Аннотация: Конный поход в горы. часто превращается в опасное путешествие, которое запоминается надолго. А охотничьи трофеи напоминают все восторги и преживания той поры.
"Еще ни разу не был мальчик в той не тронутой топором глухомани, где оставляла след медвежья лапа, а медведь уже маячил, нависал над ним во снах, косматый, громадный, багряноглазый, не злобный - просто непомерный: слишком велик был он для собак, которыми его пытались травить, для лошадей, на которых его догоняли, для охотников и посылаемых ими пуль, слишком велик для самой местности, его в себе заключавшей".
Повесть "Медведь". Уильям Фолкнер
...Собирались, как всегда непростительно долго: то водку разливали из стеклянных бутылок в пластиковые, то вдруг оказалось, что свежего хлеба в соседней булочной не оказалось. А ведь ехали на две недели и потому, очень хотелось сохранить хлеб в соответствующем виде, хотя бы неделю. Потом конечно будут сухари, но всё - таки...
Наконец всё загружено, размещено для долгой дороги, ребята сели на свои места и я тронулся...
Пока разворачивался у себя на стоянке, рядом с домом, вдруг услышал в голосе мотора какие-то новые нотки и стал себя спрашивать - что произошло?
Может быть поэтому отвлёкся и был невнимателен. В три приёма разворачивая машину, я совершенно неожиданной, услышал, дикий человеческий крик сзади, и меня аж в пот бросило!
- Неужели! - вскинулся я - и тут же почувствовал, что машина кого-то зацепила задом. Внутри у меня всё оборвалось и открывая дверку, я уже был готов к самому плохому...
Оказалось, что серебристый "Вольво" моего соседа по дому, грузина Кахи, вдруг, словно живой подлез под мой микроавтобус, и я прилично помял ему безукоризненно новое крыло.
- Ты что это сделал! - вопил горбатый Кахи, а у меня от сердца отлегло... - Ты мне новую машину раздавил! Уж лучше бы ты меня самого покалечил!..
Я подождал, пока нервный грузин придёт в себя, а потом объяснил, что сейчас срочно уезжаю и потому не могу с ним заниматься и предлагаю ему сделать ремонт, а потом прислать мне счёт. Я всё оплачу...
Кахи немного утих, но по прежнему чуть не плакал и не мог отвести взгляд от потерявшего невинный вид "Вольво".
На этом всё закончилось, а Максим с Аркашей, вылезли из машины после первых криков и молча, скептически смотрели то на помятое крыло, то на причитающего Кахи. И может быть поэтому тот, несмотря на своё горе, вёл себя прилично...
Наконец мы тронулись и у меня, от пережитого, мышца под глазом какое-то время непроизвольно дёргалась...
А времени было уже девять вечера, и несмотря на то, что темнело около одиннадцати часов, всем стало ясно, что ночевать придётся в дороге. Тем более, что нам надо было заехать в Кырен - бурятское село в Тункинской долине, чтобы попутно повидаться с одним человечком, которому я вёз детальки от его "Нивы".
Незаметно выбрались из города, а когда покатили по тракту в сторону Южного Байкала, к Култуку, то дышать стало легче. На дворе стоял июнь, всё уже оделось в новую свежую зелень и потому, даже сквозь окна кабины проникали ароматы летнего леса распустившегося листвой.
Максим сидел рядом и рассказывал, как в его психиатрическом отделении, появился новый пациент, который "съехал" на мысли, что в его деревне живут несколько старух - ведьм.
- Вот он, однажды, прихватив мелкашку, направился их уничтожать. Одну, он успел пристрелить у неё на огороде, но тут его уговорили бросить оружие, а потом и скрутили дюжие мужики - соседи. А с виду, он, этот мужичок самого нормального виду. Только блеск какой-то нездоровый в глазах - криво улыбаясь, закончил Максим, работавший заведующим в психиатрическом отделении городской больницы.
Аркаша весело посмеивался во время рассказа, а после начал вспоминать, как он с "придурками", взятыми им из "психушки" - он тоже был психиатр, строил себе дачу...
- Я им задачу поставил, оставил еды на несколько дней и уехал в город... Приехал через два дня, в срубе положены уже несколько "стоп", а народец мой, устав от работы, загорает на задах моего участка, и в хорошем настроении. Я их, конечно, поблагодарил, и налил из бутылки, которую предусмотрительно захватил с собой. Они, расчувствовались и готовы были меня хозяином называть...
Вот что значит "трудотерапия" - закончил он со смешком. Я тоже улыбнулся, представив себе как они эти стопы клали и после Аркашиного рассказа, вспомнил случаи из своей жизни.
... У меня был большой опыт по строительству дачных домов. Я свой первый дом строил из толстого кругляка, вдвоём с знакомым плотником Петром. Он был мужичок сноровистый, но тщедушный и мне пришлось этот кругляк, по сути в одиночку таскать и подавать, иногда на самый верх сруба. Я тогда полмесяца ставил сруб, а полмесяца отходил от перенапряга. Потом выяснилось, что я себе геморрой заработал на этом деле. Зато домик и по сию пору стоит как новенький и всё лучше становится...
... За разговорами незаметно проехали Глубокую, и поднявшись на перевал, где на обочинах пышным, белым, лёгким цветом, ещё безумствовала черёмуха, и её холодный аромат попадал в машину через полуоткрытые окна. Все в машине невольно глубоко задышали впитывая в себя остатки весеннего настроения природы...
Поднявшись на самую высокую точку между городом и Байкалом, начали по "серпантину" дороги, спускаться к озеру и тут, уже была настоящая тайга, а не пригородные леса! И мы это почувствовали. Напряжение сборов и ожиданий отъезда, постепенно поменялось на ощущение покоя и ожидания - очередное путешествие в неизведанное будущее началось...
Выехали на берег уже в сумерках, и меня, как всегда на этом месте, поразило величие и покой громадных пространств Байкальской котловины.
На другой стороны этого сине - тёмного водного клина, разрезающего гористый материк, мерцали в дымке сумерек электрические огоньки Слюдянки, а над самим громадным водным простором, уже разлилась тихая ночь. Я представил, себе шестьсот тридцать километров, прозрачно - хрустальной воды, протянувшиеся на северо - восток, почти километровым слоем лежащей в узкой и ущелисто котловине, и поёжился... "Громадьё" размеров этого природного мирового сокровища, поражала...
Култук проехали быстро и поднявшись на многокилометровую перемычку, между озером и речным водоразделом, заросшую молодой тайгой, стали незаметно спускаться в долину Иркута, текущего где - то в темноте, справа от тракта...
