Аннотация: Хамар-Дабан, горный хребет на южном берегц Байкала. Там, герой рассказа, в очередной раз испытал состояние полного одиночества и вновь утешился красотой и величием дикой природы...
"Мне бы хотелось им сказать только то, чтобы они умели больше находиться в одиночестве. Любили быть наедине с самим собой побольше. Беда нынешней молодёжи в том, что они стараются объединиться на основе каких-то шумных действий, порой агрессивных. Это желание объединиться для того, чтобы не чувствовать себя одиноким - это плохой симптом. Мне кажется, каждый человек должен учиться с детства находиться одному. Это не значит, быть одиноким. Это значит - не скучать с самим собой. Человек, скучающий от одиночества, находится в опасности с нравственной точки зрения..."
Андрей Тарковский
...Договорились ехать на Байкал в воскресенье.
Утром, после тяжёлого "званого" ужина у старшего брата, проснулся в пять часов. Поворочался, послушал, как там на улице? Тишину рассвета нарушили знакомые звуки - кто - то не стесняясь, громыхал крышкой мусорного бака и хрипло матерился... Подумалось, что это бомжи, проснулись пораньше, где - нибудь в тайном подвальчике, и вышли страдая от перманентного похмелья, на поиски съестного. То, что они ищут пищу в мусорных баках, здесь теперь, никого не смущает. Привыкли и обыватели, привыкли и сами бездомные.
... Сегодня, деятельное сострадание совсем не в ходу россиян и потому, все уже притерпелись к "отверженным", живущим бок о бок с "нормальными" людьми. Однако, как можно назвать нормальным человека, который не только не замечает нищеты и горя окружающих, но и находит им умственное оправдание?..
... Чтобы избавиться от назойливых звуков со двора, включил телевизор и пошёл на кухню ставить чайник - заснуть уже не удастся. "Да и опоздать боюсь - договорились встретиться с Колей, в семь часов утра, на остановке трамвая почти в центре города...
Коля - мой старинный знакомый, пообещавший отвезти меня на несколько дней, на Байкал, в свой домик, в одном из прибрежных садоводств...
Чайник закипел... Я заварил чай и не спеша, смакуя, выпил горячий обжигающе - бодрящий напиток. Настроение немного поднялось.
С полчаса, я смотрел какой - то бессмысленный американский боевик, в котором жертвы, убегали от злодеев то на авто, то на крыше вагона электрички и в конце концов, злодеи все случайно погибли, а "жертва" осталась одиноким победителем.
"Какое это отношение имеет к жизни в России?"- думал я, выключая "ящик",
- В нашей жизни всё намного прозаичней и потому, неразрешимо трагичней. Нет ни явных злодеев, ни очевидных жертв. Всё происходит неотвратимо и потому, очень не спеша. Те же бомжи за окнами ведь родились под крышей и может быть имели хороших родителей... Нормальных - поправил я сам себя...
- И вот жизнь проходит и выхода из ситуации уже не видно и не потому, что нет благотворителей или государственной поддержки, а ещё и потому, что эти бомжи уже согласились с такой судьбой и другой себе не представляют".
... Попрощавшись с матерью, которая из-за возраста тоже привычно не спит по утрам, я вышел на полутёмную улицу и тут же заметил, подошедшую к остановке автобуса, маршрутку. Подбежав к микроавтобусу спросил, идёт ли до рынка и получив утвердительный ответ, сел на боковое сиденье, поплотнее запахнулся курткой и поставив на колени свой рюкзак.
По пути, на одной из остановок подсели две китаянки в куртках с искусственным покрытием и громко заговорили по-китайски.
Я уже вошёл в курс местной жизни и понял, что они едут на рынок, в Шанхайку, где наверное зарабатываю русские деньги, торгуя в одном из бесчисленных киосков может быть дешёвой китайской бижутерией, а может быть теми же куртками из искусственного меха и с искусственным покрытием.
Внедрение китайцев в городскую торговлю, началось лет пятнадцать назад, в самые страшные и нищенские девяностые. Сейчас, Шанхайка тоже выглядит отвратительно, грязно и дёшево, но вот китайцы приспособились и приезжая на несколько месяцев, остаются годами и уезжают в Китай "разбогатевшими", конечно по китайским меркам.
Русских торговцев они не любят и презирают, а по этим торговцам или торговкам судят обо всех русских. И видимо они правы - такого нравственного падения и духовной деградации, в России наверное никогда не было ни до, ни после "перестройки".
Жизнь сегодняшнего русского торговца безнравственна и атеистична. Кроме культа денег и халявной зарплаты, в головах и в душах этих нравственно изуродованных людей, кажется больше ничего нет - только инстинкт выживания. И самое печальное, что и винить то некого. Вначале строили социализм - некую модель подлинно христианского общества - не получилось. Теперь вот строим бандитский капитализм, который и сделал миллионы людей жертвами товарно-денежных отношений...
Доехав до рынка, вышел в предрассветную холодную муть начинающегося утра и пересев в пустой, громыхающий по рельсам старый, грязный трамвай, доехал до остановки Богоявленская Церковь. Мы с Колей договорились встретиться здесь.
Церковь стояла напротив, на невысоком холме и на фоне облачного неба, светилась синеватыми луковками куполов. Я невольно и привычно перекрестился.
Церковь была старая, но её подновили и верующие православные со всей округи, ходят сюда на службы, особенно по воскресеньям и престольным праздникам. Чаще это старушки - худенькие, сгорбленные, в шерстяных платочках на седеньких головках...
Мне вспомнилась бабушка, мать отца, у которой в детстве, я гостил в деревне. Она в церковь не ходила, за её неимением в деревне по тем атеистическим временам, но когда зевала, то крестила морщинистые губки. Позже я узнал, что это делается автоматически, чтобы "бес" в рот не залетел...
Наконец появился заспанный и уже усталый Коля, поздоровался и тут же мы сели в громыхающий на стыках трамвай, идущий на вокзал. На остановках, в трамвай всё чаще садились люди проснувшиеся в выходные пораньше и спешащие по делам, хотя внутри было не больше десятка пассажиров...
