Кабаков Владимир Дмитриевич: другие произведения.

Убийство страха. Книга рассказов о медведях. Окончание

Сервер "Заграница": [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Помощь]
  • Оставить комментарий
  • © Copyright Кабаков Владимир Дмитриевич (russianalbion@narod.ru)
  • Обновлено: 12/03/2021. 116k. Статистика.
  • Рассказ: Великобритания
  • Скачать FB2
    •  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Существует поговорка: "Если вы хотите убить своего врага, подарите ему медведя". Иначе говоря действия медведя при встрече с человеком непредсказуемы. В Америке был человек, которого называли Гризли Мен. Он на камеру обнимался с медвдями, чуть ли не танцевал с ними. Но в какой то момент, эти медведи убили и съели не только Гризли Мена, но и его подругу. Из этого следует, что медведи опасны, и если на них не охотиться, то медведи начнут охоту на человека!
    •   Медведь. Весна.
      
      
      
       ... Бурого разбудили лучи солнца, проникшие в берлогу через отверстие выхода. Он долго не решался открыть глаза и прервать эту тягучую дрёму. Медведь ворочался меняя положение и наконец, услышав жужжание отогревшейся под весенним светом и теплом мухи, вылез на поверхность и долго втягивал напоённый непривычными ароматами воздух, лежа перед берлогой и чувствуя зуд, в начинающей линять тёплой шубе...
      
      На ночь он вновь забрался в берлогу, но следующим утром, пораньше выбрался на поверхность и погулял перед берлогой, кое - где проваливаясь по брюхо в хрупкий снежный наст...
      
      Через неделю, он оставил берлогу и голодный но лёгкий, направился на юг, в места летних стоянок...
      В одном месте, перейдя реку, ещё с влажными пятнами наледи, в прибрежном ельнике вышел на след лося и в, развалку опустив лобастую голову к земле побежал по следу, с шумом втягивая чёрными влажными ноздрями свежий запах...
      
      Выбираясь из чащи, медведь выпугнул с лёжки голенастого сохатого, с большими рогами - вилами. Заметив в кустах мельканье тёмно-бурого шерстистого пятна, лось с места перешёл вскачь и через несколько минут, опередил преследователя на добрые двести метров...
      
      На всем ходу лось вылетел на берег неширокой, но переполненной талой водой речки и длинным прыжком преодолел её, подняв фонтаны брызг, попав сильными задними ногами в ледяную закраину.
      
      Медведь подбежал к реке, в нерешительности потоптался на берегу, попробовал перебрести, даже зашёл на полметра вглубь, но передумал и побрёл по берегу вверх по течению, недовольно поваркивая и пофыркивая, словно разговаривая сам с собой.
      В одном месте, заметив упавшее поперёк реки бревно, он взобрался на него и печатая абрис крупных лап с отчётливо голой подошвой и веером кончиков отросших за зиму когтей, на белом снегу лежащем на поверхности соснового ствола, балансируя, перешёл на противоположный берег направляясь дальше, уже забыв о преследуемом лосе...
      
      
      
      
      Встреча с медведем.
      
      
      
      
      ... Снег идет все двадцать дней мая за малым исключением, - или с утра, или вечером, чаще ночью, реже - весь день. Дня два уже шел дождь. Времена года, казалось, меняются за считанные часы. Сегодня с утра на улице лежал пушистый снег слоем в пять сантиметров, а сейчас, глядя в окно, вижу ясный, холодный закат, темная суровая вершина на западе затемняет распадок, а на юго-востоке рдеют под заходящим солнцем снежные вершины хребта, которые я иногда путаю с высокими летними облаками. Летом они, по временам заполняют горизонт, поражая зрение чистотой розового цвета...
      
      Восемнадцатого мая, проснулся в шесть часов утра, полежал в теплом спальнике раздумывая в полудрёме - вставать или не вставать? Хочу привыкнуть к утреннему настрою; вдруг вспомнил о том, что утром собирался уйти на рыбалку. Но наверное все знают, как разительно отличаются вечерние настроения от утреннего. Поэтому мысленно, вяло уговариваю себя не спешить с лесом, - лес не уйдет, а поспать утром так приятно!
      И все-таки, ставшее привычным состояние - раз собирался надо делать, не давало покоя. Еще пять минут размышлений, и вот медленно вылезаю из спального мешка, хотя тело противится перемене температурного режима; вдеваю ноги в туфли, зябко поеживаясь выпрямляюсь, гляжу в окошко: что-то серовато.
      Неуверенными движениями стягиваю свитер с крючка над изголовьем, надеваю на себя колючий и неуютный, заворачиваю спальный мешок, извлекаю из-под него теплое трико, покачиваясь, то и дело теряя равновесие, чертыхаясь, натягиваю на себя вначале трико, потом штаны жесткие и хрустящие, делаю два шага до вешалки, надеваю фуфайку и выхожу на улицу.
      
      Погода сумрачная, но тепло: самая ходовая погода для меня. Пестря, потягиваясь выходит из-за угла дома, виляет хвостом - для него наверное тоже.
      Сделав "дело" вхожу в дом, умываюсь холодной водичкой, смывая остатки сна и нерешительности. Не растапливая печку, наливаю холодного чаю, достаю масло, хлеб, колбасу и ем - аппетита нет, автоматически жую бутерброды и думаю все ли взял?
      Рюкзак собран еще вчера вечером, заполнен обычным лесным снаряжением: котелок, кружка, ложка, нож, продукты: соль, лук, сахар, чай, рис, банка тушенки, кусок колбасы, булка хлеба.
      Моё снаряжение: ружье, бинокль, несколько рыбацких настроев, набор мушек, леску в карман сунул; туда же шесть патронов: четыре пули, одна картечь и дробь Љ2.
      
      ...Кажется все в порядке - глянул на часы - половина седьмого, теперь можно идти. Снимаю фуфайку и заталкиваю ее в тощий рюкзак, а на себя надеваю длинный просторный пиджак - на ходу, да еще в гору после ста метров согреваешься, а в конце первого километра становится жарко...
      Тихонько, стараясь не стучать кирзовыми сапогами и не потревожить напарника, прохожу в комнату, беру со столика часы, надеваю на руку, завожу будильник на восемь утра и ставлю напарнику в головах; надеваю на плечи рюкзак, поправляю лямки, окидываю последний раз взглядом комнату и толкаю дверь.
      Пестря уже различает походное снаряжение и увидев рюкзак, весело суетится вокруг, забегая вперед, "улыбаясь" глядит в лицо, понимающее и довольно взлаивает, потом, перестраиваясь на походный лад убегает вперед - убедился, что мы и вправду идем в лес.
      
       Взбираюсь на первый подъем, регулирую дыхание, посматриваю вокруг и на небо, начинаю внутренне разговаривать сам с собой, определять погоду на день и в конечном итоге успокаиваю себя тем, что весной если дождь и бывает, то редкий и недолгий; обойдусь как-нибудь без брезентового навеса, который летом я беру с собой обязательно.
      Пройдя по дороге около километра, сворачиваю направо и лезу в гору по северному склону. Кое-где еще пластами лежит снег. Сыро. Мох мягко проминается под ногой, кедровый стланик поднялся - зимой, придавленный снегом, он лежит прижавшись к земле и мешает ходьбе. Выхожу на узкую просеку - тропу, которая змеится по верхнему краю гор окружающих долину реки Муякан. По тропе идти легко и приятно, места кругом хоженые, обжитые, но для Пестри лес есть лес, - он то и дело исчезает ненадолго то влево, то вправо.
      Появляясь передо мной на меня не смотрит - очень занят - кругом запахи и эти нахальные бурундуки-разбойники свистят и сердятся.
      
      ...Проходит час, другой, лес вокруг незаметно меняется, делается суровее. Тропа то теряется, разветвляясь несколькими тропками, то находится снова. Но я не беспокоюсь и спокойно нахожу её продолжение - внутренне я уже перестроился на одиночество и трудности пути меня не пугают.
      Мысли в голове разные и больше без системы: воспоминания: прогноз погоды, перемешиваются с выводами о том, куда пошел этот след сохатого, кому он принадлежит: быку или телке, молодому или старому, давно ли прошел, торопился или шел не спеша, возьмет след Пестря если встретит сохатого, или нет?
      Много и часто встречаем медвежьи покопки, - когда-то, в эту пору здесь медведей бывало много, а сейчас кругом урчат моторы, грохочет железо, человек разжигает костры оставляя после себя пустые консервные банки, бутылки из-под водки, - это все создает фон, на котором трудно представить жизнь диких животных, тем более медведя. В городах это привычно и закономерно, но немножко необычно воспринимается это здесь, в местах, которые были вековой глушью еще пять лет назад.
      Тропинка, петляя то прижимается к берегу речки, то уходит от нее. И горы тоже, то сдвигают склоны, то отступают на километр или два, обещая ключ или приток - ручей. Муякан глухо шумит желтой весенней, наполовину из талого снега водой, взбивая на перекатах белые шапки пены.
      
      Тропинка, вскоре, вышла к зимовейке, стоящей на берегу речки. Здесь особенно бросилась в глаза неряшливость, суетливость человека: на сто метров в радиусе, то тут то там торчали пни, окруженные шлейфом щепок; вокруг зимовья, набросано много бутылок, тряпок, поленьев, консервных банок, пожелтевших бумаг. Тут и там следы кострищ - мусор лежит толстым слоем. На дверях зимовья ещё с зимы приколота записка: "Товарищ, входя в зимовье, оставайся человеком".
      Не снимая рюкзака, на минуту вошел в него. Нары по бокам, ржавая печка, стол у окна, обращенного на юг; на столе - банки и котелок, по полкам разложен засохший хлеб, сбоку от стола, на гвозде висит мешок с чесноком.
      Подумалось, если бы не беспорядок вокруг зимовья, все это воспринималось бы хорошо и уважительно.
      Желания задерживаться здесь не возникало и я пошел дальше, решив про себя, что остановлюсь попить чаю часов около двенадцати...
      Чем выше по течению Муякана, тем ближе горы подступают к реке, тем плотнее к воде подходит тропинка, пробираясь через завалы и приречные осыпи и тем труднее идти. К тому же, с пасмурного неба не переставая посыпался мелкий, редкий вначале дождь, который становился все чаще и крупнее.
      
      ...Иду час, два, три. Рюкзак за спиной все тяжелее, пиджак на плечах и груди намок, а дождь все прибавляет. Приходится делать остановку и пережидать дождь, благо и место отменное попалось. Кедр, толщиной в обхват, стоит на берегу; под низко растущими ветвями сухо и мягко; прошлогодняя хвоя на ладонь покрывает землю вблизи ствола.
      Со вздохом облегчения сбрасываю рюкзак, передергиваю натруженными плечами, быстро развожу костер от которого приятно пахнет кедровой смолой. Зачерпываю котелком воду из Муякана, бегущего буквально в двух шагах, и вешаю на берёзовый таган над костром, а сам удобно устраиваюсь в ямке между корнями дерева. Пиджак висит на ветке тут же под рукой, сохнет, а из рюкзака достал и одел на себя легкую и теплую сухую телогрейку.
      Полулежа, опершись на согнутую в локте руку, уткнувшись носом в меховой воротник сосредоточенно смотрю на огонь. Пламя перебегает с хворостинки на хворостинку; причудливо изгибаясь, поднимаются вверх язычки пламени, охватывая закопченные стенки помятого котелка. Задремываю...
      Неясные, плавно текущие мысли напоминают состояние человека замерзающего...
      Через время, открываю глаза, завариваю чай и разложив перед собой колбасу, свежий белый хлеб, сахар, принимаюсь есть. Хлеб, нарезав ломтями, ставлю поближе к огню; когда он подрумянится и покроется хрустящей корочкой беру его; с аппетитом жую тугую копченую колбасу нарезанную тонкими пластиками, закусываю хлебом и запиваю горячим, ароматным чаем.
      Закончив чаепитие, все складываю назад в полиэтиленовые мешки, засовываю их в рюкзак, который удобнее устраиваю под головой и, свернувшись клубочком, засыпаю под тихий шелест дождика по кедровой хвое.
      
      ...Летний дождь - с утра - до обеда...
      
      И точно, часам к трём дождик закончился, но по небу по-прежнему бегут облака с размытыми краями, а солнце так и не появилось. Капельки дождя повисли на ветках стланика и от неосторожного движения, порция холодного душа выливалась за шиворот, в карманы и на плечи... Однако идти уже можно.
      Чем дальше я шел, тем больше встречал звериных следов.
      Дважды встретились вчерашние покопки медведя. На наледи, рядом с медвежьими следами заметил крупные волчьи. То тут, то там попадался зимний помет сохатого и оленя" благородного и северного. Лес становился всё глуше и темнее, да и погода всё пасмурней - свету в лесу немного...
      Часов около пяти вечера, хоженая тропа свернула направо, в гору.
      Пестря бежал все время впереди, редко показываясь ввиду, имел вид деловой и озабоченный...
      
      Почти поднявшись на перевал, мы вспугнули белку, которая, сердито цокая влезла на тонкую лиственницу и, нервно подрагивая хвостиком, вертела головой - сердилась на собаку, которая по всем правилам охотничьей науки звонка, азартно лаяла на зверька.
      Пестря в этот раз вел себя образцово, - он не бросался на дерево, не кусал веток, а сидя метрах в десяти от дерева лаял, не спуская глаз с белки; и ведь его этому никто не учил, да и белку-то наверное видел так отчетливо в первый раз за свою собачью жизнь.
      Я обрадовался: определенно хорошие задатки в Пестре есть. Надобно будет их развивать и получится хорошая, промысловая собака.
      Стоя под деревом минуту-другую раздумывал: стрелять белку или нет и все-таки решил, что не стоит ее убивать, во-первых, не сезон, во-вторых - дроби всего один патрон, а Пестря мне это небрежение добычей простит.
      Пошел дальше, а мой кобель долго не успокаивался, раза четыре возвращался к белке: полает, полает, услышав мой свист, побежит ко мне, но на полдороге остановится, долго смотрит в сторону оставленного зверька и подумав, возвращается. Полает, полает, но видя, что я ухожу снова побежит в мою сторону, потом остановится и опять вернется к дереву, на котором сидела сердитая белка.
      
