Аннотация: Две пьеся для чтения - Империя и Революция, рассказывают о крахе Российской империи в результате Революции и возрождении её в виде Советской империи.
Эпиграф: "Пьесы для чтения - это "засушенный" роман"
Террористы - герои и жертвы. Пьеса об эсерах - террористах.
...На сцену выходит актёр в чёрном и читает эпиграф из Лермонтова:
- Настанет год, России чёрный год,
Когда царей корона упадёт;
Забудет чернь к ним прежнюю любовь
И пищей многих будет смерть и кровь;
Когда детей, когда невинных жён,
Низвергнутый не защитит закон
...Сцена в Нескучном дворце. Великий князь Сергей Александрович ходит по комнате...
Сергей - Не понимаю! Говорят, что в Питере баррикады.
О боже! За что?
Я всегда говорил, что этот народ нужно больше сечь, а если понадобится, то и вешать, пока не водворится порядок...
Входит Элла - Елизавета Феодоровна, жена князя...
Элла - Добрый день, Серёжа!
Сергей - Какой уж добрый! Вы слышали, что происходит в столице. Чернь бунтует, хотели пробиться ко дворцу Ники, но их разогнали войска. Говорят, какой - то молодой попик вёл народ к Зимнему дворцу... Я вне себя!..
Элла - Успокойтесь Серёжа. Ведь в Москве, этого пока нет.
Сергей - Вот именно пока. Но только потому, что действует закон. И пусть они, эти агитаторы, не надеются на мою мягкость. Я вызову войска и тогда... тогда... Вот вчера тоже, встретил солдата в расстёгнутом мундире и приказал высечь его, посадить на гауптвахту и держать его в карцере пока прощения не попросит.
И я знаю, что я прав!.. Теперь ему будет неповадно и другие запомнят...
Садятся за стол и горничная вносит чай. Пьют чай...
Сергей - Как Маша с Дмитрием?.. Вы слышали, мой брат, их отец, просится у императора в Россию. Но Его Величество, вновь запретил ему и позволяет приезжать только на несколько дней, изредка и без этой, его новой жены...
Элла - Бедный Павел! Я ему сочувствую, но понимаю, что после женитьбы на разведённой, он должен отказаться от всех прав члена царской фамилии и жить инкогнито. Но согласитесь, что закон непомерно жесток...
Сергей недослушав - Я ему всегда говорил - если хочешь любить, то живи с этой Пистолькорс, как с любовницей, как жили короли Франции со своими фаворитками. Но зачем же жениться. Ведь Маша и Дмитрий - его дети. Их надо растить, воспитывать... Нельзя же так нюни распускать...
Люблю! Люблю!.. Заладил как гимназист...
Элла - Маша растёт очень экзальтированной девушкой. Эти неприятности с её отцом, отразились на её характере...
Сергей - А мне она нравится. Такая красотка... Я только не люблю, когда они не слушаются и пытаются что-то делать по-своему...
Пауза. Пьют чай.
Сергей - Я хочу вас огорчить дорогая. Нам придётся покинуть этот дворец.
Элла - Но Серёжа! Мы ведь только недавно в него переехали...
Сергей - Я сейчас всё объясню...
Нам вновь надо переехать в Кремль. Вчера московский полицмейстер доложил мне, что эсеры - террористы, которые год назад убили министра Плеве, пообещали убить и меня, если я предприму, что-нибудь решительное по отношению к намечающимся студенческим шествиям...
А я, безусловно, разгоню любую демонстрацию, направленную против власти и порядка!
Элла - А нельзя Сергей, как-то миром решить всё. Ведь это...
Сергей, перебивает - Ты ничего не понимаешь в русских делах. Это ведь не Германия, а тем более не Англия. Русский народ надо крепко держать в узде, а если понадобится, то и наказывать... Жестоко наказывать!
И чем жесточе тем лучше. Мой дед, царь Николай, в двадцать пятом году разогнал бунтарей, а пятерых из них повесил. Остальных же разослал по тюрьмам и на каторгу. Так после, почти шестьдесят лет все молчали, молились и работали на благо России...
Ты ведь знаешь, что чернь понимает только язык наказаний!
Элла - Но ведь Иисус говорил...
Сергей, перебивает - Иисус Христос тут не причём. Он ведь сказал в своё время: "Кесарево - Кесарю, а Божье - Богу".
Элла - Однако, Бог говорил о Любви...
Сергей, продолжает говорить, не слушая жену - О, как я понимаю императора! Ему трудно управлять без войск. А кругом все словно с ума посходили, требуют какой-то парламент и эту дурацкую конституцию...
