Аннотация: Это книга рассказов не только о об отношениях медведя и человека. Это истории о жестоких законах природы, которые позволяют сохраняться и развиваться жизни на Земле.
Медвежья свадьба.
... Крупный медведь, темно - коричневого цвета, лежал в нескольких шагах от заброшенной дороги и дремал убаюкиваемый шумом леса, под несильным, ровно дующим с востока на запад, ветром.
Солнце, опускалось к горизонту и когда тень от высокой стены леса накрыла медведя, он заворочался, открыл глаза, приподнял голову с когтистых передних лап и осмотрелся.
Золотисто - серебряные лучи солнца, острыми пиками проникали сквозь листву и хвою смешанного крупно-ствольного леса, и рассеяли по траве, по кустам, и стволам деревьев, ярко-жёлтые зайчики света, словно накинули на увядающую зелень тайги камуфляжную сетку, под которой пряталась напряжённая жизнь...
Через тропу, которую на старой, заросшей травой дороге уже успел протоптать медведь, ползли один за другим и целыми группами, обеспокоенные муравьи, из рассыпанного почти до основания, этим бурым медведем, некогда высокого и большого муравейника.
Муравьишки, теперь, с утра до вечера были заняты восстановлением своего разрушенного жилища, спешили, закончить ремонт до первого снега.
Слева от медведя зашуршала трава, и из под низких еловых лап, показалось серая с белыми продольными полосами, мордочка барсука. Он долго стоял неподвижно, наполовину спрятавшись за еловыми ветками, нюхая воздух и, когда медведь зашевелился, поднимаясь из лёжки, барсук сердито фыркнул и с неожиданным проворством, мелькая среди деревьев, скатился в нору и там затаился, уже до темноты...
Белочка прыгая с ветки на ветку с грациозной гибкостью, минуя встречные ветки и сучки, поднялась на вершину ели и скусив одну из спелых еловых шишек, села на задние лапки, столбиком на ветке и зажав её лапками, прижав к грудке, принялась лущить, умело добывая вкусные семена одно за другим, так что плоские чешуйки посыпались вниз и одна подхваченная струйкой воздуха спланировала и упала на нос принюхивающемуся медведю.
Зверь фыркнул, не то чихнув не то кашлянув, а потом, встряхнувшись всем телом потянулся, после долгого неподвижного лежания.Ещё раз фыркнув, зверь пошёл неторопливо, переваливаясь с боку на бок, подгребая под себя лапы с торчащими веером длинными чёрными когтями...
Медведь пришёл сюда совсем недавно, отъедаясь на муравьях и их личинках, разоряя муравейники во всей округе и пробуя время от времени на спелость кедровые орехи, в кедрачах, протянувшихся широкой полосой по вершине водораздельного хребта...
Глубокая рана на левом плече от укуса соперника в одной из драк, ещё беспокоила его, но начала затягиваться тонкой пленкой новой кожи. Комары и мухи уже не так беспокоили его и он перестал расчёсывать рану после болезненных укусов...
После гона, который каждый год приходился на летние сильные жары, он отощал и сейчас блаженствовал и уже почти не вспоминал сумасшедший месяц, когда инстинкт непреодолимо гнал его на поиски самки...
... А тогда, в начале гона, он уже не в первый раз в своей жизни почувствовал беспокойство, жарким током крови распространявшееся по большому сильному телу. Он перестал есть, пил много воды и бродил днями и ночами по окрестностям отыскивая следы сородичей и главное, вынюхивая запах гонной матки.
На пятый день своих скитаний в тёмном урочище, на стрелке между двумя рукавами широкого ручья он учуял запах медвежьей свадьбы и со всех ног бросился на этот запах, сбиваясь со следа и после суетливых поисков, вновь выскакивая на него.
Уже после жаркого полудня он, воспалёнными от бессонницы и бескормицы глазами, заметил мелькание коричневых пятен среди сосен на склоне холма и опрометью бросился навстречу...
Матка была главным действующим лицом в этом напряжённом и страстном шествии по тайге, из одного её края в другой, ...
Она шла впереди, изредка останавливаясь и огрызаясь на своего преследователя, крупного, почти чёрного старого медведя, следовавшего за ней неотступно, вот уже несколько дней.
За чёрным медведем следовал молодой медведь, вошедший в гонный возраст и, видимо, в первый раз участвовавший в "свадебных" боях.
Он уже был нещадно помят и искусан Чёрным, более крупным и сильным медведем.
Однажды отстав, потерявшись почти на сутки, он вновь, совершенно случайно набежал на ту же медвежью пару и последовал за ними, держась теперь на почтительном расстоянии...
Когда появился Бурый, этот молодой медведишко, на правах "ветерана", не раздумывая, кинулся на пришельца в драку, в надежде напугать и отогнать ещё одного соперника...
Но Бурый был уже опытным, умелым бойцом...
