Аннотация: Культура, искусство и политика сегодня неразрывно связаны, а в недалёком будущем, война культур будет определять международный статус государств!
"Трамвай "Желание" в театре Янг Вик в Лондоне.
В качестве пролога, краткий пересказ пьесы:
Трамвай "Желание"
1947
Краткое содержание пьесы
...Место действия пьесы - убогая окраина Нового Орлеана; в самой атмосфере этого места, по ремарке Уильямса, ощущается что-то "пропащее, порченое". Именно сюда трамвай с символическим названием "Желание" привозит Бланш Дюбуа, которая после длительной цепи неудач, невзгод, компромиссов и утраты родового гнезда надеется обрести покой или получить хотя бы временное убежище - устроить себе передышку у сестры Стеллы и её мужа Стэнли Ковальского.
Бланш прибывает к Ковальским в элегантном белом костюме, в белых перчатках и шляпе - словно её ждут на коктейль или на чашку чая светские знакомые из аристократического района. Она так потрясена убожеством жилья сестры, что не может скрыть разочарования. Нервы её давно уже на пределе - Бланш то и дело прикладывается к бутылке виски.
За те десять лет, что Стелла живёт отдельно, Бланш многое пережила: умерли родители, пришлось продать их большой, но заложенный-перезаложенный дом, его ещё называли "Мечтой". Стелла сочувствует сестре, а вот её муж Стэнли встречает новую родственницу в штыки. Стэнли - антипод Бланш: если та своим видом напоминает хрупкую бабочку-однодневку, то Стэнли Ковальский - человек-обезьяна, со спящей душой и примитивными запросами - он "ест, как животное, ходит, как животное, изъясняется, как животное... ему нечем козырнуть перед людьми, кроме грубой силы". Символично его первое появление на сцене с куском мяса в обёрточной бумаге, насквозь пропитанной кровью. Витальный, грубый, чувственный, привыкший во всем себя ублажать, Стэнли похож на пещерного человека, принёсшего подруге добычу.
Подозрительный ко всему чужеродному, Стэнли не верит рассказу Бланш о неотвратимости продажи "Мечты" за долги, считает, что та присвоила себе все деньги, накупив на них дорогих туалетов. Бланш остро ощущает в нем врага, но старается смириться, не подавать вида, что его раскусила, особенно узнав о беременности Стеллы.
В доме Ковальских Бланш знакомится с Митчем, слесарем-инструментальщиком, тихим, спокойным человеком, живущим вдвоём с больной матерью. Митч, чьё сердце не так огрубело, как у его друга Стэнли, очарован Бланш. Ему нравится её хрупкость, беззащитность, нравится, что она так непохожа на людей из его окружения, что преподаёт литературу, знает музыку, французский язык.
Тем временем Стэнли настороженно приглядывается к Бланш, напоминая зверя, готовящегося к прыжку. Подслушав однажды нелицеприятное мнение о себе, высказанное Бланш в разговоре с сестрой, узнав, что она считает его жалким неучем, почти животным и советует Стелле уйти от него, он затаивает зло. А таких, как Стэнли, лучше не задевать - они жалости не знают. Боясь влияния Бланш на жену, он начинает наводить справки о её прошлом, и оно оказывается далеко не безупречным. После смерти родителей и самоубийства любимого мужа, невольной виновницей которого она стала, Бланш искала утешения во многих постелях, о чем Стэнли и рассказал заезжий коммивояжёр, тоже какое-то время пользовавшийся ee милостями.
Наступает день рождения Бланш. Та пригласила к ужину Митча, который незадолго до этого практически сделал ей предложение. Бланш весело распевает, принимая ванну, а тем временем в комнате Стэнли не без ехидства объявляет жене, что Митч не придёт, - ему наконец открыли глаза на эту потаскуху. И сделал это он сам, Стэнли, рассказав, чем та занималась в родном городе - в каких постелях только не перебывала! Стелла потрясена жестокостью мужа: брак с Митчем был бы спасением для сестры. Выйдя из ванной и принарядившись, Бланш недоумевает: где же Митч? Пробует звонить ему домой, но тот не подходит к телефону. Не понимая, в чем дело, Бланш тем не менее готовится к худшему, а тут ещё Стэнли злорадно преподносит ей "подарок" ко дню рождения - обратный билет до Лорела, города, откуда она приехала. Видя смятение и ужас на лице сестры, Стелла горячо сопереживает ей; от всех этих потрясений у неё начинаются преждевременные роды...
У Митча и Бланш происходит последний разговор - рабочий приходит к женщине, когда та осталась в квартире одна: Ковальский повёз жену в больницу. Уязвлённый в лучших чувствах, Митч безжалостно говорит Бланш, что наконец раскусил её: и возраст у неё не тот, что она называла, - недаром все норовила встречаться с ним вечером, где-нибудь в полутьме, - и не такая уж она недотрога, какую из себя строила, - он сам наводил справки, и все, что рассказал Стэнли, подтвердилось.
Бланш ничего не отрицает: да, она путалась с кем попало, и нет им числа. После гибели мужа ей казалось, что только ласки чужих людей могут как-то успокоить её опустошённую душу. В панике металась она от одного к другому - в поисках опоры. А встретив его, Митча, возблагодарила Бога, что ей послали наконец надёжное прибежище. "Клянусь, Митч, - говорит Бланш, - что в сердце своём я ни разу не солгала вам".
Но Митч не настолько духовно высок, чтобы понять и принять слова Бланш, Он начинает неуклюже приставать к ней, следуя извечной мужской логике: если можно с другими, то почему не со мной? Оскорблённая Бланш прогоняет его.