      ...Тропа поднялась к перевалу, где брал начало ключ и зимой стояла большая наледь, которая не растаяла по сию пору. Идти по наледи легко, но опасно - можно провалиться. Здесь снова встретил в странном соседстве следы медведя четырёх-пяти лет, средних размеров, и крупные волчьи следы.
      Вспомнилось, что где-то читал о том, как по весне стая волков, пользуясь медвежьей бескормицей, нападала на слабых, некрупных медведей, которые и делались их добычей.
      Тропа уходила куда-то вперед и правее, а я хотел идти все время вдоль реки и поэтому, перейдя наледь свернул налево и побрел утопая по колено в жидкую кашицу - смесь снега с водой.
      Недалеко от тропы случайно натолкнулся на естественные солонцы: вокруг было много следов сохатых, оленей, косуль, еще по снегу приходивших полизать соленую землю. Внимательно осмотревшись, и с удовлетворением отметил, что скрадка или сидьбы, как ее называют охотники, поблизости не было, да и место было непригодное для устройства засады: летом кругом солонца только камни торчат, да водичка тихонько журчит по осыпи.
      Хорошенько запомнив место, я пошел дальше, то и дело останавливаясь передохнуть, вытирая пот со лба и ругая себя за опрометчивость, - можно было не лезть в эти снега, а остановиться на ночлег на южном склоне, рядом с тропой.
      Возвращаться к тропе было уже поздно, и я побрел вперед, гадая, что там, под горой, - снег или сухо.
      Прошло еще полчаса, склон, разворачиваясь плоскостью на юг, постепенно освобождался от снега, стал круче и открылся красивый вид на противолежащий горный массив, где километрах в трёх-четырёх от меня по прямой, взметнулся ввысь скальный уступ метров на триста-четыреста высотой - зрелище грандиозное.
      
      Однако долго любоваться панорамами не было времени - было уже около семи часов вечера и наступила пора устраиваться на ночлег.
      Выйдя к Муякану, который здесь, пенистым, неистовствующим потоком с грохотом и шумом круто спускался с гористого плато вниз, я стал двигаться уже вниз по течению, в поисках удобного для ночлега места. Здесь, мох по колено покрывал каменную осыпь и тонкие лиственничные стволы, конечно не могли служить укрытием от ветра и холода.
      Пройдя вниз по течению метров пятьсот, пришел к развилке, где сливались два одинаковых по ширине потока и речка, сделавшись вдвое многоводнее утрачивала стремительность и яростный напор; еще чуть ниже, примерно с километр от развилки, я и решил ночевать.
      
      ...Вновь найдя толстый, пушистый кедр стоящий у реки, сбросил рюкзак и немедля приступил к заготовке дров.
      Топора у меня с собой не было, да он в такой тайге и не нужен, - кругом много поваленных толстых и тонких деревьев, а прямо над головой, сухие кедровые ветки на растопку.
      Сбор дров занял минут двадцать и осталось время порыбачить, - простенькие снасти были в рюкзаке, в полиэтиленовом мешочке.
      Надо признаться, что я не рыбак и взялся за это только потому, что это оправдывало мой поход и служило официальной его причиной...
      Около часа тщетно пробовал, то здесь, то там выловить что-либо похожее на рыбу - уже не до хариусов или ленков...
      Наверное у меня не было никакого умения, или рыбы здесь не было, но за этот час даже ни разу не клюнуло и я, смотав снасти пошел к биваку, варить ужин.
      
      На ужин сварил рисовую кашу с тушенкой, но то ли сильно устал, то ли пересилил голод в походе, но ел без аппетита: кое-как, покопался ложкой в котелке и больше половины каши отдал Пестре, который был этому рад и, наевшись, завалился под куст в нескольких метрах от костра, спрятал нос в пушистый хвост, а точнее прикрыл его хвостом и крепко уснул - набегался за день.
      Я же, помыв в речке котелок вскипятил чай и долго неторопливо пил и вспоминая сегодняшний путь, размышлял, что делать завтра; в это время, медленные сумерки уступили место темноте ночи.
      Рядом, заглушая все шумела река и в небе, в разрывах туч, проглянули тусклые звезды. На противоположный склон, почти сплошь покрытом снегом, откуда - то сверху спустился туман; ветерок крутил дым костра, предвещая назавтра неустойчивую погоду...
      
      Весной ночи короткие - каких-то шесть часов, но в лесу, далеко от жилья в глухой тайге, зная, что вокруг ходят голодные медведи, не сильно разоспишься, - беспокойство и осторожность - дело обычное в одиночных походах, даже если у тебя под рукой ружье - пуля, выпущенная из него, кажется может повалить слона.
      И тем более необузданная фантазия всегда к твоим услугам, если надобно изукрасить подробностями воображаемые опасности.
      Нельзя сказать, что я боялся медведей и вздрагивал от любого шороха, но чувство осторожности, заставляет меня перед каждым ночлегом в лесу, заряжать ружье картечью и пулей, а костер у меня всю ночь горит, хоть и не жарко, но давая ровное пламя.
      Так и теплее и безопаснее. Для того, чтобы он горел постоянно, надо его поправлять через двадцать-тридцать минут, подбрасывать дровишек. Вот и посчитайте, сколько из этих шести ночных часов я бодрствовал, а сколько дремал...
      
      Ближе к утру, уснуть по-настоящему надолго и крепко, хотелось все сильнее, но на востоке уже начало отбеливать. Время подошло к трём часам утра и посомневавшись - что лучше сон или утренний, темноватый лес, полный живности, которая на рассвете идет кормиться, я выбрал последнее, спустился к речке, зачерпнул воды в котелок, пошевелив костер, поставил воду кипеть, а сам, снова спустившись к реке умылся и холодная, горная вода прогнала остатки сна - я почувствовал себя бодрым и спокойным.
      Не торопясь пил чай и наблюдал, как нехотя уходила из леса темнота, растворяясь в белесом тумане наступающего утра. Светало... Небо как и вчера было обложено тучами, но дождя не было и лишь капельки тумана, оседающего на землю, падали на лицо.
      Допил чай, собрал все мешки и мешочки, сложил их в рюкзак, туда же спрятал ненужную на ходу фуфайку. Тщательно проверяя нет ли тлеющих головешек, залил и затоптал костер и отправился в путь.
      
      Было четыре часа утра - кругом хмуро и мрачно, видимость плохая и сырость, оседая с неба, приглушала звуки. В такую погоду говорят охотники, зверь наиболее деятелен, менее осторожен и пуглив и кормится до семи-восьми часов утра.
      Пестря, проспавший всю ночь хорошо отдохнул и, привлекаемый множеством запахов, на рысях убегал вперед и в стороны, распутывая следы исчезал, иногда надолго.
      Тропинка шла вдоль реки, пересекая небольшие наледи и множество ручьев бегущих из под талого снега, от которых летом не остается и напоминания.
      
      ...Пересекая в который раз такой ручей, я чуть сбился с тропы и ушел влево на склон заросший кедровым стлаником, покрытый толстым слоем светло-зеленого мха. Пестря где-то отстал, шел я не торопясь и осматриваясь и вдруг, заметил под ногами клочки шерсти светло-серого цвета.
      Совсем было прошел это место, но подумал, что водичка от талого снега принесла эту шерсть по весне из ближних месть и потому, остановившись, стал осматриваться.
      Только поднял глаза, как заметил большой кусок шкуры, лежащий на виду, метрах в двадцати выше по склону. Подойдя, подхватив её за край приподнял, надеясь увидеть под ней мясо, но оказалось, что шкура была кем-то свернута, сбита в кучу и я увидел только остатки розовеющего черепа и рога - похоже, это был теленок северного оленя. Рядом лежал обглоданный остов позвоночника и задняя нога. Вокруг в радиусе трёх метров мох был содран до земли и кустики были поломаны...
      
      Я мысленно задал себе вопрос: кто это мог сделать - волки или медведь? Оглядываясь вокруг не успел на него ответить, а подняв голову повыше, увидел в кустах пушистого стланника какое-то шевеление.
      Сосредоточившись, сфокусировав взгляд, я отчетливо разглядел медведя, который был от меня не далее двадцати-тридцати шагов!
      Не осознавая ещё до конца произошедшего я подумал - какой он круглый и мягкий, ходит ступая твердо и неслышно...
      
      А медведь так и маячил в кустах: то туда повернет, пройдет шага три, потом назад воротится и впечатление такое, будто он что-то потерял в этих кустах.
      Медведь двигался не останавливаясь и хотя, наверное, заметил меня раньше чем я его, но почему-то упорно делал вид, что меня не видит и в мою сторону не смотрел, - это нервное движение подсказало мне, что медведь сердится - я перебил его трапезу, или может быть он тоже вот только подошел.
      Тут, я наконец отреагировал на опасность, вскинул ружье, автоматически взвел курки и прицелился, намереваясь прострелить его туловище по диагонали...
      
      Медведь, на мгновение, на свою беду или на мою удачу скрылся в густых зарослях зеленого стланника а я, в это время тремя прыжками выскочил на прогалину и тут снова увидел, как медведь шевелится в стланнике и идет в мою сторону...
      Потом, мягко и плавно всплывая на дыбы, удерживая равновесие загребает передними лапами воздух и цепляя вершинки стланника, медленно и молча двигается на меня, поворачивая голову с аккуратными полукружьями небольших ушей, как бы стесняясь смотреть прямо на меня.
      Казалось, зверь даже немножко чувствовал себя виноватым от того, что все так неловко получается. "Вроде бы вот я шел, шел и, наконец, пришел, а тут вдруг ты, и ведь нам вдвоем тут никак нельзя, пойми".
      В голове мелькнуло - такой смирный и симпатичный медведь, а ведь съесть меня может запросто!
      И я, вскинув ружье и прицелившись почему-то в голову, хотя проще и надежнее было стрелять в грудь, которая, как известно, больше головы. Но в тот момент, поток информации об охоте на медведя, выплеснулся вот в таком решении.
      До мишки было не больше двадцати шагов. Хорошо видны были его сердитые глаза, и может поэтому я нажал на спусковой крючок.
      Развязка длилась всего лишь несколько мгновений, но для меня растянулась в многозначную, долгую картину...
      
      Медведь, какой-то миг после выстрела, еще стоял на задних лапах, потом хотел рявкнуть устрашая меня, подбадривая и разжигая себя, но из его горла вылетел какой-то негромкий хрип, после чего, разворачиваясь он перекинулся через спину и бросился наутек...
      
      Как только медведь коснулся земли передними лапами, я перестал его видеть - заслонили кусты стланника, и только по треску сучьев понял я, как он торопился, убегая.
      Надо заметить, что момент выстрела и неудавшийся рев почти совпали, но для меня, вдруг, время замедлилось в своем течении и я, все происшедшее видел картинами, отделенными одна от другой значительными временными промежутками.
      Тут из-за моей спины выскочил на рысях Пестря и слыша удаляющийся треск в кустах, бросился вдогонку. Секунд через пять раздался его лай, который однако вскоре замолк.
      Наверное, я изменился в лице и задышал часто, но мысли в голове работали четко.
      В погоню за медведем я не кинулся, но и убегать не собирался.
      Отойдя чуть в сторону снял рюкзак оглядываясь и сжимая в руке ружье, а в другой - неизвестно когда извлеченные из кармана пиджака еще два патрона с пулями. Внимательно осматривая окрестности, достал из кармана рюкзака нож и, затолкав за голенище сапога, штанину не стал опускать, надеясь, в случае надобности быстро его выхватить.
      
      Вернулся Пестря и не обращая внимания на мои команды: - Ищи! Ищи! - стал грызть кости - остатки оленя.
      Подозреваю, что он так и не разнюхал что к чему и не разобравшись, решил для себя, что хозяин, как обычно поторопился и стрелял безобидную, трусливую животину, для него вовсе не интересную.
      Чуть придя в себя, я стал гадать, попал или не попал в нападавшего зверя, но вспомнив хрип и припомнив вдруг, что в левом стволе у меня еще с ночлега, остался патрон с картечью, подумал, что скорее всего, попал и, наверное, одной картечиной пробил дыхательное горло. Поэтому медведь, оставшись без голоса, перепугался этого обстоятельства больше выстрела, и может быть больше боли...
      
      Случилось все выше описанное в половине шестого утра.
      Небо по-прежнему, хмурилось, серый утренний свет подчеркивал темновато-зеленые тона вперемежку с серым цветом окружающей тайги и с трудом верилось в столкновение зверя и человека, произошедшее здесь ещё каких-нибудь пять минут назад. Действующими лицами на этой затемненной, утренней сцене были голодный, недавно вставший из берлоги медведь средних размеров и я, который до этого и медведей-то в лесу ни разу не видел.
      Хмыкая и чертыхаясь, гадая попал - не попал, я стоял еще некоторое время в нерешительности, и наконец тронувшись, пошел в ту сторону, куда убежал медведь, тщательно осматривая подозрительные кусты и выворотни, крепко сжимая ружье, заряженное двумя пулями - одной круглой, а другой - системы Полева.
      Я шел по тропинке и видел на пятнах нерастаявшего снега под ногами, свежие следы медведя, величиной чуть больше моего сапога, а оставил их этот хищник, еще рано утром до встречи со мной.
      Река тут заворачивала влево, тропинка тоже и здесь, я увидел следы убегающего медведя, который прыжками метра по три -четыре, скакал напрямик и вылетев на тропинку, грянул по ней, благо и места почище, и бурелома меньше...
      Пестря, чуть напрягаясь бежал впереди, метрах в пятидесяти и явно не горел, судя по всему, желанием вылавливать раненого медведя; где-то в закоулках его родовой памяти под черепной коробкой, наверное, хранилось осознание опасности, связанное с медвежьим запахом, но соображал он туго и труда не взял, до конца во всем разобраться.
      А я шел и размышлял, что - или рассказы про свирепых медведей, которые после неудачных выстрелов кидались на охотников и оставляли их задавив и спрятав, завалив валежником, были неправдой, или мне попался добродушный мишка...
      Около часа я осторожничал, старался не упускать из виду Пестри, который показал бы мне, где залег в засаде медведь.
      Но страхи мои были напрасны, медведь, перепуганный больше меня, долго удирал по тропе, а потом свернул куда-то налево и в гору...
      
      Я понял, что всё обошлось, а тут и небо стало разъяснивать, сквозь тучи показался золотой диск солнца и все происшедшее отодвигалось в ирреальность рассветных сумерек, порождающих причудливые и жутковатые видения...
      
      
      
      
      
      Ночёвка в берлоге.
      