Будто Россией сможет управлять какой - то парламент. Я совершенно уверен, что монархия - единственная приемлемая форма власти для России и её народа. А тут ещё неудачи в войне с этими япошками. Эти макаки упорны, коварны и фанатичны. Хотят помешать нам захватить Корею и Манчжурию. Говорят, что император хотел бы со временем присоединить к России и Тибет. Нам туда легче пройти, чем англичанам через Гималаи. И потом, если бы не эти волнения в Санкт - Петербурге, то и война быть может уже закончилась победой...
Элла - Сергей! Я хочу в начале февраля, провести благотворительный вечер в Большом театре и собранные деньги отдать в Красный Крест. Ты ведь знаешь - я патронесса этой организации. А Красный крест пустит эти собранные средства на закупку медикаментов для военных госпиталей...
Сергей - Хорошо! Я распоряжусь... А кто будет выступать?
Элла - Будет много известных актёров. Будет сам Шаляпин...
Сергей - Я его знаю. Он любит петь там, где собираются высшие чины...(Смеётся)
- Тщеславен, говорят, и деньги любит...Он ведь из мещан?..
Элла - Ну зачем вы так. Он действительно знаменит сегодня на всю Россию... И я хочу взять с собой Машу и Дмитрия...
Сергей - Хорошо, хорошо... Я не возражаю. И сам с вами поеду. Говорят у этого Шаляпина такая фигура! (Встаёт, собирается уходить) Ах, да! Ты не забыла, что мы переезжаем и завтра же. Собери всё сегодня...
И до свиданья... У нас сегодня вечеринка в Английском клубе. Я буду поздно. (Уходит)
Элла, встаёт из за стола, подходит к рампе и произносит со вздохом - Опять одна... Всегда одна...(Уходит)
Занавес...
Трактир. За перегородкой сидят Борис Савинков и Евно Азеф.
Азеф - Давай Борис, выпьем на брудершафт. Мы имеем на это право, как мне кажется.
Савинков - Я думаю Валентин, это просто необходимо сделать. Наша совместная работа, заставляет нас быть более чем близкими людьми. Может быть даже более близкими, чем братья...
Пьют на брудершафт.
Азеф - Я ведь учился в Германии, в Карлсруэ. Там бурши - студенты, после дуэли, обычно пили на брудершафт со своими противниками. Лица изрезанные. А скалятся, довольны, что они смельчаки, и крови не боятся...
Их бы в Россию, да в Боевую Организацию. Вот где проверка для настоящего человека чести.
Савинков - Я думаю, когда Ницше писал о "белокурой бестии", то он и представить себе не мог, что его идея может воплотиться в России...
Давай Валентин, выпьем за это! (Чокаются и выпивают)
Азеф - А теперь к делу. Ты говорил мне, что сбор данных по выездам закончен, и что можно приступать... Маршруты и очерёдность поездок определены?
Савинков - Да, я хочу, чтобы ребята ещё недельки две посмотрели за Сергеем, а потом и дату назначим...
Азеф - Ты знаешь, меня общепартийные дела зовут в Женеву. Так что мне надо уехать. Вы без меня управитесь?..
Савинков - У нас уже всё готово, поэтому думаю что справимся...
Азеф - Ну и замечательно... А кто у вас первым номером пойдёт?
Савинков - Думаю что Поэт. Он очень просился, и я не могу ему в этот раз отказать. Он, пожалуй, лучше всех справляется с работой по наблюдению. Если бы я не знал его, то встретив с лотком уличного торговца, подумал бы, что он откуда-нибудь из деревни в Тамбовской губернии...
Азеф - А мне он не нравится... Нет, нет... Не то слово - он мне непонятен. Зачем он вступил в дело?
Тихий, глаза в пол, а себе на уме... И уж очень он чувствителен - одним словом поэт. А боевиками могут быть только супермены, кремневые люди. Ты сам Борис понимаешь, как бывает трудно...
Савинков - Нет, Валентин. Я его с детства знаю. Волевой человек. И уже два раза арестовывался... (Наливает водки)
- Он добрый. Я таких не встречал. О себе мало думает... Ну в смысле удобств, или там жестов уважения. Ему это не нужно...
Азеф, вполголоса - Вот это и странно...
Савинков продолжает, не услышав реплики Азефа - Но по убеждениям - борец.
Он почти как старовер. А точнее, как протопоп Аваакум. Если поверил во что-то, уже не собъёшь...
Азеф - Тебе виднее Борис, но я бы его к основной работе не допустил... Так, конечно, в смысле наблюдателя, он подходит... И всё таки... (Азеф поднимает рюмку). Ну, давай Веньямин, ещё по одной...
