Аннотация: Замечательная охота на глухарином току. Весна, прилив жизненных сил, ночёвка у костра и ранним утром, в глухом сосновом лесу, необычное пение этих древних птиц.
Глухариный ток.
Самая лучшая ночь года!
Свернули на загородное шоссе и помчались в сторону Тосно, разглядывая придорожные рощи и болотистые озеринки, залитые весенней водой. Настроение у Алексея, поднялось. Он любовался пролетающими за окном пейзажами, цокал языком, и повторял:
- Ты посмотри Васильев, как рощи приготовились к весне. У сосен и елей цвет стал другой, чем зимой. Сосны тогда какие-то бесцветные, а сейчас посмотри, принарядились, зеленые стоят, одна к одной. Залюбуешься!
Он хлопнул себя по колену.
- И ели, зимой тоже другие, почти черные, а сейчас темно-зеленые, лапки подняли, отогреваются - и сделав паузу, добавил - лета ждут!
Васильев слушая болтовню Алексея, поддакивал, улыбался. Сам он не умел и не говорил красиво, но слушая Алексея поддавался напору оптимизма и начинал любить в природе то, что в обычное время было для него обыденностью, или привычкой.
Раззадорившись, Юра иногда сам рассказывал о местах своих охот в родной деревне, под Калинином и видя, что Алексею это по настоящему интересно, припоминал детали и подробности лосиных и кабаньих охот.
Не доезжая Тосно, свернули направо, по виадуку переехали железную дорогу, где начались настоящие леса и Алексей во все глаза вглядывался в сосняки, всматривался в просеки и вырубки по сторонам от шоссе...
Его тянуло в эти исхоженные места, и он начинал волноваться.
- Вот мы, как-нибудь с тобой Юра должны сюда, в эту сторону двинуть с ночевкой, а то и с двумя. Этот лес идет в сторону Тылового, а там прошлой осенью ребята рубили сруб для дачника, на краю поселка, и к ним под вечер, еще по свету, медведь к огородам пришел. Они мне рассказывали - хозяйская собачонка так испугалась, что заскочила в дом и с визгом под кровать залезла. И медведь в ельнике за огородом долго ходил и рычал недовольно.
Так этот медведь, наверное где-то там и лег - Алексей махнул рукой в сторону густого сосняка - на зиму. А сейчас уже встал и бродит, пропитание ищет. Вот бы нам его соследить!
- Некогда сюда ходить - не согласился Васильев. - Тебе в этом клубе можно и отпроситься, а я кого вместо себя оставлю? - вопрошал он, въезжая в деревню Угловая.
Алексей уже рассматривал дворы и спрашивал: - Как ты думаешь, есть здесь у охотников хорошие собаки или нет?
Васильев повернул налево, проехал мимо последних изб и прибавил газу. -Думаю, что здесь собак путевых нет, потому что и охотников тут немного. В основном, дачники, а они все больше на огородах копаются, или редко-редко по осени за грибами за околицу выйдут.
Он криво улыбнулся.
- И там то блудят...
- Эх, хороший домик - не дослушав начинал восхищаться Алексей.
- Тут можно незаметно с собачкой, задами в лес уходить, и зверя добытого, спокойно заносить в дом чуть ли ни днем.
Вот я помню, помогал егерю, моему приятелю, службу править. Отвяжем собак, через забор перелезем и уже в лесу, никто не видит, не любопытствует.
Вот так же, один раз осенью, в самом начале, рано утром вышли, решили на дальний солонец сходить. С нами были две собаки: его кобель Грей и мой молодой, бестолковый еще Саян. Прошли метров сто, слышим собаки кого-то рвут и тявкают, как на зверя. А туман был как молоко. Прибежали, смотрим, а они лису поймали и уже ей задние лапы перекусили: она сидит и на передние опирается. А когда собака ближе подскочит, как она кинется, как клацнет зубами - ну что тебе волк. А ведь небольшая по сравнению с кобелями
Юра затормозил перед дачным городком и тихонько поехал по изрытой ямами колее, внимательно слушая рассказ приятеля. Алексей замолчал, вглядываясь в стенной, подходивший к дороге, сосново-еловый лес. Он уже готов был бежать в чащу, так ему не терпелось.
- Ну и что дальше то? - спросил Юра. "
- Мы собак натравили, и они ее задушили, все равно она уже не могла бегать - продолжил Алексей - но она моего Саяна крепко цапнула, так что он аж завизжал от боли. Но с той поры только лишь след лисы учует свежий, сразу галопом летит, поймать хочет.