Вспомнились мои первые поездки в Оку, новизна и острота первых впечатлений, от посещения этого уголка Прибайкалья, где жизнь текла такой, какой за малым исключением была вот уже несколько столетий. Окинские буряты по-прежнему практикуют отгонное скотоводство, хотя и живут в деревянных домах. Конечно у них уже есть и японские подержанные авто, почти у каждого дома стоят спутниковые антенну, но определяющей стороной их жизни остались привычки кочевников... Я задумался под гул мотора, хотя иногда слышал, как в его работе, проскальзывали угрожающие, незнакомые нотки. Я привык к машине и она ко мне привыкла и потому, любые неполадки в её работе, я воспринимал как недомогание, как болезнь близкого существа...
Где - то в первом часу ночи, въехали в Кырен, проехав по тёмным
улицам, добрались до дома моего знакомого, - он нас ждал. Мы весело и тепло поздоровались, пожав друг другу руки, сели в летней кухне и попили чаю с бурятскими шанежками, которые напекла жена моего знакомого, Сергея.
Это был спокойный, добродушный бурят средних лет, хороший охотник и лесовик и я, хотел начать с ним, охотиться уже в Тункинских Альпах, - отроги этого невысокого хребта подходили почти к самому посёлку...
Сергей, привезённым запчастям обрадовался и приглашал нас остаться ночевать, тем более, что машина не совсем в порядке. Но я отказался и ребята меня поддержали - мы так долго собирались и выезжали из душного опротивевшего города, что скорее хотели попасть на волю, в "пампасы".
Вежливо отклонили предложение Сергея, пожелав ему всего хорошего и поблагодарив за гостеприимство, тронулись дальше, в тёмную, непроглядно громадную ночь...
Часам к трём ночи, подъехали уже к Саянам, к самым горам, но тут мотор машины окончательно "сдох" и в гору мы могли подниматься только на пониженной. Мотор работал лишь на одну десятую своей мощности глотая горючее непомерными порциями. Я почему - то вспомнил, как однажды, моя лошадка в одном из наших конных походов в Оке, на крутом подъёме утробно захрапела, а потом, уже на перевале легла и мы её отпаивали, по совету Лёни - нашего проводника - сладким чаем. Иначе конь мог умереть от перенапряжения...
В этом, лошадь, ничем не отличается от человека. Может быть потому, её и "лечили" по человечески. Наверное ту лошадку, теперь можно можно было сравнить с моей "задыхающейся" машиной!
Был уже четвёртый час ночи, когда выбрав более или менее ровную площадку, рядом с уже грунтовым трактом, мы остановились, расстелили спальники рядом с машиной и легли спать, рассчитывая что завтра будет видно, что делать дальше. Машина стояла рядом остывая и из под капота, словно клочья пены, выбивались струйки серого пара, от перегревшегося мотора...
Лёжа в спальнике, я ещё какое - то время ворочался вспоминая то причитающего Кахи, у которого горб рос из спины и из груди, и потому, вызывая жалость выглядел он действительно инвалидом...
Потом начал думать, что делать с машиной и хотя я не религиозный человек, но несколько раз прочёл про себя Иисусову молитву. "Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий - спаси и помилуй мя... Дай доехать без проблем хотя бы до Орлика". Молитва подействовала как снотворное, и я заснул крепко и без сновидений...
Утром, вскипятив чаю на газовой плитке позавтракали и для настроения, чуть выпили водочки. Ведь мы наконец - то, попали в горы, на природу. Ну как этому не радоваться и не расслабиться! Тронулись в путь часов в десять утра, при хорошей погоде и по холодку, отчего мотор меньше грелся и машина катила удовлетворительно, но на подъёмах, скорость движения заметно падала...
Медленно, с натугой поднялись на перевал по вырубленной в скале дороге, петляющей по правому берегу Иркута, бегущего по камням где - то далеко внизу. Потом стали по пологой равнине спускаться в долину реки Оки.
Вид во все стороны, открывался замечательный и слева, далеко на кромке горизонта и синем неба, белели первозданно чистыми снежными вершинами, Саянские трёхтысячники, среди которых заметно выделялся пик Мунку - Сардык, высочайшая вершина Восточных Саян, одна из "святых" гор Центральной Азии...
...Каждый раз, как я сюда попадаю, первое и самое сильное впечатление, - это масштабы горных кряжей, широких долин и обилие рек, речек и ручьев, с прозрачной, холодно-синеватой водой.
На одном из поворотов, внизу, на приречной зелёной луговине, увидели несколько журавлей, щиплющих свежую, сочную травку. Остановились, рассмотрели длинноногих важных птиц в бинокль и я даже сфотографировал их, не очень веря в то, что на фоне таких просторов, журавлей можно будет разглядеть на фотографиях...
Часов около четырёх дня, вкатились в Орлик и подъехав к зданию администрации, остановились. Вылезли из машины покряхтывая и разминая ноги, постояли разглядывая посёлок и горные хребты, повисающие над широкой, но мелкой речкой.
Потом зашли в правление, нашли Николая, нашего приятеля и переговорили с ним. Он, как всегда улыбаясь рассказал нам, что Олег, наш давний приятель, где -то в Орлике, что Лёня, наш проводник, с сыновьями, которые незаметно подросли за времена нашего знакомства, тоже был здесь, но недавно ушёл верхами в Саяны, в посёлок, куда и мы направлялись...
Выйдя из управы к машине, мы увидели Олега, который с улыбкой приветствовал нас и с ходу, стал спрашивать почему задержались с приездом. Потом, выслушав мои обычные объяснения, он рассказал, что лошадей, которых готовили к нашему очередному путешествию, неделю назад, уже всех отпустили на пастбище, так что придётся все сборы, начинать заново.
В момент разговора, мимо нас проехала "тойота", из которой вышел Глава администрации и скорым шагом прошел в Управу, на ходу поздоровавшись с нами.
- Сегодня у него большое совещание, с председателями сельсоветов, вот и
торопится. Я тоже, должен там присутствовать - отметил Олег, и пообещав вечером пораньше приехать домой в Саяны, тоже ушёл на совещание. Мы, как всегда, первые дни заезда останавливались у него в доме, в Саянах.
Выезжая из Орлика, в сторону посёлка Саяны, я размышлял, глядя на проходящих по дороге по городскому одетых красивых женщин и девушек, что жизнь здесь за последние пятнадцать лет переменилась, стала намного богаче и современней, но посёлок, по-прежнему заполнен песком и только за дощатым забором местного парка, росли зелёные молодые деревца лиственницы.