Он встретил молодого лоб в лоб, вздыбился и молотя стоявшего ниже него, почти на голову, молодого зверя, ударил несколько раз лапами, с острыми торчавшими когтями, и разорвал кожу и мышцу на плече противника, а затем, не отпуская соперника, укусил его за шею, повредив воротную вену.
Рык и гулкие удары тяжёлых лап, сопение и треск веток под тяжёлыми телами привлекли внимание полубезумной, от осознания своей власти над кавалерами, медведицы. Она возвратилась назад и присев на задние лапы следила за ходом жестокого поединка...
Гулкое эхо медвежьей драки, нарушило тишину дремучей тайги и от этого свирепого шума, испуганно вздрагивая от пронзительно злобного рявканья обоих медведей, стадо косуль бросилось убегать, мелькая среди зелени, на прыжках, своими белыми подхвостьями - "зеркалами"
...Чёрный "ухажёр" тоже не вмешивался, но старался, пользуясь моментом, как можно ближе подобраться к капризной и раздражительной медведице, на что последняя отвечала свирепым, громовым рявканьем...
Драка, между тем, подходила к роковой развязке. Молодой медведь, весь залитый кровью из порванной вены, отбивался из последних сил и пытался убежать, но разъярившийся от вида и обилия крови Бурый рвал и мял своего соперника.
В этот момент на него нанесло раздражительно едкий запах гонной медведицы и он выпустив из своих когтей полуживого молодого медведя как - то боком, косясь налитым кровью глазом на Чёрного, попробовал приблизиться к вожделенной самке но, та, кокетливо качнув крупной, как мохнатый шар, головой чуть отпрыгнула, словно оробев перед победителем.
А когда тот приблизился на недозволенное расстояние, она рыкнула, ударила его неопасно, лапой с расслабленными когтями, развернулась и пустилась бежать вперёд продолжая свою брачную игру уже с новым кавалером.
Чёрный между тем, возбуждённый запахом крови, кинулся вдогонку медленно уходящему и хромающему от сильных укусов молодому медведю, набросился на него со свежими силами и, вымещая злобу длительного и безнадежного ожидания и страстного животного томления, стал рвать его когтями и зубами. Через какое-то время хрипевший, полузадушенный медведь упал и Чёрный стал волочить его по траве и кустам, обагряя обильной кровью поле выигранного сражения.
Молодой медведь, ещё на какое - то время придя в себя, пытался отбиваться, кусался и даже прокусил Чёрному лапу насквозь...
Но это уже была агония...
Через время он вновь потерял чувствительность и Чёрный, укусив умирающего соперника за голову, попал клыком в глаз и выколол его. Но к тому времени молодой медведь был уже мёртв и его шерсть, залитая липкой кровью, покрылась налипшей сосновой хвоей и лесным мусором.
Старый огромный медведь таскал свою жертву, как большую шерстистую куклу по траве и по кустам, рвал мёртвого, глухо рыкая и ударяя мощной когтистой лапой по безжизненному изувеченному телу...
Наконец, словно что то вспомнив, Чёрный бросил жертву и хромая на прокушенную, повреждённую лапу кинулся вдогонку за своим счастливым соперником и коварной "барышней"
Однако пара "коварных" любовников, уже успела далеко отбежать от места драматической схватки. Медведица бежала по прямой и Бурый, словно привязанный на верёвочке следовал за ней в нескольких метрах позади. Выскочив на берег небольшого таёжного озера, медведица, не раздумывая, вбежала в воду, охлаждая разгорячённое, распалённое страстным ожиданием тело, переплыла озеринку и последовала дальше...
Бурый не отставая держался всё ближе и ближе к своей избраннице...
Чёрный появился на берегу озера уже через полчаса.
Возбуждённые непонятными гонками, любопытные кедровки застрекотали над головой медведя, но тот, не обращая на них никакого внимания, стал торопливо вынюхивать запахи, ища продолжение следа медведицы. Он рысцой принялся бегать с одной стороны берега на другую. Не догадываясь обежать его по кругу и пересечь выходной след.
Солнце садилось на пики огромных елей стоящих на другой стороне озера а Чёрный выбившись из сил, раздраженный неудачей прилег на траву и стал вылизывать кровоточащую лапу, по временам нервно вскакивая, оглядываясь и снова опускаясь на траву...
А медведица и Бурый продолжали свой страстный бег. Теперь медведица начала бегать по кругу и Бурый приблизившись почти на метр, бежал рядом и чуть позади. Наконец возбуждение медведицы достигло вершины, и в какое - то мгновение она остановилась, как вкопанная и даже чуть попятилась навстречу оробевшему, от неожиданности, Бурому...
В наступающих сумерках звери были видны неясно. Бурый наконец обхватил передними сильными лапами туловище избранницы, встал на дыбы и накрыв медведицу своим большим сильным телом, чувствуя свою мгновенную власть над ней возбуждённо рыкнул, даже укусил её чуть за загривок и тут они слились воедино и вся страсть и сила жизни вошла из него в неё и излилась животворной влагой в её потаённое нутро.
