Аннотация: В решительные, опасные минуты жизни, проявляется человеческий характер.
"Подлинный характер проявляется тогда, когда человек находится в смертельной опасности".
Из кодекса самурая
...Алексей Чистов в этом году припозднился с поездкой в Сибирь. Всё лето он занимался ремонтом своего спортивного клуба, и потому, освободился только к первому октября. Договорившись в отделе культуры, что возьмёт себе трёхнедельный отпуск, он наскоро собрался и, как обычно, экономя деньги, улетел в родной город на ночном, самом неудобном, рейсе.
Самолёт, взлетев из Питера, через много часов ночного, почти бесконечного и утомительного полёта, приземлился уже рано утром в Сибири, когда местные жители отправлялись на работу. Разница в часовых поясах была приличная и потому, пять с лишним часов полёта, да эти приплюсованные часовые пояса составляли почти половину суток.
...Вынырнув из пелены серых дождливых облаков, самолёт, почти над самыми крышами, аккуратно, развернувшись, зашёл на посадку и когда благополучно приземлился, пассажиры зааплодировали, отмечая профессионализм лётчиков. У всех в памяти ещё были детали очередной авиакатастрофы на здешней земле, когда на развороте, да ещё во время ветра, самолёт "провалился" вниз, задел крылом заросшую кустарником луговину и рухнул на землю. Тогда погибло около ста пятидесяти человек, среди которых были и знакомые Чистова...
Выйдя из самолёта, Алексей непроизвольно понюхал влажный воздух, (давняя охотничья привычка) уловил запах осенней тайги, потом, прикрывшись воротником куртки от холодного дождливого ветра, спустился по трапу на землю и подхватив сумку на плечо, зашагал вслед остальным пассажирам к небольшому зданию аэровокзала.
Багаж получали в крохотной комнате и уже высмотрев свой чемодан, он увидел входящего в багажное отделение брата Максима.
- С приездом! - проговорил Максим и братья обнялись, похлопывая друг друга по спине. Потом Максим подхватил его чемодан, и они вышли на улицу. Неподалёку, на стоянке, стоял микроавтобус Максима, куда он и загрузил тяжёлый чемодан, указав старшему брату место рядом с собой.
Пока ехали до квартиры сестры, обменялись незначительными семейными новостями, а после, не выдержав, Алексей спросил
- Когда в лес-то пойдём? Небось уже и изюбриный рёв закончился?
- Ты знаешь, - неторопливо ответил брат, немного подумав и поглядывая на дорогу впереди:
- В этом году осень поздняя, лето было дождливое, и наверное быки ещё ревут. Во всяком случае мы были в прошлое воскресенье в Солнце-пади и там зверь ревел с вечера и под утро.
- Ну и что, добыли что-нибудь? Зверя видели? - спросил Алексей
- Да тут неувязочка получилась, - криво улыбаясь, стал рассказывать Максим.
- Мы с вечера водочки прилично выпили, а потом стали разговаривать - он аккуратно объехал дорожную колдобину и поясняя ситуацию продолжил:
- Выпили за приезд, а потом ребята разговорились... Легли поздно, вот и не смогли встать во-время. А когда пошли в лес, хорошо напившись чая, - он невольно вздохнул, - то быки уже замолчали и потому, мы, не солоно хлебавши вернулись к бивуаку и уехали домой...
- Зато выпили и посидели хорошо - он ещё раз вздохнул, как бы завершая этим свой короткий рассказ...
... У сестры, после тёплой встречи и чая с рюмочкой водки за приезд, братья, расставаясь договорились, что Максим привезёт завтра лесную одёжку, а послезавтра утром можно будет и отправится, на сей раз в сторону Байкальского хребта, оставив машину на дальнем таёжном садоводстве. На сём и порешили...
Через день Максим заехал за братом не утром и даже не днём, а уже под вечер. Оправдываясь перед братом и выруливая на дорогу от дома сестры, он рассказывал, что ему необходимо было до воскресенья получить подписи в конторе, которая заведовала распределением жилого фонда под съём.
- Я ведь тут выкупил квартирку у соседей, где недавно последний старичок умер и отремонтировав её, хочу сдать под книжный магазин. А чиновники, как обычно тянут резинку дожидаясь очередной подачки - вот и мурыжат меня уже с полмесяца...
- Ты ведь знаешь, у нас сейчас есть просто бандиты, и есть государственные чиновники - он невесело рассмеялся.
- А сегодня наконец подписали бумагу с утра и только потом уже стал собираться...
Пока бегал закупал продукты, пока собирал охотничью одёжку и резиновые сапоги, время пролетело незаметно...
Максим помолчал и через некоторое время продолжил:
- Ну ничего! Мы с тобой до ближнего зимовья по свету ещё успеем дойти и там заночуем. А завтра уйдём с утра в дальнее зимовье, на Половинку. Ты же помнишь этот домик, который на бережку речки стоит, в соснячке?