"Буряты, были и остались кочевниками - думал я переезжая ручей, текущий широкой лентой через дорогу, на выезде из посёлка. - Они по-прежнему, не очень - то заботятся о зелёных лужайках рядом с домом наверное потому, что почти каждая семья здесь имеет летнее стойбо, в одной из окрестных таёжных долин, где и травки вдоволь и просторы немереные. А здесь они зимуют и потому, их женщины вынуждены ходить в туфлях на высоких каблуках, по песчаным, не асфальтированным улицам, а сами они в большинстве, с самого утра одевают сапоги, как часть традиционной рабочей униформы.
В свободное время, мужчины, иногда уезжают на лошадях охотиться в окрестные урочища, но чаще сбившись у кого-нибудь на летней кухне, выпивают и обсуждая свои мужские дела.
Однако свободного времени, здесь у людей бывает немного, - почти все держат скот и лошадей, которых по весне выгоняют на стойба, на пастбища, а ещё занимаются строительством - поставить деревянный сруб умеют почти все взрослые мужчины...
Те, кто имеет высшее образование, чаще сидят по домам и смотрят телевизор вместе с детьми и женщинами. Изредка, по вечерам выходят приодевшись в кино, в местный дом культуры. Но бывает это редко, потому что удобнее сидя на домашнем ковре, смотреть те же фильмы или ТВ программы.
Здесь, почти у каждого дома, стоят большие круглые тарелки - антенны, которые ловят сигналы со спутников, и можно смотреть до двадцати телепрограмм разного уровня и на разный вкус..."
Машина, с натугой преодолела очередной глинистый, вперемежку с камнями, подъём, покатилась по пыльной колее вдоль берега Оки, слегка переваливаясь с боку на бок...
"Для нас, это экзотика, - продолжал я размышлять, проезжая мимо зелёной лужайки, на которой, за высокой оградой, стоял красиво окрашенный яркими красками маленький буддистский дацан.
- А для живущих здесь, и эти горы, и эти "поднебесные долины", и спутниковые антенны - детали рутинного быта не вызывающие никаких эмоций, иногда даже скуку. Новое, привычно смешалось со старым - таковы приметы времени.
Вот и буддизм, восстановленный здесь совсем недавно, для многих всего лишь экзотика, малопонятная и скучная..."
...Поднявшись на очередной подъём, мы увидели несколько всадников, на рысях идущих по дороге, впереди. Приблизившись, в одном из них я узнал Лёню. Посигналив, остановились и Лёня с сыновьями, развернувшись, подъехали к нам.
Мы все вышли из машины, он соскочил с коня, а сыновья остались в сёдлах и в ответ на наши приветствия вежливо кивнули. Последние годы отношение к русским и здесь изменилось, особенно у молодых, которые общались и в школе и дома только со своими, с бурятами.
Лёня, был немного смущён таким вниманием к себе и улыбался довольный, как обычно поддакивал всему, что ему говорили, словно ему задавали вопрос и он на него отвечал.
Поговорили о подготовке к походу и Лёня пообещал, что завтра с утра, он на "стойбе" займётся конями, но одного или двух придётся брать в других местах. Поэтому выехать удастся только к вечеру.
- Ещё и ковать наверное нужно - сказал он. - Но это мы быстро сделаем...
Договорились, что завтра с утра, мы подъедем на машине, к нему на стойбо, а там всё спланируем и начнём собираться...
Мы расстались, хотя я ещё долго видел всадников в боковое зеркало машины. Автомобиль мой пыхтел и едва тянул и потому, скорость была чуть быстрее лошадиной...
Наконец, часов в семь вечера мы приехали в Саяны. И как обычно, завернув за край посёлка, заехали в Олегову усадьбу с тыла. Ребята остались в машине, а я пошёл поздороваться с женой Олега, которая сразу пригласила нас пить чай. Пока мы мыли руки, во двор заехал УАЗик Олега и он посмеиваясь стал осматривать мою "больную" машинку.
- Оставь её здесь - посоветовал он. - Мой сын посмотрит после ужина. Он ведь механиком работает в Орлике...
Ночевать устроились в гостиной на полу, на ковре. После чаю мы ещё немного поговорили с Олегом, пока ребята устраивались на ночлег, а потом, придя в комнату я увидел, что и Максим и Аркаша уже спали. Ночью, они видимо не выспались, и в доме чувствовали себя в тепле и в безопасности. Любая ночёвка на природе, невольно заставляет человека настораживаться и спать в "пол уха".
Я забрался в свой спальник и стал думать, что делать с машиной, если так и не удастся её быстро отремонтировать. Сын Олега, наскоро посмотрел мотор и сказал, что проблемы с подачей топлива, но кроме того есть ещё несколько, которые можно устранить только в авто-мастерской...
Хорошо выспавшись, поднялись пораньше и попив чаю в пустой кухне - хозяева разошлись и разъехались по работам, как обычно после семи часов утра - мы начали собираться. Лошадей надо было брать из разных мест и потому, сборы обещали быть долгими.
Первым делом, поехали к Лёне на стойбо, которое находилось в долине большой, горной речки. Он встретил нас у брода и сказал, что за двумя лошадьми, надо ехать к соседу, тоже на летнее стойбо, находящееся километрах в пятнадцати от Лёниного.
Съездили туда и оттуда, мы с Лёней вернулись на машине, а Максим и Аркаша, прискакали верхами. Лошади были уже знакомы нам по прошлогоднему походу и потому, ребята на рысях пришли к броду очень быстро.
Погода стояла светлая и солнечная, но с гор, иногда повевал прохладный ветерок и было не жарко.
Я с радостным ожиданием вглядывался в предгорные зелёные луговины, затенённые глубокие ущелья и на гребни серых скал, кое - где торчавших над вершинами горных кряжей, уже представляя себе, где могли бы встретить горных козлов, а может быть и медведей, в эти первоначальные летние дни пасущихся на склонах широких, зелёных долин...
Когда наконец пригнали лошадей и Лёня сходил в табун и привёл лошадей для себя и для меня, время подходило уже к обеду.
Но двух из трёх, надо было ещё ковать и Лёня занялся этим сам. Он был и ветеринар, и охотник и кузнец - одним словом мастер на все руки.
У бурят, нет специально устроенных кузниц и потому, куют лошадей прямо у стойба, повалив их с помощью специального приспособления. Длинную прочную слегу, закрепляют между ног и потом, ловко и безболезненно валят коней на траву и покрепче связав все четыре ноги вместе, начинают ковку и если надо, то обрезку отросших копыт.
Лёня, как я уже говорил на все руки мастер и в ковке ему помогал его приятель и бывший одноклассник Доржи, который тоже собрался ехать с нами.
Лёне, так было удобнее, потому что мы для него всё - таки были туристы, а с Доржи можно было переговорить, да и веселее было возвращаться после заезда, назад домой...