От испытываемого напряжения, сопровождавшего чувство запредельного удовольствия, громадные звери дрожали и мгновенно взмокли от пота...
Через какое - то время акт первого, самого страстного и так долгожданного соития закончился, и рассоединившись, звери чуть разошлись по сторонам...
... Ещё несколько дней, Бурый следовал за своей избранницей неотлучно. Через какое-то время медведи повторили акт соития, и вновь повторилась и невольная дрожь, и волнение и жар страстного обладания.
Природа приготовила это, привлекая зверей, как сладость, как приманку, к акту размножения, для продолжения вечного течения жизни не прерывающуюся после смерти отдельных членов вида или рода...
Через неделю медвежьи объятия стали уже менее неистовы и волнующи. В самке начался длительный процесс зарождения новой и могучей жизни, продолжающий род медведей на земле...
Она стала менее игрива, а иногда даже раздражительна, что, конечно, не нравилось медведю...
Несколько недель медведица и Бурый были вместе. Суетливость и неуверенность пропали в Буром и он уже не так торопился за медведицей. Скорее она ходила за ним, чем он за ней.
Иногда, на закате, лежа вместе в укромном углу хвойных лесов, медведи, словно переговариваясь, чуть слышно ворчали и разомлевшая, и благодарная медведица лизала Бурого в нос, а он не убирал морду в сторону, но и не проявлял былого волнения.
Тогда же, на закате они соединялись в акте оплодотворения вновь. И этим, Бурый как бы подтверждал каждый раз своё право называться отцом будущего медвежонка или медвежат...
... Постепенно дни стали короче, и лето повернуло к осени. Кормились медведи совместно, но Бурый во время кормёжки всё дальше и дальше уходил от медведицы.
В один из пасмурных дней, вечером, Бурый попробовал приблизится к медведице, но та раздражительно рявкнула и не в шутку ударила его когтистой лапой по боку. Бурый не ожидавший такого приёма, обиженно рыкнул в ответ, но в драку не вступил.
Назавтра с утра, отойдя далеко от медведицы, не стал к ней возвращаться и побрёл в сторону большой реки, к тому месту, где каждый год, ещё до снега копал себе новую берлогу или находил хорошосохранившуюся старую, выкопанную когда - то может быть им же самим...
Каждый год, под осень, он жил здесь, на северном склоне речной долины и ожидал созревания кедрового ореха - его главной пищи, перед залеганием в берлогу...
Каменистая берлога.
...Толя, проснулся рано утром и полежав немного с закрытыми глазами, услышал утренний гул большого города и потянувшись рывком сбросил с себя одеяло, встал и вышел на кухню. В зашторенные окна пробивался розоватый рассвет и отдёрнув штору, он увидел над крышами большого города синее небо и лёгкие белые облачка, висящие на большой высоте, подсвеченные, встающим над городом, солнцем.
На тонких ветках, висели большие жёлто-коричневые листья платана и он невольно залюбовался ими. Совсем недавно зелёная листва парила в воздухе обнимая ствол зелёной, почти неразличимой массой.
А сегодня, листья были наперечёт и казалось, что каждую ночь, они, сорвавшись с дерева улетали в небо и наутро многих из них уже было не досчитаться.
Поставив на газ, чайник, Чистов нарезал хлеба, положил в гриль и стал варить овсяную кашу. Мерной кружкой засыпал в ковш овсянки, потом туда же вылил кружку молока и две ёмкости воды.
Дожидаясь когда эта смесь закипит, встал у окна и долго, сосредоточенной смотрел куда-то поверх крыш, на время забыв где он находится...
...Был уже конец ноября и на притихшую тайгу, перед сильными декабрьскими морозами с низкого, облачного неба опускались серые сумерки.
Толя шёл по грязной дороге, обходя лужи тёмной холодной воды в колеях и тяжело вздыхая, представлял себе, сухую и тёплую зимовейку на пригорке перед болотистой низинкой, по которой протекала небольшая таёжная речка...
В это время года были дни коротки и он даже не успел устать, когда день незаметно придвинулся к концу и Чистову, невольно захотелось оказаться где-то под защитой стен и крыши.
Поправив лямки рамочного рюкзака, он ещё раз громко выдохнул, постарался выпрямить затекшую спину и начал подниматься в пологий подъём, за которым следовал сухой равнинный участок.
Дорога шла строго по прямой, по широкой просеке заросшей по обочинам кустарником и молодыми сосёнками.
Он вспомнил, что месяц назад, в конце сентября, подстрелил здесь коричнево-оранжевую капалуху и удивлялся её нарядной расцветке.
Тогда же, только вечером, он ходил на глухариный ток, на подслух, и
идя по этой же дороге, заметил на песчаной обочине странные пять точек веером и эти точечные "веера", повторялись на расстоянии полуметра один от другого. Уже чуть позже, Толя догадался, что здесь шёл медведь и концы когтей на передних лапах при ходьбе, чуть протыкали верхний слой песка...
