Аннотация: На охоте, человек не только глубже проникает в понимание законов природы, но и лучше узнает себя самого!
"Охота сближает нас с природой, приучает нас к терпению, а иногда и к хладнокровию перед опасностью..."
Иван Сергеевич Тургенев
...Александр Чистов, в этом году, припозднился с поездкой в Сибирь. Всё лето он занимался ремонтом своего подросткового клуба, и потому, освободился только к первому октября. Договорившись в отделе культуры, что он возьмёт себе трёхнедельный отпуск, наскоро собрался и как обычно, экономя деньги улетел в родной город, на ночном, самом неудобном рейсе...
Самолёт, взлетев из Питера, через много часов ночного, почти бесконечного и утомительного полёта, приземлился рано утром уже в Сибири, когда местные жители отправлялись на работу. Разница в часовых поясах была приличная и потому, пять с лишним часов полёта, да эти приплюсованные часовые пояса составляли почти половину суток.
Самолёт, вынырнув из пелены серых дождливых облаков, почти над самыми крышами, аккуратно, развернувшись, зашёл на посадку и когда благополучно приземлился, то пассажиры зааплодировали, отмечая профессионализм лётчиков.
У всех в памяти ещё были детали очередной авиакатастрофы на здешней земле, когда на развороте, да во время ветра, самолёт "провалился" вниз, задел крылом заросшую кустарником луговину и рухнул на землю. Тогда погибли около ста пятидесяти человек, среди которых были и знакомые Чистова...
Выйдя из самолёта, Саша, непроизвольно понюхал влажный воздух, (давняя охотничья привычка) уловил запах осенней тайги и прикрывшись воротником куртки от холодного дождливого ветра, спустился по трапу на землю и подхватив сумку на плечо, зашагал вслед остальным пассажирам к небольшому зданию аэровокзала.
Багаж получали в крошечной комнате и уже высмотрев свой чемодан, он вдруг увидел брата, входящего в багажное отделение и услышал его возглас: - С приездом!
Братья обнялись, похлопали друг друга по спине, потом Максим подхватил Сашин чемодан и вышли на улицу. Неподалёку, на стоянке стоял Максимов микроавтобус, куда он и загрузил тяжёлый чемодан, указав Саше место рядом с собой.
Пока ехали до квартиры сестры, обменялись незначительными семейными новостями, а после, Саша не выдержав спросил: - А когда в лес то пойдём? Небось уже и изюбриный рёв закончился?
- Ты знаешь - неторопливо, немного подумав ответил брат, поглядывая на дорогу впереди - в этом году осень поздняя, потому что лето было дождливое и наверное быки ещё ревут. Во всяком случае мы были прошлое воскресенье в Солнцепади и там зверь ревел с вечера и немного ещё и под утро...
- Ну и что, добыли что - нибудь? Зверя видели? - спросил Саша.
- Да тут неувязочка получилась - криво улыбаясь, стал рассказывать Максим.
Мы с вечера водочки прилично выпили, а потом стали разговаривать... Он аккуратно объехал дорожную колдобину и поясняя ситуацию, продолжил: - Выпили за приезд, а потом ребята разговорились... Легли поздно, вот и не смогли встать во время. А когда пошли в лес, хорошо напившись чаю - брат невольно вздохнул - то быки уже замолчали и потому, не солоно хлебавши вернулись к биваку и уехали домой...
Через паузу он закончил рассказ: - Зато выпили и посидели хорошо... Он ещё раз тяжело вздохнул...
... У сестры, после тёплой встречи и чая с рюмочкой водки за приезд, братья расставаясь договорились, что Максим привезёт завтра лесную одёжку, а послезавтра утром, можно будет и отправится, на сей раз в сторону Байкальского хребта, оставив машину на дальнем, таёжном садоводстве.
На сём и порешили...
Через день, Максим заехал за Сашей не утром и даже не днём, а уже под вечер. Оправдываясь перед братом, выруливая на дорогу от дома сестры, он, рассказывал, что ему необходимо было до воскресенья получить подписи в конторе, которая заведовала распределением жилого фонда под съём.
- Я ведь тут выкупил квартирку у соседей, где недавно последний старичок умер и вот отремонтировав её, хочу сдать под книжный магазин. А чиновники тянут резинку, как обычно дожидаясь очередной подачки. Вот и мурыжат меня. Уже с полмесяца...
Ты ведь знаешь, у нас сейчас есть просто бандиты, а есть государственные чиновники... Он невесело рассмеялся...
А сегодня, наконец подписали бумаги с утра, и потом уже стал собираться... Пока бегал закупал продукты, пока собирал охотничью одёжку и резиновые сапоги, время пролетело незаметно...
Максим помолчал и через некоторое время продолжил:
- Ну ничего. Мы с тобой до ближнего зимовья по свету ещё успеем дойти и там заночуем. А завтра уже, уйдём с утра в дальнее зимовье, на Половинку. Ты же помнишь этот домик, который на бережку речки стоит, в соснячке?
