не проблема..."
      
      Рэкет.
      
      ...Они подошли к ангару втроем, потоптались перед металлическими воротами, закрытыми изнутри: казалось, они вынюхивали что, как и где. Затем постояли, покурили на площадке перед ангаром, посматривая на автомашины ожидающие своей очереди на ремонт, поплевали смачно себе под ноги и вокруг, потом побросали окурки туда же, поматерились и гурьбой, стуча каблуками поднялись в вагончик...
      Игорь сидел за столом приема заказов и писал какие-то накладные; во множестве вариантов необходимо было в бумагах отразить деятельность "Дороги" и все это для контроля, для внезапной ревизии, которые так любили устраивать КРУ всех уровней: районных, городских, областных...
      
      Трое вошедших шумели, толкались и матерились, не скрывая своей агрессивности; двери за ними жалобно взвизгнули и оглушительно хлопнули. Один из них, тот что повыше, не спрашивая разрешения закурил "Беломор", и когда демонстративно, разинув рот выдохнул дым в лицо Игорю, то во рту сочно блеснули золотые коронки. После этого, "Красавчик", как обозначил его Игорь, осклабился, наклонился над столом, придвинулся почти вплотную и вполголоса, с вызовом произнес: - Слышь, земляк! А мы к тебе. Потом оперся двумя руками о стол и добавил: - По делу. Двое его приятелей, хохотнули окружая стол, хватали бумаги, читали, потом бросали на пол.
      Игорь и испугался, и обозлился. Он, набычившись смотрел на нахалов, но ничего не мог и не хотел предпринимать, и уже знал, что тут просто мордобоем не закончится, а ведь у него в столе, лежало несколько тысяч выручки...
      
      - Что вам нужно? - выдавил он дрогнувшим голосом.
      "А мы, землячок, хотим свою машинку отремонтировать, - можно это или нет?", - хихикая процедил высокий и уставился на Игоря в упор, играя красивыми, злыми глазами наглеца и хама.
      Игорь, словно кролик на удава смотрел в эти глаза и не негодовал - как можно вот так нагло и противно нарываться на "край", на ответ, который бывает страшен, как для отвечающего, так и для вопрошающих.
      Но сейчас он был беспомощен и беззащитен, и ему надо было крепиться и не отвечая на оскорбления копить злобу, и ждать мгновения расплаты и уравнения условий...
      
      Во дворе машина на повороте скрипнула резиной, остановилась, хлопнули дверцы.
      Трое переглянулись, а в Игоре всколыхнулось чувство надежды и облегчения: "Может быть еще пронесет?".
      - Слушай, земляк - торопясь заговорил Красавчик - ты не хотел бы нам занять на ремонт несколько кусков?
      Послышались шаги за дверью, заскрипело деревянное крыльцо под ногами приехавших - они поднимались в вагончик.
      - Подумай хорошенько старичок, копать-колотить - глаза еще раз злобно сверкнули, и он, сделал жест - уходим. Все трое, чуть не свалив с крылечка входящих, топоча ногами вывалились на улицу.
      Игорь перевел дух, достал платок, промокнул им вспотевший лоб и привычно автоматически произнес: "Я вас слушаю"...
      
      
      
      Исход. Гл.2. ст.11-12. "Спустя много времени, когда Моисей вырос, случилось, что он вышел к братьям своим, сынам израилевым, и увидел тяжкие работы их; и увидел, что Египтянин бьет одного Еврея из братьев его. Посмотревши туда и сюда, и видя, что нет никого, убил Египтянина и скрыл его в пески".
      
      
      ...Гандон быстро навел справки: Фишман Игорь Яковлевич. Председатель кооператива "Дорога". Адрес: ул. маршала Жукова, 7, кв. 6...
      Решили идти выбивать деньги втроём. Подъехали на машинке побиже, но оставили её в соседнем дворе Жан - Красавчик, оставил Гандона на улице, на "шухере", а сам с Барыгой поднялся на второй этаж.
      Они шли молча, детали уже были обговорены - если по звонку соседей нагрянут менты, то Гандон свистнет. Заезд к дому был долгий и потому, Жан надеялся, что они успеют смотаться. Но вообще-то он не сомневался, что стоит им появиться на пороге, и этот "жидик" расколется и выложит все, что имеет...
      Барыга, как всегда, был невозмутим, чуть пьян и в обычном своем спортивном костюме.
      Время подходило к одиннадцати вечера, поздние летние сумерки опустились на город, зажглись огни в домах, но кое-где уже легли спать и потому, светлые окна перемеживались с темными. Гандон с улицы смотрел на окна второго этажа и пытался представить себе, что там делают сейчас обитатели: ужинают, смотрят "Рабыню Изауру", спят в перинах на двухспальной супружеской кровати.
      От этой мысли он осклабился и хихикнул вслух, представив Игоря в подштанниках, с тонкими волосатыми ножками и мягким брюшком поверх "семейных" трусов...
      
      Жан и Барыга, громко шагая поднялись по крутой, узкой бетонной лестнице на второй этаж, остановились там перед дверью с номером шесть и Жан нажал на кнопку звонка. Звонил он уверенно, долго и нагло...
      ...Игорь собирался спать. Весь вечер он сидел в гостинной и считал что-то на электронном счетчике, потом записывал цифры, появившиеся на экранчике прибора, и снова нажимал кнопки с цифрами и знаками действий.
      За стеной, Света долго смотрела какую-то многосерийную телевизионную мелодраму: из-за стены изредка доносился мужественный голос из телевизора.
      Дети уже легли: трехлетний Яшка спал в своей кроватке лицом вниз и попой, прикрытой одеялом, вверх. И родители, и родственники смеялись над Яшей, которому почему-то было удобно спать стоя на коленках и спустив лицо щекой на подушку.
      Мишка, которому уже было шесть, считал себя взрослым и потому засыпал поздно, норовил досмотреть телик до конца и лишь сегодня, утомленный длинным жарким летним днем, лег немножко подремать и дождаться кино, но так и заснул и Света раздела его уже сонного и вялого, укрыла одеялом и погасив свет, плотно прикрыла дверь в детскую...
      
      Звонок в дверь прозвучал тревожно и угрожающе. Света встала с кровати, накинула халат поверх ночной рубашки и вышла в прихожую. Игорь был уже там. - Кто это может быть? - с тревогой спросила она и Игорь, чуть запнувшись ответил: - Это, наверное, ко мне. Иди, ложись. Он подождал, пока Света войдя в спальню закроет дверь и потом, почему-то крадучись подошел к входной двери, тихо нажал на рычаг английского замка и отворив первые из двойных дверей, глянул в смотровой глазок.
      За дверью стояли двое. Один кряжистый, широкий, с маленькими, невнятными глазками и второй - высокий, черный, в темных брюках и коричневой водолазке. Игорь прикрыл за собой первые двери и через наружные, негромко спросил: - Кто вам нужен?
      Но для него ответ на вопрос кто стоит за дверью уже был ясен. Он всю поделю ждал визита, но тем неожиданнее это произошло.
      
      Высокий за дверью, придвинулся к глазку почти вплотную, громко, не скрываясь произнес: - Открой, хозяин! Поговорить надо!
      У Игоря сердце тревожно опустилось вниз и потом заколотилось испуганно и гулко, кровь прилила к голове и мышцы ног дрогнули: "О, черт!", - ругнулся он про себя, а вслух сказал: - Уходите прочь! Не то я вызову милицию.
      Голос его дрожал от волнения и от испуга за малышей и жену. Он уже знал, что эти, за дверью, так просто не уйдут и что ему придется решать и брать на себя ответственность за решительные действия...
      Жан переглянулся с Барыгой - он уже знал, что в этом подъезде телефон один и то на четвертом этаже.
      Он снова приблизил лицо к глазку и сказал так же громко, как и в первый раз: - Открывай, тебе говорят. Дело есть!
      Игорь через глазок видел искривленное глазком лицо: толстый нос, неестественно длинные, маленькие глаза в ямках глазниц, черные густые брови, синеватые, толстые шевелящиеся губы.
      Их лица разделяло каких-нибудь двадцать-тридцать сантиметров пространства и Игорю захотелось ударить по этому кривому лицу, захотелось сделать этому наглому бандиту больно, а себя, в момент удара освободить от груза ярости и страха, который подкатывал к горлу, заставлял дрожать голос и вызывал глотательные судороги.
      Еще на что-то надеясь, он примирительно повторил: - Уходите, ребята. Завтра поговорим.
      К двери придвинулся Барыга - ему показалось, что настал его черед проявить себя и показать Жану, что он ничего не боится.
      Жан отодвинулся от глазка и Барыга, приблизившись ухом к двери, сдерживая злобу произнес: - Открывай, сука! Смотри, хуже будет!
      Его рот злобно ощерился, язык облизнул губы, кулаки задвигались...
      
      Ухом Барыга ловил звуки из квартиры - он не посмотрел на Жана, но чувствовал его присутствие и потому, желал заодно немного попугать и этого заносчивого, расфуфыренного хлыща. Он, Барыга, все больше и страшнее наливался наглой яростью бандита, долго и безнаказанно унижающего и грабившего людей...
      Игорь, увидев это зверское, широкое и бессмысленное лицо, с маленькими колючими глазками понял, что помощи ждать неоткуда,
      что эти бандюки, там, за дверью просто так, без издевательств и насилия не отстанут от него...
      
      Соседи, за закрытыми дверьми уже стали прислушиваться к звукам, доносящимся с лестничной площадки, и испуганно уходили в дальние комнаты, закрывая все двери, какие только можно.
      Они не хотели ввязываться в скандал, они слышали два хриплых, грубых мужских голоса и так как в этой жизни они боялись всего, что не вписывалось в искусственные инструкции и законы, то инстинктивно уходили, прятались в свои норы, испуганно радуясь, что стучали и рвались не к ним.
      В этом мире, где все решается коллективом на собраниях, они не могли выступать от своего лица, они трусили за себя, за своих детей.
      А другие, это же чужие. И потом, может быть, тот к кому ломятся сам в этом виноват, почему мы должны беспокоиться за других, оправдывали они себя, выискивая аргументы в свое оправдание.
      И, наконец, есть же милиция, которой деньги платят за то, чтобы она нас защищала, и у них ведь оружие, а мы безоружны.
      Эти бандиты-хулиганы ведь наверняка вооружены; они-то наверняка не боятся ни милиции, ни закона, наказывающего за ношение оружия холодного и огнестрельного...
      
      И Игорь понял, что никто из соседей к нему на помощь не придет, потому что, если бы они могли и хотели, то уже вышли бы из своих квартир...
      Голос Светы из-за спины, из спальни спросил тревожно: - Кто там, Игорь? - и в этот момент, волна холодной ярости и бесстрашия привычно ударила в голову. - Света, иди ложись! Я тут сам разберусь!
      " Да, что я, мужик или нет?", - прошептал Игорь и уже не таясь громко захлопнул дверь и быстро, легко и быстро шагая вернулся в гостиную. Сильными руками он схватил стул - костяшки на кулаках побелели - и подставив, вспрыгнул на него, потянувшись достал с верхней полки металлический чехол для ружья, снял его сверху, привычно сдул пыль, вернулся к письменному столу, достал ключ и ловко, одним движением отомкнул висячий замок на чехле-сейфе...
      В дверь стали стучать: вначале дробно и негромко, потом кулаком во всю силу; сквозь двойные двери удары доносились глухо, и ругань двух голосов была едва слышна.
      Игорь, уже торопясь достал свое охотничье ружье ИЖ-27-е, то есть с эжектором-выбрасывателем, автоматически погладил, матово блестевший темный приклад из красного дерева, потом левой рукой взял отдельно лежащие вороненые стволы, правой рукой держа приклад, указательным пальцем нажал скобу замка, левой вложил стволы в замочную выемку, спустил пружину и примкнув стволы, щелкнул эжекторами, открывая патронник.
      Патроны в пачках с изображением охотника в шляпе с пером, целящегося из ружья в утку пролетающую над камышами, лежали здесь же, в сейфе.
      Игорь переложил ружье в левую руку, правой, всей пятерней, влез в коробку и достал штук пять-шесть зеленых, с золотистой латунной окантовкой и круглым тяжелым торцом, в желтой серединке которого сидело маленькое круглое донышко капсюля.
      Положив все патроны на стол, услышав, как они щелкнули литыми стаканчиками с порохом и дробью, он взял два, мягко и привычно вложил в патронник и угрожающе клацнув, закрыл ружейные замки. Теперь стволы были в боевом состоянии!
      В двери уже откровенно ломились. Дверь зала открылась и испуганная, дрожащая всем телом Света спросила тонким голосом: - Игорь! Что происходит!
      Игорь, закладывая запасные патроны в карман спортивных штанов поднял голову, и жестко глянув на Свету, твердо произнес: - Света! Иди к детям, закрой двери и не выходи... - он чуть помолчал, потом закончил - пока не позову тебя!
      На глазах у Светы появились слезы, она от страха озябла и запахивая халат, стала говорить, говорить: - Но, Игорь, что происходит! Кто там, за дверьми? Что происходит!
      Игорь, сдерживая себя, чтобы не накричать на неё, вновь ровным голосом сказал: - Света! Я тебя прошу, иди к детям. Если они проснутся, то могут испугаться - и чуть помолчал, выходя мимо Светы в коридор, продолжил - это, какие-то хулиганы, я их только пугну - успокоил ее, но сам уже знал, что пугать не будет, а будет драться! Света, от звуков его холодного голоса чуть успокоилась, и пошла в детскую комнату, вглядываясь на Игоря через плечо. Таким она его никогда не видела...
      
      Он подождал, пока жена вошла в комнату, дождался пока дверь затворится и уже потом, пошел к входной двери.
      Без паузы, Игорь, перехватив ружье в правую руку, зло дернул за скобу замка левой, с грохотом отвел язычек, резко и решительно потянул дверную створку на себя...
      Жан услышал звук открывающегося замка, скрип открывающихся дверей и инстинктивно отпрянул назад - так решительно и безбоязненно это делал, человек на той стороне. А Барыга ничего не понял и еще громче заколотил кулаками в дверь.
      Он совсем ничего не боялся и понял, что этот человек, там, за дверью, такой же трус, как все те, с кем ему приходилось "работать" в этом городе.
      И привычная безнаказанность сделала Барыгу беспечным. Замок второй створки внешней двери щелкнул, и Барыга решительно дёрнул ее на себя.
      Когда дверь распахнулась, Игорь, ещё какие-то доли секунды оценивал ситуацию, и тут, через порог сунулась спортивная, крепко сбитая фигура Барыги; где-то позади маячило белое лицо Жана, тот чутьем понял, что здесь неладно.
      И Барыга тоже начал что-то понимать, но было уже поздно; он, конечно, увидел невысокого человека в спортивной майке и спортивных штанах, заметил ружье, заметил даже тапки-шлепки у него на ногах, но удержать себя или что-нибудь сделать, защищая себя, он не успел...
      
      Игорь, мгновенно сильно и жестко ткнул стволами в живот нападающего. Барыга ощутил резкую пронзительную боль, ему показалось, что по позвоночнику через живот ударили кувалдой и падая вперед, в квартиру, уже теряя сознание он страшно испугался, испугался так, как некогда в далеком детстве, испугался зеленым огнем горящих глаз, глянувшего на него из-под стола, кота.
      Тогда он одеревенел и с замершим на губах воплем ужаса отступал от этого взгляда, пока не рухнул в открытый за спиной подпол, в котором бабушка, его деревенская бабушка, набирала картошку...
      Игорь увидел в глазах этого здоровенного мужика всплеск боли и ужаса, чуть скрипнул крепко сжатыми зубами и наотмашь ударил навстречу, в лицо, это ненавистное, наглое лицо, тяжелым жестким прикладом...
      Кровь и кусочки сорванной ударом кожи брызнули на пол, на стены, на потолок коридора и дверного проема.
      Барыга, получив страшный встречный удар охнул, огненный шар боли ожегом вошел в подсознание, хрустнули лицевые хращи, и кости, изнутри распоров кожу лица появились на мгновенье вовне...
      Удар был так силен, что мешок бесчувственного тела, падая, вывалился наружу - Барыга потерял сознание мгновенно и надолго!
      