Когда Стэнли возвращается из больницы, Бланш уже успела основательно приложиться к бутылке. Мысли её рассеянны, она не вполне в себе - ей все кажется, что вот-вот должен появиться знакомый миллионер и увезти её на море. Стэнли поначалу добродушен - у Стеллы к утру должен родиться малыш, все идёт хорошо, но когда Бланш, мучительно пытающаяся сохранить остатки достоинства, сообщает, что Митч приходил к ней с корзиной роз просить прощения, он взрывается. Да кто она такая, чтобы дарить ей розы и приглашать в круизы? Врёт она все! Нет ни роз, ни миллионера. Единственное, на что она ещё годится, - это на то, чтобы разок переспать с ней. Понимая, что дело принимает опасный оборот, Бланш пытается бежать, но Стэнли перехватывает её у дверей и несёт в спальню.
После всего случившегося у Бланш помутился рассудок. Вернувшаяся из больницы Стелла под давлением мужа решает поместить сестру в лечебницу. Поверить кошмару о насилии она просто не может, - как же ей тогда жить со Стэнли? Бланш думает, что за ней приедет её друг и повезёт отдыхать, но, увидев врача и сестру, пугается. Мягкость врача - отношение, от которого она уже отвыкла, - все же успокаивает её, и она покорно идёт за ним со словами: "Не важно, кто вы такой... я всю жизнь зависела от доброты первого встречного".
Пересказала В. И. Бернацкая
... В очередной раз, днём, мы пошли на спектакль Теннеси Уильямса, в "Янг Вик".
Театр, как и всегда был полон. Много народу сидели в буфете и на балконе перед входом, попивая кофе и вино, в предвкушении интереснейшей постановки.
Много раньше, я читал об этом спектакле и о фильме, в котором Марлон Брандо, тогда супер-кинозвезда, играл роль Стенли Ковальски, а Вивьен Ли - роль Бланш Дюбуа. Писали о брутальности Стенли-Брандо и о тяжёлом впечатлении, от этой драмы жизни в благополучной Америке.
В английской постановке, надо отметить так же накаченного и спортивного Бена Фостера - Стенли, за неспровоцированными истериками которого, стоит не только испорченный характер, но и физическая сила.
Игра Джиллиан Андерсон - Бланш, мне не понравилась.
Южно-американский тягучий акцент, нарочито замедленное движение по сцене, непонятная игривость и причитания не вполне натуральные - всё это не позволяло поверить в реальность происходящего на сцене.
Этот недостаток отметила и пожилая зрительница, которая в перерыве обменивалась с нами впечатлениями от спектакля. Получился некий "театр в театре" и видимо совсем не по воле режиссёра Бенедикта Эндрюса.
Пьеса была написана Теннеси Уильямсом сразу после Второй мировой войны и поставлена впервые годом позже и может быть, впервые, в этой пьесе проявилось чисто американское отношение к действительности, которое со временем только окрепло и сегодня проявляется во всём, даже в геополитике - это американское качество - эгоизм и индивидуализм - в каком - то смысле стало квинтэссенцией национального характера!
Насилие стало родовой чертой целого государства и в этом, американцы разительно отличаются в своей массе от англичан и вообще европейцев, не затронутых распространением "американской культуры", принявшей форму вестернизации.
Англичане, часто говорят об американцах - они громкие! Это тоже проявление индивидуализма, который смыкается с эгоизмом.
А такой "национальный эгоизм" происходит от долгого и совсем недавнего "самоизоляционизма" - американцы просто варились в собственном соку и потому, привыкли всё и всех мерить по себе - вестернизация страны произошла ещё во времена прославления "белого человека" времён освоения Дикого Запада.
Тогда и там, пистолет был главным судьёй и главным доводом права и отчасти, этот образ, через художественное преувеличение в кино, в качестве ролевой модели проникл не только в среду американского народа, но и выплеснулось "в мир" - во многом, бандиты и насильники в России особенно в страшные девяностые, подражали американским киногероям.
А в самой Америке, даже сегодня, культ "кольта", часто вырывается на улицы - убийства невинных людей случаются в школах, в университетах, на площадях.
После теракта в Нью-Йорке, в 2001 году, изоляция Америки продолжилась, и продолжились периодические расстрелы людей, которым подражают и психически больные европейцы - вспомните феномен Брейвика!
Насилие стало "родовым пятном", культурным феноменом нации и это сказывается и геополитике. Никто не развязал столько войн в современную эпоху, сколько американцы. И Панама, и Югославия, и Ирак, и Афганистан, и Сирия, а теперь и Украина стали следствием этого феномена...
На протяжении всего спектакля я ловил себя на мысли, что нечто подобное, похожее на отношения Стенли к окружающим, можно наблюдать в том, как Америка третирует, провоцирует и издевается над теми странами, которые пытаются ей противостоять!
В спектакле, вспышки насилия со стороны Стенли, часто происходят от того, что у него плохое настроение, а так как он не боится кого-нибудь обидеть, то и ведёт себя намеренно грубо и агрессивно.
И это срабатывает по отношению к женщинам, которые чувствуют свою невольную зависимость от этой наглой и эгоистической силы!
Соединённые Штаты, сегодня, точно так ведут себя с остальными странами мира - над союзниками, а точнее сателлитами, они порой откровенно издеваются навязывая своё стиль отношений, а непокорных и возражающих их диктату они запугивают, прямо угрожая, или применяя силу...
Но возвратимся к описанию пьесы...
Сюжет "Трамвая "Желание" послужил моделью для нескольких американских драматургов. И можно усмотреть некие параллели между этой пьесой и пьесой "Вид с моста" Артура Миллера"
И тут и там приезд родственников. И тут и там предательство хозяев. И тут и там обнажается драма реально одинокого человека, который даже в родственниках не может найти ни помощи, ни поддержки, а только презрение к неудачнику и предательство.