Азеф, выпивает и, жуя кусок колбасы, чавкая продолжает - Я как себе представляю члена Боевой Организации?.. Это ведь как рыцарь без страха и упрёка. Только дело, только боевая работа... Для боевика всё в жизни, кроме боевого дела - суета: и любовь, и женщины, и семья. Это всё значимо для других. Мы же, как смертники. За нами опасность по пятам ходит. Поэтому те, кто брошюрки возит и листовки печатает, для меня партийцы второго сорта...
Савинков, смотрит в окно, а потом вскакивает... - Валентин. Мне кажется, за нами следят! (Достаёт пистолет. Проверяет патроны)
Азеф, спокойно - Да вроде бы не должны. Я проверился, когда шёл сюда. Хвоста не было... (Поднимается, подходит к окну и выглядывает на улицу из-за занавески)
Савинков - Да и я тоже проверился... (Глубоко вздыхает) Похоже, они кого-то с улицы ждут...Ага... Двинулись внутрь, за этим господинчиком...И похоже я его знаю...Это адвокат Меерсон...
Садится, наливает водки - Надо будет предупредить местных партийцев.
Азеф тоже садится - Так я продолжу... Но, давай прежде ещё по одной. Так редко мы видимся. Сидишь, сидишь в номере, как медведь в берлоге...
Савинков - Это верно. Последнее время у меня от курева голова стала болеть и кашель... Спать плохо стал...
Словно забыв, что перебивает монолог Азефа - Я ведь тоже последнее время много думаю, зачем и почему мы это делаем...
Посмотришь на этих аристократических щёголей, великих князей и тошнить начинает. Какие они все лгуны и лицемеры. Руки бы на улице не подал. А ведь они власть. Могут приказать повесить и повесят...
Особенно неприятен этот князь Сергей. Сущий развратник. А ведь сколько народу погубил. Хотя бы на Ходынском поле, когда он на коронации нынешнего царя, такую давку, "организовал".
И ещё трупы все убрать не успели, а он уже кадрили отплясывал на званом ужине...
И вот, иногда, уже под утро, после бессонной ночи думаю: "Ведь кто-то их , таких как этот Сергей, должен рано или поздно остановить, заставить покаяться и уйти. И сам себе на этот вопрос отвечаю: Если не мы, то кто?"
И ещё я понял, что для работы в терроре нужны особые люди...
С виду, конечно, они как все. Но в душе?! Они же берут на себя право решать - жить человеку или нет!
Конечно, есть партия, есть ЦК. И всё-таки...
Азеф - Вот и я говорю! Что бы они без нас делали? Рефераты бы читали в рабочих клубах. А их бы как тараканов, полиция переловила и передавила...
А сегодня любой полицейский или гражданский чин крепко подумает, прежде чем жестокий приказ отдавать. Своей работой мы всех революционеров поддерживаем. Сейчас говорят, даже малограмотный тюремный надзиратель, и тот понимает, что от БО не уйти, если не так себя поведёт. Ведь на терроре всё держится. Если бы не БО, то давно бы всех по тюрьмам замучили...
Савинков - И все-таки, трудно так жить. И товарищей жаль, кто на каторге, а кто и на виселицу пошёл... Иногда я сам себе говорю - надо мстить за погибших, и быть беспощадным. Вот провокатора Татарова убили. Говорят, до последнего врал, запирался. А ведь я его знал. С виду нормальный, положительный человек. В тюрьмах сидел...
Азеф - А я знаю, что и на членов БО подмётные письма приходят. Говорят и на меня, что-то в ЦК прислали...
Савинков - Я думаю, что это в Охранке, Рачковский, провокации разводит. Очень уж он усердствует. Тут надо быть внимательным. Они, сыщики, если захотят кого очернить, то могут кем-то и пожертвовать из своих осведомителей, чтобы дезинформацию прикрыть...
Может быть, мы Рачковским займёмся, после Великого Князя...
Азеф - Надо подумать...
Савинков - Рачковский такой хитрый лис. Что может белое за чёрное выдать и не смутится...
Азеф - Вот и я так же думаю. Эти письма - грязь и провокация...
Ну давай Веньямин, ещё по рюмочке и будем расходиться. (Чокаются и выпивают)
Савинков - Я выйду первым и гляну, а потом уже и ты Валентин... Ну прощай.
О встрече, как обычно договоримся... (Обнимаются)
Азеф - Прощай Валентин...
Уходят. Вначале Савинков, потом Азеф...
Занавес...
Савинков и Каляев в трактире. Играет фисгармония. Голос поёт: "Уй - ми - и - тесь волне - е - ния стра - а - сти...".
Савинков, наливает себе водки - А ты Янек выпьешь?