...Алексей это зимовье на Малой Половинной хорошо помнил, хотя с той поры как он побывал там в первый раз, прошло несколько десятков лет. Места там тогда были мало посещаемы и он видел следы косуль, изюбрей и медведей.
В тот раз, в одном месте ему даже показалось, что впереди, на широкой просеке, по которой проходила дорога, паслись матки изюбрей. Он тогда разволновался, долго крался прячась в молодом сосняке по краю просеки, а когда вышел к нужному месту, то там уже никого не было - может это ему только почудилось?
... Проехали через окраинный микрорайон, и Алексей вдруг вспомнил, что лет тридцать назад, когда здесь всё только начинало застраиваться, к одной из пятиэтажек по снегу ночью подошла косуля. Наверное её туда пригнали дикие собаки, одно время устроившие логово для своей стаи совсем недалеко от места новой застройки. Они вырыли норы на сосновом пригорке, заросшем ольшаником и там щенят по весне вывели...
Тогда, Алексея это возвращение к волчьей жизни домашних собак несказанно удивило - оказывается городские бродячие собаки очень недалеко ушли от своих диких родственником волков, и в течение нескольких лет существования без хозяина-человека, превращаются в настоящих хищных зверей, уничтожающих всё живое в округе на десятки километров!
Он вспомнил, что при его случайном появлении рядом с логовищем, несколько довольно крупных собак выскочили из нор и скрылись в лесу...
...Вспоминая былое, петляя по асфальтовому шоссе поднялись на водораздельный хребет, где с давних пор проходила грунтовая дорога в посёлок Мельничная Падь. Только тридцать или сорок лет назад, это была грязная глинистая колея, в которой даже грузовые машины могли утонуть по самый капот, а сейчас это было асфальтированное шоссе, уходящее за город на десятки километров...
Потом асфальт сменился грунтовой, но твёрдой дорогой, от которой во все стороны, уходили ответвления в лес, в сторону более чем десятка больших садоводческих хозяйств, стоящих на южных склонах водораздела там, где совсем недавно росли сосново-берёзовые леса, в которых он, в давние, почти детские времена, в конце лета, собирал грибы и ягоды.
Несколько раз они с приятелями попадали на грибные груздевые места в зарослях ольшаника и до сих пор Алексей помнит хрусткие, плотные, белые валики грибочков с мохнатой влажной паутинкой на исподе, прятавшихся один под другим.
И ещё помнит, как дома, уже зимой, они ели жареную картошку заедая её холодными, солёными груздями, заправленных лучком и растительным маслом...
... Вскоре незаметно проехали отворот на Скипидарское зимовье, в котором по молодости, Алексей ночевал неисчислимое количество раз и летом и зимой. В тех местах было несколько глухариных токов, куда по весне он приходил и в одиночку и с компаниями приятелей. Здесь он добыл на току, в замечательно красивом крупно-ствольном сосновом лесу своего первого глухаря, и эту охоту запомнил на всю жизнь!
В ту дальнюю весну, он пришёл тёмной, холодной ночью на токовище, услышал впервые загадочное "пение"-токование глухаря и увидел эту древнюю, крупную и сильную птицу, яростно призывающую на бой соперников со всей округи.
Кастаньетный перебор первой части песни сменялся яростным "точением" и этот момент, молодой охотник делал несколько шагов-прыжков и замирал, не дожидаясь окончания "точения".
Песней эту загадочную угрозу конечно трудно было назвать, однако чёрные, угрюмые птицы на красоту не претендовали, и уже миллионы лет их весеннее токование оглашало просторы тайги.
Алексей на мгновение представил себе, как давние предки человека вот так же в рассветных сумерках, напрягшись стояли в сосняке и поводя заросшими головами, вслушивались, в ожидании начала глухариных игр...
После гулкого выстрела в рассветной тьме разнёсшегося на многие километры вокруг, глухарь перестал петь и дрожать от звериной страсти, сделал несколько шажков по ветке, поводя своей костистой головой на толстой длинной шее, и упал, глухо ударившись мёртвым телом о землю под сосной.
Охотник в несколько прыжков подбежал к убитому глухарю, поднял его правой рукой за шею и когтистые лапы этой большой птицы достали почти до земли.
В том глухаре было около пяти килограмм веса, перья на шее отливали сине-зелёной древней патиной, а чёрные крылья с белым подхвостьем растягивались на целый метр в ширину.
Глаза глухаря были прикрыты серой плёночкой век, а над ними ало-красной, словно вышитой полоской, светились брови. Зеленовато-белый клюв был изогнут и выглядел опасно. Под клювом темнела длинными тёмными перьями бородка, которая во время токования тряслась в такт тэканью то ли от гнева, то ли от страсти.
Вторая часть песни была похожа на скрежетание - точения железа по железу - поэтому, глухариная "музыка" пугала своей первобытной воинственностью и неприкрытой агрессией...