Но, когда мы вышли на кольце у вокзала, кругом уже было почти светло и вовсю суетились озабоченные, неприветливо - хмурые люди.
Пока, поёживаясь от утреннего холода ждали маршрутку, Коля сбегал в газетный киоск и купил "Русский Ньюсуик". Он был известным в городе социологом, преподавал в университете и потому, старался быть в курсе политических новостей.
Наконец, из диспетчерской появился распаренный, розоволицый водитель маршрутки, мы влезли в тесный, промёрзший за ночь микроавтобус и поехали. Коля с интересом просматривал журнал с фотографиями из американской жизни, а я смотрел по сторонам, вспоминая знакомые места - ведь когда - то, я почти тридцать лет прожил в этом городе...
На переднем сиденье маршрутки, устроился какой - то человек, не протрезвевший ещё с вечера и заплетающимся языком, постоянно комментировал увиденное в окна.
Когда въехали в предгорья Байкальского таёжного хребта, он запросился в туалет, оформив свою просьбу простонародными словами.
...Маршрутка остановилась, мы на несколько минут вылезли, постояли кучками неподалёку, а часть пассажиров сбегала в кустики и возвратилась через минуту. После остановки, в маршрутке вновь стало прохладно и я шевелил пальцами ног в башмаках, стараясь восстановить кровообращение.
Наконец, маршрутка перевалила самую высокую точку хребта и покатила вниз, к Байкалу.
...Через время, перед нами и под нами, открылась гигантская чаша, наполненная стального цвета водой - природой созданная громадная чаша протянулась справа налево, всё расширяясь к востоку и уходила далеко за горизонт.
Вскоре, спустившись по серпантину, дороги, увидели впереди, плоскую болотину с зеркалами озеринок, окружённых зарослями высохшего, чахлого камыша.
Я присматривался к этому серому безрадостному пейзажу и вспоминал, что первый раз побывал здесь лет сорок назад. И тогда, всё окружающее не производило такого грустного впечатления.
"Осень... - оправдывал я произошедшие перемены не то в ландшафте, не то в моём сознании - жизнь конечно стала много злее и грязно-безнадёжней, но это наверное потому, что и сам я "поизносился" за эти десятилетия...
Въехали в Слюдянку, и по выщербленному асфальту грязной улицы, приблизились к железнодорожному вокзалу. Когда маршрутка остановилась, то Коля скомандовал: - Быстрей, пересаживаемся на другую - и мы заторопились, всматриваясь в названия маршрутов на машинах. Вскоре нашли нужную и влезли внутрь. Здесь, все привыкли к тесноте и потому, потеснились ещё немного и пустили нас на сиденье. К окончанию посадки, кто - то привычно остался стоять на ногах, в проходе...
Шоссе из Слюдянки до Улан - Уде петляло по берегу озера и я с любопытством, вглядывался в окрестные лесистые холмы и новые дачные посёлки на обочинах - то справа, то слева. Домики здесь строили такие же как двадцать лет назад, да и участки были тоже соток по шесть - десять.
Природа, вокруг, наглядно демонстрировала присутствие человека - то небольшая свалка мусора, а то чахлые, жиденькие берёзовые колки, на обочинах - видно было, что леса здесь вырубили совсем недавно...
На подъезде к Мангутаю, Коля, всматриваясь в запотевшие оконца задвигался и в какой - то момент, попросил водителя: - Остановитесь здесь, пожалуйста!
Расплатившись, мы вышли на свежий воздух и когда маршрутка скрылась за поворотом, то на нас обрушилась изначальная природная тишина, а в глаза бросились масштабы холмов и горок вокруг.
Напротив нас, на другой стороне речки, которую мы не видели - она бежала под обрывом, впереди - но слышали её мерный рокот, к небу поднимался крутой склон, покрытый смешанным лесом, где на фоне густых зарослей золотистых, не сбросивших ещё листву берёзок, местами росли зелено-хвойные, стройные сосны.
На склоне, ближе к гребню, виднелась высоковольтная просека на которой, далеко друг от друга стояли металлические, серебристые "деревья - опоры" линии электропередачи, соединённые тонкими паутинками проводов.
Перейдя шоссе, мы свернули по асфальтовому отвороту направо и вскоре подошли к воротам садоводства, в котором, несколько лет назад, Коля со своими приятелями французами, в складчину купили маленький домик и участок земли, в шесть соток величиной. Первые годы после покупки дачи, жили здесь часто и подолгу, и русские и французы. Но потом всё это приелось, дети выросли и домик стоял пустым большую часть года...
Пройдя по садоводству метром сто, ещё раз свернули, прошли на участок через дырку в проволочном заграждении и пройдя мимо недавно поставленного брусового сруба с новой шиферной крышей, но ещё без оконниц и стёкол, подошли к приземистому, деревянному домику, с дощатым настилом перед входом.
Коля нашёл ключ, как всегда в таких домиках спрятанный под дощечкой, где - то сбоку от входа, открыл двери и ввел меня внутрь.
Домик состоял из прихожей - коридора и комнатки, а между, стояла большая, кирпичная, беленая печка.
Я охал и ахал переполняемый ностальгическими чувствами, вспоминал своё житьё в таком же домике на БАМе, в глухой тайге, а Коля доставал из потайных мест кастрюли и сковородки, показал откуда надо носить воду и даже провёл меня в чуланчик, где стояла запылённая книжная полка с подшивками старых журналов, вырезками из них и несколькими десятками книг.
Позже, мы решили, пока светло, сходить погулять по окрестностям, а уже после сварить ужин и хорошо поесть...
... Выйдя из садоводства, мы пересекли шоссе и свернув по глинистой грунтовой дороге направо, спустились к речке, которая рокотала, неглубоким течением по каменистому дну, с вросшими полукруглыми гранитными валунами посередине. Заросшая травой дорога, петляла по березовым перелескам, не уходя далеко от речки.