      
      В феврале нагрянули морозы...
      Зима вообще странная - снегу не было до января и все радовались этому факту.
      Я особенно запомнил охоту на зайцев!
      Идёшь по лесу и смотришь по низу, по земле, под ольховыми кустами и его, родного, видно за пятьдесят метров. Сидит белый на сером и ушами шевелит - слышит, как я по промороженному, палому листу шуршу своими резиновыми сапогами...
      Мелкой картечью и на пятьдесят метров можно косого достать. Так что получается, как в тире в "Парке Победы" - выцелил металлического зайца и на курок нажал. Вот и все дела...
      
      Зато перед Новым Годом, снег повалил и набросало за месяц сантиметров сорок. А потом, как водится, морозы ударили. Но пока праздники праздновали - время пролетело незаметно и вот уже февраль и дни становятся заметно длиннее. Поэтому и в городе сидеть надоело - так и просит душа выезда на просторы, в тайгу!
      Электрички сейчас полупустые ходят и кое-где, даже электропечки в вагонах работают. Поэтому ехать и смотреть в окно - одно удовольствие.
      Я сажусь в первый вагон у себя на "Студенческой" и через два часа на восемьдесят третьем километре, схожу в глухой заснеженной тайге. А там, лесовозы понаделали дорог- вывозят лес с отдельных делян - к февралю все болота уже подмёрзли и можно даже на большегрузных грузовиках, без опаски забираться в самые дебри, подальше от асфальтовых дорог, в сторону Иркута.
      Вот я и собрался. Ружьё в рамочный рюкзак спрятал и вроде как турист приехал, погулять по свежему воздуху!
      Я живу один - жена в очередной раз к родителям уехала в деревню и вот оставила меня домовничать, а я и не в обиде - привык уже к одиночеству. Раз в два дня выйду в соседний магазинчик - "Пятёрочка" называется - прикуплю продуктов и снова в свою берлогу. А там телевизор и спортивные программы с утра до вечера.
      У нас с женой, сейчас, отношения странные. Она, не хотела рожать, пока мы молодыми были. Ну вот, один из абортов оказался роковым и детей мы больше иметь не можем. Она так убивалась, что с собой хотела покончить, но потом примирилась. А я, как узнал, что детей у нас не будет - запил, да так, что с работы погнали. Я тогда механиком в автоколонне служил. Работа конечно не пыльная, но уж очень однообразная. А когда запил, то совсем перестал на работу ходить. Жена как узнала, что я работу потерял, хотела уйти к маме. Но потом, я завязал, потому что почувствовал - ещё годик такой жизни и на мне можно крест ставить.
      И потом, уже после армии, я хотел куда-нибудь в лес устроиться, да вот приятели уговорили пойти в автоколонну. Но с той поры, я стал всё чаще в тайгу выбегать, то просто так - за ягодами-грибами, а то на охоту, когда ружьё купил. Меня армия тогда так достала, что я хотел стать свободным, хотя бы на время. Но вот не выдержал и устроился на подёнщину, в автоколонну!
      А когда с работы попросили, я стал по лесам ходить как леший -привык к одиночеству и так иногда хорошо себя чувствовал: никому ничего не должен, ходи хоть налево, хоть направо - тайга большая, места всем хватит.
      Жена тоже привыкла и как то спокойнее стала, только к маме чаще стала отъезжать - ей там не так одиноко. Ну и я привык "соломенным" вдовцом себя считать!
      
      А денежки-то, я в тайге зарабатываю - камедь собираю да сдаю в заготпункте - зарплата получается такая же как на производстве и я половину месяца свободен, когда от лесных походов отдыхаю. Хочешь водку пей, хочешь песни пой.
      Только, я последнее время стал выпивать пореже, потому что и здоровье уже не то, да и баба ворчит - того и смотри что бросит. Ну вот я вроде как и завязал - одному пить не хочется, а приятели зимой все по норам попрятались...
      
      
      И вот, в этот раз с утра пораньше встал, приготовил себе бутербродов с колбасой, побросал в рюкзак спальник, котелок, кружки-ложки, проверил не забыл ли спички и отправился. На ноги тёплые унты одел а сверху суконные штаны, чтобы снег внутрь, на ходьбе по целику, не попадал.
      На себя меховой душегрей пододел, а сверху, тоже суконную курточку с подкладом - теперь мне никакой мороз не страшен.
      
      Ещё в темноте сел в электричку и народу в ней было изрядно - мужики на работу в Большой Луг ехали. А после этого в вагоне просторно стало, так что я прилёг не лавку и задремал...
      Когда подъезжали к восемьдесят третьему километру, то уже и солнце вылезло над горизонтом, а как вышел из вагона, аж дыхание перехвалило - на солнцевосходе градусов тридцать было - не меньше.
      Прошел станцию - там несколько бараков стоят, перешел автотрассу - она там параллельно железке проходит и по правой обочине прошёл километра полтора, до отворота в тайгу. Дело было в понедельник и лесовозы ещё на трассу не выходили. А с утра, знатная пороша выпала - утренник. На рассвете такой мороз бывает, что всю влагу вымораживает из воздуха и инеем укладывает на снег и на дорогу, тоже.
      Дорога разъезженная, - идти легко и свободно. Снег под унтами поскрипывает, солнышко - багровое с утра, потом в золото перекрасилось. Иду и дышу полной грудью - красота!
      А тайга кругом стоит замерзшая, молчаливая, только где-то в чаще, деревья, лопающейся корой потрескивают...
      
      Прошёл километра три, а тут и аппетит разыгрался. Остановился на обочине, собрал сосновых веток сухих, тоже вымороженных морозами, развёл костёр, сел на чурбачок и смотрю кругом, любуюсь. Потом, снег растопился и вода закипела в котелке - пузырьки со дна струйкой поднимаются.
      Чай заварил, достал бутерброды, а хлеб от мороза задубел - не укусишь. Поставил хлеб на ребро, на краю костра заборчиком, а колбасу на прутике принялся жарить.
      Когда приятно запахло подгоревшей хлебной корочкой налил в кружку чаю с сахаром и стал закусывать, вздыхая и оглядываясь - красота в это время в тайге необыкновенная.
      Солнце поднялось в зенит, снег девственно белый и под солнцем искрами играет, а кругом чёрные деревья стоят нахмурившись - после морозной ночи отходят!
      В такой красоте невольно петь хочется. Вот я и замурлыкал свою любимую: "На палубе матросы, курили папиросы, а бедный Чарли Чаплин, окурки собирал!"
      
      ...Наелся, чаю вволю напился, костерок к тому времени дымить стал, дровцы прогорели.
      Я встал, быстро собрался, осмотрелся и глядя на солнце подумал, что пройду ещё километров пять и назад возвращаться буду...
      Сбросал всё в рюкзак, а оттуда достал свою двустволку шестнадцатого, собрал её, зарядил один ствол картечью, а один дробью - на птицу или на белку - и пошёл дальше.
      Отошёл с полкилометра, а тут и изюбриные следочки дорогу перешли. Три зверя, ещё на рассвете направились на юга, в густые осинники, на кормёжку. А на дороге, на свежей пороше, даже копыта отпечатались как на рисунке из охотничьей книжки.
      Я конечно обрадовался и подумал, что могу попробовать соследить зверей и походить по их следам часа два-три до сумерек. Может повезёт и смогу увидеть их на горушке, на склоне.
      
      А когда пошёл по целику, да залез в сугробы, то метров через сто уже тяжело задышал. Снег глубокий и потому, ноги приходится буквально выдирать из сугроба. Но сила-то, после "зимней спячки" ещё была и я, не торопясь, пошёл вниз по пологому склону, рядом со следочками, стараясь их зигзаги по прямой обходить.
      Прошло часа полтора и я в такую чащу залез, что запарился, куртку расстегнул и чаще стал останавливаться чтобы дыхание восстанавливать.
      Только собрался уже разворачиваться в сторону дороги, из низинки, по которой летом ручеёк течёт - вдруг вижу, словно какой-то пар поднимается из чащи елочек и ольховника.
      Я сразу напрягся, вспомнил, как приятели рассказывали о найденных в тайге берлогах...
      
      Ружьё перезарядил и стал тихонько подходить к маленькой отдушине за снежным бугром, из которой пар тонкой струйкой поднимается и ветки ольшаника над ней заиндевели и куржаком покрылись.
      А сердечко вдруг заколотилось - думаю, может не надо одному в это дело ввязываться. Медведей-то я ещё не добывал, хотя видел их в тайге несколько раз.
      Остановился, долго стоял и раздумывал, что делать дальше - страшновато да и дело уже к вечеру, время подходит к электричке выходить.
      Тишина вокруг такая, что каркающую ворону за километр слышно - а говорят ворона не к добру "поёт".
      Потом подумал, - дай обойду берлогу, посмотрю как и откуда, если что, к ней можно будет незаметно подойти, когда вернусь сюда с братцами. У меня три брата и хотя они не охотники, но помочь добыть зверя помогут...
      
      А время летит, и солнышко уже к горизонту клонится...
      Стал я обходить кусты и чуть ближе чем нужно подошёл к отдушине. Шёл осторожно, но снег такой глубокий, что я почти по пояс проваливался. Тут низинка, и снегу нанесло за зиму очень прилично...
      И вот я не заметил, как подступил к отдушине слишком близко. Остановился, затаил дыхание так что ушные перепонки от напряжения сами собой стали вибрировать. И показалось, что кто-то внизу, под снегом, совсем рядом зашевелился!
      И в это момент, сделав очередной шаг я стал проваливаться куда-то вниз и даже ухнул от неожиданности и страха! И тут же ощутил, как в правую ногу, в мой толстый унт, кто-то вцепился когтями и стал мою ногу драть!
      Испугался я, и откуда силы и ловкость взялась, - ногу выдрал из провала, переступил и в это образовавшуюся яму выстрелил - вначале из одного, а потом и из второго ствола!
      И тут, буквально в трёх шагах от меня, снег взлетел вверх фонтаном, и из берлоги, со страшным рёвом скакнул медведь средних размеров и на прыжках, утопая в снегу стал, убегать вниз по ложбинке.
      Он мне показался почти чёрным, потому что солнце уже зашло и по снегу синие тени растеклись.
      Пока медведь улепётывал в одну сторону, я тоже прыжками выскочил на другую сторону, - откуда силы взялись.
      Перезарядился и ножик на всякий случай засунул за голенище унта, чтобы если что, ближе было доставать! А медведь, скоро завернул за ельник и исчез из виду!
       ...Через время я отдышался, осмотрелся и стал думать, что делать дальше?!
      Сумерки придвинулись уже вплотную и возвращаться к электричке было поздно, но и ночевать на снегу в тридцатиградусный мороз, тоже удовольствие небольшое.
      С опаской, я подошёл к челу, все время прислушиваясь и оглядываясь в ту сторону, куда медведь убежал.
      Но из книжек и рассказов, я знал что медведи в свою берлогу не возвращаются и потому, решил раскопать и посмотреть, что там внутри?
      Рядом с челом я увидел травяную затычку и потом, расширил вход и влез в берлогу, держа ружье наготове.
      Я конечно боялся, но делать-то нечего - надо как то довершать случившееся.
      Рюкзак я оставил у входа, а сам залез внутрь. Там, внутри было намного теплее чем снаружи и земля ещё чуть парила в том месте где лежал сбежавший медведь. Внутри пахло талой землёй и ещё чем-то страшным! Но я не обращал на это внимания, поворочался там, потом подумал, что надо попробовать переночевать в берлоге.
      Вылез наружу, собрал затычку их подсохшей травы, забрал рюкзак, протиснулся с ним внутрь, приспособил его поперёк чела - на всякий случай, а дыру, как мог засыпал снегом и заткнул затычкой.
      Перед этим, достал из рюкзака спальник, обернулся в него и стал пробовать заснуть. Скоро согрелся, но заснуть конечно никак не мог - к тому времени уже и ночь началась и я стал придумывать, что мне делать дальше...
      
      Решил, что завтра, только свет появиться, пойду по следу медведя и может быть найду другую берлогу - говорят медведи знают ещё несколько нор в своей округе и потому, после того как их стронут из родной берлоги, убегают туда...
      Так в размышлениях я незаметно заснул и проснулся часа через два...
      Стало заметно холоднее и снаружи и внутри берлоги. Я раскатал спальник, влез туда вместе с унтами, рюкзак положил сверху - всё теплее будет и после такой возни, в тесной берлоге, немного согрелся и снова заснул...
      Проснулся снова через час или два, от страшного сна, в котором меня преследовали бандиты на трёх машинах и я, бесконечно убегал по каким-то закоулкам...
      
      Ещё раз поворочался, как мог помахал руками согреваясь - берлога то маленькая, не спортивный зал, да и тьма кругом первобытная, потом поплотнее сжавшись в комочек лёг на подмерзающую землю и снова задремал.
      Заснуть уже не удалось и около пяти утра, замерзнув до зубовного скрежета, я вылез из берлоги и под звёздами, кое-как разгрёб снег и найдя сухие ветки, развёл костёр и стал кипятить чай...
      Я так устал бояться, что у костра почувствовал себя в совершенной безопасности и потому, воспринимал холод как меньшее из двух зол...
      Попив горячего и крепкого чаю, взбодрился и уже до рассвета развёл большой костёр, у которого, тоже было холодно, но терпимо. Потом снова обмотался спальником, укрыв в основном низ спины и сидел в снегу, глядя на костёр.
      Теперь, я уже не боялся медведя, но боялся заснуть и замёрзнуть насмерть и поэтому, временами старался двигаться, - искал и тащил к костру дрова, сухие ветки и остатки смолистых пней, добытых из под снега...
      Наконец, в лесу стало заметно светлее и собравшись, я пошёл в сторону медвежьих следов...
      
      Всё это время, у меня в нагрудном кармане под курткой, был мобильный телефон. Как только рассвело, я позвонил в город, своему приятелю и разбудил его. Он поворчал, но когда услышал, что я в берлогу провалился, то стал расспрашивать...
      
      Я хотел, чтобы он приехал сюда и мы бы с ним вдвоём, пошли преследовать медведя. Но выяснилось, что у него машинка в ремонте и он не может ко мне приехать, но сказал, что придумает что-нибудь позже...
      А мне, надо было или возвращаться к железке, или идти по следу!
      К тому времени, солнышко взошло, стало светло и бело и я, воспрянув духом подумал, что могу пойти по следу, а если найду новую берлогу, то подожду приятеля или братцев.
      Так я и сделал.
      Но за сутки, которые прошли после моего выхода из дома, столько всего произошло, что я потерял и силы и уверенность в себе. Я едва брёл по следам и через полкилометра увидел, что медведь перешел на шаг и вдоль следа появилась обильная чёрная кровь.
      