...Медведь шёл в район, где обычно копали свои берлоги местные медведи - это был гребень водораздельного хребтика, где среди молодого сосняка стояли невысокие, с мягкими очертаниями скалки, стоящие здесь с незапамятных времён, когда здешние места были покрыты толстыми щитами первобытных ледников.
Отступая ледник заровнял все обрывы и острые выходы камня, но местами, оставил такие вот гребешки высотой от десяти до тридцати метров...
Медведь шёл уже несколько дней, ничего не ел, только пил воду и постепенно приближался к месту своей зимовки...
Придя в зимовье, Чистов со вздохом облегчения скинул рюкзак, осмотрелся и увидел кострище, размытое осенними дождями, чернеющее оставшимися угольками.
"Давно никого не было" - отметил он про себя и вошел в избушку.
Внутри было сухо и от бревенчатых стен пахло старым, прокопчённым деревом. Железная печка в правом углу стояла на железных лапах, а под маленьким окошком стол, с крошками засохшего хлеба и обрывком газеты, вместо подставки для котелка.
Выйдя на улицу, охотник торопясь стал разводить костёр на старом кострище, изредка поглядывая на другую сторону ручьевой болотины, где темной стеной стояла тайга.
Через время, вернувшись в зимовье, он достал из рюкзака закопченный котелок, мешочек с крупой и банку тушенки.
Вернувшись к костру, положил продукты на одну из чурок, стоящих вкруг кострища, сходил с котелком на ручей за водой и после, подвесил котелок над костром на таган, высыпав туда гречку.
Потом распрямляя спину сел рядом и стал греть руки над высоким пламенем...
Вскоре вода в котелке закипела и крупа фонтанчиками вместе с бурлящей водой стала подниматься кверху.
Лесным топориком, Чистов привычно и быстро открыл банку тушенки, подождал ещё несколько минут и уже в почти готовую кашу, выложил кривой алюминиевой ложкой содержимое банки.
Потом отставил котелок на край кострища, посидел ещё глядя на затухающий костер, о чем то сосредоточенно думая.
Когда каша немного остыла, охотник занес котелок в избушку, чиркнув в темноте спичкой, зажег огарок свечи, стоящий на пустой консервной банке, как на подсвечнике.
Стало немного светлее и поставив котелок на газету, на стол, он достал из рюкзака миску и кружку, сел ближе к столу, наложил себе каши и не торопясь приступил к еде...
Поев, отставил котелок с недоеденной кашей в сторону, достал из рюкзака второй котелок, поменьше. Снова, уже в темноте, осторожно ступая по узкой тропинке, сходил к ручью, набрал воды и возвратился к потухшему костру. Раздув угли подбросил несколько веточек сверху, а когда пламя поднялось повыше, подложил ветки покрупнее.
Повесив котелок над костром сел на чурбак и стал смотреть на огонь, чутко прислушиваясь к звукам, доносящимся из ночной тайги - все это, охотник делал автоматически, а в голове, тихим потоком двигались воспоминания.
Вспомнил дом, раннее утро, когда все ещё спали, а он собирался на охоту.
Сонная жена вышла из спальни и сухо спросила: - Когда вернешься?
- Дня через три - ответил он и стал запихивать в грязный, помятый рюкзак котелки и продукты. Жена тут же ушла досыпать, а Чистов, одевшись в лесную, остро пахнущую костровым дымом одежду, забросив рюкзак за плечи, поёживаясь вышел в рассветную тишину предместья, изредка поглядывая на небо - как там с погодой...
...Вода закипела и бросив туда щепотку чая, Чистов вернулся в зимовье и не спеша принялся пить чай, поглядывая на оплывающий огарок свечи, с желтым пятном пламени наверху...
Он не торопясь, долго пил чай с печеньем из помятой обертки, высыпая крошки на ладонь, а потом аккуратно ссыпая себе в рот - спешить было некуда и незачем...
Спал на новом месте беспокойно - несколько раз просыпался, прислушиваясь к звукам за стенами домика. Но все было тихо и перевернувшись, плотнее накрывшись телогрейкой, поджав под себя ноги вновь засыпал...
Проснувшись в очередной раз встал, зажег свечку и раздув угли, растопил печку - в зимовье стало прохладно.
Накинув телогрейку, скрипнув дверью вышел наружу.
Ночью шёл снег и засыпал тайгу тонким белым слоем - теперь стало понятна причина ночного беспокойства. Отойдя от зимовья, зябко подрагивая плечами постоял вглядываясь в тёмное небо и вернулся в натопленный домик...
Окончательно проснувшись ещё в темноте, охотник подогрел кашу, напился сладкого горячего чаю, помыл котелок и алюминиевую чашку...
Покидая зимовье ещё в темноте поплотнее закрыл двери и выйдя на дорогу, поправил легкий рюкзак за плечами и разминая ноги, неторопливо зашагал вперёд, направляясь в сторону прибайкальского водораздельного хребта, куда давно хотел сходить осмотреться и хотя бы немного узнать эти таинственные увалы, мимо которых проходил по знакомой дороге уже несчётное количество раз...