Алексей засмеялся. Машина остановилась. Алексей выскочил, открыл ворота и Жигули задним ходом въехали на участок.
Юра Васильев любил такие рассказы Алексея и живо представлял себе бескрайнюю сибирскую тайгу, зимовья и солонцы, медвежьи берлоги и изюбриный рёв.
Алексей приехал в Ленинград лет восемь назад, а до этого жил около Байкала, и бродил по лесам с юношеских лет...
Как обычно, Васильев стал растапливать печку, а Алексей взяв флягу поставил её в тележку и поехал за водой на водокачку. Когда он вернулся, печка уже гудела и в крошечной избушке воздух нагрелся.
Поставили чай, Васильев нарезал холодной лосятины, луку, хлеба, достал припасенной заранее самогонки, разлил по пластиковым стаканчикам.
Алексей сел за стол и чокнувшись, они выпили и закусили, заедая крепкий первач хрустящим луком и мясом.
Через несколько минут глаза замаслились, потом поели и Алексей, размягчившись, завел свое обычное.
- Эх, сейчас чайку с пряниками, и как в раю будем - сыты, довольные и нос в табаке.
Васильев, добавив мяса налил Алексею еще, а свою отставил.
- Ты что не будешь? - привычно спросил Алексей и не ожидая ответа, опрокинул стаканчик в рот...
Наевшись, убрали со стола и занялись делами - Юра не торопясь начал разгружать прицеп, а Алексей взял колун, пошел за избушку, где стояли дровяные поленницы и горой лежали напиленные чурки.
Сбросив куртку, он подступил к первой чурке. Поставив ее на березовый крепкий пень, рассмотрел трещины в древесине и наметившись, ударил с аханьем и большим замахом - чурка легко разломилась надвое.
Разрубив оставшиеся половины ещё раз надвое, он взял следующую.
Так быстро, ловко и даже красиво, одну за другой он колол чурки, пока не образовалось приличная горка.
Через время, разогревшись снял свитер и остался в футболке, облегающей его высокую широкогрудую грудь и мускулистые плечи. Взяв острый топор, он играючи, начал рубить четвертинки чурок на поленья. Дерево словно невесомая материя летала под его руками.
Тюк-тюк, тюк-тюк - мерные взмахи топора. Стук-стук-стук - падали поленья одно на другое. Васильев выйдя на минуту, залюбовался его работой.
- Хватит, хватит - останавливал он Алексея. Иначе на следующий раз ничего не останется. Алексей улыбнулся, положил топор, переносил нарубленное в поленницу и с шумом и фырком, умылся под рукомойником...
- Надо бы подремать немного? - спросил Юра, поглядывая на солнышко поднявшееся высоко.
- Это можно - ответил Алексей. Немного соснуть не мешает, потому что у костра здорово не разоспишься. Он вошел в теплую избушку, разобрал раскладушку и лег, укрывшись с головой бараньим полушубком, и почти сразу засопел - он плохо спал ночью.
Васильев тихо убрал со стола и тоже лег на топчан у стены, вздыхая и кряхтя - у него болела спина после операции на позвоночнике. Засыпая, Юра думал: "Какой здоровый этот Алексей - медведь просто. А вот не везет мужику в жизни. От жены ушел, живет как бомж, в клубе. Хотя я видел его подружку. Молоденькая и красотка, хоть куда, а вот надо же влюбилась в мужика. Из-за нее он и ушел... наверное...
Он вспомнил свою жену и дочь, поулыбался, поворочался и уснул чуть похрапывая. Было тихо и пунктиром, сквозь сон, Алексей слышал приближающиеся и удаляющиеся по дороге голоса идущих дачников приехавших на автобусе, да изредка порыв ветра брякал чем-то металлическим на крыше.
Окончательно проснувшись, он стал немного думать о работе, немного о Наталье, а потом о Юрином характере. Он знал, что многие простые люди думают и говорят о жизни совсем не так, как об этом пишут в книгах и газетах. Они, эти люди, наученные горьким опытом не верят мечтателям, поэтам и вообще пишущей и читающей братии. У них свои смыслы и свои принципы, часто жестокие и несправедливые, но как не странно, вполне отвечающие той правде жизни, о которой говорят на ТВ и на радио, и которую Алексей знал хорошо, работая с этими людьми на шарашках и халтурах.
Он, Алексей, не всегда был согласен с их мнением и потому, иногда, слушая злые реплики Васильева гадал, где и когда он стал таким циничным и недоверчивым. И вместе, он видел и знал, что Юра умеет ценить и любит красоту в природе. Они часто, без определенной цели ходили по лесам, ночевали у костров и Васильев, пародируя Алексея, называл это "соловья послушать".