... Пока Алексей вспоминал эти глухариные тока, Максим, проезжая через крупный лиственничник стоящий справа и слева от дороги, тоже вспомнил как однажды, идя здесь с сыном - подростком, вдруг услышал звон проволоки в сосновом подросте, на обочине дороги, рядом с грязной колеёй, а потом и увидел крупного рогача - изюбря, пытавшегося перебежать дорогу.
Быстроногий зверь запутался в обрывках телеграфного провода, протянувшегося в траве вдоль придорожной просеки - когда-то здесь стояла линия телеграфных столбов. Столбы со временем подгнили и упали, а стальная проволока, осталась на земле, прячась в траве и цепляя за ноги проходящих и пробегающих...
Максим, ошеломлённый чудесным появлением зверя, так нереально близко и совершенно неожиданно, автоматически вскинул свою двустволку и почти не целясь выстрелил, вначале пулей из левого ствола, а потом и из правого ствола, уже картечью.
Олень, запутавшийся в проводах вздрогнул после первого выстрела, потом неуверенно сделал несколько шагов волоча за собой зацепившуюся за копыта проволоку, а после второго выстрела упал и с громким стуком ударился одним рогом о крупный лиственничный пень...
Тогда, дрожа от возбуждения, Максим, с помощью немного испуганного и взволнованного сына, быстро разделал оленя, снял с него коричнево-шоколадную шкуру, вырубил из черепа красивые, симметричные рога, а мясо спрятал под валежиной, метрах в двадцати от дороги, и после, быстро возвратился за своей машиной в садоводство, расположенное километрах в двух от этого места... Оленина была жирная и вкусная, и они всей семьёй больше месяца ели котлеты и бифштексы, расхваливая быструю реакцию главы семейства, то-есть Максима...
... Наконец подъехали к последнему перед глухой тайгой садоводству и Максим посигналил, но никто не вышел из избушки сторожа, чтобы открыть ворота. Тогда, Максим выскочил из кабины, размотал цепь на металлических воротах, открыл их, загнал автомобиль внутрь и поставил его рядом с избушкой сторожа.
Стояла прозрачная солнечная предвечерняя тишина поздней таёжной осени. Откуда-то снизу, от болота, тихонько повевал прохладный ветерок, играя оставшимися на деревьях редкими разноцветными листьями. Солнце, двигаясь на запад скрылось за ближние сосны и прозрачные тени протянулись через участок, подступая к деревянному крыльцу небольшого домика сторожа...
Вокруг было пустынно, тихо и издали, словно подчёркивая молчание леса окружающего садоводческие участки, доносилось звонкое карканье таёжного ворона, призывающего своих соплеменников...
Алексей тоже вылез из машины, стоял и вертел головой во все стороны, вглядываясь в синеющий за болотом горизонт вдыхал горьковатый ароматный воздух нагретый солнцем за день и в нетерпении переминался с ноги на ногу, уже одев рюкзак и ожидая, когда Максим закроет машину и отправится вместе с ним в долгожданный поход! Именно такую тайгу он представлял себе долгие годы ожидания поездки в Сибирь и наконец, это случилось!
Через минуту, забрав из машины ружья и рюкзаки охотники, прикрыв ворота, вышли на дорогу и направились вперёд, в сторону настоящей тайги...
Вскоре, шагая среди высоких берёз и сосен по песчаной дороге, они вышли на берег широкой речной заболоченной поймы.
Раньше, лет тридцать-сорок назад, через речку в этом месте был деревянный мост и была настелена гать. Однако со временем всё заросло, заболотилось, покрылось кочками и теперь, перейти через речную пойму было совсем непросто.
Перепрыгивая с бревна на бревно, братья неторопливо, осторожничая, преодолели "водную преграду" и вышли на сухую дорогу, огибающую высокий широкий таёжный мыс, поросший сосняком с вкраплениями смешанного леса.
Эта дорога тоже была знакома Алексею и он помнил времена, когда по ней колхозники на машинах зимой вывозили, с обширных пойменных покосов заготовленное летом сено.
Сейчас, по прошествии долгих лет дорога покрылась грязью и в ней большие грузовики-вездеходы пробили глубокие колеи, заполненные мутной водой.
Через распадки, впадающие в широкую речную пойму, с тех ещё времён, тоже были проложены гати. Но так как на машинах здесь теперь и зимой не ездили, то гати эти сгнили и покрылись болотной травой. Однако по самой дороге, насыпанной здесь сразу после войны, почти семьдесят лет назад, идти было удобно и приятно.
На песчаном основании дороги уже выросла низкая травка, но грязи было немного и лишь изредка, в колеях на обочинах и посередине проезжей части, видна была осенняя мокрая дождевая вода, которую приходилось обходить по сухой кромочке.
Максим сразу вырвался вперёд, шагал широко, свободно и размашисто, несмотря на довольно тяжёлый рюкзак за спиной.