Каляев - Нет, Боря. Я лучше чайку с сахарком в прикуску, как извозчики пьют по вечерам, на постоялом дворе. Привык, да и от водки меня тошнит...
Савинков - А я вот, всё больше пью. Думаю, надо бы кончать это, а как в город из своей "норы" вырвусь, так не могу сдержаться... тошно всё. Кругом людей-то нет. Рыла какие-то. Ведь когда человека близко не знаешь, то он и неинтересен...
Каляев - Ну это ты зря, Боря. От нервов всё это. Ведь люди-то не виноваты, что их заставляют жить, как скотов...
Тут, если по-христиански, то никто и не виноват. Тем и страшна жизнь. Большинство живут так, как давно устроилось: "Одни едут, а другие везут, и деньги во главе угла!.." Я об этом часто думаю...
Но иногда понимаю, что ведь кто-то есть, кто этим всем заправляет. Бога в этом винить грех. Христос прежде ведь другому учил. Это всё люди извратили... Вроде и церквей сорок - сороков и попов больше чем учителей, а вот по-христиански люди не живут!
Савинков, выпивает ещё рюмку - А я тебе скажу, Янек, что и не жили никогда...
Каляев - Может быть, ты преувеличиваешь, Боря. Ведь в Древнем Риме христианские общины по братски жили. Я знаю это потому, что их гнали, а они не предавали друг друга, хотя наверное и такие были, но единицы. Кажется в катакомбных общинах они любили друг друга. Только на любви настоящую жизнь выстроить можно...
Вот я и думаю... Как свергнем царя, так всё переменится. Не сразу конечно, но будут люди в уважении и понимании друг друга жить... Жаль, что нас к тому времени не будет. Очень хотелось бы, хоть немного на такую жизнь полюбоваться...
Савинков - Эх, Янек! Ты мечтатель, поэт. Тебе жить легче...
Каляев - Да нет же Боря... Не я один такой. Вон Созонов из Сибири пишет... Говорит, что если бы была возможность, то снова всё бы повторил. И убил бы Плеве, и на каторгу бы пошёл...
Говорит, что такого братства, как у нас, нигде не встречал... А представь, что все люди вдруг так заживут?!
Савинков - А со мной, что-то странное происходит. Только возьмусь Евангелия читать, так из рук выпадает. Так все эти призыва Христа, на нашу жизнь не похожи... (Выпивает ещё рюмку.)
- А вот Апокалипсис, мне почему то нравится читать...
Помнишь, как там: "И впереди три всадника... Первый конь бледный скачет, а на нём всадник с мерою в руках..." Вот мы и есть этот всадник. Всё надо самим, на всё надо решиться самому... Кого в Ад, а кого в Рай...
Каляев - Меня это тоже волнует. Ведь Иисус то говорил - Не убий!.. А как вспомню этого убийцу и развратника, Великого Князя, так сразу и понимаю: Если не мы, то кто?
И всё-таки страшно. Даже в такой гадине, как князь Сергей, ведь сердце то и облик - человеческие! А в Библии говорится, что человек создан по образу и подобию...
Савинков - Тут я тебе ничем не могу помочь. Попробуй читать Апокалипсис. Мне кажется, что Апокалипсис был написан, чтобы напугать тех, кто первохристиан сжигал на кострах и бросал к диким зверям на съедение. И потом, я думаю, что Бог Ветхого Завета уже не один раз террор против человеков развращённых устраивал. Тот же Всемирный потоп, или Содом и Гоморра... Тут как бы против не убий, в самой Библии возражения есть прямые...
Каляев - И всё - таки... Я во сне видел, что бросаю бомбу в карету, а там оказался не великий князь, а семья мещан. Проснулся от этого кошмара весь в поту. Не дай Бог! Грех был бы непереносимый для меня, если бы вместо этой Гадины другого человека убил... Потом понял, что это сон был и перекрестился...
Савинков - Говорят, что дети безгрешные, сразу к престолу попадают. А меня то, меня то уж точно черти ждут и сковородку уже раскалили. (Грустно смеётся) Ну, ничего, поживём ещё...
Ведь если вдуматься, то и наше одиночество, и опасности каторги и смерти - призвание судьбы... Не может долго российская жизнь в такой скверне проходить!
Входит половой - Ещё чего изволите, барин?..
Савинков - ступай, ступай. У нас всё есть... (Половой уходит) Ты посмотри на него, Янек! Сама угодливость. А попадись я ему в тёмном углу, да имей он право, он бы меня никак не пощадил. И вот для таких мы свободу отвоевываем, террором занимаемся, для них и живём, и таимся как звери...