Это выражение появилось в обиходе между ними, когда Алексей рассказал Юре, как он сходил с ума от восторга и любви, когда впервые услышал ночных соловьев, в деревне под Смоленском - тогда он влюбился в женщину, которая была замужем. И он сердцем чувствовал, что ей не безразличен - женщины умеют показывать свою симпатию иногда не говоря ни слова!
Алексею часто под прилично грубыми и даже циничными афоризмами Юры Васильева слышались простонародные истины о добре и зле, о счастье - несчастье. И пусть сам Алексей, не разделяя враждебного отношения Васильева к миру интеллигентных людей, во многом он не мог не согласиться с ним, хотя бы потому, что все мы живем для народа, в котором родились, и в котором после смерти растворимся без остатка, со всеми нашими достоинствами и недостатками.
Алексей поднялся, потягиваясь вышел во двор, глянул на солнце опускающееся к западу и заторопился. Он тщательно помыл лицо и руки ледяной водой из рукомойника. Вытерся, растирая кожу щек и под глазами докрасна, войдя в избушку дернул Юру за ногу и в ответ услышал: - Я уже не сплю...
Собирались быстро и весело. Алексей рассказывал, как в Сибири, полдня и вечер даже так, только-только заснув в душной зимовейке, приходилось вставать жевать безвкусную корку хлеба, запивая сладким, крепким чаем и в кромешной, хрустально-холодной тишине ночи, идти, спотыкаясь в черной настороженной темноте на ток, не зная, поют ли петухи на этом месте, или их разогнала неделю назад, незадачливая компания молодых, городских охотников. Вышли около четырех часов дня.
Шли не торопясь, смотрели следы под ногами на влажной тропе, после нескольких поворотов с тропы на визирку, потом на лесную дорогу, потом незаметно перевалили водораздел, и уже по теплому солнцу, по течению русла определили, что идут на запад. Бегущей воды становилось все больше. И наконец, поперек их пути, блеща на солнце, пролег поток, виляющий течением по дну, полосой долины. На дне его были приглаженные, шевелящаяся трава прошлого года. Перепрыгивая самое глубокое место, Алексей набрал воды в правый сапог, но только смеялся, и повторял "Здесь уже недалеко, и я тебя Васильев приведу на классное место, на поляну, где тепло, даже ночью".
Васильев хмыкал, смеялся в ответ, на хорошее настроение Алексея передалось и ему. Вскоре действительно вышли на большую, чистую поляну с пробивающейся кое-где зеленой травкой из-под старой, серой мохнатой разлапистой елью, увидели большое кострище.
- Я здесь недавно ночевал - коротко сказал Алексей, но Васильев развил тему. -Видели, видели, как в электричке тебя с руки кормила бутербродом, длинноногая брюнетка.
Алексей улыбнулся, но промолчал. "Откуда он узнал - мелькнул в голове вопрос. - Может быть, действительно видел, а может, кто из его знакомых видел, как мы с Натальей, прошлый раз в город ехали".
Ему было все равно, знает или нет Васильев о Наталье, но на всякий случай он строгим голосом сказал:
- Ты, Васильев, мутить мути, но помалкивай. У меня и так неприятностей через край.
Васильеву хотелось послушать рассказ Алексея о молодой, красивой любовнице, но он понимал, что если не остановиться, то Алексей рассердится, а портить отношения с ним Васильеву не хотелось.
"Хоть он для меня и не понятен, но мужик он неплохой и охотник интересный, а главное есть кому рассказать о добычливых или неудачных охотах, о лесных переживаниях, Хоть он и интеллигент, но лес понимает, и слушать умеет".
Думая об этом, Васильев собирал сухие дрова для костра, поправлял лежанку из еловых лап.
В это время, Алексей развел костер, принес воды, поставил котелок на костер и потом поудобней устроившись на лежанке, задумчиво загляделся на солнечный закат.
- А ведь пора на подслух - вдруг, словно очнувшись от дум произнес он, и Васильев в нетерпении поддакнул: - Давно пора!
Наскоро попив чаю и закусив домашней Васильевской снедью охотники, торопясь, но чутко прислушиваясь пошли к току. По упавшему, полусгнившему бревну перешли очередной ручей, чуть поднялись молодым ельником в горочку, и выйдя на широкую просеку - дорогу, идущую среди крупного сосняка, первый раз остановились послушать...