      Жан оцепенело смотрел на все происходящее, и вопль истерики и страха застрял у него в горле...
      Потом, уже задолго после того дня он, Жан, просыпался от кошмара, в котором каждый раз безжизненное тело вываливалось из дверей и вслед выходил бледный, холодно спокойный человек с ружьем...
      
      Жан сглотнул комок, подступивший к горлу. Дурнота ухнула сверху, куда-то вниз живота, а человек в дверях с белым лицом, вскинул ружье на уровень бёдер и не целясь выстрелил.
      Жану даже показалось, что он вначале услышал щелчок спущенного курка, потом из правого ствола вылетел сноп огня и уже потом, по перепонкам ударил гром выстрела и в левое бедро, пришел тяжелый удар дробового заряда.
      Жана бросило на колени, но он так испугался, что не почувствовал боли и на четвереньках попополз к лестнице. Мужчина с ружьем опередил его, отсек ему путь отступления и злым шепотом произнес: -Стоять, сука!.. Не то убью! - и ткнул стволами Жану в голову.
      И тут ему, Жану, стало вдруг очень, очень плохо и очень больно, и он, боясь смерти вот здесь, вот сейчас, превозмогая боль поднялся на ноги и, исполняя команду страшного человека, встал навытяжку. А по его бедру липкой тягучей пленкой потекла кровь...
      
      Гандон услышал выстрел и ему показалось, что кто-то взвизгнул от страха и боли оттуда, из того подъезда. Его мозг пробила догадка:
      Вот падла, залетели! - пробормотал он - "Смываться надо!
      Испуганно озираясь, Гандон вначале быстрым шагом перебежал двор, свернул за дом и пустился во всю прыть дальше, в темноту... Их машина осталась в соседнем дворе...
      
      ...Телефонный звонок раздался резко и требовательно. "Кто бы это мог быть?", - подумал я и подошел к телефону. - Саша, - услышал я голос Игоря, и руки у меня вспотели, - Приезжай ко мне сейчас - говорил взволнованный голос в трубке: - Я тут пострелял бухарей... - Кого, кого? - перебил я, а сам судорожно соображал, что делать чтобы все кончилось хорошо.
      - Бухарей, говорю! - уже с раздражением произнес голос и я, преодолевая дрожь волнения, попросил: - Игорь, ты мне коротко расскажи, что случилось, чтобы я начал действовать...
      
      ...Через десять минут я ехал к Славе Васильеву, своему приятелю по теннису, старшему оперу УВД, предварительно позвонив ему и сообщив, что у меня чрезвычайное дело...
      Через полчаса мы были у Игоря. Там "поле боя" на лестничной площадке было залито кровью и усеяно "трупами". Игорь, как обычно, "приятно" удивил всех.
      Слава посмотрел, послушал рассказ Игоря и успокоил нас говоря, что по букве закона Игорь прав, ибо нападение на жилище, угрозы расправы и шантаж налицо.
      - Можно открывать дело на пострадавших.
      Он грустно улыбнулся и с интересом стал рассматривать Игоря. С такими случаями самообороны, ему еще не приходилось встречаться.
      Подоспел наряд милиции, приехавший по звонку Васильева. Он представился, сказал, что был в гостях по соседству, услышал выстрел и пришел сюда.
      Васильев и капитан - старший наряда, долго друг на друга смотрели, и потом, капитан стал опрашивать соседей. Соседи, конечно все не спали, высыпали на площадку, громко и возмущенно обсуждали происшествие.
      Узнав, что пострадали рэкетиры, все мужчины с завистью и уважением стали смотреть на Игоря и улыбаться ему...
      Вопя сиреной, прехала "скорая". Барыгу унесли первым, а Жан, скрипя от боли зубами сидел в углу на полу, и лужа крови растекалась вокруг него, темным полукружьем. Лицо его сморщилось, осунулось и постарело.
      Он старался избегать смотреть на Игоря, боялся встретиться с ним взглядом...
      Через час "менты" уехали, "скорая" забрала Жана и увезла в травмпункт.
      Мы остались одни...
      Игорь постоянно зевал, тер лицо ладонями, а Света поплакала и сделала нам чай...
      Когда она ушла спать, я сходил в машину, принес пистолет "Макарова". Показал Игорю, как им пользоваться, зарядил его и попросил брата на улицу по вечерам не выходить, а если приспичит, то обязательно брать с собой оружие.
      Игорь невесело усмехался, но чаю попил и варенья поел, а это значит, что он успокоился; может быть не совсем, но успокоился и я, в очередной раз глядя на его сонное лицо, подумал: есть в нем что-то отличное от всех нас. Ведь он и не стрелок, и не борец, и не драчун, но ведь всегда он на виду в моменты, когда надо решить и сделать...
      И сегодня он сделал то, что никто из нас, братьев не смог бы, не способен сделать. Окажись я на его месте, может быть тоже стрелял, но ведь стрелял бы я для того чтобы напугать, и думаю, что стрелял бы через дверь и наверняка сильно в сторону.
      А он?
      Мы сидели на кухне часов до трех; я выспрашивал Игоря, а он скупо говорил как это было, что за чем следовало, и по его словам выходило, что он услышал, вышел, сказал им чтобы уходили, потом зашел, вытащил ружье, зарядился и выйдя снова к двери, открыл её.
      Он говорил еще, что стрелять не хотел, но это произошло автоматически.
      - Я боялся, что у этого черного есть оружие - нехотя проговорил Игорь. Потому и выстрелил - заключил он рассказ и снова стал тереть лицо ладонями...
      
      Я простился с ним и вышел.
      На улице была теплая, южная ароматная ночь. Где-то далеко чуть погромыхивало громом и звёзд не было видно. Выйдя во двор, я невольно заозирался, высматривая и выслушивая темные углы двора. Перед тем как тронуться, ещё посидел в машине, глубоко подышал, расслабился и лишь потем завел мотор и тронулся...
      Напряжение бессонной ночи взбудоражило нервы и мне захотелось проехаться чуть за город, тем более что на улице стало светлеть и на проезжей части нe было ни пешеходов, ни машин...
      
      Узнай себя.
      
      ...Жизнь моя складывается ни шатко ни валко. Друзей много, девушек тоже. Но чего-то не хватало, чтобы я почувствовал себя удовлетворённым. Последнее время, стал уставать от однообразия жизни, а попыток изменит её, я не предпринимаю, потому что так спокойнее...
      Кажется, что последние годы идут какими-то замедленными темпами и ничего нового не случается.
      И кажется, что я, всё меньше и меньше стал понимать себя. "Кто я такой есть?" -спрашиваю сам себя и не нахожу ответа.
      В армии, в конце службы, я хотел записаться куда-нибудь добровольцем, в горячую точку. Но, не решился, а может быть к тому времени, горячие точки закончились! А так хотелось себя проверить - на что я способен?!
      Правда недавно, произошли события, которые натолкнули меня на странные мысли...
      
      ...А дело было так. У меня есть приятель Николай Кремлёв - другом я его опасаюсь назвать. Иногда, он ведёт себя слишком развязно. Нельзя сказать, что он меня не уважает, но как то так сложилось, что постоянно делает мне мелкие подлости и при этом не боится, что я их замечу.
      Иногда, мне передают его слова, совсем не доказывающие его дружеские чувства ко мне.
      Видимо, эти мелкие гадости, сказанные обо мне за моей спиной, насторожили меня, хотя я всегда говорил и верил, что у меня нет врагов.
      Но в один момент, это недоразумение само собой разрешилось...
      
      Саша Кулагин, мой друг ещё со школьных времён, зашёл ко мне на работу, и мы вместе пошли в ресторан, поужинать. По дороге встретили Николая Кремлёва. Сели в ресторане "Енисей" и закусив, хорошо выпили. Потом, Саша позвонил своей подружке - Маше и она сразу откликнулась на приглашение. У Саши с Машей роман и мне хотелось, чтобы у них всё наладилось.
      Решили ехать к Саше - у него родители уехали куда-то надолго, и он жил один. Коля увязался за нами. Сели в такси, по пути Саша сбегал в магазин и купил выпивки и закуски. Наверное, хотел оставить Машу у себя и потому, был щедрым и очень спешил, чтобы не передумала. Я его понимаю!
      Но Саша не производит впечатление уверенного в себе покорителя сердец. А вот Коля с его солидными манерами и серыми стальными глазами - такое впечатление производил...
      После сидения в ресторане, меня изрядно развезло, но я не подавал виду и думал, как во время "отцепить" Колю и оставить Сашу с его пассией, одних.
      Не удивляйтесь! В моём поведении, по отношению к друзьям и родственникам, проявляется иногда некий патернализм, неизвестно откуда взявшийся.
      Сам я на Машу никаких видов не имел, да и не в моём она вкусе. Мне бы с умной девушкой поболтать о Ролане Барте и его минималисткой прозе. Или вот о французской студенческой революции и её последствиях...
      Овладение телом без любви и хотя бы интеллектуальной близости, с некоторых пор стало напоминать мне случку дворовых собак. Мне, это уже давно не катит, а все постельные дела, если не подойдём друг другу, а так бывает всё чаще, вспоминаю наутро с головной болью и кляну себя за непоследовательность!
      
      ...Потом, когда приехали к Саше, наскоро соорудив закуску выпили изрядно, под модную музычку - какая-то английская певичка изливала душу: "Покажи мне, как глубока твоя любовь ко мне!" - конечно это вольный перевод.
      А мелодия такая бодрая, скачущая и с лирическими завываниями на ближневосточный манер. То ли зурна, то ли ситар солирует...
      
      И я задумался о бессмыслице жизни и почувствовал, что у меня голова пошла кругом. Поговорили немного, точнее говорил я о том, что наверное хорошо жить на Ближнем Востоке - жарко, пальмы, пески, гаремы и сухой закон по шариату...
      Потом пошли танцевать. Но, так как дама была одна, то я самоустранился и сел на диван. А Коля, воспользовавшись тем, что Саша ушёл на кухню, закружился с Машей в медленном танце. И я вдруг понял, что Маша, у которой от наличия трёх кавалеров голова пошла кругом, немножко забыла о влюблённом в неё Саше. А я, всегда обострённо реагирую на несправедливость!
      Тут я решил исправить ситуацию и хотел увести Николая, оставив парочку одних. Но он этому плану воспротивился. Пришлось взять его покрепче под руку и вывести на воздух. Он сопротивлялся, но потом успокоился. Мы оделись и вышли, пожелав, удивлённой нашим внезапным уходом паре, доброй ночи...
      
      ...А потом меня как вырубило! И очнулся я сидящим на скамье, видя, как Николай неспешно уходит в ночь. Что-то мне в нем не понравилось и я, поднявшись и сплёвывая кровь, непонятно почему заполняющую разбитый рот, догнал его и стал бить!
      А это я умею делать. Ведь в студенчестве, на первенстве вузов города, стал вторым призёром по боксу. Вторым, потому что отзанимался в секции университетской всего две недели, а в финале, против меня должен был выступить мастер спорта, чемпион России по молодёжи.
      Наш тренер, когда зарядил меня на эти соревнования, так мне и сказал: "Ты парень мужиковатый и если попадёт какой перворазрядник, ты его сделаешь, а если кандидат в мастера или мастер, то мы тебя снимем перед боем, из-за разности квалификаций!"
      ...Я не помню в каких выражениях уговаривал Николая уйти и вообще ничего не помнил минут пять до, и минуту или две после. Но уходя от Саши, почувствовал внутренне, что он, почему-то на меня обиделся...
      
      ...И вот я его догнал и ударил, и он упал. А на улице мороз и снег - дело было в декабре, а у нас в это время по ночам уже под минус двадцать.
      А я стал цеплять его левой рукой за воротник пальто и отрывая от земли правой, бил его по лицу. Но он прятал голову и верещал как хорёк! Я нанес ему несколько крепких ударов и когда он стал причитать: - Мама! Мама! - я словно очнулся...
      Стал помогать ему подняться, а он боится, руками лицо закрывает и причитает: - Прости меня! Отпусти меня!
      Я его отряхнул от снега, а он от страха дрожит, а когда предложил проводить его до остановки, он аж руками замахал: - Нет, нет! Я сам! Сам...
      Ну, я его отпустил с богом, а сам пошёл домой - дом мой через три улицы от Сашиного...
      Прибрёл домой, пальто снял, а оно всё в снегу. Сестра вышла, спрашивает; Всё в порядке?!
      А я ей отвечаю: - Иди спать! Я немного поскользнулся и вот в снег упал...
      Домашние уже привыкли, что я иногда попадаю в переделки.
      Сестра вздохнула и ушла в свою комнату, а я стал в зеркало, на своё лицо смотреть.
      Лицо как-то по диагонали опухло и когда я надавил языком на один из передних верхних зубов, половинка на пол упала. Я её поднял, посмотрел, примерял к оставшейся половинке, потом помыл лицо и пошёл спать - утром на работу...
      Утром, привычно одел тёмные очки, синяки на щеке закрасил помадой сестры и тронулся на службу. Тогда я работал в университете и у нас была отдельная комната-кабинет.
      На счастье, мои коллеги по лаборатории, решили съездить на рыбалку и отпросились на два дня, в счёт отпуска.
      Пришёл в универ, никого не встретил из знакомых и у себя, заварил чай в колбе, как обычно...
      Только стал пить его, облизывая незнакомую дырку в зубах, тут Николай стучится...
      Я предложил ему чаю, а он говорит: - За что ты меня вчера отпинал?!
      Я удивился, а он мне на голове кровоподтёки показывает. Я стал ему объяснять, что бил его кулаками и что даже хотел проводить до остановки.
      Но похоже он мне не поверил...
      Только позже, я узнал от Саши, которому Николай всё рассказал о том вечере, немножко утаив подробности...
      А дело было так!
      Мы вышли из подъезда, взошли на тротуар и тут, он мне подсечку сделал, воспользовавшись тем, что я не ожидал такой подлянки. Я упал и ударившись лицом о бетонный бордюр - отключился...
      Николай меня бесчувственного поднял, до лавочки довёл и посадил... Наверное, сначала подумал, что убил меня нечаянно!
      Ну а дальше вы всё знаете...
      Узнав эти подробности, я пожалел, что назавтра не сделал ему ещё раз больно, но вспомнив, как он от страху маму вспоминал, смягчился...
      
      С той поры Николай меня стал обходить, а если встречал, то издали кланялся и норовил свернуть в сторону. А ведь он считался местным авторитетом у хулиганов на районе. Он умел себя поставить правильно!
      А я, после той истории вспомнил, что у экзистенциалистов читал, кажется у Сартра, что характер проявляет свою истинное содержание, незамутнённое цивилизацией, когда человек попадает в экстремальную, смертельно опасную ситуацию. Или, когда он напивается в дым!
      Вот после того случая с Николаем, я начал догадываться, какого типа мой характер! А заодно, какого типа его характер.
      Кажется, что после того случая я стал умнее и осторожнее в выборе друзей!
      
      Ноябрь 2015 года. Лондон. Владимир Кабаков
      
      
      
      
      Бомж
      
      ...Спать расхотелось, и я вдруг вспомнил одну историю, из того периода жизни, когда я подрабатывал, собирая камедь. У меня была хорошая работа в проектном институте, но получал я там рублей двести тридцать в месяц, а на камеди, иногда мог за недельку рублей пятьсот заработать. А тогда на пятьсот рублей можно было приличный мотоцикл купить...
      
      И как-то меня занесло в места, где жил один бомж в избушке. Я пришёл туда под вечер и бомж, сидя у летнего кострища чистил рыбу для ухи... Поздоровались. Разговорились. Узнав, что я живу в городе, он стал просить привезти ему лески и крючков разных размеров... Потом пригласил ночевать у него...
      
