Аннотация: Это непридуманная история, происходившая во время строительства БАМ, где я работал тогда на сейсмостанции.
"Займитесь ужением, вступайте в "великое племя рыболовов", как шутливо называл рыболовов Гайдар, и вы сразу почувствуете, как окрепнет и закалится ваше тело. Вы погрузитесь в светлую поэзию русской природы и жизни..." (К. Паустовский)
...Я приехал на сейсмостанцию после короткого отпуска в начале июня и застал там много гостей из нашего института. Приехали на машине и прилетели на самолёте сотрудники и сотрудницы, на летний изыскательский полевой сезон. Сразу сделалось многолюдно, а на сейсмостанции тесно. Вокруг дома поставили палатки, в самом доме сейсмостанции поселились две пожилые сотрудницы сейсмологической экспедиции, которые к тому же, в летней кухне, готовили ужин для всей команды приехавших и для меня заодно...
В тот день были жареные караси в сметане, которых за день до того наловили сетями на Белых Озёрах, километрах в сорока от посёлка. Караси были очень крупные, а один и вовсе килограмма на три - четыре. Я охал и ахал, поражаясь его размерами, а Толя Копейкин, мой напарник по работе на станции, объяснил, что на этих озёрах никто и никогда не ловил рыбу сетями и только строители новой железнодорожной магистрали стали туда ездить на рыбалку. Поэтому такие крупные экземпляры и сохранились.
На следующий день я пошел в поселок за продуктами и встретил по дороге Жору, своего знакомого, бывшего торгового моряка, а сейчас оператора какой-то автоматической электростанции на участке тоннельного отряда, называемого "третьим стволом".
Тоннель копали сразу в нескольких точках, чтобы ускорить пробивку штольни, и на перевале были сделаны три "норки", в которых тоже копошились тоннельщики. Эти норки и назывались стволами.
Услышав от меня о жареных карасях, Жора загорелся энтузиазмом, и стал уговаривать меня поехать вместе на рыбалку.
- Сети у меня есть, - агитировал он меня. - Лодка резиновая - тоже. Мы на сутки туда смотаемся, а назавтра будем уже дома...
Я не рыбак, но подумав о том, что уж очень караси, вкусны в сметане - согласился.
... Стояло начало короткого таёжного лета.
Дни длинные, тёплые, а ночи короткие и прохладные, однако уже появились и досаждали комары, которые даже в посёлке заедали поедом и животных и людей. Женщины обязательно надевали плотные брезентовые брюки, хотя днём температура позволяла наконец, щеголять в лёгких платьях.
Я надеялся, что мы сможем от этой напасти отбиться, потому что на озере, главным нашим занятием будет ожидание, когда в очередной раз надо проверять сети и потому, основное время можно проводить у дымного костра...
Решили - надо ехать!
... Жора зашёл за мной под вечер с необыкновенно тяжёлым рюкзаком, в который загрузил надувную лодку, сети и еду - он едва нёс этот рюкзак.
Я взял с собой еды на двоих, в основном консервы и концентраты, котелок, кружки, ложки.
Выйдя из избушки, мы перешли мост через речку Кавокту, и взобравшись по тропике на автотрассу, стали ловить попутку...
Было часов около пяти вечера, но солнце ещё стояло высоко и у нас было достаточно времени, чтобы доехать и расположиться на ночёвку ещё засветло.
Синее небо полусферой вздымалось над скалистыми вершинами ближних гор покрытых лесом и дальше, чуть проглядывали серые острия скалистых пиков Муйского хребта, находившегося от нас на расстоянии почти ста километров. Воздух был так прохладен и чист, что видимость была удивительной...
Через полчаса ожидания на обочине дороги, около нас тормознул ярко-жёлтый немецкий самосвал "Магирус", и мы, взобравшись в высокую кабину поехали.