Не так было с Алексеем - он уже отвык от лесных монотонно трудных походов и потому, через некоторое время, лямки рамочного рюкзака стали врезаться в плечи и он, то и дело поправлял их, а свободной рукой, вытирал пот со щек и со лба. Резиновые сапоги были немного маловаты и потому, пальцы на ногах быстро уставали.
Но по большому счёту это были мелочи, к которым невольно приходилось приспосабливаться и на которые он старался не обращать внимания.
Зато, идя по этим дивным местам, Алексей вспоминал те или иные происшествия, случавшиеся с ним на этой дороге в давние годы...
... Однажды, в неглубоком распадке, по которому протекал небольшой ручей впадающий в таёжную речушку Хею, на заброшенных покосах он нашёл металлическую штуковину величиной с зимовеечную печку, но сваренную из толстых полос металла и с неширокими продольными прорезями.
Внутри этой "штуковины", валялась гнилая, неприятно пахнущая рыба. Подумав он понял, что это "приманка" для медведя, который найдя такую "непробиваемую" железяку с резким рыбным запахом, привязанную тросом к дереву, начинал "играть" ею, пытаясь достать запашистое лакомство изнутри. Зверь так увлекался, что забывал обо всём, шумел и недовольно рявкал. А в это время, к нему подкрадывались охотники и стреляли в расшалившегося лакомку. Чем эта затея деревенских охотников закончилась, он тогда так и не узнал.
В те годы, эту тайгу Алексей "исследовал" очень хорошо - он исходил её вдоль и поперёк, и мог, даже ночью, ориентируясь по Полярной звезде и считая пройденные пади и распадки, выйти в нужное место и в нужное время...
... В ту зиму, он в окрестных чащах случайно обнаружил медвежью берлогу, которую нашел и показал ему Рыжик, его охотничья собака! Как всегда это случилось совершенно неожиданно - берлога была выкопана зверем километрах в двадцати от города, чуть ниже "среднего течения" широкой пади, заросшей крупным сосняком.
Это место расположено совсем недалеко от большого глухариного тока, на который Алексей начал ходить давным-давно, и где он добыл уже в общей сложности с десяток "петухов"...
Рыжик тогда, а было это в начале зимы, ещё по мелкому снегу, на время исчез из виду, а потом, хозяин услышал его глухой, как показалось, далёкий лай.
Позже выяснилось, что берлога была примерно метрах в двухстах от охотника, но собака яростно лаяла в чело берлоги и потому, её лай был плохо слышен.
Идя к собаке и гадая на кого она лает, Алексей внезапно увидел чернеющее, уходящее в глубь земли отверстие и Рыжика, не останавливаясь лаявшего внутрь этой большой норы.
Это была первая берлога, которую он нашёл самостоятельно и потому, сильно взволновался и даже испугался. Поэтому, в одиночку добыть медведя он побоялся и был очень осторожен.
Руки и ноги охотника задрожали, когда он понял, что медведь дремлет в двадцати метрах от него, внутри этого тёмного отверстия. Непроизвольно, изо всех сил вцепившись в ружьё, он попытался отвлечь собаку и увести её, пока она своим лаем не подняла хозяина берлоги.
Зная, насколько чутко медведи спят в первую половину зимы, Алексей полушёпотом отозвал собаку, а так как она никак не хотела уходить от берлоги, взял её на поводок, и увел насильно...
Под Новый год, в конце декабря, Алексей, пригласив хорошего знакомого Александра Владимировича - старого охотника-медвежатника, приехали к берлоге на вездеходе - УАЗ-ике втроём, и оставив водителя у машины - он был не охотник и никогда не держал в руках ружья - они, осторожно ступая по скрипучему, промороженному снегу подошли к берлоге, найдя её быстро по затесям сделанным Чистовым в тот памятный день.
Он, "по сценарию" как и договаривались с Александом Владимировичем, "заламывал" чело длинной промороженной осиновой жердью, вырубленной на подходе. Алексей сверху, чуть наискосок просунул её в берлогу, а Александр Владимирович в это время выцелил и стрелил разбуженного, сердитого зверя...
Сильный зверь, стал затягивать жердь, которая перегородила вход в его зимнюю нору внутрь, и Александр Владимирович, с первого же выстрела, попал в мохнатую, коричневую башку, мелькающую на выходе из берлоги...
Не прошло и пяти минут после подхода к берлоге, как медведь уже был мёртв и охотники оживлённо переговариваясь, стали доставать его наружу. Они добыли тогда справного, очень быстро и очень просто жирного медведишку!
Об этой охоте, коротко, на ходу, Алексей рассказал Максиму сожалея, что рядом, тогда не было хороших зверовых собак. Молодого Рыжика, в тот памятный день, они не рискнули в одиночку отпускать на медведя, зато когда охота удачно закончилась, собака вдоволь потрепала уже неподвижного медведя, вздыбив шерсть на загривке и подрагивая всем телом от возбуждения и инстинктивного страха.