Здесь, два года назад, проходя по этой дороге ранней, жаркой весной Алексей увидел, как из кустов вылетел крупный угольно-блестящий глухарь. Он тогда вскинул ружье, проводил птицу стволом... и не стал стрелять. Потом долго осматривал место откуда слетел глухарь, ходил под соснами глядя на землю и наконец, у крупной сосны, с шапкой хвои на вершине, увидел глухариные палочки помета, рассыпанные на мху и старой хвое. "
- Да, да - повторял он тогда улыбаясь и разговаривая сам собой - здесь может быть ток.
С того времени прошёл год, и вот сейчас, Алексей и Юра пришли на предполагаемый ток, остановились на той лесной дороге, чуть отошли друг от друга и стали слушать...
Солнце садилось за лесом и своими острыми золотыми лучами, просвечивало сквозь стволы и ветки, весь сосновый бор. Сумерки были ещё далеко, но прохладные тени уже укрыли землю под ногами охотников и были отчетливо слышны далекие и близкие звуки: шум внезапно налетевшего на сосны порыва ветра, гул машинного мотора с далекой трассу, чуть различимый лай собаки из деревни стоящей на берегу реки, километрах в трех от того места.
Некоторое время постояли, послушали тишину и потом прошли немного вперед и по знаку Алексея сели далеко друг от друга, чтобы шевеление и дыхание не мешали слушать.
Запахи влажной земли, прелого перегнившего листа, молодой травы и березовых почек, смешавшись создали запаховый коктейль, так знакомый Алексею по прежним весенним походам и охотам...
Большая таежная птицы неслышно подлетев, с хлопаньем крыльев села на дерево где-то впереди, в глубине леса. Приятели переглянулись, жестами показывая направление посадки.
Подождали еще...
Алексей на какое-то время казалось задремал, отключился, ушел в недавние воспоминания...
Солнце скрылось за лесом, похолодало. Васильев все чаще поглядывал в сторону сидящего Алексея, но тот молчал и не двигался. Ветер стих, прозрачная хрупкая тишина обступила охотников.
"Что он там заснул?" - беспокоился Васильев, но терпел, понимал, что сегодня главный здесь Алексей.
"Надо ждать пока не позовет, а то подумает, что я нетерпелив - ворчал Юра про себя. - Скоро темно станет, а нам еще эти мокрые ручьевые русла надо переходить, по чаще. Еще воды наберешь в сапоги".
Он в сотый раз обвёл взглядом темную стену леса, поерзал, чувствуя влагу под собой, и снова затих...
Наконец Алексей словно проснулся - глубокие сумерки опустились на лес, сделав его неприветливым, почти враждебным. Васильев хрустя ветками подошел и полушепотом, недовольно спросил.
- Ну, что, пойдем?
Алексей встал, поправил одежду, взял ружье стоящее за деревом, и медленно пошел. Запоздало ослушивая округу. Было тихо. Над просекой еще виден был кусочек потемневшего неба, и немного неловко, заполняя возникшую паузу, он спросил:
- Ну, что ты слышал?
Васильев недовольно помолчал. - Слышал, как глухарь иногда возился там, на сосне - он неопределённо махнул рукой назад.
- А ты?
- Я тоже - коротко ответил Алексей, и словно оправдываясь, начал весело говорить:
- Эх! Сейчас придем на бивак, разведем большой костер, поставим чай, но в начале выпьем водочки, закусим.
Он невольно сглотнул слюну, сделал паузу и продолжил:
- А потом горячий чай, запах дыма, и звезды над поляной. Эх!! - завершил он и осторожно ступая, перешел темный, заросший густыми молодыми елками ручей, журчащий где-то рядом, под зарослями кустов и подушкой мха.
Пока шли - разогрелись. Лес уже не казался таким сумрачным и выйдя на поляну они увидели звезды чуть проступившие на черно-синем небе. Одинокая ель, на краю поляны, настороженно ожидала их прихода, охраняя покой леса.
Развели большой костер. Взметнувшееся пламя отодвинуло настороженную тьму до границ поляны. Васильев покопавшись в своем рюкзаке, достал бутылку с самогоном, куски лосиного мяса завернутого в промасленную бумагу, головку остро пахнущего лука, соль.
Алексей, в это время, сходил с котелками к невидимому ручью, спрятавшемуся под черными тенями деревьев, принес воды и поставил кипятить воду для чая. Васильев по-хозяйски порез хлеб, лук, мясо, сдувая со дна кружек не существовавшую пыль поставил их на кусок полиэтилена, заменяющий скатерть и булькая, разлил из бутылки.
Алексей, поблескивая глазами отражающими пламя, улыбаясь устроился рядом, сел поджав под себя ноги.