Каляев - Ну зачем ты так. Ведь он не виноват, что его мальчишкой из деревни в город отдали и поселили у родственника, который на кухне, в этом же трактире работал. И сам он наверняка начинал с посудомоя. Вот теперь карьеру сделал, в чистом ходит...
Но ведь ты видишь его только с этой стороны. Ты ведь для него барин - а значит враг потаённый! То, что он о тебе думает, он ведь тебе не скажет. А думает-то, наверное, не очень хорошо. А всё равно, если узнает, что мы бомбисты, то сразу в полицию доложит. Привычка - с...
Савинков - Да, да... Я людей совсем не знаю. Что там, в массах делается, о чём крестьяне русские думают - для меня загадка. Да и как мне это знать. Тут от одиночества, да от скрытной жизни волком выть хочется...
А эсдеки призывают идти на фабрики и заводы, народ пропагандировать. У них и газетка есть - "Искра" называется. Хотя для меня это всё сладкая водичка, для мечтателей. Только террором можно чего-нибудь от властей добиться. А эсдеки, нашими жертвами питаются...
Каляев - Придёт время, может быть жизнь заставит и нашу партию снова в народ пойти. Только это уже будет другой народ...
Я когда на постоялом дворе жил, много мужицких разговоров о земле и воле слышал. И радовался, что после каждого теракта, разговоры эти смелее становятся. И я думаю, что не зря, товарищи наши погибают. Что люди постепенно освобождаются от гипноза монархии...
Простые люди после убийства каждой значительной чиновной особы начинают понимать, что и эти царские прислужники, которые в золоте ходят и на золоте едят, тоже могут ответить за неправду и нашу серую российскую жизнь.
Савинков - А я Янек, не смог бы, вот как ты на постоялом дворе прожить.
Я чувствую, как люди с каждым годом становятся мне всё более неприятны... Одному конечно тоскливо бывает, но зато никому не надо натянуто улыбаться, ни с кем из вежливости глупо болтать не надо...
Я всё чаще Пушкина вспоминаю: "Кто жил и мыслил, тот не может, в душе не презирать людей..."
Каляев - Ну что ты Боря. Ведь так и с ума сойти можно. Я вот как вспомню, что после нас революция будет и народ землю и власть получит, так на душе сразу светлеет, понятнее становится, почему мы таким злым делом занимаемся... Мне кажется, тебе бы надо и пить и курить бросить, а то...
Савинков - Янек, Янек! Я ведь и сам об этом думаю. Но как только из своего одинокого угла вылезу, так начинает меня отвращение от жизни мучить. Вот, чтобы отогнать его, я и начинаю водочку пить. А как становишься пьян, так вроде и мир вокруг мягчеет. Жить легче становится. Водка - ведь это лекарство от жизни (Грустно смеётся)...
- Вот как революцию сделаем, тогда в деревню уеду, сад разведу и буду по русским лесам и полям бродить. А за границей и того хуже. Всё чужое - все чужие...
С товарищами встретишься и как тут не выпить, Россию вспомнить. А как выпьешь, так и разговоры начинаются наши, русские, о смысле жизни (Смотрит на часы)
- А ведь нам Янек пора уходить. Мне сегодня ещё в динамитную мастерскую надо заглянуть. А перед тем по городу побегать, проверить, нет ли хвоста... А потом ещё с Валентином встречаемся.
Каляев - Ты Боря осторожнее с ним. Он мне не нравится. Какой-то он сильно равнодушный и уверенный в себе... В террор будто на работу в канцелярию ходит...
А глаза? Глаза у него злые, как у кота, которого внезапно с тёплой печи скинули...
Савинков - Ну и зря Янек. Он отличный работник. В отличии от нас о Боге совсем не думает. Всё больше об электричестве. Он и служит в электрической компании. Вполне современный человек...
Ну прощай друг! (Обнимает Каляева)
- Мы теперь с тобой, только перед самым... делом встретимся. Я тебе "товар" передам днём, в самый канун... (Обнимает Каляева)
- Ты глянь в окно, как я выйду, нет ли шпиков. А потом и сам уходи... Прощай... (Быстро уходит)
Каляев смотрит в окно и потом тоже уходит...
Занавес.
Рачковский, шеф царской Охранки, на конспиративной квартире. Ходит, курит папиросу. Разговаривает сам с собой...
- Азеф сегодня, конечно будет крутить и вертеться. Ведь как-то он должен объяснить, что получая такие немалые деньги, какие я сам получаю, он не предупредил нас об убийстве Плеве. Он хотя и был за границей в это время, но... С ним надо держать ухо востро... (Стук в двери.)
Азеф, входит - Могу я видеть господина...
Рачковский - Вы Евгений Филиппович, можете не беспокоится. Мы одни...