Вначале ковали чёрного, среднего роста и возраста коня, на котором прошлый год гарцевал Аркаша. Он вёл себя смирно и спокойно дал подковать себя.
Пока валили второго мерина, тяжёлого и высокого, пришлось поволноваться, - он выкатив из орбит глаза, сдавленно хрипел и старался до последнего оставаться на ногах. Зато когда упал наконец, то лежал смирно и позволил обрезать передние копыта и ковать себя без сопротивления...
У бурятских лошадей, как я успел уже узнать, есть замечательное свойство - когда они падают на спину, то замирают в таком положении, подняв ноги вверх. Однажды в походе, мой конь, на крутяке, вдруг вздыбился и упал назад спиной, чуть не придавив меня самого. Зато когда он упал, то застыл в этом положении, пока мы сообща не убрали с одного боку большой валун, и не перевернули его на бок. Потом он поднялся сам...
После ковки, привязав лошадей, переложили продукты из машины на землю, а потом разложили припасы по вьючным сумам из толстой лошадиной кожи.
В конце концов, всё было упаковано, лошади осёдланы, причём я и Аркаша ехали на своих сёдлах, которые купили в городе и привезли их, сюда, на машине. Сёдла были новыми, поскрипывали кожаными поверхностями, но как позже оказалось на склонах, когда приходилось ехать вниз, подпруги съезжали под передние ноги... Однако это обнаружилось чуть позже...
Выехали уже около четырёх часов дня и моя лошадка, с самого начала попыталась несколько раз маневрируя и сердито кося на меня глазом, бить задом проверяя, как крепко я на ней сижу. Однако зная её норов ещё по прошлому году, я круто задирал ей голову поводом и крутил её несколько раз на месте. Видимо уяснив, что я не новичок, она успокоилась и всю остальную дорогу вела себя прилично. У остальных, тоже проблем не было и потому, двигались караваном быстро и без задержек...
Погода стояла тёплая, солнечная, настроение у всех было замечательное. Вокруг громоздились горные хребты и скалистые вершины, по широкой долине бежала чистая холодная речка, а предгорья были покрыты зелёным лесом, ближе к вершине переходящим в каменные осыпи и серые скалы. Воздух был необычайно чист и ещё сохранилась весенняя свежесть - ведь в затенённых местах, выше к гребням гор, видны были пятна и пятнышки белого снега...
Нас было пятеро: я, Максим, Аркаша и Лёня с Доржи. Такой состав для нас становился уже привычным в начала похода...
С нами были три собаки из Лёниной стаи: Байкал - старый и крупно - лохматый хромой кобель; Белый, с обрубком хвоста, которым отличались все собаки из Лёниного гнезда и совсем молодой кобелишко - Чернявый.
Байкала, который сломал лапу несколько лет назад, преследуя по скалам кабарожек, мы сразу прозвали Сильвером в честь хромого пирата из романа Стивенсона, "Остров сокровищ". Вид у него был серьёзный и немножко сердитый, поэтому новая кличка ему очень шла.
Собаки сразу убежали вперёд, а мы на рысях, по замечательно зелёной тайге, по грунтовой дороге, быстро дошли до ближайшего стойба, на котором жила одинокая его хозяйка с двумя детьми. Она пасла здесь свой скот.
Мужа у неё не было и вообще, она была колоритная женщина, словно из бурятской легенды.
Её отец, за отсутствием сыновей растил её как мальчика - в семь лет купил ей ружьё и постоянно брал с собой на охоту и на летние выпасы скота. Поэтому она выросла сильной и смелой и ничего в тайге не боялась, даже одиночества. Со временем, все заметили её необычайную силу и случилось даже так, что местные шаманы запретили ей иметь оружие и охотиться, по чему она очень скучала.
Я глядел на неё во все глаза и видел перед собой симпатичную молодую, пухленькую и кругленькую бурятку, у которой уже было двое детей и она собиралась рожать третьего.
Наверное от "проезжа молодца", - думал я, попивая чаёк и слушая
разговоры Лени и Доржи с нею. Ребёнка её не было видно - это по рассказам Лени была трёхлетняя девочка, а старшая, уже школьница, на лето уехала к бабушке, в соседний посёлок.
Спать легли в этой же избе. Дунга - так звали богатыршу - охотницу, устроилась с ребёнком за ситцевой занавеской, а мы с Лёней и Доржи, расстелив спальники легли на пол. Максим и Аркаша, легли в соседней бане.
Засыпая, я вспоминал рассказы Лёни, о том, что Дунга была сильнее многих мужиков и сорокакилограммовые фляги с молоком, одна грузила в кузов грузовика, на что способны были только самые сильные мужчины...
Ещё, я вспомнил, как несколько лет назад, на этом же стойбе, которое тогда стояло пустым, мы дневали в хороший, солнечный день, и решили сфотографироваться и сняться на кинокамеру. Я тогда отъехав от домов, стоящих на высоком обрывистом берегу реки, разогнал своего мерина, и вдруг правая нога выскользнула из стремени и в это же время, конь рассердившись на моё понукание, вдруг поскакал не разбирая дороги к обрыву.
На киноплёнке, этот галоп выглядел эффектно, но я сильно испугался, когда мерин затормозил только в метре от десятиметровой обрыва.
Я конечно сделал вид что ничего не происходит, но позже, сознался, что чуть не "загремел" в обрыв, вместе с мерином...
Утром проснулись не так рано, попили чаю и обсудили планы. Надо было сегодня пройти километров сорок по плохой тропе, до Лёниного зимовья в долине Хадоруса.
Пока пили чай и завтракали, из-за занавески вышла симпатичная девочка - бурятка и стала нас расспрашивать куда и зачем мы едем. Она оказалась очень общительной и смышлёной, а вчера, я почему - то подумал, что она дичится нас и потому прячется за занавеской. Однако, она просто пораньше ложиться спать, как все нормальные дети и потому, вчера вечером спала, не обращая внимания на наши разговоры.
Простившись и поблагодарив Дунгу, за гостеприимство, мы тронулись в дальний путь. Впереди было почти пятьдесят километров дороги - из них, последняя треть проходила по скалам и крутякам долины Хадоруса...
... В тот день, обошлось без происшествий. Лошади шли споро, никто не отставал и я вспомнил, как прошлый год, мой мерин иногда останавливался, особенно в конце дня, и наотрез отказывался идти дальше. Пришлось тогда помучиться и попотеть, то уговаривая его, а то, нахлёстывая плёткой и понуждая ногами...