- Из-под собак, охота на берлоге намного интереснее, хотя и опаснее, -
закончил рассказ Алексей таким тоном, словно ему уже надоело вытаскивать добытых медведей из берлог...
... Солнце спустилось к кромке леса, когда охотники вышли на берег кочковатой, заросшей высокой травой долины, расоложенную при впадении речки Шинихты в реку Байсик. Чистая, быстрая речка, текла под невысоким берегом и Саша подумал, что в ней обязательно должна быть рыба, заходившая сюда на нерест из большого залива...
За неширокой речкой взгляду открывалась широкая, болотистая равнина, через которую, грязная, залитая болотной водой дорога переходила на другой берег. Прихватив по сухой длинной палке, братья осторожно, не торопясь, перешли через болото, выбирая менее мокрые места и двигаясь вперёд вдоль толстых брёвен, местами ограничивающих полузатопленную грязью, гать.
Там, где дорога поднималась на сосновый мысок, справа, в глубине, оесочка, метрах в пятидесяти от дороги, стояло маленькое ново срубленное зимовье, в котором Алексей, естественно ещё ни разу не ночевал.
Остановились в этом домике, сбросили рюкзаки и сразу стали разводить костёр и готовить дрова для печки. Потом он взял в руки ведро и пошел за водой. Пришлось возвращаться вновь почти к противоположной стороне гати на речку, потому что чистой, проточной воды в округе не было, а болотную набирать не хотелось.
В половине обратного пути, уже почти в сумерках, издалека, до него донёсся изюбриный рёв, и охотник на время остановился!
"Это километрах в двух, выше по течению Шинихты" - подумал он и постоянно прислушиваясь продолжил путь.
Когда Алексей возвратился к зимовью, Максим уже развёл снаружи большой костёр и растопил печь в зимовье.
Поставили кипятить чай и вскоре, заварив цейлонским чаем закипевшую воду, ушли в домик, сели там за стол, открыли дверь, чтобы светлее было, и стали ужинать. Максим прихватил с собой из города жаренную курицу, и Алексей с жадностью, ел с большим аппетитом чавкая и отдуваясь, запивая еду вкусным, ароматным горячим чаем.
Здесь он и рассказал Максиму об услышанном недавно изюбрином рёве. Максим не удивился, но сомневаясь, заметил:
- Может быть это охотники на трубу пытаются зверя подманить. Там, в склоне, зимовейка стоит и туда из Большого Луга, охотнички иногда заскакивают на мотоциклах...
Алексей после этих слов и сам засомневался - ему тоже показалось, что песня гонного быка была слишком тонкой по тону и короткой по протяжённости.
Тем не менее, закончив еду, уже в сумерках, они вдвоём вышли на дорогу и Максим, на своей самодельной трубке из алюминия, сбившись в первый раз, протрубил подражая голосу гонного оленя-самца...
Притихшая и потемневшая тайга молчала, а на тёмно-синем небе появились самые яркие звезды. Послушав ещё некоторое время и не дождавшись ответа, братья вернулись в зимовье и стали устраиваться на ночлег.
На нары расстелили ватные спальники, под голову подложили толстые пуховые куртки из рюкзака. Вздыхая и расправляя кости и уставшие мускулы, слушая треск догорающих углей в раскалённой печке, охотники заснули быстро и крепко...
Стены маленького лесного домика, были их защитой от диких животных и от ночных холодов, которые уже начинались в эту пору, по всей необъятной Сибири.
Засыпая, в жарко натопленном зимовье, Алексей вспомнил свои бесчисленные, осенне-зимние ночёвки у костра и невольно поёжился. Под утро в тайге, в конце октября, бывает уже порой крепкий минус, да ещё с инеем, а то и со снежком и спать, даже в толстом ватном спальнике было невыносимо холодно. Но ведь с собой всегда брали спальники тонкие и лёгкие, чтобы легче было нести переполненный рюкзак...
"Ну а здесь, как дома - думал он, расстёгивая спальник и стараясь сделать попрохладней внутри.
- Зимовье всё-таки божья благодать, - обращаясь к Максиму, произнёс он и широко, сладко зевнул. Через некоторое время глаза закрылись сами собой и усталое тело погрузилось в крепкий сон...
Утром проснулись в половине седьмого, когда на востоке, над лесом, уже поднимался золотой диск солнца. Быстро вскипятили чай, перекусили оставшимися кусками курицы с хлебом и тронулись в путь.
Вскоре, Максим ушёл в сторону и вверх, поднявшись лесом на сосновую гриву, тянувшуюся вдоль просторного болота, а Алексей продолжил путь по дороге.
Он несколько раз останавливался прислушиваясь, а потом, все-таки решился и попробовал реветь голосом, подражая гонному оленю - быку. Получилось неплохо и ещё постояв, послушав разгоравшееся вокруг погожее утро, тронулся дальше. И в этот момент услышал под высоким берегом широкого болота, вне зоны видимости, стук тяжёлых копыт.