...Cаша, эту зимовейку на Малой Половинной хорошо помнил, хотя с той поры, когда он побывал там в первый раз, прошло уже около тридцати лет. Места там были дикие и он видел там следы и косуль и изюбрей и медведей.
Тогда, в одном месте, ему даже показалось, что впереди, на широкой просеки по которой проходила дорога, на обочине паслись матки изюбрей. Саша разволновался, долго крался, прячась в молодом сосняке на краю просеки, а когда вышел к нужному месту то там уже никого не было. А может быть, ему только почудилось?
... Проехали через окраинный микрорайон и Саша, вдруг вспомнил, что лет тридцать назад, когда здесь всё только начинало застраиваться, к одной из пятиэтажек, по снегу, ночью подошла косуля. Наверное её туда пригнали дикие собаки, устроившие логово для своей стаи, совсем недалеко от пригорода, на сосновом пригорке заросшем ольшаником. Они там и щенят по весне вывели, а Сашу несказанно удивило, это возвращение к волчьей жизни домашних собак!
Оказывается, городские бродячие собаки не очень недалеко ушли от своих диких родственником волков, и в течении нескольких лет превращаются в настоящих хищных зверей, уничтожающих всё живое в округе на десятки километров...
Он вспомнил ещё, что при его случайном появлении рядом с логовищем, несколько довольно крупных собак выскочили из нор и на махах скрылись в лесу...
... По асфальтовому шоссе, петляя поднялись на водораздельный хребет, где с давних пор проходила грунтовая дорога в посёлок Мельничная Падь. Только тогда, тридцать или сорок лет назад, это была грязная глинистая колея, в которой даже грузовые машины могли утонуть по самый капот...
А сейчас, это было асфальтированное шоссе, уходящее за город на десятки километров...
Уже далеко от города асфальт сменился грунтовой, но твёрдой дорогой, от которой во все стороны, уходили ответвления в лес, в сторону более чем десятка больших садоводств на южной стороне водораздела, туда, где совсем недавно стояли сосново - берёзовые леса, где Саша в давние, почти детские времена, собирал в конце лета грибы и ягоды...
Тогда, они с приятелями несколько раз попадали на грибные, груздевые места в зарослях ольшанника и до сих пор он помнил хрусткие, плотные, белые валики грибочков, с мохнатой влажной паутинкой на исподе, прятавшиеся один под другим в палой листве...
И ещё помнит, как дома, уже зимой, они ели жаренную картошку заедая её холодными, солёными груздями, приготовленными с лучком и растительным маслом...
... Вскоре, незаметно проехали отворот на Скипидарское зимовье, в котором по молодости, Саша ночевал неисчислимое количество раз и летом, и зимой. В тех местах было несколько глухариных токов, куда по весне он приходил и в одиночку, и с компаниями приятелей. Здесь, добыл на току, в замечательно красивом крупно-ствольном сосновом лесу своего первого глухаря, и эту охоту запомнил на всю жизнь.
...В ту давнюю весну, он пришёл тёмной, холодной ночью из Скипидарского зимовья на токовище, услышал впервые загадочное "пение"-токование глухаря, и увидел эту древнюю, крупную и сильную птицу, яростно призывающую на бой соперников со всей округи.
Кастаньетный перебор первой части песни, сменялся яростным "точением", и в этот момент, молодой охотник делал несколько шагов-прыжков и замирал, не дожидаясь окончания "мелодии".
Песней, эту загадочную угрозу конечно трудно было назвать, однако, чёрные, угрюмые птицы на красоту не претендовали и уже миллионы лет, их весеннее токование оглашало просторы тайги.
Можно было себе представить, что давние предки человека вот так же, в рассветных сумерках, напрягшись, стояли в сосняке и поводя заросшими головами, в ожидании вслушивались начала глухариных игрищь...
...После гулкого выстрела, в рассветной тьме разнёсшегося на многие километры, глухарь перестал петь и дрожать от звериной страсти, сделал несколько шажков по ветке поводя своей костистой головой на толстой длинной шее и потом упал, глухо ударившись мёртвым телом о землю, под сосной.
Саша, в несколько прыжков, подбежал к убитому глухарю, поднял его правой рукой за шею и когтистые лапы этой большой птицы, доставали почти до земли. В том глухаре было около пяти килограммов веса. Перья на шее, отливали сине - зелёной древней патиной, а чёрные крылья с белым подхвостьем, растягивались на целый метр в ширину. Глаза глухаря, были прикрыты серой плёночкой век, а над ними, ало - красной, словно вышитой полоской светились брови.
Зеленовато - белый клюв был изогнут и выглядел опасно. Под клювом темнела, длинными тёмными перьями бородка, которая во время токования, тряслась в такт тэканью, то ли от гнева, то ли от страсти.