В лесу пахло осенними, подсыхающими, уже подмороженными травами и рябиной, которая местами росла рядом с дорогой, привлекая внимание ярко - красными гроздьями созревших ягод...
Я задышал глубоко и ритмично и стал гадать, какие звери водятся в здешних лесах.
"Наверное и медведи тут есть - думал я вглядываясь в следы на дороге. - Но олени и косули уже точно здесь бывают. Хотя дорога, находилась недалеко от тракта и потому, звери наверное близко к машинным "тропам" не подходят..."
Вскоре запахло дымом костра и мы вышли на небольшую полянку, на которой стояла машина - внедорожник и рядом, у костра сидели несколько человек и жарили на прутиках мясные шашлыки. Сидящие у костра, вдруг признали Колю и обрадовались - выяснилось, что они приехали посидеть у костра из города и возвращаются туда вечером. Это было удобно для Коли и он тут же договорился, что поедет вместе с ними домой, в город...
Пройдя ещё немного вперёд, мы глянули на часы и потом, развернулись и возвратились в садоводство, опять мимо отдыхающей кампании.
Тут, Коля, решил показать мне берег Байкала и мы, прошли дальше и мимо забора по тропинке, идущей через заросшие камышом низины и железнодорожные пути, к озеру.
Выйдя к Байкалу на гравийную отмель, застроенную какими - то нелепыми времянками для хранения лодок и моторов, подошли к неприветливому, холодному даже на вид большому водному пространству и я, традиционно помыл ледяной водой лицо и руки. Можно сказать "окрестился" и "омывшись", почти инстинктивно избавился от грехов городской суеты и бессмыслицы...
... Вид на противоположный, гористый коричнево - серый берег, поросший "линяющей" осенней тайгой, открывался необыкновенно широкий и мрачноватый.
Линия горизонта там, на другой стороне озера, в сорока километрах от нас, продолжалось ломаной линией горных вершин, соединённых чуть просматриваемым гребнем-хребтом.
Далеко и правее, угадывалось расширение водных пространств Байкала и виднелась небольшая выемка в линии горизонта на месте, где из озера вытекала "красавица" Ангара и где расположен старинный порт Байкал, существовавший наверное ещё во времена протопопа Аввакума - он побывал здесь в годы ссылки, сразу после разгрома патриархом Никоном, мятежных "старообрядцев"...
День был пасмурный, с ветерком и потому, озеро "насупилось" и неприветливо молчало, додумывая свои тревожные думы о приближающейся снежной и студёной зиме.
Под мерный плеск воды, набегающей под порывистым, холодным ветром на мелкую, словно сеянную гальку берега, поговорили о прошлом и будущем этих мест.
Байкал - это сокровищница или иначе - жемчужина Сибири - уникальное природное образование, в котором вот уже много миллионов лет, храниться для будущего человечества почти пятая часть всей пресной воды мира. Уровень озера, возвышается на четыреста метров над уровнем мирового океана, а глубина Байкала достигает более полутора километров.
... Я вспомнил своё давнее путешествие по озеру - морю на теплоходе "Комсомолец", которого уже давно "нет в живых".
Тогда, мы почти пять дней путешествовали по Байкалу и я, познакомился со многими интересными людьми.
Были тогда и разговоры о будущем Байкала, в том числе с доктором географических наук из Москвы, который со страстью рассказывал о бесценных качествах сибирского озера, как объекта туризма и вместилища уникально чистой, пресной воды, по его словам, вскоре должного превратиться в материальное богатство, дающее владельцу большие экономические преимущества. Например такие, какими обладают собственники, допустим больших запасов нефти или газа. О будущем туризме на Байкале он тоже говорил с придыханием...
С той поры прошло более тридцати лет и предсказания того географа начинают сбываться. Однако по-прежнему, и богатства Байкала, и его уникальные географически - туристические свойства, не раскрыты даже наполовину.
По южному берегу есть только одна, более или менее приемлемая для автомашин дорога, а северные склоны, начиная от Листвянки, имеют только конные тропы, да и те прерываются в местах подхода к воде скал, подпирающих Байкальский хребет...
Я и сам когда-то путешествовал по диким места северного побережья и не представляю, когда и как там можно будет построить дорогу, по которой туристы смогли бы добираться до истоков Лены или кататься на лыжах, где-нибудь в окрестностях Мыса Покойники...
Пока я обдумывал свои давние воспоминания, Коля рассказывал мне об истории своей дачи и мы не спешно шли вдоль берега, покрытого намытой водой галькой, а по низинам заросшего тальником. Ветер свистел в голых тонких ветках, мрачные тучи медленно ползли по небу; кругом было грязно, не ухожено и бесприютно - с трудом верилось, что когда-нибудь всё может измениться в лучшую сторону. Природа, словно копировала разочарование и равнодушие, царящее ныне в умах и в сердцах российских людей.
Пройдя чуть дальше по берегу, вышли на полотно железной дороги, прижавшуюся в одном месте вплотную к скалам. От озера, её отделяло пространство залитого бетоном берега метров в двадцать шириной, о который с лёгким стуком ударялись невысокие, сине - зелёные волны, поднятые пронизывающим ветром.
... Возвратившись в домик, растопили печку и приготовили на электроплитке обед: заварили китайскую, жиденькую вермишель с острыми приправами, и на второе, пожарили кружочки колбасы с луком - скромный ужин запили горячим чаем.
Коля рассказывал о здешних жителях и соседях, говорил, что соседка из дома напротив, активная женщина, общественница, стала его "врагом" после того, как они с французами спилили кедр, стоявший за забором и мешавший электрическому проводу, подвешенному на столбах.
Такая забота об отдельном дереве, выглядит весьма трогательно, но немного фальшиво в окружении безбрежной тайги, покрывающей на многие тысячи километров сибирские просторы. Я уже видел участки в тайге, где лесорубы-"браконьеры" не боясь наказания, выпиливали самый отборный лес и вывозили его пиратскими способами, продавая за большие деньги заграницу...