      "Ага - возрадовался я. - Значит я его ранил и ранил сильно. При лёгком ранении, кровь бывает ярко красной..."
      Пройдя ещё полкилометра, увидел впереди, в белом снежном прогале какую-то тёмную точку.
      Я проверил пулевые заряды и стал осторожно приближаться. Вскоре, различил медвежью тушу - он лежал неподвижно, на виду, не прячась и я понял, что он умер или умирает!
      Но осторожничать не перестал, и перед тем как подойти совсем близко, выстрелил лежащему медведю в бочину!
      Он не пошевелился и я понял, что зверюга мёртв и похоже, уже давно.
      Приблизившись, держа ружьё на изготовку и ощутил, как мороз щиплет мне лицо и руки - рукавицы я снял.
      Подойдя, держа ружьё у плеча тронул шерстистый медвежий бок ногой и понял, что он уже подмерз сверху, потому что под унтом была жёсткая поверхность.
      Разодранный когтями унт, я ещё ночью замотал шарфом, но ободранная нога, правда через толстый мех, немножко начала болеть.
      Когда я убедился, что медведь мёртв, я пытался радоваться, но силы покинули меня.
      К тому же, я сильно захотел есть...
      Кое -как разведя большой костёр, я сделал надрез на ноге зверя, вырезал кусок мяса и растопив снег, стал варить медвежатину.
      Потом принялся снимать шкуру...
      Пока "вскрывал" зверя и обдирал его, прошло много времени. Для одного охотника это работа тяжёлая и провозился несколько часов, пока кое-как снял шкуру. На спине и брюхе у него был ещё слой жира, правда не толстый...
      К тому времени, я несколько раз добавлял в котелок с мясом снега, потому что вода быстро выкипала. К тому же я знал, что медвежатину надо варить долго.
      Наконец, я управился и сел около костра есть...
      Но попробовав жёсткого мяса, я ощутил страшный неприятный запах и едва несколько жевков проглотил.
      Я вспомнил, как опытные охотники рассказывали мне, что если не вскрыть зверя после смерти и особенно зимой, то горячие внутренности передают отвратительный запах и вкус всему мясу. Какая-то биохимическая реакция происходит и портит всё добытое мясо...
      До своего приятеля, я не дозвонился, но из тайги, как-то надо было выбираться и я стал звонить братцам...
      
      Дозвонился до одного из них, всё ему вкратце рассказал и главное, сказал, как ко мне добраться на машине. Братец обещал, что сразу и выедет меня выручать.
      Прихватив тяжеленную шкуру, я, шатаясь от усталости тронулся в обратный путь, к дороге - тушу медведя оставил на месте. В тайге ничего не пропадает. Эту тушу съедят маленькие и большие зверушки и ещё будут мне благодарны!
      
      Ну а дальше - уже дело техники и телефонных переговоров.
      Когда я выполз на дорогу, братцы уже ждали меня и подхватили на руки. Тут же налили мне стакан водки и я выпил её как газировку, совсем не чувствуя вкуса...
      
      Через пять минут я пришёл в себя и пока мы ехали в сторону города, то засыпал блаженным сном, то принимался в очередной раз рассказывать, что со мной происходило за эти сутки.
      Говорил бессвязно, но каждый раз вспоминал, какие-то, как мне казалось, существенные детали...
      
      Вот такое приключение случилось со мной совсем недавно.
      но главное - после этого происшествия в зимней тайге, я совсем перестал медведей бояться и понял, что человек с ружьём, сильней любого зверя!
      
      
      
      
      
      Охота на берлоге Љ-1.
      
      
      ...Раз в две недели Андрей собирал рюкзак, заполнял его продуктами, какие ещё можно было купить в опустевших продовольственных магазинах, и отправлялся в лес, в своё любимое зимовье на Оле.
      До этого лесного домика от городского дома Андрея, стоявшего на городской окраине, ходу было не менее сорока километров и потому, охотник приходил в лесной домик уже в сумерках. Но даже если он задерживался, и наступала ночь, то снег, отражая звездное небо, давал достаточно света чтобы не заблудиться. И всегда в этих походах, его сопровождал верный друг - Жучок...
      
      Однажды, уже в декабре, в очередной свой поход за камедью, Андрей выйдя поутру из зимовья, направился в вершину Олы, по левому её берегу.
      Выйдя из избушки ещё на рассвете, он перешёл речку в узком месте болотистой долины и по старому "зимнику" пробитому лет пятьдесят назад, сразу после войны, направился на восток, в сторону далёкого водораздельного хребта отделяющего Олу от долины Аланки.
      Давным-давно, в этом районе были коллективные охотничьи угодья, и кто -то из его знакомых рассказывал, что в одной из загонных охот на копытных, охотники нашли старую медвежью берлогу.
      Сам Андрей, ещё летом, несколько раз встречал здесь следы медведей жирующих на ягодниках смородины, растущих в тенистых сырых болотцах вдоль течения речки, и в малинниках, которые поднимались колючей стеной на месте бывших складов леса, бывших здесь сразу после войны - здесь по рассказам старожилов, лес заготавливали японские пленные.
      Однако сейчас была уже глубокая зима с сильными морозами, и встретить здесь медведя было невозможно...
      
      Перейдя незамерзающий ручей, Андрей с собакой свернули направо, в широкий пологий распадок и начали подъём на гребень.
      Не доходя до вершины таёжного хребтика идущего параллельно речке, Жучок вдруг заволновался - шерсть на загривке собаки поднялась дыбом и он начал бегать быстрыми кругами, что -то вынюхивая и вслушиваясь в звуки слышные только ему...
      Наконец он, словно увидев крупного зверя уставился в одну точку и стал яростно лаять, изредка коротко взглядывая на хозяина, словно хотел ему сказать: - Ты видишь! Он там!..
      Андрей смотрел, слушал, но ничего не мог понять, пока вдруг, на снежном увале, метрах в двадцати от себя, там куда так пристально смотрел Жучок, увидел непонятные крупные следы, которые никуда не вели и появились тоже ниоткуда!
      У них просто не было начала, но не было и продолжения - только несколько вмятин на снегу?!
      
      Прошло несколько минут и Андрей вдруг понял, догадался охотничьим инстинктом, что собака лает на берлогу и что медведь сидит там, в норе, в двадцати шагах от него и что это его большие следы, отпечатались на неглубоком снегу!..
      Шепотом подозвав разгорячившегося Жучка, примкнув его на поводок, осторожно ступая и поминутно оглядываясь, он увёл собаку от берлоги, не забыв сделать на крупной кедринке, ввиду берлоги, большую затесь топором.
      Так Андрей с Жучком нашли свою первую берлогу...
      
      ...К этой берлоге, приехали вместе с опытным медвежатником, вчетвером, морозным декабрьским утром. Кроме медвежатника - Александра Владимировича, в машине были сам Андрей, его младший брат Гена и водитель Саша.
      Заезжали к берлоге на Уазике и без дороги преодолевая залив водохранилища, беспокоились - как бы не провалиться под лед - зима ещё не вступила в полную силу.
      Потом, переезжая через таёжный ручей забуксовали и пришлось лебёдкой, зацепив трос за большое дерево лежащее на берегу, выбираться из ледяной воды, стараясь не намочить ноги...
      Дальше ехали по правому берегу реки Олы, уже по заваленному снегом "зимнику", который когда-то использовали для вывоза леса зимой, когда болота замерзали насмерть.
      Подъехав к нужному месту, машину и водителя оставили внизу, а сами начали подниматься на гриву, повторяя путь, по которому в тот памятный день, поднимался Андрей.
      Хорошо ориентируясь в знакомой тайге, он сразу нашёл затесь и охотники стали осторожно подходить к берлоге.
      Александр Владимирович - опытный медвежатник, не доходя до берлоги метров сто, срубил мёрзлую осиновую жердь толщиной с руку и дал её Андрею объяснив, что этой жердью надо будет "заламывать" чело берлоги, то есть вставлять туда осинку наискосок, закрывая медведю путь наружу.
      Подходили к месту осторожно и увидев чело, Старый медвежатник поднял руку: - Внимание!
      Потом они, один за другим стали подходить к берлоге, прислушваясь и осматриваясь. Андрей чуть приотстал, держа в руке осиновый ствол.
      Александр Владимирович подошёл к челу берлоги метра на три, а Гена следовал за ним метрах в двух. Остановившись, оба охотника напряжённо всматривались внутрь берлоги и после нескольких минут Александр Владимирович произнёс вполголоса: - Кажется там уже никого нет?
      
       И только я стал подходить ближе как внезапно, из берлоги наполовину высунулся медведь, рявкнул, крутнул головой осматриваясь, и вновь спрятался...
      Дальше события понеслись вскачь - первым, мгновенно вскинув к плечу ружьё, выстрелил Александр Владимирович, потом Гена и снова Александ Владимирович!
      И после этой пальбы, вдруг стало тихо и в этой тишине, раздался взволнованный голос опытного медвежатника: - Кажется готов!
       Всё произошло так быстро, что я, стоя от берлоги метрах в десяти и глазом не успел моргнуть!
       Прошла минута, другая и Андрей тоже спустился ближе к берлоге. Охотники уже всматривались в темноту чела и переговаривались. Александр Владимирович, улыбаясь успокоил братьев: - Ну вот и всё - зверь уже парит!
      Потом объяснил, что когда медведь смертельно ранен, то от него поднимается пар хорошо видимый в берлоге...
      Андрей, как "хозяин" берлоги, то есть тот кто берлогу нашёл, попросил старого охотника дать ему добить медведя, прицелился и выстрелил в голову, монотонно раскачивающуюся во тьме медвежьей норы.
      После выстрела этого выстрела, медведь уронил голову на землю и всё было кончено!
      
      Потом стали доставать медведя из берлоги: Андрей сполз по склону вниз, накинул верёвку на голову зверя, которая была в несколько раз больше человеческой. Видя эту голову совсем радом, да ещё с приоткрытой пастью, из которой торчали клыки сантиметров пять длинной, он представил, как эта пасть вдруг откроется, и медведь схватит его за голову. Картинка была не из приятных и Андрей немного осторожничал!
      
      Наконец, вытянув зверя этой верёвкой наружу, стали его разделывать - как это делать, старый медвежатник учил молодых охотников, понимая их люопытство.
      Снимая шкуру они увидели, что на хребте, медвежье сало было сантиметров в пять толщиной и начали квадратами обрезать его, отделяя от мяса...
      Заканчивая разделку, разожгли большой костёр, потом сели вокруг делясь впечатлениями от охоты, вскипятили чай и выпили за удачную охоту по стаканчику водочки...
      
      Об этой истории, Андрей, впоследствии написал рассказ, который хвалили в охотничьем журнале и за который он получил какую-то писательскую премию.
      
      Каждому участнику той охоты досталось килограммов по тридцать медвежатины и по нескольку килограмм медвежьего жира!
      Отбивные из медвежатины зажаренные на его же жире, пахнущем кедровыми орехами, были не только вкусны и питательны, но и полезны. Ведь медведи перед залеганием питаются ягодами, орехами и лечебными кореньями!
      
      ...А Андрей, теперь, почти как профессионал питался и жил "со своего ружья", ничего в лесу не боялся, чем конечно гордился и вызывал зависть у своих знакомых - охотников любителей...
      
      Медвежью шкуру Андрей вымездрил, то есть очистил от жира и отдал выделывать своему другому знакомому Дмитрию Ивановичу и получил её через две недели чистую, лоснящуюся коричневым блеском, с чёрными, словно пластиковыми когтями на лапах и белой мездрой, проваренной в кислотном растворе...
      Взамен, Андрей отдал Дмитрию Ивановичу медвежью желчь, которой тот лечился от каких - то лёгочных недомоганий. Желчь весила всего граммов тридцать, но цена её на чёрном рынке была буквально на вес золота...
      
      
      
      Охота на берлоге. Љ-2
      
      
      ...Толин приятель - Андрей, в начале осени, ещё по чернотропу, нашёл медвежью, свежевыкопанную берлогу и рядом видел несколько свежих медвежьих лёжек. Зверь копал берлогу несколько дней и кормился где - то неподалеку, а ночевал рядом с будущей норой...
      Когда Андрей, спускаясь по тайге напрямик с горы, случайно заметил кучу жёлтого песка на траве, а потом увидел и берлогу, медведя рядом конечно не было - зверь, наверное, издалека услышал шаги человека и треск веток и спрятавшись, наблюдал за ним из укрытия - медведи умеют это делать...
      
      Андрей, в конце ноября, уже при глубоком снеге, пригласил Толю проверить берлогу - лёг ли медведь? И предложил сделать это, прихватив с собой собак. Собак обычно не берут с собой на проверку, но тут решили сделать исключение - молодых собак лучше приучать к запаху хищника пораньше и Толя, конечно, был рад проверить Рыжика...
      
      Был морозный туманный, зимний день. Солнце безуспешно пыталось пробиться сквозь морозную мглу, но утомившись, так и осталось невидимым за серой, туманно - холодной дымкой.
      Андрей договорился встретиться с Толей в истоке большого залива водохранилища и рано утром направился туда из пригородного садоводства, находившегося километрах в пятнадцати от назначенного места, захватив с собой Жучка - молодую лайку.
      Толя с Рыжиком, приехали на водохранилище на автомобиле, по льду. Любители подлёдного рыбного лова, пробили туда неплохую трассу и он без проблем доехал до "кочевья" рыбаков, под восточным крутым берегом большого залива.
      Оставив машину, рядом с сидящими на льду рыбаками, в сопровождении Рыжика, он направился в дальний конец залива и прежде чем войти в лес, остановился и в бинокль оглядел ледово-снеговую равнину, позади.
      Далеко - далеко, он заметил идущего вразвалку Андрея и рядом чёрную точку - его собаку...
      Толя свернул в мелкий придорожный соснячок, разжёг костёр и стал кипятить чай...
      Минут через сорок, в сосняк вошёл Андрей и оттуда, ему навстречу вышагнула знакомая фигура и замахав руками, крикнула: - Мужик! Заходи сюда, чай будем пить!
      Андрей обрадовался Толе, свернул с дороги и войдя в лесок, увидел костер, котелок висящий на тагане, утоптанную площадку рядом, на которой были разложены хлеб, колбаса, лук, стояли кружки с чаем. Андрей подсел к костру, сделал бутерброд и кинул по кусочку колбасы Жучку и Рыжику. Собаки были знакомы между собой по прошлым походам, поэтому вели себя миролюбиво. Проглотив колбаску они легли на снег и затихли изредка поднимая головы и поглядывая на хозяев. Приятели, не торопясь и посмеиваясь, попили чаю, поели и через время двинулись дальше, по направлению к берлоге.
      Теперь, "команду" повёл Андрей.
      