Второе колено песни, было похожа на скрежетание - точения железа по железу! Ещё и поэтому, глухариная "музыка" пугала своей первобытной воинственностью и неприкрытой агрессией...
... Пока Саша вспоминал эти глухариные тока, Максим, проезжая через крупный лиственничник, стоящий справа и слева от дороги, тоже вспомнил как однажды, идя здесь с сыном - подростком, вдруг услышал звон проволоки, в сосновом подросте на обочине, рядом с грязной колеёй, а потом и увидел крупного рогача - изюбря, перебегающего дорогу. Быстроногий зверь, споткнулся об обрывки телеграфного провода, протянувшегося в траве вдоль придорожной просеки - когда то здесь стояла линия телеграфных столбов. Столбы со временем подгнили и упали, а стальная проволока осталась на земле, прячась в траве и цепляя за ноги проходящих и пробегающих.
Максим, ошеломлённый чудесным появлением зверя так нереально близко, совершенно неожиданно, автоматически вскинул свою двухстволку и почти не целясь выстрелил - вначале из левого, пулей, а потом и из правого ствола, картечью.
Олень, на мгновение запутавшийся в проводах, вздрогул уже после первого выстрела, потом неуверенно сделал несколько шагов, волоча за собой зацепившуюся за копыта проволоку, а потом, после второго выстрела упал и с громким стуком, ударился одним рогом о крупный лиственничный пень...
Тогда, дрожа от возбуждения, Максим, вместе с немного испуганным и взволнованным сыном, быстро разделали оленя, сняли с него коричнево - шоколадную шкуру, вырубили из черепа красивые, симметричные рога, а мясо спрятали под валежиной, метрах в двадцати от дороги и быстро возвратились за своей машиной в садоводство, расположенное километрах в двух от этого места.
... Оленина была жирная, вкусная и они всей семьёй, больше месяца ели отбивные котлеты и бифштексы, расхваливая быструю реакция главы семейства, то есть Максима...
... Наконец подъехали к последнему перед глухой тайгой садоводству и Максим посигналил...
Но никто не вышел из избушки сторожа, чтобы открыть ворота. Тогда Максим сам выскочил из кабины, размотал цепь на металлических воротах, открыл их, загнал автомобиль внутрь и поставил его рядом с домиком сторожа.
...Вокруг стояла прозрачная, солнечная предвечерняя тишина поздней таёжной осени. Откуда-то снизу, от болота, тихонько повевал прохладный ветерок играя оставшимися на деревьях редкими разноцветными листьями. Солнце, двигаясь на запад скрылось за ближние сосны и прозрачные тени протянулись через участок, подступая к деревянному крыльцу небольшой дачи сторожа...
Вокруг было пустынно, тихо и издали, словно подчёркивая молчание леса окружающего дачи, доносилось звонкое карканье таёжного ворона, призывающего своих соплеменников...
Саша, вертел головой во все стороны, вглядывался в синеющий за болотиной горизонт, вдыхал горьковатый ароматный воздух нагретый за день и в нетерпении переминался с ноги на ногу, уже одев рюкзак и ожидая, когда Максим закроет машину и отправиться вместе с ним в долгожданный поход...
Забрав из машины ружья и рюкзаки, охотники прикрыв ворота вышли на дорогу и направились вперёд, в сторону настоящей тайги...
Вскоре, шагая по песчаной дороге среди высоких берёз и сосен, вышли на берег широкой речной заболоченной поймы. Раньше, лет тридцать-сорок назад, через речку Хею в этом месте был деревянный мост и была настелена гать. Однако со временем всё заросло, заболотилось, покрылось кочками и теперь, переходить через речную пойму было совсем непросто.
Перепрыгивая с бревна на бревно торчащие из грязной жижи, Максим и Саша неторопливо, осторожничая преодолели "водную преграду" и вышли на дорогу, огибающую высокий широкий таёжный мыс поросший молодым сосняком с вкраплениями смешанного леса.
Эта дорога, тоже была знакома Саше и он помнил времена, когда зимой, колхозники на машинах, вывозили по ней, с обширных пойменных покосов, заготовленное летом сено.
Сейчас, по прошествии долгих лет, дорога покрылась грязью и в ней, тяжёлые грузовики пробили глубокие, заполненные мутной водой колеи. Через распадки впадающие в широкую речную пойму, с тех ещё времён тоже были проложены гати. Но так как на машинах, здесь теперь и зимой не ездили, то за ним и никто не следил и гати, сгнили и покрылись болотной травой. Однако по самой дороге насыпанной здесь сразу после войны, почти семьдесят лет назад идти было удобно и приятно.
На песчаном основании, конечно выросла низкая трава, но грязи было немного. И лишь изредка, в колеях на обочинах и посередине, видна была осенняя, грязная дождевая вода, которую приходилось обходить по сухой кромочке.