      Когда входили в избушку, он предупредил меня.
      - Кот у меня здоровый и шибко злой. Ты его старайся не задевать, а то он и кинуться на тебя может ночью. Мстительный чёрт. Когда посторонние без меня в избушку заходят, он вначале шерсть дыбом поднимет и шипит, а если не послушаются, то кидается на грудь и начинает драть когтями.
      - Я теперь, как ухожу, так и двери не запираю. Он у меня вместо дворовой собаки...
      
      Я зашёл в дом и в полумраке увидел два зелёных, горящих фосфором глаза. Хозяин предупредил кота: - Свои Тимоша, свои! - и Тимоша недовольно залез под нары...
      Вечеряли без происшествий и когда хозяин сварил уху на печке, то поели и чаю попили. Я отдал ему банку тушёнки, которая у меня была в рюкзаке, чему он был рад, но виду не показал - по тем временам тушёнка была страшным дефицитом. Позже он показал мне место на противоположных нарах и когда легли, то закурил и стал разговаривать...
      - Я же здесь, до прошлого года с жёнкой жил - начал он. - Да вот в январе, в самые морозы заболела она и через три дня умерла. До ближайшей деревни здесь сорок километров, да и в той больнички нет...
      Так она и померла здесь. Непонятно от чего... Температура была высокая, аж горела вся... Но у нас ведь и градусника не было...
      
      Мужик вздохнул, прикурил новую сигаретку от старой.
      - Мы с ней вначале в городе бомжевали. Я как из лагеря освободился,
      пробовал жильё найти и на работу устроиться. Но потом от неудач запил, да и как не запить. Ночевали же по подвалам... Он выдохнул сигаретный дым и почесал бороду...
      - Там я с нею познакомился. Она тоже была пьющая, но ещё молодая и на лицо ничего. Как её в этот бомжатник занесло, я до сих пор не знаю. Что - то там в её прошлом было, отчего она от людей отбилась и запила...
      
      ... Поднявшись с нар мужик налил себе чаю, отпил несколько глотков и продолжил...
      - Я её уговорил в лес уйти и зажить вдвоём. Я, в лагере так натерпелся, что рад был любому жилью, лишь бы не на общих нарах. Я ведь тоже, тогда камедь начал собирать и денежки иногда приличные заколачивал, только всё пропивал. А тут, вроде как семья и всё прочее...
      Я слушал вполуха и начинал уже задрёмывать.
      - Вначале иногда водки и здесь доставали, а потом как-то привыкли без неё...
      Хозяйка домовничает, обед или ужин сварит, а я рыбачу или по тайге шастаю...
      Посторонних тут не бывает... Хозяин помолчал, накрыл ноги ватным
      одеялом...
      - А вот как умерла, для меня главная забота была, как её похоронить...
      Морозы под тридцать стояли, земля промёрзла и стала как стекло...
      Я тогда попробовал лопатой копать, но она от земли, как от железа
      отскакивает. Кострил два дня, но только сантиметров на пятнадцать откопал...
      Тогда я её вынес, потому что она уже пахнуть начала и закопал подальше от избы, в сугроб, а сверху воды полил, чтобы льдом покрылась, и грызуны не пробрались и не поели...
      Уже засыпая, я слышал, как мужик ворочается и вздыхает...
      
      Неожиданная встреча.
      
      ...Вспоминаю случай, рассказанный мне одним знакомым - человеком с характером:
      - Я шёл по лесной дороге, возвращаясь в город из дальней тайги. По пути встретил геологов, которые жили в палатке, стоящей рядом с дорогой.
      В это время их не было поблизости, зато была их большая и злая собака. Она бросилась в мою сторону и я, быстро достав топор из рюкзака, стал от неё отмахиваться. Собака крутилась в метре от меня и всё норовила куснуть за ноги. Я изрядно испугался и разозлился - несколько раз я пытался напугать её, бросаясь в её сторону, но настырная собака не отставала...
      Наконец, собака вернулась к палатке, а я пошёл дальше, держа топор в руке и постоянно оглядываясь...
      Прошёл ещё метров триста и в друг, прямо с обочины резко всплыл медведь и фыркая, показывая клыки и розовые дёсны, дёрнулся в мою сторону. Автоматически, я вскинул топор к плечу, и медведь среагировал - чуть осел, но не убежал. Несколько секунд, он, сидя на заду фыркал и плевался злой слюной, находясь всё так же на обочине, в пяти метрах от меня, а потом вновь резко дёрнулся в мою сторону! Я, защищаясь, резко поднял топор и зверь, снова осел и не глядя на меня, ворочая головой из стороны в сторону, сидел на задних лапах соображая, что ему делать дальше...
      Так мы и стояли - сидели друг против друга. Наконец медведь понял, что я не собираюсь на него нападать, медленно повернулся и не спуская с меня глаз, тоже медленно, ушёл в молодой сосняк растущий вдоль обочины...
      Только позже я сообразил, что зверь спал там в кустах и я его внезапно разбудил. Но вот что самое смешное. Я этого медведя совсем не испугался и махал топором инстинктивно, реагируя на движение медведя...
      Уже идя дальше по дороге, я ворчал и повторял про себя: "Иду, никого не трогаю, до дому каких-то пятнадцать километров, и тут этот медведь! Просто безобразие!.."
      
      Ещё одна история, рассказанная мне этим же лесовиком:
      
      ...В ту весну, я поехал собирать камедь, (лиственничная смола, которую можно было сдавать за деньги в Заготконтору) в далёкую таёжку под Байкалом. Со мной был молодой кобелёк - лайка, по имени Бобик. Взял с собой и ружьё - обрез, так, на всякий случай. И не забывал брать это ружьецо с собой - места были глухие и с медведями. Несколько раз, на дорожной грязи я видел большие медвежьи следы!
      Но кроме обреза, в кармане рюкзака я носил фальшфейер - такую длинную спичку, обёрнутую в картон, которую употребляют в качестве тревожного сигнала на железной дороге. Берёшь её в руку, чиркаешь по спичечному коробку и фальшфейер загорается пучком белого, фосфоресцирующего пламени...
      
      Каждый день с утра до вечера, я ходил по лесам и искал большие лиственницы с дуплами, в которых скапливалась эта сухая смола, которую можно назвать лиственничным соком. Она действительно на вкус сладковатая и в сибирских деревнях, раньше её называли сосулями...
      В один из дней, уже возвращаясь к своей палатке, я заметил на земле следы медведя и остановившись, стал осматриваться. Бобка в это время куда -то убежал.
      И вдруг, я увидел метрах в пятидесяти медведя, который бежал, переваливаясь с боку на бок и за ним, гавкая тянулся Бобик. Я почти обрадовался - не каждый день в тайге встретишь медведя!
      Я быстро достал из рюкзака топор и пугая медведя, стал стучать обухом по берёзе, растущей рядом...
      И это была ошибка. Услышав и увидев меня, медведь резко развернулся и галопом поскакал на меня. У меня было ещё время, и я судорожно решал, что делать - стрелять сердитого зверя из обреза, или пытаться его пугать фальшфейером!
      Медведь неумолимо приближался, а я всё медлил. Наконец решившись, я быстро достал из рюкзака фальшфейер, дрожащими руками вынул коробок спичек из кармана и приготовился!
      Время, словно остановило свой ход!
      Когда медведь был уже в пятнадцати шагах от меня, я чиркнул фальшфейер о коробок, и он вспыхнул шаром белого огня!
      Медведь, вытягивая перед собой передние ноги, несколько метров тормозил, соскальзывая на мокрой земле, потом наконец остановился уже метрах в десяти от меня, резко развернулся испугавшись яркого пламени, и стал убегать в другую сторону...
      
      В это время, пламя фальшфейера затрещало и внезапно, горящая его часть упала в небольшую лужу под моими ногами!
      Однако испуганный медведь этого уже не видел, и на махах скрылся в чаще, а следом за ним, так же испуганно гавкая, убежал озадаченный происходящим Бобик...
      Вот так иногда бывает в тайге...
      
      Юдоль страданий
      
      Вместо эпиграфа:
      
      КРИТИКУ
      
      "...Когда поэт, описывая даму,
      Начнет: "Я шла по улице. В бока впился корсет",
      Здесь "я" не понимай, конечно, прямо -
      Что, мол, под дамою скрывается поэт.
      Я истину тебе по-дружески открою:
      Поэт - мужчина. Даже с бородою..."
      
      Саша Черный.
      
      ...С утра собирался пойти в спортзал.
      Хорошо позавтракал. Потом немного "побродил" по интернету, посмотрел новости и прочитал колонку футбольных результатов. Наши опять "слили" второсортной сборной и потому, я не захотел смотреть этот матч даже в записи.
      "Вот идиоты! - думал я, вспоминая последние бездарные выступления отечественных футболистов. - Они не то что бы играть не умеют. Главное - они не очень стараются, когда возят мяч в середине поля. У них там дедовщина и потому, положено бить по воротам только "ветеранам". Остальные "снаряды подносят". И молодые слушают - иначе их с потрохами сожрут "старослужащие". Но ветераны, уже давно прицел сбили, потому что физика у них слабовата. А тренироваться они не хотят - лучше вечерком в кафе, перед девочками кальян покурить..."
      
      Потом долго собирался в спортзал. Искал чистые футболки, примерял штаны - все оказались маловаты. Я за последний год раскачался так, что одежда стала мала. Да и мужики говорят, что я стал больше и выразительнее.
      Наконец собрал спортивную сумку и отправился.
      В зале народу немного и я, поздоровавшись с инструктором сразу сел на машину-велосипед и накрутил километра три-четыре, пока пот со лба не стал капать.
      Потом размялся на машине "свободный вес" - пожал по восходящей: двадцать, сорок а потом и пятьдесят кило с одной стороны. Последний подход выложился и едва мышцу на грудине не порвал!
      
      Но конечно доволен. Девушка с большой грудью, работавшая на вело-машине, нет-нет да и поглядывала в мою сторону. Грудь у неё тугая, полуоткрытая и я подумал, что если бы она меня страховала, то я бы все свои рекорды побил!
      
      ... Закончив тренировку, поболтал со Стасом, тренером. Он сейчас массу гоняет и потому, набрал весу - едва дышит. Но говорит, что и результаты подросли в полтора раза. Говорит, что сбросит вес, подсушится, а потом на первенстве города выступит...
      
      После тренировки, ехал расслабленный и спокойный, как скала. А домой пришёл голодный, как волк.
      Только стал заканчивать специальным йогуртом с протеином свою еду - пришла жена и стала рассказывать, что её любимая подружка Лялька, попала в больницу. У неё какой-то неприятный кашель возник последние недели три. И вот, пошла на обследование, а её притормозили и положили в клинику.
      - Подозревают рак лёгкого - почему-то шепотом закончила жена свой рассказ...
      
      Я Ляльку, тоже давно знаю и несколько раз даже клинья к ней подбивал. Однажды, когда жена была в больничке - в очередной раз залетела - пригласил её к себе на чай. Ну и стал уговаривать - дескать от тебя не убудет, а я без жены уже две недели маюсь!
      Но та ни в какую. Мол Фрося моя подруга с детского сада и не хватало, чтобы я ей рожки наставила!
      Я попробовал её очаровать, но она вырвалась и убежала.
      
      ... А девка хороша. И при ноге, и филейные части на месте, и грудь потрясающей формы - словно шар надули и поделили на две половинки. У меня аж руки потеют, когда я на её "детали" пристально посмотрю!
      
      ...Я уже и посуду в мойку поставил, а жена и говорит: - Поехали, Ляльку проведаем...
      Я было стал отказываться, но жена не отступает, говорит - если что со мной случится, ты так же будешь отнекиваться?!
      Пришлось согласиться...
      Ехали на метро и я всю дорогу газету читал - спортивные новости. Там снова писали, как наши во вчерашней игре опростоволосились.
      
      ...Приехали, вышли из метро и перейдя перекрёсток, вошли в новую больницу, которую недавно построили на деньги какого-то олигарха. Правда потом выяснилось, что олигархом он стал, в том числе используя государственные деньги, выделенные на эту больницу...
      Поднялись на лифте на восьмой этаж. Спросили у санитара, где палата "К" и прошли туда по длинным коридорам с большими окнами, в которые внизу, видна улица с автомобилями.
      Красиво и жизнь кипит! А в больничке, тихо и полный отстой. Народец квёлый, а кое-кто едва ходит - оптимизма это не прибавляет.
      Я и подумал: "Хочешь удавиться - почаще ходи по больницам!"
      
      Вошли в палату и спросили у стойки, где Лялька лежит. Та показала куда-то в угол. Мы прошли туда, а кругом народ суетится, как на площади. Тут и санитарки, и врачихи молодые в халатах, и какие-то тележки на колёсах и разные пластиковые прозрачные шланги...
      Я немножко оробел - иду за женой ни на кого не смотрю, чтобы не расстраиваться.
      И вдруг она остановилась и я услышал Ляльки голос, но слабый и с хрипотцой. Она лежала на кровати за занавеской и я её едва узнал - такая она жалкая и пришибленная.
      Жена наклонилась и что-то говорит Ляльке, как глухой. Ну а я стал к стенке и осматриваюсь. Всё так необычно и почему то грустно - когда её увидел, то чуть с ног не упал!
      Я ведь говорил, что Лялька была девица хоть куда и за собой следила. На улице на неё люди оглядывались.
      А тут, сидит какая-то мымра в синем халатике, в очках на носу, а на морде пластиковая маска с каким-то шлангом, из которого шипение воздуха слышно. Обычно-то она накрашенная и от неё за версту несёт "шанелью".
      А тут, видно не до того...
      
      Я, посмотрев на неё аж вздрогнул. А Лялька вялая, на меня чуть глянула. На конфеты, которые жена принесла, внимания не обратила. Смотрит куда-то в потолок и хрипло так, покашливая отвечает: - Да... Нет... Да... Ничего...
      И вдруг, мне показалось, что я попал куда-то чуть ли не на тот свет! Передо мной была Лялька, а по внешности - какая-то неухоженная старуха. Тут она закашлялась и я увидел, что её светлые крашенные волосы в одном месте чёрными концами торчат и глаза, в очках увеличительных, какие-то водянистые и ни на кого не смотрят.
      Я даже отодвинулся.
      "Вот, думаю, сюрпрайз!"
      
      А тут подошла какая-то толстая нянечка в чепце и повела нашу подругу в туалет. Ну я тут совсем отпал и невольно отодвинулся, когда Лялька поддерживаемая нянькой, шаркая подошвами пробрела мимо.
      Пока её не было, я немного огляделся. Народу кругом много и запах не совсем свежий в воздухе.
      Из соседних закутков какие-то разговоры слышны. Наверное тоже посетители пришли. Напротив нас, за столом, стоят три врачихи - девицы молодые. Одна, так даже красавица, такой восточной внешности. Волосы тугой копной на голове и брови, что называется собольи...
      
      "И как же она здесь?! - подумалось мне. - Тут же с ума сойти можно от тоски и разных больных мыслей..."
      А жене говорю: - Может я пойду?
      А она на меня шикает и на туалет показывает.
      Тут дверь стукнула и Лялька, волоча ноги, в каких-то мятых чулках, на кровать возвратилась.
      Тут она снова так закашлялась, что у неё и слёзы из глаз, и сопли из носа появились.
      Меня аж чуть не стошнило. "Вот думаю, попал! А я ведь всерьёз за ней хотел приударить!
      А тут такие дела...
      Фрося о чём-то с ней тихо поговорила, а я стоял, как придурок всем лишний и думал: "И потащил же меня чёрт в эту больничку!"
      
