Аннотация: Таёжный охотник хорошо знает повадуи диких зверей, в том числе и медведей!
... Спать легли поздно, а утром, поднявшись пораньше, Леня и Доржи, отправились домой, оставляя нас на неделю одних...
Мы дружелюбно простились и помахав рукой с седел, буряты - охотники вскоре скрылись из виду, свернув в лесок по торной тропе.
С собой они прихватили немного мяса и главное медвежьи лапы, о которых я уже рассказывал, ранее.
Вслед за ними убежали и собаки, а Сильвер, перед тем как скрыться за поворотом, остановился, посмотрел в нашу сторону, и несколько раз вильнул коротким хвостом, словно прощаясь.
А мы остались, сами с собой, одни и потому было немножко грустно и даже тоскливо...
... После отъездом наших проводников, решили денёк отдохнуть и заняться рыбной ловлей. Мы вновь накачали маленькую резиновую лодку и усевшись на её дно, Аркаша, держа в зубах один конец сетки, стал отгребаться от берега.
К обеду, ветер с севера пригнал тёмные тучи, поднялся ветер - холодный и пронизывающий и казалось, что мы переселились вдруг на месяц - полтора в самое начало весны, когда ещё без меховых рукавичек чувствуешь себя на воздухе очень неуютно. Конечно, этот холод и такую погоду, никакими ухищрениями мы не могли исправить, и оставалось только терпеть...
Я, стоя по колено в воде потихоньку стравливал сетку, а Аркаша, кое-как уместившийся в крохотной, словно на детской лодочке подгоняемой ветром медленно отплывал от берега...
Наконец выставив сеть продрогшие вернулись к костру, не торопясь приготовили обед, вновь нажарили мяса и покрепче заварили чай.
... С удовольствием прожёвывая и глотая аппетитную еду я вспоминал, как лет двадцать назад в первый раз попробовал медвежатины и был в восторге. У меня от такой пищи, силы в полтора раза прибавилось, а мой знакомый, опытный медвежатник говорил, что мясо медвежье не только вкусно, но ещё и лечебно, - ведь этот зверь питается кедровыми орехами, зелёной свежей травкой и лечебными кореньями, которые откапывает и поедает в изобилии на горных склонах и альпийских луговинах...
Аркаша, в этот день, под наблюдением Максима, эластичным жгутом перевязал ступню, на которой заметны были крупные синяки, а из "дорожной" аптечки, глотал болеутоляющие таблетки - все-таки хорошо, когда во время большого путешествия в "команде" есть доктор!
Вечером мы пораньше легли спать и наутро проснулись ещё на рассвете.
Наскоро позавтракав я поймал своего мерина, оседлал его и взгромоздился наверх ощущая, что сбитое и подсохшее коростой место на филейных частях моего туловища, болезненно трескается и кровоточит. Но я уже привык к невзгодам кочевой жизни и терпел, не жалея себя и не сердясь на обстоятельства, которые уже не мог переменить.
Будучи охотником и путешественником, невольно становишься аскетом и от пережитых лишений становишься ещё спокойнее и терпеливее. И потом наш поход, все же был конным, а не пешим, а потому смешно было бы ходить, когда можно ездить на лошади.
Но ребята вновь решили пойти пешком, и мы распрощались до вечера, а я, потянув за узду, повернул мерина на тропу в противоположную сторону той, которая вела к Зимовью...
Проехав несколько километров по тропе и на ходу осматривая склоны наполовину покрытые кустарником, свернул на развилке направо, поднялся в склон и там выехал на открытые пространства, развернувшейся веером широкой долины, по сторонам которой расположились начинающие зеленеть короткой травкой чистые луговины, полого спускающиеся вниз, к речке, бегущей под невысоким, прорытым паводковыми водами обрывом.