Максим сразу вырвался вперёд, шагал широко, свободно и размашисто, несмотря на довольно тяжёлый рюкзак за спиной.
Не так было с Сашей.
Он уже отвык от лесных, монотонно трудных походов и потому, вскоре, лямки рамочного рюкзака стали врезаться в плечи. Он их то и дело поправлял, свободной рукой вытирая пот со щек и со лба. Резиновые сапоги, были немного маловаты и потому, пальцы на ногах быстро уставали.
Но по большому счёту, это были мелочи, к которым невольно приходилось приспосабливаться и на которые он старался не обращать внимания.
Зато идя по этим дивным местам, Саша вспоминал те или иные происшествия, случавшиеся с ним на этой дороге в давние годы...
... Однажды, в неглубоком распадке по которому протекал небольшой ручей впадающий в Хею, на полузаброшенных покосах, он нашёл металлическую штуковину величиной с зимовеечную печку, но сваренную из толстых полос металла, с неширокими продольными прорезями. Внутри этой "штуковины", валялась гнилая, неприятно пахнущая рыба.
Подумав, Саша понял, что это "приманка" для медведя, который найдя такую непробиваемую железяку с резким рыбным запахом привязанную тросом к дереву, начинал "играть" ею, пытаясь достать запашистую рыбу изнутри.
Зверь так увлекался, что забывал обо всём, шумел и недовольно рявкал. И в это время, к нему подкрадывались охотники и стреляли в расшалившегося медведя. Чем эта затея деревенских охотников закончилась, он, тогда, так и не узнал...
Эту тайгу, Саша "исследовал" тогда очень хорошо - он исходил её вдоль и поперёк и мог, даже ночью, ориентируясь только по падям и распадкам, выйти в нужное место, в нужное время...
... В ту зиму, в окрестных чащах, Саша случайно нашёл медвежью берлогу, которую показала ему, его собака - Рыжик...
Как обычно, это случилось совершенно неожиданно...
Берлога была выкопана зверем километрах в двадцати от города, чуть ниже "среднего течения" широкой пади заросшей крупным сосняком. Это место было совсем недалеко от большого глухариного тока, на который Саша начал ходить давным -давно и где он вёснами, добыл уже в общей сложности с десяток "петухов".
Рыжик, его охотничья лайка, тогда, а было это в начале зимы ещё по мелкому снегу, на время исчез из виду, а потом, Саша услышал его глухой, как показалось, далёкий лай. Позже, выяснилось, что берлога была в полукилометре от охотника, но собака, яростно лаяла в чело берлоги и потому, её было плохо слышно.
Приблизившись к собаке, Саша, внезапно увидел чернеющее, уходящее в глубь земли отверстие и Рыжика, не останавливаясь лаявшего внутрь этой большой норы...
Это была первая берлога, которую он нашёл самостоятельно и потому, взволновался и даже испугался. В одиночку добыть медведя он побоялся и потому был очень осторожен. Руки и ноги задрожали, когда охотник понял, что медведь дремлет в двадцати метрах от него, внутри этого тёмного отверстия...
Непроизвольно, изо всех сил вцепившись в ружьё, он попытался отвлечь собаку и увести её, пока она своим лаем не подняла хозяина из берлоги...
Зная, насколько чутко медведи спят в первую половину зимы, Саша полушёпотом отозвал собаку, а так как она никак не хотела уходить от берлоги, взял её на поводок и увел насильно...
... Под новый год, в декабре, Саша с Алекандром Владимировичем - старым охотником-медвежатником, приехали к берлоге на УАЗике-вездеходе, втроём. Оставив водителя у машины - он был не охотник и никогда не держал в руках ружья, - они, осторожно ступая по скрипучему, промороженному снегу подошли к берлоге, найдя её быстро по затесям, сделанным Сашей в тот памятный день.
Саша, "по сценарию", длинной, промороженной осиновой жердью вырубленной на подходе, "заламывал" чело сверху, наискосок просунув её в берлогу, а Александр Владимирович стрелял разбуженного, сердитого зверя...
Тогда, очень быстро и очень просто они добыли справного, жирного медведя.
Медведь, стал затягивать жердь направленную сашей внутрь, которая перегородила вход в его зимнюю нору, а Александр Владимирович, с первого же выстрела попал в мохнатую, коричневую башку, мелькающую в чело берлоги...
Не прошло и пяти минут, как медведь уже был добыт и охотники оживлённо переговариваясь, стали доставать его из берлоги...
Об этой охоте, коротко, на ходу, Саша рассказал Максиму, сожалея, что рядом тогда, не было хороших зверовых собак.
Молодого Рыжика, в тот памятный день, они не рискнули в одиночку отпускать на медведя, зато когда охота удачно закончилась, собака вдоволь покусала уже неподвижного медведя, вздыбив шерсть на загривке и подрагивая всем телом от возбуждения и инстинктивного страха...