      Жена, принесла её мобильник из дома и стала объяснять, как нам и другим людям звонить...
      А Лялька, куда-то в потолок уставилась и головой своей растрёпанной кивает, а глаза, как были неподвижными такими и остались!
      А я подумал: - Вот это метаморфоз. Была баба хоть куда, а сейчас на какую - то ведьму из мультфильма про собак-долматинцев, похожа!"
      Дальше я уже не смотрел и не слушал о чём Фрося ей толковала...
      В голове всё перепуталось и хотелось поскорее из этой "юдоли страданий" вырваться на свежий воздух. Откуда в мозгу эта "юдоль" появилась, я и сам не знаю. Наверное уже давно, в какой-то старинной книге вычитал...
      
      Когда мы шли до метро, Фрося молчала а мне всё хотелось её спросить: "Неужели ты тоже станешь как ведьма, если чем-нибудь серьёзным заболеешь?!"
      
      Но самое страшное уже в метро случилось!
      Я вдруг подумал, что будет со мной, если я вот так же попаду в больничку и выясниться, что у меня рак! Допустим рак горла!
      Я слышал, как один мужик с металлическим сипением из горла разговаривает. И говорят, что у него рак горла и ему на операции половину кадыка вырезали!
      Я уже ничего не замечал вокруг и жена меня из вагона, на нашей остановке, на платформу буквально выволокла. В голове всё смешалось и только одна мысль билась: "Мне ведь тоже не двадцать лет чтобы не бояться смерти. Да и сколько знакомых уже на тот свет отправилось!"
      
      Фрося впереди чешет, как ни в чём ни бывало - с неё всё как с гуся вода! Характер!
      А я просто потрясён! Шёл за ней, не соображая куда и всё думал: "Неужели и со мной такое может случиться?!"
      
      Когда домой пришли, я сразу в шкафчик полез, достал бутылку водки, для начала полстакана налил и одним глотком выпил. Потом ещё добавил и ещё!
      Вот тогда стало намного лучше и я постарался забыть об этой юдоли. Что ни говори, а жизнь "ничего ещё"!
      И тут же подумал, что надо ещё водочки подкупить, а то вот так подумаешь о будущей жизни, расстроишься, а полечиться нечем!
      
      Середина октября 2014 года. Лондон. Владимир Кабаков.
      
      Судьбы человеческие.
      
      ...Второй парень - Володя, молодой, лет двадцати восьми, щуплый и первым пришел к нам в гости в вечер, перед первым мая. Я и до этого видел людей, страдающих с похмелья, но это был случай один из немногих.
      Голос его временами слабел и прерывался, а порой, казалось отказывался повиноваться; его бросало то в жар, то в холод, руки дрожали, и он постоянно судорожно хотел двигаться или делать что-нибудь; дышал тяжело, и впечатление производил самое печальное.
      В поведении с людьми незнакомыми был вежлив, если в таком положении можно говорить вообще о какой-то вежливости.
      Назавтра с утра, я пошел к нему в гости. Володя уже развел тесто, напек оладьев, растопил в тазике сливочного масла и я, с удовольствием, не ожидая повторного приглашения, ел оладьи с маслом и слушал рассказ хозяина об охоте на глухарином току...
      
      Через открытую дверь палатки видна была часть склона освещенного утренним весенним солнцем. Я в пол уха слушал, вспоминая дом и мать, которая по воскресеньям пекла блины. Просыпаясь, я слышал потрескивание теста на сковородке, а обоняние дразнили вкусные масляные запахи...
      Наевшись и поблагодарив Володю, искренне похвалил оладьи, я ушел к себе. Толя Полушкин ходил к Володе вечером и рассказал потом, что у Володи в Магистральном осталось двое ребятишек и жена, а сам он, прихватив ружье ушел пешком по трассе на восток.
      Дело было осенью, и он, оставляя ружье в лесу, заходил в большие поселки, брал водку, продукты и шел дальше...
      
      ...В Бамовском посёлке Магистральном, он прожил три года, работал год печником, потому что строителей в начале стройки был перебор, - сам он каменщик. Потом, некоторое время работал мастером на строительстве, - башковитый, проворный и энергичный молодой человек.
      ...Случалось, ездил в командировки...
      И вот, как-то вернувшись из командировки в неурочное время, застал жену - мать его двоих маленьких ребятишек - в постели с любовником. Детишки спали тут же за перегородкой. Володя, с трудом вспоминал этот момент и каждый раз, на глазах его наворачивались слёзы горечи и незабытой обиды.
      Он, тогда мог бы расправиться и с женой и любовником, но схватив ружьё, услышал плач проснувшихся ребятишек и ушёл, проклиная всё и всех...
      О многом передумал он, за время своего "вольного" похода на новое место работы, и все-таки решил, что надо жить.
      Здесь, в Тоннельном, устроился работать лесорубом и вот, уже около года живет в палатках, далеко от поселка и как он признался мне, "лес - это, пожалуй, единственное место, где ему меньше лезут в голову нехорошие мысли и горькие воспоминания".
      Но при всяком удобном случае, он старается напиться до состояния полнейшего отчуждения, а назавтра сильно болеел. Выпивка - это, наверное, клапан, который помогает сбрасывать постоянное нервное напряжение. Последнее время он задумал подать на алименты и платить ребятишкам на "прожитье", как он говорит, грустно улыбаясь...
      Так укатывают людей жизненные тропки, дорожки...
      
      За месяц до того, как мне устроиться в отряд, здесь, произошло ЧП.
      Застрелился Валера Винокуров, работавший в институте давно и которого уже хотели назначить начальником отряда. В отряде остались многие, кто знал и работал с Валерой. Я видел фотографию, на которой он был снят с ребятами на фоне вездехода.
      Толя Полушкин, как оказалось, близко знал Винокурова и он, мног рассказывал мне о нем.
      
      ...Винокурову было тридцать шесть лет, но в жизни ни постоянства, ни стабильности, он к этому возрасту не обрел. Ко всему - очень болело сердце, боли были неожиданные и резкие, как удары ножа.
      Незадолго до гибели, он, лежа в очередной раз в больнице познакомился с молоденькой медсестрой Талей, завязался неожиданный роман похожий на запоздалую любовь.
      Валера развелся, а точнее ушел от жены, с которой прожил шестнадцать лет, у которой остался сын, ему было уже тринадцать лет.
      Через время, взяв с собой Талю - новую жену с её четырёхлетней дочкой Оксанкой, уехал в поле, то есть на сейсмостанцию. Таля была к тому времени один раз замужем, мужа ее посадили года три назад, и он должен был скоро освободиться из заключения.
      Медовый месяц прошел быстро, новизна общения сменилась однообразными серыми буднями, безуспешными поисками работы для Тали. К тому же, в этой напряженной обстановке, стала обостряться истеричность, присущая Тале.
      Небольшой скандал из-за самостоятельного ее заработка, сменился большой ссорой по поводу, якобы нелюбви Валеры к приемной дочери. Правда ссоры эти заканчивались горячими примирениями, но всё периодически повторялось и чем дальше они жили вместе, тем труднее им становилось.
      Истеричные женщины, это как стихийное бедствие которого ни предупредить, ни избежать нельзя. Такая жена, издёрганная то ли воспитанием, а точнее отсутствием такового, или перенесенного в молодом, непростом возрасте сильными нервными потрясениями, делает жизнь мужчины адом, из которого нет выхода.
      
      Поссорившись в очередной раз, Таля выпила уксусной кислоты, на глазах у Валеры и ее, едва удалось отпоить молоком и таблетками. Спустя несколько дней Таля забрала дочку и улетела в Иркутск, а Валера остался один, издерганный болью - физической, и нервной.
      К тому же, внешне спокойный и общительный, он обладал свойством впадать в хандру по пустякам и с возрастом, эта особенность прогрессировала, а обстоятельства подталкивали его все ближе к трагическому концу.
      Перед Новым годом он улетел в город, лег там в больницу, но излечения полного добиться было уже нельзя, а тут еще налаживающиеся отношения с Талей, вдруг прервались - ее муж вернулся из лагеря...
      Наверное, это окончательно склонило его к мысли о самоубийстве!
      И еще одна трагическая подробность: будучи еще совсем молодым, в армии, он уже покушался на самоубийство, но тогда его удалось спасти.
      Двадцать четвёртого января в доме родителей, Валера выстрелил из самодельного пистолета себе в живот и рассчитал верно. Двадцать шестого января его похоронили...
      
      Мне кажется иногда, если смотреть на жизнь смелее, то смерть в некоторых ситуациях - единственный выход!
      
      Встреча с медведем
      
      ...Весной ночи короткие, каких-то шесть часов, но в лесу, далеко от жилья в глухой тайге, зная, что вокруг ходят голодные медведи не сильно разоспишься, - беспокойство и осторожность - дело обычное в одиночных походах, даже если у тебя под рукой ружье, пуля выпущенная из которого, кажется, может повалить слона.
      Тем более, необузданная фантазия всегда к услугам, если надобно изукрасить подробностями воображаемые опасности.
      Нельзя сказать, что я боялся медведей и вздрагивал от любого шороха, но чувство осторожности заставляет меня перед каждым ночлегом в лесу заряжать ружье картечью и пулей, а костер у меня всю ночь горит, хоть не жарко, но давая ровное пламя. Так и теплее и безопаснее.
      Для того, чтобы он горел постоянно, надо его поправлять через 20-30 минут, подбрасывать дровишек. Вот и посчитайте, сколько из этих 6 ночных часов я бодрствовал, а сколько дремал...
      Ближе к утру, уснуть по-настоящему надолго и крепко, хотелось все сильнее, но на востоке уже начало отбеливать.
      Время подошло к трём часам утра и посомневавшись, что лучше - сон или утренний темноватый лес полный живности, которая на рассвете идет кормиться - я выбрал последнее.
      Спустился к речке, зачерпнул воды в котелок, пошевелив костер, поставил чай, а сам снова спустившись к реке, умылся и холодная, горная вода прогнала остатки сна - я почувствовал себя бодрым и спокойным.
      Не торопясь пил чай и наблюдал, как нехотя уходила из леса темнота, растворяясь в белесом тумане наступающего утра.
      
      Небо было как и вчера обложено тучами, но дождя не было и лишь капельки, оседающего на землю тумана, падали на лицо.
      Допил чай, собрал все мешки и мешочки, сложил их в рюкзак, туда же спрятал ненужную на ходу фуфайку. Тщательно проверяя нет ли тлеющих головешек, залил и затоптал костер. И отправился.
      Было четыре часа утра. Кругом хмуро и мрачно, видимость плохая, сырость, оседая с неба приглушала звуки. В такую погоду говорят охотники, зверь наиболее деятелен, менее осторожен и пуглив и кормится до семи-восьми часов утра.
      Пестря, проспавший всю ночь рядом с костром, хорошо отдохнул и привлекаемый множеством запахов, на рысях убегал вперед и в стороны, исчезая иногда надолго, распутывая следы.
      Тропинка шла все вдоль речки, пересекая небольшие наледи и множество ручьев талого снега, от которых летом не остается и напоминания.
      ...Пересекая в который раз такой ручей, я чуть сбился с тропы и ушел влево на склон, заросший кедровым стлаником и покрытый толстым слоем светло-зеленого мха.
      Пестря где-то отстал, я шел не торопясь и осматриваясь и вдруг, заметил под ногами клочки шерсти, светло-серого цвета!
      Совсем было уже прошел это место, но подумал, что водичка от талого снега принесла эту шерсть по весне из недалёка и потому, остановившись, стал осматриваться.
      Только я поднял глаза, как заметил большой кусок шкуры, лежащий на виду, метрах в двадцати выше по склону. Подойдя, подхватив её за край, приподнял, надеясь увидеть под ней мясо, но оказалось, что шкура была кем-то свернута, скатана в кучу и я увидел только остатки розовеющего черепа и рога - похоже, это был годовалый теленок северного оленя.
      Рядом лежал обглоданный остов позвоночника и задняя нога. Вокруг в радиусе трёх метров мох был содран до земли, и кустики были поломаны...
      Я мысленно задал себе вопрос: кто это мог сделать - волки или медведь и не успел на него ответить - оглядываясь вокруг, поднял голову повыше и увидел в кустах пушистого стланника, какое-то шевеление.
      Сосредоточившись, сфокусировав взгляд, я отчетливо разглядел медведя, который был не далее двадцати-двадцати пяти шагов от меня!
      Не осознавая ещё до конца происшедшего, я подумал - какой он круглый и мягкий и ходит, ступая твердо и неслышно...
      А мишка так и маячил в кустах: то туда повернет, пройдет шага три, потом назад воротится и впечатление такое, будто он что-то потерял в этих кустах.
      Медведь двигался не останавливаясь и хотя, наверное заметил меня раньше чем я его, но почему-то упорно делал вид, что меня не видит и в мою сторону не смотрел, - это нервное движение подсказало мне, что медведь сердится: я перебил его трапезу, или может быть он тоже вот только подошел.
      Тут я отреагировал на опасность, вскинул ружье, автоматически на ходу взвел курки и прицелился, намереваясь прострелить его туловище по диагонали...
      Медведь на мгновение и на свою или на мою удачу скрылся в густых зарослях зеленого стланника, а я в это время, тремя прыжками выскочил на прогалину и тут снова увидел, как медведь шевелится в стланике и идет на меня, точнее в мою сторону...
      Потом, он мягко и плавно всплывает на дыбы, удерживая равновесие загребает передними лапами воздух и цепляя вершинки стланника, медленно и молча двигается на меня, поворачивая голову с аккуратными полукружьями небольших ушей, как бы стесняясь прячет, отводит от меня глаза и старается не смотреть прямо на меня.
      Казалось, зверь даже чувствовал себя немножко виноватым от того, что все так неловко получается: "Вроде бы вот я шел, шел и наконец, пришел, а тут вдруг ты, и ведь нам вдвоем тут никак нельзя. Пойми"!
      В голове у меня мелькнуло - такой смирный и симпатичный медведь, а ведь съесть меня может запросто!
      И я, вскинув ружье и прицелившись почему-то в голову, хотя проще и надежнее было стрелять в грудь, которая как известно больше головы, последние мгновения решал - стрелять или не стрелять! В тот момент, поток информации об охоте на медведя, выплеснулся в голове вот в такие сомнения.
      До мишки было не больше двадцати шагов. Хорошо видны были его сердитые глаза и может ещё поэтому, я нажал на спусковой крючок.
      Развязка длилась всего лишь несколько мгновений, но для меня они растянулись в многозначную, долгую картину...
      Мишка, какой-то миг после выстрела еще стоял на задних лапах, потом хотел рявкнуть устрашая меня, подбадривая и разжигая себя, но из его горла вылетел какой-то негромкий хрип, после чего он перекинулся через спину, развернулся и встав на четыре лапы, бросился наутек...
      Как только он коснулся земли передними лапами, я перестал его видеть - заслонили кусты стланника, и только по треску сучьев понял, как он торопился убегая.
      Надо отметить, что момент выстрела и неудавшийся рев почти совпали, но для меня время вдруг замедлилось в своем течении, и все происшедшее виделось картинами, отделенными одна от другой, значительными временными промежутками...
      Тут, из-за моей спины выскочил на рысях Пестря, и слыша удаляющийся треск в кустах, бросился вдогонку, секунд через пять раздался его лай, который однако вскоре замолк.
      Я, наверное, изменился в лице и задышал часто, но мысли в голове работали четко.
      В погоню за медведем я не кинулся, но и убегать не собирался.
      Отойдя чуть в сторону, оглядываясь и сжимая в руке ружье снял рюкзак, а в другой - неизвестно когда извлеченные из кармана пиджака еще два патрона с пулями. Быстро достал из кармана рюкзака нож и затолкав за голенище сапога, штанину не стал опускать сверху, надеясь в случае надобности быстро его выхватить.
      (Отрывок из романа "Год жизни")
      
      
      
      
      
      Судьбы человеческие.
      