Вчера, в полудрёме, представляя окрестную тайгу в виде карты долин, распадков, ручьев и речек, он вдруг подумал, что на этих красивых вершинах увалов никогда не был, хотя исходил вокруг уже все таежные пади и распадки. Он лежал и думал, что в этой исхоженной и изученной им тайге, есть несколько недалёких мест, в которые он ещё никогда не заходил и которые, каким-то таинственным образом привлекая внимание своей нелюдимостью и глушью, обходил стороной, ни разу не посещая их прежде.
"Тут какая-то загадка - подумал он - или наоборот всё можно объяснить очень просто - в районе этого хребтика не было никаких дорог, но и знакомых зимовий там тоже не было".
Летом или тем более весной, благодаря долгому дню, хотелось всегда забраться куда-нибудь подальше, и потому, проходил мимо без сожаления, только поглядывая на неровный таёжный гребень, синеющий на грани земли и неба, светлыми сосняками.
А зимой, когда дни коротки и морозны, когда на земле уже лежат глубокие снега, тем более не было никакой возможности дойти туда за день и возвратиться в зимовье - у костра, зимние морозные ночи проводят только уж совсем новички или заблудившиеся.
А Толя, уже и не помнил когда сбивался с намеченного пути в этих местах - их он знал очень хорошо...
...Медведь, обогнув знакомое уже зимовье, в окрестностях которого в предыдущие годы, по осени, он отъедался брусникой, нисколько не боясь ни собак, ни печного дыма, который в эти осенние ночи стлался над долиной речки и щекотал чувствительные медвежьи ноздри.
Пришлые люди, после наступления темноты закрывались в своих лесных избушках, а вместе с ними были собаки - чаще это были беспомощные и трусливые деревенские полу-дворняжки.
Они чуяли страшный запах медведя и забившись под стену зимовья, изредка нервно взлаивали - медведь знал, что люди и собаки боялись темноты, и чувствовали себя много лучше при дневном свете.
Медведь, и в этот раз подходя к зимовью, ещё издали учуял запах дыма и инстинктивно опасаясь нежелательной встречи, сделал небольшой крюк по болоту, а потом, выйдя на дорогу продолжил свой путь...
Он уже подходил к спуску в очередную долину, когда на востоке чуть рассвело и на небе в предрассветных сумерках растаяли последние звёзды.
Разогревшись на ходу, охотник ровно и глубоко дышал, распрямил спину и расстегнув куртку на груди, размерено шагал по снежной целине, которая уже с утра, стал местами подтаивать, оставляя нетронутыми белые поляны в северных склонах и в зарослях ельника, сбегающего по крутым распадкам в широкую речную долину...
Когда просека повернула резко влево и пошла по берегу такого распадка, Толя постоял, послушал утреннюю тишину и потом, сойдя с троы, медленно вошёл в лес.
Огибая заснеженные кусты, он, по диагонали, вдоль крутого склона, начал медленно подниматься на водораздел. Ноги в резиновых изношенных сапогах скользили по мокрому снегу и Чистов, несколько раз упал на мягкую подстилку их осенних листьев, намочив руки в шерстяных перчатках. Через время охотник снял и выжал их, а потом положил в карманы куртки.
Вскоре совсем развиднело и ему, с северного слона открылась далёкая панорама низинной тайги.
Он какое-то время постоял вглядываясь в знакомые очертания приречных холмов и долин, а потом свернув левее, стал взбираться на крутой склон водораздела.
Ещё через час, охотник поднялся на самый гребень и к тому времени, ночной снежок местами уже стаял и под ногами зашуршали мокрые листья ольхи и осины, недавно сброшенные с деревьев, растущих на местах бывших больших вырубов.
Идти по гребню было намного интереснее, потому что во все стороны, и особенно справа и слева, открывался вид на длинные пологие склоны, заросшие густой тайгой.
Гребень, то немного поднимался вверх там, где крутым склоном начинался очередной распадок удящий в долину, а то чуть спускался, образуя неширокую седловину, куда своими вершинами снизу приходили пади побольше.
На одной такой седловине Толя увидел свежие следы кабанов и пнув сапогом один из следов, определил, что звери прошли здесь всего несколько часов назад.
Охотник насторожился, осмотрелся, стал внимательнее подтянулся и словно стал выше ростом.
Сняв с плеча ружьё, перезарядил стволы картечью и только после этого, прошёл несколько сотен метров по следам, зорко осматривая окрестности впереди и по боками от гребня.
Вскоре, сквозь голый кустарник, в промежутки между высокими, редко растущими берёзами и осинами, охотник увидел вдалеке каменные останцы и бросив кабаний след, пошёл в ту сторону. По предыдущим охотам он знал, что кабаны ложатся дневать под прикрытием этих невысоких скалок, откуда их можно было выпугнуть и потом стрелять - лес на гребне был редким и просматривался на несколько сотен шагов вперёд...