- Сколько таких ночей - начал он мечтательно вглядываясь в стену деревьев, под черным провалом неба - я вот так провел в лесах.
Помолчал, взял кружку, затаив дыхание отвернулся от дыма, продышался. Посмотрел на серьезного Васильева и продолжил:
Чаще один, редко вот так вдвоем, втроем - он снова покрутил головой.
- Ну, что Васильев, выпьем за удачу, и за эту лесную красоту, лучше которой нет ничего!
Он протянул кружку, Васильев, чуть улыбнувшись поднес свою. Неслышно чокнулись, крякая выпили и стали торопясь закусывать.
- Один раз я догонял своих братцев в лесу - продолжил Алексей. - Они за день до меня ушли в знакомое зимовье, стоявшее на берегу далекой таежной речки. Идя туда, я на подходе случайно встретил старшего брата с его собакой. Постояли, поговорили и от него так пахло перегаром, что я чуть не задохнулся. Я спросил, что они пили, а братец удивился и говорит - да ничего ничего, только луку, с вечера еще наелись...
Алексей засмеялся дожевывая кусочек луковицы, а Васильев подтвердил:
- Это нормально.
Алексей, уже сам разлил еще по одной и провозгласил:
- За всех тех, кто вот так же по всей России, сидят сейчас у весенних костров в ожидании утра. Чтобы им было так же хорошо, как нам!
И опрокинув кружку, одним махом выпил содержимое.
- Это так. Это хорошо! - согласился Васильев, и морщась выпил.
Алексей закусывая рвал крепкими зубами вкусное мясо чуть пахнущее чесноком, и предложил Васильеву:
- Ну расскажи, как ты этого лося добыл.
Васильев, сдерживая удовольствие разлил крепко заваренный горячий чай, делая паузу, подложил сушняка в костер, поудобней устроился на еловом лапнике пахнущем чащей и охотой.
Алексей ждал, громко прихлебывая обжигающий чай и дожевывая мясо.
Васильев не торопясь начал:
- Ты помнишь, я в конце зимы ездил к матери, дрова готовить. Дров мы напилили и накололи, и тогда я в предпоследний день все-таки выскочил в лесок с Волгой. Она засиделась на цепи, да и мне хотелось пробежаться, зверя посмотреть. Васильев пил чай не спеша и заедая пряником делал паузы в рассказе.
- Только кончились поля - ты помнишь, где мы дрова готовили с Колькой? Алексей кивнул, припоминая заснеженный лиственный лес, молодой осинник в речной низкой пойме, поляны, чащи, болотистую дорогу, извилисто бегущую вдоль берега речки.
- Только я вышел на полянку, смотрю, Волга моя что-то услышала и кинулась в осинник. Я тоже насторожился. Пошел потише. Только дорога завернула с поляны в лесок, слышу Волга где-то гавкнула. Я остановился...
- Ну, ну - блестя глазами, Алексей торопил его продолжить рассказ.
- Слышу, вдруг кто-то ложится в чаще от меня наискосок. Я побежал. Думаю перехвачу его, на дороге, чтобы лучше было стрелять. Только выскочил из-за угла и вижу, он черный и большой и уже почти в чаще, а за ним чуть сбоку Волга, старается, ко мне хочет заворотить.
Я встал покрепче, ружье вскинул, приложился и бабахнул. А бык уже почти в чаще. Там метров сорок было между нами!
Васильев снова сделал паузу, довольно улыбаясь посмотрел на встревоженного Алексея.
Ночь опустилась на лес. Костер потрескивал, отсветы пламени метались по поляне, то приближая границу тьмы, то отступая.
Кормящийся лось, услышав треск костра, по чаще подошел к краю леса, увидел сквозь стволы алеющий костер, темные фигурки людей, втянул подвижными ноздрями запах дыма, и испугавшись людей, рысью, задевая копытами валежник убежал в ельник.
А Васильев продолжил:
Он, словно растворился, пропал после выстрела!
Я думал промазал - счастливо вздохнул Васильев. - Пошел туда и вдруг вижу - из кочек хвост Волги виляет. У меня сердце екнуло. Я побежал и вижу - Волга рвет черного быка за глотку, а тот лежит не шелохнется...
Васильев, отвернув голову от дыма, прислушался вглядываясь в неподвижный молчащий лес.
- Я тогда быстро его разделал - к обеду управился. Молодой был еще, года 2-3. Потом вернулся в деревню, и брата Колю нашел. Мы в тот же день его и вывезли на тракторе.
Он вздохнул, отхлебнул остывший чай.