      ...Второй парень - Володя, молодой, лет двадцати восьми, щуплый и худой, первым пришел к нам в гости в вечер, перед первым мая. Я и до этого видел людей страдающих с похмелья, но это был случай особый.
      Голос его временами слабел и прерывался, а порой, казалось отказывался повиноваться; его бросало то в жар, то в холод, руки дрожали, и он постоянно судорожно хотел двигаться или делать что-нибудь; дышал тяжело, и впечатление производил самое печальное.
      В поведении с людьми незнакомыми был вежлив, если в таком положении можно говорить вообще о какой-то вежливости.
      Назавтра с утра, я пошел к нему в гости. Володя уже развел тесто, напек оладьев, растопил в тазике сливочного масла и я, с удовольствием, не ожидая повторного приглашения, ел оладьи с маслом и слушал рассказ хозяина об охоте на глухарином току...
      
      Через открытую дверь палатки видна была часть склона освещенного утренним весенним солнцем. Я в пол уха слушал, вспоминая дом и мать, которая по воскресеньям пекла блины. Просыпаясь, я слышал потрескивание теста на сковородке, а обоняние дразнили вкусные масляные запахи...
      
      Наевшись и поблагодарив Володю, искренне похвалил оладьи, я ушел к себе. Толя Полушкин ходил к Володе вечером и рассказал потом, что у Володи в Магистральном осталось двое ребятишек и жена, а сам он, прихватив ружье ушел пешком по трассе на восток.
      Дело было осенью, и он, оставляя ружье в лесу, заходил в большие поселки, брал водку, продукты и шел дальше...
      
      ...В Бамовском посёлке Магистральном, он прожил три года, работал год печником, потому что строителей в начале стройки был перебор, - сам он каменщик. Потом, некоторое время работал мастером на строительстве, - башковитый, проворный и энергичный молодой человек.
      ...Случалось, ездил в командировки...
      И вот, как-то вернувшись из командировки в неурочное время, застал жену - мать его двоих маленьких ребятишек - в постели с любовником. Детишки спали тут же за перегородкой. Володя, с трудом вспоминал этот момент и каждый раз, на глазах его наворачивались слёзы горечи и незабытой обиды.
      Он, тогда мог бы расправиться и с женой и любовником, но схватив ружьё, услышал плач проснувшихся ребятишек и ушёл, проклиная всё и всех...
      О многом передумал он, за время своего "вольного" похода на новое место работы, и все-таки решил, что надо жить.
      Здесь, в Тоннельном, устроился работать лесорубом и вот, уже около года живет в палатках, далеко от поселка и как он признался мне: "Лес - это, пожалуй, единственное место, где ему меньше лезут в голову нехорошие мысли и горькие воспоминания".
      Но при всяком удобном случае, он старается напиться до состояния полнейшего отчуждения, а назавтра сильно болел. Выпивка, это наверное клапан, который помогает сбрасывать постоянное нервное напряжение...
      
      Последнее время он задумал подать сам на себя на алименты и платить ребятишкам на "прожитье", как он говорит, грустно улыбаясь...
      Так укатывают людей жизненные тропки, дорожки...
      
      За месяц до того, как мне устроиться в отряд, здесь, произошло ЧП.
      Застрелился Валера Винокуров, работавший в институте давно и которого уже хотели назначить начальником отряда. В отряде остались многие, кто знал и работал с Валерой. Я видел фотографию, на которой он был снят с ребятами на фоне вездехода.
      Толя Полушкин, как оказалось, близко знал Винокурова и он, мног рассказывал мне о нем.
      
      ...Винокурову было тридцать шесть лет, но в жизни ни постоянства, ни стабильности, он к этому возрасту не обрел. Ко всему - очень болело сердце, боли были неожиданные и резкие, как удары ножа.
      Незадолго до гибели, он, лежа в очередной раз в больнице познакомился с молоденькой медсестрой Талей, завязался неожиданный роман похожий на запоздалую любовь.
      Валера развелся, а точнее ушел от жены, с которой прожил шестнадцать лет, у которой остался сын, ему было уже тринадцать лет.
      Через время, взяв с собой Талю - новую жену с её четырёхлетней дочкой Оксанкой, уехал в поле, то есть на сейсмостанцию. Таля была к тому времени один раз замужем, мужа ее посадили года три назад, и он должен был скоро освободиться из заключения.
      
      Медовый месяц прошел быстро, новизна общения сменилась однообразными серыми буднями, безуспешными поисками работы для Тали. К тому же, в этой напряженной обстановке, стала обостряться истеричность, присущая Тале.
      Небольшой скандал из-за самостоятельного ее заработка, сменился большой ссорой по поводу, якобы нелюбви Валеры к приемной дочери. Правда ссоры эти заканчивались горячими примирениями, но всё периодически повторялось и чем дальше они жили вместе, тем труднее им становилось.
      Истеричные женщины, это как стихийное бедствие которого ни предупредить, ни избежать нельзя. Такая жена, издёрганная то ли воспитанием, а точнее отсутствием такового, или перенесенного в молодом, непростом возрасте сильными нервными потрясениями, делает жизнь мужчины адом, из которого нет выхода.
      
      Поссорившись в очередной раз, Таля выпила уксусной кислоты, на глазах у Валеры и ее, едва удалось отпоить молоком и таблетками. Спустя несколько дней Таля забрала дочку и улетела в Иркутск, а Валера остался один, издерганный болью - физической, и нервной.
      К тому же, внешне спокойный и общительный, он обладал свойством впадать в хандру по пустякам и с возрастом, эта особенность прогрессировала, а обстоятельства подталкивали его все ближе к трагическому концу.
      Перед Новым годом он улетел в город, лег там в больницу, но излечения полного добиться было уже нельзя, а тут еще, налаживающиеся отношения с Талей вдруг прервались - ее муж вернулся из лагеря...
      Наверное, это окончательно склонило его к мысли о самоубийстве!
      И еще одна трагическая подробность: будучи еще совсем молодым, в армии, он уже покушался на самоубийство, но тогда его удалось спасти.
      Двадцать четвёртого января в доме родителей, Валера выстрелил из самодельного пистолета себе в живот и рассчитал верно. Двадцать шестого января его похоронили...
      
      Мне иногда, кажется, конечно, если смотреть на жизнь смелее, что смерть в некоторых ситуациях - единственный выход!
      
      Встреча с медведем
      
      ...Весной ночи короткие, каких-то шесть часов, но в лесу, далеко от жилья, в глухой тайге, зная что вокруг ходят голодные медведи, не сильно разоспишься. Беспокойство и осторожность - дело обычное в одиночных походах - даже если у тебя под рукой ружье, пуля из которого, может повалить и слона.
      Тем более, необузданная фантазия всегда к услугам, если надобно изукрасить подробностями воображаемые опасности...
      Нельзя сказать, что я боялся медведей и вздрагивал от любого шороха, но чувство осторожности заставляет меня перед каждым ночлегом в лесу заряжать ружье картечью и пулей, а мой костер всю ночь горит, хоть не жарко, но давая ровное пламя. Так и теплее и безопаснее.
      
      Для того, чтобы он горел постоянно, надо его поправлять через двадцать-тридцать минут, подбрасывать дровишек. Вот и посчитайте, сколько из этих шести ночных часов я бодрствовал, а сколько дремал...
      Ближе к утру, уснуть по-настоящему надолго и крепко, хотелось все сильнее, но на востоке уже начало отбеливать.
      Время подошло к трём часам утра и посомневавшись, что лучше - сон или утренний темноватый лес полный живности, которая на рассвете идет кормиться - я выбрал последнее.
      Спустился к речке, зачерпнул воды в котелок, пошевелив костер, поставил чай, а сам снова спустившись к реке, умылся и холодная, горная вода прогнала остатки сна - я почувствовал себя бодрым и спокойным.
      Не торопясь пил чай и наблюдал, как нехотя уходила из леса темнота, растворяясь в белесом тумане наступающего утра.
      
      Небо было, как и вчера обложено тучами, но дождя не было и лишь капельки, оседающего на землю тумана, падали на лицо.
      Допил чай, собрал все мешки и мешочки, сложил их в рюкзак, туда же спрятал ненужную на ходу фуфайку. Тщательно проверяя нет ли тлеющих головешек, залил и затоптал костер. И отправился.
      Было четыре часа утра. Кругом хмуро и мрачно, видимость плохая, сырость, оседая с неба приглушала звуки. В такую погоду говорят охотники, зверь наиболее деятелен, менее осторожен и пуглив и кормится до семи-восьми часов утра.
      Пестря, проспавший всю ночь рядом с костром, хорошо отдохнул и привлекаемый множеством запахов, на рысях убегал вперед и в стороны, исчезая иногда надолго, распутывая следы.
      Тропинка шла все вдоль речки, пересекая небольшие наледи и множество ручьев талого снега, от которых летом не остается и напоминания.
      ...Пересекая в который раз такой ручей, я чуть сбился с тропы и ушел влево на склон, заросший кедровым стлаником и покрытый толстым слоем светло-зеленого мха.
      Пестря где-то отстал, я шел не торопясь и осматриваясь и вдруг, заметил под ногами клочки шерсти, светло-серого цвета!
      
      Совсем было уже прошел это место, но подумал, что водичка от талого снега принесла эту шерсть по весне из недалёка и потому, остановившись, стал осматриваться.
      Только я поднял глаза, как заметил большой кусок шкуры, лежащий на виду, метрах в двадцати выше по склону. Подойдя, подхватив её за край, приподнял, надеясь увидеть под ней мясо, но оказалось, что шкура была кем-то свернута, скатана в кучу и я увидел только остатки розовеющего черепа и рога - похоже, это был годовалый теленок северного оленя.
      Рядом лежал обглоданный остов позвоночника и задняя нога. Вокруг в радиусе трёх метров мох был содран до земли, и кустики были поломаны...
      Я мысленно задал себе вопрос: кто это мог сделать - волки или медведь и не успел на него ответить - оглядываясь вокруг, поднял голову повыше и увидел в кустах пушистого стланника, какое-то шевеление.
      Сосредоточившись, сфокусировав взгляд, я отчетливо разглядел медведя, который был не далее двадцати-двадцати пяти шагов от меня!
      Не осознавая ещё до конца происшедшего, я подумал - какой он круглый и мягкий и ходит, ступая твердо и неслышно...
      А мишка так и маячил в кустах: то туда повернет, пройдет шага три, потом назад воротится и впечатление такое, будто он что-то потерял в этих кустах.
      Медведь двигался не останавливаясь и хотя, наверное заметил меня раньше чем я его, но почему-то упорно делал вид, что меня не видит и в мою сторону не смотрел, - это нервное движение подсказало мне, что медведь сердится: я перебил его трапезу, или может быть он тоже вот только подошел.
      Тут я отреагировал на опасность, вскинул ружье, автоматически на ходу взвел курки и прицелился, намереваясь прострелить его туловище по диагонали...
      
      Медведь на мгновение и на свою или на мою удачу скрылся в густых зарослях зеленого стланника, а я в это время, тремя прыжками выскочил на прогалину и тут снова увидел, как медведь шевелится в стланике и идет на меня, точнее в мою сторону...
      Потом, он мягко и плавно всплывает на дыбы, удерживая равновесие загребает передними лапами воздух и цепляя вершинки стланника, медленно и молча двигается на меня, поворачивая голову с аккуратными полукружьями небольших ушей, как бы стесняясь прячет, отводит от меня глаза и старается не смотреть прямо на меня.
      Казалось, зверь даже чувствовал себя немножко виноватым от того, что все так неловко получается: "Вроде бы вот я шел, шел и наконец, пришел, а тут вдруг ты, и ведь нам вдвоем тут никак нельзя. Пойми"!
      
      В голове у меня мелькнуло - такой смирный и симпатичный медведь, а ведь съесть меня может запросто!
      И я, вскинув ружье и прицелившись почему-то в голову, хотя проще и надежнее было стрелять в грудь, которая как известно больше головы, последние мгновения решал - стрелять или не стрелять! В тот момент, поток информации об охоте на медведя, выплеснулся в голове вот в такие сомнения.
      До мишки было не больше двадцати шагов. Хорошо видны были его сердитые глаза и может ещё поэтому, я нажал на спусковой крючок.
      Развязка длилась всего лишь несколько мгновений, но для меня они растянулись в многозначную, долгую картину...
      
      Мишка, какой-то миг после выстрела еще стоял на задних лапах, потом хотел рявкнуть устрашая меня, подбадривая и разжигая себя, но из его горла вылетел какой-то негромкий хрип, после чего он перекинулся через спину, развернулся и встав на четыре лапы, бросился наутек...
      Как только он коснулся земли передними лапами, я перестал его видеть - заслонили кусты стланника, и только по треску сучьев понял, как он торопился убегая.
      Надо отметить, что момент выстрела и неудавшийся рев почти совпали, но для меня время вдруг замедлилось в своем течении, и все происшедшее виделось картинами, отделенными одна от другой значительными временными промежутками...
      Тут, из-за моей спины выскочил на рысях Пестря, и слыша удаляющийся треск в кустах, бросился вдогонку, секунд через пять раздался его лай, который вскоре замолк.
      Я, наверное, изменился в лице и задышал часто, но мысли в голове работали четко.
      В погоню за медведем я не кинулся, но и убегать не собирался.
      Отойдя чуть в сторону, оглядываясь и сжимая в руке ружье снял рюкзак, а в другой - неизвестно когда извлеченные из кармана пиджака еще два патрона с пулями. Быстро достал из кармана рюкзака нож и затолкав за голенище сапога, штанину не стал опускать сверху, надеясь в случае надобности быстро его выхватить. (Отрывок из романа "Год жизни")
      
      Уголёк
      
      
      ...Уголёк появился на сейсмостанции неожиданно.
      Я возвращался в нашу избушку после ежеутреннего купания в радоновом источнике и любовался восходом солнца. Вдруг, мои собаки перешли на рысь и исчезли в кустах за домом - оттуда доносилась какая - то возня и тявканье Рики.
      Уже войдя в дом, я услышал это тявканье и вышел посмотреть, что случилось?
      За домом, шагах в тридцати, под кустами, если можно так называть заросли стланика, стояли друг против друга Пестря и незнакомый кобель, чёрный, лобастый, с длинной шерстью, кое - где вылезавшей клочьями из его спины.
      Увидев меня, собака завиляла мохнатым хвостом и делала при этом самые приятные жесты: прижимала уши, словно в улыбке оскаливала зубы. На меня, её приветливость не произвела должного впечатления и я пытался прогнать приблудного пса, но он, по - прежнему, обращаясь ко мне сохранял самый дружественный вид, а в ответ на воинственно - угрожающие позы Пестри - скалил зубы.
      
      Я отстранился от выполнения своего негостеприимного замысла и Уголёк остался на станции...
      
      Позже, я вспомнил рассказ напарника о собаке, которую он привёз щенком на нашу станцию из Курумкана - тунгусского посёлка на Северном Байкале, а вспомнив догадался, что чёрная приблудная собака - это Уголёк - так звали эту лайку.
      Уголёк, как выяснилось позже, жил какое - то время вместе с бригадой лесорубов за двести километров от нашего домика, в глухой тайге на берегу Муи, а когда бригада переехала на другое место, Уголька забыли, а может быть и обидели чем - то.
      Тогда, отважная собака, преодолев двести километров по тайге, появилась на станции, то есть в своём первом Бамовском доме.
      Мой напарник - хозяин Уголька Толя Полушкин - строил новую сейсмостанцию на Белых Озёрах и потому, я жил и работал один...
      У меня вместе с Угольком стало три собаки: Пестря, крупный пёс чёрного с белым окраса, с тяжелой угловатой головой, хвостом загнутым кольцом за спину, высокими сильными ногами и мрачным взглядом тёмных глаз; Рика - молоденькая собачка, не имеющая ещё года отроду, во всём противоположность Пестре - ловкая, хитрая, ласковая.
      Она несмотря на небольшой рост, в обиду себя не давала и имела сильное мускулистое тело, с тяжёлым загривком - у таза с едой, она не один раз схватывалась с грубияном и нелюдимом, Пестрей. Её карие, лукавые глазки выражали веселье и любознательность, порой переходящую в любопытство, не имеющего границ. За это ей от меня не один раз доставалось, правда случалось это тогда, когда любопытство уже превращалось в нахальство...
      Теперь, к этим двум, добавился Уголёк...
      