Замерев на полушаге охотник долго стоял неподвижно, вглядываясь в заросшую густым кустарником речную пойму, стараясь уловить шевеление или движение в этой чаще. Но все было как обычно - тихо и недвижимо и он подумал, что ему всё это показалось: и топот копыт, и это инстинктивное беспокойство возникающие в присутствии других живых существ, пусть даже невидимых или не узнанных...
Чуть позже, Максим спустился с гривки и, встретившись у поворота дороги, охотники пошли дальше вместе, а через несколько часов утомительной ходьбы, наконец, добрались до таёжного зимовья, стоявшего на берегу левого притока речки Половинки, уже на водоразделе Байкала...
Расположившись в зимовье и разведя костёр на улице, отдыхая от длинного перехода стали варить чай, а потом уже готовить ужин. Пока Максим варил кашу с тушёнкой, Алексей сходил на сосновую гривку, возвышающуюся над речной долиной и идущую вдоль дороги, и посидел там под сосной, прислушиваясь и присматриваясь.
Было необычайно тихо и медленный закат солнца казалось продолжался бесконечно...
В какой-то момент ему показалось, что в чаще соснового леса за дорогой, послышалось точение токовой глухариной песни - в глухой тайге глухари иногда токуют и осенью. Но за день ходьбы он устал и потому, не решился в наступающих сумерках лезть в сосновую чащу, исследуя подозрительные звуки.
Ещё немного постояв на дороге, охотник быстро зашагал в сторону зимовья.
Подходя к зимовью уже в наступающей темноте, Алексей, сквозь заросли молодых сосенок заметил ярко-красные отсветы пламени костра, а когда подошёл ближе, то увидел неподвижно сидящего Максима, который уже пил чай, сосредоточенно разглядывая игру алых теней в высоком огне.
Устроившись рядом, брат стал есть кашу прямо из котелка, и в перерывах жевания рассказал, что ему почудилась песня глухаря с правой от дороги стороны.
- Да, тут есть ток, - оживившись откликнулся Максим.
- Прошлый год, я здесь добыл замечательно крупного глухаря, который в конце тока спустился на землю и по дороге, подошёл ко мне метров на двадцать. Я долго наблюдал и слушал его токовое пение ещё тогда, когда он сидел на высокой сосне, недалеко от этой дороги.
А потом, в чаще за моей спиной, заквохтала капалуха, глухарь слетел на землю и направился вразвалку в сторону "подружки". Тут я его и стрелил! Птица была удивительных размеров, а шея толщиной с мою кисть - завершил рассказ, Максим...
Ещё какое-то время они сидели, пили чай и молча наблюдали за игрой бликов яркого пламени. Дым от костра крутился в разные стороны, поднимаясь от костра неохотно и по кривой.
"Завтра может быть дождик, - подумал Алексей, но промолчал, а вскоре, когда костёр стал угасать охотники поднялись и ушли в нагревшееся зимовье...
Заснули быстро и ему приснился странный сон, в котором он потерялся в знакомой местности, и судорожно старался найти дорогу к собственному дому...
Под утро неслышно выпал небольшой снежок, перекрасивший окрестности из серо-коричневого, в пухово-белый цвет.
Выпив чаю и позавтракав бутербродами с солёным чесночно-ароматным салом, охотники закинув пустые рюкзаки на спину, вышли на дорогу и направились в сторону скалок - отстоев, высившихся на горизонте над таёжным хребтиком в том районе, откуда брала начало речка Правая Половинка...
Снег на дороге начал таять, в колее было скользко, ноги разъезжались и охотники выбирая места посуше, шли зигзагами, в основном посередине между колеями, а иногда и по обочине, сбивая резиновыми сапогами с высокой травы, капли воды от растаявшего снега.
Небо было темное и мрачное и казалось, что рассвет так и не перешёл в день. Лес потемнел и словно насторожился и эту мрачность усугубляли тяжёлые серые тучи, неподвижно повисшие над тайгой...
В какой-то момент, уже перейдя заросшую долину Правой Половинки, свернули с дороги в лес, и по ближнему распадку стали поднимаясь к невысоким скалкам, торчащим на верху, на гребне горы. Совсем низко над ними висели многослойные облака, под начавшимся ветром медленно двигаясь в сторону Байкала...
И тут, внезапно, оба услышали рёв медведя в нескольких сотнях метров от вершины распадка. Охотники резко остановились, оживлённо заговорили вполголоса, и решив проверить, что там происходит, держась поближе друг к другу стали подниматься вверх по распадку уже медленнее и осторожнее, стараясь держаться открытых мест, вглядываясь в каждое подозрительное тёмное пятно на склоне...