- Так тоже бывает. Только выйдешь в лес, бац и готово! А бывает целый день гоняешь и видишь несколько раз, но стрелять нельзя - далеко. И Волга устанет, к вечеру уже и бросит. А ты домой, усталый и злой, ни с чем...
Васильев потер сонные глаза ладонью.
- Они ведь тоже в лесу-то не привязанные" - заключил он и вздохнул.
Пока допивали чай, пока разговаривали, время подошло к полуночи. Звезды россыпью блестели на далеком небе, похолодало и казалось, что лес ненадолго задремал.
Васильев встал, отошел от костра в тень ели, постоял, послушал вглядываясь в недвижимую тьму. Возвратясь к костру позевал, сдвинул лапник поплотнее, лег на бок, укрылся суконной курткой с головой и почти тотчас же заснул.
Алексей казалось, тоже задремал, но какой-то посторонний звук отвлек его внимание. Он посмотрел на спящего Юру, поднялся на ноги, отошел от костра и долго слушал, потом вернулся, поправил костер и стал вспоминать...
...Ночь незаметно подбиралась к рассвету. "Большая Медведица", вращаясь вокруг Полярной звезды опрокинула ковш.
"Часа два до рассвета осталось" - определил Алексей и стал подогревать чай. "Завтра высплюсь" - думал он, прилаживая котелок с чаем над огнем. "
- Уже встаём? - вдруг пробормотал Васильев заворочавшись.
- Спи еще, я разбужу - ответил Алексей и Васильев тут же заснул вновь.
Кругом стеной стоял лес и небо над ним чуть потемнело, звезды стали менее яркими. Алексей сел прислушавшись к стволу спиной и подумал: "Ведь всего три недели назад мы были здесь вместе с Наташей, и тогда я был по настоящему счастлив, как бываешь, счастлив в начале любви, еще не ведая будущих разочарований или сомнений!"
...Алексей проснулся внезапно, как и заснул - было темно, костер прогорел и дым легкими струйками, растекался над землей. Налетевший порыв ветра зашуршал еловой хвоей, и Алексей, вдруг увидел синеватую чёрточку зари на границе леса и неба, над дальним краем поляны.
"Проспали..." - вскинулся он и раздувая костер, поставил котелок с вчерашними остатками чая.
- Васильев, просыпайся! - громко сказал он и дернул приятеля за ногу.
Васильев зевая поднялся, потер лицо, сходил за ель в темноту, потом, возвратившись и зевая налил себе горького чаю, хлебнул несколько раз и выплеснул.
- Есть будешь? - спросил Алексей, но Юра покачал головой.
- Потом, сейчас не хочется.
- Ну, тогда пошли!
Алексей одел теплую куртку, кинул ружье на плечо и пошел первым. Васильев следовал за ним и входя в лес оглянулся - маленькое пламя, над маленьким костерком светило им вслед из серой тьмы...
- Надо было залить - сожалея подумал Васильев, и попав между кочками, на полсапога провалился в глубокую лужу.
- Не дай бог наберу в сапог, потом все утро придется хлюпать - ворчал он, поспевая за Алексеем, который шел быстро и уверенно.
На перекрестке просек, остановивились сдерживая разгоряченное дыхание, и недолго послушав, двинулись с остановками дальше...
Сквозь шепот сосен под утренним ветерком, из чащи тонко пропела первая птичка, а где-то далеко простучал дятел. "
- Опаздываем - прошептал недовольно Алексей и они, не торопясь, оглядываясь и прислушиваясь, пошли вглубь темного леса, хлюпая сапогами в залитом водой мху.
Алексей кстати подумал: "Недаром глухарей в европейской части России называли мошниками. Тут, если глухой лес, то обязательно в низине, там где сыро, мох растёт".
Пройдя шагов двести, остановились на закрайке большой лужи, блестевшей поверх мха...
Стали слушать. Птицы то тут, то там пищали, свистели свои первые утренние песни. Сердито протрещал дрозд-рябинник и ему, издалека ответил другой. "Какой гвалт уже поднялся" - с досадой подумал Алексей и вдруг, как это всегда бывает, в набирающем силу утреннем шуме услышал глухаря.
- Тэ-ке, тэ-ке - донеслось из светлеющей тьмы, и вслед словно обвал тишины, а потом еще - тэ-е, тэ-ке, и вновь пауза.
Молча, Алексей показал рукой направление и Васильев, кивнул утвердительно.
Чуть погодя, на месте паузы, Алексей различил точение и так четко и понятно было все это, что Алексей подумал - как мы раньше не слышали.