Азеф - Вы Пётр Иванович, думаете, что я излишне беспокоюсь...
Рачковский - Ну конечно, дорогой. Я ведь сам эту квартиру выбирал для встреч с вами.
Азеф, перебивает - А вы знаете Пётр Иванович, что член петербургского комитета партии эсеров, господин Ростовцев - адвокат, получил анонимное письмо, в котором, информированный источник сообщает ему, что в партии есть два крупных шпиона - провокатора. Один - некто Татаров. Вы его тоже знали - земля ему пухом. А второй - инженер Азиев, то есть я...
Рачковский, всплёскивает руками - Не может быть, Евгений Филипович! Я прикажу расследовать. Я доложу министру. Это какое то недоразумение!
Азеф - Это для вас недоразумение... А для меня это смерть! Вы знаете, что делает БО с предателями? Что сделали с Татаровым. Вы хотите, чтобы человека, который по вашему мнению получает так много денег, зарезали как свинью в тёмном углу, тёмной ночью?
Рачковский - Ну, Евгений Филиппович! Я постараюсь сделать всё, чтобы исправить ситуацию. Это пятно на всю нашу службу..!
И всё - таки... Как вы вышли из положения?..
Азеф - Ростовцев, слава Богу, мне первому показал это письмо, как члену ЦК партии...
Ну, я его огорошил, что Татарова я знал, а что инженер Азиев - это, наверное, я...
Наливает себе чаю и медленно делает несколько глотков...
Рачковский - Ну не томите. Что дальше то было?..
Азеф - Я встречался с товарищами и рассказал им содержание письма. Товарищи решили, что это ваша провокация, чтобы меня устранить с поста главы Боевой Организации! Вы, то есть Третье отделение, решили пожертвовать Татаровым... Конечно я был оправдан в их глазах, и всё же.
Рачковский - Да что вы говорите? Бог с вами! Я ни сном, ни духом! Я поражён этой новостью не меньше вашего...
Азеф - Уверяю вас, что меньше... Представьте, чего мне это стоило. Хорошо ещё, что после убийства этого антисемита, Плеве, у меня репутация в партии как никогда твёрдая!
Рачковский - Кстати, Евгений Филиппович, нам надо поговорить об этом покушении. Как так получилось. Что БО убила Плеве. Новый министр рвёт и мечет. Хочет вас арестовать и допросить!
Азеф - Ну вот, я и здесь виноват! Но я же вам объяснял, что я руковожу только центральным ядром БО. На местах есть летучие группы, которые действуют самостоятельно...
Одна из этих групп и осуществила теракт и министр был убит...
И потом, я вас предупреждал тогда, что эти еврейские погромы на Юге, в которых и министр был замешан, я не одобряю... категорически! Они, эти погромы, вызывают ответные удары. И тут я ничего не могу поделать. А может быть и не хочу... Не забывайте, что я тоже еврей!..
Рачковский - И всё - таки...
Азеф, не слушая Рачковского - Вы объясните там, наверху, что я, благодаря предателю в рядах высоких полицейских чинов, сегодня на подозрении. Я не могу расспрашивать товарищей, без того чтобы не вызвать недоверия, кто и как готовит или готовил тот или иной теракт... Я даже вас вряд ли смогу теперь защитить, если кто в обход меня задумает расправиться с вами... Вы уж извините...
Рачковский, побледнев - Ну обо мне вы можете не беспокоиться. У меня сейчас охрана есть... Но вам, я бы настоятельно советовал уехать заграницу, пока я буду выяснять здесь по поводу утечки информации...
Азеф - Да, пожалуй. Мне надо отдохнуть. Я устал от этого постоянного напряжения. Вначале это была опасность быть раскрытым и убитым в партии - сейчас эта опасность уже напрямик от полиции исходит...
Мне надо скрыться и немного расслабиться... А потом, я вновь смогу быть полезен русскому правительству и вам лично Пётр Иванович...
Но если, что-нибудь случится, ну, например, какие-нибудь преследования евреев... От полиции...
Тогда я боюсь, что не смогу вам помочь...
Вы же знаете, что в БО много евреев. Вы меня понимаете Петр Иванович?!
Рачковский - Ах, Евгений Филиппович. Я вас очень хорошо понимаю. И поэтому предлагаю вам уехать на время... А мы проведём внутренне расследование. Эти оборотни в погонах от нас не уйдут! А вы - уезжайте...
Азеф - Тут ещё щекотливый вопрос...
Вы знаете Пётр Иванович, я тут поиздержался, и потом, чтобы жить за границей...
Рачковский - Я понимаю, о чём вы беспокоитесь, Евгений Филиппович...