      Собаки, тем не менее, зажили дружно и весело, как-нибудь в другом месте я опишу эту жизнь. Но пока рассказ о другом...
      Работая на сейсмостанции один за двоих, я успевал делать всё что нам полагалось, однако времени было в обрез и я, прекратил ежедневные прогулки по тайге. Мне их не хватало, собаки толстели и томились от безделья.
      Наконец, у меня в избушке остановились гости - гидрогеологи из института и я, улучив время и погоду, засобирался в тайгу.
      Гости остались домовничать, а я, собрав по полкам непонятного происхождения патроны, вовсе не надеясь встретить что-либо существенное, отправился...
      Была середина сентября - золотая пора в Северном Забайкалье - пора тёплой и одновременно свежей без духоты, осени.
      Мошка и комары, прибитые утренними заморозками переваливающие уже на минусовую температуру, не мешали дышать, не набивались в нос и в глаза и поэтому, все прелести тайги были к моим услугам.
      Одним словом, это был пир для души, для зрения, для слуха!
      Лес нарядился в праздничные яркие, жёлто - красно - зелёные одежды, а тишина стояла над горами первобытная...
      Идти было не жарко и я, в охотку, быстрым шагом преодолел знакомый подъём на плоскогорье и там, по узенькой лесной тропке вышел на визирку - узкую лесоустроительную просеку. Уже только на вершине, я первый раз остановился...
      
      Здесь, наверху, вовсю пекло солнце и было почти жарко. И вокруг расстилались широкие горизонты, заполненные синеющей вдалеке, на горным отрогах, непроходимой тайгой.
      Где-то за склоном, на восток от меня, скрывалась шумная сине - холодная река, а здесь, на неровной плоскотине, кое - где из зарослей тёмно-зелёного стланика торчали коричнево - серые скалы - останцы.
      Отправившись дальше, я замедлил движение, стал глубже дышать, по временам любуясь открывающимися видами речной, широкой долины внизу.
      Визирка, пересекая потайной ключик, струивший отражающие солнечный закат мелкие воды по каменистому ложу, поднималась чуть в гору, а там, делала поворот на девяносто градусов и тянулась дальше на юг.
      Собаки, прошлёпав по воде, прячущейся во мху, появились у меня на виду и скрылись в стланике, хвойной стеной стоящем по обе стороны просеки.
      Я шёл и думал, что работа в одиночку меня устраивает и даже нравится, но всё- таки отсутствие возможности гулять по окрестностям, лишает меня удовольствия и здоровья одновременно...
      Здесь, на высоте воздух чист и прозрачен, солнце ласково, глаз охватывает зеленеющие пространства на десятки километров вокруг.
      А дальше, за речной долиной поднимались крутые отроги Северо-Муйского хребта, а за ними, в лёгкой дымке далёкие, скалистые вершины Муйского хребта.
      От всего этого, я вдруг почувствовал себя как никогда сильным и здоровым, спокойным, без ненужной в жизни суеты и волнений...
      
      ...Слева, из стланиковой чащи раздался лай: частое, задорное тявканье Рики; басистый, редко подаваемый голос нелюдима Пестри; размеренный и звонкий лай Уголька...
      Я заторопился, продираясь почти на ощупь среди зелено-хвойной, пушисто - пахучей бахромы стланика...
      Выйдя на маленькую полянку, покрытую крошевом разбитого песчаника, увидел раскопанную медведем бурундучью норку, собак, суетящихся под длинной веткой стланника, на вершине которой сидел испуганный, серо-полосатый зверёк.
      При моём приближении он тревожно засвистел, собаки всколыхнулись, затолкались под веткой задрав головы вверх и блестя глазами. В этот момент бурундучек, молнией мелькнул по стволу, скатился на землю и исчез среди корней.
      Возбуждение собак достигло предела!
      Мешая друг другу, они кинулись вслед зверьку, но промахнулись. Как заправские землекопы, собаки быстро - быстро работая лапами, закопались в глинисто - каменистую почву, только песок полетел по сторонам...
      Я пожурил великовозрастных дурачков Уголька и Пестрю за детское легкомыслие - ведь охота на бурундуков, это верх падения для уважающей себя охотничьей собаки...
      - Ну хорошо - увещевал я их. - Этой глупой девчонке Рике, можно простить лай и погоню за бурундуком...
      - Но вам то уже не первый год. Нет, нет! Стыдно друзья быть такими легкомысленными!..
      
      Уголёк и Пестря, понурившись слушали выговор. Их возбуждение, вызванное погоней за полосатым зверьком, прошло. Они, презирая и коря себя отошли от Рики и не скрывая стыда и разочарования удалились в чащу, а я, посмеиваясь над незадачливыми добытчиками, продолжил путь...
      Я прошёл от силы сто шагов, когда издалека раздался злой, частый лай. Вначале, я подумал, что это чужая собака, - так далеко это было от меня...
      Но, ни Пестри, ни Рики, ни Уголька вокруг не было видно. Пока я размышлял, кто это мог быть, лай сдвинулся с места и стал приближаться...
      Я остановился, привставая на цыпочки стал смотреть поверх зелени вершин стланика и мне показалось, что вдалеке мелькает что - то большое и тёмное...
      Мелькание приближалось и метров со ста, я уже хорошо рассмотрел, чёрный силуэт зверя, бегущего по чаще...
      Вначале я подумал, что это сохатый. Но когда силуэт находился уже метрах в пятидесяти, я с волнением и беспокойством понял, что это медведь...
      
      Он летел, стелился над высокими, на уровне полутора метров, ветками стланника, подминая их под себя, как траву...
      Тут я засуетился, скинул ружьё с плеча, стал торопливо шарить по карманам, разыскивая патроны с пулями...
      Потом, уже не таясь, громко щёлкнув замками переломил ружьё, бросил в отверстия патронника картонные гильзы, заряженные пулями, закрыл стволы и прицелился в приближающегося зверя...
      Медведь, на всём скаку вылетел на просеку метрах в тридцати от меня и я, прицелившись, автоматически нажал на курок...
      Сухой треск выстрела обежал окрестности и оттолкнувшись от скал, вернулся громким эхом, утратившим чёткость реальности...
      Медведь остановился, всплыл - вздыбился над просекой, повернувшись ко мне грудью. Тут из чащи выскочил Уголёк и с захлёбывающимся воплем злобы и гнева, сходу прыгнул на грудь медведя...
      
      Завязалась ожесточённая борьба!
      Медведь, стоял на задних лапах согнув спину и силился оторвать собаку, отдирая её от себя и клыками, и когтями; длинная коричневая шерсть на загривке у зверя двигалась волнами в такт движению мышц и при этом, она отливала на закатном солнце золотыми отблесками.
      Уголёк беспрестанно злобно визжа, дрался бешено, умудряясь висеть на груди зверя и вместе с тем, успевая драть того зубами и когтями лап.
      Он был похож на злого чёртика, а медведь сильно напоминал деревенскую толстую бабу, стирающую на доске бельё в деревянном корыте!
      
      ... Здесь я очнулся, вновь вскинул ружьё и сразу же его опустил.
      В стволах остался лишь один заряд, а я не хотел рисковать. В случае второго неудачного выстрела медведь мог кинуться на меня, и я не успел бы перезарядить ружьё...
      Решив, что из левого ствола буду стрелять только в упор, торопясь вынул стрелянную гильзу из правого ствола, перезарядился и вновь приложился, целя в голову медведя. Раздался второй выстрел...
      
      ...Я боялся попасть в Уголька и поэтому промазал и вторым, и третьим выстрелом...
      В это время, Пестря и Рика топтались шагах в пятнадцати от медведя, оглядываясь на меня суматошно и испуганно лаяли, вздрагивая и прядая ушами, когда яростные вопли Уголька достигали самой высокой ноты...
      Я зло крикнул на них, но собаки не двинулись вперёд ни на метр...
      После третьего выстрела над стволом, искажая прицел стали подниматься струйки горячего воздуха...
      В запасе оставалась одна пуля...
      Если бы я верил в бога, то я бы перекрестился, вкладывая её в ствол.
      Вскинув ружьё и помня о том, что после выстрела у меня останется лишь один заряд в левом стволе, я тщательно прицелился в туловище медведя, на уровне верхних лап...
      После выстрела, услышал звук попадания пули в тело; не отрывая взгляда от прицельной планки у видел, как струйки горячего воздуха над разогревшимися стволами искажали силуэты дерущихся - медведя и собаки...
      Медведь, продолжал всё так же месить когтистыми лапами рыкающего в ответ, Уголька...
      Наконец зверь, оторвал вцепившегося в него пса и сбросиил на землю, а после развернулся и рявкнув в последний раз, исчез в чаще...
      Казалось, всё закончилось...
      
      ...Я, осторожно держа ружьё на изготовку, подошёл к месту драки. На мху, на песке вокруг, валялись клочья черной собачьей и коричневой медвежьей шерсти.
      Наклоняясь, я рассматривал следы, когда из кустов появился Уголёк. Он подошёл и сразу лёг на землю.
      Я осмотрел его.
      Отважный пёс дышал тяжело, со стонами выпуская воздух из лёгких. Шерсть его покрывали пласты тягучей медвежьей слюны. Видимо медведь, разевая для укуса свою огромную пасть, впихнул туда почти всё туловище собаки и заслюнявил собачью спину...
      Я погладил Уголька и тот со стоном лёг на бок, облизывая места на теле, из которых струйками стекала кровь. Из анального отверстия, тоже показалась кровь и я с ужасом понял, что пласты пены оставлены медведем, когда он, кусая собаку за живот повредил ей все внутренние органы: печень, желудок, лёгкие...
      В это время, уже далеко, в вершине распадка, страшным и яростным басом, с металлическими визгливыми нотками, проревел убежавший медведь.
      Уголёк встрепенулся, постанывая встал и не обращая внимания на мои ласковые уговоры, пошатываясь исчез в зарослях, по направлению услышанного медвежьего рёва...
      
      Больше, я его никогда не видел...
      .
      Но на этом неприятности для меня не кончились.
      Пестря и Рика, держась вместе, отчаянно голосили, испуганно сновали по открытому пространству просеки невдалеке от меня, а метрах в тридцати уже с другой стороны, то приближаясь то удаляясь, треща валежником ходил ещё один медведь, невидимый в чаще.
      "Да сколько же вас здесь?" - в отчаянии подумал я, и стал безуспешно травить собак, повторяя как магическую формулу слово: - Ищи! Ищи!..
      Но, и сильный драчун Пестря и шустрая Рика, жались к моим ногам и не думали нападать на второго медведя...
      Постояв ещё минут пять на месте, я решил двигаться в сторону дома и осторожно ступая, подгоняя собак впереди себя, пошёл назад к сейсмостанции.
      Более часа, я медленно и осторожно, шёл до тропы, с которой перешёл на эту визирку.
      Напружинившись и чувствуя, как вдруг заболела от напряжения голова, я медленно пробирался вперёд, озираясь по сторонам и часто останавливаясь.
      Я опасался, что раненный медведь, может подкараулить меня в чаще и внезапно напасть...
      Лишь выйдя на тропу, я заторопился, почти побежал вниз к избушке...
      
      У сейсмостанции, мне встретился гостя - гидрогеолог, и в ответ на вопрос, как погулял и что видел, я, криво улыбнувшись ответил, что погулял хорошо и не вдаваясь в подробности прошёл в дом.
      Почему я промолчал?
      Наверное потому, что по инструкции, мне не полагалось отходить далеко от станции во время дежурства и тем более уходить в тайгу. Второй причиной было то, что мне совсем нечем было похвастать. Я позорно проиграл эту схватку с медведем!
      
      Много позже, пытаясь найти причину своих нелепых промахов, я отстрелял по фанерной цели пули из тех же патронов что были со мной в тот злополучный день.
      И из нескольких выстрелов, ни разу не попал в лист фанеры, размерами метр на метр, с расстояния в двадцать шагов!
      С такими патронами можно было и в амбар промазать - так обычно шутят неудачливые охотники...
      
      Я долго ждал возвращения Уголька, но он не пришёл ни вечером, ни на завтра утром. Больше не пришёл никогда!
      Я клял себя за трусость, корил, что не подбежал вплотную к медведю и не выстрелил в упор, в голову.
      Но дело было сделано и оставалось только сожалеть обо всём случившимся...
      
      ...Назавтра, выбрав время я вновь сходил к тому месту, разыскивая Уголька и заставляя собак искать следы раненного медведя.
      Но Пестря, наотрез отказался лезть в дебри непроходимого стланика, а Рика и вообще не отходила от меня - "чистила шпоры" как говорят охотники - владельцы собак...
      Я подозревал тогда и думаю сейчас, что раненный зверь, всё - таки задрал неистового Уголька и сам издох, забившись в чащу.
      Но это лишь мои предположения...
      
      Много позже, я рассказал об этой истории своим знакомым, каждый раз заново переживая разочарование и обиду...
      Для себя, я сделал после этого случая определённые выводы: идя в лес, даже на полдня, необходимо брать с собой несколько своих, хорошо заряженных и пристрелянных пуль. Никогда нельзя быть до конца уверенным, что даже в пригородной тайге, ты неожиданно не встретишь медведя... (Из романа "Год жизни")
      
      1999 год Лондон. Владимир Кабаков
      
      Верный.
      
      
      
      "У нас еще нет слова, которое могло бы выразить одновременно самоотверженность, смелость и ум - все те великолепные качества, которыми обладает собака..." Константин Паустовский.
      
      
      ...Тунгус Иван Волков, работавший в строительно-монтажном поезде лесорубом, под Новый год по пьяной лавочке порезал трех человек, а четвертый всадил ему нож в ответ и серьёзно поранил, пробив лёгкое. Когда милиция, вызванная комендантом общежития, прибыла на место, то застала обоих участников драки за перевязкой, причём Ивана, сидящего на полу и истекающего кровью, перевязывал Петя Востриков, у которого, у самого, из раны на спине сочилась кровь, но он, порвав рубаху пытался унять кровотечение у Ивана.
      Волкова сейчас же увезли в больницу, а Петю посадили в КПЗ, ввиду несильного ранения, но через сутки отпустили под подписку о невыезде.
      Иван Волков пролежал в больнице двадцать дней и когда рана на животе затянулась, он с помощью приятелей бежал из больницы в лес! И куда он скрылся - никому не известно. С собой он прихватил только свою собаку по кличке Верный.
      Этого отчаянного парня искали всю зиму, а весной, обнаружили его следы на Муе, где он жил и охотился. Команда милиционеров устроила облаву и удачно, без сопротивления захватила преступника в зимовье. При этом Верный, который должен охранять хозяина, был коварно обманут одним из милиционеров, который, тихонько подойдя к зимовью приласкал Верного и подкупил собаку куском аппетитно пахнущего мяса.
      Его хозяина - Ивана Волкова - связали, посадили в вездеход и увезли в райцентр. Вскоре, прошёл суд и Ивана Волкова, признав виновным, посадили на несколько лет в тюрьму...
      А Верный остался в посёлке, скучал и искал пропавшего хозяина, перебегая из одного человеческого поселения в другое. По иронии судьбы, через некоторое время собака попала в руки Пети Вострикова, участника той самой злополучной драки...
      Он, чувствуя за собой невольную вину перед осиротевшей собакой, ухаживал за ним, кормил, даже сделал уютную конуру. Но дружеских отношений между ними так и не завязалось. Петя не был охотником и в отличии от Ивана Волкова в лес не ходил, а охотничьей собаке такой хозяин не нужен...
      