Глухарь был далеко и Алексей, не скрываясь подошел к Васильеву и вполголоса проговорил:
- Поскакали! Он там - и указал направление.
Васильев вновь кивнул поддакивая, но непонятно было слышит он или нет.
- Я первый" - проговорил Алексей. - Два-три прыжка под песню, а потом слушай, и снова под песню два-три...
Он решительно шагнул в лужу делая первые большие шаги.
Кровь заходила ходуном в теле, сердце застучало и стало жарко. В Это время Алексей почти не слышал скачущего позади Васильева - он все внимание сосредоточил на глухариной песне. Только заслышав начало точение, он, сильно отталкиваясь делал первый прыжок, потом второй и если успевал, то третий...
И замирал, стоя на широко поставленных ногах.
Все ближе, все отчетливее песня глухаря! Вот еще два прыжка, еще, потом еще три. Васильев стал выдвигаться вправо, почти сравнявшись с Алексеем.
Наконец остановились и остроглазый Васильев, прошептал: - Я его вижу. Вот там...
Алексей тоже различил черную птицу на вершину стройной, высокой сосны.
"Как он там сидит - удивился про себя Алексей - ведь ветки-то на верху тонкие, а он ведь тяжелый".
Под ногами было почти сухо - незаметно они прискакали на невысокий пригорок.
Уже чуть рассвело, и вверху, на фоне неба, хорошо были видны остроконечные вершины сосен, и на одной из них, отличаясь отчётливой чернотой, сидел самозабвенно поющий глухарь.
Пахло прелой осиновой листвой и влажным мхом, то тут, то там темнели молодые ели, среди которых человеческие фигуры были почти не различимы.
- Под песню, под песню - прошептал в ответ Алексей и разрешая, махнул рукой - он знал, что Васильев хороший стрелок и не промажет.
Васильев, приложил ружье к плечу, поводил стволами и не медля, под точение, выстрелил!
Гул выстрела расходился кругами эха по окрестностям, а глухарь, по диагонали, пролетев мимо Алексея упал на мягкий мох.
В три прыжка Алексей настиг птицу и поднял ее за длинную шею.
Глухарь, вращая черными бусинками глаз под красными бровями, ничего не понимая крякнул несколько раз сердито, и умер...
Подбежал Васильев, бережно взял глухаря, долго рассматривал, поворачивая большую птицу во все стороны.
- Хорошо - начало есть! - почему-то сдавленным шепотом произнес Алексей и, отойдя на несколько шагов в сторону, стал слушать.
После выстрела, на несколько секунд в лесу наступила тишина, но чуть погодя, птичье пение возобновилось с удвоенной силой.
Сквозь эту мешанину звуков, Алексей, ещё надеясь, силился услышать "своего" глухаря и ему повезло.
Внезапно, чуть левее густого сосняка, он услышал уже не тэканье, а точение. Радостно вздрогнув и повернув голову к Васильеву, Алексей прошептал:
- Слышу! Слышу его!
Васильев был опытным охотником и все понял.
- Я здесь! А ты скачи - махнул он рукой, и Алексей поскакал.
Там в вершинах сосен было уже почти светло, но на земле еще властвовали сумерки и трудно было увидеть человека, то замирающего, то скачущего в просветах кустов, деревьев и елочек.
Да глухарь и не смотрел вниз - он песню за песней посылал, как непрекращающийся вызов всем соперникам в округе.
Казалось, он призывал медлительное солнце поскорее взойти из-за горизонта и дать жизнь новому весеннему дню!
Подскакав метров на тридцать, тяжело дыша, Алексей стал высматривать токующую птицу и увидел ее на прямой, высокой сосне, в переплетении веток и пятен хвои - там, в такт тэканью-щёлканью, черный силуэт дергался, выделяясь этим из неподвижного окружения.
Алексей торопился - было светло, и глухарь мог кончить песню в любой момент.
Он тщательно прицелился, приложив ружье к стволу, за которым он прятался. Но уже нажимая на курок он знал, что промажет - заряд дроби ударил прямо под глухарем срубив одну из веток. Но выстрел был сделан под точение и потому, глухарь ничего не услышал, но перелетев на соседнюю группу сосен, он затих, прислушиваясь и осматриваясь. Алексей тоже затаился - еще не все было потеряно.
Но птица молчала и изредка шуршала в гуще хвои. Осторожно, стараясь не шуметь, Алексей перезарядил одностволку и достав бинокль из-под свитера, стал осматривать кроны сосен, в том месте где сидела птица.
Было неловко стоять, неловко смотреть в бинокль вытягивая шею и чуть наклонив голову.