На БАМе с самого начала стройки был замечательный обычай, по которому водители, видя "голосующего" на дороге, обязательно останавливались и если было место, то подвозили куда надо.
Между "стволами" тоннеля ходили фургоны-"вахтовки", установленные на базе ГАЗ - 66, оборудованные мягкими сиденьями. Они использовались как автобусы для перевозки пассажиров, в том числе попутчиков и денег за это не брали...
Отчасти, как мне казалось, это напоминало транспорт будущего, когда всякая оплата проезда будет отменена - так мы тогда думали, вдохновлённые обещаниями "теоретиков" из ЦК КПСС... Во всяком случае на БАМе уже тогда так было!
Вообще, попасть на "Стройку Века" - БАМ, было непросто, и потому, туда отбирали самых лучших, самых "комсомольцев" у которых заповеди строителя коммунизма, особенно в начале стройки, были в почёте. В другом месте я расскажу об этих интересных временах в истории Строительства, ну а пока возвратимся к рассказу о карасях...
...Водитель, не заезжая в посёлок, помчался вперёд и вперёд, переехал мост через Муякан и по правому берегу, вдоль подножия горного хребта, "полетел" на север, поднимая клубы пыли завивающиеся спиралью позади грузовика. Подвеска у немецких машин была необычайно мягкой, и мы чувствовали себя так, словно ехали в такси по асфальту.
Через час, выгрузившись и попрощавшись с гостеприимным водителем, договорились о завтрашнем возвращении. (Он завтра возвращался в это же время в посёлок).
Я подхватил тяжёлый Жорин рюкзак, он одел на плечи мой и мы тронулись по тропинке в сторону озера, на котором все, кто его знал, ловили карасей.
Жора это озеро знал - он был рыбак, родился у моря и потому, рыбачил с раннего детства.
... Шли низкими, почти болотистыми местами несколько километров.
Я притомился и вспотел, а комары атаковали нас непрерывно и настойчиво.
Отмахиваясь сломанной берёзовой веточкой от назойливых тварей, Жора, шагая впереди, как бы между прочим пояснил мне, что самые злые комары начинаются на закате.
Я промолчал, вытирая пот с лица и отдуваясь, обмахивался веточкой, осторожно ступал ногами в топкие места, боясь поскользнуться и упасть в грязную жижу вместе с тяжёлым рюкзаком.
Вскоре вышли к десятиметровой ширины протоке и пошли вдоль неё.
- Гляди! Гляди! - вдруг закричал Жора: - Таймень!
Пользуясь моментом, скинув рюкзак на траву, я стал вглядываться в прозрачную воду и вскоре увидел под водой тёмное, почти чёрное, "брёвнышко", почему-то плывущее против течения.
- Здесь таких много, - авторитетно подтвердил Жора, немного успокоившись от впечатления, вызванного величиной рыбины.
- Но, здесь, они не такие большие, как на Верхней Ангаре. Там ребята рассказывали - ловят рыбин килограммов на шестьдесят - семьдесят, на связанные вместе волейбольные сети, сплавляясь на лодке вниз по течению. За ночь вылавливают несколько штук, конечно не всех таких больших. Но всё же... Жора сделал паузу.
- Я тоже несколько штук поймал на мышь.Ты знаешь, что это такое? - спросил он меня. Я сказал что слышал, а точнее читал в рыболовных учебниках о такой рыбалке.
-Ты не представляешь, что это такое! - снова взволновался Жора.
- Руки трясутся, ноги дрожат от усилий, когда тянешь такую рыбину!..
Жора хотел продолжить рассказ, но на него налетело облако комаров и он стал от них отбиваться, шлёпая себя ладошкой по лицу и чесать голову. Он ускорился и, подгоняя меня, повторял:
- Ну пойдём, пойдём, тут уже недалеко...
Мы, действительно, скоро пришли.
Устроившись у старого кострища, распаковали рюкзаки, накачали резиновую лодку, осмотрели сети и не откладывая решили их поставить пока светло.