... Обедали на красивой зелёной лужайке, рядом со святым местом бурят, которое они называют Обо. Обо окружали со стороны речки, высокие стройные ели и на нескольких из них, буряты, проходящие и проезжающие, на ветках развешивали ленточки разноцветной материи, в основном белые и синие. Стоило подняться небольшому ветру, ленточки начинали трепетать, и казалось, деревья оживали.
Неподалеку, на зелёной, ровной, словно стриженой травке лежал большой гранитный валун прямоугольной формы, который служил алтарём, для приношений. На нём же разводили священный огонь...
С другой стороны, открывался вид на горную долину реки Сенцы и противоположный склон горного хребта, по верху покрытого острыми светло - серыми скальными пиками, поражавшими своими размерами.
Луговина вокруг нас была покрыта зелёной травой и множеством цветущих и отцветших подснежников, которые в Забайкалье называют "ургуями". Охотники говорят, что в это время, "ургуи", в больших количествах поедают сибирские олени - изюбри, для того, чтобы очиститься горечью подснежников от внутренних паразитов. Не знаю как олени, но наши лошади ели эти цветочки и молодую траву с необычайной жадностью...
Расседлав лошадей, мы разожгли костёр и сварили кашу с тушёнкой и чай, а пока ребята занимались обедом, Лёня и Доржи, шаманили, освящая своё оружие и прося удачи у духов местности, которые по бурятски называют общим именем Бурхан.
Они, разожгли костёр на большом прямоугольном валуне лежащем здесь с незапамятных времён, плеснули в костерок немного водки и положили в огонь несколько конфет. Потом произнося какие-то фразы на бурятском языке, подержали своё и моё оружие над костровым дымом. Вся процедура "жертвования" и "освещения" проходила быстро и мы закончили, когда ребята ещё не успели вскипятить чай.
Лёня и Доржи, в момент "камлания", посерьёзнели и мы не мешали им в их традициях, относясь к этому с уважением. Мы ведь тоже, выходя или выезжая на охоту в районы тайги, где раньше жили буряты и сохранились бурятские названия мест и речек, "бурханим" на высоких перевалах и заметных площадках, уговаривая духов даровать нам удачу в походе и в охоте.
Здесь в Оке, я заметил, как старинные обычаи и даже суеверия быстро возвращаются в рутину обыденной жизни, и то, что считалось накрепко забытым во времена советской власти, неожиданно быстро возвратилось в народную среду. Анимизм, одушевление и олицетворение сил природы с духами и богами, вновь становятся привычным ритуалом. Такая привычка постепенно распространяется и среди русских охотников, большинство которых, тем не менее, остаются атеистами... Но магия обряда, действует и на их воображение.
... Иногда, охота бывает неожиданно удачной и приходится сознавать, что Бурхан к нам в этом случае, как то особо благоволил...
После обеда, без проблем переправившись через неглубокий и потому бурный, бело-пенно шумливый Хадорус, мы стали подниматься по извилистой тропе, а перевалив гребень, спустились в долину этой речки, на которой, местами, ещё лежала льдистым, белым щитом, толстая наледь.
Тропа петляла из стороны в сторону, обходя полузаросшие гранитные глыбы и лошади, задевая подковами за камни, высекали искры. Небо постепенно нахмурилось, появились серые тучи, из которых по временам проливался мелкий редкий дождичек.
Вскоре перед нами во всю ширь открылась долина Хадоруса и впереди, мы увидели трёхсот метровой высоты Скалу, чей гранитный отвесный Лоб нависал над рекой, покрытой белой наледью. На противоположном берегу, теснились каменистые осыпи и в узких трещинках - ущельях, кое - где проглядывали нерастаявшие снежные наносы...
Мы уже находясь под скалой и вдруг остановились на тропе, потому что остроглазый Леня, увидел на склоне, под высоким лбом скалы, медведя.
- Вижу! - как всегда, неожиданно громким голосом проговорил Лёня, не отводя глаза от склона, под скалой.
... Я развернул коня, подъеехал к Лёне и дал ему бинокль, хотя уже и без бинокля был виден медведь, который по кромке леса и осыпи, шёл от нас, в сторону, по направлению к зимовью. Был он на расстоянии наверное около километра, и можно было определить, что медведишко небольшой, но справный и подвижный.
Времени было около пяти часов вечера, до зимовья оставалось пройти километра два и потому решили уже сегодня, начать охоту.
Договорились, что Аркаша, останется здесь, внизу, с собаками, которых мы подманив посадили на поводки, а мы на конях, поднимемся по склону, насколько можно, а там попробуем пересечь медведю путь и подкараулить его. Как только начнётся стрельба, Аркаша должен был собак отпустить и они прибегут, чтобы преследовать медведя, если он будет уходить от нас после выстрелов.
Моя лошадка, на склоне, легко поспевала за Лёниным Вьюном и как выяснилось, совсем просто лошади шли по лесу и среди камней. Раньше, мне казалось, что верхами добраться до осыпей - это проблема, но сегодня я понял, что главное не бояться и не лезть напролом, а объезжать неудачные или опасные места...
Мы так и сделали. Лёня, хорошо ориентируясь на местности, ехал первым и буквально через десять минут, преодолев полосу молодого кедрача, все выехали на чистое место, почти на осыпь.
Соскочив на землю, привязали лошадей и разделившись на две группы, - я с Максимом пошёл чуть правее, - начали подниматься по осыпи, среди крупных глыб гранита. В какой-то момент я увидел что Лёня остановился метрах в пятидесяти от меня, пригнулся, прошёл ещё несколько шагов, а потом медленно приложился спиной к полого торчащей из осыпи глыбе, поднял карабин. Я глянул в ту сторону, куда он смотрел и, на мгновение увидел мелькнувшую коричневую спину медведя, который на ходу, то скрывался в камнях, то вновь появлялся на чистом месте...
Зверь был от меня метрах в ста и потому, я тоже скинул свой карабин и начал выцеливать, мелькающего в камнях, зверя. Тут со стороны Лени и Доржи, застучали выстрелы и медведь, ловко прыгая по камням, галопом кинулся убегать чуть в гору и наискосок от меня. Я тоже выстрелил и увидел, как моя пулька подняла фонтанчик каменной крошки, в метре а то и в полутора от бегущего медведя. В этот момент, медведь доскакал до продольной, глубокой каменной рытвины - щели и скрылся в ней...
Лёня огляделся, увидел нас с Максимом и махнул рукой. Мы сошлись в одном месте и Лёня сказал, что ему показалось, что один раз, как минимум, он в медведя попал и ранил зверя, не зная легко или тяжело.