- Из под собак, охота на берлоге намного интереснее, хотя и опаснее -
закончил рассказ Саша, таким тоном, словно ему уже надоело вытаскивать добытых медведей из берлог...
... Солнце спустилось к кромке леса, когда охотники вышли на берег кочковатой, заросшей высокой травой долины, при впадении речки Шинихты в реку Байсик. Чистая, быстрая речка текла под невысоким берегом и Саша подумал, что в ней обязательно должна быть рыба, заходившая сюда на нерест из большого залива...
За небольшой речкой, взгляду открывалась широкая, болотистая равнина, через которую, грязная, залитая болотной водой дорога, переходила на другой берег.
Прихватив по сухой длинной палке, братья, осторожно, не торопясь, перешли через болото, выбирая менее мокрые места, аккуратно двигаясь вперёд вдоль толстых брёвен, местами ограничивающих гать, полузатопленную грязью.
Там, где дорога поднималась на сосновый мысок, справаи в глубине, метрах в пятидесяти от дороги стояло маленькое новое зимовье, в котором Саша ещё ни разу не ночевал.
Остановились в этом домике, сбросили рюкзаки и сразу стали разводить костёр и готовить дрова для печки. Потом, Саша взял в руки ведро и пошел за водой. Пришлось возвращаться вновь, почти к противоположной стороне гати, на речку, потому что чистой, проточной воды в округе не было, а болотную набирать Саше не захотелось.
В половине обратного пути, уже почти в сумерках, издалека, до него донёсся изюбриный рёв и охотник, на время остановился...
"Это километрах в двух, выше по течению Шинихты" - подумал он и
продолжил путь, постоянно прислушиваясь...
Когда Саша возвратился к зимовью, Максим снаружи, уже развёл большой костёр и растопил печь в зимовье. Поставили кипятить чай, и вскоре, бросив заварку в закипевшую воду, ушли в домик, сели там за стол, открыли двери чтобы светлее было и стали ужинать. Максим прихватил с собой из города жаренную курицу, и Саша с жадностью, чавкая и отдуваясь ел с большим аппетитом, запивая еду вкусным, ароматным горячим чаем. Здесь он и рассказал Максиму об услышанном изюбрином рёве.
Максим не удивился, но сомневаясь, заметил:
- Может быть это охотники на трубу пытаются зверя подманить. Там, в склоне, зимовейка стоит и туда, из Большого Луга, охотнички заскакивают на мотоциклах...
Саша после этих слов и сам засомневался. Ему тоже показалось, что песня гонного быка была слишком тонкой по тону и короткой по протяжённости...
Тем не менее закончив еду, уже в сумерках, они вдвоём вышли на дорогу и Максим, на своей самодельной трубке из алюминия, сбившись в первый раз протрубил, подражая голосу гонного оленя-самца...
Притихшая и потемневшая тайга молчала и послушав ещё некоторое время, не дождавшись ответа, братья вернулись в зимовье и стали устраиваться на ночлег. На нары расстелили ватные спальники, под голову подложили толстые пуховые куртки из рюкзака. Вздыхая и расправляя уставшие плечи, слушая треск догорающих углей в раскалённой печке, охотники заснули быстро и крепко.
Стены маленького лесного домика, были их защитой от диких животных и от ночных холодов, которые уже начинались в эту пору по всей необъятной Сибири...
Засыпая в жарко натопленном зимовье, Саша вспомнил свои осенне-зимние ночёвки у костра и невольно поёжился. Под утро, в тайге, в конце октября порой бывает уже крепкий минус, да ещё с инеем, а то и со снежком. И спать у костра, даже в толстом спальнике, было невыносимо холодно...
"Ну а здесь, как дома - думал он, расстёгивая спальник и стараясь сделать попрохладней внутри.
- Зимовье - всё - таки божья благодать - обращаясь к Максиму, произнёс он и широко, сладко зевнул. Через некоторое время, глаза сами собой закрылись и усталое тело погрузилось в крепкий сон...
Утром, проснулись в половине седьмого, когда на востоке, над лесом, уже поднимался крупный, золотой диск солнца. Быстро вскипятили чай, перекусили оставшимися кусками курицы с хлебом и тронулись в путь...
Максим, вскоре, ушёл в сторону и вверх, поднявшись лесом на сосновую гриву, тянувшуюся вдоль просторного болота, а Саша, продолжил путь по дороге.
Он несколько раз останавливался прислушиваясь, а потом все-таки решился и голосом попробовал реветь, подражая гонному оленю - быку.
Получилось неплохо и ещё постояв, послушав разгоравшееся вокруг погожее, таёжное утро, он тронулся дальше и в этот момент, услышал под высоким берегом широкого болота, вне зоны видимости, стук тяжёлых копыт.