В одном месте, по склону, в сторону воды, по неглубокой впадине, спускался пушисто - зелёный островок кедровника, и я, следуя по тропе, вдруг увидел как впереди, из-за поворота, из-за хвойной зелени вдруг вынырнул северный олень, с прямоугольной головой уже потерявшей рога, и вытянутым, округлым серовато шерстистым туловищем на невысоких ногах.
Он шёл по тропе навстречу и когда я спрыгнул с лошади, заметил движение и остановился пытаясь разгадать, что за существо задвигалось в ста метрах от него, на той тропе, по которой он обычно проходил беспрепятственно. Воспользовавшись его замешательством я тихонько сполз со своего мерина и зная, что он не боится близких выстрелов положил свой карабин на седло, торопливо выцелил бок оленя и нажал на спуск.
Раздался выстрел, олень вздрогнул словно проглотил пулю, подпрыгнул вверх со всех четырёх копыт, потом заскочил наполовину в кусты, рядом с тропой и постояв некоторое время, упал и заслонённый чащей стал для меня невидим.
Мерин после выстрела заводил ушами, заперебирал ногами, но остался рядом и я перехватив узду, пешком повёл его вперёд. Уже на подходе, к тому месту, я увидел оленя лежащего в кустах и потому, метрах в двадцати не доходя, привязал лошадку и пошёл к нему.
Это был крупный, упитанный бык, видимо сейчас живший в одиночку и потому, стоявший в одном из распадков большой долины. Наверное, как обычно в это время дня, он направлялся на новые пастбища, внизу долины и тут повстречал меня -вот что значит судьба!
На правом заднем копыте северного оленя, был большой нарост, который образовался наверное уже несколько лет назад, но зверь приспособился и это новообразование не очень мешало ему ходить, бегать и жить...
"Разобрав" зверя, я понял, что олень питался всё последнее время хорошо, хищники ему не угрожали и потому, он накопил много жира - который даже на внутренностях, висел гроздьями величиной с виноградины, а само мясо было блестящее и сочное...
Время было около полудня, когда я закончил с разделкой и потому, разведя большой костёр, нарезал из оленины шашлыков и пожарил их прямо на костре. Я проголодался и потому, срывая с пахучего прутика куски поджаристого мяса, глотал его почти не жуя, обжигаясь и урча как довольный кот!
Мясо было жирным, мягким и ароматным, и запив своё пиршество горячим чаем, я отдуваясь, почти в изнеможении отвалился в сторону, поправил костёр и немного подремал, изредка открывая один глаз и посматривая на солнце, определяя сколько времени осталось до вечера...
Мне нравилось так жить и в такие моменты, я начинал всерьёз задумываться, что хорошо бы переехать вот так, куда-нибудь в глухую тайгу, в красивое урочище, жить там, развести скот, пасти его и охотиться, наслаждаясь свободой и первозданной природой!
С другой стороны, конечно, я не один живу на этом свете, а потому, надо думать о жене и о детях. И потом, где - то внутри, во время таких мечтаний начинало шевелиться беспокойство - а смогу ли я это долго выдержать? Смогу ли я тут дожить до старости и спокойно умереть, не терзаясь сомнениями и разочарованиями?
... Наконец, срезав мясо с костей, сложил всё во вьючные мешки, приторочил всё это к седлу, и напевая смешную детскую песенку, громко посмеиваясь, отправился в обратный путь...
Песенка была незамысловатая, но очень смешная как мне казалось - я переделал её из детской дворовой песенки:
Переделав первый стих, у меня получилось: "На палубе даосы, курили папиросы...", и представляя себе как даосы курят папиросы, я не мог удержаться от смеха...
Вернувшись на стоянку, застал там ребят, которые в этот раз ходили вниз по течению, обошли вокруг озера и нашли большой естественный солонец, на который, изо всей округи ходили копытные: косули, северные олени и даже изюбри. А на закрайке солонца, были видны и крупные медвежьи следы!