...Медведь пришёл к этим скалкам неделю назад и какое-то время бродил по верхней части склона, пробуя копать берлогу. Наученный инстинктом, копнув тяжёлой лапой несколько раз у основания деревьев, он либо натыкался на мощную корневую систему, либо выворачивал из супеси обломки камней и ещё немного покопавшись, переходил на другое место.
Потом он подошёл к тому месту, где была его прошлогодняя берлога, которая за лето просела и козырёк обвалился внутрь. В такой норе, зимой будет холодно и сыро и потому, покрутившись на этом месте, медведь тронулся дальше...
...Толя шёл медленно, тщательно всматриваясь в подозрительные тёмные пятна на серой поверхности земли. Ближе к обеду, утренний снег растаял и неприглядная серость предзимья, обнажилась во всей скучной действительности.
"А как здесь было хорошо, ещё два месяца назад...
С утра синее небо и яркое, ласковое, вычищенное первыми утренними заморозками, солнце. И лёгкий ветерок играющий золотой листвой в березняках, приносящий снизу, из широкой долины, ароматы подогретой осенней листвы, разомлевшей на тёплых югах, засыпанных сухими листьями, покрытых травой и густыми кустарниками.
А на вершинах водораздела, берёзы шепчутся о чём то печальном, предчувствуя наступление дождливой погоды и холодов, заканчивающихся внезапным снегом, после жаркого не по срокам, тихого дня..."
С той поры прошло уже недели две и природа, пережив роскошь очередного осеннего солнцестояния, всё быстрее катилась к зиме.
Морозы постепенно сковали землю, уже несколько раз падал ночной снег и потому, тайга из радостной и просторно-золотой, стала сумрачной и серой, а кое-где, в сиверах, уже лежал неровными полосами снег...
Медведь, после нескольких дней поиска подходящего места для берлоги, однажды, уже в сумерках, подошёл к скальникам и проходя у подножия серых обглоданных непогодой и дождями каменных останцев - некогда остроконечных и высоких скал, в одном месте заметил небольшое отверстие в каменной кладке и подойдя, заглянул внутрь.
Это была небольшая пещерка-промоина. Медведь, отваливая в сторону нанесённые ветром опавшие листья и с корнем вырывая сухую траву, почти закрывающую вход в эту природную нору, стал раскапывать вход в пещерку...
Днём, Толя решил обследовать южный склон заканчивающийся невысокими гранитными скалками. Он поднимался к камням зигзагами и не дойдя до них сотню метров, увидел на снегу отчетливые изюбриные следы и подумав, решил соследить зверя.
Таким образом, он избежал встречи с тем медведем, который в это время, работая всеми четырьмя лапами, чистил свою будущую берлогу, выбрасывая из пещерки песок, лиственный сор и остатки мелких камней...
Так часто бывает на охоте, когда зверь проходит мимо человека, а тот и представить себе не может, что по той или иной причине, он не встретил оленя, лося, или даже медведя, который на одинокого человека, особенно вблизи своей будущей берлоги, нападает без предупреждения! (Продолжение следует)
2018 год. Лондон. Владимир Кабаков
Конный поход в страну барсов и медведей.
"...Вдруг по ней
Мелькнула тень, и двух огней
Промчались искры... и потом
Какой-то зверь одним прыжком
Из чащи выскочил и лег,
Играя, навзничь на песок.
То был пустыни вечный гость -
Могучий барс. Сырую кость
Он грыз и весело визжал;
То взор кровавый устремлял,
Мотая ласково хвостом,
На полный месяц,- и на нем
Шерсть отливалась серебром..."
Михаил Лермонтов. "Мцыри".
...Назавтра утром, Алексей получил звонок от брата Гены, который объявил, что выезжают они в долгожданный поход через несколько часов и чтобы Алексей, прибыл на такси к нему домой, к четырём часам, когда и назначен общий выезд...
Он всё сделал согласно "инструкции" и прибыл во время.
В такси разговорился с водителем и выяснилось, что тот тоже страстный путешественник и бывает с семьёй и палаткой в разных уголках Прибайкалья. Узнав, что Алексей с братом собираются в Оку, таксист вполне искренне порадовался за них...
Как обычно, пока грузили вещи из квартиры брата, пока заезжали в гараж за спальниками и прочими принадлежностями большого похода, наступил вечер. Часов в шесть, путешественники, уже на выезде из города заехали в супермаркет и на весь поход купили продуктов и водки. Это тоже заняло много времени.
Наконец, попивая пиво, походники вырулили в долину нижнего течения Иркута, где в пятидесятые годы, прошлого столетия иркутскими гидростроителями, попутно, было построено приличное по сибирским масштабам шоссе.
Прохладный воздух врывался в открытые окна большого автомобиля-вездехода, который брат приобрёл недорого и совсем недавно.
Урча мотором, машина летела по шоссе, а путешественники, думая каждый о своём, смотрели на пролетающие мимо склоны холмов, покрытые ещё совсем свежей, радующей глаз зеленью - только недавно в округу пришло тепло, разбудившее весеннюю радостную жизнь в таёжных краях...