      Берлога была выкопана в юго-западном склоне водораздельного хребта, в вершине одного из небольших распадков. Чуть выше, метрах в ста, по гребню, шла старая, полузаросшая лесовозная дорога, по которой никто не ездил уже лет пятнадцать.
      Прямо напротив берлоги, на большой лиственнице, для памяти, Андрей сделал затесь ещё осенью, чтобы по снегу найти берлогу, - зимой под снегом вид местности иногда меняется до неузнаваемости и можно берлогу потерять или в поиске, нечаянно вспугнуть медведя.
      Пока дошли до распадка, пока совещались, как и с какой стороны заходить - короткий зимний день угас. Сумерки быстро опустились с невидимого? в морозной дымке, неба... Заметно похолодало...
      Приятели, как договаривались, взяли собак на короткие поводки, сбросили рюкзаки на снег, зарядили ружья пулями, проверили ножи и осторожно тронулись вперёд...
      По дну заваленного снегом распадка озираясь и вглядываясь, подошли к берлоге шагов на двадцать пять...
      Собаки напряглись, крутили головами, нюхали воздух, ловя струйки текучего опасного запаха...
      Остановившись и оглядевшись, Андрей шепотом произнёс: - Дальше подходить нельзя, можно выпугнуть зверя!..
      Толя промолчал и остановился, хотя подумал: "Почему бы сегодня не попробовать добыть зверя? Ведь мы здесь и с нами собаки"!
      Андрей, словно подслушав его мысли, шепотом возразил: - Пусть медведишко облежится. Сейчас уже темно и если он нас учует, то уйдёт без выстрела...
      Толя, соглашаясь кивнул.
      Вдруг, лёгкий ветерок чуть дунул в лицо от берлоги и Рыжик задвигал носом, а потом уставился в сторону чела берлоги. Почуяв тревожный запах, собака тихо заскулила.
      Толя одёрнул его поводком и охотники, так же медленно, осторожно, стали уходить назад. Они поняли - медведь лежал в берлоге!
      
      ...Добыли того медведя легко и быстро, через месяц, в канун Нового Года.
      Без хлопот подошли к челу, Андрей заломил вход в нору, а Толя увидев, как медведь вцепился зубами в осиновую слегу, пытаясь затащить её внутрь, прицелился, выстрелил и попал в голову, за ухо...
      Медведь умер мгновенно...
      
      Всё было кончено удивительно быстро и без хлопот.
      Убедившись, что других медведей в берлоге нет, спустили собак.
      Молодые лайки возбуждённо сновали вокруг берлоги и Андрей, улучив момент, забросил Жучка внутрь, прямо на голову лежащему, мёртвому зверю.
      Жучок с воплем выскочил, отбежал подальше и, озираясь, стал испуганно лаять. Толя начал травить на медведя Рыжика и тот не испугавшись, в какой - то момент заскочил в берлогу и схватив неподвижного, но страшного хищника за бок вырвал клок шерсти! Потом, хотел повторить этот манёвр, однако разъярившуюся собаку оттащили и Андрей похвалил Рыжика: - Будет, будет из него медвежья собака!..
      
      
      Февраль 2015 года. Лондон. Владимир Кабаков
      
      
      
      
      Охота на берлоге. Продолжение.
      
      
      
      Взрослая, породистая лайка, напоминает машину для бега, для погони, для борьбы со зверем. Я знал собак, которые вдвоём загрызали волка, а когда их было три, то однажды, они задрали взрослую лосиху - набросились, повалили и умертвили. Весу в лосихе было более двухсот килограммов.
      Охотнику с такими собаками, даже безоружному медведь не страшен. Но такие собаки, бывают страшны и для человека, когда они разъярены или голодны.
      
      Толя после ноябрьской таёжной поездки, долго отсиживался дома, делал срочную работу, но закончив, решил "проветриться", быстро собрался, посадил Рыжика в машину и поехал по старой лесной, Курминской дороге в сторону, залива...
      Оставив машину у знакомого сторожа в садоводстве, он взял Рыжика на поводок, и только войдя в нетронутый лесорубами лес, отпустил его. Места были давно знакомые и Толя, перейдя Хейское болото поднялся по малозаметной тропинке, от которой остался только незарастающий прогал, на водораздел и здесь, увидел след глухаря, который двигался пешком по неглубокому снегу, с увала на увал, словно на прогулке.
      Рыжик куда - то давно исчез и Толя начинал беспокоиться. Однако Рыжик в лесу, никогда под ногами хозяина не болтался и наверняка, где-нибудь наскочил на свежие следочки косули или даже лося и разбирался в них.
      Пройдя метров двести по гребню, оторвав взгляд от следа глухаря, охотник поднял голову, огляделся и среди мелкого осинника припорошённого снежком, увидел впереди, как взлетает вспугнутый им глухарь.
      Привычно и ловко сдернув с плеча ружьё, Толя навскидку выстрелил, но крупная птица, мелькая между сосновых вершин улетела вдаль. Чертыхнувшись и обругав себя "мазилой", охотник перезарядился, выбросил стреляную гильзу на снег и на её место с сухим щелчком, опустил в ствол патрон с картечью...
      Из-за спины, на махах выскочил Рыжик, пробежал по следу глухаря до места взлёта, встал как вкопанный, понюхал снег, послушал округу вращая головой и потом, виляя хвостом подбежал к хозяину.
      - Где ты бродишь? - ворчливо проговорил Толя. - Мог бы этого глухаришку облаять. Все, какая ни есть, но добыча...
      
      Рыжик выслушал хозяина, вильнул хвостом и сорвавшись с места, убежал в ту сторону, откуда появился на выстрел. Толя заинтересовался этим и развернувшись пошёл вперёд, теперь уже по следам собаки.
      Пройдя через красивый крупный сосняк, охотник спустился в низину, дошёл до широкого болота и потом, забирая влево начал по диагонали подниматься на горушку, покрытую некрупным березняком и заросшую кустами ольхи. На вершине, он остановился и огляделся.
      
      ...Начинался небольшой снежок, ветер дул снизу, из пади и оттуда же, словно из - под земли, раздавался лай Рыжика, чуть слышный, но яростный и непрерывный.
      Толя, заволновался и побежал на лай - так Рыжик всегда лаял на крупного зверя...
      
      Спустившись в распадок он остановился, перезарядил ружьё пулями и послушал. Раздуваемый ветром, колючий, мелкий снежок сёк щёки и норовил попасть в глаза. В воздухе заметно потемнело и опасливо оглядывая густой ельник впереди, Толя двинулся на возобновившийся лай...
      
      Держа ружьё наизготовку, охотник, то и дело уклоняясь от заснеженных веток, обходил плотные заросли молодых ёлочек, продвигаясь немного вверх по склону и вдруг, в узкий прогал между кустами, всего метрах в тридцати, увидел под большой, торчащей вверх чёрными корнями корягой, мелькнувшего Рыжика...
      Тут Толя начал что-то понимать, догадываться, но ещё не до конца верил в возникшее предчувствие, хотя немного испугался!
      Сегодня, отправляясь в лес, он совсем не рассчитывал на встречу с медведем - у него было всего две пули, а крупной, медвежьей картечи вообще не было. К тому же, он недостаточно опытен чтобы стрелять в одиночку из под собаки, берложного медведя.
      Собака может совершенно неожиданно спровоцировать медведя на нападение. А когда он выскочит из берлоги - очень трудно попасть в убойное место. Медведь же в такой чаще легко может наброситься на человека и заломать его...
      
      Дрожащими от волнения руками, Толя вынул охотничий нож из ножен и спрятал его за голенище сапога...
      Потом, чуть обойдя корягу по кругу, но не приближаясь к ней, он увидел чело, а Рыжик, заметив хозяина ещё яростнее залаял почти в самое отверстие, темнеющее на белом снежном фоне...
      "Сейчас он выскочит - подумал Толя и подняв ружьё прицелился в чело берлоги под корягой и в этот момент, медведь изнутри зло рявкнул на собаку и у охотника задрожали коленки...
      
      - Чёрт побери - ругался он шёпотом: - Что делать?! Стрелять отсюда в чело не видя медведя - глупо и опасно! Ждать, пока Рыжик отстанет от зверя, тоже вряд ли умно. Собака меня видит и поэтому лезет почти в берлогу...
      Помолчав, он прошептал самому себе: - Надо уходить, но место заметить...
      Пятясь задом, не отрывая взгляда от собаки у берлоги, он дошёл до крупной сосны и остановившись, острым ножом срезал с толстой коры, круг величиной с головной убор, добравшись местами до желтоватой древесины...
      
      "Тут, прямо напротив, метрах в пятидесяти от этой затеси, я увижу берлогу - думал он вглядываясь в окружающий лес и запоминая, - когда приду сюда в следующий раз, не один и без собаки...
      Это я запомню! Медведь меня не видел, сейчас отзову Рыжика и дней через несколько приду сюда снова, но уже не один...
      - Погода портится - продолжал рассуждать Толя - и медведь, я думаю, не уйдёт из этого логова. А я через день - два, приду сюда ещё раз, сделаю тут проверочный круг, чтобы убедиться и проверить, что медведь остался здесь зимовать..."
      
      Отойдя метров на триста от берлоги, Толя засвистел отзывая собаку, но тот продолжал размеренно и зло лаять с одного места...
      Снег повалил гуще...
      Выйдя на свои полузаметённые следы, охотник старыми покосами, стал подниматься по пади вверх, разговаривая сам с собой:
      
      - Как же так?! Тут недалеко от города... До ближайшего садоводства по прямой километров пять, а он вздумал тут зимовать.
      Мне просто повезло, что Рыжик такой настырный - видимо причуял запах медведя, а потом по запаху и берлогу нашёл...
      Толя остановился и оглядываясь назад, снова громко засвистел - лай уже был едва слышен...
      Пройдя ещё немного, он вдруг увидел, как из снега, метрах в тридцати от тропы слева, взлетела крупная птица, и села на вершину сухостойной ели.
      - Хм - отметил про себя Толя - что он здесь делает, почти в темноте?
      Сойдя с тропы, охотник подошёл к тому месту откуда взлетел коршун - он успел рассмотреть сидящую на ели настороженную птицу - и различил на белом снегу, лежащего под деревом глухаря.
      - Вот это подарок! - воскликнул ошеломлённый Толя, поднимая чёрную большую птицу за толстую шею и чувствуя тяжесть ещё тёплого незамёрзшего тела.
      Вглядевшись, он в наступающих сумерках различил на голове глухаря, рядом с красной, словно вышитой бровью, кровь и понял, что коршун заклевал упавшую на снег раненную птицу...
      Это был тот глухарь, в которого он стрелял некоторое время назад и видимо ранил, а когда глухарь - петух, чёрный как кусок угля, упал на белый снег, то его увидел пролетавший неподалёку коршун, спикировал и добил жертву, но вот воспользоваться добычей не успел - человек помешал.
      
      Толя на время отвлёкся, но потом стал слушать и снова услышав далёкий лай, стал разводить костёр - разгрёб снег до земли, достал из кармана рюкзака кусочек бересты, наломал сухих веток от подножия сухой ели.
      Пламя весело пробежало по смолистым веткам и костёр ярко вспыхнул, осветив близко стоявшие деревья и белый, свежевыпавший снег.
      Ароматный дымок тёмными клубами поднялся вверх и Толя подумал, что через несколько минут Рыжик учует запах костра - обычно собака чувствует костровый дым на несколько километров...
      
      Потом, перезарядившись дробью, выстрелил в воздух два раза и сел ждать.
      Было уже совсем темно и костёр, отблескивал красными сполохами на белом, когда к костру выбежал Рыжик - взволнованный и усталый.
      Толя ласковым голосом, с облегчением вздыхая, похвалил его: - Молодец! Видно, что зверовая собака...
      Допив чай, и в последний раз погрев руки над костром, охотник взял Рыжика на поводок, и побрёл к дороге, ведущей к знакомому садоводству... Рыжик шёл рядом и всё время оглядывался назад...
      
      
      Того медведя добыли в конце декабря...
      
      Приехали на берлогу вдвоём, вместе с Александром Владимировичем - опытным медвежатником и давним хорошим знакомым. Подъехав на вездеходе - "Уазике" поближе, оставив Рыжика в машине ушли к берлоге.
      Брели по глубокому снегу и негромко разговаривали, а не доходя метров двести, стараясь не шуметь вырубили слегу - мёрзлую осинку толщиной в руку и длиной метра в три.
      Шёпотом сговорившись кто, что и как будет делать и где стоять, осторожно пошли к берлоге.
      Александр Владимирович, напарник Толи по этой охоте, был замечательный охотник, прекрасный стрелок и добыл уже около двадцати медведей.
      
      Ещё на подъезде к этой берлоге, он рассказал об одной из опасных медвежьих охот.
      - Как - то - рассказывал он Толе, который управлял Уазиком - выходил я из тайги, с соболиного промысла. Со мной и ружья то не было, был только пистолет системы Макарова. Мои собаки случайно нашли берлогу, я собак привязал, уже почти в темноте подошёл к челу, привязал слегу одним концом к кустам растущим поблизости, а другим заломил вход в берлогу. Было конечно страшновато, но я выдержал, и когда медведь стал хватать за слегу зубами, я изловчился и застрелил его из пистолета в голову...
      - Потом заночевал неподалеку, у костра, потому, что провозился, разделывая крупного зверя почти до полуночи.
      - Но я тогда был моложе, сильнее, веселее - закончил Александр Владимирович свой короткий рассказ и улыбнулся...
      