Пока ели и пили чай, сумерки вечера, словно подкравшись со стороны неприветливых гор, залили окрестности "чернильной" темнотой и включив электричество, мы ненадёжно отгородились от постороннего, такого насторожённого и безрадостного мира!
В это время в дом вошёл Колин приятель - хозяин внедорожника, заехавший за ним после таёжного пикника и мой друг, быстро собравшись, крепко пожал мне руку, многозначительно пристально поглядел в глаза - дескать держись и ушёл - я остался один, на всю следующую неделю...
В доме, к этому времени уже стало по настоящему тепло и раздевшись, оставшись в лёгкой футболке я подсел к остывающему боку печки и расслабившись, стал читать историю жизни и взглядов Блаженного Августина. Эту книгу, я недавно купил в городе, в надежде прочитать её со вниманием, в сосредоточенном одиночестве...
В соседнем дворе, по временам взлаивала собака и в ответ, оттуда же, изредка доносилось повизгивание голодного щенка. Я невольно прислушивался ко всему, что происходило за стенами привыкая к одиночеству...
Через время, на минуту выйдя во двор, я включил электрическую лампу висящую над крыльцом, отчего тьма вокруг, вне электрического света, стал ещё гуще и непроглядней.
Постояв неподвижно, вдыхая и выдыхая прохладный осенний воздух наполненный горьковатым ароматом палой, подмороженной листвы, настороженно послушал тишину ночи, вернулся в дом и расстелив постель, залез под одеяло, предварительно погасив свет внутри домика...
На новом месте, я всегда бываю инстинктивно осторожен и напряжён - опыт одиноких таёжных походов и поездок, остался во мне на всю жизнь...
... В полудрёме, из глубин памяти пришли далёкие воспоминания о тех временах, когда я семнадцатилетним пареньком, жил около полугода неподалёку от этого места, чуть дальше на восток по берегу Байкала, на станции Танхой.
Тогда, в трудный юношеский период своей жизни, я по знакомству, через друзей отца, устроился на строительство линии электропередач, тянувшейся вдоль озёрного берега в сторону Улан - Удэ и Читы.
... Жили там и тогда вдвоём с приятелем, на квартире у бывшего танкиста, в сельском доме, где на окнах стояли герани, а наша половина, от хозяйской была отделена дощатой перегородкой...
Ещё, очень явственно вспомнилась история первой мимолетной влюблённости в женщину, которая была старше меня на пятнадцать лет и которая жила в станционном бараке с маленьким ребёнком и ворчливой старухой-матерью. Тогда ведь все люди старше сорока были для меня пожилыми людьми...
...Работали мы в тайге, уезжая из посёлка на машине, с раннего утра до тёмного вечера. Но бывали ведь и воскресенья, в которые я, лёжа на своей раскладушке читал книги, или шёл обедать в станционный буфет, где готовили замечательные фирменные борщи и котлеты с подливкой, а на гарнир предлагали картофельное пюре.
Однажды, возвращаясь из буфета уже после обеда, я увидел во дворе одного из домов, молодую, привлекательную женщину, которая неумело рубила дрова... Не раздумывая, перескочив низкую ограду и подойдя, я напросился помогать ей. Нарубив кучу дров, я пошёл домой, но в следующее воскресенье, снова застал её за этим занятием и снова помог ей.
Естественно, за работой познакомились и она оказалась, симпатичной и весёлой вдовой, с ребёнком - дочкой лет четырёх. Жила они с матерью, в бараке, в железнодорожных квартирах и работала кассиром в билетных кассах железной дороги...
Была весна и чистые синие, искрящиеся холодным снегом, солнечные дни, сменялись длинными сумерками, когда оттаявшие за день лужи, начинали покрываться ледовой прозрачной плёнкой...
Мне было семнадцать лет и я был невинен как ягнёнок, а женщины, были для меня существами другой биологической породы...
... Мы стали, встречаться и моя знакомая, отбиваясь от моих объятий хихикала, краснела, оглядывалась и пугала меня своей матерью. Я же, понимал её смущение как простое кокетство и безнадежно настаивал на своём, даже и не надеясь добиться взаимности...
Мы пару раз прогулялись по полотну железной дороги, поглядывая по сторонам и о чём-то весело разговаривая. Моя новая знакомая, наверное чуть подсмеивалась над моей молодостью и наивностью - но в глубине души, ей было приятно и моё присутствие, и мои неумелые ухаживания...
В посёлке все обо всех знал, и потому, вскоре случился инцидент, который положил конец моей влюблённости и надеждам на взаимность.
... Однажды, идя по улице, неподалеку от своего дома я встретил малознакомого мне монтажника, который работал, так же как и я, в механизированной колонне строившей ЛЭП.
Подойдя ко мне он остановился и тыча рукой мне в грудь, стал меня пугать и потребовал, чтобы я перестал встречаться, с Машей, - так звали эту женщину. Не понимая, чего он от меня хочет, я старался от него отделаться, а парень становился всё грубее, стал хватать меня "за грудки", что и увидел в окно дома, мой хозяин - бывший танкист.
Позже выяснилось, что он был контужен в войну и подвержен психическим припадкам, как тогда говорили.
И вот, мой хозяин, вдруг выскакивает из нашей калитки с топором в руках и угрожающе размахивая им, гонится за неудачным ревнивцем - соперником, загоняет его в соседскую ограду, и так как бежать дальше было некуда, этот храбрец упал на землю, пополз и стал прятать голову под поленницу дров. Мой хозяин навалился на него с топором и я едва оттянул его от обезумевшего от страха "соперника".
Надо сказать, что в мехколонне, тогда работали много мужиков, которые или сидели до того, или собирались вскоре сесть. Я видел несколько, по-зэковски свирепых драк с ножами, металлическими прутьями и кровью и потому, меня психованность моего домохозяина, как и топор в его руках не удивила...
Как бы то ни было - ревнивый "соперник" был страшно напуган и явно отказался от своей мести мне...