      В конце концов, Верный и от него сбежал и скитаясь по лесу, набрёл на метеостанцию, стоящую далеко в тайге. Тогда, я работал там некоторое время, подменяя одного из лаборантов...
      Надо сказать, что на метеостанции была стая собак, одна другой крупнее и злее. Мне рассказывали, что эти собаки стаей легко давили волков, а однажды, три из них, в начале зимы выгнали на наледь сохатого, повалили его на лёд и выпустили внутренности, ещё до того, как хозяин поспел к ним.
      
      Возглавлял стаю здоровенный чёрный кобель с оторванным в драке ухом и жутковатым взглядом зелёных глаз. Он держал всю стаю в повиновении и страхе, пресекая малейшую попытку к самостоятельности.
      При появлении Верного, Одноухий сразу дал понять, кто в стае хозяин. Во время кормления, он без предупреждения набросился на Верного и сильно покусал того, несмотря на яростное сопротивление. Я видел всё это и с трудом отогнал Одноухого, а Верный, поскуливая и грустно глядя на меня, хромая ушёл за сарай...
      Понимая, что о нём некому позаботиться, я кормил его остатками от нашего стола и через некоторое время, Верный стал приходить в себя. Когда он появился на метеостанции, он был худой, рёбра торчали, и хребет забором выделялся под грязной, линяющей шкурой.
      Через полмесяца он стал выправляться: бока округлились, грудь стала шире, а шерсть, очистившись после линьки, заблестела. Белые пятна на чёрном фоне стали смотреться как стиранные салфетки... Одним словом, собака восстановила боевые кондиции...
      Но вот особенность его характера: я кормил его, гладил и прочёсывал шерсть, но его угрюмость не проходила, всё это он воспринимал как надоедливое приставание, и в ответ на мои заботы, ни разу не приласкался ко мне, ни разу его хвост не вильнул в ответ на моё поглаживание.
      Весь его вид, полный достоинства говорил: "Хочешь, ухаживай и корми, это твоё дело, но мне до тебя дела нет".
      Наконец, он поправился полностью и стало видно, что это превосходная собака: широкая грудь, туловище на стройных и длинных ногах, маленькая голова с коричневыми, мрачно смотрящими глазами, уши небольшие и подвижные, в пасти торчат острые белоснежные клыки в два сантиметра длиной.
      Однако, отношения с Одноухим оставались натянутыми и Верный, избегая стычек с ним сохранял достоинство, уходил от драки, но никто из стаи не смел подходить к тому месту, где Верный лежал большую часть дня.
      
      Однажды, когда Одноухий ушёл с хозяином на рыбалку, Верный за какую-то провинность "побил" второго по силе кобеля в стае - моментальным броском сбил его с ног и прокусил лапу.
      Стало заметно, что и Одноухий, наконец начал чувствовать возрастающую силу соперника - он уже не так нагло прохаживался перед лежащим Верным и избегал вообще появляться за сараем, во владениях последнего...
      
      Прошло ещё полмесяца.
      Однажды, я собрался на рыбалку, взял спиннинг, сумку под рыбу и пошёл вверх по реке, надеясь где-нибудь за перекатом наловить хариусов и ленков. Со мной отправились и собаки, - впереди бежал Одноухий, за ним все прочие и к моему удивлению, чуть-чуть позади и поодаль, бежал Верный.
      Мне, вдруг, в голову пришла мысль, что сегодня что-то случится в собачьей стае, но я подумал об этом и забыл.
      Найдя подходящее место, подняв голенища болотных сапог, я зашёл в реку и стал бросать мух на верховую. Хариус словно ждал меня, клёв был хороший и через полтора часа, у меня в сумке трепыхались десятка два крупных, пахнущих свежим огурцом, рыбин. О собаках я забыл.
      Вдруг откуда-то справа раздались странные звуки - не то визг, не то пронзительное, тонкое рыдание. Я подумал, что это может быть, пищит медвежонок, потерявший мать. Тогда, куда девались собаки, почему они молчат?
      Река шумела, перекатывая пенные буруны через крупные камни, преграждавшие течение, но лай я всё равно бы услышал. Выйдя на берег, положив спиннинг на песок я осторожно пошёл на звук и подойдя ближе, увидел, что под берегом что-то копошится, а остальные собаки сидя наверху, внимательно смотрят вниз.
      Приглядевшись, я заметил, дерущихся собак и это были они: Верный, чёрная промокшая шерсть которого вздымалась на загривке, и Одноухий, которого он душил, повалив в воду.
      Из горла поверженного вожака собачьей стаи, вылетали эти странные стонущие звуки - не то визг, не то предсмертный хрип.
      Прикрикнув на них, я схватил палку. Верный, нехотя отпустил Одноухого и глянул на меня налитыми кровью, опьяненными жаждой убийства, глазами - он был не в себе.
      ... Вывернувшись из-под победителя, Одноухий с жалобным визгом, куснул за морду Верного, но тут же ретировался, жалко поскуливая.
      Взгляд Верного, не обратившего внимания на последний укус, весь его вид - взъерошенный и какой-то заторможенный, я понял как укоризненну: "Ага, и ты за него, и ты не даёшь мне отомстить за прошлое, постоянное унижение".
      И что греха таить - я вдруг подумал, что обидел Верного, - ведь ему столько пришлось вытерпеть от Одноухого.
      Только осмотрев прибрежные кусты я понял, что послужило поводом для драки: на берегу лежали кусочки засохшего хлеба и вскрытая консервная банка - остатки от рыбачьего обеда. Видимо, Верный первый нашёл их, а Одноухий почёл за право сильнейшего отобрать добычу...
      
      С этой поры в собачьей стае сменился вожак. Верный, не обращая внимания на окрики, бросался на Одноухого, стоило тому, во время кормежки, подойти ближе чем на пять шагов, и оседлав сверху, стараялся ухватить за загривок, или шею смертельной хваткой. Одноухий же, в этом случае спешил отступить, опускал хвост между ног и всем видом давал понять, что он ничего не имеет против нового вожака...
      Казалось, справедливость восторжествовала!
      
      Однако, вскоре случилось непонятное. Верный вдруг заскучал, стал отказываться от пищи, всё реже и реже выходил из дощатого сарая, а потом стал куда-то исчезать, сначала на полдня, на день, потом на несколько дней.
      Надеясь, что осенью смогу с ним охотиться, и пытаясь приучить к послушанию, я посадил его на цепь. Прошло несколько дней и всё это время, Верный, отказываясь от еды молча и угрюмо лежал в тени сарая и казалось, что за сутки ни разу не сдвинулся с места.
      Его равнодушие ко мне, перешло в неприятие, и я почувствовал в его мрачном взгляде презрение и ненависть.
      
      Видя, что с этим характерным псом не сладить, я отпустил его с цепи.
      Он, некоторое время ещё лежал, не двигаясь, потом, будто проснувшись встал на ноги, потянулся и трусцой, не спеша побежал в лес. Больше я Верного на метеостанции не видел...
      
      Октябрь. 2005 года. Лондон. Владимир Кабаков...
      
      Убийство страха.
      
      "Насколько человек побеждает страх, настолько он - человек..." Томас Карлейль, британский писатель
      
      ...Несмотря на страх сосущий под ложечкой неприятным беспокойством, на тоску и неуверенность, преследующие его всё последнее время, он-таки решил постоять за себя и была не была, - рискнуть убить этого настырного зверя, как казалось посланного ему судьбой, в наказание за ошибки...
      Вся жизнь в последнее время ему опостылела: и эти домашние дрязги, и это длящееся годами унижение и неопределённость, а тут единственный друг и утешение - Жучок, тоже в опасности...
      И со всем этим надо было как - то покончить, отмстить и доказать обидчикам, что он тоже чего-то стоит!
      
      Зимовье нагрелось, Жучок, успокоившись закрыл глаза, задремал, и его передние лапы, во сне, конвульсивно подёргивались - во сне, он за кем-то продолжил гнаться...
      Охотник тяжело вздохнул, убрал с печи, остывать, под нары, сварившуюся кашу, поставил чайник на плиту, брякнув полуобгоревшей деревянной ручкой и пролитые капли воды, на раскалённой поверхности зашипели и мгновенно испарились. Сменив стоптанные тапки - башмаки, на сапоги, прокашлявшись вышел из зимовья на мороз.
      Жучок открыл глаза и внимательно посмотрел вслед хозяину...
      Солнце, на минуту пробившись наконец сквозь тяжёлые облака, осветило коричнево - чёрную, срубленную из круглых брёвен избушку, поставленную на взгорке; зелёную чащу молодого ельника в распадке рядом; склон, заросший сосняком вперемежку с берёзой и осиной, снизу у земли, переплетённых зарослями ольхового кустарника; болото, покрытое снегом, с торчащими верхушками густой, щетинистой осоки.
      Он постоял осматривая всё это, послушал одну, а потом другую стороны болота, прикинул, сколько времени ещё осталось до вечера...
      Прошёл за избушку, похрустывая подмёрзшим снегом...
      Новых следов не было, но под изогнутой берёзиной, видны были алые точечки - следы крови, оставленной здесь ночью, при возвращении Жучка в зимовье. Осмотрев место, он нашёл следы собаки пришедшей справа, со стороны начала большой пади, где сквозь графику голых ольховых веток, в проёме долины виднелся щетинящийся тёмным, почти чёрным сосняком, водораздельный хребет.
      Охотник подумал: "Это наверное, где - то там произошло, в той стороне, и туда мне придётся сегодня идти... Уже не отвертеться!".
      
      Перед тем как сесть есть, он вынес наружу приготовленный рюкзак, в котором был топор, длинная верёвка, маленький восьмисотграммовый котелок для чая, кусок хлеба, луковица, полпачки сахара - рафинада, чайная заварка завёрнутая в газетный листок...
      Рядом поставил ружьё, почищенное и матово поблескивающее лаком светло - коричневого приклада. Всё это делалось для того, чтобы запутать и не беспокоить собаку, которая всё время порывалась пойти за хозяином.
      Перед завтраком, охотник зажёг огарок свечи, и внутри стало заметно светлее, и Жучок был этим удивлён - обычно хозяин экономил свечку для экстренных случаев и зажигал их на короткое время, только в темноте - вечером или утром.
      Жучок тоже получил свою долю пшённой каши, но есть отказался, равнодушно отвернув морду из - под руки хозяина, и от случайного прикосновения, тот почувствовал, как шершав и горяч нос собаки.
      -Н-да - произнёс хозяин - видно тяжело тебе сейчас приходится... Ну потерпи старик, немножко. Это у тебя болевой кризис начался. Потерпи малыш, всё будет в порядке...
      Ему самому было нехорошо, есть расхотелось и буквально через силу, он тщательно пережёвывая проглотил несколько ложек каши, запивая вдогонку, крепким, сладким чаем...
      Прошло ещё полчаса...
      Закончив есть, охотник убрал котелок с кашей на подоконник, подальше от мышей, накрыл его прокопчённой алюминиевой тарелкой, ещё похлебал чаю и съел пару сухарей. Потянулся с хрустом в позвоночнике, взбодрившись после крепкого чая, захватил телогрейку и не одеваясь вышел и прежде, чем затворить дверь, несколько мгновений смотрел на Жучка. Тот лежал и в очередной раз пытался зализывать воспалившуюся рану на боку...
      
      Человек шёл по следу Жучка уже второй час, пересёк три поперечных распадка и начал подниматься на водораздел.
      Болото, постепенно суживаясь, закончилось и вместо него в березняке начался овраг на дне которого скопился сдутый с боков снег.
      Метров через триста, овраг стал "мелеть", превращаясь в широкую впадину, в которой то тут, то там стояли толстые высокие лиственницы. Цепочка собачьих следов, раздвоилась, растроилась, разбежалась во все стороны, видимо собака металась, увёртывалась и лаяла, лаяла...
      Чуть дальше следопыт увидел круг, метров десять в диаметре, с вытоптанным до земли снегом. Было понятно, что звери - медведь и собака кружились здесь, угрожая и нанося друг другу броски - выпады, удары - укусы. То тут, то там видны были клочки тёмно - коричневой, длинной шерсти и затоптанные капельки крови...
      Долго и тщательно охотник осматривал это место, нервно озираясь по сторонам, замирая внезапно, слушал, поводя головой направо и налево...
      Солнце спустилось к горизонту и в воздухе потемнело.
      - Да, надо спешить - проворчал охотник и заторопился вперёд и вверх к недалёкому уже лесному гребню.
      Следы собаки пропали и на белом снегу отпечатались крупные медвежьи, широкой тропой уходящие вверх по ложбинке. На ходу зверь буровил наметённые сугробы, загребая лапы чуть с боков и внутрь, вперёд.
      Иногда ритм шагов нарушался - медведь останавливался, озирался и слушал, а затем продолжал движение...
      
      Охотник шёл медленно, останавливался и всматривался до рези в глазах, вперёд, в подозрительно чернеющие крупные пеньки и в серые колдобины - промоины.
      В какой-то момент, он задержался на месте, подбросил щепотку сухой травы вверх, определяя направление ветра. Потом развернулся под прямым углом и направился влево от следов, так же тщательно осматривая деревья и пни впереди. Он решил сделать проверочный круг и определить - далеко ли зверь ушёл и не залёг ли где в засаду...
      Фигура охотника напряглась, лицо, глаза сосредоточенно смотрели из под бровей, шаги сделались мягкими и почти неслышными.
      Вдруг над головой, возникая откуда - то, из - за горы, загудели моторы тяжелого самолёта и среди облаков мелькнул серебристый силуэт пассажирского лайнера. Человек остановился, глядя вверх и подумал, что в самолёте сейчас, наверное, многие пассажиры дремлют, утомлённые долгим перелётом. По салону ходят стройные стюардессы в красивой синей униформе и разносят в маленьких, пластмассовых аэрофлотовских чашечках минеральную и фруктовую воду...
      - Н - да - протянул он вновь в полголоса...
      Звук затих в дальнем углу неба - самолёт и его беспечные пассажиры продолжили свой путь.
      Когда охотник замкнул километровое кольцо, солнце уже коснулось горизонта и вот - вот должно было сойти с небосвода...
      Медвежьих следов, кроме входных, охотник больше не пересёк. Зверь остался в круге.
      Человек, осознав это, заторопился вниз, к зимовью, стараясь успеть туда ещё засветло и пока шёл, повторял про себя: "Ну, зверюга! Я знаю, знаю, где ты сейчас. У тебя, скорее всего здесь берлога выкопана. А Жучок помешал тебе залечь дремать в нору..."
      
      До зимовья добрался уже в глубоких сумерках. Пока шёл, разогрелся, повеселел, и быстро растопив печь, поставил подогревать кашу, а сам, зажёг свечку и подошёл к Жучку, неподвижно лежавшему на своей подстилке. Дыхание собаки сделалось тяжёлым и хриплым, бока часто - часто вздымались и опадали. Нос был шершавый как тёрка и горячий по - прежнему. Рану на боку пёс непрестанно зализывал и сбил белую повязку.
      Хозяин осторожно развязал и снял её, накинув на дрожащую в ознобе собаку, старую телогрейку.
      -Ну, согревайся, выздоравливай, - ворчливым, хриплым голосом говорил он, подвигая поближе к голове чашку с нетронутой вчерашней кашей...
      Жучок, вновь отказался есть и хозяин, с кряхтением распрямившись, прошёл к столу, сел и начал есть сам, памятуя, что завтра надо быть сильным и уверенным в себе... Перед едой, словно чего - то, опасаясь, он, закрыл двери на металлический крючок...
      Несмотря на трудный день, он ел без аппетита и вспоминая сегодняшний поход, повторял: "Да... Медведь, где - то там, в вершине пади, и наверняка у него там берлога. Не будет же он ложиться на зиму, на снег... И поэтому, завтра с утра, я пойду туда, к берлоге, и постараюсь его добыть. (Он даже в мыслях старался избегать слова - убить). Сегодня, я уже был рядом с ним и может быть, он даже учуял меня, а если не напал, то значит тоже боится и это уже уравнивает шансы".
      Доев кашу, он ещё долго отдувался, вытирая пот, пил чай в жарко натопленном зимовье. Свеча, оплывая, потрескивала, дрова в накаленной печке гудели, как в паровозной топке, за окном тускло белел снег, вобравший в себя крохи звёздного и лунного света. Серпик нарождающегося месяца появился в углу оконного прямоугольника и пустился в еженощный поход по тёмному небу....
      Надо было ложиться спать...
      