Атмосфера индивидуализма, как основной принцип жизни, воспитывает такое отношение человека к человеку и даже страны к стране. Последние события на Украине и травля России всем "прогрессивным миром" по провокационному поводу - тому яркая иллюстрация...
Стенли и его друзья играют в карты и пьют пиво. Казалось бы обычное времяпровождение для тогдашнего американского мира, точно такое же, как сегодняшнее смотрение футбола и тоже питьё пива.
Но это "мужское занятие" происходило и происходит на пространстве в несколько квадратных метров и невольно ущемляет жизненные интересы женщин, которые окружают этих уверенных в себе мужчин.
Но так и заведено у домашних тиранов для которых женщины, - это средство удовлетворения похоти и кухарки для приготовления пищи и когда происходит даже некое подобие домашнего бунта, в ход идут кулаки.
Это демонстрируют и соседи Стеллы и Стенли, которые, то дерутся, то через короткое время целуются. Все уже привыкли к этим вспышкам агрессии и следующей за ней чувственности и потому, эти отвратительные драки и сексуальное насилие становятся частью жизненной рутины и даже нормой поведения, которую старательно копируют и последующие поколения американцев.
Геополитическая агрессивность Америки, это всего лишь продолжение на международном уровне привычной смеси эгоизма и порождаемого им насилия...
...Почти одновременно, сразу после театра, я посмотрел в интернете недавний российский фильм Велединского - "Географ глобус пропил".
Как ни странно, просматриваются параллели между "Трамваем "Желание" и этим фильмом, в котором тоже показана победа насилия и издевательства над людьми, но теперь уже в современной России.
Какие-то извращённые неестественно злобные и подлые отношения между школьниками и учителем наталкивают на мысль, что пропаганда эгоизма и правота силы, уже внедрились не только в головы писателей и сценаристов в России, но и в российскую действительность.
Фильм примитивный и "чернушный", сделан в лучших традиция российского современного кино, однако именно ему на очередном "Кинотавре" присудили первую премию. Это показывает моральное и этическое разложение не только "творцов", из так называемого "креативного класса", но и зрителей, а главное "художественных критиков", по сути критиков без определения "художественный", проголосовавших за это убожество.
Вместо положительного героя, каковым авторы и создатели фильма хотели сделать Виктора Сергеевича Служкина - учителя географии в исполнении Хабенского, получился ходульный герой - "переживатель", которого в финале фильма, вполне справедливо, выгнали из школы.
Я уже не говорю, что школьники изображены какими-то моральными дегенератами, способными на любую подлость, например написать в кофе учителя. (Такой случай был в одной из государственных школ Лондона)
А "неформальный лидер" класса, полный бандит и надо отметить игру актёра. Если действительно есть такие "лидеры", хотя бы в нескольких школах России, то это подчёркивает моральное и нравственную деградацию не только воспитания детей, но и всей системы образования.
Россия, после тридцати лет успешного промывания мозгов "американской культурой", наконец-то становится похожей на Америку, - что очень печально ещё и потому, что это подражание псевдо культуре американского народа, уживается с собственно культурой, принадлежащей сегодня в России, как и в Америке, верхнему слою "среднего класса", или богатеям...
Возвращаясь к пьесе в "Янг Вик", надо отметить как всегда изысканную сценографию, которую делает возможным современное оборудование театра.
Сцена на этот раз, помещена в центре зрительного зала и представляет из себя прямоугольник, оборудованный как современная квартира, с ванной, холодильником большой кроватью и раскладушкой для гостьи, умывальником и даже унитазом, при виде которого в начале пьесы, я подумал, что кто-то из героев пьесы сядет в конце концов на него, справляя нужду.
Так и получилось - Чехов, недаром говорил, что если в начале спектакля на стене висит ружьё, то оно обязательно должно выстрелить!
Надо отметить, что действие по сути происходит в среде зрителей и актёры, выходя на сцену, чуть не наступают на ноги зрителям из первых рядов. Это усиливает эмоциональное воздействие в финальной душещипательной сцене сумасшествия Бланш, и появления психиатра с медсестрой из спец лечебницы.
Атмосфера злого сумасшедшего дома показана вполне профессионально, при всех издержках постановки и потому, зрители долго аплодируют актёрам по окончанию этой пьесы, но уходя вздыхают с облегчением - ожидаемого катарсиса не происходит и потому, нагромождения злого насилия и нелюбви царящей на сцене, не находит морального оправдания...
Август 2014 года. Лондон. Владимир Кабаков.
"Медея" в театре "Оливье", в Лондоне.
"Медея"- 431 до н.э.
Краткое содержание трагедии.
...Есть миф о герое Ясоне, вожде аргонавтов. Он был наследным царём города Иолка в Северной Греции, но власть в городе захватил его старший родственник, властный Пелий, и, чтобы вернуть её, Ясон должен был совершить подвиг: с друзьями-богатырями на корабле "Арго" доплыть до восточного края земли и там, в стране Колхиде, добыть священное золотое руно, охраняемое драконом. Об этом плавании потом Аполлоний Родосский написал поэму "Аргонавтика".