Но как всегда в небольших поселениях, весть о драке разнеслась по посёлку и на меня стали смотреть как на ловеласа, а Маша наотрез отказалась со мной встречаться.
Я не очень переживал об этом потому что, честно говоря, не видел и не понимал главной причины наших встреч. Возможно мой соперник, хотел на ней жениться, а я из любопытства позволил себе "влюбиться" и будучи юношей стеснительным и романтическим, ожидал каких-то встречных шагов от моей невольной пассии.
Вскоре и командировка закончилась, и мехколонна переехала в другой, далёкий посёлок...
... Прошло более сорока лет со времени той командировки, однако с той поры, я запомнил эти тревожно дикие горы, необъятную тайгу и неистовое зимнее солнце, отражающееся от безукоризненно белого, сыпучего, промороженного снега.
Вспоминал я и безумные, пьяные гонки нашей бригады монтажников, по только что замёрзшему Байкалу, когда лёд трескался под тяжёлым грузовиком и вода из трещины, бежала с шипением вслед нашей машине...
Было начало января и громады водных объёмов озера, медленно остывая, начинали сверху схватываться первым ледком, несмотря на то, что зима давно властвовала над тайгой и горными вершинами и морозы, особенно утром, доходили до минус двадцати - тридцати градусов...
За день до этого водно-ледяного приключения, бригада, после получки, прихватив с собой в машину ящик водки, оставив меня дома, укатила гулять на "просеку" - так называли место, где в тайге, мы собирали на расчищенной площадке железные опоры будущей линии электропередач, скрепляя металлические уголки на болты. Потом уже, собранные тридцатиметровой длинны, ажурные громады, лежащие на бревнах-подкладках, с помощью тракторов поднимали вертикально, закрепив четыре "ноги" опоры, за бетонные "башмаки", врытые в землю.
... В тот день, мои соработники возвращались в посёлок поздно вечером, по льду Байкала и за рулём, вместо шофёра, валявшегося "вдрызг" пьяным в кузове, сидел тоже пьяный, но могущий держать руль в руках "водитель - любитель"...
Назавтра, когда утром мы ехали по своему вчерашнему следу на заснеженном льду озера, то все монтажники, откинув полог брезентового покрытия кузова, столпившись, с замиранием сердца ждали, что машина вот - вот провалиться в трещину. К счастью этого не случилось, но в тот же день, всем машинам мехколонны запретили ездить по Байкалу...
... Под эти воспоминания я незаметно заснул и через несколько часов утомительного сна, посередине длинной осенней ночи, неожиданно проснувшись, уже не мог заставить себя спать, - поднялся, оделся и растопив печку, налив себе чаю, стал просматривать книги и журналы из местной "библиотеки".
За окнами, наступила полуночная тишина, которая была так непривычна, что я, невольно стал чего-то опасаться.
Стараясь доказать себе, что бояться нечего, я вышел на улицу и ощутил на лице изморось мокрого тумана - погода портилась. Невольно вглядываясь и вслушиваясь, как мне казалось в замершую, напряжённую тишину, я инстинктивно ожидал каких-то неприятностей.
Я понимал, что моя нервозность была обусловлена переменой обыденной жизни в городе, в окружении тысяч и тысяч людей, на жизнь одинокую и потому, непривычную и кажется опасную. Однако от этого знания было не легче.
Я уговаривал себя расслабиться, и воспринимать внутреннее беспокойство, как обычную реакцию на перемену обстоятельств и места жительства...
Войдя в дом, зевая, я сел около печки прислонившись к горячему её боку и вновь пытался читать жизнеописание Блаженного Августина. Согревшись и успокоившись, стал постепенно сосредотачиваться на прочитанном.
Конечно, мне была чужда экзальтированная наивность этого латинского святого, но его призывы жить по доброму и "делать больше добра, чтобы в мире стало меньше зла", я вполне разделял, хотя понимал, что обычно, в реальной жизни всё упирается в строгость определения, - что такое добро, а что такое зло...
Совсем недавно, я узнал, что Блаженный Августин, не возражал против сжигания еретиков заживо, потому что римские законы, таким образом наказывали фальшивомонетчиков. Ведь еретики, это сторонники фальшивой веры - "логично" рассуждал Августин...
...Наконец я устал настолько, что лёг на постель не раздеваясь и заснул почти сразу, а проснулся уже только на рассвете, когда все ночные беспокойства отступают и даже кажутся смешными...
В доме было прохладно и раздевшись, я залез под одеяло и вновь заснул без сновидений до солнцевосхода...
В очередной раз проснулся уже около десяти часов утра.
Глянув в окошко, определил, что погода испортилась - по небу бродили низкие тучи и холодный ветер, шумел в вершинах соседних с садоводством, сосняков.
Помывшись на улице холодной водой, я до суха протёрся полотенцем, а потом, включив электроплитку стал жарить на сковороде телячью колбасу, нарезанную ломтиками с луком. Аппетитный запах распространился по дому и вскипятив чай, я приступил к еде, обдумывая что делать дальше - идти ли на Байкал, или попробовать всё - таки сходить в тайгу, вдоль берега речки берущей своё начало километрах в тридцати от озера, в вершинных ущельях хребта Хамар-Дабан...
Пока собирался, приготовляя обеденный перекус, из низких туч посыпалась мелкая снежная крупа и я решил, что в такую погоду лучше пойти в тайгу - у озера, будет холодно и неуютно...
Закинув за спину свой рваный рюкзак с тёплой курткой и обедом внутри, вышел наконец из дома, понюхал холодный ветер непривычно пахнущий мороженным и по знакомой уже дороге, направился в сторону речки.
Выйдя на шоссе, пройдя чуть вперед, перешёл высокий мост над белопенной рекой и под прямым углом свернул на грунтовую дорогу, с заросшей подсохшей травой, колеёй.
Вдоль неё росли черёмуховые кусты и найдя несколько подмороженных за ночь чёрных ягод, я съел их с большим удовольствием.