В какой то момент, они оба увидели мелькающего среди деревьев медведя, и остановившись, шёпотом заговорили. Максим достал из под куртки бинокль, пригляделся и неуверенно сказал:
- Кажется, он попал в петлю... Двигается из стороны в сторону, грызёт ветки... Но избавиться от неё не может...
Подойдя ещё ближе, охотники увидели, что зверь пытается освободиться от петли, закреплённой на высоком, толстом дереве. Медведь ещё не видел охотников и метался из стороны в сторону, грыз ветки окружающих кустов, а по временам пытался влезть на дерево, с намерением освободиться от металлического тросика, с каждым рывком, больно врезающегося в живот и под переднюю правую лапу - петля обхватывала переднюю часть туловища по диагонали и попавшая в неё лапа, мешала ему ослабить смертельный захват. Шерсть на медведе, намокла, сбилась чёрными влажными лохмами. Зверь устал, ему было больно каждый раз, как петля охватывала его грудину всё туже и потому, он злобно и визгливо рявкал, сопровождая каждый укол боли в измученном теле.
Видно было, что с этой петлёй зверь борется уже несколько часов и очень устал. Он подолгу отдыхал полулёжа, а потом, собравшись с силами, вновь бросался вперёд, но петля, в какой-то момент затягиваясь до отказа, отбрасывала его назад или в сторону и от боли, медведь ещё и ещё рявкал и пытался укусить себя за бок, в районе лопатки...
Братья на какое-то время, прячась за группой тесно стоявших деревьев остановились и стали решать, что делать?!
- Он уже не вырвется, - шёпотом констатировал Алексей, не отрывая взгляда от затихшего на время медведя.
- Нам надо его просто дострелить... А потом посмотрим... Если хозяин петли появиться - договоримся и объясним ситуацию...
- Да в такую погоду хозяин вряд ли пойдёт петлю проверять, - заметил Максим, оглядывая мокрую неуютную тайгу, раскинувшуюся по низу речной пади до самого серого горизонта.
- И потом, неизвестно когда он её поставил, может быть он о ней уже и забыл... Сколько таких петель я в тайге видел... День другой, такой любитель сходит её проверить, а потом уедет в свою деревню и про петлю забудет...
Подошли ближе...
Медведь, заметив мелькающие среди деревьев человеческие фигуры, насторожился, вздыбил шерсть на загривке, поднялся на задние лапы и стал вращая головой из стороны в сторону, принюхиваться. Братья уже отчётливо видели, что медведь попал в петлю и вырываясь из неё, погрыз все ветки вокруг, в радиусе трёх метров...
Когда люди приблизились на расстояние пятнадцати шагов, он вдруг кинулся в их сторону и в очередной раз остановленный петлёй, глухо заревел, продолжая ломать и грызть ветки...
Тогда, подбадривая друг друга взглядами и жестами, стараясь не отходить далеко один от другого, но и не мешая друг другу, охотники с приготовленными к стрельбе ружьями со взведёнными курками, дрожа от возбуждения, короткими приставными шагами приблизились к медведю на расстояние пяти метров!
Увидав людей так близко, зверь словно взбесился, бросался в их сторону, ревел и крушил ударами лап все вокруг, пока эту неистовую агонию не остановил выстрел Алексея почти в упор, под ухо, с правой стороны головы!
Медведь мгновенно, расслабленно упал - повалился на серую сухую траву и по его почти квадратному телу прошли смертельные судороги...
В последние минуты перед выстрелом, Алексей, словно забыв о существовании Максима тоже почувствовал, как звериный страх вперемежку с яростью, охватил и его.
Даже тогда, когда брат уже остановился и начал выцеливать зверя, он продолжал медленно продвигаться к приготовившемуся к схватке медведю.
А зверь, вздрагивая от внутреннего напряжения, смотрел маленькими тёмными злыми глазками на приближающегося врага, собираясь с последними силами для решающего броска...
Охотник приставными шагами продвигался к нему всё ближе и ближе, словно хотел со зверем схватиться в рукопашную.
Видя это, обеспокоенный Максим, не отводя ружья от плеча, дрожащим голосом спросил:
- Долго ты еще?.. Стреляй!.. Он ведь сейчас бросится!
Алексей уже не слыша этих слов и действовал на инстинкте хищника, который в редких случаях проявляется и в человеке.
С ним такое уже бывало в жизни, и не один раз. Последний такой случай проявился в пьяной драке, когда его приятель во время незначительной ссоры, вдруг сбил его с ног и он, падая со всего размаха на бордюр тротуара, ударился лицом о бетонную кромку, рассёк губу, сломал передний зуб и на минуту потерял сознание...
А когда пришёл в себя, то поднялся, догнал уходящего обидчика, и не сознавая, что делает, начал бить его яростно и умело...
Уронив очередным ударом своего соперника на землю, он, схватив приятеля левой рукой за шиворот, приподнимал его, взвизгивающего от страха и старался ударить ему в лицо.