      ... Вскоре подошли к зарубке на сосне. Толя показал напарнику берложное чело полузасыпанное снегом и после, они осторожно начали подход к берлоге. Александр Владимирович, шёл следом за Толей, с ружьём наизготовку, а когда приблизились метра на три, он рукой показал Толе на верх берлоги и тот, осторожно обойдя бугор, под которым расположился зверь, сверху и сбоку воткнул слегу в чело по диагонали.
      Тут охотники заговорили в полный голос и медведь заворочался в берлоге!
      Александр Владимирович вскинул ружьё к плечу, напрягся, поводил стволами выцеливая движущуюся медвежью голову, потом не отрывая ружьё от плеча, буркнул: - Вижу его - и выстрелил, а потом, чуть поведя стволами ударил во второй раз.
      Тут же, перезарядившись, он произнёс, заглядывая в темноту берлоги: - Кажется готов!
      
      Осторожно обходя берлогу, не опуская ружей всматривались в тёмную нору, а убедившись, что чуть различимая в темноте берлоги косматая голова медведя неподвижна, они расслабились и заговорили в полный голос...
      Потом, вместе, привязав верёвку за шею, вытащили обмякшую тушу наружу...
      Пока Александр Владимирович разводил костёр, Толя сходил к машине и выпустил Рыжика.
      Собака, на махах понеслась к берлоге, сходу наскочила на медведя и впившись в горло, стала рвать его бросками - хватками. Подбежавший Толя оттащил Рыжика и довольный Александр Владимирович похвалил:
      - Да, собачка видно неплохая. Я таких только на севере, в тайге видел...
      Толя смущённо улыбнулся - ему эта похвала была очень по душе.
      
       Поправив на брусочке ножи, принялись разделывать тушу, изредка отогревая руки покрытые плёнкой жира над костром.
      Александр Владимирович снимал шкуру начиная с головы, аккуратно подрезая острым как бритва ножом дёсны, глаза, уши, а Толя "освобождал" лапы с когтями...
      Сняв шкуру, свернули её трубой, чтобы поменьше замерзала, и стали обрезать белое сало снаружи туши, нарезая его квадратными пластами - медведь был жирный.
      Потом вскрыли тушу и вырезав, выбросили внутренности, которых было совсем немного - перед залеганием в берлогу медведи "чистятся" - освобождают желудок и кишки от остатков пищи.
      
      Разделав зверя, мясо и сало разложили в две кучки и принялись перетаскивать всё это к машине, до которой было километра полтора.
      Тяжело загрузившись мясом, сходили туда и обратно по два раза и вынесли всё - медведь был небольшим.
      
      - Ну, теперь можно и передохнуть - отдуваясь, предложил старший охотник - Толя вытирая пот со лба, согласно кивнул головой.
      Развели костёр, поудобней устроились, выпили по маленькой за успешную охоту. Толя закусывая, посмеивался и пережёвывая ароматное, чуть подсоленное медвежье сало, рассказал историю, услышанную им от одного из участников охоты на берлоге, которую провели "команда" дальнобойщиков, водивших грузовики с продуктами на Лену...
      - В ту зиму, узнали шофера от местных про найденную берлогу и купили её за недорого - так иногда делали городские охотники... Собралось их человек шесть, все с ружьями. Заехали на машинах к тунгусу - местному охотнику, который промышлял неподалеку и жил в зимовье. С вечера крепко выпили, напоили тунгуса, выпросили у него собак, на завтра на берлогу.
      - Тунгус утром не смог на ноги подняться с перепою, рассказывал Толя - а водилы мужики тёртые, им хоть бы что, а кто - то с утра уже крепко опохмелился...
      Собрались неспешно, взяли собак и пошли к берлоге, чуть песни не поют...
      - Подошли, выпустили собак, а сами встали веером поодаль - бояться близко подходить, а собаки хорошие, чуть в берлогу не залезают...
      
      - Медведь не выдержал и выпрыгнул с рёвом - собаки на него" Шофера открыли стрельбу, одну собаку убили сразу, другую ранили, а медведю хоть бы что, только озлился и бросился на мужиков.
      - Те разбежались - кто на дерево от страха полез, а кто просто убежал. А медведь легко, на махах в тайгу ушёл...
      
      - Вернулись мужики к зимовью ни с чем, а следом, окровавленная собака приползла...
      Тунгус - охотник с горя заплакал, а мужики друг на друга не смотрят, сели в грузовики и уехали...
      - Вот такая история - Толя закончил рассказ и налил себе ещё чаю...
      
      Эту славную охоту, Толя запомнил надолго!
      
      
       2010 год. Лондон. Владимир Кабаков
      
      
      
      
       Петля.
      
      
      
      "Охота сближает нас с природой, приучает нас к терпению, а иногда и к хладнокровию перед опасностью..."
      Иван Сергеевич Тургенев
      
      ...Андрей Чистов, в этом году, припозднился с поездкой в Сибирь. Всё лето он занимался ремонтом своего подросткового клуба и потому, освободился только к первому октября. Договорившись в отделе культуры, что он возьмёт себе трёхнедельный отпуск, наскоро собрался и как обычно, экономя деньги, улетел в родной город на ночном, самом неудобном рейсе...
      
      Самолёт взлетев из Питера, через много часов ночного, почти бесконечного и утомительного полёта, приземлился рано утром уже в Сибири, когда местные жители отправлялись на работу.
      Разница в часовых поясах была приличная и потому, пять с лишним часов полёта, да эти приплюсованные часовые пояса составляли почти половину суток...
      
      Самолёт, вынырнув из пелены серых дождливых облаков, почти над самыми крышами, аккуратно, развернувшись, зашёл на посадку и когда благополучно приземлился, то пассажиры зааплодировали, отмечая профессионализм лётчиков.
      У всех в памяти ещё были детали очередной авиакатастрофы на здешней земле, когда на развороте, да во время ветра, самолёт "провалился" вниз, задел крылом заросшую кустарником луговину и рухнул на землю. Тогда погибли около ста пятидесяти человек, среди которых были и знакомые Чистова...
      
       Выйдя из самолёта, Андрей непроизвольно понюхал влажный воздух, (давняя охотничья привычка) уловил запах осенней тайги и прикрывшись воротником куртки от холодного дождливого ветра, спустился по трапу на землю и подхватив сумку на плечо, зашагал вслед остальным пассажирам к небольшому зданию аэровокзала.
      Багаж получали в крошечной комнате и уже высмотрев свой чемодан, он вдруг увидел брата, входящего в багажное отделение и услышал его возглас: - С приездом!
      Братья обнялись, похлопали друг друга по спине, потом Максим подхватил чемодан Андрея и оба вышли на улицу. Неподалёку, на стоянке стоял Максимов микроавтобус, куда и загрузил тяжёлый чемодан, указав брату место рядом с собой.
      
      Пока ехали до квартиры сестры, обменялись незначительными семейными новостями, а после, Андрей не выдержав спросил:
      - А когда в лес то пойдём? Небось уже и изюбриный рёв закончился?
      - Ты знаешь - неторопливо, немного подумав ответил брат, поглядывая на дорогу впереди - в этом году осень поздняя, потому что лето было дождливое и наверное быки ещё ревут.
      Во всяком случае мы были прошлое воскресенье в Солнцепади и там зверь ревел с вечера и немного ещё и под утро...
      - Ну и что, добыли что-нибудь? Зверя видели? - спросил Андрей.
      - Да тут неувязочка получилась - криво улыбаясь, стал рассказывать Максим.
      - Мы с вечера водочки прилично выпили, а потом стали разговаривать... Он аккуратно объехал дорожную колдобину и поясняя ситуацию, продолжил: - Выпили за приезд, а потом ребята разговорились...
       Легли поздно, вот и не смогли встать во время. А когда пошли в лес, хорошо напившись чаю - брат невольно вздохнул - то быки уже замолчали и потому, не солоно хлебавши вернулись к биваку и уехали домой...
      Через паузу он закончил рассказ: - Зато выпили и посидели хорошо... Он ещё раз тяжело вздохнул...
      
      ...У сестры, после тёплой встречи и чая с рюмочкой водки за приезд, братья расставаясь и договорились, что Максим привезёт завтра лесную одёжку, а послезавтра утром можно будет и отправится, на сей раз в сторону Байкальского хребта, оставив машину на дальнем таёжном садоводстве.
      На сём и порешили...
      Через день, Максим заехал за братом не утром и даже не днём, а уже под вечер. Оправдываясь перед недовольным Андреем, выруливая на дорогу от дома сестры он рассказывал, что ему необходимо было до воскресенья получить подписи в конторе, которая заведовала распределением жилого фонда под съём.
      
      - Я ведь тут выкупил квартирку у соседей, где недавно последний старичок умер и вот отремонтировав её, хочу сдать под книжный магазин. А чиновники тянут резинку, как обычно дожидаясь очередной подачки. Вот и мурыжат меня. Уже с полмесяца!
      Ты ведь знаешь, у нас сейчас есть просто бандиты, а есть государственные чиновники.
      Он невесело рассмеялся:
      
      - А сегодня с утра, наконец подписали бумаги, и потом я уже стал собираться... Пока бегал закупал продукты, пока собирал охотничью одёжку и резиновые сапоги, время пролетело незаметно...
      Максим помолчал и через некоторое время продолжил:
      - Ну ничего. Мы с тобой до ближнего зимовья по свету ещё успеем дойти и там заночуем. А завтра уже, уйдём с утра в дальнее зимовье, на Половинку. Ты же помнишь этот домик, который на бережку речки стоит, в соснячке?
      ...Андрей эту зимовейку на Малой Половинной хорошо помнил, хотя с той поры когда он побывал там в первый раз, прошло уже около тридцати лет. Места тогда были дикие и он видел там следы косуль, изюбрей и даже медведей. В одном месте, ему даже показалось, что впереди, на широкой просеки по которой проходила дорога, на обочине паслись матки изюбрей. Он разволновался, долго крался, прячась в молодом сосняке на краю просеки, а когда вышел к нужному месту, то там уже никого не было.
      А может быть, ему только почудилось? Такое тоже бывает, когда сто-то очень хочешь увидеть.
      
      ... Проехали через окраинный микрорайон и Андрей вдруг вспомнил, что лет тридцать назад, когда здесь всё только начинало застраиваться, к одной из пятиэтажек, уже по снегу, ночью подошла косуля.
      Наверное, её пригнали туда дикие собаки, устроившие логово для своей стаи совсем недалеко от пригорода, на сосновом пригорке заросшем ольшаником.
      Они там и щенят по весне вывели и его несказанно удивило это возвращение к волчьей жизни домашних собак!
      Оказывается, городские бродячие собаки недалеко ушли от своих диких родственником волков, и по случаю, в течении нескольких месяцев дикой жизни, превращаются в настоящих хищных зверей, уничтожающих всё живое в округе на десятки километров...
      Он вспомнил ещё, что при его случайном появлении рядом с логовищем, несколько довольно крупных собак выскочили из нор и на махах скрылись в лесу...
      
      ... По асфальтовому шоссе, петляя поднялись на водораздельный хребет, где с давних пор проходила грунтовая дорога в посёлок Мельничная Падь. Только тогда, тридцать или сорок лет назад, это была грязная глинистая колея, в которой даже грузовые машины могли утонуть по самый капот. А сейчас, это было асфальтированное шоссе уходящее за город на десятки километров...
      Отъехали уже довольно далеко от города, когда асфальт сменился грунтовой, но твёрдой дорогой, от которой во все стороны уходили ответвления в лес, в сторону более чем десятка больших садоводств на южной стороне водораздела, туда, где совсем недавно стояли сосново - берёзовые леса и Андрей, в давние, почти детские времена собирал в конце лета грибы и ягоды...
      
      Тогда, они с приятелями несколько раз попадали на грибные, груздевые места в зарослях ольшанника и до сих пор он помнил хрусткие, плотные, белые валики грибочков, с мохнатой влажной паутинкой на исподе, прятавшиеся один под другим в палой листве...
      И ещё он помнит, как дома, уже зимой они ели жаренную картошку заедая её холодными, солёными груздями, приготовленными с лучком и растительным маслом...
      
      ... Вскоре, незаметно проехали отворот на Скипидарское зимовье, в котором по молодости, Андрей ночевал неисчислимое количество раз, и летом, и зимой. В тех местах было несколько глухариных токов, куда по весне он приходил и в одиночку, и с компаниями приятелей.
      Здесь, Андрей добыл на току, в замечательно красивом крупно-ствольном сосновом лесу, своего первого глухаря и эту охоту, запомнил на всю жизнь.
      
      ...В ту давнюю весну, он пришёл тёмной холодной ночью из Скипидарского зимовья на токовище, услышал впервые загадочное "пение"-токование глухаря,, увидел эту древнюю, крупную и сильную птицу, яростно призывающую на бой соперников со всей округи.
      Кастаньетный перебор первой части песни, сменялся яростным "точением" и в этот момент, молодой охотник делал несколько шагов-прыжков и замирал, не дожидаясь окончания "мелодии".
      Песней, эту загадочную угрозу конечно трудно было назвать, однако, чёрные, угрюмые птицы на красоту не претендовали и уже миллионы лет, их весеннее токование оглашало просторы тайги.
      Можно было себе представить, что давние предки человека вот так же, в рассветных сумерках, напрягшись, стояли в сосняке и поводя заросшими головами, в ожидании вслушивались начала глухариных игрищь...
       ...После гулкого выстрела, в рассветной тьме разнёсшегося на многие километры, глухарь перестал петь и дрожать от звериной страсти, сделал несколько шажков по ветке поводя своей костистой головой на толстой длинной шее и потом упал, глухо ударившись мёртвым телом о землю, под сосной.
       Саша, в несколько прыжков, подбежал к убитому глухарю, поднял его правой рукой за шею и когтистые лапы этой большой птицы, доставали почти до земли. В том глухаре было около пяти килограммов веса. Перья на шее, отливали сине - зелёной древней патиной, а чёрные крылья с белым подхвостьем, растягивались на целый метр в ширину. Глаза глухаря, были прикрыты серой плёночкой век, а над ними, ало - красной, словно вышитой полоской светились брови.
      Зеленовато - белый клюв был изогнут и выглядел опасно. Под клювом темнела длинными, тёмными перьями бородка, которая во время токования, тряслась в такт тэканью то ли от гнева, то ли от страсти.
      Второе колено песни, было похожа на скрежетание - точения железа по железу! Ещё и поэтому, глухариная "музыка" пугала своей первобытной воинственностью и неприкрытой агрессией...
      