Пройдя так до первой развилке, начал трудный подъём на крутой склон, заросший молодым кедрачом, вперемешку с лиственными деревьями. На ломкую, сухую траву насыпало уже тонкий слой снежной крупы и я, старался идти аккуратней, не поскальзываясь. В одном месте из кустов рябины слетел "хлопоча" крыльями рябчик и я увидел, как он серой тенью, планируя, скользнул вниз, в соседнюю чащу.
Вскоре дорога закончилась, и я понял, что она была проложена, давно, когда здесь велись лесозаготовки. Таких дорог, без начала и конца, довольно много осталось с тех времён, на всех необъятных просторах прибайкальской тайги...
Дальше пошла уже довольно торная тропа, а так как снег продолжался с перерывами уже несколько дней, то на снежной, тонкой пока пелене, стали встречаться следы зверей и зверюшек.
Вначале я увидел прыжки белочки, перебегавшей с одной кедринки на другую, а поднявшись чуть ближе к горному гребню, различил следы крупного соболя, который мог здесь охотиться за этой белочкой...
Тропа, постепенно выполаживаясь, петляла среди валежин и кедровых зарослей и наконец, привела меня на гребень склона.
Вид оттуда открывался на две стороны, в том числе и на следующую падь с крутыми склонами, заросшую хвойными деревьями, вперемежку с берёзами.
Внизу, в глубине пади росли густые кустарники и высокая, плотно стоящая трава, идти по которой, было трудно даже на плоском месте.
Обернувшись, позади я увидел широкую долину речки Безымянки, зелёно - хвойные кедрачи в углублениях распадков спускающихся с гребня, а на противоположной стороне долины, на югах, стояли осиново - берёзовые рощи, частые, даже на крутых склонах.
"В этой тайге - подумал я, - лучше ходить по долине реки или по большим её притокам".
Наглядевшись на окрестную тайгу, начал зигзагами пробираться по гребню, который тоже зарос деревьями, а густая трава ещё не прибитая большими снегами и морозами, прятала в своих зарослях упавшие валежины и толстые ветки, своими сухими сучьями часто цепляющиеся за ноги и за одежду.
Так идти было тяжело и я решил спуститься к речке, попробовав подниматься вверх по речной долине.
Следуя этому плану, не торопясь, постоянно останавливаясь и озираясь, спустился в один из поперечных распадков, заросший молодым, прозрачным осинником, по которому петляла зверовая тропа. Я даже рассмотрел кое - где на земле, следочки копыт - не-то молодых оленей, не-то косуль.
В одном месте, в тени от купы густых кедров, лежал нерастаявший предыдущий снег и в нем, я неожиданно различил, увидел ржавую проволочную петлю привязанную одним концом, за ствол осинового деревца, растущего рядом с тропой.
"Ага, - подумал я - браконьеры и здесь промышляют и наверное выставили петлю ещё осенью, а потом как водиться, проверив её раз и найдя пустой тут и бросили, уже не заботясь о будущих жертвах этой петли.
Так, к сожалению довольно часто случается, в ближних к селению тайгах - браконьеры, расставят петли на тропах, а потом либо запьют горькую, либо им просто лень их проверять. Если зверь попадётся он в этой петле гибнет, а потом его растаскивают хищники и расклёвывают вороны. Хорошо ещё, что в тайге никто не пропадает зря и служит пищей другим животным.
Во многом, из-за такого браконьерства, сегодня в самых звериных местах сибирских лесов, редко можно заметить следы, тем паче увидеть оленя или косулю...
Браконьеры, такими варварскими способами губят зверя за просто так. Раньше, таких горе охотников характеризовали присловьем: - "Ни себе, ни людям..."
Тропа, по которой я шёл была явно звериная, потому что слишком крутая для людей, и цепляясь за стволы осинок, спускаться приходилось осторожно...
И всё-таки я упал несколько раз, правда не больно, поскользнувшись на опавшей листве...
Потом, услышал впереди шум воды и понял, что из соседней пади течёт достаточно многоводная речка.
Спустившись, к воде, не спеша обследовал несколько кустов черёмухи и найдя ягоды, стоял и объедал их, слушая и приглядываясь к окружающей тайге. Снег уже давно закончился и в прорывы туч проглянуло солнце. У речки было влажно и вода спрыгивая с уступов, медленными кругами крутила в омутах последнюю опавшую листву. В этом месте пахло влажной травой и кедровой смолой - на противоположном берегу стоял густой молодой кедрач.
Набрав воды в пластиковую бутылку, я отошёл от заросшего лозняком берега, чуть в горку, выбрал там сухое место и удобно устроившись, стал есть свой обед, запивая бутерброды с колбасой водой из речки.
...День постепенно клонился к вечеру и закончив с едой, я начал спускаться дальше вниз, вдоль русла речки, иногда с трудом переходя влажные места заросшие зелёной густой травкой.
Влажная топкая земля чавкала под сапогами, оставляя глубокие следы в раскисшем грязном травянистом грунте.
В какой - то момент, впереди, русло речки и так заросшее кустами и заваленное валежником показалось непроходим и я, обходя чащобу чуть поднялся на крутой склон, найдя выше параллельную тропинку.
Затем, осторожно шагая по склону, поглядывая с высоты на окружающие заросли осины, вдруг вышел на дорожную колею, начинавшуюся на круглой луговой полянке. Здесь, кое - где из под сухих листьев проглядывала свежая травка, которая так и уходит зелёной под первый большой снег...
Чуть позже я вышел на развилку, где небольшая речка - приток впадала в Безымянку и где по берегу реки, уже шла проезжая, грунтовая дорога.
Какое то время я постоял на ней, прикидывая куда пойти дальше, или уже отправляться домой. Но потом всё- таки решил, что на первый день этого похода по окрестностям вполне достаточно. Таким образом выбрав безопасное продолжение похода, я повернул направо в сторону Байкала и садоводства...
... Уже идя по дороге, в одном месте разглядел следы оленьих копыт и подумал, что раз здесь ходят матки - следок был небольшим, - значит где-то должны быть и олени - быки.