Но мяса у нас теперь было вдоволь на все оставшиеся дни поездки и потому, обсудив возможность как-нибудь с вечера сходить к солонцу, мы мясную тему закрыли.
Вечером, у костра, я показывал ребятам, как жарить шашлыки из оленины, и они буквально объелись вкусным мясом и отдуваясь сидели у костра и пили чай, слушая подробности моей сегодняшней охоты...
... С вечера, из низких туч, несколько раз принимался моросить мелкий дождик, и дым от костра носило во все стороны, однако к утру погода переменилась и сквозь стены палатки, проснувшись, мы различили солнечное утро.
Помывшись и позавтракав, долго ловили лошадей и заседлав, поехали по тропе в сторону высокого перевала...
Ловля лошадей, каждый раз превращалась для нас в небольшую задачу. Мой мерин, как - то неожиданно быстро привык ко мне и давался в руки без сопротивления.
Не то было с Максимом, и особенно с Аркашей - в это утро, хромая и зло матерясь он пытался загнать стреноженного мерина в кусты, но тот не давался и прыгая сразу на четырёх связанных ногах, замирал в самом неподходящем месте, а когда Аркаша подкрадывался к нему, говоря льстивые слова сладким голосом, его конь вновь вздёргивал головой и громко стуча копытами, неловко отскакивал в сторону, пытаясь при этом разорвать путы...
Наконец Аркаша уговорил своего коня и дрожащей рукой набросил на шею один конец узды, после чего бурятские лошади всегда прекращали сопротивление и покорялись воле хозяина - так было и на этот раз.
Наконец все сели в сёдла и выехали в сторону далёкого перевала, окружённого соседними с ним снежными пиками, сверкающими под солнцем на горизонте...
К полудню, по хорошей тропе поднялись высоко над долиной и выехав на плоскотину, остановились и долго рассматривали открывающийся с высоты перевала безбрежные просторы, уже на запад, в сторону, первых притоков Енисея - могучей сибирской реки. Горные вершины, заполняли всё пространство впереди и нам даже казалось, что мы видели синеватую блестящую поверхность реки Бий - Хем, которая начиналась неподалёку и потом, постепенно превращалась в громадную реку, поперёк пересекающую всю Сибирь,.
Перед нами расстилалась горная Тува - страна, которая ещё совсем недавно был землёй мало изученной и полуисследованной.
На этих горах, несколько тысяч лет назад жили горные племена кочевников входивших в племенное объединение хуннов, тех самых, которые в своё время, передвинувшись в сторону Западной Европы, завоевали Древний Рим.
Происхождение их теряется в тумане времени, но нынешние тувинцы, возможно, были их сохранившимися потомками - они, сохранили тягу к кочевой жизни и к скотоводству, как впрочем и к лихим набегам и грабежам.
Недавно мне рассказывали, что в девяностые годы, во времена распада Союза и начавшегося безвластия и националистических брожений, на территории Тувы, участились убийства и угоны чужого скота.
Ещё года три назад, буряты рассказывали нам, что тувинцы несколько раз угоняли их лошадей и грабили беззаботных туристов, но потом, когда несколько тувинцев, неизвестные мстители убили прямо в их зимовье, грабежи и угоны скота прекратились!
Расседлав лошадей, мы разожгли костёр и сварили вкусный обед и достав из мешков ещё и свежесоленого хариуса, замечательно пообедали и не удержавшись, выпили по рюмочке поздравив себя с преодолением тувинской границы...
Во время обеда я вспомнил и рассказал ребятам о том, как мой знакомый историк из Питера, описывал мне работу археологов на раскопках древних захоронений на территории Тувы, о золотых украшениях древних кочевников.
Позже, я прочитал замечательную статью в английском журнале об этой экспедиции, с цветными фотографиями золотых украшений, найденных при раскопках в степных курганах. Часто, это были фигурки диких зверей, и особенно лошадей. Украшения для конской сбруи, были обычной вещью в те далёкие времена ещё и потому, что лошади воспринимались кочевниками, как своеобразный дар божества, степному человеку!