      Охотник расстелил старое ватное одеяло. Подложил под голову, свёрнутую куртку, покряхтывая влез на нары, лёг на спину, вытянулся так, что в спине хрустнули расправляясь позвонки, потом вспомнив сел, наклонившись вперёд, издали, задул свечу, глянул в наступившей темноте на печку, увидел сквозь отверстия в дверке, алые отблески затухающих углей, придвинул поближе к правой руке, лежавшее на нарах ружьё, выдохнул и лёг на лежанку, заложив за голову согнутые в локтях руки...
      Он долго не мог заснуть, ворочаясь вспоминал предыдущие встречи с медведями и чем больше думал об этом, тем ярче, в его душе разгорался страх. Скрипнула половица, пробежала по подоконнику мышь, и он вздрагивал, и сердце начинало часто - часто колотится в груди.
      "Неужели, я так его боюсь - в который уже раз спрашивал он себя. Или у меня от усталости и жизненных неудач истерика началась? Ведь я раньше в лесу ничего не боялся и один ходил в тайгу, не имея оружия и даже охотничьего ножа. Почему это, сегодня со мной происходит?..
      Он перевернулся с боку на бок, поудобнее устроился на жёстких нарах и продолжил свои размышления...
      - Воистину познание умножает скорбь, а значит и страх последствий поступков. Страх возник только после того, как я узнал множество историй, когда медведь нападал и убивал человека. И особенно запомнился рассказ о том, как медведь растерзал трёх охотников, ночующих под навесом у костра... А главное в то время, рядом с ними были собаки, которые ничего не почуяли до самого последнего момента, так осторожно подкрался сумасшедший зверь... Возможно это охотничьи легенды. Но теперь, когда ты это знаешь, - это уже не имеет значения. Важно, что тобой владеет страх, который ты должен преодолеть или убить - всё равно...".
      Так он разговаривал сам с собой, анализируя ситуацию...
      Ему вспомнился Бамовской приятель, который со слезами на глазах, говорил, что боится зимой медведей - шатунов и потому, не ходит в тайгу даже на белку. Слёзно уговаривая брать его с собой, приятель повторял: - Вдвоём нам ничего не страшно...
      
      ... Среди ночи охотник просыпался почти в ужасе - ему казалось, что кто - то ходит вокруг зимовья... Но это ветер скрипел, раскачивая деревья неподалёку, толкался порывами в дверь, скрёбся в окно и гудел в трубе...
      Обессиленный, охотник засыпал ненадолго и вновь в страхе просыпался...
      Проснувшись часов в семь утра окончательно, он уже не ложился больше. Ещё в темноте развёл огонь в печке, напился чаю, осмотрел Жучка. Тот наконец встал, пошатываясь поскуливая, попросился на улицу и через какое - то время возвратился, постанывая как человек, лёг на прежнее место.
      - Ничего браток! - уговаривал собаку хозяин - потерпи и пойдёшь на поправку. Вот видишь - ты уже и пить начал.
      Жучок, действительно, не отрываясь вылакал чашку воды и после этого облизнул морду...
      Как только солнце показалось из - за горы, охотник вышел из зимовья и направился вверх по пади, навстречу ветру, дующему с северо-запада. "Мне это на руку - подумал он - не будут ни лишних запахов с моей стороны, ни звуков..."
      Ветер гнал по небу зимние, низкие тучи, просыпая на землю мелкую снежную крупу, то поштучно, то горстями...
      Охотник шёл к берлоге, и он уже точно знал, что медведь лежит там, в норе и ждёт его прихода.
      Но человек, так утомлён был ночными кошмарами, так устал от раздумий о будущем, что с облегчением шёл туда, где может быть, его ждала внезапная смерть...
      Подойдя к тому месту, откуда вчера он начал делать проверочный круг, охотник постоял, подумал, и не торопясь, пошёл напрямик, в сторону издалека видимой вершины огромной лиственницы, стараясь держаться северо-восточного склона. Пройдя метров двести, он вдруг заметил впереди себя, цепочку следов и понял, что это следы медведя. Ступая ещё осторожнее, он свернул чуть в сторону от медвежьей тропы, поднялся повыше по склону и держа в поле зрения следы, озирая окрестности, медленно пошёл вперёд...
      В какой - то момент, он наконец увидел берлогу, сердце его стукнуло и бешено заколотилось, разгоняя кровь по телу. "Ага, вот она где! Надо же, совсем на виду - прокомментировал он для себя и быстро скинул рюкзак. Достав топор и держа ружьё наизготовку, он отступил за бугор прикрывающий вид на берлогу...
      
      - Вот так! - разговаривал он сам с собой. - Теперь, как учил Александр Владимирович, надо срубить подходящую ёлку, обрубить ветки покороче, в форме ерша и приготовится к встрече - он по привычке проговаривал это вслух. Охотник почти бегом возвратился назад, в ложбинку, где раньше заметил островок молодых елей. Срубил одну, толщиной в руку, и высотой метра в три. Обрубив ветки сантиметров на тридцать от ствола, он закинул елочку на плечо и двинулся к берлоге. Шёл и сожалел, что рядом нет любимого и надёжного друга, Жучка и думал, что ему надо этого медведя добыть в одиночку, тем самым на все последующие времена победить в себе страх, перед единственной опасностью, которая отравляла его жизнь в тайге.
      Он уже участвовал один раз в охоте на берлоге, но тогда рядом с ним были люди, был опытный медвежатник, у которого на счету было около двадцати добытых медведей.
      Но сейчас, он боялся и волновался, и чем ближе подходил к берлоге, тем больше сомневался в своих силах. "А стоит ли рисковать? Ведь если, что случится, ему из этих мест попросту не выбраться. До города около пятидесяти километров, а это день пути в хорошем темпе"
      Если честно, то он не верил в эту ёлку, что она сможет задержать разъяренного зверя, но так писали в книгах, так говорил опытный медвежатник.
      "Ну что же, посмотрим - думал охотник. Это всё равно лучше, чем шурудить внутри берлоги простой палкой..."
      
      Последние пятьдесят шагов он шёл уже очень медленно. Слух был так напряжён, что на мгновение у него закладывало уши, и больно вибрировала перепонка...
      Тогда он останавливался, переводил дух, до галлюцинаций вглядываясь в чело берлоги, находившееся от него под острым углом...
      ... До берлоги оставалось не более десяти шагов, когда оттуда с рёвом, взметнулась, громадная медвежья голова, с торчащими ушами, которые в обычное время, почти не видны...
      От неожиданности охотник выпустил из рук еловый ствол себе под ноги, крутанул ружьё с плеча, и оно, как влитое застыло на уровне глаз.
      Охотник и ружьё слились в одну линию, в одну пружину, способную ударить или уклониться - как потребует обстановка. В следующий момент, зверь выскочил из норы и развернувшись вправо, всплыл на задние лапы, вырастая многократно...
      И увидел матёрый медведище, проживший на земле более десяти зим, в последний раз: необъятную тайгу, белую заснеженную землю, склон, уходящий и теряющийся в крупном сосняке, шумящую под ветром зелёно -серую чащу в вершине, чёрную фигуру стреляющего человека, сноп огня из левого ствола... И почувствовав громовой удар в голову, словно тяжёлое бревно упало, зверь не успел уже услышать гулкий, раскатившийся мелкими осколками эха по окрестностям, звук выстрела - всё уже кончилось на земле для него и в нём...
      
      ...Охотник увидел, как после выстрела зверь дёрнулся, словно по чудесному заговору проглотив отравленную пулю, сгорбился на миг, расслабленно заколыхался опадая всем громадным, сильным телом, студенистой массой одетой в меховую, чёрную шубу повалился на снег, затрясся мелкой дрожью, раскрылся медленно, подставляя незащищённый живот следующему выстрелу...
      
      ...Человек не поверил случившемуся, долго ещё стоял выцеливая правым стволом туловище зверя, расстелившегося перед ним, вмявшегося в снег, мгновенно уменьшившись в размерах.
      Так, простоял он секунд десять, длившихся для него почти вечность, ожидая возможного нападения, привыкая к происходящему...
      К уже произошедшему...
      
      Затем, чуть опустив ружьё, всё ещё в полной готовности, сделал вначале пол шага, потом шаг, потом ещё и ещё, по дуге подходя к медведю ближе, ближе...
      Наконец, человек понял, что медведь мёртв, но держа ружьё наизготовку, вытянул ногу в резиновом сапоге, ткнул носком округлый, мягкий, мохнатый бок и уже косной, мёртвой материей отозвалась неподвижная, черная на белом, туша...
      Охотник увидел в короткой шерсти крутого лба, точно между глаз, темно - алый, заполненный блестяще жидким черно - красным крошевом, кружок пулевого отверстия, чёрные струйки крови, вытекающие из влажно - парных ноздрей, застывшие навсегда в неподвижности маленькие глазки с тёмными зрачками, невыразительно отражающие утраченный навсегда мир...
      Охотник вдруг почувствовал слабость в ногах, волной, начавшейся в животе и скатившуюся вниз - пот выступил на его лице, судорога тошноты тряхнула грудь и горло, и он, отступив на два шага, отвернувшись, опершись на ружьё двумя руками, согнулся. Волна отвращения заставила его широко раскрыть рот и глаза - его вырвало и мгновенно ослабев, он вытирая слёзы, выступившие на глазах, повалился ничком на снег, уронив ружьё, обхватил голову руками повторял растягивая фразы... - Ну, вот и всё! С этим покончено... И слава Богу!..
      ... Минут через десять, он, успокоившись, вспомнил, что ему говорил Александр Владимирович: - В берлоге могут быть ещё медвежата, поэтому не спеши, обязательно проверь...
      Он принёс брошенную ель, сунул её в чело метра на полтора вглубь, уперся в противоположную стенку, повращал внутри налево и направо и успокоенный вытащил - берлога была пуста...
      Любопытство в нём разгорелось и тогда он, вынув из ножен, острый как бритва, длинный охотничий нож, держа его наизготовку сполз по песчаному грунту внутрь норы.
      Убедившись, что там пусто, развернулся вверх головой, удивляясь размерам медвежьего жилища, с хриплым рёвом, как мог быстро высунул голову наружу и вновь спрятался.
      - Да - разговаривая сам с собой, резюмировал он свои наблюдения - медведь меня увидел и понял, что я один и меня бояться нечего...
      Потом поджав под себя ноги, полежал на животе, положив голову на руки, представляя, как это делал медведь ещё полчаса назад и вдыхая запах мёрзлой земли, добавил: - Это его и подвело!.. - потом заулыбался и подумал: "Однако! Как быстро ты стал таким смелым!"
      Ещё чуть посидел внутри, поглядывая на кусочек неба и голые вершины лиственных деревьев, видимых в отверстие берлоги.
      Ещё через полчаса снег кончился, костёр весело трещал высоким пламенем, а охотник с ножом в руках свежевал тушу, сняв шкуру, срезал сало толстым в ладонь, слоем покрывающее бока и загривок зверя. Солнце то скрывалось за тучи, то вновь победоносно, длинными прямыми лучами упиралось в землю. Сосны шумели и поскрипывали под ветром, вспугнув кормившегося неподалёку глухаря. Пролетая над берлогой, он увидел маленькую, тёмную фигуру в шапке - ушанке, двигающую руками с окровавленным ножом, склонившуюся над большой, бело - красной тушей...
      Охотник вернулся в зимовье в темноте. Тяжело дыша, сбросил полный рюкзак под навесом, постанывая, распрямил затекшую спину, отбил от снега сапоги, отрыл двери и в его грязную ладошку ткнулся нос Жучка - он давно уже ждал хозяина и слышал далёкий выстрел в середине дня.
      Поджимая заднюю лапу, не ступая на неё, собака проковыляла к рюкзаку, обнюхала его, и шерсть на загривке поднялась дыбом.
      Хозяин заметил это, погладил собаку и успокаивая, стал выговаривать: - Жучок! Жучок! Успокойся... Его уже нет! Его больше нет... Никогда не будет!..
      Нарезав сало пластиками, охотник часть скормил оживающему Жучку, а часть, макая в соль, и заедая чёрствой, вкусной горбушкой, съел сам. Потом привычно быстро и ловко растопил печь, поставил чайник со льдом на плиту, а сам прилёг на нары, потирая отяжелевшие веки и горячие, лоснящиеся жиром щетинистые щёки - съеденное лечебное сало напитывало организм теплом...
      Проснулся он в первом часу ночи. Печь давно погасла, чайник выкипел почти до дна, в зимовье стало прохладно.
      Широко зевая и прикрывая рот ладонью, охотник расправил рваное одеяло, укрылся второй половиной, накинув сверху ещё телогрейку. Засыпая, он сквозь приятную истому дремоты, вспомнил море, резиновый плотик, на котором так радостно качаться на тёплых волнах, подставляя солнцу лёгкое, загорелое тело, омытое солёной водой и солнечными лучами. Как приятно смотреть на высокое чистое небо, слышать гул прибоя и звонкие голоса, приносимые порывами ветра с песчаного пляжа...
      
      ... Охотник уходил из зимовья через неделю. Сало и мясо убитого медведя, он по частям перенёс от берлоги к зимовью и спрятал в лёд, выдолбив в болоте полуметровой глубины яму.
      Жучок отъелся медвежьим салом, ожил, рана его затянулась розовой плёнкой новой кожи. Лапа по-прежнему болела, но он стал иногда, опускать её на снег и передвигался прихрамывая...
      В ночь перед уходом, пошёл крупными хлопьями снег, и под утро навалило кругом, утопив все лесные звуки, в перинно-пуховом одеянии снегопада.
      Идти было трудно и пока охотник дошёл до гребневой дороги, то порядочно вспотел. Жучок вперёд не совался, но и не отставал, лишь изредка останавливаясь на время, слушал шуршание снежинок о стволы деревьев и ветки кустарников.
      Выйдя на дорогу, охотник стряхнул с себя влажный снег, липнущий к одежде, и лишь только тронулся дальше, как за спиной, вывернув из - за поворота послышался низкий звук сильного мотора, а вскоре показался и грузовик. Чуть посторонившись, охотник уступил дорогу, но грузовик остановился и из кабины, молодой, широколицый шофёр, приоткрыв дверцу и став на подножку, крикнул: - Садись земляк, подвезу!.. - на что охотник заулыбался, поклонился приложив руки в рукавицах к груди и ответил, перекрывая гул мотора звучным голосом: - Спасибо друг! Я сам дойду. Тут недалеко - и ещё раз поклонился с благодарностью за предложение...
      Шофер, увидев улыбку на его лице что - то понял, улыбнулся в ответ и захлопнул дверцу. Двигатель взревел, преодолевая инерцию остановки и грузовик, чуть пробуксовывая, набрал скорость и вскоре скрылся за поворотом. И тотчас звук затих, укрытый снежной пеленой, повисшей в воздухе, ослаб, растворился в звуках метели и охотник с собакой пошли дальше...
      
      2000 год. Лондон. Владимир Кабаков
      
      
      Остальные произведения Владимира Кабакова можно прочитать на сайте "Русский Альбион": http://www.russian-albion.com/ru/vladimir-kabakov/ или в литературно-историческом журнале "Что есть Истина?": http://istina.russian-albion.com/ru/jurnal
      
  • Оставить комментарий
  • © Copyright Кабаков Владимир Дмитриевич (russianalbion@narod.ru)
  • Обновлено: 02/02/2020. 136k. Статистика.
  • Рассказ: Великобритания
  •  Ваша оценка:

    Связаться с программистом сайта
    "Заграница"
    Путевые заметки
    Это наша кнопка