В это время из-за спины, из леса, появились наши собаки тяжело дыша и вывалив красные языки из белозубой пасти. Байкал был словно чем - то озабочен, на нас не смотрел, и пробежав мимо нас, наткнувшись на медвежий запах, ощетинился, покрутился на одном месте вынюхивая, и на галопе помчался влево, вслед убежавшему медведю. Две остальные собаки побежали за ним.
Мы чуть поднявшись по склону, увидели вскоре и дно расселинки и самого медведишку, спрятавшегося за большим гранитным валуном, и наблюдавшего за собаками, которые сначала пробежали в другую сторону, метрах в тридцати ниже затаившегося медведя.
Потом, Байкал остановился и стал озираться, и в этот момент медведь тоже выглянул из-за каменной глыбы и собака увидела зверя. Все три собаки, уже с лаем, как они делают когда видят зверя, кинулись к медведю, а тот, рявкая, выскочил из-за камня и даже пробежал, чуть навстречу. Байкал, первым, подскочил к медведю почти вплотную, но схватить его побаивался и потому стал кружить вокруг, метрах в двух, скаля зубы и непрестанно гавкая. Остальные собаки делали тоже самое, изредка отскакивая, когда медведь делал попытку схватить одну из них, зубами или отмахивался когтистыми лапами, присев на круглый зад. Зрелище было замечательное и я даже поснимал это на свою любительскую кинокамеру.
Наконец, мы, один за другим, держа винтовки на изготовку, и огибая крупные камни приблизились к медведю остановленному собаками на одном месте, метров на пятьдесят и Лёня сделал прицельный выстрел по убойному месту.
Медведь, в которого попала пуля, встал на дыбы, несколько мгновений стоял так повернув лобастую голову в нашу сторону, а потом упал и покатился вниз, по каменной осыпи, пока не застрял в широкой щели между двумя гранитными валунами.
Собаки ещё какое то время, опасливыми бросками, приближались к неподвижному зверю, но поняв, что он мёртв, наконец, накинулись на него. Первым вцепился в лохматый зад медведя, Байкал, а потом несколько раз куснул и Белый. Чернявый, однако опасался - вдруг хищник оживёт и потому, стоя в двух шагах вздыбив шерсть на загривке, непрестанно и звонко лаял...
Мы тоже не спешили и подойдя к медведю по дуге, метров на десять, с приготовленными карабинами, остановились, и только хорошо рассмотрев неподвижное тело и увидев, как Байкал вырывает из шкуры клочья коричневой, почти чёрной шерсти, рискнули подойти вплотную и отогнали собак.
Зверь оказался небольшим самцом, лет эдак трёх - четырёх, общим весом килограммов сто, с шкурой, уже кое где "просевшей", то есть начавшей линять.
Собаки быстро успокоились и мы начали не торопясь разделывать зверя.
Он был тощим, совсем без жира под шкурой и мяса в нем набралось в общей сложности килограммов шестьдесят. Лёня и Доржи вскрыли его, вырезали медвежью желчь - может быть самый ценный продукт в медведе, который весит обычно всего граммов сорок - шестьдесят. Но продают медвежью желчь на вес золота, потому что это издревле известное, азиатское лечебное средство от многих болезней.
Шкуру мы тоже решили не брать с собой, потому что она зияла не только проплешинами от начавшейся линьки, но и от укусов собак.
Лёня отрезал так же лапы, которые в Китае и вообще в Центральной Азии, считаются главным деликатесным местом медведя. Мы с Максимом, в свою очередь вырезали медвежьей мякоти килограммов на десять и положили в рюкзачок, который Максим прихватил с собой.
... В это время, Аркаша, удобно устроившись под сосной, привалившись спиной к стволу, наблюдал всю сцену охоты в крупный бинокль и видел все перипетии охоты, тогда как мы наблюдали только какую-то её часть.
Аркаша смеялся, позже рассказывая нам все подробности наших передвижений и о том, как на них реагировал медведь. Потом он видел, как медведь прятался от собак, когда те по ошибке, пробежали мимо него. Затем он наблюдал бой собак с зверем и наше приближение к нему, а потом и завершающий выстрел
Это было как в кино - с восторгом повторял Аркаша. - Только тут всё было настоящее, без сценария, перерывов в съёмках и монтаже...
После разделки медведя, Лёня поощряя собак, стал их кормить медвежатиной, вырезая большие куски острым ножом. Когда он бросил первый кусок окровавленного мяса Байкалу, тот схватил его на лету и проглотил не жуя. Белый повалял мясо лапой а потом стал его жевать. Чернявый, самый молодой из собачьей команды, видимо в первый раз встретил медведя, перенервничал и от медвежатины отказался. От перевозбуждения, молодые собаки, на какое - то время, как и люди, совсем теряют аппетит.
Я вспомнил, что в давние охоты, моя тогдашняя собачка, Лапка, вообще не ела медвежатины, но подержав кусок мяса в зубах, брезгливо наморщив губы и обнажая дёсны, бросала его и не подходила больше...
... Лёня, посмеиваясь, показал фокус. Он вырезал два куска мяса, и бросил Байкалу один за другим. "Сильвер", чавкнул первый, и тут же, подхватив второй на лету, проглотил и его. Потом подошёл к жующему Белому и без сопротивления и рычания, со стороны этого немаленького кобеля, забрал второй кусок и у него. Он был опытный зверовый кобель и добыл с хозяином уже не мене десятка медведей. А уж драчун-то он был отменный. Шрамы на морде, красноречиво доказывали это.
А я вспомнил, как мы, в далёкой молодости, добыли как - то сохатого, и как наша молодая собака Тунгус, так же на лету, клацая зубами хватала и глотала большие куски лосиной печёнки.
... Вскоре, мы спустились к лошадям, которые учуяв запах медведя, храпели и выкатывали глаза, но вскоре успокоились и в поводу, спокойно начали спускаться к тропе...
...К зимовью подъехали уже в сумерках. Пока развьючили и рассёдлывали лошадей, стреноживали и отпускали пастись, потом ходили за водой и растопили печь - над горами и тайгой спустилась тёмная ночь.
Максим, мелко нарезав медвежатины, на большой сковороде приготовил медвежье жаркое и мы усевшись в круг за столом, при свете фонарика подвешенного к потолку, выпили по первой и закусили луком и дымящимся мясом, прямо со сковородки.
Вкус медвежатины был впечатляющий и потому на радостях, что мы наконец заехали в горы, выпили и по второй, а потом, уже рассказывая друг другу, как кто увидел эту охоту, не торопясь, начали есть...
Время бежало незаметно и мы стали устраиваться на ночлег, только во втором часу ночи...
Я перед сном вышел на улицу и увидел тёмное небо, на котором, в дальнем углу, в сероватой дымке всходила над горным гребнем луна, видимая сквозь низкие тучи желтоватым, размытым пятнышком...