В Колхиде правил могучий царь, сын Солнца; дочь его, царевна-волшебница Медея, полюбила Ясона, они поклялись друг Другу в верности, и она спасла его. Во-первых, она дала ему колдовские снадобья, которые помогли ему сперва выдержать испытательный подвиг - вспахать пашню на огнедышащих быках, - а потом усыпить охранителя дракона. Во-вторых, когда они отплывали из Колхиды, Медея из любви к мужу убила родного брата и разбросала куски его тела по берегу; преследовавшие их колхидяне задержались, погребая его, и не смогли настичь беглецов. В-третьих, когда они вернулись в Иолк, Медея, чтобы спасти Ясона от коварства Пелия, предложила дочерям Пелия зарезать их старого отца, обещав после этого воскресить его юным. И они зарезали отца, но Медея отказалась от своего обещания, и дочери-отцеубийцы скрылись в изгнание. Однако получить Иолкское царство Ясону не удалось: народ возмутился против чужеземной колдуньи, и Ясон с Медеей и двумя маленькими сыновьями бежали в Коринф. Старый коринфский царь, присмотревшись, предложил ему в жены свою дочь и с нею царство, но, конечно, с тем, чтобы он развёлся с колдуньей. Ясон принял предложение: может быть, он сам уже начинал бояться Медеи. Он справил новую свадьбу, а Медее царь послал приказ покинуть Коринф. На солнечной колеснице, запряжённой драконами, она бежала в Афины, а детям своим велела: "Передайте вашей мачехе мой свадебный дар: шитый плащ и златотканую головную повязку". Плащ и повязка были пропитаны огненным ядом: пламя охватило и юную царевну, и старого царя, и царский дворец. Дети бросились искать спасения в храме, но коринфяне в ярости побили их камнями. Что стало с Ясоном, никто точно не знал.
Коринфянам тяжело было жить с дурной славой детоубийц и нечестивцев. Поэтому, говорит предание, они упросили афинского поэта Еврипида показать в трагедии, что не они убили Ясоновых детей, а сама Медея, их родная мать. Поверить в такой ужас было трудно, но Еврипид заставил в это поверить.
"О, если бы никогда не рушились те сосны, из которых был сколочен тот корабль, на котором отплывал Ясон..." - начинается трагедия. Это говорит старая кормилица Медеи. Ее госпожа только что узнала, что Ясон женится на царевне, но ещё не знает, что царь велит ей покинуть Коринф. За сценой слышны стоны Медеи: она клянёт и Ясона, и себя, и детей. "Береги детей", - говорит кормилица старому воспитателю. Хор коринфских женщин в тревоге: не накликала бы Медея худшей беды! "Ужасна царская гордыня и страсть! лучше мир и мера".
Стоны смолкли, Медея выходит к хору, говорит она твёрдо и мужественно. "Мой муж для меня был все - больше у меня ничего. О жалкая доля женщины! Выдают её в чужой дом, платят за неё приданое, покупают ей хозяина; рожать ей больно, как в битве, а уйти - позор. Вы - здешние, вы не одинокие, а я - одна". Навстречу ей выступает старый коринфский царь: тотчас, на глазах у всех, пусть колдунья отправляется в изгнание! "Увы! тяжко знать больше других:
от этого страх, от этого ненависть. Дай мне хоть день сроку: решить, куда мне идти". Царь даёт ей день сроку. "Слепец! - говорит она ему вслед. - Не знаю, куда уйду, но знаю, что оставлю вас мёртвыми". Кого - вас? Хор поёт песню о всеобщей неправде: попраны клятвы, реки текут вспять, мужчины коварнее женщин!
Входит Ясон; начинается спор. "Я спасла тебя от быков, от дракона, от Пелия - где твои клятвы? Куда мне идти? В Колхиде - прах брата; в Иолке - прах Пелия; твои друзья - мои враги. О Зевс, почему мы умеем распознавать фальшивое золото, но не фальшивого человека!" Ясон отвечает: "Спасла меня не ты, а любовь, которая двигала тобой. За спасение это я в расчёте: ты не в дикой Колхиде, а в Греции, где умеют петь славу и мне и тебе. Новый брак мой - ради детей: рождённые от тебя, они неполноправны, а в новом моем доме они будут счастливы". - "Не нужно счастья ценой такой обиды!" - "О, зачем не могут люди рождаться без женщин! меньше было бы на свете зла". Хор поёт песню о злой любви.
Медея сделает своё дело, но куда потом уйти? Здесь и появляется молодой афинский царь Эгей: он ходил к оракулу спросить, почему у него нет детей, а оракул ответил непонятно. "Будут у тебя дети, - говорит Медея, - если дашь мне приют в Афинах". Она знает, у Эгея родится сын на чужой стороне - герой Тесей; знает, что этот Тесей выгонит ее из Афин; знает, что потом Эгей погибнет от этого сына - бросится в море при ложной вести о его гибели; но молчит. "Пусть погибну, если позволю выгнать тебя из Афин!" - говорит Эгей, Больше Медее сейчас ничего не нужно. У Эгея будет сын, а у Ясона детей не будет - ни от новой жены, ни от неё, Медеи. "Я вырву с корнем Ясонов род!" - и пусть ужасаются потомки. Хор поёт песню во славу Афин.
Медея напомнила о прошлом, заручилась будущим, - теперь ее забота - о настоящем. Первая - о муже. Она вызывает Ясона, просит прощения - "таковы уж мы, женщины!" - льстит, велит детям Обнять отца: "Есть у меня плащ и повязка, наследие Солнца, моего предка; позволь им поднести их твоей жене!" - "Конечно, и дай бог им долгой жизни!" Сердце Медеи сжимается, но она запрещает себе жалость. Хор поёт: "Что-то будет!"
Вторая забота - о детях. Они отнесли подарки и вернулись; Медея в последний раз плачет над ними. "Вас я родила, вас я вскормила, вашу улыбку я вижу - неужели в последний раз? Милые руки, милые губы, царские лики - неужели я вас не пощажу? Отец украл ваше счастье, отец лишает вас матери; пожалею я вас - посмеются мои враги; не бывать этому! Гордость во мне сильна, а гнев сильнее меня; решено!" Хор поёт: "О, лучше не родить детей, не вести дома, жить мыслью с Музами - разве женщины умом слабее мужчин?"