Осень, несмотря на первые небольшие снега ещё продолжалась и я предположил, что в этой речной долине могут на зорях реветь олени - изюбри...
Через полчаса, выйдя к асфальтированному шоссе, перешёл его и привычно уже, вошёл в садоводство, без труда найдя свой дом в череде похожих строений.
На садоводствах, по всей холодной Сибири, в это время уже почти не бывает дачников и потому, дома стоят тихие и насторожённые, словно осиротевшие до следующего лета...
В моём доме было прохладно и тотчас же растопив печку, я стал готовить ужин.
Поставив на плиту в кастрюльке рис, открыл рыбные консервы и решил устроить себе "японский" ужин.
"Попутно" начал читать книгу о волках в Заполярье.
И тут вспомнил, как мой знакомый Трофим Викторов рассказывал мне, о годах проведённых в охотничьем зимовье, в тундре, где он разъезжал на мотонартах по своему охотничьему участку.
К некоторым из его рассказов я относился скептически, однако знал, что такие "чудеса" вполне могли там быть.
Север, тундра и бескрайняя тайга хранят ещё много удивительных тайн и историй. Часто их просто некому рассказывать и слушать - так нелюбопытны и равнодушны стали горожане...
Трофим божась говорил мне, что однажды, на подкормке для песцов, неподалеку от его базового зимовья, в тундре, в капкан, попался волк гигантских размеров, весом около ста килограммов...
- Это был редкий экземпляр, даже для тундры - рассказывал Трофим, когда мы сидели с ним в кафе и пили пиво, после его очередного приезда с Севера.
- Шкуру я выделал, а потом продал какому - то любителю редкостных трофеев за приличные деньги...
Уже изрядно напившись он рассказывал, как к нему в избушку приходил медведь, учуявший запах добытого и привезённого из тундры северного оленя. Туша этого зверя лежала метрах в двадцати от зимовья.
- И когда я вышел из домика - рассказывал Трофим, покуривая очередную папиросу - медведь, пугая меня поднялся на дыбы, до этого скрываясь за лежащим мёртвым оленем и выгрызая у него мороженные внутренности.
- Появление хищника было таким неожиданным, что я оторопел и некоторое время стоял неподвижно нашаривая правой рукой винтовку за спиной, не отрывая глаз от всплывшего на дыбы медведя...
- Мне просто повезло и карабин был привычно заряжен. Навскидку, я выстрелил первый раз и медведь рявкнул получил первую пулю в бок. Потом он упал и всё время пытался подняться на лапы, чтобы броситься, прыгнуть, ползти в мою сторону!
Тут уж я выпустил в него несколько пуль, пока агрессивный зверюга не перестал шевелиться... Разделав зверя я увидел, что моя первая пуля попал медведю в отросток позвоночника и привела к параличу конечностей...
- Вообще-то мне повезло - закончил свой рассказ Трофим - ведь мог промазать или ударить по мякоти... Тогда, неизвестно чем бы этот эпизод в моей жизни закончился...
... В книге "Волки Путорана", которую я начал читать здесь, на Байкале, была рассказана история счастливого заселения в тундру и совместной жизни там двух молодых выпускников охотоведов - мужа с женой.
Я очень люблю эти описания тревог и трудностей одиноких зимовок может быть потому, что сам некоторое время жил в глухой тайге, в домике сейсмостанции на севере Бурятии.
Те годы, я вспоминаю с грустью и удовлетворением, несмотря на то, что бывали и трудные дни, и даже трудные месяцы...
Однако нередко, при воспоминаниях о том времени, в памяти всплывает лирические эпизоды: деревянный домик окружённый лиственичником и молодым кедрачом, весенние длинные тихие дни, когда в одиночестве кажется, что в мире уже до скончания века ничего не измениться...
В моих воспоминаниях, горная речка заполненная водой от тающих горных снежников, всегда мерно шумела в тридцати шагах от крыльца таёжной избушки и это было настолько привычно, что я переставал замечать этот бодрый плеск водных струй прыгающих с камня на камень, с вечным упорством неостановимой водной стихии...
... Читая книгу о Заполярье, я невольно завидовал свободной жизни героев в необъятной безлюдной тундре и всерьёз начал обдумывать варианты и возможности для себя, провести вот так, в одиночестве, год или два в тайге, в зимовье, только в обществе охотничьих собак. Захотелось заново пережить молодое чувство счастья единения с природой в "пустыне", где тебя не касается суета и несвобода человеческой рутинной жизни.
Последние годы, я всё чаще задумываюсь о приближающейся бесцельной старости и потребности отделиться от мира планов и достижений, погрузиться наконец в мир сочувственного наблюдения "со стороны", за процессом многообразной и насыщенной жизни природы, вокруг и в нас самих...
Вдруг, с неприязнью вспомнил алчную, соревновательную, иногда зло напористую "толкотню" людей в городах, где собственно человеческое - то что в нас является отблеском божественного начала - наглухо отделено от вечности природы, закрыто "суетой" каждодневной, бессмысленной спешки что-то иметь и видеть...
Церковь, стоит среди этого моря торопливой пошлости и животности, небольшими островками, окружёнными океаном эгоистического неверия.
"Лишь оставаясь один на один с природой - думал я - человек способен осознать свое особенное положение в мире, понять или просто прочувствовать свою ответственность перед всем подлинно живым, вокруг и внутри нас..."
... Здесь, на Байкале, я тоже начал постепенно привыкать к одиночеству и после ужина, помыв посуду, ложусь на кровать и читаю. Изредка, издалека, слышу шум проходящего по железной дороге поезда, а потом, встревоженный лай собаки из соседнего двора. Погода по прежнему облачная и по временам, с неба сыплет снежная крупа, которая тут же тает, на неостывшей ещё земле.
В избушке стало тепло и потому, в довольстве долго лежу и читаю. Изредка, выхожу на улицу и издалека, слышу шум речки Безымянной и прикидываю что завтра, тоже будет пасмурная погода, а ночью возможен небольшой снег. Обычно перед непогодой, шум воды слышен очень далеко и отчётливо...