... Солнце село за горные вершины, послав последний прощальный луч, как верный знак того, что завтра увидимся с ним вновь.
В горах и после захода солнца ещё долго светло и мы этим воспользовались. Комаров было видимо-невидимо, пронзительный звон стоял над всей большой широкой речной долиной. Мы обмазали репеллентом все открытые части тела, и это немного помогло отбивать комариные атаки.
Затем, погрузившись в просторную резиновую лодку, отплыли от берега на середину озера, почти круглого по периметру, по берегам заросшего высоким тальником. Вода была прозрачной, и мы видели, как опускаемые в воду сети, становились на дно стоймя - сквозь чистую воду были видны белые поплавки, протянувшиеся в глубине, цепочкой, по прямой линии.
Мы установили три сети, одна рядом с другой, связав их концы.
Комары одолевали и нападали на те места на шее и на лице, которых мы касались мокрыми руками, тем самым смывая репеллент. Приходилось то и дело шлёпать по открытым частям тела ладошками, отбиваясь от кровососов, но от этого становилось ещё хуже...
Незаметно надвинулись сумерки и установив сети, мы, торопясь, погребли к берегу, бегом взобрались на крутой берег к кострищу, не забыв прихватить с собой лодку.
Поспешно развели костёр и стали собирать дрова вокруг, опасаясь скорого наступления полной темноты.
Но ночь пришла довольно светлая, как всегда бывает здесь в это время года - казалось, что звёздное небо, отражаясь в тёмном зеркале озера, удваивало количество света.
Огонь разгорелся быстро и мы, с комфортом устроившись рядом с костром, полулёжа отдыхали, разговаривали, радуясь, что костровой дым отгоняет комаров...
Вскипятив чай, в чёрном от копоти котелке, достали хлеб и колбасу, хрупая луком с аппетитом поели и слушая насторожённую тишину, изредка прерываемую непонятными всплесками на озере, стали ждать середины ночи. Решили проверять сети чаще и если надо, то переставлять их на новое место... Жора от всего происходящего был просто счастлив - он подливал мне чаю, подкладывал дровишки в костёр и рассказывал:
- Я родился и жил всю жизнь в Калининграде, где мой папаша служил во флоте. Учился я неважно и потому, лет в шестнадцать бросил школу, несмотря на семейные скандалы, и поступил в "шмоньку" - школу моряков. Кенигсберг ведь стоит на берегу Балтийского моря...
- Немецкий философ Кант, родился, преподавал и умер в Кенигсберге, - вставил я, но Жора не обратил внимания на мою реплику и мне стало неловко - лезу со своими интеллигентскими, никому не нужными знаниями в нормальную человеческую жизнь...
А Жора, ещё долго вспоминал учёбу в "шмоньке".
- Драки с городскими, - продолжал он - были обычным делом. Ножички, приятно оттягивающие карманы, были постоянными нашими спутниками. Жизнь была полна опасностей, но именно поэтому скучать не приходилось.
Иногда, случались разборки внутри училища, курс на курс. Вот тут-то, каждый мог себя проявить. Были в этих схватках герои, но были и слабаки, которых все презирали и им приходилось из училища уходить...
Одним словом, была настоящая мужская жизнь, - подытожил Жора...
Я слушая в пол-уха, лёжа на спине, всматривался в звёздное небо, пытаясь отыскать знакомые созвездия среди тысяч и тысяч видимых звёзд.
Млечный путь пролёг заметной светлой полосой по чёрному небу, и вдруг, я ощутил глубину, трёхмерность космоса над нами и вокруг нас...
... Странное ощущение движения громадного земного шара возникло во мне и казалось, что я впервые почувствовал вращение земли вокруг своей оси, и от громадности представляемой в воображении картинки, невольно поёжился...
... На озере, что-то громко плеснуло, и прервавшись, Жора долго вглядывался в темноту...