Часа через два пути, миновав южную оконечность Байкала, остановились в одной из бурятских деревень и съели в придорожном кафе по паре горячих поз - бурятской разновидности русских пельменей, только размерами с кулак - выпили по рюмке водки за удачный выезд и вновь сев в машину, полетели вперёд, в сторону перевала в Окинскую долину откуда планировали начать свой конный поход по долине реки Сенцы.
Вскоре, на окружающую местность, на эту гористую, живописную таёжно-степную древнюю землю, опустились сумерки и все позёвывая, стали гадать, где лучше остановиться на ночлег...
В конце концов, доехали до бурятского летника - небольшого зимовья в устье ущелья Жахой, уже за Окинским перевалом, и остановились там ночевать, рядом с речкой одноимённого названия. Растопив жаркую печку, приготовили себе ужин, поели, немного выпили и спать легли уже в третьем часу ночи...
Утром проснулись тоже поздно, уже при полном солнце. Выйдя на улицу, Алексей понял, что ночью был мороз и потому, на траве лежал небольшой иней. Но и при высоком уже солнце, в округе было ненамного теплее.
Попили чаю и часу в двенадцатом дня, тронулись в сторону Орлика, "столицы" Оки.
Отъехав недалеко, увидели среди безжизненных пространств одинокую лошадь с жеребёнком, которая по безлесной долине, неспешной рысью уходила от машины в сторону заснеженных гор. Алексей предположил, что это одичавшая лошадь, или "мустанг", - так называли коней, отбившихся от человека, в прериях Северной Америки.
Проехав всего километров пятьдесят, вынуждены были остановиться, потому что на дороге, каким-то острым камнем пробили колесо. Пришлось, вытаскивать этот камень пассатижами и отвёрткой, а потом, на его место вставлять палочку клея, который на ходу, под давление расплавлялся и запаивал дырку наглухо.
Во время ремонта, Чистов вышел из машины и пройдя в лесок, вдруг ощутил прилив сил и оптимизма. Кругом цвела весна, хотя на горах лежали ещё белые заплаты снега. Солнце, поднявшееся ближе к зениту, заметно прогрело воздух и недавно появившаяся лиственничная хвоя, вкупе с горьковатым запахом подснежников, наполняли окрестности замечательными, живительными ароматами весны и народившейся жизни.
Такой запах он и почувствовал в Иркутске, в аэропорту, как только открылись двери самолёта.
Наконец, машина тронулась дальше и вскоре они приехали в Орлик.
В здании администрации, встретили старого знакомого, Николая, который помог им - дал на время пару кожаных вьюков, для конного похода..
Алексей хотел повидаться с главой района и представиться ему, однако того не было в посёлке - он уехал в столицу республики и когда вернётся, никто не знал. Воспользовавшись остановкой, исправили кое-что в машине, которая наверное впервые в своей истории, заехала так далеко от асфальтированных дорог и потому, в ней постоянно что-то ломалось...
После небольшой задержки, путешественники тронулись дальше, в сторону долины реки Сенцы...
Уже в долине Сенцы, неподалеку от просёлочной дороги, на степной луговине увидели орла, который слетел с кровавых останков чьих-то потрохов. Позже, они узнали, что какой-то отчаянный медведь - "рецидивист", задрал здесь стреноженного коня и оставил свои следы, метку - объел у лошади уши - а оставшееся мясо даже и не попробовал. Владельцы лошади мясо это свезли на стойбо, а потроха оставили рядом с дорогой.
Приехав на берег Сенцы и остановившись напротив стойба знакомого проводника Лёни, выкричали его через довольно широкую здесь воду и он, предварительно переправив через реку пару лошадей, сам прибыл на резиновой лодке, в сопровождении своих племянников.
К тому времени, приезжие вскипятили чай и сели обедать, стараясь доесть домашние блюда прихваченные с собой из города. Лёня и ребята, тоже поели, попили чаю и рассказали историю с этим чудаковатым медведем, который, судя по всему, убил в здешних краях уже не одну лошадь и каждый раз объедал у жертв только уши - у хищников, тоже бывают странные предпочтения, иногда похожие на человеческие извращения...
Проводник Лёня, сам в поход с нами не пошёл и потому, простившись, братья отправилась на машине дальше, а Рома и Аркаша - его друг, племяник Алексея, погнали четырех лошадей вослед уехавшим на "Круизере".
Приехав к Лапсону - пожилому буряту, у которого они уже останавливались в прошлые годы, а там узнали что самого Лапсона нет, а есть его сын, помогавший здесь все последние месяцы отцу, строить из бруса новый двухэтажный дом. Этот брус пилили тут же, около сруба, на передвижной пилораме.
Алексей и Босс, так называли Гену - брата и организатора похода, младшие члены "команды", дождавшись своих старших всадников, стали седлать лошадей.