Замерев на полушаге, охотник долго стоял неподвижно, и вглядываясь в заросшую густым кустарником речную пойму, стараясь уловить шевеление или движение в этой чаще. Но все было как обычно и Саша подумал, что ему всё это показалось: и топот копыт, и это инстинктивное беспокойство, возникающие в присутствии других живых существ, пусть даже невидимых или не узнанных...
Чуть позже, встретившись у поворота дороги, охотники пошли дальше уже вместе и через несколько часов утомительной ходьбы, наконец добрались до таёжного зимовья, стоявшего на берегу левого притока речки Половинки, уже на водоразделе Байкала...
Расположившись в зимовье, разведя костёр на улице, отдыхая от длинного перехода стали варить чай, а потом уже готовить ужин. Пока Максим, варил кашу с тушёнкой, Саша сходил на сосновую гривку идущую вдоль дороги, и посидел там под сосной, прислушиваясь и присматриваясь. Было тихо и медленный закат солнца, казалось продолжался бесконечно...
В какой-то момент, Саше показалось, что в чаще соснового леса, за дорогой, он услышал "точение" токовой глухаринной песни. ОПо рассказам опытных охотников он знал, что в дальней тайге, глухари иногда токуют и осенью. Но за день ходьбы, охотник устал и потому, уже в наступающих сумерках, не решился лезть в сосновую чащу исследуя подозрительные звуки...
Ещё немного постояв на дороге, Саша быстро зашагал в сторону зимовья...
Подходя к зимовью уже в полутьме, Саша увидел сквозь заросли молодых сосенок ярко-красный свет пламени, а когда подошёл ближе, то увидел сидящего неподвижно Максима, который уже пил чай сосредоточенно разглядывая игру пламени в высоком костре. Устроившись рядом, Саша стал есть кашу прямо из котелка и в перерывах рассказал, что ему почудилась песня глухаря с правой от дороги стороны.
- Да, тут есть ток! - оживившись, откликнулся Максим. - Прошлый год, я здесь добыл замечательно крупного глухаря, который, в конце тока спустился на землю и подошёл ко мне по дороге, метров на двадцать. Я долго наблюдал и слушал его токовое пение - ещё тогда, когда он сидел на высокой сосне, недалеко от дороги. А потом, в чаще, за моей спиной заквохтала копалуха и глухарь слетел на землю, осмотрелся и направился, вразвалку в сторону "подружки". Тут я его и стрелил...
Птица была удивительных размеров, а шея, толщиной с мою кисть - через паузу завершил рассказ Максим...
Ещё какое-то время сидели пили чай и молча наблюдали за игрой бликующего, яркого пламени. Дым от костра крутился в разные стороны, поднимаясь от костра неохотно и по кривой.
"Завтра может быть дождик - подумал Саша, но промолчал, а вскоре, когда костёр стал угасать, охотники поднялись и ушли в нагревшееся зимовье... Заснули быстро и Саше снился странный сон, в котором он потерялся в знакомой местности и судорожно старался найти дорогу к собственному дому...
Под утро, неслышно выпал небольшой снежок перекрасивший окрестности из серо-коричневого, в пухово-белый цвет...
Выпив чаю и позавтракав бутербродами с солёным чесночно-ароматным салом, охотники, закинув пустые рюкзаки на спину вышли на дорогу и направились в сторону отстоев, высившихся на горизонте над таёжным хребтиком, в том районе, откуда брала начало речка Правая Половинка...
Снег на дороге скоро начал таять, в колее было скользко, ноги разъезжались и охотники, выбирая места посуше, шли в основном посередине колеи, а иногда и по обочине, сбивая резиновыми сапогами с высокой травы капли воды, от растаявшего ночного снежка.
Лес потемнел и словно насторожился. И эту мрачность усугубляли тяжёлые серые тучи, неподвижно повисшие над тайгой...
В какой-то момент, уже перейдя заросшую долину Правой Половинки, свернули с дороги в лес и по ближнему распадку, стали поднимаясь к невысоким скалкам, торчащим на гребне горы. Совсем низко над ними висели многослойные облака, медленно двигаясь под начавшимся ветром в сторону Байкала...
И тут, внезапно, оба услышали рёв медведя в нескольких сотнях метров от вершины распадка. Охотники остановились, оживлённо заговорили вполголоса и решив проверить, что там происходит, держась поближе друг к другу, стали подниматься вверх, уже медленнее и осторожнее, стараясь избегать открытых мест и тщательно вглядываясь в каждое подозрительное тёмное пятно на склоне...
Вскоре, они увидели мелькающего среди деревьев медведя и остановившись, шепотом заговорили. Максим достал из под куртки бинокль, пригляделся и неуверенно сказал: - Кажется, он попал в петлю... Двигается из стороны в сторону, грызёт ветки... Но освободиться не может...