Третья забота - о разлучнице. Вбегает вестник: "Спасайся, Медея: погибли и царевна и царь от твоего яда!" - "Рассказывай, рассказывай, чем подробнее, тем слаще!" Дети вошли во дворец, все на них любуются, царевна радуется уборам, Ясон просит ее быть доброй мачехой для малюток. Она обещает, она надевает наряд, она красуется перед зеркалом; вдруг краска сбегает с лица, на губах выступает пена, пламя охватывает ей кудри, жжёное мясо сжимается на костях, отравленная кровь сочится, как смола из коры. Старый отец с криком припадает к ее телу, мёртвое тело обвивает его, как плющ; он силится стряхнуть его, но мертвеет сам, и оба, обугленные, лежат, мертвы. "Да, наша жизнь - лишь тень, - заключает вестник, - и нет для людей счастья, а есть удачи и неудачи".
Теперь обратного пути нет; если Медея не убьёт детей сама - их убьют другие. "Не медли, сердце: колеблется только трус. Молчите, воспоминанья: сейчас я не мать им, плакать я буду завтра". Медея уходит за сцену, хор в ужасе поёт: "Солнце-предок и вышний Зевс! удержите её руку, не дайте множить убийство убийством!" Слышатся два детских стона, и все кончено.
Врывается Ясон: "Где она? на земле, в преисподней, в небе? Пусть ее растерзают, мне только бы спасти детей!" - "Поздно, Ясон", - говорит ему хор. Распахивается дворец, над дворцом - Медея на Солнцевой колеснице с мёртвыми детьми на руках. "Ты львица, а не жена! - кричит Ясон. - Ты демон, которым боги меня поразили!" - "Зови, как хочешь, но я ранила твоё сердце". - "И собственное!" - "Легка мне моя боль, когда вижу я твою". - "Твоя рука их убила!" - "А прежде того - твой грех". - "Так пусть казнят тебя боги!" - "Боги не слышат клятвопреступников". Медея исчезает, Ясон тщетно взывает к Зевсу. Хор кончает трагедию словами:
"Не сбывается то, что ты верным считал, / И нежданному боги находят пути - / Таково пережитое нами"...
Пересказал М. Л. Гаспаров
...Недавно мы с женой смотрели в этом театре, "Короля Лира", а сегодня - не менее кровавую драму из греческой мифологии - "Медею" Еврипида.
Но в данном случае, это переработка пьесы Еврипида английским автором Беном Пауэром.
Большое значение в постановке играет музыка, которую написали Уилл Грегори и Алисон Голдфрапп.
И как обычно, представление греческой трагедии осовременено, чтобы "зрителям было не скучно"!
Иногда мне кажется, что "по старинному", современные актёры и постановщики уже не умеют. Такое возможно, точно так же, как в живописи, современные художники разучились рисовать и этот пробел в образовании, выдают за новый авангард.
Публика сегодня поддаётся массовым манипуляциям, как никогда раньше и потому, можно любого человека уверить в том, что белое - это чёрное, и наоборот!
...Пока зрители рассаживаются в зале, на сцене мы видели, лежащих в спальных мешках детей, смотрящих телевизор. В начале я не понял, что это за тряпки, но различил движения внутри них и некие мерцания света. И только приглядевшись понял, что спектакль уже начался.
И меня не удивило, что после официального начала действа, мать детей - Медея, расхаживает по сцене в рубашке и брюках и говорит сердитым, громким голосом...
Ну а начинается пьеса с пролога, когда кормилица сыновей Медеи, объясняла тоном пророка, что всё плохо кончится, потому что мир полон зла и несправедливости...
Суть трагедии можно коротко сформулировать так: Медея в ярости - Ясон, заботясь о будущем детей, женится на дочери царя и тем самым, его дети станут полноправными греческими гражданами, но для неё уже не остаётся места ни в этой семье, ни в этом царстве - государстве.
Нет смысла останавливаться на развитии сюжета пьесы, я его поместил в кратком изложении, в начале статьи.
Но вот об очередной ужасной, кровавой истории, поставленной на подмостках театра "Оливье" стоит поговорить.
Жуткие страсти, участниками которых становятся люди в современном обличье, ничего общего не имеют ни с современным миром, ни с христианством, являющимся основой западной цивилизации, ни тем паче с Древней Грецией красивых и трагических мифов.
Ярость и мстительность Медеи, убийство ею из мщения своих детей, - всё это напоминает страшную сказку, а Ясон в пиджачной паре и с галстуком, с красной розой в петлице, постоянно вытирающий лицо платком, не воспринимается зрителями как герой эпоса, некогда удостоившийся любви дочери царя Колхиды Медеи. Ради него она обманывала и убивала, а когда Ясон ей изменил, задумала страшную месть.
Конечно и сегодня, встречаются демонические, мстительные женщины, отравляющие жизнь своим неверным мужьям или возлюбленным. Но сегодня, они в лучшем случае лишают "провинившихся" мужей свиданий с их детьми или грабят их через суд, взимая несусветные алименты.
Правда в России, иногда ещё пытаются подражать Медее и "заказывают" своего бывшего благоверного. Но в Европе, и в Англии в частности, этого уже давно не делают - вместо трагедии, здесь царствуют тихие скандалы, чтобы "дети или соседи не услышали".