      ... Пока Саша вспоминал эти глухариные тока, Максим, проезжая через крупный лиственничник, стоящий справа и слева от дороги, тоже вспомнил, как однажды, идя здесь с сыном - подростком вдруг, в сосновом подросте, на обочине, рядом с грязной колеёй услышал звон проволоки, а потом и увидел крупного рогача - изюбря, перебегающего дорогу.
      Быстроногий зверь, споткнулся об обрывки телеграфного провода, протянувшегося в траве вдоль придорожной просеки - когда-то здесь стояла линия телеграфных столбов. Столбы со временем подгнили и упали, а стальная проволока осталась на земле, прячась в траве и цепляя за ноги проходящих и пробегающих.
      Максим, ошеломлённый чудесным появлением зверя так нереально близко, совершенно неожиданно, автоматически вскинул свою двустволку и почти не целясь выстрелил - вначале пулей из левого ствола, а потом и из правого, картечью.
      
      Олень, на мгновение запутавшийся в проводах, вздрогул уже после первого выстрела, потом неуверенно сделал несколько шагов, волоча за собой зацепившуюся за копыта проволоку, а после второго выстрела упал, и с громким стуком ударился одним рогом о крупный лиственничный пень...
      Дрожа от возбуждения, Максим, вместе с испуганным и взволнованным сыном, быстро разделали оленя, сняли с него коричнево - шоколадную шкуру, вырубили из черепа красивые, симметричные рога, а мясо спрятали под валежиной, метрах в двадцати от дороги и быстро возвратились за своей машиной в садоводство, расположенное километрах в двух от этого места.
      
      - Оленина была жирная, вкусная - закончил рассказ братец - и мы всей семьёй, больше месяца ели отбивные котлеты и бифштексы, расхваливая быструю реакция главы семейства, то есть меня...
      
      ... Наконец подъехали к последнему, перед глухой тайгой, садоводству и Максим посигналил...
      Но никто не вышел из избушки сторожа, чтобы открыть ворота. Тогда брат сам выскочил из кабины, размотал цепь на металлических воротах, открыл их, загнал автомобиль внутрь и поставил его рядом с домиком сторожа.
      
      ...Вокруг стояла прозрачная, солнечная предвечерняя тишина поздней таёжной осени. Откуда-то снизу, от болота, тихонько повевал прохладный ветерок, играя оставшимися на деревьях редкими разноцветными листьями. Солнце, двигаясь на запад скрылось за ближние сосны и прозрачные тени протянулись через участок, подступая к деревянному крыльцу небольшой дачи сторожа...
      Вокруг было пустынно, тихо и издали, словно подчёркивая молчание леса окружающего дачи, доносилось звонкое карканье таёжного ворона, призывающего своих соплеменников то ли на пир, то ли на тризну...
      Андрей вертел головой во все стороны, вглядывался в синеющий за болотиной горизонт, вдыхал горьковатый ароматный воздух нагретый за день и в нетерпении переминался с ноги на ногу, уже одев рюкзак и ожидая, когда Максим закроет машину и отправиться вместе с ним в долгожданный поход...
      
      Забрав из машины ружья и рюкзаки, охотники, прикрыв ворота вышли на дорогу и направились вперёд, в сторону настоящей тайги...
      Вскоре, шагая по песчаной дороге среди высоких берёз и сосен, вышли на берег широкой речной заболоченной поймы. Раньше, лет тридцать-сорок назад, через речку Хею в этом месте был деревянный мост и настелена гать. Однако со временем всё заросло, заболотилось, покрылось кочками и теперь, переходить через речную пойму было совсем непросто.
      Перепрыгивая с бревна на бревно торчащие из грязной жижи, Максим и Андрей неторопливо, осторожничая преодолели "водную преграду" и вышли на дорогу огибающую высокий широкий таёжный мыс, поросший молодым сосняком с вкраплениями смешанного леса.
      Эта дорога, тоже была знакома Андрею и он помнил времена, когда зимой, колхозники на машинах вывозили по ней, с обширных пойменных покосов, заготовленное летом сено.
      
      Сейчас, по прошествии долгих лет, дорога покрылась грязью и в ней, тяжёлые грузовики пробили глубокие, заполненные мутной водой колеи. Через распадки, впадающие в широкую речную пойму, с тех ещё времён, тоже были проложены гати. Но так как на машинах здесь и зимой не ездили, то за дорогой никто не следил и гати, сгнили покрывшись болотной травой. Хотя раньше, ещё в молодости Андрея, по этой дороге, насыпанной здесь сразу после войны почти семьдесят лет назад, идти было удобно и приятно.
      На песчаном основании, конечно выросла низкая трава, но грязи было немного и лишь изредка, в колеях, на обочинах и посередине, видна была осенняя, грязная дождевая вода, которую приходилось обходить по сухой кромочке.
      
      Максим сразу вырвался вперёд, шагал широко, свободно и размашисто несмотря на довольно тяжёлый рюкзак за спиной.
      Не так было с Андреем.
      Он уже отвык от лесных, монотонно трудных походов и вскоре, лямки рамочного рюкзака стали врезаться в плечи. Он их то и дело поправлял, свободной рукой вытирая пот со щек и лба.
      Резиновые сапоги были немного маловаты и потому, пальцы на ногах быстро уставали.
      Но по большому счёту, это были мелочи, к которым невольно приходилось приспосабливаться и на которые он старался не обращать внимания.
      Зато идя по этим дивным местам, Андрей вспоминал те или иные происшествия, случавшиеся с ним на этой дороге в давние годы...
      
      ... Однажды, в неглубоком распадке, по которому протекал небольшой ручей впадающий в Хею, на полузаброшенных покосах он нашёл металлическую штуковину величиной с зимовеечную печку, но сваренную из толстых полос металла, с неширокими продольными прорезями. Внутри этой "штуковины", валялась гнилая, неприятно пахнущая рыба.
      Подумав, Андрей понял, что это "приманка" для медведя, который найдя привязанную тросом к дереву непробиваемую железяку, с резким рыбным запахом, начинал "играть" ею, пытаясь достать изнутри запашистую рыбу.
      Зверь так увлекался, что забывал обо всём, шумел и недовольно рявкал. И в это время, к нему подкрадывались охотники и стреляли в расшалившегося медведя. Правда чем эта затея деревенских охотников закончилась, он так и не узнал...
      В те времена, эту тайгу Андрей исходил вдоль и поперёк, хорошо знал её и мог, даже ночью, ориентируясь только по звёздам и считая пади и распадки, выйти в нужное место, в нужное время...
      
      ... В ту зиму, в окрестных чащах, Андрей случайно нашёл медвежью берлогу, которую показала его собака - Рыжик.
      Как обычно, это случилось совершенно неожиданно...
      
      Берлога была выкопана зверем километрах в двадцати от города, чуть ниже "среднего течения" широкой пади, заросшей крупным сосняком. Это место было совсем недалеко от большого глухариного тока, на который он начал ходить давным-давно и где вёснами, он добыл уже в общей сложности с десяток "петухов"- глухарей.
      
      Рыжик, его охотничья лайка, а было это в начале зимы ещё по мелкому снегу, на время исчез из виду, а потом, услышал услышал его глухой, как показалось далёкий лай. Позже выяснилось, что берлога была в полукилометре от охотника, но собака яростно лаяла в чело берлоги и потому, её было плохо слышно.
      Подойдя, к лающей на одном месте собаке, Андрей внезапно увидел чернеющее, уходящее в глубь земли отверстие и Рыжика, не останавливаясь лаявшего внутрь этой большой норы!
      Это была первая берлога которую он нашёл самостоятельно и потому, взволновался и даже испугался. В одиночку добыть медведя он побоялся и был очень осторожен, а руки и ноги буквально задрожали, когда охотник понял, что медведь дремлет в двадцати метрах от него, внутри этого тёмного отверстия...
      
      Непроизвольно, изо всех сил вцепившись в ружьё, он попытался отвлечь собаку и увести её, пока она своим лаем не подняла хозяина из берлоги.
      Из книжек зная, насколько чутко медведи спят в первую половину зимы, Саша полушёпотом отозвал собаку, а так как она никак не хотела уходить от берлоги, взял её на поводок и увел насильно...
      
      ... Под новый год, в декабре, они пришли сюда втроём, заломили берлогу тут же срубленной жердью, а когда медведь, стал затягивать её внутрь, стараясь освободить выход из зимней норы, они все вместе начали беспорядочно стрелять, хотя один их них, с первого же выстрела попал в мохнатую, коричневую башку мелькающую в берлоге...
       Не прошло и пяти минут после подхода к берлоге, а медведь уже был добыт и охотники оживлённо переговариваясь, вытащили зверя наружу и посмеиваясь, рассказывая друг другу подробности, начали его разделывать...
      
      Об этой охоте, коротко и на ходу, Андрей рассказал Максиму, сожалея, что рядом тогда не было хороших зверовых собак.
      Молодого Рыжика, в тот памятный день они не рискнули в одиночку отпускать на медведя, зато когда охота удачно закончилась, собака вдоволь покусала уже неподвижного медведя, вздыбив шерсть на загривке и подрагивая всем телом от возбуждения и инстинктивного страха...
      - Из под собак, охота на берлоге намного интереснее, хотя и опаснее -
      закончил рассказ Андрей таким тоном, словно ему уже надоело вытаскивать добытых медведей из берлог...
      
      ... Солнце опустилось к кромке леса, когда охотники вышли на берег кочковатой, заросшей высокой травой долины, при впадении речки Шинихты в реку Байсик. Чистая, быстрая речка текла под невысоким берегом и Андрей подумал, что в ней обязательно должна быть рыба, заходившая сюда на нерест из большого залива...
      За этой речкой, взгляду открывалась широкая болотистая равнина, через которую грязная, залитая болотной водой дорога, переходила на другой берег пади.
      Прихватив по сухой длинной палке, братья осторожно, не торопясь перешли через болото выбирая менее мокрые места, аккуратно двигаясь вперёд вдоль толстых брёвен, местами ограничивающих гать сбоков, полузатопленную грязью.
      Там, где дорога поднималась на сосновый мысок, справа и в глубине, метрах в пятидесяти от дороги стояло маленькое новое зимовье, в котором Андрей ещё ни разу не ночевал.
      Остановились в этом домике, сбросили рюкзаки и сразу стали разводить костёр и готовить дрова для печки. Потом, взяв в руки ведро он пошел за водой, хотя пришлось возвращаться почти к противоположной стороне гати, на речку, потому что чистой проточной воды в округе не было, а болотную набирать не хотелось.
      Уже почти в сумерках, когда Андрей с ведром воды перебирался к зимовью, издалека, до него донёсся изюбриный рёв и охотник, на время остановился...
      
      "Это километрах в двух, выше по течению Шинихты" - подумал он и
      продолжил путь постоянно прислушиваясь...
      Когда Андрей возвратился к зимовью, Максим уже развёл снаружи большой костёр и растопил печь в зимовье. Поставили кипятить чай и вскоре, бросив заварку в закипевшую воду ушли в домик, сели там за стол, открыли двери чтобы было светлее и стали ужинать.
      Максим прихватил с собой из города жаренную курицу и уставший и голодный Андрей с жадностью, чавкая и отдуваясь, ел с большим аппетитом запивая еду вкусным, ароматным горячим чаем. Здесь он и рассказал Максиму об услышанном изюбрином рёве.
      
      Максим не удивился, но сомневаясь заметил:
      - Может быть это охотники на трубу пытаются зверя подманить. Там, в склоне, тоже зимовейка стоит и туда, охотнички заскакивают на мотоциклах из Большого Луга.
      После этих слов Андрей и сам засомневался. Ему тоже показалось, что песня гонного быка была слишком тонкой по тону и короткой по протяжённости.
      Тем не менее, закончив еду, уже в сумерках они вдвоём вышли на дорогу и Максим, на своей самодельной трубке из алюминия, сбившись в первый раз, протрубил подражая голосу гонного оленя-быка...
      Притихшая и потемневшая тайга молчала и не дождавшись ответа, послушав ещё некоторое время, братья вернулись в зимовье и стали устраиваться на ночлег.
      На нары расстелили ватные спальники, под голову подложили толстые пуховые куртки из рюкзака. Вздыхая и расправляя уставшие плечи, слушая треск догорающих углей в раскалённой печке, они заснули быстро и крепко.
      
      Стены маленького лесного домика, были их защитой от диких животных и от ночных холодов, которые уже начинались в эту пору по всей необъятной Сибири...
      
      ...Засыпая в жарко натопленном зимовье, Андрей Чистов вспомнил свои осенне-зимние ночёвки у костра и невольно поёжился. Под утро, в тайге, в конце октября порой бывает уже крепкий минус, да ещё с инеем, а то и со снежком. И спать у костра, даже в толстом спальнике, было невыносимо холодно.
      "Ну а здесь, как дома - думал он, расстёгивая спальник стараясь сделать попрохладней внутри.
       - Зимовье, всё - таки божья благодать! - обращаясь к Максиму, произнёс он и широко, сладко зевнул. Через некоторое время, глаза сами собой закрылись и усталое тело погрузилось в крепкий сон...
      
       Утром, проснулись в половине седьмого, когда на востоке, над лесом, уже поднимался крупный, золотой диск солнца. Быстро вскипятили чай, перекусили оставшимися кусками курицы с хлебом и тронулись в путь.
       Вскоре, Максим ушёл в сторону и вверх, поднявшись лесом на сосновую гриву тянувшуюся вдоль просторного болота, а Андрей продолжил путь по дороге.
      Он несколько раз останавливался прислушиваясь, а потом все-таки решился и голосом, попробовал реветь, подражая гонному оленю - быку.
      Получилось неплохо и ещё немного постояв, послушав разгоравшееся вокруг погожее, таёжное утро, он тронулся дальше и в этот момент, услышал под высоким берегом широкого болота, вне зоны видимости, стук тяжёлых копыт.
      Замерев на полушаге, охотник долго стоял неподвижно, вглядываясь в заросшую густым кустарником речную пойму старался уловить шевеление или движение в этой чаще. Но все было как обычно и охотник подумал, что ему всё это показалось: и топот копыт, и это инстинктивное беспокойство, возникающие в присутствии других живых существ, пусть даже невидимых или не узнанных...
      