- Рыба играет, - заключил он и продолжил рассказ.
Костёр розово-желтыми отблесками высвечивал ближайшие кусты, а дальше была тревожно-напряжённая темнота, вмещающая ночную, опасную таёжную тайну!
В озере и вокруг нас, что-то шуршало, тихо позванивало, плескалось - лес и вода жили напряжённой, слышимой, хотя и невидимой ночной жизнью...
Через время я вновь сосредоточился на рассказе Жоры. А он повторял тему, но уже в деталях.
- В "шмоньке" учились отчаянные хулиганы. Драки случались, чуть ли не каждый день. Почти у всех будущих моряков, были спрятаны в карманах ножички, а то и настоящие "финки". Но слава богу, эти ножи редко пускали в ход.
Так, показать что ты тоже не жук на палке - это да...
Когда закончил "шмоньку", устроился на сухогруз, который ходил между Калининградом и Клайпедой, возил разные грузы. В армию я не попал, для морячков была какая-то отсрочка.
Скоро, с помощью отцовских друзей, удалось устроиться на торговое судно, которое ходило в загранку. Меня заметил капитан и назначил суперкарго - это моряк, который отвечает за закупку и доставку продуктов на судно для питания команды...
Жора сделал в рассказе паузу, и, вспоминая, помешивал угли в костре длинной, тонкой палочкой...
- У меня были деньги, я выходил в город на рынок, - продолжил он.
- Вообще, жизнь наладилась...
Но потом, после того как исполнилось двадцать пять лет, повзрослев, я стал как-то уставать от тесноты, однообразия и монотонности судовой жизни.
На берегу, в Калининграде, познакомился с девушкой. Стали встречаться...
А тут началась стройка этой большой Магистрали и я решил "поменять курс". Уволился с флота, поженился и приехал сюда...
Он помолчал и закончил свою историю:
- Заработаем здесь на квартиру, на машину и уедем назад...
- А жена где работает? - спросил я, прерывая затянувшееся молчание.
- Да там же где и я, - ответил Жора и отхлебнул остывающий крепкий чай из кружки. - Она закончила торговый техникум, но здесь на основном тоннельном портале работы нет, вот и устроили её сторожем, на склад. Ночует дома и раза два за ночь сходит посмотрит, как там дела. А иногда, я вместо неё дежурю...
Сглотнув чай из кружки в последний раз, Жора выплеснул остатки в костёр и посмотрел на звёзды. Ковш Большой Медведицы развернулся на четверть круга и наступила почти полная темнота и тишина полуночи.
- Пора, - произнёс Жора, я тоже поднялся, и отгоняя дрёму растирал лицо руками,.
Уходить от костра не хотелось. Тёмные силуэты кустов вокруг казалось таинственно двигались, то отстраняясь, то приближаясь в зависимости от силы и высоты пламени в костре.
Мы, осторожно ступая, почти в полной темноте, непривычной после яркого пламени костра, на руках спустили лодку к воде и поплыли к сетям, ориентируясь по чуть заметной линии противоположного берега.
Я грёб, а Жора держал бечеву с металлическим якорем на конце, опустив его почти до самого дна.
Но первый раз мы промахнулись и проплыли мимо сетей. Пришлось разворачиваться и повторять заход.
На сей раз, зацепив сетку дошли вдоль неё до начала, и стали проверять улов, поднимая сеть к поверхности и перебирая руками бечеву с поплавками.
Глаза постепенно привыкли к темноте и я первым заметил, что-то серебром блеснувшее в глубине, движущееся вместе с сетью к поверхности.
- Ага, попался! - обрадованным голосом произнёс Жора и, повозившись с сетью, подал мне тяжёлого, словно литого из текучего живого металла, серебристого карася.
- Вот так красота, - не удержался я от восклицания. - А какой он жирный да толстый.