Подойдя ещё ближе, охотники увидели, что зверь старается освободиться от проволочной петли, закреплённой на высоком, толстом, дереве.
Медведь ещё не видел охотников и метался из стороны в сторону, грыз ветки окружающих кустов, а по временам пытался влезть на дерево, с намерением сбросить или порвать металлического тросик, с каждым рывком, больно врезающийся в живот и под переднюю правую лапу зверя.
Петля обхватывала часть туловища по диагонали и попавшая в неё передняя лапа, мешала ему ослабить смертельный захват. От напряжения и ярости, шерсть на медведе намокла, сбилась чёрными влажными лохмами.
Зверь устал, ему было больно каждый раз, когда после очередного рывка, петля охватывала его грудину всё туже и потому, он злобно и визгливо рявкал, сопровождая этим воплем каждый такой "укол" боли в измученное тело.
По всему видно было, что с этой петлёй зверь борется уже несколько часов и очень ослабел. Он подолгу отдыхал полулёжа, а потом собравшись с силами, бросался вперёд, но петля, в какой-то момент натягиваясь до отказа, отбрасывала его назад или в сторону и от боли, медведь рявкал и пытался укусить себя за бок, в районе лопатки...
Максим и Саша, прячась за группой тесно стоявших деревьев на какое-то время остановились и решали, что делать дальше...
- Он уже не вырвется - констатировал Саша шепотом, не отрывая взгляда от затихшего на время медведя. - Нам надо его просто дострелить... А потом посмотрим... Если хозяин петли появиться - договоримся и объясним ситуацию...
- Да в такую погоду, хозяин вряд ли пойдёт петлю проверять - заметил Максим оглядывая мокрую неуютную тайну, раскинувшуюся до самого серого горизонта...
- И потом, неизвестно когда он её поставил?! Может быть он о ней уже и забыл? Сколько таких петель я в тайге видел...
День другой, такой любитель приходит проверять, а потом уедет в свою деревню и про петлю забудет...
Подкрались ещё чуть ближе...
Медведь, заметив мелькающие среди деревьев человеческие фигуры, насторожился, вздыбил шерсть на загривке, поднялся на задние лапы и вращая головой из стороны в сторону, принюхивался. Братья, уже отчётливо видели, что медведь попал в петлю и вырываясь, погрыз все ветки в радиусе трёх метров...
Когда люди приблизились на расстояние пятнадцати шагов, он кинулся в их сторону и в очередной раз остановленный петлёй, глухо заревел, продолжая ломать и грызть ветки вокруг...
Тогда, подбадривая друг друга взглядами, стараясь не отходить далеко один от другого, но и не мешать друг другу, охотники с приготовленными к стрельбе ружьями со взведёнными курками, дрожа от возбуждения, короткими приставными шажками приблизились к медведю на расстояние не больше пяти метров.
Медведь, увидев людей так близко, словно взбесился, бросался в их сторону ревел и крушил ударами лап, все вокруг, пока эту неистовую агонию не остановил выстрел Саши почти в упор, под ухо, с правой стороны головы!
Медведь мгновенно, расслабленно упал и по его почти квадратному телу прошли смертельные судороги...
В последние минуты, Саша, вдруг тоже почувствовал, как страх, вперемежку с яростью, захватил его и он, на время забыл о существовании Максима. Даже тогда, когда брат остановился и начал выцеливать зверя, Саша продолжал подходить к приготовившемуся к схватке, зверю.
Медведь, тоже собрался и вздрагивая от внутреннего напряжения, смотрел маленькими тёмными, злыми глазками на приближающегося врага, собираясь с последними силами для решающего броска...
А Саша, приставными шагами, продвигался всё ближе и ближе, словно хотел со зверем схватиться в рукопашную. Видя это, обеспокоенный Максим, не отводя ружья от плеча, вдруг спросил: - Долго ты еще будешь?.. Стреляй!.. Он ведь сейчас бросится!
А Саша, не слыша этих слов, уже действовал на инстинкте хищника, который в редких случаях проявляется и в человеке. С ним, такое уже бывало не один раз.
Последний такой случай проявился в пьяной драке, когда его приятель, во время незначительной ссоры вдруг сбил его с ног и падая со всего маху на поребрик, Саша ударился лицом о бетонную кромку, рассёк губу, сломал передний зуб и на минуту потерял сознание...
А когда пришёл в себя, то поднялся, догнал уходящего приятеля, и не сознавая уже что делает, начал бить его яростно и умело...
Уронив очередным ударом своего соперника на землю, Саша, схватив его левой рукой за шиворот, приподнимая, взвизгивающего от страха врага, старался как можно сильнее ударить в лицо.
Но тяжёлые удары, попадали в голову и после каждого такого удара, приятель вскрикивал. Он тоже понял, что в таком состоянии Саша может его убить и потому, почти плача от страха, умолял оставить его...