Одна, особенно норовистая и боязливая лошадь, досталась племяннику и Алексей ему искренне посочувствовал. Лошадка была диковатая и никак не давалась в руки и постоянно билась даже и в узде.
По счастью Алексею досталась самая смирная и послушная коняжка, которой, как уверяли, было уже двадцать лет и которая, прошла через множество конных походов под различными всадниками - Алексей, наверное был из них не самый лучший! Однако лошади наездников не выбирают и потому, его конь всю дорогу терпел неловкого всадника, чем много облегчил для это непростое путешествие.
Наконец, после нервных сборов и посадки племянника на свою полудикую Сивку - Бурку, путешественники тронулись в путь, не очень надеясь возвратиться назад без потерь. Но таково обычное чувство беспокойства, при выезде в далёкую экспедицию...
Дело было заметно под вечер и всадники, тронувшись вместе, вскоре разделились. Ребята, во главе с Боссом ушли вперёд, а Алексей мерным шагом, осторожно понукая лошадку следовал за ними, по полузабытой, за прошедшие годы, дороге...
Когда тропа поднялась на высокий гребень горы над рекой, он не вполне верил, что едет правильно, однако сомневаясь, продолжал следовать своим путём, вслед за остальными всадниками. Его мерин, постоянно ржал, вызывая на "связь" своих табунных дружков, скакавших где -то впереди, однако Алексей сдерживал его и приехал к зимовью уже в сумерках.
На стойбо стоящем на берегу Сенцы никого из местных не было и наездники, вольготно расположились ночевать в большом жилом зимовье, рядом с рекой...
Сварили кашу с тушёнкой, поели, довольные удачным началом похода выпили по сто граммов "фронтовых" и заснули, пожарче растопив печку.
К этому времени, в голове "старшего" - Босса созрел план - надо добраться до Хойтогола, к источниками, там походить по окрестным долинам в поисках медведей, а потом заехать на несколько дней в ущелье Даргыл, где можно было встретить и следы снежного барса...
Назавтра, по обычаю, заведённому шефом похода, все встали часов около одиннадцати и попив чаю, тронулись в путь не раньше двенадцати. Гена и дома привык спать по утрам, а ложился не раньше часу ночи. Он по натуре сова и потому, выстраивает свои дела, даже в городе, в основном во второй половине дня.
Поэтому, он и домой приходит часов в одиннадцать вечера и в лесу, на охоте, появляется на стоянке позже всех. Алексея, такой распорядок жизни немного "напрягал", однако в каждом "монастыре свой устав" и потому - "надо приспосабливаться к тому, что мы имеем на данное время и в данном месте"! Так было и в этот раз...
Как обычно, "со старта" все ушли вперёд, наказав Алексею никуда с дороги не съезжать и следовать вперед до встречи с ними. Он так и сделал.
Все всадники уже с полчаса стояли на следующем стойбище у дороги, рядом с источником, когда Алексей прибыл туда. Они уже успели искупаться в минеральном тёплом источнике, находившемся неподалеку от зимовья, когда он только-только прибыл на пункт промежуточной встречи.
Алексей купаться не стал, так как чувствовал себя неважно и только осмотрел окрестности горячего источника, заросшего высокой ярко-зелёной травой и кустарниками...
Немного отдохнув, они тронулись в сторону Хойтогола и ситуация повторилась вновь, только в этот раз, лошадка Алексея шла неспешной рысью и не очень отстала от своих сородичей.
А он, озираясь по сторонам вспоминал родоновые источники в далёкой Забайкальской тайге, где прожил около года в одиночестве, со своими собаками-лайками...
...Там, по ночам, медведи часто подходили к домику метеостанции совсем близко и собаки начинали нервно гавкать, что мешало ему спать.
Вокруг тех горячих источников, так же как здесь, были густые заросли травы и кустарников, а кедры, стоящие неподалеку, выросли до громадных размеров и оделись зелёными, хвойно-пушистыми одеяниями - видимо целебные источники способствовали быстрому росту всего, в том числе и деревьев.
Места там были дикие и звери не боялись проходить мимо деревянной избушки, одиноко стоявшей неподалеку от источников...
Алексей, так погрузился в воспоминания, что прозевал нужный отворот и очнулся только тогда, когда его лошадь заметно сбавила ход и не хотела идти быстрее, несмотря на понукания. Только тогда, всадник начал догадываться, что заблудился.
Он, уже сильно сомневаясь ехал ещё какое-то время вперёд, однако потом, переправившись через большую реку понял, что окончательно заблудился. Да и лошадка всем своим поведением давала понять, что они пошли не тем путём - мерин шёл очень медленно, словно нехотя и всё время норовил повернуть обратно.
И всадник, наконец услышал его немой призыв и развернувшись, вновь преодолел речку, которую уже один раз переходил.
Возвратившись к перекрёстку, он свернул направо и выправив путь, уже в сумерках направился в сторону Хойтогола...
Алексей, не торопясь ехал по таёжной грунтовой дороге и вокруг, по двум сторонам от неё, стояли высокие горы покрытые густым хвойным лесом.