- Это ещё что?! - подхватил мой напарник, - это ещё сравнительно небольшой, всего граммов на восемьсот. Тут такие чушки бывают... Едва из воды вытащишь...
Карася бросили в мешок, на дно лодки и продолжили осмотр сетей.
Мы оба, подхваченные чувством азарта, уже не замечали окружающую нас таинственную ночь, разговаривали громко, увидев мелькнувшего в глубине карася кричали во весь голос:
- Ещё один! Ещё карась!..
Для меня рыбалка - большое чудо наверное ещё и потому, что сам я не умею рыбачить, не знаю ни повадок рыб, ни рыболовного снаряжения.
Толя Копейкин, мой напарник по сейсмостанции, всегда одинаково шутил надо мной когда я в этом признавался, и лукаво улыбаясь, повторял: - А чё тут уметь - то? Наливай, да пей!
И каждый раз я хохотал, представляя себе пьяных, не стоящих на ногах рыбаков, зная, что для многих рыбалка - это повод, чтобы съездить на природу в хорошей компании и там от души напиться ...
В первую проверку, в наши сети попало восемь почти одинаковых по размерам рыбин. Я радовался как ребёнок, запуская руку в мокрый мешок и щупая круглые, блестяще-серебряные, скользко-чешуйчатые бока карасей.
... Причалив к берегу, привязали мешок с рыбой к ветке прибрежной ивы и рыбы, погрузившись в воду, задвигались, отчего казалось, что мешок ожил...
Поднявшись к полу-прогоревшему костру, подбросили дровишек и, подрёмывая, стали ожидать рассвета... К утру стало прохладнее и когда во второй раз мы проверяли сети, то по телу пробегала невольная дрожь озноба, заставляя нас то поочерёдно, то вместе тягуче зевать...
... Во второй раз мы вынули из сетей шесть карасей. Смеясь я говорил Жоре, что их словно по одной килограммовой мерке вырастили, а он, вздыхая отвечал мне, что трёхкилограммовых уже всех выловили.
... Вскоре, на востоке, появилась алая полоска зари и по воде протянулись серые полосы тумана, становящегося всё гуще. Комары исчезли - наверное улетели немного поспать и потому, мы, обессиленные беспокойной ночью заснули, а когда открыли глаза, то солнце уже поднялось над вершинами деревьев, а остатки тумана, быстро разгонял начавшийся утренний ветерок.
Комары тоже, словно устав от ночных поисков "пищи" исчезли, попрятавшись в камышах и густой осоке, растущей на прибрежных отмелях...
Почёсываясь и позёвывая, любуясь наступающим светлым и чистым днём, мы вновь заварили чай, попили горячего, сладко-терпкого напитка, после чего нам стало легко и весело.
Вздымавшийся на другой стороне реки горный хребет, картинно отражался своими крутыми каменистыми распадками в гладкой воде, а трава и листья деревьев и кустарников вокруг, поражали яркостью зелёного чистого цвета...
В это время Жора, сделал для себя и для меня удилища из длинных и ровных стволов прибрежной ивы, быстро и умело приладил к ним катушки спиннингов, предусмотрительно прихваченных им из дома.
Я совсем не умел забрасывать блесну, но вспомнив шутку Копейкина, улыбнулся: "Не боги горшки обжигают".
Тем не менее я не столько рыбачил сам, сколько смотрел, как это делает Жора.
... Широко размахнувшись, закинув блесну далеко и точно, он начинал крутить катушку спиннинга, иногда по ходу энергично поддёргивая удилищем.
Я несколько раз замечал, как из под плавучего острова, чёрной, хищной тенью выскакивала щука, пытаясь схватить, стремительно несущуюся под водой к лодке блесну, мелькавшую светлыми боками.
... Наконец одна из щук догнала блесну и клацнув зубастой пастью, заглотила железку, и обманутая, повисла над водой, в недоумении тараща глаза и извиваясь всем длинным, острым телом.