Вот вам деньги на поездку, а остальные, как обычно, вышлем вам на до востребования. Но я вас прошу... Министр требует активных действий и потому...
Азеф, допивает чай, берёт деньги со стола, пересчитывает их, кладёт в карман... - Я работаю, вы же знаете... Но вам и министру, хочу напомнить, что если бы меня не было, то всем в правительстве было бы много хуже. Я надеюсь, что это понимают и на самом верху. Без меня, процент попаданий был бы неизмеримо выше... Я знаю, о чём говорю...
Рачковский - Не обижайтесь, Евгений Филиппович. Я всё объясню министру. Ну, а о моём расположении к вам вы знаете. Мы же с вами друзья...
Азеф, встаёт - Премного благодарен, Пётр Иванович. Прощайте...
Меня моя дорогуша ждёт в пролётке на соседней улице. Так что не провожайте. Ещё раз прощайте, увидимся как обычно. Я вас извещу, когда приеду сюда после заграницы...
Азеф уходит.
Рачковский, долго глядит в окно - Ох и бестия же, этот Азеф... У него получается, что я и виноват во всём...Однако редкий характер!
Одевается и уходит тоже.
Занавес.
Дворец в кремле. Шпили кремлёвской стены. Гостиная во дворце, в которой Великий Князь Сергей, ходит из угла в угол...
Входит Элла - Здравствуйте Серёжа. Вы опять не в духе...
Сергей - Ещё бы. Мне министр внутренних дел прислал секретную депешу, в которой говорит, что на меня вновь ожидаются покушения и просит быть осторожным... Он получил эту информацию по каким то своим источникам...
Элла - Ну, может быть тут обычная полицейская предосторожность.
Сергей, почти в истерике - Даже если это так, то всё равно это отвратительно. Я выжег бы этот либерализм калёным железом, если бы не эти мягкотелые министры... России нужен диктатор! Только так мы можем предотвратить развал страны...
Элла - Но, насколько я знаю, именно Девятое января стало началом волнений и здесь в Москве и, главное, там, в Петербурге, А ведь там стреляли войска в народ!
Сергей - Самое отвратительное, что мы, члены царской семьи вынуждены скрываться от "привидений", членов какой-то тайной организации, которая называет себя БО. Стыд и позор! У нас сила государственного оружия, полиции, православной веры. Наконец, сила народа!.. А тут кучка голодранцев навязывает нам унизительные условия жизни...
Элла - Но ведь Сергей, эти террористы не с неба упали. Я слышала, что среди них много дворян, кто-то из них наверное и в Бога верует...
Сергей - Они ни во что не верят. Их Бог, если он есть - это Бог сектантов, Бог окраинной, подлой жизни. А наш Бог - это герой человечества, на которого православная Россия уже почти тысячелетие молится...
Элла - Но для меня Бог - Это бог, страдающий и сильный своей слабостью...
Сергей, не дослушав её, перебивает - Нет! Русский Бог не такой. Именно поэтому Россия сегодня протянулась от Атлантики до Тихого океана. Это Бог воинов и сильных духом людей, которые пойдут на смерть за свою православную Родину...
Элла - Но ведь их, противников режима, можно успокоить. Почему бы не дать конституцию, наконец?
Сергей - Об этом не может быть и речи. Россия сильна монархией, самодержавием. А Император - помазанник Божий... И вообще... извини. Мне надо ехать в театр.
Элла - Я бы тоже...
Сергей - Нет, нет! После спектакля будет мальчишник и я задержусь. Сегодня день именин балетного артиста Селиверстова. Ты бы посмотрела, какая у него фигура... Извини, тебе это должно быть не интересно...(Уходит)
Элла, разговаривает сама с собой - Вот так всегда. То вечеринки, то мальчишники, то какие то подозрительные, напомаженные юноши. А на улицах темно и холодно и воет снежный ветер...
Начинает декламировать: "Там на Севере, где дни облачны и мрачны, живёт племя людей, которым умирать не больно!" (Вздыхает) Откуда это. Тацит?.. Геродот?.. Я здесь всё позабыла чему меня учили...(Крестится на икону в углу) - Боже! Прости меня за грех уныния, но так трудно жить в этой стране... (Поворачивается и уходит)
Занавес...
Вновь Трактир. Савинков и Каляев в отдельном кабинете.
Савинков - Здравствуй Янек. Я не только "Товар" тебе принёс, вон в саквояже, но спешил сюда, чтобы сообщить печальную новость! Покотилов в Питере взорвался, когда приготавливал бомбы для покушения на Трепова...
Каляев, крестится - Вот и ещё один прекрасный товарищ погиб... мир праху его...
Входит половой.
Савинков - Водки и закусить!