      Чуть позже, встретившись у поворота дороги, охотники пошли дальше уже вместе и через несколько часов утомительной ходьбы, наконец добрались до таёжного зимовья, стоявшего на берегу левого притока речки Половинки, уже на водоразделе Байкала...
       Расположившись в зимовье и разведя костёр на улице, отдыхая от длинного перехода стали варить чай, а потом уже готовили ужин. Пока Максим, варил кашу с тушёнкой, Андрей сходил на сосновую гривку идущую вдоль дороги и посидел там под сосной, прислушиваясь и присматриваясь.
      Кругом было тихо и медленный закат солнца, казалось, продолжался бесконечно...
      В какой-то момент, в чаще соснового леса за дорогой, Андрей услышал "точение" токовой глухариной песни - по рассказам опытных охотников он знал, что в дальней тайге, глухари иногда токуют и осенью.
      Но за день ходьбы, охотник устал и потому, уже в наступающих сумерках не решился лезть в сосновую чащу исследуя подозрительные звуки...
      Ещё немного постояв на дороге, он быстро зашагал в сторону зимовья...
      
      Подходя к зимовью уже в полутьме, Андрей увидел сквозь заросли молодых сосенок ярко-красный цвет пламени, а когда подошёл ближе, то увидел сидящего неподвижно Максима, который уже пил чай, сосредоточенно разглядывая игру пламени в высоком костре.
      Устроившись рядом, Андрей стал есть кашу прямо из котелка и в перерывах рассказал, что ему почудилась песня глухаря с правой от дороги стороны.
       - Да, тут есть ток! - оживившись, откликнулся Максим. - Прошлый год, я здесь добыл замечательно крупного глухаря, в конце тока спустившегося на землю и идущего ко мне по дороге. Я долго наблюдал и слушал его токовое пение ещё тогда, когда он сидел на высокой сосне, недалеко от дороги. А потом, в чаще, за моей спиной заквохтала копалуха и глухарь слетел на землю, осмотрелся и направился, вразвалку в сторону "подружки" - тут я его и скараулил!
      - Птица была удивительных размеров, а шея толщиной с мою кисть - через паузу завершил рассказ Максим...
      
      Ещё какое-то время сидели пили чай и молча наблюдали за игрой бликующего, яркого пламени. Дым от костра крутился в разные стороны поднимаясь от костра неохотно и по кривой.
      "Завтра может быть дождик - подумал Андрей, но промолчал, а вскоре, когда костёр стал угасать, охотники поднялись и ушли в нагревшееся зимовье...
      Заснули быстро и ему приснился странный сон, в котором он потерялся в знакомой местности и судорожно старался найти дорогу к собственному дому...
      
      Под утро, неслышно выпал небольшой снежок перекрасивший окрестности из серо-коричневого, в пухово-белый цвет.
       Выпив чаю и позавтракав бутербродами с солёным чесночно-ароматным салом, охотники, закинув пустые рюкзаки на спину, вышли на дорогу и направились в сторону отстоев, высившихся на горизонте над таёжным хребтиком в том районе, откуда брала начало речка Правая Половинка.
      Снег на дороге скоро начал таять, в колее было скользко, ноги разъезжались и охотники, выбирая места посуше, шли в основном посередине колеи, а иногда и по обочине, сбивая резиновыми сапогами с высокой травы капли воды, от растаявшего ночного снежка.
      Лес потемнел и словно насторожился. И эту мрачность усугубляли тяжёлые серые тучи, неподвижно повисшие над тайгой...
      
       В какой-то момент, уже перейдя заросшую долину Правой Половинки, свернули с дороги в лес и по ближнему распадку, стали поднимаясь к невысоким скалкам, торчащим на гребне горы.
      Совсем низко над ними висели многослойные облака, под начавшимся ветром медленно двигаясь в сторону Байкала...
      
      И тут, внезапно, оба услышали рёв медведя в нескольких сотнях метров от вершины распадка. Охотники остановились, оживлённо заговорили вполголоса и решив проверить, что там происходит, держась поближе друг к другу, стали подниматься вверх, уже медленнее и осторожнее, стараясь избегать открытых мест и тщательно вглядываясь в каждое подозрительное тёмное пятно на склоне...
      
       Вскоре, они увидели мелькающего среди деревьев медведя и остановившись, шепотом заговорили. Максим достал из под куртки бинокль, пригляделся и неуверенно сказал:
      - Кажется, он попал в петлю... Двигается из стороны в сторону, грызёт ветки... Но освободиться не может...
      
      Подойдя ещё ближе, охотники увидели, что зверь старается освободиться от проволочной петли, закреплённой на высоком, толстом, дереве.
      Медведь ещё не видел охотников и метался из стороны в сторону, грыз ветки окружающих кустов, а по временам пытался влезть на дерево, с намерением сбросить или порвать металлического тросик, с каждым рывком, больно врезающийся в живот и под переднюю правую лапу зверя.
      Петля обхватывала часть туловища по диагонали и попавшая в неё передняя лапа, мешала ему ослабить смертельный захват. От напряжения и ярости, шерсть на медведе намокла, сбилась чёрными влажными лохмами.
      Зверь устал, ему было больно каждый раз, когда после очередного рывка, петля охватывала его грудину всё туже и потому, он злобно и визгливо рявкал, сопровождая этим воплем каждый такой "укол" боли в измученное тело.
      
      По всему видно было, что с этой петлёй зверь борется уже несколько часов и очень ослабел. Он подолгу отдыхал полулёжа, а потом собравшись с силами, бросался вперёд, но петля, в какой-то момент натягиваясь до отказа, отбрасывала его назад или в сторону, и от боли, медведь рявкал и пытался укусить себя за бок, в районе лопатки...
      Максим и Андрей, прячась за группой тесно стоявших деревьев, на какое-то время остановились и решали, что делать дальше...
      
      - Он уже не вырвется - констатировал Андрей шепотом, не отрывая взгляда от затихшего на время медведя.
      - Нам надо его просто дострелить... А потом посмотрим... Если хозяин петли появиться - договоримся и объясним ситуацию...
      - Да в такую погоду, хозяин вряд ли пойдёт петлю проверять - заметил Максим оглядывая мокрую неуютную тайну, раскинувшуюся до самого серого горизонта...
      - И потом, неизвестно когда он её поставил?! Может быть он о ней уже и забыл? Сколько таких петель я в тайге видел...
      День другой, такой "охотник" любитель приходит проверять, а потом уедет в свою деревню и про петлю забудет...
      
      Подкрались ещё чуть ближе...
      Медведь, заметив мелькающие среди деревьев человеческие фигуры, насторожился, вздыбил шерсть на загривке, поднялся на задние лапы и вращая головой из стороны в сторону, принюхивался. Братья, уже отчётливо видели, что медведь попал в петлю и вырываясь, погрыз все ветки в радиусе трёх метров...
      Когда люди приблизились на расстояние пятнадцати шагов, он кинулся в их сторону и в очередной раз остановленный петлёй, глухо заревел, продолжая ломать и грызть ветки вокруг...
      Тогда, подбадривая друг друга взглядами, стараясь не отходить далеко один от другого, но и не мешать друг другу, охотники, с приготовленными к стрельбе ружьями, уже со взведёнными курками, дрожа от возбуждения, короткими приставными шажками приблизились к медведю, на расстояние не больше пяти метров.
      
      Медведь, увидев людей так близко, словно взбесился, бросался в их сторону ревел и крушил ударами лап все вокруг, пока эту неистовую агонию не остановил выстрел Андрея почти в упор, под ухо, с правой стороны головы!
      Медведь мгновенно, расслабленно упал и по его телу прошли смертельные судороги...
      
      В последние минуты, Андрей вдруг тоже почувствовал как страх, вперемежку с яростью, захватил его и он, на время забыл о существовании Максима. Даже тогда, когда брат остановился и начал выцеливать зверя, он продолжал подходить к приготовившемуся к схватке, зверю.
      Медведь, тоже собрался и вздрагивая от внутреннего напряжения, смотрел маленькими тёмными, злыми глазками на приближающегося врага, собираясь с последними силами для решающего броска...
      
      Андрей, приставными шагами придвигался всё ближе и ближе, словно хотел со зверем схватиться в рукопашную. Видя это, обеспокоенный Максим, не отводя ружья от плеча, вдруг спросил:
      - Долго ты еще будешь?.. Стреляй!.. Он ведь сейчас бросится!
      А его брат, не слыша этих слов уже действовал на инстинкте хищника, который в редких случаях проявляется и в человеке. С ним, такое уже бывало не один раз...
      
      Последний такой случай проявился в пьяной драке, когда его приятель, во время незначительной ссоры, неожиданно сбил его с ног подножкой и падая со всего маху на поребрик, Андрей ударился лицом о бетонную кромку, рассёк губу, сломал передний зуб и на минуту потерял сознание...
      Когда через минуту он пришёл в себя, то поднялся, догнал уходящего приятеля и не сознавая уже что делает, начал бить его яростно и умело...
      Уронив очередным ударом своего соперника на землю, Андрей, схватив его левой рукой за шиворот и приподнимая взвизгивающего от страха врага, правой, сжимая кулак старался как можно сильнее ударить в лицо.
      Но тяжёлые удары, попадали в голову и после каждого такого удара его обидчик вскрикивал - он понял, что в таком состоянии Андрей может его убить и потому, почти плача от страха умолял оставить его...
       Кругом была поздняя зимняя ночь, фонари тусклым светом освещали пустынную улицу, а дома вокруг, смотрели на эту драку тёмными провалами окон...
      
      Тогда, словно очнувшись от внезапного яростного беспамятства, Андрей поднял с земли дрожащего от страха, не смеющего взглянуть ему в лицо приятеля, отряхнул его от снега, а потом отправил домой, предложив проводить до автобуса. Но испуганный соперник боялся с ним остаться и боялся новой волны инстинктивного, убийственного гнева Андрея...
      
      ...Вот и в этот раз Андрей, на мгновения тоже забыл обо всём и видел перед собой только сильного и жестокого врага.
      В тот момент, когда медведь выждав, с яростно клокочущим рёвом бросился на человека, Андрей хладнокровно нажав на спуск, выстрелил буквально с трёх метров...
      И медведь оскалив зубастую пасть, остановленный пулей почти в воздухе, уже в прыжке, упал на истоптанную влажно-грязную землю и умер, ничего не видя и не чувствуя вокруг себя и в себе самом..!
      
      ... Снег прекратившийся утром, вновь посыпался из низких, мрачных туч и охотники, разделав медведя и срезав мясо с круглых толстых и прочных костей, загрузив рюкзаки под завязку, отдуваясь стали возвращаться в зимовье...
      Передохнув там и пообедав шашлыками из свежей медвежатины, братья решили не откладывая выносить мясо до проезжей дороги...
      
      ... На этом, самая интересная часть похода закончилась и началась самая трудная!
      Максим с Сашей, охая и матерясь от усталости, стали спускать мясо добытого медведя вниз по дороге, к Байсику, туда, куда уже мог подъехать вездеход...
      
      ... Погода окончательно испортилась, поднялся сильный ветер круживший снежинки вперемежку с холодным нудным дождём, а шум леса заглушал все звуки.
      Дорога намокла и стала скользкой и топкой...
      Груз медвежьего мяса, вдавливал лямки рюкзаков в плечи и казалось, что все данные людям силы уже закончились. Дыхание сделалось коротким и неровным. Братья брели по дороге уже не вытирая пота со лба и только языком слизывая горькие солёные капли с губ и с носа. Максим был посильней и выносливей и потому, постепенно ушёл вперёд.
      Андрей терпел из последних сил, жевал свой язык и шепотом матерился, отводя душу незамысловатыми ругательствами - ему казалось, что это помогает преодолевать усталость...
      Наконец, они дошли до места, куда можно было, с трудом, но подъехать на машине...
      Свалив рюкзаки с плеч на землю, братья ещё долго лежали отдыхиваясь, потом, нервно посмеиваясь поднялись, ощупывая изрезанные брезентовыми лямками рюкзаков плечи, покряхтывая от непроходящей боли.
      
      Так бывало в тайге, почти всегда, после удачной охоты - добыть зверя - это часто самая весёлая часть программы, но разделывать и тем более выносить мясо из тайги - это самая тяжёлая и неприятная часть охоты. У многих охотников в конце жизни от этих непомерных нош и сверх нагрузок на сердце и позвоночник, начинались разные болезни и потому, многие охотники - профессионалы, не доживают до шестидесяти лет...
      Ну конечно, братья, сейчас об этом не думали...
       Спрятав мясо добытого медведя на обочине, охотники, возвращались к машине налегке, обсуждая перипетии неожиданно удачной охоты и гадая, кто мог поставить эту петлю и почему, этот кто-то не пришёл освободить медведя от мучений?
      - Теперь уже точно, он не придёт проверять петлю, - проговорил Максим вслух мысль, которая мучила их обоих. - И если бы мы, случайно не набрели на этого зверя, то он бы погиб, и сгнил в этой дурацкой петле...
      На этом и успокоились...
      
      ... Уже поздно вечером, сидя у Максима на загородной даче, охотники жарили свежую медвежатину и выпивали, рассказывая друг другу, разные охотничьи истории случавшиеся с ними в сибирской тайге, на протяжении длинной таёжно-полевой жизни полной приключений...
      Перед тем, как пойти спать, Максим собрался с духом и объявил Саше:
      - А ведь я потом осмотрел эту петлю, на которую медведь попался...
      Там, где она была закреплена за дерево, заплётка почти распустилась и осталась тонкая нитка проволоки, которая, одна мешала медведю освободиться. В своем последнем броске, зверь мог эту стальную нитку порвать или выдернуть из тросика окончательно и тогда нам бы несдобровать...
       Саша в ответ хмыкнул и зевнув, проговорил: - Что-то спать хочется. Сегодня был хороший, но трудный день...
      
      
       Май 2011 года. Лондон. Владимир Кабаков.
      
      Остальные произведения Владимира Кабакова можно прочитать на сайте "Русский Альбион": http://www.russian-albion.com/ru/vladimir-kabakov/ или в литературно-историческом журнале "Что есть Истина?": http://istina.russian-albion.com/ru/jurnal
  • Оставить комментарий
  • © Copyright Кабаков Владимир Дмитриевич (russianalbion@narod.ru)
  • Обновлено: 12/03/2021. 116k. Статистика.
  • Рассказ: Великобритания
    •  Ваша оценка:
    Связаться с программистом сайта
    "Заграница"
    Путевые заметки
    Это наша кнопка