А на сцене, с которой в мощные динамики звучит страшная музыка, по наущению Медеи, ничего не подозревавшие дети, подарили молодой невесте Ясона платье отравленное "огненным ядом" и она скончалась в муках, а вместе с нею и её отец - владетель царства. Кстати, тоже вполне благообразный седой человек в костюме и с галстуком.
В заключении трагедии, Медея бродит по сцене с окровавленными спальными мешками, в которых находятся тела зарезанных ею детей...
Согласитесь, что сегодня всерьёз принимать такую историю нельзя, хотя зал замирает когда из-за сцены раздаются крики и рыдания беззащитных сыновей, убиваемой зверской женщиной Медеей.
Мне вдруг вспомнился Шекспир, его драмы в которых кровь, тоже льётся рекой и по окончании представления трупы валяются по всей сцене.
Из биографии Шекспира, я знаю, что в молодости он не только читал, но переводил и видел представления древнегреческих драматургов, в том числе и Еврипида. И мне подумалось, что Шекспир, как человек талантливый и тонкий, настолько проникся атмосферой языческого насилия, что и сам, почти автоматически, стал сочинять пьесы с кровавыми сюжетами.
Древние, таким образом стали его учителями, его "ролевой моделью", в творчестве. Других драматургов, кроме древнегреческих и древнеримских, тогда в театре не знали.
Современные критики и любители сенсаций, уже заподозрили Шекспира в "плагиате", а то и того хуже - придумали версию, что Шекспиром был какой-то чрезвычайно образованный граф, так как "графья", по мнению этих критиков, всегда умнее и талантливее мещанина.
Особенно, эти истории про лжеавторов укоренились в России, потому что "новым русским" действительно кажется, что талантами могут обладать или аристократы, или богачи...
Ну а четыреста лет назад, жизнь была по свирепости, даже в "христианских" странах, сравнима с греческим рабовладением и потому, эти осовремененные ужасы стали так популярны в средневековье, а потом и возбудили интерес в театральных критиках, первым и главным из которых, стал немецкий классик Гёте...
Теперь мне становится понятна позиция христианского учителя и мудреца - Льва Толстого, который не считал Шекспира за талант и утверждал, что его просто "раскрутили" европейские театральные и литературные критики. Хотя в своей драме из народной жизни, с длинным название "Коготок увяз и птичке конец", он сам показал настоящий российский ад с убийствами и отравлениями, происходящие в мещанской среде. Однако в этой пьесе, Толстой старался показать, что без подлинной веры в страдающего Христа, ужасы "шекспировского масштаба" могут происходить в самой обывательской среде, без малейшего намёка на древнегреческую безысходность трагедии.
А трагедия - это по-гречески ситуация, когда человек пытается бороться с судьбой и представляющей её богами, а жертвами становятся герои мифов и сказаний.
Но в этот раз, мы увидели на сцене много крови, актёры кричали во все горло, музыка гремела нагнетая ужас, но поверить в происходящее было трудно - мешал и телевизор на сцене, и велосипед, на котором катался один из сыновей Медеи, и водка, которую привычно распивали на сцене разочарованные жизнью герои.
Древнегреческий хор изображали двенадцать актрис одетых в какие-то платья с вышитым греческим орнаментом на подоле. Но выглядели они в них, как кухарки из богатого дома и потому, нужного впечатления не произвели - древние страсти не стыковались с современными привычками и интерьером...
Да и сценография была вполне невнятной - декорациями служил двухэтажный дом с галереей - балконом, по виду кафе - шантан расположенный на втором этаже, а на первом - какие-то раскопки древнего кладбища.
Всё действие проходило в основном на просцениуме застеленном большим ковром, должно быть изображавшем гостиную в жилище Медеи и поэтому, непонятно было предназначение этой двухэтажной "дачи" на заднем плане...
И в итоге, я в очередной раз убедился, что перенос в современность исторических пьес не всегда удачен, в силу отсутствия вкуса и нежелания сохранить первоисточник в обстановке и атмосфере исторической достоверности...
Август 2014 года. Лондон. Владимир Кабаков
"Травиата" в частной опере, в Глайндборне.
Вместо эпиграфа:
"Глайндборн - это уникальное явление во всех смыслах. Глайндборн явился на свет волею одного-единственного человека, и из прихоти образованного богача стал национальным достоянием"
Дирижёр Владимир Юровский
...Мы едем в Глайндборн во второй раз. Нас, как и в первый раз пригласили туда наши друзья Питер и Марсия.
Вначале, Питер хотел заказать традиционный пикник с шампанским во время полуторачасового перерыва, но выяснилось, что погода будет дождливой и пришлось ограничиться ужином в ресторане.
Пока мы ехали и гуляли в парке перед концертом, дождя не было и удалось в полной мере насладиться не только великолепным шампанским, но и видами на окружающие Глайндборн холмы, с овцами на переднем плане, замечательным садом с подобранными по фактуре и по форме деревьями и цветами, и конечно замечательным прудом, тёмным зеркалом отражающим и живописные берега и фигурки людей в смокингах и вечерних платьях, гуляющих здесь перед началом представления.
На зелёной стриженной луговине, то тут - то там, группками и поодиночке сидели хорошо одетые джентльмены и леди, распивая шампанское и закусывая разного рода деликатесами.
Мы, устроившись на скамейке в саду, были скромнее и пили шампанское, закусывая его тортом, который испекла моя жена Сюзанна.
Не скрывая удовольствия, я снимал своих спутников и снимался сам, ощущая необыкновенную лёгкость обаяния буржуазной жизни, так не похожую на нашу с Су обыденную, демократичную жизнь, в маленькой квартирке в центре Лондона на Хаттон-Гарден.
Питер и Марсия, в отличии от нас, люди более чем состоятельные и потому, для них и смокинг и вечернее платье не в новинку...