Войдя в дом, вновь ложусь и читаю.
Но временами, моё внимание отвлекается от книжного текста и я начинаю думать, что в очередной раз ритм моей жизни резко сменился и чувство непривычного одиночества, постепенно сменяется чувством благодарности Тому, кто создал этот разнообразный мир, где преодоление опасности, несправедливости и даже предательства, сменяются душевным покоем, и удовлетворённостью.
... Я отвлёкся, на несколько минут помолился, стараясь почти вслух внятно и раздельно произносить: "Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, спаси и помилуй мя..." и проговорив, прочувствовав это несколько раз, расслабился и вспомнил ощущение покоя и радости, появившееся в душе в конце моей сегодняшней прогулки по тайге. Открытое пространство лесной дороги покрытое ковром опавших листьев, коричнево - палевого оттенка; крутые лесистые склоны, справа и слева, на которых ближе к гребням, на прогалинах лежит белыми пятнами не стаявший снег; такая простая и вместе с тем, такая замечательная своим красочным эстетическим наполнением картина!
... А здесь, вечером, ещё по свету, из окна затянутого кружевными тюлевыми занавесками, видны жёлтые и коричневые листья на рябине, стоящей в огороде. Особенно привлекают внимание ярко - алые ягоды, собранные в симметричную гроздь. Справа, и чуть дальше во дворе, виден синий треугольник крыши над колодцем, с замечательно вкусной и холодной водой...
Ещё дальше, видны несколько домиков, разбросанных среди участков земли, ухоженных садоводами. Они выращивают здесь садовую клубнику, а домики используют как временное жильё на протяжении короткого сибирского лета...
... Слева, за садоводством и железной дорогой, которую здесь проложили ещё при царе, лежит озеро Байкал, с хорошо видимым дальним гористым берегом, желтеющим по глубоким падям лиственничной подмороженной хвоей, а на крутых склонах, щетинятся берёзово - осиновые, уже голые продрогшие рощи.
Озёрная вода покоится здесь нерукотворным громадным бассейном и в этом бассейне - страшно сказать - сосредоточена почти четверть всей пресной воды огромного мира...
В этот момент я незаметно задремал, а проснулся уже глубокой ночью, вышел на минутку во двор, постоял, послушал сонную тишину притихшего леса окружающего садоводство и возвратился в натопленный домик. Потом, погасил свет и лёг уже раздевшись под одеяло...
Поворочавшись, найдя удобное положение вспомнил сегодняшний поход, вкус подмороженной черёмухи и незаметно уснул, уже до утра...
Назавтра, повалявшись в тёплой постели подольше, не торопясь встал, помылся на улице ледяной водой, поел и отправился в сторону Байкала, поглядывая на низкое, покрытое бегучими тучами небо, надеясь на скорое улучшение погоды.
Долго бродил вдоль берега, рассматривая величавую панораму озера - моря раскинувшегося впереди и справа на сотни километров...
К обеду, ветер угнал тучи в дальний конец озера и на синем небе появилось долгожданное солнце.
Во второй половине яркого, солнечного дня вышел на открытое место и устроившись поудобнее на выброшенной штормом коряжине, расслабился и погрузился в созерцание.
Солнце тихо светило с бледно - голубого, прохладного и высокого неба, его лучи чуть грели мои плечи и спину. Хребты окружающие речку Безымянную, со стороны солнца, при взгляде на них, были чуть видны размытым ломанным силуэтом и казалось, солнечный туман поднимался из складок горного рельефа.
А впереди и передо мной прозрачная вода, раскинувшегося вдаль водной плоскостью озера на многие сотни километров. А рядом, в двух шагах от моих ног, эта вода мерно и непрерывно набегала на галечный берег и шумела пенными гребешками, чуть подгоняемая боковым ветерком.
Перистые, лёгкие облачка в высоком небе почему-то тянулись в обратную сторону ветру и я многозначительно подумал, что наверху, всё всегда немножко иначе чем на земле.
Противоположный северный берег озера, был освещён прямыми солнечными лучами и потому, казался отчётливей и ближе чем обычно. Складки серых гор на другой стороне озера, кое-где обрывались к воде крутыми, складчато скальными склонами и уходя в открытую перспективу, незаметно, растворялись где-то далеко справа, в лёгкой туманной дымке...
Вдруг, откуда-то слева прилетела белая, лёгкая чайка. Другая, белой точкой качалась на тёмно - синих студёных волнах вдалеке от берега. Ветер был не сильный, но пронзительно холодный и потому, я прятал руки в рукава куртки пытаясь хотя бы на время согреть озябшие пальцы.
Несмотря на холод уходить с берега не хотелось и я ,почти неподвижно сидел опустив плечи и сосредоточив взгляд на дальнем берегу...
Время текло незаметно, и словно загипнотизированный видом необъятных открытых пространств, я спокойно думал о своей жизни, о том, что скоро надо будет возвращаться заграницу, где меня ждёт семья и привычный налаженный годами уют небольшой квартирки, в центе большого европейского города...
... Солнце из зенита медленно начало спуск к западу и всматриваясь в противоположный берег, я вспомнил, как несколько десятилетий назад, ходил там по Круго - Байкальской железной дороге путешествуя пешком от Култука, то есть от южной оконечности озера до порта Байкал - прибрежного посёлка на месте вытекания из озера большой сибирской реки Ангары...
Я прошёл этот маршрут несколько раз и в одиночку, и с друзьями. А однажды с детьми - моим восьмилетним сыном и его десятилетним двоюродным братом. Путешествие наше продолжалось пять дней и ночей и мы, успели посмотреть все красивые тоннели и дамбы, стальные виадуки и мосты через прозрачно-холодные быстрые речки и ручьи...
Ночевали мы в палатке, на берегах встреченных ручейков. Вечерами жгли костёр, готовили себе кашу с тушёнкой и слушали тихий шёпот набегавших на каменистый берег, невысоких сонных волн...