Кругом была поздняя зимняя ночь, фонари тусклым светом освещали пустынную улицу и дома вокруг, смотрели наружу тёмными провалами окон...
Тогда, словно очнувшись от внезапного яростного беспамятства, Саша поднял с земли дрожащего от страха, не смеющего взглянуть ему в лицо, приятеля, отряхнул его от снега, а потом отправил домой одного, потому что тот боялся с ним остаться, боялся новой волны Сашиного инстинктивного, убийственного гнева...
... И в этот раз, на мгновения человек тоже забыл обо всём и видел перед собой только сильного и жестокого врага. В тот момент, когда медведь, выждав, с яростно клокочущим рёвом бросился на человека, Саша с трёх метров выстрелил, хладнокровно нажав на спуск...
И медведь, оскалив зубастую пасть, остановленный пулей почти в воздухе , уже в прыжке, упал на истоптанную влажно-грязную землю и умер, ничего не видя и не чувствуя вокруг себя и в себе самом..!
... Снег прекратившийся утром, вновь посыпался из низких, мрачных туч и охотники, разделав медведя и срезав мясо с круглых толстых и прочных костей, загрузив рюкзаки под завязку, отдуваясь стали возвращаться в зимовье...
Передохнув там и пообедав шашлыками из свежей медвежатины, братья решили не откладывая, выносить мясо до проезжей дороги...
... На этом, самая интересная часть похода закончилась и началась самая трудная!
Максим с Сашей, охая и матерясь от усталости, стали спускать мясо добытого медведя вниз по дороге, к Байсику, куда уже могла подъехать их машина...
... Погода окончательно испортилась, поднялся сильный ветер, круживший снежинки вперемежку с холодным нудным дождём, а шум леса заглушал все звуки.
Дорога намокла и стала скользкой и топкой...
Груз медвежьего мяса, вдавливал лямки рюкзаков в плечи и казалось, что все данные людям силы, уже закончились. Дыхание сделалось коротким и неровным. Братья брели по дороге, уже не вытирая пота со лба и только языком слизывая горькие солёные капли с губ и с носа. Максим был посильней и выносливей и потому, постепенно ушёл вперёд.
Саша терпел из последних сил, жевал свой язык и шепотом матерился, отводя душу незамысловатыми ругательствами. Ему казалось, что это помогает преодолевать усталость...
Наконец, они дошли до места, куда можно было, с трудом, но подъехать на машине...
Свалив рюкзаки с плеч на землю, они долго лежали отдыхиваясь, потом, нервно посмеиваясь поднялись, ощупывая изрезанные брезентовыми лямками рюкзаков плечи, покряхтывая от непроходящей боли.
Так бывало в тайге, почти всегда, после удачной охоты!
Добыть зверя - это часто самая весёлая часть программы. Но разделывать и тем более выносить мясо из тайги - вот самая тяжёлая и неприятная часть охоты. У многих охотников в конце жизни от этих непомерных нош и сверх нагрузок на сердце и позвоночник, начинались разные болезни и потому, многие охотники - профессионалы, не доживают до шестидесяти лет...
Ну конечно, братья, сейчас об этом не думали...
Спрятав мясо добытого медведя на обочине, охотники, возвращались к машине налегке, обсуждая перипетии неожиданно удачной охоты и гадая, кто мог поставить эту петлю и почему, этот кто-то не пришёл освободить медведя от мучений?
- Теперь уже точно, он не придёт проверять петлю, - проговорил Максим вслух мысль, которая мучила их обоих. - И если бы мы, случайно не набрели на этого зверя, то он бы погиб, и сгнил в этой дурацкой петле...
На этом и успокоились...
... Уже поздно вечером, сидя у Максима на загородной даче, охотники жарили свежую медвежатину и выпивали, рассказывая друг другу, разные охотничьи истории случавшиеся с ними в сибирской тайге, на протяжении длинной таёжно-полевой жизни полной приключений...
Перед тем, как пойти спать, Максим собрался с духом и объявил Саше:
- А ведь я потом осмотрел эту петлю, на которую медведь попался...
Там, где она была закреплена за дерево, заплётка почти распустилась и осталась тонкая нитка проволоки, которая, одна мешала медведю освободиться. В своем последнем броске, зверь мог эту стальную нитку порвать или выдернуть из тросика окончательно и тогда нам бы несдобровать...
Саша в ответ хмыкнул и зевнув, проговорил: - Что-то спать хочется. Сегодня был хороший, но трудный день...
Май 2011 года. Лондон. Владимир Кабаков.
Остальные произведения Владимира Кабакова можно прочитать на сайте "Русский Альбион": http://www.russian-albion.com/ru/vladimir-kabakov/ или в литературно-историческом журнале "Что есть Истина?": http://istina.russian-albion.com/ru/jurnal