Утром встали поздно, отсыпаясь после треволнений заезда. Пока сварили чай, пока позавтракали вчерашними остатками мяса, солнце поднялось над речной долиной высоко и стали видны и тёмная лента реки внизу, и противоположный склон покрытый скалами и каменными осыпями, и широкая долина, уходящая в верховья Хадоруса, вправо и вверх...
... Тронулись в путь уже около двух часов дня, и держа лошадей в поводу, пройдя несколько километров по сухой тропе до вулкана Перетолчина, поднялись по крутому склону на перевал, разделяющий две больших долины. Вулкан оставался слева, Хадорус оставался позади, а с перевала видна была уже другая просторная долина, с широким чёрным потоком застывшей лавы посередине...
Давным - давно, здесь произошло извержение огненной магмы и земля трескалась и изливала кипящий, горящий камень из своего нутра. Тогда здесь вылились на поверхность миллионы кубических метров лавы, которая протекла вниз по долине на восемьдесят километров, медленно остывая, в начале по краям, а потом и на всю глубину этой каменной "реки", местами до сотни метров глубиной.
... Потом, по лаве вниз, потекла вода от таяния снегов на вершине хребта и речки, и ручьи восстановили свои русла - прежние речки, испарились при извержении. В конце концов, образовалась не только река, но и большое озеро, лежащее словно в оправе из лавы, названное "чёрным озером" или Хара - Нуром.
Именно к берегу этого озера мы и устремились...
Спускаясь по склону вулкана, единственного на многие тысячи километров, на протяжении всей громадной Сибири, я думал о том, что мы наверное последние годы, пользуемся этой первозданной красотой и проявлениями дикой природы. Через несколько лет, сюда придут первые организаторы туристического бизнеса и постепенно, эти вулканы и это Чёрное озеро станет приманкой для туристов со всего мира. Здесь пробьют новые широкие тропы, сделают ограждения и поручни, но вместе с удобствами исчезнет ощущение первозданности и дикости, которое и отличает эти вулканы, допустим от Массив Сентраль во Франции, где вулканов десятки и где, каждый день бывают тысячи, десятки тысяч туристов со всех концов мира...
... Спускаясь на коне по тропе, идущей через поля коричнево - красного вулканического пепла, я ещё раз представил себе, как более десяти тысяч лет назад, земля в этих местах, вдруг загудела затряслась и стала покрываться трещинами, через которые, из раскалённых глубин земли, на поверхность, хлынула огненно-красная лава...
Тогда, дым смешался с дождём и в этом губительном сумраке, животные населяющие эти места, погибли почти мгновенно, хотя некоторые пытались убежать, воя и трубя от страха и ужаса.
Может быть, были здесь и неповоротливые мамонты, обросшие длинной седой шерстью, с длинными загнутыми наружу бивнями. Наверное были здесь и пещерные медведи, которые, несмотря на свой угрожающий вид, размеры и клыки, помирали от инстинктивного ужаса при первых же колебаниях земной тверди.
Современные свидетели больших землетрясений рассказывают, что дикие животные в этот момент погибают от нервного шока - настолько всё страшно и необычно для них в происходящем. Рассказывают также, что при землетрясении в двенадцать баллов, уже в двадцатом веке, произошедшем в горной Монголии, по земле ходили "волны", высотой до полутора метров и кирпичи от одноэтажного здания разлетались по округе в радиусе пятидесяти шагов. Овцы, как футбольные мячи катались по этим волнам и умирали от страха...
Покачиваясь в седле и следуя за Лёней, по спускающейся вниз мокрой тропе, я представил себе, что бы делали люди если бы это случилось сегодня...
Мои размышления прервал голос Лёни:
- Осторожно! Тут уже лава начинается, а она острая и твёрдая как стекло.
Берегите ноги лошадей и старайтесь идти точно по тропе...
Я поддакнул и стал смотреть вперёд и вдаль.
Передо мной лежали пространства, залитые чёрным вулканическим базальтом, во многих местах вспученном при остывании, да так и оставшимся в форме обломков и осколков застывших лавовых "фонтанов".
Лошади, словно чувствуя опасность, пошли медленно, стараясь не отставать одна от другой. Я ехал на своём "Орлике", так я называл свою лошадку и с чувством внезапной благодарности, думал, что конь ведёт себя прилично и мне совсем не надо им управлять, потому что он хорошо знал своё "лошадиное" дело и командовал сам собою. К тому же, Орлик был раньше охотничьим конём Лёни и бывал в этих местах не один раз. Так что ему всё вокруг было знакомо...
По тропе заросшей кустарником, благополучно преодолели, растянувшееся почти на пять километров лавовое поле, наконец выехали на южную оконечность Хара - Нура и уже в сумерках, увидели большую красивую поляну прямо на берегу озера, где раньше была многолетняя большая стоянка геологов...
Лошади пошли значительно резвее и вот мы уже подъезжаем к обломкам деревянных конструкций палаток и даже бывшей бани, с высоким каменным очагом посередине...
Расседлав лошадей, пустили их пастись, а сами поставили палатки, развели костёр и начали готовить ужин.
В наступившей прохладной темноте северной ночи, сгрудилившись у костра, приготовили суп с тушёнкой, (медвежатину надо долго готовить), сели, а то и прилегли вокруг костра и не торопясь поели, не забыв при этом выпить по рюмке водочки, закусывая хлебом с луком и жирным сочным салом, которое я сам всегда выбираю на рынке, пробуя каждый кусочек...
После еды долго пили чай и разговаривали, а Леня вспоминал, что ещё двадцать лет назад, буряты из их животноводческого колхоза приезжали в эти горы и долины пасти скот целыми бригадами и жили несколько недель большими компаниями, рыбачили, охотились, строили новые и ремонтировали старые зимовья.
Тогда жизнь была много веселее - рассказывал он прожёвывая сладкую
карамельку и запивая горячим чаем. Дым иногда порывом ударял ему в лицо, но он, на секунду отвернув лицо от костра, переждав порыв ветра, снова долго и сосредоточенно смотрел на костёр, вспоминая много дней и ночей проведённых в здешних местах. Может быть и жизнь для него, тогда, казалось весёлой, потому что было ему в те годы двадцать лет и здоровая энергия бурлила в нём ключом.
Тогда, после целого дня работы на строительстве зимовья, он каждый вечер уходил в окрестности с ружьём или садился на всю ночь на солонцы. Наверное с той поры, охота стала его единственной и крепкой страстью...
- Тогда здесь зверя было много - продолжил он после паузы. - Однажды на этих склонах, ещё по ранней весне, на проталинах я видел с одного места шесть медведей, которые паслись на молодой травке...