Жора ловко подхватил её сачком, снял с крючка и бросил на дно лодки. Хищная рыбина открывала зубастую пасть, переворачивалась с боку на бок, но потом затихла, "уснула", как говорят рыбаки.
... Через время, я тоже поймал небольшую щучку, чему был рад и взволнован до того, что руки у меня тряслись и я никак не мог зацепить её сачком...
... Солнце поднималось всё выше и отражение, широкой искристой дорожкой, пролегло по водной поверхности озера. Я успокоился, сел поудобнее и стал просто смотреть, как Жора, вытягивает одну за одной щук, хотя и небольших, но жадных и быстрых в воде, а потом, уже на поверхности, трагически разочарованных, "зевающих" и бьющихся в лодке.
Поймав штук десять щучек, Жора предложил перекусить.
Было уже одиннадцать часов утра и время от рассвета пролетело незаметно.
Перед тем, как пойти к костру, мы ещё раз проверили сети. В них оказалось всего три карася, но видно их было в прозрачной, просвечиваемой солнцем воде издалека и потому мы быстро с ними управились.
Снова развели костёр, вскипятили в который уже раз чай, поели.
В это время к костру подошёл незнакомый мужик, лет сорока пяти, заросший щетиной и одетый в ватник и резиновые сапоги.
- Привет рыбаки, - радушно поздоровался он с нами и в ответ мы вежливо ответили ему тем же, с опаской гадая про себя кто он такой - не рыбинспектор ли?
- Я живу тут недалеко, на метеостанции, приплыл на лодке, по протокам сетёшки проверить...
Мы обрадовались, что наши подозрения не оправдались и налив ему горячего чаю, предложили бутерброд с колбасой. Он от еды отказался, но кружку с чаем взял и отхлёбывая стал разговаривать.
Узнав, что я "геолог", то есть сейсмолог, он отметил между прочим, что знает многих из нашего начальства, потому что они у него на метеостанции иногда останавливаются, когда проезжают мимо...
Разговорились, и я спросил его про здешнюю жизнь до начала Стройки.
- Сейчас всё переменилось - со вздохом отметил он. - Раньше здесь вообще никого не бывало кроме медведей, лосей и волков. Охота была царская. Я как приехал сюда, завёл себе щенков из-под хороших собак, из Уояна. Там раньше одни тунгусы охотники жили. Ну и собаки у них были отборные, не то что сейчас...
Он разочарованно вздохнул.
- Выросли здоровенные зверюги, - продолжил мужик, отхлебнув чай из кружки. - Как-то раз летом, они в протоке вдвоём волка догнали и задавили, прямо в воде. А как заматерели, один раз вообще чудное случилось!
- Мы, как-то пошли в местную таёжку, оленей посмотреть и если удастся, то стрелить... Зашли в распадок, а собаки где-то вдруг отстали. Потом слышим, где-то под горой грызутся между собой.
Мы туда бегом... Подходим, а там лосиха лежит и брюхо собаками располосовано - кишки вывалились, а кобели между собой дерутся - чья добыча.
Мы попробовали подойти, да куда там, кидаются на нас, на своих хозяев...
Он допил чай, посмотрел на озеро, помолчал и продолжил:
- У зверовых собак это бывает. Они когда зверя - подранка доберут, то садятся около и никого не подпускают, грызут своих и чужих. А величиной и силой, мои собаки были, как волки...
Так вот тогда, мы их кое-как от лося отвлекли. Потом, когда ты на лося сел, собаки успокаиваются - мол, теперь это уже твоя добыча...
Мужик невесело улыбнулся и продолжил:
- Однако, со временем перевелись эти собачки. Один убежит куда, другого украдут. Остался у меня один Карай...
Я в нём души не чаял - рассказчик грустно вздохнул - а он мне отвечал взаимностью. С ним мне хорошо было в лесу - он был как ручной волк...