Но вот, наконец, Алексей различил глухаря - большая птица спокойно сидела на ветке и вытягивая длинную шею вверх, обрывала клювом молодую хвою на веточках.
- Ах, злодей - тихонько посмеивался Алексей - жрет, словно ничего не произошло!
А потом уже серьезно подумал: "Лишь бы Васильев не пошел сюда, не понимая, что происходит: ведь выстрел уже был. А зашумит Васильев и глухарь улетит. Тогда конец охоте..."
Алексей быстро, но осторожно, не отрывая взгляда от глухаря поднял ружье, прицелился и нажал на спуск.
Бам-м-м - грянуло по лесу и глухарь, уже падая раскрыл крылья и по касательной "приземлился, стукнувшись о землю.
Алексей, заметив место куда упала птица, быстро пошел туда и стал осматривать мох вокруг, но вдруг, совсем рядом услышал голос Васильева:
- Он здесь, я вижу его.
Алексей облегченно вздохнул пошел на голос приятеля. Васильев затрещал ветками сдвинувшись с места, и когда Алексей при близился, он уже держал в руке большую, черную птицу с распущенными крыльями.
Алексей улыбался, начал осматривать добычу: хвост с белыми отметинами, длинную шею с зеленовато-бронзовым отливом перьев, голову с бело-зеленоватым загнутым клювом и красными, словно вытканными, большими бровями, над прикрытыми черно-серой пленкой, глазами.
- Ну, вот и с полем! - радуясь, поздравил Васильева Алексей.
...Лес вокруг гремел песнями и утренней суетой; над соснами очень низко пролетела стая гусей, переговариваясь на лету...
Не спеша, охотники вышли на просеку, которая еще час назад, в полутьме рассвета, была такой мрачной и таинственной, а сейчас, посреди сырого леса, показалось веселой и просторной.
Перейдя перекресток, где дорога раздваивалась, неожиданно вспугнули из зарослей орешника лося, который стуча копытами и мелькая черно-серыми ногами, убежал вглубь леса.
Вскоре первые лучи солнца пробились сквозь ветви и хвою заиграли золотыми пятнами и пятнышками на коре берез и сосен, делая первых розоватыми, а вторых коричнево-золотистыми.
Добытых птиц несли аккуратно сложенных подмышкой, спрятав озябшие пальцы в карманах курток.
Сойдя в болотисто-ручьевую низину, в небольшом озерке выпотрошили птиц и помыли лицо и руки. Стало свежо и легко...
Поляна с елью и потухшим костром была уже освещена солнцем и снизу, из еловых распадков, поднялся холодный ветер.
Разворошив серый пепел на углях, разожгли костер,, поставили кипятить чай, достали продукты из рюкзаков и поели без аппетита, позевывая и моргая сонными глазами.
Васильев не дождавшись чая незаметно уснул, и Алексей прикрыл его сверху своей курткой.
Он не спеша заварил кипятком индийский чай, положив сверху смородиновых веточек и несколько кустиков брусники. Потом сел поудобнее и прихлебывая из кружки ароматный напиток задумался, проваливаясь в воспоминания, как в дремоту...
Первый раз здесь он побывал два года назад, оставив Алексеева отдыхать в низине, у костра. Тогда, пройдя по сенокосным лугам с развалинами деревянных сенохранилищ поросших бурьяном, он увидел дорогу ведущую в сосновый лес, сразу за полянами.
Он долго шел по этой дороге, которая поднялась на холмы и пошла верхом, прямиком на север.
Солнце в полдень светило в затылок, и когда чуть слева и впереди взлетел крупный глухарь, отсвечивая черно-стальным блеском широких крыльев, Алексей даже вздрогнул.
Он мгновенно вскинул ружье, но стрелять не стал боясь промаха, и подумав: "А вдруг тут ток? Как бы не распугать!"
После он долго кружил вокруг этого места, тщательно осматривая покрытую хвоей землю под соснами и наконец увидел палочки глухариного помета, под одним из них.
- Тут может быть ток, тут может быть ток - бормотал он вслух.
Пройдя по дороге чуть дальше, он вышел на берег ручья, перегороженного земляным мостиком, который шумел небольшим водопадом в большой бетонной трубе, уложенной вдоль течения. Немного не доходя до этого мостика, он рядом с дорогой, нашел еще одну сосну с глухариным пометом внизу на земле.
- Так, так - говорил он сам с собой. - Тут можно и ночевать: вода, сухие сосны - все есть.
Вернулся Алексей к Васильевскому костру часа через три, а тот уже собирался домой, на дачу.