Но тяжёлые удары попадали в голову и после каждого такого удара, противник жалобно вскрикивал - он тоже понял, что в таком состоянии Алексей может его убить и потому, почти плача от страха и боли, ноющим голосом умолял прекратить избиение...
Была поздняя зимняя ночь, фонари освещали пустынную улицу и дома вокруг смотрели наружу, на эту жестокую схватку тёмными провалами окон...
Тогда, вдруг очнувшись от внезапного яростного беспамятства, Алексей поднял с земли дрожащего от страха, не смеющего взглянуть ему в лицо незадачливого бойца, отряхнул его от снега и отправил домой, потому что тот боялся с ним остаться, боялся новой волны инстинктивного, убийственного гнева...
... И в этот раз, Алексей на мгновение забыл обо всём и видел перед собой только сильного и жестокого врага, и в тот момент, когда медведь выждав, с яростно клокочущим рёвом бросился на человека, охотник, хладнокровно нажав на спуск выстрелил, буквально с трёх метров!
И медведь с оскаленной зубастой пастью, остановленный пулей почти в воздухе, в прыжке, упал на истоптанную влажно-грязную землю и умер, уже ничего не видя и не чувствуя вокруг и в себе самом...
... Снег прекратившийся утром, как оказалось на время, вновь посыпался из низких, толстых мрачных туч и охотники разделав медведя и срезав мясо с круглых толстых и прочных костей, загрузив рюкзаки под завязку, отдуваясь, стали возвращаться в зимовье...
Там, разведя костёр и пообедав шашлыками из свежей медвежатины, братья решили не откладывая выносить мясо до проезжей дороги...
... На этом самая интересная часть похода закончилась и началась самая трудная. Братья охая и матерясь от усталости, стали спускать мясо добытого медведя вниз, к Байсику, куда уже могла подъехать их машина...
... Погода окончательно испортилась, поднялся сильный ветер, который кружил снежинки вперемежку с холодным нудным дождём, и шум леса заглушал все звуки.
Дорога намокла, стала скользкой и топкой. Груз медвежьего мяса вдавливал лямки рюкзаков в плечи и казалось, что все силы уже на исходе. Дыхание сделалось коротким и неровным и братья брели по дороге уже не вытирая пот со лба и только языком слизывая горькие солёные капли с губ и с носа.
Но Максим был посильней и повыносливей и потому, постепенно уходил вперёд.
Алексей терпел из последних сил, жевал свой язык и шёпотом матерился, отводя душу незамысловатыми ругательствами - ему казалось, что это помогает преодолевать усталость...
Наконец, они дошли до места, куда можно было с трудом, но подъехать на машине.
Свалив рюкзаки с плеч на землю, они повалились рядом друг от друга в мокрую траву и долго лежали отдыхиваясь. Потом, нервно посмеиваясь поднялись ощупывая изрезанные брезентовыми лямками рюкзаков плечи и покряхтывая от затихающей боли...
Но всё это было так привычно тяжело и так было в тайге всегда. Добыть зверя - это часто самая весёлая и интересная часть "программы", но разделывать и тем более выносить мясо из тайги -самая тяжёлая и неприятная часть охоты.
Поэтому, у многих охотников, в конце жизни, от этих непомерных нош и сверх нагрузок на сердце и позвоночник, начинались разные болезни и потому, многие охотники-профессионалы не доживают до шестидесяти лет...
Ну конечно, братья, сейчас об этом не думали!
...Спрятав мясо добытого медведя на обочине, они возвратились к машине налегке, обсуждая перипетии неожиданно удачной охоты и гадая, кто мог поставить эту петлю и почему этот кто-то, не пришёл освободить медведя от мучений раньше?
- Теперь уже точно, он не придёт проверять петлю, - проговорил Максим вслух мысль, которая тревожила их обоих.
- Если бы мы случайно не набрели на этого зверя, то он бы погиб и сгнил в этой дурацкой петле...
На этом и успокоились...
... Уже поздно вечером, сидя у Максима на загородной даче, охотники жарили свежую медвежатину и выпивая, рассказывали друг другу разные охотничьи истории, случавшиеся с ними на протяжении длинной таёжно-полевой жизни полной приключений...
Перед тем, как пойти спать, Максим собрался с духом и объявил Алексею:
- А ведь я потом, случайно глянул на эту петлю, на которую медведь попался и там, где она была закреплена за дерево, заплётка почти распустилась и осталась тонкая нитка проволоки, которая одна мешала медведю освободиться.
В своем последнем броске зверь мог эту стальную нитку порвать или выдернуть из тросика окончательно и тогда нам бы несдобровать
Алексей в ответ хмыкнул, но промолчал и зевнув проговорил:
- Что-то спать хочется. Сегодня был тяжёлый день!
2011 - 2022 годы. Лондон. Владимир Кабаков.
Остальные произведения автора можно посмотреть на сайте:www.russian-albion.com или на страницах журнала "Что есть Истина?": www.russian-albion.comќ ќ