Су знакома с Питером уже лет сорок, со времён общего студенчества во вновь выстроенном и открытом в Сассексе, неподалёку от Брайтона, университете. Су закончила факультет русской истории и философии и писала диплом по Владимиру Соловьёву, а Питер - инженерный факультет. После, они какое-то время жили в молодёжной коммуне, в Лондоне, на Грейп - стрит, почти напротив Британского музея.
С той поры они и поддерживают дружеские отношения.
Су долго жила в Союзе работая преподавателем английского в МГУ и в Ленинградском Политехе, а Питер делал карьеру и бизнес в новых информационных технологиях и преуспел в этом. Но все это время бывшие члены коммуны поддерживают дружеские отношения и встречаются несколько раз в год, на многочисленных дружеских "пати", в доме Питера и Марсии.
Об этой коммуне и истории жизней её обитателей, я расскажу в другой раз, а пока, возвратимся в Глайндборн...
Пред началом оперы, мы в очередной раз осмотрели здание оперы выстроенное всего двадцать лет назад и теперь, в отличии от старого зала, вмещающего тысячу двести зрителей.
Театр суперсовременный и в нём выступают светила оперной музыки со всего света. Прошлый раз, мы слушали здесь "Русалку" Дворжака, а за пультом стоял Ежи Белахлавек.
То представление запомнилось, надолго, но за пять прошедших лет подробности стёрлись и всё увиденное здесь, я воспринимал как в первый раз.
Зал сделан по последнему слову оперного искусства и потому, весь интерьер "задрапирован" специальными породами дерева, отчего звук становится мягким и "матовым". Партер и пять этажей балконов устроены так, что отовсюду хорошо видна вся сцена и удобно не только слушать, но и смотреть оперу.
"Травиата", которую мы до этого слушали в "Роял-опера" в Лондоне, началась увертюрой, во время которой зрители, в полумраке, различали за тонким прозрачным занавесом декорации первого акта и фигурку женщину, лежащую на софе на авансцене.
Сегодня становится традицией, что и во время увертюры, зрители могут видеть сцену и действующих лиц на ней - то есть, с самого начала задействован не только слух, но и зрение...
В первом акте, Виолетта, в светлом вечернем платье, принимала у себя светскую парижскую молодёжь. Богатые и знатные мужчины в смокингах и пиджаках с галстуками, девушки одеты в платья с шлейфами и без веселились от души, как это делают в обществе давно знающие друг друга люди. На сцене царила непринуждённая атмосфера богатого и весёлого дома "дамы с камелиями" - так называли в те времена, девушек не слишком строгого поведения. Среди гостей выделялся Альфредо, сын знатных родителей, который был безумно влюблён в очаровательную хозяйку салона, Виолетту.
У меня возникло ощущения присутствия на празднике молодых и беззаботных счастливых людей, которые вырвались хотя бы на время из общей атмосферы условностей и строгих правил светской жизни.
И я поверил, вспоминая свою молодость, что именно в такой обстановке можно влюбиться и страдать от страсти до безумия...
Голоса у певцов, постановка, строгая и современная сценография, всё отвечало высокому вкусу и подлинному профессионализму и я, с удовольствием отметил про себя, что здешняя постановка ничем не уступает постановке в "Роял-опера", а в чём то и превосходит её.
В зале сидели подлинные ценители оперы и они очень тонко реагировали на тонкости и детали отличного пения. Оркестром управлял Марк Элдер, чья фигура возвышалась над оркестровой ямой. Он внимательно и неотрывно смотрел на сцену, согласуя пение и управление оркестром, соразмеряя общий ритм сочетание музыки и пения .
Голоса были действительно замечательные, а актёрская игра достойна самой высокой похвалы.
Публика сдержанная и доброжелательная не мешала развитию сюжета драмы и аплодировала только тогда, когда возникали паузы для этого. Хотя я сам, несколько раз удерживал себя от аплодисментов, отмечая мастерство певцов в знакомых ариях - они помешали бы движению действия на сцене.
Не буду пересказывать сюжет, но стоит отметить сходство либретто "Травиаты" с оперой "Богема" и после драматизма "Бориса Годунова" или "Риголетто", всё происходящее на сцене, воспринимается как история, которая могла бы происходить и в наше время - даже болезнь и смерть героинь, не делает эти оперы, историческими драмами. Может быть эти обычные истории обычной жизни, потому нас и трогают за душу!
Надо отметить вкус и художественную меру постановщика оперы, Тома Кейрнса. Не было лишних декораций, световых и звуковых эффектов - всё было как в реальной жизни и сосредоточено на музыке, поддержанных естественной игрой и пением солистов. И поэтому, зрителя, начинали чувствовать себя свидетелями развивающейся бытовой драмы - лондонский филармонический оркестр звучал убедительно и певцы на сцене чувствовали себя комфортно.
Виолетта - Венера Джимадиева играла естественно и пела превосходно, отдаваясь страсти и страданиям болезни и разлуки с любимым. Альфредо - Майкл Фабиано, обладая сильным и красивым голосом, с подлинно итальянской страстью отдавался своим чувствам. Всем понравился и отец Альфредо - Эдди Вейд.
И конечно музыка Джузеппе Верди, подлинного итальянского мастера, очаровала всех.
Года два назад, мы побывали на родине этого замечательного композитора, где он почитается и по сию пору как национальный герой!
Действие оперы неумолимо подвигалось к концу второго акта, после которого последовал, традиционный перерыв в полтора часа.
Зрители, выходя из зала и направляясь в сторону ресторана горячо обсуждали достоинства оперного действа и постепенно растекались по всему зданию, устраиваясь в нескольких ресторанах и кафе театра на традиционный "оперный ужин".