Лёня махнул рукой куда - то в темноту, показывая где находится этот склон...
... Из ночной влажной тьмы, вдруг донёсся звон колокольчика - ботала на шее Лёниного Вьюнка, но хозяин не обратил внимания на этот звук.
- Раньше, здесь летом много геологов бывало - продолжил Лёня зевая. - Они тут золото и другие ископаемые искали... Потом говорили, что нашли несколько богатых месторождений, но тогда, в Оку и дороги то не было. А зимой, как на полюс, доставляли по зимнику припасы и продукты, или летали самолётами Аннушками до аэропорта, который находился недалеко от посёлка Саяны. Да вы это поле наверняка сами видели... Та взлётная полоса, действительно до сих пор была заметна и узнаваема, хотя самолёты перестали летать вот уже как лет пятнадцать - двадцать...
Вскоре все пошли спать по палаткам, и договорились, что первый, кто проснётся будет разводить костёр и варить завтрак...
Я, как только залез в спальник в нашей с Максимом и Аркашей палатке, так сразу и заснул крепко и без сновидений. Но посреди ночи проснулся, наверное от незнакомого звука послушал и понял, что это лошадка мотнула шеей и тотчас колокольчик звякнул, а моё насторожённое сознание среагировало и разбудило меня...
Засыпая вновь, я слышал безмятежное посапывание молодых ребят и с завистью думал, что нервы у них намного крепче моих...
Проснулся я от звука удара топора и оглядевшись, увидел, что Аркаша уже встал и наверное разводит костёр. Словно в подтверждение, я учуял запах свежего кострового дымка и вновь задремал зная, что завтрак будет готов только через час - полтора...
Из палаток вылезли уже только часов около девятичасов. Позёвывая и размахивая руками, сходили на озеро, умылись и потом возвратившись к прогоревшему костру, расстелив под себя попоны, принялись с аппетитом есть кашу с тушёнкой, вспоминая однако вчерашнюю вкусную, аппетитную медвежатину...
Лёня с утра, как обычно был молчалив, и потому поев и попив чаю, мы коротко договорились, что отправимся в разные стороны. Лёня с Доржи, на лошадях, попробуют подняться в вершину речки по широкой пологой каменистой долине, а мы собирались пройти по берегу большого озера к удобному месту, поставить там сетки, а потом прогуляться по окрестностям вниз, по долине речки. Собаки во время нашего завтрака, лежали неподалеку от костра, но к людям не подходили, зная, что если мешаться или выпрашивать подачку у хозяев, то можно и пинок под зад получить.
Лёня, быстро доев кашу, выпил чай и пошёл в сторону, речки сопровождаемый оживившимися собаками.
- Я их сейчас кормить рыбой буду - уходя загадочно пояснил он,.
Мы с интересом наблюдали, как Лёня подойдя к речке, которая перед впадением в озеро, разбивалась на несколько рукавов, вошёл в самый мелкий из них и стал внимательно смотреть на воду, чуть вниз по течению, по направлению к озеру.
В какой - то момент он подобрался, вышел на берег, сделал небольшую дугу и вновь вошёл в воду, а потом стал пинать ногой по воде. Вскоре, в воздухе, вылетев на сушу из под его ноги, сверкнула серебристым брюшком крупная рыбина, которую тут же подхватил Сильвер и стал грызть её, прижав лапой к земле.
Спустя какое то время, Лёня повторил манёвр, но в этот раз он сделал несколько быстрых шагов, брызгая по сторонам резиновыми сапогами, прижал рыбу руками, а потом выбросил её на берег Белому. Собака схватил её в пасть и отбежала подальше, чтобы Сильвер не отобрал...
Минут через десять, наш проводник возвратился к костру и посмеиваясь пояснил. - Вот так я здесь рыбку руками ловлю и собачек подкармливаю...
Наконец, спрятав все вещи в палатку на случай внезапного дождя, Лёня и Доржи ушли ловить лошадей, а мы, прихватив оружие, пошли пешочком по тропинке, огибая по берегу широкое сине - стального цвета озеро, расположившееся тэ-образно, в широкой горной долине.
Местами здесь, особенно с южных боков больших камней вросших в землю, проклюнулась зелёная травка, но общий тон гористой местности и скал на крутых отрогах хребта, был темно - серый.
Лёгкие кучевые облака медленно плыли по синему небу и солнце, то пряталось за ними, то как - то робко и не жарко, начинало светить на долину и на озеро, растянувшееся в длину на несколько километров. Это большое озеро образовалось в своё время, затопив долину покрытую вулканической лавой. Со временем, всё вокруг заросло кустарником и даже кедровыми рощами и местами, вид был удивительно просторный и даже весёлый.
Видимость, сегодня, была отличной, и на юге, там, куда постепенно перемещалось неласковое солнце, вдалеке видны были высокие серые скальные пики, местами ещё покрытые белыми глубокими снегами, чуть синеватыми в глубоких ущельях.
От крутых дальних склонов, в нашу сторонку шли несколько пологих параллельных долинок, немножко напоминавшие мне рельефом, гигантскую стиральную доску, похожую на ту, на которой мать ещё в нашем детстве, стирала бельё в оцинкованной ванне. Стиральных машин тогда ещё совсем не было...
Я повздыхал, вспоминая какой я уже старый, но потом отвлёкся, увидев в небе орла, с размахом крыльев не менее двух метров. Он плавно парил высоко в воздухе и когда подлетал под облако, то его становилось почти не видно, тогда как на фоне синего неба, он смотрелся выразительной коричневатой запятой.
Я вспомнил, какие они крупные и зловеще свирепые вблизи и невольно стал осматривать окрестные луговины в поисках потенциальных жертв этих королей воздуха...
"Далеко залетели, - подумал я, вспоминая, что обычно их можно увидеть значительно ниже по течению горных речек, в местах где междуречье, превращается в широкие участки степи...
Ребята незаметно намного отстали от меня, а потому, свистнув показали мне рукой, что хотят подняться к горам по небольшой долинке. В ответ я помахал им рукой и пошёл дальше, изредка посматривая себе под ноги, при этом, стараясь держать в виду окрестные скалки - вдруг на них появятся горные козлы, или даже медведь...
Дойдя до русла каменистой речушки, свернул и пошел вдоль заваленного гранитными глыбами русла и постепенно, стал подниматься вверх. Взобравшись на обрывистый склон широкой промоины, заваленной камнями, вышел на чистое место, полого поднимавшееся к голой вершинке и идя вдоль оврага, неожиданно вспугнул северных куропаток, которые громко крякая взлетели почти у самых моих ног и перелетев недалеко, вновь опустились на землю.