Мужик сделал паузу и долго смотрел на противоположный хребет...
Мы тоже молчали...
- А тут Стройка началась, - продолжил он, наконец.
- Метеостанция стоит на берегу Муякана, недалеко от берега. Зимой машины, пока хорошей дороги ещё не было, ездили по льду. Карай, как заслышит мотор, так на реку карьером, а там летит за машиной, пытается обогнать и остановить. Это у зверовых собак инстинкт такой - многие такие собаки машин не любят и гоняются за ними...
Рассказчик снова помолчал. Видно было, что вспоминать эту историю ему тяжело, но и поделиться горем тоже хочется...
- Как - то раз, я дрова около дома рубил. Слышу, мотор гудит на реке. Карай намётом туда. У меня, словно сердце чуяло, я остановил работу и слушаю.
Вдруг Карай лаять перестал и завизжал. Я хватаю ружьё со стены - сердце уже почуяло беду - и бегом на реку. Вижу, лежит Карай на снегу и самосвал этот немецкий, уже за речным поворотом скрывается.
Я заорал, чтобы остановился, стрелил раз по кабине и побежал наперерез, напрямик через мысок, там река крутит. Выскакиваю из перелеска, а он у дальнего берега, далековато уже, уходит. Я навскидку, по кабине опять стрелил. Пуля по металлу стукнула, взвизгнула и ушла рикошетом...
Я себя не помню, вернулся к Караю, а он уже не дышит, хотя ещё тёплый и кровь из носу бежит на снег. Я поднял его на руки, отнёс к дому...
Метеоролог помолчал, поставил кружку, вытер ладонью рот.
- А водила этот, змей подколодный, испугался, перестал сюда ездить, а потом и вовсе уволился и в город уехал... Я бы этого водилу убил, если бы встретил... Я узнал кто он такой...
Мужик, помолчал, а потом перевёл разговор на другую тему.
- Ну что, нарыбачили чего?..
Мы ответили, что поймали штук пятнадцать.
- Ну, на жереху хватит, - подбодрил он нас. Вот раньше рыбалка была, - он мечтательно вздохнул: - Бывало сети со дна не поднять. Рыбы тут в озёрах было несчитано. Он снова вздохнул:
- Я помню как в этих речках, да и в Муякане, тайменя и хариуса было очень много. А в Верхнюю Ангару, омуль осенью на нерест заходил косяками длинной в несколько километров - аж вода кипела. Тогда в эти дни "саковали" и солили омуля на зиму, по несколько крапивных мешков. Саковать - это значит ловить большими сачками с берега, - пояснил он привычно.
Метеоролог ещё раз что-то внимательно послушал в стороне протоки, поблагодарил нас и закончил разговор:
- Будете в районе метеостанции, заходите...
Он махнул рукой, повернулся и ушёл по тропинке вдоль берега, скрылся в кустах...
- Ведь он жил тут до начала Стройки как король. Был сам себе хозяин, был известным человеком здесь, всеми уважаемый.
А сейчас? - после короткой паузы вопросил он, и сам себе ответил: -Десятки тысяч человек, машины, трактора, экскаваторы тоже.
Жора зевнул, долго молчал, потом посмотрел на солнце и спросил:
- Снимаем сети и домой?
Я утвердительно кивнул в ответ ...
С утра, с гор дул легкий ветерок и синяя озёрная вода, покрылась белой рябью волнишек. Мы поплыли к сетям уже без прежнего энтузиазма - устали от бессонной ночи, от крепкого, вяжущего во рту чая, от разговоров. Хорошо ещё что днём, ветер сдувал комаров в закрытые влажные места озеринки.
На сей раз в сетях оказалось всего два карася.
- Может это и лучше, - рассуждал Жора. - Нам ведь ещё к дороге выгребаться!
Я снова кивнул - говорить ничего не хотелось.