Под впечатлением от этих разговоров, мы с уважением рассматривали наших лошадок, которые для нас, тоже были как божий дар!
После полудня, оседлав лошадей сели на них и повернули в сторону нашего лагеря, но решили спрямить тропу - захотели проехать вдоль речного берега.
Однако в одном месте, к самой реке подошёл крутой скальный прижим и нам пришлось, с лошадьми в поводу, по крутому, скалистому склону подниматься до тропы.
На самом крутяке, идя впереди, я увидел плоскую, круто наклонённую скалу, нависающую над многометровым обрывом, поросшую сверху мхом - я подумал, что это земля подо мхом и повел туда лошадь...
В последний момент, когда лошадь заскребла передними копытами по камню, укрытого тонким ковром мхов, и почти обрушилась в пропасть, я из последних сил, удержал её за повод, дрожащую от страха развернул на опасной крутизне, на краю обрыва и благополучно провёл по другому месту, в обход этой коварной плиты замаскированной мхом!
Ребята, идущие с лошадьми далеко позади, увидев как опасно я балансирую с лошадью на краю обрыва, задолго до этого места свернули и дождавшись меня, сочувственно качали головами - сам то я может быть в обрыв и не упал, но мой мерин наверняка бы разбился!
В горах, в тайге, всё время надо быть очень внимательным и сосредоточенным, потому что великое множество неведомых опасностей подстерегает здесь путешественника!
Уже почти на подъезде к нашему лагерю, меня вновь ожидало неприятное приключение - мой Орлик, вошёл в неглубокую речку перед впадением её в озеро, с намерением напиться и я отпустил повод, а лошадь, самостоятельно сделав несколько шагов в воде, вдруг провалилась в ил, который река намыла за долгие годы и оставила в устье на дне.
Ребята перешли речку повыше по течению, где берега были каменистыми, а я, видя, что глубина всего полметра зазевался, лошадь всей тяжестью ухнула в трясину и я едва успел соскочить с седла, но стоял почти по пояс в воде держа узду в руках.
Лошадь, как это уже не один раз бывало в наших походах, провалившись не держит голову, и постепенно склоняя её вперёд, начинает захлёбываться и тонуть.
Чтобы этого не случилось, надо постоянно поддерживать её голову и тянуть за повод.
Я делал в этот раз таким же образом, а лошадь хрипела нутром, выпучивала кровавый от ужаса надвигающейся смерти глаз, раздувала ноздри и тем не менее ничего не делала, во всяком случае первое время, чтобы выбраться из коварного, грязного омута.
А я терпеливо тянул за узду, стараясь держать её голову над водой и матерился во весь голос, тем самым подбадривая и себя и лошадь!
И тут, словно собравшись с силами - или от страха, или от обиды за мои матерки, она вдруг несколько раз стукнула передними ногами пытаясь встать на дыбы, видимо задела копытами за твёрдое основание и с хлюпаньем выбралась, выпрыгнула из илистого плена мокрая и грязная!
Я тоже весь промок, побывав в воде, и сделав передышку, снял с себя всю одежду, выжал бельё и портянки, и переобулся. Надев влажную рубашку и штаны, подрагивая всем телом от прохлады, поймав лошадь уже спокойно щиплющую травку на луговине, взобрался на неё и поехал дальше, дрожа всем телом и часто, слишком часто для интеллигентного человека, поминая кузькину мать!
Думаю, что это был просто несчастливый для меня и для моего коняжки день!
2008 год. Лондон. Владимир Кабаков
Остальные произведения Владимира Кабакова можно прочитать на сайте "Русский Альбион": http://www.russian-albion.com/ru/vladimir-kabakov/ или в литературно-историческом журнале "Что есть Истина?": http://istina.russian-albion.com/ru/jurnal