Пошли и мы. Сели, за заранее заказанный Питером столик, с специально для нас отпечатанным меню нашего ужина. Было и великолепное красное вино, которым мы запивали дорогие деликатесы, беседуя обо всём, связанным с классикой и оперой. Стоило это, и билеты в оперу и ужин в ресторане, около трёхсот фунтов на каждого и для присутствующих, в отличии от нас, это была необременительная трата...
Говорили о классической музыке, о постановке здесь "Травиаты", о голосах и самой частной опере Гландборна, в которой выступают солисты и дирижёры мирового уровня.
А я, вспомнил и рассказал Питеру и Марсии, как лет тридцать с лишним назад, мы с Су и нашей дочкой Аней, были гостями в Кировском театре и нас водил по театру и знакомил с репетицией "Пиковой дамы" которую вёл тогдашний глава театра Темирканов, сам будущий маэстро Валерий Гергиев, тогда заместитель Темирканова...
И ещё я вспомнил, как маэстро Георгиев, уже возглавивший Кировский, присутствовал на одной из новогодних вечеринок в мастерской нашей приятельницы, художницы. Я тогда спросил его, чем отличался от новых русских исполнителей давний оркестр, и дирижёр Мравинский, тогдашний самый известный советский дирижёр,?
И Гергиев рассказал, что Мравинского боялись и уважали оркестранты, и слушались его беспрекословно. Если он говорил - тише, оркестр играл тише. Если он требовал - ещё тише, - то и оркестр почти замирал, исполняя веление дирижёра...
И ещё я помню, как почти сорок лет назад слушал "Седьмую симфонию" Шостаковича под управлением Мравинского, в Ленинградской филармонии.
Мне запомнилось из того концерта, чувство сильного смущения, потому что на улице была мокрая погода, а на ногах у меня были изношенные, дырявые башмаки. Я был там один и потому оставался наедине со своим смущением и неловкостью,
Седьмая симфония Шостаковича, на мой взгляд, одна из самых сильных симфоний вообще в классической музыке, потому что обстоятельства её написания и первого исполнения, поражают силой духа композитора и выражали драму жизни советских людей, во времена кровопролитной Великой Отечественной войны!
Когда мы закончили с ужином, на улице начал накрапывать редкий мелкий дождь. Мы сели на свои места в партере и опера продолжилась.
Драма жизни молодой пары разворачивалась на сцене в полную силу и Виолетта, давшая слово отцу Альфредо, покинула своего влюблённого, страстного и беспричинно ревнующего.
Декорации на сцене сделаны просто и со вкусом и ряд плоскостей на сцене, не отвлекали внимания зрителей, от того, что происходило на сцене.
Голоса становились всё лучше, страсти кипели и когда бедная Виолетта наконец воссоединилась с Альфредо, ей осталось жить совсем недолго!
И она умерла, а безутешный Альфредо и даже его раскаявшийся в своём бездушии отец, оплакивали судьбу этой замечательной девушки...
...Когда опера закончилась на улице было уже темно и шёл сильный проливной дождь. Мы шли к машине, оставленной на огромной многорядной стоянке под дождём, а потом, ещё почти полчаса ждали своей очереди на выезд. Ведь большинство зрителей приехали из Лондона на своих авто и потому, их скопилось на стоянках вокруг оперы, около полутысячи...
А дождь всё лил, и все ждали возможности тронуться с места...
Наконец подошла наша очередь и мы устремились, вослед кавалькаде машин, по узким сельским дорогам выводящих в сторону автострады на Лондон...
Приехали к Питеру домой около часа ночи и потому, остались ночевать в гостевой спальне, на втором этаже его дома.
А дождь всё лил и под его шум, мы попив чаю и уснули, слыша шелест капель по листве деревьев в саду...
С раннего утра, над домом, в сторону лондонского аэропорта Хитроу, зашумели моторами самолёты - большие, напоминающие громадных хвостатых серебристых акул в синем небе. Я проснулся в семь часов утра, увидел что на улице и в зелёном саду светит яркое золотое солнце и снова уснул удовлетворённо вздыхая...
В девять утра мы завтракали в столовой и разговаривали о Библии и особенностях различных христианских номинаций. У Марсии было несколько замечательно изданных Библий из Америки и Англии. Постепенно разговор перешёл на проблемы веры в современном мире и Марсия, в ответ на мои обличения неверующих ни в Бога ни в чёрта политиков, отметила, что и американские политики, формально верующие, внутри, в силу специфики политической деятельности, совершенные атеисты.
Потом мы поговорили о особенностях католичества и Культа Богоматери в нём. Хотя в Библии, роль Богородицы, даже не всегда положительная, однако, чтобы приспособить революционное учение Христа к обыденной, далеко не христианской жизни, именно её выдвинули на первые роли в христианстве.
Когда во Флоренции, мы ходили по галереям, то обратили внимание, что очень много в них Богородиц с Христом как младенцем, но почти нет изображений взрослого Иисуса из Назарета рядом с матеерью. Видимо такое превращение стало возможным, в условиях приспособления революционного учения к не христианским условиям жизни в средние века...
Разговор прервался на самом интересном месте, но было уже десять часов дня и нам надо было ехать домой. Питер, любезно согласился добросить нас до метро и мы сердечно расстались с Марсией.
Питер остановил свою машину напротив станции метро и мы прощаясь, тепло поблагодарили его и Марсию за замечательную поездку и интересные беседы за столом.
Только мы спустились на платформу, как подошла наша электричка и мы поехали в центр Лондона, к себе домой.
Начиналась обычная, наполненная мелкими делами жизнь, прерванная на сутки этой необычной поездкой в Глайндборн!