(Половой уходит и через минуту приносит бутылку, гранённые рюмки и закуски...)
Оставшись одни.
Каляев - Ну расскажи Боря, как это случилось.
Савинков - Он, Покотилов, собирал бомбы и видимо неловко споткнулся... И бомба в руках у него разорвалась. Об этом в газете было написано. Я случайно увидел... Давай лучше выпьем. Помянем раба Божия Николая... (Выпивают)
Каляев - Ещё один из нас ушёл!.. Как это тяжело... И после этого ты спрашиваешь, готов ли я, понимаю ли, на что я иду? Конечно, я понимаю, что убийство - это убийство. Но я недавно открыл Библию и вдруг в глаза бросилось: "Кто захочет душу свою спасти, погубив её, а если погубит душу свою Меня ради, тот спасёт её..."
Я всё последнее время о душе думаю и прихожу к выводу, что стоит, погубить её, убийством одного из тех, кто приказывает сечь и вешать непокорных крестьян по всей России; стоит погубить её, за то, что они сотворили с беззащитным народом, который Девятого января шёл к Зимнему с иконами, портретами царя, пели псалмы и гимны...
Подумай сколько невинных жертв: детей, женщин, стариков!.. Ведь против этих коронованных злодеев сражаются лучшие люди России и потому, я готов умереть в любую минуту, лишь бы не соглашаться на роль Иуды, которые забывают обо всём из-за презренных сребреников жалованья...
Савинков - Я, Янек, тоже много думал о терроре и понял, что убивать можно и нужно тогда, когда это как партизанская война в родной стране, которую оккупировали деспоты - захватчики... Для меня, эта придворная камарилья, в полной мере заслуживает смерти!
И потом, я вспомнил Льва Толстого, который писал, что когда они: короли, цари, ханы, убивают друг друга во время дворцовых переворотов, то об этом всегда молчат или говорят, что хорошие цари убивают плохих. Вспомни убийство полусумасшедшего Павла, в Михайловском дворце. Пьяные гвардейцы задушили его словно курицу, его же шарфом. И после никого не расстреляли и не повесили. Кто убивал, после этого сделал карьеру при дворе... Но когда народовольцы убили Александра, какой вопль поднялся в династических кругах и как злобствовали царские прислужники...
Но ты подумай, сколько убийств во время усмирения крестьянских бунтов, сколько правительственных казней, сколько заморенных одиночеством и болезнями в казематах тюрем, крепостей и на каторге...
Наверное, поэтому писал великий Пушкин: "...Тебя, твой трон я ненавижу, твою погибель, смерть детей, с жестокой радостию вижу..."
Мы конечно не радуемся: убийство - это убийство, но кто-то должен делать грязную работу разгребая последствия многолетнего российского рабства и преступания заветов Христа, осеняемых официальной церковью...
Всё и все забудутся, наши имена в первую голову, но свобода останется... Если хочешь, то это будет свобода во Христе, возвращение к подлинному христианству...
Каляев - Боря! Если б ты знал, как я уважаю тебя в такие минуты! Ведь ты... ведь мы вместе об этом размышляем, но ты можешь объяснить - и причины и следствия... А я барахтаюсь в своих переживаниях и не могу найти нужных слов, чтобы высказать...
Савинков - Мы, россияне, долго ждали свободы от царей, пока не поняли, что они, цари, и делают нас несвободными...
А теперь уже будет кровь! Море крови... Свирепость на свирепость... Жестокость на жестокость... Без этого свободе не бывать!
Вот ты поэт и вспомни, что говорили русские поэты. Бальмонт писал о нынешнем царе: "Кто начал царствовать Ходынкой, тот сам взойдёт на эшафот..." А Леонид Андреев совсем недавно, в Финляндии с трибуны митинга провозглашал: "Виселицу, Николаю!"
А теперь подумай! Если бы не было наших терактов, не было сотен повешенных и расстрелянных товарищей, ещё со времен "Народной воли", разве бы могли русские писатели даже подумать об этом, не то что вслух произнести...
Пока мы убиваем прислужников и родственников главного тирана. Но придёт время расплаты и от наших рук погибнет сам монарх, чьим именем и званием, покрываются сегодня все злодейства несвободы русского народа!
Каляев - Да! Но жаль, что нас тогда уже не будет в живых...
А, впрочем, и правильно. Для меня любой террор - прежде всего жертва. Больше того - это религиозная жертва, самопожертвование...
Теперь я спокоен. Ты сам знаешь, как важно верить, когда на такое решаешься... А тебе, Борис, я благодарен вдвойне. Потому что, пока рядом такие люди, как ты, - стоит жить, и не страшно умереть.