На меня рассказ метеоролога произвел тягостное впечатление. Я по своей жизни на сейсмостанции знал, как трудно бывает перестроиться и привыкнуть к переменам в тайге.
Иногда так неприятно бывает, когда после сосредоточенного одиночества зимой или весной, вдруг нагрянут гости или знакомые, какие-то любопытствующие часто пьяные люди...
... К дороге выходили тяжело нагруженными: лодка, вёсла, по мелочи всего, да ещё и рюкзак карасей... Брели, по мокрой тропинке хлюпая резиновыми сапогами, не глядя по сторонам, сцепив зубы от напряжения, и вытирая солёный пот с бровей и с подбородка.
Подойдя к трассе, повалились на обочине на траву и долго лежали отдыхая. Вскоре послышался шум мотора и появился наш самосвал.
К тому времени мы поделили карасей пополам и двух отложили для шофёра. Тот вначале отказывался, но потом взял, спрятал в бардачок, и начал рассказывать, что в лагерь к лесорубам, куда он ездил, повадился медведь ходить на помойку за столовой.
- Собаки лают всю ночь. Медведь осторожный, ворочается в кустах, на открытое место не выходит. Собаки всю ночь без передышки лают...
Он помолчал и махнув рукой продолжил:
- Убьют его ребята! Подкараулят и убьют. Спать зараза не даёт. Собакам ведь пасть не заткнёшь. Всю ночь бухают: Гав, гав, гав...
Самосвал довёз меня до самой сейсмостанции.
Попрощавшись с Жорой, нагруженный рыбой, я спустился с прибрежного склона по тропинке, напрямик к дому минуя дорогу. Перейдя деревянный мост через Кавокту увидал, что на летней кухне хлопочут наши поварихи - готовят ужин.
Собаки выбежали меня встречать: и взрослые, и щенки. Они прилежно виляли хвостами и от умиления встречей, лезли лизаться.
Когда я показал карасей "хозяйке" на кухне, она только всплеснула руками.
Из дома, на шум вышел Толя Копейкин. Он осмотрел рыбу, похвалил меня и стал по-хозяйски точить кухонный нож.
- Вы Надежда Петровна не беспокойтесь, - проговорил он снисходительно.
- Я сам почищу их и приготовлю к жарехе. Мы их до завтра в ледник положим, а завтра, вы пожарите их на ужин...
Чуть позже, собаки с аппетитом хрумкали выпотрошенными внутренностями больших рыбин и даже чуть не подрались. Пестря, не поднимая головы, предупреждающе зарычал, обнажив белые длинные клыки и щенки сразу отошли, но Рика тоже ответила утробным ворчаньем. Я прикрикнул на Пестрю, и Рика, воспользовавшись моментом, прихватила у него кусок внутренностей и отбежала, но с достоинством, к дальним кустам.
... Из дома вдруг выкатился пушистый котёнок Тимошка. Он бесстрашно прошёл меж собак, потёрся пушистым бочком о мой сапог и легко вспрыгнул на колени. Пестря, бросил быстрый взгляд на бесстрашного котёнка, но я, перехватив это предупреждение ревнивца, возвысил голос отчитывая собаку:
- Но! Но! Смотри у меня!
Пестря отвернулся, сделал вид, что это предупреждение - внушение его не касается, отошёл, и свернувшись калачиком со вздохом лёг на траву - из полуопущенных век, смотрели его тёмные, внимательные глаза.
Я на всякий случай посадил котёнка на плечо и вошёл в дом, где было уже по вечернему прохладно и полутемно...
Солнце привычно садилось за лиственничную зелёную рощу на северо-западном склоне на другом берегу Кавокты...
1998 год. Лондон. Владимир Кабаков
Остальные произведения Владимира Кабакова можно прочитать на сайте "Русский Альбион": http://www.russian-albion.com/ru/vladimir-kabakov/ или в литературно-историческом журнале "Что есть Истина?"